— Папа, почему эти музейные люди все такие большие? Неужели и дедушкин папа был таким великаном?
— Да, деточка, конечно. Ведь, и сам дедушка тоже не маленького роста, он у нас выше всех в семье, я почти на две головы ниже его, его рост равен без малого метру.
— Вот-то великанские люди они были, — восхищалась маленькая Дженни, переходя от витрины к витрине в первом зале городского историко-этнографического музея.
— Вот, папа, смотри! Этот мог бы меня положить себе на ладонь. Ну до чего же громадный! Вот-то, верно, было интересно жить в то время, когда люди были такими большими.
— Что ты, что ты, Дженни! Это великое счастье, что мы не жили тогда. Подумай, сколько пищи им было нужно, какое количество материи шло на их платье, как тесно было этим громадным, неуклюжим, неповоротливым людям в их домах и на улицах. Нет, хорошо, что люди одумались и перестали быть такими большими.
— Как, папа, одумались? Разве это от них зависело вырастать такими дылдами? Я думала, они от природы были такие.
— Конечно, конечно, но так как этот излишний рост не приносил им ничего кроме горя, то нашелся среди них один гениальный человек, сумевший исправить эту ошибку природы и давший возможность людям произвольно уменьшать свой рост. Ты обратила внимание, когда мы входили в музей, на большую статую в вестибюле. Человек в таком смешном длиннополом костюме и в шляпе в виде трубы?
— Ну, понятно же, папа, это памятник одному из древних людей.
— Да, доктору Пирсу, величайшему благодетелю человечества.
— Вот-то, верно, его любили и почитали, когда он был еще жив? Это давно было, папа?
— Это было ровно за 120 лет до твоего рождения. Но, должен сказать тебе правду, люди в те времена во многом отличались от нас, а не одним только ростом, так, они, например, зачастую давали своим великим современникам умирать с голоду, а нередко, случалось, сами волокли их на эшафот.
— Ну, папа, ты опять пошел говорить непонятные слова: «с голоду, на эшафот» — что это такое?
— Знаешь, Дженни, позволь мне не объяснять тебе этих слов. Пусть ваше поколение их совершенно забудет. Лучше, пойдем-ка в следующий зал, там собраны вещи наших длинных предков. Посмотришь, из каких громадных мисок они ели, из каких объемистых стаканов и чашек пили. Это прямо нечто невероятное!
И отец с дочерью перешли в другой зал.
Газеты сообщили своим читателям о преступлении, действительно небывалом в летописях криминальных происшествий всех времен и народов.
Уважаемый всеми профессор и старший хирург королевского госпиталя в Лондоне, Джим Пирс, был арестован но обвинению в занятиях вивисекцией, объектом которой являлись дети беднейших классов населения Лондона и его пригородов. Арестованный не отрицал инкриминируемого ему преступления, но отказывался признать его преступлением, так как вивисекция разрешена законом. Нет указания, что по закону ее объектами могут быть только животные. Пирс считал, что болевые ощущения, испытываемые при живосечении животными и людьми, совершенно идентичны и что он не видит смысла выделения в этом случае человека в особо привиллегированное положение.
Пирса решили подвергнуть испытанию в отношении умственных способностей и в зависимости от результатов ему грозит или смертная казнь через повешение, или пожизненное заключение в доме для душевно-больных.
В ближайшие же дни это испытание, действительно, произвели, и оно не дало никаких указаний на ненормальность Пирса. На самые казуистические вопросы своих коллег-психиатров он давал вполне толковые ответы, не горячась, не раздражаясь, не говоря не только нелепостей, но поражая экспертов силою своего далеко недюжинного ума.
И тем не менее комиссия долго колебалась признать его душевно-здоровым. Слишком непонятно было, как умственно нормальный человек мог совершить такое преступление.
В конце концов психиатры признали его здоровым и ответственным перед судом. В их глазах он, может быть, и заслуживал снисхождения, так как, видимо, был увлечен какой-то научной идеей и только ей принес в жертву 67 детских жизней, угасших под его любознательным ланцетом. Ведь, все равно, эти дети самым фактом своего рождения в Уайтчепеле[3] уже были осуждены на преждевременную смерть или на моральную гибель в будущем.
