Сказочный пароход (пер. с англ. С. Трофимова)

Посвящается порочной троице Бобов: Блоху, Хайнлайну и Троригу — и пусть мы встретимся на берегах Реки, чтобы отправиться в путь на сказочном пароходе.

Глава 1

— Воскрешение из мертвых, как и политика, собирает в одну постель довольно странных партнеров, — произнес Сэм Клеменс. — И я бы не сказал, что такой сон способствует отдыху.

Сунув под мышку подзорную трубу и покуривая длинную зеленую сигару, он прогуливался взад и вперед по кормовой палубе «Дрейругра» («Запятнанного кровью»). Ари Гримолфссон, стоявший у руля и ни слова не понимавший по-английски, мрачно посмотрел на Сэма. Клеменс перевел свою шутку на ломаный древненорвежский, но взгляд кормчего не стал от этого теплее.

Сэм громко обругал его по-английски, назвав тупоголовым варваром. В течение трех лет он днями и ночами практиковался в норвежском языке десятого века, однако большинство мужчин и женщин на борту «Дрейругра» понимали его речь лишь наполовину.

— Как старый Гек Финн, которому исполнилось девяносто пять лет плюс-минус несколько тысячелетий, я отправился на плоту вниз по Реке, — прошептал Клеменс. — А теперь меня везут к ее верховьям на этом идиотском корабле викингов. И кто бы мне сказал, что будет дальше? Когда я наконец пойму свой сон?

Прижимая руку к телу, чтобы не выронить драгоценную подзорную трубу, он ударил кулаком по ладони:

— Железо! Мне нужно железо! Но где его найти на этой планете, столь скудной металлами и перенаселенной людьми? А ведь железо тут есть! Иначе откуда бы взялся топор Эрика? Интересно, сколько его здесь? Хватит ли для строительства корабля? Скорее всего, нет. Возможно, это был только небольшой упавший метеорит. И все-таки для того, что я задумал, железа может оказаться достаточно. Вот только где его искать? Господи! Эта Река тянется на двадцать миллионов миль! И железо — если оно действительно есть — может находиться на другом ее конце.

Нет, этого не может быть! Оно должно залегать где-то рядом, в пределах ста тысяч миль. Но кто даст гарантию, что мы плывем в нужном направлении? О невежество — извечная мать истерии! Впрочем, можно сказать и наоборот.

Клеменс навел подзорную трубу на правый берег и еще раз выругался. Несмотря на его просьбы направить корабль к краю русла, чтобы он мог рассмотреть лица людей на ближайшей равнине, ему было в этом отказано. Конунг норвежского флота, Эрик Кровавый Топор, сказал, что они плывут мимо враждебной территории и, пока существует опасность нападения, корабли будут оставаться на середине Реки.

«Дрейругр», — флагман флотилии, состоявшей из трех одинаковых кораблей, — достигал в длину восьмидесяти футов и, несмотря на бамбуковый корпус, напоминал «драконий челн» воинственных викингов. Носовую часть длинного и низкого судна украшала дубовая голова морского чудовища; узкая корма загибалась кверху, как хвост. Передняя и задняя палубы выступали немного над водой, а к двум бамбуковым мачтам крепились тонкие косые паруса, сделанные из прочных и эластичных мембран. Эти мембраны добывались из плавательных пузырей глубоководных рыб, которых называли «речными драконами». Штурвальное колесо располагалось на кормовой палубе; вдоль бортов висели круглые дубовые щиты, обтянутые кожей, а на широких «козлах» лежали большие весла. «Дрейругр» плыл против ветра, непрерывно лавируя и меняя галс, хотя там, на Земле, викинги не знали этого маневра.

Свободные от вахты мужчины и женщины сидели на скамьях для гребцов, болтали о жизни, играли в кости и покер. Из-под кормовой палубы доносились ликующие крики, ругань, а порою и слабое щелканье. Это Кровавый Топор резался с телохранителем в бильярд, и на сей раз их беспечность тревожила Клеменса. Кровавый Топор знал, что в трех милях выше по Реке вражеские корабли устроили им засаду. От обоих берегов позади «Дрейругра» отплывали боевые галеры, замыкая кольцо блокады. Но конунг сохранял нарочитое спокойствие и своей невозмутимостью напоминал адмирала Дрейка перед битвой с Великой Армадой.

— Однако условия здесь совершенно иные, — пробормотал Клеменс. — Русло не шире полутора миль, и нам не хватит места для маневра. Кроме того, Эрик не может надеяться на шторм, который помог бы ему в сражении.

Сэм снова осмотрел берег в подзорную трубу. Три года, с тех пор как флот отправился в путь, он только этим и занимался. Из-за массивной головы его не слишком широкие плечи выглядели еще уже. Длинные каштановые волосы обрамляли лицо с тонким римским носом, мохнатыми бровями и голубыми глазами. Усы, которыми он славился во время жизни на Земле, отсутствовали, поскольку мужчины воскрешались в этом мире безусыми и безбородыми, как невинные младенцы. Однако его грудь украшало море курчавых рыжеватых волос, волны которого выплескивались до ямочки на горле. Белое полотенце, прикрывавшее бедра, крепилось у талии кожаным поясом, на котором висели его грубые самодельные башмаки, небогатое оружие и футляр для подзорной трубы. Тело покрывал бронзовый экваториальный загар.

Сэм опустил трубу и взглянул на вражеские корабли, плывшие в миле позади «Дрейругра». В этот миг над его головой что-то сверкнуло, и он увидел росчерк ослепительного сияния, который походил на изогнутую саблю, выскользнувшую из небесных ножен. Огненный клинок помчался вниз и в молниеносном выпаде исчез за горами.

Клеменс был поражен. Ему не раз доводилось наблюдать по ночам падение мелких метеоритов, но такого крупного он еще никогда не видел. Даже при свете дня гигантский болид слепил глаза, и его остаточный образ хранился на сетчатке секунду или две. А потом алая дуга поблекла; Сэм забыл об упавшей звезде, и его взгляд вновь устремился к далеким предгорьям.

Местность выглядела довольно однообразно. По обоим берегам тянулись полуторамильные полоски равнин, поросшие травой и бамбуком. Вдоль Реки, на расстоянии мили друг от друга, располагались большие питающие камни, по форме напоминавшие грибы. Деревья на равнинах встречались редко, зато предгорья казались темными от сосновых, дубовых и тисовых рощ. Среди них обособленными группами выделялись «железные» деревья. Их серые стволы вздымались на тысячефутовую высоту; огромные кроны с сотней сучковатых ветвей вскипали густой листвой, похожей на слоновьи уши. Древесина этих растений была настолько твердой, что не поддавалась ни огню, ни топору, и лишь лианы, усыпанные большими яркими цветами, усмиряли нрав гигантов бесконечной и ажурной путаницей своих гибких стеблей.

Через одну-две мили за холмами начинались горы. Их гладкие отвесные склоны, возносясь на высоту двадцати — тридцати тысяч футов, после первой трети подъема становились абсолютно неприступными.

Три норвежских корабля проплывали район Реки, заселенный немцами начала девятнадцатого века. Около десяти процентов жителей составляли люди из другой эпохи — в данном случае персы первого столетия. Кроме того, один процент населения, по незыблемым правилам этого странного мира, состоял из мужчин и женщин, живших на Земле в разных странах и в разные времена.

Сэм рассматривал в подзорную трубу бамбуковые хижины и фигуры людей. На чреслах мужчин виднелись цветастые набедренные повязки. Женщины носили короткие юбки, сделанные из нескольких полотенец, и куски полупрозрачной ткани, которые символически прикрывали их груди. На берегу собирались толпы зевак, которым не терпелось посмотреть на сражение. Почти у всех имелись копья с кремневыми наконечниками, а у многих Клеменс видел луки и стрелы. Тем не менее, судя по их мирным и расслабленным позам, в намечавшейся битве они выбрали себе роль зрителей.

Внезапно Сэм ахнул и задержал взгляд на лице одного из мужчин. Большое расстояние и слабая разрешающая способность оптического прибора не позволяли ему разглядеть этого человека как следует, но широкоплечая фигура и смуглое лицо казались Клеменсу удивительно знакомыми. Вот только где он мог видеть его раньше?

И тут Сэма словно осенило. Мужчина напомнил ему известного английского исследователя сэра Ричарда Бёртона, фотографии которого он неоднократно видел на Земле. Во всяком случае от его облика веяло такими же мужеством и силой. Когда корабль проплыл мимо этой группы людей, Клеменс со вздохом перевел окуляр на другие лица — как бы ему того ни хотелось, он не мог убедиться в правильности своей догадки.

Конечно, будь его воля, он бы с радостью сошел на берег и побеседовал с этим мужчиной. И, возможно, тот действительно оказался бы Ричардом Бёртоном. За двадцать лет жизни в мире Реки, повидав миллионы лиц, Клеменс еще не встречал людей, которых знал на Земле. Сэм не был знаком с Бёртоном лично, но полагал, что тот слышал о нем немало. А значит, этот человек — если только Клеменс не обознался — мог бы стать звеном, пусть тонким и непрочным, с его прежней жизнью на потерянной Земле.

И вдруг окуляр подзорной трубы выхватил далекую размытую фигуру.

— Ливи! — не веря своим глазам, воскликнул Клеменс. — О Боже мой, Ливи! Ливи!

Все сомнения отпали. Он по-прежнему не различал ее лица, но смутный образ так сильно соответствовал истине, что его уже нельзя было отрицать. Овал лица, фигура и прическа! Ее чудесная походка, столь же уникальная, как отпечатки пальцев! И все это говорило — нет, кричало — о том, что Клеменс видел перед собой свою земную жену.

— Ливи! — жалобно всхлипнул он.

Корабль накренился, меняя галс, и Сэм потерял ее из виду. Минуту или две он сосредоточенно осматривал в подзорную трубу многолюдные толпы, собравшиеся на берегу. А потом тоска и разочарование выплеснулись наружу. Вытаращив глаза, он затопал ногами по палубе и закричал:

— Кровавый Топор! Поднимайся наверх! Кровавый Топор! Скорее, скорее!

Сэм рванулся к кормчему, приказывая повернуть назад и подвести корабль к берегу. В первый момент горячность Клеменса вызвала у викинга некоторую растерянность, но Гримолфссон быстро пришел в себя и, прищурив глаза, отрицательно покачал головой.

— А я приказываю тебе! — вскричал Клеменс, забыв о том, что кормчий не понимает по-английски. — Там моя жена! Моя Ливи! Прекрасная Ливи, какой она была в свои двадцать пять лет! Юная и восставшая из мертвых!

Услышав за спиной тяжелые шаги, Клеменс обернулся. На уровне палубы появилась белокурая голова с обрубленным левым ухом. Затем, по мере того как Эрик поднимался по трапу, перед Сэмом возникали широкие плечи, могучая грудь, огромные бицепсы и колонноподобные бедра Кровавого Топора. Весь его наряд состоял из одного полотенца в черно-зеленую клетку. На кожаном поясе висели несколько сланцевых ножей и чехол, в котором он носил свой топор с широким стальным лезвием и дубовой рукояткой. Топор Эрика, насколько знал Клеменс, мог считаться уникальным изделием, так как оружие на этой планете изготавливалось из дерева и камня.

Осмотрев Реку, конунг нахмурился и повернулся к Клеменсу:

— Что случилось, сма-скитлигр? Я не попал по верному шару, когда ты начал вопить, словно невеста Тора в первую брачную ночь. Из-за тебя я проиграл Токи Няльссону сигару.

Он вытащил топор из чехла и замахнулся на Сэма. Солнце сверкнуло на голубоватой стали.

— Надеюсь, у тебя имелась веская причина, чтобы тревожить меня криком. Я убивал многих и за меньшую провинность.

Загорелое лицо Клеменса побледнело, но на этот раз не от испуга. Он свирепо взглянул на конунга и оскалил зубы. Взъерошенные волосы, орлиный профиль и хищный взгляд придавали ему сходство с пустельгой.

— Катись ты к черту вместе со своим топором! — закричал он. — Я только что видел мою Ливи! Мою жену! Она там, на правом берегу! И я хочу… Нет, я требую, чтобы ты высадил меня туда. Мне надо найти ее, понимаешь? О Боже, после стольких лет безнадежных поисков я снова увижу ее! Мы остановимся только на минуту, Эрик! Ты же не откажешь мне в этом, правда? Ты не можешь поступить со мной так бесчеловечно!

Блеснув огненной полосой, топор со свистом рассек воздух. Викинг презрительно усмехнулся:

— И вся эта суета из-за какой-то бабы? А ты подумал о ней?

Он ткнул пальцем в сторону небольшой смуглой женщины, которая стояла у лафета ракетной установки.

Клеменс побледнел еще сильнее.

— Темах прекрасная девушка! Я люблю ее всей душой! Но она — не Ливи!

— Довольно болтать, — оборвал его Кровавый Топор. — Неужели ты принимаешь меня за идиота? Стоит нам подойти к берегу, как их галеры тут же прижмут наши корабли к суше и сотрут нас в муку, как мельница Фрейра. Лучше забудь о своей жене.

Клеменс взвизгнул, замахал кулаками и бросился на викинга. Тот сбил его с ног, ударив по голове обухом стального топора. Несколько минут Сэм лежал на спине, и его открытые глаза смотрели прямо на солнце. Из-под волос сочилась и стекала по бледному лицу кровь. А потом он поднялся на четвереньки, и его начало тошнить.

Эрик сделал нетерпеливый жест. Темах быстро спустила в Реку обмазанную глиной корзину и, бросая на конунга испуганные взгляды, подняла на веревке свое импровизированное ведро. Она выплеснула воду на Клеменса. Тот сел, а затем шатаясь поднялся на ноги. Темах снова наполнила ведро и смыла с палубы рвоту.

Сэм сердито зарычал, но его ярость вызвала у викинга лишь брезгливую усмешку.

— Жалкий трус! Ты болтал слишком много и долго. Теперь ты знаешь, что бывает с теми, кто задирает нос перед Эриком Кровавым! Считай, что тебе повезло — я оставил тебя живым!

Клеменс отвернулся от конунга и, покачиваясь, зашагал к краю палубы. Добравшись до ограждения, он попытался влезть на деревянные перила.

— Ливи!

Выкрикнув проклятие, Кровавый Топор подбежал к Сэму, схватил его за пояс и, оттащив назад, сильным толчком повалил на палубу.

— Я не дам тебе удрать, ничтожный смерд! — грозно произнес он. — Сначала ты должен найти для меня железо!

— Здесь его нет… — начал было Клеменс, но тут же прикусил язык.

Если бы конунг понял, что Сэм ничего не знал о местоположении рудника и, хуже того, даже сомневался в его существовании, он покончил бы с Клеменсом в одно мгновение.

— Потом, когда мы найдем железо, — бодро продолжал Эрик, — ты покажешь нам путь к Полярной Башне. Впрочем, я мог бы отыскать ее и сам, доплыв до истока Реки. Но в твоей голове еще много такого, что может мне пригодиться. К тому же, пока ты жив, в моих руках будет и Джо Миллер — этот великан из страны льда и мороза.

— Джо! — прошептал Клеменс заплетающимся языком и попытался подняться. — Джо Миллер! Где мой верный Джо? Он убьет тебя, Эрик! Убьет!

Топор со свистом пронесся над головой Сэма.

— Ты не скажешь ему ни слова о нашей ссоре, слышишь? Клянусь пустой глазницей Одина, я прикончу тебя еще до того, как он протянет ко мне свои лапы. Ты понял меня, недоносок?

Клеменс поднялся на ноги и, шатаясь, громко закричал:

— Джо! Джо Миллер!

Глава 2

Из-под кормовой палубы донеслось приглушенное ворчанье. И хотя люди уже тысячу раз слышали этот мощный и низкий голос, волосы на их затылках сами собой поднимались дыбом.

Под весом гиганта заскрипели крепкие бамбуковые ступени — заскрипели так громко, что заглушили песню ветра на кожаных струнах такелажа. Скрип трапа перекрыл собой щелканье парусов-мембран, сухой скрежет деревянных соединений, крики команды и журчание воды за кормой корабля.

Голова, появившаяся над краем палубы, выглядела еще более устрашающей, чем этот нечеловеческий низкий голос. Размерами она походила на бочонок пива, а под розовой отвисшей кожей торчали бугры черепных костей. Выступавшие надбровные дуги нависали над маленькими темно-синими глазами. Нос вообще не соответствовал остальным чертам лица. Здесь больше подошла бы плоская широкая блямба с выступающими ноздрями, но не эта ужасная и смешная пародия на человеческий орган обоняния. Нечто подобное выставляли на всеобщее осмеяние хоботковые обезьяны[57] Земли.

Вдобавок ко всему прочему под раскидистой сенью носа находилась длинная верхняя губа, какую в комиксах обычно подрисовывали шимпанзе и ирландцам. Тонкие губы выдавались вперед, повторяя форму выпуклых челюстей.

Рядом с таким великаном Эрик Кровавый выглядел тщедушным дистрофиком. Джо гордо шествовал, неся перед собой живот, чьи размеры и форма напоминали воздушный шар, готовый к полету. Его руки и ноги казались немного короткими в сравнении с длинным туловищем, а поясница находилась на уровне подбородка среднего роста мужчины. Одной рукой, вытянутой во всю длину, он мог часами удерживать Сэма в воздухе без малейших признаков дрожи.

Джо не носил никакой одежды и не находил причин носить ее впредь. О стыде и пристойности он узнал только после того, как соприкоснулся с гомо сапиенс. Длинные красноватые волосы — более густые, чем у людей, но не такие плотные, как у шимпанзе, — прилипли к вспотевшему телу. Кожа под ними выглядела грязновато-розовой, особенно в сравнении с белокурыми детьми нордической расы.

Его рыжая волнистая шевелюра начиналась в дюйме выше бровей и круто по косой уходила к темени. Он пригладил ее ладонью, размером с большой словарь английского языка, а затем зевнул, показав большие, на вид человеческие зубы.

— Я зпал, — проурчал гигант. — Мне знилазь Земля и зильный клравульзизменгбхабафинг, которого вы называете мамонтом. Эх, добрые зтарые деньки!

Он сделал еще несколько шагов и внезапно замер на месте.

— Зэм! Что злучилозь? Ты везь в крови! И вид у тебя очень нездоровый!

Что-то шепнув своей охране, Кровавый Топор попятился от титантропа и закричал:

— Твой приятель сходит с ума! Ему снова показалось, что он увидел свою жену. И это случалось уже тысячи раз! Он набросился на меня, когда я отказался поворачивать к берегу. Но клянусь яйцами Тира, Джо! Ты и сам знаешь, сколько раз ему мерещилась эта женщина! А разве мы не выполняли его просьб? Разве мы не останавливались после каждого его крика? И всегда получалось так, что это была не она! Всегда получалось так, что он ошибался! На сей раз я ответил ему отказом. Пусть даже он действительно увидел свою жену, я все равно не поверну корабль. Мы не можем совать головы в волчью пасть!

Эрик пригнулся и приподнял топор, готовый в любую секунду отразить нападение гиганта. Со средней палубы послышались крики, и по трапу взбежал рослый рыжий парень с каменным томагавком. Кормчий жестом велел ему уйти. Взглянув на разъяренного Джо Миллера, рыжий вояка поспешил удалиться.

— Что зкажешь, Зэм? — спросил Миллер. — Может быть, мне разорвать его на кузки?

Сжав голову руками, Клеменс тихо произнес:

— Не надо, Джо. Я думаю, он прав. Мне действительно могло показаться. Возможно, я снова спутал Ливи с какой-то немецкой домохозяйкой. — Он застонал и закричал в безудержной тоске: — Я не знаю, Джо! Не знаю, как поступить! Но ведь это могла быть и она!

На соседнем корабле взревели горны, сделанные из полых рыбьих костей. В ответ на средней палубе флагмана загрохотал боевой барабан.

— Забудь о мести, приятель, — сказал Клеменс. — Давай сначала выберемся из этой передряги. Я не очень верю, что у нас есть хоть какой-то шанс, но, если мы хотим остаться в живых, нам надо сражаться одной командой. Возможно, потом…

— Ты взегда говоришь «потом», и твое «потом» никогда не назтупает. Зкажи мне, Зэм, почему?

— Если тебе это еще не понятно, то ты действительно такой тупой, каким выглядишь, — огрызнулся Клеменс.

В глазах Джо блеснули набежавшие слезы; его пухлые щеки стали мокрыми.

— Каждый раз в минуты изпуга ты обзываешь меня тупым, — сказал он. — Почему ты озкорбляешь меня, а не тех, кто пугает тебя, Зэм? Почему ты зрываешь зло на мне, а не на Кровавом Топоре?

— Прости меня, Джо, — прошептал Клеменс. — Устами младенца и проточеловека глаголет истина… Ты не тупой! Ты очень хороший и умный! Забудь о моих словах. Я прошу у тебя прощения.

Кровавый Топор снова обрел свой важный вид, но на всякий случай держался подальше от Джо, с усмешкой помахивая топором.

— Наконец-то металл столкнется с металлом! Впрочем, что я говорю? — Эрик рассмеялся. — В местных битвах камни стучат о дерево, и мой звездный топор единственный в этом мире! Хотя какая разница? Меня утомили шесть месяцев мира. Я жажду криков войны, посвиста стрел и копий, кровавых кусков, которые моя сталь отсекает от тела врага! Дайте мне запах крови! Меня уже колотит дрожь, как запертого в стойле жеребца, почуявшего течку кобылы! Я должен завалить эту сучку-смерть и насладиться ею, как смазливой шлюхой!

— Ты замец, Кровавый Топор! — проворчал Джо Миллер. — У тебя такая же проблема, как и у Зэма. Ты тоже напуган, но прикрываешь звой зтрах хвазтливой речью из большого рта.

— Я не понимаю твоей искалеченной речи, — небрежно ответил викинг. — И нечего обезьянам поганить язык людей.

— Нет, ты меня прекразно понял, — зарычал Миллер.

— Успокойся, Джо, — вмешался Сэм Клеменс.

Он с тревогой смотрел вперед. Милях в двух вверх по течению прибрежные равнины постепенно исчезали. Суровые горы подступали к самой Реке, сокращая ширину русла до четырехсот пятидесяти ярдов. Вода бурлила у подножия скал, высота которых достигала трех тысяч футов. И там, на вершинах, с обеих сторон в лучах солнца сияли какие-то непонятные объекты.

За полмили до входа в теснину Сэм увидел тридцать галер, образовавших три выгнутые линии атаки. Используя быстрое течение и силу шестидесяти весел на каждом судне, они стремительно мчались навстречу норвежским кораблям. Осмотрев флот противника в подзорную трубу, Клеменс подытожил свои наблюдения:

— На борту каждой галеры около сорока воинов и по паре ракетных установок. Мы попали в ловушку. К тому же наши ракеты хранились в трюме так долго, что порох мог уже кристаллизоваться. Если снаряды разорвутся в стволах, мы улетим на тот свет дальше ада! А взгляните на вершины скал! Неужели эти штуки предназначены для метания греческого огня?

Слуга подал конунгу доспехи: трехслойный кожаный шлем с имитацией крыльев и сопла, кожаную кирасу, налокотники и щит. Еще один воин принес ему несколько копий с тисовыми древками и кремневыми наконечниками.

Боевой расчет ракетной установки — все, как одна, женщины — уже вставлял снаряд в метательную трубу. Шестифутовая ракета с бамбуковыми стабилизаторами выглядела увеличенной копией шутих, которые когда-то запускали на День независимости. Боеголовка содержала двадцать фунтов черного пороха, смешанного с мелкими осколками камней, которые заменяли собой шрапнель.

Джо Миллер отправился вниз за своими латами и оружием. Палуба жалобно заскрипела под его восемьюстами фунтами. Клеменс нахлобучил шлем, забросил за спину щит, но не стал надевать ни кирасы, ни поножей. Он ужасно боялся ран, однако его еще больше страшила перспектива свалиться в Реку и утонуть под тяжестью доспехов.

Сэм еще раз поблагодарил богов этого мира за то, что они свели его с Джо Миллером — верным другом и кровным братом. Правда, церемония братания потребовала не только пролития крови, но и других болезненных, а во многом и омерзительных действий. В один момент Сэм даже был близок к обмороку. Однако теперь они без колебаний вставали на защиту друг друга, а в сражении титантроп один вполне управлялся за двоих.

Кровавый Топор невзлюбил Миллера из зависти. Он мнил себя величайшим воином всех миров и столетий, но прекрасно понимал, что Джо может надавать ему пинков, как приблудной собаке.

— Вот именно, — прошептал Сэм. — Приблудной задрипанной шавке!

Эрик выкрикивал приказы, которые передавались на два других корабля вспышками света, отраженного обсидановыми зеркалами. Он намеревался поднять паруса и прорваться сквозь ряды галер. Задача была не из легких; предстояло постоянно лавировать, избегая таранов и потери ветра. Кроме того, каждый корабль трижды попадал бы под перекрестный огонь. И тут их могло спасти только чудо.

— Против нас даже ветер, — произнес Сэм Клеменс. — Их ракеты будут бить гораздо дальше наших. Нам надо быстрее прорваться в ряды противника.

— Не учи отца… — оборвал его Кровавый Топор и осекся на полуслове.

Блестящие объекты сорвались с вершин утесов и устремились вниз, направляясь к кораблям викингов. Норвежцы в страхе закричали, но Сэм, распознав планеры, в нескольких словах объяснил конунгу назначение летающих машин. Кровавый Топор начал успокаивать своих людей, и в тот же миг передние галеры дали первый ракетный залп. Десять мощных снарядов, виляя и оставляя за собой шлейфы густого дыма, помчались по дуге к трем парусным кораблям. Те быстро поменяли курс, едва не наскочив друг на друга. Некоторые ракеты пронеслись рядом с мачтами и парусами, но ни одна из них не угодила в цель, и все они с плеском упали в Реку.

К тому времени первый планер предпринял атаку. Легкий и длиннокрылый, с серебристым фюзеляжем, на боках которого чернели мальтийские кресты, он ринулся под углом в сорок пять градусов на «Дрейругра». Норвежские воины подняли тисовые луки и по команде старшего выпустили стрелы. Те забарабанили по фюзеляжу пролетавшего планера, помешав пилоту произвести точное бомбометание. Снаряды упали позади «Дрейругра», а летающая машина совершила посадку на воду.

В тот же миг на норвежские корабли налетели остальные планеры. Пользуясь случаем, галеры выпустили новый град ракет. Клеменс обернулся и посмотрел на пусковую установку «Дрейругра». Рослые белокурые женщины выполняя команды маленькой смуглой Темах, разворачивали ствол метательной трубы. Однако стрелять пока было рано — на таком расстоянии они не попали бы даже в ближайшую цель.

Внезапно все вокруг замерло, как на фотографии: два пикирующих планера; кончики крыльев всего в трех футах друг от друга; маленькие черные бомбы, которые падали на палубу, и стрелы, торчавшие в фюзеляжах; немецкие ракеты на пологом спуске их траектории и обреченные корабли.

А затем мощный порыв ветра ударил Клеменса в спину. Сквозь свист и вой он услышал громкое хлопанье парусов. Корабль резко развернуло; раздался громкий треск, словно Божья длань разорвала надвое покровы этого мира. Что-то щелкало и скрипело, сотрясая корабль, будто огромные великаны срубали топорами бамбуковые мачты.

Бомбы, планеры и ракеты качнулись вверх, потом вниз — и завертелись в немыслимом хороводе. Паруса и мачты взвились в небо, словно ими выстрелили из пары пушек. Корабль, потеряв оснастку, вдруг встал на дыбы, и гребень громадной волны потащил его почти перпендикулярно руслу. Клеменса снесло бы за борт при первом же шквале ветра, но Джо вовремя прижал его к себе, вцепившись другой рукой в штурвал. Кормчий тоже хватался за рулевое колесо. Женщины у ракетной установки вопили от ужаса, их крики сносило ветром, и Сэм видел лишь открытые рты среди прядей мокрых волос. А потом ураган подхватил эти скорченные фигурки, поднял в воздух, как стаю птиц, и, наигравшись, бросил в воду. Вслед за ними взлетел орудийный ствол, сорванный с лафета.

Эрику удалось ухватиться одной рукой за поручень трапа. В другой руке он держал свое драгоценное стальное оружие. Пока корабль швыряло из стороны в сторону, викинг ухитрился засунуть топор в чехол и вцепиться в поручень обеими руками. Ветер завизжал, как женщина, сброшенная с утеса. Судно опалило потоком горячего воздуха, и на миг оглушенному Клеменсу показалось, что его сунули в сопло ракеты.

Огромная волна поднимала искалеченное судно все выше и выше. Сэм открыл глаза и завопил от ужаса, но ему заложило уши, и он не услышал своего крика. В четырех-пяти милях позади «Дрейругра» из-за поворота русла появилась стена грязно-коричневой воды высотой не меньше пятидесяти футов.

Клеменс хотел закрыть глаза, но веки будто парализовало. Он завороженно следил за приближением гигантской массы воды и вскоре увидел в пене и брызгах вывернутые с корнями деревья. Сэм видел сосны, дубы и тисы, куски бамбуковых домов и чудом уцелевшую крышу, а рядом с обломками мачт и разбитой вдребезги галерой мелькала туша «речного дракона», чьи размеры оказали бы честь любому кашалоту. Какая же сила могла поднять эту рыбу с пятисотфутовых глубин Реки?

Клеменс оцепенел от ужаса. Ему хотелось умереть, чтобы быстрее покончить с этим леденящим страхом, но он не мог пошевелить даже пальцем. Как завороженный, без веры и надежды, Сэм смотрел, как корабль, вместо того чтобы рассыпаться на части и затонуть под сотнями тысяч галлонов воды, медленно взбирался вверх на кручу волны, все выше и выше, и грязно-коричневая вода, усеянная обломками и трупами, нависла над ними огромным гребнем, который вот-вот мог обрушиться вниз. Они поднимались все выше и выше, и дальше оставалось только небо, потерявшее свою яркую полуденную голубизну и превратившееся в серый саван.

А потом корабль оказался на пенистой вершине, зависнув в облаке брызг над крутым откосом. Качнувшись и сорвавшись с гребня, он помчался вниз в зиявшую темнотой ложбину. Свирепые волны, хотя и уступавшие по высоте первому валу, перекатывались через палубу, стараясь догнать друг друга. Рядом с Клеменсом упало тело, выброшенное из яростных вод. В обезумевшем мозгу Сэма вспыхнула искорка разума, и он узнал эту мертвую женщину. Но Клеменс уже не мог почувствовать что-то большее. Ужас довел его до предела.

И поэтому он тупо смотрел на истерзанное тело Ливи, разодранное с одного бока до костей. Это была его Ливи, его жена! Та женщина, которую он искал двадцать лет на берегах бесконечной Реки!

Новая волна, прокатившаяся по палубе, едва не вырвала Сэма из объятий титана. Кормчий закричал и вместе с обломком штурвала исчез в бушующей пучине. Следом за ним за борт смыло труп женщины.

Судно вновь заскользило вверх, поднимаясь из глубин котлована по склону огромной волны. Палуба накренилась так, что Миллер и Клеменс повисли на огрызке рулевого колеса, торчавшего, словно сук, над краем пропасти. Внезапно корабль вернулся в горизонтальное положение и ринулся вниз в очередную ложбину. Резкий толчок оторвал Кровавого Топора от поручня трапа. Эрик покатился кувырком на другую сторону палубы, и его выбросило бы за борт, если бы корабль не понесло на гребень третьего вала. Побелевшими пальцами конунг вцепился в полуоборванные снасти.

А «Дрейругр», одолев вершину волны, уже летел навстречу глубокой бездне. На полпути он столкнулся с корпусом полуразбитой галеры, и удар потряс его от носа до кормы. Эрик вновь не смог удержаться. Он заскользил на животе по мокрым доскам настила и, пробив ограждение, упал на среднюю палубу.

Глава 3

Сэм Клеменс оправился от потрясения только на следующее утро. «Дрейругр», каким-то чудом уцелев среди гигантских волн, перебрался в более тихие воды. Корабль проскочил в теснину между двумя скалами и застрял в небольшой расщелине у основания горы. Чуть позже, когда стремительный поток отхлынул в первоначальное русло, судно оказалось на суше.

Пока Река и ветер ревели, а небо сохраняло цвет каленого железа, люди корчились в ужасе, таком же вязком и липком, как холодный ил. Но палящий ветер утих, и его сменил прохладный бриз с верховьев.

Пятеро человек, оставшиеся в живых на палубе, начали шевелиться и задавать друг другу вопросы. Сэм почти физически ощущал, как слова с трудом пролезали сквозь онемевшие губы. Запинаясь, он рассказал своим спутникам о вспышке, которую увидел в небе за пятнадцать минут до начала урагана. Где-то там, в речной долине, возможно, милях в двухстах от них, упал огромный метеорит. Сильный жар при его проходе через атмосферу и перемещение верхних слоев воздуха вызвали ураганный ветер, появление гигантских волн и разрушительное наводнение. Однако какими бы ужасными ни казались последствия этого катаклизма, их можно было считать ничтожными в сравнении с тем, что творилось в эпицентре. Фактически «Дрейругр» оказался на краю их неистовой силы.

— Мы встретили ласкового котенка, хотя могли нарваться на льва, — подытожил свои слова Сэм Клеменс.

Викинги с трудом поднимались на ноги и бродили по кораблю, осматривая повреждения. Из-под палубного настила появлялись люди, спасавшиеся в трюме «Дрейругра». Кровавый Топор, едва дыша от полученных ушибов, громко закричал:

— Всем вниз! Убирайтесь в трюм! Вскоре могут прийти новые волны, еще больше и страшнее! И никто не знает, сколько их будет!

Питая к конунгу глубокую неприязнь, Сэм никогда беспрекословно не подчинялся приказам Кровавого Топора. Однако на этот раз ему пришлось признать, что слова Эрика не лишены смысла. Впрочем, сам он не верил в появление новых волн.

Команда спряталась в трюме, и каждый постарался отыскать место, где можно уцепиться за что-то прочное и неподвижное. Ждать пришлось недолго. Земля загудела и затряслась. Река с яростным шипением устремилась в расщелину, словно свирепый кот высотой в пятьдесят футов. «Дрейругр» швырнуло вверх и завертело, раскачивая из стороны в сторону. А Сэма Клеменса бил озноб, и он знал, что при свете дня его кожа выглядела бы синюшной, как у трупа.

Корабль продолжало нести вперед, царапая временами о скалы. Внезапно он устремился вниз, и Сэм мог бы поклясться, что «Дрейругр», добравшись до вершины каньона, сорвался в огромный водопад. Отток речной воды оказался таким же стремительным, как и наводнение. Сквозь приглушенный рев отступавшего потока Клеменс услышал тяжелое дыхание людей, приглушенные стоны и звонкую капель просочившейся в трюм воды.

Однако их беды на этом не кончились. Команда вновь ожидала в холодном оцепенении страха, в то время как огромная масса воды заполняла пространство, откуда ее вытеснили сотни тысяч тонн упавшего метеорита. Было гораздо теплее, чем обычно, но мужчины и женщины дрожали так, словно за бортом тянулись ледяные поля. Их пугало и то, что впервые за двадцать лет, прожитые на этой планете, они не слышали ночью дождя.

Перед новой атакой волн уставшие люди почувствовали, как содрогается земля. Уши заполнило громкое шипение, быстро переросшее в неистовый рев. Корабль подбросило вверх, завертело, заколотило о скалы, а потом опустило вниз. На этот раз днище не ударилось о грунт, и Сэм догадался, что судно увязло в толстом слое речного ила.

— Я не верю в чудеса, — прошептал он, — но с нами действительно случилось чудо. По идее мы должны были погибнуть.

Джо Миллер, который оправился от шока быстрее остальных, решил совершить небольшую разведку. Через полчаса он вернулся, неся на руках обнаженного мужчину. Его ноша оказалась живой. Под слоем липкого ила Сэм разглядел белокурые волосы, симпатичное лицо и голубовато-серые глаза. Незнакомец что-то шепнул по-немецки и благодарно улыбнулся, когда Джо опустил его на палубу.

— Я нашел этого человека в планере, — сообщил Миллер. — То езть в том, что озталозь от их летающей машины. Там внизу, на равнине, очень много трупов, и мне зтало жаль этого парня. Что вы будете з ним делать?

— Попробуем подружиться, — хрипло ответил Клеменс. — Его соплеменники погибли, и теперь эта территория никому не принадлежит.

Сэма вновь пробрала дрожь. Перед глазами возник образ Ливи, брошенной перед ним на палубу, как презрительная подачка судьбы. Ее мокрые волосы прикрывали чудовищную рану на левом виске, а темные глаза смотрели прямо на него. Это призрачное видение становилось все более ярким и мучительным. Ему захотелось зарыдать. Но слезы не шли. И Клеменс был рад своему оцепенению. Рыдания могли превратить его в жалкую горсточку праха. Хотя позже, когда у него появятся силы выдержать боль и муку, он выпустит слезы наружу, обязательно выпустит…

Белокурый мужчина попытался сесть. Его трясло, и в его улыбке сквозило смущение.

— Я замерз, — произнес немецкий летчик.

Миллер спустился в трюм и вскоре принес сушеную рыбу, терпкий хлеб из желудей, ростки бамбука и сыр. У викингов всегда имелся запас пищи на тот случай, если они окажутся на вражеской территории и им не дадут воспользоваться Граалями.

— Этот боров, Кровавый Топор, взе еще жив, — сообщил Джо. — Он зломал зебе незколько ребер, получил кучу зиняков и порезов, но его большой рот в полном порядке. Как тебе это нравитзя, Зэм?

Чуть позже Клеменс заплакал. Джо тоже зарыдал, пуская пузыри.

— Вот теперь мне гораздо лучше, — сказал он, отжимая рукой кончик длинного хобота. — За взю звою жизнь я еще ни разу не был так напуган. Когда эта вода помчалась на наз, как зтадо разъяренных мамонтов, я зказал зебе: «Прощай, дружочек Джо! Прощай и ты, дружище Зэм, потому что, когда я прознузь на далеких берегах Реки в новом теле, тебя уже не будет рядом!» Только зтрах оказалзя таким зильным, что через миг я забыл обо взем на звете. О Иизуз, как мне было зтрашно!

Немецкий летчик представился. Его звали Лотаром фон Рихтхофеном. Он являлся капитаном люфтваффе его императорского величества, кайзера Новой Пруссии, Альфреда Первого.

— За последние десять тысяч миль мы проплыли мимо сотни Новых Пруссий, — сказал Клеменс. — И все они умещались на таких клочках земли, что, встав в центре любого из них, я мог бы добросить камень до границы соседнего государства. Правда, их обитатели оказались не столь воинственными, как вы. Нам даже разрешали высаживаться на берег и пополнять наши Граали — особенно после того как узнавали, что мы занимаемся торговлей.

— Торговлей?

— Да, торговлей. Конечно, мы не возили с собой товары, как грузовые корабли нашей старушки-Земли. Мы торговали идеями. Но уверяю вас, это был хороший бизнес. Наши специалисты учили людей делать бильярдные столы или получать из рыбьего клея ароматную жидкость для укладки волос.

Лотар объяснил, что кайзер этой местности, граф фон Вельдерзее, считался некогда в Германии весьма радикальным фельдмаршалом. Он родился в 1832 году и умер в 1904-м.

Клеменс кивнул головой и с усмешкой заметил:

— Я вспоминаю, как читал о его смерти в газетах и получал наслаждение от мысли, что пережил еще одного современника. Это была одна из немногих дармовых радостей моего земного существования. Но если вам известно, как летать на самолетах, то вы, вероятно, из двадцатого века?

Лотар фон Рихтхофен вкратце описал историю своей жизни. Во время Weltkrieg[58] он летал на боевом самолете, а его брат считался величайшим асом из всех летчиков по обе стороны войны[59].

— О какой мировой войне вы говорите? — поинтересовался Клеменс. — О первой или о второй?

Он уже встречался с людьми двадцатого века и имел понятие о событиях — реальных и вымышленных, — которые происходили после его смерти в 1910 году.

Фон Рихтхофен добавил к его анналам еще несколько фактов. Он участвовал в первой мировой войне и сражался под началом своего брата, который отвечал за подразделение из сорока союзнических самолетов. В 1922 году Лотару поручили перевезти из Гамбурга в Берлин известную американскую актрису и ее импресарио. Самолет потерпел аварию, и он погиб.

— Удача покинула меня, — рассказывал Лотар. — Во всяком случае, это было последнее, о чем я подумал перед смертью. — Он рассмеялся и покачал головой. — А потом я оказался здесь, в теле двадцатипятилетнего мужчины, и мне не довелось дожить до возраста, когда женщины больше не смотрят на твое лицо, когда каждый новый день приближает тебя к могиле, когда вино заставляет плакать, а не смеяться, наполняя твой рот кислым привкусом слабости и тлена.

Удача вернулась ко мне во время падения метеорита. При первом же ураганном шквале мой планер потерял крылья, но ветер подхватил фюзеляж, закружил его, лаская на своих ладонях, и, словно лист, легко опустил на холм. Немного погодя машину смыл поток отлива, и меня принесло к основанию этой горы. Просто чудо какое-то, верно?

— Чудо — это случайное совпадение событий, происходящее раз в миллион лет, — напомнил Клеменс. — А вы считаете, что потоп был вызван падением метеорита?

— Я видел вспышку в небе и огненный след. К счастью для каждого из нас, он упал далеко.

Они спустились с корабля на землю и начали пробираться по густому илу к нижнему концу расщелины. Джо Миллер поднял бревно, с которым не справилась бы и пара ломовых лошадей, отбросил в сторону еще несколько поваленных деревьев, и путь на равнину оказался свободным. Трое путников поспешили к Реке, а за ними следом потянулась команда «Дрейругра».

Люди подавленно молчали. Густые рощи исчезли с холмов, и во всей округе уцелели лишь «железные» деревья. Под защитой их корней, там, куда не набился ил, виднелась густая трава. Ее упорству и стойкости оставалось только удивляться — справиться с ней не удалось даже миллионам тонн воды.

Повсюду валялись обломки хижин и предметов быта. В грязных лужах лежали трупы мужчин и женщин, обрывки покрывал, граали, сломанные балки, разодранные бамбуковые лодки и деревья, вырванные из земли.

Большие питающие камни, похожие на огромные грибы, по-прежнему тянулись по обеим сторонам Реки на расстоянии мили друг от друга. И хотя многие из них почти полностью утопали в грязи, они выглядели целыми и невредимыми.

— Местность идет под уклон к Реке, — сказал Клеменс. — А значит, вскоре дождь очистит эту грязь.

Он старался не смотреть на трупы. Их вид наполнял его невыносимым отвращением. Кроме того, Сэм боялся еще раз увидеть тело Ливи. Он знал, что не выдержит этого зрелища вновь. Он чувствовал, каким близким стало безумие.

— В одном я уверен точно, — произнес Клеменс. — На территории между нами и метеоритом не уцелел никто. Мы можем заявить на него права. И тогда только от нас будет зависеть, сумеем ли мы отстоять это железное сокровище от хищников, которые сбегутся на его запах. — Он повернулся к немецкому летчику. — Хотите присоединиться к нам? Если вы останетесь, в один из дней мы дадим вам настоящий самолет, а не просто планер.

Сэм рассказал Лотару о своей мечте и вкратце поведал историю Джо о Туманной Башне.

— Чтобы добраться туда, нам потребуется много железа, — говорил он. — Много железа и кропотливой работы. Викинги в таком деле не помощники. Для строительства парохода необходимы технические знания, а откуда они возьмутся у вояк десятого века? Я связался с ними только потому, что хотел найти залежи железной руды, из которой сделан топор Эрика. Мне казалось, что железа хватит и на мой пароход, и на стальное оружие, к которому они так неравнодушны. Чтобы подбить их на эту экспедицию, я рассказал им о приключениях Миллера, и викинги захотели захватить Туманную Башню.

Однако теперь необходимость в поисках отпала. Нам известно место, где металла предостаточно. Его остается лишь выкопать, переплавить и залить в те формы, которые понадобятся для строительства корабля. И еще нам придется защищать железо от других людей. Я не хочу вводить вас в заблуждение, расписывая легкие пути к высоким целям. Возможно, пройдут многие годы, прежде чем мы построим пароход. И это будет чертовски трудно сделать.

Слова Клеменса высекли искру, и лицо Лотара запылало от возбуждения.

— Это великая и благородная мечта! — воскликнул он. — Я рад, что могу последовать за вами. Со своей стороны обязуюсь оказывать вам любую помощь, пока мы не возьмем Туманную Башню приступом! Даю вам слово джентльмена и офицера, слово барона фон Рихтхофена!

— Мне хватило бы просто слова мужчины, — сухо отозвался Сэм.

— Какое странное и воистину немыслимое трио мы собой представляем! — продолжал Лотар. — Гигантский проточеловек, чей род вымер за сотню тысяч лет до начала цивилизации. Прусский барон-авиатор из двадцатого века. И, наконец, великий американский юморист, родившийся в 1835 году. А взять хотя бы нашу команду…

При слове «наша» Клеменс поднял густые брови.

— …из викингов десятого века!

— Извините, что не разделяю вашего восторга, — сказал Сэм, наблюдая, как Кровавый Топор и его люди пробираются через ил и тину.

Тела людей покрывали синяки и ссадины. Многие хромали или прижимали к груди искалеченные руки.

— Я чувствую себя хуже некуда, — тихо добавил Клеменс. — Вы когда-нибудь видели, как японцы отбивают мясо осьминога? Так вот, я теперь в таком же состоянии, как этот осьминог. Кроме того, мне всегда казалось, что я прежде всего писатель, а не просто юморист.

— О-о! Простите меня! — воскликнул Лотар. — Я оскорбил ваши чувства! Не обижайтесь, прошу вас! Позвольте мне смягчить свою вину признанием о том, что мальчишкой я часто хохотал, читая ваши книги. И самой лучшей из них я назвал бы «Гекльберри Финна». Правда, должен признать, мне не совсем понравилась ваша ирония по отношению к аристократии в «Янки из Коннектикута». Хотя что еще мог написать об англичанах истинный американец!

Кровавый Топор решил, что его люди слишком измотаны и избиты, чтобы начинать работы по спуску корабля к Реке. Следовало сначала пополнить граали, подкрепиться и как следует выспаться, а уж потом и приступать к изнурительному труду.

Они вернулись на судно, достали из трюма граали и установили их в углубления на плоской вершине грибообразного камня. Когда солнце коснулось западных гор, все начали ждать голубоватых молний разряда, привычного рева и жара, исходивших от гранитной глыбы. Электрический разряд должен был напитать энергией небольшие синтезаторы материи, встроенные в граали с двойным дном. И люди знали, что, открыв крышки чаш, они нашли бы там жареное мясо, овощи и хлеб, душистое масло, фрукты и табак, мечтательную резинку, напитки и сладкий мед.

Но тьма медленно сползала в речную долину, а питающие камни молчали. Внезапно из грибообразных глыб на той стороне Реки полыхнуло пламя, и до слуха людей донесся слабый отдаленный рокот. Однако здесь, на западном берегу, впервые за двадцать лет со Дня Воскрешения, питающие камни остались холодными и немыми.

Глава 4

Мужчины и женщины почувствовали себя так, словно их покинул Бог. Трижды в день камни давали им пищу, и это казалось таким же естественным, как восход солнца. Теперь же они могли утолить голод только остатками сушеной рыбы, сыром и побегами бамбука.

Клеменс побледнел от страха, но фон Рихтхофен предложил ему отправиться на другую сторону Реки и пополнить запасы еды при утреннем разряде питающих камней. Сэм поспешил к конунгу, чтобы обсудить с ним это предложение. Кровавый Топор пребывал в еще более гнусном настроении, чем обычно. Однако он, в конце концов, признал, что такое решение не лишено смысла. Джо Миллер, немец и рослый рыжеволосый швед по имени Токи Крокссон отправились к кораблю и вскоре вернулись, принеся несколько весел. Они погрузили в лодку пару десятков Граалей и под началом Сэма отправились в путь. Выбравшись на противоположный берег, Миллер, Клеменс и фон Рихтхофен устроились спать на вершине гранитного гриба, поверхность которого после мощного электрического разряда была идеально чистой. Токи Крокссон остался спать в лодке.

— Когда пойдет дождь, спрячемся под каменной шляпкой, — предложил Сэм.

Положив руки под голову, он лежал на спине и смотрел на ночное небо — такое странное и неземное. Мерцающие нити газовых туманностей тянулись из конца в конец, напоминая щупальца спрута. Блеск двадцати тысяч звезд, более ярких, чем Венера, поражал своим изобилием, а сияние дюжины небесных гигантов было настолько интенсивным, что их удавалось разглядеть даже днем.

— Очевидно, метеорит разбил несколько питающих камней на западном берегу, — задумчиво произнес Сэм. — И это нарушило цепь энергообеспечения. О Боже, какие масштабы! Какой гигантский механизм! Я думаю, здесь задействовано порядка двадцати миллионов камней, если подобный подсчет вообще возможен.

— После катастрофы речная долина может превратиться в поле битвы, — отозвался Лотар. — Чтобы пополнять свои Граали, жители западного берега будут нападать на восточных соседей. Вспыхнет чудовищная война! На равнинах обитают от тридцати пяти до тридцати семи миллиардов человек, и всем им придется бороться за пищу!

— Никакая война тут не поможет, — возразил Джо Миллер. — Конечно, езли бы половина людей погибла, Граалей хватило бы взем. Но ведь так не получитзя! Через двадцать четыре чаза взе мертвые оживут, и войну придетзя начинать значала.

— Я в этом не уверен, — сказал Сэм. — Мне кажется, что количество питающих камней каким-то образом соответствует числу воскрешенных. И если половина их вышла из строя, это может остановить конвейер Лазаря. Я считаю упавший метеорит чем-то вроде небесного диверсанта.

— Я долго верил, что этот мир и наше воскрешение никак не связаны со сверхъестественными существами, — произнес фон Рихтхофен. — Вы еще не слышали эту дикую историю, которая расползлась вверх и вниз по Реке? Рассказывают, что некий человек, пробудившись раньше Дня Воскрешения, обнаружил себя в весьма причудливом месте. Вокруг него в воздухе парили миллионы тел — голые женщины, дети и мужчины, с наголо выбритыми головами. Они медленно вращались под воздействием каких-то неведомых сил.

Мне говорили, что этот человек — англичанин по имени не то Перкинс, не то Бёртон — погиб на Земле в 1890 году. И вот, пробудившись, он попытался вырваться на свободу. К нему тут же подлетела пара человекоподобных существ, которые вернули его в сон небытия. Позже, как и все остальные, он проснулся на берегу Реки.

Как видите, те, кто стоит за всем этим, тоже иногда ошибаются. Они совершили промах с Бёртоном, и он стал свидетелем стадии, предшествовавшей Воскрешению, — стадии, на которой нас готовили к оживлению в этом мире. Я понимаю, история звучит слишком фантастично и, скорее всего, выдает желаемое за действительное, но если учесть нашу ситуацию с Граалями…

— Я уже слышал об этом, — ответил Клеменс.

Он хотел рассказать, что видел Бёртона в подзорную трубу перед тем, как заметил Ливи, но боль, которая пришла вместе с мыслью о ее смерти, оказалась для Сэма чересчур сильна.

Он сел, прорычал проклятие и погрозил кулаком звездам. По его щекам потекли горячие слезы. Джо Миллер, сев на корточки позади него, протянул огромную руку и мягко погладил вздрагивавшее плечо Сэма. Фон Рихтхофен смущенно отвернулся.

— Скорее бы эта глыба наполнила наши Граали! Я бы все отдал сейчас за одну затяжку, — посетовал он.

Клеменс усмехнулся и вытер слезы.

— Мне редко случается плакать, — сказал он, — но, проливая слезы, я не чувствую стыда. Это очень печальный мир — во многом такой же печальный, как старушка-Земля. Тем не менее мы вновь получили молодые тела. Нам не надо гнуть спины, заботясь о пропитании, или думать о векселях, беременности жен и ненароком подхваченных болезнях. Если нас убивают, мы восстаем из мертвых на следующий день, целыми и невредимыми, хотя и за тысячи миль от мест нашей гибели.

Весь этот мир абсолютно не похож на загробную жизнь, о которой нам твердили проповедники — что, впрочем, не вызывает большого удивления. Лично я считаю, что нам даже повезло. Неужели вам понравилось бы летать в облаках на аэродинамически непрочных крыльях, а потом весь день бренчать на арфе и выкрикивать осанны?

Лотар засмеялся:

— Спросите любого китайского или индусского кули, возможен ли лучший мир, чем этот. И я хотел бы подчеркнуть, что вновь обретенной жизнью недовольны только мы — избалованные американцы и европейцы, которым всегда хотелось докопаться до первопричин. А как мало нам удалось узнать о процессах околоземного космоса! Как ничтожно мало мы знаем об этой планете! Но мы здесь, и когда-нибудь нам станет известно, кто и зачем поместил нас сюда!

А пока здесь есть красивые и желанные женщины — а они тут действительно есть, — пока нам хватает сигар, мечтательной резинки и добрых сражений, давайте наслаждаться жизнью. Я хочу познать радость в этой долине ярких теней, пока у меня вновь не отняли такую возможность. Пусть сначала будет веселье и страсть, и уж только потом прах к праху!

Разговор затих, но Клеменс не мог заснуть до самого дождя. Он спрыгнул на землю, спрятался под шляпкой грибообразного камня и дождался окончания ливня. Вернувшись наверх, Сэм укрылся большим покрывалом и после долгих метаний забылся в беспокойном сне.

На рассвете его встряхнула огромная рука Джо Миллера. Они торопливо спустились вниз и отошли на безопасное расстояние. Через пять минут, взревев как гигантский лев, камень выбросил вверх голубое пламя, и оно взметнулось на высоту тридцати футов.

В тот же миг заревели камни на другой стороне Реки.

Клеменс взглянул на Лотара:

— Они починили неисправность.

— У меня мурашки поползли по коже, — ответил немецкий барон. — Теперь я верю, что они действительно существуют.

Всю обратную дорогу Лотар молчал. Но когда они достигли западного берега, он начал смеяться и болтать, как подвыпивший гость на вечеринке с коктейлями.

«Слишком уж весело», — прошептал себе под нос Сэм Клеменс, а вслух сказал:

— Они никогда не раскрывали себя прежде. Однако на этот раз у них не было другого выбора.

Глава 5

Пять следующих дней команда стаскивала корабль к воде. Еще две недели ушли на ремонт «Дрейругра». Все это время дозорные вели наблюдение за окружающей местностью, но равнины оставались безжизненными и пустыми. И даже когда судно, без мачт и парусов, отправилось на веслах вниз по Реке, на обоих берегах так и не появилось ни одной живой души.

Викинги, привыкшие к многолюдным толпам, заметно нервничали. Тишина лишала их присутствия духа. В этом мире, где не было животных и птиц, вся живность ограничивалась рыбами и земляными червями. Однако бесконечная вереница человеческих поселении обычно заполняла речную долину гомоном и шумом.

— Вскоре сюда потянутся толпы авантюристов, — сказал конунгу Клеменс. — На этой планете железо дороже, чем золото на Земле. Ты хотел сражений? Так ты их получишь по самое горло.

Эрик взмахнул топором и сморщился от боли в боку.

— Пусть они приходят! Мы готовы к битве! И их кровь наполнит сердца валькирий неистовым весельем!

— Трепач! — проворчал Джо Миллер.

Сэм улыбнулся и на всякий случай занял позицию за спиной титантропа. Из всех живых существ Кровавый Топор боялся только Джо. Однако в порыве безумной ярости он мог потерять над собой контроль и наброситься на исполина. Хотя, с другой стороны, Миллер стоил двадцати его воинов, и конунг викингов нуждался в таком бойце.

Два дня корабль неторопливо продвигался вперед. С наступлением сумерек команда отправлялась спать, и у штурвала оставался только кормчий. Ранним вечером третьего дня Клеменс, фон Рихтхофен и титантроп сидели на носовой палубе и, потягивая виски, курили сигары — дар Граалей, полученный во время последней стоянки.

— Почему вы назвали нашего друга Джо Миллером? — спросил Лотар.

— Его настоящее имя длиннее любого научного термина немецких философов, — ответил Клеменс. — Когда мы впервые встретились, я попытался повторить этот набор непроизносимых звуков и едва не сломал язык. А потом он довольно сносно научился говорить по-английски, и мы решили, что ему лучше называться Джо Миллером.

Кстати, та быстрота, с какой он освоил английский язык, объяснялась тем, что ему не терпелось рассказать мне парочку анекдотов. И когда Джо выложил первый из них, я не мог поверить, что у этой шутки такая длинная борода. Впервые мне довелось услышать ее мальчишкой в городке Ганнибал, штат Миссури. А к старости, после сотни тысяч повторов, она уже вызывала у меня отвращение. Подумайте сами, мог ли я предположить, что услышу этот анекдот из уст существа, чей вид вымер за миллион лет до моего рождения!

— Что же это за история?

— Про странствующего охотника, который весь день выслеживал раненого оленя и очень устал. Как назло, разразилась буря. Увидев огонек костра, охотник вошел в пещеру старого колдуна и попросил приютить его на ночь. И старик, конечно же, сказал: «С большим удовольствием, парень. Однако у нас тут довольно тесно, и тебе придется спать вместе с моей дочерью». Думаю, мне можно не продолжать.

— Зэм даже не зазмеялзя, — недовольно проворчал Джо. — Иногда мне кажетзя, что у него прозто нет чувзтва юмора.

Нежно щелкнув Миллера по ракетообразному носу, Сэм засмеялся и передразнил титантропа:

— А мне иногда кажетзя, что ты порою бываешь прав. Хотя на самом деле у меня этого юмора целый вагон, потому что я самый печальный человек в мире. Вы ведь знаете, что любая шутка уходит корнями в людское горе.

Он затянулся сигарой и посмотрел на берег.

Перед наступлением сумерек корабль вошел в зону, выжженную дотла при падении метеорита. Волны пожарищ смели здесь все, оставив после себя только «железные» деревья. Гигантские растения, потеряв листву, стояли на холмах, как немой укор. Их крепкая кора обгорела, а твердая, как гранит, древесина почернела и обуглилась. Чудовищный взрыв накренил могучие стволы, и многие из них упали на землю. То же самое, очевидно, произошло и с питающими камнями, но кто-то уже успел поднять из пепла эти глыбы.

— А теперь, Лотар, вам будет полезно узнать, что именно побудило нас отправиться в путь, — после долгого молчания произнес Клеменс. — Джо расскажет вам о своих приключениях, а я постараюсь объяснить те места, которые могут вызвать у вас недоумение. Это удивительная история, но после нашего воскрешения из мертвых ее сюжет вряд ли покажется кому-то странным.

— У меня перезохло в горле, — сказал Джо. — Позвольте мне значала выпить.

Его темно-синие глаза, погруженные в тень выпиравших надбровных дуг, сфокусировались на углублении чаши. Казалось, всматриваясь туда, он пытался пробудить в воображении те сцены и события, которые ему предстояло описать. Привыкший к гортанной речи, Джо произносил некоторые согласные звуки более твердо, чем требовалось, и это придавало его английскому языку резкое металлическое звучание, окрашенное комичной шепелявостью. Но когда он рассказывал о Туманной Башне, его голос, исходивший из недр грудной клетки, резонировал, как колодец дельфийского оракула.

— Я пробудилзя к жизни на берегу Реки — таким же голым, как зейчаз. То мезто разполагалозь далеко к зеверу, поэтому воздух там был более холодным, а звет дня — менее ярким. И жили в том краю только мы, титантропы, как называет наз Зэм.

Мы тоже питализь из Граалей, но они были гораздо вмезтительнее ваших. Я думаю, вы понимаете, что нам требовалозь больше еды. В наших Граалях не появлялозь ни пива, ни виски, и это, наверное, потому, что там, на Земле, мы не имели никакого понятия об алкоголе. Что казается меня, то я пил воду из Реки.

Нам казалозь, что мы находимзя в краю, куда уходят позле змерти. И мои зородичи верили, что наши… как же их… боги даровали нам этот мир и взе, в чем мы нуждализь. А что еще можно было пожелать для зчазтья? Мы зпаривализь, ели, зпали и зражализь з врагами. Я не знал бы горя и зейчаз, езли бы не то зудо…

— Он хотел сказать «судно», — пояснил Клеменс.

— Да, я так и говорю. Зудно. Только, Зэм, прошу тебя, не перебивай. Ты и так разбил мне зердце, когда зказал, что никаких богов нет. А ведь я видел их звоими глазами!

— Ты видел богов? — воскликнул пораженный Лотар.

— Не их замих. Я видел, где они живут. И еще я видел их небезную лодку.

— Небесную лодку? — вскричал фон Рихтхофен. — Что ты этим хочешь сказать?

Клеменс возмущенно взмахнул сигарой:

— Терпение, барон. Дайте ему рассказать. Если вы будете перебивать его слишком часто, он запутается.

— Там, откуда я пришел, никто не перебивает другого, пока тот не закончит звою речь. Иначе вам прозто бьют кулаком по нозу!

— С таким большим носом, как у тебя, Джо, это, наверное, больно, — ухмыльнулся Сэм.

Миллер погладил свой хобот и ответил:

— Мой ноз — единзтвенная ценнозть, которая у меня езть, и я им горжузь! Ни один карлик в этой чазти речной долины не имеет ничего подобного. А там, откуда я пришел, говорят, что длина ноза указывает на размер вашего… э-э… Как ты там называл эту штуку, Зэм?

Клеменс подавился дымом и вытащил сигару изо рта.

— Джо, ты рассказывал нам о судне, которое появилось в ваших краях.

— Да-да. Хотя нет, я еще не раззказывал о нем. Вы взе время збиваете меня з толку. Ладно, попробую начать еще раз… Однажды, наблюдая за игрой рыб, я лежал на берегу и думал о том, из чего бы зделать крючок. Мне очень хотелозь рыбы. Узлышав крики зородичей, я взкочил на ноги и озмотрелзя. Из-за поворота Реки выплывало огромное чудовище.

Его вид напугал меня до глубины души. Я решил было убежать к холмам, когда вдруг увидел на зпине монзтра крохотные фигурки людей. Они во многом походили на наз, и зтранным казалось только отзутзтвие шерзти. Но я подумал, что это звязано с чезоткой, и дал зебе злово держатьзя от них подальше. Когда же чудовище приблизилозь, меня поразили ничтожные размеры людей — а езли говорить о нозах, то лучше бы их вообще не было, Я мог бы перебить этих карликов одной рукой, но меня охватил благоговейный трепет. Им удалозь укротить речного змея, и они прогуливализь по нему, как пчелы на зпине медведя. А потом…


Слушая Миллера, Клеменс испытывал те же чувства, что и в первый раз. Ему казалось, что он тоже стоял там рядом с этим существом из предрассветных сумерек человечества. Несмотря на медленную речь, звонкие согласные и шепелявость, Джо рассказывал образно и эмоционально. Сэм кожей чувствовал его страх и удивление, неудержимое желание убежать и безрассудное любопытство, которое роднило приматов с людьми или, по крайней мере, делало их понятными друг другу. За пологим лбом находилось серое вещество, которое жаждало расширить рамки существующих понятий. Оно стремилось в неизвестное — к тому, что никогда не встречалось прежде.

Вот почему Джо Миллер остался стоять на берегу, тревожно тиская в руках свой массивный грааль. Вот почему он стоял, хотя ему хотелось бежать к спасительной дубовой роще.

А монстр тем временем подплывал все ближе и ближе. Миллер начал понимать, что это неживое существо. Но зачем тогда понадобилась огромная голова, готовая к молниеносному выпаду? Зачем этот загнутый кверху хвост? И все же речной змей выглядел мертвым и абсолютно окоченевшим. Впрочем, чудовище могло притворяться. Однажды на Земле Джо стал очевидцем того, как раненый медведь, прикинувшись мертвым, внезапно вскочил и оторвал у зазевавшегося охотника руку.

Правда, потом Миллер увидел этого охотника живым — он пробудился, как и все из их племени, на берегу Реки. Но если им обоим удалось ожить, значит, на такое способна и мертвая змееподобная голова. И почему бы ей тогда не вцепиться в него зубами?

Тем не менее Джо пересилил страх и, дрожа, приблизился к чудовищу. Он был титантропом, старшим братом человека, и примитивное «хочу все знать» толкало его вперед.

Маленький человек, такой же жалкий, как и все остальные, поманил Джо Миллера. На его голове сиял стеклянный обруч, пылавший в лучах заката алым огнем. Позади него на деревянном змее стояли люди, вооруженные копьями и странными устройствами, которые, как позже выяснил Джо, назывались луками. Их не испугало приближение гиганта. Возможно, это объяснялось тем, что, устав от непрерывной гребли против течения, они уже не заботились о том, что может с ними произойти.

Вождь пигмеев долго уговаривал Джо подняться на судно, и это ему почти удалось. Но когда люди сошли на берег и начали пополнять свои граали, Миллер на всякий случай отбежал от страшного корабля. Потом они ели, и он ел вместе с ними, устроившись невдалеке. Его сородичи, запаниковавшие при виде «речного змея», прятались на холмах. Увидев, что чудовище не трогает Джо, они стали медленно приближаться к берегу. Пигмеи поспешили вернуться на судно.

Вождь людей достал из своего грааля странный предмет, поднес к его концу раскаленную проволоку и выпустил изо рта густой клуб дыма. Миллер взвыл от ужаса, а его сородичи снова побежали к холмам. Джо поначалу решил, что безносые пигмеи — выводок речного дракона. Возможно, они находились на стадии личинок, но уже, подобно своей матери, выпускали из себя дым и огонь.

— Однако, не будучи глупцом, я начал догадыватьзя, что дым изходит из предмета, который люди называли зигарой. Их вождь жезтами дал понять, что разрешит мне подымить, езли я поднимузь на корабль. Не знаю, что тогда на меня нашло, но мне безумно захотелозь попузкать дым из этой коричневой штуки. И, конечно же, помимо прочего я хотел показать зородичам звою безудержную храброзть.

