Флинн сосредоточенно обдумывал решение возникшей проблемы программного обеспечения, как вдруг услышал пронзительный плач Дилана. Он бросился в комнату заседаний, где находились мальчик и его няня. Две недели назад, приняв на работу Гретхен, он превратил это помещение в детскую.
Место стола и стульев заняли маты для игры, на полу валялись яркие книжки и множество игрушек. Но даже среди всего этого разноцветного хаоса он сразу увидел сидящего на полу Дилана, который с покрасневшим от ярости лицом вопил так, что кровь стыла в жилах, и стоявшую рядом с ним на коленях Гретхен.
— Что у вас случилось? — спросил он у Гретхен.
— Ничего, ей-богу, ничего, мистер Макгэннон. Просто Дилан злится на меня. Ему не понравилось, что я не разрешила ему выйти из комнаты. Он не любит слово «нельзя».
Флинн взял малыша на руки. Дилан вцепился в него крепче, чем плющ — в кирпичную стену. Спустить его с рук значило снова спровоцировать слезы.
— Он побудет со мной, — сказал Флинн Гретхен. — Отдохните немного.
Малыш вынул палец изо рта и восторженно взвизгнул. Ну вот, хоть одному из них двоих хорошо. У самого Флинна день складывался как цепь неудач, и никаких признаков улучшения не наблюдалось.
Под порывами ветра ветки деревьев хлестали по окнам в созвучии с его растрепанными чувствами. Он не был готов к производственному совещанию — три новых счета, а у него ни по одному из них не разработан стратегический план. Утром заглянул Бейли и оставил ему сложную проблемку по программному обеспечению, а уж если сам Бейли в своем «счастливом» халате не смог прийти к решению, значит, Проблема действительно заковыристая. Флинн традиционно любил невозможные проблемы. Для этого ему нужно было полностью сосредоточиться. А сосредоточиться он не мог, потому что недосыпал: у Дилана резалась парочка новых зубов. Лежать на руках отца, меряющего шагами пол — вот единственное, что, казалось, успокаивало его. Все это хождение взад-вперед и укачивание малыша давало Флинну массу времени для того, чтобы думать о Молли. Острое, словно лезвие ножа, чувство вины постоянно кололо ему совесть с тех пор, как они занимались любовью. Ни один мужчина — порядочный мужчина — не стал бы заниматься любовью с такой женщиной, как Молли, пока между ними нет определенности в отношении будущей совместной жизни.
Жаркий секс — отличная вещь. Но он лишь краешком касается существа дела. У Молли не было никакой причины ввязываться в такую безнадежную авантюру, как отношения с ним, рассуждал Флинн, если только она не увидела каких-то реальных изменений. Она должна убедиться, что он изменился. Она должна это видеть.
Вот уже две недели, как он носит классические рубашки на сквозной застежке, надевает чистые носки и чистит до блеска обувь. Он продал свой спортивный автомобиль и купил респектабельный джип в семейном стиле. Из кабинета убрали баскетбольное кольцо и лунку для гольфа. Он перестал громко спорить с Ральфом, перестал рассказывать Бейли сомнительные анекдоты и старался вести совещания в более уравновешенном, спокойном ключе.
Флинн понимал, что все эти изменения не более чем видимость. Но как еще можно было показать Молли, что он серьезный, ответственный, заслуживающий доверия человек? И он уже начал не на шутку опасаться, что его метод не сработает. Похоже, вообще ничто не срабатывает. Как он ни старается, Молли его не замечает.
Когда Флинн вошел в кабинет, на столе зазвонил телефон. Он спустил Дилана на пол и нетерпеливо схватил трубку.
— Флинн? Это — Вирджиния.
Флинн тяжело опустился в рабочее кресло. То, чего он так боялся, случилось! Ему вдруг показалось, будто у него во рту не язык, а наждачная бумага.
— Просто невероятно! Очень рад тебя слышать! Одно плохо — ты не оставила мне ни адреса, ни телефона.
— Я же сказала тебе, что не знаю, где буду находиться, — я потеряла работу, мне пришлось подыскивать другое жилье. Вся моя жизнь полетела кувырком. Но вот решила позвонить — узнать, в порядке ли Дилан.
— Он в полном порядке. Дает всем прикурить.
В этот момент малыш вытягивал бумагу из факса и комкал ее.
— А, теперь ты меня понимаешь! Я говорила тебе, что с ним сплошные хлопоты. Другие дети спят. А он нет. Ему ничего не стоит вымотать десяток взрослых. Я не могла с ним справиться. Ты сдал анализ крови?
— Да, сдал. — Он и сам жаловался на малыша буквально теми же словами. Но у нее это звучало совсем по-другому. Он всегда говорил с юмором, тогда как Вирджиния говорила совершенно серьезно.
— Я специально тебе так долго не звонила. Думала, что нет смысла тебя беспокоить, пока ты не сдал анализы и не получил результаты. Теперь ты не можешь притворяться, что не отвечаешь за него, Флинн. И на собственной шкуре испытаешь, каково это — возиться с малышом. Столько работы, столько уборки, столько беспокойства. Когда у тебя ребенок, то нет никакой личной жизни. Нет ни одной минуты для себя.
Флинн крепко зажмурился. Он слушал ее голос, и воспоминания впивались ему в мозг, словно пули. Он вспомнил туман опьянения на той вечеринке. Вспомнил, что она была хорошенькая, яркая и сексапильная, ничего общего с природной чувственностью Молли. Искусственный бриллиант с настоящим не сравнивают, но совесть Флинна безжалостно не давала ему притвориться, будто Вирджиния не показалась ему тогда привлекательной. Или будто он не заметил ее ограниченности. Но больнее всего было осознавать, насколько мелок оказался он сам, если согласился пойти на связь с женщиной такого сорта.
Он отвлекся, почувствовав, как детская ручонка вцепилась ему в штанину. Дилан. Малыш подтянулся вверх, потом отцепился от брюк и встал самостоятельно; при этом его толстенькая, прикрытая подгузником попка виляла во все стороны, словно парус при слабом и неустойчивом ветре. Чтобы не дать ему упасть и заплакать, Флинн протянул руку и поддержал малыша.
— Надеюсь, это единственный повод для твоего звонка? — после долгой паузы сухо произнес Флинн. — Ты хочешь узнать, как себя чувствует малыш?
Его сердце странно сжалось. Неделями он ждал, что она позвонит. И все это время думал, что она потребует Дилана обратно. Видит Бог, появление малыша заставило его задуматься о таких понятиях, как гордость, честь, уважение. Именно из-за Дилана Молли изменила свое мнение о нем. Да и он сам многое понял, словно впервые посмотрел на себя в зеркало — и далеко не все из увиденного ему понравилось.
Вот только каким-то непонятным, необъяснимым образом этот малыш стал ему дороже жизни. Теперь Флинн больше всего на свете боялся, что из него не выйдет приличного отца. По прошествии всех этих недель, проведенных с Диланом, его страх не только не уменьшился, но, наоборот, стал раз в десять сильнее. Но это, похоже, не имело значения. Дилан — его сын, часть его живого, бьющегося сердца. Он испытывал леденящий Ужас при одной мысли о том, что Вирджиния захочет забрать у него ребенка.
— Ну да. В основном. — Она помолчала. — Я нашла работу и жилье. И встретила одного человека. Он идет в гору по работе и пока хорошо ко мне относится. Но ребенок… он не хочет связывать себя детьми.
— Прости, я что-то никак не пойму, зачем ты звонишь. Ты решила навестить ребенка и хочешь договориться о встрече?
— Очевидно, ты меня не слушал. Я даже не в этом штате. И не могу просто вот так взять и навестить его. И если ты пытаешься навязать мне какое-то чувство вины, то…
— Вовсе нет, — быстро ответил Флинн. Дилан нагнул голову и обнаружил все расположенные под столом электрические соединения компьютера. Флинну уже и раньше приходилось видеть это предвкушение необычайного приключения в глазах малыша.
