Мир приключений, 1928 № 08

ЯНТАРНАЯ СТРАНА

Рассказ С. ГОРБАТОВА

Иллюстрации А. ПОЗЕНА

Когда я вспомнил о Грэндрейне, то вижу, что обыденная жизнь и время не вытеснили из памяти его образ и многое из этой единственной чудесной страницы моего существования.

Тем, кто прочтет мои записки, интересно Знать, как встретился я с ним. Для них я опишу нашу первую встречу. Однажды, объезжая окрестности западно-африканского городка, я остановил вороного коня на вершине каменистой гряды. И здесь, в этом желтом просторе песков, меня не оставляли мысли о тайнах, погребенных в недрах земли, о новейших открытиях в истории человечества, перебросивших мостки между древними цивилизациями Америки и Африки. Все ли известно пытливому человеческому уму, или ему предстоят еще новые и новые открытия в истории мира?

Мой черный друг внезапно заржал. Я огляделся, но ничего не увидел, Тогда я взглянул в полевой бинокль: он выхватил из ландшафта кусок песчаных дюн, ребра коричневых скал и всадника на белой лошади. Через седло его было перекинуто точно тряпичное, безжизненное тело. Над желтым морем конь казался блестящим. Всадник-женщина приблизился.

— Город! Далеко ли город?

— За этими холмами!

Белый конь рухнул, уткнувшись розовыми ноздрями в песок, Ноша глухо ударилась о землю, Всадница успела во время соскочить со своего коня; она едва держалась на ногах.

— Он жив? — спросила женщина и нагнулась над безчувственным телом, лежавшим подле лошади.

Я взял руку незнакомца; пульс едва бился.

— Он жив, но кто это?!

— Не знаю, не знаю, — пробормотала всадница. Я нашла его в песках, Он умирал от голода, жажды и усталости. Он нес сокровище. Раскройте его мешок.

Я раскрыл, В мешке лежали громадные шлифованные куски янтаря желтого, зеленого, красного, огненно-оранжевого цвета. Со дна я достал последний кусок необычайной чистоты и прозрачности, зеленый янтарь, граненый в форме куба. Грани вбирали солнечный свет и излучали его на странную птицу, замурованную в янтаре. Красногрудая, с голубыми крыльями, она повернула на бок черно-зеленую головку и глядела на меня из камня, словно готовясь взлететь. Чья-то искусная рука мгновенно остановила жизнь, окружив птицу зеленой, светящейся массой. Чудо природы или мастерства было в моих руках? И я невольно связал этот кусок янтаря с мыслями о тайнах, погребенных в пустыне.

Я забыл время, проведенное около постели незнакомца, и помню лишь ночь, когда я, спасенный — его звали Грэндрейн, — и всадница на белом коне — Марион — выехали с караваном в пустыню.

Мы ничего не знали о неведомой стране, куда вел нас Грэндрейн, но нас влекло к нему, мы пошли не задумываясь, охваченные безудержной страстью приключений.

Он ехал впереди, не справляясь ни с компасом, ни с картой, Мне кажется, что он намеренно кружил, сбивая со следа, чтобы ни я, ни Марион, ни надсмотрщик за неграми-рабочими Астон, ни негр-дагомеец Гонагойа — никто не мог бы найти вторично этого пути. Я не вел счета дням. Безбрежные пески изо дня в день окружали нас. Но однажды перед караваном всплыли из-за горизонта силуэты гор. Огромные скалы, выветренные, складчатые утесы, словно встали на дыбы, схватившись друг с другом в жарком рукопашном бою, а рядом зияли бездонные провалы, пожравшие низвергнутых каменных гигантов. Скалы справа, слева, спереди и сзади. Негры испуганно смотрели на угрюмые отвесы черных скал. Четыре томительных дня мы кружили среди каменного хаоса. И вот, после самого утомительного перехода по трещинам иссиня-черной скалы, мы выехали в удивительный цирк Янтарной страны. Горная завеса прорвалась. Перед нами лежало темно-голубое озеро, окаймленное густой зеленой чащей, а кругом него уходили в поднебесье черные скалы, отрезая этот цирк от внешнего мира.

Гонагойа протянул длинную руку гориллы к озеру и пересохшими губами повторял:

— Мираж! Мираж! — Марион разочарованно спросила:

— Неужели это только мираж?

— Нет, это действительность, — произнес уверенный голос.

Грэндрейн дрожал от волнения и тяжело дышал.

— Да, действительность! Это моя страна, отныне — моя родина— Янтарная страна куцимайев. — И дав шпоры лошади, он ринулся вниз к лазурным водам.

Солнце быстро скрылось за горными стенами. От озера веяло прохладой. Все мы, разбитые путешествием, лежали подле костра у палаток. Но Грэндрейн скрылся, не сказав ни слова, Куда он ушел, почему он за все время не объяснил нам, что влекло его к этим местам. Я знал, что он хочет добывать янтарь, но цель его напряженной жизни и работы оставалась неизвестной. Мое раздумье прервала Марион.

— Герберт! Куда ушел Грэндрейн? Почему он в таком волнении?

Я взглянул на вопрошавшую. Языки пламени плясали отсветами на ее похудевшем лице.

— Не знаю, Марион, какое нам дело?

— Нет, Герберт, я хочу знать где он. Он устал больше нас и все — таки ушел в темноту, в горы, где каждый миг грозит гибелью. Герберт, я боюсь за него, где он?!

Я ничего не ответил. Меня удивила ее горячность, глубокая печаль и волнение в голосе. Что с Марион, веселой амазонкой, женщиной авантюристкой, бесстрашной и независимой? И вдруг воздух вздрогнул от адского взрыва. Второй, третий. За каждым из них следовал грохот падающих скал, повторенный многоголосым эхом, Лошади тревожно ржали и бились. Марион судорожно сжала мою руку.

— Слышите, Грэндрейн! так вот зачем ему динамит!

Еще три раската динамитного грома потрясли воздух, а затем все стало тихо. Ни ветра, ни шелеста, никаких звуков. Только где-то запоздало трещали катящиеся к озеру камни, сорванные взрывом.

— Герберт, я боюсь. Мне страшно думать о том, что будет. Но я чувствую, что нам грозит несчастье. Я не хочу, чтобы оно было с Грэндрейном, Не хочу!

Я с трудом успокоил Марион. И потом долго, сидя около спящей, думал о взрывах, о беспричинных страхах Марион, о Грэндрейне, о цирке янтарной страны, пока сон не пронес мне покоя.

Рано утром негры под руководством Астона занялись янтарем у подножья гор. Я выбрался к потоку, каскадами падавшему с гор. Водяная пыль серебряным туманом стояла над водопадом на фоне розовых гранитов и черных базальтов. Я долго любовался игрой солнца, как вдруг раздались мощные взрывы: где-то работал Грэндрейн. Но где? Передо мной стояла стена непроходимых скал. Нет ли пролома в гранитной толще, не высечена ли каменная лестница или подземный ход под этими горными массивами? Ведь нет же у Грэндрейна летательного аппарата.

Исследуя каменную преграду, я не нашел ни малейшего следа прохода, подкопа или лестницы. Не было ни пещер, ни расселин. А между тем Грэндрейн проник туда. Мне казалось, что именно за этими стенами можно найти разгадку действий Грэндрейна. В досаде на свое бессилие, я повернул коня назад и вскоре приблизился к лагерю.

Старик Тимрари занимался стряпней, а юный Унаа ловил рыбу у ног отдыхавшей Марион. Увидев меня, он недовольно отошел и издали крикнул:

— Прощай, госпожа. Унаа печален: он уходит от госпожи. Унаа любит госпожа больше, чем солнце. — Он ткнул пальцем в пышущий жаром золотой диск.

Марион рассмеялась.

— Вот, милый Герберт, как вам нравится влюбленный Унаа? Я предпочитаю его Астону.

— Астону? Разве он вам говорил что-нибудь?

По лицу Марион пробежала легкая тень.

— Я ненавижу его, он весь какой-то изъеденный, как его мундштук из скверного янтаря. Скот, алчный и подлый. Мне противен взгляд его красных похотливых глаз.

Негры весело загалдели. Из-за леса показались всадники: Грэндрейн с добычей янтаря заехал за нами, чтобы отвезти янтарь в свой склад.

