Мисс Благоразумие

Глава первая

— Что это такое, черт возьми?

Флинн Макгэннон как раз закончил разговаривать по телефону, когда его бухгалтер, Молли Уэстон, ворвалась к нему в комнату.

— А в чем дело?

— Ты прекрасно знаешь, в чем. — Она швырнула ему на стол пачку бумаг. — Есть очень точные слова для характеристики таких людей, как ты. «Ленивый» и «безответственный» в их числе. Хорошо, что я считаю тебя все-таки способным к обучению, иначе, клянусь, уволила бы ко всем чертям.

Флинн улыбнулся словам Молли:

— А тебе не кажется, что уволить меня будет сложновато? Принимая во внимание, что я — владелец фирмы, а ты — моя служащая?

— Если ты думаешь, что подобным доводом сразил меня наповал, то не обольщайся! Тебе скоро нечем станет владеть, если ты не возьмешься наконец за дело по-настоящему. Фининспекция расправится с тобой в два счета. Знаю-знаю: ты ненавидишь цифры! Ха! Мне ли тебе рассказывать, как при отчете важна всякая бумажка. Неужели ты считаешь, что твою писанину можно назвать серьезной документацией?

Флинн вздохнул. Когда-то он вообще не нуждался в услугах бухгалтера, поскольку был беден. Потом его компьютерные программы пробились на рынок, к нему пришел успех, деньги полились рекой.

Флинн сменил уже трех бухгалтеров, так и не найдя ни с одним из них общего языка. Когда полгода назад у него начала работать Молли, она была такой робкой, что пугалась даже собственной тени. Говорила тихим, вежливым голосом. Зато теперь она не стеснялась в выражениях, и заслуга ее «перевоспитания» принадлежала лично Флинну.

— По-твоему, это отчет? — негодовала она. — И что это, спрашивается, за восемьсот долларов на ленч?

— Ну, вообще-то это не на ленч. Это на специальное кресло для Ральфа, из-за его больного колена. Просто куда-то задевалась квитанция, а я, зная, что ты страшно разозлишься, подумал, будет проще, если…

— Вернее, ты не подумал, — тут же поправила его Молли.

На первых порах она была в шоке от офиса Флинна, где наряду с письменным столом со столешницей из лазурита красовались баскетбольная корзина над дверью и лужайка с лункой для гольфа возле окон. Рабочее кресло шефа было снабжено программным управлением, которое фиксировало одиннадцать различных положений.

Молли не очень нравились такие вибромассажные кресла. Кроме того, она не сразу привыкла к слишком демократичной обстановке, царившей в офисе. Пять человек персонала, личности творческие, абсолютно не придавали никакого значения внешним атрибутам: они одевались как угодно и во что угодно, целыми сутками просиживали за компьютерами, но частная жизнь каждого из них оставалась друг для друга за семью печатями.

Флинна все это вполне устраивало, чего не скажешь о Молли, — она была приверженницей условностей и строго следила за своей одеждой. Ей нравились деловые костюмы, как правило темно-синие, черные или серые. Сегодня на ней были темно-синяя юбка, темно-синие туфли на каблуках и белая блузка, сколотая небольшой брошью высоко у ворота. Ее золотисто-каштановые волосы были подстрижены «под пажа». Флинн никогда не видел, чтобы Молли явилась на работу непричесанной. Даже при быстрой ходьбе, стоило ей на секунду остановиться, ее волосы сразу же занимали свое привычное место.

Глаза у нее были огромные, карие, но не чайного оттенка, а скорее — цвета расплавленного шоколада. В них отражалась ее ранимость. Так всегда казалось Флинну.

Ему часто хотелось поцеловать Молли. Да ну, какого черта! Ему хотелось поваляться с ней на прохладных, гладких простынях и упругом матрасе.

— Ты меня слушаешь? — строго спросила она.

— Угу! Ты хочешь знать, почему на этом счету лишние деньги. И где те бумажки, которые объясняют, откуда они взялись. Я стараюсь вспомнить, — заверил он ее.

— Тебе не пришлось бы вспоминать, если бы ты вел хотя бы маломальский учет с самого начала! Господи, да я специально выработала для тебя целую систему, упрощающую твои отношения с таким понятием, как организованность. Но воз и ныне там. Нет, Флинн, я не смогу тебе помочь, если ты не хочешь даже попытаться пройти свою половину пути!

Черт, как ее голос возбуждал его! Чрезвычайно женственный, певучий.

— Да, Молли.

— Я не шучу, Флинн! Ты напрашиваешься на неприятности с фининспекцией. Ради всего святого, твой бизнес абсолютно надежен. Но и в нем, как в любом другом деле, необходима отчетность. Неужели тебе трудно вести элементарный учет?

— Действительно. Я просто забываю…

Стоп! Забывчивость в ее глазах — смертный грех, и это ему, казалось бы, давно пора уже знать!

Так и вышло — Молли разразилась новой тирадой, бегая вокруг Флинна и гневно жестикулируя.

Какое-то время Флинн боялся, что она недолго у него продержится. Но Молли считала, что, если она уйдет, ему придется нанять кого-то другого. Этот кто-то другой не справится со своими обязанностями — при таком-то шефе! — и погубит его дело.

Флинн всякий раз старался не ударить лицом в грязь перед Молли, но ее требования были необычайно высоки. В том, что касалось работы. А те два раза, когда он сорвал у нее поцелуй… Что же, ему не удалось проникнуть дальше этих безукоризненно строгих блузок, зато он сделал потрясающее открытие.

Она здорово целовалась!

Флинн не мог этого забыть. Ее губы приникали к его губам так, словно сама природа создала их исключительно друг для друга.

У Молли имелся целый набор принципов, которыми она никогда не поступалась. Но в этом случае она не то чтобы отбрасывала их, скорее, давала понять, что за запертыми дверями кроется глубокий эмоциональный поток, который может накрыть неосторожного с головой.

В свои тридцать четыре года Флинн еще не попадался в брачную мышеловку, однако он считал, что если мужчина будет слишком уж осторожничать, то жизнь потеряет всякую привлекательность.

— Ты меня не слушаешь, — с упреком сказала Молли.

— Не только слушаю, но и смотрю. Можешь мне поверить, у тебя самые лучшие ножки на всем Среднем Западе, а возможно, и во всей стране. Причем это объективное мнение большого знатока ног.

— Макгэннон!

В первый день их знакомства Флинн подумал, что пунцовый цвет — естественный цвет кожи Молли, так она смущалась и нервничала на всем протяжении собеседования по поводу работы. Сейчас Мисс Благоразумие стала не такой чопорной и правильной, как раньше, но в данный момент на ее щеках вновь вспыхнул румянец.

— Нет, — твердо сказала она.

— К чему именно относится твое «нет»? — Флинн встал.

— Убери это выражение из глаз, Макгэннон! Сейчас же!

Он сделал шаг по направлению к ней. Она не только не испугалась, но еще и уперлась руками в бока, заняв, одним словом, оборонительную позицию. За полгода Молли достигла большого прогресса в их отношениях.

— У тебя самой такое же выражение, — парировал Флинн.

— Ничего подобного!

Но правда была на его стороне: напряжение между ними возросло, когда он сделал еще шаг к ней. И еще.

— Отойди. Иначе, парень, заработаешь фонарь под глаз.

— Правильно, но только если заработаю. И я ни в коем случае не стал бы ничего делать, если бы не был уверен, что нам обоим это понравится. Тебе стоит лишь сказать «нет», и я буду вести себя смирно, как овечка. Клянусь.

Однако Молли не сказала «нет». И когда оказалась прижатой к стене, то прибегла к своему любимому средству защиты: к логике.

— Мне нравится эта работа, и я не хочу ее потерять, — пролепетала она.

— Значит, тогда нас двое. Ты мне стала настолько необходимой, что без тебя я пропаду. И это не шутка, я на самом деле так считаю. В первый же день я тебе сказал, что я — бесчувственный чурбан, но способен учиться. И если сделаю что-то такое, что будет тебе неприятно, ты должна мне так и сказать.

— Все не так просто, и ты это знаешь. Связь между людьми на работе никогда не приводит к добру. Один остается обиженным, а другой оказывается без работы.

— Это совсем не обязательно, если оба честны друг с другом и играют по одним и тем же правилам.

— Слово «правило» совсем не в твоем вкусе, Флинн. Ты любишь беспорядок. Это не значит, что его любят все. Некоторые не могут просто прыгнуть с кем-то в постель, а на следующее утро вести себя как ни в чем не бывало.

— Вообще-то я не думал о том, чтобы «прыгнуть в постель». Ну, почти не думал. Но готов уважать твою приверженность кольцам, словам обета и всякому такому… — Он повел рукой, обозначая свою отстраненность от этих чуждых ему понятий. — На самом деле у меня на уме был всего-навсего поцелуй. Хочу проверить, не является ли предыдущий каким-то отклонением от нормы.

— Отклонением от нормы?

— Ну да. В тот раз ты заставила меня поволноваться. Поцеловав тебя с невинной жалостью, я так воспламенился, что даже сам этого не ожидал… Я, который, уж можешь мне поверить, многое повидал в жизни.

— Охотно верю.

— Я определенно не привык влюбляться с первого поцелуя. Думаю, ты застала меня в минуту слабости. Но я хочу убедиться в этом. И если наш второй поцелуй никак меня не зацепит, я готов оставить эти глупости.

— Флинн…

Молли знала, с какой легкостью ее босс произносит слово «люблю».

«Люблю жгучий перец, шуршащий листьями осенний парк, жареный миндаль, сотрудника, решившего заковыристую задачу, и всех-всех щенков», — заявил он вчера. И все это в одном ряду…

А между тем он уже стоял прямо перед ней. Жалюзи были опущены, чтобы лучи послеполуденного октябрьского солнца не били в окна. Мерцал экран компьютера Флинна, факс с шумом выплевывал рекламные листки, дверь в офис была распахнута.

Молли не назовешь коротышкой, но Флинн, стоя рядом, прямо-таки возвышался над ней. Внешне он больше походил на древних шотландских воинов, чем на современного цивилизованного человека. У него были глаза, пронзавшие собеседника, словно голубые лазерные лучи, широкие плечи, густые, непослушные волосы цвета темной корицы, которые никогда не выглядели причесанными. Одежде он явно не придавал никакого значения: носил потертые джинсы и почти всегда — черную футболку с длинными рукавами и обтрепанным воротом. Делать что-то общепринятое Флинну, по-видимому, даже в голову не приходило.

Сейчас он стоял перед ней на расстоянии одного шага и не двигался. Человек, пренебрегавший нравственными принципами, Флинн никогда не переступал определенных границ. Будучи хозяином фирмы, он, похоже, считал, что факт владения компанией является случайным обстоятельством, и обращался с персоналом так, словно это была команда равных игроков, где его голос весил не больше, чем голос кого-либо другого. Принятый Флинном стиль управления не значился ни в одном известном Молли своде правил, и она постепенно привыкала к нему. Ей нравился его кодекс поведения с женщинами: Флинн никогда не вынуждал женщину поступать так, как хотелось бы ему.

Она вспомнила, как однажды он назвал себя некрасивым. Возможно, Флинн даже верил в это — его одежда свидетельствовала или о полной слепоте, или о непонимании собственной привлекательности. Конечно, черты его лица вряд ли соответствовали каким-либо классическим канонам красоты, и все же это был самый сексапильный мужчина из всех, кого она знала! Его синие глаза могли ласкать женщину еще до того, как их хозяин к ней прикоснется, его губы могли соблазнить даже монахиню. Флинн был настоящий мужчина, и пренебречь его непреодолимой, земной сексуальностью Молли не удавалось, хотя, видит Бог, она пробовала.

— Пытаешься увильнуть, я правильно понял? — пробормотал он.

— Да.

— Раздумываешь, чего тебе больше хочется: чтобы я поцеловал тебя или чтобы ты свернула мне шею?

— Да.

— До ноября решишь?

Молли в отчаянии подумала: если бы полгода назад кто-нибудь сказал ей, что она может полюбить такого мужчину, как Флинн Макгэннон, то она обозвала бы того человека ненормальным.

Флинн Макгэннон… Работает как заведенный, с ненасытной жадностью, а кроме того, отпугивает всех громовым голосом и непредсказуемыми сменами настроения. А еще удивляется при этом, почему его боятся.

О себе Молли знала, почему она его избегает. Флинн для нее был слишком сексуален. Ей нужен муж, нужны дети, семья, а не роман с человеком, который честно признался в том, что ужасно боится обручальных колец. Флинн смотрел на каждый наступающий день как на очередное приключение, она же заранее все расписывала по пунктам.

От поцелуев с ним могли произойти лишь одни неприятности. Такому здравомыслящему человеку, как она — а все знали, что Молли Уэстон женщина здравомыслящая, — ей просто не придет в голову прыгать с высокого обрыва без парашюта.

Он был для нее искушением. Как ни один мужчина до него. Эти его глаза. Странный, пульсирующий воздух между ними. Его ненасытный вкус к жизни, который пленял ее и порождал в мозгу сумасшедшие мысли, вроде той, что она будет всю жизнь жалеть, если не займется с ним любовью. Или что другого шанса у нее может и не быть. Или что каждый должен иметь право хотя бы раз в жизни совершить глупый, чисто импульсивный поступок…

Молли услышала, как хлопнула входная дверь, раздались громкие голоса. Но Флинн продолжал смотреть на нее, и она не могла отвести глаза от его горящего взгляда.

Ей внове было это ощущение: ее словно омывал расплавленный желанием мужской взгляд, смелый, предельно откровенный, опасный, магнетический. Она вообще не понимала, как и чем вызвала интерес Флинна. Большинство мужчин определяли ее точно и быстро: «правильная» женщина, одержимая стремлением расписывать все по пунктам и расставлять все по местам.

Только, похоже, Флинн смотрел на нее так, будто она — сочный кусочек омара, а он ничего не ел целую неделю.

Ее рука непроизвольно приподнялась, готовая обнять его за шею.

Флинн это увидел и посерьезнел в мгновение ока. Его взгляд с жадностью переместился на ее губы. Молли почувствовала, что этот их поцелуй будет совсем другим.

Ее рука поднялась еще выше, а сердце гулко застучало.

И тут они услышали громкий вопль ребенка.

Молли испуганно отпрянула назад как раз в тот момент, когда в офис Флинна ворвалась женщина. И не одна, а с крепеньким, на вид годовалым малышом, который извивался и кричал, извещая мир о том, что ему плохо. Женщина тщетно пыталась справиться с вырывающимся малышом, детскими вещами и сумочкой.

— Проклятье, Флинн! — с порога заявила она. — Меня не хотели даже пускать к тебе! Пришлось буквально с боем прорываться мимо какого-то чокнутого парня в купальном халате!..

Флинн резко обернулся. Вслед за женщиной в офис влетел Бейли, его лицо окрасилось в кирпично-красный цвет, и, конечно же, поверх одежды на нем был надет купальный халат. Бейли был одной из тех гениальных личностей, которые составляли цвет компании Флинна. Просто когда он решал какую-нибудь сложную творческую задачу, то всегда надевал свой счастливый халат. Никто в фирме уже не обращал на это внимания, даже Молли. Бейли, заикаясь, стал объяснять Флинну, как эта леди прорвалась внутрь.

Женщина тем временем бросила на пол пакет с памперсами и посадила рядом с ним ребенка. Оказавшись на свободе, малыш сразу перестал орать и извиваться и быстро пополз в выбранном им направлении.

— Какого черта?.. — Флинн протянул руку, чтобы поднять жалюзи.

Яркий солнечный свет озарил помещение, но происходящее в нем яснее от этого не стало. Флинна нелегко было смутить какими бы то ни было сюрпризами, и в данном случае он лишь вопросительно уставился на женщину.

— Не смей мне говорить «какого черта», Флинн Макгэннон! И даже не думай утверждать, что не узнаешь меня. — Либо от ярости, либо от страха голос незнакомки звучал пронзительно.

Молли во все глаза смотрела на нее. Золотистые волосы волнами падали на плечи женщины. Красный свитер обтягивал объемную грудь, узкие джинсы облепляли длиннющие стройные ноги. Ее лицо могло бы быть потрясающе красивым, если бы не огромные тени под глазами и не морщины вокруг рта.

— Я ничего не утверждал, — Флинн нахмурился, пристально вглядываясь в нее, — однако я в самом деле не знаю вас.