Джо прыгнул на корабль, и под его весом палуба немного накренилась на левый борт. Он взмахнул граалем, показывая чужакам, что проломит им головы, если те набросятся на него. Люди поняли намек и расступились, а вождь тут же протянул ему обещанную сигару. Джо затянулся дымом, закашлялся и нашел вкус табака довольно странным. Но ему понравилось глотать терпкий дым. А когда он первый раз в жизни выпил пива, его ноги сами пошли в пляс.

И тогда Джо решил отправиться на «речном змее» к верховьям Реки. Он помогал пигмеям грести, и за огромную силу они называли его Техути.

— Техути? — с удивлением спросил фон Рихтхофен.

— Греческая форма этого имени — Тот, — пояснил Клеменс. — Египтяне изображали его длинноклювым человеком-ибисом. Вероятно, вид Джо мог напомнить путешественникам и о божественном бабуине Баете, но огромный нос явно перевесил все другие мнения, и Джо Миллер стал Тотом, или Техути.

Дни и ночи проносились мимо, как воды Реки. Иногда Джо начинал скучать и просился на берег. К тому времени, несмотря на частые затруднения в выборе слов, он уже довольно сносно говорил на языке пигмеев. Вождь никогда не отказывал Джо, понимая, что любой конфликт мог привести к гибели всей команды. Однако он с горечью говорил, что обучение Техути на этом закончится и хорошее начинание не принесет достойных плодов. И вождь сожалел, что животное с ликом бога мудрости так и не станет человеком.

Животное? Бог? Человек? Что же роднило их и отличало друг от друга?

— Порядок твоего перечисления не совсем правильный, — говорил вождь. — Если идти снизу вверх, то верной последовательностью будет животное, человек и Бог. Но иногда под личиной зверя ты можешь увидеть божество, а в человеке — темное животное начало. Однако время от времени понятия меняются местами, и духовная цель человека заключается в том, чтобы уравновесить эту пару противоположностей.

Такие рассуждения не умещались в большой голове Техути, и это удивляло его. Он садился на корточки и хмуро смотрел на берег, понимая, что там не будет ни пива, ни сигар. Обитавшие на равнинах существа относились к его собственному виду, но они могли убить чужака из другого племени. Кроме того, впервые познав радость интеллектуального общения, Техути знал, что там, среди титантропов, ему будет не хватать этих умных бесед.

Вот почему, взглянув с улыбкой на вождя, он покачал тогда головой и сказал, что не собирается уходить с корабля. Техути занял свое место у длинного весла. Он вновь приступил к изучению той удивительной штуки, которую люди называли философией. Овладев их речью, Техати начал понимать чудесные вещи, о которых говорил ему вождь. Он плакал, когда идеи впивались в него, как шипы колючего куста, и ловил их, когда они ускользали, как юркие змеи. Он глотал и извергал их обратно по двадцать раз, пока не усваивал эту пищу для души и ума.

А Река тянулась все дальше и дальше. Люди стонали у весел, стараясь держаться ближе к берегу, где течение казалось не таким сильным. Дни сменялись ночами, и солнце уже не взбиралось так высоко на небеса. С каждой новой неделей его лучи теряли яркость и силу, а воздух становился колючим и холодным.


— Их судно приближалось к Северному полюсу, — пояснил Сэм. — Отклонение экваториальной плоскости от плоскости эклиптики на этой планете равно нулю. Вы знаете, что здесь нет годовых сезонов, а день и ночь имеют одинаковую продолжительность. В тех широтах, где находился их корабль, солнце появлялось из-за горизонта лишь наполовину. Причем его всегда закрывали горы.

— Да. Мы плыли в вечных зумерках. Я замерзал, хотя и не так зильно, как люди. Они кутализь в покрывала, но это им мало помогало.

— Его массивное тело излучает меньше тепла… — вмешался Клеменс.

— Я прошу тебя, Зэм! Неужели ты не можешь немного помолчать?

Лотар и Клеменс рассмеялись. Немного подождав, Джо продолжил свою историю.

Ветер крепчал, и воздух наполнялся туманом, а сердце гиганта сжималось от тревоги и тоски. Ему хотелось вернуться назад, к родным берегам. Но он молчал, боясь потерять уважение вождя. Джо поклялся себе, что пройдет с ним каждый дюйм пути к их неведомой и загадочной цели.

— А ты разве не знал, куда они направлялись? — спросил Лотар.

— Знал, но не очень точно. Они хотели добратьзя до изтоков Реки, где, по их мнению, жили боги. Люди надеялизь уговорить богов отпузтить их в назтоящий загробный мир, потому что этот мир они зчитали иллюзией и этапом на пути к изтинной реальнозти. Вот такие дела!

Однажды Джо услышал грозный приглушенный рокот, более отдаленный, чем раскаты в его кишках. Шум нарастал, обретая силу грома, и вскоре Миллер понял, что это рев водопада, который срывался вниз с огромной высоты.

Корабль направился в небольшой залив, защищенный от стремнины тонким мизинцем суши. Цепь питающих камней давно закончилась. Люди ловили рыбу, ели ее и сушили впрок. Кроме того, на корабле имелся запас бамбуковых побегов, приобретенный в солнечных краях на случай подобной критической ситуации.

Вождь и его люди помолились, а затем отряд начал карабкаться вверх вдоль каскадов водопада. Вот где пригодилась нечеловеческая сила Техути-Джо Миллера. Хотя бывали моменты, когда его огромный вес становился причиной оползней и обвалов.

По мере того как они взбирались на гору, влажный воздух превращался в завесу вездесущих брызг. Наконец отряд подошел к гладкой отвесной скале, которая поднималась вверх на тысячу футов. Люди отчаялись, заметались в поисках обходного пути, и кто-то из них обнаружил веревку, свисавшую с края вершины. Она была связана из множества покрывал, и, проверяя узлы на прочность, Миллер дернул ее несколько раз на себя. Цепляясь за веревку и упираясь ногами в поверхность скалы, он проворно одолел крутой склон и начал следить за подъемом следующего смельчака. Однако вождь сумел добраться лишь до середины и, вконец обессилев, начал соскальзывать вниз. Джо поднял его на скалу вместе с тяжелой веревкой. А потом вытянул наверх и остальных участников экспедиции.


— Но откуда, черт возьми, взялась веревка? — спросил фон Рихтхофен.

— Кто-то подготовил им путь, — ответил Клеменс. — При той примитивной технологии, которая существует на планете, ни один человек не мог бы поднять веревку на столь гладкую и высокую скалу. Вы хотите напомнить мне о воздушном шаре? Да, я согласен, что оболочку можно сделать из человеческой кожи или воздушных пузырей «речных драконов». Но чтобы получить водород с помощью пара и древесного угля, вам понадобится соответствующий катализатор. А где вы его возьмете, если здесь нет почти никаких металлов?

Впрочем, при огромных затратах топлива можно получить водород и без катализатора. Однако Джо не видел там следов очага или большого костра. И почему веревка осталась свисать со скалы? Ведь покрывала еще не раз могли пригодиться в пути и на привалах. Все это свидетельствует о существовании человека, который подготовил путь для Джо и его спутников. Или для тех, кого он ждал. Только не спрашивайте меня, кто этот человек. Сам я предпочитаю называть его Таинственным Незнакомцем. Но вернемся к рассказу Джо. Тут есть еще что послушать.

Прихватив с собой веревку, отряд прошел несколько миль по высокогорному плато. Путники устало шагали сквозь сумерки и густой туман, пока дорогу им не преградила еще одна отвесная скала. С ее вершины невероятно широким водопадом низвергалась Река. Глядя на эту массу падавшей воды, Джо подумал, что такой поток мог бы поглотить даже земную Луну. И в тот же миг, словно в ответ на его мысли, с верхнего края водопада сорвался огромный камень. Он прочертил серебристо-черную дугу над ревущими водами и разбился на мелкие куски у подножия скал, вокруг которых вскипала водоворотами обезумевшая стихия.

Ветер усиливался, а туман становился гуще. Капли воды стекали по покрывалам, в которые кутались продрогшие люди. Скала перед ними казалась матовым стеклом. Ее гладкий отвесный склон уходил ввысь и терялся в белесой завесе тумана. И никто из них не мог сказать, где он закончится — на высоте пятидесяти футов или где-то на отметке двух миль. Осмотрев подножие скалы, путники нашли пещеру — вернее, маленькое отверстие, за которым начинался туннель. Каменный свод располагался так низко, что им приходилось пробираться на четвереньках или ползком. Плечи Джо едва пролезли в проход. Но холодные стены были удивительно гладкими, словно кто-то, просверлив гору насквозь, долго и заботливо шлифовал бугры и острые выступы.

Туннель вел вверх под углом в сорок пять градусов. При таких условиях людям не удалось оценить расстояние, которое они проползли. Когда Джо выбрался из темной дыры на другом конце прохода, его плечи, руки и колени кровоточили, несмотря на защищавшие их куски покрывал.

— Вот этого я не понимаю, — воскликнул фон Рихтхофен. — Судя по рассказу Джо, горы намеренно были сделаны неприступными для того, чтобы люди не сумели добраться до истоков Реки. Так зачем кому-то понадобилось сверлить проход в твердой породе и тем самым облегчать им путь? И почему такого туннеля не оказалось в первой скале?

— Там туннель был бы слишком заметен для охраны или патрулей, которые осматривают приграничные полярные районы, — ответил Клеменс. — Вторую же скалу скрывал туман.

— Но веревка из белых покрывал еще больше бросалась в глаза, — возразил немецкий летчик.

— Вероятно, ее спустили незадолго до того, как у скалы появились люди, — задумчиво произнес Клеменс.

Фон Рихтхофен вздрогнул.

— Дайте мне закончить раззказ, черт бы ваз побрал! — вскричал Джо Миллер. — Не забывайте, это моя изтория!

— Конечно, твоя! Ведь она ничуть не меньше твоего зада! — сострил Клеменс и весело захохотал.

— О небо! И почему мои козти не озтализь под камнями и зучьями!

Глава 6

Пройдя туннель, отряд оказался на новом плоскогорье шириной не более десяти миль. Люди выспались — вернее, попытались выспаться, — а затем начали подъем по пологому склону. Иногда их путь пролегал через опасные трещины и крутые уступы, но в основном местность оказалась вполне преодолимой. Главным врагом теперь стала нехватка кислорода. Путники задыхались, ловили ртами воздух и все чаще устраивали привалы.

К тому времени Джо ушиб ногу и начал прихрамывать. Боль усиливалась, но он не хотел просить вождя об отдыхе. Пока другие шли, шагал и он.

— Джо не может оставаться на ногах так долго, как люди, — пояснил Клеменс. — Подобно всем представителям его вида, он страдает плоскостопием. Вес титантропа слишком велик для одной пары ног, и мне кажется, что истинной причиной вымирания их вида стали частые переломы костей — в том числе и позвоночника.

— А мне кажетзя, что один гомо запиенз зкоро будет зтрадать от перелома ноза, — пригрозил Джо. — Езли ты еще раз зунешьзя в мой раззказ, я за зебя не ручаюзь!

Они карабкались вверх по склону горы, и широкая Река на дне каньона постепенно превращалась в тонкую блеклую нить. Время от времени ее скрывали густые облака. Рыхлый снег затруднял подъем, и холодный ветер, завывая, как голодный волк, хлестал по лицам людей колючими льдинками. Но они добрались сквозь туман к непокорной вершине и почти на ощупь отыскали пологий спуск к последнему плато. Наконец они дошли до огромной дыры в горе, из которой вытекала широкая Река.

Русло сжимали в объятиях неприступные скалы. Гладкие отвесные склоны будто смеялись над людьми, раскрыв ужасную пасть, откуда с грохотом, таким же громким, как голос Бога, вырывалась вода. Громоподобный рев заглушал слова людей. Они не слышали даже собственной речи. Но единственной дорогой вперед могло быть только это отверстие.

Миллер нашел узкий выступ над водой, который уходил в гигантскую дыру. Он заметил, что вождь намеренно старался идти позади него. И тогда Джо понял, что пигмеи признали его своим вожаком. Обращаясь к нему, они по-прежнему называли его Техути, но если раньше он слышал в их голосах добродушную насмешку, то теперь осталось только уважение. Джо действительно стал их Техути.

Клеменс вновь не удержался от комментариев:

— В нашем городке тоже жил слабоумный паренек, которого все называли Иеговой. Так уж получается, что, когда людям не нужен Бог, они посмеиваются над ним, как над деревенским дурачком. Однако в минуту опасности презрительное глумление сменяется уважением. И мы можем сказать, что Джо стал великим Тотом, который повел участников экспедиции в подземный мир.

Вы, видимо, считаете, что я наделяю случайное совпадение довольно отвлеченным символическим смыслом. Но эта слабость присуща каждому человеку. И если вам нравится гладить собаку, вы должны простить ей наличие блох.

Джо Миллер продолжил рассказ. Он начал сопеть и, кряхтеть. Его огромная грудь вздымалась и опадала, как кузнечные мехи. Очевидно, яркие воспоминания пробудили в нем ужас тех напряженных мгновений.

Узкий выступ оказался полной противоположностью пройденному накануне туннелю: его не касалась рука разумного существа. Карниз то спускался к самой воде, то поднимался к своду пещеры. Раз за разом Джо приходилось переползать через широкие бреши и протискиваться в щели под скользкой скалой. Темнота ударила по глазам, и ему показалось, что он ослеп. Рев потока заполнил уши, лишив его слуха. Осталось только осязание, и оно не подвело, несмотря на оцепенение и ужас — ужас перед тем, что ожидало их впереди.

— Нам очень хотелозь зпать, но мы продолжали ползти, — рассказывал Джо. — Вождь лишь дважды узтраивал привал, чтобы мы могли перекузить и набратьзя зил. Мне уже начало казатьзя, что нам никогда не выбратьзя из этой пещеры, как вдруг впереди появилозь зерое пятно. Маленький проблезк в темноте, который и зветом-то не назовешь…

Они выбрались из небольшой пещеры почти у вершины горы. В тысяче футов под ними виднелось море облаков. Солнце пряталось за горной грядой, но его слабые лучи подсвечивали серое небо. А карниз тянулся дальше по отвесному склону, и когда он сужался до крохотной полоски, люди ползли по острым камням, раня руки и колени, цепляясь негнущимися пальцами за мельчайшие неровности скалы. Один из них сорвался с выступа, уцепился за ногу соседа, и оба с криками исчезли в облаках.

Воздух становился теплее.

— Здесь надо учесть особенность Реки, — пояснил Клеменс. — Зарождаясь на Северном полюсе, она обвивает петлями всю планету, а затем возвращается к полярному морю и отдает накопленное тепло. Поэтому воздух там не такой холодный, как на полюсах Земли. Впрочем, это только мои предположения.

Отряд перебрался на другой карниз и начал огибать скалу, которая преградила им путь. Выступ был настолько узким, что они могли продвигаться лишь боком, как цепочка крабов. Джо остановился и, прижимаясь всем телом к отвесной стене, осмотрелся по сторонам. Откуда-то из далеких глубин ущелья доносился шум бушевавшей Реки. Узкий каньон расширялся и сливался с огромным пространством.

Сквозь сумеречный свет Джо видел горы, окружавшие полярное море. Огромная масса воды, покрытая белым паром, заполняла котловину около шестидесяти миль в диаметре. На противоположной стороне клубились густые облака. Лишь значительно позже, после долгих объяснений Сэма, Джо понял, что облачный покров скрывал под собой устье Реки, где теплые воды вступали в контакт с холодным воздухом.

Титантроп сделал еще несколько шагов по карнизу и едва не наступил на серый металлический цилиндр.

Поначалу Джо не узнал его, настолько неуместным казался этот предмет среди первозданных скал. Однако знакомые очертания пробудили в уме гиганта нужные ассоциации, и он понял, что видит перед собой грааль, оставленный тем, кто уже прошел по этому опасному пути. Миллера ошеломило открытие, что некий неизвестный странник перенес все те же тяготы, что и он. Вплоть до этого самого места!

Джо поднял цилиндр и открыл крышку. Внутри лежали зловонные остатки рыбы и кусочек заплесневевшего хлеба. Видимо, странник до последнего момента надеялся найти питающий камень и получить хоть какое-то пропитание. Но потом с ним что-то случилось, иначе он не бросил бы свой грааль на карнизе. Его либо убили, либо напугали так, что он убежал, забыв обо всем на свете.

При этой мысли Джо поежился от страха.

Он двинулся в обход огромной глыбы, перекрывшей тропу. Вид моря исчез на несколько секунд за гранитным обломком. А потом Джо снова посмотрел вперед и не удержался от крика.

Встревоженные спутники окликнули его. Им хотелось знать, что же он увидел. Но от потрясения Миллер перешел на родной язык, в одно мгновение забыв азы человеческой речи.

Порыв ветра разогнал облака над серединой моря, и из густого тумана проступил приплюснутый купол какого-то серого сооружения. Его цилиндрическая форма напоминала гигантский, чудовищно огромный грааль, вокруг которого клубилась зыбкая пелена испарений.

Очевидно, в горах, окружавших полярное море, существовал разлом. И именно в этот миг лучи низкого солнца, прорвавшись в брешь горной цепи, осветили вершину башни.

Джо прищурился, пытаясь что-то рассмотреть сквозь радужное сияние. Внезапно над куполом взвился объект, похожий на белое яйцо. Сверкнув, как яркая звезда, он помчался вниз, в густую полосу тумана. А затем лучи солнца миновали разлом, и ореол над башней исчез. Все снова погрузилось в сумерки, испарения и облака…

Летающий объект возник перед ним так неожиданно, что Джо рефлекторно отпрянул и поскользнулся, наступив на грааль неизвестного странника.

Он замахал руками, стараясь удержать равновесие, но ему не помогла даже обезьянья ловкость. Миллер сорвался и полетел вниз, вопя от ужаса и переворачиваясь в воздухе. Он мельком заметил лица своих спутников — смутные темные пятна с черными дырочками открытых ртов и глаза, следившие за его падением в облака.

— Я не помню, как звалилзя в воду, — с тяжелым вздохом произнес Джо. — Видно, змерть взяла меня еще в воздухе. Я прознулзя в теплых краях, в двадцати милях от того мезта, где жил Зэм. Там обитали норвежцы из дезятого века, и мне пришлозь учить их язык. Маленькие безнозые люди боялизь меня, но хотели, чтобы я зражалзя в их непонятных битвах. А потом мне взтретилзя Зэм, и мы подружилизь.

Наступило долгое молчание. Джо поднес чашу к тонким, по-обезьяньи подвижным губам и допил остатки спиртного. Оба его собеседника понурили головы. Кончики их сигар алели в сумерках, как два светлячка.

— А этот мужчина со стеклянным обручем на голове… Как, ты сказал, его звали? — внезапно спросил фон Рихтхофен.

— Разве я называл его имя?

— Наверное, нет. Но оно тебе известно?

— Мы звали его Эхнатоном. Я путешезтвовал з ним четыре года, но Зэм знает о нем гораздо больше меня. Во взяком злучае, он так утверждает. — Джо почесал затылок и самодовольно усмехнулся. — И взе же я знал этого человека! Знал! А злова Зэма — это лишь так называемые изторичезкие факты!

Глава 7

Пожелав собеседникам доброй ночи, фон Рихтхофен отправился на боковую. Сэм зашагал взад и вперед по палубе, остановившись лишь раз, чтобы дать прикурить рулевому. Ему тоже хотелось спать, но он знал, что в постели его ждала бессонница. Эта старая блудница преследовала Клеменса годами; она распинала его на ложе и насиловала каждую ночь, просовывая свой сухой язык в мозг и касаясь самых болезненных воспоминаний.

Решив составить Сэму компанию, Миллер устроился у дубовых перил. Клеменс был единственным человеком, которого он любил и которому безоговорочно доверял. Кроме того, Джо чувствовал, что его другу сейчас нужна моральная поддержка. Однако вскоре голова гиганта опустилась вниз, огромный нос размером с дубинку уткнулся в широкую грудь, а из сомкнутых уст полился храп, похожий на звуки далекого лесоповала. Секвойи скрипели и с шумом падали на землю. Грохот сменялся треском ветвей и шелестом листвы. Но, передохнув секунду-другую, лесоруб вновь брался за топор, и дремучий лес редел еще на парочку деревьев.

— Спи спокойно, малыш, — со вздохом прошептал Сэм.

Он знал, что Джо сейчас снится Земля, навеки утраченная и далекая. И там в ночи все так же ревели мамонты и львы, все так же ласкали его стройные девы. Внезапно Джо застонал и жалобно захныкал. Сэм понял, что Миллеру снова приснился медведь, искалечивший его ногу. С тех пор нога у Джо болела днями и ночами. Подобно своим соплеменникам, он был слишком велик и тяжел для одной пары ног. Эти гигантские протолюди стали неудачным экспериментом, и природа, признав ошибку, уничтожила их, как ненужный мусор.

— «Расцвет и падение плоскостопых», — прошептал Сэм. — Статья, которую я уже никогда не напишу.

Из его груди вырвался стон, прозвучавший как слабое эхо вздохов Миллера. Ему вспомнилось истерзанное тело Ливи, которое волны бросили к его ногам, а затем унесли в пучину. Но была ли это Ливи? Сколько раз, рассматривая толпы на берегах, он видел похожие лица. И когда ему удавалось уговорить Кровавого Топора, Сэм спускался на берег и находил тех женщин, но его всегда ожидало разочарование. О Боже! Но ведь он мог обознаться и на этот раз!

А если нет?

Сэм снова застонал. Неужели судьба так жестока? Неужели он действительно видел свою милую и незабвенную Ливи? Быть так близко и снова ее потерять — как это похоже на правду! А потом ее тело швырнули к его ногам, как будто Бог или тот, кто правил этим миром, хотел сказать: «Смотри, как близко ты был от нее! Страдай же, ничтожное скопище атомов! Вопи от боли, смерд! Ибо ты должен платить мне своими муками и болью!»

— Но за что? За что платить? — прошептал Сэм, прикусив кончик сигары. — За какие такие преступления? Неужели я мало страдал за содеянное мной и, более того, за все, что не решился сделать?

Когда там, на Земле, к нему пришла смерть, он вздохнул с облегчением, надеясь на избавление от мук. И больше не надо было оплакивать кончину любимой жены, нелепую гибель дочерей и преждевременную смерть единственного сына; не надо было терзать себя подозрением, что их маленький Ленгдон умер из-за его небрежности. Неужели мальчик действительно простудился на той прогулке, когда холодным зимним днем Сэм решил покатать его в экипаже? Неужели он виновен даже в смерти собственного сына?

— Нет! — воскликнул Клеменс так громко, что Джо подскочил, а кормчий недовольно заворчал.

Сэм ударил кулаком по ладони, и Джо опять заворочался во сне.

— Боже, за что ты казнишь меня такой болью? — заплакал Клеменс. — Какое это имеет значение сейчас? Прошлого уже не вернешь, так разреши нам начать жизнь заново с чистыми душами.

Да, в этом мире умершие оживали вновь, а больные становились здоровыми. И все зло, совершенное на Земле, казалось таким далеким в пространстве и времени, что о нем не стоило вспоминать. Однако прошлое не отпускало. Люди не менялись и не желали меняться. Все их мысли, стремления и чувства тянулись корнями в ту прошлую жизнь — пусть нелепую и грешную, но единственно настоящую.

Сэму захотелось мечтательной резинки, которая без труда могла бы снять с его сердца увесистый камень вины и наполнить разум диким неуемным счастьем. Но иногда резинка еще больше усиливала душевные страдания, и тогда ужас видений заставлял молить о смерти как о единственном спасении. Последний раз Сэм видел такой кошмар, что теперь даже и думать не смел о новой попытке. Хотя, возможно, сейчас… Нет, лучше не надо!

Маленький Ленгдон! Сэм никогда не увидит его снова, никогда! Мальчик скончался в два с половиной года — слишком рано, чтобы воскреснуть вновь. Ни один ребенок, умерший на Земле до пяти лет, не пробуждался к жизни в мире Реки. Очевидно, те, кто задумал это переселение душ, не пожелали связываться с маленькими детьми. А возможно, их оживляли где-то на другой планете. Так или иначе, ему уже не увидеть сына и не выпросить у него желанного прощения.

А найдет ли он когда-нибудь Ливи и своих дочерей — Сару, Джин и Клару? Ходили слухи, что Река тянулась на двадцать миллионов миль и что на ее берегах обитало около тридцати семи миллиардов человек. Сколько же понадобится времени, чтобы пройти из конца в конец оба берега и взглянуть на каждого из людей? Допустим, за сутки удавалось бы одолеть одну квадратную милю. Значит, сорок миллионов миль надо поделить на триста шестьдесят пять дней в году. Сэм давно не производил таких вычислений в уме, но по его расчетам выходило где-то около ста девяти лет.

И даже если бы кто-то совершил такое путешествие и осмотрел каждого встреченного человека, он мог бы не найти тех, кого искал. По тем или иным причинам они могли умереть и перенестись в места, где он уже бывал. Кроме того, он мог просто разминуться с ними в пути, если бы они тоже отправились на его розыски.

Нет, здесь необходимо другое решение. Существа, создавшие речную долину и воскресившие человечество, размещали людей на берегах по строго определенным правилам. Очевидно, они обладали каким-то архивом данных или аппаратурой, которая позволяла определять местонахождение любого человека. А если есть такая аппаратура, значит, должен быть и центр управления. Вот куда добраться бы!.

Если же никакого архива нет, они все равно должны заплатить за этот эксперимент над людьми!

Сэм знал, что Джо рассказывал о реальных событиях. И его история имела несколько моментов, которые внушали определенные надежды. Кто-то из людей — или, вернее, из разумных существ — постарался сделать так, чтобы жители долины узнали о Туманной Башне в центре северного моря. Сэм пока еще не понимал причин, побудивших к действию этого неизвестного друга. Однако о его существовании свидетельствовали и туннель, и веревка на скале, и даже та популярная легенда об англичанине — скорее всего Бёртоне, а не Перкинсе — которому посчастливилось пробудиться в фазе, предшествовавшей Дню Воскрешения. Это преждевременное пробуждение было столь же неслучайно, как и туннель, пробитый в толще горы, поэтому Сэм, не задумываясь, приписал его Таинственному Незнакомцу.

Вот так, постепенно и как-то сама собой, у Клеменса появилась мечта. Он питал ее фактами и догадками, пока она не превратилась в Великую Мечту. Но чтобы воплотить свои грезы в реальность, ему требовалось железо. Много железа! И поэтому он уговорил Эрика отправиться в путь — на поиски металла, из которого был сделан стальной топор конунга. В глубине души Сэм не верил, что руды хватит для строительства гигантского корабля, но, путешествуя к верховьям Реки, он плыл вперед, к полярному морю.

Теперь же, благодаря удаче, которую он ничем не заслужил, — а Сэм действительно считал, что не заслуживает ничего хорошего, — он мог получить доступ к неограниченному запасу железа. Однако обольщаться не стоило.

Он нуждался в специалистах и, прежде всего, в металлургах, которые могли бы обработать руду, извлечь из нее железо, а затем отлить необходимые детали. Ему требовались инженеры, химики и кораблестроители.

Он слегка толкнул титантропа в бок и сказал:

— Поднимайся, Джо. Скоро пойдет дождь.

Гигант заворчал и, воспрянув, как башня из тумана, с хрустом размял затекшие мышцы. Его зубы блеснули в свете звезд. Он двинулся вслед за Сэмом к трапу, и бамбуковый настил затрещал под тяжестью его восьмисот фунтов. Внизу кто-то выругался по-норвежски.

К тому времени облака заволокли вершины гор. Тьма вползала в речную долину, пожирая паутину туманностей и неистовый блеск двадцати тысяч огромных звезд.

На восточном берегу сверкнула молния, и раздался удар грома. Сэм остановился. Молнии пугали его на протяжении всей жизни, вероятно, воскрешая в памяти какие-то детские страхи. В их призрачных отблесках он видел лица тех, кого обидел, оскорбил и унизил; а за ними маячили смутные фигуры старцев, укорявших его за безымянные преступления. Молнии замелькали вокруг корабля, словно снаряды при пробной пристрелке. И Сэму на миг показалось, что какое-то мстительное божество вознамерилось сжечь его живьем или пронзить своими огненными стрелами. Этот карающий мститель бродил по облакам и, расшвыривая молнии, искал врага по имени Сэм Клеменс.

— Я злышу шум, который приближаетзя к нам ниже по Реке! — воскликнул Джо. — И это не гром! Вот опять! Неужели не злышишь? Очень похоже на разкаты грома, но это что-то другое!

Сэм прислушался и вздрогнул. Ниже по течению действительно раздавался какой-то гул. Внезапно над долиной прокатился раскатистый грохот.,!

— Что за черт?

— Не пугайзя, Зэм, — ответил Джо. — Я з тобой!

Однако он тоже дрожал.

Отблеск молнии залил восточный берег раскаленной белизной. Сэм подпрыгнул и закричал:

— О Боже! Я видел, как что-то пролетело!

Джо придвинулся ближе и прошептал:

— Я тоже видел эту штуку. Она такая же, как та, что появилазь тогда из Башни! Но она уже улетела, Зэм.

Какое-то время они стояли, вглядываясь в темноту. Молния вспыхнула опять, но на этот раз они уже не увидели над Рекой белой яйцеобразной машины.

— Она возникла из ничего и в ничто вернулась, — произнес Сэм. — Прямо как мираж. Если бы ты тоже не видел ее, я бы подумал, что это наваждение.

Клеменс проснулся на палубе, мокрый и озябший. Он перекатился на бок и прищурился, увидев солнце над пиками восточной гряды.

Джо лежал рядом, а у рулевого колеса безмятежно спал кормчий.

Но не это заставило Сэма вскричать и вскочить на ноги. Он забыл о золоте солнца, когда его взгляд опустился ниже. Равнины утопали в яркой зелени травы, у берегов покачивались заросли бамбука, а на холмах, под сенью «железных» деревьев, темнели рощи сосен, тиса и дубов.

— Все встало на свои места, — сострил Клеменс, сам того не замечая.

Неведомая сила погрузила в сон всех людей на борту «Дрейругра», и пока они спали, кто-то очистил берега от ила и гари. Но эти «кто-то» не только восстановили растительность и выровняли ландшафт. За несколько часов они обновили огромный район Реки!

Глава 8

Клеменс почувствовал себя незначительным и слабым — таким же беспомощным, как слепой щенок. Что он мог противопоставить существам, чья власть над природой творила чудеса?

Однако все в этом мире должно иметь какое-то объяснение — физическое объяснение. Чудес на свете не бывает, их создают наука и умелое приложение имеющихся в наличии сил.

Впрочем, кое-что внушало надежду. Одно из этих могущественных созданий симпатизировало людям. По какой причине? Вероятно, снова борьба идей и различных взглядов.

К тому времени люди на корабле начали пробуждаться. Кровавый Топор и фон Рихтхофен поднялись на кормовую палубу, и конунг нахмурился, увидев немца рядом с собой. Викинга возмутило, что какой-то чужак осмелился прийти на такое почетное место. Но вид обновленных берегов потряс Эрика настолько, что он забыл о немце и своем желании прогнать его прочь.

Лучи солнца скользнули по серым глыбам питающих камней, и те заискрились в белой паутине испарений. Могильные холмики тумана, скрывавшиеся в траве у камней, поблескивали радужным мерцанием. А на берегах лежали сотни обнаженных мужчин и женщин, и на стопке покрывал рядом с каждым из них виднелся металлический цилиндр.

— Оптовая поставка, — произнес Сэм. — Очевидно, это те, кто погиб в результате отключения западных камней. К счастью, их перенесло сюда из разных мест, и этим людям потребуется какое-то время, чтобы организоваться в общины. Кроме того, они еще не знают об огромных запасах железа, которые находятся у них под ногами.

— Но как же мы теперь найдем метеорит? — спросил фон Рихтхофен. — Все следы его падения исчезли.

— А вы не подумали о том, что он тоже мог исчезнуть? — ответил Клеменс и сердито выругался. — Те, кто проделал за ночь такую работу, могли убрать и метеорит, Лишив нас тем самым металла. — Сэм застонал от внезапно накатившего отчаяния. — Кроме того, он мог упасть в Реку — а там глубина до тысячи футов и больше…

— Вы подавлены, мой друг, — сказал Лотар. — Но пока нет никаких причин для огорчений. Во-первых, метеорит мог остаться на месте. А во-вторых, даже если его и забрали, вам не станет от этого хуже, чем прежде. У нас по-прежнему будут вино, женщины и песни.

— Все это меня уже не удовлетворяет, — ответил Сэм. — Более того, мне трудно представить, что нас воскресили из мертвых лишь для подобных наслаждений. Я не вижу в этом смысла!

— Вот как? — усмехнулся Лотар. — А откуда вам знать, по каким причинам эти таинственные существа поместили нас в сотворенный ими мир? Возможно, они питаются нашими мыслями и чувствами.

Сэм заинтересовался. Новая гипотеза, несмотря на гнетущий оттенок, вывела его из депрессии, и он почувствовал, что уныние проходит.

— Вы полагаете, что нас превратили в эмоциональных коров? И, значит, наши пастухи поедают теперь сочные бифштексы любви и ребрышки надежды, печенку отчаяния и грудинку смеха, жаркое из ненависти и нежную плоть оргазма?

— Это только теория, — ответил Лотар. — Но она ничем не хуже других, которые мне доводилось слышать. Что касается меня, то я уже готов подкормить своих благодетелей. Взгляните хотя бы на тех обнаженных красоток. О Боже! Пустите меня скорее к ним!


Краткий миг воодушевления прошел, и Сэм вновь погрузился в глубины печали. Возможно, немец в чем-то прав, но тогда в борьбе с загадочным противником у людей столько же шансов на победу, сколько у коровы-медалистки, решившей не давать отныне молока. Впрочем, иногда случалось, что по дороге на бойню быки бодали и даже убивали своих хозяев.

Он объяснил конунгу ситуацию, и тот тоже засомневался в успехе.

— Как же мы найдем эту упавшую звезду? Неужели нам придется перекопать все берега в ближайшей округе? Ты и сам знаешь, какая тут трава. Потребуется несколько дней, чтобы выкопать маленькую яму нашими каменными орудиями. А потом ты и глазом не успеешь моргнуть, как трава прорастет опять, и все придется начинать сначала.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — ответил Клеменс. — Эх, будь у нас магнит или компас… Но их, к сожалению, нет.

Тем временем Лотар посылал воздушные поцелуи изящной блондинке на берегу. Услышав последние слова Сэма, он повернулся и весело сказал:

— С воздуха все выглядит по-другому. Сорок поколений крестьян могут распахивать поле над древней крепостью, но тайна ее существования будет по-прежнему скрыта от их взора. А пилот, лишь раз пролетев над местностью, тут же поймет — под землей что-то есть. Он заметит это по различиям в рельефе, по оттенкам грунта и расположению растений. Я не знаю, что мы увидим здесь, но мир открывает свои подземные богатства только тем, кто воспаряет в небо, как птица. Ведь почва — это тонкое покрывало, которое время набросило на руины прошлого.

— Значит, будь у вас планер, вы могли бы найти место, где упал метеорит? — возбужденно спросил Сэм.

— Да, причем мы могли бы сделать планер за несколько дней, — ответил Лотар. — Но пока в этом нет необходимости. Поднявшись в горы, вы и так получите хороший обзор.

Сэм радостно хлопнул в ладоши:

— Какая удача, что мы взяли вас с собой! Я бы никогда не додумался до этого! — Внезапно он нахмурился. — Однако на большую высоту нам все равно не подняться. Взгляните на эти горы. Они такие же гладкие и скользкие, как предвыборная речь политика.

Кровавый Топор нетерпеливо поинтересовался, о чем они говорят. Сэм пояснил суть дела, и конунг сказал:

— Я смотрю, этот парень может нам пригодиться. А что касается гор, то проблема невелика — главное, найти побольше кремня. Мои люди прорубят в скалах ступени, и мы поднимемся хоть на тысячу футов. Конечно, потребуется время, но железо стоит таких усилий.

— А если здесь нет кремня? — спросил Клеменс.

— Тогда мы проложим путь, взрывая скалы, — ответил Кровавый Топор. — Сделай мне порох, и я подниму тебя на гору!

— Для изготовления пороха нам потребуется человеческий кал. И этого добра тут хватает, — произнес Сэм. — Древесный уголь получим из сосны и бамбука. Но вот где достать серу? Ее может не оказаться поблизости.

— А помнишь место в семистах милях ниже по Реке? Там этой серы как дерьма! — ответил викинг. — Но давай по порядку. Во-первых, нам надо найти метеорит. Во-вторых, прежде чем приступать к раскопкам, мы должны построить надежные укрепления. По воле богов нам повезло оказаться здесь первыми, однако мы не будем единственными на этом пути. Запах железа поползет вверх и вниз по Реке. Сюда потянутся храбрецы — кто стаями, кто в одиночку. И нам придется сражаться, защищая сокровище. Поэтому, прежде чем искать звезду, мы должны как следует окопаться.

Сэм еще раз выругался и сказал:

— Мы можем проплывать мимо нее прямо сейчас!

— Тогда давай остановимся здесь, — предложил конунг. — Это место ничем не хуже других. Кроме того, нам пора уже перекусить.


Через три дня, обследовав ближайшие окрестности, команда «Дрейругра» убедилась в полном отсутствии кремня и сланца. Очевидно, все, что тут имелось раньше, превратилось в пыль при взрыве метеорита, а новый грунт, которым покрыли пепелище, оказался лишенным камней.

Обычно в предгорье валялось множество обломков, пригодных для изготовления инструментов и оружия. В скалах змеились расщелины и трещины, откуда люди выламывали подходящие куски. Однако эта территория оказалась абсолютно бесплодной.

— Какое невезение! — пожаловался Сэм, разговаривая однажды вечером с фон Рихтхофеном. — Мы не в состоянии найти метеорит. И даже если нам удастся его отыскать, как мы докопаемся до этого сокровища? О какой добыче железа может идти речь, если у нас нет никаких инструментов? А железно-никелевый сплав, между прочим, очень твердый и плотный материал.

— Вас считали величайшим юмористом на Земле, — ответил Лотар. — Неужели после воскрешения вы настолько изменились?

— О Боже, почему люди не понимают таких простых вещей! — воскликнул Клеменс. — У каждого юмориста на душе черным-черно от горя и печали. И именно эти сгустки тьмы он превращает в фейерверки смеха. Но потом, когда их сияние исчезает, тьма возвращается опять.

Сэм перевел взгляд на языки костра. В них мелькали лица, маленькие и большие. Они удлинялись, расползались вширь, а затем сжимались в точки искр и улетали к звездам. И уже потерялась вдали печальная Ливи, воспарившая по спирали в ночное небо. И следом за ней, из пламени, но холодное как лед, появилось лицо Джин, его милой младшенькой дочери. Спокойное застывшее, лицо, как в те минуты, когда она лежала в гробу; вот только губы слегка подрагивали и уплывали вверх вместе с дымом. А затем он увидел отца на смертном одре и обгоревшие останки своего брата Генри, найденные после взрыва парового котла. Внезапно из огня возникло лицо Тома Бленкеншипа — того парня, который послужил прообразом Гекльберри Финна. И только он улыбнулся Сэму на прощание.


В Клеменсе всегда жил маленький мальчишка, мечтавший уплыть на плоту вниз по Миссисипи — навстречу множеству приключений, ни за одно из которых не надо было бы отвечать. Теперь у него появилась такая возможность. И он мог вечно скользить на плоту по Реке, переживая захватывающие встречи с герцогами, графами и королями. Он мог бездельничать, болтать дни и ночи напролет, удить рыбу и не заботиться о хлебе насущном. Он мог бы плыть на плоту тысячи лет, делая все, что ему заблагорассудится.

Однако проблема заключалась в том, что на самом деле Сэм не мог исполнить свою мечту. Во многих местах этого мира процветало граалевое рабство. Злые люди захватывали в плен проходивших и проплывавших мимо странников, а затем отнимали все, что появлялось из их чудесных цилиндров — еду, сигары, спиртное и мечтательную резинку. Граали погибших исчезали вместе с трупами, поэтому рабов доводили до полного истощения, но не давали им умереть. Связанных узников помещали в бамбуковые клетки, и они лежали там, как цыплята на прилавке мясника. А когда кому-нибудь из несчастных удавалось покончить с собой и оказаться за тысячи миль от своего мучителя, он часто вновь попадал в лапы не менее жестокого рабовладельца.

К тому же, будучи взрослым человеком, Сэм вряд ли испытывал бы на плоту то беспредельное счастье, о котором грезил мальчишкой. Нет, для путешествия по Реке ему требовались гарантии полной безопасности, предельный комфорт и — что греха таить — безраздельная власть. Когда-то ему хотелось стать лоцманом, и в свое время он добился этого на Земле. Но теперь Клеменс видел себя капитаном парохода, самого большого, мощного и красивого из всех существовавших. Самый большой пароход на самой длинной Реке, по сравнению с которой Миссисипи и все ее притоки, Нил, Амазонка и Обь, Конго и Хуанхэ, взятые вместе и возведенные в квадрат, выглядели бы жалкой речушкой Озарк.

Его пароход будет иметь шесть палуб выше ватерлинии, два огромных гребных колеса и сотни роскошных кают для экипажа и пассажиров. В состав экспедиции войдут известнейшие личности своего времени, а он, Сэмюэль Ленгхорн Клеменс — или, проще, Марк Твен — станет их капитаном. Его судно будет в пути до тех пор, пока они не достигнут верховьев Реки и не найдут чудовищ, сотворивших этот мир. И тогда люди узнают, зачем их вновь обрекли на жизнь, сулящую боль, отчаяние и муки.

Путешествие могло растянуться на целый век, а возможно, на два или три столетия. И Сэм был этому только рад. Он мог бы назвать тысячи и тысячи вещей, которых недоставало в мире Реки, но времени здесь хватало с избытком.

Клеменс грелся в сиянии образов, где по водам Реки плыл огромный пароход, а у штурвала стоял он, капитан. Его первым помощником будет Христофор Колумб или, возможно, Фрэнсис Дрэйк. Капитаном морской пехоты он назначит… Нет, не капитаном, скорее всего майором, потому что на борту будет только один капитан — он сам, Сэм Клеменс. Так вот, на должность майора могут претендовать Александр Великий, Юлий Цезарь и генерал Грант.

Булавочный укол досадной мысли пронзил воздушный шар, паривший в струях его грез. Эти два античных ублюдка никогда не согласятся на вторую роль. Александр и Цезарь начнут плести интриги и в конце концов попытаются захватить его прекрасный пароход. А согласится ли такой великий человек, как генерал Грант, выполнять приказы какого-то Сэма Клеменса — отставного писаки-юмориста, двадцать лет не видевшего листа бумаги?

Светящийся газ его грез со свистом улетучивался. Шар мечты обвис и скорчился. Сэм снова подумал о Ливи, столь внезапно обретенной и вновь потерянной. Как странно, что ее жизнь оборвал метеорит, благодаря которому Сэм мог теперь воплотить в реальность свою мечту. Как странно, что Ливи появилась именно в это время. Она возникла всего лишь на миг, будто какой-то небесный тиран показал ее Сэму и забрал обратно. А его мечта? Чего она стоит, если ему до сих пор не удалось отыскать огромную металлическую глыбу?

Глава 9

— Вы выглядите очень усталым, Сэм, — произнес Лотар.

— Да, пора отправляться спать, — ответил Клеменс, поднимаясь на ноги.

— Как? Вы хотите разочаровать эту венецианскую красотку из семнадцатого века? Она, между прочим, весь вечер строила вам глазки!

— Тогда утешьте ее, барон.

Сэм торопливо зашагал от костра. В течение вечера он несколько раз испытывал соблазн увести венецианку в свою хижину — особенно после того как первая чаша согрела его кровь. Однако теперь им овладело полное безразличие. Клеменс знал, что, уложив в постель Анжелу Сангеотти, он потерял бы потом покой от чувства вины. За последние двадцать лет ему довелось испытать подобные угрызения совести десять раз — со всеми женщинами, которые делили с ним ложе. И Сэм понимал, что отныне будет чувствовать себя виноватым не только перед Ливи, но и перед Темах — его индонезийской подругой, с которой он жил как супруг почти пять лет.

— Какая нелепость! — твердил он себе множество раз. — Даже разум бессилен объяснить это чувство вины. Мы так давно разлучены с Ливи, что уже стали чужими друг для друга. Слишком многое случилось с каждым из нас после Дня Воскрешения.

Однако чувства не подчинялись логике, и он страдал — страдал от осознания собственной вины. Хотя можно ли называть логикой эти жалкие доводы его ума? Ведь по сути своей человек по-прежнему оставался неразумным животным и вел себя в соответствии с врожденным темпераментом и приобретенными склонностями.

— Почему же я терзаюсь тем, что не может быть поставлено мне в вину? — в который раз шептал он себе. — Потому что такова моя натура, будь я проклят! Потому что при зарождении Земли какие-то два атома столкнулись друг с другом, и это породило цепь событий, по воле которых я оказался здесь — в ночи, на странной планете, среди толпы помолодевших стариков, собранных из всех времен и народов. Вот почему я иду в свою бамбуковую хижину, где меня ждут одиночество и тоска, абсолютно необязательные с точки зрения разума, но неизбежные по существу.

Да, я мог бы убить себя, но смерть не решит моей проблемы. Через двадцать четыре часа самоубийца оживает вновь — пусть в другом месте, но таким же несчастным. И каждая новая попытка, оставаясь бесплодной, лишь добавляет муки истерзанной душе.

О жестокосердные и безжалостные ублюдки! — вскричал он, погрозив кулаком далеким звездам. Потом горько рассмеялся и добавил:

— Что толку обвинять их в жестокости и черствости душ? Как и я, они не в силах измениться. В этом дерьме мы все едины.

И все же подобные мысли не ослабили его желания отомстить. Он по-прежнему хотел вцепиться зубами в руку, подарившую ему бессмертие.

Его бамбуковая хижина находилась у подножия холма под огромным «железным» деревом. Строение выглядело жалкой лачугой, но считалось здесь исключительной роскошью, поскольку нехватка каменных инструментов превращала строительство домов в настоящую проблему. Люди, перенесенные сюда после падения метеорита, селились в шалашах, сделанных из бамбуковых шестов, травяных веревок и больших листьев «железного» дерева, которые походили на слоновьи уши. В долине росло около пятисот разновидностей бамбука, и из некоторых люди делали деревянные ножи. Однако их лезвия быстро ломались, нуждались в постоянной заточке и вообще являлись жалкой пародией, на то, к чему привык человек.

Войдя в хижину, Сэм лег на топчан и закутался в несколько больших покрывал. Слабые звуки далекого веселья мешали заснуть. Немного поворочавшись, он поддался искушению пожевать палочку мечтательной резинки. Сэм не знал, к чему это приведет: к экстазу с обилием текучих многоцветных образов, к чувству мудрого умиротворения или к похотливым желаниям, а возможно, наоборот — к бездонному мраку, где из темноты станут выползать чудовища и скулящие призраки погибшей Земли, где в языках адского пламени начнут извиваться грешники, и демоны без лиц, наслаждаясь криками жертв, будут давиться визгливым смехом.

Он пожевал тягучую массу, проглотил слюну и понял, что опять совершил ошибку. Но трезвый ум, как всегда, запоздал, и было поздно что-либо менять. Он вновь переживал тот эпизод, когда мальчишкой тонул в реке — и ведь утонул бы, если бы его не вытащили.

«Тогда я умер в первый раз, — подумал Сэм. — Хотя нет! Я умер, когда родился! Как странно, что мать никогда не рассказывала мне об этом».

И он увидел ее, лежавшую на постели, — спутанные волосы, побелевшая кожа, белки глаз под приоткрытыми веками и дрожавшая челюсть. А доктор, закурив сигару, склонился над малышом — над ним, над Сэмом. Он повернулся к отцу и невнятно пробормотал:

— Вряд ли удастся спасти.

— Вы хотите сказать, что моя Джейн и… вот этот… погибнут? — спросил отец.

У доктора были огненно-красные волосы, густые рыжие усы и светло-голубые глаза. Его лицо выглядело бесстрастным и грубым.

— Обычно я хороню свои ошибки, но в данном случае вы зря беспокоитесь, — ответил он. — Я спасу этот комочек плоти, хотя вряд ли от него будет какой-то толк. И ваша жена тоже поправится.

Доктор укутал малыша в простыню и положил его на кровать. Затем сел и начал писать что-то в маленьком черном блокноте.

— Неужели вы не можете отложить свою писанину на другое время? — возмутился отец Сэма.

— Я должен сделать эту запись, — ответил доктор, — и давно бы сделал ее, если бы не болтал тут с вами так много. В этот дневник я заношу все души, которые выпускаю в мир. Под старость лет мне хотелось бы составить огромную книгу с биографиями этих людей и в конце концов понять, насколько они стоили моих усилий. Если мне удастся принять в эту юдоль печали хотя бы одного гения, моя жизнь обретет какой-то смысл. Иначе я лишь зря терял время, пополняя человечество новой тысячей идиотов, лицемеров и лжецов.

Маленький Сэм заплакал, и доктор сказал:

— Кричит так, словно уже потерял душу, верно? Как будто все грехи мира легли на его крохотные плечи.

— Вы странный человек, — заворчал отец. — И, кажется, очень злой. А уж то, что Бога не боитесь, так это видно сразу.

— Да, моя дань уходит князю тьмы, — с усмешкой ответил доктор.

Запах крови сплетался с дымом сигар. Комната пропахла зловонием пота и похмельным дыханием доктора.

— Как вы решили его назвать? Сэмюэлем? Да ведь так зовут и меня! Сэмюэль — это имя Бога. А тут их сразу два! Прямо анекдот какой-то! Жаль, что дохленький он у вас и не протянет долго. А если и выживет, то будет маяться всю жизнь.

— Вон из моего дома, дьявольское отродье! — закричал отец. — Что вы только за человек такой? Прочь с моих глаз! Я позову другого доктора. Простить себе не могу, что позволил вам прикасаться к моей жене и принимать ребенка. Избавьте этот дом от своей дьвольской вони!

Доктор, покачиваясь, собрал окровавленные инструменты и небрежно бросил их в саквояж.

— Ладно, я уйду. Но вы задержали мой отъезд из этого захолустья. Я ведь тут проездом, мой провинциальный друг.

Лишь доброе сердце заставило меня сжалиться над вами, поскольку шарлатан, который практикует на этой помойке, уехал в город по своим делам. И вот, покинув уют таверны, я пришел сюда, чтобы спасти младенца, для которого смерть была бы лучшим исходом. Я спас своего маленького тезку, и этого вы не можете отрицать! Так где же мой гонорар?

— Я мог бы выбросить вас за порог, не дав ничего, кроме своих проклятий, — сказал отец. — Но человек должен оплачивать свои долги независимо от обстоятельств. Вот ваши тридцать серебряных монет.

— Мне больше нравятся бумажные деньги, — с усмешкой ответил доктор. — Не будь меня, вы дождались бы своего коновала, и он дал бы вам горсть никчемных пилюль, но, запомните, только я, доктор Экс, мог вытащить из лап смерти вашу жену и ребенка! Доктор Экс — непредсказуемый и вечный странник; таинственный незнакомец, посланный дьяволом для того, чтобы сохранять жизни других несчастных ублюдков; веселый малый, продавший душу шотландскому виски, потому что от рома его просто тошнит…

— Вон! Вон! — закричал отец. — Убирайтесь, пока я вас не прикончил!

— Вот благодарность этого мира, — прошептал доктор Экс. — И мне действительно пора уходить. Из ничего я явился на свет, населенный ослами, и, пройдя его, вновь удаляюсь в ничто. Экс или икс — это и есть ничто!

В холодной испарине, застыв от напряжения, как каменный Аполлон, Сэм наблюдал за драмой своего рождения. Внезапно сцену и актеров втянуло в бледно-желтый шар, по которому заструились красные молниевидные прожилки. Видение поблекло, и далекое 30 ноября 1835 года во Флориде, штат Миссури, стало вновь погружаться в глубины подсознания. Прежде чем выйти за порог, доктор еще раз обернулся и взглянул на Сэма. Он вытащил изо рта сигару, дурашливо усмехнулся, и среди его желтых прокуренных зубов блеснули два удивительно белых и неестественно длинных клыка.

Видение потемнело и угасло. Дверь его родного дома превратилась в проем бамбуковой хижины, и новая фигура, мелькнув на фоне ярких звезд, скользнула в тень у изголовья. Клеменс закрыл глаза, подготавливая себя к следующему кошмару. Он застонал и еще раз пожалел о том, что принял мечтательную резинку. Тем не менее Сэм знал, что в ужасной фантасмагории таилась правда, которая нравилась и одновременно не нравилась ему. Драма рождения была фантазией, сотворенной им самим для оправдания собственных страхов. Но что означала эта темная фигура, которая беззвучно кралась к нему, как смерть? Из каких глубин его ума возникло это существо?

Внезапно он услышал бархатный голос:

— Сэм Клеменс! Не тревожься! Тебе не будет от меня вреда! Я пришел, чтобы помочь!

— А что вы потребуете в уплату за помощь? — тихо прошептал Сэм.

Человек негромко рассмеялся и сказал:

— Ты из тех людей, которые мне нравятся. Пожалуй, я сделал правильный выбор.

— Вы хотите сказать, что в своем воображении я создал вас как того, кто избрал меня?

Помолчав несколько секунд, незваный гость произнес:

— Я понимаю. Ты считаешь меня еще одним фантомом, вызванным мечтательной резинкой. Однако это не так. Коснись меня.

— А зачем? — произнес Сэм. — Как плод моего ума, вы прекрасно знаете, что галлюцинации можно не только видеть и слышать, но и ощущать. Лучше расскажите мне о причинах вашего визита.

— Обо всех причинах? Это потребовало бы слишком много времени. Я не смею оставаться рядом с тобой так долго, потому что здесь неподалеку есть кое-кто еще. Меня могут заметить, и это будет полным моим провалом. Они стали очень подозрительными, понимаешь? Им уже известно, что среди них появился отступник, но они еще не знают, кто он такой.

— Они? О ком вы говорите? — спросил Сэм.

— Они — это мы, этики. Наша группа ведет наблюдение за данным районом Реки. Здесь сложилась уникальная ситуация — впервые за всю историю планеты мы собрали на небольшом участке абсолютно неоднородный контингент людей. Это редчайший случай, и наши исследователи регистрируют все, что только можно. Будучи одним из Двенадцати, я возглавляю проект и работаю главным администратором.

— О-о! За это надо выпить! — с усмешкой воскликнул Сэм. — И я подниму за вас стаканчик, когда проснусь!

— Ты уже проснулся. И уверяю тебя, я действительно существую. Мое тело — это объективная реальность, поэтому хватит валять дурака. Повторяю, у меня мало времени!

Сэм попытался сесть, но рука пришельца удержала его на месте. В легком прикосновении ладони чувствовалась огромная сила, не только физического, но и гипнотического характера. Ощутив это, Клеменс вздрогнул и зашептал:

— Вы один из Них! Один из Них!

Еще мгновение назад ему хотелось схватить незнакомца и позвать кого-нибудь на помощь, но теперь он отбросил эту нелепую идею.

— Один из них, но не с ними, — ответил ночной гость. — Я на стороне людей и сделаю все возможное, чтобы мой народ не завершил этот мерзкий проект. У меня есть план, однако его осуществление потребует времени, терпения и осторожности. Тут надо действовать, окольным путем. Я уже вошел в контакт с тремя людьми, и ты будешь четвертым. Каждый узнает лишь часть замысла, но основная суть останется пока в секрете. Если кто-нибудь из выбранных мной будет разоблачен и подвергнут допросу, его показания не принесут этикам абсолютно никакой пользы. Более того, при медленном развитии событий все происходящее будет казаться стечением случайных обстоятельств — как, например, внезапное падение этого метеорита.

Сэм снова попытался сесть, но остановился раньше, чем его коснулась рука незнакомца.

— Так это не случайность?

— Конечно, нет. С некоторых пор мне стало известно о твоей мечте построить пароход и добраться до конца Реки. Но это невозможно сделать без железа. Вот почему я отклонил орбиту подходящего метеорита и ввел его в поле притяжения нашей планеты. По моим расчетам, он должен был упасть неподалеку отсюда — впрочем, и не слишком близко, иначе ты бы погиб и оказался в другом регионе. Планетарная система безопасности не допустила бы падения метеорита в долину Реки, однако мне удалось отключить центральный пульт, и небесное тело прошло сквозь сеть дематериализаторов. К сожалению, охрана справилась с поломкой пульта очень быстро, и система безопасности успела изменить траекторию метеорита. В результате ты едва не погиб, а я на какое-то время списал тебя со счета. Но твое спасение окрылило меня, и я поверил, что удача с нами.

— Значит, падающая звезда…

— Стала звездой, которую я бросил к твоим ногам!

«Если ему так много известно обо мне, то он, очевидно, не раз бывал на борту „Дрейругра“, — подумал Сэм. — Неужели у этиков есть устройства, которые позволяют им становиться невидимками? Впрочем, такое вполне возможно. Их яйцевидный летающий аппарат возник буквально из воздуха, и я увидел его скорее всего по причине какой-то неисправности. Вероятно, молния повлияла на систему защиты, и он потерял свою невидимость. Боже, я начинаю сходить с ума! Это же только фантом, вызванный мечтательной резинкой!»

— Один из их агентов очень близко! — прошептал незнакомец. — Слушай меня внимательно! Метеорит убирать не стали, потому что не хватило времени. Во всяком случае, я так решил. Он захоронен под равниной и холмами в десяти милях отсюда. Тебе надо только отсчитать десять питающих камней вниз по Реке, и ты окажешься на периметре кратера. Там находятся несколько огромных глыб металла и множество мелких кусков. Начнешь копать — найдешь. Все остальное зависит только от тебя. Я буду помогать по мере возможности, но моя помощь будет неявной.

Сердце Сэма заколотилось так громко, что он едва услышал свой голос:

— Почему вы решили помочь мне построить корабль?

— Ты узнаешь об этом в свое время. А пока будь доволен тем, что получил необходимый материал. Но слушай дальше! В пяти милях выше по Реке у основания гор находятся залежи бокситов. Рядом с ними проходит небольшая жила платины, а в двух милях за ней ты найдешь месторождение киновари.

— Бокситы? Платина? Зачем?

— Глупец!

Судя по учащенному дыханию, незнакомец пытался сдержать злость и презрение.

— Бокситы понадобятся для производства алюминия, — произнес он более спокойным тоном. — Платина используется в качестве катализатора во многих химических процессах. Но у меня не осталось времени для объяснений. В этом районе есть несколько подходящих инженеров, и они расскажут тебе, что к чему. Я должен уходить. Он уже приближается! Делай то, что тебе сказано, и все будет хорошо. Да, чуть не забыл! В тридцати милях вверх по Реке находятся россыпи кремня.

— Но… — начал Клеменс.

Силуэт человека мелькнул в проеме двери и исчез. Вскочив с постели, Сэм выбежал из хижины. На берегу светились огни костров, и рядом с ними сновали маленькие фигурки людей. Пришелец исчез. Сэм обошел вокруг хижины, но поблизости никого не оказалось. Он взглянул на небо, бледное от газовых туманностей и ярких точек красных, голубых и белых звезд. Где-то там, став невидимым и бестелесным, скользил яйцеобразный аппарат.

Глава 10

Повернувшись к хижине, Сэм увидел огромную неподвижную фигуру, стоявшую во мраке у входа. Его сердце испуганно забилось.

— Джо, это ты?

— Да, — прозвучал в ответ низкий бас.

Джо подошел к приятелю и сказал:

— Я чувзтвую запах. Нечеловечезкий запах! Здезь был кто-то другой — не такой, как вы, люди. И ты знаешь, этот запах напоминает мне…

Гигант замолчал. Сэм ждал, представляя себе, как огромные каменные жернова в голове Джо перемалывают муку из мыслей. В конце концов Миллер вздохнул и произнес:

— Так оно и езть, будь я проклят!

— Что ты хочешь сказать, Джо?

— Это злучилозь давно, на Земле — незадолго до того, как меня убили. Мне ведь до зих пор не веритзя, Зэм. Неужели ты дейзтвительно прав? О Иизуз Хризтоз! 3 того времени прошло уже зто тысяч лет!

— Не тяни, Джо! Я сгораю от нетерпения!

— Не знаю, поверишь ты этому или нет, но мой ноз имеет звою память.

— А что тут странного? — сердито проворчал Клеменс. — Туда бы вместился весь твой мозг. Выкладывай, Джо! Я уже умираю от любопытства.

— Ну хорошо, Зэм. Злушай. Я шел тогда по зледу врага из племени вифзангкруилов. Они жили в дезяти милях от наз на другой зтороне большого холма, похожего на…

— Не надо деталей, Джо.

— Ладно. Так вот, дело произходило на закате дня, и я знал, что приближаюзь к врагу. Его злед зтал звежим и четким. Внезапно я узлышал шорох. Мне подумалозь, что тот парень, которого я презледовал, обошел меня ззади. Решив перехитрить его, я лег на землю и пополз в ту зторону, откуда донозилзя трезк ветвей. И что, ты думаешь, я увидел? О великий дух! Почему мне не пришло в голову раззказать тебе об этом раньше? Набитое я чучело!

— Тут я с тобой согласен. Но дальше, Джо?

— Так вот, тот парень заметил меня, хотя я подкрадывалзя тихо, как лазка к птице. Он зашел мне в тыл и, наверное, хотел уже нанезти змертельный удар. Но когда я обернулзя, мой враг лежал на земле, холодный, как пещерный червяк. А рядом з ним зтояли два человека.

Ты знаешь, Зэм, — я храбрый малый и, возможно, змелее многих других. Но тогда я впервые увидел людей и, конечно же, злегка изпугалзя. На них была одежда — вернее, то, что ты опизывал мне как одежду. В руках они держали какие-то зтранные штуки около фута длиной. Эти толзтые черные палки блезтели как зталь, из которой зделан топор Эрика, и они еще больше напугали меня. Я зпряталзя. Однако эти ублюдки, казалось, видели зквозь кузты. Один из них навел на меня звою палку, и я потерял зознание. Они вырубили меня каким-то зиним лучом. А когда я очнулзя, эти двое и погибший виф изчезли. Мне зтало зтрашно. Я убежал оттуда зо взех ног и з тех пор навзегда запомнил их запах.

— Это все? — спросил Сэм.

Джо молча кивнул.

— Будь я проклят! — воскликнул Клеменс. — Неужели они… эти люди… держали нас под наблюдением еще полмиллиона лет назад? Или даже больше? Неужели это были этики?

— Я не понял, Зэм.

Клеменс рассказал Джо о том, что утаил бы от любого другого. Сэм знал, что может полностью доверять титантропу. Однако во время объяснений у него появилось нехорошее предчувствие — ведь мистер Икс попросил не говорить о нем ни слова.

Джо кивал так часто, что его нос напоминал бревно, плывущее по водам бурного потока.

— Взе зовпадает, Зэм. Взе дейзтвительно зовпадает! Они взтретилизь мне на Земле. Потом, попав в экзпедицию Эхнатона, я видел их башню и воздушный корабль. А теперь тебя избрал этот Икз, и ты должен построить пароход. Взе звязано друг з другом, понимаешь?

Сэму удалось заснуть только перед самым рассветом. Утром, преодолев желание остаться в постели, он заставил себя встать к завтраку и присоединился к команде «Дрейругра». Пока викинги, немец и Джо поглощали содержимое своих Граалей, Сэм, ссылаясь на вещий сон, рассказал им изрядно исправленную версию своего ночного видения. И он на самом деле посчитал бы это сном, если бы чуткий нюх Джо Миллера не подтвердил присутствия таинственного незнакомца.

Фон Рихтхофен начал высмеивать наивную веру в вещие сны, однако его язвительные высказывания не нашли поддержки среди норвежцев. Многие из них, хотя и не все, считали пророческие сны вполне обычным делом. К сожалению, в числе неизбежных скептиков оказался и Кровавый Топор.

— Ты хочешь, чтобы мы тащились за десять миль и рыли землю из-за какого-то твоего кошмара?! — взревел он. — Я всегда подозревал, что ты так же слаб на ум, как и на отвагу, Клеменс! Теперь я еще раз убедился в этом! Забудь о своем дурацком сне!

Оттолкнув грааль в сторону, Сэм вскочил на ноги и осмотрел сотрапезников из-под нахмуренных бровей.

— В таком случае мы с Джо сегодня же уйдем от ваших костров. Я соберу местных жителей, и они помогут нам выкопать железо. Мы найдем его, найдем! Можете не сомневаться в этом! Но вам уже никогда не войти к нам в долю — ни по слову чести и ни за какие деньги. Потому что первого у вас не было на Земле, а второго не существует в этом мире.

Выплюнув непрожеванные хлеб и куски мяса, Эрик выхватил из-за пояса топор.

— Как ты смеешь говорить со мной подобным тоном, ничтожный смерд! — закричал разъяренный конунг. — Ямы захотел? Так ты ее сейчас и выкопаешь, несчастный! Маленькую могилу для жалкого раба!

Джо с ревом поднялся на ноги и, встав рядом с Клеменсом, вытащил из-за пояса огромный каменный топор. Викинги перестали есть и собрались плотной толпой позади своего предводителя. Фон Рихтхофен, который смеялся и шутил во время рассказа о вещем сне, теперь недоуменно смотрел то на Сэма, то на мрачные лица норвежцев. Внезапно его улыбка превратилась в злобный оскал. Он стремительно поднялся и занял позицию справа от Клеменса.

— Вы насмехались над мужеством германских воинов, мой норвежский друг! — прокричал Лотар конунгу. — Так знайте, что я намерен засунуть эти шуточки обратно вам в горло!

Кровавый Топор захохотал.

— Два петушка и обезьяна! Вы еще будете молить меня о легкой смерти! И я подарю ее вам после нескольких дней пыток! После того как вы протрете свои животы, извиваясь у моих ног в судорогах от невыносимой боли!

