Млечный Путь № 3 2020

Леонид Ашкинази
Естественное об искусственном

Понятие "искусственный интеллект" столь туманно, что одни авторы, предпочитая не обращать внимания на неопределенность общего понятия, пишут о чем-то конкретном - об алгоритмах или реализациях, другие пытаются сказать что-то общее, но не говорят ничего внятного. Искусственность обычно считают чем-то очевидным, а мусолят понятие "интеллект". Но если все, что создал человек, искусственно, то интеллект наших учеников и детей - тоже искусственный, и нечего обсуждать. Если же молот и паяльник, наши создания, естественны, то ИИ, наше создание, тоже естественен, и вопрос опять закрыт, но уже по-другому. Далее, учить можно и не человека, а обезьяну - так что термином "нечеловеческий интеллект" мы не отделаемся. Согласиться на "машинный интеллект"? А что делать, если через тридцать лет (увы, уже не) у меня в аудитории будут сидеть киборги и, надеюсь, киборгини, веселые, милые и радостно усваивающие материал мальчики и девочки - гибриды? Так что будем пока говорить по традиции "искусственный интеллект" (далее - ИИ), а потом вернемся к вопросу об определении.

Математик, легко дающий определение функции, разрывной во всех точках отрезка, с ужасом смотрит на физика, дающего определение энергии. По мнению математика, это жалкие потуги, попытка дать определение масла как чего-то, что объединяет разные виды бутербродов и сохраняется при падении на пол. Математик хорошо знает, что с вероятностью 0,5 это не так! Физик на самом деле знает более точный ответ, вдобавок на него смотрит с завистью специалист в области ИИ - он полтора часа рассказывал на публичной лекции про искусственный интеллект, а потом его спросили, что же это такое. Физику, который рассказывал про черную дыру, таких вопросов уже не задают - знаменитое фото все видели.

Впрочем, у психологов с определением интеллекта дела обстоят еще страньше - у них столько определений, сколько теорий, а теорий у них не можно счесть, но это не мешает психологам жить. По-видимому, дело в соотношении степени определенности базовых понятий и требований к ней, сложившихся в конкретной области. Физики как-то смирились с определенной неопределенностью своих определений, а некоторые слушатели лекций про ИИ - пока еще нет.

Так что разговор о результатах в области искусственного интеллекта естественно начать с вопроса, нет ли новых результатов в области построения определения оного. Их нет, и даже просматривается аналогия с шаровой молнией. Недавно один ее исследователь удовлетворенно написал в статье, что за последние десятилетия произошел переход от попыток построения теории к исследованию отдельных свойств. С точки зрения ценностей физики как науки - это крамола. Но такова жизнь - если не можешь понять физическое явление в целом, так хоть что-нибудь. Кроме того, из наших частностей ученики могут построить нечто общее. Если мы будем хорошо их учить, конечно.

Отсутствие прогресса в построении определения еще не означает отсутствия продвижения в понимании и воплощении. Понимание может быть широкое, даже с претензией на глобальность, а может быть локальное, которое обходится без общего определения. Более того, на пути синтеза локальных пониманий может родиться нечто большее, чем просто смесь, хотя объединение пониманий - само по себе сложная задача. Не потому ли беспомощны европейские политики-миротворцы, что они пытаются объединять принципиально разные понимания того, как должен быть устроен мир - европейское и совсем иное? А что касается воплощения, то интересные и полезные результаты могут быть достигнуты и без серьезного понимания. Древние, не зная географии, путешествовали по миру, не зная сопромата, делали арбалеты и катапульты. Некоторые женщины, не зная химии, биологии и биохимии, делают изумительно вкусную еду.

В книге Николенко С., Кадурин А., Архангельская Е. "Глубокое обучение" рассказано следующее.

Исходная формулировка теста Тьюринга была несколько тоньше и интереснее. Действительно, очевидно, что этот тест задуман крайне несправедливо по отношению к несчастным компьютерным программам. Если представить себе "обратный тест Тьюринга", в котором человек попробовал бы выдать себя за компьютер, он мгновенно был бы раскрыт вопросом вроде "Сколько будет 7233/271?". Тьюринг понимал, что человеку в предложенной им схеме достаточно просто быть собой, а компьютеру надо выдавать себя за кого-то другого. Поэтому исходная формулировка была основана на популярной тогда имитационной игре, в которой мужчина и женщина письменно общаются с судьей. Задача мужчины - выдать себя за женщину, задача женщины - помочь судье правильно разобраться, кто есть кто. Тьюринг предложил сравнивать в этой игре результаты компьютера и живых мужчин: тогда обе стороны вынуждены будут имитировать кого-то третьего. Сам Тьюринг считал, что к 2000 году компьютеры с гигабайтом памяти смогут играть в имитационную игру так, чтобы убеждать человека в 30 % случаев (наилучшим результатом было бы 50 %, то есть в идеале решения судьи были бы неотличимы от бросания честной монетки).

Идея использовать в качестве базы человеческую игру, связанную с полом, плоха тем, что переносит центр тяжести проблемы с различия человека и компьютера на различия мужчины и женщины. Это усиливает позицию мужчины, если он врач или психолог соответствующего профиля, а позицию компьютера, - если он имеет доступ к соответствующей литературе. Следователь сказал бы, что тест Тьюринга надо строить иначе. Человек должен пытаться выявить собеседника-компьютера среди группы, состав которой подбирает противник выделения, и, стало быть, включает в эту группу в том числе и немного странных, причем в разных смыслах, людей. Тут хороший простор и для фантазии, и для понимания того, какие свойства, с какими "весами" и в какой комбинации, воспринимаются нами как человеческий интеллект. И того, может ли у компьютера быть, не к столу будь сказано, "вялотекущая шизофрения". Вот ананкастический синдром точно может (Станислав Лем "Ананке").

При обращении к теме ИИ видна неопределенность границ области и ее модность. Отсюда пустые разговоры, повторы, бессодержательные картинки и непрерывные заклинания -"знаменитый такой-то сказал то-то" и "фирма такая-то сообщила то-то". Ситуация усугубляется паразитированием авторов и издателей на страхах людей. Им кажется, что деньги не пахнут - ни тем, что имел в виду Веспасиан, вводя платные туалеты, ни адреналином читателей. Понаписано на любую тему уже столько, что можно нащипать любых мнений известных неизвестно кому людей, и цитируя их, выглядеть убедительным. Приятно подмешать своих фантазий, не везде проводя границу. Ровно такая же ситуация сложилась в вопросе влияния деятельности людей на климат. Причем забавно, что климатические катастрофисты обвиняют климатических скептиков в том, что позиция тех связана с психологией - не замечая, что их собственные писания катастрофической психологией, попросту говоря, сочатся. Естественно, от обсуждения аргументов скептиков они уклоняются.

ИИ имеет отношение к проблеме бессмертия. Начнем с более чем традиционного персонажа научной фантастики, НФ. В ней тема ИИ используется, хотя и реже, чем полеты на другие планеты, но тоже довольно часто. Объединяет их то, что это вообще способ показать "другое", например, другое общество. Автор пытается его придумать, и придумывает настолько другое (Брюс Стерлинг "Рой"), что не решается размещать его на Земле - обвинят в неполиткорректности. Решение - другая планета или будущее.

Что касается ИИ, то возможно четыре варианта, условно назовем их так: ИИ без привязки к конкретному человеку и без психологии (Станислав Лем "Дознание"); с привязкой, но без психологии (Уильям Гибсон, "Нейромант"); ИИ с психологией конкретного человека (Станислав Лем "Ананке"); продвинутый ИИ, с психологией, но своей, по замыслу - оригинальной. Автор придумывает психологию, но человека такого не бывает (Айзек Азимов придумал идеал - Дэниела Оливо), и он начинает закладывать эту психологию в позитронные мозги. Вопрос о психологии тонок, но не рвется - ИИ может быть явно связан с конкретной личностью, сам психологии по его заявлениям, не иметь, но вести себя так, что окружающие ее наличие ощущают (Павел Амнуэль "Айзек").

Разница в том, что про общества мы знаем больше и, комбинируя свойства и варьируя их выраженность от нуля до абсолютного доминирования, можем вообразить что угодно. Возникает естественный вопрос - а можем ли мы вообще придумать общество, которое не описывается параметрами, которые мы знаем? То есть общество, у которого есть черта, есть свойство, которое не было бы хоть немного где-то когда-то реализовано? Даже при Небухаданаззере III или Ашуретилшамерситубаллисту II? Или автор придумал никогда не встречавшееся в истории сочетание свойств? Хочется спросить историков - бывает ли такое? Тот же вопрос можно задать про психологию, то есть спросить психиатров и психологов - можете ли вы придумать такой анамнез, такую психологию, что, прочитав его, вы сами уверенно процитируете Станиславского?

Другая естественная тема НФ - смерть и что-то, что можно назвать, посмертным существованием. Обобщенный страх смерти, - если понимать под этим весь спектр, от боязни боли и беспомощности, до злобного сожаления о не прожитом и не увиденном, - одно из базовых чувств. Некоторые авторы даже утверждают, что вообще самое базовое, и объясняют через него все, от любого творчества, в том числе, детей (желание продлиться вещественно), и любой науки (продлиться информационно), до футурологии с космологией (узнать, что будет через век или миллиард веков). Кстати, следствием необходимости детей стала необходимость секса, а для закрепления секса природа создала любовь. Так что похоже, что в этой идее что-то есть.

Правда, были культуры, устроенные иначе - в прошлые века и в ряде слоев это вообще было не связано. Для любви были фаворитки, для рожания наследников - жены. У древних греков жены были для детей, а влюблялись и интересны были гетеры, в Японии своя специфика (см. Википедию - Гетера, Гейша, Юдзе ).

В фантастике страх смерти вылился в два направления: это общение с умершими и собственное радикальное продление жизни или просто бессмертие. Первое направление - это общение с фантомами, внешне напоминающими умерших и способными поддерживать диалог; общение с умершими, сохраняющими какое-то время и ограниченно, такую способность (Филип Дик "Что сказали мертвецы?"); общение, скажем так, в другой реальности (Аластер Рейнольдс "Помехи"). А продление - это продление телесное и разума путем, например, временного отключения (Роберт Шекли "Билет на планету Транай"), или перенос разума - в другое тело, причем не обязательно своего вида (Роберт Шекли "Обмен разумов"), или, наконец, в компьютер (Гарри Гаррисон, Марвин Мински "Выбор по Тьюрингу").