Через трещину в скале мы попали в каменную трубу, которая прикрывалась голубым куском неба. Тридцать, сорок мешков с камнями, ящики с патронами, ружьями и динамитом— вот что было здесь.

— Восемь лет, — сказал Грэндрейн, — я скитался по свету и два года назад открыл Янтарную страну. Четыре раза, рискуя жизнью, я ездил отсюда в город. Последний раз вы видели меня в конце путешествия. — Он взглянул на Марион, в голосе его зазвучали теплые нотки. — Только благодаря вам я остался жив. Спасительница моя Марион, я в вас люблю память о моей возлюбленной.

Грэндрейн вынул из мешка янтарный шар Марион вскрикнула от изумления. Астон застыл, побелев под загаром. Голубой шар разбрызгал на нас бирюзу морских вод, Внутри его извивалась большая ящерица с черно-зеленым гребнем. Правая лапа и голова с двумя рогами были приподняты. Выпуклые, черные бусинки глаз сверкали словно живые.

— Всмотритесь в глаза. Несколько тысячелетий пролетели над миром, тысячу раз стерев память о бывшем. Но они прошли мимо животного, заключенного в янтаре. Этот шар — дело рук человеческих. Нм любовалась принцесса народа куцимайев — ваш двойник, Марион. Вот почему я дарю этот шар вам.

Но Марион не протянула руки к шару. Она глядела отсутствующим взглядом на Грэпдрейна, закусив губу так. что красные капельки медленно ползли в уголку рта. Затем она резко повернулась и скользнула в темную щель. Грэндрейн проводил ее странным взором и тоже молча шагнул к выходу. В недоумении мы последовали за ним.

Вечером ко мне подсел Астон. Зверь по отношению к рабочим, со мной он усвоил гнусный, заискивающий тон.

— Я все хотел спросить вас, сэр, каким образом получается цветной янтарь? Я думал, что янтарь бывает только желтый. Может быть, это не янтарь?

— Это тайна Грзндрейна, Астон, — ответил я. Теоретически цветной янтарь возможен. Вы знаете, как создается янтарь. Это смола, застывшая много веков тому назад. До сих пор я видел только желтый янтарь, но возможно, что в ту пору существовали особые породы деревьев, которые источали цветную смолу, а, может быть, смола окрашена.

— А как попали в янтарь животные?

— Ну, это просто. В янтаре часто находят листья, кору и жучков. Правда, Грэндрейн сказал, что ящерицу в янтаре замуровал человек. Очевидно, у него был большой запас смолы, и он залил ее смолой внезапно. Спросите Грэндрейна. — Астон хихикнул.

— Ах, сэр, Грэндрейн занят мертвецами. Ему не до нас.

— Мертвецами? Что за вздор!

— Не верите?!! Голос Астона понизился до сюсюкающего шопота. — Я знаю, где он проводит дни. Среди мертвецов и золота. Золото!.. — Астон сжал до боли мои руки. — Сэр, хотите быть богатым? Несметные богатства лежат у него под боком. А он нянчится с трупом. Сэр, поделим драгоценности. Бросим его среди мертвецов. Живое — живым. Дайте руку!

Я оттолкнул его и вышел из палатки к берегу.

Все это ошеломило и взволновало. Свежий воздух успокоил меня, но нервы были натянуты, и я невольно вздрогнул, когда услыхал хруст песка. Возвращался Грэндрейн. Лицо его горело нечеловеческим упоением, он шел как лунатик, не глядя и не видя ничего, ноги машинально переступали, направляя его к лагерю. Как тень, он скользнул мимо, задев меня рукавом, не мигая и не шевельнувшись даже от толчка. Следом за ним я дошел до его палатки и слышал конец затихающего бормотания:

— Ты будешь жить, а я его убью навеки. Будь ты проклят!

Это было все, что донеслось до моего напряженного слуха. Я почувствовал страшное утомление и пошел к себе. Моя палатка была рядом с палаткой Марион. Едва я вошел, как из-за стенки Марион спросила:

— Герберт, Грэндрейн вернулся?

В ее голосе звучали тревога и слезы. Я промолчал. Еще неожиданность: Марион плакала. Отчего? И мне захотелось внезапно вернуться из Янтарной страны назад, в песчаный простор, вырваться из кратера, где человеческие страсти бурлят от тесноты,

А страсти начали действительно кипеть. Я проснулся от сознания, что кто-то стоит надо мной. Марион трясла меня за рукав.

— Вставайте скорее, несчастье!

— Что случилось?

— Астон взбунтовал негров. Они бросились грабить хранилище и хотят уехать домой.

Так вот почему Астон затеял со мной разговор!

— Где Грэндрейн?

— Не знаю. Ах, если б бежать отсюда.

Видно и ею владели те же мысли, что и мной.

— Подумайте, Герберт. Мальчик Унаа лепетал вчера вечером о подстрекательстве и бунте, а я не поверила и смеялась.

Мы вышли из палатки. Марион впилась в мою руку.

— Унаа, Унаа!

На песке лежал поваренок с расколотым черепом. А вдали, по уступам базальтов, карабкался на лошади Астон. Я крикнул изо всех сил:

— Астон, остановитесь!

Но он продолжал путь. Я погнался за ним. Достигнув скалистой гряды, он спешился и заскользил вдоль черного хребта. Вдруг он точно провалился. Задыхаясь от бега и волнения, я подбежал к месту провала и увидел черную яму. Брошенный камень тотчас же ударился о дно. Не отдавая себе отчета в своих действиях, я спрыгнул; сбоку в стена блеснул свет. Несколько шагов, — и я замер от удивления.

Слева возносилась к знойному небу отвесная скала, отрезавшая меня от цирка и Янтарной страны. А направо амфитеатром развертывался второй цирк — другая чудесная страна.

Я стар и скоро умру, но никогда не забуду этого первого впечатления. Оглушенный падением, полуослепленный, задыхающийся, я стоял у входа в этот не ведомый мир. Никогда — ни раньше, ни позже, — я не испытал той радости бытия, как в тот момент, когда мне открылся во всей полуденной красоте цирк оранжевого дворца властителя Янтарной страны.

И этот цирк был кратером потухшего вулкана, диаметром не более трех километров. Верхняя половина кратера падала отвесно каменным безжизненным кольцом, нижняя — представляла собой цветущий сад, террасами спускающийся к голубому озеру, затянувшему дао вулкана.

Здесь и там на цветущих склонах каналы обегали зеленые террасы, свергаясь водопадами с одной террасы на другую. В четырех углах квадратного озера поднимались стройные обелиски башен невиданной архитектуры, а в центре озера из воды выростал многоэтажный дворец, одетый в оранжевый янтарь.

Я стал опускаться с террасы на террасу к озеру. Дворец рос, захватывая меня все больше и больше своей архитектурой: странной красотой арок, высоко взлетающих воздушных мостов, многообразных балконов и красочных, многогранных колонн.

Шагов за пятьдесят до входа в башню начиналась крутая коллонада, крытая разноцветной черепицей, сквозь которую свет играл радужным дымом. По гранитным ступеням, полированным словно розовые зеркала, я поднялся на крыльцо. Над полураспахнутыми широкими дверьми в стену башни был вделан мозаичный портрет красивой женщины. Глаза невольно приковывались к нему.

Мне показалось, что я грежу. Из мозаики глядела на меня Марион. Синие глаза, тонкий нос с нервными ноздрями, иссиня черные волосы, гладко облегающие голову — черты Марион с разительным сходством были воплощены в этом древнем портрете. Пришли на память слова Грэндрейна в хранилище, когда он передавал Марион подарок, но мысль, вытесняя мозаичный образ, была уже взята в плен отделкой вестибюля.

На потолке, расцвеченном цветными янтарными плитками, причудливо пестрели фигуры, растения и письмена, а на мозаичном полу играл свет, падающий из двенадцатигранного окна на потолке.

По галлерее, уставленной статуями, я прошел в комнату, полную тяжелого, кровавого сияния. Это светился рубиновый янтарь, вправленный в частую металлическую сеть, как багряный мед в серебряных сотах. На полированных пьедесталах замерли статуи двух девушек в коротких туниках. Нагими руками, розовеющими от рубинового воздуха, они указывали на лестницу, уходящую вниз. Я повиновался и стал спускаться. Каждый шаг вызывал тихий, убаюкивающий звон. Лестница кончилась, и я увидел спиральный туннель. Чудо техники древних строителей, он соединял береговую башню с оранжевым дворцом посреди озера. Туннель из голубого прозрачного янтаря буравил толщу воды, выводя на баллюстраду оранжевого дворца. От озера веяло свежестью, и она возвратила меня к действительности. Я вспомнил об Астоне. Где он? Где Грэндрейн? Что сталось с Марион за это время? Мое внимание привлекла раскрытая книга на подоконнике. И тут я необычайно остро почувствовал тоску одиночества. Где люди, люди, населявшие эти дворцы, толпившиеся, высекавшие эти статуи, повелевавшие, где они?! Только вещи остались, вещи, которые стали мне ненавистны без хозяев, мертвые, ничьи и ненужные.　

В комнате, где лежала книга, никого не было. Я схватил ее, ища разгадку тайны народа и замер над титульным листом. Это был «Фауст» Гете в подлиннике. Так значит Грэндрейн здесь, а эта комната — его рабочий кабинет. На столе лежали рукописи. дрожащей от волнения рукой я стал перелистывать страницы. Только страх не давал мне возможности сосредоточиться, но все же я лихорадочно глотал страницу за страницей, из которых по воле Грэндрейна вставали отрывки картин истории Янтарной страны.

Три цирка Янтарного озера, Оранжевого дворца и Янтарного города (там негры производили раскопки) были населены племенем куцимайев. Кто они — неизвестно! Но письменность их хранит память о паническом бегстве от берегов великого моря, которое много лет гнало их на восток, похоронив в своих недрах большое царство. В трех цирках остатки народа нашли пристанище. Ни одна весть не приходила извне и, несмотря на это, куцимайи подняли культуру очень высоко. Любимым материалом для изделий, построек, украшений был янтарь. Они добывали его искусственным путем, как каучук, из растительных смол, культивируя вымершие породы деревьев. Янтарь служил им для погребения, в него замуровывали умерших, смола оказалась наилучшим средством для бальзамирования.

И вдруг пришел конец. Он нигде не записан, никто не запечатлел для потомства истории гибели страны. Я читал, как объясняет гибель Грэндрейн. Он утверждал, что начало конца положила любовь властителя куцимайев к дочери простого янтарного мастера… Он не добился ее любви и отомстил, замуровав ее заживо в янтаре. Народ восстал и осадил цирк Оранжевого дворца. Народ не знал тайн — проходов через горы — и потому осада длилась много месяцев.

Победа пришла вместе с изменой. Слуги тирана убили его, набальзамировав янтарем. И все умерли, весь народ погиб. Как? Грэндрейн говорит, что тиран отравил воду горных ручьев. Он находил тысячи скелетов в позах, говоривших о мучительной, нежданной смерти. Быть может, он прав.

Шелест прервал чтение. Ветер бегал по страницам книг. Я закрыл окно и встретился взглядом с изображением Марион в стекле. Несомненно, это была она или женщина, порази тельно похожая на Мэрион. Кто это? Зачем ее изображение повсюду?

Чьи-то шаги гулко прозвучали в корридоре. Крадучись, я вышел из комнаты и услышал стук запираемой двери и голос Грэндрейна. Я припал к стеклу в двери.

Грэндрейн, сидя в кресле, не сводил глаз с лазурной янтарной призмы в человеческий рост. А из нее смотрела на Грэндрейна Марион. Нет, конечно, это был только двойник Марион: та молодая женщина, чьими изображениями были у сеяны стены дворца. Ни одна мелочь не говорила о тлении. В легкой открытой тунике, стянутой на талии серебряным поясом с красной янтарной застежкой, она, казалось, дышала: кровь окрашивала щеки румянцем, и свежий рот был полураскрыт от глубокого вздоха.

— Каарис, Каарис, — бормотал Грэндрейн.

Ах, так вот кто — эта женщина. Во славу ее тиран и создал эти бесчисленные изображения на стенах. Марион-Каарис!! Какая удивительная игра судьбы и природы. Но было не до размышлений. Грэндрейн стонал и плакал, обнимая камень. Значит Астон бывал здесь: об этих мертвецах он то и говорил вечером накануне бунта. Я отвел взгляд в сторону и столкнулся глазами с черноволосым мужчиной в пестрой мантии. Меня потряс блеск его глаз, злобных и жестоких, пронизывавших лиловую янтарную массу призмы.

Спина Грэндрейна загородила от меня лиловую призму мужчины. Голос его (какой голос — почти вой) звучал ненавистью и отчаянием:

— Будь ты проклят, Гласс, будь проклят!!

Подсматривать дальше мне было стыдно, и я бросился бежать по корридору. А за мной гнались бурные потоки слов:

— Каарис, любимая, очнись! Я оживлю тебя, ты ведь только спишь.

Мне послышались какие-то звуки в другой стороне. Прислушался: откуда-то снизу раздавался смех. Люди — это несомненно Но какие? Блеснула догадка: Астон.

Я поборол невольную дрожь и снял с колонны большую вазу. Защита ненадежная, но другого оружия нет. С вазой наготове я обходил комнату за комнатой. Астона не было. В полутьме я задел сапогом какой-то предмет, который громко прозвенел. Я поднял его. На ладони лежала монета, но не круглая, а шестигранная с изображением Каарис. Под ногой поддалась плита; я нагнулся и увидел кучу золотых шестигранников. Астон был здесь и в этой невзрачной комнате он нашел золотой фонд Янтарной страны. Астон обокрал Грэндрейна.

Наложив монетами вазу, я побежал назад.

— Грэндрейн! Астон открыл клад!

В руке Грэндрейна блеснул револьвер.

— Вы следили за мной или за Астоном? — хрипло спросил он.

— За Астоном.

— Благодарю. Сейчас время действовать. Вперед!

Он вел меня через лабиринт комнат и зал. Динамика взлетающих колонн, сплетающихся сводов начала меня утомлять. Я на ходу рассказывал Грэндрепну о кладовой, о бунте, мы бежали уже вдоль баллюстрады, о которую бились волны озера. Грэндрейн вскрикнул. Вдали, по лестнице, ведущей с террасы на террасу, поднимался Астон. Он нес мешок с большим грузом, об этом говорили его медленные и напряженные движения. Догнать его было немыслимо. Мы только еще вышли на берег, как фигурка словно прошла через стену и тотчас же раздался взрыв. Негодяй взорвал проход в цирк Янтарного озера, где расположился караван.

— Военные действия открыты, — улыбнулся Грэндрейн. — Ничего, мы пойдем через мой склад янтаря.

Узкая щель привела нас к отверстию. На прилегающих к нему скалах были следы недавнего взрыва. Астон поработал и тут. Ползком мы с трудом пролезли под глыбой, завалившей дыру, и услышали голоса.

— Астон и негры в складе, — шепнул Грэндрейн.

— Грэндрейн, — раздался голос Астона, — нас 21 человек. Предлагаю зайти ко мне и мирно побеседовать. Гарантией мира будут служить 18 черномазых. Шлю их вам.

Массивная дверь приоткрылась и в узкую щель Гонагойа выбросил негров.

Отступать было некуда. Мы выбрали наступление. Грэндрейн вошел первым, я последовал за ним и упал под ударом Гонагойи. Падая, я увидел лежащего Грэндрейна и Марион, опутанных веревками. Астон с винтовкой в руках невозмутимо курил. Дверь скрипела и в нее время от времени высовывались черные физиономии, бормоча:

— А деньги платить? Мы хотим домой к жена. Деньги давать!

— Вон, — в бешенстве заорал Астон. Негры заупрямились, но в ту же минуту были выброшены за дверь пинком ноги.

Астон положил винтовку на дверь и стал методически расстреливать негров, считая… — Один, два, три, четыре, пять, шесть…

Я увидел Гонагойю, поднявшегося высоко по стене пещеры. Черное тело его слилось с черным камнем.

Руки и ноги его все время скользили и скатывались, не находя опоры, но он всем телом цеплялся за камень и все полз и полз, вгрызаясь руками, зубами в выступы камня.

Семь… Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать…

Астон сделал перерыв, Гонагойя лез все выше и выше. До края стены оставался метр. Еще несколько усилий — и он спасен. Всеми чувствами пленника я страстно жаждал его спасения.

— Двенадцать… Тринадцать… Четырнадпать… Пятнадцать…

Стрельба возобновилась. Гонагойя был уже у самого края. Его правая рука оторвалась, левая метнулась беспомощно в пространство; я с ужасом приготовился увидеть его падение, но он втиснулся коленом в камень, ушел головой в скалу и удержался.

— Шестнадцать… Семнадцать… Восемнадцать… А где девятнадцатый?

Гонагойя схватился за край стены Оттуда посыпались камни. От неожиданности Астон выронил трубку.

— Ага, вот где!!.

Грянул выстрел, и в одном футе от головы Гонагойи брызнул фонтан осколков. Второй — из ноги Гонагойи полилась кровь. Последним усилием он подтянулся, вскарабкался на край и скрылся за гребнем.

Астон устало опустился на ящик.

— Отдохнуть надо. Восемнадцать… — нелегкая работа.

В стороне стояла желтая янтарная призма с замурованным воином. Стройный черноволосый юноша выдвинул на полшага ногу и вытянул вперед руку с туго натянутым луком. В тетиву упиралась длинная стрела с острым металлическим наконечником. Глаза воина пристально смотрели вдаль, как будто он готовился пустить певучую стрелу в невидимого врага.

Я подумал о том, что скоро буду мертв, как этот воин, и закрыл глаза. Звуки скрипучего голоса Астона открыли мои веки.

Ну-с, дорогой Грэндрейн! Вы любите лобызаться с мертвыми камнями, я же предпочитаю реальные радости. Деньги у меня есть, укажите, как выбраться из этой трущобы. Награда — жизнь. Продолжайте бродить среди мертвецов и декламировать любовные стишки, а я уеду с вашей помощью. Итак, слово за вами. Дайте карту и укажите маршрут.

Молчание было ему ответом. От гнева на лбу Грэндрейна вздулись жилы.

— Вы сердитесь? Напрасно. Советую одуматься. Эх, простак, простак! Удивительно, что вы заметили сходство между Марион и дохлой принцессой. А что в вас Марион влюблена, как кошка, не заметили? Так вот что. Если не скажете маршрута, я расколю вашу янтарную бабешку, вас пристрелю, а живого двойника, Марион, прихвачу с собой, показав вам перед смертью, какая разница между ласками янтарной куклы и живой красавицы.

Он заливчато рассмеялся и двинулся к Марион.

Внезапно раздался грохот и словно сквозь сон я увидел падающего навзничь Астона с трепещущей стрелой в сердце. Огненные круги завертелись предо мною, и я лишился сознания.

Только значительно позже я понял случившееся. Гонагойа столкнул глыбу, она рухнула на замурованного воина и расколола призму так, что тело как-бы выскочило из нее; пальцы воина разжались, и стрела убила Астона.

Только трое ушли из Янтарной страны. Грэндрейи вез на верблюде призму с замурованной Каарис. Часами он обнимал холодный камень и спал около него, пробуждаясь для бессвязных бредовых излияний. Рассудок угасал в нем. Лишь однажды на привале в безумных глазах мелькнули искорки разума. Он сказал Марион:

— Милая Марион, я вас люблю, но… — свет угас и нетвердым, вялым голосом он закончил, — я женат на Каарис и не могу с ней расстаться.

Часами он твердил о том, что оживит Каарис, что врач может спасти ее в момент, когда янтарь будет расколот. Он ждал приезда в город и вечерами долго глядел на восток, где должны были замаячить городские огни. И вот, не дождавшись, во время одного из привалов, он расколол лазурную призму.

И мы стали свидетелями чуда: прекрасные руки Каарис ответили на объятия. Они медленно сошлись на спине Грэндрейна, тесно охватив его шею. Дикий крик вырвался из груди Грэндрейна, и он повалился на землю, не выпуская тела возлюбленной.

Он был мертв. Мы долго пытались разжать холодные руки прекрасной Каарис, но безуспешно. В глубокую могилу мы опустили эти два тела, слившиеся в смертельном объятии. Музыкой погребальной пели золотые шестигранники, дождем осыпавшие мертвые тела.

И вдвоем с Марион мы продолжали путь на восток по песчаному океану, оставляя позади себя мертвую красоту цирков Янтарной страны и могилу последних властителей ее — Грэндрейна и Каарис.