Мир приключений, 1923 № 04

СТРАХ
Рассказ Тубериер Морриса

Было пять часов вечера. Двое муж чин и женщина пили чай за железным столиком в углу одного из парижских садов. Сад был чуть-чуть побольше половины тенисной площадки и состоял из кустов самшита, песчаных дорожек и розовых бегоний. Одной стороной он примыкал к оштукатуренному дому — Rue Barbet Jouy, 38; с трех других сторон его окружали толстые стены, увитые плющем. Раскидистые ветви платана с соседнего двора свешивались через одну из стен и бросали тень на столик, за которым капитан Перье и его жена беседовали с известным путешественником и охотником, графом Сирамон Делярозом.

Между мужчинами был поразительный контраст. Оба они были сильные, властные и высоко образованные люди. Но мужа мадам Лорье называли самым безобразным человеком во Франции, тогда как Деляроз слыл самым красивым мужчиной в Европе.

Когда капитан Лорье, совершенно спокойно, без тени хвастовства, заявил, что он никогда не испытывал чувства страха, мадам Лорье засмеялась. И когда к ней пристали с вопросом, что ее рассмешило, она покраснела и отказалась от объяснений; впрочем, бросила намек:

— В жизни молодого мужчины бывают два случая, когда он испытывает страх, сказала она; — в первый раз — когда он просит руки молодой девушки у ее родителей, а второй… впрочем, так и назовем его — второй раз… Если капитан Лорье скажет, что он не испытывал ни малейшего страха в каждом из этих случаев, — что «ж, значит, он, действительно, неустрашим, вот и все!

— Я не чувствовал страха, — произнес Лорье, — мне было только жаль твоего отца, у которого тогда был сильный насморк. А что касается второго случая, о котором ты говоришь, — я не знаю, что могло бы испугать меня, то — разве он был когда нибудь?

Мадам Лорье снова рассмеялась.

Бывают женщины, у которых все решительно прекрасно: волосы, глаза, нос, рот, зубы, руки, ноги. Мадам Лорье принадлежала к числу таких женщин. Кроме того, у нее был очаровательный смех, мелодичный, переливчатый, веселый, лукавый, незабываемый. Роскошь тропиков слышалась в нем. Так как она в действительности родилась во французской Вест-Индии, то очень возможно, что она восприняла этот смех, как заразу, от своей няни-негритянки. Слышать смех мадам Лорье значило смеяться вместе с ней и долго потом помнить, что смеялся всласть.

— Нет, право, — сказал Лорье, — не думайте, что я хвастаю! Я просто по натуре толстокож и невпечатлителен. Храбрый человек — это тот, который идет вперед, несмотря на чувство страха. Человек же, никогда не испытывающий страха, вовсе не храбрый. — Можно только сказать, что у него на редкость крепкие нервы, да, пожалуй, неповоротливые мозги.

— И вы в самом деле уверены, что не существует такого стечения обстоятельств, при котором вы бы пришли в ужас? — спросил Деляроз.

Капитан Лорье задумался, жена с улыбкой наблюдала его. Наконец, он проговорил:

— Да, я серьезно думаю, что это так. Никогда не зная чувства страха, я не представляю себе, на что оно похоже. Я никогда не испытывал его. А между тем, я побывал кое-где, многое испробовал — войну, авиацию… В юности я охотился и за львами… Ну, и конечно, чем человек становится старше, тем больше притупляется его чувствительность. Человеку, который между восемнадцатью и тридцатью девятью годами своей жизни ни разу не испугался, поздно уже начинать бояться.

Наступило продолжительное молчание. Мадам Лорье потихоньку зевнула, и, как бы желая наказать за дурные манеры свой пышный полураскрытый рот, побарабанила пальцами по губам. Прекращенный таким образом зевок превратился в улыбку, которая, обласкав сначала капитана Лорье, а затем Деляроза, казалось говорила — Ну-с, господа, что же дальше?