— Джо! — сказал Клеменс. — Постарайся прикончить его первым. Тогда ты даже не вспотеешь, расправляясь с остальными.

Титантроп поигрывал топором, как перышком. Кремневая секира весом в пятьдесят фунтов грозно посвистывала в воздухе.

— Езли эта штука вырветзя зейчаз из моей руки, она не только проломит ему грудь, но и уложит половину ребят позади него, — прорычал гигант.

И норвежцы знали, что он не шутит. Они не раз видели, как Джо дробил черепа врагов. Викингов было много, но великан действительно мог перебить половину команды, прежде чем они прикончили бы его. Тем не менее воины чтили долг верности и, даже питая к Эрику неприязнь, не позволили бы себе и другим нарушить клятву, данную конунгу.

Казалось, откуда бы в речной долине взяться трусам, если смерть в этом мире почти ничего не означала. Люди погибали, чтобы восстать из мертвых опять, и в таких условиях отваге просто полагалось бы стать универсальной чертой характера. Действительно, те, кто были смелыми на Земле, становились здесь вдвойне смелее. А вот трус по-прежнему оставался трусом. Умом человек понимал, что смерть будет длиться лишь день, но подсознание, клетки мозга и та эмоциональная конфигурация, которая создает человеческий характер, наотрез отказывались воспринимать подобный факт.

Сэм стремился избегать насилия и боли — причем боли он боялся даже больше, чем смерти. Ему часто приходилось сражаться вместе с викингами, и он метал копья, махал топором, наносил и получал ранения. Однажды Сэм даже убил человека, хотя это можно было объяснить скорее случайностью, чем его ратным мастерством. Одним словом, воин из него получился неважный. Как только начиналась битва и он видел первую кровь, страх открывал все клапаны его сердца и сила выливалась наружу. Сэм знал, насколько он плох в бою, но ему и в голову не приходило винить себя за это.

Эрик славился жестокостью и отвагой, но он понимал, что ссора с Сэмом ему не нужна. В случае вполне вероятной смерти Кровавый Топор терял бы свою долю мечты о большом пароходе. И тогда кто-то другой повел бы его людей на штурм далекой башни, лишив тем самым Эрика великих побед и хвалебных песен. Кроме того, несмотря на насмешки, конунг верил в откровения богов и вещие сны.

Зная этого человеку, Сэм Клеменс мог поспорить, что амбиции викинга пересилят гнев. И он оказался прав. Конунг опустил топор и выдавил из себя улыбку.

— Глупо пренебрегать посланием богов, не проверив, что оно сулит, — сказал он. — Я знавал жрецов, которым не хватало мужества во время сражений, и все же Один и Хеймдалль посылали им вещие сны. Эти люди лгали нам большую часть времени, но иногда они говорили от имени богов. На том и порешим! Мы отправимся копать железо! Найдем его — хвала тебе, Клеменс. Но если не найдем… Тогда мы продолжим наш спор с того места, где он закончился сейчас.

Сэм вздохнул с облегчением и опустился на землю, пытаясь скрыть дрожь в руках и ногах. Мочевой пузырь настойчиво гнал его в кусты, но Клеменс не посмел уйти в такую минуту. Он должен был вести себя как победитель. Чуть позже, понимая, что больше ему не продержаться, он гордо удалился к холмам.

Мистер Икс, Таинственный Незнакомец, сказал, что копать надо ниже по Реке, где-то у десятого питающего камня. Однако использование местных жителей в качестве рабочей силы осложнялось непредвиденным обстоятельством. Чикагский гангстер двадцатых — тридцатых годов Альфонсо Джилбретти заключил союз с бельгийским сталепромышленником конца девятнадцатого века и турецким султаном из середины восемнадцатого столетия. Этот триумвират, следуя новой классической схеме, создал мощную организацию, в костяк которой вошли профессионалы преступного бизнеса по прошлой жизни на Земле. Все, кто выступил против самозваных правителей, через сутки оказались в других регионах мира Реки, а для остальных «граждан» банда определила граалевый налог, который полагалось платить за так называемую защиту. Джилбретти набрал себе гарем из пяти женщин — причем две пришли к нему по своей воле, а одна умерла на следующий день. Решив отомстить насильнику, она попыталась проломить ему голову своим граалем, но ей это, к сожалению, не удалось.

Эти сведения встревожили Сэма. Он понял, что викингам придется столкнуться с двумя сотнями бандитов и как минимум с тысячью «народных ополченцев». Этим силам они могли противопоставить только сорок мужчин и двадцать женщин. Правда, вооружение местных обитателей состояло в основном из бамбуковых копий с заостренными концами, в то время как викинги имели каменные топоры, щиты из кожи «речного дракона», копья с кремневыми наконечниками, луки и стрелы. И еще с ними был Джо Миллер.

Прибытие корабля собрало огромную толпу местных жителей. Кровавый Топор объявил им, что его люди решили искать здесь железо. Он пригласил всех желающих примкнуть к его команде, пообещав за это не только долю в деле, но и отмену граалевого налога. Кроме того, он заверил людей, что отныне никто не посмеет насиловать их женщин.

Джилбретти метнул в него копье и обрушил на Эрика поток сицилианских проклятий. Но ни первое, ни второе не задело викинга. Усмехнувшись, он швырнул свой топор во врага, и стальное лезвие вонзилось в грудь мафиози. Конунг спрыгнул на берег, сжимая в руке дубину, утыканную кусками кремня. За ним ринулись тридцать викингов и Джо Миллер. Оставшиеся на борту женщины выпустили в толпу уголовников пару дюжин стрел и последнюю уцелевшую ракету. Она попала точно в цель — в задние ряды верноподданных Джилбретти. Около сорока человек были убиты, ранены и контужены.

Не прошло и двух минут, как головы бельгийца и турка треснули под топором Джо. Остальные бандиты либо погибли, либо сбежали, спасая свои жизни.

Однако им не удалось уйти от возмездия. Насильно завербованные «ополченцы», получив столь долгожданную возможность отомстить, избивали и разрывали на части своих мучителей. Десятерых уцелевших гангстеров распяли на земле, пронзив их тела бамбуковыми щепками. Клеменс изо всех сил старался не обращать внимания на крики жертв. Ему хотелось прекратить этот жуткий спектакль, но он побоялся, что призыв к порядку ослабит его популярность в глазах местного населения. И только Лотар фон Рихтхофен не пожелал мириться с дикарским весельем. Он сказал, что понимает справедливость мести и желание людей карать своих вчерашних мучителей. Но он не мог допустить, чтобы праведный суд превращался в подобное варварство. Шагнув к распятому страдальцу, барон прикончил его ударом топора и приказал ополченцам убить остальных бандитов. Хорошо, что рядом не было конунга, иначе он отменил бы это распоряжение. Эрик считал, что муки врагов служат народу не только развлечением, но и уроком на будущее. Однако в тот момент конунг находился в прострации — при взрыве ракеты его оглушило осколком каменной шрапнели.

Ополченцы неохотно подчинились, однако выполнили приказ на свой лад. Они бросили бандитов в Реку, зная, что щепки в руках и ногах не позволят их жертвам выбраться на берег. Некоторые пошли ко дну сразу; другие барахтались в воде несколько минут. И было странно видеть, как они цеплялись за жизнь, хотя через сутки им предстояло воскреснуть вновь. Инстинкт выживания заставлял их бороться до конца, и они из последних сил тянулись за глотком воздуха.

Глава 11

К добыче железа они приступили не сразу. Сначала пришлось провести организационную работу, избрать административные, судебные и законодательные органы, создать вооруженные силы и провозгласить новое государство. После недолгих споров Клеменс и Кровавый Топор решили, что их страна должна простираться на три мили вверх и вниз по Реке, начиная от места предполагаемых раскопок. На границах воздвигли «линии Мажино» — две полосы по двадцать футов шириной, где из земли под разными углами торчали заточенные бамбуковые колья. Каждая линия обороны начиналась у основания гор и тянулась до самой Реки. У пропускных ворот построили несколько хижин, в которых разместился гарнизон, вооруженный копьями и луками.

Когда вдоль берега возвели третий рубеж, «Дрейругр» отправился за кремнем, россыпи которого, по словам Таинственного Незнакомца, находились в тридцати милях выше по течению. Кровавый Топор и пятнадцать его людей остались на суше, поэтому экспедицию возглавил помощник конунга, Снорри Рагнарссон. Ему предстояло договориться с местными властями о большом количестве кремня в обмен на будущие поставки железа. При отказе от сделки и прочих неувязках Снорри следовало пригрозить им войной. Для верности Эрик предложил отправить на корабле и Джо Миллера, считая, что размеры титантропа и его уродливый вид помогли бы сделать будущих партнеров более сговорчивыми.

Сэм был вынужден согласиться с логикой норвежца, хотя ему ужасно не хотелось расставаться с Джо. Однако сам он в экспедиции участвовать не собирался, поскольку Кровавый Топор мог натворить в его отсутствие черт знает что. Предводитель викингов отличался вздорным и самонадеянным нравом. Его выходки могли оскорбить вновь приобретенный народ, что неминуемо привело бы к государственному перевороту и гибели небольшой горстки норвежцев.

Сэм шагал взад и вперед по своей хижине, яростно глотая дым сигары и размышляя над ситуацией. Где-то здесь, под травой, находилось железо, причем запасов металла вполне хватило бы для осуществления его мечты. Но он не мог приступить к земляным работам без предварительной подготовки, а каждая проблема, которую удавалось решить, тянула за собой дюжину других.

От расстройства Сэм начал покусывать кончик сигары. Он понимал, что без Джо их переговоры о кремне обречены на провал. Чтобы добиться согласия на сотрудничество, Снорри должен предъявить своим оппонентам что-то очень веское и убедительное — такое, как грозный титан. А что, если Эрик воспользуется отсутствием Джо и попытается разделаться с ним, Сэмом Клеменсом? Конечно, он не сделает этого открыто, иначе, вернувшись, Джо оторвет ему голову. Но ведь смерти Сэма можно придать вид нелепой случайности…

Клеменс даже вспотел от этой мысли.

— Если я умру, меня перенесет Бог знает куда, и, возможно, понадобится тысяча лет, чтобы доплыть до здешних мест на каноэ. Тем временем кто-то другой уже добудет железо и построит мой пароход. Нет, я на такое не согласен! Это мой пароход! Мой!


Послышался стук в дверь, и в хижину вбежал Лотар фон Рихтхофен.

— Я нашел тех двух людей, которых вы искали. Но одна из них женщина! Представляете, женщина-инженер!

Джон Уэсли О’Брайен работал в середине двадцатого века инженером-металлургом, а женщина, наполовину русская, наполовину монголка, провела большую часть жизни на сибирских рудниках. Сэм Клеменс пожал им руки и вкратце рассказал о своих планах.

— Если где-то рядом есть залежи бокситов, мы, возможно, сделаем вам корабль, который вы хотите, — сказал О’Брайен.

Он был очень взволнован, и его состояние мог бы понять любой человек, получивший возможность заняться земным ремеслом. В долине Реки обитало множество мужчин и женщин, мечтавших взяться за какое-нибудь стоящее дело — пусть даже для того, чтобы убить время. Тут были дипломированные хирурги без скальпелей и пипеток, печатники без станков и бумаги, почтальоны без газет. Рядом с ними жили кузнецы без горнов и подков, скотоводы без животных, домохозяйки без детей. Чем же они могли занять себя, если пищу приносили граали, а на уборку шалаша уходило не больше пятнадцати минут? Вот и скучали продавцы без товаров, самогонщики без змеевиков, модельеры без пуговиц и булавок. А что уж говорить о проповедниках и муллах, чьи религии дискредитировались существованием этого мира? Что говорить о сутенерах и проститутках, чьи профессии пришли в упадок от обилия любителей и дилетанток? И томились от безделья механики без машин, рекламные агенты без рекламы и мастера ковровых изделий, у которых для работы остались лишь бамбуковые волокна и трава. Ковбои мечтали о быках и лошадях, а художники — о холстах и красках. Композиторы вздыхали о нотах, стрелочники — о поездах, а охотники — о дичи. И если бы этот список на том кончался…

— Я только одного не понимаю, — продолжал О’Брайен. — Почему вы решили сделать именно пароход? Подумайте сами! Раз в день вам придется останавливаться и заготавливать топливо. Это вызовет длительные задержки, а порой и стычки, поскольку некоторые общины не позволят вам забирать ограниченные запасы бамбука и дерева. Кроме того, маховики, паровые котлы и прочие механизмы выйдут из строя гораздо раньше, чем вы достигнете верховьев Реки. И у вас не хватит на судне места, чтобы разместить такое огромное количество запасных частей. Отсюда следует единственный вывод — вам нужны электрические моторы!

Сразу после нашего перемещения в эти места я встретился с одним парнем. Не знаю, где он сейчас… наверное, бродит неподалеку. Но я обязательно найду его для вас. В вопросах электричества он гений! Вы даже не представляете, на что способен инженер конца двадцатого века! И поверьте, он сделает именно те моторы, которые вам нужны.

— Придержите коней, мой друг! — сказал Сэм. — Где вы возьмете это чудовищное количество электрической энергии, которое потребуется вашим моторам? Может быть, прикажете построить Ниагарский водопад и тащить его на буксире?

Маленький стройный О’Брайен, с огненно-рыжей шевелюрой и тонкими чертами лица, обладал почти женской красотой. И даже его кривая усмешка выглядела довольно симпатичной.

— Такая энергия доступна в любом уголке этой планеты — и вверх и вниз по Реке, — Инженер обернулся и ткнул пальцем в сторону ближайшей грибовидной глыбы. — Каждый питающий камень трижды в день излучает потрясающе огромный электрический разряд. Что нам мешает использовать эту дармовую энергию для питания корабельных моторов?

Сэм замер на месте, а затем шлепнул себя ладонью по лбу.

— Вы, наверное, считаете меня бестолковым? Но это действительно так. Боже, какой я тупой! Они двадцать лет маячили перед моими глазами, а я никогда не думал о них таким образом! Конечно, их можно использовать! — Внезапно он прищурился и нахмурил густые брови. — А как, черт возьми, мы запасем всю эту энергию? Я полный профан в вопросах электричества, но, по-моему, вам понадобится или батарея выше Эйфелевой башни, или конденсатор размером с пик Пайка.

О’Брайен покачал головой:

— Я тоже так думал, пока не встретил того парня. Его зовут Лобенгула ван Бум. Он мулат — наполовину африканер, наполовину зулус. По его словам, при наличии необходимых материалов он мог бы построить зарядное устройство, которое, накапливая десять мегаватт, обеспечивало бы потребление энергии от одной десятой вольта в секунду до полного мгновенного разряда. Этот агрегат, называемый батацитором, выглядел бы как куб с гранью в десять метров.

Имея под боком залежи бокситов, мы могли бы сделать алюминиевую проволоку и, помимо различных бытовых целей, использовать ее в электрических цепях и моторах. Алюминий не так хорош, как медь, но в отсутствие меди сгодится.

Мрачное настроение Сэма рассеялось без следа. Он звонко щелкнул пальцами и даже подпрыгнул от радости.

— Найдите мне ван Бума! Я хочу с ним поговорить!

Он запыхтел сигарой, и ее кончик засиял, как грезы в его уме. И вот уже огромный белый пароход, выпуская пар (нет, там же будет электричество!), выплывал в фарватер Реки. На капитанском мостике стоял он, Сэм Клеменс, надвинув на брови фуражку, хозяин единственного в этом мире парохода, сказочно красивого и огромного, который, вспенивая воду, отправлялся в плавание на миллионы с лишним миль. Во всей Вселенной не было еще такого судна, такой Реки и такого плавания! А на палубах посвистывали свистки и звенели колокола. На борту находились величайшие из великих людей всех времен и народов — от громадного проточеловека из доисторической эпохи до хрупкого, но непостижимо умного ученого из конца двадцатого века.

Голос фон Рихтхофена вернул Сэма к действительности:

— Я могу приступить со своими людьми к добыче железа. Но что вы решили делать с Джо?

Сэм застонал и покачал головой:

— Даже не знаю, как поступить. Я напряжен, как алмазный резец перед первой пробой. Одно неверное движение — и кохинор[60] разлетится в куски. Тем не менее я отправлю Джо за кремнем. Придется рисковать. Без него я чувствую себя таким же беспомощным, как пасечник без медогонки или банкир в «Черную пятницу». Ладно, я разберусь с Джо и Кровавым Топором, а вы приступайте к земляным работам. Только давайте устроим праздничную церемонию. Нам всем нужно немного взбодриться. А первую яму, если позволите, выкопаю я.

Через полчаса, завершив торжественную речь и смочив горло добрым глотком бурбона, Сэм Клеменс начал копать. Он использовал бамбуковую лопату как мачете, поскольку трава была такой крепкой и толстой, что ее приходилось вырубать. Потея и ругаясь, Сэм освободил от травы небольшой участок земли, а затем пояснил ухмылявшейся толпе, что он всегда ненавидел физический труд и особенно работу землекопа. Затупившаяся лопата не желала входить в переплетенную корнями почву. Сэм понял, что ему не набрать земли даже на половину лопаты.

— Да ну ее к черту! — рявкнул он, бросая сломавшийся инструмент. — Принесите мне лучше большую ложку! Тут нужна сноровка крестьянина или могильщика! А я привык ворочать мозгами!

В толпе раздался хохот, после чего десятки бамбуковых мотыг и кремневых топоров вонзились в неподатливую землю.

— Если железо где-то в десяти футах под нами, с такими темпами мы доберемся до него только через десять лет, — сказал Сэм. — Поэтому, Джо, ты должен добыть кремень и постараться нагрузить целый корабль. Иначе у нас ничего не получится.

— Неужели мне придется уехать? — тихо спросил Джо Миллер. — Я не хочу раззтаваться з тобой.

— Сделай это, Джо. Я прошу тебя как человека. А обо мне можешь не волноваться.

Глава 12

В течение трех следующих дней яма расширилась до четырех ярдов и достигла в глубину одного фута. Каждые пятнадцать минут уставших землекопов меняла новая бригада, а к фон Рихтхофену стекался поток людей, желавших поучаствовать в настоящем деле. Основная часть времени уходила на заточку кремневых орудий и изготовление бамбуковых лопат — плотный грунт буквально пожирал примитивные инструменты. Узнав о порче топоров и ножей, Эрик рассвирипел. Он кричал, что при атаке врага им придется сражаться оружием, которое не поцарапает даже кожу младенца. Но Клеменс в ответ опять попросил у него стальной топор, и конунг, уже в двенадцатый раз, ответил отказом.

— Будь здесь Джо, Эрик отдал бы топор без возражений, — жаловался Лотару Клеменс. — Но где теперь наш Джо? К этому времени, с грузом или без груза, корабль уже должен был вернуться.

— Я думаю, нам надо послать кого-нибудь на лодке, — сказал фон Рихтхофен. — Пусть наш человек посмотрит что к чему. Я бы отправился сам, но, боюсь, вам может потребоваться защита.

— Если с Джо случилась беда, нам обоим потребуется защита, — ответил Сэм. — Хорошо, давайте пошлем в разведку Абдуллу. Этот парень может проскользнуть незамеченным даже через корзину с гремучими змеями.

Абдулла вернулся через два дня. На рассвете он разбудил Сэма и Лотара, которые из предосторожности спали в одной хижине. На ломаном английском лазутчик рассказал, что Джо Миллер пойман и посажен в крепкую бамбуковую клетку. Абдулла с риском для жизни пытался освободить его, но клетка надежно охранялась.

Викингов встретили очень дружелюбно, и правитель той области, казалось, был приятно удивлен, что в обмен на кремень ему предложили такой выгодный товар, как железо. Устроив роскошный пир в честь принятого соглашения, он одурманил гостей большим количеством спиртного и мечтательной резинки. В конце концов, лишившись чувств, те захрапели в пьяном забытье. Сквозь сон Джо почувствовал, как его связывают веревками. Он вскочил на ноги и голыми руками убил двадцать воинов и изувечил еще пятнадцать. Подкравшись сзади, предводитель врагов оглушил его дубиной. Любому другому такой удар мог сломать шею, но Джо лишь на несколько секунд потерял ориентацию. В этот момент на него навалилось с десяток воинов, и их предводитель дважды ударил гиганта дубиной по голове.

— Их правитель понял, что Джо великий воин, — продолжал Абдулла. — Даже более великий, чем Рустам. Я подслушал разговор его людей, и, судя по их словам, хитрый правитель решил использовать Джо как заложника. Он задумал стать нашим партнером в разработке железного рудника. В случае отказа Джо продадут в рабство, хотя я сомневаюсь, что это можно сделать. Их правитель намеревается напасть на нас. Он хочет забрать себе и нашу страну, и железо.

Этот человек настроен очень серьезно. Он собрал большой флот, и на каждом из его кораблей могут разместиться по сорок воинов. Их армия уже готова к походу. Они намерены спуститься вниз по Реке и нанести молниеносный удар. На их стрелах и копьях кремневые наконечники, а кроме дубин и топоров воины будут вооружены тяжелыми бумерангами.

— И кто же этот новоявленный Наполеон? — спросил Сэм.

— Люди называют его королем Иоанном. По их словам, он правил Англией в те времена, когда воины носили латы и сражались на мечах. Его брат, Ричард Львиное Сердце, считался очень храбрым человеком; говорят, что он воевал против самого Саладина.

Сэм выругался и сказал:

— Иоанн Безземельный! Король со злой и черной душой! Он настолько опозорил себя в глазах англичан, что те поклялись больше не называть своих королей этим именем! Я бы предпочел иметь дело с такими подлецами, как Леопольд Бельгийский или Джим Фиск[61]!


Через полчаса Сэм получил еще более тревожные новости. На этот раз они пришли в виде слухов. В тридцати милях вниз по Реке к ним плыл огромный флот. Он состоял из шестидесяти больших одномачтовых кораблей, на каждом из которых находилось по сорок воинов. Предводитель армады управлял страной, примыкавшей к зоне катаклизма. Его звали Иозеф-Мария фон Радовиц.

— Я читал о нем в школьные годы, — сказал фон Рихтхофен. — Насколько помнится, он родился в 1797 году и умер в 1853-м. Генерал считался знатоком артиллерии и был близким другом Фридриха Вильгельма IV Прусского. За строгие религиозные правила его называли воинствующим монахом. В конечном счете Радовица отлучили от милости царственных особ, и он умер на шестом десятке от тоски и разочарования. Не сомневаюсь, что, восстав из мертвых и получив молодое тело, он вновь навязывает остальным свои пуританские взгляды и педантично убивает тех, кто не согласен с ними.

Часом позже им доложили, что с верховьев Реки приближается флот короля Иоанна. Сэм отправился к Кровавому Топору.

— Армия Иоанна подойдет первой, — сказал он конунгу. — Они двигаются быстрее, так как им помогают ветер и течение.

— Поучи лучше свою бабушку, — огрызнулся Эрик.

— Что ты планируешь делать?

— Сначала разобью англичан, а потом утоплю в Реке немцев, — помахивая топором, ответил викинг. — Клянусь плевами дев, разорванными великим Тором! Мои ребра все еще болят, но плевать я хотел на эту боль!

Сэм даже не стал с ним спорить. Оставшись наедине с Лотаром, он мрачно произнес:

— Сражаться до последней капли крови при безнадежном перевесе сил! Наверное, в этом есть какой-то пафос, но лично меня он не устраивает. Вы можете думать, что я беспринципный таракан, но у меня есть мечта — великая мечта! И она важнее, чем все эти банальные идеи о верности и морали. Я хочу свой пароход, Лотар! Я хочу провести его до конца Реки — несмотря ни на что!

Если сражение неизбежно, я не буду участвовать в нем, — добавил он более спокойным тоном. — Это абсурд! Их гораздо больше, а мы фактически безоружны. Поэтому я собираюсь предложить сделку.

— Кому именно? — спросил фон Рихтхофен. Барон побледнел, и его губы скривились в презрительной усмешке.

— Иоанну, — ответил Клеменс. — Я понимаю, что он — эталон вероломства и мерзости, но конкуренция сейчас слишком велика, и ему придется объединиться с нами. Флот Радовица сильнее, и даже если Иоанн одолеет его, он будет настолько слаб, что мы без труда разделаемся с ним. В случае же нашего объединения фон Радовиц получит такой пинок, что побежит отсюда как побитая собака.

Фон Рихтхофен засмеялся:

— А я было подумал, что вы предложите мне спрятаться в горах, а затем перейти на службу победителю. Признаюсь, я не согласился бы бросить всех этих людей, которые поверили в нас.

— Хоть я и Сэм, иногда мне хочется быть Фрэнком[62], — произнес Клеменс. — Скорее всего я действительно убежал бы в горы, если бы посчитал ситуацию безвыходной. Но прежде чем вступать в сговор с Иоанном, нам надо избавиться от Кровавого Топора. Он никогда не согласится на союз с королем.

— Судя по вашим словам, Иоанн может ужалить даже ядовитую змею, — сказал немец. — Однако я тоже не вижу другого выхода. Мы должны убить Кровавого Топора! И не надо хмуриться, мой друг. Это вынужденная мера предосторожности, а не предательство. Ведь он-то избавился бы от вас при первом же удобном случае.

— Тем более что мы его не убьем, а просто отправим подальше… — нерешительно добавил Сэм.

Клеменс хотел обсудить план ликвидации, но фон Рихтхофен сказал, что время разговоров кончилось. Сэм просто пытался отсрочить тот поступок, который следовало сделать немедленно.

— Да, наверное, вы правы, — со вздохом согласился Клеменс.

— Так в чем же дело?

— Я мучаюсь от вины еще до того, как совершу преступление, — ответил Сэм. — И я чувствую себя презренным трусом, хотя для этого нет никаких причин. Абсолютно никаких! С самого рождения я виню себя по любому поводу — даже за то, что появился на свет.

Лотар раздраженно отмахнулся и зашагал прочь.

— Вы можете оставаться там, где стоите, — сказал он, обернувшись к Сэму. — Но только не требуйте потом, чтобы вас считали капитаном нашего корабля. Капитан должен быть тверд в своих убеждениях.

Страдальчески сморщившись, Сэм поспешил за немцем.


Лотар собрал двенадцать мужчин, которых счел достойными доверия. Они пошептались, разошлись по домам, а когда солнце перевалило зенит, вернулись назад с бамбуковыми копьями и ножами. Один из них принес лук и шесть стрел, однако его оружие было эффективным только на близком расстоянии.

Лотар фон Рихтхофен и Сэм Клеменс пошли впереди. Вскоре их группа поравнялась с хижиной конунга, которую охраняли шесть викингов.

— Мы хотим поговорить с Кровавым Топором, — сказал Сэм, стараясь сдерживать предательскую дрожь в голосе.

— Он сейчас с женщиной, — ответил Be Гримарссон.

Клеменс поднял руку, и Лотар, выскочив из-за его спины, ударил Гримарссона дубиной по голове. В тот же миг стрела, просвистевшая над плечом Сэма, вонзилась в горло другого викинга. Через десять секунд все стражники были убиты или тяжело ранены. Дело, однако, не обошлось без шума, и на защиту конунга поспешила новая дюжина воинов. Из хижины с громким ревом выскочил Эрик в чем мать родила, но со стальным топором. Фон Рихтхофен ударил норвежца копьем и двинулся вперед, сжимая древко в руках. Конунг выронил топор, отступил на пару шагов и, ударившись спиной о бамбуковую стену хижины, изумленно осмотрелся вокруг. Его губы что-то шептали, кровь струилась из уголка рта, а кожа быстро приобретала голубовато-серый оттенок.

Лотар вырвал копье из живота викинга, и Кровавый Топор сморщился от боли.

Во время жестокой схватки шесть человек из отряда Клеменса были убиты, а четверо получили тяжелые ранения. Норвежцы сражались до конца. Храня верность конунгу, они погибали, прикрывая его своими телами.

Сэм Клеменс, перепачканный собственной и чужой кровью, оперся на древко и попытался зажать ладонью глубокий порез на плече. Он только что убил Гуннлаугра Торфинссона. Тот слишком уж яростно насел на Лотара, и Сэм с перепугу вонзил копье под лопатку викинга. Жаль, что это оказался Гуннлаугр. Из всех норвежцев он больше всех смеялся над шутками Сэма. И вот недавний друг нанес ему предательский удар.

«Я побывал в тридцати восьми битвах, но убил лишь двух человек, — думал Сэм. — Тот первый, израненный турок, едва стоял на ногах. И я, Сэм Клеменс, могучий воин и великодушный герой, прикончил его одним ударом».

Клеменс задохнулся от ужаса и отвращения, осознав, что эти люди навсегда останутся для него трупами. А что же он будет чувствовать, когда проживет десять тысяч лет?


Внезапно Сэм испуганно закричал и задергал ногой, пытаясь освободиться от руки, схватившей его за лодыжку. Не в силах отделаться от нее, он замахнулся копьем и пронзил человека, который вцепился в него мертвой хваткой. Кровавый Топор лишь вздрогнул и усмехнулся. На какой-то миг жизнь вернулась в тело викинга, и дымка смерти исчезла из бледно-голубых глаз. Он заговорил. Его голос был слабым и тихим, но Сэм и стоявшие рядом люди слышали каждое слово умиравшего конунга.

— Биккия! Кал Рататока! Я не позволю тебе уйти, пока ты не выслушаешь меня до конца! Боги наделили меня даром прорицания. Они жаждут мести за твое предательство. Поэтому слушай! Я знаю, что здесь есть железо — прямо под этой пропитанной кровью травой. Я чувствую, как оно втекает в мои жилы и как серый металл делает кровь густой и холодной. Железа тут много — гораздо больше, чем нужно для твоего белого корабля. Ты выкопаешь его. Тебе удастся построить корабль, который мог бы соперничать со стругом великого Одина. И ты станешь его капитаном — ты, сучий Клеменс! Твой корабль пройдет по Реке столько миль, сколько не покрыли бы за день даже восемь ног Слейпнира. Ты будешь плыть на север и юг, на восток и запад — туда, куда поведет тебя Река. И ты не раз обогнешь этот мир.

Но предрекаю тебе зло и беды — как в плавании, так и при строительстве корабля. И после многих лет, равных жизни двух поколений на Земле, после великих страданий и редких радостей, когда ты решишь, что приблизился к концу своего долгого пути, я встречу тебя! Слышишь! Встречу!

Там, в далеком далеке я буду ждать твой корабль. И я убью тебя, Клеменс! Ты никогда не доберешься до конца Реки! Ты не будешь брать штурмом врата Валгаллы!

Сэм застыл в леденящем оцепенении, и хотя хватка викинга давно ослабла, он по-прежнему не мог сдвинуться с места. Раздался предсмертный хрип, и Клеменс закрыл глаза, чтобы не видеть укора во взгляде Эрика.

— Я буду ждать! — тихо повторил Кровавый Топор.

Из его горла вырвалось хриплое шипение. Рука упала на землю. Сэм заставил себя отступить, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.

— Все это суеверия! — произнес он, взглянув на фон Рихтхофена. — Человек не может предвидеть будущее!

— Позвольте с вами не согласиться, — ответил барон. — Если в мире действует железная цепь причин и следствий, то наше будущее жестко определено. А раз картина мироздания уже готова, то грядущие события действительно могут открывать себя, как свет, сверкнувший в туннеле времени. Так почему бы людям иногда не улавливать этот отблеск?

Клеменс ничего не ответил. Фон Рихтхофен весело рассмеялся, показывая, что шутит, и дружески похлопал Сэма по плечу.

— Я хочу напиться, Лотар, — прошептал Клеменс. — Напиться до отключки. — Он поднял голову и вяло улыбнулся. — Все это суеверный вздор.

Однако он верил голубым глазам умиравшего викинга и знал, что им удалось заглянуть на годы вперед.

Глава 13

Флот короля Иоанна подошел к берегу за час до начала сумерек. Клеменс через посыльного сообщил монарху, что желает обсудить с ним возможное партнерство. Иоанн, которому всегда нравилось общаться с теми, кого он хотел проткнуть ножом, охотно согласился на встречу. Сэм стоял на берегу, а Иоанн Безземельный говорил с палубы галеры. Клеменс, сняв свое оцепенение доброй порцией виски, описал сложившуюся ситуацию и с жаром рассказал о строительстве большого корабля.

Иоанн оказался невысоким смуглым мужчиной с широкими плечами, рыжевато-коричневыми волосами и голубыми глазами. Он часто улыбался и говорил на вполне понятном английском, так как перед появлением в этом регионе Реки десять лет жил среди виргинцев восемнадцатого века. Благодаря долгому общению с истинными американцами он освободился от заумной витиеватости английского и франко-нормандского языков двенадцатого века.

Иоанн быстро понял, какие выгоды сулит ему союз с Клеменсом и их объединение против армады фон Радовица. Безусловно, он обдумал и свои действия после разгрома прусского генерала. Тем не менее, сойдя на берег, Иоанн поклялся в вечной дружбе и готовности следовать планам партнера. Подробности договора они обсудили за выпивкой, после чего король приказал выпустить Джо Миллера из клетки на флагманском корабле.

Когда Сэм увидел титантропа, по его щекам покатились слезы, а рыдания Джо напоминали Ниагарский водопад. Он едва не переломал Клеменсу ребра, сжимая его в объятиях.

Чуть позже фон Рихтхофен высказал Сэму свои опасения:

— Имея дело с Кровавым Топором, мы, по крайней мере, знали, чего от него можно было ожидать. Но король Иоанн непредсказуем! Похоже, мы сделали не очень хороший обмен.

— Я сам из Миссури, однако в торговле мулами ничего не смыслю, — ответил Сэм. — Но если вам приходится спасать свою жизнь, а стая волков хватает вас за пятки, вы без колебаний обменяете захромавшую клячу на дикого мустанга, лишь бы выбраться из беды. О том, как слезть с него и не сломать себе шею, вы задумаетесь позже.


Битва, которая началась на рассвете, затянулась почти до полудня. Несколько раз армии Клеменса и короля Иоанна находились на грани поражения. Английские корабли укрылись на восточном берегу в дымке утреннего тумана, а затем нанесли внезапный удар по тылам германского флота. Люди Иоанна забрасывали неприятеля сосновыми факелами и градом копий. Им удалось поджечь несколько кораблей, но это не привело к большому успеху. Нападавших немцев объединял общий язык, высокая дисциплина и закалка в многочисленных боях. Кроме того, они имели превосходство в вооружении.

Их ракеты потопили большую часть английского флота и пробили брешь в полосе бамбуковых рогатин. После массированного обстрела немцы штурмовали берег. Под градом стрел они миновали заградительные линии, и сражение переместилось на равнину. Во время высадки одна из ракет взорвалась в котловане. Оглушенный Клеменс упал на землю и, переждав пару секунд, попытался встать. Внезапно рядом с ним возникла фигура незнакомого мужчины. Сэм не сомневался, что видит здесь этого человека впервые.

Незнакомец, ростом около пяти футов и семи дюймов, обладал могучим телосложением. Как и все остальные, он выглядел двадцатипятилетним юношей, но своим грозным видом напоминал Клеменсу старого, матерого овна. Его вьющиеся каштановые волосы ниспадали по спине до пояса. Под густыми черными бровями сверкали большие зеленовато-карие глаза. Лицо с орлиным носом и выступавшим подбородком могло бы считаться эталоном красоты, если бы не большие уши, которые торчали почти под прямым углом к голове.

«Старый рыжий баран с головой филина», — подумал Клеменс.

Его лук, собранный из двух челюстных пластин «речного дракона», считался в долине большой редкостью. Две половинки соединялись вместе, образуя большую дугу. Такой лук являлся мощным и надежным оружием, но имел один недостаток — для него требовались очень сильные руки.

На плече незнакомца висел колчан с двумя десятками стрел, древки которых были сделаны из костей плавника «речного дракона» и снабжены кремневыми наконечниками. Оперение состояло из тонких костяных стружек, сквозь которые просвечивало солнце.

Мужчина заговорил на немецком языке со странным и сильным акцентом:

— Похоже, вы Сэм Клеменс.

— Да, это я. Вернее, то, что от меня осталось. А как вы…

— Вас описала мне… — Незнакомец неловко замялся. — Вас описала мне одна из Них.

Сначала Сэм ничего не понял. Частичная глухота, вызванная разрывом снаряда, крики людей, убивавших друг друга в двадцати ярдах от него, и более далекие звуки боя — все это наделяло события каким-то нереальным и мистическим качеством.

— Вас послал… Вас направил ко мне Таинственный Незнакомец! Так, значит, вы — один из Двенадцати!

— Незнакомец? Вы ошибаетесь! Меня послала Она!

У Сэма не было времени уяснять смысл странной поправки. Он хотел спросить у мужчины, насколько далеко бьет его лук. Но вопрос показался ему излишним — судя по мощной мускулатуре, этот человек мог вырвать у тетивы всю ее мощь. Взобравшись на вершину насыпи, Клеменс указал на флагманский корабль, уткнувшийся носом в берег. По его палубе расхаживал светловолосый воин, чьи приказы определяли ход наступления германских войск.

— Фон Радовиц, предводитель врагов, — сказал Сэм. — Он вне досягаемости наших слабых луков.

Плавно и быстро, остановив движение лишь на миг, чтобы прицелиться и оценить поправку на ветер, мужчина выпустил черную стрелу. Ее траектория закончилась в солнечном сплетении фон Радовица. Тот отступил на шаг, закружился в медленном танце смерти и, показав наконечник, торчавший из спины, рухнул через ограждение в воду.

Адъютант адмирала попытался подбодрить своих людей, но и ему в горло вонзилась черная стрела. Джо Миллер, облачившись в латы из кожистых чешуй «речного дракона», размахивал огромной дубиной и опустошал ряды немцев на центральном направлении атаки. Он походил на восьмисотфунтового льва с человеческим мозгом, вокруг которого бушевали паника и смерть. Джо дробил по двадцать черепов в минуту, а иногда для разнообразия хватал врагов свободной рукой и швырял их в толпу немцев, сбивая с ног по шесть-семь человек.

Пять раз отчаянные храбрецы пробирались за спину Джо, чтобы остановить эту машину разрушения, но черные стрелы били без промаха, повергая смельчаков наземь.

Отряды германцев дрогнули и стали отступать к своим кораблям. К Сэму подбежал фон Рихтхофен, голый и залитый кровью.

— Мы победили! — закричал он, пританцовывая от восторга. — Мы их победили, Сэм!

— Значит, вы получите свою летающую машину, — сказал Клеменс и, повернувшись к незнакомому мужчине, спросил:

— Как ваше имя?

— Имен было много, но дед, впервые вложив мне в руки оружие, назвал меня Одиссеем.


Потрясенному Сэму удалось выжать из себя только одну нелепую фразу:

— Мы так много о вас слышали…

Неужели он видел перед собой героя, воспетого Гомером? Того самого Улисса, исторического Улисса, который сражался у стен Трои и о котором слагали легенды и прекрасные сказания? А почему бы и нет? Недаром же Таинственный Незнакомец, посетивший хижину Сэма, упомянул о двенадцати избранных, которых он выделил из числа многих миллиардов людей. Клеменс не знал, чем руководствовался этик в своем выборе, но полагал, что его критерии были весомыми и обдуманными. Из всех двенадцати он назвал только одного — Ричарда Фрэнсиса Бёртона. И вот теперь стал известен второй. Возможно, каждый из избранных имел какую-то особую ауру, по виду которой этик-отступник определял пригодность людей для своих неведомых целей — какой-нибудь тигриный цвет души.

Поздно вечером, отпраздновав победу над врагом, Сэм, Лотар, Джо и Одиссей разошлись по своим хижинам. У Клеменса пересохло горло от расспросов. Он постарался вытянуть из ахейца все, что тот знал об осаде Трои, и рассказы Одиссея не столько просветили его, сколько поставили в тупик.

Троя, которую знал Одиссей, не имела ничего общего с тем городком близ Геллеспонта, руины которого археологи называли Троей VII. Город, осажденный и завоеванный Одиссеем, Агамемноном и Диомедом, располагался южнее — напротив острова Лесбос, чуть севернее реки Кайкос. Его население принадлежало к народу этрусков, которые в то время обитали в Малой Азии, а после вторжения эллинов переселились в Италию. Одиссей слышал о том городке, который поздние поколения ошибочно принимали за Трою. Там жили дарданцы и барбарофонцы — союзники настоящей Трои. Их город пал за пять лет до Троянской войны под натиском варваров, нахлынувших с севера.

Через три года после осады Трои, длившейся на самом деле только пару лет, Одиссей отправился в великий поход данайцев на Египет, которым тогда правил Рамзес III. Ахейцы потерпели поражение. Спасая жизнь, Одиссей бежал на одном из кораблей и, сам того не желая, совершил путешествие, которое заняло три года. Он посетил Мальту, Сицилию и южное побережье Италии — земли, неизвестные в те времена грекам. И не было никаких лестригонов, Эола, Калипсо, Цирцеи и Полифема. А по возвращении домой ему не пришлось убивать поклонников жены, хотя ее действительно звали Пенелопой.

Что касается Ахиллеса и Гектора, то Одиссей знал о них только по легендам. Он считал, что оба героя были пеласгами, народ которых населял Элладу до прихода ахейцев с севера. Переняв их песни, завоеватели внесли их в свой эпос, а позже барды объединили все в огромные поэмы. Ахеец рассказывал, что встречал в речной долине грамотеев, которые читали ему наизусть «Илиаду» и «Одиссею».


— А доводилось ли вам слышать о деревянном коне? — спросил Сэм, почти уверенный в отрицательном ответе.

К удивлению Клеменса, Одиссей не только знал о нем, но и нес ответственность за его изобретение. Он прибег к этой хитрости от отчаяния, поскольку поход на Трою грозил окончиться провалом.

История с деревянным конем удивила Сэма больше всего. Ученые в один голос заявляли, что подобный обман абсолютно невозможен. Никто из них не мог поверить, что ахейцы по великой наивности построили Троянского коня, а троянцы по еще большей глупости затащили его в город. Тем не менее деревянный конь существовал на самом деле. И лишь благодаря ему ахейцы с успехом закончили осаду.

Фон Рихтхофен и Джо Миллер внимательно слушали их разговор. Несмотря на запрет этика, Сэм рассказал им о своей встрече с Таинственным Незнакомцем. Он посчитал, что без этого не обойтись, иначе друзья слишком часто удивлялись бы его поступкам. Кроме того, Клеменс хотел показать этику, что он по-прежнему намерен принимать самостоятельные решения. Это был детский жест, но Сэм его сделал.

Пожелав греку и немцу спокойной ночи, он отправился вместе с Джо в свою хижину. Усталость валила его с ног и закрывала липкими пальцами глаза. Но едва он оказался в постели, сон унесся к верховьям Реки, а храп Джо, раздававшийся из соседней комнаты, превратил их домик в центр ревущего вихря. Клеменс чувствовал, как подрагивали его нервы и пульсировал мозг. В голове бурлили водовороты мыслей. Он подумал о завтрашнем дне, который мог бы стать исторической датой, если только этому миру суждено обрести свою историю. Он подумал о времени, когда здесь появятся чернила, бумага и карандаши, печатные машинки и типографские станки. На его пароходе будет издаваться еженедельный журнал. А сам он напишет книгу, в которой расскажет о том, как котлован углубили взрывами ракет, захваченных с кораблей фон Радовица. Неужели завтра они найдут железо? Они должны, должны найти его!

Юркими и скользкими червячками в мозг Сэма просочилась тревога. Кто знал, о чем сейчас думал коварный Иоанн. Тем не менее его предательская натура могла проявиться только после спуска корабля на воду. А Сэм полагал, что на строительство парохода уйдет несколько лет. Умом он понимал, что причин для волнений не было, но тревога не отпускала, и Клеменса по-прежнему терзала бессонница.

Глава 14

Вздрогнув всем телом, Сэм проснулся и открыл глаза. Его сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из тисков ночного кошмара. Сырой воздух проникал через щели в бамбуковых стенах и сочился из-под циновки, прикрывавшей вход. Дождь стучал по листьям на крыше хижины, а где-то в горах гремел гром. Его отдаленным раскатам вторил мощный храп Джо Миллера.

Сэм сладко потянулся и вдруг, испуганно вскрикнув, сел. Его рука коснулась чужого тела. Далекая молния на миг рассеяла мрак, и он увидел смутные очертания фигуры, сидевшей на корточках у его постели. Знакомый баритон тихо шикнул и произнес:

— Тебе не стоит беспокоиться и звать на помощь титантропа. Я позаботился о том, чтобы он спал до рассвета.

Судя по его словам, этик каким-то образом уловил тот мимолетный взгляд, который Сэм бросил на тонкую перегородку хижины. Неужели он мог видеть даже в кромешной тьме? Клеменс взял сигару, лежавшую на маленьком столике, и вежливо спросил:

— Вы не будете против, если я закурю?

Гостю потребовалось на ответ так много времени, что Сэм даже удивился. Сияние от нити накала в его зажигалке не могло осветить лица Незнакомца. К тому же этик наверняка носил маску или какое-то защитное устройство. А может быть, ему не нравился запах табачного дыма? Возможно, он боялся сказать об этом, чтобы данная особенность не привела впоследствии к его опознанию. Но кто его будет опознавать? Очевидно, те этики, которые искали в своей среде отступника. Незнакомец говорил, что таких существ, как он, на планете всего двенадцать. Узнав о контактах Клеменса с их сородичем, они могли подвергнуть Сэма допросу, выпытать все детали этого разговора и выявить отступника по антипатии к табаку.

Он не стал высказывать вслух своих предположений, решив придержать их при себе для возможного дальнейшего использования.

— Хорошо, кури, — наконец сказал Незнакомец.

И хотя Сэм ничего не видел в густой темноте, ему показалось, что гость отодвинулся подальше от постели.

— По какому случаю этот неожиданный визит? — спросил Клеменс.

— Я хотел предупредить тебя, что нам придется расстаться на долгий срок. Мне не хотелось, чтобы ты неверно понял мое длительное отсутствие. Я не бросаю тебя, а просто уезжаю по делам, о которых бесполезно говорить, ибо они недоступны твоему пониманию. Отныне ты будешь действовать на свой страх и риск. И если возникнут какие-то неприятности, я уже ничем тебе не помогу — даже косвенным образом.

В настоящий момент у тебя есть все, что нужно для строительства корабля, а по моим расчетам эта работа займет не меньше десятилетия. В решении технических проблем пользуйся смекалкой и изобретательностью. Одним словом, выкручивайся, как можешь. Я больше не могу снабжать тебя необходимыми материалами и помогать вам в сражениях с захватчиками. Ты даже не представляешь, как я рисковал, сбросив сюда метеорит и рассказав о расположении бокситов и платины.

Здесь находятся другие этики — не из числа Двенадцати, а их помощники. Они будут наблюдать за тобой, но не станут вмешиваться. По их мнению, твой корабль не представляет какой-либо опасности для эксперимента. Конечно, они предпочли бы, чтобы ты вообще не нашел железа. Им хочется, чтобы земляне приняли путь духовного, а не технологического развития. И я могу вообразить, как они забеспокоятся, когда вы «откроете» залежи платины и бокситов. Однако им не позволено влиять на ход процесса.

Клеменса охватила паника. Он впервые понял, что, несмотря на ненависть к этику, ему требовалась его моральная и материальная поддержка.

— Будем надеяться, что ничего плохого не произойдет, — сказал Сэм. — Но сегодня я чуть было не лишился жизни и железа. Если бы не Джо и не этот парень Одиссей… — Внезапно он замолчал, а потом воскликнул: — Постойте! Одиссей утверждал, что с ним говорила женщина! Этик-женщина, понимаете?

Из темноты донесся смешок.

— Какое это имеет значение?

— Большое! Либо вы — не единственный отступник, либо — умеете менять голос. Или, возможно, вам приходится вводить меня в заблуждение. Допустим, в этом деле участвуют все этики, и сейчас вы плетете нить интриги для каких-то собственных целей. В таком случае мы — просто инструменты в ваших руках!

— Я не обманываю тебя и не желаю обсуждать твои нелепые предположения. Если ты или другие мои избранники будут схвачены и допрошены, ваши ответы приведут моих коллег в замешательство…

Внезапно послышался шорох.

— Я должен идти. Полагайся только на самого себя. Удачи.

— Подождите! А что, если у меня ничего не получится?

— Тогда кто-то другой построит корабль — хотя мне хотелось бы, чтобы это сделал ты.

— Значит, я все-таки инструмент. Орудие в руках Бога! Если лезвие ломается, нож выбрасывают и заменяют другим, верно?

— Я не могу гарантировать тебе успех. И я не Бог.

— Черт бы вас всех побрал! — закричал Сэм. — Почему вы не могли сделать все так, как было на Земле? У нас имелась настоящая смерть, которая освобождала людей от мук и боли, мирской суеты и угрызений совести. Все это оставалось позади. Сбросив оковы плоти, мы становились свободными, как вольный ветер в горах. Но вы снова надели на нас эти цепи и бросили в мир, где мы даже не можем убить самих себя. Вы отняли у людей смерть и тем самым обрекли их на вечные адские страдания!

— Не так уж все и плохо, — ответил этик. — Многим здесь живется лучше, чем на Земле, или, по крайней мере, не хуже. Искалеченные, слепые и убогие, больные и истощенные получили у нас здоровье и молодость. Вам не надо больше беспокоиться о хлебе насущном, проливая пот и слезы в поисках еды. Большинство людей питаются гораздо лучше, чем в прошлой жизни. Но по большому счету я согласен с тобой. Воскрешение из мертвых — это преступление, величайшее преступление из всех возможных. Поэтому мы…

— Верните мне Ливи! — заплакал Сэм. — Верните мне моих дочерей! Разделив нас, вы сделали их для меня мертвыми. И лучше быть мертвым, чем переживать эту вечную разлуку! По крайней мере, я не терзал бы себя картинами их возможных страданий! Откуда мне знать, может быть, их сейчас насилуют! Может быть, их сейчас избивают и подвергают пыткам! На вашей планете столько зла! Здесь осталось лишь самое ужасное, что существовало раньше на Земле!

— Я сделаю все, что будет в моих силах, — сказал этик. — Но на их поиски могут потребоваться годы. У меня нет времени на объяснение всех сложностей этой задачи. Я должен уйти до того, как кончится дождь.

Сэм поднялся и пошел вперед, вытянув руки.

— Остановись, — прошептал этик. — Ты уже касался меня однажды!

Сэм замер на месте.

— Так вы найдете Ливи и моих девочек?

— Да. Можешь положиться на мое слово. Только помни… на розыски могут уйти годы. Допустим, к тому времени ты уже построишь корабль, проплывешь миллионы миль и вдруг узнаешь, что я нашел твою жену на другом конце Реки. Мне действительно под силу разыскать в этом мире любого человека, но я не могу привести сюда твоих дочерей и жену. Тебе придется добираться до них самому. И как же ты поступишь? Повернешь корабль и потратишь еще двадцать лет на обратный путь? А что скажет по этому поводу твоя команда? Я сомневаюсь, что они согласятся с таким решением. К тому же, если ты поплывешь за своей женой, нет никаких гарантий, что она останется на прежнем месте. Ее могут убить, и она перенесется куда-нибудь в другое место, еще более далекое и недоступное.

— Проклятье! — прокричал Сэм.

— Кроме того, люди меняются, — продолжал этик. — Отыскав свою жену, ты можешь обнаружить, что она уже не испытывает к тебе прежних чувств.

— Я убью вас! — взревел Сэм Клеменс. — Но помогите, помогите мне…


Бамбуковая циновка приподнялась. Силуэт Незнакомца промелькнул на фоне неба, как летучая мышь. Его голову прикрывал капюшон. Сэм стиснул кулаки, ожидая, когда гнев переплавится в усталость. Он зашагал взад и вперед по хижине, затем раздраженно отбросил сигару, которая вдруг показалась ему горькой. И даже воздух, которым он дышал, наполнился терпким неприятным привкусом.

— Будь они прокляты! И этот отступник тоже! Я построю корабль, доберусь до Северного полюса и узнаю, что они там задумали! А потом я уничтожу этиков! Я убью их всех до одного!

Дождь утих. Издалека послышались крики. Сэм выбежал из хижины, испугавшись, что его гостя могли поймать — хотя это казалось совершенно невероятным. Внезапно он понял, что пароход важнее для него, чем все остальное, а нелепый случай мог помешать строительству корабля. Он ненавидел этого этика, но хотел отомстить ему позже — гораздо позже.

По равнине двигалась цепочка огней. Вскоре в свете факелов Сэм уже мог различить знакомых караульных и фон Рихтхофена. Их отряд сопровождал троих людей.

Плащи из покрывал, скрепленных магнитными пряжками, придавали фигурам пришельцев несколько бесформенный вид. Самый маленький из них надвинул капюшон почти до линии рта. У высокого смуглого мужчины на лице выдавался длинный крючковатый нос.

— Похоже, вы встретите здесь достойного конкурента, — пошутил Сэм. — В моей хижине храпит парень, чей нос будет побольше вашего.

— Norn d’un con! Va te fair foutre![63] — воскликнул высокий мужчина. — Неужели меня будут оскорблять везде, куда бы я ни пришел? Значит, вот каково гостеприимство, которое вы оказываете путникам! Я прошел десять тысяч лье в неописуемо гадких условиях, надеясь встретить человека, который дал бы мне в руки стальной клинок. Но вместо этого меня еще раз щелкнули по носу! Так знайте же, невежественный и дерзкий мужлан: Савиньен де Сирано II де Бержерак не подставляет под удар вторую щеку! Если вы немедленно не принесете мне свои искренние извинения, моля языком ангела, а не деревенского остряка, я проткну вас тем самым носом, над которым вам захотелось посмеяться!

Сэм попросил великодушного прощения, сославшись на то, что его нервы истрепались после вчерашней битвы. Он с изумлением смотрел на легендарного человека и гадал, не мог ли тот оказаться одним из двенадцати избранных.

Второй мужчина, с белокурыми волосами и голубыми глазами, представился как Герман Геринг. Его шею обвивал плетеный шнурок, на котором висела спиральная кость речной рыбы. Взглянув на этот амулет, Сэм понял, что белокурый юноша являлся служителем Церкви Второго Шанса. Это сулило в будущем большие проблемы, так как шансеры проповедовали абсолютный пацифизм.

Третий путник, приподняв капюшон, открыл прелестное личико, которое обрамляли длинные черные волосы, уложенные узлом на затылке.

Клеменс пошатнулся, почти теряя сознание:

— Ливи!

Женщина вздрогнула. Она подошла к Сэму и при свете факелов молча осмотрела его лицо. Эта встреча потрясла ее не меньше мужа.

— Сэм, — тихо прошептала она.

Он шагнул к ней, но Ливи отбежала к де Бержераку и прильнула к его груди, будто моля о поддержке. Француз обнял ее за талию и холодно взглянул на Клеменса.

— Будь храброй, моя овечка! Пока я рядом, тебе нечего бояться. Да кто он тебе?

Она посмотрела на француза с таким выражением, что Сэму стало все ясно. Он со стоном отвернулся и погрозил кулаком далеким звездам, которые только что появились из-за облаков.

Глава 15

Пароход плыл через его сон, похожий на огромный сверкающий бриллиант в двадцать миллионов карат.

Никогда еще не было такого корабля, и не будет такого другого.

Он назовет его «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ». И никому не удастся отнять у него это судно, потому что он оснастит его самой крепкой броней и самым лучшим оружием. Никому не удастся купить у него пароход или взять его напрокат.

И пусть сияет на белом корпусе большая черная надпись: «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ».

На сказочном пароходе будет четыре палубы: машинное отделение, главная палуба, штормовой мостик и посадочная палуба для летающих машин. Общая длина составит 450 футов 6 дюймов. Ширина судна, включая кожухи гребных колес, будет равняться 93 футам. Средняя осадка судна при полном грузе не должна превышать двенадцати футов. Он сделает корпус из дюралюминия или, возможно, пластика. Время от времени из двух огромных труб будет валить дым. Да, он установит на борту паровой котел, но его основной задачей станет работа пневматических пулеметов. А гигантские гребные колеса будут вращаться мощными электрическими моторами.

«ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» станет единственным металлическим кораблем на Реке — единственным судном, движимым без весел и ветра. Он гордо поплывет мимо берегов, притягивая изумленные взоры людей — всех тех, кто был рожден в период от двух миллионов лет до нашей эры и до 2000 года после Рождества Христова.

И люди увидят на капитанском мостике знаменитого Сэма Клеменса, Капитана с заглавной буквы «К», потому что на борту огромного парохода, с командой в сто двадцать человек, будет только один капитан.

Король Иоанн может называть себя адмиралом, если ему так хочется, хотя, по мнению Сэма, этому проныре хватило бы и должности первого помощника. И вообще, если Сэм Клеменс скажет пару слов, король Иоанн — Иоанн Безземельный, Гнилой и Грязный Иоанн, распутный хряк из зловонного свинарника — даже не будет допущен на борт корабля. А он, Сэм Клеменс, поправив белую фуражку и сбив щелчком пылинку с белоснежной накидки, перегнется через перила высокого капитанского мостика, вытащит изо рта большую зеленую сигару и крикнет вахтенным матросам: «Эй, вы, неуклюжие увальни! Схватите покрепче этот смердящий мешок бессмертия и предательства! Сбросьте его с трапа! И меня не волнует, упадет ли он в Реку или на прибрежный песок!»

И вот уже принц Иоанн перелетает через ограждение палубы. Встав на четвереньки, он клянет всех на свете на своем англо-франко-нормандском языке… или пусть лучше на эсперанто. Но команда убирает сходни, звонят колокола, звучат свистки, и Сэм Клеменс, встав за спиной вахтенного у штурвала, отдает приказ отправляться в плавание.

И какое плавание! Вверх по Реке, возможно, на десять миллионов миль, а то и на все двадцать! Плавание на сорок лет или даже на сто! О, какой это будет пароход и какая Река! Такое плавание не снилось ни одному человеку, когда-либо жившему на Земле. Вверх по Реке, единственной в этом мире, на единственном настоящем корабле, с Сэмом Клеменсом в качестве La Sipestro — Капитана, которого близкие друзья называли бы просто La Estro — Босс.

Это будут мгновения счастья — лучшие минуты его жизни!

Одолев заводь тихого сна, сказочный пароход направился к середине Реки, чтобы помериться силой с течением в центре могучего русла. И когда тысячи людей на обоих берегах начали махать им руками, кричать от радости и плакать, провожая взглядом белый корабль, он, Капитан — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, известный под псевдонимом Марк Твен, — увидел широкоплечего человека, с длинными желтыми волосами, который напролом пробирался через толпу.


Тот был одет в юбку из нескольких полотенец, скрепленных магнитными застежками. На ногах виднелись сандалии, сделанные из кожи «речного дракона»; вокруг широкой мускулистой шеи вился шнурок со сверкавшими, как бриллианты, позвонками рогатой рыбы. Сжимая в руке деревянную рукоятку стального боевого топора, он осматривался по сторонам, будто искал кого-то и не мог найти. А потом его светло-голубые глаза остановились на Сэмюэле Клеменсе, и бородатое, с ястребиным носом лицо скривилось в усмешке.

— Скорость! Скорость! — закричал Сэм вахтенному матросу. — Полный вперед!

Огромные гребные колеса закрутились быстрее. Они вспенивали воду — щанк-чанг, щанк-чанг — и вибрация отдавалась даже сквозь толстый слой стекловолокна, который находился под настилом палубы. А Эрик Кровавый Топор, конунг викингов из десятого века, уже стоял на капитанском мостике, и его взгляд вонзался Сэму прямо в мозг.

— Предатель! Кал Рататока! — проревел он на древнескандинавском языке. — Я предупреждал, что буду ждать тебя на берегах Реки! Ты помнишь, как убил меня за кусок железа? Ты помнишь, как продал душу, чтобы построить свой большой пароход!

Сэм выбежал из рубки и помчался вниз, по трапам и палубам, в темные недра трюма. Кровавый Топор отставал лишь на пару шагов. Обогнув колоссальный роторный электромотор, Клеменс проскочил в химическую лабораторию, где из человеческих экскрементов его инженеры производили нитрат калия. Здесь, в небольшом помещении, находились пороховые запасы корабля. Схватив смоляной факел, Сэм чиркнул золотником своей зажигалки, и из футляра выползла раскаленная добела проволока.

— Не подходи, или я взорву пароход! — закричал он.

Эрик остановился и стал раскручивать топор над головой.

— Давай! — усмехнулся он. — Подрывай, если кишка не тонка! Что же ты медлишь? Ах да! Ты любишь свой корабль больше всего на свете — даже больше блудливой и неверной, но по-прежнему драгоценной Ливи! Ты слаб, Клеменс! И поэтому я раскрою твой череп пополам, а потом заберу этот белый большой пароход!

— Нет! Нет! — кричал Сэм. — Ты не посмеешь! Я не отдам тебе его! Не отдам! Это моя мечта! Моя любовь и страсть! Моя жизнь и мой мир! Ты не сделаешь этого, кровавый варвар!

Норвежец шагнул к нему, и топор со свистом рассек воздух над головой Клеменса.

— Не сделаю? Тогда постой спокойно и убедись в своей ошибке!

За спиной викинга Сэм увидел тень. Она приблизилась и превратилась в фигуру без лица. Это был Икс, Таинственный Незнакомец — тот этик-отступник, который послал метеорит в речную долину и наделил Сэма металлом для строительства парохода. Это он хотел, чтобы люди, добравшись по Реке до полярного моря, увидели Туманную Башню, или Великий Грааль, окутанный холодной мглой. Это он назначил Сэма и одиннадцать других человек исполнителями тайного плана, о котором не знала ни одна живая душа. И его избранникам предстояло взять приступом Туманную Башню, чтобы найти… Что же им надо найти? То, что этики прятали там от людей!

— Спаси меня, Незнакомец! — позвал Сэм. — Спаси меня!

Жуткий хохот, подобно ветру с полярного моря, превратил его внутренности в холодные глыбы льда.

— Спасай себя сам, Сэм!

— Нет! Нет! Ты же обещал! — кричал Клеменс.

А потом блеснула сталь топора. Его глаза расширились, и стон застрял в горле, так и не слетев с открытых уст. Или ему просто приснилось, что он хотел застонать?


Сэм сел. Его бамбуковый топчан находился в углу комнаты, размеры которой не превышали двадцати квадратных футов. Матрацем служил мешок, сплетенный из бамбуковых волокон и набитый листьями «железного» дерева. Пять покрывал, скрепленных по краям, заменяли одеяло. Обстановка комнаты состояла из деревянной конторки, большого круглого стола, вокруг которого располагалось двенадцать бамбуковых стульев, и ночного горшка из обожженной глины. Около двери стояло бамбуковое ведро, до половины наполненное водой. Рядом возвышался стенд со множеством отделений для свитков. Напротив тянулись подставки для копий с кремневыми и железными наконечниками. Тут же хранились боевые топоры из железно-никелевого сплава, тисовые луки, стрелы и четыре длинных стальных ножа. На колышках висело несколько белых покрывал и кожаная фуражка, сшитая на флотский манер, с чехлом из белой ткани.

На конторке среди стеклянных бутылей с чернилами из сажи стоял его грааль — серый металлический цилиндр с небольшой рукояткой. Около него лежало несколько ручек с костяными и стальными перьями. Стопку грубой бамбуковой бумаги венчала дюжина листков из тонкого пергамента, который люди научились делать из желудочных мембран рогатой рыбы.

Через застекленные окна (.или иллюминаторы, как он их называл) открывался вид на ближайшие окрестности. Насколько Сэм знал, эти стекла были единственными во всей речной долине — а точнее, единственными на десять тысяч миль по обе стороны от его дома.

Равнину и холмы заливал свет созвездий. До восхода солнца оставалось несколько часов, но ночи здесь выглядели еще более светлыми, чем на Земле при полнолунии. Огромные разноцветные звезды усеивали небосвод, и самые крупные из них казались кусками разбитой луны. Между ними, впереди и позади вились яркие шлейфы газовых туманностей, сияние которых никогда не переставало будоражить сердца романтиков на берегах Реки.

Клеменс встал и прошелся по комнате, морщась от кисловатого перегара и еще более кислого привкуса сна. Подойдя к столу, он нащупал зажигалку, поднес раскаленную спираль к фитилю масляной лампы и подлил в каменный рожок рыбьего жира.

Открыв иллюминатор, Сэм осмотрел береговую полосу, Год назад он видел там только плоскую равнину, поросшую короткой ярко-зеленой травой. Теперь на этом месте вздымались насыпи выкопанной земли, чернели глубокие котлованы, и роились низкие деревянные бараки, над которыми торчали трубы. Там располагались заводы и фабрики по производству стали, стекла, цемента, азотной и серной кислоты. Там находились кузницы, лаборатории и оружейные мастерские. А еще через полмили виднелся высокий частокол из сосновых бревен, за которым начиналась верфь, где они строили свой первый корабль с металлическим корпусом.

Слева пылали факелы, освещавшие рудник. Даже ночью люди продолжали добычу металла, откапывая куски упавшего метеорита и переплавляя их в железно-никелевый сплав.

Дом Сэма стоял у подножия холма. Раньше за ним возвышался лес с тысячефутовыми «железными» деревьями, с красной и корабельной сосной, с белым и черным дубом. Заросли бамбука чередовались с тисовыми рощами, где ветер насвистывал в хвое веселые песни. Прошел лишь год, холмы остались на месте, но вся растительность исчезла в топках плавилен. Лишь огромные «железные» деревья противостояли стальным топорам и пилам лесорубов. Высокую траву вырвали и, обработав химическими веществами, пустили на канаты и бумагу. С короткой же травой решили не связываться — ее крепкие корни сводили на нет усилия людей и приводили в негодность самые прочные инструменты. Конечно, затраты сил в этом мире ничего не стоили, однако затупившаяся сталь и истертый камень считались здесь дорогой потерей.

Некогда прекрасный кусочек долины, поросший деревьями, цветущей лозой и яркой травой, походил теперь на поле битвы. Странно, но чтобы построить чудесный пароход, потребовалось создать и это безобразие.

