ПРЕДИСЛОВИЕ



Книги, написанные бывшими государственными деятелями, принадлежат к литературе особого жанра. Как может подтвердить любой писатель, написание книги — это монументальный труд, и для того, чтобы день за днем, неделю за неделей, сидеть за столом, постоянно наполняя, взращивая и проливая свет на события, а затем заново все переписывать, никаких коротких путей не существует. Дополнительно, бывшие государственные деятели берут на себя задачу обеспечить так, чтобы содержание книги было свободно от любой конфиденциальной информации, которая могла бы помочь изощренному противнику нанести вред Соединенным Штатам или их служащим. Имена, даты, тактика, способы, приемы действий и методы работы — все это необходимо отфильтровать и очистить ради обеспечения оперативной безопасности. Поэтому наиболее важной и неприятной задачей, стоящей перед любым государственным чиновником, который намеревается что-либо опубликовать, независимо от формата публикации, является необходимость поддержания оперативной безопасности участников и методов их работы. Для военных и разведчиков такая ответственность прописана в формальном соглашении о неразглашении конфиденциальной информации, которое подписывается каждым участником при поступлении на службу в свое подразделение, ведомство, или при вступлении в должность. Такое соглашение запрещает беспрепятственное разглашение следующей информации:


1. Наименование засекреченных подразделений;


2. Имена людей, приписанных или служащих в засекреченных подразделениях;


3. Обсуждение и описание крайних операций и боевых задач, которые являются секретными; и


4. Обсуждение секретных тактик, приемов, методов и способов действий.



Гарантии о неразглашении конфиденциальной информации



1. Мое бывшее подразделение, оперативный отряд Сил специальных операций «Дельта» (или просто отряд «Дельта»), носит то же самое название, которое геологи используют для обозначения конца реки, того места, в котором она впадает в океан. Этой греческой буквой также обозначают разницу. Неофициально это название и само подразделение считаются в армии засекреченными, однако слова «Дельта» или «отряд “Дельта”» настолько популяризированы Голливудом и издательской индустрией, что скорее можно утверждать, что они уже являются достоянием общественности. Кроме того, в моих официальных военных отчетах, которые не засекречены и доступны для общественности, также записаны даты и конкретные задания, которые я выполнял, будучи военнослужащим этого подразделения. На самом же деле реальность такова, что те из нас, кто там служил, редко используют термин «Дельта». Вместо этого мы почти всегда называем нашу организацию «подразделением». Поскольку я попытался написать эту книгу с использованием точного, основанного на реальности, контексте, то «подразделение» — это тот термин, который я наиболее часто использую на протяжении всей книги. Когда в этой книге я ссылаюсь на другие военные или правительственные организации, учреждения, или их деятельность, я делаю это только в интересах преемственности и только в том случае, если об участии этих организаций в рассматриваемой операции уже упоминалось в других публикациях или в официальных несекретных государственных документах.


2. Для этих же целей я использую прозвища, клички, звания и псевдонимы. Опять же, я делаю это с целью защитить людей, подразделения, учреждения, их деятельность, тактику, приемы и способы действий от вскрытия или нанесения ущерба со стороны изощренных врагов Соединенных Штатов. В интересах преемственности с предыдущими публикациями, иногда я привожу настоящие имена некоторых публично признанных высших военачальников, но это происходит только тогда, когда никакой необходимости в сохранении оперативной безопасности нет. В противном случае я намеренно обезличиваю эти истории, чтобы сохранить анонимность вовлеченных в них лиц. Поэтому, если имя человека не указано в прямой цитате из книги или периодического издания, я называю его только по должности (например, «командующий»).


Даже когда военные руководители упоминаются в других открытых источниках, например, в таких бестселлерах, как Not a Good Day to Die и Cobra II, я упоминаю только их служебное положение, поскольку мой замысел состоит не в том, чтобы давать оценку чьим бы то ни было действиям, а скорее, чтобы извлечь и поделиться вечными уроками из их действий или самой операции в виде руководящих принципов.


3. Все операции, описанные в этой книге, были описаны в других многочисленных гражданских и правительственных публикациях. Истории обо мне и моих людях в Афганистане и Ираке описаны в двух бестселлерах, перечисленных выше. Вооруженные силы не выразили никакого беспокойства по поводу того, что эти авторы использовали мое настоящее имя для пересказа событий, описанных в этих работах. В обоих случаях Армия никогда не спрашивала у меня разрешения использовать мое имя или фотографии прежде, чем одобрить эти книги для публикации и превращения их в достояние общества.


4. Я старательно избегал вдаваться в подробности, касающиеся любой тактики, методов и способов действий, используемых любой военной организацией. Как описано в первой главе этой книги, ключ к успеху на всех полях сражений — в прошлом, настоящем и будущем — имеет очень мало общего с электронными взрывными устройствами и сверхсекретными технологиями. Вместо всего этого, все дело состоит в том, как вы думаете, как вы принимаете решения и как вы реализуете эти решения — и ни одно из этих действий не может быть должным образом «засекречено».


Содержание этой книги — настолько четкий, подробный и точный отчет о событиях, в которых я принимал участие, и том опыте, который я приобрел, насколько это было возможным при святом соблюдении описанных выше требований оперативной безопасности.


Все материалы, содержащиеся здесь, были получены из несекретных публикаций и источников. Ничто из написанного в этой книге не предназначено для официального или неофициального подтверждения или опровержения каких-либо описанных событий или взглядов любого лица, правительственного органа или учреждения. Идеи, изложенные в этой книге, основаны на моем личном восприятии, опыте и взаимодействии с другими людьми. Если кажется, что в рассказе недостает каких-либо фактологических подробностей, то причина этого, скорее всего, заключается в сохранении оперативной безопасности.


В попытке сокрыть природу и характер конкретных операций, а также защитить отдельных лиц, участвовавших в некоторых из описываемых событий, мне иногда пришлось позволить себе определенные вольности с изложением дат, времени или хронологии. Тем не менее, ни одна из предпринятых мер безопасности подобного плана не влияет на контекст урока, который раскрывает эта история, и не компрометирует лиц или органы, которые могли быть в нее вовлечены.


Ради обеспечения связности содержательной части книги, я включил в нее описания некоторых событий, в которых я не был непосредственным участником. Опять же, я использую эти оценки и описания только для того, чтобы подчеркнуть общий урок (как, например, историю Джона Уокера Линда, чтобы показать полезность развития ситуации). В других случаях, таких как описание сражения у Шахи-Кот, я привожу точку зрения некоторых моих людей, потому что без их рассказов невозможно дать точное и полное описание случившегося. Сведения об этих эпизодах накапливались вследствие личных бесед, дискуссий с руководителями, обсуждений итогов операций и из многочисленных письменных документов, созданных непосредственно после каждого события. Все эти документы являются несекретными и общедоступными. В каждом случае я старался сохранять верность фактам самого этого события.


Наконец, бой подобен жизни — нет двух индивидуумов, которые видят или переживают его одинаково. Эта книга — мой отчет о том, что происходило. Если в описываемых здесь событиях есть какие-либо неточности, то ответственность за это лежит только на мне, ведь в этой книге представлены только мои взгляды, а не взгляды Армии США, Министерства обороны США или кого-либо еще.

ВВЕДЕНИЕ



11 апреля 2003 г.



Мы называли себя «Росомахами», [1] и наша задача состояла в «мародерстве». (1) Находились мы в пятистах милях за линией фронта. «Росомахами» командовал я, а они называли меня «Пантерой».


Была безлунная и очень холодная ночь. Двенадцать замаскированных машин высокой проходимости скрытно ползли по пустыне. Ведомые тяжеловооруженными и плотно закутанными операторами «Дельты», автомобили тихо хрустели своими широкими «зубастыми» шинами по замерзшему песку. Прямо впереди, купаясь в зеленом сиянии очков ночного видения, лежало пустынное восьмиполосное шоссе, которое отделяло Тикрит — родной город Саддама — от края пустыни. [2] На протяжении более пятидесяти лет ни одно воинское подразделение Запада не видела и не ступала в этот самый современный и фанатично преданный своему лидеру иракский город. Всего через день после того, как рухнул иракский режим, Саддам и его приспешники официально оказались в бегах. [3] «Росомахи» шли по их следу.


Место нашего назначения находилось за «клеверным листом», (2) в нескольких сотнях метров далее вниз по шоссе. Не имея никакой броневой защиты, двенадцать машин «Дельты» цеплялись за каждый свободный дюйм массивных бетонных опор, обеспечивающих относительное укрытие. Оказавшись на позиции, мы передали кодовое слово нашим танкам.


Из темноты выползли вперед пять танков. Звук их неуклюжих коробок, совершенно невидимых невооруженным глазом, едва различались чутким ухом. Их целью являлась верхний уровень развязки. Оказавшись наверху, они разъехались в стороны и спустились наполовину вниз на каждом съезде развязки, после чего замерли в тишине. Имея тепловизионные ночные прицелы, и развернув в стороны свои орудия, они мог-ли обеспечивать круговое наблюдение и охранение. Пятый танк остался наверху, от-куда открывался вид сверху на лежащий перед ним «задний двор» Саддама.


Развернувшись к пустыне спинами, «Росомахи» заняли свои позиции.


Внешне Тикрит выглядел как любой современный город: многоквартирные дома, заправочные станции, мигающие светофоры, машины, припаркованные вдоль обсаженных пальмами улиц. Однако за исключением одной мало уловимой детали, в нем ничего не двигалось — ни человек, ни зверь. Многолетний опыт проведения операций в городских условиях научил нас тому, что если в городе все спокойно, то обычно что-то идет не так. Выставив вперед оружие и замерев, ведя наблюдение, мы могли слышать собственное дыхание, замерзавшее перед нашими лицами.


В одно мгновение призрачный город с ревом ожил. Вражеские дульные вспышки заплясали по всей городской окраине, подобно фотовспышкам на Суперкубке (3), за исключением того, что эти вспышки выплевывали трассирующие выстрелы, мгновен-но заплясавшие вокруг танков. Огневые позиции противника находились повсюду: в жилых домах, витринах магазинов, переулках. Грузовики-пикапы с пулеметами в кузовах выскакивали из гаражей, и носились взад и вперед по перекресткам, подобно разъяренным тараканам.


Из своей машины, стоявшей на вершине «клеверного листа», Билл, мой заместитель, оценивал обстановку. [4] Один из самых опытных боевых командиров в подразделении, [5] он намеренно использовал спокойный тон, когда связывался по радио с танками.


— Я Эхо 0-2 — задний ход.


Отъезд назад позволял танкам использовать высоту каждой эстакады «клеверного листа» в качестве защиты от пулеметного огня с земли. По мере того как их гусеницы набирали обороты, танковые сверхсложные системы управления огнем, тепловизионные ночные прицелы и баллистические компьютеры обрабатывали цифровые данные для своих 120-миллиметровых башенных орудий, чтобы открыть ответный огонь. Из стволов вылетели тридцатифунтовые снаряды. Демаскированные собственными вспышками выстрелов, вражеские позиции стали уничтожаться. Углы зданий обрушивались, витрины выносились, и разъяренные тараканы-пикапы проделывали огненные сальто назад. Тем не менее темп вражеского огня не уменьшался. Даже в военное время, наблюдая за ночной атакой, большинство солдат засыпают. Противник, с которым мы поначалу вступили в бой, включал в себя только тех людей, которые бодрствовали и несли охранение, но с каждой минутой все больше и больше человек пробуждались от тепла и дремоты в своих ячейках, хватали оружие и присоединялись к схватке.


Все, кроме одного танкиста, на приказ отойти ответили утвердительно.


— Ээээ… Эхо 0-2, у нас проблема, — наконец ответил пропавший танковый экипаж.


— Я Эхо 0-2. В чем дело?


— Должно быть, мы наткнулись на какой-то телефонный провод, когда спускались вниз по съезду, сейчас он полностью намотался на гусеницы, и я не могу вернуться назад.


— Я Эхо 0-2. Хорошо, как скоро вы сможете освободиться?


— Я не знаю — мы под сильным обстрелом! — крикнул тот в ответ. На заднем фоне ритмично стучал пулемет 50-го калибра.


— Я Эхо 0-2. Ждите на месте, я пришлю вам помощь.


Прежде чем Билл успел передать сообщение, группа из пяти оперативников «Дельта» спринтерским бегом на полусогнутых бросилась вперед. На вершине развязки пять человек разделились и присоединились к каждому из пяти танков, чтобы по-мочь скорректировать их огонь и успокоить нервы.


Находясь в нашем укрытии в нескольких километрах далее в пустыне, я внимательно слушал радиопереговоры и наблюдал за растущей плотностью и быстротой заградительного огня трассирующих боеприпасов, которые дугой проносились по черному, как смоль, небу. Я оценил обстановку. «Если противник будет продолжать атаковать, ему понадобится помощь», — подумал я. Связавшись с ударными вертолетами, болтающимися в небе на расстоянии ста миль, я приказал им подлететь поближе к перекрестку шоссе и приготовиться принять целеуказание от Билла и/или его людей. [6]


Билл вызвал меня первым:


— Эхо 0-1, я Эхо 0-2. Находимся под довольно сильным обстрелом со всех сторон. У меня один танк застрял на каком-то телефонном проводе. — Билл все еще говорил спокойно, но каждый раз, когда он выходил в эфир, я слышал рев башенных орудий танков позади него. [7]


Издалека послышалось вызванное допплеровским эффектом (4) вуп-вуп ударных вертолетов; звук повысил свою частоту при их приближении, а затем пронзительно прогремел над нашими головами и прыгнул прямо в бой. Пятисекундные очереди вертолетных 7,62-миллиметровых пулеметов Гатлинга (5), напоминающие звук бензопилы, возвестили противнику об их прибытии. Сражение продолжалось.



*****



Перед тем как ранним вечером «Росомахи» выехали из укрытия, я собрал их вместе и обратился ко всему отряду. Я хотел убедиться в том, что мы не становимся жертвами нашего собственного «цирка», — у всех нас должно было быть одинаковое понимание реальности насчет того, кем мы являлись, кем мы не являлись, и какова была наша задача, которую мы попытаемся реализовать в ту ночь.


Спрятавшееся за песчаными дюнами и окруженное почти непроходимыми пустынными руслами, известными как вади, наше укрытие представляло собой крошечное скопление одноэтажных зданий, которые когда-то служили самой секретной и без-опасной из всех иракских военных баз, такой себе иракской версией Зоны 51 в пустыне Невада. (6) Совершенно заброшенное и недоступное для всех, кроме не-скольких высших должностных лиц иракского правительства, оно был специально создано для того, чтобы быть переделанным в наше «мародерское» логово.


Мы назвали себя «Росомахами» в честь группы подростков, которая напала на вторгшуюся Советскую Армию в знаменитом фильме «Красный рассвет». [8] (7) Подобно киношным «Росомахам», мы также использовали маскировку и обман, чтобы запутать врага и ввести его в заблуждение. Большинство из нас за свою карьеру много раз работали под прикрытием: в качестве бизнесменов, туристов, даже как группа антропологов на раскопках в пустыне. Наш подход состоял в том, чтобы слиться с тол-пой где угодно. Это был образ жизни. Однако никто из нас никогда не пытался сделать то, что мы сейчас проделывали во время этой операции в иракской пустыне: замаскироваться под танковую дивизию.


Говорят, что вы не можете судить о книге по ее обложке, но мы надеялись, что иракские военные сделают именно так — это было что-то вроде современной версии Троянского коня. [9] Вот только вместо того, чтобы пытаться казаться безобидным, чтобы обмануть врага и заставить его ослабить бдительность, наподобие того как греки использовали коня против Трои, мы пытались казаться грозными, чтобы заставить врага поверить, будто мы являемся авангардом огромной танковой дивизии. Мы полагали, что путем проведения внезапных операций в стиле «ударь и беги» против иракских военных частей, защищающих центральный Ирак, мы сможем вселить страх и панику в их сердца и заставить их поверить, что мы окружили их и что их положение безнадежно.


До сих пор «Росомахи» действовали весьма успешно. Мы провели одно из самых длительных наземных проникновений в тыл врага за всю историю современной войны. [10] Сочетая точный огонь с точным маневром, наши небольшие, но ловкие силы смогли добиться эффекта, несоразмерного нашим размерам и затраченным усилиям. [11] Целые вражеские бригады оказались разбитыми и разбежались при виде наших «мародеров» и шухере наших «мародерских» набегов. Это был первый случай в истории, когда силам специальных операций для проведения специальных действий в тылу врага было придано танковое подразделение. Мы уничтожили сотни боевых машин Саддама — танки, артиллерию, ракетные установки и реактивные самолеты, большинство из которых бросались их расчетами и экипажами за несколько секунд до того, как мы буравили их с помощью технологического «пира» лазерных и высокоточных бое-припасов.


Наша уловка сработала намного лучше, чем наши даже самые оптимистичные ожидания. [12] Мы выполнили нашу общую задачу, заставив Саддама и его высших генералов поверить, что основное наступление ведется к западу от Багдада, а не оттуда, откуда на самом деле наступали все силы вторжения — с юга. [13] Иракские генералы соответствующим образом расположили свои оборонительные силы, и вследствие попыток обороняться везде они не смогли защититься нигде. С падением иракского правительства мы оказались единственным барьером между Саддамом и его последним потенциальным путем бегства из Ирака. Наша ложная танковая дивизия создавала впечатление, что обширные пустыни Северо-Западного Ирака оказались наглухо закрыты, заставив Саддама и его приспешников уйти в подполье, а не в изгнание, где они почти наверняка избежали бы правосудия. (см. карту 1).


Однако реальность нашей хитрости заключалась в том, что наш Троянский конь начал хромать. Мы начали операцию с десятью танками, доставленных нам с помощью С-17 под покровом ночи на взлетно-посадочную полосу, которую мы выскребли в пустыне, пока пробивались через безлюдные земли западного Ирака, напоминающих марсианский ландшафт. [14] Сотни километров труднопроходимой, бездорожной пустыни без всякой материально-технической поддержки легли тяжким бременем на десятку танков, [15] которые поначалу превратились в пять, когда двигатели перетрудились и частично вышли из строя, а затем что-то сломалось на каждом из оставшемся пяти. Все они остро нуждались в техническом обслуживании и ремонте, но этого не было.


У нас не было ни обслуживающего персонала, ни запасных частей, и мы никак не могли их достать. И не из-за какого-то бюрократического недосмотра, а потому что мы верили, что для успеха в «мародерстве» нам нужно быть ловкими, а если вы хотите быть ловкими, то должны быть быстрыми. Обычные военные описывают соотношение боевых войск и войск обеспечения выражением «зуб к хвосту» и многие традиционные специалисты называют такое идеальное соотношение как один к девяти. Наше же соотношение было один к одному. Мы были на 100 процентов зубастыми, и с нулевым хвостом, который мог бы замедлить наше движение. [16]


Когда я говорил в тот вечер, вокруг меня собралось около сотни тяжеловооруженных и сильно поседевших воинов. Не имея доступа к проточной воде и без пополнения запасов, они носили ту же одежду и гигиенические принадлежности, что и двадцать четыре дня назад. На их лицах застыло выражение чистого, неподдельного мужества.


— Не забывайте, что мы — небольшие подвижные силы; у нас нет достаточной боевой мощи или бронезащиты, чтобы противостоять крупным иракским механизированным частям или сражаться с повстанцами в городских районах, где они могут использовать тактику «роя», чтобы разрезать нас на куски.


Я сделал паузу, пока некоторые операторы что-то бормотали. Многие из мужчин, сидевших передо мной, съели свои зубы в Сомали, на улицах Могадишо. Некоторые из их лучших друзей были разорваны на куски, сопровождая злополучный конвой, который беспомощно двигался по улицам Могадишо, чтобы найти место крушения вертолета. Они с кристальной ясностью понимали, что может сделать «роящийся» враг с машинами, загнанными в тесные хаотические рамки городских джунглей.


— Ваша сегодняшняя миссия — провести демонстрацию силы на окраине Тикрита. [17] Мы не пытаемся захватить местность или уничтожить объект; это операция, основанная на внешних эффектах. Наша цель — заставить вооруженные подразделения в Тикрите поверить, что они окружены крупным американским бронетанковым формированием. Но для этого мы не можем просто прятаться в пустыне, мы должны показать им танки. Приближайтесь к окраинам города с крайней осторожностью; это родной город Саддама, и мы знаем, что для его обороны он держит там своих хорошо оснащенных и самых преданных людей, чтобы защитить его. Мы хотим подобраться к врагу достаточно близко, чтобы он смог нас увидеть, но не хотим вступать в решительное сражение. Все время держитесь спиной к пустыне. [18]



*****



— Эхо 0-1, я Эхо 0-2. Докладываю обстановку — это опять был Билл. — Здесь становится жарковато. По нашим оценкам, у нас не меньше пятисот врагов. — Он сделал паузу. — У них есть тяжелое оружие и РПГ. — Снова пауза. — Все дороги в город забаррикадированы, вдоль улиц расположены окопы с огневыми позициями, бункеры на крышах зданий и множество противотанковых орудий, установленных на автомобилях. Прием.


— Что ты предлагаешь? — спросил я его.


— Моя задача состоит в демонстрации силы, и мы определенно устраиваем шоу. — Он сделал паузу. — Вы сказали мне не вступать в решительное сражение, но даже если бы вы не сказали мне этого, то нас сильно превосходят численностью и вооружением, и прямо сейчас я реально опасаюсь потерять танк. Предлагаю: мы продолжаем атаковать и уничтожать противника, но как только освободим запутавшийся танк, мне нужно будет отступить в пустыню, чтобы не попасть под обстрел.


— Вас понял, одобряю. Как только этот танк освободится, отходите в пустыню и возвращайтесь к нашему укрытию, — передал я ему.


— Конец связи, — ответил Билл.


Через долю секунды после того, как Билл отключился, радио снова затрещало и ожило.


— Это Змей-01. Что, по-вашему, происходит? [19]


Это был наш командующий. Он следил за нашими радиопередачами со своего командного пункта, находившегося в другой стране, более чем в трехстах милях отсюда. [20]


Я не совсем понял смысл его вопроса, поэтому быстро обобщил нашу боевую за-дачу, а затем уточнил информацию о текущей обстановке с противником.


— Запрещаю, запрещаю, запрещаю. Вы не должны покидать этот город. Я хочу, чтобы вы продолжали двигаться вперед в город и уничтожили врага, — рявкнул он. [21]


Находясь в своем кондиционированном командном пункте, генерал видел сражение как серию цветных компьютерных иконок на гигантском плоском экране монитора. Он слышал эту битву как серию урезанных вопросов между мной и Биллом во время наших прерывистых спутниковых радиопередач. Чего он не мог видеть, так это вражеских войск, пытающихся прорваться через «клеверный лист», или прочных блокпостов, которые они так ловко соорудили на дорогах, ведущих в город. Он не чувствовал ни пронизывающего холода, ни той уязвимости, которую ощущало большинство «Росомах» в безоружных и незащищенных машинах, на которых они ехали. Он не слышал ни треска вражеских пуль, щелкающих над головами людей, подобно хлыстам, ни выводов, которые делали люди на земле относительно жестокой реальности их нынешнего затруднительного положения. У генерала не было никакого контекста событий.


За день до этого, в пятистах милях к югу, бронетанковые дивизии, шедшие во главе основной атаки коалиции, проникли в Багдад, испытывая шок и благоговейный трепет перед тем, что с того дня на военном жаргоне получило название «Громовой бросок». (8) Они сокрушили сопротивление противника, направив колонну бронетехники в самое сердце города.


Более чем вероятно, что наш командующий видел подобное же великолепие для нашей поддельной бронетанковой колонны. [22] Но «Громовой бросок» не был нашей миссией, и мои люди только притворялись частью бронетанковой дивизии. Настоящая бронетанковая дивизия имеет более трехсот танков и вдвое больше бронетехники поддержки. У нас же было всего пять танков, и по крайней мере в одном из них жизнь поддерживали искусственно. Более 150 000 человек и машин осуществляли атаку на Багдад. Мы же находились на окраине родного города Саддама, силами чуть меньше сотни людей.


Уважительным, но деловитым тоном я напомнил командующему, в чем состоит наша задача, а затем еще раз повторил серьезность положения противника.


— Я уже приказал Биллу выйти из боя и вернуться в пустыню, чтобы перегруппироваться. — Генерал ничего не ответил.


Через несколько секунд зазвонил мой защищенный спутниковый телефон — это был заместитель генерала. Он потратил пару мучительно долгих минут, пытаясь по-сократовски задавать вопросы, (9) чтобы заставить меня передумать. Я был терпелив с генералом, но я находился в эпицентре операции, и жизнь моих людей висела на волоске. Каждая секунда, потраченная на то, чтобы успокоить его, была потрачена впустую из-за концентрации на бое — я больше не мог болтать. Я сказал ему то же самое, что и командующему: «Это не наша задача; обстановка не оправдывает этого, и я уже приказал своим людям отойти».


Вокруг «клеверного листа» враг продолжал давить. Скоростные грузовики-пикапы пытались атаковать танки в лоб, противник пытался найти брешь в броне нашего троянского коня. Большинство боевых вертолетов были поражены огнем из стрелкового оружия и запросили разрешение на отход. [23] Каждый человек на перекрестке сражался с кишащим вокруг врагом, используя все оружие, которое было у него под рукой. Находиться в меньшинстве и уступать в вооружении было тем, к чему мои ребята были уникально подготовлены, и они были уверены, что смогут справиться — по крайней мере, некоторое время. Их лишь начали беспокоить радиопереговоры между генералом и мной, которые транслировались в каждой машине и в наушниках каждого человека.


Мой спутниковый телефон зазвонил еще раз. Это снова был заместитель генерала. Армейский полковник и на самом деле хороший парень, он оказался зажатым со своим боссом между молотом и наковальней.


— Послушай, Пит, я думаю, тебе следует послать своих ребят в город. Если ты не… эээ… пройдешь через этот город, может пострадать твое… эээ… будущее как командира. — телефон отключился.


Трое мужчин вокруг меня прекратили свои занятия и уставились на меня с широко раскрытыми глазами.


— Что ты собираешься делать, Пантера? — прошептал один из них.


«Помни о принципе 3М», — подумал я.



3M — это руководящий принцип, который я усвоил в самом начале своей военной карьеры и который с тех пор руководил моими действиями и создавал мне контекст. В 1985 году, когда я был новоиспеченным младшим лейтенантом, прибывшим для про-хождения военной службы в Корее, мой командир батальона, спокойный уравновешенный ветеран Вьетнама, напоминавший человека Мальборо, (10) вызвал меня в свой кабинет и спросил, слышал ли я когда-нибудь о принципе 3M.


— Нет, сэр — смущенно ответил я (я был уверен, что это то, чему я должен был научиться во время начальной офицерской подготовки). Он неторопливо подошел к доске и нарисовал в колонку три заглавных буквы «М», одну над другой. Затем он по-вернулся ко мне и пояснил:


— 3M — это ключ к успеху в жизни. Эти буквы означают миссию, людей и меня. — Затем он провел линию от верхней «М», через среднюю «М», вниз к нижней «М». — Они все взаимосвязаны между собой, — продолжил он. — Это означает, что если ты пренебрег одной из них, то испортишь все остальные. Первая буква «М» обозначает миссию. Это цель, ради которой вы делаете то, что делаете. Будь то ваша личная или профессиональная жизнь, убедитесь, что вы понимаете ее и что она имеет юридический, моральный и этический смысл, а затем используйте ее для руководства все-ми вашими решениями. Вторая «М» означает людей. Джошуа Чемберлен, школьный учитель, награжденный Медалью Почета во время Гражданской войны, однажды сказал: «Существует две вещи, которые офицер должен делать, чтобы вести за собой людей: он должен заботиться об их благополучии, и он должен проявлять мужество». Благополучие войск и мужество неразрывно связаны. Когда речь заходит о ваших людях, вы не можете быть хороши в одном, не будучи хороши в другом. Заботьтесь о благополучии своих людей, прислушиваясь к ним и руководя ими разумными способами, которые позволяют выполнить вашу миссию, всегда обладая мужеством своих убеждений, чтобы делать с их помощью правильные вещи. Последняя буква «М» означает меня самого. Есть определенная причина для того, что я иду крайним. Вы должны заботиться о себе, но вы должны делать это только после того, как вы позаботились о миссии и о людях. Никогда не ставьте свое личное благополучие или продвижение по службе выше выполнения своей миссии и заботы о своих людях…



— Эхо 0-1, я эхо 0-2. — тон Билла был настойчивым. — Мы почти освободили танк, но нам нужно немедленно покинуть эту позицию, иначе они окружат нас! — Билл кричал, чтобы слышать собственный голос сквозь гортанное стаккато тяжелых танковых пулеметов. — Я готов сделать все, что вы мне скажете. Что вы хотите, чтобы я сделал?


— Возвращайтесь в пустыню, как было приказано, — сказал я ему.


У Билла не было ни малейшего шанса ответить. Ворвался разъяренный голос командующего:


— Что ты сказал? Слушай меня, я же тебе говорил, что…


Наступила мертвая тишина. Я подождал еще минуту.


— Я Эхо 0-1. Повторите. Прием. — Я подождал еще несколько секунд, а затем повторил вызов еще два раза. Все та же мертвая тишина.


Я понятия не имел, что с ним случилось, но на самом деле это не имело значения. Билл и остальные «Росомахи», вероятно, уже покинули «клеверный лист», и больше они не отвечали на вызовы после того, как я сказал им, что они могут вернуться. Позже я узнал от своего близкого друга, который работал в штабе командующего, что на середине его передачи радиосистема, в которую кричал генерал, закоротилась и таким образом помешала ему поделиться оставшейся частью своего ответа со мной и миром. Он был настолько взбешен, что швырнул на пол радиогарнитуру и помчался в свою комнату. [24]


Когда через несколько часов взошло солнце, я вышел в пустыню, как это делал каждое утро, чтобы дождаться возвращения «мародеров Росомахи». Это был конец еще одного двадцатидвухчасового размытого боевого дня. Я стоял один в пустыне, когда машины въехали в относительную безопасность нашего укрытия, окруженного песчаными дюнами. Пока солдаты спешивались и начинали выгружать оставшиеся боеприпасы, проверяя себя и свои машины на предмет повреждений, один из самых старших бойцов подразделения, Армани, выскочил из головной машины и направился прямиком ко мне. С совершенно растрепанными волосами и одеждой, с отрешенным, как у зомби, взглядом, стараясь оставить глаза открытыми, но с идеально сохранившимися и подогнанными к телу оружием и снаряжением, он имел знакомый вид оператора «Дельты», возвращающегося после интенсивного ночного боя. Я не был уверен, что он собирался сказать. Никакого приветствия не последовало. Армани просто схватил меня за руку, посмотрел мне в глаза и хриплым от ночных криков голосом прошептал:


— Мы ловили каждое слово из вашего разговора с генералом, пока сражались ночью. Если бы мы въехали в этот город, нас бы разорвало на куски. Я просто хотел пожать вам руку и сказать спасибо.


Это простое рукопожатие и едва слышные слова благодарности от человека, которого я безмерно уважал, а также знание того, что все мои люди успешно вернулись с опасной миссии, были для меня определяющим моментом, которым я горжусь так же, как и любым другим событием в моей жизни. По иронии судьбы, я действительно не сделал ничего, кроме того, что должен был сделать. Я не вел атаку на вражеское пулеметное гнездо и не выполнял острых наполеоновских передовых оперативных маневров. Я просто поступил правильно. Это было правильно для миссии, это было правильно для людей, и это было правильно для меня.


Было много уроков из того, что отважные бойцы оперативной группы «Росомаха» сделали в первые дни боевых действий в Ираке. Интервью с захваченными в плен иракскими лидерами подтвердили, что Саддам и его генералы считали, что наша группа из нескольких сотен «мародеров» являлась авангардом главного удара коалиции. [25] Но самым важным уроком, который я извлек из тех первых дней боевых действий в Ираке, было главенство принципа 3М (миссии, людей и меня).


До инцидента на «клеверном листе» я много раз пользовался принципом 3М в своей военной карьере, но это был первый раз, когда я использовал его, чтобы принять решение о жизни и смерти за долю секунды. Сосредоточившись на своей миссии, своей ответственности за благополучие своих людей, а затем полностью исключив из уравнения любые мысли о себе, я смог распознать и приспособиться к навязчиво знакомому образцу современного поведения в бою, пока он разворачивался передо мной (лидер, введенный в заблуждение технологией и введенный в заблуждение гордыней, пытающейся принимать решения о жизни или смерти без обстоятельств, сопровождающих людей на земле).


Одна из печальных реальностей крупных организаций, подобных военным, заключается в том, что действительно значимые уроки из ключевых событий, таких как инцидент у «клеверного листа», редко фиксируются или распространяются в виде исторических записей. Для этого есть много возможных причин. [26]


Первая заключается в том, что фактическое событие и уроки, которые оно дает, могут негативно отразиться на некоторых или на всех лицах, вовлеченных в него, и, таким образом, они намеренно замалчиваются или маскируются произвольным штампом секретности, чтобы предотвратить их совместное использование.


В других случаях ключевые участники, сами военнослужащие, оказываются втянутыми в цикл непрерывных операций и у них нет достаточного времени, чтобы осмысливать и освещать реальные уроки событий. В тех редких случаях, когда у воинов действительно есть время поразмыслить, написать или поделиться своими мысля-ми, то, что они создают, зачастую оказывается замусоренным потребностью человеческой психики повысить собственную значимость или административной политикой и политическими условиями, которые на тот момент им противостоят и влияют на них.


Наконец, сами уроки чаще всего неверно фокусируются на драматических особенностях тактики и способов ведения боевых действий, а не на моделях действий и поведения, которые на самом деле были ответственны за исход события. Ибо не действие — ослепительная вспышка светошумовой гранаты или скрытное приближение спецназовца, оснащенного очками ночного видения, — имеет наибольшее значение, а лишь взаимодействие, в виде того, как мы думаем, как мы принимаем решения, и как мы их реализуем.


Конечная цель этой книги — поделиться тем, что я считаю спасающими и изменяющими жизнь уроками, которые мне посчастливилось усвоить в качестве ключевого участника многих наиболее впечатляющих событий новейшей истории. Единственный самый важный урок, который я усвоил, простой, но мощный фундамент, который лежит в основе всей книги, заключается в том, что самое эффективное оружие на любом поле боя, будь то война, бизнес или жизнь, — это способность вашего разума рас-познавать закономерности.


Закономерности мышления, закономерности природы и закономерности истории — это лишь некоторые из бесконечных примеров глубинных закономерностей жизни, определяющих поведение сложного мира, вращающегося вокруг нас. Закономерности показывают, как работает этот реальный мир. Будучи осознанными, они позволяют нам понять, приспособиться и овладеть будущим, когда оно разворачивается перед нами.


Хотя в каждых конкретных обстоятельствах эти закономерности меняются, метод, с помощью которого я научился их распознавать, всегда оставался одним и тем же. Это удавалось делать благодаря использованию руководящих принципов, таких как 3M.


Использование руководящих принципов для выявления закономерностей является аксиомой. Чтобы облегчить себе выявление и приспособление к грядущим погодным условиям, моряки древности придумали руководящий принцип «Красное небо ночью — это радость моряка; красное небо утром — это предупреждение моряка». Чтобы помочь всем нам осознать, что история раскрывает закономерности, а закономерности раскрывают жизнь, философ Джордж Сантаяна (11) придумал руководящий принцип «Те, кто не прислушивается к урокам истории, обречены повторять их». Вот каков скрытый смысл руководящих принципов как моряков, так и Сантаяны, этот присущий им урок, имеющий глубокие последствия для всех нас, — чтобы распознать и приспособиться к основополагающим закономерностям жизни, вы должны запомнить этот руководящий принцип!


В каждом новом бою, и в каждой операции, в которых я принимал участие, я все больше и больше убеждался в силе нескольких руководящих принципов, раскрывающих закономерности. Поэтому я начал записывать их на все, что было под рукой, и прятать эти записи в любом снаряжении, которое было на мне в то время, — на обороте гостиничных бланков, спрятанных в подкладке моего пиджака в Колумбии; буквенно-цифровым кодом на внутренней стороне моей книги на сербохорватском языке, когда я сидел в конспиративной квартире в Боснии; на обороте карты, когда меня преследовал медведь гризли в Монтане; в карманной записной книжке, завернутой в пакет для сэндвичей, чтобы защитить ее от сильных снежных бурь в Афганистане; в Ираке, сидя со скрещенными ногами во время песчаной бури, используя инфракрасные чернила в сиянии зеленого света от очков ночного видения. Не имело значения, в ка-кой стране я нахожусь, с какой культурой я взаимодействую или с какой сложной ситуацией я имею дело — полезность руководящих принципов никогда не колебалась. Я понял, что действительно значимые уроки из всего этого опыта и являлись руководящими принципами.


Сила руководящих принципов, описываемых в этой книге, таких как «Всегда слушайте людей на земле»; «Если сомневаетесь, развивайте ситуацию»; и «Не позволяйте Чихуахуа загнать тебя на дерево», заключается в том, что они предоставляют вам и направление и контекст одновременно, с целью распознавания и веры в основополагающие закономерности жизни, чтобы мы могли понять, приспособиться и овладеть будущим, когда оно разворачивается перед нами.


Хотя культура отряда «Дельта» — это культура спокойного профессионализма, в которой смирение ценится превыше самовозвеличивания, эта же культура прививает врожденное чувство ответственности, чтобы всегда стремиться внести свой вклад в общее благо. Я считаю, что лучший способ уравновесить это напряжение — поделиться в этой книге своим опытом и соответствующими выученными уроками.


Моя мотивация для написания этой книги не является личной или политической. Напротив, я считаю, что точное понимание и обмен уроками из прошлого — это важный шаг для обретения понимания и подготовки к будущему. Если мы должным образом усвоим эти уроки, извлеченные из руководящих принципов, то они помогут нам, как отдельным людям, так и целому государству, извлечь уроки из нашего опыта и лучше подготовиться к тому, чтобы не только выжить, но и процветать в неопределенном и непредсказуемом будущем.


Истории, изложенные в этой книге, и руководящие принципы, которые они дали, принадлежат всем нам.



ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА:


(1) Сам термин пришел со времен Второй мировой войны, он использовался для опи-сания действий трех тысяч американских добровольцев из 5307-го сводного временно-го подразделения, называвшихся также «Мародерами Меррилла» в тылу японцев в Бирме. Они зачастую выходили за пределы страны и вели ожесточенные бои за каждый опорный пункт. Их возглавлял армейский офицер Фрэнк Д. Меррилл.


(2) Кольцевая многоуровневая развязка на автостраде.


(3) Суперкубок (Super Bowl) — финал чемпионата США по американскому футболу.


(4) Эффект Допплера – изменение частоты и, соответственно, длины волны излучения, воспринимаемой наблюдателем (приёмником), вследствие движения источника излучения и/или движения наблюдателя (приемника).


(5) Семейство многоствольных скорострельных пулеметов, построенных по схеме Гатлинга.


(6) Зона 51 (Area 51) – общее название секретного комплекса объектов ВВС США на невадском полигоне. Расположена в южной части штата Невада, в 134 км к северо-западу от Лас-Вегаса.


(7) Красный рассвет (Red Dawn) – американский художественный фильм 1984 года о Третьей мировой войне и вторжении советских войск в США.


(8) Рейд батальонной тактической группы 1-го батальона 64-го бронетанкового полка 2-й бригады 3-й пехотной дивизии Армии США с целью прощупывания обороны иракцев. Начался к югу от Багдада и шел по основным дорогам в сторону нового аэропорта. Более подробно это сражение описано в книге Thunder Run: The Armored Strike to Capture Baghdad by David Zucchino, published 22 March 2004.


(9) Метод Сократа — метод, названный в честь древнегреческого философа Сократа, основывающийся на проведении диалога между двумя индивидуумами, для которых истина и знания не даны в готовом виде, а представляют собой проблему и предполагают поиск. Этот метод часто подразумевает дискуссию, в которой собеседник, отвечая на заданные вопросы, высказывает суждения, обнаруживая свои знания или, напротив, своё неведение.


(10) Колоритный ковбой, персонаж известной рекламы сигарет.


(11) Джордж Сантая́на (англ. George Santayana), урождённый Хо́рхе Агусти́н Никола́с Руи́с де Сантая́на — американский философ и писатель испанского происхождения.

ЧАСТЬ 1



ГЛАВА 1



КАК Я ЗДЕСЬ ОКАЗАЛСЯ:


ЗАКОНОМЕРНОСТИ РЕТРОСПЕКТИВЫ



Как так случается, что мы в конечном итоге делаем то, что делаем в жизни? Как мы становимся тем, кем становимся? Как мы попали туда, где находимся сегодня? В какой-то момент своей жизни мы все задаем себе эти вопросы. Конечно, на них нет одного единственного объяснения причин и следствий или однозначного ответа, но, оглядываясь назад через призму ретроспективного анализа, мы можем распознать ряд определяющих действий, переживаний, идей и возможностей, которые в конечном счете и сформировали наши пути. История раскрывает закономерности, а закономерности раскрывают жизнь.


Я родился и вырос в Оук-Парке, штат Иллинойс. У моих родителей было девять детей. Да, мы ирландско-католического происхождения (это первый вопрос, который задают большинство людей, когда слышат о девяти детях).


Дом, в котором я вырос, был построен в 1896 году. Это тот же самый дом, в котором сегодня живет моя мать. Жизнь с четырьмя мальчиками и пятью девочками имела свою долю уникальных особенностей. Еды всегда не хватало. Копченую колбасу мы считали деликатесом, и когда от нее оставалось несколько ломтиков, их обычно прятали за чем-нибудь другим в холодильнике — семейный дарвинизм в действии. Хотя в доме было шесть спален, все четверо мальчиков спали в одной комнате, — моя мать запирала нас на ночь, чтобы мы не спускались вниз и не совершали набегов на кухню. Поэтому чтобы получить дополнительный паек, — а я был уверен, что он мне необходим, — я стал вылезать из окна, ползать по крыше, свисать с водосточных желобов и падать на землю, после чего возвращаться в дом через подвальное окно, которое я оставлял открытым перед тем, как лечь спать.


Мои братья и сестры, вероятно, сказали бы, что мой самый большой талант в детстве — это умение находить вещи. Мои родители управляли плотно населенным кораблем. Когда кто-то из моих братьев и сестер завладевал чем-то, что мои родители считали неуместным, к примеру, брюками-клеш моей сестры с глубоким вырезом, альбомом группы Doors моего старшего брата или пневматическим ружьем моего младшего брата, родители отбирали «оскорбительные» предметы и прятали их в таких местах, куда никто, включая моих родителей, никогда больше не заглянул бы. Мои братья и сестры неизменно обращались ко мне за операцией по спасению. Моя работа была очень простой. Ключевыми для меня были размер, форма и состав того, что я искал. Пневматическое ружье требовало прочного тайника величиной, равной ее длине, альбом Doors — длинной тонкой щели, в то время как штаны моей сестры можно было втиснуть почти в любое место. Я всегда представлял себе, где бы я спрятал этот предмет, если бы был моими родителями (высоко и вне досягаемости от моего младшего брата, странные и неожиданные места для вещей моей сестры и т.д.). Я знал каждый уголок и щель в доме, так что, если комод или коробка в шкафу были перекошены, это был верный признак того, что я близко от цели. В использовании чего-либо в качестве тайника не существовало никаких запретов: вещи прятались внутри телевизоров, за ящиками комода, на верхушке печи в подвале. Мои поисковые миссии никогда не заканчивались провалом — никогда! Помогать моим братьям и сестрам находить их вещи было круто, но это не то, что меня заводило. Больше всего меня возбуждали острые ощущения охоты.


Я пришел к убеждению, что в сердце каждого мальчишки таится зерно воина. Даже мальчик, родившийся и выросший в пузыре, без телевизора или игрушек, будет время от времени обкусывать свой тост в форме пистолета, или же украдкой катать свой пузырь через всю комнату, чтобы подкрасться к своей маме. Степень, в которой растет и расцветает зерно воина, зависит от жизненного опыта, в котором оно взращивается. У меня был один важный опыт, который я впервые испытал в возрасте семи лет. Это были не Бойскауты, — это была «бомбардировка автомобилей».


Для меня и моих друзей, «бомбардировка автомобилей» не имела ничего общего с попытками напугать людей или нанести ущерб их имуществу. На самом деле это был наш способ впитывания того, что я с тех пор стал называть «коктейлем воина» (возбуждение охоты, смешанное с трепетом погони).


Мы были разборчивы, с тем, чтобы создать наилучшие условия для возможных погонь людьми, которые будут оспаривать нашу способность бегать, уворачиваться, уклоняться и проявлять хитрость. Свои позиции для «бомбардировки» мы выбирали с большой осторожностью, чтобы достичь элемента внезапности. Нашими излюбленными местами были дома, окруженные густыми вечнозелеными деревьями или кустами можжевельника. Мы кидали снежки только в машины, которыми управляли мужчины — чем они были моложе и чем их было больше, тем было лучше. В таком случае, если тебя ловили, тебе приходилось платить высокую цену. Либо из тебя вышибали всю дурь и тут же умывали лицо снегом, либо тебя отволакивали в полицейский участок и запирали там до тех пор, пока за тобой не приходили твои родители — моим наибольшим достижением было то, что я ни разу не попался.


Время от времени наша численность возрастала до пятидесяти детей, обладавших зачастую более чем пятьюдесятью замороженными «снарядами». Таки дни мы называли «ковровыми бомбардировками автомобилей». Прежде чем начать «бомбить», я собирал вокруг себя младших детей — большинство из которых были очень напуганы — и делился тем, что мы называли золотыми правилами бомбометания.


«Будьте начеку. Знайте, как открываются и закрываются все ворота, и помните, у кого во дворах есть собаки. Сдвиньте шапку повыше, чтобы ничто не мешало вам видеть то, что происходит вокруг вас».


«Когда начнется погоня, сохраняйте гибкость. Мы можем бежать куда угодно — мы дети, а они нет. Часто меняйте направление движения: чем больше вы будете держаться вне поля зрения преследователя, тем меньше он захочет продолжать преследовать вас. Если снег свежий, никогда не прячьтесь — ваши следы выведут его прямо на вас»


«Если ты не можешь от них убежать, ты должен их перехитрить. Если парень вот-вот поймает тебя, чуть притормози, а затем падай на землю калачиком, и он споткнется о тебя и полетит в снег. Если тебя поймают, начни кричать во все горло и говори им, что ты просто шел домой из школы, а какие-то более старшие дети сказали тебе бежать. Если все остальное не сработает, просто оставайся со мной, — я позабочусь, чтобы ты ускользнул».


«Бомбардировка автомобилей» более, чем любая другая деятельность в моей юности, оказалась опытом, позволившим моему зерну воина прорасти и дать всходы, а также вооружила меня умом, полным вариантов действий как охотника, так и преследуемого.


Школа оставила у меня лишь смутные воспоминания. Большую часть времени я проводил с друзьями, занимаясь спортом или просто развлекаясь. Я бегал по пересеченной местности и играл в хоккей с шайбой, — это были эдакие направляющие, выполнявшие двойную функцию: они удерживали меня от неприятностей и поддерживали в отличной физической форме. Я постоянно слушал Led Zeppelin и нянчился с детьми своих соседей, чтобы заработать себе на жизнь. И хотя в свои подростковые годы я мало что мог изменить, в последний год моей учебы в школе случилось одно событие, относительно которого, если бы мне снова предоставили такую возможность, я бы обязательно попросил дать мне еще одну попытку все исправить.


За несколько месяцев до окончания школы одна моя соседка сказала мне, что если я приглашу ее подругу на свой выпускной бал, то она обязательно скажет «да». Я был совершенно ошарашен. За четыре года обучения в средней школе я еще ни разу не ходил на танцы, и это был мой последний шанс. Я уже давно был влюблен в ее подругу, но так и не смог набраться смелости пригласить ее на свидание. Теперь, когда угроза отказа была сведена к минимуму, я решил, что смогу легко поставить точку в этом вопросе. В тот день, возвращаясь домой из школы, я мысленно репетировал слова, которые произнесу, когда позвоню ей позже вечером. Я был королем, набиравшим шесть цифр ее номера, а затем вешавшим трубку — все это было весьма нелегко. Погруженный в свой гипотетический телефонный разговор, я не заметил, как лифтованный «Додж Чарджер» (1) перескочил через бордюр и остановился на идеально ухоженной лужайке в нескольких футах от меня. Из басов на заднем сиденье гремела композиция «Kashmir» от Led Zeppelin. Трое моих друзей, чем-то возбужденных, выскочили из машины и окружили меня.


— Подожди, сейчас ты услышишь, что мы запланировали на выпускной вечер! —объявил Билли Паппас, курчавый греческий парень, любивший пить пиво.


— Бочонок пива? И потом после этого живая группа на вечеринке? — удивился я. Билли не стал дожидаться моего ответа.


— Для всех этих придурков, идущих на танцы, это будет самая большая шутка в школьной истории!


— Подожди минутку, Билли. Разве ты не идешь на выпускной со своей девушкой? — недоверчиво переспросил я.


— Ни за что, — ответил он. — Это будет гораздо веселее!


— Да ладно тебе, Пит, без тебя мы не справимся, — все вместе хором подхватили они. Но я молчал. — Без тебя нас точно поймают; ты нам нужен, парень.


Личное эго обладает мощным притяжением у всех людей, но подростка мужского пола оно просто порабощает. Когда они объясняли мне «план», я не припомню, казалось ли мне это вообще хорошей идеей или даже хорошим времяпровождением, но они действовали так, будто действительно нуждались во мне. Я не думал ни о том последнем танце, ни о той девушке, которая, вероятно, в эту самую минуту была дома и ждала моего звонка. Я думал только о том, насколько сильно мои приятели восхищались моими талантами мастера уклонения и как, бросив свою шапку вместе с ними, я легко избавился от необходимости подходить к диску телефона, чтобы набрать ту последнюю седьмую цифру.


В день танцев мы вместе скинулись нашими долларами и мелочью и купили ящик пива и бушель (2) спелых томатов. Разделив между собой помидоры и пиво, мы вчетвером устроились поудобнее, спрятавшись в густых зарослях можжевельника, окружавшего угловой дом в одном квартале от средней школы. Там мы просидели следующие два часа, ожидая того, что по плану должно было стать парадом автобусов, загруженных парами выпускников, направляющимися на танцы. Мы коротали время, потягивая пиво и болтая о том, насколько глупыми были все остальные парни, которые на самом деле пошли на выпускной бал и пропустили все это «веселье». В воздухе стоял тяжелый запах мочи и сосен. Наконец, одинокий оранжевый школьный автобус с грохотом покатился вниз по улице по направлению к нашей засаде.


Совершенно упившиеся пивом, мы все вчетвером выскочили из кустов, улюлюкая и крича, как безумные дикари. Каждый из нас швырнул по пять-шесть помидоров в манере, полностью соизмеримой с эффектом от выпитых пяти-шести бутылок пива. Уверен, что ни один помидор не нанес серьёзного ущерба автобусу, по крайней мере, за все свои я могу поручиться. Я помню, как стоя на краю улицы в теплых весенних сумерках своего выпускного года, смотрел на пару, которая сидела на заднем сиденье автобуса, потерявшись в объятиях друг друга и совершенно не обращавшую внимания на меня и помидоры, которые я только что бросил. Где-то вдалеке завыли полицейские сирены — кто-то вызвал полицию.


«Что я натворил? — поразился я. — Я отказался от своего последнего шанса пойти на школьные танцы ради самой дурацкой шутки, в которой когда-либо участвовал». Дальше по улице молча стояли два моих приятеля, являвшие собой зеркальные отражения меня самого, но только не Билли. Он стоял посреди улицы, весь потемневший от переполнявшей его ярости, и кричал во всю глотку: «Да пошла ты, Синди!» — и при этом выставил, как копье, средний палец теперь уже далекому школьному автобусу. Вот тогда-то меня и осенило, — все это имело смысл.


Шутка заключалась в том, чтобы отомстить своей девушке, с которой он расстался пару недель назад. Чтобы провернуть этот розыгрыш и, — что не менее важно — помочь себе расплатиться за пиво, он нуждался во мне и моих приятелях.


Меня обманули. Я должен был это предвидеть. Я чувствовал, как на моем лбу образуется гигантская буква L. Я чувствовал себя полным неудачником. (3)


— Эй, ребята, копы уже едут. Давай за мной! — я повернулся и побежал в ближайший переулок. Спустя три часа и много миль копы сдались. Благодаря погоне и тому факту, что нам всем удалось сбежать, мои приятели сочли это величайшей шуткой всех времен. Но только не я. Большинство из нас помнит имя человека, с которым ходили на выпускной бал. Я же запомнил только имя девушки, которую так никогда и не попросил.


Положительный момент моего искреннего сожаления состоял в том, что этот инцидент усилил стремление, сопровождающее меня на протяжении всей жизни, лучше понять, почему я иногда принимаю такие тупые решения. Я больше никогда не хотел, чтобы у меня на лбу образовывалась эта гигантская буква L. Кроме того, я вписал еще одну ошибку в свое жизненное резюме ошибок, в свой биографический отчет обо всех премудростях и знаниях.


После окончания школы я поступил в Университет Южного Иллинойса в Карбондейле, штат Иллинойс. Я выбрал это учебное заведение не из-за профессуры, и не из-за специализированных учебных планов, и даже не потому, что он находится в Иллинойсе. Я выбрал его потому, что он располагался в самом центре национального парка, — лесного массива Шони. 275 тысяч акров Национального леса Шони раскинулись на труднодоступной, подвергшейся воздействию ледников, дикой местности Южного Иллинойса между реками Огайо и Миссисипи. Я влюбился в этот край во время моего первого визита в ВУЗ, и на протяжении последующих четырех лет лес продолжал оказывать мощное влияние на мою студенческую психику. Большую часть уик-эндов я проводил в походах с друзьями в самые труднодоступные и малоизученные уголки леса. Названия этих мест — Логово Пантер, Гигантский Город, Тропа Слез и Кухня Дьявола — точно отражали как их недоступность, так и опасности дикой природы, которые они представляли.


В те дни Университет Южного Иллинойса был наиболее известен своими вечеринками в честь Марди Гра, (4) похожих на Хэллоуин. Десятки тысяч студентов ежегодно съезжались в университет на праздничные мероприятия. Город поощрял массовые гуляния, закрывая главную улицу и позволяя изысканно одетым гулякам веселиться и вступать в стычки, пока они буквально не валились с ног. Костюм имел большое значение — вы не просто должны были его носить, вы должны были стать тем, что он выражал: пиратами, блудницами, вампирами и гангстерами. Я обратил внимание, что выбранный костюм во многих случаях являлся хорошим индикатором определяющей доли личности владельца костюма.


Каждый год я одевался одинаково, — как коммандос. Я мало что знал о том, что такое коммандос. В своем незапятнанном невоенном сознании я воспринимал их как некий гибрид Джеймса Бонда и спартанского воина. Мое пристрастие изображать коммандос не имело ничего общего с оружием или взрывами, хотя я определенно считал, что это тоже очень круто. Скорее, то была интрига той роли, которая полностью восхищала меня. В частности, то, что я считал инструментами работы коммандос — маскировка, обман и диверсии, — все это использовалось ради переигрывания противника. С каждым последующим годом, когда я одевался и погружался в роль, я чувствовал себя все более и более уверенным в том, что нахожу свой жизненный путь.


На втором курсе я пошел с друзьями в кинотеатр, расположенный в центре нашего городка, чтобы посмотреть двойной сеанс фильмов «Охотник на оленей» и «Апокалипсис сегодня». (5) Я был загипнотизирован. Меня пленила не музыка, не ракеты и даже не сами фильмы. Вместо этого, наибольшее впечатление на меня произвела тщетность того, каким образом мы сражались на войне, и объекты этой тщетности — храбрецы, которые должны были сражаться. Эти два фильма пробудили во мне интерес к войне во Вьетнаме. Мое новообретенное любопытство заставило меня сделать то, чего раньше не удавалось сделать всем моим академическим курсам — я стал завсегдатаем университетской библиотеки.


Каждый вечер, сидя за одним столом в редко посещаемом отделе архивов периодических изданий, я неделями рылся в толстых черных переплетах старых номеров журнала Life. Я прочел все рассказы о Вьетнаме, но больше всего на меня повлияли фотографии. У меня возникло много вопросов, поэтому я разыскал и переговорил с некоторыми ветеранами Вьетнама, которые в то время преподавали в университете. Они поделились со мной своими взглядами, и чем больше я их слушал, тем больше разочаровывался. Я в целом был раздосадован, потому что, как бы тяжело мне ни было признаваться в то время, я понял, что моя страна проиграла войну. Я был особенно расстроен, потому что чем больше я узнавал о решениях, принятых различными руководителями во время войны, тем больше я убеждался, что именно эти решения, а не враг, привели нас к поражению. Как могло такое множество, казалось бы, ярких и умных людей в нашем правительстве принять столько плохих решений? От Кеннеди и Макнамары и до Никсона и Уэстморленда, — решения, которые они принимали относительно всего, начиная с того, как мы оказались вовлечены в войну, и заканчивая тем, как мы на самом деле воевали, — совершенно сбивали меня с толку.


Я удивлялся, почему мы не создали партизанскую армию для борьбы с Вьетконгом вместо того, чтобы тратить миллиарды на создание вестернизированной версии традиционной армии, которая не соответствовала ни культуре Южного Вьетнама, ни противникам, которых они пытались победить. Когда я смотрел на боевые фотографии в журнале Life, я удивлялся, почему наши военные силы передвигались такими крупными, неуклюжими формированиями, вместо того чтобы разделить их на небольшие группы, придав им большую маневренность? Почему они повсюду летали на вертолетах, сообщая врагу о своем местонахождении и намерениях, куда бы они ни направлялись? Почему они не оставались в джунглях вместо того, чтобы все время возвращаться в свои базовые лагеря? Для того, чтобы победить врага, почему мы не сражались так, как он?


Я начал развивать глубоко укоренившееся затем уважение к Вьетконгу, хотя потребовалось еще много лет, прежде чем я почувствовал себя комфортно, признав это. Они всегда были легкими и проворными. Они несли и имели только то, что им было нужно для выполнения задания: тубу риса, АК-47, несколько магазинов с боеприпасами и просторную темную пижаму. Похоже, что их отношение к боевым операциям описывалось словами «в бою все средства хороши». Они сосредотачивались только тогда, когда это требовалось, обычно воюя небольшими группами, вплоть по два-три человека. Когда становилось слишком жарко, они снова таяли в джунглях, чтобы снова вступить в бой на следующий день. Они были очень проворны.


Курс американской истории, который я прослушивал в то время, предлагал мне совершить экскурсию в Геттисберг, штат Пенсильвания, чтобы осмотреть знаменитое поле битвы Гражданской войны. Поначалу меня это не интересовало — в конце концов, что я мог узнать, пройдя через кучу кукурузных полей и слушая рассказы о битве и войне, которые произошли более ста лет назад? Через несколько дней, гуляя по кампусу, я столкнулся с одним из ветеранов Вьетнама, с которым недавно подружился. Я спросил его, что он думает о поездке в Геттисберг. «Если ты хочешь узнать, что пошло не так во Вьетнаме, — глубокомысленно ответил он, — то ответ можешь найти в Геттисберге». Потом он повернулся и пошел прочь. Это все, что он мог сказать по этому поводу. Любопытствуя познать смысл его загадочного ответа, я в тот же день чуть позднее записался в эту поездку.


В Геттисберге наша группа провела интерактивную экскурсию по полю боя. Шагая по густо поросшим лесом холмам и пологим кукурузным полям, наш гид объяснял тактическое значение каждого из крупных боестолкновений этого сражения. Самым поразительным было то место в центре поля боя, где произошла пресловутая Атака Пикетта. (6) Генерал Роберт Э. Ли, главнокомандующий войсками южан, приказал генералу Джорджу Пикетту и пятнадцати тысячам его людей пройти в плотном боевом порядке, колоннами, через открытое кукурузное поле длиной в милю и провести лобовую атаку на передовые части армии Союза. Войска Союза расположились за каменной стеной высотой в четыре фута на вершине холма, господствующего над полем боя. Когда я стоял посреди кукурузного поля и смотрел на холм и стену, мне пришла в голову только одна мысль: как они могли так поступить со своими людьми? Я не мог понять, как генерал Ли и его подчиненные генералы, такие как Пикетт, могли оказаться настолько безрассудными в отношении жизни своих людей. Наш гид сказал нам, что один из генералов южан — Джеймс Лонгстрит — казалось, признал безумие лобовой атаки, когда его обсуждали в первый раз, но вместо того, чтобы пасть на свой легендарный меч и сделать правильные вещи для своих парней, он капитулировал перед божественными наставлениями генерала Ли. «Такова воля Божья», — постоянно успокаивал Ли своих офицеров. Половина людей, которые начали пресловутую самоубийственную атаку Пикетта, в конечном итоге оказались убиты или ранены. Они умерли за правое дело, но убили их собственные вожди. Конечно, офицеры армии Конфедерации в Гражданской войне не обладали монополией на рынке безрассудства — армия Союза посылала своих людей на столь же немыслимые смерти при Манассасе и Фредериксберге, назовем лишь эти два сражения.


В автобусе, возвращаясь домой из Геттисберга, я задавался вопросом, почему обе стороны вели войну именно так, как они ее вели? Почему они были так организованы — сражаясь непримечательными плотными строями и всегда в открытую? Почему бы просто не сформировали небольшие группы людей, которые проникали бы ночью и находили бы лазейки в обороне противной стороны? И почему бы не использовать деревья и местность для прикрытия во время стрельбы по врагу? Все это мне казалось простым здравомыслием. Может быть, именно это и имел в виду ветеран Вьетнама, когда сказал мне, что Геттисберг поможет мне понять, что пошло не так во Вьетнаме? То, как вели войну обе стороны, не поддавалось никакому объяснению, потому что решения, принятые вокруг того способа ведения войны, к которому они прибегали, противоречили здравому смыслу. Модель плохого принятия оперативных решений и бессмысленного жертвования жизнями хороших людей, которая определяла Геттисберг, другие сражения Гражданской войны и Вьетнам, останется в особом уголке моего сознания на протяжении всей моей военной карьеры и остается там по сей день.


Несколько месяцев спустя, в апреле 1980 года, произошло событие, которое оказало коагулирующее воздействие на все мои предыдущие жизненные переживания. Пока я коротал время между занятиями в студенческом центре, срочные новости прервали трансляцию на большом экране телевизора. Диктор сообщил, что Соединенные Штаты только что провели неудачную операцию по спасению заложников в иранской пустыне.


В последующие дни стране стали известны подробности так называемой операции по спасению заложников «Пустыня один». (7) Восемь вертолетов, шесть транспортных самолетов С-130 и девяносто три спецназовца отряда «Дельта» тайно проникли в Иран, чтобы провести операцию по спасению заложников. План состоял в том, чтобы встретиться посреди пустыни в точке, названной «Пустыней Один», долететь на вертолетах до другой точки, названной «Пустыней Два», а затем провести штурм американского посольства в Тегеране и вернуть домой американских заложников. Но отряд «Дельта» так и не добрался до «Пустыни Два» и до Тегерана. Операция была прервана после того, как у трех из восьми вертолетов возникли технические проблемы по пути в «Пустыню Один». Миссия закончилась катастрофой, когда один из вертолетов, который добрался до «Пустыни Один», столкнулся с транспортным самолетом во время дозаправки на земле. В последовавшем после этого аду погибло восемь американских солдат. Заложники останутся в плену еще на восемь месяцев.


Для Соединенных Штатов эта операция оказалась грандиозным провалом. Последующее расследование Конгресса выявило поразительный уровень халатности со стороны правительственных учреждений и военных руководителей, вовлеченных в это дело. Особо было отмечены три основных недостатка: 1) способ, которым операция была спланирована, и чрезмерно сложный план, который в результате появился; 2) чрезмерная зависимость от использования плохо оснащенных вертолетов и плохо обученных экипажей; 3) чрезмерное внимание к оперативной секретности среди военных руководителей, что не позволяло им обмениваться критически важной для миссии информацией друг с другом. [1]


Неудавшаяся операция по освобождению заложников в Иране стала для меня Рубиконом. Осознание того, что храбрецы рисковали и отдавали свои жизни в попытке спасти соотечественников-американцев, заставило меня впервые задуматься о своей собственной жизни. Я осознал, какая на самом деле у меня была прекрасная жизнь, и как мне повезло, что у меня были все свободы и возможности расти и жить своей собственной жизнью в Соединенных Штатах. Я также чувствовал себя в равной степени смущенным и разочарованным. Я испытывал смущение от того, что моя страна провалила столь важную миссию на мировой арене, и разочарование в том, как военные планировали и выполняли эту операцию, что, по сути, обрекло ее на провал еще до ее начала.


И снова я задал себе вопрос: как такое количество, казалось бы, умных людей может принимать столько плохих решений? После этого я почти месяц не смотрел телевизионные новости. Вместо этого я совершал множество долгих пробежек, размышляя о том, что же такое моя жизнь и как я бы мог внести свой вклад ради общего блага. В тот период моей студенческой карьеры я был опытным марафонцем и триатлонистом, большую часть времени я проводил вне класса, бегая, плавая и катаясь на велосипеде по холмам и лесным тропам Южного Иллинойса. Через несколько недель я уже знал, что мне нужно делать.


Я хотел что-то вернуть своей стране, я хотел внести свой вклад, — и решил пойти в армию. Три года спустя, выполнив требования для получения степени бакалавра и поступив в аспирантуру, я записался в армию и поступил в офицерскую кандидатскую школу. Когда мой вербовщик, армейский сержант, спросил меня, что побудило меня вступить в армию, я сказал ему, что хочу быть уверенным, что Соединенные Штаты никогда больше не потерпят неудачу в важной миссии и что хорошие люди никогда больше не умрут из-за плохого процесса принятия решений. И хотя это, вероятно, в то время прозвучало немного банально, я добавил: «Моя цель — сохранять жизни, а не отнимать их». Он ответил мне вопросом, не хочу ли я в таком случае поступить в армейский медицинский корпус. «Нет, — сказал я ему с большой уверенностью. — Я хочу вступить в отряд “Дельта”».


Я хотел участвовать в самых сложных и сложных миссиях, с которыми столкнется наша страна. Я хотел действовать как гибрид Джеймса Бонда и спартанского воина. Я хотел внести свой вклад. Я пошел в армию, чтобы стать офицером в «Дельте».



ПРИМЕЧАНИЯ:



(1) Лифтованный автомобиль — автомобиль с приподнятой подвеской для увеличения дорожного просвета. Элемент автомобильного тюнинга.


(2) Единица измерения сыпучих и жидких тел в англо-американской системе мер, соответствует примерно 35 литрам. Здесь, скорее всего, имеется ввиду тара для хранения и транспортировки сельскохозяйственной продукции, — в международной торговле под бушелем, как правило, понимается коробка весом 38,691 кг.


(3) L от слова Loser (неудачник). Одно из самых страшных оскорблений в Штатах.


(4) Масленичный вторник, вторник Покаяния — народный праздник в некоторых городах США.


(5) «Охотник на оленей» (The Deer Hunter) — военная драма Майкла Чимино 1978 года, о судьбе трёх молодых американцев восточнославянского происхождения, призванных на войну во Вьетнаме. «Апокалипсис сегодня» (Apocalypse Now) — знаменитая военная драма Френсиса Форда Копполы 1979 года о войне во Вьетнаме. Оба фильма являются классикой военного кино.


(6) Сражение при Геттисберге, считающееся поворотным моментом Гражданской войны США, продолжалось с 1 по 3 июля 1863 года и представляло собой череду атак армии южан на позиции североамериканской армии. Т.н. «атака Пикетта» произошла на третий день сражения, когда после мощнейшей артподготовки в атаку на центр позиций армии Союза пошли три дивизии южан: Пикетта, Петтигрю и Тримбла — общей численностью примерно 12-15 тысяч человек. Атака считается «триумфом и трагедией» армии Конфедерации — менее чем за час в лобовой атаке на совершенно открытой местности южане потеряли примерно половину личного состава атакующих дивизий.


(7) Операция по спасению заложников в Иране носила общее название «Орлиный коготь».

ГЛАВА 2



ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР:[1]



ЗАЧИСЛЕНИЕ В ОТРЯД «ДЕЛЬТА»



Я уже больше часа торчал среди зарослей манзаниты. (1) Пробираться среди этих толстых, как веревка, переплетенных стволов, растущих до высоты в десять-двадцать футов (2), было сродни плаванию в море из тысячи вил. Извиваясь, корячась, а иногда и переползая, я просто не мог найти выход из бесконечного лабиринта переплетающихся зарослей. Мое подсознание, отягощенное семидесятипятифунтовым рюкзаком (3) за спиной и перегруженное самопроизвольным ограничением времени в голове, пыталось выстроить убедительные аргументы в пользу безнадежности ситуации. Если я не выберусь отсюда в ближайшее время, у меня не будет ни времени, ни сил, чтобы добраться до своей конечной точки. Я быстро отбросил эти мысли, вспомнив слова одного из моих наставников, сказанные мне перед моим прибытием: «Никогда, никогда не сдавайся». Мне нужно было найти выход из зарослей.


Заключительная фаза процесса отбора в отряд «Дельта» носила вполне подходящее название — «Фаза стресса». [2] Ушло уже более половины людей, которые вместе со мной несколько недель назад начинали отборочный курс. В начале этого заключительного испытания курса, нам было приказано упаковать рюкзак весом не менее семидесяти фунтов и приготовиться к долгому переходу через Аппалачи. [3] Никаких указаний относительно того, как долго будет продолжаться марш или в течение какого времени нам надо будет его осуществить, нам не сообщили.


Для меня «Фаза стресса» началась в полтретьего ночи, когда в полной темноте меня сбросили на грязную тропу среди гор (это тоже самое, что и нигде). Один из сотрудников «Дельты» вручил мне листок бумаги с прямоугольными координатами и произнес: «Найди маршрут к следующей точке встречи и получи все указания от инструкторов». [4] Да, и еще добавил: «Не опаздывай и не будь налегке».


В прежние дни среди моих товарищей по отбору ходили слухи, что общая протяженность марша составляет от сорока до пятидесяти миль (4) и что мы должны преодолеть это расстояние менее чем за семнадцать часов, иначе провалим отбор. Я не верил своим ушам, — казалось просто нереальным, что после всего, через что мы уже прошли, они заставят нас передвигаться так далеко и так быстро, с таким весом у нас за спиной. Предыдущие недели отборочного курса состояли из серии круглосуточных маршей на большие расстояния с одновременным выполнением заданий по ориентированию в одном из самых суровых и труднодоступных районов Аппалачей. С каждым днем вес рюкзаков и сложность местности увеличивались, в то время как негласные нормы времени для выполнения задач соответственно уменьшались. [5] На маршрутах большинство из нас падали, выворачивали конечности и несколько раз терялись. Наградой за выживание была «Фаза стресса».


На протяжении последних пятнадцати часов я двигался, ориентируясь, через ущелья, усеянные валунами, густо поросшие лесом горы и кишащие насекомыми болота, успешно находя маршрут от одного пункта встречи к другому. В каждом пункте порядок действий был один и тот же — осмотр сотрудником «Дельты», получение новых координат по карте, а затем отправление на поиски моего следующего пункта назначения. К середине дня я уже начал верить, что слухи о сорока-пятидесяти милях — это реальность, и такое реальное расстояние, наряду с неопределенностью во времени, начало сказываться на мне.


Физическая и умственная выносливость были моими сильными сторонами. В последние три недели я был уверен, что передвигался так же далеко и так же быстро, как и все остальные участники курса. Но мое прошлое марафонца и триатлониста начало превращаться из благословения в проклятие. То же самое поджарое, способное к тяжелой работе, телосложение, которое до сих пор позволяло мне выживать и давать результаты, начинало оборачиваться против меня: я истощался.


Лучший способ справиться с болью — это обмануть свой мозг. Это как раз за следующим поворотом; я почти закончил; ладно, наверняка следующий, — уговаривал я сам себя. — Если я только смогу выбраться из этого бесконечного лабиринта зарослей и добраться до вершины горы, я смогу добраться до своей последней точки. Я должен что-то сделать — ведь всегда есть способ.


Я посмотрел на ближайшую березу и решил воспользоваться ее ветвями, образующими природную лестницу, чтобы забраться как можно выше в надежде найти тропинку, которая выведет меня из зарослей обратно на путь к моей конечной цели. Я быстро влез на дерево и начал карабкаться вверх, даже не подумав для начала снять рюкзак. Подъем оказался изнурительным, мне приходилось останавливаться после каждого шага, чтобы восстановить дыхание. Взобравшись настолько высоко, насколько позволяла толщина дерева — возможно, футов на тридцать-сорок, (5) — я медленно переступил через ветку, обхватив левой рукой ствол, а правой держась за тонкую ветку над головой. Вдалеке я заметил нечто похожее на тропинку. Я встал на цыпочки и вытянул шею как можно выше, чтобы получше ее рассмотреть, и вот тогда-то все и произошло. Длинная и тонкая ветка, которую я использовал для удержания равновесия, треснула пополам, позволив силе тяжести, объединившейся со своим другом усталостью, выбить мое истощенное, лишенное энергии, тело из равновесия, а затем уронить его, будто перевернутую черепаху, в то место, откуда я начал. В ожидании того, что сломаю себе спину, я с силой ударился о землю. Я был в шоке, но не от самого падения, а от открытия, что та же самая растительность, с которой я сражался в течение последнего часа, внезапно превратилась из противника в союзника и смягчила мое столкновение с землей.


Я проверил свои конечности, чтобы убедиться, что их ничего не пробило. Со мной все было в порядке. Подожди минутку… здесь что-то не так. Может быть, я ударился головой. Земля движется. Что-то находится подо мной? А потом это что-то начало верещать.


Что за…?


Я быстро расстегнул один из плечевых ремней рюкзака и попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, что же это было на самом деле. Пятнадцатичасовая прогулка с семидесятипятифунтовым рюкзаком на спине напрягла все суставы тела. Я повернулся, будто страдающий артритом старик, — головой и верхней частью туловища как единым целым. Боковым зрением я заметил крошечного черного зверька, выскочившего из-под моего рюкзака. Как здорово — это медвежонок! А после включились мои паучьи чувства. Примерно в пятидесяти футах позади себя я услышал судорожный крик разъяренного животного. Он яростно колотил по деревьям и приближался все ближе. В мгновение ока, заряженный большой дозой адреналина и с мыслью «дерись или беги», я одним плавным движением вскочил и рванулся вперед. Что же это за дурацкая удача такая? Вместо того, чтобы найти выход из переплетенной растительности, я забрел прямо в центр логова черного медведя — и теперь собираюсь разорвать свою задницу на части.


Держа свой рюкзак перед собой с двойной целью — и как щит, и как мачете, — я рубил, расталкивал и раздвигал ветви, не глядя прокладывая свой путь куда угодно, только не туда куда нужно. Истощенный адреналином и запыхавшийся, я начал пытаться рассуждать здраво. Может быть, медведи побежали в другую сторону? Затем я отчетливо услышал незрелый крик детеныша — он был прямо за моей спиной. «Отвали от меня, медведь, проваливай, проваливай!» — я словесно извергал все, что только мог придумать мой полностью расстроенный разум в отчаянной надежде, что что-то удержит или отвлечет маленький четвероногий маячок от продолжения преследования.


Растительность начала редеть, и я снова мог разглядеть местность перед собой. Справа я заметил тропинку, которая, по-видимому, шла в общем направлении моей конечной точки. В футах в пятидесяти позади меня снова раздался крик детеныша. Через секунду заревела в ответ его мать — это был даже не рев, а скорее пронзительное, леденящее кровь подтверждение того, что она уже в пути, и голос ее звучал раздраженно.


Фраза «Спасайся кто может!» обычно означает, что нужно быстро покрывать большое расстояние. В то время как я определенно двигался быстро — все еще судорожно размахивая рюкзаком и раздвигая растения, — но на самом деле большое расстояние я не покрывал. Наверное, можно сказать, что я быстро шел в никуда. Почему ни медвежонок, ни его мать, до сих пор меня не догнали? — удивлялся я. — Наверное, я двигаюсь быстрее, чем думаю.


Мой мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать план побега. Если я побегу по этой тропе, медведь легко догонит меня, как только вылезет из растительности. Я посмотрел налево. Утес, но не слишком крутой. Местность под ним выглядела так, будто она наклонена ровно настолько, чтобы я, если спрыгну под углом, смог приземлиться на ноги и перекатиться, смягчая удар. Медвежонок не сможет прыгнуть, и, возможно, это удержит мать от продолжения преследования. Тропа или утес? К черту все: иду к обрыву. Буду прыгать и ни один медведь не поймает меня. Я двинул влево к утесу, срезая путь и слегка изменяя направление своего движения как раз перед тем, как подпрыгнуть и перемахнуть через кусты ежевики, которые опоясывали его край.


Это был великолепный прыжок, который я, вероятно, никогда не смогу повторить без стимула в виде разъяренного черного медведя, идущего за мной по пятам. Я приземлился на склоне точно так, как и предполагал, — под углом и ногами вперед. Но вместо того, чтобы перекатиться, мое истощенное силой тело снова предало меня. Я рухнул, как мешок с песком, тут же превратившись в катящуюся тушу. Яростно размахивая руками и ногами, я непрерывно катился по склону. Пролетев пару сотен футов, я врезался в орех средних размеров и резко остановился. Еще раз быстро осмотрел свои конечности. Все по-прежнему работало. А что там медведь? — удивился я, сохраняя неподвижность статуи.


Используя дерево в качестве опоры, я приподнялся на колени и медленно посмотрел вверх, на край утеса. Там, слегка закрытые кустами ежевики, через который я так великолепно перебрался, стояли малыш и мама, обыскивая склон холма в поисках моего трупа. Как это часто бывает, когда ты пристально смотришь и фокусируешься прямо на другом живом существе, мать резко повернула голову в мою сторону и встретилась со мной взглядом. К моему одновременному ужасу и стыду, я обнаружил, что это свинья!


Не медведь и даже не дикий кабан, а чертова свинья! Грязная и ужасная, она, по-видимому, сбежала с местной фермы. Я бежал, спасая свою жизнь, я прыгнул с обрыва, и все только потому, что решил, будто моя жизнь находится под угрозой из-за несуществующего медведя!


Я смог справиться со смущением, я даже на мгновение улыбнулся. Но по мере того, как я оценивал затруднительное положение, в которое я попал, жестокие факты реальности снова начали терзать мой дух. Мое тело обмякло, как тюбик желе — возможно, я только что упустил свой единственный шанс попасть в отряд «Дельта». Моя карта — где же моя карта?! Я лихорадочно, но безуспешно, огляделся по сторонам, затем посмотрел вниз. За деревом, которое остановило мое падение, находился крутой обрыв примерно в пятьсот футов, (6) на дне которого протекал ручей. Если моя карта пролетела мимо дерева, то стала уже историей, — никакого пути вниз для меня не было.


Без карты невозможно было узнать, где я нахожусь. Конечно, я сильно сбился с курса и с каждой минутой все больше отставал от графика. Нам были даны подробные инструкции, что делать, если нам понадобится помощь. Эти инструкции предполагали, что мы одновременно и заблудились, и готовы сдаться. Я же пока находился лишь в одним из этих положений. Оставайся спокойным — думай!


Ладно, я застрял густой плетущейся растительности, потому что пытался добраться до вершины горы. От вершины горы к востоку отходил длинный гребень, похожий на ногу краба, непосредственно соединяя вершину с моей конечной точкой. Если я смогу вернуться на вершину, а затем найти этот гребень, то смогу следовать по нему, как по следу крошек от печенья, на протяжении 3,1 мили, чтобы найти свою конечную точку. Мне нужно вернуться на вершину горы. Конечно, слишком много всяких «если», но существует лишь единственная неудача — это неудача попытки.


Послеполуденное солнце уже клонилось к западу, но все еще было достаточно светло, чтобы я смог различить ряд небольших деревьев и густых кустарников, и, используя их в качестве опор, вернуться на вершину утеса. Используя все оставшиеся в моем теле силы, я с трудом добрался до вершины. Прыжок с края обрыва был прискорбным решением, принятым за долю секунды, но мне потребовалось больше часа, чтобы его исправить. Уже темнело, а мне еще предстоял долгий путь, чтобы добраться до вершины горы.


После еще тридцатиминутного быстрого блуждания я добрался до того места, которое, как я надеялся, было вершиной. Уже совсем стемнело. У меня не было ни карты, ни фонарика. Как вы можете ночью определить, что находитесь на вершине покрытой деревьями горы? Топографическое определение вершины возвышенности описывает ее как точку, в которой местность вокруг вас склоняется вниз во всех направлениях. Сотни часов ориентирования по горам в густо покрытых листвой джунглях Панамы научили меня не полагаться на видимые признаки для распознавания и определения особенностей местности. В джунглях вы редко можете видеть далее, чем на нескольких футов перед собой, поэтому даже при дневном свете вы можете стоять на вершине и не увидеть ее и не определить. Чтобы компенсировать недостаток визуальных признаков, я приучил себя ориентироваться ногами, чувствовать, а не видеть местность. Угол наклона ваших ног является удивительно точным индикатором того, на какой местности вы стоите. Мои ступни стояли ровно, когда же я прошел несколько метров в каждом направлении, мои ступни оказались наклонёнными вниз. Я нашел вершину горы, и где же теперь этот гребень?


В последний раз я видел солнце, когда оно садилось, и оно находилось справа от меня. Нужный мне гребень тянулся вниз по восточному склону горы. Медленными, осторожными детскими шажками я осторожно прощупал восточный склон горы, и внезапно мои ноги ощутили четкую, плотно утрамбованную, ровную поверхность тропы на гребне. Я нашел свой путь.


Я посмотрел на часы, — я начал движение в 2.30 утра, а сейчас было семь вечера, я двигался уже 16,5 часов. Между мной и тем, что, как я надеялся, являлось финишем, оставалось 3,1 мили через горы. Если слухи были верны, то у меня было еще тридцать минут, чтобы их преодолеть. Как бы я ни старался придать всему позитивный оттенок, я почти наверняка превысил лимит времени, но это не имело значения — я никогда не проваливал поисковую миссию, и этот раз уж точно не будет первым. Следуй по тропе, она приведет меня к месту назначения, — повторял я, будто мантру, — она помогала мне отвлечься от боли. Безжизненно свесив руки по бокам, я наклонил свое истощенное тело вперед и, будто зомби, перешел на медленную рысь. Через сорок пять минут я увидел свет.


У меня были галлюцинации — свет казался карикатурным призраком стиральной машины. Но что делает стиральная машина здесь, на тропе? В этом нет никакого смысла. Продолжай двигаться вперед. Это не стиральная машина, а человек с красным фонариком. Это один из сотрудников «Дельты».


— Цвет и номер? — бесстрастно спросил он. Я замешкался на пару секунд, но каким-то образом вспомнил свое кодированное удостоверение личности.


— Синий 46, — ответил я. Он что-то записал в блокноте, очевидно, мое время прибытия, но в тот момент я не обратил на это внимания.


— Синий 46, сбрось свой рюкзак, — скомандовал он.


Ну что ж, я старался изо всех сил, — подумал я.


— Иди к огню, чтобы согреться. Там тебя ждет горячий суп и Гаторад (7). Добро пожаловать в отряд «Дельта»!



ВЫУЧЕННЫЙ ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ ПРИНЦИП:


Не позволяйте Чихуахуа загнать вас на дерево



Говорят, что в жизни нет ошибок, есть только уроки. Каждая ошибка — это возможность убедиться, что мы никогда не совершим ее снова, особенно когда ее будущие последствия могут стать гораздо более ужасными. Когда я краем глаза увидел маленькое черное существо, мой усталый и расстроенный ум решил срезать путь. Я решил, что это, должно быть, медвежонок с матерью, которая не слишком от него отставала. Когда я услышал в кустах судорожный рев животного, то подумал, что это должно быть злобное рычание медведицы-матери, а не то, что было на самом деле — злобное хрюканье свиньи. Моя бессознательная реакция состояла в том, чтобы бежать изо всех сил и спрыгнуть со скалы. Я оказался загнан на дерево Чихуахуа.


Фраза «Быть загнанным на дерево Чихуахуа» — это образное выражение, метафора, означающее принятие решений без учета контекста. (8) Контекст — это реальность ситуации вокруг нас. Без контекста наш ум склонен сокращать путь и распознавать закономерности, которых на самом деле нет — мы соединяем точки, для начала их не собрав. Чрезмерная реакция, недостаточная реакция и неспособность вообще что-либо сделать — все это симптомы того, что вас «загнали на дерево». Когда вы впервые прочитали слова «бомбардировка автомобилей» в предыдущей главе, то о чем вы подумали? Вы были на дереве? Через несколько секунд, до или после того, как вы прочитали слово «снежок», вы, скорее всего, поняли, что в том, что семилетний ребенок будет ходить вокруг и взрывать машины, нет никакого смысла, и потому вы спустились с дерева вниз. Время и здравый смысл работают в тандеме, чтобы омыть наш ум контекстом, раскрывающим реальность.


Что такое здравый смысл? Это знание закономерностей или паттернов — как осознаваемых, так и неосознаваемых. Быть ужаленным пчелой — это больно: здравый смысл нам подсказывает избегать маленьких черно-желтых летающих объектов. Мы учимся, задавая вопросы, и когда ты имеешь дело с неопределенностью, здравый смысл ставит под сомнение все. Успех или неудача в нашей жизни определяется актом выбора, а свобода выбора — это здравый смысл. Я уже видел, как медведи бегут по дикой местности, и знал, что человек не может убежать от медведя. Когда я бежал изо всех сил со скоростью улитки, которую тормозит переплетающаяся растительность, я удивлялся, почему медведи меня не догоняют. В этом не было никакого смысла. Причина, по которой медведи меня не догоняли, заключалась в том, что они не были медведями — они были свиньями. Но и это тоже не имело смысла. Я не рос в Аппалачских горах и даже не подозревал о существовании диких свиней-охотников за людьми, так откуда же мне было знать, что это не медведь? Потому что в тот день, когда я бежал, был еще один, более поучительный паттерн, дергающий за край рубашки моего здравого смысла. Это была модель поведения человека, которого загнала на дерево Чихуахуа, — как и во все те случаи в моей жизни, когда я принимал тупые решения, не понимая реальности ситуации вокруг меня. Здравый смысл подсказывал мне, что нужно найти время посмотреть, послушать и подвергнуть все сомнению, ведь здравый смысл обеспечивает контекст, а контекст — это здравый смысл.


«Оказаться на дереве из-за Чихуахуа» во время «Фазы стресса» практически стоило мне зачисления в отряд «Дельта». Цена, которую я заплатил за усвоение этого урока, оказалась не более чем несколькими царапинами и ушибленным самолюбием, но сам урок оказался бесценным. В бою, когда руководители принимают решения без контекста, ценой является провал операции, и слишком часто эта цена оплачивается кровью их подчиненных. «Не позволяйте Чихуахуа загнать вас на дерево!» Прежде чем принимать критически важные решения, всегда убедитесь, что у вас есть контекст. Это же простой здравый смысл.



ПРИМЕЧАНИЯ:


(1) Манзанита (Manzanita) — общее название множества видов растений рода толокнянок (Arctostaphylos) семейства вересковых (Ericaceae), произрастающих в Северной Америке. Представляют собой вечнозеленые кустарники или небольшие деревья, растущие в основном в местах с плохой почвой и небольшим количеством воды. Характеризуются гладкой оранжевой или красной корой и жесткими, переплетающимися ветвями, образующими зачастую непроходимые заросли.


(2) Примерно 3-6 метров.


(3) Примерно 34 кг.


(4) От 65 до 80 км.


(5) Примерно 9-12 метров


(6) Около 150 метров.


(7) Гаторейд (Gatorade) — разновидность энергетического напитка.


(8) Чихуахуа — одна из самых маленьких домашних собачек мире, сплошная милота Дать загнать себя на дерево этой собачкой — это значит слишком остро реагировать, недостаточно реагировать или вообще не реагировать на ситуацию просто потому, что у тебя нет ее адекватного понимания или ты слишком торопишься с выводами.

ГЛАВА 3



ВОЙНА ГОРИЛЛЫ



ПРЕДСТАВЛЯЙТЕ НЕВОЗМОЖНОЕ, ДАЙТЕ РАЗЫГРАТЬСЯ СВОЕМУ ВООБРАЖЕНИЮ



Северная Каролина, конец 1990-х



Когда в не по сезону теплую ноябрьскую пятницу в Форт-Брэгге, штат Северная Каролина, взошло Солнце, мое тело на второй миле десятимильной пробежки уже привыкло к комфортному темпу бега в шесть с половиной минут на милю. Шестьдесят миль песчаных трасс с резкими перепадами высот делят холмистый тренировочный полигон Форт-Брэгга пополам и служат естественными путями для доступа в безлюдные сосновые леса и болота, которые и составляют основу этой местности. В подразделении каждый оперативник несет личную ответственность за поддержание высочайшего уровня физической подготовки. Вступая в армию, я поклялся себе, что всегда буду стараться быть самым крепким в физическом смысле человеком на любом поле боя, на какое мне придется ступить, и я все еще был уверен в своей способности соответствовать этому заявлению, если не принимать в расчет нескольких моих собственных коллег-оперативников из подразделения.


Способность творчески мыслить и принимать гибкие решения является самой сущностью оперативного сотрудника «Дельты», но для того, чтобы действовать в соответствии с этими решениями, мы также должны быть превосходно подготовлены физически. Каждый из нас должен одновременно быть и думающим воином, и воином-спортсменом. В тот день я находился ровно посередине обоих этих ипостасей. Я быстро бежал, а мой насыщенный эндорфинами мозг рождал молниеносные идеи и мысли для будущего применения. В реальность меня вернули периодические вибрации на моем животе, когда я увидел на пейджере код вызова на реальную операцию. Я немедленно развернулся и побежал обратно к нашему расположению. По мере роста моего любопытства, я переключил свою «передачу» на скорость пять с половиной минут на милю. Мало что в жизни может быть более мотивирующим, чем реальная миссия.


Оказавшись в расположении, я направился в охраняемую часть здания, где меня ожидал один из наших аналитиков разведки с пакетом, в котором находились мои официальные приказы и маршрут полета.


— Вам нужно как можно быстрее попасть в Боснию [1]. Это быстро меняющаяся ситуация, — сказал он.


— Вы можете сказать мне, что это за миссия? — переспросил я.


Он покачал головой.


— Все, что я попытаюсь вам сейчас объяснить, к тому времени, когда вы закончите свое двадцатидвухчасовое путешествие, почти наверняка устареет.


Его логика мне понравилась. Я бы предпочел быть уверенным, что нахожусь на борту следующего самолета, летящего в Боснию, чем сидеть и обсуждать информацию, которая с каждой секундой стремительно летит по кривой неуместности. Я выскочил из здания и поспешил домой, чтобы захватить свой заранее упакованный «боснийский» тревожный чемоданчик.


До этой операции я побывал в Боснии четыре раза, из них дважды находился там более ста дней. Я бегло разговаривал на сербохорватском и хорошо разбирался как в истории, так и в социальной динамике этой страны. В моем «боснийском» чемоданчике находилась специально подобранная и купленная восточноевропейская одежда, которая поможет мне раствориться среди местного населения. В нем также был тридцатидневный запас различных предметов жизнеобеспечения для питания и гигиены, таких как протеиновый порошок для поддержания мышечной массы и дезинфицирующее средство для рук, чтобы обеззараживать всех тех маленьких тварей, которые могут сделать мою миссию неэффективной гораздо быстрее, чем пуля. Ни один из этих предметов еще невозможно было найти в опустошенной войной Боснии.


Я прибыл в крошечный аэропорт Фейетвилла, штат Северная Каролина, и сдал багаж до Атланты, штат Джорджия. Общее время, прошедшее от поступления оповещения на пейджер до прибытия в аэропорт, составило два часа.



Босния-Герцеговина



В рамках этой операции, в Боснию летели десять оперативников отряда. Из-за малого времени, отведенного на бронирование билетов, в Сараево мы все летели отдельными коммерческими рейсами из различных аэропортов, расположенных на восточном побережье США. Основная наша задача в Боснии состояла в том, чтобы найти и захватить лиц, известных как PIFWC. Эта аббревиатура (произносится как «пифвик») обозначала людей, обвиняемых в военных преступлениях. (1) [2] Все они во время Боснийской войны, которая длилась с 1992 по 1995 год, совершили преступления против человечности. [3] Этнический конфликт, имевший под собой религиозную почву, имел также и исторические корни, восходящие к 1389 году, и велся в Боснии и Герцеговине между тремя религиозными группами: боснийцами (мусульмане), сербами (православные христиане) и хорватами (католики). Одним из наиболее разрушительных симптомов глубоко укоренившейся вражды между этими группами являлись «этнические чистки». По данным Организации Объединенных Наций и Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии (ICTY), (2) большинство этнических чисток против мусульманских боснийцев во время войны совершили боснийские сербы. Их правительство решительно отвергало эти заявления, но 8300 трупов боснийских мусульман, обнаруженных в массовых захоронениях в районе города Сребреница, доказали обратное. После исчерпывающих расследований, проведенных под эгидой ООН Международным Трибуналом, многие из высокопоставленных политических и военных руководителей сербов, отдававших приказы и/или принимавших участие в этнических чистках, были официально объявлены «пифвик» и включены в список наиболее разыскиваемых ООН лиц.


Война закончилась подписанием Дейтонских мирных соглашений и для обеспечения их соблюдения всеми сторонами конфликта, НАТО создала Стабилизационные силы (SFOR). (3) В этих силах и миротворческих операциях в Боснии участвовали не только Соединенные Штаты, в этом процессе на различных этапах и при различном уровне поддержки принимало участие еще девятнадцать других стран НАТО. В оперативных целях Босния была разделена на три части (см. карту 2): английская зона — на северо-западе, американская — на северо-востоке и французская — на юге. Хотя основной задачей Стабилизационных сил являлось поддержание мира и национальное строительство, каждый военнослужащий SFOR нес дополнительную обязанность выявлять и задерживать, если позволяла такая возможность, лиц, причастных к военным преступлениям.


Несмотря на то, что мы всегда работали в тесном сотрудничестве с нашими европейскими союзниками, одной из главных военных задач США было установление контактов и разработка разведывательных источников, которые могли бы предоставить информацию о местонахождении «наиболее разыскиваемых подозреваемых». [4] Это требовало контакта с людьми, живущими как в сербском, так и в мусульманском секторах Боснии. Усложняло нашу задачу то, что обе стороны имели свои собственные полицейские силы, которые, как и следовало ожидать, были исключительно преданны своим этническим собратьям. Разыскиваемые люди редко укрываются среди своих врагов, поэтому для обнаружения и захвата преимущественно сербских преступников нам пришлось создать сеть информаторов и сосредоточить наши оперативные ресурсы на негостеприимном, отличавшемся ксенофобией, сербском секторе.


Оказавшись на месте, наша группа присоединилась к двадцати нашим товарищам по подразделению, которые уже изучали обстановку, находясь в конспиративной квартире, расположенной недалеко от боснийского города Тузла. [5] Конспиративная квартира представляла собой живописный каменный коттедж с лениво поднимающимся в небо дымом, приютившийся у подножия большой, покрытой травой, горы, возвышающейся над городом. Подъезжая к темному коттеджу с выключенными фарами и включенными очками ночного видения, я на секунду задумался, оценивая этот момент. Вот почему я присоединился к «Дельте» — ради маскировки, введения в заблуждение и отвлечения внимания, — подумал я, самодовольно улыбаясь. После условного стука в заднюю дверь, за которым последовал обмен любезностями, мы вошли внутрь ровно в два часа ночи по боснийскому времени. Энергетика во всем доме зашкаливала и была буквально наэлектризованной. Хотя наше эмпирическое правило для международных командировок гласило, что перед подготовкой к операции нужно несколько часов отдохнуть, в этой миссии подобной роскоши мы были лишены. Враг всегда имеет право голоса.


Я бросил свой чемодан в одну из открытых спален и направился в тускло освещенную гостиную, чтобы узнать последние новости об обстановке. Чтобы никто снаружи не мог заглянуть внутрь, ребята наклеили на окна пленку из специально разработанного волокна, которая пропускала внутрь рассеянный свет, но не позволяла снаружи заметить свет или деятельность. В гостиной собралось почти тридцать мужчин и женщин из самых разных стран, организаций и подразделений — поистине космополитическое сборище.


Наша встреча началась с оглашения последних данных об обстановке, сделанного нашим аналитиком разведки Гленном. Тридцатилетний, с черными как смоль волосами, Гленн являлся вылитым прототипом беспечного итальянского шеф-повара. Его отличительной чертой была способность погружаться в обстановку, находить, комбинировать и переваривать критически важную информацию, извлекать ключевые крупицы, а затем подавать их для обсуждения с людьми, которые больше всего в них нуждались: оперативниками, которые выполняли поставленную задачу.


Совещание он начал с оглашения смысла нашего пребывания. От одного из наших разведывательных источников, известного просто как 4AZ, поступила очень подробная разведывательная информация. Ради обеспечения анонимности агентов внешней разведки, единственный человек, который знает настоящее имя источника разведывательной информации, — это сотрудник разведки, куратор, который непосредственно работает с этим источником. Всем остальным он или она известны лишь по конкретному буквенно-цифровому обозначению, в данном случае 4AZ. [6] Агент 4AZ сообщил своему куратору, что высокопоставленный «пифвик» должен будет проследовать через боснийско-сербскую границу недалеко от города Лозница (см. карту 2) для проведения тайных встреч на окраине Сараево. Как это часто бывает с маршрутами поездок разыскиваемых лиц, встречи не были назначены на определенное время, скорее они должны были состояться в течение сорока восьми часов в любое время и в любом месте по выбору подозреваемого. У нас оставалось всего тридцать шесть часов до того момента, как откроется «окно» его поездки.


Подозреваемый, которого мы должны были захватить, являлся одним из самых известных военных преступников в списке наиболее разыскиваемых Организацией Объединенных Наций. Обвинения против него включали убийства, сексуальное насилие, и неоднократные избиения многочисленных боснийских хорватов, мусульман и других гражданских лиц несербской национальности, содержащихся в различных лагерях временного содержания в Боснии и вокруг нее. [7] Он полностью отдавал себе отчет в том, что он разыскивается ООН и что в случае ареста ему, скорее всего, грозит пожизненное заключение. Это был важный момент для понимания, потому что, как скажет вам любой полицейский в мире, люди, находящиеся в отчаянном положении, склонны делать отчаянные шаги.


Наш разведывательный источник 4AZ также сообщил, что этот преступник обычно перемещается с охраной из четырех-восьми высококвалифицированных и опытных телохранителей. «Пифвик» и его охрана должны были пересечь границу по редко используемой сельской дороге, которая змеилась через горы. Но несмотря на то, что он, скорее всего, выбрал этот маршрут, чтобы избежать случайных встреч со множеством правоохранительных и военных подразделений, которые патрулировали основные магистрали, отсутствие значительного движения на горной дороге вкупе с его приметной колонной из нескольких автомобилей последних моделей, фактически облегчало нам задачу. Специфика разведывательных данных и возможности, которые создавал нам сельский район, убедили нас в том, что лучшей возможности для захвата этого человека нам не представится.


Хотя наши правила ведения боевых действий (ROE) в части захвата очень гибкие, наша принципиальная цель состояла в том, чтобы проводить все операции по захвату без единого выстрела. В этой конкретной операции была дополнительная сложность: Агент 4AZ упомянул, что подозреваемый, возможно, будет передвигаться вместе со своей дочерью. Это означало по меньшей мере две вещи. Во-первых, какую бы схему захвата мы ни придумали, она будет зависеть от нелетальных средств, чтобы случайно не подвергнуть опасность жизнь его дочери. Во-вторых, чтобы избежать неконтролируемой перестрелки с его охраной, нам нужно было добиться полной внезапности.


Сельская местность в этом конкретном районе Боснии очень напоминала горы Блю-Ридж у восточного побережья Соединенных Штатов. Горы среднего размера, высотой от двух до пяти тысяч футов, (4) были покрыты хвойными деревьями и усеяны небольшими семейными фермами и загородными домами. В сельских общинах подобного типа каждый был знаком и присматривал друг за другом. Как результат жители всегда с подозрением относились к чужакам и/или любой необычной деятельности.


Чтобы понять особенности этого района на месте, два сотрудника одного из подразделений нашего союзника по НАТО приготовились отправиться туда и провести то, что мы назвали рекогносцировкой. Общепринятая аксиома гласит, что если двое мужчин слоняются вместе или передвигаются по территории сплоченной, связанной тесными узами, общины, то они сразу бросаются в глаза, и большинство жителей автоматически предполагают, что ничего хорошего они не замышляют. Но если послать одинаково выглядящих мужчину и женщину, люди едва ли обратят на них внимание. Одна из наших мантр в отряде состояла в том, чтобы сливаться с окружающей обстановкой где угодно, и я поразился тому, насколько эффективно наша пара это проделала. Мужчина стал курить дешевые восточноевропейские сигареты и придал своим длинным каштановым волосам жирный и слегка растрепанный вид. Он оделся в типичную одежду балканского мужчины: черный свитер поверх черных полиэстеровых брюк, на который была надета свободная черная кожаная куртка. Женщина оделась как его горячая сербская «конфетка». (5) Она надела ярко-зеленую куртку искусственной кожи и короткую серую мини-юбку, которая, казалось, была просто нарисована краской из баллончика на нижней части ее тела. Под ней у нее были золотистые чулки в сеточку и черные туфли на высоких каблуках. Она так же захватила шарф, чтобы покрывать им голову при передвижении через контролируемые мусульманами районы, где женщины обычно закрывали свои волосы, а цвет ее волос делал этот шарф больше, чем просто приятным культурным аксессуаром. По какой-то непонятной никому из нас причине многие боснийские женщины в то время красили свои волосы в странный металлический красный цвет, который мы саркастически называли RNFN, что означало: красный цвет, не встречающийся в природе. (6) В лучших традициях приносить личный комфорт и благополучие в жертву общему благу команды, она пошла купила эту краску, а затем покрасила ею свои волосы, завершив свою маскировку. Я не сомневался, что эти двое смогут слиться с толпой, куда бы они ни пошли, не вызвав при этом никаких подозрений.


Цель этой пары состояла в том, чтобы собрать всю информацию об окружающей обстановке на дороге, по которой, как сообщил нам информатор, собирается проехать подозреваемый, и вокруг нее. Для этого они снимали весь маршрут скрытой камерой, спрятанной в зеркале заднего вида. Наши технические специалисты оснастили бардачки всех наших автомобилей портативными лэптопами, называемыми «Либретто». В «Либреттах» применялось картографическое программное обеспечение под названием «Falconview», [8] которое позволяло отображать как карты, так и спутниковые снимки, масштаб которых мы могли увеличивать или уменьшать по мере необходимости. Сегодня закон Мура и Google Maps позволяют нам делать то же самое с лучшим разрешением и бесплатно, но в конце 90-х годов это были передовые технологии. (7) Наши специалисты по связи также разработали скрытую антенну, которая позволяла нам постоянно поддерживать спутниковую связь, загружая и отправляя файлы с данными и сообщения во время движения. Многие тактические приемы, методы и способы действий, разработанные нами в Боснии, привели к прорывам в технологических и оперативных областях, которые изменили способы проведения нами тайных операций по всему миру. Зная о скорости изменений в области оперативного искусства того времени, многие из нас называли Боснию «живой лабораторией».


Пока мы ждали возвращения разведгруппы, Драго, один из наших товарищей по группе, [D] рассказывал нам о тонкостях культурной среды в районе захвата. Он родился и вырос в Хорватии, и прежде чем эмигрировать в Соединенные Штаты в возрасте чуть старше двадцати лет, успел отслужил некоторое время в хорватской армии. Драго по-прежнему свободно говорил на сербохорватском и весь предыдущий день провел в разговорах с местными жителями, жившими в этом районе. Он подтвердил, что, как и подозреваемый, подавляющее большинство людей вблизи пограничного перехода являются этническими сербами, и они не будут поддерживать какую-либо деятельность посторонних, особенно тех, кто попытается захватить одного из них. Если они заметят чужаков на своей земле, то почти наверняка вызовут полицию, которая также была тесно связана с разыскиваемыми лицами и поддерживала их. Последний пункт, который подчеркнул Драго, заключался в том, что сербские полицейские силы в этом районе должны рассматриваться как бесполезные и потенциально враждебные, — если они узнают, что мы действуем в этом районе, то сделают все, что в их силах, чтобы помешать нам, включая угрозы оружием и физическую конфронтацию. Выводы Драго еще раз подчеркнули, что ради достижения успеха мы должны проникнуть в район проживания подозрительных сербов, не привлекая к себе никакого внимания. Нам нужно было не только придумать схему, которая позволила бы нам добиться внезапности, но и сделать это как можно менее заметно.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги