Дом оставил дома тапки,
Нахлобучил козырек
И пошел, хоть день был жаркий,
Прогуляться на часок
А в записке для знакомых -
Если кто-то навестит -
Написал - Меня нет дома
Постараюсь быть к шести.
Думал, думал над маршрутом -
Первый раз ведь вышел в свет -
Но маршрутов почему-то
Для домов пока что нет.
Постоял у зоопарка,
В караоке поскрипел,
Прикупил заборчик яркий,
Долго на реку смотрел.
Возвращаясь, утомленный,
Обнаружил - вот напасть,
Потерял ключи от дома -
И в себя не смог попасть
У озера в Италии
Жил музыкальный слон
Он в сумочку на талии
Всегда клал камертон.
С утра бродил по чаще
И арии басил.
Но чисто взять без фальши
Он мог лишь ноту си.
А фальши слон в вокале
Совсем не выносил.
И уши увядали
Когда он пел не си.
Всех в мире композиторов -
На си писать просил.
Послал письмо открытое
О пользе ноты си.
Но тех, кто движим музою
Попробуй-ка пойми -
Свою писали музыку
И с до и с ре и с ми.
А песенку всеСИльную
Не слал ему никто
Смахнув слезу обильную,
Слон продал камертон.
Улица березовая
Семь домов всего
Да заборчик розовый
Больше ничего.
Кактусы колючие
Окна сторожат
Время здесь тягучее
Стрелки не спешат
"Альте захен" долгое
Эхом по дворам -
Старичок в ермолке
Просит старый хлам.
На скамейках тени нет -
Редко кто сидит.
Языков сплетение:
Русский и иврит.
Улица березовая
Кто тебя назвал?
По стране с морозами
Может, тосковал...
Что мне скажет прошлое...
Только, вставши в ряд
Пальмы придорожные
Тихо шелестят.
Тропка длинна, извилиста
К монастырю на холме
Ветки сухи и жилисты
Путь преграждают мне...
Небо картинки меняет
Монастырю на холме -
То перелетные стаи,
То облака в огне.
Маки кровавыми пятнами...
Монастырю на холме
Шепчет что то приятное
Плющ на седой стене.
Двери и окна забиты
Монастыря на холме
Ну а внутри молитвы
Да груда старых камней.
В зоопарке обезьяна
Сокрушалась: Очень странно
Я, красотка без изъяна,
Лишь сама себя хвалю.
И, за дело взявшись рьяно,
Чтоб скорее быть желанной,
Разместила по саванне
Пять портретов в стиле ню.
Только в мире все обманно:
Не откликнулась саванна -
Ни букета, ни банана
Ей поклонники не шлют.
Но негаданно нежданно
Получила от барана
Тридцать три больших тюльпана
И записка: Вас люблю...
Отвечала обезьяна
На послание барана:
А махнем ка на Багамы
Там любовь вам подарю.
К сожалению бараны
Не летают на Багамы,
И любовь как те тюльпаны
Вся засохла на корню
На востоке в месяц зимний
Расцветают апельсины.
Белый лепесток невинный
И дурманит и пьянит.
Этот запах апельсинный
Пропитал страну так сильно...
Аромат тяжелый винный
Делать глупости велит.
Даже в Негеве пустынном
Где верблюды ходят чинно
Он, усиленный хамсином,
Безраздельно там царит.
И над морем ярко синим
Вьется шлейфом апельсинным
Пряно сладкий запах дивный
С солью смешанный, парит
Даже в городе машины
Не томятся в пробке длинной
Вдоль дороги апельсины
Очень уж картинный вид
И без всякой там причины
Кружат пары вальс старинный
Этот запах им, наивный,
Жизнь прекрасную сулит
Ещё не срубили дерево,
А значит ещё живу,
Доколь лесоруб в преддверии
Топор не вонзил в кору.
В ветвях его дремлют птенчики,
Рожденные по весне,
Желтят хохолочки - венчики,
Не ведая обо мне.
Стоит, распуская листики.
Я думаю - иногда -
Мы в равную с ним неистовы,
И вровень у нас года.
Все в жизни идёт размерено,
Путь кружит секундомер,
В свой срок кто-то срубит дерево
Со мной под один размер.
