Я не был знаком с Кеном Тайлером, но видел один из его демонстрационных полетов. Это был пилот, летные рефлексы которого отработаны до птичьих инстинктов. Его истребитель бил франкистов в небе Испании, он считался лучшим летчиком в китайско-японскую войну. Последние годы Тайлер подвизался на трюковых съемках в Голливуде. И вот в журнале «Гражданская авиация» опубликован некролог на всемирно известного летчика-акробата…
В маленьком баре старые товарищи продюсер Джеймс Семистон и пилот Кен Тайлер допивали кофе. Час прошел в воспоминаниях, а о том, зачем Джеймс вызвал товарища из Бруклина, еще не было речи.
— Сколько воды утекло, Кен…
— Мне стукнуло пятьдесят один, Джеймс.
— Я знал, что тебе туго. Тебя видели в Бруклине и сказали…
— Ближе к делу! — Тайлер гордо поднял седую голову.
Семистон смотрел на товарища, и что-то вроде сострадания мелькнуло в его серых, облепленных морщинами глазах. Он потер гладко бритую голову повыше уха и положил пухлую руку на стол ладонью вверх.
— Дай лапу, Кен… Предлагаю тебе выход из застоя.
Тайлер коснулся протянутой руки.
— Я снимаю фильм. Нужен каскадер. Ты можешь занять это место.
— Трюк? — безразлично спросил Тайлер.
— Пустячок. Сколько потрясающих сцен ты создал? Эта — пустячок!
— Я не летал два года.
— Постараюсь добиться нескольких тренировочных полетов.
— Видишь? — Тайлер глазами показал на свои руки. Они лежали на столе, большие, волосатые, с глубокими складками на сочленениях. Средние пальцы касались друг друга и дрожали.
— У пилота-акробата Кена — «Счастливчика» есть бесстрашное сердце.
— Не так говоришь… Многого нет, что было раньше. И нет денег… Я согласен. Спасибо, Джеймс!
На другой день Кен Тайлер осматривал железный макет буровой вышки, растянутый стальными тросами. Он должен пролететь на маленьком спортивном самолете под тросом. Опытным глазом рассчитал: чтобы не задеть вышку и трос, нужно пролететь с креном в сорок пять градусов и провести опущенное крыло не более как в трех метрах от земли.
Приехав к Семистону, он сказал:
— Трудно!.. Может быть, комбинированной съемкой?
— Тогда зачем нужен Тайлер? Любой желторотик посчитал бы за честь. Фильм на конкурс — только правда и чистота. Лента с эпизодом без склеек. Большая премия.
— Сколько тренировочных полетов?
— Десять.
Кен Тайлер подумал.
— Мало, — буркнул он. — И замените трос на капроновый.
— Я не узнаю тебя, Кен! Что это даст? — вскинул густые рыжие брови Семистон. — При неудаче и капрон разрежет, как нож.
— Замени… Над кабиной самолета смонтируйте тонкий стальной обод, в кадре его не будет видно… Вычтешь из гонорара, — предупредил возражение продюсера Тайлер.
— Когда начнешь?
— Через неделю. Познакомлюсь с авиэткой и отдохну.
…Наступил первый день съемок. Кен Тайлер взлетел и кружил над буровой вышкой, ожидая сигнала. Мысленно он уже сотни раз пролетал под тросом, пролетал точно, рассчитывая до сантиметра. За неделю он отдохнул, чувствовал себя так же, как два года назад, когда сам поджег самолет на высоте триста футов и посадил его, а вернее, его обугленные огрызки на плот в море. За этот трюк получил высшую награду Голливуда — премию Оскара. Львиная доля денег ушла на долги. И все равно жил неплохо, одевался в нью-йоркском «Брукс Бразерсе» — магазине Джона Моргана и многих президентов. Кен Тайлер! Имя раскрывало ему многие двери. Потом… Об этом не хочется вспоминать. Годы. Старость. Один неудачный полет, и…. и вот опять здесь, где начинал путь всемирно известного киноакробата…
Кен Тайлер окинул взглядом обширные земли Голливуда и совсем неожиданно увидел красную ракету.
Рука автоматически отдала ручку управления от себя. Авиэтка опустила серебристый нос и пошла на вышку.
Все ближе и ближе пятидесятиметровая каланча с ажурным переплетением. Капроновые растяжки паутиновыми нитями блестят под солнцем. Его правая… Скорость! Удержать расчетную скорость. Но она падает! И Кен Тайлер с досадой поймал себя на том, что потихоньку, совсем незаметно, тянет сектор газа назад.
Вышка растет. Тайлер видит перед собой решетку из черных литых треугольников. Они занимают все небо. Дрожь среднего пальца передалась на управление. Он не может унять эту противную дрожь. Кажется, над самыми бровями пролетает трос…
Самолет сел.
На автомашине подъехал Семистон.
— Дубль… Ободом над кабиной ты разрезал трос. Восемьсот метров пленки придется выбросить на помойку. Давай еще разок.
Кен Тайлер вылез из кабины.
— Завтра, — сказал он и ушел, глядя себе под ноги.
…Пятый дубль. Перед взлетом к авиэтке подъехал Семистон. Он испытующе посмотрел на пилота в кабине.
— Ты не побрился, Кен.
— Дурная примета скоблиться перед полетом. От винта!
Через восемь минут авиэтка пошла на буровую вышку. Она скользила красиво, как чайка. В утренних лучах солнца переливались ее бело-синие крылья. Звук мотора похож на мощный шмелиный гуд. Семистон уже на съемочной площадке. Он поднял руку, и кинооператоры поймали самолет в прицелы объективов. По уверенному полету машины видно — будет удачный кадр. Вот авиэтка ловко, можно сказать, грациозно валится на крыло. К старому пилоту пришло «второе дыхание», и он обрел свой неподражаемый почерк.
— Силен, бродяга! — восхищенно заорал кто-то из операторов.
Но Кен Тайлер не читал сценария, и даже не знает названия фильма. Он не догадывается, для чего стоят невдалеке от вышки две красные, похожие на пожарные машины. На их крышах гофрированные раструбы.
Когда самолет заревел почти под тросом, из раструбов сильной струей ударил дым, создавая иллюзию тумана. Это неожиданность для пилота. Все увидели, как легкая авиэтка совсем немного отпрянула в сторону, и крыло, коснувшись земли, разлетелось в щепы…
Взревев сиреной, рванулась вперед санитарная машина. Ее обогнал фургон с кинооператорами. На подножке — Джеймс Семистон. Он на ходу соскакивает, подбегает к обломкам авиэтки. Отбросив в сторону кусок бортовой обшивки, видит Тайлера и на миг крепко сжимает одутловатые веки. Ручка управления проткнула пилоту грудь, седая голова лежит на обломке приборной доски…
— Скорей! — кричит Семистон, рукой отстраняя врача.
Из-за его спины выдвинулись операторы, и два киноаппарата быстро застрекотали, снимая крупный план.
— Прощай, дружище!.. Все точно по сценарию, — шепчет продюсер, сдавливая пальцами набухшие веки. — Только зря не побрился ты, Кен…