— А воздух? Чувствуешь? — в десятый раз спрашивал Митька, повернув ко мне сияющее лицо.
— Чувствую, — закашлялся я, потому автобус, проехав мимо, прыснул мне в лицо облаком пыли из-под колёс и копоти из выхлопной трубы.
— Вот, в городе, кхе-кхе, совсем, кхе-кхе, тьфу ты, не так, — уже не так бодро продолжал Митя. — Вот если бы ещё автобусы не ходили...
— Тогда, пройдя сорок километров пешком, ты и внимания не обратил бы на воздух. Далеко?
— А вот бабушкина хата, — сказал Митя, встав в гордую позу: ведь здесь он чувствовал себя в некоторой степени хозяином. В такую позу, видимо, становились великие полководцы, прежде чем сказать: «А вот туда, господа, мы бросим кавалерию. Я уверен, это будет неожиданностью для врага». — Ты не устал?
— Хо-го! — раздался за нашими спинами насмешливый голос. — О какой усталости может идти речь! Разве такие лихие и отчаянные путешественники устают? Разве у них есть на это право?
Мы моментально обернулись. Перед нами скалил зубы юноша лет четырнадцати, придерживая левой рукой потрёпанный велосипед.
— А какое замечательное снаряжение! — продолжал он. — Какие сачки! Берегитесь, бедные бабочки! А рюкзаки! Там, видимо, харчей не на один месяц. Юные Ливингстоны, бесспорно, сбились с пути, ведь Африка в совершенно противоположном направлении. Какое счастье для бегемотов и нильских крокодилов! Вы их всех переловили бы.
— Ну, чего тебе? — нахмурился Митька.
— Мне ничего. Я думал, это вам будет приятно познакомиться с мастером велосипедного спорта международного класса Василием Трошем. Конечно, в будущем.
— То есть с тобой? — осведомился я.
— Точно, юноша, я вижу, у вас незаурядный ум. Всегда приятно, знаете, поговорить с умным человеком.
— Ну вот, когда станешь мастером, мы с тобой и поговорим, — пообещал я. Мне смех этого типа отнюдь не понравились.
— Ну, ты! — сразу вскипел он. — Ты не очень нос гни. Умники нашлись, — ничуть не смущаясь, ответил хлопец, вывернув наизнанку своё предыдущее утверждение.
Он вскочил на свой велосипед и через мгновение испарился, как и не было.
— Неприятный субъект, — поделился впечатлением о нашем новом знакомстве Митька. Я возражать не стал.
До бабушкиного дома осталось совсем недалеко, когда впереди послышался вой, и сразу же и смолк, оборвавшись на высокой ноте.
— Это что? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Митя. — Может, корова какая-то или бык.
— Никогда не думал, что корова может так выть.
— О, ты не знаешь здешних коров, — пояснил Митя не совсем уверенно. — От них всего можно ожидать.
Глубоко скрытый смысл таился за этими словами.
— А чего же, Митя?
Узнать коровьи способности я не успел, потому что тот же звук раздался снова и снова прервался.
— Постой, постой, — нахмурился Митька. — Вот бабушкина хата, а вот... Да нет... но, пожалуй, так. Ну и чудак... Хотя...
Конечно, эта словесная путаница ничего мне не объяснила, и я уже дёрнул друга за рукав курточки, когда услышал: «Митя, Митюня», — и увидел, как старушка, худощавая женщина с ведром в руке бросилась нам навстречу.
— Бабушка!
— Внучек!
Отведя на мгновение свои глаза от этой трогательной сцены, я воспользовался случаем, чтобы оглянуться вокруг. Нет, не удалось, потому что моё внимание немедленно привлекло окно через дорогу, откуда вновь взревели.
«Может, действительно корова забралась в дом, и не знает, бедная, как вылезти», — подумал я.
— Игнат, Игнат, перестань, ей же так! — закричала Митькина бабушка. — Перестань, дай хоть с внучком минуту поговорить.
— А-а, приехал, — донеслось в ответ. Вдруг занавеска качнулась, метнулась в сторону, и в окне появился раскрасневшийся усатый крепыш с тромбоном в правой руке. — Здорово, Дмитрий!
Вот оно что!
— Так это вы! — засмеялся Митя. — Здравствуйте, дядя Игнат. Я так и не додумал, кто это. Точнее, сначала думал — вы, а потом, нет, думаю, не вы. Потом опять думаю — вы, а потом...
— Я, я, а кто же, — доброжелательно рассмеялся усач и развёл руками, как бы сам себе удивляясь, что это он взялся за такое занятие.
— А вы в позапрошлом году на мандолине играли. Так тихо было... И приятно.
— А, мандолина, — отмахнулся тот. — Тромбон — это, я тебе скажу, да!
— А я тебе скажу, Игнат, — вставила тоже бабушка, — хватит на сегодня.
— Да я и кончаю. Всё. Ради такого случая... А это кто? — бросил заинтересованный взгляд на меня.
— Ой, и правда! — всплеснула руками бабушка.
— Я, — ответил я.
Так и состоялось наше знакомство.
Услышал я впоследствии, Игнат Диденко, по-уличному Фа-Диез, был музыкантом. Причём не по призванию, а через развитое чувство ответственности перед односельчанами. Закончив восемь классов, он стал заведующим клубом. В наследство от предшественника ему достались большой замок на входную дверь, и таинственные двери в небольшой пристройке. Когда он подобрал, наконец, свой золотой ключик к той дверце, то увидел, что за ними томится сильно поредевший за время заведования его предшественника малый духовой оркестр — я, конечно, имею в виду инструменты.
Яркий луч солнца, проникший в каморку вслед за Игнатом, тускло поблёскивал на покрытой пылью меди, и тут Фа-Диез понял, что его призвание — в возрождении музыкальной культуры села. «Создать настоящий оркестр и научиться играть самому», — такой предстала перед ним задача номер один. Фа-Диез выполнил её только наполовину, потому что сам так ни на чём и не играет. Он пробовал играть и на геликоне, и на кларнете, на гитаре и на валторне, но бросал, едва выучившись брать несколько чистых нот. «Этот инструмент не для меня, — говорил он. — Я хочу найти именно свой инструмент».
Давно уже в селе существует довольно приличный оркестр, уже и Фа-Диез стал женатым и усатым дядей, но так и ищет именно свой инструмент. В последнее время появилась надежда, что им станет тромбон. Может, хоть на тромбоне научится он прилично играть, — такой вопрос волновал, вероятно, фа-диеза и, конечно же, всех его соседей.
Но сегодня, пожалуй, мы изрядно помогли соседям своим приездом. Дядя Игнат отложил свою науку на завтра.
— Доброздоровечка! — крикнул кто-то с улицы.
— Ну, начинается, — прошептал Митя. — Сейчас полсела сюда привалит. Пойдём где-то спрячемся, — и помчался не слишком вежливо за дом. Я пошёл было за ним, но тут меня остановил тот же голос:
— Куда это ты, Митя, не узнаёшь меня? Я оглянулся. В калитку заходил старичок в тёмных полосатых штанах, вделанных в запылённые сапоги, в синем видавшем виды пиджаке и фуражке.
— А, здравствуй, Игнатьевич, — ответила Митькина бабушка, выглянув из погреба.
— Здравствуйте, — смущённо поздоровался я.
— Ну и изменился ты, — кивнул старик, останавливаясь посреди двора.
— А? — донеслось из погреба.
— Изменился, говорю, Демидовна, внучек твой, — повторил старик, всматриваясь в меня. — Подрос.
— Конечно, подрос, — радостно согласилась бабушка, звеня внизу посудой. — Ты же его не видел, два года.
— Да, два года. Вроде поправился немного...
— Да где там потолстел! Тощий, как и был.
— Нет, какой же он тощий. Толстый... А то были волосы русые, а эти потемнее.
— Да где же потемнее?
От такого чуда бабушка аж вылезла из погреба и бросила взгляд на меня.
— Тьфу, Трофим, и ты не видишь! Это же не Митька!
— То-то и видно, не Митька, — охотно согласился тот. — А кто же? — спросил живо.
— Приятель его, Сергей. Вместе приехали.
