Мистер Фермер. Между Адом и Раем!

Глава 34

Повозка на шести колесах, сделанная из зачарованных брусьев железного дуба, дерева, которое по прочности превосходит сталь, везла в себе очень опасную, скованную по рукам и ногам пленницу. От количества антимагических барьеров, наложенных на повозку, рябило в глазах, а число охраны, поголовно состоящей из сильнейших Созданий, вызывало страх и трепет у каждого солдата, проходившего маршем мимо нас. Пятнадцать тысяч — исключительно рыцари, инквизиторы, маги, лучшие из лучших, собранные по окрестностям, прилегающих к Саду поселений. Едва страна узнала о церемонии, на нее поспешили слететься все, кто только мог. Увидев новых ангелов, повстречав среди Созданий бывших друзей, отцов и сыновей, женщины рыдали, а мужчины, ударами в грудь, просились во служение, желая стать кем-то похожим на воскрешенную мною армию.

Когда я дал клич о том, что начинается мобилизация, за внутреннюю реку городского Сада, в пункты приема навобранцев выстроилась очередь из мужчин, юношей, детей и стариков. Шла эта очередь от моста, изгибалась между городскими районами, улицами и уходила аж до самых ворот, въезда в город. Тысячи, десятки тысяч, если не сотни тысяч крестьян, узнав о возвращении бога, о том, что происходит с убитыми в его войске и о том даре вечной жизни, что несет Воскресение, просто помешались, побросав все дела, устремились записаться в армию. Вечная молодость, вечная жизнь влекла всех — слабых, больных, калек и юродивых, все возжелали обладать этим даром, ведь их собственная жизнь, для многих, не стоила и ломаного гроша. Запретный сад помешался на служении и вере, в первый призыв пришлось проводить строжайший отбор, и те, кто прибыл, по истине, силе своей были не людьми, а киборгами, воспитанными для убийства людей. Авантюристы и наемники, дворяне, и даже в некоторых случаях, профессиональные убийцы, состоящие на службе у знатных семей Империи. Вступление в мое войско, поход под моим знаменем в бой против демонов, сулили им не просто вечную жизнь, но и полную амнистию, очищение имени рода и своего собственного. Империя готовилась к войне, и клич, брошенный мной на церемонии, отголосками миллионов нуждающихся и страждущих, отразился по всей державе.

Многое произошло за последнее время, много идей было разработано, решений принято, и только с этой повозкой, и той, кто находился внутри, я так и не придумал, как поступить. Астаопа, богиня-пленница, обещавшая уничтожить меня и разрушить мою жизнь. История наша с ней повторялась — уже второй раз я видел ее разбитой, сломленной и поверженной, хотел добить ее, при этом понимал, что смерть станет этой сучке лишь спасением, отсрочкой. Она заключила контракт вселенского масштаба, и пока он не завершится, смерть не грозит ей так же, как и мне… мне, ее личной ошибке и тому, кто уже обогнал эту идиотку по всем социальным отраслям.

— Может хотите пообщаться с пленницей, Творец? — интересуется идущий рядом с моей каретой Легион. Глядя в окно, сравнивая этого рослого мужика с другими моими воинами, жму плечами. А надо оно мне? Настроение себе портить… — Астаопа много раз просила о встрече, может ответите на зов другого божества. — Говорит крылатый.

— Да-а-а-а… — пошевелив массивной челюстью, пытаясь обезображенную морду свою превратить в человеческую, с другой стороны кареты говорит Четырёхрукий. — Встретьтесь с ней, заставьте испытать отчаяние, оторвите руки, ноги, обглодайте косточки, а после поглотите. Но сначала представьтесь другом, пойдите на поводу, заставьте верить, что вы на её стороне… так ей будет больнее. Х-ха-ха-ха…

Мда, этот парень… хорошо, что он под моим полным контролем, псих ненормальный.

— Ладно, давайте немного поговорим. — Едва я согласился, карета шелохнулась. Легион и Четырёхрукий тотчас остановили её, взглядами своими едва не доведя извозчика до инфаркта. Громила с серыми крыльями отворил мне двери, после чего Четырёхрукий, видя ту грязь под ногами, пал на колени, став подобием трапа между мной и длинной повозкой, в которой находилась Астаопа. Выглядело это всё мерзковато, и мне не хотелось наступать на своих слуг.

— Не откажите в чести… — взмолившись, просит Четырёхрукий, и я ступаю на его спину. Он реально больной на всю голову, отсаженный изврат. Путь от моей кареты до повозки короток, но всего на шаг мне не достает его длинной спины, и тогда, вторя первому, на колени опускается Легион. Спрятав крылья, он так же припадает, позволяя сделать самый последний, постыдный шаг на пути к открытой двери. Солдаты проходившие мимо косятся. Сука… как же стыдно.

Дверь отворилась, внутри повозки, перед стальной решеткой, стоял маг и Создание, оба с каменными лицами, не сводили взгляда с Астаопы. Чувствуя мой визит затылками, они припали на колено.

— Оставьте нас. — Хлопнув мага по плечу, через стальные прутья, гляжу на эту мелкую, голую, грязную дурочку. Руки её раскинуты в стороны, скованы цепями и подняты над головой, ноги, так же в цепях, так же растянуты в разные стороны. Пленница в подвешенном состоянии, с поникшей головой, обвисшей, едва заметной женской грудью и поросшим между ног мхом. Её никто не насиловал, не издевался над ней, не бил. Никто, и никогда, кроме того раза, когда фляга свистанула именно у меня.

— Хо… — приподняв глаза, промычала в кляп Астаопа. Понимая, что пока рот её занят, беседы не будет, я, используя магические нити, превращаю кляп в платок, который, трансформируясь, вываливается из женского рта, превращается в накидку, прячущую грязную грудь и то, что у этой суки между ног. — Сам бог Матвей, херой из хероев, насильник хуев…

— Ты людей пачками велела резать, войну устроила, со света меня сжить хотела, и теперь ещё обвиняешь в насилии? — Спокойно говорю я, а после, из нитей маны и собственного плаща создаю стул, сажусь на него, всё так же гляжу и жду ответа от Астаопы. Я много чему научился за последнее время. Стал лучше понимать, куда во время крафта перенаправлять ману, и как при помощи её и моей силы, заменять недостающие для крафта ресурсы, делаая прочнее или более гибкими недостающие материалы. Я учился, развивался, надеялся, может, пребывание в плену и Астаопе пойдёт на пользу, может она…

— Я божество, а ты грязная свинья, возомнившая себя богом, не сравнивай нас! — Прохрипела Астаопа. Нет, ничему её не научило пребывание в плену, жаль. Понимая, что разговора по душам не будет, не желая из-за этой идиотки стопорить наше движение, мысленно даю Легиону команду «двигаться дальше», после чего, обращаясь к Четырёхрукому, прошу предоставить в эту телегу выпивку и еду. Раз уж я «свинья», то, как и положено, буду нажираться, кушать, пить, и смотреть, как, облизываясь, кляня меня по чём зря, истерит эта сука. Всё равно на работу у меня сегодня не стоит, а её визги и оскорбления хорошо так поднимают настроение.

Аромат от жаренной картошечки с кружечкой пенного, майонезным соусом, заполонили повозку в тот же момент, когда дверки открылись. Хрустящая, идеально золотая корочка, искусственно, магией газированный напиток, щекоча горло, провалился в желудок. Чёрт, личные повара и пивовары, а также возможность есть вкуснейшую, наижирнейшую еду и не толстеть, являлись главным, самым читерским и приятным бонусом от моего становления императором. Почти любую еду, которую я мог пожелать, с легкостью готовили. Теперь она не являлась роскошью, а, скорее рутиной, тем, что я мог потребовать, если повар не знает — описать и… получить в том виде, в котором желаю. Я ел, пил, иногда, поглядывая на Астаопу, говорил о том, что в поведении её считаю неправильным, излишне жестким и эксцентричным. Не учил её жизни, как могло показаться. Наверное, по большей части, я издевался над ней, дразнил, провоцировал на мат, оскорбления, после которых аппетит мой, как желание выпить больше и поставить кого-нибудь раком, только усиливались. Астаопа, её невозможность мне противостоять, беззащитность, и поза связанной пленницы хорошо так подразнивали мужское либидо, хотя сама богиня была полной противоположностью моих сексуальных предпочтений. Худая доска со скверным характером, стрёмным лицом, из всех её плюсов только невысокий рост. Коротышки мне очень нравились, ибо и сам я был таким же, коротышом. Кстати, именно был, уж не знаю как и почему, но за последнее время я подрос, может даже на сантиметр-два, либо же ощущал таковые в себе изменения.