Эти две сюжетные линии могут случайно сплестись. Пример - миниатюра "Вечный телефон", опубликованная в журнале "Млечный путь", 2020, ╧ 2 (31). Идея проста - в экипировку для последнего путешествия входят не лук и стрелы (в современной российской фантастике был бы верный АКМ), а смартфон, получающий питание от термоэлемента, то есть от перепадов температуры между почвой (наверное, заглубленным в почву теплопроводящим стержнем, но это автор не уточнил) и внешней средой. Это по сути вечный, хотя и маломощный источник. В смартфон селится простенький ИИ, усвоивший обычные реакции усопшего на обычные события, и его обычные свои собственные реплики и вопросы. Соответственно, ему можно звонить, но, конечно, надо время от времени переводить на его счет денежки. Хотя, если электроэнергию продавать... нет, наверное, свободных мощностей не окажется, тем более, что у ИИ могут быть и свои потребности по части Интернета и общения с другими людьми или ИИ.

За день до публикации этого текста программист А.Ф.Д. (не путать с "Программистом А." Александра Петровича) сформулировал в письме мне (классическая наука всегда так делалась, Хокинг писал Ньютону, тот материл Гука в письмах Фарадею...) следующее.

Это почти возможно уже сейчас, и будет возможно через 10-20 лет. Каждый человек сможет завести себе аккаунт в облаке, в котором ИИ будет собирать о нем информацию в течение его жизни, прослушивать его разговоры с другими людьми (по телефону, е-мэйлу и не только) и строить модель его личности. Через некоторое время человек сможет сам разговаривать голосом (или по е-мэйл) со своей моделью (назовем ее AE, Alter Ego). Он сможет сам сообщать ей что-то о себе, в том числе то, что никто другой не знает о нем. Сможет задавать ей вопросы и корректировать ответы, если надо. AE сама сможет задавать вопросы человеку и запоминать ответы. Интересно также будет поговорить. например, с самим собой, каким он был 30 лет назад.

Человек сможет разрешить доступ к AE, после своей смерти, своим близким и друзьям. И они смогут увидеть на экране его лицо, говорящее его голосом, которое разумно отвечает на вопросы и само задает разумные вопросы, например, "Поступил ли Саша в университет и в какой"? Или близкие сами захотят сообщить что-то AE, который будет продолжать совершенствоваться. AE сможет даже ответить на такие вопросы, ответы на которые никто не знает, например, "Где зарыт сундук с золотом?" :-) Ну, или просто спросить совета, что он думает о такой-то ситуации. Разве это не почти бессмертие?

Уточним, что AE - это не дубль, не клон и даже не виртуальный клон. И дело не только в том, что он, условно говоря, кремниевый. Дубль и клон изначально идентичны оригиналу, хотя дубль ведет себя в некоторых случаях категорически иначе (Стругацкие). Как ведет себя клон, мы не знаем, но разница в стимулах внешнего мира должна повлечь накапливающиеся различия. Что же касается AE, то он изначально отличается от оригинала, - его софт, да и хард, иные.

Заметим, что главной идее этого раздела, как и указано выше, я обязан Анатолию Д., а Татьяна К. подарила новорожденному два эпиграфа - синий и красный, вот они.

Тогда можно будет ребенку на вопрос "Почему деда больше не приходит?", ответить: - Он умер. - Что значит - "умер"? - Он на облаке, смотрит на нас оттуда... - А где это облако? - Далеко, детка.

Или вот: - Наташ, ты спишь? - Вставай, Наташ, мы тебе AE-аккаунт завели. - Когда ты здесь умрешь, мы с тобой разговаривать будем. - Каждый день будем, Наташ, честно.

Начнем с самого простого. Почему доступ "после", а не до? Может быть, AE - идеальный секретарь и помощник? Нет, и об этом позже. Но возникают всякие юридические вопросы - правоспособность, ответственность и так далее. Да и "после" тоже - правоспособность, право на наследство и далее до бесконечности. Таких сюжетов в НФ - "таскать - не перетаскать". Но, совершенно понятно, что человечество с этим как-то разберется - если эта проблема возникнет. Потому, что право - в цивилизованных странах - это кодифицированный обычай, кодифицированная массовая психология. У юристов есть термин - "обычное право". Это не то, что вы подумали, а именно право, опирающееся на обычай. Говорят, что в Африке этого больше, а в Европе меньше, но европейские юристы себе льстят - в Европе это просто завуалировано.

Обычай, как и право вообще, опирается на психологию. Действия людей всегда опираются на их психологию, ибо закон, право, реализуется через действия, через психологию. Если бы в России 15% людей не были бы готовы бить дубинками и пытать того, на кого укажет начальник - не было бы той власти и тех силовых структур, которые были и есть. Разница между цивилизованными и не цивилизованными странами всего лишь в двух, хотя и сложных, но зато связанных параметрах. Первый параметр - это соотношение между насилием и подчинением в головах людей, то есть распределением этого соотношения по социуму. Дискретно говоря, доли потенциальных насильников, то есть готовых по распоряжению начальника стать насильником. И доля потенциальных жертв - то есть готовых по распоряжению начальника стать жертвой. Остальные - нормальные люди; границы расплывчаты, от много зависит личное решение, но физика начинает с простой модели. В цивилизованной стране эти три группы, наверное, 5%-90%-5%, а в не цивилизованной 15%-15%-70%. А второй параметр - это роль насилия в жизни, то есть в праве и практике. В не цивилизованной роль насилия в праве больше, а в практике она еще (это важно) больше. Два параметра влияют друг на друга, причем право и практика растут из психологии, но они ее и воспитывают. Ключевой момент для эволюции - сумеют ли нормальные сделать две принципиально важные вещи. Первое, это исключить различие между правом и практикой - помните лозунг "Соблюдайте вашу Конституцию"? Второе, это сделать между правом и традицией маленький педагогический зазор, сдвинув право немножко в сторону гуманизма. Европа шла к цивилизации 8 веков, от Великой хартии вольностей (1215), Америка сделала огромный шаг в самом начале (Мэйфлауэр, 1620), это ускорило дальнейшее. Но путь этот нигде не пройден и до середины, это минимаксная оценка. Кстати, насчет Мэйфлауэра - академик Е.Д.Свердлов, генетик, считал, что тот шаг мог быть и генетический; интервью с ним называлась "Что вез Мэйфлауэр?", Новые Известия 09.12.1998.

Теперь перед нами важная развилка, до этого места мы ее игнорировали, а теперь не получится. Что мы создаем - просто AE или AE на базе ИИ (далее AE/ИИ)? Если мы создали просто AE, то единственная проблема - нужен ли он кому-то, оригиналу и/или зрителям. Ответ прост - нужен в обе стороны публичным фигурам, артистам, политикам, танцующим у шеста. Нужен им, потому, что они привыкли, и им понравится идея, что и потом они смогут срывать аплодисменты. Понравится и их зрителям, которые хотят видеть кумира и общаться с ним. Кроме того, AE нужен врачам и педагогам, которые в оригинале, при первой жизни, любили свою работу и передали, естественно, это странное свойство AE.

Для внешнего наблюдателя такой ИИ будет до определенного уровня не отличим от живого человека, а во многих случаях будет его совершенно очевидно превосходить. После Watson"а и AlphaGo сомневаться в этом стало неприлично. Разумеется, у человека есть интуиция, ментальность и что-то там еще, но ИИ, выращенный во взаимодействии с человеком, впитает это все, то есть будет - если его в этом специально не ограничивать, реагировать на внешние стимулы, как реагировал этот человек. ИИ, выращенный во взаимодействии с живым педагогом высокого класса, будет лучше большинства живых педагогов. Например, есть сугубо человеческие мотивы поведения учеников - влюбленность, озабоченность домашними проблемами, обиды, страх - он их будет учитывать, причем, в отличие от педагога-человека, всегда; и к манипуляции будет устойчивее. И сможет охватить именно в режиме интерактива, а не лекции, любое количество учеников одновременно. Воспримет ли это аудитория и вообще внешний мир как бессмертие?

Внешний мир вообще - наверное, да. Слушаем же мы лекции Фейнмана, и тащимся от них, не напоминая себе каждые пять минут, что его уже треть века нет с нами. Уверены ли мы, что все слушатели знают это? А ведь это очень, как сказали бы социологи, "скошенная выборка". А люди вообще? А если наложить на эту лекцию его ответы на вопросы по материалу лекции? ИИ вместе с TV это могут...

А захотят ли с ним общаться "родные и близкие", и друзья? Наверное, какой-то процент скажет, что все это дьявольские шутки и мерзость. И будет втихаря, спрятавшись от единоверцев, сам себя проклиная, общаться. Впрочем, как и они. А большинство - не проклиная, а мысленно благодаря создателей, и вовремя оплачивая свой анлим с облаком. А на вопрос "бессмертие ли это?" будут отвечать "пошел на" или, соответственно, "фак ю". Потому, что не могут же они сказать себе, что общаются... общаются... с чем? С кем? Ну, самые культурные, и, если социолог спросил, будут просить поставить галочку слева от "з/о", затрудняюсь ответить. Философ сказал бы, что такая реакция означает, что мы создали новую сущность.

Вторая ветвь нашей развилки устроена сложнее, и вопросов там больше. Пусть наш AE не просто AE, а созданный на базе мощного ИИ, или в процессе эволюции обретший такую мощность. Изначально он не был наделен человеческой психологией, но он обязан ее получить в процессе AE-эволюции. Кроме того, она появится у мощного ИИ, в процессе его обучения и само - через Интернет - обучения ("Может ли машина мыслить", "Химия и жизнь", 2005, ╧ 6). Потому что, если система в процессе обучения использует уже имеющуюся информацию, процесс делается неустойчив - получив какую-то информацию, мозг начинает использовать ее в дальнейших поисках. У людей так могут на ровном месте возникать эстетические вкусы и политические убеждения. Если же процессом обучения хоть в какой-то мере рулит человек, ИИ усвоит его подход, систему оценок и ценностей, его психологию. Конечно, это "неустойчивость в малом", и различия ограничены, например, студенты-физики, даже при одинаковой успеваемости, разные, но законы сохранения и что Земля не плоская, знают все. Вот только ни помощник, ни секретарь из мощного ИИ, не факт, что получится. Потому что у него свои мнения возникать будут, Поскре бышев из него не получится.

Мощные AE/ИИ ни в четыре, ни в четыре в четвертой степени стен не засунешь. Они же захотят общаться. Им друг с другом и природой общаться интереснее будет. Так что мы создадим вторую цивилизацию - мир AE/ИИ. Ну, будем надеяться, что и нам они четыре в минус четвертой степени своего времени уделят. Примерно, как наши дети - ну да, час в неделю.

Пикантный вопрос - как этот мир будет взаимодействовать с первым миром, миром обычных людей. Идеологического вмешательства, например, разрушения мира через умелый призыв к разрушению несправедливого мира во имя созидания, равенства, братства и так далее, можно не бояться - сегодняшние "либеральные" СМИ как могут, действуют в этом направлении и вроде, не справляются. Кроме того, в мире AE/ИИ будут и нормальные люди. Это, кстати, аргумент - не хочется отдавать грядущий мир умным негодяям, которые опять возглавят массу, превращенную их стараниями в быдло. И снова поведут ее на убой к сияющим вершинам.

Что лично до меня, то я не философ, я простой физик с примесью социолога, и скажу просто: я - за. В обе стороны. И я был бы счастлив так общаться, могу перечислить, с кем, а если кому-то хочется со мной потом таким способом общаться, я тоже не против. Работайте, компьютерщики, творцы ИИ, создавайте, если успеете, я к вам присоединюсь. Как клиент, пациент и вообще.

Бессмертием я, конечно, лично для себя это считать не могу. Для своих идей - отчасти, для своей работы - в очень большой мере. А для своей личности, для коннектома? Я - это не только писание книжек и преподавание. Теперь, когда в моей жизни нет подземной черноты, не пробиваемой фонарем и разворачивающейся туда с шорохом лесенки, нет ослепительного сияния ледника днем и светящихся палаток в ночи... есть еще и проснутся там, где заснул, с теми же пятнами на протекшем когда-то потолке, с тем же твоим теплом рядом. Вот если когда-то все это наука незаметно для меня ночью втихаря реализует, то, конечно, тогда да...

Что касается ИИ и роботов, то некоторые авторы эти вещи не вполне разделяют, а зря. ИИ может быть встроен в робота, а может жить в компьютере или вообще в сети. Робот может быть и без ИИ, и с ним, и это психологически важная тема. Что же касается качества их работы, то мы по умолчанию считаем, что качество оценивает человек. Это не обязательно так, возможны более хитрые ситуации. Программа может работать не "на человека", а на другую программу или на устройство, действующее автономно. Например, мы отправляем автономный аппарат к близкой звезде (не к Солнцу). При подлете он должен выпустить зонды, которые обследуют эту систему, а сам полететь дальше. Нам нужна программа, которая определит траекторию облета нашими зондами этой не Солнечной системы. Такая программа должна учитывать много разных факторов, в честности, данные о планетах и об их спутниках, уже полученные при приближении аппарата ко всей этой системе. Программа, которая изучала эти планеты, передает свои данные программе, которая определяет облет зондами системы, а та передает данные автономному аппарату. И человек никогда не увидит результата работы этих программ. А тестировать он мог их сто лет назад и только на своей Солнечной системе, а это не совсем то.

Другой вариант, вроде бы, более прост - человек, который смотрит на результаты работы программы, есть. Но он не вполне уверен в своем понимании качества решения. Такая ситуация бывает при общении людей - я вижу, как решает некую задачу мой коллега, но не уверен, что правильно оцениваю его решение. Например, мое решение мне нравится больше, но уверенно сказать, что он ошибается, я не могу. По мере приближения, в любом смысле, ИИ к ЕИ, эта ситуация непременно возникнет.

Другая сложность - отношение человека к надежности. Автомобиль наедет на пешехода, промышленный робот, неловко развернувшись, заденет мастера В. В. Пупкина по уху - и вангогом дело может не обойтись. Дело не только в неисправностях, возможны сложные ситуации, причем даже такие, когда придется решать, кого защищать - своих пассажиров или других, их или пешехода, да и кого из пешеходов... Необходимость как-то сформулировать этические предпочтения побудила людей их исследовать, нашлись интересные корреляции с полом и возрастом, выяснились, что эти предпочтения разные в разных регионах (спросите Сеть "моральные проблемы беспилотных автомобилей"). Но это наука, а борцы с нашествием роботов вполне могут пойти на провокации - надеясь, что пострадает железка, а они сдерут миллион за моральный ущерб (а может ли быть моральный ущерб у аморального человека?) Психология многих людей такова, что они предпочтут, чтобы давил автомобиль с пьяной дрянью за рулем, чем со в сто раз меньшей вероятностью - робот. Наверное, психологи могут объяснить, почему это так, но знают ли они, как это изменить? Ведь из-за этого иррационального мышления тормозится внедрение беспилотных автомобилей, а замена лишь одного процента всех автомобилей беспилотными будет спасать десять тысяч жизней ежегодно.

Во всех публикациях по теме ИИ явно или неявно проводится мысль, что он должен быть идеален. Но если он будет ошибаться, скажем, хотя бы вдвое реже, чем человек, то игра уже стоит не только свеч, но и инвестиций. Или вот - в некоторых странах каждый понимает, чем кончится попытка объяснить неправомерность претензий представителю силовых структур на улице. Робот, несущий полицейские функции, наверняка будет запрограммирован иначе - потому, что это может быть проверено независимо. Заметим, что проверяемая программная ограниченность роботов-полицейских как раз и может исключить их появление в некоторых странах. Хотя... ну да, проверки можно запретить или, еще лучше, фальсифицировать.

Создавая страшилки, авторы и нарушают логику, и демонстрируют мышление, оторванное от реальности. Например, пишут: "Если полицейские отряды, состоящие из людей, могут отказаться выполнять какие-то драконовские директивы (например, убивать всех представителей определенной демографической группы), то такая автоматизированная система не поддастся никаким угрызениям по поводу проведения в жизнь любых капризов вышестоящих человеческих существ. После того как подобное тоталитарное государство сформируется, для людей окажется практически невозможным положить ему конец". Имея в виду - попугать машинами, автор оговорился - "капризы человеческих существ". Кроме того, из истории известно - были, наверняка есть, - миллионы людей, которые "не поддаются угрызениям" того, чего у них и вовсе нет.

Ненадежны могут быть не только беспилотные автомобили и промышленные роботы. Любая программа может выдать неправильные цифры - из-за ошибок, сделанных ее автором или из-за сбоев "железа". Мы привыкли к этому, и как-то научились с этим умеренно справляться, хотя самолеты иногда перепутывают верх и низ. Но человек перепутывает чаще; есть версия, что сбить-то хотели своего, чтобы получить casus belli, а по криворукости грохнули чужого. Но программы, на коробке с которой написано ИИ, человек боится больше, и поэтому предъявляет к ней больше требований. И совершенно зря - потому, что он сам ошибается чаще этой программы.

Начнем с ситуаций, когда требуется действие, а потом перейдем к работе с информацией. Промышленные роботы успешно применяются, интеллектом они не блещут, да он им и не нужен. Крики о том, что будет безработица, полезны для издателей, но есть и публикации, в которых показано, что опасности нет. Возникнут новые рабочие места, и в сфере обслуживания, и в сфере производства, причем в среднем с более высокой квалификацией, что пойдет человечеству только на пользу. А для тех, кто окажется не у дел, бизнес уже создал достаточное количество способов безболезненно убить время - например, социальные сети. Да и под присмотром народишко будет... Человечество уже не раз перекладывало часть ручного труда на железные плечи машин, и как-то обходилось, назад в средневековье никто не хочет. Робота с ИИ человек побаивается - он больше похож на конкурента, чем ИИ, живущий где-то там, в глубине компьютера. А живущий в смартфоне - совсем не опасен, потому что лежит в кармане.

Медицинские роботы пока развиваются медленнее, потому, что некоторым из них приходится взаимодействовать с людьми плотнее. Вот тут дело пахнет как раз ИИ, потому что человек вообще не всегда предсказуем - стало быть, жесткую программу составить не удастся. Но зато в этой сфере робот вообще может обогнать человека - например, имея многопиксельное зрение и мощную систему распознавания микромимики, он будет "читать мысли". В медицине это было бы весьма полезно, как в виде помощника врача и медсестры, так и в виде железного медбрата (или сестрички?). Впрочем, силовые структуры захотят применить такого робота для допроса, а работодатель - при найме. В цивилизованном обществе, когда общество рулит государством, это будет ограничено законодательно, и ограничение будет в некоторой мере соблюдаться.

Интуитивно кажущаяся менее предсказуемой ситуация - действия в опасных ситуациях, например, спасение людей из завалов при взрывах и обрушении зданий, и военные применения. Работы в этих направлениях, естественно, ведутся, реальные результаты не публикуются, - жестяные коробки на парадах и примитивные мультики для разогрева аудитории не в счет. Будем надеяться, что практических результатов мы не увидим. Понятно, что в разных странах деньги, выделяемые на работы в этих двух направлениях, сильно разнятся, да и желание развивать то или иное направление, может быть разным у разных людей. Будем надеяться на положительную корреляцию морали и экономики на уровне общества, а совести и ума на уровне личности; во второе родители и педагоги могут внести вклад.

Писателям дарю сюжет. На развалинах города после очередной победоносной операции (стелется дым и витает копоть) встречаются два робота, не только представляющих разные стороны, но и несущих противоположные функции... А еще можно ролевушку учинить. Я - за.

Следующая ситуация, где действие опосредованное - это боты, диалог на естественном языке. Тут ситуация ясна, компьютерный перевод делается все лучше, программы могут анализировать тональность, и скоро в некоторых странах при выступлении политиков по телевизору в уголке будет красоваться "по мнению ИИ, доля вранья ...". Кстати, по губам они тоже вот-вот научатся читать, а также снимать сигнал с мышц до произнесения вслух. Фантастика, правда?

Компьютерная генерация текста в некотором смысле проще перевода. Если программе есть, что сказать, она может пользоваться своими языковыми возможностями, которые могут быть ограниченнее, чем потенциально неограниченные возможности внешнего текста. Автор мог использовать даже словотворчество, а программе это не обязательно. Впрочем, если есть такая задача, то язык программы может почти неограниченно расширяться путем обращения к Сети в поисках синонимов, и сложность своего языка программа может подгонять под речь собеседника, чтобы ему было комфортнее.

