Мир в табакерке, или чтиво с убийством

17

– Знаешь, он Ричард, – сказал Норман.

Я поднял глаза от своей кружки со «Смертью-от-сидра». Мы сидели в «Веселых садовниках», единственном приличном питейном заведении в Брэмфилде. Стояло лето восемьдесят пятого, самое жаркое за всю историю метеонаблюдений. Снаружи асфальт на дорогах шел пузырями, а количество жертв солнечного удара в Лондоне каждую неделю увеличивалось на тысячу. Ходили слухи о близкой революции – но только в тени.

– Ричард? – спросил я.

– Ричард, – сказал Норман. – Рифмуется с «психопат».

– А, – сказал я. – Это, видимо, опять брентфордский рифмованный сленг пятого поколения, который я не считаю ни особенно умным, ни особенно забавным.

– Да нет, это как раз очень просто. Ричард Дадд – психопат. Ричард Дадд (родился тогда-то, умер позже) писал картины про призраков и фей, прирезал своего папашу и умер в психушке.

– Не в бровь, а в глаз, – хмыкнул я и поглядел на Нормана. С возрастом бакалейщик несколько округлился. Лицо у него, впрочем, оставалось приятным: честное лицо, которое с востока и запада огораживали нелепые бачки, похожие на люля-кебаб. Что до волос, их почти не осталось, а то, что еще имелось, было насильственным путем, с помощью изрядного количества мази, уложено прядями через лысину – в точности, как у лидера лейбористов Артура Скаргилла, если помните; большинство женщин такая прическа обращает в немедленное бегство.

В основном, все же, груз прожитых лет он принимал не слишком всерьез и не прибегал к особенным уловкам, чтобы скрыть его. Животик у него нависал спереди над поясом штанов, а задница выпячивалась, соответственно, сзади. Халат его был безукоризненно чист, туфли начищены до абсолютного блеска, а сам он был весел, хотя и не развязен.

Он был женат, но развелся: его жена сбежала с редактором «Брентфордского Меркурия». Он принял это философски.

– Женишься на красавице, – сказал он мне, – и она, вероятно, сбежит к другому и разобьет тебе сердце. Если же, как в моем случае, ты женишься на уродине и она сбежитс другим идиотом, кто в выигрыше?

Нормана вызвали в замок Давстон, чтобы он поработал над «укреплением замка». Он жаждал поскорее вернуться в свою лавку, не меньше, чем я – в свою оранжерею. Но Т.С. Давстон находил для нас все новые и новые задания.

– Итак, – сказал я, – он Ричард. А ты, собственно, о ком?

– О Т.С. Давстоне, разумеется. Не говори мне, что от твоего внимания ускользнул тот факт, что этот человек – полный псих.

– В нем есть определенная эксцентричность.

– И в Ричарде Дадде тоже была. Смотри, что я тебе покажу.

Норман порылся в карманах халата и вытащил пачку смятых чертежей.

– Убери со стола свою пижонскую записную книжку, дай мне разложить их.

Я сбросил свой «Файлофакс» на пол.

– Что там у тебя? – спросил я.

– Планы садов замка Давстон, – Норман расправил складки и стряхнул с чертежей крошки кекса. – Все, разумеется, совершенно секретные и конфиденциальные.

– Ну конечно.

– Видишь вот это? – показал на чертеж Норман. – Это все – поместье вокруг дома. Примерно одна квадратная миля. Неплохой участок. На нем размещены сады, викторианский лабиринт, декоративные пруды, прогулочные аллеи.

– Красиво, – сказал я. – Я уже прогулялся, почти везде.

– Ну так вот, все это идет под нож. Все или большая часть. Бригада землекопов приезжает на следующей неделе.

– Это же подсудное дело.

– Сады – его. Он может делать все, что захочет.

– Ты хочешь сказать, что он может делать с нимивсе, что захочет.

– Как угодно. Теперь смотри сюда, – Норман выудил из другого кармана смятый обрывок прозрачной пленки и поднял его на просвет. – Узнаешь?

На пленке был напечатан жирный черный логотип Давстона, тот самый логотип, что так расстраивал покойного викария Берри. Три головастика, играющие в догонялки.

– Знак Зверя, – ухмыльнулся я.

– Не корчи из себя идиота, – сказал Норман. – Этим знаком алхимики обозначали Гею.

– Кого?

– Гею, богиню Земли. Она родила Урана, а от него – Крона, Океана и титанов. В алхимии ее часто представляют три змеи. Они символизируют серу, соль и ртуть. Союз этих трех элементов в космическом горниле символизирует соединение мужского и женского начал, порождающее философский камень.

– Иди ты, – сказал я.

– Сам иди. В конечном итоге этот символ означает союз растительного и животного царств. Человек и природа, все такое. Черт возьми, уж я-то знаю, я этот логотип ему и разработал.

– Ой, – сказал я. – Прошу прощения.

Норман наложил кусок пленки на карту.

– Ну, что ты теперь видишь? – спросил он.

– Офигенно большой логотип, наложенный на карту поместья.

– И то же самое ты увидишь с самолета, когда выровняют грунт и пересадят деревья. Логотип, выведенный зелеными деревьями по коричневой земле.

– Знаешь, он Ричард, – сказал я.

– Мне это не дает покоя, – сказал Норман. – А он тут еще со своей невидимой краской. Не надо было ему рассказывать.

– Не помню, чтоб ты мне рассказывал.

– Совершенно секретно, – сказал Норман, и постучал пальцем по кончику носа.

– Ну так?

– Ну так вот. Он обсуждал со мной цвет, который хотел бы использовать для новой марки сигарет. Сказал, что ему нужно что-нибудь откровенно бросающееся в глаза, чтобы выделялось среди всего остального. А я сказал, что если выбрать красный – не ошибешься. Все самые продаваемые товары – в красной упаковке. Наверно, это имеет какое-то отношение к крови и сексу. А потом я сделал ошибку и рассказал ему об этой новой краске, над которой я работал. Она ультрафиолетовая.

– Но ультрафиолет невидим, – я глотнул из кружки. – Человеческий глаз его не различает.

– В этом-то все и дело. Если ты сможешь получить непрозрачную ультрафиолетовую краску, то все, что ты ей покрасишь, станет невидимым.

– Фигня, – сказал я. – Не может такого быть.

– Почему нет? Если ты красишь что-нибудь непрозрачной краской, ты же не видишь то, что покрасил – только слой краски.

– Да, но ультрафиолет невидим.

– Именно. Поэтому, если ты не видишь сквозькраску, ты не видишь того, что под ней, так?

– Здесь, должно быть, есть логическая ошибка, – сказал я. – Если краска не видима глазом, ты увидишь предмет, который ей покрашен.

– Не увидишь – если краска непрозрачная.

– Ну и что, ты сделал все-таки такую краску?

Норман пожал плечами.

– Может, и сделал.

– Сделал или нет?

– Не знаю. Думаю, что сделал, но сейчас никак не могу найти банку из-под варенья, в которую я ее налил.

Я сделал гримасу, которая должна была обозначать: «не вешай лапшу».

– А Т.С. Давстон, я так думаю, пожелал купить у тебя банку-другую твоей чудо-краски?

– Все, что смогу сделать. Как он сказал, из чисто эстетических соображений. Он хочет выкрасить ей всю колючую проволоку на верху изгороди.

Я встал и направился за очередной порцией сидра. У стойки хозяин заведения любезно обратил мое внимание на то, что я уронил свою пижонскую записную книжку.

– Все еще работаете в большом доме? – спросил он.

– Стал бы я пить в такой дыре, как эта, если бы там не работал?

Он долил мою кружку, стоящую под краном.

– Думаю, нет. Правда ли то, что говорят о новом лэрде?

– Может быть.

Хозяин присвистнул.

– Я однажды попробовал. Потом пришлось неделю член в йоде отмачивать, чтобы отбить запах.

Я заплатил за сидр и вернулся к столику.

– И вот еще что, – сказал Норман. – Он вбил себе в голову, что наш мир, каким мы его знаем, погибнет ровно в двенадцать в последнюю ночь тысячелетия. Говорит, что знает это уже много-много лет и что он подготовится к этому.

