— Я когда-то книгу читал, — задумчиво сказал вечером Митька. — Так там писалось о том, как на тигров охотятся. Охотник привязывает к дереву козлёнка, а сам сидит в засаде. Козлёночку хочется домой, он бегает вокруг дерева на привязи и жалобно мычит. А где-то поблизости гуляет тигр. Он слышит — кто-то мычит, и думает: «Это, пожалуй, козлёнок. Пойду-ка я его съем». Вот он бежит к дереву, а охотник из засады — ба-бах! Тигр — вверх лапами, а счастливого козлёнка отпускают домой.
— А некоторые племена, — на лету поймал я Митино мнение, — роют на тропе, которой звери ходят на водопой, здоровенную яму, а иногда ещё и вбивают в дно заострённые вверху колья, а яму прикрывают ветками и листьями или песком. Идёт себе какой-то лев, ступил на ветви и — готово!
— Мысли читаешь! — радостно воскликнул Митька. — Мы эти оба способа совместим.
— А козлёнка где взять?
— Вот, — нахмурился он. — Козлят я здесь не видел. Козы, но козу никто не даст. А может, — прояснилось его лицо, — верёвку на рога да в лес, а утром отведём назад?
— Нет, я не согласен. Я уже как-то в детстве пробовал освобождать козу, так она за мной гналась потом. Да ещё и в лес её тянуть... Она же не дура.
— Твоя правда, — сокрушённо покачал Митя головой, но по тому, как он встрепенулся, я сразу же понял: есть ещё одна идея. Вообще, должен признать: голова у моего друга работала с колоссальной скоростью и, бывало, не успевал он хотя бы до половины выразить какую-то мысль, как у него уже рождалась вторая, а то и третья, совсем противоположная. Однако далеко не все из них можно было назвать подходящими или просто удачными. Как вам, например, такое?
Доверчиво глядя мне в глаза, Митька предложил:
— А если мы привяжем тебя?
— То есть как это? — всполошился я.
— Верёвкой, как же ещё! А где взять её — я знаю. В сарае висит. Для козы подошла бы, значит, для тебя тоже.
— Ты что, шутишь? — не поверил я своим ушам.
— Да какие шутки? Чем ты хуже? Мэкаешь понемногу, издалека и не видно, кто это. Может, оно вылезет из озера, чтобы рассмотреть. А? И как раз в яму попадёт. А мы уже выроем, постараемся.
— Да ты, наверное, спятил! — рассердился я, сообразив, что Митька и не думает шутить. — Чем я хуже какой-то козы? А чем ты хуже? Даже лучше, умник такой! Меня! К дереву! Верёвкой! А как оно сзади подкрадётся или сбоку! Ты подумал? Себя привязывай!
— Буду я, — храбро согласился Митя. — Я не какой-нибудь эгоист. Я согласен. Хотя, ты знаешь, мне кажется, можно и не привязывать. Козу — другое дело, она убежит. А меня можно не привязывать. Я и так посижу.
— Ладно уж, — остыл я. — А почему обязательно кому-то из нас? Может, курицу? Ничем не хуже. Ворон же оно хрумкает!
— Молодец! — воскликнул Митя. — Конечно, курицу! И мороки гораздо меньше!
Через мгновение добавил:
— Да и безопаснее.
* * *
Курица, которую мы наделили доверием выступить в роли козы, поняла, что вопрос о её жизни и смерти стал ребром, и яростно сопротивлялась. Она бегала со страшной скоростью по двору, неистово кричала и била крыльями.
— Фу ты, — сказал, отдышавшись, Митя. — Да она бегает, как лошадь. Такую курицу можно в телеги запрягать!
— Это не курица! — согласился я, вставая после неудачного броска. — Это страус!
И мы снова, как можно мягче, завели:
— Цып-цып-цып-цып-цып!
— Аю-тю-тю-тю.
Однако курица отбегала на безопасное расстояние и неодобрительно следила за нами.
— Да ну её, — не выдержал я первым. — Все колени пооббивал.
— Сейчас, сейчас мы её, — не сдавался Митька, вынося из дома одеяло, — в угол прижмём, пока бабушка не пришла.
На этот раз мы всё-таки загнали птицу (и кто только назвал её домашней?) между курятником и сараем и накрыли одеялом.