Он быстро подхватил Дилана и усадил его к себе на колени, одновременно приказывая себе думать. Думать хорошенько. Быстро. Осмотрительно.
— Ты меня, наверное, осуждаешь?
— Я тебя не осуждаю, нет. Ты поступила так, как считала необходимым. Но когда-нибудь все надо как-то… упорядочить. Ради благополучия малыша. Есть разные варианты, в том числе всевозможные юридические урегулирования по опеке, — я не знаю, что ты можешь предпочесть…
Он услышал короткий, ироничный смешок.
— Мне ничего не надо делать юридически, чтобы иметь права, Флинн. Я — мать. Ну а ты — отец, и у тебя куча денег. Вот и позаботься о благополучии сына.
— По крайней мере, оставь мне номер телефона, по которому я мог бы с тобой связаться.
В трубке раздались короткие гудки. Флинн схватил малыша и поднял высоко в воздух, отчего тот засмеялся и пустил пузыри.
— Думаешь, ты мне нужен? — пробормотал он. — Думаешь, я буду драться за тебя насмерть? Ты — чудовище. Потрясающий, пузыри пускающий, абсолютно невозможный монстр.
Дилан дрыгал ножками и смеялся, в полном восторге от всей этой игры.
— Эй, ты опаздываешь на совещание! — В дверях возник Бейли.
— Сейчас иду.
По дороге Флинн попросил Гретхен забрать Дилана.
Казалось, что его жизнь вырвалась из-под контроля и понеслась подобно тайфуну. У него ребенок, а он не знает, что такое быть отцом. У него бизнес, который в данное время обогнал его, уйдя на десять миль вперед. Он понятия не имеет, как ему быть с женщиной из прошлого, которая оказалась настолько эгоистичной, что ему стало стыдно за нее.
И он влюблен. В Молли. Так, как никогда еще не был влюблен и даже не думал, что любовь может занять такое важное место в его жизни. Молли пленила его сердце. Завоевать ее уважение означало вернуть себе самоуважение. Он обязан попытаться изменить свою жизнь не только ради нее, но ради них обоих.
Повернув за угол коридора у кабинета Флинна, Молли как раз шарила в кармане пальто в поисках перчаток, когда услышала голос Гретхен. Было уже около шести часов, конец рабочего дня. Гретхен стояла в дверях, одетая в джинсовую куртку, словно собиралась уходить. Молли не подумала бы ничего такого, если бы девушка не повысила голос.
— Мне очень жаль, мистер Макгэннон, но я говорю серьезно. Я ухожу совсем.
— Гретхен, я вижу, что вы расстроены, но действительно не понимаю, в чем проблема.
— В вас. Вы не даете мне нормально работать. Я не могу просто сидеть и ничего не делать. Всякий раз, как я начинаю чем-то заниматься с малышом, вы приходите и забираете его.
— Ну-ну, я это делаю не всегда…
— Нет, всегда. — Она шмыгнула носом. — Я говорю «нет», вы говорите «да». Чуть только он пискнет, вы уже тут как тут, стоите в дверях и смотрите на меня так, будто я убийца. Никто не может сделать так, чтобы младенцы никогда не плакали, мистер Макгэннон, на то они и младенцы. Не знаю, зачем вы меня наняли. Вы ничего не даете мне делать.
— Боже милостивый. Только не плачьте, ладно? Пожалуйста. Черт побери, я совсем не хотел вас расстроить. Если мы поговорим об этом…
— Я уже говорила. Три раза. Но вы меня не слушаете. Вы никому, кроме себя, не доверяете этого ребенка. С меня хватит. Я не шучу. Я ухожу. Вы просто пришлите мне мой последний чек.
Молли увидела, как девушка круто развернулась, натянула на голову вязаную шапочку и направилась к парадной двери. Как только дверь закрылась, единственным звуком во всем помещении осталось гудение ламп дневного света.
Молли постояла в нерешительности, потом осторожно подошла и заглянула в дверь. Флинн понуро сидел в своем рабочем кресле, и на лице у него было написано полное недоумение. Хотя Молли не произнесла ни звука, он сразу подняла голову.
— Ты видела Гретхен?
— Видела.
— Она ушла. Только что. Взяла и ушла.
— Почему? Что случилось?
— Няня Дилана обиделась на меня, даже расплакалась. Знаю, я не самый лучший в вопросах такта и чуткости, но клянусь, не сделал ничего такого, чтобы настолько расстроить ее.
— Она расплакалась вовсе не от твоих слов, Флинн. — Молли вошла в кабинет. Она увидела, что Дилан спит, свернувшись калачиком у себя в гамаке. Зато остальное пространство кабинета Флинна выглядело так, словно здесь поселился инопланетянин. Игрушки Дилана валялись по всей комнате, но это явление давно уже стало привычным и для всего здания. Зато все лишние вещи со столов исчезли, шкафы теперь были плотно закрыты, ящики задвинуты, а бумаги спрятаны в папки и аккуратно сложены стопками. Просто удивительно!
Сам Флинн тоже выглядел необычно. Его голубая рубашка классического стиля была тщательно отутюжена и накрахмалена — вот так! На темных брюках виднелись безукоризненные стрелки. На ногах строгие туфли, а не прежние кроссовки или тапочки. Но самой ужасной — и самой заметной — переменой в его облике было почти полное отсутствие улыбки.
Она уже целую вечность не слышала громового хохота Флинна, не слышала, чтобы он орал на кого-нибудь из сотрудников. Его речь состояла из одних «пожалуйста» и «спасибо». Он больше не рассказывал неприличных анекдотов, не выдвигал сумасшедших идей и вел себя как степенный начальник, каковым ему и полагалось быть. Все сотрудники были не на шутку обеспокоены: а вдруг это признак нервного расстройства?
Молли тоже терялась в догадках. У нее не было ни малейшего представления о том, почему он вдруг так резко изменился, но началось это как раз после той ночи, когда они занимались любовью.
— Молли… — Флинн выбрался из рабочего кресла; было ясно, что мысли его все еще заняты отказавшейся от места няней. — Я даже не понял, почему она ушла, почему так расстроилась.
— А тебе не кажется, Макгэннон, что ты перебарщиваешь со своей опекой малыша?
— Разве можно переборщить, когда заботишься о ребенке? С безопасностью ребенка не шутят, Молли.
— Согласна. Целиком и полностью. Но… — Она пыталась найти нужные слова, хотя в действительности ей хотелось лишь одного — крепко обнять стоящего перед ней мужчину. Он казался таким… одиноким. Но этот новый, серьезный Флинн не располагал к прикосновениям, не флиртовал с ней и не приставал уже больше недели. Он вроде бы хотел держаться на расстоянии, но в то же время всеми правдами и неправдами стремился как можно больше времени быть в ее обществе. Он посылал такое множество смешанных сигналов, что она запуталась и не знала, что ей делать, что думать.
— Ты что-то хотела сказать?
— Да. Мне кажется, не стоит волноваться, когда ребенок находится с няней. Мне ведь ты доверяешь.
— Ну да, конечно. Но ты — это ты. А Гретхен или любая другая няня — это совершенно незнакомый человек.
— У этого незнакомого человека больше опыта в том, что касается ухода за детьми, чем у нас двоих, вместе взятых.
Но это все слова, брошенные на ветер, подумала она. Все сотрудники видели, как он мчится наверх, стоит Дилану только пикнуть разочек. Завтра утром никто не удивится, что Гретхен ушла. Молли догадывалась, что было бы совершенно бесполезно убеждать сейчас Флинна не так сильно опекать малыша. У него такой подавленный и измотанный вид.
— Я почему-то думаю, что день у тебя был тяжелый еще до проблемы с Гретхен.
— Точно. Весь день сегодня я словно в котле под высоким давлением. Плюс еще звонок Вирджинии… — Он провел рукой по волосам и вдруг нахмурился. — Ты ведь с утра принесла мне стопку бумаг, которые мне полагалось просмотреть, так?
— Да, это счета, подводимые в конце месяца. А еще вновь поступающие проекты. Я даже не могу зарегистрировать их, пока мы с тобой не сядем и не посмотрим их. Это дело на пару часов.
— Да, знаю. Просто еще руки не дошли. Если хочешь, я начну прямо сейчас… что ты делаешь?
— Подаю тебе пальто. И ищу пальто Дилана. Он только что проснулся. Ему наверняка надо будет сменить подгузник, а потом, мальчики, я поведу вас обедать. — Она сказала это твердым голосом. Что-что, а дополнительная работа Флинну никак не нужна. Няни он лишился, новой работы накопилось чуть ли не до потолка, а у него от недосыпания глаза совсем провалились… Так что совершенно очевидно — кто-то должен ему помочь.
— Молли, мы не сможем взять с собой на обед Дилана.
— Еще как сможем.
— Рестораны соблюдают санитарные нормы. И наверняка никто не обрадуется, если Дилан начнет кричать во весь голос! А кроме того, ты много раз видела, как Дилан ест…
— Да, конечно. Но я знаю одно подходящее местечко. Не спорь со мной, Макгэннон, побереги дыхание. Ты все равно проиграешь. Ты хочешь есть. Я тоже. И малыш тоже. Тебе потребуется составить план работы, раз ты опять без няни. Никто, ну абсолютно никто не может организовать жизнь другого человека лучше, чем я.
Вот так, подумала она. Наконец-то он улыбнулся. Вежливое обращение с этим типом никогда не давало положительного результата. Но стоит его пошпынять, и можно кое-чего добиться.
Она улыбнулась ему в ответ, но улыбка вышла довольно бледной. Свинцовое чувство страха пульсировало у нее в крови. Она старалась двигаться быстро, чтобы он не заметил, как она расстроена. Как только подгузник был сменен, пальто надеты, а дверь офиса заперта, она быстро повела их на парковочную площадку.
Кружась, медленно падали снежинки, нежные и хрупкие, словно лунный свет. В разговоре с ней он упомянул о звонке Вирджинии, и она не могла не заметить, как быстро он переменил тему. Со дня появления в его жизни Дилана Флинн обращался за помощью лишь к одному человеку. К ней. В этом Молли видела явное доказательство того, что он доверял только ей, но всегда опасалась, что эта потребность у него была лишь временной. Флинн обладал сильным, жестким характером. Как только понял, что безумно любит сына, он перестал обращаться к ней за помощью. Его поведение в последние несколько недель, а вдобавок тот факт, что он не пожелал обсуждать с ней такую важную для него тему, как звонок Вирджинии, как нельзя лучше доказывали, что он в ней больше не нуждается.
Она теряла мужчину своего сердца. И пока просто не знала, что ей делать, разве только попробовать избавиться от этого липкого, парализующего страха. О мальчиках нужно позаботиться и накормить их. Уж, по крайней мере, эта работа была ей хорошо знакома.
Машину вел Флинн, а Молли показала ему, где нужно свернуть. Он усмехнулся, увидев двойную золотистую арку.
— Что ж, если во Вселенной и есть подходящее место, где можно накормить Дилана, то это должно быть здесь, — согласился он.
В «Макдоналдсе», куда они приехали, как и надеялась Молли, было полным-полно детей.
Толпы подростков с жадностью поглощали здесь биг-маки, запивая их газировкой, но не меньше было и молодых родителей с детьми младшего возраста, с которыми нельзя отправиться в обычный ресторан.
Дилан, на взгляд Молли, оказался самым живым и шумным малышом во всем зале. Впрочем, вполне возможно, ее подобное суждение было продиктовано любовью. Поздновато сейчас притворяться, будто она не влюбилась в маленького разбойника так же сильно и необратимо, как в его папочку.