— Вирджиния, — бросила она. — Из Таскона. Сложи тринадцать месяцев — возраст твоего сына — и те девять месяцев, что я его носила, и тогда, может быть, вспомнишь ту ночь. Мы были вместе в какой-то компании. Но главным было то, чем все кончилось у меня дома. К несчастью, я до сих пор помню, до чего ты был хорош в постели. Но ни один мужчина не стоит той цены, в которую мне обошлась одна ночь любви с тобой.

— Сын? — тупо переспросил Флинн и яростно замотал головой: — Это невозможно! Ты говорила, что предохраняешься…

— Ха! Так ты все-таки вспомнил ту ночь! И как это по-мужски: вспомнить именно то, что может служить оправданием. Я тогда действительно предохранялась. Принимала противозачаточные таблетки. Но пару раз пропустила. И пока ты не успел заявить, что я сама виновата, говорю тебе, что мне на все это плевать. Твоей ответственности за ребенка ничто не уменьшает…

— Послушай, постарайся успокоиться! Нельзя же просто свалиться как снег на голову, заявить подобное и ожидать, что я немедленно всему поверю…

Однако Вирджиния явно была не намерена вступать в диалог с Флинном. Она словно бы мчалась по одноколейной дороге, и слова вылетали из нее с ураганной скоростью:

— Твоего сына зовут Дилан. И с этой минуты он целиком твой. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти. Даже не догадаешься. Моя жизнь превратилась в сплошной кошмар с того момента, как был зачат этот ребенок. Я болела. Потеряла работу. У него были постоянные колики, и он не спал часами и кричал благим матом, а в результате я вот-вот потеряю квартиру, и вообще я больше не могу. А сейчас у меня нет даже возможности кормить его…

— Одну минуту, не так быстро…

— Еще чего! И не вздумай предлагать мне деньги, потому что тут дело не в деньгах. Дело во всем. Я никогда не рассчитывала, что тебе захочется узнать, что ты — отец, просто тебе не повезло. Не из каждой женщины получается хорошая мать. Я старалась — ты не представляешь, как сильно я старалась, — но ничего не выходит. Больше я не могу этим заниматься, а на тебе лежит ответственность. Я потратила уйму времени, чтобы найти тебя, и…

Молли никогда не видела Флинна таким. Обычно когда он расстраивался, то становился шумным, а не тихим. Но сейчас он был немыслимо тихим.

— Ты же понимаешь, что это невозможно! Врываешься сюда и утверждаешь, что я — отец ребенка. Я вижу, ты расстроена, но если ты немного успокоишься…

— Нечего меня успокаивать! Я ухожу. От тебя. Своего сына оставь себе.

— Это не мой сын.

— Еще как твой! Я-то знаю. Отсчитай двадцать один месяц назад — будешь знать и ты. Если же нет, то должен быть какой-то анализ крови или что-то еще, чтобы ты убедился, потому что так оно и есть. — Она снова подхватила свою объемистую сумку, вытащила оттуда папку и швырнула ее на стол. Посыпались фотографии, что-то похожее на медицинские карты, свидетельство о рождении. — Мне нужно найти работу. Мне нужно где-то жить. Мне нужен шанс, чтобы начать все сначала, и я не собираюсь его упускать. Этот ребенок испортил все, что у меня было хорошего. С этой минуты он — твоя проблема.

Когда Вирджиния резко повернулась кругом, Флинн рванулся к ней:

— Подожди минутку! Ради всего святого, ты же не можешь вот так просто выйти отсюда!..

— А ты посмотри — и увидишь.

Молли словно окаменела. Вся эта сцена была совершенно нереальной. Состязание в крике продолжалось никак не больше пяти минут. Эта женщина с безумным лицом выбежала из офиса так же быстро, как и ворвалась в него.

Флинн бросился за ней. Молли еще никогда не видела, чтобы его лицо было такого землисто-серого цвета. Его голос доносился из холла, слабея по мере того, как они продвигались к выходу. В офисе царила абсолютная тишина. И не потому, что в нем не было сотрудников, а скорее — потому, что они прислушивались к этому диалогу так же напряженно, как и она сама.

Прошло несколько секунд, прежде чем Молли пришла в себя. Она поискала глазами ребенка, но его нигде не было видно.