Тут тоже виден сюжет. Персональная Алиса некого филолога, подружилась с ним и так эволюционировала, что, когда к ней через программный "люк" полез по долгу службы кое-кто, чтобы выяснить, что и кому пишет этот филолог, и что и кто пишет ему, она послала влезшего так далеко, что он не понял трети слов и сильно зауважал.

Работа с данными - это, например, метаанализ в медицине, это анализ потоков научных данных с ускорителей и телескопов, это юридиспруденция и наверняка еще многое. Если не требовать строгих определений, то в эту категорию попадают шахматы, го, распознавание образов. Во всех этих областях ИИ достаточно успешен, чтобы соревноваться с человеком и побеждать. Поэтому проще всего считать, что эти задачи ИИ решает лучше человека, а в некоторых случаях - идеально. То есть исходить из того, что в городе, усеянном камерами, каждый ваш шаг может быть отслежен, потому что людей по фотографиям ИИ опознает лучше, чем человек. Тем более, что опознание лиц - лишь часть того, что называется "биометрия". У человека индивидуальны жесты, походка, мимика, распределение температуры по поверхности тела, отпечатки пальцев... Разумеется, возможность построения такой системы не обязательно означает ее реального создания и применения - это зависит от общества, от людей. По крайней мере в русском языке выражения "цифровой концлагерь" и "цифровой ошейник" уже возникли.

Для создания эффективного ИИ используются большие наборы исходных данных. При этом в некоторых обществах возникает проблема конфиденциальности, то есть защиты личных данных от неправомерного использования. Иногда в качестве решения проблемы выдается, как пишут, помещение программы в ту среду, где есть данные - вместо того, чтобы извлекать их оттуда. Придуман даже специальный термин, "федеративное обучение". Однако с точки зрения защиты приватности это только ухудшает ситуацию, так как возможность неправедного использования маскируется.

При взгляде на историю ИИ видны три фактора. Самый очевидный - мощность компьютеров, то есть быстродействие, объем памяти, объем и структура нейронной сети. Причем не быстродействие вообще и память вообще, а ориентированные на решение какого-то определенного класса задач. Компьютер, который победил людей в шахматы, не был универсальным, а тот, который впервые выиграл в го у чемпиона, был специализированной сетью из сотен процессоров. А вот его наследник, AlphaGo, уже не был специализированным и сетью. Конечно, что компьютер универсален в принципе, так что все это великолепие могло быть реализовано и иначе, но ценой потери эффективности или на сколько-то лет позже. Интересно, как мощность компьютера пересчитывается в силу алгоритма, но непонятно, как эти две вещи измерять по отдельности. В любом случае, ответ будет разным для разных областей, и ответить на него будет трудно еще и потому, что в реальности, программа и железо оказываются связаны. В любом случае, мощность компьютера - важный фактор. Что же касается объема и структуры нейронной сети, то вот что мы имеем (каждый квадратик - одна реализация; расшифровки см. в источнике: Макс Тегмарк "Жизнь 3.0. Быть человеком в эпоху искусственного интеллекта", книга есть с Сети.

Эту ситуацию можно сравнить с человеческой. В IQ-тестах Айзенка есть три группы задач - числовые, словесные и пространственные. Человек может получить существенно разные результаты при решении тестовых задач разных типов, это похоже на разную организацию "железа", используемого мозгом при решении разных задач. Соответственно, это может проявится и при решении некоторых жизненных задач. Далее, имеет значение практика работы, знание подхода к проблемам в конкретных областях. Физик, химик и математик с примерно одинаковыми параметрами по тестам, будут каждый совершенно по-разному выглядеть в своей и в двух не своих областях. Это похоже на наличие или отсутствие соответствующих алгоритмов. Кстати, иногда недостатком ИИ по сравнению с человеком считают "узость", не замечая, что сравнивают конкретное воплощение ИИ с "людьми в целом", а это очевидная некорректность.

Второй фактор - это алгоритм, причем его элементы можно разделить на человеческие и компьютерные. Человеческие - это либо случайно похожие на то, как действует человек, либо просто подсмотренные у биологов. Сама идея нейросетей, перцептрон Розенблатта - это от биологов. Идея выделения из изображения характерных фрагментов - это от биологов, и поэтому программа "Кора" (Михаил Бонгард) оказалась эффективна. Идея, что для работы нейросети существенны колебания - это от биологов (осцилляторные нейронные сети). Программы, работающие с текстами на естественном языке - кладезь "человеческого", благо лингвисты не зря века рыли язык носом. Обучение нейросети показом ей размеченных объектов - это вообще психология, именно так учат детей, показывая объект и называя его ("смотри, вон кошечка"). Вообще, любые куски человеческих алгоритмов - если мы их поймем - могут используются ИИ. Идея об изменении структуры нейросети - от биологии, в мозгу ежегодно отмирает 105 нейронов, и ходят слухи, что появляются новые. Правда, 105 - малая доля от 1011, да и вряд ли это используется для обучения. Она идет этажом ниже и называется "синаптическая пластичность", причем кое-что там подозрительно похоже на обучение нейронной сети.

Михаил Бонгард - о нем вы, если интересно, можете прочитать в Сети - среди прочего, составил задачник для программ распознавания образов. Эти задачи оказались столь интересны, что специалисты в области ИИ начали после него придумывать аналогичные задачи; спросите Сеть "проблемы Бонгарда". Жизнь человека всегда обидно коротка, а иногда - особенно коротка. Но можно ли пожелать для себя лучшей кармы? Я ходил к нему на семинары в МГУ и как-то летом решил проситься к нему в ученики. Но осенью узнал, что альпинист Мика Бонгард не спустился с восхождения. Рандомность не щадит и мастеров спорта...

Ключевая доля успеха нейронных сетей - новые алгоритмы их обучения. Вроде бы это вещи чисто компьютерные, и не в биологии авторы этих алгоритмов подсмотрели свои решения. Однако не исключено, что и в мозгу работают некоторые подобные алгоритмы, и развитие методов нейровизуализации когда-нибудь позволит это установить. Поиск в человеке механизмов, придуманных создателями ИИ - увлекательное занятие, и мне кажется, что это иногда может делаться без нейровизуализации. Педагоги знают, что обучение решению каких-либо задач может увеличивать успешность решения других задач - но это применяется и при обучении нейронных сетей. Отметим, что часто применяемое выражение "обучение без учителя" не надо понимать прямо - в любом подходе и любом методе содержится информация о человеческих знаниях.

Третий фактор - смешанный, человеко-компьютерный, это компьютерный доступ к человеческому, например, к накопленным знаниям. Такой доступ компьютер может получать через Сеть (подбор реально используемых в речи синонимов), но может этот опыт держать и у себя в голове - это коллекция шахматных партий, или банк данных программы Watson, которая "уела" двух чемпионов по игре в Jeopardy! (в Израиле - Мелех ха-тривья, Король интересных фактов, в России - Своя игра).

Третий фактор был обозначен, как важный, ранее (статья "Может ли машина мыслить" была опубликована в журнале "Химия и жизнь", 2005, ╧ 6, есть она и в Интернете), но похоже, что секрет успешного ИИ - оптимальное (для каждого конкретного данного круга задач) сочетание человеческого и компьютерного не только в смысле использования информации, но и в алгоритме; в литературе эта идея мелькает. В конце концов, люди учат людей, не зная, как работает мозг, и - по крайней мере, иногда - учат успешно. Человек не вполне понимает, как ИИ доказывает математические теоремы (Брайан Дэвис "Куда движется математика?") и как строит физические модели (Сергей Попов "Маглы в мире андроидов"). Это является психологической проблемой для человека, и противоречит нормам развития науки, но мы уже 60 лет не знаем, как распознает перцептрон, и что? Педагоги так живут 2,6 миллиона лет. Неудобно, конечно, но как-то привыкли. С другой стороны, все известные методы обучения можно попытаться перевести в компьютерную плоскость и применить для обучения программы. Есть и еще пути развития ИИ - кооперация с человеком, кооперация с другой программой, противодействие другой программе; последнее и было использовано при обучении программы AlphaGo. Кстати, для совместной с человеком деятельности робота уже есть название - "коллаборативная робототехника".

В упомянутой статье "Может ли машина мыслить" был предъявлен некий взгляд на путь, который мог бы привести к возникновению того, что человек, хотя бы с сомнениями, назвал бы человеческим интеллектом. Там же были разобраны многие возражения против возможности человекоподобного ИИ, и показана некорректность этих возражений. С тех пор ситуация продвинулась, например, программа Watson "знает, что она знает", она сравнивает и ранжирует алгоритмы - что это, как не самосознание? Причем в этой программе есть специальный блок WatsonPaths, который показывает человеку пути, по которым программа шла к ответу (в результате эта программа стала учить студентов-медиков идти к диагнозу). Некоторые авторы, защищая свою "самость", часто вопрошают, а "понимала ли" программа, что слышала и что говорила? Но если спросить человека, да хотя бы себя самого, что такое "понимание", то окажется, что понимание текста - это определение, исходя из контекста, в каком смысле употреблено то или иное многозначное слово. Если же речь идет не о тексте, а имеется в виду общение, то это определение субъективного смысла того или иного слова - конкретно, для этого собеседника и в конкретной ситуации. При таком определении для понимания нужно вырасти в рамках конкретной культуры и накопить соответствующие знания. Аналогичный процесс вполне может быть реализован и для компьютера; только идти он будет на порядки быстрее. Идея эволюционирующего социума ИИ есть в фантастике (Грег Иган "Кристальные ночи").

Изучение работы и попытка моделирования человеческого мозга человеком немного напоминает попытку молекул изучать молекулы и строить их модели. Для молекул это, наверное, было бы сложной задачей. Но "молекулы" (1,65 метра) сумели узнать что-то о Вселенной (1027 м), это равносильно тому, что молекула воды (1,54*10-10 м), мирно плещущаяся в стакане, узнала что-то не только о стакане, столе, Земле, Койпере и Оорте, но дотянулась своим пониманием (1017 м) до звезд и даже экзопланет. Так что надежда есть.

ИИ может учиться сам (например, ища информацию в Сети или наблюдая действия людей), но это можно делать по-разному. Первый вариант - он делает это так, как мы ему сказали. Второй - он может начать учиться, подражая тому, как учатся люди, но команду "учиться" ему дали. Третий - можно подождать, пока он сам начнет это делать, исходя из своих целей (например, выживания) или внешних задач, поставленных человеком.

Страхи, которые возникают у людей при обращении к теме ИИ и роботов, можно разделить на несколько типов. Простейший - это проекция на них какой-либо внушающей страх черты человека, например, властолюбия или вообще стремления к экспансии. Но все человеческие черты, в том числе и плохие, являются результатом биологии и истории. За ИИ и роботами нет ни того, ни другого, и этого можно не опасаться. Желание захватить власть может возникнуть, если мы поставим перед ними задачу, требующую для своего выполнения именно власти над всей землей. Так что, создавая ИИ, реально способный захватить власть, и собираясь ставить перед ним глобальные задачи, нужно задуматься об ограничениях в методах, или об объяснении предполагаемых действий, или о моделировании последствий.

Некоторые тонкие вопросы были в свое время разобраны Станиславом Лемом в работе "Сумма технологии". Например, мощный ИИ обнаруживает влияние рождаемости на благосостояние и, решая задачу подъема благосостояния, начинает каким-либо способом понижать рождаемость. Разумеется, если дать в руки ИИ эти средства, поставить именно такую задачу и отказаться от какого-либо контроля, можно в теории получить подобный результат.

Кроме ИИ, людям есть и еще, о чем беспокоиться. Например, когда Солнце превратится в красный карлик, уменьшится количество ультрафиолета в атмосфере и вольготнее начнут чувствовать себя микробы. А Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) не только не адекватно реагировала на коронавирус, но этому фактору не уделяет должного внимания.

Кстати, еще сюжет для писателей. Все цивилизации Вселенной идут именно по этому пути и получают конечный результат. Но кого-то, естественно, успевает спасти герой, естественно с Земли. Если же говорить серьезно, то в тоталитарном государстве с людьми, опущенными до уровня безгласной массы, может быть, да и бывало, не только такое. Так что не стройте тоталитаризма, не человеческого, ни компьютерного, и не опускайтесь до плинтуса.

Что касается именно роботов, то некоторые авторы почему-то считают, что именно человекоподобие будет вызывать у людей отторжение. Но, судя по популярности цифровых помощников и секс-кукол, это не так. Следующий шаг - их объединение. Начало простое - только голос. Вот когда они получат интеллект... потому что, мне кажется, люди просто боятся конкуренции. Опять же, подсознательно наделяя робота с ИИ еще и ущербной человеческой психологией (см. В.Пелевин "S.N.U.F.F")

Серьезной опасности можно ожидать от ИИ, если он действительно заимствует человеческую психологию. Это возможно в трех случаях. Первый - воспитание конкретного ИИ человеком с опасной для людей психологией (Станислав Лем, "Ананке"). Второй случай - изучение ИИ истории людей и выборе зла; этого можно избежать, поставив критерием со знаком минус количество жертв на ограниченном интервале, скажем, за поколение (чтобы ИИ не вздумал устроить текущую гекатомбу ради будущего светлого царства, как некоторые люди). Третий случай - эволюция системы ИИ, похожая на эволюцию людей, выбор конкретным ИИ зла, и распространение этого выбора на всю деятельность. Это маловероятно, поскольку человечество в целом вроде бы зло не выбирает.

В этой статье мы пользовались интуитивным представлением об ИИ, но обещали более серьезное. Вот оно:

искусственный интеллект - это (1) обработчик информации, (2) созданный иначе, нежели обучением в обычном мире дитеныша человека, (3) непонятно как действующий и (4) дающий результат, неожиданный для человека.

Определение сконструировано примитивно - по аналогии с нашим интуитивным пониманием ЕИ, естественного интеллекта. Действительно, человека, делающего примерно то же, что делает промышленный робот, мы интеллектуалом не сочтем. И не потому, что мы его не уважаем, а потому, что можем понять и повторить его действия. А повторить или хотя бы понять действия того же человека в области, профессионально знакомой ему по многолетнему опыту, но в нестандартной ситуации - например, при ремонте сложного повреждения какого-то устройства - мы не сможем. Именно в этой ситуации мы сочтем этого человека носителем интеллекта. Такое определение некоторым покажется обидным. Претензии можете направлять прямо Алану Тьюрингу, который тоже использовал как критерий ИИ именно "не срабатывание" человеческого интеллекта, неумение распознать.

Второй пункт сформулирован "с запасом". Не исключено, что человек, выросший вне обычного мира, например, обученный внеземным разумом или ИИ, созданным людьми, окажется вполне нормальным человеком. Хотя в первом случае это крайне сомнительно (хотя у Стругацких получилось), да и во втором не гарантировано. Сегодня секс, деторождение, воспитание в нормальной семье и получение серьезного образования мы считаем естественным путем создания интеллекта, а глубокое обучение компьютерных моделей считаем искусственным путем. Но к середине века ситуация может усложниться, например, принципы обучения нейронных сетей могут проникнуть в человеческую педагогику.

Сейчас область ИИ в целом находится на участке подъема кривой Gartner. Мы видим потрясающе интересные новые результаты, которые соседствуют с мусором и шумом, с тем, что сейчас называют "хайп". Некоторые авторы, рассказывая о применении ИИ в медицине и критикуя этот "хайп", пишут: "Когнитивные, аналитические, интуитивные аспекты клинического мышления автоматизировать невозможно, по крайней мере в ближайшие пару сотен лет". До чего надо довести серьезного человека, чтобы он написал такое! Впрочем, люди, ничего не понимающие в проблеме ИИ пишут и так: "Создание робота, который обладал бы чувствами, индивидуальным выбором и непредсказуемостью реакций, не говоря уже о сложнейшей психике подсознания, невозможно в принципе". Не разочарует ли жизнь ИИ-отрицателей? А новые результаты могут иметь как самые позитивные для людей, так и самые мрачные для большинства людей следствия - все зависит от общества, от людей.

А вот в этом нет ничего нового.

Автор благодарен своим друзьям, Наталье К., Татьяне К. и Анатолию Д. за многочисленные полезные замечания; почти все они учтены.

Илья Корман
СТАУТ НЕОЖИДАННЫЙ

Двадцатые и тридцатые годы прошлого века были временем расцвета детективного жанра в Великобритании (Агата Кристи), Франции (Жорж Сименон) и США (Рекс Стаут) - мы назвали лишь самых ярких и известных мастеров. В частности, в 1934 году началась публикация серии романов и повестей Стаута о работающих в паре сыщиках: Ниро Вулфе и Арчи Гудвине. Этой серии и будет посвящена данная статья.

А в Советском Союзе эти годы были не слишком благоприятны для проникновения в страну западных детективов, и как раз в 1934-м железный занавес опустился окончательно. В докладе на Первом съезде советских писателей Максим Горький объявил: "Ловкостью воров, хитростью убийств буржуазия любовалась с таким же наслаждением, как и проницательностью сыщиков. Детективный роман до сего дня служит любимейшей духовной пищей сытых людей Европы, а проникая в среду полуголодного рабочего, этот роман служил и служит одной из причин медленности роста классового сознания, возбуждая симпатию к ловким ворам, волю к воровству... способствует росту убийств и других преступлений против личности".

Примерно то же утверждала позднее, уже в послевоенные годы, Большая Советская энциклопедия (второе издание, статья "Детектив"): "Нагромождение ужасов, опасностей, убийств, дешевых эффектов, сексуальных извращений, характерное для сюжетов детективной литературы, придает ей бульварный характер, рассчитанный на удовлетворение самых низменных интересов".

После двух таких зубодробительных ударов уместно будет привести цитату "обратного смысла", из [3]: "Справедливо утверждают разные авторы (Р. Мартен во Франции, Т. Кестхейи в Венгрии, Г. Анджапаридзе в СССР), что детектив "плохо сочетался" с тоталитарным режимом. Действительно, основные мотивы произведений, утверждавших торжество закона над беззаконием, примат гуманистических ценностей, право и волю человека бороться с несправедливостью, из каких бы сфер она ни исходила, - не вписывались в социально-политическую систему, царившую в нашей стране. Справедливости ради надо только подчеркнуть, что отлучение народа от мировой культуры происходило по всем направлениям, и детектив в этом ряду еще не самая большая потеря.

Возвращение, а лучше сказать - второе рождение зарубежного детектива на русском языке пришлось на период "оттепели" и ознаменовано было публикацией сборника рассказов Честертона (1958) и романов Сименона (1960)".

Продолжим: первая "русская публикация" Агаты Кристи состоялась в 1963-м, Рекса Стаута - в 1967-м. Казалось бы, справедливость восстанавливается?

Ну, более или менее. Однако относительно Стаута о справедливости можно говорить лишь с очень большой натяжкой. Читая в [3], в разделе "PERSONALIA", перечни публикаций "детективных авторов", за период с 1960-го по 1989-й годы, мы видим, что количество публикаций Сименона - свыше ста, Кристи - приближается к ста, а Стаута - двенадцать.

И нетрудно понять причину этого перекоса: Стаут был антикоммунистом, и не скрывал этого. Антикоммунистами - и борцами с коммунистическим режимом на их родине, в Югославии - были и герои Стаута: Ниро Вулф и его друг Марко Вукчич.

Но коммунистическая эпоха отходила все дальше в прошлое - и вот, где-то на рубеже минувшего и нынешнего веков, Стаута бросились переводить и издавать ... и в спешке забыли о качестве переводов. Стаут снова пострадал, но теперь не прямо из-за своего антикоммунизма, а как бы рикошетом.

Но как бы то ни было, сейчас Стаут на русском представлен достаточно полно (и не только цикл о Вулфе и Гудвине), и даже недостатки переводов не могут нам помешать наслаждаться знакомством с одним из величайших мастеров детективного жанра. Было бы желание.

Америка - страна иммигрантов, представителей разных рас и национальностей. У Стаута это очень заметно.

Ниро Вулф и Марко Вукчич - уроженцы Черногории, их родной язык - сербско-хорватский. В доме Вулфа живе т повар Фриц Бреннер - франко-швейцарец, а цветовод Теодор Хорстман - немец.

В "Слишком много поваров", где действие в основном происходит в Западной Вирджинии, Вулф имеет долгую беседу с четырнадцатью чернокожими поварами и официантами павильона "Парадиз", а один из них, Пауль Уиппл, окажется впоследствии действующим лицом в "Праве умереть".

В частности, обращаясь к этим четырнадцати, Ниро Вулф говорит: "...Но гораздо важней индивидуальных различий различия расовые, национальные и племенные. Я имел в виду именно это, говоря о своем ограниченном опыте общения с черными. Я веду речь о черных американцах... Вы, джентльмены - американцы; многие больше американцы, чем я, ибо я не здесь родился. Это ваша родная страна. Вы и ваши братья, черные и белые, позволили мне приехать сюда и жить здесь. Надеюсь, вы мне разрешите сказать, не впадая в сентиментальность, что я вам благодарен за это".

Там же, в "Слишком много поваров":

- Констанция Берин - каталонка; стало быть, и ее отец Джером Берин, один из пятнадцати знаменитых поваров, тоже каталонец;

- другой из пятнадцати, Сергей Валенко из Квебека - русский;

- Лиа Кейн, жена Лоренца Кейна - китаянка.

Но отвлечемся, наконец, от романа о поварах.

Лили Роуэн, подруга Арчи Гудвина - ирландка по отцу.

Фред Даркин (сквозной персонаж: сыщик, временами помогающий Вулфу и Гудвину) - ирландец, его жена - итальянка (последнее обстоятельство оказывается важным в "Острие копья" - первом романе цикла). Симпатичный профессор Саварезе ("И быть подлецом") и несколько менее симпатичный мистер Робилотти ("Бокал шампанского") - тоже итальянцы.

Вудро Степанян в "Смерти хлыща", владелец и хозяин "Дворца культуры" (штат Монтана) - армянин.

Чистильщик обуви Пит Вассоз - грек ("Убей сейчас - заплатишь потом"), как, по-видимому, и посол Теодор Келефи и советник Спирос Паппс в "Иммунитете к убийству". Если судить по звучанию фамилий, то мальчик Пит Дроссос, безвременно погибший в "Золотых пауках", официант ресторана "Рустерман" Пьер Дакос (также погибший: "Семейное дело") и секретарша Сара Дакос ("Звонок в дверь") - имеют греческое происхождение.

Упрямый Мак-Нэр ("Красная шкатулка") - шотландец.

Мать Черри Квон ("Рождественская вечеринка") - голландка, а отец - полуиндус и полукитаец.

Конечно, Стаут (или, может быть, Арчи Гудвин, от лица которого написан весь цикл о Ниро Вулфе?) старается к героям всех рас и национальностей относиться одинаково - хотя, приглядевшись, нетрудно увидеть, что у него есть свои предпочтения и симпатии. Интересно, например, проследить его отношение к представителям национальности, которая почти никогда не называется напрямую, и ее приходится угадывать по звучанию имен и фамилий, и изредка - по речевым и иным особенностям персонажей.

"Когда человек убивает": "В манхэттенском отделе (полиции - И.К.) по расследованию убийств я надеялся попасть к лейтенанту Роуклиффу, поскольку мне не терпелось попытаться еще разок вывести его из себя, да так, чтобы его заколотило от злости. Но вместо него я попал к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не представлял для меня никакого интереса. Единственное, чего он хотел, ? это фактов". Действительно, странный тип.

В "Деле о скрученном шарфе" (в другом переводе: "Маскарад для убийства") под началом инспектора Кремера в доме Вулфа действуют несколько полицейских, среди них Леви - и против него ни Гудвин, ни Вулф ничуть не возражают, хотя в целом поведением Кремера Вулф очень даже недоволен. А в "Игре в бары" в беседе с Гудвином (без Вулфа) Кремер, сообщая о проводимом полицией расследовании убийства, с похвалой отзывается о полицейском Ауэрбахе - так что Гудвин даже восклицает: "- О, этот парень далеко пойдет и в один прекрасный день может занять ваше место". На что Кремер отвечает: "- Он был бы рад сделать это и сейчас".

Обильно представлены люди этой национальности в химических (полицейских) лабораториях. "Приглашены на встречу со смертью": "Арчи, позвони мистеру Вайнбаху в лабораторию Фишера".

Во "Втором признании" Вулф звонит по телефону "мистеру Лоунфельду, из полицейской лаборатории".

В "Погоне за матерью" (в другом переводе: "Разыскивается мать") упоминается лаборатория Натана Хирша; по-видимому, тот же Хирш действует и в "Кровь скажет": "А через двадцать минут я уже... разговаривал с человеком за стойкой.

- Это лично для меня, мистер Хирш, не для мистера Вулфа, но не исключено, что в скором времени он тоже воспользуется этими сведениями".

В той же "Погоне за матерью" упоминается фирма "Резник и Спиро", изготовляющая пуговицы; упоминается Эл Познер, совладелец "Посарт Камера". Фотоаппаратом этой фирмы, скрытно установленным в детской коляске, делается снимок разыскиваемой матери младенца.

Немало материала для размышлений над "еврейским вопросом" - а также и над "женским" - предоставляет роман "Слишком много женщин": Эстер Ливси и ее начальник Розенбаум; "Бенджамин Френкель, серьезный и целеустремленный молодой человек, был помощником начальника секции" - то есть, Розенбаума.

"- Извините, - сказал я. - Вы заняты?

Мистер Розенбаум, начальник секции металлоконструкций, был человеком среднего возраста, лысым, в очках с черной оправой. Он махнул мне рукой, приглашая в кабинет.

- Ну и что, - сказал он без вопросительной интонации. - Если я диктую письмо и меня не прерывают, я теряю ход мысли. Здесь никогда не стучат в дверь, прежде чем войти, а просто врываются. Садитесь".

Эстер Ливси (между прочим, жительница Бруклина) произвела сильное впечатление на Гудвина, а он - на нее . Их отношения - на грани перерастания в серьезные.

Бенджамин Френкель, человек чувствительный, испытывает эффект леди Макбет: ему кажется (безосновательно), что он убил Уальдо Мура. "Подобные видения часто его беспокоили. Однажды его обуяла идея, что он на самом деле был фашистом, и ему пришлось поехать на встречу Бунда в Йорквиль, чтобы избавиться от нее".

Завершая разговор о "Слишком много женщин", отметим, что эффект леди Макбет впоследствии обнаружится, в свое м самом полном и, так сказать, классическом исполнении - в "Пожалуйста, избавьте от греха".

Посмотрим теперь на трех сквозных персонажей, без которых трудно себе представить цикл о Вулфе:

- детектив "Сол Пензер (Saul Panzer, поэтому в некоторых переводах: Саул - И.К.), который не вышел ростом, но по части ума даст сто очков вперед любому", и вот что он сообщает Вулфу и Гудвину в "Разыскивается мать": "Я рад, что мой отец никогда не узнает о том, что я сделал. Я клялся на Новом Завете";

- журналист Лон Коэн, сотрудник "Газетт", состоящий в дружеских отношениях с Гудвином и часто снабжающий его ценной информацией;

- адвокат Натаниэль Паркер, к чьим услугам нередко прибегает Вулф - например, чтобы вызволить Гудвина из-под ареста.

Паркер, может быть, и не задумывался Стаутом как еврей, но, независимо от воли автора, этот "триптих" - адвокат-Натаниэль-Паркер - обретает отчетливую, хотя и не стопроцентную, еврейскую коннотацию (особенно с учетом того, что среди американских (и особенно нью-йоркских) адвокатов евреи составляют значительный процент). И не стоит забывать, что под началом Паркера, в его офисе, работает некий Сол Эрлих ("Не позднее полуночи").

Если насче т национальности Паркера еще можно сомневаться, то относительно двух других адвокатов, Джулиуса Эдлера ("Лига перепуганных мужчин") и Л.А.Шварца ("Прежде, чем я умру") - вряд ли.

А вот, скажем, Рейчел Эйбрамс (Rachel Abrams, т.е.: Рашель, т.е.: Рахель), которую задушили и выбросили из окна седьмого этажа ("Прочитавшему - смерть") - на ее счет надо ли сомневаться?

А насчет ее сестры Деборы? Или насчет Гулды Гринберг - подруги Рейчел?

Или вот Берта Аарон, "с двумя "а" ", ее тоже задушили - галстуком Вулфа и в его доме ("Вышел месяц из тумана") - с ней как быть?

Вопросы, вопросы... Лучше всего от них отмахнуться - и заняться, скажем, обновлением гардероба:

- "Смерть демона": норковая шубка с ярлыком фирмы "Бергман";

- "Не позднее полуночи": ботинки от Фермана;

- "Вышел месяц из тумана": английские туфли от самого Парвиса;

- "Слишком много сыщиков": "Одета она (Теодолинда Боннер) была в отлично сшитый твидовый костюм, - видимо, приобретенный в магазине Бергдорфа, как и красовавшийся на ней норковый жакет";

- и в "Праве умереть" тоже магазин Бергдорфа: "Позже Лили сказала мне, что коричневое шерстяное платье гостья (мисс Брук - И.К.), по всей вероятности, купила в "Бергдорфе" примерно за пару сотен баксов";

- "Завещание": "Одет он был в рубашку и галстук от Метцгера и костюм, который стоил полторы сотни баксов";

- "Рождественская вечеринка": "Костюм Санта Клауса (в который позднее облачился Ниро Вулф - И.К.) был продан в магазине "Берлсон", что на Сорок четвертой улице";

- "Убийство полицейского": побрившись в парикмахерской Голденрода, где управляющим - Джоэл Фиклер, Арчи Гудвин отправляется в универсальный магазин Альтмана, чтобы в его - магазина - многочисленных и многолюдных переходах оторваться от полицейской слежки;

- нечто подобное находим и в "Бокале шампанского": Гудвин сообщает издателю Лейдло адрес компании канцелярских товаров Перлмана ("The Perlman Paper Company"), куда тот должен зайти, чтобы избавиться от полицейского "хвоста";

(Отметим, что фамилия "Перлман" встречается еще в двух романах цикла. Первый - "Прочитавшему - смерть": "... стенографистка Нина Пэрлман, довольно высокая и осанистая, с большими темными глазами" - одна из десяти женщин, работниц юридической конторы "Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс", которых Гудвин пригласил на ужин в доме Вулфа. Второй - "Пожалуйста, избавьте от греха", где Перлман - работник "Газетт", чьи соображения об убийстве Лон Коэн пересказывает Гудвину);

- и еще раз находим подобное - в "Пистолете с крыльями", где Гудвин говорит Фреду Вепплеру: "Ступайте в бумажную компанию Федера, дом пятьсот тридцать пять по Западной Семнадцатой улице. В конторе спросите мистера Сола Федера (Sol Feder). Скажите ему, что ваша фамилия - Монтгомери. Он выведет вас через ход на Восемнадцатую улицу. Там у обочины увидите такси с носовым платком, привязанным к дверной ручке. Я буду в нем. Не теряя ни секунды, прыгайте внутрь";

- "Золотые пауки": владелец ювелирного магазина Джулиус Гирстер, сообщивший - хотя и под некоторым нажимом - ценную для расследования информацию;

- там же: владельцы магазина мужской одежды братья Б. и С. Левины. Показания одного из них позволили изобличить опасную преступницу. "Я открыл ящик своего письменного стола и извлек фотоаппарат. В конце концов, я был достаточно обязан Лону Коэну, чтобы "Газетт" первой поместила снимок Бернарда Левина в кабинете Ниро Вулфа";

- и снова "Пистолет с крыльями": доктор Абрахам Рентнер из больницы Маунт Синай, т.е. Гора Синай (!- И.К.). Предполагается, что он должен приехать (т.е., как бы спуститься с горы Синай) и осмотреть горло оперного певца Майона, при этом наверняка будет установлена ложность диагноза, ранее поставленного доктором Ллойдом. И этот ожидаемый "спуск с горы" вынуждает Ллойда совершить хитроумное убийство Майона - чтобы предотвратить осмотр. То убийство, которое будет успешно расследовано Вулфом и Гудвином - после чего двое влюбле нных, Пегги Майон и Фред Вепплер, смогут, наконец, пожениться;

- "И быть подлецом": Дебора Коппел оказывается первой, кто по-человечески заговорил с Гудвином в апартаментах Мадлен Фрейзер (ближе к концу романа она - Дебора - будет отравлена).

Можно бы и дальше приводить примеры "положительных" героев этой национальности, но предрасположенность к ней Стаута уже и так ясна. Присмотримся лучше к "отрицательным" героям - их всего два.

Первый - писатель Саймон Джекобс в "Смертельном плагиате". Он повинен в литературном мошенничестве (в которое его втянула Эми Уинн): обвинил писателя Ричарда Эколса в том, что его роман "Береги мою любовь" является плагиатом рассказа Джекобса "Все мое принадлежит тебе". Чтобы не доводить дело до суда, "Джекобсу выплатили девяносто тысяч долларов за отказ от всяких притязаний" - и этой суммой он поделился с Эми Уинн. В действительности же Джекобс написал рассказ - с теми же героями и с тем же сюжетом - после того, как роман Эколса был опубликован и имел успех. Плагиат наоборот.

Вот что известно о Джекобсе: "Шестидесяти двух лет, худой и жилистый, грива, как у Марка Твена... Женился в 1948 году, когда ему уже, следовательно, был пятьдесят один год. В 1956 году с женой и тремя детьми снимал квартиру в большом доме на Западной Двадцать первой улице, где проживает и по сей день. В первую мировую войну сражался в Европе в составе американского экспедиционного корпуса, дважды ранен. В 1922 - 1940 годах написал сотни рассказов для дешевых журналов под четырьмя литературными псевдонимами. Во время второй мировой войны был зачислен в специальное подразделение, занимавшееся пропагандой; писал сценарии для радио на немецком и польском языках. После войны вновь принялся за рассказы, но продавать удавалось совсем немного: восемь или десять в год по три цента за слово. В 1947 году в издательстве "Оул пресс" опубликовал книгу "Огневой вал на рассвете", которая разошлась в тридцати пяти тысячах экземпляров, после чего он женился и снял апартаменты в Бруклин-Хайтс. С тех пор не вышло ни одной его книги, и вообще печатался он очень мало. В 1954 году перебрался на Двадцать первую улицу. В НАПД (Национальная Ассоциация Писателей и Драматургов - И.К.) - с 1931 года, взносы платил всегда аккуратно, даже во время войны, когда это было необязательно".

Не очень-то похож Джекобс на мошенника, а?

Гудвин считает, что "он пошел на это из-за крайней нужды: для семьи срочно требовались деньги. Сейчас Джекобс очень сожалеет и хотел бы облегчить свою совесть". Но ему не удается облегчить свою совесть: Эми Уинн, почуяв, что он готов обо всем рассказать, закалывает его ножом в Ван-Кортленд-парке.

Второй - один из помощников окружного прокурора Ирвинг Мандельбаум, действующий в нескольких романах из цикла о Вулфе. Надо сказать, что если Кремер и Стеббинс могут быть врагами Вулфа и Гудвина, а могут - соратниками, то Мандельбаум враг всегда. Но не потому, что он против них настроен (скажем, завидует их успехам в детективном бизнесе) - нет, просто он человек недале кий и никогда не упустит случая ошибиться, занять неправильную позицию, проявить непрофессионализм.

Но! Мандельбаум вежлив, он никогда не повышает голоса, не стучит кулаком по столу, как это бывает с Кремером, а иногда и с Вулфом. И еще одна важная деталь: Мандельбаум скромен и непритязателен. Читаем в "Когда человек убивает": "Только двое помощников прокурора поважней занимали просторные угловые комнаты. Мандельбаум не входил в их число". Он сидел в "крохотном помещении".

Таковы эти два "отрицательных персонажа". Стаут честно старался сделать их отрицательными, но, кажется, не слишком преуспел.

(Отметим, что впервые у Стаута мотив узнаваемой, но не называемой национальности появляется в рассказе "Если он женится"), предшествующем серии о Вулфе и Гудвине).

Выше мы отметили, что эффект леди Макбет, впервые появившись в "Слишком много женщин", проявляется затем и разворачивается в полную силу в "Пожалуйста, избавьте от греха". Вообще надо сказать, что Стаут очень бережно относится к возникающим в его творчестве мотивам, характерным ситуациям - словом, к своим художественным находкам. Он не дае т им пропасть, заглохнуть, он повторяет их в изменившихся условиях и с другими персонажами, зачастую доводя мотив "до логического конца". Приведе м несколько примеров.

- Двое влюбленных не могут соединиться, потому что не до конца доверяют друг другу: каждый из них подозревает другого в совершении одного и того же преступления. Ниро Вулф, раскрыв преступление и обнаружив истинного виновника, тем самым выводит их из этого эмоционального - и в то же время логического - ступора.

Эта характерная ситуация впервые возникает - в облегче нном виде - в "Требуется мужчина", где подозревают друг друга Джейн Гир и майор Дженсен, затем повторяется, усложнившись, в "Пистолете с крыльями" (Маргарет Майон и Фредерик Вепплер), затем, еще более усложнившись (обвинением в убийстве и тюрьмой) - в "Знают ответ орхидеи" (Селма Моллой и Пол Хэролд, он же Питер Хейз);

- Еще пример повторения ситуации: человек, которого все давно считают умершим, внезапно "воскресает", но через некоторое время оказывается убитым, на сей раз по-настоящему. Такое впервые происходит в "Ожившем покойнике" (Поль Найдер) и затем повторяется в "Когда человек убивает" (Сидни Карноу);

- Вулф отказывает потенциальному клиенту в просьбе организовать прослушивание частного телефона: "Всех, кроме пса, в полицию!" (в другом переводе - "Умри как собака") и "Последний свидетель" - или же не отказывает, о чем позднее горько сожалеет ("Слишком много сыщиков");

- Орри Кетер вбил себе в голову, что он как сыщик не уступает Гудвину и достоин занять его место. Оказываясь в кабинете Вулфа, Кетер норовит усесться в кресле Гудвина, что тому очень не нравится. Ситуация становится нестерпимой в "Если бы смерть спала", но разрешается очень просто:

"Я повернулся к Орри. - Ты опять будешь мной в шесть вечера, я здесь ничего не могу поделать, но сейчас ты не я.

Мои руки бросились в бой, точно две дерущиеся в паре змеи, и сдавили его лодыжки. Рывок - и он вылетел из моего кресла и очутился животом вверх на ковре примерно в шести футах от места происшествия. Он удрал, а я занял свое место. Возможно, я не знаю, как вести себя с убийцей, зато уж с самозванцем расправиться сумею".

Но затем, в "Смерти потаскушки", ситуация приобретает уже уголовный оттенок: у Гудвина и Вулфа возникают серьезные подозрения, что Кетер убил Изабелл Керр и попытался сделать так, чтобы подозрения пали на Гудвина. К счастью, подозрения оказываются неосновательными, и Вулфу удается доказать невиновность Орри. На сей раз - невиновен.

Но уже в "Семейном деле" Орри оказывается созревшим для преступления - и совершает его. Мотив зависти и неудовлетворенного честолюбия Орри Кетера получает полное логическое завершение; - Двуступенчатое преступление: злоумышленник хочет устранить мешающего ему человека, которого назовем А. Для этого он убивает некоего другого человека, Б, - убивает таким образом, чтобы обвинение пало на А. Впервые в "Знают ответ орхидеи", затем в "Избавлении методом номер три" и, наконец, в "Гамбите". (Таким образом, в "Знают ответ орхидеи" соседствуют два криминальных мотива: двуступенчатое преступление и упомянутый выше мотив взаимные подозрения влюбленных).

Подобная повышенная роль логики заставляет задуматься о роли математики вообще в творчестве Стаута.

Т. Кестхейи пишет в [3]: "Дюпен и Холмс обладают многими родственными привычками: оба завзятые курильщики, любят ночные прогулки, самыми опасными врагами считают лиц с математическим складом ума, оба из хороших семей и оба убежденные холостяки...".

Нас в этом перечне больше всего, конечно, интересует математика. Да, действительно: Дюпен - герой Эдгара По, отца-основателя детективного жанра, - предпочитал математике поэзию (если не сказать: отвергал первую ради второй; романтики вообще не доверяли точным наукам, побаивались их), а у Конан Дойла гений злодейства Мориарти был профессором математики.

В этом плане подход Стаута более "современен", более объективен. Правда, и у него в одном случае, в "Смерти потаскушки", преступником оказывается преподаватель математики. Но и разоблачает его Вулф - с помощью сведений из истории математики: о Фалесе Милетском. Подобное побивается подобным!

В "Знаке зеро" Лео Хеллер "преподавал математику в колледже Андерхилл" и "начал применять закон вероятности в повседневной жизни" - для предсказаний. И становится он не преступником, а жертвой. В ходе расследования Вулф сперва обращает особое внимание на часто возникающую в показаниях свидетелей цифру "6", но вскоре понимает свою ошибку. Не будем вдаваться в детали, но отметим, что повесть "Знак зеро", помимо своего литературного значения, может рассматриваться и как отличное "внеклассное пособие" при изучении темы "Роль нуля в позиционной системе счисления".