Отец «разбойника» ел с таким аппетитом, словно не брал в рот и маковой росинки в течение целой недели. Молли взяла на себя заботу о чертенке — покормила его захваченным с собой детским питанием, а напоследок дала бутылочку с молочной смесью. Дилан, как и следовало ожидать, в два счета покончил со своей едой и немедленно захотел получить то, что ели взрослые. Почти целых пять минут Флинн читал сыну лекцию о том, как правильное питание в детстве может повлиять на всю дальнейшую жизнь человека, а возможно, и на коэффициент его умственных способностей, пока у Молли не лопнуло терпение.
— Ну хватит, Макгэннон. Я заберу у тебя все эти книги о правильном уходе за детьми и сожгу их. Кусочек жареной картошки никак не может повлиять на судьбу ребенка. Так что дай ему один ломтик, а то я сама дам.
— Ты считаешь, что я слишком серьезно отношусь к роли родителя?
— Слово «педант» имеет для тебя хоть какой-нибудь смысл? — развеселилась неожиданно Молли.
Флинн тут же выдал сыну один ломтик жареного картофеля, а затем, хитро улыбнувшись, взглянул на молодую женщину.
— А может, и стоило мне стать немного педантом, раз это заставило тебя рассмеяться?
Что ж, действительно заставило. И Молли поняла, что Флинн заметил ее тревожное настроение. И оба не сумели сдержать смеха, наблюдая за реакцией Дилана на этот единственный ломтик жареной картошки. Он ему страшно понравился. Даже более того.
Выражение «золото, а не ребенок» лишь в редчайших случаях было применимо к их малышу, но на этот раз они закончили трапезу на удивление мирно. На беду, внутри этого заведения имелась специальная площадка для игр. Все дети младше десяти лет с криками носились среди деревянных «джунглей», качелей и горок для катания. Дилан начал подпрыгивать и настойчиво жестикулировать, показывая, что он тоже хочет поиграть вместе с другими детьми.
— Ты еще слишком мал, — сказал ему Флинн. Там играют большие дети. Тебя в порошок сотрут. Вот подрастешь немного, тогда и вернемся к этому разговору.
Впервые с того момента, как они зашли сюда, Дилан испустил вопль. Достаточно громкий, чтобы в их сторону начали поворачиваться головы. Флинн вздохнул.
— Я, значит, должен ему уступить? — тихо спросил он Молли.
— Это даже не подлежит обсуждению. Если ты хочешь просто немного посидеть спокойно и расслабиться, я похожу там с ним.
Но они пошли все вместе, не догадываясь, что за стеклянными дверями, дававшими хоть какую-то звукоизоляцию, их ждал настоящий бедлам. Дети с истошными воплями и криками носились во всех направлениях. Крепко держа сына за руки, Флинн помог ему залезть по лестнице и съехать с горки.
И тут Флинн чрезвычайно удивил Молли, заговорив с ней о звонке Вирджинии. Если он посреди всего этого гамма захотел говорить об этом, значит, так тому и быть, Молли не собиралась упускать такой случай.
— Ты очень расстроился, когда она бросила трубку?
Флинн присел на корточки и стал качать малыша на маленьких качелях из шины, все время придерживая его рукой.
— Сказать правду? Я подумал, как было бы хорошо, если бы тебе вообще не довелось узнать, что я был связан с такой женщиной…
— Если бы ты не оказался с ней связан, у тебя не было бы сейчас сынишки, Флинн.
— Хотя и не сразу, но я тоже пришел к такому же выводу. Должно быть, странно слышать от меня такое. Знаешь, я так и не отделался от сомнений относительно того, сумею ли я быть хорошим отцом. Но кто-то же должен любить его. По-настоящему любить. И серьезно думать о его будущем.
Она затаила дыхание. В офисе все постоянно шутили по поводу того, как крепко Флинн прикипел к малышу. Похоже, только он один не замечал, что безумно любит собственного сына.
— Будем надеяться, что она позвонит еще раз. Что в какой-то момент она передумает и захочет повидаться с Диланом.
— Я тоже так думаю. Не верю, что она такая черствая и крутая, какой хочет казаться. Похоже, создавшаяся ситуация пока ей нравится. Ей приятно считать, что она держит меня в этом подвешенном состоянии: она свободна, ребенок со мной, но время пройдет, и она передумает. Соскучится по сыну и сломя голову примчится ко мне.