Улики — 67 детских скелетов, зарытых в саду докторского дома, — были легко обнаружены, преступник не запирался в своем преступлении; свидетельницы, — некоторые из матерей замученных Пирсом младенцев, — явились добровольно, так что предварительное следствие не затянулось, и доктор Пирс предстал пред судом присяжных раньше, чем в обществе остыл интерес к его личности.
Понятно, что зал суда не мог вместить и сотой доли желавших попасть на разбор дела. Пришлось установить перед пюпитром адвоката и перед скамьей подсудимых микрофонные приемники уличных громкоговорителей. Это дало возможность как бы невидимо присутствовать в судебном зале сотням тысяч любопытных, толпившихся перед общественными аппаратами, или слушавших судебные дебаты, не выходя из дома, в свои телефоны.
Обвинительный акт не прибавил ничего существенного к тому, о чем публика уже знала из газет. Доктор Пирс в операционной комнате своего особняка истязал в течение почти десяти лет сотни крошек, производя над ними какие-то физиологические опыты. В результате его бесчеловечной жестокости 67 малюток скончались под хирургическим ножем или вскоре после операции и были тайно погребены в глухом углу сада. Неустановленное число детей, возвращенных после перенесенных пыток их матерям, обратилось в полных калек и умерло впоследствии от разных детских болезней, часть же выживших осталась карликами, не обнаруживая естественного в детстве быстрого увеличения роста.
Так, Джошуа Напкин, мальчик 8 лет, по измерении оказался равным всего 35 сантиметрам, что немногим превышает тот рост, который он имел в момент появления на свет. Елисавета же Грей, девочка по десятому году, достигнув к восьми годам роста в 80 сантиметров, с тех пор перестала расти и, надо думать, так и останется карлицей.
На вопрос председателя суда, признает ли себя доктор Пирс виновным в означенных преступлениях, подсудимый повторил то же, что сказал в момент ареста, что совершенных деяний он не отрицает, но трактует их не как преступления, а как обычные для врача и физиолога опыты над живым материалом.
Когда же председатель выразил удивление, что Пирс пользовался для своих жестоких опытов детьми, а не животными, последний заявил, что обыкновенно он и производит свои исследования над животными, но в данном частном случае ему были необходимы или детеныши человекообразных обезьян, но достать он смог только детей, которые вдобавок и стоили значительно дешевле.
Он, Пирс, отнюдь не отрицает, что вивисекция является одним из самых ужасных путей достижения знания, но, к сожалению, иногда это единственный путь. Его лично, как человека по натуре не злого и сострадательного, и самого возмущает неумеренное прибегание к вивисекции и варварство, проявляемое при занятиях ею многими студентами и врачами. Сам он всюду, где это только возможно, при вивисекции применяет общий наркоз или частичную анэстезию оперируемых им объектов. Так поступал он и со всеми оперированными им детьми. Смерть 67 из них Пирс объяснил своим неумением в первое время производить интересующую его операцию так, как ее нужно производить, и как он ее делает в настоящее время.
На вопрос, в чем состоит эта операция, подсудимый сказал, что она сводится к полному или частичному удалению одной внутренней железы (он назвал ее по латыни), целью же удаления таковой является приостановка роста оперируемого.
Когда же председатель спросил, для какой цели он стремился указанным оперативным путем получать карликов, профессор пояснил, что чистая наука в своих исследованиях не задается теми или иными целями практического характера. Производя свои опыты, он совершенно не задумывался над тем, к чему могут оказаться пригодными люди такого маленького роста, его просто интересовало разрешить задачу превращения нормального человека в пигмея. Эту задачу, как суд может убедиться, он разрешил блестяще, так как в числе свидетелей профессор с удовольствием видит двух оперированных им несколько лет тому назад малюток, рост которых приостановился. С годами, он надеется, будут обнаружены еще два-три десятка таких искусственных лиллипутов из числа тех детей, которых он оперировал сравнительно недавно. Именно эти последние операции, необычайно легкие для хирурга и безболезненные при соответственном местном наркозе для оперируемых, он считает гарантирующими уменьшение человеческого роста до 80–90 сант.