— Какой же ты конченный хуесос. Сидишь, пируешь, меня взглядом оцениваешь, изврат несчастный… ты худший из людей, отброс, дегенерат конченный! — Желочью исходясь, косясь на меня и постоянно сглатывая, рычала богиня.

— Да, да, да… ругай меня почаще, это так… возбуждает. — Взглядом указав на приподнявшийся в штанах бугорок, говорю я, и Астаопа тут же затыкается. — Мне пленные много про тебя рассказывали, говорили, ты большая любительница членов. Если внезапно заскучала, только скажи. У меня в войске пятнадцать тысяч «штыков», и почти нет женщин. Могу заверить, всю дорогу до юга ты скучать не будешь, только попроси, и твою «Лариску» до блеска полировать будут.

Понимая, что Астаопа хочет начать игру в молчанку, подливаю в пламя бензинчика, и она вновь вспыхивает потоком бранной матерной речи. О да… то, что надо, хе-хе-хе, сука, и почему я вареник её Лариской назвал? Вновь маты, агония, проклятия, за которыми вновь следует бессилие. Эх, однообразие нашей беседы начинает утомлять.

— Тебя тут кормят? — Допивая очередную кружку холодного пива, решаю перейти на напиток покрепче. Повозка пошатнулась, стук, удар, кажется, мы наехали на яму. В очередной раз выругавшись, в этот раз из-за кочки, в один голос со мной Астаопа ругается, после отрицательно качает головой. Аналог салата Цезаря, на майонезной основе, со свежими листьями капусты, сыром, сухариками и поджаренной курочкой, приносится мне под стопочку кое-чего крепкого, перегонного, созданного на сахаре, дрожжах и картошке. Самогон, очищенный, с тройным перегоном, данный напиток сейчас, в этом мире, являлся одним из самых крепких, ядрёных и дорогих. Сахар в этом мире по-прежнему дефицит и роскошь, если конечно ты не император.

Создав из потоков маны нечто на подобии щупа, запускаю магическую тентаклю в тарелку, обхватив немного еды, подношу её к рту Астаопы и чувствую, как кто-то начинает высасывать из щупа ману. Силой, резким движением, запихиваю ей в рот салат, проталкиваю по горлу и, заставив поперхнуться, кашлять, с злостью произношу:

— Еще раз посмеешь такое выкинуть, устрою для тебя генг-бенг с быком-минотавром и лошадью, поняла⁈

Прокашлявшись, с проступившими слезами на глазах, Астаопа хотела что-то рявкнуть, минотавров этот мир не видел, но, осознав, что я не шучу по поводу лошади, вновь повесив голову, умолкла.

— Не слышу ответа⁈

— Поняла. — Отвечает покорно она.

Так то лучше. Захлебнув грамм тридцать, понимая, что мою очередную попытку наладить отношения вновь восприняли как слабость, сверля её взглядом, думаю, как быть дальше. Она меня раздражала, бесила, обуза, враг, бесчувственное существо, не имеющее даже намеков на наличие чести. И всё же, как-то она ведь смогла заполучить и расположить к себе народ Горлеона? Интересно, это её заслуга, или «золотой мамочки»? Может, хоть это удастся выяснить…

— Есть будешь, или предпочтешь и дальше ехать голодной? — На мой вопрос, всё так же не поднимая головы и взгляда, Астаопа отвечает коротким «буду». Ишь как испугалась перспективы попасть под коня. Язык реальных угроз превратил её в покорную, пусть и строптивую пленницу. Кажется, эта дура, как и все в этом мире, понимала лишь язык силы.

Кормил я её лично, почти что с ложечки, внимательно следя за тем, чтобы ничего лишнего не попало ей в рот. Магия, преобразовавшаяся в божественном теле, высасывалась через кандалы, еда могла утолить разве что физический голод, но никак не восполнить её силы, и потому я не переживал, что моя доброта может кому-то и чем-то вылиться боком.