— Знаете, — обратился к ней Деляроз, — мысль о человеке, недоступном чувству страха, раздражает меня. Но если я готов допустить эту мысль, я отрицаю самый факт. И я уверен, что, будь в моем распоряжении несколько часов для приготовлений, я напугал бы вашего мужа до потери сознания!

У Лорье заблестели глаза.

— Я всегда любил сильные ощущения, — проговорил он, — я не знаю, на что похоже чувство страха, но это, несомненно, одно из самых знакомых людям переживаний, и, мне кажется, оно доставило бы мне величайшее наслаждение! Так испугайте же меня! Вызываю вас!

Мадам Лорье бурно рассмеялась. В наступившей затем тишине послышалось воркованье двух голубков, сидевших на соседнем платане.

— Принимаю ваш вызов, — сказал Деляроз. — Но вы неподатливый субъект, это может вскочить мне в копеечку. Что вы скажете насчет небольшого пари! Скажем, десять тысяч франков.

— Сколько угодно, — ответил Лорье, который, как и его друг, был богат. — Пусть десять тысяч… Ну, что же я должен сделать, чтобы испугаться!

— О, вещь давно известную, — проговорил Деляроз. — Просто пойти и в один заброшенный дом, отыскать там определенную комнату и провести в этой комнате десять минут. Если в течение десяти минут вы не почувствуете страха, я уплачу вам десять тысяч франков. В противном случае платите вы.

— А как вы узнаете, испытал ли я чувство страха или нет?

— Вы сами скажете мне, — кратко сказал Деляроз.

Капитан Лорье кивнул головой, оценив в этом ответе деликатное признание своей всем известной честности.

— Ну, а теперь расскажите мне подробные условия пари. В какой дом мне итти?

— Дом этот пользуется дурней репутацией, — сказал Деляроз, — стоит он в глуши сырого, темного и запущенного сада, где давно уже пересохли фонтаны, опавшие листья не убирались уже много лет, — а в дуплах деревьев гнездятся совы. Сад обнесен высокой стеной. Стены дома необыкновенно толсты, а в окнах двойные рамы, так что крик о помощи не может быть услышен снаружи. Вы хорошо сделаете, если захватите с собой револьвер.

— Ого! Значит, мне грозит нападение?

— Не нападение, а испуг.

— Где же это место, от которого отдает Эдгаром По?

— Оно находится на окраине Сен-Жерменского предместья. Некогда там жил известный затворник и естествоиспытатель аббат Клюн. Вы, вероятно, помните, что он был найден мертвым в одной из комнат своего дома с черной и посиневшей кожей и совершенно раздробленными костями — словно две исполинских руки катали его между ладонями до тех пор, пока не раздавили и не сплющили тело. Будучи при жизни человеком среднего роста, он после смерти казался футов семи росту…

— Но мой муж не должен пострадать! — воскликнула мадам Лорье; — никакого насилия, никаких грубых шуток!..

— Пострадает только его гордость и самомнение, — спокойно сказал Деляроз.

— Как же мне добраться до места этой поистине ужасной смерти? — спросил Лорье.

— О, кто-нибудь укажет вам дорогу, — отвечал Деляроз. — Дом называется «Змеиная Вилла». Вы найдете калитку незапертой и без труда проникнете в дом. Он очень большой, и комнаты для гостей снабжены номерами. Номер той комнаты, в которой вы проведете десять минут — тринадцатый. Это та самая комната, в которой бедного аббата Клюна нашли раздробленным и вытянутым на манер большой сосиски из человеческого мяса.

— Кто убил его? — спросила мадам Лорье.

— Не человек — теперь это выяснено, — ответил Деляроз.

— Аббат Юнон был натуралист, — сказал Лорье. — Последнее его обиталище называется Виллой Змей. Отсюда я заключаю, что какой-нибудь объект его наблюдений, скажем, какой-нибудь большой удав, привел его в такое состояние, чтобы проглотить. Однажды я видел тушу осленка, приготовленного для той же цели гигантским удавом, — и вид его в точности соответствовал вашему описанию трупа аббата Клюна.

— Ни змеи, ни следов ее в данном случае не было обнаружено, — заметил Деляроз.

— Едва ли она могла пережить хотя бы одну из наших парижских зим, — проговорил Лорье, — змеи и американцы не могут жить без искусственного тепла… Когда же мне отправиться на эту примечательную виллу?

— Завтра, в восемь часов вечера — вам подходит?

— Вполне!

— Меня прохватывает сладкая жуть при одной мысли, что на свете бывают подобные ужасы, — объявила мадам Лорье и обратилась к мужу с вопросом:

— А у тебя нет предчувствия, что в течение этих десяти минут случится что-то такое, от чего у тебя остановится сердце хотя бы на одно мгновение?

— Никакого! — отвечал он. И чтобы показать это, я завтра же утром заверну к Келлеру и куплю тебе кое-что на те десять тысяч франков, которые я выиграю завтра вечером, десять минут девятого!

Мадам Лорье залилась своим заразительным смехом. Она любила почти все, что поступало из несравненного Келлеровского дворца изящных домашних вещиц — приборы для маникюра и нессесеры, достойные того, чтобы храниться в музее.

Граф Сирамон Деляроз, прекрасный как бог, покосился на нее прищуренными блестящими глазами.

— Куда прикажите, сударь?

До войны шофер таксомотора был простым извозчиком, почему и сохранил багровый цвет лица и пурпурный нос. Выглядел он до свирепости отважным! Но когда капитан Лорье кратко ответил:

— В Сен-Жермен, на Виллу Змей, то красные щеки шофера побледнели, и он втянул голову в воротник своего пальто, словно вдруг озяб от вечернего воздуха.

— В Сен-Жермен еще куда ни шло, — пробормотал он, — я не отказываюсь; но на Виллу Змей — ни за что!

С этой позиции его, казалось, ничем нельзя было сдвинуть.

— Послушайте! — сказал ему Лорье, — на вас военная медаль, вы были ранены. Кроме того, как я замечаю, вы не так давно хлебнули кой-чего… Как же вы можете бояться пустого дома?

— Я не дома боюсь!..

— Чего же в таком случае?

— Чего?.. — Сдвинув шапку и почесав свою лохматую голову, шофер нашел, наконец, подходящее выражение — Меня пугает то, что в этом доме.

— Что в доме! Да, что же в этом доме?..

— Вот этого-то никто не знает, — ответил шофер, — и потому оно еще страшнее…

— Так вот, то самое, что вас пугает, меня как раз и интересует.

— Итак, мой храбрый соотечественник, вы подвезете меня настолько близко к Вилле Змей, насколько у вас хватит мужества. А остальной путь я пройду пешком.

Капитану Лорье поездка доставляла наслаждение; он был француз и путь его лежал через Париж. Револьвер он переложил из брючного кармана в карман куртки не для того, чтобы иметь оружие под рукой, а потому, что оно мешало ему.

Он жалел, что не взял с собою жены. Она могла бы подождать в автомобиле его возвращения из этой десятиминутной авантюры. Поездка доставила бы ей удовольствие. Он удивлялся, как она сама не предложила поехать вместе с ним. Известно, что женщины ужасно любят тратить большие суммы на таксомотор! Между тем, она даже не возмутилась перспективой обедать в одиночку и категорически отвергла предложение послать автомобиль за матерью.

— Женщины — странные создания, — размышлял он, — например, моя Диана, ненавидящая одиночество когда бы то ни было и в какой бы то ни было форме, вдруг решает, что обед в одиночестве и вечер, проведенный за книгой очень приятная и заманчивая комбинация. Напрасно я не заставил ее поехать со мной. — Он теперь сомневался, понравилось ли ей золотое зеркало, купленное уже на те десять тысяч франков, которые он собирался выиграть.