— Есть! — удовлетворённо воскликнул Митя, засовывая её в мешок, и тут же заорал:
— Ой-ой-ой! Она ещё и клюётся!
— Ну вот видишь, — сочувственно сказал я. — А если бы коза? Вот бы намучились!
— Да и то, — ответил Митя. — Бери лопату, и пойдём скорее, пока никто не видит. И зерна захвати.
Ещё издали мы заметили на площади перед школой какую-то возню. Девочки и мальчики нашего возраста в белых рубашках и пионерских галстуках бегали, играли в салки, смеялись, что-то кричали, — шум стоял невероятный, точно такой, как во дворе нашей школы на перемене.
— Ишь, — сказал я, — пожалуй, пионерский сбор.
— Привет, ребята! — к нам подбежал Володька. — Вы куда собрались?
— В лес, погуляем немного, — сказал Митя.
— А что это у вас? — бросил любопытный взгляд на мешок.
— Курица, — ответил я. — Наша, — добавил быстро, — то есть бабушкина.
— Мы опыт ставим, — заговорил торопливо Митька. — Учим её ориентироваться на местности.
— А зачем? — удивился Володя.
— Возможно, это будет иметь большое значение в будущем, скажется на развитии птицеводства.
— Мы будем докладывать о результатах в нашем зоологическом кружке, — добавил я.
— Ты смотри! А вы не могли бы сделать доклад и в нашей школе? У нас тоже зооуголок есть.
— Нет-нет, — покачал головой Митя. — Это пока секрет. Ещё рано разглашать.
— Володька! — крикнула от школы незнакомая нам девочка. — Скорее! Уже едем!
Ей что-то сказала подружка, оба рассмеялись, и первая добавила:
— И ребят бери!
— А, правда, — посмотрел на нас Володька. — Может подождёт ваш опыт денёк? Поехали с нами! По местам боевой славы. А?
— Как, Митя? — повернулся я к другу.
— Да нет, — нехотя ответил тот. — Мы не можем...
— Я понимаю, это для науки, — сказал Володька. — Ну так приходите в другой раз: в футбол сыграем, пинг-понг, у нас и оркестр есть, и трактор учимся водить, можно и вам попробовать, и помидоры лучшие в области, и ещё знаете сколько...
— Володька! — позвали снова. Зафыркал мотор.
— Приходите! Обязательно! — крикнул уже на ходу.
Через мгновение машина тронулась, и он помахал нам с кузова рукой.
Весёлые лица проезжали мимо. Всё дальше и дальше...
— Эх, — пожал я досадливо плечами. — Вот у людей каникулы! А ты говорил: «то огород окучивают, то по хозяйству». Возись здесь с этой курицей. Всё из-за тебя...
Я взглянул на Митьку и замолчал. Он грустно смотрел вслед машине. Потом перевёл взгляд на меня:
— Ну и надо было ехать! Что же ты не уехал? Беги, догоняй! Мы же с тобой игрушками играем!
Он сердито направился дорогой. Секунду я постоял, тогда бросился вдогонку:
— Что ты, Митя... Мы же вдвоём... Ты уж извини. Вот захотелось только...
— Да ничего, — подобрел друг. — Думаешь, мне не захотелось? В кузове, с ветерком! Ещё как!
— Неужели?
— Ждут нас большие дела! — вместо ответа продекламировал мой друг и толкнул меня в бок.
И вдруг будто отлегло от сердца. Я закинул лопату на плечо и бодро зашагал рядом.
— Ну что, Митя, может, хватит?
Я стоял по пояс в только что вырытой яме и вытирал лоб.
— Да где там хватит. Ему вылезти — всё равно, что тьфу! Кстати, эти вараны, что я тебе говорил, они даже на нижние ветви деревьев залезают и хватают обезьян.
— Ничего себе новость ты приберёг, — поёжился я. — Успокоил. Что же нам теперь, где-то в вершинах жить? Гнездо себе, может, свить или дупло выдолбить?
— Он на людей побоится...
— Побоится! Видел, лапы какие?! Да ему человека глотнуть, что собаке гавкнуть! А кто до нас в шалаше жил? — пронеслась у меня ужасная догадка.
— Откуда я знаю. Может, турист который.
— А где же он теперь?
— Где! Домой поехал!
— Домой! А может, — с трудом выдавил я, — оно его съело!
— Съело? — испугался Митька. — Что ты говоришь? Кто тебе сказал? Неужели, думаешь, правда... А что, — опустился на землю, — может, и так... А вещи? Кстати вещи остались бы. Не могло же оно его вместе с вещами!
— Были вещи, — пробормотал я, чувствуя, как рубашка липнет к спине. — Сандалии. Тут же, возле шалаша, лежали.
— Сандалии? Почему же ты молчал?
— А что мне было — кричать на весь лес? Тоже мне находка!
— И куда ты их дел?
— В костёр бросил. В первый же день. Они ещё так дымили хорошо… от комаров.
— Ай-я-яй! — чуть не застонал мой друг. — Сжёг вещественное доказательство! Вот, может, и всё, что от человека осталось. Хотя бы память родным была.
— Очень бы они радовались той памятью.
— Чёрствый ты человек! Эгоист! А если бы тебя съели, то твоя мама и сандалии была бы рада!
— Да ну тебя, Митя! Что ты говоришь такое?
— А что, — разгорался ещё больше Митька. — Рада была бы!
— Да постой!.. Что-то ты сильно, это, перегнул.
— Почему перегнул? Приехал какой-то учёный, профессор, а то и академик. А может, просто энтузиаст — любитель природы. Тоже узнал, что в озере кто-то живёт, и решил наблюдать, как и мы. Построил шалаш, сел отдохнуть, полюбоваться природой, сбросил одну сандалию, а тут оно его — хвать! И готово.
— Да, видишь, как оно обернулось, — задумчиво подал голос я. — Хотя нет, Митя, нет. Если бы здесь человек пропал, то и искали бы его все, и милиции понаехало бы. А нас и на пушечный выстрел сюда не подпустили бы.
— Конечно, — обрадовался Митя. — Но этого просто не может быть. Давай я тебя сменю.
Я охотно вылез из ямы и подал лопату другу.
Работу закончили только к вечеру, потому что Митя настоял, чтобы выбранную землю отнести прочь, «иначе оно догадается, что, раз есть куча земли, должна быть и яма».
— Ха, ну и ну, — устало покачал я головой, дуя на стёртые ладони.
— Ямка — будь здоров! Хоть на слона охоться. Вот ещё колы надо вбить.
— Да ты что — колы! Оно погибнет, а нам нужно живое.
— Правда, а я и не подумал. Но оно и так может забиться, когда упадёт, или ножку свихнёт. Мы на дно подушку положим. Всё ж мягче.
— А что же, — сказал я. — Можно и подушку.
— Возьми в шалаше. Заодно и курицу давай.
Мы вытащили птицу из мешка и привязали верёвкой к дереву. Однако курица, уставшая от утренних переживаний или догадавшись, что служит приманкой, кудахтать не хотела.
— Ты видел такое? — раздражался Митька. — Она уже онемела, как к делу подошло. Ну, квохчи же, ну, ну, так вот: кво-кво-кво-кво-кво.
— Ай, Митя, — заметил я. — У тебя, как у лягушки, получается.
— Так попробуй ты!
— Ко-ко-ко-ко-ко, — очень исправно начал я, но курица обошла вокруг дерева и спряталась за стволом.
— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Митька. — Да она никого не слушает. Дай-ка я в неё хоть комом брошу.
— Перестань. У неё и так психическая травма. Пусть успокоится, а потом, может, и заквокочет. Однако не мешало бы и поужинать.
— Конечно, — согласился товарищ. — Что нам бог послал, точнее, бабушка подкинула?
Бабушка подкинула! Иначе и не скажешь. Мы, мечтали готовить вкусную питательную уху, есть жареную рыбу, выловленную собственными руками, а теперь вынуждены запихиваться пирогами с фасолью. Какая уха! Какая рыба! События последнего времени стали развиваться с такой скоростью, что даже удочки забросили — и не было свободной минуты.
— А кто обещал уху в котелке над пламенем? — всё же спросил я Митьку.
Тот недовольно зашуршал соломой:
— Эва! Ухи! Ты же видишь, что делается. То в село, то из села, то в библиотеку, то на озеро. То курицу воруй, то яму рой. Никогда и вверх глянуть. Пусть уже немного прояснится с этим вот, — кивнул на озеро, — будет тебе и уха, будет и свисток.
Между тем стемнело. Мы намазались одеколоном «Гвоздика» и легли в шалаше, высунув головы наружу.
— Скорее бы мы его увидели, — сказал Митя, — а то привязаны к этому куреню, как и курица к дереву. Кстати, она так и не думает квокотать.
— Пусть себе.
— Скорее бы оно уже вылезало. Постой-ка, — понизил Митька голос. — Смотри...
Я присмотрелся.
Лесом что-то направлялось в нашу ловушку.
— Будто не ползёт, — сказал Митя. — Кажется, даже идёт.
— Но это же человек! — воскликнул я, но было уже поздно: мужчина, с криком провалился вниз.
— Вот беда! — крикнул я, выскакивая из шалаша. — Кто это? Что с вами? Вы цели?
— Да, кажется, — ответил сердитый голос деда Трофима, и над краем ямы появилась его голова. — Вот чёрт, — сказал дед, выйдя наверх. — Чуть шею не свернул. И кто такое ямище вырыл?
— А это дедушка... — начал было я, но увидел, как Митя показывает мне кулак, и понял, что деду действительно ни к чему знать правду.
— Это, дедушка, — пробормотал Митя, — мы и сами не знаем кто. Не было, не было, а то вдруг появилась. И зачем это кто-то вырыл, понятия не имеем! Ещё такую здоровенную. Ты не знаешь, Серёжа?
— Не-е.
— Вот беда, — вздохнул дед. — А бабушка вам молочка передала. Так вот и вылилось всё.
— Молочко, — облизнулся Митька. — И много?
— Полный бидончик.
— А может, не всё вылилось?
— Да нет, всё.
— Жаль, — горько вздохнул Митя. — Эх, если бы знать, кто это, — неискренне правил дальше. — Я ему бы...
— Да, — кивнул головой дед. — Ну как вам здесь, хорошо? — заинтересованно, направляясь к шалашу.
— Хорошо, дедушка. Может, вы лимонада хотите, — подлизывались мы.
— Нет, спасибо, не хочу. А вот водички выпил бы. Есть у вас водичка?
— Есть, дедушка, вот, — сказал я, зачерпнув кружкой из ведра.
— Спасибо, — мягко поблагодарил тот. — Ну, а лопатка вам уже не нужна?
— Лопатка? — покраснел Митька.
— Да, лопатка. Вот она и лежит.
— Действительно, лопата, — глупо хохотнул я.
— А бабушка искала сегодня. А лопата, видишь, у вас. Вы, наверное, червей копали?
— Вот-вот, черви. На рыбалку, — выпалил Митя.
— Ну и много поймали?
— Да нет, не очень. Что-то клёва не было.
— Вот ещё и курица пропала. Украл кто-то или собака какая подавила.
И именно в этот момент пакостная курица, видимо, задремавшая под деревом, словно услышав, что речь идёт о ней, стала неистово квокатать.
— Ты смотри, — словно не веря своим ушам, удивился дед. — Кажется, курица.
— Курица, дедушка, курица, — быстро заверил его Митя. — Мы вот пришли из деревни, видим — бегает тут. Так мы её к дереву привязали.
— Ой-ой, это же куда забежала! — развёл руками дед. — Как-то я отдал сестре котика своего на несколько дней, а сестра живёт километрах в пятнадцати от Юрковки. Села, значит, на автобус и поехала. Когда это, проходит неполная неделя, слышу — мяукает что-то утром под дверью. Глядь — а то Мурчик мой. Надоело, видно, у сестры, то он ко мне прибежал. Вот, значит, и курочка так же. Полюбила вас крепко, видать. Вы её завтра принесёте?
— Принесём, принесём, — озадаченно уверили мы.
— И лопатку тогда я сегодня брать не буду, так как вы, вероятно, и яму хотите закидывать, а то ещё втелющится кто-то опять, и шею свернёт. А я пойду.
— Посидите, дедушка, ещё, — льстиво завели мы.
— Да нет, пойду. Поздновато уже. А это, видишь, хотел молочка вам принести. Ну, бывайте.
— До свидания, дедушка. До завтра, спасибо вам, — вяло ответили мы.
— И хитрый же старик, — сказал, помолчав Митька.
— Всё понял. Я едва от стыда не сгорел.
— Да, тут уж ничего не поделаешь.
— Хорошо, что колья не вбили, как ты говорил.
— Конечно, это ещё деду повезло.
На этом мы и согласились.