— Я говорил с Эсфеей не так давно. Она очень обеспокоена твоим положением, благодарила меня за то, что не казнил тебя. Горлеон и империя заключили союз, больше никакой вражды. — От еды и слов моих, Астаопа чутка взбодрилась. — Разумеется, наши с ней переговоры ни коим образом не повлияли на твой статус пленницы или отношения имперцев к соседям. Мы укрепили границы и по-прежнему видим в вас опасность.

— Зачем ты мне всё это говоришь? — Прожевав последнюю порцию салата, любезно предоставленного мной, спрашивает богиня.

— Не, по ходу ты реально тупая… Хоть в этом мы с Эсфеей сходимся. — Махнув ещё стопарь, говорю я, и божество вновь показывает белые зубки. — Нахуя ты всё это устроила? Зачем… к чему была эта война, особенно сейчас, когда демоны на пике своей силы. Ты думаешь хоть на день вперёд, думаешь о последствиях?

— Свет всегда сильнее тьмы. В моём видении тысячелетие — секунда, когда ты…

— Завали еб… ах… молчи, пока не разрешили говорить. — Отмахнувшись, стараясь уменьшить число матов в своём лексиконе, не даю той продолжить своё бахвальство. — Послушай, этот мир огромен, имеет множество своих проблем, решив которые, можно начинать враждовать между собой. Погляди на тех, в окружении кого мы находимся. Они ведь отсталые в развитии, они уступают миру Аида, Нулевому миру, как вы его называете. Ими можно и нужно управлять, вести к светлому будущему, править, говорить, что хорошо и что плохо. Они ведомые и радуются любому прогрессу, не обязательно устраивать войны, ибо территориальная победа лишь один из вариантов конца игры. Есть ведь ещё множество других способов показать себя с лучшей стороны, к примеру те же победы научные или духовные, по очкам и…

— Для тебя всё это игра? — Спрашивает Астаопа.

— Да. — Отвечаю я. — Именно игра, вся моя жизнь, как отдельные кат-сцены, так и сюжет, который я создаю сам. Я в этой игре главный герой, и итог катки будет зависеть только от меня, от моих стараний, от моих свершений и действий. Именно поэтому я стараюсь не рубить с горяча, не обрубать связи или отношения со всеми, чьё существование не угрожает моей безопасности. Астаопа, твой взгляд со стороны силы, твоё высокомерие, появившееся всего из-за родства с Древней, должны исчезнуть, навсегда. Только отказавшись от них, осознав, что всегда найдётся кто-то хитрее, сильнее и умнее тебя с Эсфеей, ты сможешь двигаться дальше, хоть как-то развиваться и становиться лучше.

— Будешь меня учить жизни? Матвей, ты перхоть на моих ногах.

— Скорее псориаз на твоей голове. — Перебиваю я. — И уже дважды тебя победил, однажды спас, а ты всё не хочешь с этим смериться. Я не враг тебе, и был им по-настоящему лишь раз, да и то в компьютерной игре. Теперь посмотри, куда нас с тобой двоих это завело⁉ Дура ты голимая, убила меня из-за слитой партии, а после и сама оказалась в полнейшей заднице.

— Я не люблю проигрывать…

— Заебись, оправданна на хуй! — Словно судья бьющий по столу молотком, кулаком ударяю по ладошке, и Астаопа внезапно роняет смешинку, улыбнулась и даже хихикнула.

Улыбка на лице богини стала шоком не только для меня, но и даже для неё самой. Кажется, общаясь с ней вот так, впервые на прямую, мы оба внезапно потеряли друг к другу желание убить собеседника. Странное чувство, однако.

— Слушай, Матвей, извиняться не буду, тем более просить прощения. Ты не прав, не имеешь права вот так относиться ко мне, но всё же вынуждена признать, я и вправду проиграла, потому что была слабей. Мне ещё многому придётся научиться. — Подняв взгляд, говорит богиня. Слова её оказались одной большой неожиданностью и радостью для моего сердца. — Можно кое о чём тебя попросить, буду должна…

— Отпускать не стану.

— Сама знаю, что не отпустишь! — Воскликнула она, и вновь мы застыли в комичном положении, когда, кажется, оба поняли друг друга. Я смотрел на Астаопу, а она на алкоголь.

— Налить? — Ехидно скалясь, просил я.

— Угу… а запить есть?

— Обижаешь… — вытащив из кармана штанов специально на этот случай припрятанный стакан, говорю я.