Сэм поежился от влажного и зябкого ветра, который налетел с верховьев Реки. А может быть, его заставила вздрогнуть мысль о произведенном вокруг опустошении? Клеменс восхищался прелестью природы, и что бы он там ни думал об этом мире, ему нравилась похожая на парк речная долина. Теперь, ради своей мечты, он превратил ее в уродливый ландшафт. И границы разорения будут раздвигаться, потому что фабрикам и заводам требовалось топливо, а бумага и уголь делались из древесины. Все, чем обладало их государство, было уже использовано, и их торговые партнеры из северного Публиджо и южной Страны Чернского почти истощили свои запасы. Но если ему понадобится еще, он пойдет войной на ближайших соседей или заключит торговые соглашения с более далекими странами на юге, севере и на другом берегу Реки. Конечно, он мог бы силой завладеть их лесами, однако такой вариант ему хотелось бы оставить на самый крайний случай. Сэм питал к войне принципиальное отвращение и с трудом терпел ее на практике.

Тем не менее, если он хочет построить пароход, ему придется обеспечить свои фабрики топливом. Если он хочет получить алюминий для изготовления электрических моторов и генераторов, ему потребуются бокситы, платина и криолит.

Поставщиком этих трех минералов являлся Душевный Город — страна, расположенная в двадцати шести милях ниже по Реке. Всеми делами там заправлял Элвуд Хакинг, который люто ненавидел белых. В обмен на бокситы, киноварь и платину он требовал руду и стальное оружие, хотя Пароландо — государство Клеменса — само нуждалось в металле. Кроме того, добавляя новое бремя, Хакинг отказался выделять своих людей на разработку рудников и транспортировку добытого сырья.

Сэм тяжело вздохнул. Почему, черт возьми, Незнакомец направил метеорит так далеко от бокситовых отложений? Впрочем, Сэм и Кровавый Топор, приплыв сюда первыми после катастрофы, могли бы провозгласить район Душевного Города своей территорией, и тогда воскресшему Хакингу пришлось бы либо подчиниться Клеменсу, либо убраться куда-нибудь подальше.

Очевидно, даже мощной технологии этиков с трудом удалось сдвинуть с орбиты эту огромную железно-никелевую комету. И им еще повезло, что она упала всего лишь в двадцати шести милях от залежей бокситов и других минералов. Пожалуй, Незнакомец мог считать, что попал прямо в яблочко. Перед тем как отправиться на какое-то задание, он сказал Клеменсу, что минералы находятся в семи милях вверх по течению. Незнакомец ошибся, и эта ошибка обрадовала и расстроила Сэма. Он сожалел, что минералы оказались не в его власти, но радовался тому, что этики тоже могли ошибаться.

К сожалению, данный факт не позволял человечеству выбраться из речной долины, зажатой между отвесными скалами высотой в двадцать тысяч футов — этакая бесконечно длинная тюрьма шириной в 9,9 мили. И люди будут томиться здесь многие тысячелетия, если только он, Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, не построит свой пароход.


Сэм подошел к сосновому шкафчику, со вздохом открыл дверцу и вытащил темную стеклянную бутылку. В ней плескалось около двадцати унций бурбона, подаренного людьми, которые не употребляли спиртного. Сделав большой глоток, он замотал головой, похлопал себя по груди и, крякнув, поставил бутылку на место.

«У-ух! Нет ничего лучше, чтобы начать новый день, — подумал Сэм. — Особенно после такого кошмара. Интересно, почему Великий Цензор Снов пропускает в прокат такую жуткую чушь? Неужели он воспылал ко мне такой любовью, что уже не вносит в мои грезы никаких исправлений? Или, наоборот, невзлюбил меня за какой-то промах?»

«А кто тебя теперь любит, Клеменс? — захихикал внутренний голос. — Люди знают, что ради корабля ты переступишь через их дружбу и любовь. Я уже не говорю о Ливи, которая была твоей женой тридцать четыре года».

Сэм выругался, пригладил несуществующие усы и вновь достал из шкафчика бутылку. После пары глотков по щекам покатились слезы, но он не захотел выяснять причину их появления. Возможно, во всем виноват бурбон или грустные мысли о Ливи. В этом мире сложных взаимоотношений и таинственных дел — или деятелей — причиной слез могло быть и то и другое. А о скольких вещах он даже боялся подумать! Темное подсознание с трепетом ожидало момента, когда рассудок согнется, чтобы завязать свои интеллектуальные шнурки. И тогда оно вышибет его из черепа пинком под зад… и Сэм сойдет с ума.

Пройдя босиком по бамбуковому коврику, он подошел к боковому окну. Там внизу, в двухстах ярдах от его дома, под сенью «железного» дерева стояла небольшая хижина с конической крышей, где в маленькой спаленке лежала на кровати Оливия Ленгдон Клеменс — его бывшая жена. А рядом с ней храпел своим длинным крючковатым носом Савиньен де Сирано II де Бержерак — дуэлянт, вольнодумец и поэт.

— Эх, Ливи! Как ты только могла? — прошептал Сэм. — Как ты могла разбить мое сердце?

Прошел год с тех пор, как она пришла сюда вместе с Сирано де Бержераком. Клеменс пережил тогда страшное потрясение. За семьдесят четыре года, проведенные на Земле, и двадцать один год пребывания в мире Реки он не испытывал ничего подобного. И все же Сэм оправился. Вернее, оправился бы, не получи он нового, столь же сильного и болезненного удара. Конечно, Клеменс знал, что два десятка лет его жена не обходилась без мужчины. Оливия вновь обрела молодость, красоту и страсть. И она вряд ли верила в возможность встречи с мужем. Он и сам за это время поменял полдюжины подруг. Так какой же верности можно было требовать от Ливи? Но Сэм надеялся, что, увидев его, она бросит своего поклонника, как обезьяны бросают надоевшую монету. А этого не произошло! Она любила де Бержерака.

После той ночи, когда она вышла из речного тумана, он видел ее почти каждый день. Они сдержанно беседовали друг с другом, а порой, разорвав покров отчужденности, шутили и смеялись, как в былые дни на Земле. На какой-то миг их взгляды встречались и говорили друг другу, что любовь по-прежнему соединяет их сердца незримой нитью. И Клеменс, почти взрываясь от страсти, жалившей его, как рой пчел, пытался отвлечь себя беседой или шуткой и смеялся, смеялся, смеялся, пока не появлялось желание заплакать. Против воли он протягивал к ней руки, и она мгновенно отступала, убегая к Сирано или уходя на его поиски, если француза не было рядом.

Она проводила каждую ночь с этим непристойным, грубым и носатым мужчиной, которому удавалось сочетать в себе пугающую язвительность, остроумие и незаурядный талант.

— Возмужавший лягушонок, — прошептал Сэм.

Внезапно в его уме возникла картина, на которой француз, квакая от похоти, прыгал вокруг поникшей и печальной Ливи. Его руки тянулись к ее белому телу, и он, прыгая и квакая…

Клеменс содрогнулся. Нет, так не годится. Он не мог забыть о ней даже тогда, когда приводил в свой дом других женщин — приводил тайно, хотя и не имел причин этого скрывать. Сэм искал забвение в палочках мечтательной резинки, но, несмотря ни на что, образ жены вплывал в кипящее море наркотических грез и еще сильнее раздувал ураган желаний. Прекрасное судно «Ливи», с раздутыми белыми парусами, изящным корпусом и округлой кормой…

И еще Сэм слышал ее смех — зовущий очаровательный смех. Его он выносил тяжелее всего.

Он перешел к двум передним иллюминаторам, около которых на дубовом постаменте возвышалось штурвальное колесо. Этот кабинет заменял ему рулевую рубку, а две задние комнаты он называл по-моряцки — «техас»[64]. Дом построили на склоне холма, поэтому переднюю часть здания поддерживали тридцатифутовые сваи. Чтобы попасть внутрь, надо было подняться по лестнице (или, пользуясь морской терминологией, по трапу с правого борта) либо пройти с холма через заднюю дверь, которая вела в «техас». На крыше «рубки» находился большой колокол — насколько Сэм знал, единственный в этом мире. Вскоре пробьет шесть склянок, и тогда Сэм ударит в большой колокол, чтобы темная долина пробудилась к жизни и новому дню.

Глава 16

Туман лениво сползал к Реке, открывая приземистую грибообразную глыбу питающего камня, которая стояла в полутора милях на берегу. Внезапно Сэм увидел, как из дымки появился корабль, выглядевший на таком расстоянии красивой детской игрушкой. Он заметил две маленькие фигуры, которые спустились в лодку, быстро добрались до берега, а затем побежали куда-то вправо. Звезды щедро изливали свет, и Сэм без труда отслеживал путь этих двух спешивших мужчин. Проскользнув между фабричными бараками, они обогнули двухэтажную гончарную мастерскую и направились к холмам. Сэм потерял их из виду, но ему показалось, что странная пара спешила в бревенчатый «дворец» Иоанна Плантагенета.

Куда же смотрела пограничная служба Пароландо? Через каждые четверть мили на берегу Реки возвышались тридцатифутовые охранные вышки, где круглосуточно дежурило по четыре наблюдателя. Заметив что-то подозрительное, они должны были ударить в барабаны, затрубить в костяные горны и зажечь смоляные факелы.

Эти два человека, возникшие из тумана, доставили Иоанну какую-то весть — весть, предназначенную только для экс-короля Англии.

Через пятнадцать минут Сэм заметил темный силуэт, приближавшийся к его дому. Тихо звякнул колокольчик, подвешенный над дверью, и, выглянув в окно, Клеменс увидел бледное лицо Уильяма Гревела — в прошлом крупного лондонского торговца шерстью, чья земная смерть приходилась на 1401 год от Рождества Христова. За неимением овец и других животных бывший торговец посвятил себя шпионажу и достиг в этой области неплохих результатов. Ему нравилось шнырять по ночам вокруг домов, выведывая тайны и помыслы людей.

Приподняв засов, Сэм открыл толстую дубовую дверь, и Гревел взбежал по «трапу».

— Saluton, leutenanto Grevel. Kio estas? — произнес Клеменс на эсперанто, что означало: «Приветствую вас, лейтенант Гревел. Что-нибудь случилось?»

— Bonan matenon, Estro. Ciu grasa fripono, Rego Johano, estas jus akceptita duo spionoj. (Доброе утро, босс. Этот жирный плут, король Иоанн, только что принял двух лазутчиков.)

Сэм не понимал того английского языка, на котором говорил Гревел, однако они оба владели эсперанто и лишь иногда запинались на сложных словах.

Клеменс, усмехаясь, слушал рассказ шпиона. Билл Гревел забрался на «железное» дерево, прополз по ветке над цепью часовых, а затем спустился по веревке на крышу двухэтажного «дворца». Он прокрался в комнату, где спали три женщины, и затаился на лестнице, которая вела на первый этаж. Внизу за широким столом сидели Иоанн и его лазутчики — итальянец из двадцатого века и венгр из шестого столетия. Разведчики докладывали королю о своем плавании вверх по Реке. Разъяренный Иоанн едва сдерживал гнев.

Выслушав донесение Гревела, Сэм тоже пришел в неистовство.

— Так, значит, он пытался убить Артура из Новой Бретани? Какая глупость! Неужели он хочет погубить всех нас?

Клеменс зашагал взад и вперед по комнате, потом остановился, прикурил сигару и предложил Гревелу стакан виски.

По иронии судьбы — или, возможно, по хитроумному плану этиков — король Иоанн Английский восстал из мертвых всего лишь в тридцати двух милях от своего племянника, которого он коварно убил на Земле. Принц Артур, сплотив вокруг себя людей, захватил десятимильную полосу речной долины и основал государство, которое назвал Новой Бретанью. В его маленькой стране можно было насчитать лишь несколько бывших бретонцев, однако это никак не повлияло на выбор названия.

Восемь месяцев назад Артур узнал, что по соседству объявился его заклятый враг. Он тайно пробрался в Пароландо и своими глазами увидел того, кто некогда перерезал ему горло и сбросил бездыханное тело в Сену. Принцу захотелось захватить дядюшку в плен и подвергнуть его самым жестоким пыткам. Смерть врага навсегда исключала возможность мести, поэтому он планировал держать Иоанна живым долгие и долгие годы. Артур жаждал мести, а не убийства, которое лишь воскресило бы его дядю на следующий день за тысячи миль от карающей длани.

Он послал в Пароландо эмиссаров, требуя незамедлительной выдачи Иоанна. Его требования отклонили, хотя, если бы не благородство и страх перед своим компаньоном, Сэм с радостью удовлетворил бы их.

И вот теперь Иоанн отправил нескольких лазутчиков на ликвидацию Артура. Двое из них погибли в стычке с охраной, остальные получили легкие ранения. Их провал означал вторжение, поскольку помимо мести Артур мечтал овладеть железным рудником.

Между Пароландо и Новой Бретанью располагалось несколько небольших государств, и первым из них, простиравшимся на четырнадцать миль вдоль правого берега, управлял выходец из шестнадцатого века, украинский полковник Чернский. Оставаясь верным подписанному договору, он наотрез отверг союз с Артуром. Однако к северу от Новой Бретани находилась страна, где властвовал сильный и прославленный воин — тот самый Иэясу, который в 1600 году основал сегунат Токугава и перенес столицу в Эдо, названный позже Токио. Разведчики Сэма рассказывали, что японец уже шесть раз приезжал к бретонцу на военный совет.

Кроме того, севернее страны Иэясу располагалось государство, которым управлял Клеомен — спартанский царь и единокровный брат знаменитого Леонида, оборонявшего проход в Фермопилах. Клеомен трижды встречался с Иэясу и Артуром.

Одиннадцать миль берега южнее Пароландо занимала страна Публия Красса. В прошлой жизни он командовал кавалерией Цезаря и участвовал в войнах против галлов. Однако здесь Публий показал себя очень дружелюбным человеком, хотя и затребовал за свой строевой лес непомерно большую цену.

На юге от Публиджо находилось Тайфанджо — государство, в котором властвовал Тай-Фан, один из полководцев Кублахана. Тай умер на Земле, упав пьяным с лошади.

А за Тайфанджо располагался Душевный Город, возглавляемый Элвудом Хакингом и Милтоном Фаербрассом.

Сэм отбросил сигару и взглянул из-под густых бровей на Гревела.

— Знаете, Билл, пусть они катятся ко всем чертям! Мы не в силах что-либо изменить. Судя по слухам и молве, Артур вполне заслуживает, чтобы его однажды прикончили. Кроме того, если я подниму вопрос о покушении на главу сопредельного государства, Иоанн догадается, что в его доме побывал мой человек. Он начнет все отрицать и потребует очной ставки со свидетелем, а вы сами можете представить, что потом случится с этим человеком… вернее, с вами.

Гревел побледнел.

— Не пугайтесь, мой друг, — сказал Сэм. — Я буду нем как рыба. Пока нам остается только помалкивать и наблюдать за развитием событий. Хотя мне претит это вынужденное молчание! Иоанн — самый презренный тип из всех, кого я встречал в своей жизни. А если бы вы знали, сколько народу мне довелось перевидать, включая издателей и журналистов, вас потрясла бы глубина моих слов.

— Из него получился бы хороший сборщик налогов, — добавил Гревел, отыскав наконец для Иоанна более емкое оскорбление.

— Будь проклят тот день, когда я решил взять короля Иоанна в партнеры, — прошептал Сэм. — Но если бы я этого не сделал, меня лишили бы возможности построить корабль.

Поблагодарив Гревела, он проводил его до двери. Небо над горами за Рекой уже приобретало красноватый оттенок. Чуть позже небесный свод станет розовым по краям и синим в вышине, но пройдет еще немало времени, прежде чем солнце покажется из-за горы. И тогда питающие камни выпустят из себя голубоватые молнии разрядов.

Он ополоснул лицо, зачесал на затылок густую копну рыжеватых волос и, выдавив зубную пасту на кончик пальца, потер им зубы и десны. Застегнув на талии ремень с четырьмя ножнами и полевым планшетом, он накинул на плечи длинное покрывало, а затем взял грааль и дубовую трость, инкрустированную железом. Сэм степенно сошел по трапу на влажную траву. Каждую ночь, ровно в три часа и точно по тридцать минут, в долине шел дождь, и мокрая земля оставалась сырой до восхода солнца. Если бы не полное отсутствие вирусов и болезнетворных микробов, половина населения давно бы умерла от воспаления легких и гриппа.

Став снова молодым и сильным, Сэм не изменил своего негативного отношения к физическим упражнениям. Шагая к берегу Реки, он размышлял о строительстве небольшой железной дороги, которая тянулась бы от его дома к ближайшему питающему камню. Впрочем, игра не стоила свеч. Проще было сделать автомобиль, который работал бы на древесном спирте.

К Клеменсу присоединялись все новые и новые люди. Он отвечал на их приветствия кратким «Салютон!» или «Бонан матенон!» В конце недолгого пути Сэм отдал свой грааль мужчине, стоявшему на вершине грибовидной глыбы, и тот установил его в одну из многочисленных выемок. Когда около шестисот цилиндров разместились в углублениях серого гранита, люди отошли на безопасное расстояние. Через пятнадцать минут раздался вибрирующий рев, эхом прокатившийся над равниной и горами. Голубое пламя взметнулось на двадцать пять футов вверх и опало вниз. Назначенные на этот день хранители камня забрались на глыбу и передали людям их цилиндры. Сэм отправился домой, всю дорогу удивляясь тому, почему он до сих пор не поручил кому-нибудь из подчиненных заботиться о своем «роге изобилия». Хотя удивляться тут было нечего. Человек настолько зависел от грааля, что предпочитал не выпускать его из своих рук.

Вернувшись домой, Клеменс открыл крышку цилиндра. Внутри, в шести контейнерах, соединенных наподобие судков, находился завтрак и различные продукты. Грааль имел второе дно, в котором содержались программируемое меню и устройство, преобразующее энергию в материю. Этим утром Сэм получил бекон и яйца, два тоста с маслом и джемом, стакан молока, ломтик мускусной дыни, десять сигарет, одну сигару, плитку марихуаны, палочку мечтательной резинки и чашу какого-то приятного, но крепкого напитка.

Намереваясь предаться пороку чревоугодия, Клеменс присел к столу и мечтательно посмотрел в правый «иллюминатор» (именно в правый, чтобы ненароком не увидеть лачугу Сирано). В тот же миг он потерял аппетит. Перед его домом, стоя на коленях, молился молодой человек. Закрыв глаза и сложив ладони на уровне груди, он бормотал какие-то слова. Небогатый наряд состоял из потрепанной юбки и спиральной рыбьей кости, болтавшейся на шнурке. Темно-русые волосы ниспадали на плечи, стройное тело покрывали бугры рельефных мышц, но, несмотря на плотное сложение, ребра уже начинали проступать наружу.

Сэм узнал Германа Геринга. Выругавшись, он вскочил, свирепо пнул ни в чем неповинный стул, затем передвинул еду на другую сторону стола и уселся спиной к окну. Этот святоша не раз уже портил ему аппетит, поскольку больше всего на свете Клеменс не переносил раскаявшихся грешников. А Герман Геринг погрешил, так уж погрешил; и теперь он, очевидно, в качестве компенсации старался обскакать остальных людей по части святости — во всяком случае, так казалось Сэму. В своих проповедях Геринг заявлял, что занимает самое скромное место среди скромных, и это являлось, до известной степени, правдой.

— Чтобы ты подавился своим показным смирением, — прошептал Сэм. — От тебя смердит, как от загаженного клозета…

Он даже пожалел, что поспешил провозгласить Великую хартию вольностей. (После долгих протестов король Иоанн смирился с принятым решением, тем самым повторив земную историю.) Если бы не хартия, Сэм давно бы вышиб из страны и Геринга, и его последователей. Но отныне конституция Пароландо, самая демократическая конституция в истории человечества, утверждала свободу религии и полную свободу слова — вернее, почти полную, поскольку и тут существовали некоторые ограничения.

Таким образом, собственноручно написанный документ не позволял Сэму вмешиваться в миссионерскую деятельность Церкви Второго Шанса.

Однако, если Геринг будет проповедовать и обращать людей в свою веру мирного саботажа, Клеменсу никогда не завершить строительство парохода. Геринг превратил его мечту в символ зла; он сказал, что большой корабль олицетворяет собой тщеславие и жадность людей, их низменную страсть к насилию и неуважение к тому, что Создатель уготовил для этого мира.

Он говорил, что людям не нужно строить речные корабли; им следовало строить дворцы души. Ибо все, в чем нуждался теперь человек, ограничивалось тонкими стенами для уединенных размышлений и крышей над головой, чтобы защитить его от дождя. Ему больше не требовалось зарабатывать себе хлеб потом и кровью рук своих. Ныне пища давалась людям безвозмездно. Творец не просил у них ни жертв, ни благодарности. Однако он наделил человека временем. Вот почему каждому следовало теперь определить свою судьбу. Вот почему человеку запрещалось преступать чужие границы, грабить имущество других людей, унижать и принуждать их к любви. Человек должен уважать и любить других, как самого себя. Он не должен грабить, насиловать и убивать. Он должен… И он не должен… Должен… И не должен…

Клеменс раздраженно покачал головой. Геринг проповедовал прекрасные идеи, под которыми подписался бы каждый человек. Но Сэму не верилось, что, вылизывая ботинки этиков, люди могли создать какую-то утопию или спасти свои, черт знает где заблудшие, души. Гуманность снова выставляли напоказ; ею злоупотребляли, ее использовали, а затем предавали бесчестью. Воскрешение из мертвых, омоложение и отсутствие болезней, дармовая еда, сигары, напитки и сплошное безделье — все это было иллюзией или сладким леденцом, которым девственное человечество заманили на темную аллею, чтобы позже… Что позже? Сэм этого не знал. Однако Таинственный Незнакомец сказал, что их подвергли самому гнусному из всех возможных издевательств — еще более жестокому и мерзкому, чем их жизнь на Земле. Людей воскресили из мертвых и поместили на этой планете для грандиозного научного эксперимента. Вот тебе и вся любовь благого Создателя! А когда опыт будет завершен, их еще раз вышвырнут во мрак и забвение смерти. Еще один обман безжалостных «богов».

Но какую цель преследовал Незнакомец, рассказывая людям о планах этиков? Почему для борьбы с коллегами-учеными он привлек так мало помощников? Что ему понадобилось от них на самом деле? И не обманывал ли он Сэма, Сирано и Одиссея, как и тех других, которых они еще не знали?

Сэм Клеменс не находил ответов. Тьма неведения оказалась такой же кромешной, как и на Земле. Но одно он знал точно — ему хотелось построить пароход.

Туман над Рекой рассеялся, и завтрак подошел к концу. Сэм взглянул на водяные часы, подошел к окну и ударил в колокол, установленный на крыше «рулевой рубки». Как только угас мелодичный звон, во всех уголках Пароландо заверещали деревянные свистки бригадиров и десятников. Гулко загрохотали барабаны, завыли заводские сирены, и в стране Сэма Клеменса начался новый рабочий день.

Глава 17

Из тысячи граждан Пароландо на борт парохода могли подняться только сто двадцать человек. Двадцать вакантных мест было уже занято. В число приоритетных пассажиров и членов команды входили Сэм Клеменс и Джо Миллер, Лотар фон Рихтхофен и ван Бум, де Бержерак и Одиссей, три инженера, король Иоанн, а также их подруги и жены. Остальной экипаж предполагалось набрать за несколько дней до отплытия. Сэм решил написать имена всех жителей на полосках бумаги и поместить эти фанты в большой проволочный ящик. Сначала ящик будут встряхивать и вращать, а потом капитан Клеменс, с завязанными глазами, но с неизменной сигарой во рту, станет вытаскивать бумажки и передавать их Лотару, пока тот не огласит народу сотню имен, выигравших в лотерее. И именно эти люди составят команду сказочного парохода с гордым названием «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ».

По словам Незнакомца, кораблю предстояло проплыть около пяти миллионов миль. Проходя по 335 миль в сутки, он мог добраться до конца Реки примерно через сорок один год. Впрочем, это были всего лишь усредненные цифры. Команде не обойтись без регулярного отдыха на твердой земле. И им наверняка придется ремонтировать ходовые части. Сэм планировал взять с собой большой запас металла и подменных блоков. Однако следовало учитывать и непредвиденные поломки. Не будут же они возвращаться в Пароландо с полпути, чтобы прихватить новые запасные части или починить старые! А там, в неизвестной дали, им вряд ли удастся найти запасы металла и необходимых минералов.

«Как странно! — подумал Сэм. — Когда мы доплывем до истоков, мне будет сто сорок лет! Хотя что это значит в сравнении с той бездной времени, которая ждет меня впереди».

Он посмотрел в носовой иллюминатор. Равнина заполнялась людьми, которые шли от холмов к заводам. Сэм знал, что позади его дома не меньшее количество рабочих шагали сейчас к фабрикам и большой дамбе на северо-западе у основания гор. Между двумя крутыми холмами на пути широкого ручья, который вился от горного водопада, они возводили гигантскую бетонную стену. Когда водохранилище за дамбой будет готово и заполнится до краев, мощные генераторы обеспечат фабрики и дома электрической энергией.

В настоящее время энергию получали от питающих камней. Большой понижающий трансформатор трижды в день принимал электрический разряд и через алюминиевые провода заряжал огромный, величиной с двухэтажный дом, аккумулятор, который люди называли батацитором. Этот агрегат изобрели в конце двадцатого века. Он отличался от своих предшественников тем, что мог аккумулировать сотни киловатт за долю микросекунды и высвобождать заряд с каким угодно напряжением в сети — от десятой доли вольта до сотни киловольт. Построенная модель являлась прототипом того агрегата, который предполагалось установить на пароходе.

Пока электрическая энергия использовалась в основном для станков ван Бума, которые разрезали метеоритные осколки, выкопанные на равнине. Кроме того, электричество применялось при плавлении металла. Алюминий для проводов получали из силиката алюминия, полученного из добытой в предгорьях Пароландо глины. Однако их запасы быстро истощались, и Сэм надеялся теперь только на бокситы Душевного Города.

Клеменс сел за стол, выдвинул ящик и достал большую книгу с желтыми страницами из бамбуковой бумаги. Год назад он старательно прошил ее жилами рыбы-пузыря и переплел в рыбью кожу. Это был его дневник — «Воспоминания Лазаря». Сюда он заносил свои размышления и хронику ежедневных событий. Сэм использовал чернила, сделанные из воды, дубильной кислоты и мелкозернистой угольной суспензии. Ван Бум обещал сконструировать ему небольшой диктофон, но пока технология Пароландо не достигла еще такого развития.

Как только он приступил к записям, над долиной прокатилась барабанная дробь. Гулкие удары большого барабана обозначали тире, а звонкое сопрано маленького — точки. Для передачи сообщений применялись азбука Морзе и язык эсперанто. Сэм прислушался и понял, что через несколько минут к берегу причалит судно фон Рихтхофена.

Он встал, чтобы осмотреть Реку. В полумиле от гавани появился бамбуковый катамаран, на котором Лотар десять дней назад отплыл в Душевный Город. В правый иллюминатор Сэм разглядел приземистую фигуру с рыжевато-коричневыми волосами. Король Иоанн со свитой льстецов и телохранителей выходил из ворот бревенчатого дворца. Его величеству хотелось убедиться, что фон Рихтхофен не передаст Клеменсу каких-то тайных посланий от Элвуда Хакинга.

Как бывший монарх Англии, а ныне соправитель Пароландо, Иоанн носил изысканные и впечатляющие наряды. На этот раз он облачился в юбку с красно-черными клетками, длинную тунику, похожую на пончо, и сапоги из красной кожи «речного дракона», которые доходили ему до коленей. Объемную талию охватывал широкий пояс с многочисленными ножнами для кинжалов, короткого меча и боевого топора. В одной руке он держал стальной скипетр, украшенный короной — символ власти, из-за которого между Сэмом и Иоанном разгорелся яростный спор. Клеменс не хотел растрачивать металл на такие бесполезные анахронизмы, но Иоанн настаивал, и в конце концов Сэму пришлось согласиться.

Клеменс злорадно хмыкнул, подумав о названии их небольшого государства. Пароландо переводилось с эсперанто как «Страна Двоих», в чем содержался намек на двух равноправных соправителей. Однако Сэм не стал говорить Иоанну, что другой трактовкой названия была «Страна Твена»![65] Иоанн обогнул длинное фабричное здание и по грязной разбитой тропе добрался до жилища Клеменса. Его телохранитель — огромный головорез по прозвищу Акула — взбежал по лестнице и дернул за веревку колокольчика. Тот жалобно звякнул и тут же замолк.

Сэм высунулся в окно и крикнул:

— Поднимайтесь на борт, Иоанн! Смелее! Смелее!

Король посмотрел на него светло-голубыми глазами и жестом велел Акуле проверить помещение. Он боялся наемных убийц и имел на то веские основания. Кроме того, его унижала необходимость подниматься в жалкий «курятник» Сэма. Тем не менее Иоанн понимал, что фон Рихтхофен будет отчитываться только перед Клеменсом.

Акула вошел, быстро осмотрел «рулевую рубку» и направился к комнатам «Техаса». Из спальни Джо раздался низкий и мощный рев, похожий на львиный рык. Акула поспешно прикрыл дверь и вернулся в кабинет Сэма.

— Джо немного приболел, — с усмешкой произнес Сэм, — но он по-прежнему может съесть на завтрак десять чемпионов по борьбе и боксу, а потом попросить что-нибудь на второе.

Не проронив ни слова, Акула высунулся в иллюминатор и дал знак, что Иоанн может спокойно подниматься наверх.

К тому времени катамаран причалил к берегу. Сбежав по трапу, фон Рихтхофен быстрым шагом направился к дому Клеменса. В одной руке он держал грааль, в другой — крылатый посох посланца. Через южный иллюминатор Сэм разглядел долговязую фигуру де Бержерака, который производил смену приграничных постов. Ливи нигде не было видно.

Хлопнула дверь, и в комнату вошел Иоанн.

— Bonan matenon, Johano! — приветствовал его Клеменс.

Иоанна раздражало, что Сэм наотрез отказывался называть его Via Rega Moto — Ваше Величество. Конституционным обращением к правителям Пароландо являлось La Konsulo — консул — но и этот титул не часто срывался с уст Клеменса. Сам он предпочитал, чтобы люди называли его La Estro — боссом, потому что это еще больше сердило короля Иоанна.

Что-то проворчав в ответ на приветствие, экс-монарх сел за круглый стол. Его второй телохранитель Закскромб, крупный темнокожий протомонгол с потрясающе мощной мускулатурой, прикурил для Иоанна большую сигару. Зак предположительно умер около тридцати тысяч лет до нашей эры. И если бы не Джо Миллер, он считался бы в Пароландо самым сильным человеком. Правда, Джо не был человеком — вернее, не относился к виду «гомо сапиенс».

Сэму очень хотелось, чтобы Джо поднялся с постели. Вид Зака заставлял его нервничать. Но Джо дремал, одурманенный мечтательной резинкой. Два дня назад на него упала большая каменная глыба, выскользнувшая из захватов подъемного крана. Машинист поклялся, что это произошло случайно, однако у Сэма возникли подозрения.

Он выпустил клуб дыма и вежливо спросил:

— Что слышно о вашем племяннике? Может быть, у вас появились какие-то новые сведения о нем?

Иоанн не шевельнулся, но его глаза удивленно расширились. Он бросил колючий взгляд на Клеменса и угрюмо ответил:

— У меня? Откуда? А почему вы об этом спрашиваете?

— Просто стало интересно. Думаю, нам следовало бы договориться с Артуром. Я не вижу причин для продолжения вашей многолетней вражды. Это же не Земля, сами понимаете. Почему бы вам не помириться? Неужели сейчас так важно, что вы когда-то сунули его в мешок и утопили в реке? Прошлое должно остаться в прошлом, верно? А в случае примирения мы могли бы воспользоваться его древесиной и известняком, который нам нужен для карбоната калия и дюралюминия. У него там много, очень много известняка.

Иоанн еще раз бросил быстрый взгляд на Сэма, а затем улыбнулся и прикрыл глаза рукой.

«Скользкий ловкач, — подумал Клеменс. — Сладкоречивый обманщик и презренный подлец».

— За древесину и известняк он потребует у нас стальное оружие, — ответил король. — А я не позволю моему дорогому племяннику завладеть таким количеством железа.

— Тем не менее обдумайте этот вопрос. Я задал его вам по той причине, что в полдень…

Иоанн напрягся, и его глаза забегали.

— Одним словом, я решил предложить Совету мирные переговоры с Артуром, — закончил Сэм. — И этот вопрос будет поставлен на голосование.

Иоанн расслабился.

— Ах вот как?

«Я понимаю, что тебе нечего бояться, — размышлял Клеменс. — Ты переманил на свою сторону Педро Ансевреса и Фредерика Рольфа. При пяти голосах против трех вы можете провалить в Совете любой проект».

Клеменсу еще раз захотелось временно приостановить Великую хартию, чтобы довести до конца все, что ему хотелось сделать. Однако это означало бы гражданскую войну и, вполне возможно, конец его мечты о пароходе.

Он шагал взад и вперед по комнате, в то время как Иоанн описывал отвратительные подробности своей последней победы над очередной блондинкой. Сэм пытался не слушать эту пошлую чушь: его по-прежнему раздражало хвастовство сексуально озабоченных мужчин. Тем не менее, прожив год в Пароландо, любая женщина, связавшаяся с Иоанном, могла винить только саму себя.

Звякнул дверной колокольчик, и в комнату вошел Лотар фон Рихтхофен. Его почти славянское симпатичное лицо обрамляли длинные волосы, придававшие ему сходство с менее коренастым и более красивым Герингом. Между прочим, они знали друг друга еще по первой мировой войне, когда оба служили под началом барона Манфреда фон Рихтхофена. Обычно Лотар шутил, улыбался и вел себя, как приятный и общительный собеседник, но этим утром его улыбка и любезность куда-то испарились.

— Плохие новости? — спросил Сэм, протягивая ему кубок бурбона.

Осушив кубок, фон Рихтхофен поморщился и сказал:

— Синьоро Хакинг приступил к завершению фортификационных сооружений. Отныне Душевный Город окружает двенадцатифутовая стена, ширина которой местами достигает десяти футов. Со мной Хакинг вел себя, как грубая и омерзительная свинья. Он называл меня офейо и хонки[66]. По правде говоря, я не знаю значения этих слов, но спрашивать у него объяснений мне не захотелось.

— По всей вероятности, офейо происходит от английского «эфей»[67], — произнес Клеменс. — Хотя я тоже никогда не слышал подобных слов.

— В будущем вы не раз их услышите, — с усмешкой ответил Лотар. — Особенно если будете иметь дело с Хакингом. А иметь дело с ним придется. Выблевав поток оскорблений по поводу меня, как прародителя всех нацистов и фашистов, Хакинг наконец перешел к делу. К слову сказать, я понятия не имел о нацистах — как вы знаете, мой самолет разбился в 1922 году. Но Хакинг буквально выходил из себя — возможно, потому, что я спокойно отнесся к его словам. Тем не менее суть речи этого мерзавца предельно ясна — он угрожает прекратить поставки бокситов и других минералов.

В глазах у Сэма потемнело. Он навалился грудью на край стола и подождал, пока вещи снова не вошли в фокус. Однако шутка уже рвалась с языка:

— Я и сам бываю храбр во хмелю.

— Хакингу не нравится национальный состав его государства, — продолжал фон Рихтхофен. — Население состоит на четверть из гарлемских черных, умерших между 1960 и 1980 годами, и на одну восьмую из дагомейских негров восемнадцатого века. Четверть жителей страны являются арабами четырнадцатого столетия из секты ваххабитов. Эти фанатики до сих пор называют Мухаммеда своим пророком и считают пребывание в мире Реки неким кратковременным испытанием перед вечным и райским блаженством. Еще одну четверть населения составляют кавказские азиаты и индийские дравиды тринадцатого века. Примерно одна восьмая часть представлена людьми из разных времен и разных стран. Однако власть захватили выходцы из двадцатого века.

Сэм кивнул. Хотя воскрешенное человечество включало людей из различных эпох, начиная с 2 000 000 года до нашей эры и кончая 2008 годом после Рождества Христова, одна четвертая часть обитателей речной долины появилась на свет в двадцатом веке.

— Хакинг хочет, чтобы в его Душевном Городе жили только черные. По его словам, во время жизни на Земле он верил в возможность расовой интеграции. Белое поколение конца двадцатого века почти освободилось от предрассудков своих отцов, и поэтому он пытался взрастить в себе какие-то надежды на расовую свободу. Но в Душевном Городе таких белых можно сосчитать по пальцам. А арабы-ваххабиты буквально сводят его с ума. Между прочим, Хакинг принял ислам еще на Земле. Сначала он примкнул к организации «Черные мусульмане» — этой американской пародии на азиатскую религию. Затем Хакинг стал настоящим исламистом и совершил паломничество в Мекку. В то время он был искренне убежден, что арабы — даже если их считать наполовину белыми — не имеют склонности к расизму.

После резни в негритянских кварталах Судана он изменил свое мнение, а история рабства его народа под игом арабских захватчиков лишь укрепила пессимизм Хакинга. На мой взгляд, ваххабитов нельзя называть расистами, но, как и все фанатики, они создают большие проблемы. Я пробыл там десять дней и многое повидал. Арабы хотят превратить Душевный Город в факел мусульманской веры, и если они не сделают этого мирным путем, то не побоятся и большой крови. Хакинг задумал избавиться от них, а заодно и от дравидов, которые считают негров, да и все остальное человечество, людьми второго сорта. Исходя из этого, Хакинг продолжит поставку бокситов только в том случае, если мы отправим ему наших черных в обмен на его ваххабитов и дравидов. Кроме того, он требует большого количества стального оружия и увеличения своей доли необработанной руды.

Сэм выругался. Король Иоанн демонстративно плюнул на пол. Клеменс нахмурился и произнес:

— Merdo, Johano! Я не позволю плевать на мой пол даже наследнику Плантагенетов! Пользуйтесь плевательницей или убирайтесь вон!

Король Иоанн пронзил его холодным презрительным взглядом. Сэм постарался умерить свою ярость и негодование. Ему не хотелось затевать сейчас новой ссоры. Хвастливый экс-монарх никогда не отказался бы от права плевать куда попало, хотя эта пошлая привилегия не стоила и выеденного яйца.

Клеменс сделал примиряющий жест и сказал:

— Забудьте об этом, Иоанн. Плюйте, куда хотите. — Однако он не был бы Сэмом Клеменсом, если бы не добавил: — А я воспользуюсь этой привилегией в вашем дворце.

Проворчав неразборчивое проклятие, Иоанн положил в рот кусок шоколада. Всем своим видом он показывал, что ужасно рассержен, но вынужден сдерживать себя.

— Этот сарацин Хакинг слишком много себе позволяет. Сколько можно целовать его черную ладонь? Требования Душевного Города замедлят строительство нашей лодки…

— Корабля, Иоанн, — поправил его Сэм. — Мы строим корабль, а не лодку.

— Вот именно! Поэтому нам следует захватить их страну, перебить людей Хакинга и забрать себе все, что прежде принадлежало им. Только так мы можем получить алюминий. Только так мы можем построить корабль! А чтобы нам и впредь не мешали заниматься делом, мы должны завоевать все страны, лежащие между нами и Душевным Городом.

«Все тот же помешанный на войне Иоанн!» — подумал Клеменс.

Тем не менее Сэм склонялся к мысли, что на этот раз в словах его компаньона имелась доля смысла. В течение месяца, вооружив жителей Пароландо, они могли бы создать армию, пригодную для захвата прилегающих территорий. Публиджо и Тайфанджо вели себя довольно дружелюбно. Они позволяли вырубать свои леса, но требовали за древесину железо и сталь. Сэм давно уже подозревал, что оба государства стремились накопить побольше оружия, а затем совместными усилиями захватить Пароландо и рудник. Во всяком случае, дикари, обитавшие на другом берегу Реки, вынашивали именно такие планы.

— Я еще не закончил свой рассказ, — напомнил фон Рихтхофен. — Хакинг планирует обмениваться людьми один к одному. Однако он не намерен вступать с нами в переговоры, пока мы не отправим к нему послом одного из наших чернокожих граждан. Этот ублюдок обозвал меня юнкерским пруссаком и сказал, что считает мою посольскую миссию неучем иным, как оскорблением для себя. Тем не менее он готов простить нас, если в следующий раз Пароландо пошлет к нему более важную персону — например, члена Совета. Только черного!

Сэм едва не выронил изо рта сигару.

— Но в нашем Совете нет ни одного черного!

— Вот именно! Поэтому Хакинг посоветовал нам пополнить Совет «настоящими людьми», то есть чернокожими.

Иоанн пригладил ладонями длинные рыжевато-коричневые волосы, затем встал и оперся кулаками о стол. Его светло-голубые глаза пылали под желтоватыми бровями.

— Этот сарацин считает, что может вмешиваться в наши внутренние дела! И вот вам мой ответ: ВОЙНА!

— Не горячитесь, ваше величество, — произнес Сэм. — Вы, конечно, можете сходить с ума оттого, что я, фермер из Миссури, указываю вам, как лучше строить солдат в колонну, но истина в данный момент заключается в том, что мы должны позаботиться о своей защите. Нам не удастся оккупировать такую большую территорию.

— А кто говорит об оккупации?! — закричал Иоанн. — Мы перебьем одну половину и посадим другую на цепь!

— Мир сильно изменился после вашей смерти, Иоанн… Ах да! Ваше величество! По общему мнению, существуют более эффективные и утонченные формы рабства, чем цепи и кровавая резня. Однако мне не хотелось бы спорить сейчас о сути определений. Помните анекдот о старом быке, теленке и стаде коров? Так вот, давайте не будем суетиться. Придет время, и мы овладеем всеми этими странами. А пока я предлагаю временно ввести в Совет одного из наших чернокожих граждан и отправить его к Хакингу.

— В нашей хартии нет положения о временном избрании в Совет, — возразил Лотар.

— Мы внесем поправку, — ответил Сэм.

— Это потребует народного референдума.

Иоанн фыркнул от отвращения. В свое время он и Клеменс жарко спорили по поводу прав и обязанностей граждан.

— Есть еще одна проблема, — Лотар по-прежнему улыбался, но в его голосе чувствовалось раздражение. — Хакинг требует, чтобы мы позволили Фаербрассу посетить Пароландо с ознакомительным визитом. Их интересует наша военная техника и особенно аэроплан.


Иоанн вспылил и забрызгал слюной:

— Он требует, чтобы мы приняли его шпиона?!

— Фаербрасс — не шпион, — ответил Сэм. — Он возглавляет штаб Хакинга. Насколько я слышал, этот малый имел докторскую степень в области физики и работал на Земле инженером-конструктором. Что вы о нем узнали, Лотар?

— Я встречался с ним несколько раз, и он произвел на меня хорошее впечатление, — ответил фон Рихтхофен. — Фаербрасс родился в 1974 году в городе Сиракьюс, штат Нью-Йорк. Отец — черный, мать — наполовину ирландка, наполовину ирокезка. Он участвовал во второй экспедиции на Марс, а также в первом полете на орбиту Юпитера…

Сэм даже открыл рот от восхищения. Человек, который летал в космос, бродил по пескам Луны и Марса! Настоящий герой из книг Жюля Верна и романов о Фрэнке Риде-младшем[68].

Фантастика, но совсем другого рода, чем мир Реки или светский мир 1910 года. Эти два мира не мог понять ни один разумный человек.

— Если вы не возражаете, Иоанн, мы ознакомим Совет с теми требованиями, которые выставил Хакинг, — сказал Клеменс. — Нам надо как можно быстрее провести народный референдум по вопросу о временном советнике. И лично я остановился бы на кандидатуре Узии Каубера.

— Скажите, а он не был рабом в своей земной жизни? — спросил Лотар. — Хакинг сказал, чтобы мы не вздумали посылать к нему кого-нибудь вроде дядюшки Тома.

«Ставший однажды рабом остается им навсегда, — подумал Сэм. — Даже когда раб восстает, убивает или погибает, сражаясь за свои права, он не считает себя свободным человеком. У тех, кто с детских лет дышал зловонием рабства, каждая мысль и каждый поступок несут отпечаток неволи, укрепляя тем самым мир геноцида и дискриминации. Каубер родился в 1841 году в Монтгомери, штат Алабама. Научившись читать и писать, он служил секретарем у своего хозяина, потом убил его сына и бежал на Запад, где в 1863 году стал ковбоем, а позже — рабочим на золотых приисках. В 1876 году его грудь пронзило копье сиу, и бывший раб погиб от руки того, кто не желал уходить в резервации. Каубер восхищался миром Реки, потому что здесь никто не мог бы удержать его на цепи, однако душой и телом он по-прежнему оставался рабом. Да, он высоко держал голову и дерзко отвечал на грубые вопросы. Но если бы кто-то щелкнул кнутом, он склонился бы в рабском поклоне — еще до того, как понял бы, что вновь ведет себя по-рабски».

Зачем же этикам понадобилось возвращать их к жизни? Неужели они думали, что мужчины и женщины, погибшие на Земле, залижут здесь свои душевные раны? Сторонники Второго Шанса твердили, что людям надо изменить самих себя — измениться полностью и окончательно. Но они были лишь кучкой мечтателей, наглотавшихся мечтательной резинки.

— Если Хакинг назовет Каубера дядюшкой Томом, он об этом горько пожалеет, — сказал Сэм. — Каубер не из тех, кто безропотно сносит оскорбления. Вот почему я предлагаю послать в Душевный Город именно его.

Желтоватые брови Иоанна приподнялись. Клеменс знал, о чем тот сейчас думал. Король уже размышлял над тем, как ему использовать будущего члена Совета.

Взглянув на водяные часы, Сэм покачал головой и тяжело вздохнул:

— Пора начинать инспекторский обход. Прошу извинить меня, Иоанн. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Сэм сел за стол, чтобы сделать несколько записей в дневнике. Таким образом он давал Иоанну возможность выйти первым, как то подобало экс-королю Англии и доброй части Франции. Клеменсу не хотелось заводить нелепый спор о том, кто и кому должен уступать дорогу, но Иоанн опротивел ему настолько, что он не желал дарить отставному монарху даже такую пустяковую победу. Вот почему во избежание новых ссор и истерических воплей Иоанна он сослался на незавершенную работу.

Сэм догнал группу советников почти у стен фабрики, где вырабатывалась азотная кислота. Они торопливо прошли по цехам и лабораториям. Даже желудок гиены не удержал бы еды, глотни она той вони, которая исходила от чанов с серной и азотной кислотой, от продуктов сухой перегонки для создания древесного спирта, от креозота, терпентина и уксусной кислоты и, наконец, от адской смеси формальдегида, человеческих экскрементов и лишайника, которые выделяли нитрат калия. В сталелитейном и кузнечном цехах советников пропекло и оглушило. На фабрике по обработке известняка они покрылись белой пылью. А затем их еще раз пропекло, оглушило и обдало зловонием на огромном алюминиевом заводе.

Оружейная мастерская, расположенная на вершине холма, в данный момент не работала. Если не считать отдаленных шумов, здесь было тихо и спокойно. Правда, вид отсюда открывался невзрачный — перекопанная земля, спиленные деревья и черный дым от заводов, который тянулся вдоль Реки на несколько миль.

У входа их встретил ван Бум — главный инженер Пароландо, выходец из конца двадцатого века, симпатичный парень с темно-бронзовой кожей и курчавыми волосами. Его рост достигал шести футов трех дюймов, а вес — двухсот пятидесяти фунтов. Он родился в Канаде во время Кровавых годов.

Ван Бум радушно приветствовал Сэма и холодно кивнул королю Иоанну, к которому относился с брезгливой неприязнью.

— Все готово, — сказал он. — Но прежде чем приступить к демонстрации, я хотел бы высказать некоторые замечания. Эта детская игрушка выглядит очень впечатляюще. Она создает много шума и действительно может убивать. Тем не менее такое оружие неэффективно и, я бы сказал, расточительно.

— Вы говорите о нем, как настоящий конгрессмен, — с усмешкой произнес Сэм.

Ван Бум провел их в высокие ворота просторного бамбукового строения. Внутри, на одном из верстаков лежало нечто похожее на ружье. Инженер поднял громоздкое оружие, которое казалось великоватым даже для его больших рук, и торжественно зашагал к выходу. Остальные потянулись за ним. Клеменс протянул руку к ружью, но инженер словно и не заметил его жеста. Сэм даже немного рассердился. И вообще, если демонстрировать ружье следовало снаружи, какого черта ван Бум не сказал им об этом сразу?

— Ох уж эти инженеры, — проворчал он.

Пожав плечами, Клеменс поспешил за остальными. Легче заставить идти заупрямившегося миссурийского мула, чем переубедить упрямого, как мул, ван Бума.

Серебристо-серый ствол ружья засиял в лучах полуденного солнца. Инженер покрутил оружие в руках и приступил к объяснениям.

— Данная Модель называется «Марк-1» — в честь нашего босса, который ее и придумал.

Гнев Сэма растаял, словно лед на Миссури в весеннюю оттепель.

— Это однозарядное ружье с кремневым ударным механизмом, — продолжал ван Бум. — Ствол нарезной и легко отделяется от остальной части оружия. Сейчас я покажу вам, как оно заряжается. Прежде всего надо нажать на этот стопор с левой стороны ружья. Он освободит замок казенной части. Левой рукой сгибаете ствол, и это движение автоматически взводит спусковой крючок. Предохранитель здесь действует как плечо рычага, которое оттягивает боек в заднее положение. — Он сунул руку в сумку, которая висела на его поясе, и вытащил оттуда крупный полусферический предмет. — Это бакелитовая пуля шестидесятого калибра, сделанная из фенолформальдегидной смолы. Вставлять ее нужно сюда. Как видите, ее выступы плотно входят в фаски ствола. — Он вытащил из сумки небольшой блестящий цилиндр из алюминиевой фольги. — Здесь внутри находится заряд пороха, завернутый в нитроцеллюлозу. В недалеком будущем для этой цели будет использоваться кордит. Впрочем, к тому времени мы, очевидно, уже откажемся от подобного типа оружия. Итак, я вставляю заряд в патронник. Обратите внимание, что капсюль направлен в нашу сторону. Вы спрашиваете, из чего он сделан? Из скрученной нитрированной бумаги, пропитанной порохом. Теперь я поднимаю ствол левой рукой, затворяю казенную часть, и «Марк-1» готов к стрельбе. Если по каким-либо причинам капсюль не воспламенится, вы можете всыпать немного пороха в эту вспомогательную прорезь. В случае осечки взводите курок большим правым пальцем. При каждом выстреле гильза выбрасывается в отверстие с левой стороны. Чтобы они не попадали в лицо стрелка, здесь установлен небольшой защитный щиток.

Помощник ван Бума принес большую деревянную мишень и установил ее на раме с четырьмя ножками. Цель находилась на расстоянии двадцати ярдов. Ван Бум повернулся к ней, поднял ружье и осмотрелся по сторонам.

— Прошу вас встать за мной, джентльмены, — сказал он. — Ствол еще не опробован и может разорваться. При полете поверхность пули нагревается, и поэтому бакелит оставляет позади себя вполне различимую полоску дыма. Из-за малого веса пластиковой пули нам пришлось увеличить калибр. Однако крупные размеры усилили сопротивление воздуха, и это отразилось на тактико-технических данных. Тем не менее, если мы пустим «Марк-1» в серийное производство — против чего я категорически возражаю, — калибр пули придется доводить до семидесяти пяти единиц. В настоящий момент дальность поражения достигает пятидесяти ярдов, но после тридцати ярдов точность ухудшается, и я не советую вам стрелять по целям дальше этого расстояния.

В бойке находился кусочек кремня. Когда ван Бум нажал на курок, раздался щелчок, кремень чиркнул по шершавой фрезе, и искры посыпались на зарядную полку. Капсюль порохового заряда воспламенился, раздался выстрел, и на все это ушло столько времени, чтобы успеть сказать «щелк-пш-ш-бабах». Ван Бум снова прицелился, так как ствол при ударе тяжелого бойка отклонился в сторону.

Пуля оставила после себя тонкую полоску дыма, которая тут же растаяла на ветру. Сэм, выглянув из-под локтя ван Бума, увидел пологую дугу дымного следа, а потом мишень дрогнула, и в ее центре возникла большая дыра. Очевидно, главный инженер уже успел пристреляться; во всяком случае, его выстрел произвел на советников огромное впечатление.

— Такая пуля не может пробить человеческое тело насквозь, но наносит тяжелые ранения, — объяснял ван Бум. — Она раздробит на куски любую кость.

Целый час консулы и члены Совета с ребяческим восторгом стреляли по очереди из ружья. Король Иоанн буквально сиял от восторга. Он впервые в жизни видел огнестрельное оружие и даже не пытался скрыть своего благоговейного трепета. Его знакомство с порохом состоялось через несколько лет после воскрешения, но до сего времени он имел дело только с бомбами и деревянными ракетами.

Наконец ван Бум сказал:

— Если вы будете продолжать в таком же темпе, джентльмены, наш запас пуль подойдет к концу — а на них, между прочим, ушло немало труда и материалов. По этой причине я предлагаю закончить контрольные испытания. Как видите, у «Марка-1» есть два больших недостатка: во-первых, точность стрельбы возможна только на ограниченном расстоянии; а во-вторых, на выстрел уходит слишком много времени и пороха. Хороший лучник может свалить трех стрелков с ружьями, пока те будут заряжать свои мушкеты и приближаться на тридцать ярдов. Кроме того, пластиковые пули нельзя использовать по нескольку раз, как стрелы.

— Все это мелочи! — возразил Сэм. — Поймите, огнестрельное оружие еще раз продемонстрирует нашим врагам технологическое и военное превосходство Пароландо. Мы напугаем до смерти любую армию еще до того, как начнется битва. Вы забываете, что обучение хорошего лучника занимает много времени — а из ружья можно стрелять уже после первой вводной лекции.

— Это верно, — согласился ван Бум. — Но будет ли какой-нибудь толк от вашего скороспелого стрелка? На мой взгляд, нам надо делать стальные арбалеты. Их скорострельность почти не уступает лукам, а обращаться с ними так же просто, как с ружьями. У стрел есть два огромных преимущества: их можно использовать много раз и они, черт возьми, более смертоносны, чем эта шумная и вонючая хлопушка.

— Нет, сэр, подождите! Здесь вы абсолютно не правы! — воскликнул Сэм. — Я вынужден настаивать на изготовлении хотя бы пары сотен ружей. Мы экипируем ими боевой отряд пароландских пистольеро, и вы увидите, наши воины станут ужасом Реки! Да-да, вы еще увидите!

Глава 18

На этот раз король Иоанн принял сторону Сэма. Два первых ружья, по мнению экс-монарха, следовало отдать ему и Клеменсу, а следующую дюжину он потребовал для своих телохранителей. Далее они могли приступить к организации и тренировкам отряда пароландских стрелков.

Сэм был благодарен за поддержку, но пообещал себе тщательно проверить каждого человека, принятого в отряд. Ему не хотелось, чтобы стрелков набирали только из преданных Иоанну людей.

Ван Бум не скрывал своего возмущения.

— Если вы не понимаете слов, давайте держать пари. Я сделаю хороший тисовый лук и двенадцать стрел, а потом встану в пятидесяти ярдах от вас. По сигналу ваша восьмерка начнет стрелять в меня из ружей с какого угодно расстояния. Я обещаю уложить всех вас еще до того, как вы приблизитесь на опасную дистанцию! Хотите попробовать? Я ставлю на кон свою жизнь!

— Мистер ван Бум, не будьте ребенком! — упрекнул его Сэм.

Инженер патетически закатил глаза:

— И меня же еще называют ребенком! Посмотрите на себя! Вам просто захотелось поиграть с ружьями, и ради этого вы готовы поставить под удар Пароландо и… ваш корабль.

— Как только ружья будут готовы, вы можете приступить к изготовлению арбалетов, — ответил Сэм. — И знаете, что я сейчас придумал? Мы должны сделать для наших стрелков бронированные доспехи! Они полностью перечеркнут все ваши возражения. Как же я раньше до этого не додумался? Сталь отразит любое оружие каменного века. Вы только представьте себе такую картину! Враги стреляют из тисовых луков — а нам плевать на кремневые наконечники их стрел! Противник и оглянуться не успеет, как мы вышибем его в другую страну.

— Вы забываете, что в обмен на сырье мы отдаем нашим соседям руду и оружие, — сказал ван Бум. — На вражеских стрелах могут оказаться стальные наконечники, которые пробьют вашу броню.

— С вами трудно иметь дело, — со вздохом ответил Сэм. — Наверное, это объясняется тем, что вы наполовину голландец.

— Если ваш тип мышления типичен для всех белых, то я рад, что родился зулусом, — парировал инженер.

— Давайте не будем ссориться, — ответил Сэм. — И примите наши поздравления по поводу создания прекрасного ружья. Хотите, мы назовём его «Ван Бум», модель первая? Как вам такое название?

— Я не хочу, чтобы мое имя имело какое-то отношение к орудию убийства, — сказал инженер. — Ладно, будь по-вашему! Вы получите свои двести ружей. Только в серийный поток мы пустим не это дерьмо, а улучшенную версию «Марк-2».

— Дайте нам сначала двести ружей первой модели, — произнес Сэм. — «Марк-2» подождет. В погоне за идеальным оружием мы можем оказаться в критический момент вообще без ничего. Кроме того…

Он принялся обсуждать особенности «Марка-2». Клеменс имел неутолимую страсть к механическим приспособлениям. На Земле он изобрел множество вещей, которые, по его мнению, должны были принести ему богатство. Первой в этом списке стояла типографская машинка Пейджа, на которую он угрохал — именно угрохал — все деньги, полученные за книги. Сэм с горечью вспомнил об этом ненасытном монстре, и на миг вместо ван Бума перед ним возникла жалкая фигура Пейджа. Он даже вздрогнул от беспричинной паники и давно забытой вины.

Ван Бум перевел разговор на огромное количество материалов, вложенных в строительство ПА-1 — образца их первого аэроплана. Пропустив мимо ушей жалобы инженера, Клеменс направился к ангару, построенному в миле к северу от его дома. Советники поспешили следом. Аэроплан находился на стадии завершения, но по-прежнему выглядел как скелет птеродактиля с тростниковой корзиной вместо кабины.

— Он напоминает мне самолеты, которые строились в 1910 году, — сказал фон Рихтхофен. — Управляя этой стальной стрекозой, я буду сидеть в кабине, открытый выше пояса всем ветрам. Сейчас главной задачей является проверка мотора, который работает на древесном спирте. Мы еще не уверены, что он поднимет эту штуку в небо.

По словам барона, первый полет должен состояться через три недели. Фон Рихтхофен показал Сэму чертежи ракетных установок, которые предполагалось закрепить под крыльями.

— Мы думаем оснастить самолет шестью небольшими ракетами, но основным его назначением будет являться разведка. Против ветра нам вряд ли удастся выжать сорок миль в час, но полет есть полет — даже на такой черепашьей скорости.

Сэм огорчился, что в кабине не предусмотрено второе сиденье. А ему так хотелось подняться в воздух — впервые в жизни, вернее, впервые за две жизни. Фон Рихтхофен пообещал, что следующая модель будет двухместной и Клеменс станет первым авиапассажиром в мире Реки.

— Только сначала вы все проверьте как следует, — добавил Сэм.

Он ожидал, что Иоанн начнет протестовать и настаивать на своем первенстве. Но тому, очевидно, не хотелось расставаться с землей.

Обход завершился на верфи, расположенной у Реки между ангаром и домом Клеменса. Там, окруженный строительными лесами и подпорками, стоял вездеход — гордость и козырная карта Пароландо. Рабочие обещали спустить его на воду через неделю. «Огненный дракон-1» представлял собой прообраз танка-амфибии, который Сэм планировал использовать в качестве катера на большом пароходе. Это была прекрасная боевая машина тридцати двух футов длиной, с броней из стали и толстых листов дюралюминия, с гребными винтами и тремя орудийными башнями на верхней палубе. Мощный двигатель работал на древесном спирту. Команда состояла из одиннадцати человек. Вездеход развивал огромную скорость как на суше, так и на воде. Сэм Клеменс гордился им, как своим детищем, и считал его непобедимым.

Похлопав ладонью по холодной броне, он взглянул на советников и с усмешкой сказал:

— Зачем нам тревожиться о каких-то лучниках? Или даже о целой армии? Этот джаггернаут может сокрушить любое государство в речной долине. Недавно мы установили на нем паровые пушки — наше последнее изобретение! Такого оружия не было даже на Земле, а что уж говорить об этом мире! Теперь вы понимаете, почему нам понадобился паровой котел?

Как всегда, обход поднял его настроение. Правда, строительство корабля только начиналось, но всему свое время. Прежде требовалось защитить Пароландо и сделать необходимые приготовления. Клеменс еще раз усмехнулся, потер ладони и удовлетворенно запыхтел сигарой, втягивая в легкие зеленый дым.

А потом он увидел Ливи.

Сэму вспомнилось ее пожелтевшее лицо, измученное многолетней болезнью, блеклые остекленевшие глаза, когда она умерла в Италии в 1904 году. Там, в горе и нужде, она любила его и только его! А теперь, воскресшая, молодая и красивая, она отдала свою любовь другому мужчине.

Приближалось время обеда, и Ливи направлялась к питающему камню. Очаровательную грудь прикрывал тонкий полупрозрачный шарф; алые края белой юбки достигали середины бедер. Сэм не мог отвести глаз от ее прекрасной фигуры, длинных и стройных ног, прелестного и дорогого лица, которые он когда-то целовал и ласкал в далекой прошлой жизни. Все те же большие сияющие глаза и шелковистый гладкий лоб, влекущие губы и маленькие белые зубки. Ливи, как и прежде, расчесывала волосы на пробор, а вдоль щек, почти до плеч, спускались два локона. За ушком виднелась малиновая «роза», которую она сорвала с лианы, обвивавшей «железное» дерево. Высокую шею украшало ожерелье из красных спиральных позвонков рогатой рыбы.

Сердце забилось, как маленькая птаха, посаженная в тесную клетку, Сэм почувствовал себя беспомощным и робким.

А она приближалась, плавно покачивая бедрами, и ее груди подрагивали под тонкой тканью. Там, на Земле, Оливия вела себя очень скромно и всегда носила длинные платья, скрывавшие тело от шеи до лодыжек. Она стеснялась даже его, своего мужа, и никогда не раздевалась перед ним при свете. Но теперь ее вид напоминал ему полуобнаженных женщин с Сандвичевых островов.

Осознав свою ханжескую щепетильность, Сэм тут же понял причину этого чувства. Свое невольное влечение к туземкам он вытеснил надуманным отвращением к их наготе. Однако оно не имело никакого отношения к поведению полинезиек и объяснялось только его внутренней закомплексованностью.

Ливи получила пуританское воспитание, но оно не уничтожило в ней живое существо. Даже там, на Земле, ей нравилось пить спиртное и особенно пиво. Она несколько раз пробовала курить, порою сильно сомневалась в Боге, а позже, переняв привычку Сэма, любила выдать парочку крепких ругательств, когда девочек не было рядом. Однако ее зря обвиняли в том, что она подвергала его книги строгой цензуре и якобы кастрировала их до неузнаваемости. Нет-нет, этим цензором являлся он сам.

Впрочем, Ливи всегда умела приспосабливаться к окружению. Она брала от жизни все, что хотела. Перечеркнув двадцать лет надежд и ожиданий Сэма, она влюбилась в Сирано де Бержерака, и необузданный француз пробудил в ней женщину, о которой мечтал теперь ее бывший муж. К своему стыду и смущению, Сэм признавал, что ему помешали сделать это нелепые моральные запреты и простая сексуальная безграмотность. Хотя после долгих лет в мире Реки и частого употребления мечтательной резинки от его былой сдержанности остались жалкие крохи.

Тем не менее он опоздал — опоздал навсегда. Но вот если бы Сирано погиб в бою или, например, под случайно упавшим грузом…

— Привет, Сэм, — сказала она по-английски. — Прекрасный денек сегодня, правда?

— Здесь каждый день прекрасен, — ответил он. — Трудно что-то сказать о погоде, когда она сама говорит за себя.

Ливи звонко рассмеялась, и Сэм почувствовал, как по его виску покатилась капелька пота.

— Ты не составишь мне компанию? — спросила она. — Скоро обед, и я иду к питающему камню.

Каждый день Сэм давал себе клятву обходить ее стороной, чтобы не трепать понапрасну нервы. И каждый день снова искал повод для встречи с Ливи, по-детски надеясь на какое-то чудо.

— Как поживает Сирано? — спросил он.

— О-о! Он просто счастлив. Билдрон, мастер по ковке мечей, обещал сделать ему рапиру — конечно, после того, как одарит шпагами тебя и всех членов Совета. А Сирано так долго ждал! Мы ведь и пришли сюда ради этой рапиры. Кто-то рассказал ему об упавшем метеорите, мы тут же собрались и отправились в путь. И вскоре величайший фехтовальщик в мире докажет вам всем, что его репутация не выдумка и не плод фантазии, как утверждают некоторые лжецы.

— Успокойся, Ливи. Никто из нас не говорил, что подвиги твоего Сирано высосаны из пальца. Просто их немного преувеличили, вот и все. Не станешь же ты убеждать меня в том, что он в одиночку отбил атаку двухсот солдат.

— Но он действительно участвовал в сражении при Порте-де-Несле! И там не было двухсот солдат! Ты снова пытаешься превратить все в фарс. В тот день на него напала толпа наемных бандитов — максимум сотня или около того. Да пусть их даже было двадцать пять! Какая разница? Спасая шевалье де Линьера, Сирано разогнал мерзавцев, как стадо овец. Двоих он убил, семерых ранил, а остальные разбежались кто куда. И поверь мне, это чистая правда!

— Я не намерен обсуждать достоинства и заслуги твоего мужчины, — ответил Сэм. — И мне не хочется спорить и ссориться с тобой. Давай лучше поговорим о былых днях, когда мы не могли жить друг без друга — о том времени, когда ты еще не болела.

Ливи остановилась. Ее лицо стало мрачным.

— Я всегда знала, что ты ненавидел меня из-за этой болезни.

— О чем ты говоришь! Я любил тебя, Ливи! Любил! И еще меня мучила вина за то, что ты болела, а я был здоров. Но мне бы и в голову не пришло обижаться на тебя за твою болезнь — тем более ненавидеть. Ненависть я всегда приберегал только для самого себя.

— Похоже, с ненавистью я действительно перегнула, — ответила Ливи. — Но моя болезнь была тебе в тягость, и ты демонстрировал мне это самыми разнообразными способами. Ты, конечно, мог считать себя нежным и благородным мужем — и по большому счету имел на это право — но бывали моменты, когда твой взгляд, бормотание и жесты… О Боже! Я просто не в силах этого описать! Ты негодовал, испытывал ко мне отвращение, а я все чувствовала и страдала от того, что была больна!

— Нет, Ливи! Нет!

Услышав его громкий крик, несколько человек обернулись в их сторону.

— Что толку спорить об этом? Сердился ты на меня или ненавидел — теперь это не имеет никакого значения. Я любила тебя, Сэм, да и сейчас еще немного люблю. Но между нами больше ничего не будет.

Всю остальную часть пути он молчал. Дым сигары казался вонью подгоревшей капусты.

Сирано к питающему камню не пришел. Он руководил строительством стены, которая возводилась на берегу Реки. Сэм даже вздохнул от облегчения. Ему с трудом давались эти встречи с Ливи, но, когда рядом был и француз, он просто не находил себе места.

Они расстались, даже не взглянув друг на друга.

К нему приблизилась красивая женщина с пушистыми волосами цвета меди. На какое-то время Сэм отвлекся от горестных мыслей. Ее звали Гвенафрой. Она родилась в той стране, которая позже стала Корнуоллом. Смерть настигла ее в семилетнем возрасте, когда финикийцы приплыли к ним и захватили оловянный рудник. Она воскресла среди людей, которые не понимали древнекельтского языка, и ее приняла община англичан. По словам Гвенафры, этих людей возглавлял сэр Ричард Фрэнсис Бёртон — тот самый, которого Сэм, возможно, видел на берегу перед падением метеорита. Бёртон и его друзья построили небольшой парусный корабль и отправились к верховьям Реки — что вполне соответствовало характеру человека, который полжизни изучал неисследованные области Африки и других континентов. На Земле он искал истоки Нила и нашел вместо них озеро Танганьика. В этом мире Бёртон снова пустился на поиски истока — истока самой величайшей из всех рек. И его не пугала мысль о том, что Река тянулась на десять миллионов миль.

Почти год спустя после начала плавания их корабль атаковали речные пираты. Один из злодеев ударил маленькую Гвенафру ножом и бросил ее в Реку. Утонув, она вновь воскресла далеко на севере. Там было холоднее, небеса казались тусклыми, а местные жители говорили, что через двадцать тысяч камней начиналась жуткая страна, где над горами появлялся лишь краешек солнца. В том сумеречном краю обитали волосатые люди, похожие на обезьян, чей рост достигал трех ярдов, а вес — восьмисот фунтов.

(Сэм знал, что она говорила о титантропах — сородичах Джо Миллера.)

Люди, к которым попала Гвенафра, общались на Suomen-kielta, то есть на финском языке. Чуть ниже по Реке жили шведы — мирный народ из двадцатого века. Гвенафра росла в покое и довольстве; приемные родители заботились о ней, как о родной дочери. Она выучила финский, шведский и английский языки, освоила эсперанто и китайский диалект четвертого века до Рождества Христова.

В один из дней, по роковой случайности, она утонула и оказалась здесь. Вспоминая Бёртона, Гвенафра испытывала к нему свою первую девичью любовь, но, будучи реалисткой, не раз делила ложе с другими мужчинами. Сэм слышал, что она недавно порвала с очередным любовником. Ей хотелось найти преданного и верного спутника, которого она могла бы назвать своим мужем. Однако верных мужчин в этом мире найти было непросто.

Гвенафра нравилась Сэму. Он давно предложил бы ей поселиться в его доме, если бы не страх рассердить Ливи — нелепый и детский страх. Сблизившись с Сирано, она не имела на Клеменса никаких прав. И Ливи не раз говорила ему, что ее не волнует его личная жизнь. Но он боялся брать в дом другую женщину, так как это навсегда разорвало бы то тонкое и последнее звено, которое связывало его и Оливию.

Поговорив с Гвенафрой, Клеменс с удовольствием убедился, что девушка все еще свободна.

Глава 19

Обед получился неудачным. «Колесо рулетки», спрятанное где-то между первым и вторым дном грааля, выдало наперченное мясо, которое могли бы проглотить только индейцы из племени гошатов. Впрочем, и их потом скрутила бы изжога. Сэм выбросил еду в мусорную корзину и в качестве утешительного приза извлек из грааля две сигары, пачку сигарет и шесть унций незнакомого, но изысканного напитка, от запаха которого его вкусовые сосочки пустились в пляс.

Последовавшее затем заседание Совета заняло три часа. После многочисленных пререканий и нескольких длинных речей было решено вынести на всеобщее голосование вопрос о конституционной поправке и выборах временного советника. Король Иоанн задержал совещание на час, поставив под сомнение необходимость подобного референдума. Он требовал принять поправку непосредственно на заседании Совета и не понимал, к чему вся эта суета из-за такого пустякового дела. Все доводы Сэма отскакивали от него как от стенки горох, поскольку бывший монарх органически не переваривал идею демократии.

Совет единодушно проголосовал признать Фаербрасса полномочным послом Душевного Города. Иоанн предложил приставить к нему нескольких наблюдателей, и советники согласились, что это очень ценное предложение.

Воодушевленный похвалой, король встал и произнес пылкую речь, временами сбиваясь с эсперанто на франко-нормандский диалект. Иоанн считал, что их страна должна захватить Душевный Город, прежде чем черные сарацины двинутся войной на Пароландо. По его словам, вторжение следовало начать сразу же после изготовления ружей и «Огненного дракона-1» — их славного бронированного вездехода. Однако вначале он советовал опробовать оружие и стрелков на более слабой, но дерзкой Новой Бретани, так как, по сведениям его шпионов, принц Артур усиленно готовился к захвату железного рудника.

Два прихлебателя Иоанна поддержали его воинственные устремления, но остальные, включая и Клеменса, проголосовали против. Бывший монарх покраснел от гнева. Он выругался, грохнул кулаком по дубовому столу, но никто из советников не изменил своего решения.

После ужина сигнальные барабаны передали сообщение из Душевного Города. Фаербрасс обещал прибыть на следующий день, немногим раньше обеда.

Сэм удалился к себе. При свете лампы, заправленной рыбьим жиром, — в канун долгожданной электрификации — он, ван Бум, Таня Белицкая и Джон Уэсли О’Брайен обсуждали узлы парохода и рисовали черновые эскизы. Бумаги катастрофически не хватало, и они с ужасом думали о тех временах, когда им потребуются рабочие чертежи корабля. Однако, как оказалось, ван Бум уже позаботился об этом, и химики пообещали ему наладить производство особой пластиковой «бумаги». Предполагалось, что линии будут выполняться магнитными «карандашами», а вместо ластиков планировалось использовать размагничивающие устройства. Сэм похвалил инженера за предусмотрительность, но потребовал приступить к строительству парохода сразу после ходовых испытаний танка-амфибии. Ван Бум стал возражать. По его мнению, сначала следовало закончить подготовительные работы.

Перед окончанием встречи он вытащил из чехла ружье и протянул его Сэму Клеменсу.

— Пока у нас их только десять, — сказал он. — Но этого «Марка» мы дарим вам как знак уважения всех инженеров Пароландо. Вот здесь двадцать пороховых зарядов и двадцать пластиковых пуль. Если вы положите под подушку заряженное ружье, ваш сон станет гораздо крепче.

Клеменс поблагодарил его, и инженеры ушли. Закрыв за ними дверь, Сэм отправился в заднюю комнату, чтобы немного поболтать с Джо. Тот еще не спал. Он отказался принимать успокоительное и сказал, что утром попытается встать с постели. Пожелав другу спокойной ночи, Клеменс ушел в свою спальню, которая находилась рядом с «рулевой рубкой». Выпив пару глотков бурбона, он лег и заснул с печальной мыслью о том, что ночь разбудит его неистовым шумом дождя и ему снова придется крутиться с боку на бок, хватая за хвост свой увертливый и пугливый сон.

Его действительно разбудил шум. Однако дождь давно прошел. Откуда-то издалека доносились крики. Внезапно прогремел взрыв, и дом закачался на опорах. Вскочив с постели, Сэм быстро обмотал талию покрывалом, схватил топор и побежал в «рулевую рубку». Он запоздало вспомнил о ружье, но решил вернуться за ним позже.

Вдоль берега Реки стелился густой туман, и из него выбегали сотни темных человеческих фигур. Над зыбкой пеленой виднелись кончики высоких мачт. На холмах и равнине пылали факелы и грохотали барабаны.

Раздался еще один взрыв. Яркая вспышка разорвала предутренний мрак и осветила тела, разлетавшиеся в разные стороны.

Взглянув в правый иллюминатор, Сэм увидел, как из ворот бревенчатого дворца выбегают люди Иоанна. Среди них он заметил коренастую фигуру бывшего короля.

Из речного тумана появлялись все новые и новые фигуры. В ярком свете звезд отчетливо виднелись развернутые шеренги врагов. Их отряды неудержимо прорывались через равнину к холмам, а передние ряды уже приближались к заводской зоне. Внутри двух фабрик прозвучали взрывы. Нападавшие пытались вытеснить защитников с оборонительных рубежей и забрасывали их ручными бомбами. Внезапно Клеменс увидел красный шлейф ракеты. Впереди, в центре огненного клубка, виднелось что-то черное. Он бросился на пол, и в ту же секунду снаряд взорвался под «рубкой». Пол накренился, оконные стекла разлетелись вдребезги, и Сэма окутал едкий дым, который тут же отнесло в сторону порывом ночного ветра.

Клеменс хотел вскочить и побежать, но не мог шевельнуться. Его контузило при взрыве снаряда. Не в силах сбросить удушающего оцепенения, он с ужасом ждал новой ракеты — более точной и роковой.

Огромная рука встряхнула его за плечо и подняла вверх. Другая рука обхватила колени. Сэм почувствовал, что его куда-то несут. Коснувшись щекой волосатой груди, он понял, кому принадлежат эти мускулистые и теплые руки. Низкий голос прорвал глухоту, и из темного туннеля померкшего сознания донеслись слова:

— Взе нормально, бозз. Узпокойзя.

— Опусти меня, Джо, — прошептал Сэм. — Я в полном порядке, и мне стыдно, что ты меня несешь. А если я снова почувствовал стыд, значит, со мной действительно все нормально.

Темнота перед глазами поблекла; вакуум в голове заполнился обрывками мыслей и чувством относительного спокойствия. Вид массивного титантропа вернул ему смелость и рассудительность. Добрый старый Джо — пусть он был немного глуповат и в данный момент немного болен, его не заменил бы и целый батальон.

Джо надел кожаный панцирь. В одной руке он сжимал огромный топор с двойным лезвием.

— Кто эти люди? — спросил он. — Они из Душевного Города?

— Не знаю, — ответил Сэм. — Как ты себя чувствуешь? Я имею в виду твою голову.

— Болит. Но я взе равно буду зражатьзя. Куда мы пойдем?

Сэм повел его вниз к подножию холма, где вокруг Иоанна собирались люди. Он услышал, как кто-то окликнул его по имени, и увидел высокую сухощавую фигуру де Бержерака. Рядом стояла Ливи. В одной руке она держала маленький деревянный щит, в другой — копье со стальным наконечником. Сирано возбужденно помахивал длинным клинком. Сэм недоверчиво покачал головой. В руке француза тускло мерцала рапира.

— Morbleu![69] — вскричал Сирано. — Кузнец отдал мне ее вчера после ужина! Он, наверное, понял, что больше тянуть не стоит!

Француз сделал изящный пируэт, и клинок рапиры со свистом рассек воздух.

Близкий взрыв заставил их броситься на землю. Клеменс осторожно приподнял голову и, не заметив других ракет, оглянулся на свой дом. «Рубка» получила прямое попадание — переднюю часть снесло взрывной волной. Пламя все ближе подбиралось к «Техасу», и где-то там сейчас горел его дневник. На глазах у Сэма навернулись слезы. Он знал, что из всего имущества уцелеет только один грааль. Серый цилиндр не поддавался разрушению.

Через несколько минут пароландские ракетчики нанесли ответный удар из деревянных базук. Пламенея огненными хвостами, снаряды мчались по пологим дугам, взрывались среди вражеских шеренг, и черный дым, окрашенный бликами пламени, относило в сторону от разорванных трупов и раненых солдат.

Прибывшие разведчики прояснили обстановку. Атака со стороны Реки велась одновременно в трех направлениях.

Свои основные силы противник сосредоточил в центре, намереваясь, по всей видимости, захватить лидеров Пароландо, крупные фабрики и знаменитый вездеход-амфибию. Два других отряда действовали на флангах — в миле с каждой стороны. Вражеская армия состояла из воинов Новой Бретани, Клеоменджо и страны Альмакс, которая располагалась на другом берегу Реки. Дикари Альмакса некогда населяли Сибирь. За тридцать тысяч лет до Рождества Христова их племена переправились через Берингов пролив и положили начало истории американских индейцев.

«У Иоанна неплохая разведывательная сеть, — подумал Сэм. — А что, если он и спровоцировал это нападение? Нет, войдя в сговор с врагами, он не стал бы рисковать жизнью под градом ракет…»

Кроме того, принц Артур никогда бы не пошел на переговоры со своим убийцей.

Ракеты, выпущенные с обеих сторон, полосовали небо огненными дугами. Пятифунтовые боевые головки, начиненные каменной шрапнелью, наносили тяжелый урон. Защитники Пароландо имели преимущество: пока их ракеты взрывались в рядах противника, они прижимались к земле или прятались за стенами домов. Со своей стороны, захватчики не могли остановить атаки, так как это в конечном счете привело бы к их поражению.

Дрожа от страха, Клеменс лежал на земле и ожидал очередного шумного взрыва. Он молил небеса, чтобы следующая ракета упала не ближе предыдущей. Сквозь звон в полуоглохших ушах до него доносились душераздирающие крики раненых, но он был слишком напуган, чтобы думать о других. Внезапно вспышки ракет перестали расцвечивать ночь. Джо встряхнул Сэма за плечо, и тот изумленно поднял голову. Люди вокруг него торопливо вскакивали на ноги. Сержанты выкрикивали приказы оглохшим солдатам, равняя ряды и восстанавливая боевой порядок. Враг надвигался, обе стороны готовились к рукопашной, и никто уже не смел выпускать реактивные снаряды.

Впереди бурлило темное море — орда вопящих дикарей. Шквал стрел выкашивал их ряды, но они неудержимо рвались к вершине холма, перепрыгивая через раненых и мертвых. Устилая склон трупами, они смели передние шеренги пароландских воинов, и тогда в ход пошли копья, дубины и топоры.

Сначала Сэм сражался рядом с Джо Миллером, который медленно продвигался вперед и дробил черепа врагов огромным топором. Потом гигант упал. Враги набросились на него, как стая шакалов на поверженного льва. Сэм рванулся к нему на помощь. Проломив топором бамбуковый щит, он снес какому-то альмаку голову и отсек у другого поднятую вверх руку. Жгучая боль полоснула его по ребрам. Сэма толкнули в спину, и топор, застрявший в чьем-то черепе, вырвался из рук. Клеменс покатился по склону холма, налетел на груду бревен и в нескольких ярдах от себя увидел пылавшие развалины своего дома.

Рядом, почти под боком, валялось ружье — дарственный «Марк-1», который Сэм оставил у изголовья кровати. Неподалеку в траве лежали три патрона и несколько пластиковых пуль. Очевидно, их выбросило из дома взрывной волной.

Перед ним, сцепившись в смертельном поединке, боролись два воина. Постанывая от усилий и яростно вглядываясь в окровавленные лица друг друга, они кружились в медленном танце под крики и звон кровавой сечи. В одном из них Сэм узнал короля Иоанна. Второй был немного выше, но не так крепок телом. Он потерял свой шлем, и его каштановые волосы разметались по плечам. Голубые глаза сверкали холодным огнем, отражая пламя горевших домов.

Зарядив ружье пулей и пороховым зарядом, Сэм захлопнул ствол и поднялся на ноги. Двое мужчин, попеременно наседая друг на друга, старались нанести решающий удар. Иоанн сжимал в правой руке стальной нож, а левой удерживал кисть противника, в которой находился стальной топор. Мужчина с каштановыми волосами, перехватив руку Иоанна, старался отклонить его нож от своих глаз.

Сэм осмотрелся и, не заметив поблизости врагов, приблизился к боровшейся паре. Он поднял ружье, прицелился и нажал на курок. Прозвучал сухой щелчок. Оружие вздрогнуло от удара тяжелого бойка. Как только Сэм выровнял ствол, раздался выстрел, и сквозь облако дыма он увидел, как противник Иоанна, отступив на шаг, повалился на землю. Пуля снесла ему правую часть черепа. Экс-монарх, задыхаясь, рухнул на его тело. Через минуту он встал и подошел к Сэму, который перезаряжал ружье.

— Благодарю вас, партнер! Вы только что убили моего племянника Артура!

Клеменс промолчал. Будь у него побольше выдержки, он подождал бы, пока Артур прикончит Иоанна, и только потом расправился бы с принцем. Но по иронии судьбы Сэм спас человека, чья смерть принесла бы ему огромное облегчение. В благодарность Иоанна он не верил. В прогнившей душе короля не было места для подобного чувства.

Зарядив ружье, Сэм побежал на поиски Джо Миллера. В гуще схватки он увидел Ливи, которая, шатаясь, отступала под натиском рослого альмака. Левая рука дикаря свисала плетью, но он яростно размахивал каменным топором. У Оливии сломалось копье. Она прикрывалась маленьким щитом, и тот трещал под градом ударов. Схватив ружье за ствол, Сэм обрушил приклад на голову альмака, и дикарь повалился наземь. Ливи, рыдая и хватая ртом воздух, упала на траву. Осмотрев ее раны, Клеменс убедился, что они не представляли собой ничего серьезного. Он снова отправился разыскивать Джо и вскоре заметил его на краю котлована. Миллер вновь рассекал толпы врагов, проламывая головы и калеча тела своим огромным стальным топором.

Сэм увидел воина с длинным копьем, который подкрадывался к титантропу сзади. Клеменс прицелился, выстрелил, и пластиковая пуля разнесла человеку грудную клетку.

Через несколько минут атака угасла. Среди альмаков началась паника, и они побежали к Реке-. В серых сумерках рассвета было видно, как с севера и с юга приближались шеренги пароландских воинов. Разбив фланговые колонны врага, они спешили на помощь центру, и их численность раз в десять превосходила количество уцелевших дикарей. Вновь замелькали огненные хвосты ракет. Снаряды взрывались среди лодок и каноэ, которые ожидали отступавших воинов.

Сэм чувствовал себя слишком возбужденным, чтобы расстраиваться из-за убытков и потерь. Он впервые победил свой страх, который охватывал его во время каждого сражения. Более того, последние десять минут он упивался неистовым восторгом битвы.

Однако в следующий момент его приподнятое настроение сменилось раздраженным негодованием. Из людского месива на залитом кровью берегу появился обнаженный Герман Геринг. Его глаза пылали фанатичным огнем, на голове и теле виднелись рваные раны. Воздев руки к небу, он закричал:

— Братья и сестры! Стыдитесь дела рук своих! Остановите эту жестокую бойню! Ибо вы убиваете, вы ненавидите, вы жаждете крови и наслаждаетесь убийством! Почему бы вам не отбросить оружие прочь? Что вам мешает возлюбить своих врагов? Почему вы не даете им делать с вами то, что они хотят? Да, вас предадут мукам и жестокой смерти, но конечная победа — победа духа — останется за вами! И тогда враг почувствует вашу любовь! И в следующий раз он задумается, прежде чем начать войну! И тогда он снова и снова спросит себя: «Что же я делаю? Зачем я делаю это? Я же ничего не получаю от убийств и насилия» — и ваша любовь просочится в его очерствевшее сердце, и он…

Внезапно позади Геринга возникла коренастая фигура Иоанна. Он ударил проповедника рукояткой тяжелого ножа, и тот упал как подкошенный, уткнувшись лицом в песок.

— У нас и без того предателей хватает! — закричал Иоанн. — Где Тримальдио и Мордаунт? Где, черт возьми, эти гнусные шпионы?

— У них хватило ума убраться из Пароландо, — ответил Сэм. — Боюсь, вы больше никогда не увидите своих наемных убийц. Они поняли, что вам стало известно об их измене.

В принципе, Иоанн нарушил закон, ударив Геринга. Свобода слова была неотъемлемым правом каждого гражданина Пароландо. Однако Сэм понимал, что арест короля вызвал бы всенародное недовольство. В тот момент многим хотелось стереть Геринга в порошок.

Мимо него, пошатываясь от изнеможения, прошла Ливи. Сэм последовал за ней — туда, где на куче трупов сидел Сирано. Француз получил в бою двенадцать ран, но показал себя прекрасным воином. Кровь врагов покрывала клинок его рапиры до самого эфеса.

Ливи бросилась в объятия Сирано. Сэм отвернулся. Он спас ей жизнь, а у нее даже не нашлось для него слов благодарности.

Позади послышался треск и грохот. Оглянувшись, Клеменс увидел, что это рухнули развалины его дома.

Сэм почувствовал упадок сил. Однако он знал, что отдыхать ему сегодня не придется. Совету следовало оценить нанесенный ущерб. Мертвые тела предстояло перенести на фабрики, где их перетопленный жир должен был пойти на изготовление глицерина. Как бы омерзительно ни выглядел этот процесс, он позволял получать вещество, необходимое для взрывчатки. Поэтому никто из жителей не возражал против такого использования трупов. Люди знали, что после смерти они проснутся в новых телах, хотя и за много миль от заводов и фабрик Пароландо.

Кроме того, все население требовалось бросить на восстановление разрушенных укреплений и пополнение боевого арсенала. Необходимо было разослать курьеров и разведчиков для выяснения политической ситуации в соседних странах. Воины Альмакса, Клеоменджо и Новой Бретани могли вернуться и предпринять еще более мощное нападение.

Подошедший капитан доложил, что лидер Клеоменджо найден мертвым на берегу Реки. Он погиб при взрыве ракеты, и каменная шрапнель разнесла Клеомену череп — вот такую странную смерть нашел брат спартанского героя, защищавшего от персов проход в Фермопилах. Вернее, такую кончину он нашел здесь, в этом районе мира Реки.

Сэм приказал отправить нескольких посыльных в Новую Бретань и Клеоменджо. Им полагалось уведомить население этих стран, что Пароландо готово воздержаться от нанесения ответного удара. Для установления мирных отношений их новым лидерам следовало подписать торговые соглашения на поставку древесины и минералов. Узнав об этом, Иоанн выразил свое недовольство и поинтересовался, на каком основании Сэм принимает государственные решения без предварительного обсуждения с ним и членами Совета. После небольшого спора Клеменс признал неправомочность своих действий, но сослался на неотложность вопроса и нехватку времени. Иоанн напомнил, что по закону Сэм должен находить на это время и что любое решение может приниматься только при согласии обоих консулов.

Как бы Сэм ни артачился, он понимал, что Иоанн абсолютно прав. Отступив однажды от буквы закона, они в конечном счете начнут отдавать противоречивые приказы.

Уладив конфликт, консулы произвели совместный осмотр фабрик. Как оказалось, здания почти не пострадали. По всей вероятности, нападавшие старались обойтись без разрушений, планируя позже воспользоваться дарами своей победы. «Огненный дракон-1» получил лишь незначительные повреждения. Сэм содрогнулся, представив его в руках врагов. С помощью вездехода они могли бы уничтожить оборону центральной части Пароландо, а затем завершить разгром гарнизона на флангах. Клеменс решил, что отныне танк-амфибия будет находиться под усиленной охраной.

После обеда он ушел в хижину Совета и попытался заснуть. Однако стоило ему нырнуть в прохладные глубины сна, как кто-то встряхнул его за плечо. Сэм неохотно открыл глаза и увидел перед собой огромный нос Джо. Из его огромных ноздрей разило бурбоном.

— К нам прибыла делегация из Душевного Города. Она только что сошла на берег.

— Фаербрасс! — воскликнул Клеменс, вскакивая на ноги. — Я совсем о нем забыл! Пожалуй, он появился несколько некстати!

Сэм отправился на берег Реки, где у питающего камня причалил катамаран послов. Иоанн уже был там и встречал группу людей, которая состояла из шестерых негров, двух арабов и двух индусов. Фаербрасс оказался коренастым крепышом, с бронзовой кожей, курчавыми волосами и большими карими глазами, в которых поблескивали зеленые искорки. Могучие плечи и толстые мускулистые руки абсолютно не вязались с его худыми ногами. Благодаря им фигура посла напоминала перевернутую пирамиду. Он заговорил на эсперанто, потом перешел на английский, но чудовищный сленг и множество технических терминов сбили Клеменса с толку. Тем не менее ему понравилась чистосердечная простота Фаербрасса, и через несколько минут он почувствовал к нему искреннее расположение.

— Нам лучше снова вернуться к эсперанто, — с улыбкой сказал Сэм, подливая виски в чашу гостя. — Это космический жаргон или диалект Душевного Города?

— Тогда уж скорее язык марсианина, — ответил Фаербрасс. — В Душевном Городе говорят на упрощенном английском, но официальным языком считается эсперанто. Сам же Хакинг предпочитает арабский. — Взглянув на Абдаррахмана и Али Фасгули, он тихо добавил: — Впрочем, с некоторых пор наш вождь разочаровался в своих арабах.

— Как видите, мы не в состоянии сейчас устраивать какие-либо конференции, — сказал Сэм. — Во всяком случае, не теперь. Сначала нам надо привести в порядок территорию, восстановить разрушенные укрепления и получить информацию о том, что происходит в сопредельных странах. Однако мы рады вашему приезду и через несколько дней постараемся начать полноценные переговоры.

— Я не возражаю, — ответил Фаербрасс. — А вы позволите мне немного осмотреться?

— Я не против, но мой соконсул тоже должен дать на это свое согласие.

Выдавив из себя страдальческую улыбку, король Иоанн заявил, что рад оказать Фаербрассу такую услугу. Более того, он уже позаботился о почетном эскорте, который будет сопровождать членов делегации во время прогулок. Иоанн заверил послов, что те могут покидать свое жилище и днем и ночью — с такой охраной им нечего бояться.

Фаербрасс поблагодарил его за заботу, однако другой делегат, которого звали Абдуллой, начал громко протестовать, выкрикивая непристойности. Фаербрасс с минуту молчал, затем призвал своего коллегу к порядку и напомнил ему, что они находятся здесь в гостях, а не дома. Сэм признательно кивнул, но у него возникло подозрение, что сцена Абдуллы и Фаербрасса была подготовлена заранее.

Резкие слова негра адресовались белой расе вообще и никому из присутствовавших в частности. Тем не менее они задели Клеменса своей необоснованностью. Все, о чем говорил Абдулла, погибло вместе с Землей. Люди жили теперь в новых условиях и на новой планете. Но Сэм знал, что спорить с этим человеком бесполезно.

Он проводил делегатов к трем хижинам, которые располагались неподалеку друг от друга. Обитатели этих домов погибли в ночном сражении. На всякий случай Клеменс решил поселиться где-нибудь поблизости.

На берегу загрохотали сигнальные барабаны. Через минуту с другой стороны Реки донесся ответ. Новый вождь Альмакса просил мира и сообщал о том, что прежний владыка Шрубграин казнен народом за бесславное поражение. Его голову обещали доставить на каноэ в знак искреннего уважения к жителям Пароландо. В ответ Сэм пригласил нового вождя Зрилбарма на переговоры о мире и взаимовыгодной торговле.

Чернский передал сообщение, что Иэясу, чья страна находилась между владениями Артура и Клеомена, начал вторжение в Новую Бретань. Таким образом Пароландо лишилось главного врага, месть которого могла вызвать большие осложнения. Тем не менее Сэм не на шутку встревожился. Он знал, что честолюбие Иэясу не имело предела. Объединив под своей властью оба государства, он мог отважиться на захват железного рудника.

А барабаны все стучали и стучали. Публий Красс прислал свои поздравления по поводу победы и пообещал нанести дружеский визит, чтобы обсудить ту помощь, которую он мог оказать своим добрым соседям.

«Решил посмотреть, какой мы понесли урон и нельзя ли тут чем поживиться», — подумал Клеменс.

До сих пор Публий вел себя дружелюбно, но Сэм ему не доверял — долгие годы службы под началом Юлия Цезаря могли привить властолюбие любому человеку.

Мимо проковылял Геринг. Его голова была обмотана окровавленным полотенцем. Бедного проповедника с обеих сторон поддерживали два верных последователя. Сэм, конечно, знал о твердолобом упрямстве немцев, но надеялся, что Геринг на этот раз поймет намек и покинет Пароландо.

Вечером, убедившись, что на всех постах горят костры и факелы, Клеменс отправился спать. Глаза слипались от усталости, но сон не исчезал и рвался, как смутная тень в непроглядной тьме. Сэм метался в постели, стонал и просыпался в холодном поту, дрожа от страха и прислушиваясь к шорохам ночи. Однажды ему показалось, что в хижину кто-то вошел. Затаив дыхание, он ожидал, что у постели возникнет фигура Таинственного Незнакомца. Но в темноте виднелось лишь тело Джо, который храпел на бамбуковом ложе.

Глава 20

Сон не избавил Сэма от усталости, но чистый и обновленный мир наполнил, его, светлой радостью и вернул хорошее расположение духа. Ночной дождь смыл пороховую копоть и кровь. Трупы исчезли. Небо было ясным и голубым. Люди приступали к своим обычным делам, хотя отсутствие четырехсот пятидесяти человек заметно сказывалось на работе. Тех, кто погиб, отнесли на фабрики по производству глицерина. Остальные — примерно половина из этого числа — находились в госпиталях. Некоторые раненые, устав от боли и страданий, просили о смерти. В былые времена лучшим средством эвтаназии[70] считался топор, но теперь, благодаря технологии Пароландо, желающим раздавали таблетки цианистого калия.

Однако большая часть раненых предпочитала обычный способ восстановления. Люди знали, что недели через две их отсеченные конечности отрастут, раны исчезнут, а вместо выжженных и выбитых глаз появятся новые. Более слабые духом садились в «Самоубийственный Экспресс», и оставленные ими тела уносили на фабрику.

Секретарша Клеменса погибла в бою. Сэм предложил Гвенафре занять место Милли, и девушка с радостью согласилась, так как новое положение давало ей высокий статус. Кроме того, она не скрывала своего интереса к Сэму и использовала любой повод, чтобы побыть в его обществе. Однако их договоренность не на шутку огорчила Лотара фон Рихтхофена.

— Вы можете питать к ней какие угодно чувства, — возмущенно произнес Сэм. — Но почему ей нельзя быть при этом моей секретаршей?

— Я понимаю, что веду себя, как капризный ребенок, — ответил Лотар. — Мне даже неловко говорить о таких вещах. Тем не менее, если бы она не вилась вокруг вас, у меня могло бы с ней что-то получиться.

— Тогда пусть победит сильнейший.

— Я не против, но мне не нравится, что вы питаете девушку пустыми надеждами и водите ее за нос. Вы же сами говорили, что не введете в свой дом женщины, пока рядом живет Ливи.

— Ливи мне теперь не указ! — закричал Клеменс. — Не забывайте, что это она меня бросила, а не я ее!

Лотар смущенно улыбнулся:

— Прошу прощения, Сэм.

Гвенафра следовала за Клеменсом как тень. Она вела записи, отправляла сообщения и составляла проекты приказов. Несмотря на занятость Сэм всегда находил для нее время. Они беседовали, шутили, и каждый раз, когда он смотрел на ее прекрасную фигуру, его сердце таяло в приятной истоме желания. Ему казалось, что Гвенафра обожала его.

Прошло два дня. Обкатка амфибии показала отличные результаты, и через пару суток вездеход должны были укомплектовать оружием. Послы Душевного Города под присмотром людей Иоанна знакомились с достижениями Пароландо. Джо Миллер, отлежавшись в постели, окончательно выздоровел, и Сэм вновь почувствовал себя уверенно и уютно. В компании Гвенафры и титантропа он мог бы пойти даже на край света. И долгий путь из долин Утопии уже не казался ему таким беспросветным и опасным.

Барабанный телеграф принес весть от Одиссея, который обещал вернуться через месяц с десятью кораблями, груженными кремнем. Снарядив небольшой флот, он отправился на переговоры с Селиной Хастинг — некогда графиней Хантингтона, а ныне атаманшей страны Селинджо. Эта женщина родилась на Земле в 1707 году и умерла в 1791-м. Будучи ярой сторонницей Второго Шанса, она согласилась поставлять кремень при условии, что Сэм Клеменс и впредь будет разрешать миссионерам Геринга проповедовать на территории Пароландо. В качестве платы Селина попросила сделать ей небольшую яхту с достаточно мощным двигателем, чтобы плавать вверх и вниз по Реке. Она намеревалась добраться до «варварских» стран и донести всем страждущим истины Второго Шанса.

Сэм считал, что она тем самым обрекала себя на верную гибель. Из-за этой яхты ей могли перерезать горло на первой же стоянке. Впрочем, у нее ведь тоже имелась голова на плечах.

Наконец члены Совета и послы Душевного Города собрались за круглым столом. Встреча состоялась в тронном зале бревенчатого дворца Иоанна. Взглянув на злое лицо экс-монарха, Сэм еще раз пожалел о том, что переговоры назначили на этот день. Хозяин дворца был мрачен, как грозовая туча. Накануне одна из любовниц набросилась на него с ножом. По словам Иоанна, она ранила его в бок, и он, защищаясь, дал ей пощечину. К несчастью, девушка ударилась головой об угол стола и через час, не приходя в сознание, скончалась. На самом деле помимо раны у виска и сломанной челюсти Сэм обнаружил на ее теле многочисленные синяки и порезы. Однако при полном отсутствии свидетелей доказать вину короля не представилось возможным, и поэтому Совет посчитал его слова достаточными для оправдания.

Иоанн страдал от боли и стыда, расценивая рану от руки женщины как невыносимый позор. В качестве анестезии и успокоительного он использовал бурбон и от принятой дозы едва держался на ногах. Как только официальное приветствие закончилось, экс-монарх тяжело опустился в резное дубовое кресло, обитое кожей рогатой рыбы. Сжимая в одной руке горлышко глиняной бутыли, а в другой — дымившуюся сигару, он сердито рассматривал лица советников и послов.

Тем временем Фаербрасс произносил речь:

— Хакинг верит в необходимость разделения белых и небелых людей. По его искреннему убеждению, белые никогда не признают равенство с неграми, монголами и индейцами. Все их красивые слова о правах человека пронизаны ложью и лицемерием. Вот почему он призывает к расовой изоляции и провозглашает ее единственной формой сосуществования, при которой остальные расы могут сохранять достоинство и честь, свои взгляды и собственный уклад жизни.

В Америке Хакинг вступил в организацию «Черные Мусульмане», но чуть позже их лидер Малькольм повел себя как подлый предатель. Он признал ошибочность своих суждений и начал говорить о том, что нелепо считать всех белых людей ублюдками и злобными исчадиями ада. Разочарованный Хакинг уехал из Штатов в Алжир и вскоре понял, что расизм не зависит от цвета кожи.

«Чтобы это понять, большого ума не надо, — подумал Сэм. — Но зачем Фаербрасс завел речь о таких банальных вещах?»

На всякий случай он решил не перебивать почетного гостя.

— Потом в Соединенных Штатах начался бунт белой молодежи. Отбросив предрассудки своих отцов, юноши и девушки выходили на улицы, устраивали демонстрации и даже погибали в борьбе за права черных. Они действительно относились к неграм как к равным — и не потому что это было веянием моды или экстравагантным поведением. Нет, они видели в них людей и поэтому относились к черным по-человечески.

Однако Хакинг не испытывал добрых чувств даже к этой американской молодежи. Он пытался воспринимать их с общечеловеческих позиций, но в его душе жила ненависть. Как и многие белые люди старшего поколения, он весь пропитался злобой и расизмом. Тем не менее Хакинг пытался примириться с новой порослью белых и уважал молодых бунтарей, которым хватило мужества послать ко всем чертям своих родителей-расистов и их гнилое лицемерное общество.

А затем он умер — умер, как все, потому что смерть не делит людей на белых и черных. Восстав из небытия среди древних китайцев, Хакинг снова оказался в роли униженного и оскорбленного. Он снова стал изгоем и паршивой овцой в обществе тех, кто считал себя избранным народом.

Клеменсу вспомнились китайцы из Невады и Калифорнии — тихие, кроткие и трудолюбивые люди, которые начали прибывать в Америку где-то в начале шестидесятых годов восемнадцатого века. Улыбаясь и кланяясь, они сносили оскорбления, которых не потерпел бы даже мул. В них плевали и бросали камни, их обзывали, грабили и насиловали, их лишали элементарных прав, а на судах отказывали в защите. Но они никогда не роптали, не огрызались и не бунтовали. Они терпели все эти издевательства и выполняли работу, от которой отказывались другие. Какие же мысли скрывались за этими бесстрастными лицами? Неужели они тоже верили в превосходство китайцев над белыми варварами? Тогда почему же они никогда не давали отпор? Пусть в этом случае их ждала бы неминуемая смерть, но разве никому из них не хотелось хотя бы на миг стать свободным человеком?

Впрочем, они полагались на ход времени. Китайцы всегда считали время своим союзником. Если еще не настала пора процветания для отца, то она придет к сыну или внуку.

А Фаербрасс продолжал рассказывать историю Элвуда Хакинга:

— Сев в лодку, он поплыл вниз по Реке и через много тысяч миль отыскал поселение африканских негров из семнадцатого века. Эти люди были предками зулусов, которые позже мигрировали в Южную Африку. Пожив среди них какое-то время, Хакинг снова отправился в путь, поскольку обычаи дикарей показались ему слишком мрачными и кровожадными.

Потом он жил в краю, где гунны средневековья селились рядом с белыми из каменного века. Его приняли довольно хорошо, но он тосковал по родной речи и черным американцам. Проплыв сотню миль по Реке, Хакинг попал в плен к древним моабитам, бежал от них, был пойман древними иудеями и познал адские муки граалевого рабства. В конце концов он снова совершил побег и набрел на небольшую общину американских черных — рабов времен Гражданской войны. Проведя там несколько счастливых и спокойных лет, Хакинг начал уставать от духа дядюшки Тома. Ему действовали на нервы суеверия и рабская покорность судьбе. Он построил парусник и вновь отправился в плавание, меняя берега, города и страны. Однажды на селение, в котором он обосновался, напали рослые белокурые белые — скорее всего немцы. Его убили в бою, и он воскрес в этом районе.

К тому времени Хакинг выявил одну закономерность — население самых счастливых и благополучных городов речной долины состояло, как правило, из людей, имевших сходство в обычаях, цвете кожи и тех эпохах, в которых они жили на Земле. Все другие комбинации вызывали множество проблем. Там, в земной жизни, Хакинг верил в прогресс — он видел, как резко менялось мышление молодежи. Старики умирали, и с каждым новым поколением люди все больше освобождались от расовых предрассудков и тяги к порабощению себе подобных. Но здесь человечество вновь вернулось к своим истокам. Старые властолюбцы и их смиренные рабы не собирались менять своих привычек. Попав в новый мир, они насаждали в нем ненависть и злобу.

Так и не отыскав сообщества негров из двадцатого века, Хакинг решил создать его своими силами. Конечно, он искренне уважал всех черных из других эпох и столетий, но их образ жизни не вязался с представлениями цивилизованного человека.

— К чему вы клоните, синьоро Фаербрасс? — нетерпеливо спросил Сэм.

— Мы хотим построить государство с однородным населением. Нам, конечно, не удастся ограничиться только неграми из конца двадцатого века, но мы, по крайней мере, можем собрать абсолютно черную нацию. По нашим сведениям, в Пароландо сейчас находится около трех тысяч негров. Мы хотим забрать их себе. В обмен вы получите дравидов, арабов и остальных нечерных, которые проживают в данный момент на территории Душевного Города. Хакинг делал подобные предложения всем сопредельным государствам, но мы пока не имеем достаточных рычагов воздействия.

Король Иоанн выпрямился и язвительно спросил:

— Вы хотите сказать, что у вас нет ничего такого, в чем они бы нуждались?

— Именно об этом я и говорю, — ответил Фаербрасс, холодно посмотрев на Иоанна. — Но однажды мы заставим их прислушаться к нашим просьбам более внимательно.

— И это произойдет после того, как у вас появится стальное оружие? — спросил Сэм.

Фаербрасс пожал плечами. Иоанн с грохотом опустил пустую чашу на стол.

— А мы не хотим ваших арабов и дравидов! — закричал он. — Пусть Душевный Город сам давится своими отбросами! Давайте поступим так. За каждую тонну бокситов, криолита или унцию платины мы будем отдавать вам одного нашего черного. Что же касается ваших сарацинских неверных, то вы можете топить их в Реке или сплавлять на плотах вниз по течению. Они нас совер-р-ршенно не интересуют!

— Подождите минуту, — вмешался Сэм. — Мы не можем гонять наших граждан, как скот! Если они захотят уйти по своей воле — пожалуйста. Но продавать их за материалы мы не будем. Этого не позволяет наша демократия.

Фаербрасс помрачнел. Выходка Иоанна испортила ему настроение.

— Вы напрасно рассматриваете нашу просьбу как призыв к насильственным мерам, — сказал он. — Мы не из тех людей, кто торгует рабами. Вам предлагается добровольный обмен — человека на человека. Ваххабские арабы, которых представляют Абдаррахман и Фасгули, чувствуют себя в Душевном Городе незваными гостями. Они готовы переселиться в любое место, где им будет дана возможность организовать свою общину — новый Касбах, если так можно выразиться.

Сэм почувствовал фальшь в словах Фаербрасса. Почему же арабы не создали своей общины в Душевном Городе? Почему они, в конце концов, не собрали свои пожитки и не ушли на поиски лучшей доли? Одной из прелестей этого мира была полная независимость от быта и вещей. Человек мог унести свое имущество в маленьком узле и в течение дня построить новый дом — благо, что бамбук здесь рос повсюду.

А что, если Хакинг задумал внедрить к ним своих людей, чтобы они в нужный момент подняли мятеж и помогли его армии осуществить захват Пароландо?

— Мы обсудим ваше предложение об обмене жителей, — сказал Сэм. — Это все, что я могу вам пока обещать. Но не думает ли синьоро Хакинг в качестве поощрения увеличить нам поставки минералов и древесины?

— Нет, вы будете получать их в том же объеме — в обмен на руду и стальное оружие, — ответил Фаербрасс. — Кроме того, Хакинг намерен повысить цены.

Иоанн грохнул кулаком по столу.

— Мы не потерпим этого грабежа! — заорал он. — Ваш Хакинг и так уже залез нам на шею! Не надо подталкивать нас, синьоро Фаербрасс! Иначе вы можете лишиться всего — в том числе и собственной жизни!

— Полегче, ваше величество, — прошептал Сэм, и, повернувшись к Фаербрассу, он примирительно добавил: — Иоанн себя плохо чувствует. Прошу простить его за резкость. Тем не менее он во многом прав. И вы действительно можете подтолкнуть нас слишком далеко.

В этот момент со своего места вскочил Абдулла — рослый негр, черный и вспыльчивый как порох. Ткнув пальцем в сторону Сэма, он закричал на ломаном английском:

— Не надо угрожать нам, хонки! Мы не из пугливых! И если вы не поняли меня, мистер Белый, я повторю вам это еще раз! Мы не потерпим никаких угроз! Особенно от того, кто написал книжонку о ниггере Джиме! Нам не нравятся белые расисты, и мы имеем с ними дело только потому, что без этого нашей стране пока не обойтись.

— Полегче, Абдулла, — сказал Фаербрасс.

Судя по его улыбке, речь Абдуллы являлась второй частью заранее подготовленной программы. И, видимо, Фаербрасс воспринимал реплику Иоанна подобным же образом. Из актеров обычно получаются плохие политики. Но даже самый заурядный политик может сыграть любую роль.

Издав раздраженный стон, Клеменс спросил:

— Синьоро, а вы сами-то читали «Гекльберри Финна»?

— Я такое дерьмо не читаю, — с усмешкой ответил Абдулла.

— То есть вы не знаете, о чем говорите, верно?

Абдулла нахмурился. Фаербрасс презрительно усмехнулся.

— Слушай, парень, у меня нет желания читать всякую расистскую чепуху! — закричал вспыльчивый негр. — Хакинг рассказал мне об этой книге предостаточно!

— Тогда давайте договоримся так, — сказал Сэм. — Прочитайте ее сначала, а уж потом мы и продолжим наш спор.

— Да он надо мной просто издевается! — воскликнул Абдулла. — Эй, мистер, в этом мире нет никаких книг!

— Значит, вы упустили свой шанс, — ответил Клеменс.

Сэм попытался унять нервную дрожь. Он не привык вести такие напряженные разговоры с тупыми здоровяками.

— В любом случае здесь не литературный кружок и не клуб чайных дискуссий, — добавил он. — Давайте перейдем к делу.

Но Абдулла продолжал распространяться о расистских книгах, которые написал Сэм. В конце концов Иоанн, потеряв терпение, вскочил и рявкнул:

— Silentu, negraco![71]

Он использовал эсперанто, но прибавил к слову «negro» пренебрежительную частицу «ас». И всем стало ясно, что этим хотел сказать Иоанн.

Наступила тишина. Все замерли, потрясенные столь непредвиденным развитием событий. Абдулла, открыв рот, застыл в нелепой позе. Потом он усмехнулся и с триумфом, почти сияя от восторга, осмотрел своих коллег. Фаербрасс прикусил губу. Иоанн оперся кулаками о стол и нахмурился. Сэм запыхтел сигарой. Он понимал, что язвительность экс-монарха шла от привычного презрения к людям, а не от каких-то расовых предрассудков. За всю свою жизнь на Земле Иоанн повидал не больше полудюжины черных. Но оскорблять он умел прекрасно и был в этой области непревзойденным мастером.

— Я ухожу! — сказал Абдулла. — Мне надоели ваши угрозы и оскорбления! Но если я уеду домой, вы чертовски дорого заплатите за новый алюминий и платину, мистер Чарли. Вам придется отдать за них вашу белую ослиную шкуру!

— Одну минуту, — сказал Сэм, поднимаясь с кресла. — Если вы хотите извинений, я приношу их вам от лица всего Пароландо.

Абдулла взглянул на Фаербрасса. Тот с ухмылкой отвернулся в сторону.

— Я требую извинений от него! — воскликнул негр, и его толстый палец указал на Иоанна.

Придвинувшись к соконсулу, Сэм тихо прошептал:

— Слишком многое поставлено на карту, чтобы разыгрывать из себя гордого монарха, ваше величество! Своим упрямством вы сыграете им на руку! Они что-то задумали — можете в этом не сомневаться. Поэтому проявите выдержку и попросите прощения.

Иоанн оскорбленно фыркнул и вскричал:

— Вы хотите, чтобы я извинился перед этим дикарем? Перед этой собакой-язычником?

Сэм возмущенно взмахнул сигарой:

— Как вы не можете понять своей тупой плантагенетовской башкой, что мы больше не делимся на королей и затравленную чернь? Мы все теперь дикари! Или короли, если вам так угодно.

Не говоря ни слова, Иоанн поднялся и вышел из тронного зала. Абдулла еще раз взглянул на Фаербрасса, и тот едва заметно кивнул. Рослый негр усмехнулся, нарочито медленно отодвинул свое кресло и зашагал к двери.

— Итак, синьоро Фаербрасс, что дальше? — спросил Сэм. — Ваши люди отправятся домой?

Советник Хакинга покачал головой:

— Нет, я не сторонник поспешных решений. Тем не менее переговоры придется отложить до тех пор, пока Иоанн Безземельный не принесет извинений всем членам нашей делегации. Вам, очевидно, понадобится время, чтобы уладить этот вопрос. Я готов подождать до завтрашнего утра.

Фаербрасс встал, собираясь уйти.

— Я поговорю с Иоанном, — сказал Сэм, — но он упрям как миссурийский мул.

— Я боюсь, что мы можем расстаться врагами, — ответил посол. — И только из-за того, что один человек не мог удержаться от оскорблений. Мне не хотелось бы прерывать нашу торговлю, так как это будет означать крушение всех ваших планов с пароходом.

— Поймите меня правильно, синьоро Фаербрасс, — сказал Сэм. — Мои слова — не угроза, а предупреждение. Мы не остановимся ни перед чем. Нам нужен этот алюминий! И если вы не отдадите его по-хорошему, мы пойдем на вас войной и силой возьмем все, что пожелаем.

— Я вас понял, — ответил Фаербрасс. — Но вы зря считаете Хакинга властолюбивым интриганом. Он мечтает только об одном — построить мощное и хорошо укрепленное государство. Он хочет, чтобы граждане нашей страны наслаждались жизнью в среде единомышленников и собратьев по духу. Другими словами, Хакинг хочет создать страну для черных.

— Да уж… — пробормотал Сэм.

Молчание затянулось, и Фаербрасс направился к выходу.

— Одну минуту, — окликнул его Клеменс. — Скажите, а вы читали «Гекльберри Финна»?

Фаербрасс обернулся:

— Конечно. Когда я был ребенком, она мне очень нравилась. И я получил огромное наслаждение, перечитав ее однажды в студенческие годы. Как и каждое произведение, она имела свои недостатки, но это действительно хорошая и добрая книга.

— И как вы относились к тому, что Джима называли ниггером?

— Видите ли, я родился в 1975 году на ферме близ Сиракьюс, штат Нью-Йорк. К тому времени многое изменилось. Ферма первоначально принадлежала моему прапрапрадеду, который, убежав из Джорджии в Канаду, отработал несколько лет на строительстве железных дорог, а затем, после Гражданской войны, вернулся в Америку. Лично меня не задевало то слово, которое вы использовали в своей книге. Я знал, что в ту эпоху негров в открытую называли ниггерами и все считали это оскорбительное слово вполне приемлемым и обычным! Вы изображали людей и их речь такими, какими они были в действительности, но ваша книга привлекала меня своей этической основой — я имею в виду внутренний конфликт между гражданским долгом и чувствами Гека к Джиму, его победу над расовыми предрассудками того времени. В целом эта книга являлась обвинительным приговором рабскому и полуфеодальному обществу на Миссисипи — обществу суеверий и всех тех глупостей, которые существовали в тот период истории. Так отчего же мне на вас обижаться?

— А почему тогда…

— Вам не понравился выпад Абдуллы? Кстати, его настоящее имя — Джордж Роберт Ли. Он родился в 1925 году, а Хакинг, если помните, в 1938-м. В то время черные были ниггерами для многих белых — хотя и не для всех. Испив страданий и слез, негры решили обрести гражданские права с помощью насилия. Оно стало основой их мировоззрения и ответом на пренебрежительное отношение белых. Вы умерли в 1910 году, верно? Но вам, вероятно, рассказывали о том, что происходило дальше?

Сэм кивнул.

— В это трудно поверить, — задумчиво произнес он. — Бунт против насилия! Нечто подобное происходило и при моей жизни. Но, на мой взгляд, апофеозом народного возмущения были, да и остались, нью-йоркские демонстрации времен Гражданской войны. Что касается двадцатого века, то я не могу представить себе эту распущенность и свободу нравов.

Фаербрасс весело рассмеялся:

— Однако сейчас вы живете в обществе, которое, с точки зрения девятнадцатого века, является еще более свободным и распущенным. Тем не менее вы к нему привыкли.

— Наверное, вы правы, — ответил Сэм. — Две недели абсолютной наготы после Дня Воскрешения доказали, что люди уже никогда не вернутся к прежним догмам морали — во всяком случае, в отношении обнаженного тела. А сколько закостеневших идей было повергнуто в прах неоспоримым фактом воскрешения! Но команда твердолобых по-прежнему с нами, и живой тому пример ваши ваххабиты.

— Синьоро Клеменс, вы находились в рядах первых либералов и во многом опережали свое время. Вас знают как обличителя рабства и борца за равноправие. Даже здесь, в Пароландо, составляя Хартию вольностей, вы настояли на политическом равенстве для всех рас, народов и обоих полов. Я заметил, что недалеко от вашей хижины живет семейная пара — черный мужчина и белая женщина. Скажите честно, вас не возмущает подобное явление?

— Если честно, то да, меня это расстраивало, — ответил Клеменс, выпустив изо рта густой клуб дыма. — Говоря по правде, это почти убивало меня! Дело в том, что разум человека и его рефлексы — две разные вещи. Я ненавижу это деление, но оно существует помимо моей воли. Однако мне и в голову не приходило вмешиваться в их личную жизнь. Мы познакомились, а затем стали добрыми соседями. Прошел год, и мое неприятие этой супружеской пары исчезло — вернее, почти исчезло. Я верю, что со временем оно вообще пропадет.

— В отличие от таких либералов, как вы, молодежь конца двадцатого века не волновалась бы по такому поводу. Мы приняли равенство сердцем, а не умом.

— Вы хотите сказать, что мой случай безнадежен? — спросил Сэм. — И что тесемочки благих намерений не удержат груза накопленных предрассудков?

— Держитесь курса, старина, — ответил Фаербрасс, перескочив на английский язык — вернее, его вариант. — Отклонение на два градуса — это лучше, чем полный разворот Ключ на старт, и все дела!

Он ушел. Сэм остался один. Докурив сигару, Клеменс встал, вышел из дворца и отправился к себе домой. По дороге ему встретился Герман Геринг. Голова проповедника по-прежнему была обмотана полотенцем, но лицо стало менее бледным, а глаза — не такими странными.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Сэм.

— Еще неважно, но я могу уже понемногу ходить. Правда, временами в голову впивается адская боль, будто невидимый молоток вбивает в мозг раскаленные гвозди.

— Я не любитель людских страданий и поэтому хочу вас предостеречь, — сказал Клеменс. — Вы можете избежать крупных неприятностей и еще больших мук, если соблаговолите покинуть Пароландо.

— Вы мне угрожаете?

— Нет. Я не сторонник агрессивных действий. Однако здесь есть немало людей, которые под горячую руку могут разорвать вас на части или просто утопить в Реке. Ваши проповеди действуют всем на нервы. Они противоречат духу и целям, которые объединяют нашу страну. Пароландо — это государство, которое строит пароход! И мы гордимся поставленной задачей! Да, мы провозгласили свободу слова. И каждый наш гражданин, выражая свое мнение, находится при этом под защитой закона. Но, читая свои проповеди, вы намеренно подталкиваете людей к преступлению. А я не желаю наказывать их за вынужденную оборону от вашей нескончаемой болтовни. Одним словом, мы решили, что вы уже выполнили свой христианский долг и можете удалиться с нашей территории. Тем самым вы сделаете воистину праведное дело, перестав побуждать добродетельных мужчин и женщин к свершению насилия.

— Я не христианин, — мрачно ответил Геринг.

— Меня восхищают люди, которые могут признаться в этом. И я еще не встречал проповедника, который бы вот так просто говорил подобные вещи.

— Синьоро Клеменс, в свое время я читал ваши книжки — сначала на немецком, потом на английском. Но ветреность, шутки и даже мягкая ирония не приведут нас к взаимному пониманию. Да, я не христианин, хотя и стараюсь придерживаться лучших заповедей Христа. Я — миссионер Церкви Второго Шанса. Как вы знаете, все земные религии дискредитировали себя, и им нет места в этом новом мире. Наша церковь стала первой религией, которая расцвела на кладбище духовного наследия Земли. И только она может выжить в создавшихся условиях…

— Избавьте меня от своих лекций, — взмолился Сэм. — Я уже устал от вас и ваших предшественников. Неужели вам не ясна моя позиция? Из чистого дружелюбия и желания уберечь вас от беды я советую вам убраться отсюда — причем немедленно! Иначе вас просто убьют!

— Ну и что? Тогда я проснусь на рассвете где-нибудь в другом месте и понесу слово Истины тем, кто должен его услышать. И ныне и присно во веки веков алой кровью мучеников сеялась церковь! И убивающие нас станут той дланью, которая бросит семена Истины на новые целинные земли. Так пусть же наши убийцы распространяют веру вверх и вниз по Реке! Через смерть свою мы понесем людям весть о вечном спасении!

— В таком случае мне остается пожелать вам счастливого пути, — проворчал Сэм, переходя на английский, как часто поступал в минуты раздражения. — Но скажите, вас не тревожит тот факт, что шансеров убивают все больше и больше? Вы не боитесь однажды остаться без тела?

— Что вы имеете в виду?

— Вашу доктрину, мистер Геринг.

Заметив недоуменный взгляд собеседника, Клеменс вновь перешел на эсперанто:

— Одна из ваших основных догм, если я не ошибаюсь, утверждает, что этот мир является преддверием вечной жизни. Воскрешенному человечеству якобы дано ограниченное время, которое многим кажется долгим — особенно если они не находят здесь счастья. Вы принимаете без всяких доказательств некий аналог души, который называете психоморфом, верно? Немного похоже на Ка египтян. Вам пришлось ввести такое понятие, чтобы объяснить сохранение человеческой личности. Без души умерший человек являлся бы мертвецом, даже если бы его заново воспроизвели и оживили. Второе тело представляло бы собой точную репродукцию, а «лазари», наделенные разумом и воспоминаниями умерших людей, оставались бы, мягко говоря, живыми дубликатами. Они, конечно, могли бы считать себя теми, кого изображали, но настоящего земного человечества больше не существовало бы.

Вы решили эту проблему, приняв концепцию души — или психоморфа, если вам угодно. Сущность, рожденная вместе с телом, сопровождает его, регистрирует и запоминает все, что происходит с ним на протяжении жизни. Когда плоть умирает, это бестелесное Ка продолжает свое существование. Оно уносится в некоторое четвертое измерение, которое нельзя увидеть глазами из протоплазмы и обнаружить механическими приборами. Я правильно говорю?

— Довольно близко к истине, — ответил Геринг. — Представлено грубо, но вполне удовлетворительно.

— Итак, в качестве основного постулата вы приняли концепцию души, продолжив тем самым традицию христианства, мусульманства и прочих религий. Однако, отвергая ад и небеса, вы заявляете, что до Воскрешения людские души попадали в некое четырехмерное чистилище. Они пребывали бы там вечно, если бы не вмешательство других существ — гипотетических инопланетян из более древнего цивилизованного мира. Эти сверхразумные существа появились на Земле в те времена, когда людей еще не существовало. Фактически они посетили каждую планету во Вселенной, на которой могла бы возникнуть разумная жизнь.

— Вы выражаете эту мысль не совсем точно, — сказал Геринг. — Мы утверждаем, что в каждой галактике имеется одна или несколько планет, населенных древними цивилизациями. Сверхразумные существа обитали и в нашей галактике. Пока мы не знаем, зародились ли они здесь или прилетели из других, ныне погибших вселенных. Но бесспорно одно — эти космические мудрецы предвидели разумную жизнь на Земле. Они оставили на нашей планете устройства, которые с первых дней человеческой истории начали собирать информацию и улавливать души умерших людей. По воле наблюдателей мы не могли обнаружить их приборы своими чувствами.

В определенное время эти Древние, как мы их называем, переслали наши души в какое-то особое место. По произведенным записям их механизмы преобразовали энергию в материальную плоть и воссоздали погибшее человечество. Информация о людях была воплощена в молодые здоровые тела, которые могли разрушаться и вновь воскресать в подготовленном для них, новом мире.

Психоморфы притягиваются к своим протоплазменным близнецам. При воспроизведении мертвого тела свободное Ка присоединяется к нему, и человек вновь начинает жить. Даже при сотой смерти и дубликации тела наше Ка не теряет своего осознания, разума и воспоминаний о прошлых воплощениях. Таким образом, существование людей не сводится к последовательному созданию копий. Благодаря записям всего того, что происходило с предыдущими телами Ка, наши личности сохраняют свою идентичность.

— Минутку! — воскликнул Сэм, взмахнув рукой и едва не ткнув кончиком сигары в щеку Геринга. — Давайте кое-что уточним! На прошлой проповеди вы утверждали, что человек не может быть убит и воскрешен бесчисленное количество раз. Вы говорили, что через пару сотен воскрешений смерть наступает окончательно и бесповоротно. При многократном умирании связь между телом и Ка ослабевает; дубликация тела уже не вызывает присоединения психоморфа, и Ка начинает блуждать по призрачным лабиринтам четвертого измерения. Оно становится призраком, потерянной душой, а затем и вовсе исчезает.

— В этом суть нашей веры, — ответил Геринг. — И мы провозглашаем ее Истиной, поскольку знаем, что она верна.

Сэм удивленно поднял густые брови:

— Вот как? И откуда же вы это знаете?

— Наш основатель получил ее из первых рук, примерно через год после того дня, как все человечество восстало из мертвых. Однажды ночью он молился об откровении на высоком горном уступе. И к нему пришел человек, который рассказал и показал такое, о чем не ведал еще ни один землянин. Этот мужчина был посредником Древних, и, раскрыв Истину, он велел нашему основателю идти и проповедовать доктрину Второго Шанса.

Я считаю термин «Второй Шанс» не совсем удачным. На самом деле это первая наша возможность. Там, на Земле, мы никогда не имели доступа к вечной жизни, так как земное бытие служило лишь прелюдией к миру Реки. Создатель сотворил Вселенную, и Древние сохранили все то живое, что появилось на свет по воле великого Бога. Да, они сохранили всех живых существ. Однако спасение ожидает только людей! Нам дан единственный и долгожданный Шанс! И ныне каждый из нас может пойти навстречу вечной жизни!

— Если только вступит в Церковь Второго Шанса, — добавил Сэм. — Вы ведь так кончаете свои проповеди, верно?

Ему не хотелось иронизировать над миссионером. Но он не мог удержаться от насмешки.

— Во всяком случае, мы верим в это, — ответил Геринг.

— А ваш посланник Древних представил какие-нибудь верительные документы? — спросил Сэм.

При мысли о Таинственном Незнакомце его охватила легкая паника. Неужели это один и тот же этик? Или здесь ведут игру два опытных и хитрых стратега? Если верить словам Незнакомца, который направил сюда железно-никелевый метеорит и помог Джо Миллеру увидеть Башню в далеком и туманном полярном море, он был единственным отступником в среде этиков. Но кем же тогда являлся другой?

— Верительные документы? — спросил Геринг. — Бумаги от Бога? — Он засмеялся. — Наш основатель понял, что его гость не был простым человеком. Тот знал о нем такие вещи, о которых мог ведать лишь Бог или существо непостижимо высокого разума. Чтобы укрепить его веру, посредник Древних рассказал ему, как и по каким причинам людей воскресили к жизни. О многом он умолчал, намекнув, что некоторые подробности будут открыты нам позже. Но большую часть своего духовного предназначения мы должны узнать сами.

— А как зовут вашего основателя? — спросил Сэм. — Или вы этого не можете сказать? Неужели его имя открывается только посвященным?

— Никто не знает, как его зовут, — ответил Геринг. — И, честно говоря, нам это совершенно неинтересно. Сам он называл себя Виро или в переводе с эсперанто — Человеком. По-латински это звучало бы как Вир. В своем кругу мы называем его La Fondinto — Основателем, или La Viro — Человеком.

— Вы когда-нибудь встречались с ним?

— Нет. Но я знал двух людей, которые видели его. Один из них жил в той стране, где Ла Виро произнес свою первую проповедь — ровно через семь дней после беседы с посредником Древних.

— Но определение «La Viro» относится только к мужчине, верно?

— Да, конечно!

Сэм глубоко вздохнул и облегченно сказал:

— Вы сняли большую тяжесть с моего сердца. Если бы вашим основателем оказалась миссис Мэри Бейкер-Эдди[72], меня бы скрутило от хохота и я мог бы умереть.

— Почему?

— Слишком долго рассказывать, — с усмешкой ответил Сэм. — Когда-то я написал о ней книгу, и теперь при нашей встрече она без колебаний сдерет с меня скальп — можете в этом не сомневаться. Как бы там ни было, ваши мрачные и таинственные объяснения напомнили мне эту милую и экстравагантную особу.

— Наше учение основывается на физических явлениях, и даже Ка, при правильном рассмотрении, не выходит за границы материальной реальности. Мы верим, что только наука — великая наука Древних — могла воскресить людей из праха, разрушив оковы небытия. За исключением веры в Бога, вы не найдете в наших доктринах ничего сверхъестественного. Все объясняется наукой и развитой технологией.

— Прямо как религия Мэри Бейкер-Эдди, правда? — спросил Сэм.

— Извините, но я не знаю ее.

— Так как же нам добиться спасения?

— Через любовь. А это, естественно, предполагает, что мы отказываемся от насилия — даже в целях самообороны. Мы верим, что истинная любовь возможна лишь при достижении трансцендентального состояния, которое приходит в процессе самопознания. Именно для этого нам и дается мечтательная резинка. Но люди злоупотребляют ею, как наркотиком, ибо привыкли злоупотреблять во всех своих делах.

— А вы сами обрели эту истинную любовь — что бы она там ни означала?

— Пока еще нет. Но я к ней обязательно приду.

— С помощью мечтательной резинки?

— Не только. Хотя она тоже помогает. Но помимо этого вы должны действовать — нести людям слово Истины и страдать за веру. Вы должны смирить свою ненависть и возлюбить людей.

— Так почему вы выступаете против моего парохода? Неужели только из-за того, что мы не разбиваем себе в молитвах лбы, а развиваем ту технологию, о которой вы так восхищенно говорили?