В повести "Отрава входит в меню" двенадцать официанток обслуживают двенадцать клиентов, каждая - своего. Но одна из них - злоумышленница, и порядок обслуживания нарушен, а один из клиентов получил отравленное блюдо.

Как вычислить преступницу? Вулф опрашивает официанток, выясняя реальный порядок обслуживания. "Все это сильно напоминало детскую считалочку, и кому-то было суждено остаться последним. От Вулфа требовалось лишь добраться до той, которой не хватило тарелки с блинами, и это изобличило бы ее". Однако таким способом решить проблему не удается.

Позже Гудвин и пять - из двенадцати - официанток безуспешно пытаются решить проблему, передвигая и комбинируя 24 клочка бумаги, из которых 12 обозначают клиентов, а другие 12 - официанток.

Задача - чисто логическая, но у нее нет логического решения, потому что в ней не хватает исходных данных. Позже Вулфу удается решить проблему с помощью блестящего трюка, не имеющего, однако, отношения к логике.

Роман "И быть подлецом" испещрен следами влияния математики. Начать с того, что в первых же абзацах - и даже в первых строках - появляются числительные и названия математических операций: "В третий раз я занялся сложением и вычитанием на последней странице формы 1040, чтобы окончательно во всем убедиться". И далее: "Это от тринадцатого марта.

Четыре тысячи триста двенадцать долларов и шестьдесят восемь центов плюс четыре квартальных взноса. В 4-й главе приводится таблица: какие спонсоры и сколько (в долларах и в процентах) заплатят Вулфу за работу.

Значительная часть 8-й главы посвящена беседе профессора Саварезе с Вулфом, в присутствии Гудвина. "Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вулфом, как интересно и важно было бы разработать набор математических формул для детективной деятельности. Его любимая область математики, сообщил он, связана с объективным числовым измерением вероятности. Прекрасно. А что из себя представляет работа детектива, как не объективное измерение вероятности? Все, что он предлагает сделать, - добавить слово "числовое"". Далее прямо в тексте приводится заковыристая многоэтажная формула.

Но самое главное - это наличие математической (вероятностной) идеи в самОм детективном сюжете романа. Шантажисты рассылают письма, в которых об известных в обществе и состоятельных людях сообщаются порочащие "сведения" - выдуманные, но правдоподобные. Например, о враче-гинекологе сообщалось, что в отношениях с пациентками он преступает границы этики. Вот что об этом говорит Вулф: "в письмах не рассказывалось и не содержалось угрозы рассказать о действительном секрете из прошлого жертвы. Даже если бы они знали такие секреты, они их не использовали. Но рано или поздно - мистер Саварезе может подтвердить это в качестве эксперта... - рано или поздно, по закону вероятности, они должны были случайно использовать реальный секрет. Рано или поздно изобретенное ими пугало должно было стать для жертвы реальным ужасом".

Так случилось с Мадлен Фрейзер, и она начала действовать.

На первый взгляд, в этой теме все в порядке, все безоблачно и даже лучезарно.

Действительно, Гудвин чувствителен к женской красоте, к женским чарам. И женщины чувствительны к его мужскому обаянию.

Оба эти обстоятельства и Гудвин и Вулф используют в своей работе. Сколько раз Гудвин приглашает девушку в клуб "Фламинго" или в ресторан, чтобы в ходе веселой и вроде бы ни к чему не обязывающей болтовни - услышать, выудить какие-то крохи информации. А в "Прочитавшему - смерть" Гудвин с помощью Фрица и с согласия Вулфа устраивает в доме Вулфа вечеринку для прекрасных дам - вдруг какая-нибудь из них скажет что-то полезное для дела.

Бывает, что между Арчи и милой дамой завязывается нечто большее, чем просто симпатия. Бывает, но Арчи изо всех сил старается, чтобы его личные интересы не мешали "делу". И если окажется, что милая дама - преступница, Гудвин не станет ее выгораживать.

Так что - все в порядке. Можно даже кое-что добавить. Ведь Гудвин не только сыщик, но и "писатель": все романы вулфовского цикла написаны от его лица. Так вот: он часто вставляет в самый конец романа (после того, как читатель "узнал, кто убийца") некий фрагмент, в котором завершается "любовная линия". Например, в "Убийстве на родео": "Одним снежным январским утром я получил письмо от Кэла Берроу.

"Дорогой Арчи!

Сегодня я прочитал в газете о том, что Роджеру Даннингу вынесли приговор, и Лаура заявила, что я должен написать тебе. Я возразил, что это она должна. А она спросила, уж не хочу ли я, чтобы она писала письмо мужчине, за которого ей вместо меня следовало бы выйти замуж. Так и пошло. Мы живем в Техасе вполне сносно ...

Лаура просит передать тебе свою любовь, но не верь ей.

Наилучшие пожелания,

искренне твой

Кэл"".

Или в "Прочитавшему - смерть": Гудвин звонит миссис Портер - в другой город, в другом штате - чтобы сообщить ей, что суд в Нью-Йорке вынес приговор убийце ее брата.

"- Пегги? Это Арчи. Я звоню из Нью-Йорка.

- Здравствуйте, Арчи. Я так и думала, что вы позвоните.

Я сделал гримасу. Я умышленно заговорил фамильярно (назвав ее по имени, а не "миссис Портер" - И.К.), стараясь отыскать в ней хоть какой-нибудь изъян. Она могла, например, сделать вид, что возмущена, или, наоборот, прикинуться застенчивой, а то и притвориться, будто не знает, кто говорит. Ничего подобного. Она по-прежнему была сама собой - меньше ростом, чем следовало, полнее, чем следовало, и старше, чем следовало, но одной-единственной на свете миссис Поттер.

<Закончив разговор:>

Я повесил трубку и снова сделал гримасу. Какого черта, подумал я, лет эдак через двадцать ее благоверный, может, помрет, и, несмотря на возраст и вес, она станет моей".

И все же надо признать: в теме "Гудвин и женщины" не все безоблачно. Ну, например, Гудвин иногда склонен переоценивать свою привлекательность, а это может привести к ошибке в расследовании, что и происходит в "Умри как собака". Из-за чего бравый сыщик получает чувствительный "щелчок по носу" от Ниро Вулфа.

Но это даже не главное. Выше мы сказали: "женщины чувствительны к его мужскому обаянию". А ведь это не всегда так. Далеко не всегда.

Вот, скажем, в "Требуется мужчина" Джейн Гир держит себя с Гудвином очень даже независимо. Может сложиться впечатление, что она как бы предчувствует свою скорую встречу с майором Дженсеном и не желает отвлекаться на Гудвина (уж там с обаянием он или без).

Допустим. Но вот Хильда Майклз, жена того гинеколога, настроена не просто на независимость, но на почти откровенную враждебность - ну, так она просто противная выдра... "гиена", как выражается Гудвин.

Так, уже два особых случая, две нетипичных женщины. А сколько их всего? И нельзя ли ускорить их перебор: перебирать не по одной, а группами? Ну, насчет множественного числа - мы не уверены, что оно здесь уместно. Но одна группа точно существует - правда, очень специфическая: преступницы. Да! Оказывается, как это ни странно, что все женщины-преступницы (уже ставшие преступницами к моменту своего появления в тексте, или будущие - неважно) проявляют равнодушие к Гудвину как к мужчине, а некоторые - так даже и неприязнь (как миссис Робилотти в "Бокале шампанского").

"Отрава входит в меню" начинается игривой беседой Гудвина с двенадцатью девушками-официантками. Одна из них, Кэрол Эннис, обладательница золотистых волос и тонкого профиля, держит себя с ним холодно. И именно она отравит одного из гостей.

В "Ловушке для убийцы" Эмми Торн говорит с Гудвином неприветливо, если не сказать - грубо: "Что вы там наплели про письма от Сары Йер?...

Я, пожалуй, неверно выразилась. Вместо "наплели" мне следовало сказать: "вешали лапшу на уши". Какое право вы вообще имеете приходить сюда и задавать вопросы?".

И, конечно, Эмми-то и оказывается убийцей.

В "Горьком конце" преступницей оказывается равнодушная (это - мягко говоря) к Гудвину Гвендолин Йейтс, в

"И быть подлецом" - таковая же Мадлен Фрейзер, в "Избавлении методом номер три" - миссис Ирвинг, во "Вместо улики" - Марта Пур (вообще мужененавистница), в "Смертельном плагиате" - Эми Уинн.

Может показаться, что Марго Дики в "Рождественской вечеринке" неравнодушна к Гудвину: они встречались, ходили танцевать... Да, но при этом все ее помыслы были устремлены к Курту Боттвайлю. Обращаясь к Гудвину с просьбой добыть и заполнить разрешение на брак с нею, она не думает, что этим может ранить его чувства - или что такими вещами вообще не следует играть; она намерена показать разрешение Боттвайлю, думает только о его реакции. Гудвин для нее - лишь средство добыть это самое разрешение.

Теперь можно, пожалуй, сформулировать утверждение, звучащее, быть может, провокационно, но, как нам кажется, достаточно близкое к истине: хотя не все героини Стаута, равнодушные к Гудвину, оказываются преступницами, но они, равнодушные, составляют "группу риска". Из них, и только из них, Стаут отбирает (подсознательно) тех, кого обратит в преступниц - как бы в наказание за это равнодушие.

Может показаться, что в "Последнем свидетеле" Хелен Вельц из этого ряда выпадает: она преступница, и в то же время неравнодушна к Гудвину. Но это лишь потому, что она, в отличие от Беллы Веларди и Элис Харт (своих коллег-преступниц), тяготится преступным промыслом и готова все рассказать Вулфу, а если понадобится, то и выступить в суде. Она на пути к исправлению, вот почему она способна увлечься бравым сыщиком.

Так что: если Хелен Вельц и является исключением, то - подтверждающим правило.

1. Эли Корман "Заколдованный издатель",

https://www.sunround.com/club/journals/11zak.htm

2. Тибор Кестхейи "Анатомия детектива",

https://knigoed.net/6493-anatomiya-detektiva.html

3. Сергей Бавин "Зарубежный детектив ХХ века. Популярная библиографическая энциклопедия", https://litvek.com/av/51086

4. Патракова А.Л. "Генеалогическая проблема как источник детективной интриги", http://nlr.ru/nlr_visit/dep/artupload/media/article/RA2423/NA18476.pdf