— Келлеровские вещицы такие простые и безыскусственные, — думал он, что только человек с утонченным вкусом может понять, как они прелестны.

О своей поездке он почти не думал. Подобно неопытному солдату, новичку на войне, он не любопытствовал узнать, что ему предстоит впереди. Неспособный испытать страх, он не обладал и воображением. Вилла Змей и комната номер тринадцать возбуждали в нем не больше любопытства, чем, например, мысль о новой квартире приятеля, которой он еще не видел, или о комнате в отеле, отведенной для него управляющим.

Но то, что его вовлекли в спор о храбрости, что ему приходится дать хотя бы скромное доказательство своей неустрашимости, было из рук вон плохо. Взрослому мужчине не пристало заниматься детскими забавами!

Таксмотор остановился, и когда капитан Лорье выпрыгнул на тротуар, шофер указал ему на проезд, непохожий ни на городскую улицу, ни на проселок. По сторонам его, кое-где перерываемые калитками, тянулись стены, а над ними черными массами на потемневшем небе вырисовывались деревья.

— Я не раз в дневное время проходил мимо Виллы Змей, — проговорил шофер, драматически понизив голос. — Три соседние с нею виллы пустуют со времени убийства. Это последний дом направо, перед лесом.

— Ждите меня здесь, — сказал капитан Лорье, — я задержусь не более получаса.

Он взглянул на часы, и скорым, беззаботным шагом направился к зловещему дому.

Ночь уже наступила, но темноту скоро рассеяла взошедшая луна, и запущенные виллы приобрели фантастический вид в игре света и тени. Лорье нашел незапертой железную калитку, которая легко и безшумно подалась под его рукой, словно петли недавно были смазаны маслом. Днем растительность сада должна была казаться скудной, выгоревшей и редкой. Но ночью, при луне, она казалась заколдованной, таинственной и прекрасной. Гравий и сухие увядшие листья шелестели и поскрипывали под щегольскими башмаками Лорье. Он легко взбежал по ступенькам крыльца, распахнул парадную дверь и остановился: его обдало спертым воздухом и едкой атмосферой сырости и гнили. Лестница в два пролета вела наверх. Полуоткрытое окно в глубине пропускало слабый свет.

Капитан Лорье быстро поднялся по лестнице и стал искать комнату номер тринадцать. Было уже около восьми часов. Чтобы разглядеть номера на дверях, приходилось зажигать спички. При свете третьей спички он увидал цифру «13», и, кинув взгляд на часы, убедился, что до восьми часов осталось ровно пол минуты. Он бросил спичку на пол, и, видя что она еще не погасла, наступил на нее ногой. Затем он толкнул дверь и вошел в комнату номер тринадцать.

Он очутился в большой старинной спальне. Окна были раскрыты, и луна, поднявшаяся довольно высоко, озаряла комнату. Кроме зловещего числа тринадцать, да, пожалуй, суровой, старомодной мебели, комната не являла ничего такого, что могло бы испугать. Правда, углы, куда не мог проникнуть взор, тонули в тени, и он помнил, что некогда в этой самой комнате нашли труп человека, загадочным образом вытянутый. Но в тенях не было ничего страшного или неестественного, а убитого ученого давно унесли и похоронили. Но здесь, как сейчас же заметил капитан Лорье, легко было схватить смертельную простуду, если побыть достаточное время. Сырость была такая, что ее можно было, кажется, осязать руками. Вдруг внимание его привлек чугунный радиатор отопления почти на уровне пола, совершенно поломанный.

— У Деляроза был в распоряжении целый день, и он мог хоть печку протопить! — подумал он.

Повернувшись к окну, он взглянул на часы. Прошло уже пять минут назначенного срока, и он улыбнулся при мысли, что выиграл уже половину десяти тысяч франков, и что до сих пор еще не сделано ничего, чтобы испугать его.

Но в тот самый момент, как он подумал о печке, до его слуха донесся целый ряд загадочных звуков, которые исходили из подвала дома и как рупором передавались по трубам водяного отопления. Кто-то тер и царапал трубы по всей их длине. Стенки труб скрипели и трещали. Через минуту ему казалось, что все эти разнообразные звуки концентрируются в трубе, ведущей в ту самую комнату, где он находился. Капитан Лорье вскоре убедился, что нечто живое и тяжелое пробирается наверх из подвала дома.

«Эти самые звуки слышал и ученый незадолго до своей смерти, — подумал Лорье. — Или должен был слышать, если бы не спал — предполагая, что он спал»…

Ему было приятно, что его теория насчет этого убийства сейчас будет проверена и продемонстрирована, и он ни в малейшей степени не удивился и не встревожился, когда в проломанной отдушине показалась плоская тупорылая голова с агатовыми глазами, и огромное туловище гигантского удава начало вползать в комнату.

Змея вползала отвратительно-медленно, воровато, зловеще.

Капитан Лорье взглянул на часы. До десяти минут девятого оставалось ровно две минуты, и уже двенадцать футов длины чудовищного констриктора влилось в комнату.

Голова удава, приподнятая почти на фут от пола, медленно колыхалась из стороны в сторону, а Глаза его, тусклые, немигающие, отвратительные, были неподвижны.

Капитан Лорье с интересом наблюдал гостью. Ему приходилось видеть змей в лесах и пустынях, но никогда он не думал, чтобы змея могла жить в заброшенном центральном отоплении и вдавиться в такое узкое отверстие. Он знал, однако, что голод и гнев могут привести в ярость и сделать молниеносно — подвижным даже огромного и полусонного удава, и когда в трубе оставалась еще футов двенадцать змеиного туловища, он выхватил револьвер, наклонился вперед, приставил стальное дуло оружия к холодной морде чудовища, выстрелил и мгновенно подался назад. Змея умерла очень спокойно для змеи. Голова ее, страшно разможженная, заметалась, судорога волнами и струйками побежали по телу, и через минуту она была совершенно или почти неподвижна.

Капитан Лорье сунул револьвер в карман и посмотрел на часы.

— Теперь Делярозу трудно испробовать что-нибудь другое, — подумал он, — срок уже истекает… А я все еще не испытал чувства страха!

В этот момент где-то у изголовья кровати раздался звонок телефона. Капитан Лорье перешагнул через убитую змею, нашел телефон, и приложил трубку к уху.

— Слушаю, — произнес он, — кто говорит?

— Это я, Деляроз. Ну, что, испугались вы?

Нет еще. Но в вашем распоряжении есть еще пол минуты.

— Более чем достаточно! — донесся до него голос Деляроза с каким-то надменным и неприятным оттенком — вполне достаточно! Многое можно успеть в пол минуты. Слушайте!..

Капитан Лорье послушно прильнул к трубке, и до его слуха донесся громкий, заразительный женский смех.

— Я слышу смех моей жены, — сказал капитан Лорье, — что же дальше?

— Ничего. Ровно ничего!

— Хорошо; но где вы оба?

Снова послышались переливы бурного хохота мадам Лорье, к которому присоединился теперь и смех Деляроза.

И Деляроз повесил трубку.

Кое-что молнией пронеслось тетерь в мозгу капитана Лорье, — такие вещи, которые в другое время показались бы ему пустяками. Ему вспомнилось, как однажды, будь он подозрительным человеком, ему положительно могло бы показаться, что они касались друг друга ногами под столом; как в другой раз волосы мадам Лорье, обычно тщательно причесанные, оказались растрепанными с левой стороны… Этот неудержимый, громкий, лукавый, ликующий, южный смех, полный намеков и тайных значений, казалось, эхом отдавался в ушах, — и таким же эхом звучал смех Деляроза — хриплый, наглый, бессовестный смех торжествующего соперника!

И тогда-то, в первый раз в свой жизни, капитан Лорье почувствовал страх…

Было десять минут девятого.

Он проиграл свой… заклад!