— А-а, — спокойно, отнюдь не удивляясь, сказал старичок. — Я смотрю — вроде не Митька. А оно и выходит, что Сергей. Да-а, — продолжал, усаживаясь на ступеньке крыльца. — Сейчас, летом, всех своих детей куда-то одсилають. То в лагеря, то ещё куда-то, а как некуда, то к бабушкам. Вот и к Дмитриевне тож внук приехал, старшенький, правда, ваших, Василий. Дак то на лесопеде гоняет. С собой же и привёз — разобранный. Бабушка к нему бросилась, мол «Внучек мой родной, как же давно не виделись». А он ей: «Осторожно, — говорит, — бабушка, не трогайте чемодана, потому как у меня здесь лесопед». Не успела она и слова сказать, как он уже тот лесопед вытащил, составил в момент, и хода со двора. Дмитриевна в шум: «Куда ты?» А он только рукой махнул: мол, отвяжись. А часа через два приехал и говорит: «Это у меня тренировки такие, точно по графику». Значит, — пояснил уже от себя дед, — как пробило, скажем, первый час или как там, ты хоть спишь, хоть ешь, а скачи на лосопед и при куда глаза глядят. Так вот! Ну, а вы, — спросил, — тож на лесопедах гонять будете?
— Нет, — пробормотал я. — Нам надо коллекцию собирать.
— А-а, ну собирайте. А захотите, приходите в гости. Я ваш, так сказать, ближайший сосед. Тут же, за вашем домом, и мой стоит. И Митька знает. А где же он сам?
— Щас прибежит.
— Ну, ещё увидимся, — потопал к калитке дед.
— Здоров, Митя, — послышалось с улицы, как только мой друг появился из-за дома.
— Добрый день, — неловко сказал Митька, всматриваясь через плетень в русого хлопца нашего возраста в майке на уже загорелых плечах.
— Не узнаёшь? Володька я, помнишь? Тётки Настин. Ты у нас телевизор смотрел.
— А-а-а, — протянул Митька. — Конечно помню. Только ты вроде ниже был.
— Да и ты поднялся за два года, — удивился Володя.
— И в самом деле, — засмеялся Митя. — Я и не додумал сразу. Так заходи, заходи. Как ты?
— В другой раз. Спешу. Вот бегу на школьный участок. Мы там помидоры выращиваем. А вы заходите на телевизор. До свидания, — попрощался уже на ходу.
— Митя, хлопцы, — закричала бабушка, — идите есть! Вы с дороги, вероятно, проголодались? — улыбнулась мне.
— Ещё как, — бросился к умывальнику Митька.
— Ну как там у вас, всё в порядке дома? — поинтересовалась бабушка.
— Угу, вшо, — утвердительно кивнул головой Митька, обжираясь голубцом.
— А как доехали?
— Хорошо, — ответил Митька, протягивая руку к кувшину с молоком.
— Так почему же папа не сообщил? — допытывалась бабушка. — Я кого встретить послала бы. Вот хотя бы Гната или деда Трофима.
— Не знаю, — ответил Митька, наливая себе киселя. — Мы и сами удивлялись.
— Телеграммы не дали, — не унималась старушка.
— Телеграммы! — воскликнул Митя.
— Ну так, что же тут удивительного!
— Телеграммы! — как ужаленный, ещё раз вскрикнул Митя.
— Конечно, телеграммы. Да ты не переживай так. Вот бедный ребёнок!
Я начал уже догадываться, к чему оно идёт, и с подозрением посмотрел на друга.
— Ох, я растяпа! — вскочил он на ноги, засовывая руку в боковой карман куртки. — Ай-я-яй! Вот же она, папа написал! Я и пошёл было на почту, а дорогой забег по батарейки, а потом вспомнил о плёнке, а потом...
— Забыл о телеграмме? — закончила бабушка. — Так?
— Ага.
— Эх ты, — провела рукой по Митькиной голове. — Наелись?
— Наелись, спасибо, — дружно закивали мы.
— А теперь куда?
— Ещё не знаем. Может, погуляем немного или на реку...
— Ну идите, идите. Толь на обед не опоздайте.