– Завтра принадлежит тем, кто способен предвидеть его приход.

– Это моя фраза, – сказал Норман. – Он ее у меня своровал.

– Тебе никогда не надоедает, что он постоянно ворует твои идеи?

– Да нет. В конце концов, он мой лучшайший друг.

– Но он Ричард.

– Ну конечно, Ричард и есть. Но я не могу позволить этому помешать нашей дружбе.

Мы допили сидр, и Норман принес еще по кружке. – Хозяин напоминает тебе, чтоб ты не забыл свою пижонскую книжку, она все еще валяется на полу. – Он поставил кружки на стол.

– Давай-ка быстренько прикончим их, – я имел в виду кружки, – и вернемся к нашей работе.

– Не сегодня. Т.С. Давстон сказал, что у нас выходной после обеда. У него очередная секретная встреча.

– Вот гад. Хочется закончить поскорее.

– Мне тоже, но нам запрещено возвращаться сегодня вечером.

Я сделал большой глоток «смерти-от-сидра».

– Хотел бы я знать, что они там обсуждают на своих секретных совещаниях. А ты?

Норман пожал плечами.

– Мы всегда можем прокрасться внутрь и посмотреть по телевизору.

– Какому телевизору?

– Кабельному. Я установил локальную сеть кабельного телевидения в прошлом месяце. В каждой комнате – скрытые камеры.

– Что? Даже в моей спальне?

– Разумеется.

– Значит, он смотрел, как я занимаюсь сексом?

– Ну, даже если и смотрел, то мне записи не показывал. Что касается тебя, я видел только кадры с порнушным журналом и коробкой салфеток.

Послышались непонятные захлебывающе-задыхающиеся звуки. Издаваемые мной.

– Вот-вот, именно такие звуки ты и издавал.

– Сволочь, – сказал я. – Сволочь!

– Как скажешь. Видел бы ты мои записи.

– Твои?

– Ну да. Из моейспальни. Хозяин «Садовников» рекомендовал йод.

– Ты хочешь сказать, что в твоей спальне тоже есть скрытая камера?

– Конечно. Я ее сам устанавливал.

– Но…, – сказал я. – Если ты… Ну, то есть… Зачем… То есть…

– Вот именно, – сказал Норман. – Никаких церемоний, а?

Мы допили сидр, и прокрались обратно в замок Давстон.

Норман провел меня внутрь через дыру, которую он оставил в ограде.

– Не выношу всей этой церемонии у главных ворот, – сказал он. Лично я всегда прохожу здесь.

Мы обогнули огромный зловещий замок, и Норман отпер дверь в подвал.

– Я случайно сделал себе лишний ключ, – объяснил он. – Исключительно из соображений удобства.

Когда мы вошли внутрь, Норман повел меня по бесконечным коридорам, открывая одну дверь за другой бесчисленными лишними ключами, которые он себе сделал из соображений удобства. В конце концов мы оказались в комнате глубоко под землей. Низкий потолок и стены комнаты были выкрашены белой краской, а одна стена вся состояла из телеэкранов, перед которыми стояла пара удобных кресел. Мы уселись, и Норман взял в руки пульт дистанционного управления.

– Ну, поехали, – сказал он, нажимая на кнопки. – Смотри, вот твоя спальня, вот – моя. А вот и кухня – что это там Жюлик делает с курицей?

– Просто невозможно поверить. А в комнате для совещаний тоже есть скрытая камера, а?

– Есть. Имей в виду, Т.С. Давстон про нее не знает. Я установил ее так…

– Из соображений удобства?

– Скорее, из вредности. Хочешь посмотреть, что там происходит?

– Чертовски хочу.

Норман нажал несколько кнопок, и на экранах появился стол в комнате для совещаний, видимый откуда-то сверху. Я опознал макушку Т.С. Давстона; остальные пять оставались для меня тайной.

– Интересно, кто эти ребята? – спросил я.

– Они не все ребята. Лысая макушка – женщина. Я знаю, кто они.

– Откуда?

– Узнал на фотографиях в картотеке Т.С. Давстона.

– В той, которую он хранит в запертом шкафу?