— По зачем, зачем? — не выдержал председатель.
Пирс пожал плечами…
Показания врачей, привлеченных в качестве экспертов, сводились к следующему: Пирс действовал в полном уме и твердой памяти, операция, им открытая, может быть производима безопасно для жизни и здоровья детей; оперированные дети ничем, кроме роста, не отличаются от своих сверстников, они также пропорционально сложены, внутренние органы их функционируют нормально, умственное развитие соответствует возрасту.
Эксперты единогласно опровергли опасения обвинителя, сославшись на полное развитие умственных способностей у естественно рождающихся карликами. Так, например, знаменитый в свое время карлик Том Пус, рост которого был равен 72 сантиметрам, и русская карлица Башкирова 63-х сантиметров высотою, славились своим остроумием. Ум вообще зависит не от абсолютной величины мозга, а от относительной и от большего или меньшего количества мозговых извилин. Лучшим доказательством этого служит тот факт, что собаки мелких пород зачастую оказываются более умными, чем крупных. Заканчивая свой отзыв, врачи подчеркнули, что никаких практических, а тем более корыстных целей Пирс своими операциями не преследовал. Это были чисто научные исследования тайн строения человеческого организма.
На Этой-то практической бесцельности производившихся Пирсом операций и построил прокурор свое обвинение. Он не отрицал существования взгляда, что жестокие подчас опыты над отдельными индивидуумами оправдываются пользой, выносимой из этих опытов всему человечеству, но он считал более верным противоположенное мнение, что никакое проблематическое благо в будущем не может оправдывать учинение зла в настоящем. В данном же случае не имеется почвы для оправдания подсудимого и в глазах защитников зла ради будущего блага. Ни эксперты, ни сам обвиняемый не могут указать, какой смысл имеет производимая Пирсом операция, стоившая жизни 67 будущих граждан Великобритании.
— Сегодня, — возвысил голос прокурор, — Пирс предает мучительной смерти 67 невинных малюток, чтобы узнать, как уменьшить человеческий рост. Завтра — другой ученый отравит кого-либо из нас, чтобы узнать, как корчится человек в предсмертных конвульсиях и т. д. Нет! В лице Пирса мы должны указать господам ученым экспериментаторам, что как ни высоко мы ставим науку, но ее адептам мы не позволим удовлетворять свою любознательность ценою жизни нашей и наших детей. Пирс должен быть беспощадно наказан за свое возмутительное преступление, и он будет наказан.
Защитник возражал прокурору, что в истории науки имеется не мало примеров, когда открытие, считавшееся современниками практически бесполезным, находило у потомков многочисленные утилитарные применения. Нельзя на основании предположений самого Пирса и ученых экспертов a priori отрицать возможность использования операции, придуманной его подзащитным, в практических целях.
— Что сделал мой подзащитный? — вопрошал адвокат. — Он принес в жертву науке 67 младенцев, для которых смерть в этом юном возрасте была лучшим исходом их несчастного существования. Разве это уж такое большое преступление в сравнении с тем, которое совершают все народы, посылая свою молодежь драться под теми или иными знаменами?
Председатель остановил в этом месте защитника и попросил его не касаться политики.
— Оставим в покое политику, — согласился оратор, — и перейдем к политической экономии. Кто же не знает, что 67 младенцев Пирса — это капля в море преждевременно прекращаемых насильственно детских жизней в нашем высоко цивилизованном обществе. Быть может присутствующие еще помнят драму в Орнесби у Ярмута? Это было в 1925 г. Отец и мать убивали рождавшихся у них детей и закапывали их трупы в подполье[4]. Сколько таких никем не открытых убийств, и убийств еще не родившихся детей совершается в мире? Миллионы! Таковы социальные условия нашего времени.
Председатель вторично прервал адвоката и посоветовал ему в своей речи не касаться социальных условий.
Сказав еще несколько общих фраз, защитник закончил их следующей тирадой:
— Польза от изменения человеческого роста, от уменьшения его вдвое или даже вчетверо, нам не ясна, но в будущем она, может быть, послужит для решения тех вопросов, касаться которых я председателем лишен права. Кто знает, не осудят ли нас, судящих Пирса, политические и социальные реформаторы грядущих веков? Остережемся же лишать человечество, и так не богатое выдающимися работниками научной мысли, одного из славных, хотя и заблудших представителей адептов науки. Вспомним, что хирургический нож, убивший 67 младенцев, в тех же руках спас жизнь сотням взрослых. Обрекая на смерть профессора Пирса, вы подпишите смертный приговор и всем тем страдальцам, которых в будущем еще могла бы спасти его уверенная рука.
Свидетельница Сарра Напкин попросила слова и сказала:
— Насколько я простая, необразованная женщина, поняла в речах господ, дело идет о том, с пользой или без пользы производил свои операции над детьми доктор Пирс? Так вот я, Сарра Напкин, говорю, что — с пользой. Я за Пирса всю жизнь буду небо молить. Что такое мой Джошуа былбы без Пирса? А как все его товарищи — хулиган уличный и карманный воришка. Наши Уайтчепельские мальчишки другой дороги не имеют. А Пирс открыл нам ее, эту дорогу. Вырезал мальченке какую-то дрянь из живота и перестал мальченка расти. Скажете, какая из того прибыль? А такая, что мне теперь антрепренер за него по 6 фунтов в месяц платит и будет по контракту платить, пока малец не перерастет полутора футов. Ну, как тут говорить, что без пользы? Не учиться мальчику не надо, ни работать. Сиди себе в балагане, да давай на себя смотреть добрым людям. Только и всего! Нет, нам, беднякам, Пирс большую пользу принес, и я прошу господ судей не оставить этого без внимания.
Когда Пирсу предоставили последнее слово, он встал и… улыбнулся.
Так неожиданна была эта улыбка, что у всех присутствовавших, устремивших жадные взоры на лицо подсудимого, дрогнуло сердце: он сошел с ума, — мелькнула общая мысль.
— Господа судьи! Если в вопросе моего осуждения или оправдания играет роль практическое следствие моей теоретической работы, квалифицируемой вами, как преступление, то я сейчас, во время дебатов сторон и бесхитростной речи свидетельницы Напкин, нашел это следствие.
Насколько я медик, далекий от политико-экономических знаний, могу судить, чисто практическая польза открытой мною операции должна оказаться необычайно значительной. Мой уважаемый защитник, вероятно, совершенно прав, предполагая, что мое открытие будет утилизировано реформаторами человечества.
Ухудшение питания английского пролетариата и мелкой буржуазии в сравнении с тем, как они питались во времена Диккенса и Вальтер-Скотта, факт общеизвестный. На континенте Европы хроническое недоедание беднейшей части населения стало общественным бедствием. Мир становится человечеству тесен, увеличение численности населения опережает соответственное увеличение количества пищи.
Еще в 1925 г. Исследовательский Институт в Мельбурне указал, что к 2165 г. население земного шара достигнет колоссальной цифры в 14.800.000.000 человек. Земля же при самом интенсивном развитии сельского хозяйства сможет прокормить, и то впроголодь, максимум 13 миллиардов людей.
Правда, еще в 60-х годах прошлого века русский химик Бутлеров указал человечеству путь к искусственному синтетическому изготовлению пищевых веществ. Скончавшийся несколько лет тому назад германский ученый Эмиль Фишер далеко зашел на этом пути. Он теоретически, можно сказать, вполне доказал осуществимость питания искусственной пищей. Но, к сожалению, «далеко от чаши до губ», далеко от лабораторных методов синтеза питательных веществ до изготовления их фабричным путем. Сумеют или не сумеют техники поставить синтезирование пищи экономически выгодно, так, чтобы она обходилась не дороже естественных продуктов, Этого мы не знаем. Достоверно нам известно одно, что перед человечеством остро стал вопрос недоедания, и острота его будет год от года расти.