Как же хочется спать! Ну чего ты кричишь?
Замолчи, успокойся, сказала же - тише,
Мне понять не дано - отчего ты не спишь,
Когда падают звезды на серые крыши.
Мне бы только минутку - прилечь на топчан,
Примостить на него онемевшее тело,
Но хозяин так лют, а сегодня и пьян,
До моих ему бед совершенно нет дела.
Он намедни меня протянул батогом,
Щемит спину саднящая красная рана...
Целый день на ногах, все бегом и бегом,
Спать то поздно уже, то еще слишком рано.
Скоро утро - дом встанет, а ты вдруг уснешь,
Мне же снова метаться сапожной батрачкой,
Я не чувствую даже кусачую вошь.
От чего ты орешь? Занедужил горячкой?
Спать! Сейчас лягу спать! Дело только в тебе,
Не выходит твой крик мне ни как успокоить!
Расплываются мысли пятном по избе,
Навевая: утешить, унять, упокоить...
А норов колок ворона
Кус несёт он, но тесен сук,
Курс - пища, за раз ощип с рук
- На вор - овес, се ворован,
Норов - вор он!
"Ху" - сел он, да рад, но лес: - "Ух".
Силён же путь, туп - еж - не лис!
Сыр к носу, ууу сон крыс.
Адова вода - худой дух,
Хил - вон! Нов - лих.
А, дерево - о вере, да?
У... Дуб? Авось сова... Буду!
Уду - ан ясень неся на уду.
А мрак и так - кат и карма.
Мама!.. Ам-ам.
Задвинуты за спины небоскребов,
Останки деревянных лет минувших,
Глазеют, с неприветливостью гроба,
Через осколки глаз давно уснувших.
Чернеют ртом раззявленных подъездов
С щербатым узколестничным оскалом,
Где каждая ступенька повсеместно
Себя в давильне бытия сломала.
Уставшие бревенчатые стены,
Ещё хранят чужие отголоски,
Но кожей снятой до каркасной вены,
Обоев хлещут драные полоски
На полусгнивший хлам, что стал не нужен,
И вот лежит с развалом укоризны.
Тут смерть усердно доедает ужин,
Деля с жучком убогость данной тризны.
И не впервой - сожрет, как не бывало,
Исход такой ей был давно известен,
Под час людей она тут забирала
И дом - пора, коль больше не уместен.
На мертвое - белилами живое -
Художника легла философема:
Все врЕменное и все временнОе,
Бег никогда не замедляет время.
Как же хочется броситься в лето
В невесомые шали тумана,
В пряно-мятные волны бурьяна,
В предрассветную сень фиолета.
Заплести в косы кисти сирени,
Яблонь кипенно - белую ноту,
Придорожных цветов позолоту,
Негу после - полуденной тени.
Окунуться в дурманы лесные,
Выпить синее небо до донца,
И умывшись водой из озерца
Грудью пасть на луга разливные.
Что бы дух шёл ромашки и меда,
И дышалось бы в нем, так дышалось,
Будто воздуха самую малость
Не хватает душе для полёта.
А потом, укрываясь от зноя,
Занырнуть в светлой ночи прохладу,
И принять, как святую награду
Безмятежную дрёму покоя.
Все еще ценить жизнь -
это вызов для человека, сгорбленного
под тяжестью лет.
Но тогда надо с открытыми глазами
искать в жизни свет.
На закате жизни
часто возникает желание прощать;
наверное, потому, что
очень хочется быть прощенным.
Почему я шел по этой земле?
Быть может,
чтобы понять в конце пути,
что значит быть слепым.
Сладко мечтать,
когда свет заката
зажигает небо
и пробуждает далекие воспоминания!
Нити тонкие, нежные
шелка, вытканные на ткацком станке времени.
Как атом, сошедший с ума
в бесконечном пространстве,
бегу, безумный,
в пустоте времени.
Вот и кончилась сказка.
Опустела и гаснет сцена,
окутана сетью иллюзий и снов,
тенями надежд...
И очень медленно, - но неотвратимо
опускается
занавес.
Именеим Д.И. Яворницкого назван центральный проспект города Днепр.