Именно этого и боялась Молли. Ей было страшно за Флинна.
— А ты не думал обратиться в суд? Чтобы официально оформить опеку?
— Да, я думал об этом. Но, по-моему, не стоит давить на Вирджинию. В обоих случаях, когда она разговаривала со мной, она намеренно не оставляла мне ни номера телефона, ни адреса. Глупо, конечно. По фамилии и номеру социального обеспечения можно найти любого человека. Я мог бы ее найти. Но она дала мне понять яснее ясного, что разбираться с этим сейчас не желает.
Дилану надоело качаться на качелях, и он стал проситься опять на горку.
— Давить на нее может оказаться рискованным. А я не хочу рисковать ни в чем, что касается Дилана. Мой адвокат сказал мне, что не стоит пока атаковать Вирджинию. То, что она оставила ребенка, работает против нее, но не является гарантией выигрыша. Судебный процесс — не игра в покер. Суды почти всегда выносят постановления в пользу матери. Она может заявить, что испытывала временные финансовые затруднения. А я как отец не помогал заботиться о ребенке. И возразить тут нечего…
— Да, вижу — забот у тебя по горло. Если хочешь, мы можем поговорить об этом в другой раз.
Сейчас внимание Флинна полностью принадлежало Дилану. Малыш заливался громким, восторженным смехом, пуская пузыри. Крепко держа его, Флинн прокатывал его с горки, а потом поднимал вверх и кружил несколько раз. Однако в конце концов малыш, похоже, сообразил, что все большие дети оказывались на верху горки другим путем. На площадке горки имелась круглая кабинка из пластика, и все другие дети появлялись оттуда. Дилан стал показывать руками, что хочет подняться на горку и спуститься с нее, как это делают они.
Молли тихонько засмеялась — эти двое были просто неотразимы. Диалог папочки с сынулей был понятен только им самим. Флинн приводил свои доводы на взрослом английском. Дилан возражал ему воплями и жестами. Но оба явно отлично понимали друг друга.
— Господи, Дилан, тебе действительно нравится рисковать. Говорю тебе прямо: туда наверх ты без меня не пойдешь, а я не уверен, что все это хозяйство выдержит мой вес.
Молли сразу перестала смеяться.
— Макгэннон, тебе туда нельзя. Это только для малышей. Там табличка…
— Я знаю. Но ему на самом деле хочется попасть на самый верх горки. И он так славно проводит здесь время… — Прищурившись, Флинт внимательно рассматривал конструкцию и даже начал пробовать руками какие-то элементы в ее основании, чтобы оценить их крепость.
— Флинн! Ты не протиснешься в это круглое отверстие наверху! — Кое-кто из ребятишек присоединился к дискуссии, и все настаивали, чтобы Флинн попробовал сделать это. Молли осталась с открытым ртом. Этот ненормальный уже поднялся по ступеням мини-лестницы и скрылся в пластиковом туннеле.
Несколько секунд спустя появился Дилан; были видны руки Флинна, обхватившие его туловище, а малыш восторженно размахивал ручонками и выкрикивал: «Па! Па! Па!»
— Ты готова поймать его внизу, Молли?
Конечно, она была готова. Между длинными руками Флинна и ее руками малышу не оставалось даже секунды свободного скольжения вниз по горке. Молли подняла Дилана вверх, как это делал Флинн, но потом имела несчастье повернуть голову.
Руки, плечи и голова Макгэннона торчали из круглого отверстия. Однако он явно затруднялся отползти назад. И был явно великоват, чтобы съехать по горке.
— Гм, Молли? Кажется, у меня тут возникла маленькая проблема.
— Мы разве с тобой знаем этого дядю? — спросила она у Дилана. — Лично я определенно не хочу признаваться, что знакома с ним. Как насчет того, чтобы вернуться за столик и съесть еще по ломтику хрустящей картошки…
— Молли! Молли! Ты не можешь оставить меня здесь одного!