Благодетельное само по себе уменьшение смертности и увеличение средней продолжительности жизни только способствуют обострению вопроса. Также неблагоприятно отражаются на нем растущие успехи профилактики и терапии. Бичи человечества: туберкулез и эпидемические болезни, потеряли свою губительную силу.
Чтобы не умереть от голода, человечество либо должно отказаться от деторождения, от роста своей численности, либо от присущей от природы высоты роста его отдельных индивидуумов.
Возможность пойти по этой дороге и открылась перед людьми, благодаря придуманной мною операции. Сделайте ее законодательным путем обязательной для всех отныне рождающихся детей, как обязательна прививка оспы, и угроза перенаселения земного шара отодвигается на целые тысячелетия.
Убив неумышленно 67 детей, я даю возможность появиться на свет миллиардам.
Их смерть открыла людям дорогу к произвольному усовершенствованию своего организма. Согласитесь, что если человек может быть вполне сытым, съев вчетверо меньше, чем он съедает сейчас, это равносильно тому, как если бы наши запасы пиши возросли вчетверо. А для этого стоит только вдвое уменьшить средний рост людей.
Это ли не величайшая практическая польза моих теоретических изысканий?
Я не говорю уже о том, что человек, уменьшив свой рост вдвое, а, следовательно, поверхность тела вчетверо и объем в восемь раз, получит целый ряд экономических и физиологических преимуществ.
Материй на одежду мужчинам и женщинам, оперированным в детстве по моему методу, всю жизнь будет требоваться столько же, как современному ребенку. Это опять-таки равносильно тому, как если бы наши фабрики вчетверо увеличили свое производство, потребляя прежнее количество сырья, топлива и рабочих рук.
В домах людям будущего станет просторно жить и легко дышать, так как каждому из них понадобится меньшая площадь и кубатура воздуха.
В сравнении с нами эти люди-пигмеи, сверх того, будут силачами. Они вдвое быстрее будут ходить, бегать, плавать, подниматься по лестницам, они легко смогут нести на каждом плече по такому же, как и они, человечку. Попробуйте-ка это сделать вы!
Они лучше нас будут противостоять травматическим повреждениям, их кости, хрящи, сухожилия и кожа будут относительно вдвое прочнее наших.
А как они смогут прыгать!
Для нас пределом безопасной высоты прыжка является высота, равная нашему росту, — для них она вдвое превысит их рост.
Правда, относительная мускульная сила новых людей останется той же, но так как быстрота движений возрастет вдвое, то вдвое же возрастет и работоспособность.
Чем более я думаю над практическими последствиями, которые могут вытечь из моих изыскания, тем более проникаюсь убеждением, что я, случайно, сделал одно из величайших открытий, когда либо выпадавших на долю ученого.
Его горизонты так широки, что я сам еще не в силах их охватить. Это за меня сделают впоследствии другие.
Знаю одно, что польза, которую я принес людям, с лихвой искупает мою вину перед ними, если только меня можно признать вообще виновным.
Я кончил и отдаюсь на ваш суд!
Председатель в своем резюмэ, упоминая о последнем слове подсудимого, счел долгом указать присяжным, что та проблематическая польза, которую в далеком будущем, быть может, извлечет человечество из преступления, совершенного доктором Пирсом, не руководила преступником в то время, когда он творил свои злодеяния.
Если наследники какого-либо богатого старика окажутся в выгоде от того, что он будет убит ночным громилой, то это обстоятельство, как известно, отнюдь не является смягчающим вину убийцы.
— Надеюсь, что присяжные сделают из этого надлежащий вывод.
И вывод был сделан.
После недолгого совещания присяжные вернулись в зал суда и старшина их прочел:
«На вопросы: виновен ли профессор Пирс в умышленном причинении тяжких увечий приблизительно двум стам детей, в возрасте не свыше одного года, последствием каковых увечий было 67 установленных смертных случаев и два установленных случая прекращения роста? И если виновен, то заслуживает ли снисхождения? — присяжные единогласно отвечают: „Да, виновен. Нет, не заслуживает“».
Председатель покрыл голову черной шапочкой. Судьба Пирса была решена…