– В очень надежно запертом шкафу. Я сам его сконструировал. У него задняя стенка открывается – на тот случай, если ты забыл, куда положил ключ.

Я покачал головой.

– А звук можешь включить, чтобы было слышно, о чем они говорят?

– Могу, конечно. И объясню, кто есть кто.

Вообще говоря, история может похвастаться многими важными совещаниями. То есть, если бы не все эти важные совещания, история, скорее всего, и не была бы похожа на ту историю, которую мы сейчас знаем. То есть история, может быть, вся и состоит только лишь из таких важных совещаний, когда смотришь в корень. То есть история, может быть, и есть только лишь эти самые важные совещания.

То есть, может быть.

И может быть, лишь по чистой случайности Норману и мне удалось посмотреть на это конкретное важное совещание в этот конкретный день.

Именно.

Может быть.

– Вот этот, как его там в лицо, это министр иностранных дел, – объяснял Норман, указывая на экран. – А этот старпер – заместитель премьер-министра. Те двое, с края – хозяева колумбийского наркокартеля, имен не помню, но ты знаешь, о ком я говорю. Вон тот тип – директор крупной компании, ну ты знаешь, какой: все время реклама по ящику, с этим актером. Ну, с тем, который был в сериале, вместе с девицей, которая с волосами. С высокой девицей, с другой. А та, другая, она снималась в «Улице Сезам». Ну, лысую ты знаешь, конечно. Хотя на людях она обычно носит парик. На самом деле мало кто знает даже, что это парик. Я вот даже не догадывался. А вон тот тип, вон там – видишь, куда показываю? – это просто сам знаешь кто.

– Да не может быть! – сказал я.

– Может-может. А вот это знаешь кто, рядом с ним?

– Неужели…?

– Точно.

– Невероятно.

– У него роман с девицей, которая снималась в той программе. Ну ты знаешь, в какой.

– С другой?

– Да не с другой, с длинной.

– С той, которая в рекламе?

– Нет, эта снималась в сериале. У того мужика, который был в рекламе, роман с девицей из сериала.

– Но разве она не та же девица, с которой крутит роман тот тип, что сидит рядом с сам знаешь кем?

– Нет, этакак раз другая.

– А, ну да, другая. А этокто?

– Тот, что сидит напротив сам знаешь кого?

– Нет, справа от того, который заправляет крупной компанией.

– Справа от него или справа от тебя?

– Это имеет значение?

– Конечно, имеет. Тут нужна точность.

– Ну так кто это?

– Понятия не имею.

– Знаешь, что я тебе скажу? – сказал я Норманну.

– Что?

– Насчет того, что та девица делала с волосами. Никогда не считал это смешным.

– Не думаю, что это должно было быть смешным. Ты уверен, что мы говорим об одной и той же девице?

Мне так и не удалось это выяснить, ни тогда, ни впоследствии. Потому что как раз в этот момент Т.С. Давстон начал говорить, а мы начали слушать.

– Благодарю вас, – начал Т.С. Давстон. – Благодарю вас всех за то, что вы пришли. Теперь вы все знаете, зачем мы здесь собрались. Суровая зима, за которой последовало необычайно знойное лето, привела к экономическому кризису. Все вокруг говорят о революции, и в последнее время участились взрывы в домах членов кабинета министров, ответственность за которые берет на себя террористическая организация «Движение Черных Крэдов». Собственно, это название – все, что о ней известно. Мы все хотим, чтобы эти бессмысленные теракты прекратились, и никто из нас не хочет свержения правительства, не правда ли?

Макушки вокруг стола слаженно качнулись. Я посмотрел на Нормана. Он посмотрел на меня.

– Итак, – продолжал Т.С. Давстон. – Я разработал пару радикальных предложений, которые, как мне кажется, будут способствовать оздоровлению обстановки. Во-первых, я предлагаю отменить подоходный налог.

Все сидевшие за столом задохнулись от изумления.

– Вот за это – обеими руками, – сказал Норман.

– Пожалуйста, успокойтесь, – сказал Т.С. Давстон, – позвольте мне объяснить.

– Я спокоен, – сказал Норман.

– Он не к тебе обращался.

– Как мы все знаем, – продолжал Т.С. Давстон, – вне зависимости от того, сколько денег вы зарабатываете, все они в конечном итоге становятся внутренними бюджетными поступлениями. Черт побери, практически невозможно купить что-либо, что где-нибудь не обложено налогом. Позвольте мне развить это положение. Допустим, у меня есть сотня фунтов. Я иду в винный магазин и покупаю десять бутылок виски по десять фунтов за бутылку. Реальная цена виски – всего два фунта за бутылку, все остальное – налог. Значит, хозяину магазина идет разница, двадцать фунтов. Он использует их, чтобы залить бензин в бак автомобиля. Налог на бензин – семьдесят пять процентов от рыночной цены. Соответственно, теперь от моих ста фунтов осталось всего пять. Парень на заправке тратит их на пять пачек сигарет. А мы все знаем, каким налогом облагается табачок. Из моих исходных ста фунтов правительство уже получило все, за исключением одного последнего. А то, на что хозяин табачной лавки потратит этот один фунт, уже обложено налогом где-то в другом месте.

– Да-да-да, – сказал старпер. – Мывсе это знаем. Но не хотелось бы, чтобы об этом узнал какой-нибудь обычный человек с улицы.

– Точно, – сказал Т.С. Давстон. – И мы ему не скажем. Так вот: этот самый обычный человек с улицы платит в качестве прямых налогов примерно одну треть своего недельного дохода. Что произойдет, если он не будет этого делать?

– У него будет на одну треть больше денег, которые он сможет тратить, каждую неделю, – ответил старпер.

– И на что он их потратит?

– На разные товары, я думаю.

– Точно. Товары, облагаемые налогом.

– Э-э, прошу прощения, – сказал как-его-там, министр иностранных дел. – Но если каждый человек в этой стране будет иметь возможность потратить на треть больше денег из своего кармана, и он их будеттратить, то в магазинах наверняка закончатся товары, так ведь?

– Точно. Таким образом, заводам придется производить больше товаров, для этого им придется брать на работу больше рабочих, и таким образом вы одним ударом расправляетесь с проблемой безработицы. И никому не придется повышать зарплату – получка у них уже будет на треть больше. У вас не будет безработицы, у вас будут довольные рабочие. Вряд ли это можно назвать революционной ситуацией, а?

– Здесь, должно быть, есть логическая ошибка, – сказал я Норману.

– Здесь, должно быть, есть логическая ошибка, – сказал старпер. – Но хоть убей – не вижу, где.

– Нет никакой ошибки, – сказал Т.С. Давстон. – А если вы повысите налог с продаж на все товары на один пенни с фунта (никто и слова не скажет, раз у них будет настолько больше денег, которые можно потратить), вы как раз и получите тот последний фунт из моей начальной сотни. Вы получите все.

Все, сидевшие за столом, поднялись на ноги и принялись аплодировать. Даже лысая женщина, та, что обычно носит парик, тоже вскочила и захлопала в ладоши.

– Браво, – воскликнул Норман.

– Сядь, идиот, – сказал я.

– Может быть, но он-то не дурак. Это следует признать.

– Он сказал, что разработал парурадикальных предложений. На твой взгляд – какое будет второе?

– Мое второе радикальное предложение такое, – сказал Т.С. Давстон, когда все закончили аплодировать и уселись. – Я предлагаю, чтобы правительство легализовало все наркотики.

– Вот так вот, – сказал Норман. – Одно из двух, не так уж плохо. Во всяком случае, для парня, который Ричард.

В комнате для совещаний воцарился хаос. Т.С. Давстон ударил кулаками по столу. Хаос испуганно утих, и порядок был восстановлен. Т.С. Давстон продолжил.

– Пожалуйста, выслушайте меня, – сказал он. – Итак, как всем нам известно, правительство ежегодно тратит целое состояние на войну с наркотиками. В этой войне оно победить не сможет никогда. Вы не можете заставить людей прекратить доставлять себе удовольствие, а путей, которыми можно ввозить наркотики в эту страну – просто слишком много. Так почему правительство так решительно настроено против наркотиков?

– Потому что наркотики – это плохо, – сказал как-его-там.

– Все здесь свои, – сказал Т.С. Давстон. – Можете говорить правду.

– Спорю, не может, – сказал старпер.

– А вот и могу.

– Не можешь.

– Могу.

– Ну так говорите, – встрял Т.С. Давстон. – Почему правительство так настроено против наркотиков?

– Да потому что мы не можем обложить их налогом.

– Точно. Но вы могли бы обложить их налогом, если бы они были легальны.

– Можно подумать, мы не думали об этом, – сказал старпер. – Но ни одно правительство не решится легализовать наркотики. Пусть даже половина населения принимает их регулярно, другая половина проголосует за то, чтобы вышвырнуть нас вон из кабинета.

– А что, если бы они были легальны, но тот самый средний человек с улицы не знал, что они легальны?

– Я плохо представляю себе, как это можно сделать.

– Предположим, вы берете все деньги, которые тратите каждый год на войну с наркотиками, отправляетесь туда, где наркотики исходно выращивают – Золотой треугольник и так далее – и на эти деньги скупаете весьурожай. Привозите его обратно в Англию, и выбрасываете его на рынок через существующую сеть торговцев. Да вы вдвое больше прибыли получите.

– Это вряд ли можно назвать легализацией наркотиков, или обложением их налогом.

– Ну, во-первых, те, кто принимает наркотики, на самом деле не хотят, чтобы их легализовали. Половина удовольствия от принятия наркотиков – фактор «запретного плода». Их намного интереснее принимать, если они запрещены. Только правительство будет знать, что они легальны, то есть что военно-морской флот будет их ввозить. Вряд ли можно себе представить контрабандистов, желающих конкурировать с ВМФ. По прибытии сюда все наркотики будут проходить контроль и оценку, их даже можно выводить на рынок под особыми торговыми марками. Они будут отличного качества и будут предлагаться по доступным, конкурентоспособным ценам. Любое возможность сопротивления в лице конкурирующих импортеров наркотиков очень быстро исчезнет с рынка. Прибыль, которую вы получите, можно назвать «налогом». Лучшего слова мне в голову не пришло. А вам?

– Но что, если в других странах узнают об этом? – всплеснул руками старпер.

– Вы имеете в виду – если узнают другие правительства? Отлично, скажите им сами. Всем скажите. Пусть они все делают то же самое. Тем самым мафия будет вытеснена с рынка, а правительства во всем мире будут получать миллиардные доходы.

– Но ведь тогда весь мир просто докурится до полной потери сознания.

– Не докурится. Не больше людей начнут принимать наркотики, чем это делают сейчас. А в этой стране их будет даже меньше.

– А это вы с чего взяли? – спросил старпер.

– С того, что по большей части наркотики принимают по причине отчаяния. Бедные, безработные люди, которые потеряли надежду. В новом обществе, свободном от подоходного налога, у них у всех будет работа, и деньги, которые они смогут тратить. Они ведь тогда вряд ли будут испытывать отчаяние?

– Этот человек – гений, – сказал Норман.

– Этот человек – гений преступного мира, – сказал я. – Неудивительно, что он так озабочен укреплением замка. По всей вероятности, он ожидает, что к нему с минуты на минуту пожалует в гости Джеймс Бонд.

Ну так что насчет радикальных предложений Т.С. Давстона? Что насчет, что насчет. Вы, конечно, знаете, что прямое налогообложение прекратило существовать в последнюю полночь тысячелетия, когда большинство правительственных компьютерных систем самоуничтожилось. Но вам вряд ли было известно, что, начиная с лета 1985-го года, практически любой «нелегальный» наркотик, который можно было достать в этой стране, был импортирован, рассортирован и выброшен на рынок с прямого одобрения правительства Ее Величества.

А также то, что одно пенни с каждого фунта полученной прибыли шло непосредственно тому человеку, который обустроил первоначальную сделку с ребятами из колумбийского наркокартеля.

Вы спрашиваете – как его звали?

Ну, я думаю, это даже не обязательно произносить вслух.

Обязательно?

Ладно, даю подсказку: НЕРичард.