— Ваша цель не ведет к добру. Я прошу вас, посмотрите вокруг! Во имя чего вы опустошили страну и ввергли людей в искус алчности? На руках у них кровь, а в мыслях — предательство. Их души вопиют, утопая в ненависти и злобе! Так во имя чего все эти убийства, муки и слезы? Неужели только из-за того, что вам, Сэм Клеменс, захотелось получить новую игрушку — гигантский металлический пароход, колеса которого будет вращать электричество. Вы говорите о нем, как о чуде технологии, а я называю его кораблем глупцов! Допустим, вы поплывете к истокам Реки. Допустим, вы даже туда доберетесь. А что потом? Что вы будете делать дальше? Опомнитесь, мой друг! Опомнитесь! Ибо пора уже плыть к истокам своей души!

— Не надо судить о вещах, которых вы не знаете, — мрачно ответил Сэм.

Его убежденность куда-то испарилась, и перед глазами возникло видение: дьявол, присевший во тьме у изголовья постели, нашептывал ему в уши свои злокозненные речи. Но кто-то же шептал их и в ухо основателя церкви. И тут еще надо посмотреть, не по замыслу ли дьявола появился этот Второй Шанс. Его Таинственный Незнакомец назвался другом людей и сказал, что «дьяволами» являлись другие этики.

Впрочем, дьявол и должен был сказать что-то подобное этому.

— Неужели мои слова вообще не коснулись вашего сердца? — спросил Геринг.

Сэм шутливо похлопал ладонью по груди, прислушался и разочарованно покачал головой.

— До сердца еще не дошли, — сообщил он. — Но вот кишки мне уже от них скрутило!

Геринг стиснул кулаки и поджал губы.

— Осторожно, мой друг. Вы можете растерять свою любовь, — сказал Клеменс и двинулся прочь.

Маленькая победа не улучшила его настроения. Кроме того, у него действительно заболел живот. Сэма всегда мутило от непробиваемого ханжества — даже когда он мог над ним вволю посмеяться.

Глава 21

И вот наступил следующий день. Сэм Клеменс и Иоанн Безземельный спорили все утро. Наконец, устав взывать к рассудку и осторожности, Сэм не выдержал и закричал:

— Мы не можем допустить, чтобы Хакинг перекрыл нам поставку бокситов! Я не позволю остановить строительство парохода! Вы же делаете все, чтобы вызвать войну между нами и Душевным Городом! Это опасный путь, ваше величество!

Сэм шагал взад и вперед по комнате, сопровождая каждое слово взмахом большой сигары. Иоанн сидел в кресле, облокотившись о круглый стол, который стоял в центре недавно отстроенной «рулевой рубки». Джо Миллер устроился в углу на массивном табурете, сделанном специально для него. Закскромб, огромный монгол из палеолита, замер в выжидательной позе позади Иоанна.

Клеменс остановился и оперся кулаками о дубовую столешницу. Пригнувшись вперед и прикусив сигару в уголке рта, он нахмурил густые брови и сердито произнес:

— Вы уступили однажды, подписав в Раннимиде Великую хартию вольностей. Это был единственный порядочный поступок, совершенный вами за время правления — хотя, по словам некоторых историков, вы и тогда держали пальцы скрещенными. Так вот, пришла пора еще раз раскрыть карты, ваше величество. Если вы не извинитесь перед Абдуллой, я созову экстренное заседание Совета и поставлю вопрос о вашем пребывании на посту консула!

Иоанн смотрел на него почти минуту. Его усмешка превратилась в злобную гримасу.

— Меня не пугают ваши угрозы. Однако они лишний раз доказывают, что вы скорее ввергнете страну в гражданскую войну, чем пойдете на штурм Душевного Города. Я не понимаю этого безумия, но здравомыслящему человеку всегда нелегко осмысливать неразумные поступки. Поэтому во избежание бед я принесу свои извинения. Почему бы и нет? Короля лишь возвеличивает снисходительность к черни. А слова — они и есть слова. Пустое сотрясание воздуха.

Иоанн встал и, не прощаясь, вышел. Его огромный телохранитель последовал за ним.

Через десять минут Клеменсу доложили, что Иоанн посетил хижины послов и принес гостям свои извинения. Абдулла выслушал их с угрюмым видом, но, по-видимому, ему приказали смирить свою гордость.

Перед тем как фабричные сирены возвестили окончание обеденного перерыва, в «рулевую рубку» вошел Каубер. Он сел, не дожидаясь приглашения, и Сэм удивленно поднял брови, поскольку такого прежде не случалось. В поведении негра произошли какие-то неуловимые перемены, и, понаблюдав за ним несколько минут, Клеменс понял, что Каубер ведет себя как раб, который решил перечеркнуть свое рабское прошлое.

Каубер уже знал, что ему предстояло отправиться послом в Душевный Город. Он сидел, широко раскинув руки на поверхности стола, и выбивал пальцами какой-то напряженный ритм. Негр говорил на эсперанто, но, подобно многим, путал глагольные времена и для пояснения вставлял множество наречий.

Его группа опроса переговорила с каждым из трех тысяч ярко выраженных негров (у них возникла небольшая путаница с определением расы некоторых представителей доисторических народов). Треть из них согласилась перебраться в Душевный Город — в обмен на тех, кого Хакинг посчитал недостойными гражданства. Эта тысяча человек по большей части состояла из негров конца двадцатого века. Остальные же черные решили остаться в Пароландо. Они заявляли, что наличие работы создает им престиж, что им нравится быть на равных с белыми и что они мечтают оказаться в команде парохода.

Сэм подумал, что последнее обстоятельство, очевидно, сыграло решающую роль. Не он один видел чудесные сны о сказочном пароходе. Грезы о корабле и долгом путешествии по Реке проникали в умы многих мужчин и женщин. Они, как драгоценные камни, освещали серые будни людей и манили их светом далекой надежды.

Делегацию Душевного Города вновь пригласили в тронный зал для переговоров. Фаербрасс пришел последним. Как оказалось, он осматривал в ангаре аэроплан. Бывший космонавт отпустил несколько шуток по поводу старомодности и медлительности их машины, но по его лицу было видно, что он завидовал фон Рихтхофену.

— Не огорчайтесь, — сказал Сэм. — Мы дадим вам возможность полетать. Конечно, при условии, что вы задержитесь у нас на какое-то время.

Фаербрасс стал серьезным.

— Итак, джентльмены, какое решение вы приняли по поводу предложений нашего правительства?

Клеменс взглянул на Иоанна, и тот кивнул, предоставляя ему право ответа. Возможно, король надеялся, что все упреки и злость делегатов будут направлены в этом случае на Сэма.

— Мы сторонники демократии, — ответил Клеменс. — И мы не можем изгонять из страны своих граждан, если только на них нет вины за совершенное преступление. Таким образом, я считаю — вернее, мы считаем, — что любой гражданин Пароландо может переселиться в Душевный Город лишь руководствуясь собственным желанием. На прошлой встрече, я думаю, мы уже пришли к согласию по этому вопросу. Отныне представителям вашего государства разрешается вести переговоры с любым из жителей нашей страны. Что же касается ваших арабов и дравидов, то мы готовы предоставить им возможность проживания в Пароландо. Но мы сохраняем за собой право отказать им в гражданстве, если они не пожелают вносить свой вклад в развитие нашего государства. Куда они потом уйдут — это уже их дело.

— Хорошо, — сказал Фаербрасс. — Хакингу тоже не нужны люди, которые селились бы в Душевном Городе против своей воли — пусть даже они будут стопроцентными черными.

— А что вы скажете о поставках сырья? О древесине и минералах? Будут ли они прерваны во время переговоров?

— На этот вопрос я пока не могу ответить, — произнес Фаербрасс. — Сомневаюсь, что это произойдет, но последнее слово остается за Хакингом. Впрочем, вы тоже можете придержать свой груз руды и оружия до того момента, как мы поднимем цену.

— Я заметил, что вы упомянули о росте цен без тени сомнения, — сказал Сэм.

— Все мои слова требуют еще дополнительного подтверждения или отрицания со стороны Хакинга, — с улыбкой ответил Фаербрасс.

Далее они перешли к согласованию кандидатуры на пост полномочного представителя Пароландо. Клеменс известил послов об изменении хартии и сказал, что в Душевный Город отправится Каубер. Все остальные вопросы повисли в воздухе. У Сэма сложилось впечатление, что Фаербрасс не хотел ускорять ход событий. Помощник Хакинга намеренно затягивал переговоры и давил на тормоза каждый раз, когда намечался какой-нибудь прогресс. Он делал все, чтобы задержаться в Пароландо, и одной из причин такого поведения мог оказаться обычный шпионаж. Однако Сэм не упускал и другую возможность — провокацию конфликта между двумя странами.

После встречи он обсудил этот вопрос с Иоанном, и тот согласился, что Фаербрасс ведет себя как шпион. Однако экс-монарх не понимал, с какой стати послу провоцировать конфликт.

— На мой взгляд, он заинтересован в строительстве корабля не меньше вашего, — объяснял Иоанн свою точку зрения. — Как только мы построим пароход, Хакинг попытается им завладеть. Неужели вы так наивны, что верите в какие-то добрососедские отношения? О корабле мечтают все — и Хакинг, и каждый из тех, кто о нем знает. Артур решился первым, но ненависть ко мне заставила его поспешить, и попытка оказалась неудачной. Ему следовало немного подождать, объединиться с альмаками и Клеоменом, а затем нанести единый удар, бросив в бой все силы вплоть до последнего воина. Но спешка всегда приводит к поражению. Вот почему Артур и Клеомен мертвы. Вот почему их страны захватил Иэясу, которому и воевать-то даже не пришлось.

— Да, наши разведчики сообщили, что он одержал победу, — сказал Сэм.

— Объединив свое государство с Клеоменджо и Новой Бретанью, он станет очень грозным противником.

«Таким же опасным, как ты, Иоанн Безземельный, — подумал Сэм. — Из всех врагов, которые наблюдают за строительством корабля, ты самый близкий и самый подлый…»

На следующий день Фаербрасс объявил, что он и его делегация остаются в Пароландо для продолжения переговоров.

— Я рад, что вы будете поблизости, — сказал Сэм. — Но, как мне известно, Душевный Город тоже имеет свою индустрию. Вы используете нашу руду для производства какого-то секретного оружия, о котором ни мы, ни соседи никак не можем дознаться.

Фаербрасс застыл с удивленным видом, а потом громко захохотал.

— Вы и полено поставите в неловкое положение! — сказал он по-английски и, смахнув с ресниц набежавшие слезы, вновь перешел на эсперанто:

— Впрочем, почему бы нам не поговорить откровенно? Мне это нравится. Да, мы знаем, что вы посылаете в Душевный Город своих шпионов. И я думаю, вы наслышаны, что мы отвечаем вам тем же. А кто теперь не имеет своих наблюдателей в соседних странах? Это же норма политической жизни. Но к чему вы клоните?

— В техническом отношении вы — наиболее компетентный человек Хакинга. У вас за плечами докторская степень и годы работы с самой совершенной аппаратурой. Вы могли бы отвечать за деятельность заводов и развитие промышленности. Так почему Хакинг отправил вас сюда?

— Дело в том, что я уже наладил производство, и мое постоянное присутствие в Душевном Городе в данный момент необязательно. Узнав о моем желании посетить Пароландо, Хакинг поставил меня во главе делегации. Но я здесь только потому, что сам захотел этого.

— То есть вы решили увидеть собственными глазами наши ружья, аэроплан, вездеход и паровую пушку?

Фаербрасс усмехнулся и кивнул:

— Да. А что в этом зазорного? Если их не увидел бы я, то увидел бы кто-то другой.

Сэм добродушно усмехнулся.

— Вы меня убедили, — сказал он. — Можете высматривать все, что хотите. Кроме паровой пушки, вы не найдете у нас ничего нового. Кстати, эту пушку изобрел я. Не желаете немного пройтись? Мне хочется показать вам свое детище. Она почти завершена…

«Огненный дракон-1» все еще окружали строительные леса и помосты. Серебристо-серый вездеход напоминал по форме катер, но с каждой стороны корпуса располагалось по семь огромных металлических колес с пластмассовыми шинами. Из задней части выступали двойные винты, защищенные решетчатыми кожухами. Длина, высота и ширина машины составляли соответственно тридцать, двенадцать и десять футов. На верхней палубе возвышались три орудийные башни. Первая предназначалась для водителя, капитана и связиста — хотя на тот момент Пароландо еще не имело средств радиосвязи. Центральная башня превосходила две другие по высоте, и из нее торчал толстый короткий ствол паровой пушки. В задней башне предполагалось разместить стрелков, вооруженных ружьями «Марк-1».

— Мы оснастили вездеход паровым котлом, — рассказывал Сэм. — А в качестве топлива планируем использовать древесный спирт. Давайте пройдем внутрь через этот боковой люк. Обратите внимание, что котел занимает около трети башни. Это неслучайно, и чуть позже вы поймете нашу идею.

Они поднялись по трапу в кабину стрелка, которую освещала небольшая лампочка. Увидев ее, Фаербрасс издал удивленное восклицание. И немудрено — это была единственная электрическая лампа во всей речной долине. Сэм объяснил, что она питалась от масляного аккумулятора.

— А вот и наша скорострельная паровая пушка, — сказал он.

Клеменс указал на цилиндр, выступавший из серой переборки башни. Широкий ствол заканчивался оружейным прикладом, на котором располагалась гашетка. Фаербрасс потянулся к ней, положил палец на спусковой крючок и взглянул в отверстие прицела, потом несколько раз поднял и опустил ствол.

— Здесь, мы установим кресло для стрелка, — сказал Сэм. — Нажимая на те или иные педали, он сможет вращать башню в какую угодно сторону. Ствол можно поднимать и опускать примерно на двадцать градусов. Пластиковые пули восьмидесятого калибра выстреливаются из ствола с помощью пара, который под высоким давлением поступает из котла. Оружие имеет открытую казенную часть, то есть при нажатии на курок пуля в стволе отсутствует. Нажатие курка освобождает стопор, и тот, в свою очередь, позволяет затвору казенной части двигаться вперед под воздействием пружины. Во время своего поступательного движения затвор выдвигает пластиковую пулю из обоймы и доставляет ее в патронник. Но в самый последний момент его боковые выступы входят в эти прорези на казенной части и поворачивают затвор на сорок пять градусов вправо, тем самым закрывая патронник. Вам понятно, о чем я говорю?

Фаербрасс кивнул.

— Отлично. Как только поворот заканчивается, впускной канал в головке затвора выходит на одну линию с паровым патрубком из котла. Таким образом в камеру патронника под большим давлением подается пар, разогретый примерно до четырехсот градусов по Фаренгейту. Пластиковая пуля выстреливается из ствола. В то же самое время пар, воздействуя на заднюю часть камеры, заставляет затвор двигаться назад. Из-за большого веса тот остается на месте, пока пуля находится в жерле пушки.

При возвратном движении затвора его выступы вновь входят в прорези и разворачивают головку на четверть влево, перекрывая тем самым доступ пара. Потом затвор патронника возвращается в исходное положение, и, если курок все еще нажат, операция повторяется неограниченное количество раз.

— Я впечатлен, — признался Фаербрасс. — Но не будет ли оружие действовать более эффективно, если вы доведете температуру ствола до температуры пара? Таким образом, вы не будет растрачивать энергию на разогрев ствола и, следовательно, увеличите ускорение пули. Теперь я понимаю назначение пустотелого кожуха вокруг жерла пушки! Вы подаете через него пар, верно?

— Да. Для изоляции мы используем гипс, а дальше идет деревянный кожух. Видите этот подающий клапан? Он предназначен для предварительного прогрева ствола, и без него оружие при стрельбе может заклинить. Эта пушка будет применяться только в режиме автоматической очереди, поскольку при единичных выстрелах она неэффективна. Вы и сами понимаете, что при относительно небольшой скорости и легком весе пластиковой пули ни о какой точности выстрела говорить здесь не приходится.

Вопреки ожиданиям Сэма, Фаербрасс не был подавлен тем военным превосходством, которое Пароландо получало с внедрением танка-амфибии. Очевидно, он планировал сделать такую же машину. В ответ на создание одного вездехода противника он мог построить два. И тогда Пароландо придется вводить в строй три амфибии.

Тем не менее Душевный Город мог лишь догонять, но не обгонять Пароландо. Если бы Клеменс сократил поставки руды, Хакинг и Фаербрасс вообще бы остались с пустыми руками. Но в таком случае они прекратили бы продавать бокситы, криолит, платину и иридий.

Радостное возбуждение, охватившее Сэма при демонстрации его изобретения, улетучилось как дым. Он понял, что Хакинг действительно может начать гонку вооружений. И тогда единственным выходом будет разгром Душевного Города — разгром и последующая аннексия всех месторождений. Однако это означало отсрочку строительства парохода. Это подразумевало оккупацию Публиджо и Тайфанджо, которые находились между Пароландо и Душевным Городом. А вдруг все три страны объединятся друг с другом и нанесут удар, используя то оружие, которое Пароландо отдало им в обмен на древесину?

Сэм решил, что такая возможность сравнительно невелика. Более явная опасность приближалась с другой стороны. Завершив завоевание соседних стран, Иэясу направил в Пароландо своих послов. Он не выставлял требований, которые могли бы показаться чрезмерными. Наоборот, они в какой-то мере были даже выгодны Клеменсу. Иэясу сообщил о том, что его страна уже потеряла много деревьев и что ему хотелось бы дать своим рощам немного подрасти. Тем не менее он обещал в обмен на оружие огромное количество древесины и человеческих экскрементов, необходимых для производства пороха. Для этой цели Иэясу собирался захватить несколько стран на другом берегу Реки.

Суть предложения сводилась к тому, что Пароландо должно было платить за материалы, награбленные на соседних территориях. Иэясу обещал поставлять древесину по дешевой цене. Кроме того, он брал всю грязную работу на себя. Сэм Клеменс согласился, заранее зная о том, что отныне угрызения совести лишат его сна. В свою очередь Иоанн посчитал это предложение просто превосходным.

— Наши заводы будут работать на всю мощь, — мечтал он вслух. — Мы увеличим экспорт оружия и построим флот из «Огненных драконов». Пройдет какое-то время, и эти машины сомнут под своими колесами те мечи и копья, которые мы дадим оборзевшему японцу!

— А когда же мы будем строить пароход? — спросил Сэм.

Никто не дал ему ответа, но на следующий день ван Бум, Белицкая и О’Брайен принесли ему первые рабочие чертежи. Они были выполнены на белых пластиковых листах особым «карандашом», который подсоединялся к масляному аккумулятору. Магнитное поле на кончике карандаша производило поляризацию мелких частиц. На листе возникала линия, которую могло убрать лишь обратное поле. Таким образом, чертежи отвечали двум основным требованиям — прочности при длительной эксплуатации и возможности вносить исправления.

Фаербрасс предложил свою помощь в строительстве корабля. Несмотря на возражения Иоанна их гостю разрешили присоединиться к разработке проекта. Сэм заявил, что чем больше будет задействовано инженеров, тем быстрее пойдет работа. И он не видел, каким образом информация, почерпнутая Фаербрассом, позволит тому похитить судно. Сэм не стал делиться с Иоанном своими мыслями, но у него появилась идея насчет Фаербрасса. Он хотел увлечь инженера строительством большого корабля, а затем, как бы невзначай, поговорить с ним об отдельной каюте на пароходе.

Станки для изготовления корабельной обшивки находились на стадии завершения. Дамбу закончили неделю назад, и горный поток наполнил водохранилище до краев. На роторы генераторов наматывалась алюминиевая проволока. Шли работы по установке турбин. Не позже этого месяца инженеры обещали запустить в действие пробный образец батацитора.

Через несколько дней у границы Пароландо собралось около пятисот миссионеров Церкви Второго Шанса. Они просили убежища и крова. Иэясу изгнал их из своего нового государства и пригрозил им ужасными пытками на тот случай, если они попытаются просочиться обратно. Сэм в это время находился на вершине дамбы и ничего не знал о той драме, которая разворачивалась внизу.

Иоанн приказал миссионерам немедленно покинуть территорию Пароландо, но шансеры отказались уйти. Услышав об этом, Иоанн Безземельный мрачно усмехнулся, дернул себя за волосы цвета львиной шкуры и произнес:

— Здесь я хозяин! Клянусь зубом Бога!

Сэм наблюдал за минированием дамбы. Внутри полых стен он решил поместить несколько тонн динамита — на тот случай, если врагу удастся захватить страну. Эта хитрость во многом напоминала самоубийство, но на карте стоял пароход, и Клеменс не желал дарить его какому-то дяде.

Фон Рихтхофен, запыхавшись от бега по холмам, рассказал ему о появлении шансеров и об их отказе покинуть территорию Пароландо. Однако он и сам тогда еще не знал о замыслах Иоанна.

Сэм попросил передать миссионерам, что он навестит их вечером. Пока же им следовало оставаться около питающего камня, вокруг которого они расположились лагерем. На какой-то миг Клеменсу захотелось прогнать несчастных шансеров и приказать солдатам вытолкать их взашей за границу Пароландо. Ему было жарко. Он вспотел, наглотался цементной пыли, и в эту минуту мысль о сюсюкающих ханжах наполнила его раздражением. Мир Реки не имел ни мух, ни москитов, но природа не терпит пустоты — вот почему здесь появились шансеры.

Грохот и визг огромных ступ, в которых размешивался бетон, крики людей и скрежет лопат о гравий, дребезжание железных тачек и вой лебедок — все это заглушило звуки выстрелов. Сэм узнал о происшедшем насилии только после того, как фон Рихтхофен вновь прибежал на дамбу.

У Клеменса подкосились ноги, и, поскользнувшись, он едва не упал в лужу. Иоанн опробовал новое оружие на шансерах. Сотня стрелков с кремневыми ружьями за три минуты перебила около пятисот мужчин и женщин. Иоанн самолично сделал десять выстрелов и последние пять пуль использовал для того, чтобы прикончить раненых.

В живых оставили только тридцать наиболее красивых женщин. Иоанн забрал их к себе во дворец.

Спустившись с холма, Сэм увидел большую толпу, которая собралась вокруг питающего камня. Он отправил Лотара вперед, чтобы тот расчистил дорогу. Люди расступились перед ними, как Красное море перед Моисеем. Но море красной крови ожидало Клеменса впереди. Он замер на месте при виде кучи трупов, оторванных рук и ног и торчавших костей, размозженных пулями крупного калибра. За девяносто семь лет жизни Сэм так и не привык к безмолвию мертвых. Оно нависло над ним и над толпой, как знобящее невидимое облако. Открытые рты, из которых больше не вырвется ни слова; выпученные невидящие глаза…

Он понимал, что завтра эти люди, живые и здоровые, восстанут из мертвых где-то на берегах Реки. Однако мысль о воскрешении не помогала. Все разумные доводы отступали прочь перед ужасом такой нелепой смерти.

Иоанн отдавал приказы о переносе тел на перерабатывающую фабрику. Увидев Сэма, он усмехнулся и отвел глаза, как нашкодивший мальчишка.

— Это же просто бойня! — закричал Сэм. — Резня! Неоправданная и непростительная жестокость! Зачем вы сделали это — вы, кровожадная и смертоносная тварь! Неужели это все, на что вы способны? Бешеный пес! Свинья! Свинья! Свинья!

Иоанн перестал улыбаться и отступил назад, когда Сэм, сжав кулаки, двинулся на него. Огромный Закскромб, помахивая большой дубиной со стальными шипами, шагнул навстречу Сэму.

— А ну назад! — закричал Лотар фон Рихтхофен. — Оставайтесь на своих местах, или я позову Джо Миллера! Любой, кто сделает хоть один шаг к Сэму, тут же получит пулю в лоб.

Клеменс оглянулся. Лотар держал в руках ружье, направляя ствол на Иоанна. Смуглое лицо экс-монарха побледнело; глаза расширились от испуга.

Позднее Сэм пожалел, что в ту минуту он не приказал Лотару выстрелить в Иоанна. Короля окружала сотня стрелков, но они не посмели бы открыть огонь, если бы их хозяина убили первым. Вокруг стояла толпа вооруженных мужчин и женщин. Многие из них не любили Иоанна, и почти все они были шокированы убийством ни в чем неповинных людей. Толпа удержала бы стрелков. И даже если бы приспешники Иоанна открыли стрельбу, Сэм мог бы упасть на землю и переждать первый залп. А потом обязательно бы что-нибудь случилось.

Впрочем, что толку фантазировать. Он не отдал такой приказ. Тем не менее Клеменс вел себя довольно решительно. Если бы он позволил Иоанну уйти, народ перестал бы его уважать. Сэм лишился бы не только хорошей репутации, но и звания консула. Да что там какое-то звание? Он потерял бы свой сказочный пароход!

Изредка поглядывая на Иоанна, Клеменс осмотрел толпу и увидел бледное лицо Ливи. Она зажимала рот обеими руками, словно ее мутило. Рядом, на краю образовавшегося круга, стоял Сирано де Бержерак с неизменной рапирой в руке.

— Капитан де Бержерак! — окликнул его Сэм Клеменс. — Арестуйте консула!

Иоанн держал в одной руке ружье, но он не стал сопротивляться.

— Я выражаю свой протест, — спокойно произнес бывший король Англии. — Эти: люди не повиновались моему приказу. Я вновь и вновь предлагал им покинуть территорию суверенного государства, однако они и слушать меня не хотели. Мне просто не оставалось ничего другого, как открыть по ним огонь. Хотя какая разница? Завтра они снова будут живы и здоровы.

Подойдя к Иоанну, Сирано остановился, отсалютовал длинной рапирой и сказал:

— Ваше оружие, сир.

Закскромб зарычал и замахнулся своей утыканной шипами дубиной.

— Не надо, Зак, — крикнул Иоанн Безземельный. — В соответствии с хартией один консул может арестовать другого, если тот, по его мнению, совершил противозаконный поступок. К тому же я верю что маэстро Клеменс вскоре поймет свою ошибку и выпустит меня из-под ареста.

Он передал Сирано свое ружье, затем расстегнул пояс и бросил его на землю. В ножнах находились длинный нож и короткий меч.

— Я возвращаюсь в мой дворец, где буду ждать вердикт Совета, — сказал он, обращаясь к Сэму. — По закону вы должны собраться в течение часа после моего ареста и ровно через два часа сообщить мне свое решение. Единственным оправданием для задержки сроков может считаться лишь национальное бедствие.

Он ушел под конвоем Сирано де Бержерака. Люди Иоанна какое-то время стояли в нерешительности, а затем, повинуясь команде Закскромба, поспешили за своим предводителем. Сэм с удивлением смотрел им вслед. Он ожидал сопротивления и жестокой схватки. Но Иоанн, очевидно, понимал, что Клеменс не мог поступить по-другому — иначе он просто потерял бы свое лицо. Иоанн знал, что Сэм попытается избежать решения, создающего угрозу гражданской войны, — слишком уж сильно он дорожил пароходом.

Да, экс-монарх подчинился. Он не хотел разжигать вражду — по крайней мере, не сейчас. На какое-то время Иоанн утолил свою жажду крови. Он не сомневался, что члены Совета признают его действия законными. Конечно, расстрел шансеров не вязался с гуманностью и моралью. Но мораль — вещь тонкая и неуловимая. Сторонники Иоанна оспорят этот вопрос. Они скажут, что мертвые оживут снова и очередная смерть пойдет им только на пользу. А вот последователи Второго Шанса получат хороший урок. Они надолго забудут дорогу в Пароландо. Члены Совета напомнят Клеменсу, что этого желали многие. Если шансеры будут продолжать свою деятельность, построить пароход не удастся никогда. Более того, соседние государства, не подточенные пацифистской философией, со временем нападут на Пароландо и захватят страну.

Сэм, конечно же, станет спорить. Он скажет сторонникам Иоанна, что в таком случае надо признать законным любое уничтожение людей. Если продолжать их мысль, то лучшим средством избавления от ран и боли является убийство больных. А значит, и изнасилование не содержит состава преступления, если пострадавшую женщину тут же предали смерти. Зачем же оставлять бедняжку больной или беременной, правда? После нового воскрешения она проснется целой и невредимой — так что нечего ломать голову о каком-то моральном ущербе. Она пожует мечтательную резинку, и все пройдет.

Нет, будет говорить им Клеменс. Это вопрос не об убийстве, а о правах. Подобная смерть означала насильственное перемещение в такие места, откуда человек при желании мог бы вернуться только через тысячу лет. Таким образом его лишали друзей, любви и крова. Насилие всегда останется насилием, и оно всегда…

О-хо-хо! К чему эти фантазии? Нужно действовать, а не мечтать!

— Сэм! — раздался знакомый голос.

Клеменс медленно повернулся и поднял голову. Ливи по-прежнему была бледна, но ей уже удалось овладеть собой.

— Сэм! А что же будет с женщинами, которых он увел в свой дворец?

— О Боже! Как я мог о них забыть? — громко воскликнул он. — Лотар, за мной!

Увидев десятифутовую фигуру Джо Миллера, Клеменс замахал рукой, и титантроп вразвалку поспешил навстречу. По приказу фон Рихтхофена сотня только что прибывших лучников последовала за ними к бревенчатому дворцу Иоанна.

Приблизившись к высокой ограде, Сэм замедлил шаг. Его тревожило недоброе предчувствие. Иоанн должен был понимать, что если его соправитель и забыл о похищенных женщинах, то вскоре он о них обязательно вспомнит. Зная, что закон не докажет его вины, экс-монарх согласился предстать перед судом Совета. Но если Сэм попытается отнять у него женщин силой, терпению Иоанна придет конец. В ярости он может потерять остатки разума, и тогда гражданская война станет неизбежной.

Глава 22

Клеменс увидел около тридцати женщин, которые вышли из открытых ворот. Он понял, что Иоанн решил исправить свою ошибку. Задерживая миссионерок, экс-монарх рисковал быть обвиненным в похищении. А в этом вывернутом наизнанку мире похищение считалось еще более тяжким преступлении, чем убийство. Однако если женщинам не причинили вреда, Иоанн без труда мог опротестовать любое обвинение.

Внезапно Сэму показалось, что его сердце разорвется от ярости. Среди женщин он увидел Гвенафру.

Выкрикнув имя девушки, Лотар бросился к ней навстречу. Она побежала к нему, протягивая руки, и они заключили друг друга в объятия.

После минуты слез, поцелуев и трепетных взглядов она отошла от немца и приблизилась к Клеменсу. Сэм проклял себя за глупость и слюнявую нерешительность. Если бы он показал Гвенафре, что желает ее, когда она буквально предлагала ему себя, они могли бы сейчас наслаждаться друг другом и ей не пришлось бы обращать свой взор на распутного фон Рихтхофена. И почему он тогда не взял ее в свой дом? Почему он до сих пор надеялся на то, что Ливи бросит Сирано и вернется к нему? Но ведь это правда, черт возьми! Если он возьмет другую женщину, Ливи обидится и навсегда отвернется от него!

В его рассуждениях не было никакой логики. Но что бы там ни говорили философы, люди использовали логику только для того, чтобы оправдывать свои эмоции.

Гвенафра поцеловала Сэма, и несколько ее слезинок упало на его обнаженную грудь. Потом она вернулась к Лотару, а Клеменс остался с проблемой, по-прежнему не зная, что ему делать с королем Иоанном. В сопровождении Джо Миллера он вошел в ворота дворца. Минутой позже к нему присоединился фон Рихтхофен. Он ругался по-немецки и шептал что-то похожее на «Я его убью!».

Сэм остановился.

— Вам лучше уйти, мой друг! Я тоже схожу с ума от злости, но, по крайней мере, могу держать себя в руках. Мы теперь в логове льва, и если вы попытаетесь напасть на него, он убьет вас под предлогом вынужденной самообороны. Иоанн любит такие фокусы. На самом деле он мог похитить Гвенафру только для того, чтобы спровоцировать нас на необдуманные поступки.

— Если я уйду, вы останетесь здесь только с Джо! — воскликнул Лотар.

— Когда речь идет о Джо, слово «только» приобретает совершенно иной смысл, — ответил Сэм. — Кроме того, обнимаясь с Гвенафрой, вы, вероятно, не услышали мой приказ. Если я не вернусь через пятнадцать минут, армия Пароландо начнет штурм дворца и убьет каждого, кто будет здесь находиться.

Фон Рихтхофен с удивлением взглянул на Клеменса:

— А вы, оказывается, можете быть злым!

— С каждой новой проблемой и отсрочкой в строительстве парохода я становлюсь все более гадким и подлым! — ответил Сэм.

Он боялся признаться себе, что его гнев вызван не столько поведением Иоанна, сколько отношениями Лотара и Гвенафры. Клеменс по привычке направил ярость на старого врага, и если бы чувства действительно отвечали таким понятиям, как «жар» или «накал», Иоанн давно бы уже сморщился и покрылся трещинами. Впрочем, так оно и должно было бы случиться, если бы в мире существовала какая-то справедливость.

Клеменс вошел в большое здание, огороженное частоколом из сосновых бревен. Акула, один из телохранителей Иоанна, попытался преградить ему дорогу, однако Сэм и не подумал замедлить шаг. За его спиной раздался приглушенный рык. Увидев огромную волосатую фигуру, громила прошептал проклятие и отступил в сторону. Но он немного промедлил, в результате чего огромное бедро, покрытое рыжеватыми волосами, смело с пути массивного мужчину весом в двести тридцать фунтов, словно легкое перышко.

— Когда-нибудь я тебя убью! — прошипел Акула по-английски.

Голова Джо, как башня боевого корабля, медленно повернулась в его сторону, и ствол огромного носа нацелился в лицо-плоскодонку телохранителя:

— Да? Где же ты наберешь зтолько людей?

— Я смотрю, Джо, ты за словом в карман не лезешь, — шепнул Сэм. — Видно, сказывается мое влияние.

— Большинзтво из этих людей зчитают меня тупым, — ответил Джо. — Но они ошибаютзя.

— Ты, безусловно, прав, дружище.

Ярость Клеменса остыла и стала тускло-красной. Он понимал, что даже присутствие Джо Миллера не гарантировало его безопасности. Тем не менее Сэм надеялся, что Иоанн не будет доводить конфликт до крайности. Ему ведь тоже был нужен пароход.

Иоанн сидел за круглым дубовым столом в компании дюжины своих головорезов. Позади него стоял гигант Закскромб. Все держали в руках глиняные пивные кружки. В комнате пахло табаком и спиртным. Из-за высокого частокола солнечные лучи не попадали в окна, поэтому в помещении чадили несколько сосновых факелов. Глаза Иоанна покраснели — то ли от дыма, то ли от выпитого виски.

Сэм остановился, достал сигару из маленькой сумки, висевшей на поясе, и закурил. Рука дрожала, очень сильно дрожала. Это рассердило Клеменса и еще больше усилило его гнев.

— Что же вы так, ваше величество? — произнес он. — Разве вам не хватало тех женщин, которых вы захватили для гнусных оргий? Похитив Гвенафру, вы затянули петлю на своей шее. Причем я говорю отнюдь не фигурально! Гвенафра — гражданка нашего государства! И вам уже не оправдаться крестовым походом на Церковь Второго Шанса!

Иоанн допил виски, опустил кружку на стол и мягко сказал:

— Я увел этих женщин во дворец ради их собственной безопасности. Если бы вы только знали, как свирепо была настроена к ним толпа! Люди хотели растерзать всех миссионеров. И мне вполне понятен их гнев. Гвенафру взяли вместе с шансерами по ошибке. Я уже установил виновного в этом и наказал его.

— Иоанн, за эту выходку я мог бы выдворить из страны всех ваших головорезов, — сказал Сэм. — И думаю, народ одобрил бы подобный шаг. Но я хочу добраться до вас, потому что именно вы и есть тот самый дьявол, корень зла и величайший подлец всех прошлых и будущих времен. Если наглость является качеством лжеца, то ваши собратья по духу в сравнении с вами милы, как Санта-Клаус!

Лицо Иоанна покраснело. Закскромб усмехнулся и поднял дубину на уровень груди. Джо предупреждающе зарычал. Экс-монарх устало вздохнул и улыбнулся Сэму:

— Эта небольшая кровь расстроила вас, мой друг. Но я верю, что вы оправитесь. Ваши эмоции не могут опровергнуть истины моих слов. Вы просто немного переоценили свои возможности. Кстати, вам следовало бы поторопиться и созвать Совет. Закон нашей страны требует, чтобы вы сделали это в установленные сроки.

Самое ужасное, что Иоанн мог вывернуться. Все, включая и его сподвижников, знали, что он лгал. Но тут приходилось либо молчать, либо начинать гражданскую войну. А в случае войны на их страну набросились бы Иэясу и Хакинг и все эти предполагаемые нейтралы типа Публия Красса, Чернского, Тай-Фана и дикарей с другого берега Реки.

Сэм отшвырнул сигару и зашагал прочь. Через два часа его ожидания подтвердились. Члены Совета вынесли Иоанну официальное порицание за поспешность и неправильную оценку ситуации. Впредь в подобных случаях ему вменялось в обязанность советоваться с соконсулом.

Иоанн, наверное, хохотал до слез, когда ему доложили о вердикте Совета. И он, скорее всего, потребовал новых напитков, марихуаны и женщин для хорошей пирушки.

Однако победа экс-монарха имела горький привкус. Все в Пароландо знали, что Сэм Клеменс выступил против Иоанна, вошел к нему во дворец с одним телохранителем и, освободив женщин, прилюдно оскорбил его. Триумфатор знал, что стоит на глиняных ногах.

Сэм предложил Совету изгнать из Пароландо всех миссионеров и тем самым предотвратить повторение подобных убийств. Однако несколько советников выступили против. По их мнению, такое решение противоречило закону и требовало изменения хартии. Кроме того, они утверждали, что после их предупреждения Иоанн наверняка оставит Церковь Второго Шанса в покое.

Они прекрасно понимали, что Сэм пытался воспользоваться ситуацией и выдворить шансеров из страны. Но в Совете хватало тупоголовых упрямцев. Скорее всего их обозлило собственное бессилие против Иоанна, и они старались теперь отыграться на Клеменсе.

Сэм готов был поспорить, что уцелевшие в бойне миссионеры сами убегут из Пароландо. Однако те, к его огромному удивлению, пожелали остаться. Массовое убийство убедило их, что эта страна нуждается в проповеди милосердия. Геринг начал строить для собратьев по вере несколько больших хижин, но Сэм предупредил его, что не потерпит растрат древесины. Она обходилась Пароландо дорого, и Клеменс не! желал дарить ее бездельникам и болтунам. Геринг передал ему, что в таком случае он и остальные последователи Второго Шанса выйдут из своих жилищ и будут спать под питающими камнями. Сэм с проклятием выпустил дым в лицо посыльного и посетовал на то, что в мире Реки не хватало такой ценной штуки, как воспаление легких. После этого Клеменс почувствовал стыд, но не смягчился. Сэм не желал гасить свои печи и горны из-за каких-то фанатиков, которых он, между прочим, и видеть-то не хотел в Пароландо.

Все эти трения по поводу шансеров расстроили Клеменса до предела, но вечером того же дня он получил два сообщения, от которых у него подкосились ноги. Первое гласило о том, что на обратном пути в Пароландо при невыясненных обстоятельствах с корабля исчез Одиссей. Он исчез из своей каюты, и никто не мог понять, как это произошло. Второе сообщение касалось Уильяма Гревела — человека, который шпионил за Иоанном. Его труп с разбитым черепом нашли у подножия горы. Каким-то образом экс-монарх выследил и казнил отставного торговца шерстью. И теперь Иоанн мог хохотать, потому что Сэм снова не имел никаких доказательств. Он даже не мог признать, что Гревел работал на него.

Клеменс вызвал фон Рихтхофена, де Бержерака и других, кого он считал своими сторонниками. Хотя в его отношениях с де Бержераком существовала определенная напряженность, тот предпочитал Клеменса Иоанну и не раз вступал с бывшим королем в яростные перебранки.

— Возможно, исчезновение Одиссея является только случайным совпадением, — сказал Сэм. — Но после смерти Гревела я начинаю полагать, что Иоанн мстит мне через моих друзей. Очевидно, он планирует уничтожить каждого из вас, создавая видимость случайной смерти. Иоанн ловок и хитер. На какое-то время он затаится и примет вид невинного ягненка. И нам вряд ли удастся обвинить его в совершенных преступлениях. Уже сейчас гибель Одиссея подается как необъяснимое исчезновение, и я уверен, что наше расследование будет напрасной тратой сил. С Гревелом дело обстоит и того хуже — вы сами знаете, какую миссию он выполнял. Если я начну обвинять Иоанна в его смерти, мне придется признаться в нарушении закона, и мои слова принесут выгоду только нашему врагу. Поэтому я прошу вас об осторожности. Избегайте ситуаций, где могут произойти несчастные случаи. И будьте начеку, оставаясь одни.

— Morbleu! — вскричал де Бержерак. — Если бы не ваш нелепый закон, запрещающий дуэли, я вызвал бы Иоанна на поединок и одним росчерком рапиры подписал ему смертный приговор. Откровенно говоря, синьоро Клеменс, мне ваша хартия нравится все меньше и меньше!

— Я родился в стране, где дуэли считались обычным явлением, — ответил Сэм. — Тем не менее меня тошнит от подобных методов решения спора. Если бы вы видели, к каким трагедиям… Впрочем, не будем вспоминать о прошлом. Вы наверняка их видели. И они, скорее всего, не произвели на вас глубокого впечатления. В любом случае вы заблуждаетесь, считая Иоанна благородным дворянином. Он не дал бы вам прожить и минуты, если бы опасался встретиться с вами на дуэли. Нет, мой друг! Вы исчезли бы из своей хижины при невыясненных обстоятельствах или погибли под случайно упавшим грузом — можете в этом не сомневаться.

— А почему Иоанн не может погибнуть под упавшим грузом? — спросил Джо Миллер.

— Ты не принимаешь в расчет живой заслон — его телохранителей, — ответил Сэм. — Если Иоанн и погибнет при каком-то инциденте, то это будет настоящий, стопроцентный несчастный случай!

Он отпустил гостей, за исключением де Бержерака и Джо, который после болезни не отходил от него ни на шаг. Миллер чувствовал надвигавшуюся беду и оставлял Сэма одного только в тех случаях, когда тот сам просил об этом.

— Незнакомец сказал, что для штурма Туманной Башни он выбрал двенадцать человек, — произнес Клеменс. — Джо, вы, Ричард Фрэнсис Бёртон, Одиссей и я — это пятеро. И никто из нас не знает, где находятся остальные семь избранников. Одиссей исчез, и вряд ли мы увидимся с ним еще раз. А Незнакомец полагал, что все двенадцать соберутся на борту парохода во время путешествия по Реке. Но если Одиссей воскрес где-то на юге, он не успеет вернуться сюда до начала плавания. Я боюсь, что мы потеряли его окончательно.

Пожав плечами, Сирано почесал свой длинный нос.

— Зачем изводить себя сомнениями и тревогами? Или у вас просто такая натура? Пока нам известно, что Одиссеи исчез. Я повторяю: исчез, а не умер! Он мог войти в контакт со своим этиком, который, по словам Одиссея, являлся женщиной. Скорее всего она не имеет ничего общего с тем существом, которое встречали мы с вами. О, mordioux! Простите меня за отвлеченную болтовню! Итак, как я уже говорил, Одиссея могла отозвать его таинственная хозяйка. Возможно, мы когда-нибудь узнаем, что там у них произошло. Но это уже заботы нашего призрачного ангела. Вам же следует сосредоточиться на строительстве сказочного корабля. А я буду нанизывать на шпагу тех, кто попытается нам помешать.

— В этом езть змызл, — произнес Джо. — Езли бы Зэм терял по волозку каждый раз, когда он безпокоитзя, его голова походила бы на колено. Зэм, ты должен переложить звои заботы на наши плечи…

— Истина глаголет устами младенцев… и бесхвостых обезьян, — ответил Клеменс. — Я что-то перепутал? В любом случае, если все пойдет хорошо, через месяц мы начнем сварку корпуса! А значит, вскоре наш пароход отправится в дальнее плавание! И это будет самый счастливый день в моей жизни! Даже когда Ливи скажет мне «да», я вряд ли испытаю большее счастье…

Он мог остановиться и раньше, но ему хотелось подразнить Сирано. Однако француз никак на это не реагировал. Да и зачем ему было обижаться? Ливи любила его; она говорила ему «да» в любое время.

— Нам придется пролить немало крови, — задумчиво произнес Сирано. — Хотя меня, мирного и добродушного человека, тоже мутит от такой перспективы. Мне хотелось бы иметь досуг, чтобы наслаждаться любовью и общением с друзьями. Мне хотелось бы положить конец войне! Или, если без кровопролития не обойтись, пусть в нем участвуют благородные люди, которым известно, как держать в руках мечи и шпаги. К сожалению, нам не удастся построить корабль без помех, потому что те, у кого нет железа, не остановятся ни перед чем, пока его не получат. Иоанн Безземельный прав в одном. Как только мы накопим оружие, нам надо начать тотальную войну и очистить оба берега Реки от любой оппозиции. Пусть будет только одна страна, страна Пароландо — на тридцать миль в оба конца. И тогда мы получим неограниченный доступ к бокситам, платине и древесине…

— Но если вы уничтожите население соседних стран, через день все эти земли будут снова заполнены людьми, — возразил Сэм. — Вы же знаете, как происходит воскрешение. Вспомните, с какой быстротой были заселены оба берега после падения метеорита.

Сирано поднял вверх длинный и грязный палец. У Сэма мелькнула мысль, что Ливи проиграла свою битву за чистоту этого неряхи.

— Минутку! — воскликнул француз. — Вы забываете, что какое-то время новое население останется неорганизованным. Мы будем здесь бесспорными лидерами и сделаем из этих людей добропорядочных граждан большого и мощного Пароландо. Их можно даже допустить к участию в жеребьевке, которая позволит некоторым новичкам попасть в команду корабля. Я уверен, что при таком развитии событий мы построим ваш пароход гораздо быстрее.

«Может быть, мне назначить тебя командующим этой армии? — подумал Клеменс. — И вновь начнется история Давида, Вирсавии и Урии. Но у нового Давида может не оказаться совести, и свершенные им злодеяния никогда не нарушат его снов».

— Позвольте с вами не согласиться, — сказал Сэм. — Граждане Пароландо будут сражаться как черти, чтобы защитить себя и страну. Каждому из них хочется попасть на пароход, и ради этого они не пожалеют последней капли крови. Но наш народ не согласится участвовать в завоевании других земель — особенно после того, как люди узнают, что мы планируем допустить новых граждан к лотерее. Это не только уменьшит их собственные шансы! Это, помимо прочего, еще и аморально!

Де Бержерак встал, и его рука легла на эфес рапиры.

— Возможно, вы правы, сударь. Однако в тот день, когда вы пошли на сговор с Иоанном и убили Эрика, ваш корабль окрасился кровью измены. Я не собираюсь упрекать вас, Сэм Клеменс. Вероятно, в тот момент вы не имели другого выбора. Вам просто хотелось построить пароход, и уместной казалась любая жертва. Но нельзя начинать с предательства, а затем укорять других за подобные поступки. Это, помимо прочего, еще и аморально! Спокойной ночи, мой друг.

Он поклонился и ушел. Клеменс, нахмурившись, запыхтел сигарой.

— Я ненавижу этого человека! — воскликнул Сэм через несколько минут. — Он всегда говорит мне правду!

Джо встал, и пол заскрипел под тяжестью его восьмисот фунтов.

— Я пойду зпать. У меня болит голова. Взе ваши зпоры дейзтвуют мне на нервы. Это ведь так прозто, Зэм — либо ты что-то делай, либо не делай.

— Будь мои мозги в районе ягодиц, я зказал бы то же замое! — огрызнулся Сэм. — Знаешь, Джо, я тебя люблю. Ты просто прекрасен! И наш мир действительно не такой уж сложный. Проблемы скапливаются в голове, давят на глаза, и поэтому ты засыпаешь! Но мне кажется…

— Зпокойной ночи, Зэм! — сказал Джо и ушел в «техас».

Сэм убедился, что дверь закрыта на засов. Снаружи маячили фигуры часовых, которых он расставил вокруг здания. Клеменс мрачно покачал головой и пошел спать.

Ему снился сон про Эрика, который бегал за ним по палубам и старался загнать его в темный трюм парохода. Сэм закричал и проснулся от собственного крика. Над ним склонилась фигура Джо. Гигант осторожно потряхивал его за плечо и просил успокоиться. По крыше глухо барабанил дождь; где-то вдали, на склонах гор, гремели раскаты грома.

Немного посидев с Сэмом, Джо сделал кофе. Он бросил в холодную воду полную ложку сухих кристаллов, и те за три секунды разогрели напиток. Друзья посасывали кофе. Сэм курил сигару, вспоминая вслух о тех днях, когда они путешествовали вниз по Реке с Кровавым Топором и его храбрыми викингами.

— Хорошие были времена, — со вздохом сказал Джо. — Не то, что зейчаз. Здезь злишком много работы и злишком много людей, которые хотят зодрать з наз шкуру. А еще, как назло, твоя женщина появилазь з этим нозатым Зирано.

Сэм тихо засмеялся и сказал:

— Это первая хорошая шутка за последние дни. Спасибо тебе, Джо. Носатый! Вот уж, ей-Богу!

— Иногда мой юмор бывает злишком тонким даже для такого озтряка, как ты, — обиженно произнес Джо.

Он встал из-за стола и направился в свою спальню.

Сэм проспал до позднего утра. Он всегда любил понежиться в постели — даже после полноценного сна. Теперь ему все чаще доводилось спать по ночам не более пяти часов, хотя иногда он прихватывал послеобеденное время отдыха. Каждый раз находился какой-то вопрос, над которым приходилось ломать голову. Каждый раз кто-то подсовывал ему спорную проблему, от которой земля уходила из-под ног. Его главные инженеры спорили друг с другом по любому поводу, и только от одного этого Сэм едва не сходил с ума. Прежде он считал труд инженера довольно банальным делом — перед вами ставят некую задачу, и ее следует решить наилучшим образом. Так нет же! Ван Бум, Велицкая и О’Брайен, казалось, жили в разных мирах. Чтобы уберечь себя от приступов раздражения и бесполезной траты времени, Клеменс назначил своим заместителем ван Бума. Сэма перестали беспокоить по пустякам, но нашлось потрясающее число вопросов, когда по-прежнему требовалось его авторитетное вмешательство. Впрочем, в большинстве случаев это трио инженеров могло бы обойтись и без него.

Тем временем Иэясу захватил не только область бушменов и готтентотов, которая располагалась напротив его владений по другую сторону Реки, но и девять миль территории альмаков. Он послал флот к небольшому государству, в котором жили индейцы семнадцатого века из племен лисиц и саков. Покорив этот район, длиной не более трех миль, его армия перебила половину населения. И тогда Иэясу заговорил о повышении цен на древесину. Кроме того, он хотел получить вездеход — точно такой же, как «Огненный дракон-1». Японец знал, что Пароландо построило второй танк-амфибию.

Свыше пятисот черных переселились в Душевный Город в обмен на равное количество дравидов. Сэм отказывался принимать ваххабских арабов и настаивал на том, чтобы первыми присылали индусов. Хакингу это страшно не нравилось, но в договоре ничего не говорилось о том, какой группе будет отдаваться предпочтение. Прослышав о требованиях Иэясу, он отправил Клеменсу срочное сообщение. Ему тоже понадобился «Огненный дракон», и он предложил за него огромное количество минералов.

Публий Красс и Тай-Фан объединились для захвата территории, которая находилась напротив их стран. Этот район тянулся на четырнадцать миль вдоль левого берега, и там обитали люди каменного века. Благодаря стальному оружию и перевесу в численности захватчики уничтожили половину населения и поработили остальных. Они тоже повысили цену на древесину, хотя и не так сильно, как Иэясу.

Разведка донесла, что Чернский, который правил к северу от Пароландо на четырнадцатимильной полосе побережья, совершил визит в Душевный Город. Результаты переговоров держались в тайне, а система безопасности у Хакинга действовала со стопроцентной эффективностью. Сэм отправил к нему восемь черных наблюдателей; в свою очередь Иоанн послал туда не меньше дюжины человек. Но однажды ночью из тумана вынырнул корабль, и головы шпионов были переброшены через стену, которую люди Клеменса возвели вдоль берега Реки.

Поздно вечером к Сэму пришел ван Бум. Как оказалось, Фаербрасс склонял его к сотрудничеству с Хакингом.

— Он предложил мне пост главного инженера на нашем корабле, — сказал ван Бум.

— На нашем корабле? — вскричал Сэм, и сигара едва не выпала из его рта.

— Да. Он не стал об этом распространяться, но я понял суть его предложения. Пароход будет захвачен людьми Хакинга, и я могу получить пост главного механика.

— И что вы ответили на такое выгодное предложение? Вам в этом случае терять вроде бы нечего.

— Я посоветовал ему не напрягать понапрасну горло и попросил его уйти. Он усмехнулся, словно не верил моим словам. И тогда я сказал Фаербрассу, что мой выбор останется за вами — без клятв верности и щедрых подачек. Мне претит предательство и обман! И если Душевный Город нападет на Пароландо, я буду оборонять нашу страну до самой смерти!

— Хорошо сказано! Просто превосходно! — воскликнул Сэм. — Вот вам за это глоточек бурбона! И сигару! Я горжусь вами и горжусь собой, поскольку мне удалось заслужить такую преданность. Но я хотел бы… Не знаю, как это сказать…

— Да? — спросил ван Бум, посмотрев на него поверх чаши.

— Я хочу, чтобы вы согласились на его предложение. Мы могли бы узнавать через вас о замыслах Хакинга.

Ван Бум поставил чашу на стол и встал. На его симпатичном бронзовом лице появилось мрачное и презрительное выражение.

— Я никогда не буду грязным шпионом!

— Вернитесь! — закричал Сэм, но ван Бум уже хлопнул дверью.

Клеменс спрятал лицо в ладонях, а затем одним глотком осушил чашу ван Бума. Никто и никогда не скажет, что Сэмюэль Ленгхорн Клеменс потратил зря хорошее виски — или даже плохое, если уж на то пошло. Впрочем, грааль всегда приносил самые лучшие продукты.

Сэма раздражали люди, которые не понимали реальной обстановки. Однако сейчас его наполняло чувство глубокого удовлетворения, и он радовался тому, что на свете еще остались неподкупные люди.

По крайней мере, Сэм мог не тревожиться о ван Буме.

Глава 23

Посреди ночи он проснулся от смутного беспокойства и долго не мог понять, чем оно вызвано. Внезапно Сэм вздрогнул. А что, если ван Бум солгал ему? Что, если хитрый Фаербрасс велел инженеру развлечь Клеменса этой наивной историей? Разве можно найти лучший способ, чтобы заставить человека забыть об осторожности? Но почему тогда ван Бум не притворился, что согласен вести двойную игру?

— Я начинаю думать о людях, как король Иоанн! — произнес Сэм вслух.

В конце концов Клеменс решил, что может довериться ван Буму. Тот казался немного самонадеянным и странным, но ведь таким и должен быть настоящий инженер. Сэму нравились люди с твердыми взглядами. А моральный хребет ван Бума мог потягаться в несгибаемости даже с позвоночником окаменевшего динозавра.

Работа на верфи велась и днем и ночью. После установки бимсов началась сварка корпусных листов. Батацитор и гигантские электрические моторы находились на стадии завершения, а сборка погрузочной системы подходила к концу. Огромные подъемные краны перемещались по широким рельсам и приводились в движение электрической энергией.

С обоих концов Реки в Пароландо стекались люди. На катамаранах, галерах и каноэ они проплывали порою тысячу миль только для того, чтобы взглянуть на сказочный пароход.

Посовещавшись, Сэм и король Иоанн решили, что при таком скоплении любопытных вражеские агенты получили слишком уж большую свободу.

— Кроме того, у людей появляется соблазн похитить наш пароход, — добавил Клеменс. — Зачем же вводить их в искушение, если они и без того создают нам массу проблем?

Иоанн не принял шутливого тона Клеменса. Он подписал приказ, согласно которому из страны надлежало изгнать всех неграждан, за исключением послов и курьеров. Однако эта мера не мешала многочисленным судам курсировать возле берега, пока любопытные пассажиры глазели на чудесное судно. По указанию Иоанна вокруг верфи начали строить вал из глины и камней, но в нем имелось множество проходов, через которые грузовые корабли подвозили к причалам древесину, руду и кремний. Более того, поскольку равнина плавно поднималась к холмам, туристы могли видеть и фабрики и подъемные краны, и даже огромный корпус парохода.

Через некоторое время поток туристов иссяк. Слишком многие из них попадали по пути в граалевое рабство. Разнесся слух, что путешествовать в этот сектор Реки стало опасно.

Прошло еще шесть месяцев, и запасы древесины в этом районе подошли к концу. За три — шесть недель бамбук вырастал на порядочную высоту, но, чтобы дерево достигло полной зрелости, требовалось не меньше шести месяцев. Все государства на расстоянии пятидесяти миль в обе стороны от Пароландо едва набирали древесину для своих нужд.

Торговые агенты Клеменса заключали договора со все более удаленными странами и городами. В обмен на древесину они поставляли туда железную руду и стальное оружие. На месте падения метеорита оставалось еще много крупных осколков, поэтому Сэм не тревожился о запасах металла. Однако добыча железа требовала огромных затрат труда и рабочей силы. Рудник превратил центральную часть Пароландо в бесплодную, изрытую ямами местность. И чем больше древесины ввозилось в страну, тем больше людей, материалов и машин приходилось привлекать для изготовления оружия и прочих товаров. Кроме того, требовалось строить все новые и новые грузовые корабли, на что уходила немалая часть полученной древесины. А сколько людей стали матросами и охранниками на рудовозах и грузовых баржах! Сколько кораблей пришлось фрахтовать у соседних государств, расплачиваясь все тем же оружием и железно-никелевой рудой!

Строительство шло полным ходом, и Сэм трепетал от восторга, наблюдая за рождением огромного корабля. Он с радостью оставался бы на верфи с рассвета до заката, но бывал там только по два-три часа в день. Административные обязанности поедали его время как голодные крокодилы.

Клеменс пытался переложить часть своих забот на Иоанна, но экс-монарх брался лишь за те дела, которые давали ему дополнительную власть над армией и позволяли оказывать давление на оппозицию.

Попытки уничтожения близких Сэму людей больше не повторялись. Стража по-прежнему охраняла по ночам дом Клеменса, но Иоанн выжидал. Возможно, он решил отложить свою месть до того момента, когда корабль будет построен.

Однажды Джо Миллер сказал:

— Зэм, а вдруг ты ошибзя назчет Иоанна? Возможно, он вполне доволен, что зтанет вторым на корабле?

— Разве может саблезубый тигр лишиться своих клыков?

— Не понял…

— Иоанн прогнил до ядра, — ответил Сэм. — Он родился с червоточиной в сердце. Короли старой Англии всегда считались аморальными ублюдками, и единственная разница между ними и Джеком-Потрошителем состояла в том, что они действовали с благословения церкви и государства. Но безнравственность Иоанна превзошла все пределы, и в Англии стало традицией не называть своих королей этим именем. Иоанна не могла вынести даже церковь, с ее великой терпимостью ко злу в высших инстанциях власти. Папа наложил интердикт[73] на весь народ и заставил Иоанна лизать свои башмаки, как какого-то нашкодившего щенка. Но я уверен, что, даже целуя ногу папы, Иоанн высосал немало крови из его святейшего большого пальца. Говорят, что, обняв на прощание Иоанна, папа долго потом проверял свои карманы, но так и не нашел именные часы. Я пытаюсь растолковать тебе, что этот человек не может измениться — даже при всем его желании. Он всегда останется хищником — помесью гиены и скунса.

Джо запыхтел сигарой, не уступавшей по размерам его носу.

— Мне кажетзя, ты не прав, — сказал он. — Люди могут менятьзя. Взгляни на взех этих шанзеров, на Геринга, на зебя. Ты говорил, что в твое время женщины нозили одежду, которая закрывала их тела от шеи до лодыжек, и вы возбуждализь, увидев зимпатичную ножку или бедро! А теперь ты воротишь ноз, даже когда тебе показывают голую…

— Знаю-знаю! — оборвал его Сэм. — Конечно, старые привычки и то, что психологи называют условными рефлексами, могут иногда меняться под воздействием среды. Поэтому я и утверждаю, что люди, до сих пор не избавившиеся от расовых и сексуальных предрассудков, просто не пользуются тем, что предлагает им мир Реки. Человек может меняться, хотя…

— Ага! Значит, уже может?! — взревел Джо. — Но ты взегда говорил, что жизни людей, их мызли и позтупки определены задолго до появления человечезтва на Земле. Разве не так? Ты еще говорил, что это филозофия детерминизтов. Тебе нравитзя думать, что взе фикзировано на звоих мезтах, и что люди дейзтвуют, как шезтеренки большой машины! Но тогда зкажи мне, Зэм, — как ты можешь верить, что человек меняетзя зам по зебе?

Клеменс нахмурил густые брови, и его светло-голубые глаза сверкнули над ястребиным носом.

— Ты должен понять, что наши теории тоже заранее предопределены, — сказал он медленно. — И если они противоречат друг другу, я тут совершенно ни при чем!

— Тогда зкажи мне, ради небез, какой змызл вообще говорить об этом? — воскликнул Джо, вскидывая огромные ладони. — Зачем нам зтроить пароход или делать что-то другое? Почему бы тебе не здатьзя на волю зудьбы?

— Потому что я ничего не могу изменить, — ответил Сэм. — Как только два первых атома во Вселенной врезались друг в друга, моя судьба была предопределена, включая все мысли, чувства и действия.

— Значит, ты не незешь никакой ответзтвеннозти за звои позтупки, верно?

— Да, верно, — ответил Сэм, почувствовав себя неловко.

— Тогда и Иоанн не может позтупать по-другому, — с усмешкой сказал титантроп. — Именно поэтому он убивает, лжет и ведет зебя как подлая звинья. Разве не так?

— Все правильно. И по воле предопределенной судьбы я вынужден презирать его за то, что он ведет себя таким образом.

— Мне кажетзя, что, езли бы кто-то более умный, чем я, пришел и логичезки доказал ошибки в твоих филозофских догмах, ты зказал бы ему, что по воле зудьбы не можешь зчитать зебя неправым, верно? Ты зказал бы этому человеку, что он зам ошибаетзя, так как ему, чизто механичезки, предопределено думать подобным образом.

— Я прав и, более того, уверен в своей правоте, — ответил Сэм, попыхивая сигарой. — Твой гипотетический человек не убедил бы меня ни в чем, потому что его суждения не имели бы никакого отношения к свободной воле. Знаешь, чем свободная воля похожа на тигра-вегетарианца? Их обоих не существует в природе!

— Значит, твои зобзтвенные раззуждения тоже не имеют отношения к звободной воле?

— Конечно. Мы все нанизаны на одну ось. Мы верим в то, во что нам предписано верить.

— Почему же ты змеешьзя над теми людьми, которые, по твоему мнению, наделены непобедимым невежезтвом? Ведь ты и зам наполнен им до краев.

— О Боже, спаси нас от обезьян, которые считают себя философами!

— Видишь! Ты прибегаешь к озкорблениям, когда тебе больше нечего зказать! Здавайзя, Зэм! Твоя логика не выдерживает критики!

— Ты просто не понимаешь того, что я хочу сказать, — ответил Сэм. — Мы мыслим по-разному, и это еще раз доказывает предопределенность наших судеб!

— Езли бы перед тобой зейчаз зтоял Зирано, ты говорил бы з ним по-другому! Он тоже порядочный циник, но не погряз еще назтолько в болоте детерминизма.

— Да, в умных беседах вы друг друга стоите! Слушай, Джо, а тебя не обижает, что вы с ним так похожи? Как вы вообще можете стоять нос к носу и не падать при этом от хохота? Прямо как два муравьеда…

— Озкорбление! Опять озкорбление! Это что, твоя привычка?

— Наверное, — ответил Клеменс.

Джо ушел, не пожелав ему даже доброй ночи, и Сэму не удалось вернуть его. Титантроп обиделся, потому что он действительно не был глупым существом. Низкий лоб, надбровные дуги и огромный нос придавали ему вид добродушной и забавной гориллы. Но за маленькими синими глазами находился мозг, наделенный неоспоримым интеллектом.

Почему же Сэма так больно задели слова Джо? Неужели его вера в предопределение являлась лишь попыткой оправдать свою вину? Но какую вину? В чем? Во всем плохом, что случилось с теми, кого он любил?

Да, этот философский лабиринт заканчивался в трясине. А может быть, он верил в детерминизм потому, что не хотел чувствовать себя виноватым? Или, наоборот, он чувствовал вину из-за механического импульса Вселенной, которая определялась тем, что он чувствовал вину?

Джо прав! Бессмысленно думать об этом! Но если человеческие размышления вызваны столкновением двух первых атомов, то что здесь мог поделать он — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, писавший некогда книги под псевдонимом Марк Твен?

Тем вечером Сэм засиделся допоздна. Ему не работалось, и он пил спирт, смешанный с фруктовым соком. Двумя месяцами раньше Фаербрасс выразил удивление, что Пароландо не производило этиловый спирт. Клеменс тогда даже расстроился. Он не знал, что алкоголь можно изготавливать из древесины. Ему казалось, что единственным и ограниченным источником спиртного являлись их персональные Граали.

Фаербрасс убедил его в обратном. Он не понимал, почему инженеры Пароландо до сих пор не рассказали Сэму о таких простых вещах. При наличии подходящих материалов — кислот, катализаторов и ацетальдегида — этиловый спирт можно было вырабатывать из древесной целлюлозы. На Земле этот процесс считался заурядным явлением, но в мире Реки только Пароландо имело оборудование и материалы для производства спирта.

Сэм потребовал объяснений от ван Бума. Инженер сказал, что у него и без того хватает забот. Он назвал алкоголь социальным злом и заявил, что в таком однообразном мире люди, получив доступ к спиртному, вскоре сопьются от тоски. Тем не менее Сэм приказал подготовить материалы и выделить людей. Вот так, впервые в мире Реки, началось промышленное производство спирта. Этот вид индустрии не только осчастливил некоторых граждан Пароландо, но и помог увеличить поставки древесины и бокситов. Спирт шел на экспорт во все страны. И только шансеры осуждающе качали головами.

Сэму удалось заснуть только около полуночи, и утром он в первый раз за несколько лет проспал рассвет. Правда, на следующий день Клеменс уже не позволил себе такой вольности.

Сэм и Иоанн направили Иэясу послание с просьбой воздержаться от захвата оставшихся земель альмаков и Страны Чернского. Они предупредили сегуна, что любое вторжение на эти территории будет воспринято Пароландо как враждебный акт. Иэясу ответил, что у него нет намерения завоевывать указанные страны. Чтобы доказать искренность своих слов, он пообещал напасть на государство Шешуба, которое располагалось к северу от его владений. Шешуб, ассирийский князь из седьмого века до новой эры, некогда служил полководцем у Саргона Второго. Привыкнув к власти в земной жизни, он стал лидером и в мире Реки. Шешуб дал Иэясу хороший бой, но захватчики воспользовались численным перевесом.

Помимо Иэясу существовало множество других проблем, которые приходилось решать и днями и ночами. Хакинг передал через Фаербрасса последнее предупреждение и потребовал, чтобы Клеменс в конце концов предоставил ему обещанный вездеход. Сэм попытался сослаться на технические трудности, но Фаербрасс сказал, что эта причина больше не может считаться уважительной. Он знал, что недавно со стапелей верфи сошел «Огненный дракон-3».

Сэм навестил Чернского и подтвердил свое намерение защищать ближайших соседей. На обратном пути, в полумиле от района фабрик, Клеменс начал задыхаться. Он так долго прожил в атмосфере, наполненной смогом, что успел привыкнуть к дыму и запаху кислот. Теперь же после небольшой прогулки его легкие очистились, и, вступив в Пароландо, он почувствовал себя так, будто попал в цех по производству серы или клея. Завесу смога не мог рассеять даже ветер, который достигал иногда скорости пятнадцати миль в час. Не удивительно, что жители Публиджо постоянно жаловались на дым и копоть.

А корабль продолжал расти. Сэм каждое утро смотрел на него в иллюминатор «рубки» и получал утешение за свой тяжкий труд и усталость, за истерзанный и уродливый вид страны. В ближайшие полгода намечалось закончить три палубы, установить гребные колеса и покрыть пластиком ту часть корпуса, которая будет соприкасаться с водой. Пластик не только защищал дюралюминий от окисления, но и ослаблял завихрения воды, тем самым увеличивая скорость корабля на лишние 10 миль в час.

К тому времени Сэм получил хорошие вести. В Селинджо — стране, расположенной к югу от Душевного Города, — его геолог обнаружил залежи иридия и вольфрама. Эту новость Сэму доставил сам изыскатель, побоявшись передавать ее через других людей. И как всегда хорошим известиям сопутствовали плохие. Селина Хастинг отказалась предоставить Пароландо право на разработку этих месторождений. Более того, если бы она знала, что геолог ведет изыскания в ее горах, она немедленно выдворила бы его из страны. Селина не хотела вести себя враждебно по отношению к Сэму Клеменсу, поскольку уважала его за гуманизм. Однако она не желала растрачивать ресурсы своей страны, тем более для строительства столь ненавистного ей парохода.

Сэм извергал проклятия и, по словам Джо, «метал голубые молнии на милю вокруг зебя». Вольфрам был необходим для выплавки прочной стали, для инструментов и радиодеталей, без которых их проект кабельного телевидения летел ко всем чертям. Иридий мог заменить платину при производстве измерительных приборов, хирургических инструментов и перьев для авторучек.

Втайне от других этиков Таинственный Незнакомец разместил в этой области залежи различных минералов. Вместе с бокситами, криолитом и платиной он вывел на поверхность горных отрогов несколько жил вольфрама и иридия. Но произошла ошибка, и залежи двух этих металлов оказались на несколько миль южнее основного месторождения.

Сэм не стал делиться новостями с королем Иоанном. Ему требовалось время, чтобы обдумать ситуацию. Конечно же, Иоанн потребует от Селины немедленного подписания торговых соглашений, а в противном случае пригрозит войной.

Пока Клеменс расхаживал взад и вперед по «рулевой рубке», заполняя комнату зеленым дымом сигары, по долине пронесся бой сигнальных барабанов. Код был Сэму неизвестен, и он понял, что это сообщение из Душевного Города. Через несколько минут Фаербрасс уже поднимался по лестнице его дома.

— Синьоро Хакинг узнал, что в Селинджо открыты залежи вольфрама и иридия. Он просил передать, что будет счастлив, если вы договоритесь с Селиной. Однако ваше вторжение в ее страну будет равносильно нападению на Душевный Город.

Клеменс бросил взгляд в окно.

— Сюда идет Иоанн Острое Ухо, — сказал Сэм. — Наш друг тоже услышал эту новость. Его шпионская сеть почти не уступает вашей, маэстро Фаербрасс. Он лишь на несколько минут отстает от событий. Не знаю, где протекает моя собственная система безопасности, но пробоины настолько широки, что я давно бы уже утонул, будь это шлюпка или корабль. Впрочем, с такими парнями, как вы, можно пойти ко дну и на суше.

Тяжело отдуваясь и свирепо вращая покрасневшими глазами, в комнату ворвался Иоанн. С тех пор как в стране качалось производство пищевого спирта, он значительно прибавил в весе и все время был навеселе.

При виде экс-монарха Сэму стало грустно и смешно. Конечно, Иоанн хотел бы проводить подобные встречи во дворце, а не в «курятнике» Клеменса, но он знал, что Сэм к нему не придет. И поэтому, переступив через свою королевскую гордость, несчастный Иоанн притащился сюда.

— Что происходит, Клеменс? — прорычал он, сверкнув глазами.

— Лучше вы расскажите мне об этом, — ответил Сэм. — Вам ведь больше известно о скрытой стороне наших внутренних и внешних дел.

— Я устал от ваших острот! — закричал экс-монарх. Он без спроса налил в глиняную кружку целую кварту «пурпурной взрывчатки». — Барабаны передали какое-то сообщение, но мне не известен их код!

— На мой взгляд, вы преуменьшаете свои возможности, — с усмешкой произнес Сэм. — Но на тот случай, если вы что-то пропустили… — И он сообщил ему требование Хакинга.

— Дерзость ваших черных просто невыносима, — сказал Иоанн, поворачиваясь к послу. — Вы вмешиваетесь в дела суверенного государства и указываете нам, как себя вести. А я плевал на все ваши угрозы! Мы возьмем эти металлы, потому что они нам нужны! Селина сидит на них как собака на сене, хотя и знает, что мы дадим за них прекрасный товар!

— И что же вы дадите? — спросил Фаербрасс. — Ее страна не нуждается ни в оружии, ни в спирте. Что вы вообще ей можете предложить?

— Мир! Возможность жить без войны!

Фаербрасс пожал плечами, и его усмешка еще больше разъярила Иоанна.

— Конечно, вы можете сделать ей такое предложение, — сказал Фаербрасс. — Однако я советую вам прислушаться к предупреждению Хакинга.

— А почему он так заботится о Селинджо? — спросил Сэм. — Насколько я помню, Хакинг первым вышиб из своей страны всех шансеров — белых и черных.

— Шансеры проповедуют неограниченный пацифизм. А это, как вы понимаете, предполагает любовь и дружбу, независимо от цвета кожи. Такие тезисы, по мнению Хакинга, представляют угрозу для нашего государства. Черные должны защищать себя сами, иначе они вновь окажутся под игом рабства.

— Какие черные? — спросил Сэм.

— Наши черные! — с усмешкой ответил Фаербрасс.

Уже не в первый раз у Клеменса складывалось впечатление, что Фаербрасс иронизировал над расовой озабоченностью Хакинга. Цвет кожи его почти не волновал. Конечно, на Земле он сталкивался с некоторыми предрассудками, но они оставались где-то на периферии его жизни. И он все чаще намекал Сэму о том, что не отказался бы от места в корабельном кубрике.

Впрочем, это могло быть уловкой хитрого политика.

— Я думаю, нам удастся договориться с Селиной Хастинг, — сказал Сэм. — Она не устоит, если мы предложим ей мощные мегафоны. Вы только представьте, какие проповеди она будет читать со своей яхты, курсируя у берегов Душевного Города! Кроме того, мы построим ей завод по обработке вольфрама. По сравнению с войной лучшее предложение и представить трудно!

Он подмигнул Иоанну, надеясь, что тот его поддержит. Но Иоанн, как обычно, оказался тупоголовым.

— Наши отношения с Селинджо никого не должны касаться! — проревел он. — И мы прищемим вам носы, если вы сунетесь в это дело!

— Я передам ваши слова правительству Душевного Города, — пообещал Фаербрасс. — Но уверяю вас, Хакинг — сильная личность. Он не обделается от угроз каких-то там белых капиталистов и империалистов.

Сэм задохнулся от гнева, а Иоанн выпучил от ярости глаза.

— Да-да, он относится к вам именно так! — сказал Фаербрасс. — И в каком-то смысле Хакинг прав, употребляя эти выражения.

— Неужели и ему чем-то помешал наш корабль?! — закричал Сэм. — А вам известно, зачем мы его строим и какую конечную цель…

Преодолевая гнев, Клеменс со стоном втянул воздух в легкие и почувствовал тошнотворное головокружение. Еще секунда, и он проговорился бы о Незнакомце.

— И какую же цель вы преследуете? — поинтересовался Фаербрасс.

— Никакую, — угрюмо ответил Сэм. — Можете не беспокоиться о своей великой державе. Мы хотим отправиться к истокам Реки, чтобы отыскать секрет всей этой заварухи. И мне как-то все равно, будете ли вы крутить пальцем у виска или хлопать нам в ладоши. Однако я не потерплю критики от человека, который залез на дохлого черного конька и собирает «братьев по духу». Если ему это нравится, пусть продолжает. Мы желаем ему удачи. Хотя лично я считаю интеграцию рас идеальной формой любого сообщества. Да, я родился в Миссури — родился белым в 1835 году! Не потому ли так давится злобной пеной ваш Хакинг? Но факт остается фактом: если бы здесь не появились мы со своей мечтой о пароходе, этим железом воспользовался бы кто-то другой. И тогда вместо прекрасного плавания к далеким берегам люди получили бы кровавые войны!

Мы согласились почти на все ваши требования и дикие цены, хотя могли бы просто приплыть и забрать то, что нам нужно. Король Иоанн извинился за обиду, на которую напросился ваш Абдулла. И если вы думаете, что это для Плантагенета было легко, то вам следовало бы получше учить историю. В своей ненависти к белым Хакинг перегибает палку. Не подумайте, что я обвиняю его. Но здесь ему не Земля! И мы теперь живем в совершенно других условиях!

— Тем не менее люди принесли в этот мир свои отношения, — ответил Фаербрасс. — Вместе с ними воскресли ненависть и любовь, их симпатии и антипатии, предрассудки, убеждения — одним словом, все!

— Но люди должны измениться! Неужели мы изгадим своей злобой и этот мир?

— Вы противоречите своей же философии, — с усмешкой ответил Фаербрасс. — Если все определено с изначальных времен, то Хакинг просто не может изменить своего отношения к белым. Да и почему он должен его менять? Разве вы не встречали здесь расистов, не слышали о граалевом рабстве и неуважении к черным?

— Я не хотел бы спорить сейчас об этом, — сказал Сэм. — Но у меня появилось одно предложение.

Он замолчал и посмотрел в окно. Беловато-серый корпус корабля сиял на солнце, как гигантский алмаз. И этот алмаз принадлежал ему, Сэмюэлю Ленгхорну Клеменсу!

— Почему бы Хакингу не приехать сюда самому? — произнес он окрепшим голосом. — Скажем, с дружественным визитом? Пусть осмотрится и убедится в том, что мы не черти с голубыми глазами, которые задумали поработить несчастных и бедных негров. Возможно, ваш лидер поймет, что избавится от нас гораздо быстрее, если будет помогать, а не мешать Пароландо.

— Я передам ему ваше предложение, — сказал Фаербрасс. — И скорее всего он ответит на него согласием.

— Мы встретим его с шиком, — продолжал Клеменс. — Я гарантирую салют в двадцать один залп, большой прием, яства, напитки и подарки. Он увидит, что мы не такие уж и плохие ребята.

Иоанн с отвращением плюнул на пол, но ограничился единственным «Фу!». Он понимал, что предложение Сэма имеет множество преимуществ.

Через три дня Фаербрасс получил ответ. Хакинг согласился нанести визит после того, как Пароландо и Селинджо договорятся о продаже металлов.

Сэм чувствовал себя, как старый паровой котел на миссурийском пароходе. Еще несколько фунтов давления, и его куски долетят до самых небес.

— Иногда я думаю, что вы были правы, — сказал он Иоанну. — Нам с самого начала следовало захватить эти страны и одним махом покончить со всеми спорами.

— Конечно, — вкрадчиво ответил Иоанн. — Теперь вы поняли, что бывшая графиня Хантингтона не собирается уступать. В ее жилах течет кровь моего врага, эрла Хантингтонского. Кроме того, как и все религиозные фанатики, она может переупрямить даже осла. Душевный Город взял ее под свою защиту, и Хакинг объявит нам войну, если мы нападем на Селинджо. Получив вездеход, он стал еще более сильным и наглым. Впрочем, мне не хочется говорить о ваших ошибках. Я не собираюсь вас в чем-то упрекать. Сейчас нам надо выпутаться из этого затруднительного положения, и мне кажется, я кое-что придумал…

Сэм перестал шагать по комнате и вопросительно посмотрел на Иоанна. Тот что-то замышлял. Тени зашевелились в полумраке, кинжалы выскользнули из ножен, в воздухе пахнуло ледяным дыханием интриг, и вот-вот должна была пролиться кровь. На сцену вышел мастер своего дела.

— Только не подумайте, что я веду без вас какие-то переговоры с Иэясу, — сказал Иоанн. — Просто у меня есть канал информации, и я им пользуюсь. — Он поудобнее устроился в кресле с высокой спинкой и томно взглянул на «пурпурную взрывчатку» в своей кружке. — Так вот, я уверен, что Иэясу, который стал сейчас действительно очень сильным, хотел бы начать какой-нибудь новый поход. Более того, он будет рад, если это послужит нашей общей выгоде. Одним словом, он может сделать нам одолжение — за некоторую плату, конечно. Речь идет об амфибии, или летающей машине. Вы же знаете, как ему хочется полетать на аэроплане. Или вы этого еще не знаете?

Если он нападет на Селинджо, мы отметем любые претензии Хакинга. А если Душевный Город объявит японцу войну, их армии настолько ослабят друг друга, что мы сможем вытереть о них ноги. К тому же мне довелось узнать, что Чернский заключил тайный договор о взаимопомощи с Хакингом и Тай-Фаном. Война с Иэясу ослабит их позиции и усилит наш статус. Мы завоюем все окрестные земли или, по крайней мере, сделаем то, что захотим. Во всяком случае, вы больше не будете иметь нужды в бокситах и вольфраме.

Этот череп под копной рыжевато-коричневых волос, очевидно, был заполнен комом ядовитых червей — червей, которые питались гнилью, интригами и обманом. Его изворотливость порою вызывала восхищение.

— Скажите, а, заходя за угол, вы еще не встречались с самим собой? — спросил Клеменс.

— Что? — возмущенно воскликнул Иоанн. — Еще одно из ваших невразумительных оскорблений?

— Поверьте, ваше величество, такого комплимента вы еще от меня не слышали. Но вернемся к делу. Всё, о чем вы говорили, — только теория. У Иэясу нет никакого повода для нападения на Селинджо. Они ему никогда не угрожали. Кроме того, их страны разделяет шестьдесят миль.

— А когда это для вторжения на чужую территорию требовался повод? — возразил Иоанн. — Достаточно уже того факта, что Селина продолжает направлять в его страну миссионеров. Должно же когда-то лопнуть терпение, правда?

— Прекрасный план, — согласился Сэм. — Конечно, я никому не позволю вовлекать Пароландо в подобные дела, но если Иэясу решит немного повоевать, то что же мы можем поделать?

— Вот видите! А вы еще называли меня бесчестным!

— Да, тут мы ничего не можем поделать! — повторил Клеменс, притушив сигару. — Если ситуация сулит какую-то выгоду для корабля, надо идти на риск!

— Только не забывайте, что боевые действия могут задержать отправку грузов из Душевного Города, — напомнил Иоанн.

— Наших запасов хватит на неделю. Хуже всего дело обстоит с древесиной. Впрочем, война будет вестись к югу от нас, и Иэясу мог бы поддерживать поставки даже во время сражений. Мы взяли бы тогда на себя валку леса и перевозки. А если у нас будет пара недель до начала вторжения, мы успеем создать дополнительные запасы руды, предложив Душевному Городу более высокие цены. ‘Можно пообещать Хакингу маленький аэроплан. Наш гидросамолет почти готов, и мы прекрасно обойдемся без пробной модели. Но вы, конечно, понимаете, что я высказываю только предположения…

— Да, я понимаю, — ответил Иоанн.

Он даже не пытался скрыть презрения.

Сэма так и подмывало закричать на него. Как он смел демонстрировать свое презрение? Между прочим, эта идея принадлежала ему — хитрому пронырливому ублюдку!

А на следующий день погибли три лучших инженера Пароландо.

Сэм находился на месте происшествия, когда это случилось. Он стоял на строительных мостках у правого борта корабля и заглядывал в пустое чрево трюма. Мощный кран поднимал огромный электрический мотор, который должен был вращать левое гребное колесо. В течение ночи двигатель перевезли из большого сборочного цеха, и на транспортировку ушло около восьми часов. С помощью кранов, лебедок и сотни людей мотор погрузили на большую платформу и перекатили по рельсам на верфь.

Сэм поднялся на рассвете, чтобы посмотреть на заключительный этап установки. Мотор предстояло опустить в трюм и подсоединить к оси гребного колеса. Трое инженеров находились внизу. Оценив ситуацию, Сэм окликнул их и попросил разойтись в стороны на тот случай, если мотор упадет. Но они пропустили его слова мимо ушей. Инженеры расположились так, чтобы подавать команды своим помощникам, стоявшим на лесах у левого борта. Те передавали сигналы дальше — машинистам крана и транспортной платформы.

Ван Бум взглянул на Сэма, и его белые зубы блеснули в улыбке. При свете больших электрических ламп темная кожа казалась пурпурной.

И тогда это произошло. С треском лопнул один трос, затем — другой, и мотор повело в сторону. Какой-то миг инженеры стояли на месте, потом побежали, но было слишком поздно. Мотор рухнул вниз — прямо на них.

Судно содрогнулось от страшного удара. Вибрация дошла до строительных лесов, и подмостки задрожали, как при сильном землетрясении.

Из-под мотора вытекала кровь.

Глава 24

Потребовалось пять часов, чтобы заменить тросы крана, присоединить их к мотору и поднять гигантский агрегат. Тела унесли, кровь смыли водой, а затем двигатель установили на место. Проверка показала, что он почти не пострадал, и через полдня техники привели его в норму.

Сэм едва не рыдал от горя. Ему хотелось отправиться в постель и оставаться там целую неделю, но он не мог так поступить. Работы следовало продолжать во что бы то ни стало. Люди верили ему и брали с него пример, поэтому Сэм не хотел показывать им своего потрясения.

Сэм располагал достаточным числом инженеров, однако ван Бум и Белицкая были единственными представителями второй половины двадцатого века. Клеменс разыскивал подходящих людей в других странах, рассылал приглашения через гонцов и с помощью барабанов, но к нему никто не приходил.

На третий день он пригласил. Фаербрасса для личной беседы. Угостив посла сигарой и виски, Сэм спросил, не хочет ли тот занять место главного инженера Пароландо.

Фаербрасс едва не выронил сигару изо рта.

— Хотите сманить меня к себе, старина? Я же вижу вас насквозь! Решили поставить на мой номер, верно?

— Может быть, нам лучше перейти на эсперанто? — предложил Сэм.

— Хорошо, — ответил Фаербрасс. — Я готов спуститься на грунт. Так что вы от меня хотите?

— Я предлагаю вам возглавить строительство парохода, если только Хакинг согласится отпустить вас на какое-то время.

— То есть вы берете меня к себе только на какое-то время?

— Если хотите, этот пост будет закреплен за вами постоянно. И в тот день, когда корабль отправится в долгий путь, вы станете главным механиком.

Фаербрасс погрузился в размышления. Сэм встал и зашагал по «рулевой рубке». Время от времени он подходил к окну и следил за работой на верфи. После установки ходовых моторов в трюм опускали массивные части батацитора. Устройство достигало в высоту тридцати шести футов. Сэм знал, что через несколько дней к собранному энергонакопителю подключат оба мотора и проведут пробные запуски. Уже сейчас группа электриков прокладывала двойной шестидюймовый кабель от корабля к ближайшему питающему камню. Рядом с гранитной глыбой лежала большая металлическая полусфера, к которой должен был присоединяться кабель. Когда камень освободит огромный разряд, энергия будет передана в батацитор. В свою очередь, тот начнет подавать ее в контролируемом объеме на ходовые моторы.

Сэм отвернулся от окна.

— Я не прошу вас предавать свои идеалы и страну, — сказал он. — Вам надо только попросить разрешения у Хакинга. Помогите мне построить пароход, и мы с радостью возьмем вас с собой, если вы захотите отправиться вместе с нами в плавание. Скажите, а что вам больше по вкусу — остаться в Душевном Городе, где, в принципе, нечего делать, или принять участие в величайшей экспедиции из всех, что предпринимались до этого времени?

— Если я приму ваше предложение, — медленно и тихо произнес Фаербрасс, — мне хотелось бы стать не главным механиком, а шефом ваших воздушных сил.

— Но пост главного механика гораздо важнее!

— Да, и он подразумевает бесконечные заботы и большую ответственность! Поймите, я тоскую по полетам…

— Вы будете летать, сколько захотите! Я не вижу здесь никаких проблем. Однако наша авиация останется под началом фон Рихтхофена. Видите ли, я уже пообещал, что назначу его шефом воздушных сил. Да и у нас всего-то два аэроплана. Что вас больше интересует — пост или возможность летать?

— Это вопрос чести. Я налетал на тысячу часов больше, чем Рихтхофен — причем не на таком дерьме, как его тихоходы, а на сверхскоростных реактивных самолетах! Я ходил по Луне, Ганимеду и Марсу! Я, черт возьми, достиг орбиты Юпитера!

— Это ничего не значит, — ответил Сэм. — Аэропланы, на которых вам придется летать, очень примитивны. Они похожи на самолеты времен первой мировой войны, а именно на таких и летал фон Рихтхофен.

— Вы хотите сказать, что ниггерам уготованы только вторые места?

— Это нечестно! — вскричал Сэм. — Я вам предлагаю должность главного механика! Под вашим началом будут находиться тридцать пять человек! Кроме того, вы получите чин капитана! Только прошу вас, не заставляйте меня нарушать обещание, которое я дал Лотару.

Фаербрасс встал:

— Я помогу вам построить корабль и займусь обучением вашего инженерного корпуса. Но я хочу еще и летать. Когда же придет срок отправляться в путь, мы вернемся к нашему разговору о должности шефа воздушных сил.

— Поймите, я не могу нарушить данного слова, — сказал Сэм.

— Да, но к тому времени может многое случиться.

Решив одну проблему, Сэм тут же взвалил на плечи другую. Хакинг прислал барабанное сообщение, в котором дал согласие на использование Фаербрасса в качестве главного инженера Пароландо. По-видимому, он планировал со временем захватить пароход, и ему требовался человек, досконально изучивший устройство корабля. Кроме того, в расчеты Фаербрасса могла входить ликвидация фон Рихтхофена — не зря же он намекал на какие-то перемены перед началом экспедиции. Конечно, Фаербрасс не походил на хладнокровного убийцу, но вид человека еще ничего не значил — этот факт могло подтвердить любое разумное существо, прожившее хотя бы пару лет среди представителей человеческой расы.

Тремя днями позже Хакинг известил о своем согласии обменять дополнительное количество минералов на маленький аэроплан. Пролетев тридцать одну милю к северной границе Душевного Города, Фаербрасс передал самолет другому черному летчику, который когда-то дослужился до генерала в военно-воздушных силах США. Через неделю Фаербрасс вернулся на парусном судне.

Батацитор и электрические моторы работали превосходно. Гребные колеса опробовали сначала на малой скорости, затем на большой. Лопасти весело свистели, рассекая воздух.

Бригада землекопов начала расширять и углублять канал, который тянулся от верфи к Реке. Его размеры не вполне соответствовали габаритам парохода.

У Лотара и Гвенафры возникли первые осложнения. Немецкий барон продолжал поддерживать репутацию «убийственного» мужчины и флиртовал со всеми подряд. Гвенафра пыталась внушить ему некоторые понятия о взаимной верности, и, в принципе, Лотар с ними соглашался, но на деле всегда отдавался на волю своей страстной натуры.

От Хакинга пришли новые вести. В течение двух ближайших дней он намеревался нанести дружеский визит. Ему хотелось провести несколько рабочих встреч пр поводу торговых отношений и уровня жизни черных граждан Пароландо. Кроме того, он планировал осмотреть огромный пароход.

Сэм передал через курьера, что будет счастлив принять столь уважаемого гостя. Большого счастья он, конечно, не испытывал, но суть дипломатии всегда заключалась в притворстве. На Клеменса навалились заботы по подготовке совещаний и размещению многочисленной свиты Хакинга. Он крутился как белка в колесе и даже не успевал заглянуть на верфь, чтобы последить за монтажными работами.

Ему пришлось заниматься приемом большого количества рудовозов, которые прибывали из Душевного Города. Демонстрируя свое стремление к взаимопониманию, Хакинг увеличил поставки в три раза. Сэм предпочел бы более равномерное прибытие грузов, но ему хотелось создать запас бокситов. Время начинало поджимать. Шпионы доложили, что Иэясу уже подготовил несколько крупных флотилий и собрал огромное количество воинов с обоих берегов Реки. Кроме того, он послал в Селинджо еще одно предупреждение, протестуя против деятельности миссионеров в своей великой державе.

Корабль Хакинга пристал к берегу за час до полудня. Большое двухмачтовое судно с косыми парусами достигало в длину около сотни футов. Сначала по трапу сошли телохранители Хакинга — рослые мускулистые негры, вооруженные стальными топорами и ружьями «Марк-1». Их униформа состояла из юбок, шлемов и кирас, сделанных из черной рыбьей кожи. Они выстроились в шесть рядов с каждой стороны трапа, и тогда на берег спустился сам Хакинг.

Он оказался высоким, крепко сложенным мужчиной с темно-коричневой кожей, немного раскосыми глазами и широким бесформенным носом. Портрет типичного негра дополняли толстые губы и выпиравший подбородок. Его прическа представляла собой образец «естественного» стиля. Сэм брезгливо поморщился, увидев на голове Хакинга огромную копну курчавых волос. Даже в них таилось что-то бунтарское и непристойное — а ведь Клеменс привык видеть только коротко остриженных негров. Как объяснил ему позже Фаербрасс, для черных американцев конца двадцатого века подобный «естественный» стиль являлся символом борьбы за свои права. Остриженные волосы символизировали для них угнетение и духовную кастрацию.

Хакинг был одет в черный плащ, черную юбку и кожаные сандалии. На широком поясе в узорчатых ножнах висела длинная шпага.

Сэм подал сигнал, и пушка, установленная на вершине холма, произвела двадцать один выстрел. Этот салют предназначался не столько для отдания почестей, сколько для того, чтобы произвести впечатление на Хакинга. В долине Реки лишь у Пароландо имелась своя артиллерия — хотя она и состояла из одной 75-миллиметровой пушки.

Началась церемония представления. Хакинг отказался от рукопожатий. По словам Фаербрасса, он здоровался за руку только с самыми близкими и проверенными друзьями.

Пока граали гостей устанавливались на ближайшей грибообразной глыбе, Сэм, Иоанн и Хакинг обменялись несколькими пустяковыми фразами. После разряда энергии наполненные Граали были сняты с камня, а главы государств в сопровождении охраны и почетного караула направились во дворец Иоанна. Экс-монарх настоял на том, чтобы первая встреча состоялась в его дворце. Таким образом он хотел показать Хакингу, кто на самом деле правит в Пароландо. Сэм решил с ним не спорить. Их гость и без того знал, как складывались отношения между двумя консулами этой страны.

Позже Сэма от души позабавило замешательство Иоанна, которого начали оскорблять в его собственном доме. Во время обеда Хакинг взял слово и произнес длинную скучную речь о том зле, которое белые люди причинили черным. Все обвинения Хакинга являлись чистой и обоснованной правдой. Сэм мог бы подписаться под каждым его словом. Но черт возьми! Он своими глазами видел рабство и последствия Гражданской войны! Он вырос в обществе рабов и рабовладельцев! А вот по какому праву эту эпоху обвинял какой-то Хакинг из другого времени и века? По какому праву он обвинял его — человека, который написал «Гекльберри Финна», «Простофилю Вильсона» и «Янки из Коннектикута»?

Сэм знал, насколько бессмысленно задавать Хакингу такие вопросы. Тот пропустил бы их мимо ушей. Его высокий пронзительный голос зудел и зудел, как муха, накрытая стаканом. Он валил в одну кучу факты и неприкрытый вымысел, пересказывая мрачную историю нищеты, угнетения, убийств, издевательств и прочих преступлений.

Сэм почувствовал стыд и гнев. Какого черта он грозит им своим черным пальцем? К чему все эти пустые обвинения?

— Вы все виноваты! — кричал Хакинг. — На каждом белом есть вина!

— Минутку, мой любезный друг, — прервал его Иоанн. — За всю свою жизнь я видел не больше дюжины черных. Какое же отношение я могу иметь к вашим рассказам о несправедливости?

— Если бы вы родились на пятьсот лет позже, из вас получился бы самый мерзкий и отъявленный хонки! — ответил Хакинг. — Я все о вас знаю, ваше величество!

Внезапно Сэм вскочил и закричал:

— Вы приплыли к нам, чтобы рассказать о тяжелой жизни негров на Земле? Спасибо, но мы уже об этом слышали. И все это осталось в прошлом! Земля мертва! И надо жить настоящим, сударь!

— Да-да-да, — с усмешкой произнес Хакинг. — Но в настоящем происходит только то, что тянется за нами со старой Земли! Ситуация не изменилась ни на йоту. Кого я увидел во главе этой страны? Двух хонки! А где же черные? Негры составляют десятую часть вашего населения, и вы могли бы иметь, по крайней мере, одного из них на десять членов Совета! Почему среди вас нет черных? Почему я не вижу их за этим столом?

— Вы ошибаетесь, — ответил Сэм. — В нашем Совете есть такой человек. Его фамилия Каубер, и он находится сейчас в Душевном Городе.

— Ах да! Тот самый временный советник, которого вы избрали по моему требованию!

— Арабы составляют шестую часть вашего населения, — воскликнул Сэм, — но в вашем Совете нет ни одного араба.

— Потому что они белые! И я избавлюсь от них! Так что прикусите свой язвительный язык! Арабы, лишенные предрассудков, — милые и прекрасные люди. Я жил среди них несколько лет, когда скрывался в странах Северной Африки. Но арабы нашего государства — религиозные фанатики, и они не перестают создавать нам проблем. Им придется уйти, потому что мы, черные, хотим построить прочное общество собратьев по духу! Мы хотим жить в мире и согласии! И пусть у вас, хонки, будет свой мир, а у нас — свой! Мы добиваемся изоляции рас! Вот так-то, Чарли! Здесь возможна только изоляция с заглавной буквы «И», и только тогда мы ни в чем не будем зависеть от белых! Черные сами будут заботиться о работе и пище, о своей одежде, защите и справедливости! И мы сделаем это, белечки! Сделаем! Нам надо лишь послать вас ко всем чертям и дать вам как следует по рукам, если вы протянете их в нашу сторону!

Фаербрасс сидел за столом, низко наклонив курчавую голову. Он прикрывал глаза ладонями, и Сэму казалось, что посол с трудом удерживается от хохота. Вот только над кем он смеялся — над Хакингом или над теми, кого тот бранил? Подумав немного, Клеменс решил, что Фаербрасс смеялся над всеми участниками этого нелепого спора.

Иоанн продолжал пить бурбон, и его лицо все больше краснело. Однако причиной тому было не спиртное, а бешеная ярость. В любую минуту он мог взорваться во вспышке гнева. Сэм понимал, как нелегко ему сносить обвинения в несправедливости к черным, которых он даже в глаза не видел. Впрочем, Иоанн был повинен во многих других чудовищных преступлениях, так что мог взять на свою совесть и несколько таких, которых не совершал. Как верно заметил Хакинг, Иоанн показал бы себя и здесь, будь у него возможность отличиться.

Но какую цель преследовал Хакинг? Если ему хотелось наладить с Пароландо дружественные связи, то он выбрал для этого странный подход.

Очевидно, Хакинг чувствовал неодолимую потребность ставить на место любого белого — кем бы тот ни оказался. Он хотел показать, что чернокожий Элвуд Хакинг ничем не хуже других людей. Его душу искорежила та же система, которая в той или иной степени оставила свой след в жизни каждого американца — черного, белого, красного или желтого. Но надо ли всегда оставаться таким? Выкручиваться и ненавидеть в течение тысяч и тысяч лет на берегах Реки?

Внезапно Сэм задумался о том, а не правы ли в чем-то шансеры? Если их доктрина могла вывести людей из клетки ненависти, то следовало слушать только их. И к черту Хакинга, Иоанна Безземельного, Сэма Клеменса и тех, кто страдал от отсутствия мира и любви. Пусть Церковь Второго Шанса ведет людей… Однако Сэм не верил шансерам и их безвестному Основателю. Они ничем не отличались от других земных распространителей веры. Он не сомневался, что некоторые из них действовали с благими намерениями, но в словах шансеров, независимо от их заверений, не ощущалось истины.

Внезапно Хакинг замолчал. Сэм Клеменс встал и подвел итог:

— Хотя мы и не планировали никаких послеобеденных выступлений, я благодарен вам, синьоро Хакинг, за ваше добровольное начинание. Но вы сделаете всех присутствующих еще более счастливыми, если не будете настаивать на ответной речи. В данный момент нам нечем оплатить предъявленный вами счет. Наша казна пуста.

— Вы пытаетесь перевести мои слова в шутку? — с усмешкой произнес Хакинг. — Ладно. Как насчет небольшой прогулки? Я хочу посмотреть на ваш большой корабль.

Остаток дня прошел в более приятной атмосфере. Сопровождая Хакинга по фабрикам, мастерским и, наконец, по палубам парохода, Сэм забыл о ярости и обиде. Корабль выглядел просто великолепно. Даже в незавершенном виде он потрясал своим величием и красотой. С ним не сравнилось бы… и лицо той прежней Ливи, которая когда-то шептала Сэму слова любви.

Хакинга не охватил экстаз, но вид корабля произвел на него большое впечатление. Тем не менее он не удержался от комментариев по поводу зловония и опустошения земли.

Незадолго перед ужином Клеменса отозвали в сторону. Неизвестный человек, причаливший к берегу на небольшом судне, требовал встречи с правителем этой страны. Начальник береговой охраны, недолюбливая Иоанна, послал вестового к Сэму. Клеменс тут же направился к одному из двух «джипов», собранных неделю назад на экспериментальном заводе. Переступив порог караульного помещения, он увидел стройного и симпатичного белокурого юношу. Тот встал со скамьи и представился на эсперанто как Вольфганг Амадей Моцарт.

Сэм заговорил с ним по-немецки, и молодой человек ответил ему на австрийском диалекте верхненемецкого языка. Его речь содержала слова, которые Сэм не понимал, но они могли являться особенностями австрийского диалекта или немецкого языка восемнадцатого века.

Человек, назвавшийся Моцартом, жил все это время в двадцати тысячах милях вверх по Реке. Он услышал о строительстве корабля еще год назад, но пуститься в далекий путь его побудили слухи об оркестре, который предполагалось создать на судне для развлечения пассажиров. Двадцать три года Моцарт жил в мире, где единственными музыкальными инструментами были свистки, барабаны, деревянные флейты и примитивные арфы, сделанные из костей и рыбьих кишок. И вот он услышал о разработках метеоритного железа, об огромном корабле и его оркестре с пианино, скрипкой, флейтой, трубами и всеми другими инструментами, которые он знал на Земле. А еще говорили о других неведомых ему музыкальных устройствах, которые люди придумали после его смерти в 1791 году. Он бросил все и приплыл сюда. Но найдется ли для него место среди музыкантов корабля?

Сэм не причислял себя к страстным поклонникам классической музыки, но чувствовал трепетный восторг от встречи с великим Моцартом — если только этот человек не обманывал его. На Реке встречалось столько самозванцев, что Клеменс уже не верил людям на слово. Он устал от сотен лжецов, провозглашавших себя истинным и единственным Иисусом Христом, чародеем Барнумом или, на худой конец, Марком Твеном. Да, ему попадались и такие мошенники.

— У нас в Пароландо проживает бывший архиепископ Зальцбурга, — сказал Сэм. — Если я правильно помню, вы не слишком ладили друг с другом, но думаю, он будет рад увидеться с вами.

На лице Моцарта не проступили ни бледность, ни румянец.

— Наконец-то я встречусь с тем, кого знал по земной жизни! Видите ли, мне еще не приходилось…

Сэм считал вполне естественным, что Моцарт еще не встречал никого из своих земных знакомых. Он и сам нашел только трех известных ему людей, несмотря на обширный круг знакомств и путешествия по белу свету. То, что в эту тройку входила Ливи, не поддавалось никакому логическому объяснению — такое уникальное совпадение выходило за рамки любой вероятности. Он подозревал, что их встречу устроил Таинственный Незнакомец. Тем не менее готовность Моцарта к очной ставке с архиепископом еще ничего не доказывала. Самозванцы, с которыми Сэм имел дело, часто заявляли, что лица, известные как их старые друзья, либо ошибались, либо сами выдавали себя за кого-то другого. Их наглости могли позавидовать даже французы. Кроме того, архиепископ Зальцбургский не жил в Пароландо, и Сэм не имел понятия, где тот находился в данное время. Он сказал о нем только для того, чтобы проверить реакцию этого человека.

Клеменс заявил, что синьоро Моцарт может стать гражданином Пароландо. Что же касалось музыкальных инструментов, то их еще предстояло сделать. Вместо скрипок, фортепьяно и медных труб предполагалось изготовить электронные устройства, которые будут синтезировать звуки различных инструментов. Если синьоро Моцарт действительно тот, за которого себя выдает, у него появится возможность стать дирижером такого оркестра. И он может тратить все свое время на создание новых музыкальных шедевров.

Клеменс предлагал ему шанс, но не обещал дирижерской палочки. Он уже понял, как плохо раздавать обещания.

В честь Хакинга во дворце Иоанна состоялся большой прием. Уважаемый гость смеялся и весело болтал, извергнув свой яд при первой встрече. Сэм провел в его компании более часа и нашел Хакинга весьма начитанным и сведущим человеком. Как оказалось, тот занимался самообразованием, обладал живым воображением и литературным чутьем. Сэм даже опечалился, что такой талант растрачивался впустую.

Около полуночи Сэм проводил Хакинга и его свиту в большой двухэтажный дом, который построили специально для именитых гостей. Каменное здание имело тридцать комнат и располагалось между дворцом Иоанна и жилищем Сэма. Пожелав Хакингу спокойной ночи, Клеменс направил «джип» к своему дому. Джо Миллер сердито дулся — ему тоже хотелось поуправлять машиной, но его огромные ноги не соответствовали размерам педалей. Оба приятеля, спотыкаясь, поднялись по лестнице и закрыли дверь на засов. Джо ушел в свою спальню и рухнул на постель с таким шумом, что потряс весь дом. Взглянув в окно, Сэм увидел Сирано и Ливи, которые, обнимая друг друга, пьяной походкой подходили к двери их хижины. Левее и чуть выше на холме виднелась лачуга фон Рихтхофена, где он и Гвенафра укладывались в постель.

Помахав рукой, Клеменс шепотом пожелал им всем спокойной ночи и повалился на топчан. Длинный утомительный день закончился грандиозной пирушкой, на которой было выпито огромное количество «пурпурной взрывчатки» и спирта. А сколько они выкурили табака и марихуаны! Сколько сжевали мечтательной резинки! Да, этот праздник удался на славу…

Сэм проснулся, задыхаясь от ужаса: ему привиделось, что он попал в то страшное калифорнийское землетрясение, которое случилось в праздник Четвертого июля.

Он вскочил с постели и побежал в «рулевую рубку». Пол дрожал от близких разрывов ракет. Сэм с удивительной ясностью и хладнокровием понял, что на Пароландо напали враги. Он так и не добежал до окна, потому что ракета, полыхнув огненным хвостом, попала в одну из свай. Раздался оглушительный взрыв, и волна дыма, ворвавшись в разбитые окна, швырнула Клеменса на пол. Дом дрогнул, затрещал, и передняя стена упала на склон холма. История повторялась заново.

Глава 25

Он барахтался среди колючих щепок, битого стекла и комьев земли, пытаясь выбраться из-под разбитой стены. Огромная рука подняла его и поставила на ноги. В яркой вспышке близкого взрыва он увидел носатое лицо Джо. Титантроп выбрался из разрушенного дома и, разбросав обломки, отыскал под ними Сэма. В левой руке он держал два грааля — свой и Клеменса.

— Не знаю, каким чудом, но я почти не пострадал, — прохрипел Сэм. — Просто набил синяки и порезался стеклом.

— Я не нашел звой панцирь, но у меня езть топор, — сказал Джо. — А это для тебя: меч, пизтолет, несколько пуль и патронов.

— Кто же напал на нас, Джо? Черт бы их побрал!

— Не знаю. Змотри! Они прорываютзя через бреши в ограде — вон там, в районе доков.

Крупные звезды заливали равнину холодным светом. Облака, приносившие ночной дождь, еще не появились, но Река уже окуталась густым тяжелым туманом. Из серой пелены выбегали фигурки людей, пополняя собой темную массу вражеской армии, которая расползалась по равнине. Очевидно, там, за оградой, находился флот.

Так близко мог подойти только флот рудовозов из Душевного Города. Любые другие корабли, проплывавшие ночью по Реке, вызвали бы подозрение наблюдателей, которых Сэм и Иоанн разослали вдоль побережья на сопредельные территории, кроме того, последнее донесение, принятое около полуночи, подтверждало, что флот Иэясу по-прежнему стоял в доках у своих берегов.

Джо выглянул из-за кучи бревен.

— Вокруг дворца Иоанна идет чертовзкая драка. Дом для гозтей горит, и я не завидую зейчаз Хакингу и его ребятам.

Пламя освещало тела, лежавшие на земле, и крохотные фигурки сражавшихся у бревенчатых стен дворца. Затем к ограде подтащили пушку и несколько зарядных ящиков.

— Это же «джип» Иоанна! — закричал Сэм, указывая на машину, которая стояла позади пушки.

— Да, и это наша пушка! — ответил Джо. — Ею завладели люди Хакинга. И они хотят выбить Иоанна из его любимого гнездышка.

— Надо выбираться отсюда, Джо!

Клеменс полез через груду обломков в противоположном направлении. Он не мог понять, почему нападавшие до сих пор не послали к его дому солдат. Ракета, разрушившая стену, прилетела с равнины. И если Хакинг со своим отрядом решил поддержать внезапную атаку с фальшивых рудовозов, то Сэму и Иоанну полагалось стать первыми объектами для предательского удара.

Позже он с этим разберется — если только это «позже» когда-нибудь наступит.

Захват пушки и снарядов расстроил Клеменса. Враг использовал оружие Пароландо. Едва он подумал об этом, как раздался грохот пушечных выстрелов — один, другой, третий. Сэм оглянулся на бегу и увидел куски бревен, вылетавшие из дыма. В стене дворца появился широкий пролом, и следующие несколько снарядов могли превратить его в руины.

К счастью, запас снарядов ограничивался полусотней штук. Несмотря на огромные залежи метеоритного железа, Сэм не хотел расточать металл на вооружение.

Впереди показалась хижина Сирано и Ливи — дверь нараспашку, смятая постель пуста. Взглянув на вершину холма, Сэм увидел Лотара фон Рихтхофена. Тот успел надеть лишь юбку, но в его руках были шпага и пистолет. Заметив Клеменса, он поспешил к нему навстречу. Следом, отставая на несколько шагов и размахивая пистолетом, бежала Гвенафра. На ее боку висела сумка с патронами и пулями.

Вокруг Сэма начали собираться мужчины и женщины. Среди них оказалось несколько арбалетчиков. Поручив Лотару привести людей в боевую готовность, Клеменс повернулся, чтобы осмотреть равнину. Гавань чернела от скопища врагов. Если бы пушка осталась в руках защитников, они могли бы расстрелять эти толпы, продвигавшиеся по открытому месту. Но орудие, превратив дворец в пылающий факел, вело огонь по мирным жителям, которые убегали в предгорье.

Из широкой бреши берегового вала выползла большая черная машина. Сэм закричал от ужаса. Он узнал «Огненный дракон-3», отданный Хакингу. Но куда же подевались три амфибии Пароландо?

Вскоре он увидел два вездехода, которые спешили к холмам. Клеменс облегченно вздохнул и вытер пот со лба. Внезапно паровые пушки начали с шипением плеваться, и его люди — люди Пароландо — падали под ливнем пластиковых пуль.

Нападавшие захватили самое эффективное оружие Пароландо!

Всюду, куда бы он ни бросил взгляд, кипело яростное и кровавое сражение. Вокруг парохода тоже разгорелся бой. Клеменс застонал, представив рваные дыры в корпусе корабля. Затем он заметил, что в непосредственной близости от судна враги не использовали гранат и ракет. Вероятно, Хакинг заботился о сохранности корабля ничуть не меньше жителей Пароландо.

Позади Сэма, с вершин холмов, ударил ракетный залп. Снаряды пронеслись над его головой и разорвались внизу, среди армии врагов. В ответ взлетели ракеты нападавших. В воздухе замелькали полосы красного пламени. Некоторые боеголовки пролетали так близко над людьми, что те видели размытые контуры цилиндрических снарядов и длинные бамбуковые стабилизаторы, выступавшие из хвостовых частей. Вой оглушал, огонь из сопел слепил глаза, ракеты взрывались на другой стороне холма. С ближайшего «железного» дерева посыпались листья.

Следующие тридцать минут — а возможно, два или три часа — заполнились визгом, криками и воплями, вонью пороха, запахом пота и хаосом кусков человеческой Плоти Время от времени нападавшие предпринимали атаку на холм, и раз за разом их сметали вниз ракеты, пластиковые пули, стрелы арбалетов и боевых луков. Трижды вал атаки докатывался до рядов обороны, и тогда в ход вступали рапиры, палаши, топоры, дубины, копья и кинжалы.

Джо Миллер — десятифутовый сгусток смерти, с волосатой шкурой, слипшейся от крови, — размахивал огромным стальным топором. Джо проламывал дубовые щиты и пробивал кожаные латы; он выбивал из рук рапиры, копья и топоры, кроил грудные клетки, отсекал руки и головы. Враги пытались обходить его стороной, но он набрасывался на них и сминал атаки, которые не раз могли бы привести к успеху.

В него стреляли из арбалетов и кремневых ружей. Однако стрелки не рисковали приближаться к титантропу, и пластиковые пули, посланные с дальней дистанции, пролетали мимо.

Потом его левую руку пробила стрела, и какой-то смельчак, а может быть, идиот, поднырнув под топор, вонзил в бедро гиганта длинную шпагу. Обух топора раздробил храбрецу челюсть, а удар лезвием отсек ему голову. Джо по-прежнему держался на ногах, но он быстро слабел от потери крови. Клеменс приказал ему отступить на другую сторону холма, куда женщины переносили тяжелораненых воинов.

— Нет! — ответил Джо. — Я не уйду! — И он со стоном упал на колени.

— Уходи назад! Это приказ! — закричал Сэм.

Он запоздало пригнулся, когда пуля, просвистев рядом с ухом, размазалась пятном на стволе «железного» дерева. Пластиковые осколки разлетелись в стороны. Клеменс почувствовал жгучую боль в предплечье и в колене. Джо тяжело поднялся и, как раненый слон, пошёл прочь, подволакивая ногу. На смену ему из дыма появился Сирано, покрытый пороховой копотью и пятнами крови. В правой руке он сжимал резной эфес длинной и тонкой рапиры; в другой руке виднелся пистолет. Позади него, такая же грязная и перепачканная кровью, шагала Ливи с тяжелой сумкой на плече. Пока де Бержерак сражался с врагами, она перезаряжала пистолеты и передавала их Сирано. Увидев Сэма, Ливи улыбнулась. Ее белые зубы блеснули на закопченном лице.

— О Боже, Сэм! Я думала, ты погиб! Эта ракета попала прямо в твой дом…

— Я рад, что ты переживала за меня, — ответил Клеменс.

Больше он ничего сказать не успел. Да и не о чем было говорить. Поскальзываясь в лужах крови и перепрыгивая через мертвые тела, враги пошли в очередную атаку. У пароландских лучников кончились стрелы; у стрелков осталось по несколько патронов. Однако нападавшие тоже порастратили силы.

Джо Миллер ушел, но Сирано де Бержерак стал его достойной заменой. Он превратился в демона — такого же тонкого, гибкого и быстрого, как его рапира. Время от времени Сирано стрелял из пистолета в лицо противника, делал выпад и пронзал клинком другого врага. Затем француз бросал пистолет назад, и Ливи, выбежав из укрытия, перезаряжала его. Сэм в который раз отметил перемены, происшедшие с ней. Кто бы мог подумать, что его бывшая жена способна так смело вести себя в подобных обстоятельствах. Эта хрупкая болезненная женщина, всю жизнь питавшая глубокое отвращение к насилию, теперь хладнокровно выполняла долг, который побоялись бы взять на себя многие мужчины.

«В том числе и я, — подумал Сэм, — будь у меня время удрать отсюда».

Он действительно очень боялся — особенно теперь, когда Джо Миллер не мог защитить его и оказать моральную поддержку. А Сэм нуждался сейчас и в том и в другом.

Сирано сделал пируэт, но визжавший от бешенства ваххабский араб прикрылся большим щитом. Заметив промах де Бержерака, Ливи подняла обеими руками пистолет и прицелилась. От удара бойка длинный ствол отвело в сторону. Она тут же выровняла его; дым и пламя брызнули в стороны, и араб упал назад с оторванным плечом.

Перепрыгнув через его тело, огромный негр замахнулся на Ливи топором, но Сирано, выдернув лезвие из щита араба, пронзил врагу адамово яблоко.

Атака захлебнулась в крови и трупах. Ряды захватчиков отступили к подножию холма. К ним на помощь поспешила черная амфибия, которая, как «Меримак»[74] на колесах, задирая вверх короткий ствол, поползла по склону холма. Лотар фон Рихтхофен встал рядом с Сэмом, и тот отступил в сторону, увидев в его руках пусковую трубу с десятифунтовой боевой головкой. Его помощник опустился на колени, зарядил снаряд и нацелил базуку. А уж он-то знал свое дело! Ракета описала пологую дугу, которая завершилась на передней башне вездехода. На броне расцвел огненный цветок, и машину заволокло черным дымом. Амфибия остановилась, затем вновь двинулась вперед. Ее паровые пушки начали подниматься.

— Жаль, что у нас больше нет снарядов, — проворчал фон Рихтхофен. — Иначе мы разделались бы с этой машиной. Сэм, нам не выстоять против нее. Мы оба это знаем, верно?

Нападавшие восстанавливали ряды позади бронированной амфибии. Многие из них издавали боевой клич, которым пользовались альмаки, обитавшие на другом берегу Реки.

Очевидно, Хакинг привлек к себе тех протоиндейцев, которых еще не покорил Иэясу.

Начинало темнеть. Только пламя горевших домов, огни очагов и плавильных печей кое-как освещали события, происходившие на равнине. Дождевые тучи, словно волчья стая, набросились на яркие звезды, и через несколько минут хлынул яростный ливень.

Клеменс осмотрелся вокруг. Каждая очередная атака все быстрее уменьшала число защитников. Сэм сомневался, что они выдержат еще один штурм, даже если амфибия не тронется с места. На севере и юге равнины все еще шли сражения. Бой перекинулся на холмы. Но шум, крики и выстрелы постепенно стихали.

Берег, доки и верфь чернели от прибывавших захватчиков. Возможно, к вторжению присоединились Публиджо и Тайфанджо. Сэм бросил последний взгляд на огромный корпус парохода, два гребных колеса которого наполовину скрывались в строительных лесах. За ними, вытягивая к небу длинные шеи, виднелись большие подъемные краны. На какой-то миг Клеменсу показалось, что они зовут его на помощь. Он отвернулся. Ему хотелось плакать, но он чувствовал себя холодным куском льда. И Сэм знал, что пройдет еще немало времени, прежде чем хлынут первые слезы.

Впрочем, если сначала вытечет его кровь, то слез уже не будет. Во всяком случае, не в этом теле.

Ориентируясь по огню дюжины горевших хижин, он повел отряд по заднему склону холма. Внезапно ливень кончился, и тут же щупальце вражеской армии начало сжимать их слева. Сэм обернулся, спустил курок кремневого пистолета, но порох отсырел, и выстрела не получилось. К счастью, ружья противника тоже оказались бесполезными, и их можно было теперь использовать только как дубины.

Захватчики надвигались, размахивая копьями, мечами и топорами. Взревев низким басом, как пещерный медведь, Джо Миллер бросился вперед. Несмотря на раны, он по-прежнему оставался грозным и опасным бойцом. Под раскаты грома и вспышки молний его топор выкашивал ряды наступавших. Пароландцы ринулись ему на помощь, и через несколько секунд уцелевшие воины Душевного Города решили, что с них достаточно. Они откатились назад, ожидая подкрепления. Им не хотелось погибать в последние минуты битвы.

Отряд защитников вскарабкался еще на два холма, и тогда враг атаковал справа. Нападавшие прорвали оборону и вклинились в ряды пароландцев, убивая мужчин и захватывая в плен женщин. Благодаря Джо Миллеру и де Бержераку, атаку удалось отбить. Враги бежали, поскальзываясь на мокрой траве, смоченной дождем и кровью.

Пересчитав уцелевших, Сэм не поверил своим глазам. В отряде осталось пятнадцать человек. Куда же девались остальные? Он мог поклясться, что несколько минут назад с ним отступало не меньше сотни человек.

Ливи стояла позади Сирано. Пистолеты теперь не действовали, и она прикрывала де Бержерака со спины. Ее меч и копье были покрыты кровью врагов.

Сэм продрог и вымок. Он чувствовал себя таким же жалким, как Наполеон во время бегства из России. Все пропало! Абсолютно все! Его гордый маленький народ, их шахты, железо и заводы, неуязвимые амфибии с паровыми пушками, два аэроплана и сказочный пароход — все это теперь оказалось в руках врага! Технологический триумф, чудеса науки, Хартия вольностей с самой демократической конституцией, которую знала какая-либо страна — отныне об этом можно забыть, как и о величайшем путешествии, которое уже никогда не состоится! Все пропало! Абсолютно все!

Но как им это удалось? С помощью предательства! Как всегда, с помощью предательства!

По крайней мере, Иоанн тут был ни при чем. Его дворец пылал в огне. И по всей вероятности, бывший король погиб под развалинами. Подумать только — великий предатель пал жертвой измены.

А потом все эти мысли и сожаления упорхнули прочь. Клеменса еще трясло от ужаса битвы, и он не мог думать ни о чем другом, кроме своего спасения. Когда их отряд достиг основания горы, он повел людей на север, к высокой бетонной дамбе. Впереди в свете звезд серебрилось небольшое озеро. Пройдя по берегу четверть мили, они взобрались на широкую бетонную стену, и Клеменс остановился, увидев выдавленный в бетоне знак — косой крест.

— Вот он! — воскликнул Сэм и позвал остальных. — Скоро мы будем в безопасности, если только нас не выследил какой-нибудь вражеский шпион.

Под далекие раскаты грома и блеск молний он шагнул в холодную воду. Сэма пробирала дрожь, но он продолжал спускаться. Когда вода дошла ему до подмышек, его нога нащупала первую скобу. Сделав глубокий вдох и закрыв глаза, Клеменс нырнул. Рука скользнула по бетонной стене и наткнулась на вторую скобу. Хватаясь за ступени металлической лестницы, он нашел входное отверстие туннеля. Проскользнув под выступом стены, Сэм рванулся вверх и всплыл в небольшом освещенном гроте. Перед ним, выступая над водой на несколько дюймов, тянулась широкая платформа.

В десяти футах над головой виднелся свод, освещенный шестью большими электрическими лампами.

Дрожа и задыхаясь, он вскарабкался на платформу и подошел к двери, которая вела в следующее помещение. Над водой появилась голова Джо. Он слабо окликнул Сэма, и тот помог ему взобраться на платформу. Из дюжины ран на теле титантропа струилась кровь.

В гроте, один за другим, всплывали остальные мужчины и женщины. Они перенесли Джо Миллера к двери, а затем перевезли его на грузовой тележке в большое помещение. Там имелось все необходимое — койки, полотенца, еда и питье, оружие и медикаменты. Сэм подготовил это убежище именно на такой критический случай, хотя еще пару дней назад он бы не поверил, что оно когда-нибудь ему пригодится. О тайнике в стенах дамбы знали только члены Совета и несколько рабочих, которые выполняли строительные работы.

Второй вход в убежище располагался у основания дамбы — за стеной воды, которая падала на лопасти турбин. Узкий проход вел к шахте с металлической лестницей, поднявшись по которой любой посторонний человек оказался бы перед гладкой бетонной перегородкой. Проникнуть сквозь нее могли лишь те, кто знал особый секрет.

Сэм считал этот проект не чем иным, как романтической глупостью, от которой он никак не мог избавиться. Его прельщала идея о тайных проходах под водопадом и озером; о потаенных комнатах, где можно было отдохнуть и спланировать месть, пока враги рыскали по холмам и равнине. Он не раз смеялся над собой во время строительства дамбы, но теперь его предосторожность оправдала себя на все сто процентов. Как видно, и романтика иногда способна приносить практическую пользу.

В этом тайнике находился детонатор. Чтобы взорвать тонны динамита, заложенные в основание плотины, требовалось соединить всего лишь два провода. При взрыве дамбы собранная в озере вода могла смыть в Реку всю центральную часть Пароландо. Но за месть приходилось платить большой ценой. Сэм знал, что вместе с врагами погибнет и его пароход.

После перевязки раненым дали мечтательную резинку и спиртное. Временами резинка действовала как обезболивающее средство, но иногда, наоборот, усиливала боль. Вот на такой случай раненым обычно и предлагали хорошую дозу спирта.

Выставив охрану у обоих входов, Клеменс поел и выспался. Всю остальную часть дня он провел около постели Джо, который находился в бессознательном состоянии. Сэм менял ему повязки, смачивал водой сухие губы и шептал титантропу ласковые слова. Сирано вернулся со своего поста у двери под водопадом и доложил, что снаружи наступил вечер. Больше он ничего сказать не мог. Завеса падавшей воды не позволяла следить за тем, что происходило на равнине.

Лотар и Сэм получили лишь легкие ранения. Клеменс решил, что им надо проскользнуть под водопадом и провести разведку в расположении врага. Сирано вызвался идти с ними, но Сэм отверг его предложение. Ливи облегченно вздохнула и кивнула ему в ответ. Он отвернулся, не желая принимать благодарности за заботу о ее дружке.

Его беспокоила судьба Гвенафры. Девушку могли взять в плен. По словам фон Рихтхофена, она исчезла во время последней атаки, и все попытки Лотара отыскать ее перед отступлением оказались безуспешными. Он укорял себя в том, что не уберег Гвенафру, но Сэм знал, как непросто это было сделать в той кровавой сече.

Сэм и Лотар намазали свои тела черной краской, а затем спустились по лестнице, тускло освещенной электрическими лампами. По стенам шахты сочилась вода. Ноги соскальзывали с мокрых металлических ступеней. Открыв небольшую дверь, Сэм увидел перед собой водопад, который с ревом вращал лопасти турбины. Под градом брызг они прошли около двадцати ярдов по скользкому наклонному выступу, спустились к основанию плотины и осторожно двинулись вдоль канала, который рассекал равнину по прямой линии. Ветер шевелил корешки травы, торчавшие из крутых откосов. В этом мире трава обладала таким же бессмертием, как и люди, — ее тоже можно было срубать мечом или топором, но через сутки она прорастала снова.

Небо сияло россыпью звезд и мерцало паутиной газовых туманностей. Сэм и Лотар старались выбирать места потемнее. Пройдя полмили, они перебежали в тень огромного «железного» дерева и оказались неподалеку от разрушенного дворца Иоанна. Перед ними на равнине горело множество костров. Они видели мужчин и видели женщин, которых те тащили в хижины. Мужчины были победителями, а женщины — жертвами. Сэм дрожал от их криков и стонов, и мольба о помощи сводила его с ума. Но он знал, как скоро оборвалась бы его жизнь, ворвись они сейчас в любую из хижин. Убив одного или двух насильников, Сэм потерял бы все шансы спасти страну, и их отчаянный поступок наверняка закончился бы смертью или пленом.

А что произойдет, если он услышит голос Гвенафры? Бросится на помощь или останется на месте? Черт бы побрал этих черных ублюдков!

В горнах и плавильных печах пылали огни. В окнах фабричных зданий мелькали женские и мужские фигуры.

Очевидно, Хакинг перевел своих рабов на круглосуточный режим работы. Вокруг заводов стояла многочисленная охрана, но воины едва держались на ногах от выпитого спирта.

Вокруг огромных костров веселились альмаки и негры. Они смеялись, горланили пьяные песни и время от времени тащили в ближайшую тень визжавших женщин. Иногда их насиловали прямо у костров под хохот и задорные крики толпы.

Выдавая себя за черных, Сэм и Лотар спустились с холма. На всякий случай они решили не приближаться к кострам и охраняемым зданиям.

Они проходили в двадцати ярдах от постов и патрулей, но никто не обращал на них внимания. Враги праздновали победу, заливая в глотки «пурпурную взрывчатку» и напитки из запасов пленников. Исключение составляли арабы-ваххабиты, чья религия запрещала употреблять алкоголь, и немногочисленные черные, считавшие себя последователями Хакинга, который, как говорили, выпивал редко.

Несмотря на царивший разгул, Сэм отметил признаки жесточайшей дисциплины. Прежде всего, он не увидел ни одного трупа. Завалы и баррикады были расчищены. На равнине у передних холмов виднелась высокая ограда, по углам которой стояли охранные вышки. По всей вероятности, именно там Хакинг и разместил уцелевшее население Пароландо.

Притворяясь пьяными, Сэм и Лотар прошли в двадцати футах от трех низкорослых чернокожих, которые разговаривали на непонятном языке. В их речи часто проскальзывало слово «африкен», поэтому Сэм решил, что они были дагомейцами из восемнадцатого века.

Пройдя между заводом азотной кислоты и зданием, где обрабатывали экскременты, Лотар и Сэм вышли на равнину. Клеменс вздрогнул и остановился как вкопанный. В двадцати ярдах от них в узкой клетке со связанными за спиной руками стоял Фаербрасс. Бамбуковые прутья сжимали его тело со всех сторон. Он мог только стоять — стоять и смотреть на Германа Геринга, который висел вниз головой на широком крестообразном сооружении. Его ноги были привязаны к верхней части косого деревянного креста, а руки — прибиты гвоздями к нижней.

Сэм осмотрелся. У больших ворот фабрики стояли несколько воинов. Они пили, болтали на каком-то варварском наречии и курили большие сигары. Сэм не посмел приблизиться к Фаербрассу, хотя ему очень хотелось узнать, почему же тот оказался в клетке. Вместо этого Клеменс решил еще немного побродить по равнине, а затем вернуться в их тайное убежище. Ситуация казалась безнадежной. Им оставалось только выбраться во время ливня из страны и убежать в государство Чернского. Сэм с радостью взорвал бы дамбу, утопив в бушующем потоке всех этих подонков из Душевного Города. Но его останавливала мысль о сотнях пленных и большом пароходе. Предстояла долгая борьба, и взрыв следовало оставить на самый крайний случай.

Они прошли мимо клетки Фаербрасса, надеясь, что тот не заметит их и не позовет в отчаянии на помощь. Но бывший посол Хакинга стоял, уронив голову на бамбуковые прутья. С его губ срывалось хриплое дыхание. Геринг тихо застонал. Они ускорили шаг и скрылись в тени ближайшего здания.

Не спеша и по-прежнему изображая пьяных, они приблизились к большому дому, который раньше занимал Фред Рольф — один из ярых сторонников Иоанна в Совете. Судя по многочисленной охране, это одноэтажное бревенчатое здание стало временной резиденцией Элвуда Хакинга. Через открытые окна Клеменс разглядывал комнаты, освещенные светом факелов. Внутри виднелись фигуры людей.

Внезапно Лотар схватил Сэма за руку и прошептал:

— Она там! Гвенафра!

Дрожащее пламя факела высветило ее длинные золотистые волосы и нежную белую кожу. Она стояла у окна и говорила с кем-то. Спустя мгновение Гвенафра отступила на шаг, и в освещенном квадрате окна появились курчавые волосы и черное лицо Хакинга. Сэму стало тошно. Хакинг взял ее себе для ночных утех.

Тем не менее Гвенафра не выглядела напуганной. Она казалось скорее уставшей и вялой. Сэм знал, что, несмотря на вспыльчивый и искрометный нрав, она могла притворяться покорной и сломленной, если этого требовали обстоятельства.

Он потянул Лотара за руку:

— Мы ничем не можем ей помочь, и любое наше вмешательство погубит и нас, и ее.

Они обошли равнину кругом, осматривая фабрики, заводы и здания. Пылавшие костры на побережье тянулись до самого изгиба Реки. Кроме негров и арабов из Душевного Города им встречались альмаки и множество азиатов. Сэм узнал в них дикарей из неолита — обитателей Цейлона, Бирмы и Таиланда, которые теперь жили по другую сторону Реки напротив Селинджо.

К тому времени Клеменс придумал план бегства из Пароландо. Им предстояло пробраться в гавань и похитить пару небольших кораблей. Он решил плыть не к Чернскому, а в Селинджо. Даже если ближайшие страны, включая Публиджо и Тайфанджо, не пострадали при вторжении Хакинга, их участь была предрешена. Бежать на север к Чернскому не имело смысла. Услышав о захвате Пароландо, Иэясу двинет на него войска — если только уже этого не сделал. По иронии судьбы, их единственным убежищем могла стать страна, граждан которой они так упорно не пускали в Пароландо.

Посоветовавшись, Лотар и Сэм решили вернуться на дамбу, чтобы обсудить план побега с остальными членами отряда. Клеменс спешил. Он хотел привести своих людей в гавань во время дождя.

Они направились к озеру, старательно обходя хижины, в которых враги развлекались с плененными женщинами. Их путь пролегал мимо гигантского «железного» дерева, тень которого казалась им надежным укрытием. Внезапно Сэм почувствовал, как кто-то схватил его за шею. Клеменс попытался крикнуть, повернуться, оказать сопротивление, но большая рука сдавила его горло еще сильнее, и он потерял сознание.

Глава 26

Сэм пришел в себя под тем же «железным» деревом. Задыхаясь и кашляя, он попытался встать, но глухой бас рявкнул:

— Не двигайся, парень! Сиди тихо, или я расколю твой череп топором!

Сэм осмотрелся. В шестидесяти шагах от него, под раскидистой елью, сидел Лотар. Его руки были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Глухой бас принадлежал крупному мужчине с неимоверно широкими плечами, мощной грудью и мускулистыми руками. Он носил черную юбку, плащ и кожаный пояс, на котором висели стальной томагавк и нож. Из-за плеча выглядывал приклад «Марка-1», большая волосатая рука сжимала топор внушительных размеров.

— Похоже, парень, ты — Сэм Клеменс? — спросил он.

— Да, — так же тихо ответил Сэм. — Что все это значит? Кто вы?

Крупный мужчина провел ладонью по густым волосам и кивнул в сторону Лотара:

— Я посадил его подальше, чтобы он не слышал нашего разговора. Дело в том, что меня послал к тебе человек, которого мы оба знаем.

Сэм помолчал минуту, а затем спросил охрипшим голосом:

— Вы говорите о Таинственном Незнакомце?

— Да, — буркнул большой человек. — Он сказал, что ты именно так его и называешь. Незнакомец — это подходящее имя. В общем, тебе известно, о чем идет речь, поэтому не будем терять время на пустую болтовню. Ты веришь, что я от него?

— Мне приходится верить, — ответил Сэм. — Но если вам довелось встретиться с ним, значит, вы один из двенадцати, которых он выбрал? Скажите, как вы его нашли?

— Только не думай, что я носился сломя голову и искал этого типа, — произнес мужчина. — Видок у него, конечно, был еще тот! Судя по комплекции, он спасовал бы перед многими из тех черных, красных и белых людей, которых мне пришлось отправить на тот свет, но от его взгляда убежал бы даже гризли. Не то чтобы я его испугался… Просто рядом с ним мне стало немного не по себе. Я чувствовал себя как общипанная курица в кастрюльке.

Ладно, хватит об этом. Можешь звать меня Джонстоном. Я немного расскажу о себе, чтобы ты потом не тратил время на расспросы. Так вот, родился я в Нью-Джерси примерно в 1827 году, а умер в 1900-м, когда валялся в лос-анджелесском госпитале для ветеранов. Между этими двумя датами моя жизнь проходила в Скалистых горах, где я охотился на зверей и отстреливал индейцев. На моем счету их было несколько сотен, но белых я не убивал, будь они даже французами. Это потом, когда меня вынесло на берега Реки, мне пришлось прибавить к своему списку еще с десяток белых скальпов, но там, на Земле…

Мужчина встал и вышел из густой тени под свет ярких звезд. Его волосы казались темными. Однако, подумал Сэм, при полуденном солнце они скорее всего окажутся ярко-рыжими.

— Черт возьми, я опять разболтался, — проворчал Джонстон. — В этой долине столько людей, что поневоле перенимаешь их дурные привычки.

Они направились к Лотару, и по пути Сэм спросил:

— Как вы здесь оказались? Да еще в это время?

— Незнакомец велел мне найти тебя. Он рассказал о большом корабле, о Туманной Башне и обо всем прочем. Да что тут говорить? Ты и сам это знаешь. Я согласился найти тебя и поплыть на пароходе. Почему бы и нет? Не очень-то мне и нравится торчать на берегу. Локтем не махнешь, чтобы не разбить кому-нибудь носа. В то время я жил за тридцать тысяч миль вверх по течению. И вот однажды ночью мне захотелось пить. Я встал и увидел человека, который сидел в тени у моей постели. Мы долго говорили с ним о том о сем. А потом я собрал пожитки и отправился сюда. По пути до меня доходили слухи о том, что происходило в этом районе. Когда я добрался сюда, сражение уже подошло к концу. Мне хотелось отыскать тебя, и я начал подслушивать разговоры черных. Из их слов мне стало ясно, что твоего тела они не нашли. Поэтому я крутился вокруг и высматривал все, что только можно высмотреть. Однажды на меня наткнулся один из этих арабов, и я убил его. Он подоспел как раз вовремя, потому что я проголодался и мне надо было немного перекусить.

Они подошли к Лотару, но, услышав последние слова, Сэм замер на месте.

— Перекусить арабом? — воскликнул он. — Вы хотите сказать…

Мужчина не ответил.

— Скажите, — настаивал Сэм, — вы случайно не тот Джонстон, которого называли Пожирателем печени? Я помню, вас еще окрестили Убийцей кроу, верно?

— Я заключил с кроу мир и стал их кровным братом, — ответил из темноты обиженный бас. — И я давно уже перестал есть человеческую печень. Но ведь человек должен чем-то питаться?

Сэм вздрогнул. Он склонился над Лотаром, развязал его и вытащил у него изо рта кляп. Фон Рихтхофен был вне себя от злости, но его разбирало любопытство. Кроме того, так же как и Сэм, он испытывал к Джонстону необъяснимое почтение. Тот излучал какую-то особую дикарскую силу — причем даже не стремясь произвести на них впечатление. Сэм еще раз вздрогнул, представив его в действии.

По пути к дамбе Джонстон не произнес ни одного слова. Однажды он исчез, и Сэм с трудом поверил своим глазам, когда этот человек, шести с половиной футов ростом, растаял в воздухе, как кладбищенский призрак. Джонстон выглядел на все двести восемьдесят фунтов, но бесшумными движениями напоминал тень тигра.

Внезапно впереди возник темный силуэт, и Сэм подпрыгнул от неожиданности. Джонстон вернулся.

— Что-нибудь случилось? — спросил Клеменс.

— Да так, ничего. Ты сказал, что не очень хорошо представляешь себе обстановку, и я на всякий случай осмотрел эти места. Так вот, послушай меня внимательно — я не даром крутился тут целый день. Большая часть твоих людей перебралась через стены в соседние страны. Если их собрать в кучу, ты можешь дать неграм хорошего пинка. Да только черным и без того труба — на них надвигается армия Иэясу. По моим расчетам, он нападет на Хакинга этой ночью. Прежде чем прийти сюда, я потерся немного с его людьми и разузнал кое-какие планы. Японец не собирается отдавать неграм железо и корабль. Он заберет их у черномазых и даже спасибо не скажет.

Сэм застонал. Какая разница, кто приберет к рукам его корабль? Все равно он не получит назад свои пароход.

Когда они оказались внутри дамбы, Клеменс приободрился. Если две вражеские армии сцепятся друг с другом, он соберет разбежавшиеся силы и выбьет из Пароландо ослабевшего противника. Да! Он им еще покажет! Он вернет себе и страну и корабль!

Появление геркулеса-Джонстона придало ему новые силы. Этик не забывал о нем и посылал чертовски нужных людей. Если верить историям о Пожирателе печени, он один стоил целого взвода. И он стал Шестым — шестым избранником Незнакомца. Сэм знал, что в свое время появятся и остальные. Хотя один уже пропал, и вряд ли они вновь увидят Одиссея.

Тем не менее такая возможность существовала. Слишком много людей находилось в копилке речной долины, чтобы отыскать в ней двенадцать фальшивых монет. Но неужели кто-то их уже ищет? И кому они так неугодны?

«Кому же еще, как не этикам», — ответил сам себе Клеменс.

Вернувшись в убежище, Сэм представил Джонстона остальным и вкратце рассказал о результатах разведки. Джо Миллер, закутавшись в покрывало, сел на постели и пожал трапперу руку. Потрясенный его голосом, тот восхищенно воскликнул:

— Ночь и день! Вот это парень! Я еще никогда не видел ребят, похожих на тебя. Только не сломай мою руку, дружище.

— Да куда уж мне, — ответил Джо. — Ты выглядишь большим и крепким. А я теперь больной.

За полчаса до начала ливня люди выбрались наружу. К тому времени оргия уже закончилась, и страна погрузилась в относительный покой. Победители разбрелись по хижинам, постовые в ожидании дождя ушли от костров под защиту крыш и навесов. Однако на сторожевых вышках и у стен фабричных строений по-прежнему стояли вооруженные люди. Никто из них не пил. Очевидно, Хакинг приказал прекратить веселье.

Пока отряд пробирался вдоль ограды химического завода, Джонстон, словно гигантский призрак, проскользнул вперед и растаял во мгле. Через десять минут он так же тихо возник за спиной Сэма.

— Я глянул, как там у них идут дела, — прошептал он. — Хакинг, оказывается, довольно хитрый ниггер. Все эти песни, вопли и пьянство были только притворством! Он решил облапошить шпионов Иэясу. Узнав, что этой ночью япошка пойдет в атаку, Хакинг приказал своим людям валять дурака. Они сделали вид, что взять их ничего не стоит, но на самом деле армия затаилась, как лиса у норы сурка. Его ребята начеку и уже заряжают свои мушкеты.

Сэма встревожила эта новость. Он спросил у Джонстона, не узнал ли тот что-нибудь еще.

— Да, я слышал, как парочка черных болтала о том, почему Хакинг напал на Пароландо. Он узнал, что Иэясу точит на вас зуб, и решил опередить его, чтобы завладеть вашим оружием. Если бы япошка взял под свой контроль металл и амфибии, он свернул бы Хакингу шею и подтерся их Душевным Городом, как дешевой салфеткой. Но они натянули ему желтый нос до самого пупка, а заодно и придушили белых из Пароландо. Эти черные ослы буквально корчились от смеха. Из их слов я понял, что король Иоанн сговорился с Хакингом о сдаче страны. Но Хакинг вышиб его из дворца, потому что не доверял этому ублюдку. Иоанн — предатель, да к тому же еще и белый. Разве такому можно верить?

— Но почему, черт возьми, Иоанн поступил с нами таким образом? — прошептал Сэм. — Какая ему от этого польза?

— Хакинг и Иоанн сговорились захватить все страны на сотню миль по Реке, а потом поделить их поровну. Иоанн правил бы белой половиной, а Хакинг — черной. Пятьдесят на пятьдесят, где все делилось бы поровну. Они хотели построить два корабля, и всего прочего тоже по два.

— А что случилось с Фаербрассом? Почему он в клетке?

— Не знаю, но кажется, кто-то обвинил его в предательстве. А этот немец… Как там его — Херинг?..

— Геринг.

— Ну да. Хакинг тут ни при чем… Это сделали ваххабские арабы. Ты, наверное, знаешь, у них на шансеров вот такой зуб. Одним словом, они его поймали и начали пытать, а потом к ним присоединились дагомейцы. Эти африканские ниггеры, как я слышал, не садятся завтракать, пока не прирежут дюжину людей. Когда Хакинг услышал об этом, он остановил пытки, но Геринг был уже при смерти. Переговорив с Хакингом, он назвал негра братом по духу и сказал, что прощает его. Пообещал, стало быть, встретиться с ним на берегах Реки. Хакинга это просто потрясло — во всяком случае, так говорили его люди.

Потребовалось несколько минут, чтобы Сэм переварил новости, которые ввергли его в отчаяние. Он так расстроился, что даже не обрадовался неудаче Иоанна — чемпиона мира по двойной игре. Тем не менее Клеменс восхищался государственным умом и дальновидностью Хакинга. Тот нашел единственно верный способ и, общаясь с Иоанном, утер ему нос. Наверное, в отличие от Сэма, его не тревожила совесть.

От намеченного плана пришлось отказаться. Скорее всего Иэясу задумал начать атаку во время дождя. Тучи уже клубились над головой. И отряд Клеменса не успел бы пробраться в гавань. Кроме того, в такой напряженной атмосфере ожидания им не удалось бы незаметно пересечь равнину.

— Что случилось, Сэм? — спросила Ливи.

Она села рядом с ним и встревоженно посмотрела ему в глаза.

— Я думаю, все это выше наших сил.

— Ах, Сэм! — воскликнула она. — Где же твое мужество? Я знаю, что ты легко расстраиваешься, если ситуация не складывается по-твоему. Но ты не должен сдаваться! Пойми, это прекрасная возможность отбить твой пароход! Пусть Хакинг и Иэясу начинают смертельную схватку. Нам надо просто отсидеться на холмах и подождать, пока они не перегрызут друг другу глотки. А потом, когда их силы иссякнут, мы набросимся на уцелевших врагов и вышвырнем их прочь из нашей страны!

— О чем ты говоришь? — сердито ответил Клеменс. — Набросимся! Вышвырнем! А нас всего-то пятнадцать человек!

— Сэм Клеменс, не будь таким тупым! За той оградой находится по меньшей мере пятьсот пленных и Бог знает сколько их еще трудится на заводах, фабриках и шахтах. К тебе на помощь придут тысячи людей, бежавших к Чернскому и в Публиджо!

— А как я получу их поддержку? — спросил Сэм. — Мы опоздали, понимаешь? Вскоре начнется наступление, и нам не собрать убежавших. Кроме того, их тоже могли поместить за высокую ограду! Я подозреваю, что Чернский и Публий Красс вступили с Хакингом в сговор!

— Ты все тот же отпетый пессимист, которого я знала на Земле, — сказала Ливи. — Ах, Сэм, я по-прежнему люблю тебя. Я люблю тебя как друга и…

— Друга? — воскликнул он так громко, что остальные обернулись в их сторону.

— Morbleu! — выругался Сирано.

— Эй вы, заткнитесь! — зашипел на них Джонстон. — Хотите, чтобы черные нас замели?

— Мы столько лет любили друг друга, — прошептал Сэм.

— Не всегда, если по большому счету, — ответила она. — Но сейчас не время обсуждать наши отношения. Во всяком случае, я не намерена рыться в грязном белье. Все равно уже слишком поздно. Сейчас решается вопрос о твоем корабле — хочешь ты его или нет?

— Конечно, хочу! — свирепо прошептал Клеменс. — Так, значит, ты предлагаешь мне…

— Перестать быть дохлым ослом и оторвать свою задницу от земли!

Сэм не удивился бы, услышав такое замечание от кого-нибудь другого. Но от нее, его хрупкой и ласковой Ливи?! Он не мог поверить своим ушам. Однако она сказала это! Сэму вдруг вспомнилось несколько подобных моментов в их земной совместной жизни. Он старался о них забыть, но они…

— В словах леди есть определенный смысл! — проворчал Джонстон.

Клеменсу хотелось подумать о более важных делах. Но самые важные проблемы проявлялись бессознательно. Вот почему у него возникла эта мысль. Вот почему он понял — всеми клетками тела, от макушки и до пяток, — что Ливи изменилась и перестала быть той женщиной, которая когда-то принадлежала ему. Фактически Ливи стала чужой уже давно — возможно, даже за несколько лет до своей смерти на Земле.

— Так что ты скажешь, мистер Клеменс? — настаивал человек-гора.

Сэм тяжело вздохнул, словно прогоняя из сердца последние воспоминания об Оливии Лэнгдон Клеменс де Бержерак. Он осмотрел своих спутников и сказал:

— Вот что мы сейчас сделаем…

Через полчаса начался ливень. Гром и молнии смешали землю и небо в чудовищное месиво вспышек и грохочущей тьмы. Из-за завесы дождя появился Джонстон с двумя базуками и четырьмя ракетами, привязанными к его широкой спине. Потом он снова исчез и минут через тридцать вернулся с корзиной метательных ножей и стальных томагавков. Его руки и грудь покрывала кровь врагов.

Чуть позже дождевые облака разбежались. Земля засияла серебром в сиянии величественных звезд, похожих на большие спелые яблоки. Их было как вишен на дереве в хороший сезон, и они сверкали, словно драгоценные камни, подсвеченные электрическими лампами. Стало прохладнее. Люди Сэма дрожали, спрятавшись под «железным» деревом. Над Рекой появилась тонкая пелена тумана. В течение пятнадцати минут она превратилась в плотный занавес, полностью скрыв поверхность воды, питающие камни и высокий вал, который тянулся вдоль берега.

Через полчаса началась атака. Большие и малые корабли, заполненные людьми и оружием, подплывали с другого берега Реки — с территорий к северу от Альмакса, где некогда правили индейцы племен саков и фоксов, где еще год назад жили в мире готтентоты и бушмены. Но главные силы трех стран, где ныне правил Иэясу, пошли на штурм с правого берега.

Иэясу атаковал защитные укрепления в десяти местах. Его отряды, словно черные реки, хлынули в проломы и бреши, проделанные минами. Количество ракет, выпущенных в первые пятнадцать минут, внушало ужас. Как видно, Иэясу готовил и запасал их долгое время.

Три амфибии Хакинга поползли вперед. Их паровые пушки плевались и, словно из шлангов, поливали нападавших пластиковыми пулями, нанося огромный урон. Но воины Иэясу приготовили сюрприз. Вокруг трех бронированных машин разорвалось несколько ракет с деревянными боевыми головками, заполненными смесью из мыла и спирта. В каждую амфибию попало не меньше двух снарядов. — Примитивный напалм быстро расползался по броне, и хотя огненная смесь не проникала внутрь, жар жег легкие водителей и стрелков.

Это зрелище потрясло Клеменса, но, сохраняя хладнокровие, он попросил Лотара напомнить ему о напалме, когда все закончится и если к тому времени они будут еще живы.

— Нам надо сделать кабины более герметичными и установить внутри систему кондиционеров, которую предлагал Фаербрасс, — сказал он.

Будто открыв дверь в ночной мгле, перед ними возник Джонстон. Следом за ним шел Фаербрасс. Измученный и истощенный, он нашел в себе силы улыбнуться Сэму. Его знобило и покачивало от слабости.

— Хакингу донесли, что я предал его, — рассказал Фаербрасс, немного отдохнув. — Он не мог не поверить такому именитому доносчику, как наш уважаемый и надежный друг Иоанн. Его королевское величество заявил, что я продался вам за пост шефа воздушных сил и раскрыл все планы Душевного Города. Хакинг знал, что меня нельзя купить за такую мелочь, но ему не нравилась моя увлеченность вашим проектом. Я не виню его за это. Мне следовало вовремя предупредить Хакинга о своих действиях, но я пренебрег очевидными мерами предосторожности. Одним словом, у него сложилось впечатление, что я веду двойную игру.

— А разве вам не хотелось перейти на нашу сторону? — спросил Сэм.

— Нет, я не пошел бы на предательство, хотя иногда мне действительно хотелось стать вашим соратником, — ответил Фаербрасс. — Но после захвата Пароландо я получил бы любой пост на вашем корабле. Зачем же мне было предавать Душевный Город? Тем не менее Хакинг охотно поверил Иоанну. Я не принимал его идей о духовном братстве и поэтому казался ему белой вороной. Он считал меня баловнем судьбы, который не жил в гетто и не знал всех ужасов расового гнета. Хакинг не мог мне простить, что я успел побывать там, где он никогда не будет.

— Пост главного механика по-прежнему за вами, — сказал Сэм. — Надеюсь, вы не станете отнимать у Лотара должность шефа воздушных сил? Повторяю, вы будете летать столько, сколько захотите.

— Это лучшее предложение, которое я получал после своей смерти на Земле, — ответил Фаербрасс. — Я принимаю его. — Он придвинулся к Сэму и прошептал: — Вы бы все равно взяли меня с собой. Я — один из двенадцати.

Глава 27

Сэм почувствовал, как по его телу прокатилась волна холодной дрожи.

— Вас выбрал этик? Незнакомец?

— Да. Он сказал, что вы называете его Таинственным Незнакомцем.

— Значит, вы все-таки предали Хакинга?

— Эта маленькая речь, которую я сейчас произнес, предназначалась для общего пользования, — сказал Фаербрасс. — Да, я предал Хакинга, если вы настаиваете на употреблении этого слова. Меня интересует нечто более высокое, чем духовное братство обиженных негров. Я не хочу тратить время на создание белых и черных государств, когда мы наконец можем узнать, как и почему человеческая раса оказалась в мире Реки. Мне не терпится получить ответы на свои вопросы, как однажды сказал Карамазов. Я презираю все эти черно-белые разборки, какими бы важными они ни казались на Земле. Наверное, Хакинг догадался о моем отношении к его идеям и решил поставить на мне крест.

Стряхнув с себя оцепенение, Сэм быстро оценил ситуацию. К тому времени сражение перекинулось на равнину, и после тридцати минут неистового боя люди Хакинга начали сдавать позиции. За каждого погибшего бойца они убивали трех нападавших, но их все больше теснили к холмам. Сэм повел отряд к лагерю военнопленных, где томились жители Пароландо. Лотар выпустил по воротам ограды две ракеты, и под прикрытием дымовой завесы пятнадцать храбрецов ворвались внутрь. Сирано и Джонстон уничтожили более дюжины охранников, выполнив за остальных почти всю грязную работу. Меч Сирано сверкал как молния; француз казался дьяволом, скакавшим по окровавленным трупам. Джонстон уложил четверых томагавками, троих — метательными ножами, а двум последним переломал ударами кулаков грудные клетки. Освобожденных людей отправили на военный завод, где имелся запас луков, стрел и мечей.

Сэм послал двух гонцов на север и юг, чтобы установить связь с пароландцами, бежавшими в другие страны.

Пополнившийся отряд Клеменса отошел к предгорью. Люди расположились около дамбы и следили за ходом битвы. Сэм не имел ни малейшего представления о том, что им делать дальше. Сирано посоветовал играть на слух, то есть следовать своей интуиции. Клеменс едва не ответил, что для этого он слишком туг на ухо.

Позже Сэм возблагодарил небеса за то, что он не отвел людей на вершину дамбы. Они находились на холме чуть выше и левее плотины. Отсюда открывался хороший обзор холмов и равнины, где все еще взрывались ракеты. Свет звезд отражался в озере, и при взгляде на эти тихие воды казалось, что весь мир погружен в покой и тишину.

Внезапно Джонстон вскочил на ноги и закричал:

— Смотрите туда! Нет, вон туда! На вершину дамбы!

Из воды выходили три маленькие темные фигуры. Выбравшись на бетонную дорожку, они побежали к подножию горы. Клеменс велел всем спрятаться за огромным стволом «железного» дерева. Когда лазутчики поравнялись с холмом, Джо Миллер и Джонстон уложили их на землю. Один из трех попытался ударить титантропа кинжалом, но Джо сломал ему шею, и из лопнувших сосудов брызнула кровь. Двух других оглушили. Когда они пришли в себя, Сэму уже не нужно было их расспрашивать. Он знал, что они действовали по приказу Иоанна.

Земля дрогнула под ногами, и листья «железного» дерева посыпались, как тарелки с посудной полки. Огромные куски белой плотины разлетелись в стороны, их тут же закрыло облаком дыма, и от мощного взрыва у людей заложило уши. Тысячи осколков взмыли вверх. Они пронеслись, как белые птицы, над трубами фабрик, и осыпались смертельным градом на землю, воду и сражавшихся воинов. И озеро больше не казалось мирным и тихим зеркалом, в котором отражалось мерцание прекрасных небес. Вода забурлила и с ревом понеслась по каналу к Реке.

Протаранив земляные насыпи, поток разнес на куски защитный вал и вырвался на равнину. Отток сотен тысяч тонн воды стал причиной гигантского оползня, который оголил огромные корни «железного» дерева. Тысячефутовый гигант покачнулся и начал крениться в сторону водохранилища. Дерево падало неимоверно долго, и люди вздрагивали от треска лопавшихся корней и свиста воздуха, рассекаемого огромными листьями и ветвями. Колосс падал в противоположную сторону, но отряду грозило извержение земли от вывернутых наружу корней. На всякий случай Сэм отправил людей на соседние холмы.

Дерево с грохотом рухнуло, скатилось по крутому откосу оползня, и огромная крона вспенила воду множеством маленьких водоворотов. Поток подхватил гигантский ствол, помчал его, как какую-то зубочистку, вдоль канала, но вскоре крона застряла между берегами.

Стена воды в сотню футов высотой обрушилась на равнину. Пенистый гребень темнел от обломков бамбуковых стволов и разрушенных домов и гибнувших людей. За считанные секунды вал прокатился к берегу, сметая на пути широкие земляные насыпи, которым так и не удалось защитить Пароландо от атак со стороны Реки.

Вода уносила все. Заводы рушились, как песочные домики. Стены фабрик плыли, словно вафельные плитки. Гигантский пароход, подхваченный волной, казался игрушечным корабликом в кипящем вихре океанского прибоя. Покачиваясь и немного кренясь на бок, он помчался к середине Реки и вскоре исчез в туманной мгле. Сэм упал на землю и вцепился руками в траву. Он все-таки потерял свой корабль! Он потерял все — фабрики, шахты и заводы, амфибии, аэропланы и знающих людей! И вместе с погибшим кораблем разбилась вдребезги его мечта! Она рассыпалась в стеклянное крошево, как драгоценный камень, попавший под молот судьбы.

Прохладная и влажная трава щекотала его лицо. Пальцы будто врастали в плоть земли, и казалось, что их уже ничто не освободит от этого вечного плена. Но огромная рука Джо подняла Сэма, как куклу, и усадила на волосатое колено. Титантроп прижал Клеменса к себе, согревая друга своим теплом. Сквозь слезы Сэм увидел, как к нему придвинулось гротескное лицо Джо с выступавшими надбровными дугами и абсурдно длинным носом.

— Взе пропало! — прошептал Миллер. — О Иизуз! Там ничего не озталозь, Зэм!

Поток бушевал на равнине около пятнадцати минут. Затем вода схлынула, и Река обрела свой обычный вид. Но берег Пароландо стал похож на пустыню. Здания фабрик, верфь и гавань, заградительные насыпи, строительные леса и огромный пароход бесследно исчезли. На месте шахт и заводских подвалов виднелись небольшие озера. Огромная масса воды прорыла гигантский желоб в тех местах, где велась добыча руды. Дно широкого канала устилали неимоверно длинные корни травы. Остальная часть равнины казалась выглаженной утюгом.

Небеса побледнели, и звездная россыпь поблекла в преддверии рассвета. Огромный флот Иэясу разметало по Реке. Тысячи кораблей умчало вниз по течению, разбило, перевернуло вверх дном и погребло в пучине. Воины двух армий и матросы двух речных армад погибли под тоннами воды, которые растерли людей в порошок или выдавили, как тюбик зубной пасты.

Тем не менее Пароландо тянулось на десять миль вдоль Реки, а поток бушевал только на двухмильной полосе в центральной части. Основной ущерб был нанесен на участке в полмили шириной, и по краям этой зоны здания подверглись лишь частичному разрушению.

На рассвете через пограничную стену из Страны Чернского начали перебираться люди. К берегу подплыло несколько сотен лодок, и вскоре на равнине сформировался отряд численностью около тысячи человек. Во главе их стоял король Иоанн.

Сэм построил своих людей в боевой порядок. Джо Миллер занял место в центре колонны. Король Иоанн торопливо зашагал вперед, прихрамывая и протягивая руки в жесте мира. Клеменс пошел навстречу, чтобы выяснить планы изменника. Несмотря на все объяснения, он до последнего момента ожидал, что Иоанн попытается убить его. Но потом Сэм понял, что экс-монарх нуждался в нем, в Фаербрассе и других специалистах. Иоанн хотел получить пароход. Кроме того, он, очевидно, испытывал извращенное удовольствие, оставляя Клеменса живым, чтобы тот с ужасом ждал минуты, когда кинжал пронзит его грудь.

Как оказалось, не все надо было начинать сначала. Корабль, почти целый, сел на мель у противоположного берега примерно в миле ниже по течению. Река не оставила на нем следов своей ярости, но, чтобы вернуть назад огромный корпус парохода, требовалась огромная и напряженная работа. Впрочем, она не шла ни в какое сравнение с тем, что пришлось бы сделать для постройки нового корпуса.

Иоанн не раз объяснял Клеменсу свой хитрый маневр, но ложь и коварные интриги настолько путались друг с другом, что Сэм не улавливал общей картины. Иоанн якобы лишь делал вид, что предает Клеменса. На самом деле он знал, что Хакинг постарается отделаться от него в первые же минуты вторжения. Иоанн испытал бы искреннее разочарование, если бы негритянский лидер не попытался вонзить ему в спину нож. Он потерял бы тогда всю свою веру в человеческую природу.

Иоанн наладил связь с Иэясу и пообещал ему помощь, если тот отобьет Пароландо у Хакинга. Японцу понравилась эта идея, так как он сразу уловил, что армия Хакинга во время штурма ослабеет. В последний момент Иоанн заключил тайный договор с Публием Крассом, Тай-Фаном и Чернским, и те поклялись, что помогут ему разделаться с силами Иэясу. На всякий случай он решил взорвать дамбу, чтобы подстраховаться и смыть всех врагов с лица земли. Когда большая часть двух армий сконцентрировалась на вторых рубежах обороны, Иоанн послал трех человек с приказом взорвать плотину. После этого он сел на быстроходный корабль и уплыл на безопасное расстояние вверх по течению.

— Значит, вас не было во дворце, когда люди Хакинга обстреливали его из пушки? — спросил Сэм.

— Конечно, — ответил Иоанн, расплываясь в кошачьей улыбке. — В это время я находился за несколько миль к северу и спешил на встречу с японцем. Вы никогда не одобряли моих поступков, Сэмюэль. Но теперь вам следовало бы пасть на колени и с благодарностью поцеловать мою руку. Без меня вы потеряли бы все.

— Если бы вы сказали мне, что Хакинг планирует нападение, я бы организовал оборону и дал ему достойный отпор! — воскликнул Сэм. — Мы устроили бы ему засаду.

Лучи восходящего солнца запутались в рыжевато-коричневых волосах Иоанна и блеснули в его серо-голубых глазах.

— Да, но вы забыли о японце. Иэясу все равно представлял бы для нас угрозу. А теперь с ним покончено, и нам никто не помешает захватить бокситы и платину Душевного Города — как, впрочем, иридий и вольфрам Селинджо. Я надеюсь, у вас нет возражений по поводу захвата этих двух государств?

А потом удача пошла за удачей. Хакинга взяли в плен, а Гвенафру нашли живой и невредимой. Во время нападения Иэясу они оба находились на западных холмах, откуда Хакинг собирался нанести внезапный удар. Его планы нарушило наводнение: поток снес их отряд в Реку. Гвенафре удалось спастись, хотя она едва не утонула. А Хакинга швырнуло на дерево, и он переломал себе ноги и руки. Кроме того, незадачливый завоеватель получил серьезные внутренние повреждения.

Клеменс и Иоанн поспешили туда, где под «железным» деревом лежал Хакинг. Увидев Сэма и Лотара, Гвенафра бросилась им навстречу и стала их обнимать. Клеменсу показалось, что она подарила ему более долгое объятие, чем фон Рихтхофену. Впрочем, удивляться тут было нечему — последние несколько месяцев Гвенафра и Лотар ссорились чуть ли не каждый день.

Иоанн собирался подвергнуть Хакинга самым изощренным пыткам и хотел заняться этим делом сразу после завтрака. Сэм категорически возражал. Он знал, что Иоанн будет настаивать на своем: его армия в пятьдесят раз превосходила по численности отряд Сэма. Но в тот момент Клеменс потерял всякую осторожность. И Иоанн уступил. Он нуждался в Сэме и в специалистах, которыми тот командовал.

— У тебя есть мечта, Белый Сэм, — тихо прошептал Хакинг. — Вот и у меня была своя. Мечта о стране, где братья и сестры могли бы мирно жить и открывать друг другу души. Страна, где жили бы только черные. Ты не понимаешь, что это значит для нас! Ни одного белого негодяя, ни одной пары блеклых глаз! Только черные братья по духу! И тогда, даже в этом адском мире, мы приблизились бы к небесам. Конечно, без проблем бы не обошлось. Но где ты видел мир и покой без каких-нибудь проблем? Главное, чтобы их не создавали вы, белые! Пусть они были бы нашими. Жаль, что этого не случилось.

— Вы могли бы осуществить свою мечту, если бы немного подождали, — сказал Сэм. — Построив корабль, мы отправимся в далекое плавание, и эта местность, начиненная железом, опустеет…

Хакинг брезгливо сморщился. На черной коже выступил пот, мышцы напряглись от приступа боли.

— Эх, парень, у тебя, наверное, из черепа выпали мозги! Неужели ты думаешь, что я поверю в твою историю о плавании на поиски Великого Грааля? Я же знаю, что на своем корабле ты будешь перевозить черных рабов, закованных в цепи и колодки. В былые дни южане, вроде тебя… — Хакинг застонал и закрыл глаза.

— Это неправда! — воскликнул Сэм. — Если бы вы знали меня… Если бы вы только взяли на себя труд узнать меня, вместо того чтобы загонять в какие-то рамки…

Хакинг открыл глаза и прошептал:

— Ты лжешь ниггеру даже тогда, когда он умирает. Вот только зачем? Послушай меня, Сэмми! Этот нацист Геринг — он ведь действительно потряс меня до глубины души. Я приказал просто его убить. Мне не хотелось кого-то там мучить. Но ты же знаешь этих фанатичных арабов! Перед смертью Геринг сказал мне свои последние слова. «Здравствуй и прощай, мой брат по духу» — или что-то в этом роде. «Я прощаю тебя, потому что ты не ведаешь, что творишь». Представляешь? Как тут не спятить? Слова любви от нацистского ублюдка! А ведь он действительно изменился! И, возможно, он прав. Возможно, все шансеры правы! Конечно же, глупо воскрешать нас молодыми и здоровыми, чтобы мы вновь убивали друг друга и поганили все вокруг себя. А значит, есть какая-то другая цель? Какой-то второй шанс… — Он посмотрел на Сэма и тихо прохрипел: — Пристрели меня! Оборви мою боль! Я уже устал от мучений.

Лотар шагнул вперед и встал рядом с Сэмом.

— После того, что ты сделал с Гвенафрой, я прикончу тебя с огромным удовольствием.

Он направил ствол кремневого ружья в голову Хакинга. Тот криво усмехнулся и прошептал:

— Насилие в ответ на насилие! Я проклял этот принцип еще на Земле, но твоя женщина пробудила во мне дьявола! Впрочем, какая разница? Что ты скажешь о всех тех черных женщинах, которых вы, белые, мать вашу, насиловали веками?

Сэм повернулся и пошел прочь. За его спиной прогремел выстрел. Клеменса передернуло, но он ничего не сказал. Это лучшее, что мог сделать Лотар. А Хакинг завтра снова будет идти где-то по берегу Реки — в тысяче милях от Пароландо. Возможно, им еще не раз придется свидеться, хотя Сэм не испытывал большого восторга от подобной перспективы.

Его догнал Лотар, пропахший пороховым дымом.

— Я с радостью оставил бы его умирать от боли и мук, ню, видно, мне не избавиться от старых привычек. Я хотел его убить — и убил. Подумать только! Этот черный мерзавец смеялся мне прямо в лицо. И тогда я размазал улыбку по его физиономии.

— Не надо больше слов, — ответил Сэм. — Мне и без того тошно. Я подумываю бросить все это и стать миссионером… В наше время только шансеры знают, за что они принимают страдания.

— Ничего, вы скоро оправитесь, — сказал Лотар и, как всегда, оказался прав.

Однако на это ушло три года.

Страна снова стала походить на поле битвы, искореженное воронками шахт, пропахшее зловонием заводов и почерневшее от копоти и дыма. Но они построили огромный пароход, и теперь лишь оставалось провести ходовые испытания. Сделан был даже последний штрих — надпись на белом сияющем корпусе. И по обеим сторонам в десяти футах выше ватерлинии виднелись большие черные буквы «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ».

— Что это означает, Сэм? — спрашивали его многие.

— Только то, что там написано, — отвечал Клеменс, — в отличие от большинства слов, когда-либо написанных или сказанных. Этот корабль свободен от людских прихотей, и его команда состоит из свободных людей! Наш пароход никогда не будет сдаваться внаем! Никому! Ни одному человеку!

— Почему же тогда не назвать его «Не купишь ни за какие деньги»?

— Название пришло из моего сна, — отвечал Сэм. — Кто-то попытался повесить на нем рекламу, и я сказал ему, что корабль построен не для торгашеских целей. «Неужели вы принимаете меня за рекламного агента фирмы „Барнум энд компани“?» — возмутился я.

Его сон имел продолжение, но Клеменс не смел рассказывать о нем никому, кроме Джо.

— Тот человек, который приходил ко мне с рекламой, на самом деле хотел известить людей о появлении самого большого и красивого парохода в наших двух мирах, — шептал ему Сэм. — И этим человеком тоже был я!

— Прозто еще один кошмар, Зэм, — посочувствовал Джо. — Не обращай внимания.

Клеменс махнул на него рукой.

Глава 28

Двадцать шестая годовщина Дня Воскрешения пришлась на тот день, когда гребные колеса парохода «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» впервые вспенили воду. Это произошло через час после того, как питающие камни полыхнули разрядом, наделив людей пищей и питьем. Кабели и полусферический энергоприемник, присоединенный к питающему камню, убрали в трюм через специальное отверстие в передней части правого борта. Наполненные едой цилиндры доставили к кораблю на бронированном катере с мощным паровым котлом и гордым названием «НЕ КУПИШЬ НИ ЗА КАКИЕ ДЕНЬГИ». Сказочный пароход, сияя белыми бортами с красной, черной и зеленой отделкой, выплыл из канала в Реку позади огромного волнолома. Мол предназначался для того, чтобы течение не сносило судно при выходе из канала, иначе оно могло врезаться в край устья.

Под трели свистков и звон колоколов, под ликующие крики пассажиров и зрителей, под мерный грохот гребных колес, которые вспенивали воду, прекрасный пароход «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» с величественной грацией вышел в Реку.

Длина корабля составляла четыреста сорок футов и шесть дюймов, а ширина, включая кожухи гребных колес — девяносто три фута. Средняя осадка при полном грузе равнялась двенадцати футам. Гигантские электрические моторы, вращавшие гребные колеса, развивали мощность в десять тысяч лошадиных сил. Остальная энергия батацитора шла на обеспечение нужд экипажа. Теоретически максимальная скорость могла достигать сорока пяти узлов при полном штиле. Скорость течения составляла примерно пятнадцать миль в час, поэтому за шестьдесят минут пароход мог продвигаться либо на тридцать миль вверх по Реке, либо на шестьдесят вниз по течению. Клеменс планировал двигаться к верховью Реки со средней скоростью в пятнадцать узлов относительно берега.

На пароходе имелось четыре палубы: так называемая ходовая палуба, главная палуба, штормовой мостик и посадочная площадка. Рулевая рубка располагалась на переднем крае штормового мостика, а в длинном «Техасе» находились каюты капитана, его помощников и главных офицеров. Двухъярусный капитанский мостик находился впереди двух тонких дымовых труб, которые поднимались на высоту тридцати футов.

Фаербрасс возражал против установки труб, потому что дым от больших паровых котлов (используемых только для подогрева воды и для стрельбы из пневматических пулеметов) мог бы выводиться через один из бортовых патрубков. Но Сэм оборвал их спор весомым доводом:

— Почему я должен заботиться о каком-то сопротивлении воздуха? Мне нужна красота! И мы построим прекрасный корабль! Кто-нибудь слышал о пароходе без стройных и высоких труб? Разве у вас нет души, приятель?

Шестьдесят пять кают размером двенадцать на двенадцать футов были оборудованы откидными кроватями, столиками и складными креслами. В каждой каюте имелся туалет, умывальник с проточной горячей и холодной водой, а на каждые шесть кают отводилась одна душевая комната.

Салоны для отдыха располагались в трех местах: в «Техасе», на штормовом мостике и на главной палубе. В них находились бильярдные столы, мишени для метания дротиков, гимнастические снаряды, кинопроекторы и сцены. Салон на главной палубе имел даже подиум для оркестра.

Верхний ярус капитанского мостика был роскошно обставлен дубовыми столами и резными креслами, обтянутыми красной, белой и черной кожей «речного дракона». Штурман сидел в большом и удобном вращающемся кресле перед панелью управления. На ней располагался ряд небольших телеэкранов, создававших обзор важнейших узлов корабля. Рядом находился микрофон, через который он мог связаться с любым членом команды. Штурман управлял пароходом с помощью двух рычагов на небольшой подвижной панели. Их перемещение регулировало скорость и ход гребных колес. Кроме прочего, на панели находились экраны эхолота и радара для ночного плавания. Тумблер между экранами переключал управление на автоматический режим, хотя по правилам распорядка во время вахты штурману не разрешалось покидать свой пост.

В честь праздничного дня Сэм надел белый плащ, белую юбку и отбеленные кожаные сандалии. Наряд довершали белая офицерская фуражка из пластика и белый кожаный пояс с кобурой, в которой находился тяжелый «Марк-2» — четырехзарядный пистолет шестьдесят девятого калибра. Кроме того, на поясе висел десятидюймовый кортик в серебристых ножнах.

Сэм расхаживал по рубке, курил большую зеленую сигару и наблюдал за Робертом Стайлсом, который впервые управлял таким огромным кораблем. Стайлс, старый рулевой с Миссисипи, выглядел теперь симпатичным юношей. Никто не мог бы назвать его лжецом, но, как и все матросы, он любил прихвастнуть или раздуть из маленького факта большую историю. Когда он появился в Пароландо пару лет назад, Сэм даже пустил слезу от радости, хотя такое с ним случалось нечасто. Он знал Роба Стайлса еще по тем временам, когда они оба водили корабли по Миссисипи.

Стайлс нервничал, как нервничал бы любой рулевой на его месте, включая и капитана Джозию Селлера — человека со стальными нервами. Впрочем, управление кораблем не отличалось особой сложностью. С ним справился бы даже одноглазый учитель воскресной школы или его шестилетний сын, будь он в состоянии дотянуться до рычагов. Движение вперед увеличивало скорость, среднее положение рычага соответствовало остановке колеса, а перемещение его назад заставляло вал вращаться в другую сторону. Чтобы повернуть корабль налево, следовало немного потянуть назад левый рычаг и одновременно подать вперед правый. Для поворота направо требовалась обратная последовательность действий.

Хотя, конечно, верная координация нарабатывалась только с годами практики.

К счастью, эта Река не преподносила таких сюрпризов, как Миссисипи. Острова и мели здесь почти не встречались, а коряг и затонувших бревен не было вообще. Кроме того, весь контроль за обстановкой осуществляла аппаратура. Если корабль слишком приблизится к мелководью, эхолот включит тревожный звонок. Если ночью навстречу пароходу поплывет какой-нибудь корабль, радар тут же покажет его на экране, и на пульте замигает красная лампа.

Сэм переводил взгляд то на Стайлса, то на толпы людей, которые толпились на берегу, махали руками и радостно приветствовали команду парохода. Среди ликующих криков слышались проклятия тех, кто еще не смирился с проигрышем в лотерее. Однако Сэм не обращал внимание на их угрозы.

Через полчаса Клеменс взял управление на себя и, немного поуправляв кораблем, спросил Иоанна, не хочет ли тот тоже попробовать. Экс-монарх вырядился во все черное, словно хотел подчеркнуть свою полную противоположность Сэму. Тем не менее он охотно взялся за рычаги и показал себя неплохим штурманом — совсем недурно для бывшего монарха, который за всю свою жизнь и палец о палец не ударил.

Корабль проплыл мимо владений покойного Иэясу, которые теперь снова стали тремя отдельными государствами. Клеменс приказал поворачивать назад. Роб Стайлс воспользовался случаем и развернул судно, как он выразился, «на пятачке», чтобы продемонстрировать его маневренность. Пока левое колесо отрабатывало задний ход, правое закрутилось на всю мощность, и корабль развернуло, как палку на гвозде. Пароход направился вниз по Реке. Благодаря ветру и течению скорость достигла шестидесяти узлов. Но вскоре Клеменс велел Стайлсу сбавить ход и приблизиться к берегу, оставив под килем пару футов воды. Даже сквозь шум колес, свистки и звон сигнальных колоколов до них доносился рев толпы. Мимо, как во сне, проносились тысячи лиц.

Сэм открыл передние иллюминаторы, чтобы все, кто находился в рубке, могли почувствовать ветер и получить впечатление от скорости корабля.

«ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» прошел на полной скорости к Селинджо, и там развернулся еще раз. Сэму хотелось, чтобы здесь оказался другой пароход, с которым можно было бы посоревноваться в скорости. Но он и так едва не парил в небесах от счастья, став капитаном единственного в этом мире металлического парохода с гребными колесами и электрическими моторами. К тому же человек не может иметь всего, что хочет, — даже в жизни после смерти.

Во время обратного пути на корме открылся огромный люк, и оттуда выскользнул катер. Он пронесся взад и вперед на огромной скорости, а затем пристроился перед носом корабля. Его паровые пулеметы дали несколько очередей, и в ответ с бортов и палуб «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ» выстрелило тридцать корабельных пушек. Это был потрясающий салют!

Из кормового люка появился большой трехместный гидросамолет. Его крылья распрямились, зафиксировались с громким щелчком, и он поднялся в воздух. Самолетом управлял Фаербрасс, а его подруга и Гвенафра сидели на пассажирских местах.

Через миг с посадочной площадки взлетел маленький одноместный истребитель, запущенный паровой катапультой. За штурвалом машины находился Лотар фон Рихтхофен. Мотор, работавший на древесном спирту, зажужжал, и юркий самолет помчался вперед. Он скрылся из виду, потом вернулся и начал развлекать народ воздушной акробатикой. Сэм знал, что такого зрелища в этом мире еще никто не видел.

Лотар выполнил пике, выпустил в воду четыре ракеты, а затем на бреющем полете открыл стрельбу из спаренных пулеметов восьмидесятого калибра. Алюминиевые патронные ленты содержали по двести пуль. Корабельный запас состоял из ста тысяч лент. Сэм вздохнул при мысли о том, что однажды этим снарядам придет конец и пополнить их уже будет нечем.

Лотар приземлился на посадочной полосе, которая располагалась на крыше «техаса». Особое устройство захватило крюк, волочившийся за самолетом. Истребитель резко затормозил, и крутящийся пропеллер остановился в десяти футах от дымовой трубы. Лотар еще раз поднял самолет в воздух и снова совершил посадку. Затем приземлился гидросамолет Фаербрасса.

Сэм посмотрел через иллюминатор на ходовую палубу, где речные пехотинцы демонстрировали свою удаль. Под полуденным солнцем, прогревшим воздух до восьмидесяти градусов по Фаренгейту, они маршировали взад и вперед на пластиковом плацу, выполняя по приказу Сирано сложные маневры. Серебристые дюралюминиевые шлемы, украшенные перьями, делали их похожими на древнеримских воинов. Толстые кольчуги в серо-красную полоску доходили им до середины бедер. Наряд завершали кожаные ботинки. Вооружение пехотинцев состояло из шпаг, длинных ножей и пистолетов «Марк-2». В показательных выступлениях участвовали только стрелки. Кроме них на корабле имелись отряды лучников и ракетчиков.

Сэм увидел в толпе зрителей маленькую фигурку Гвенафры, которую он сразу узнал по темно-золотистым волосам. Его сердце заныло от счастья. Но потом он заметил рядом с ней темноволосую Ливи, и его счастье улетучилось.

Гвенафра после шести месяцев жизни с фон Рихтхофеном — жизни, наполненной ревностью и ссорами, — разошлась с ним и приняла предложение Сэма. Теперь они были прекрасной семейной парой, но при встречах с Ливи Сэм по-прежнему испытывал горькое чувство утраты.

Не будь Ливи и Иоанна, Сэм мог бы назвать себя самым счастливым человеком в речной долине. Но оба они будут сопровождать его на протяжении всех сорока лет плавания. И Иоанн снова заполнит его дни тревогой, а ночи — жуткими кошмарами.

Иоанн так легко уступил ему пост капитана и согласился стать первым помощником, что Сэм сразу заподозрил неладное. Он чувствовал, что вскоре поднимется мятеж. Любой разумный человек, узнав об угрозе переворота, попытался бы так или иначе отделаться от соперника. Однако Сэм не мог забыть убийства Кровавого Топора. Он больше не хотел обращаться к наемным убийцам, хотя и знал о последующем воскрешении. Труп все равно оставался трупом, а предательство — предательством.

Вопрос теперь стоял так: когда ожидать удара Иоанна? В начале плавания или чуть позже, когда подозрения Сэма рассеются? Ситуация становилась просто невыносимой, и приходилось лишь удивляться тому, сколько невыносимого мог вытерпеть человек.

В рубку вошел светловолосый гигант — Август Страбвелл, адъютант Иоанна. Экс-монарх отыскал его во владениях Иэясу, когда удирал от Хакинга и искал защиты у японца. Страбвелл родился в 1971 году в Сан-Диего, штат Калифорния. В молодости он играл защитником в национальной сборной по футболу, затем дослужился до капитана в вооруженных силах США, получил награды за храбрость в Средней Азии и Южной Америке, а потом сделал карьеру в кино и на телевидении. Страбвелл казался неплохим парнем, если не считать того, что, подобно Иоанну, любил похвастать своими победами на любовном фронте. Сэм ему не доверял. Любой, кто работал на короля Иоанна, имел в душе какую-то гниль.

Клеменс пожал плечами. Этот миг принадлежал ему и только ему! Он решил, что никому не позволит отравить свою радость в величайший день его жизни!

Выглянув наружу, Сэм осмотрел пассажиров и отряд маршировавших пехотинцев. На волнах искрились солнечные блики, и лицо холодил приятный бриз. Его взгляд устремился к носовому штоку, где в струях ветра плескался флаг парохода «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ». И там, на квадратном светло-голубом полотне парил алый феникс — символ возрожденного человечества.

Сэм помахал рукой людям, толпившимся на берегу, и нажал на сигнальную кнопку. Раздались гудки сирены и звонкие удары корабельного колокола.

Клеменс затянулся дымом тонкой сигары, выпятил грудь и с важным видом прошелся по рубке. Страбвелл подал Иоанну бокал бурбона, а затем предложил Сэму тот же напиток. Все, кто находился на мостике — Стайлс и пять других штурманов, Джо Миллер, фон Рихтхофен и Фаербрасс, Публий Красс, Моцарт и Иоанн Безземельный, Страбвелл и три других помощника Иоанна — подняли бокалы.

— У меня есть тост, джентльмены, — сказал Иоанн на эсперанто. — За долгое и приятное плавание, и чтобы мы все получили то, что хотим.

Джо Миллер стоял рядом с Сэмом. Его голова почти касалась потолка. Чаша, которую он держал в руках, вмещала не меньше полукварты бурбона. Он понюхал спиртное своим громадным носом, а потом опустил в чашу кончик языка.

Сэм уже собирался выпить одним глотком свои четыре унции спиртного, как вдруг увидел гримасу на обезьяньем лице Джо.

— В чем дело? — спросил он.

— В этом пойле какая-то дрянь!

Сэм принюхался, но не обнаружил ничего подозрительного. Ноздри приятно щекотал запах виски из Кентукки. Однако, когда Страбвелл, Иоанн и три его адъютанта потянулись за оружием, он выплеснул свой бурбон в лицо экс-монарха и с криком: «Это яд!» — бросился на пол.

Страбвелл выстрелил из пистолета. Пластиковая пуля разлетелась на куски, попав в пуленепробиваемое стекло иллюминатора над головой Сэма. Джо взревел, как лев, выпущенный из клетки, и швырнул свою огромную чашу в голову Страбвелла.

Трое других помощников Иоанна открыли беглый огонь из пистолетов. Пистолет «Марк-2» имел четырехзарядный барабан, причем капсюли патронов воспламенялись от электрической искры, а в заряде использовался бездымный порох. Это оружие, несмотря на величину и большой вес, обладало высокой скорострельностью и в ближнем бою представляло собой серьезную опасность.

Рулевая рубка заполнилась грохотом выстрелов, свистом пуль и визгом отлетавших от стен осколков. Крики и стоны людей заглушало яростное рычание Джо. Сэм перекатился на бок, вскочил на ноги и переключил управление на автоматический режим. Роб Стайлс лежал на полу. Пуля почти напрочь оторвала его руку. Рядом корчился в предсмертных судорогах один из помощников Иоанна. Страбвелл пронесся над ним, ударился о стекло иллюминатора и упал прямо на Сэма. Иоанн исчез. Очевидно, он выскочил из рубки в самом начале схватки.

Клеменс выкарабкался из-под бесчувственного тела. Четверо рулевых и все помощники Иоанна, за исключением Страбвелла, были мертвы. Джо разделался с врагами быстро и жестоко, о чем свидетельствовали раздробленные челюсти и сломанные шеи. Моцарт, дрожа всем телом, скорчился в углу. Фаербрасс получил множество ранений от осколков пластиковых пуль. Лотар пытался зажать глубокую рану на предплечье, куда ударил его ножом один из помощников Иоанна.

Сэм, шатаясь, поднялся и посмотрел в иллюминатор. Пассажиры, наблюдавшие за маршем пехотинцев, разбежались, оставив на палубе дюжину трупов. Солдаты Сирано отстреливались от людей, которые вели по ним огонь с верхней палубы и из некоторых кают.

Де Бержерак, стоя в полный рост среди своего быстро редевшего отряда, выкрикивал команды. Затем люди Иоанна начали атаку, и Сирано упал, получив ранение, но тут же вскочил на ноги. Его меч, сверкнув серебристой молнией, окрасился свежей кровью. Нападавшие дрогнули, побежали прочь, и француз бросился за ними в погоню. Сэм закричал: «Назад, глупец! Вернитесь!» — но Сирано его, конечно же, не услышал.

Клеменс попытался взять себя в руки и оценить ситуацию. Итак, Иоанн подсыпал что-то в их напитки — яд или снотворное. По-видимому, он рассчитывал захватить рубку без лишнего шума. И только сверхъестественное чутье титантропа нарушило его коварный план.

Сэм взглянул в иллюминатор правого борта. В полумиле виднелся огромный волнорез, за которым корабль должен был встать на якорь до завтрашнего утра.

«Завтра мы могли бы начать наше долгое путешествие, — подумал Сэм. — Но теперь вряд ли начнем».

Отключив автоматическое управление, Клеменс взялся за рычаги.

— Джо! — крикнул он. — Я собираюсь вести корабль у самого берега. Может быть, я даже посажу его на мель. Достань мегафон. Если мы сообщим людям на берегу о том, что случилось, они придут к нам на помощь.

Сэм потянул за правый рычаг и подтолкнул левый немного вперед.

— Что за черт? — воскликнул он.

Следуя прежним курсом, корабль держался в сотне ярдов от берега. Клеменс яростно задергал рычаги взад и вперед. Но судно ему не повиновалось.

Из динамика послышался голос Иоанна:

— Бесполезно, Сэмюэль! Мой босс! Капитан! Свинья! Я забираю этот пароход! Мой инженер — который будет теперь главным механиком судна — установил еще один пульт управления на… Впрочем, тебе необязательно знать, где он находится. Мы отключили устройства в рулевой рубке, и теперь корабль пойдет туда, куда я захочу его повести. У тебя нет ни одного шанса на победу. Сейчас мои люди выкурят из рубки тебя и твоих уродов. Однако мне хотелось бы обойтись минимальными повреждениями. Поэтому я отпущу вас живыми, если вы сами уберетесь с судна. Конечно, вам придется проплыть сотню ярдов своим ходом, но это же мелочи, правда?

Сэм плевался, ругался и яростно колотил кулаками приборную панель. А корабль продолжал плыть мимо гавани, где толпы людей махали руками, ликовали и удивлялись, что пароход не бросает якорь.

Взглянув в кормовой иллюминатор, Лотар закричал:

— Они нас окружают! — и выстрелил в человека, который выбежал из-за угла «Техаса».

На штормовом мостике собирались вооруженные люди.

— Долго нам не продержаться! — сказал Фаербрасс. — У нас мало боеприпасов!

Сэм выглянул в передний иллюминатор. На ходовую палубу выбежали несколько мужчин и женщин. Они заняли оборону и приготовились к отражению атаки. Среди них он увидел Ливи.

Люди Иоанна набросились на маленький отряд, словно волчья стая. За спиной Сирано, который в тот миг расправлялся с другим врагом, возник рослый воин. Ливи попыталась отбить удар меча своим пистолетом, в котором давно кончились патроны, но клинок вошел ей в живот. Она упала на спину и забилась в предсмертных судорогах. Рядом свалился ее убийца: рапира Сирано пронзила ему горло.

— Ливи! — закричал Сэм и метнулся к двери.

— Ливи! — кричал он, сбегая по трапу.

Пули свистели вокруг, вонзаясь в перила и отскакивая от ступеней. Его обожгло осколком, но он даже не остановился. Позади раздавались выстрелы и крики. Сэм смутно сознавал, что Джо и остальные бегут за ним, стараясь спасти его или собственные жизни. Там, в рубке, они чувствовали себя как мыши в мышеловке.

Везде лежали раненые и трупы. Людей у Иоанна было немного, но он сделал ставку на неожиданность атаки, и его расчет оправдался. Десятки пассажиров погибли на ходовой палубе при первых же залпах. Еще несколько дюжин попало под обстрел во время паники. Многие, оставшись без оружия, прыгали в воду, так как уже не надеялись на чью-то помощь.

Внезапно корабль направился к берегу. Гребные колеса работали на полную мощность, вода вскипала под ударами широких лопастей, и палуба вибрировала от гула моторов. А там, на берегу, Иоанна уже поджидал большой отряд вооруженных мужчин и женщин — тех неудачников, которые не смирились с проигрышем в лотерею. Они вопили от радости и нетерпения, желая побыстрее попасть на пароход и уничтожить уцелевших сторонников Сэма.

Спустившись с трапа, Клеменс побежал по штормовому мостику. В левой руке он держал пистолет с двумя последними патронами, а в правой — капитанский кортик. Сэм не знал, как оружие оказалось у него в руках. Гнев и ярость сделали его почти безумным.

Над краем палубы у поручней трапа появилась чья-то голова. Клеменс спустил курок, и голова исчезла. Перегнувшись через перила, он выстрелил еще раз. На этот раз пластиковая пуля попала в цель. Грудь мужчины взорвалась кровавой плотью, он сорвался со ступеней, увлекая вниз за собой двух других. В ответ с нижней палубы прогремело несколько выстрелов. Сэм отпрыгнул назад, но пара пуль вонзилась в поручни, и пластиковые осколки обожгли его ноги.

К нему подбежал Джо Миллер:

— Зэм! Они наз окружают, Зэм! Надо прыгать в воду!

На нижней палубе де Бержерак отбивался от трех человек. Орудуя рапирой, он медленно пятился к ограждению. Внезапно его клинок пронзил горло нападавшего воина, и Сирано, развернувшись, перепрыгнул через широкие перила. Вынырнув на поверхность воды, он изо всех сил поплыл в сторону от колеса, которое надвигалось на него в облаке пены и брызг.

Пули щелкали по стенам кают, мимо которых пробегал Клеменс.

— Сэм! — закричал Лотар. — Надо прыгать в воду! Быстрее!

Но они находились на штормовом мостике. Чтобы прыгнуть, им еще предстояло спуститься на ходовую палубу.

Джо развернулся и, размахивая топором, побежал на людей, стрелявших из-за угла надстройки. Пули понеслись ему навстречу, виляя и оставляя в воздухе тонкие хвостики дыма. Однако на таком большом расстоянии вероятность попадания была слишком мала. Кроме того, Джо полагался на свой ужасающий вид и славу непобедимого воина. Он знал, как панически боялись его враги.

Остальные помчались вслед за ним, и вскоре их маленькая группа оказалась у большого кожуха гребного колеса, начинавшегося в десяти футах от края штормового мостика. Сэм вскочил на ограждение, прыгнул и повис на железных петлях, сквозь которые во время установки колеса продевались тросы подъемного крана.

Вокруг свистели пули, но Клеменс упорно перебирался с петли на петлю, то и дело ударяясь всем телом о металлическую стенку кожуха. Подтянувшись на руках, он поднялся на плоскую крышу и, убедившись, что остальные последовали его примеру, смело прыгнул в воду. При других обстоятельствах высота в тридцать футов устрашила бы его, однако теперь он даже не заметил, как оказался в холодной воде.

Всплыв на поверхность, Сэм увидел прыжок Джо. Тот прыгнул не с кожуха, а с ходовой палубы. Он сбёжал по трапу, проложил себе путь сквозь толпу пигмеев, затем в красивом нырке перелетел через ограждение и, подняв фонтан брызг, вошел в воду. Вдогонку ему грянул оружейный залп. Около десятка стрел вонзилось в перила, возле которых он стоял секунду назад.

Сэм вновь нырнул, спасаясь от пулеметной очереди. По воде зашлепали пули семьдесят пятого калибра. К счастью, дистанция увеличивалась все больше и больше. Однако через две мили пароход начал разворачиваться. Очевидно, Иоанн узнал, что его главные враги сбежали. Сэм выплыл на берег и, шатаясь от усталости, побежал к защитному валу.

Иоанн не стал открывать по нему огонь. Возможно, он решил оставить его в живых. Ему хотелось причинить Клеменсу настоящую боль. Он знал, что Сэм будет страдать во сто крат сильнее, если останется жить на месте своего былого триумфа.

Голос победителя, усиленный мегафоном, загремел над равниной и водами Реки:

— Прощай, Сэмюэль! Прощай, придурок! Спасибо, что построил для меня пароход! Я дам ему другое название, которое придется мне по душе, и буду наслаждаться плодами твоего труда! Вспоминай обо мне почаще, приятель! Прощай, лопушок!

Его усиленный мегафоном смех вонзился в сердце Сэма. Он выбежал из хижины, в которой пытался укрыться, и взобрался на стену у самой воды.

Корабль остановился у причала. На берег опустили длинный подвесной трап, по которому тут же начали подниматься предатели.

Кто-то дернул Клеменса за ногу, и он посмотрел вниз. У стены стоял Джо. Его рыжеватые волосы потемнели от воды. Под ними во многих местах проступала кровь.

— Лотар, Фаербразз, Зирано и Джонзтон зпазлизь, — устало прохрипел он. — Как ты зебя чувзтвуешь, Зэм?

Клеменс сел на край стены и, судорожно вздохнув, прошептал:

— Если бы это имело какой-то смысл, я убил бы себя. Но ведь мы живем в аду. Да, Джо! Этот мир — настоящий ад, черт бы его побрал! Здесь нельзя совершить даже порядочного самоубийства, потому что на следующий день все твои проблемы вернутся опять, и тебе не отделаться от них никогда… Ладно, ты и сам все это знаешь!

— Что мы будем делать дальше? Ведь ты же не здашьзя, Зэм?

Клеменс не ответил. У него не было слов — как не было корабля, Гвенафры и Ливи. Впрочем, он мог смириться с потерей Ливи, раз уж она больше не будет принадлежать Сирано. Он знал, что перетерпит разлуку с ней. Это лучше, чем видеть ее в объятиях другого мужчины.

Клеменс понимал, что еще вспомнит эту гадкую эгоистичную радость. И тогда придут раскаяние и стыд. Но не сейчас. Не в такую горькую минуту ошеломления и безнадежного отчаяния. Странно, но потеря корабля потрясла его больше, чем смерть Ливи.

Он вспомнил годы напряженной работы, годы мук и измен, интриг и поражений. Годы надежд… Долгие, долгие годы!

Слишком много всего навалилось на Сэма, чтобы выдержать и не сойти с ума. Слишком много невосполнимых потерь…

Увидев его слезы, Джо огорчился. Он сидел, понурив голову, и терпеливо ждал, когда Сэм перестанет плакать.

— Может быть, позтроим еще один корабль? — тихо сказал он. — Как думаешь, Зэм?

Клеменс поднялся на ноги.

К тому времени огромные машины его сказочного парохода уже убрали трап. Ликующе засвистели свистки, зазвонили колокола, и корабль отчалил от пристани. Из огромных динамиков снова послышался хохот Иоанна. Наверное, он увидел Сэма через подзорную трубу.

Клеменс погрозил ему кулаком, надеясь, что Иоанн увидит.

— Я еще доберусь до тебя, мерзкий предатель! — закричал он вслед пароходу. — Я построю новый корабль, и ты от меня не уйдешь! Я пойду на все, чтобы отыскать тебя и взорвать украденное судно! И мой пароход сотрет тебя в порошок, как пакостную гниду! Никто не удержит меня от мести — ни дьявол, ни Бог, ни повелители этого мира! Никто, каким бы могуществом он ни обладал! Настанет день, и мы встретимся, Иоанн! Настанет еще такой день!

Эпилог

В третьей книге «Мира Реки» Сэм Клеменс, Ричард Фрэнсис Бёртон и остальные из двенадцати избранных отправятся к Туманной Башне за секретами этиков.

Технологическое примечание: нитрат калия добывался из особых земляных червей, быстро размножавшихся в человеческих экскрементах. Конечным продуктом этой пикантной диеты являлся кристаллический нитрат калия, который, будучи смешан с древесным углем и серой, служил основой черного пороха.




ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги