Множественные умы Билли Миллигана

Глава седьмая

Дороти Сэндз вспоминает март 1955 года. В тот день она дала лекарство своему одномесячному ребенку и взяла его на руки. Вдруг она увидела, что личико ребенка покраснело, а вокруг рта появилось белое кольцо.

— Джонни! — закричала она. — Билли надо в больницу, срочно!

Джонни Моррисон прибежал на кухню.

— Он не может сглотнуть! — кричала Дороти. — У него все выливается! Посмотри, что с ним сделалось от этого лекарства!

Джонни позвал Мими, домработницу, чтобы присмотрела за Джимом, а сам побежал заводить машину. Дороти вынесла Билли, и они поехали в больницу «Маунт-Синай», в Майами-Бич.

В приемном покое молодой врач-интерн посмотрел на ребенка и сказал:

— Боюсь, леди, что вы опоздали.

— Он жив! — крикнула она. — Ты, сукин сын, делай что-нибудь!

Словно очнувшись от крика матери, интерн взял ребенка на руки и сказал, заикаясь:

— Мы… мы сделаем все, что можем. Медсестра у конторки стала заполнять анкету поступившего больного:

— Имя и адрес ребенка?

— Уильям Стэнли Моррисон, — сказал Джонни. — 1311, Норт-Ист, 154-я улица, Северный Майами-Бич.

— Вероисповедание?

Джонни посмотрел на Дороти. Она знала, что он хотел сказать «иудей», однако, увидев выражение ее лица, он не решился.

— Католик, — сказала она.

Джонни Моррисон повернулся и пошел в комнату ожидания. Дороти последовала за ним, тяжело опустилась в пластиковое кресло и стала смотреть, как он закуривает одну сигарету от другой. Она знала, что ее муж до сих пор не был уверен в том, что Билли действительно его сын: уж очень он отличался от темноволосого смуглого Джима, родившегося на полтора года раньше. Джонни был так счастлив, что нашел себе жену, что у него родился сын Джимбо. Он купил дом — оштукатуренный и покрашенный розовой краской, с пальмой во дворе. Для людей шоу-бизнеса важно иметь свой дом, свой очаг, повторял Джонни. Жизнь Дороти стала лучше, чем жизнь с ее бывшим мужем Диком Джонасом в Секлвилле, штат Огайо.

Дороти понимала, что для Джонни наступили плохие времена. Его шутки уже не были так остроумны, антрепренеры охотнее заключали контракты с молодыми комиками, а Джонни все больше отходил на задний план. Когда-то он был классным конферансье и музыкантом, а теперь, вместо того чтобы работать на сцене, пристрастился к картам и виски. В последнее время он стал выпивать перед первым выходом, а к последнему шоу уже и лыка не вязал. Продолжая представлять себя публике как «наполовину музыкант, наполовину остряк», теперь он с полным правом мог добавить «и на два пальца виски».

Нет, это был не тот Джонни Моррисон, который устраивал ее вокальные выступления и следил, чтобы в доме все было хорошо, защищая от жизни свою двадцатидвухлетнюю «румяную фермерскую девчонку из Огайо». Это был не тот Джонни, рядом с которым она чувствовала себя в безопасности и могла с гордостью заявлять потенциальным ухажерам: «Уберите руки, ребята, я девушка Джонни Моррисона!»

Теперь, думала она, ослепший на один глаз, коренастый как борец, в свои тридцать шесть Джонни был ей скорее отец, чем муж.

— Ты не должен так много курить, — сказала она. Джонни загасил сигарету в пепельнице и сунул руки в карманы.

— Сегодня мне не хочется выступать.

— Ты слишком много пропустил в этом месяце, Джонни.

Дороти замолчала под его колючим взглядом. Джонни открыл рот, чтобы сказать что-то, и она уже приготовилась услышать резкость, но в этот момент в приемный покой вошел доктор.

— Мистер и миссис Моррисон, я думаю, с вашим ребенком будет все нормально. У него опухоль в пищеводе, но мы с ней справимся. Сейчас состояние стабильное. Можете идти домой. Если будут какие-то изменения, мы позвоним.

Тогда Билли выжил. Но в первый год своей жизни он почти не выходил из больницы в Майами. Когда у Дороти и Джонни были совместные гастрольные контракты, Билли и Джимбо оставались с Мими или в детском саду.

Через год после рождения Билли Дороти забеременела в третий раз. Джонни предложил ей сделать аборт на Кубе. Она отказалась, потому что, как она объяснила своим детям годы спустя, это был бы смертный грех. Кэти родилась 31 декабря 1956 года. Стоимость медицинских услуг ошеломила Джонни. Он еще больше залез в долги, еще больше стал играть и пить. В конце концов Дороти узнала, что долг достиг шести тысяч долларов. Она поругалась с ним, и Джонни побил ее.

Осенью 1956 года Джонни был госпитализирован с диагнозом «тяжелая форма алкоголизма и депрессия». 19 октября его отпустили домой по случаю пятилетия Джимбо, которое собирались отмечать на следующий день. В тот же вечер, возвратившись поздно с работы, Дороти нашла его спящим за столом, с наполовину опорожненной бутылкой виски и пустым пузырьком из-под снотворного, валявшимся на полу.

Учитель помнил, что первый внутренний друг Билли был безымянным. Как-то раз, за четыре месяца до своего четвертого дня рождения, когда Джимбо не захотел играть с ним, Кэти была еще слишком мала, а отец поглощен чтением книги, Билли сидел в своей комнате, чувствуя одиночество и скуку. Затем он увидел черноволосого темноглазого мальчика, который сел напротив и стал на него смотреть. Билли подтолкнул к нему оловянного солдатика. Мальчик взял его, положил в грузовичок и стал катать машинку взад-вперед, взад-вперед. Они не разговаривали, но даже молчать было лучше, чем быть одному.

В тот вечер Билли и маленький безымянный мальчик видели, как его отец пошел и взял пузырек с таблетками. В зеркале отражалось папино лицо, когда он высыпал на ладонь таблетки и все их проглотил. Потом папа сел за стол, Билли лег в свою кроватку, а маленький мальчик без имени исчез. В середине ночи Билли проснулся от маминого крика. Она подбежала к телефону и позвонила в полицию. Джимбо и Билли стояли у окна и смотрели, как вкатили носилки и машина с «мигалкой» увезла папу.

В последующие дни папа не приходил, чтобы поиграть с ним, мама была очень расстроена и занята, Джимбо не было рядом, а Кэти оставалась слишком мала. Билли хотел поиграть с Кэти, поговорить с ней, но мама сказала, что она еще маленькая и он должен обращаться с ней очень осторожно. Поэтому, когда ему опять стало одиноко и скучно, он закрыл глаза и заснул.

Кристин открыла глаза и подошла к кроватке Кэти. Когда Кэти заплакала, по выражению ее лица Кристин поняла, чего она хочет, и пошла к красивой тете, чтобы сказать, что Кэти голодна.

— Спасибо, Билли, — сказала Дороти. — Ты хороший мальчик. Посмотри за малышкой, а я приготовлю ей еду. Потом приду и почитаю тебе сказку, прежде чем идти на работу.

Кристин не знала, кто такой Билли и почему ее так назвали, но она обрадовалась, что может играть с Кэти. Она взяла красный мелок и подошла к стене возле кроватки, чтобы нарисовать Кэти куклу.

Тут Кристин услышала, что кто-то входит. Она подняла глаза и увидела красивую тетю, которая сердито смотрела на стену и на красный мелок в ее руке.

— Это плохо! Плохо! Плохо! — закричала Дороти. Кристин закрыла глаза и ушла.

Билли открыл глаза и увидел, что мама очень сердится. Когда она схватила и стала трясти его, он испугался и заплакал. Он не знал, почему его наказывают. Потом он увидел рисунок на стене и удивился, кто мог сделать это.

— Я не плохой! — сквозь слезы проговорил он.

— Ты нарисовал это на стене! — крикнула мама. Он отрицательно покачал головой:

— Это не Билли. Это Кэти сделала, — сказал он, показав на кроватку.

— Ты не должен обманывать, — сказала Дороти, больно тыкая пальцем в его маленькую грудь, — Обманывать нехорошо. Ты попадешь в ад, если будешь врать. А теперь марш в свою комнату!

Джимбо не захотел говорить с ним. Билли подумал, что, может быть, это Джимбо изрисовал стену. Он немного поплакал, а потом закрыл глаза и уснул…

Когда Кристин открыла глаза, она увидела большого мальчика, спавшего у противоположной стены. Она поискала глазами какую-нибудь куклу, чтобы поиграть с ней, но увидела только солдатиков и машинки. Такие игрушки ей были не нужны. Она хотела куклу с бутылочкой и соской, и еще ей понравилась кукла Неряха Энн, которая принадлежала Кэти.

Кристин выскользнула из комнаты. Она заглянула в три комнаты, прежде чем нашла кроватку Кэти. Малышка спала, поэтому Кристин взяла Неряху Энн и вернулась в свою кровать.

Утром Билли попало за то, что он взял куклу Кэти. Дороти нашла куклу в его кровати и стала так трясти его, что он испугался, как бы у него не отвалилась голова.

— Не смей этого делать! — крикнула мать, — Это кукла Кэти.

Кристин поняла, что должна быть осторожной, играя с Кэти, когда мама Билли находится рядом. Сначала она думала, что мальчик, спящий в другой кровати, и есть Билли, но все звали его Джимбо, и она поняла, что это старший брат. Ее имя было Кристин, но, поскольку все звали ее Билли, она стала отзываться на это имя. Она очень полюбила Кэти. Много месяцев подряд она играла с ней, учила ее словам, наблюдала, как малышка учится ходить. Она знала, когда Кэти хочет есть и какую еду она любит. Она знала, когда у Кэти что-нибудь болело, и говорила Дороти, если что-то было не так.

Они вместе играли. Кристин и Кэти нравилось наряжаться, когда мамы не было дома. Они надевали на себя платья, туфли, шляпы Дороти и представляли, что они поют в ночном клубе. Больше всего Кристин любила рисовать для Кэти, но на стенах она больше не рисовала. Дороти купила ей много бумаги и цветных мелков, и все говорили, что Билли очень хорошо рисует.

После выхода Джонни из больницы Дороти стало одолевать беспокойство. Когда он играл с детьми или пытался сочинять новые песни и интермедии для шоу, казалось, что он совсем вылечился. Но когда Дороти не видела, он тут же бежал к телефону звонить букмекерам. Она пыталась остановить его, но Джонни кричал на нее и даже бил. Потом он переехал жить в мотель, не провел Рождество с детьми и не пришел домой в день рождения Кэти, в канун Нового года.

18 января Дороти разбудил звонок из полиции. Тело Джонни было найдено в его фургоне, припаркованном у мотеля. Шланг от выхлопной трубы был просунут в заднее окно. Джонни оставил предсмертное письмо на восьми страницах, в котором плохо отзывался о Дороти и наказывал заплатить несколько его личных долгов из страховки.

Когда Дороти рассказала детям, что Джонни ушел на небеса, Джимбо и Билли подошли к окну и посмотрели вверх на небо.

На следующей неделе кредиторы сказали, что лучше ей заплатить те шесть тысяч долларов, которые задолжал Джонни, иначе что-нибудь случится с ней или с ребятишками. Дороти срочно уехала с детьми сначала к своей сестре Джо Энн Басси в Ки-Ларго, а потом вернулась в Секлвилль. Там она встретилась со своим бывшим мужем Диком Джонасом. После нескольких свиданий и обещаний, что он исправится, она вновь вышла за него замуж.

Билли было почти пять лет, когда однажды утром он пришел на кухню и встал на цыпочки, чтобы достать со стола кухонное полотенце. Внезапно горшок для теста, который стоял на столе, упал и разбился. Билли попытался сложить кусочки вместе, но они не складывались. Услышав, что кто-то идет, он задрожал. Он не хотел, чтобы его наказывали и делали ему больно.

Он понимал, что сделал что-то плохое, но не хотел знать, что сейчас произойдет, не хотел слышать, как мама будет кричать на него. Он закрыл глаза и уснул…

Шон открыл глаза и огляделся. Он увидел на полу разбитый горшок и в недоумении посмотрел на него. Что это? Почему горшок разбит? Почему Шон оказался здесь?

Вошла симпатичная женщина, посмотрела на него и задвигала губами, но Шон ничего не слышал. Она все трясла и трясла его и больно тыкала пальцем ему в грудь. Лицо ее покраснело, губы продолжали двигаться. Мальчик не понимал, почему она сердится на него. Женщина потащила его в комнату, втолкнула внутрь и закрыла дверь. Шон сидел в мертвой тишине, не зная, что произойдет дальше. Потом он уснул.

Билли открыл глаза и съежился, ожидая побоев за разбитый горшок, но ударов не последовало. Как он попал обратно в свою комнату? Что ж, он уже начал привыкать к тому, что где-то находится, потом закрывает глаза, открывает их — и он уже в совершенно другом месте и в другое время. Билли думал, что так происходит со всеми. Ему уже случалось бывать в ситуациях, когда его называли вруном, наказывали за то, чего он не делал. Но сейчас впервые он что-то сделал, потом проснулся — и его не ругали. Интересно, когда мама накажет его за разбитый горшок? Билли нервничал и провел остаток дня в своей комнате. Хотелось, чтобы Джимбо пришел домой из школы или чтобы показался тот маленький черноволосый мальчик, который раньше играл с его солдатиками и машинками. Билли зажмурился, надеясь, что мальчик появится. Но ничего не произошло.

Странно, но с тех пор Билли никогда не чувствовал себя одиноким. Всякий раз, когда ему становилось одиноко, скучно или грустно, он просто закрывал глаза. Открыв глаза, он обнаруживал себя в другом месте, и все было по-другому. Бывало, глаза закрывались, когда на улице ярко светило солнце, а когда открывались — вокруг была ночь. Или наоборот. Бывало и так, что он играл с Кэти или с Джимбо, мигнул — и вот уже сидит на полу в одиночестве. После таких случаев Билли порой обнаруживал на руках красные пятна, а иногда болело пониже спины, словно его отшлепали. Но самого его не шлепали и не трясли. И он был рад, что избежал наказания.

Дороти прожила с Диком Джонасом год. Потом ситуация стала невыносимой, и она ушла от него во второй раз. Чтобы содержать себя и детей, она работала официанткой в клубе и пела в коктейльных залах, таких, как «Континенталь» или «Цилиндр». Дети стали ходить в школу Святого Иосифа в Секлвилле.

В первом классе Билли учился хорошо. Монахини хвалили его рисунки. Он мог быстро делать наброски, и его умение пользоваться светотенью поражало. Но во втором классе сестра Джейн Стефенс поставила себе целью, чтобы он писал и рисовал правой рукой:

— Уильям, в твоей левой руке сидит дьявол. Мы должны его выгнать.

Он увидел, как она взяла линейку, и закрыл глаза…

Шон огляделся и увидел направляющуюся к нему женщину в черном платье и ослепительно белом нагруднике, с линейкой в руке. Он знал, что находится здесь для того, чтобы его наказали. Но за что? Губы ее задвигались, но он ничего не слышал. Он только стоял, съежившись и глядя в ее красное, сердитое лицо. Она схватила его левую руку, подняла линейку и стала молча бить его по ладони.

Слезы побежали по его щекам, и он опять не мог понять, почему он здесь и почему его наказывают за то, чего он не делал. Это было несправедливо.

Когда Шон ушел, Билли открыл глаза и увидел уходящую от него сестру Стефенс. Он посмотрел на свою левую руку и увидел красные рубцы, почувствовал, как они горят. Еще он почувствовал что-то на лице и потрогал щеку правой рукой. Слезы?

Джимбо никогда не забывал, что, хотя он и был на год и четыре месяца старше своего брата, это семилетний Билли подговорил его убежать из дома тем летом. Билли сказал ему, что они возьмут с собой еду, нож, что-нибудь из одежды и пойдут на поиски приключений, чтобы стать богатыми и знаменитыми. Планы и решимость младшего брата так подействовали на Джимбо, что он согласился.

Братья тайком вышли из дома и пешком двинулись из Секлвилля мимо новостроек к большому полю, заросшему клевером. Билли показал на пять или шесть яблонь, стоявших в центре поля, и сказал, что там они устроят привал, чтобы поесть. Джимбо последовал за братом под яблони.

Пока мальчики сидели, привалившись к стволам, ели яблоки и говорили об ожидающих их приключениях, Джимбо почувствовал, что ветер нарастает. С яблонь посыпались яблоки.

— Эй, — сказал Джимбо, — вроде гроза собирается. Билли огляделся:

— Посмотри на пчел!

Джимбо увидел, что над полем роятся и жужжат пчелы.

— Они покрыли все поле. Они нас закусают до смерти. Мы попались. Помогите! Помогите! — закричал он. — Кто-нибудь, помогите нам!

Билли стал быстро собирать вещи.

— Когда мы подходили к полю, пчелы нас не жалили. Значит, мы должны уйти с поля тем же путем, но только бегом. За мной!

Джимбо перестал кричать и побежал за ним. Братья промчались через поле и выбежали на дорогу без единого укуса.

— Молодец, быстро сообразил! — похвалил Джимбо. Билли глянул на темнеющее небо:

— Это плохо. Нам помешали, так что сегодня не получится. Пошли назад, но не говори никому ни слова. Тогда мы сможем сделать это в другой раз.

Возвращаясь домой, Джимбо недоумевал, почему он позволил младшему брату руководить собой.

Тем же летом братья исследовали леса, растущие вокруг Секлвилля. Дойдя до ручья Харгис-Крик, они увидели веревку, свисающую с ветки над водой.

— На ней можно перепрыгнуть через ручей, — сказал Билли.

— Я проверю веревку, — сказал Джимбо. — Я старший и пойду первым. Если веревка выдержит, можешь прыгнуть и ты.

Джимбо потянул за веревку, отошел назад для разбега и прыгнул. Не долетев до другого берега, он упал прямо в грязь, которая стала его затягивать.

— Плывун! — закричал Джимбо.

Билли заметался по берегу, нашел большую палку и перебросил ее брату. Быстро вскарабкавшись на дерево, он пробрался к ветке, с которой свисала веревка, спустился вниз по веревке и вытащил брата. Когда оба выбрались на берег, Джимбо лег на землю и посмотрел на Билли. Тот молчал. Джимбо обнял братишку за плечи:

— Ты спас мне жизнь, Билл. Я твой должник.

В отличие от Билли и Джимбо, Кэти нравилась католическая школа, нравились сестры-монахини. Она твердо решила, что будет монахиней, когда вырастет. Кэти свято хранила память об отце и старалась отыскать все сведения о Джонни Моррисоне. Мать рассказала детям, что их отец был болен, его положили в больницу и там он умер. Теперь, когда Кэти исполнилось пять и ее приняли в школу, что бы она ни делала, она задавала себе вопрос: «Понравилось бы это папе Джонни?» Она продолжала так делать, даже когда стала взрослой.

Благодаря своим выступлениям Дороти скопила немного денег и купила часть акций бара «Цилиндр». Она познакомилась с симпатичным, разговорчивым молодым человеком, который предложил ей открыть вместе с ним вечерний клуб во Флориде. Он объяснил, что переезжать надо быстрее. Она должна поехать с детьми во Флориду и приглядеть там пару подходящих мест; он же пока останется здесь, в Секлвилле, продаст ее акции и затем присоединится к ней. Все, что она должна сделать, — это переписать на него свою долю.

Она так и сделала: поехала с детьми к сестре во Флориду, нашла несколько клубов, которые продавались, и стала ждать. Ждала месяц, но партнер так и не показался. Поняв, что ее обманули, она снова вернулась в Секлвилль — полностью разорившейся.

В 1962 году, когда Дороти пела в баре кегельбана, она встретила Челмера Миллигана, вдовца. Он жил со своей дочерью Челлой, одного возраста с Билли. У него была еще одна, взрослая дочь, работающая медсестрой. Он стал ухаживать за Дороти, устроил ее на работу в компанию, где работал штамповщиком на прессе, делая детали для телефонов.

С самого начала Билли невзлюбил его. Он сказал Джимбо:

— Я не доверяю ему.

Тыквенный фестиваль в Секлвилле, знаменитый на весь Мидуэст, был ежегодным событием. В добавление к парадам и карнавальным шествиям улицы превращались в тыквенную ярмарку, продавцы в ларьках продавали тыквенные пончики, тыквенные пирожные и даже тыквенные гамбургеры. Город становился сказочной тыквенной страной из огней, серпантина и аттракционов. В октябре 1963 года этот фестиваль был счастливым событием.

Дороти чувствовала, что ее жизнь наконец наладилась. Она встретила человека с постоянной работой, способного позаботиться о ней. Он даже пообещал усыновить ее детей. Такой будет хорошим отцом, а она — хорошей матерью Челле. 27 октября 1963 года Дороти вышла замуж за Челмера Миллигана.

Через три недели после свадьбы, в середине ноября, он взял их с собой в воскресенье на небольшую ферму своего отца в Бремене, штат Огайо, — пятнадцать минут езды. Дети с удовольствием ходили по белому фермерскому дому, качались на качелях, ковырялись в земле в теплице за домом, наведались в старый красный амбар, расположенный чуть ниже по склону. Челмер сказал, что мальчики будут приезжать сюда на выходные, чтобы помогать по хозяйству. Впереди много работы, надо подготовить почву для посадки овощей.

Билли посмотрел на гниющие в поле тыквы, на амбар, на пейзаж. Он хотел все это запомнить, чтобы, приехав домой, нарисовать картину и подарить ее своему новому папе Челу.

В следующую пятницу мать-настоятельница и отец Мейсон пришли к третьеклассникам и что-то прошептали сестре Джейн Стефенс.

— Пожалуйста, дети, встаньте и наклоните головы, — вся в слезах, сказала сестра Стефенс.

Дети, удивившись торжественности, с какой говорил отец Мейсон, слушали его дрожащий голос:

— Дети, вы можете не понимать, что происходит в мире. Я и не жду этого от вас. Но я должен вам сказать, что нашего Президента, Джона Ф. Кеннеди, убили сегодня утром. А сейчас мы помолимся.

После того как отец Мейсон прочитал «Отче наш», дети вышли из школы и стали ждать автобусы, которые должны были развезти их по домам. Чувствуя настроение взрослых, дети стояли молча и ждали.

В тот уик-энд, когда семья смотрела новости и похороны по телевизору, Билли увидел, что мама плачет. Ему стало больно от этого. Он не мог видеть ее плачущей и слышать ее рыдания, поэтому закрыл глаза…

Появился Шон и стал смотреть на немые картинки на экране телевизора. Все присутствующие тоже смотрели. Он подошел к телевизору, приблизил лицо к экрану и почувствовал вибрации. Челла оттолкнула его, чтобы не мешал смотреть. Шон ушел в свою комнату и сел на кровать. Он обнаружил, что если медленно выпускать воздух изо рта, при этом стиснув зубы, то получатся такие же смешные вибрации в голове — что-то вроде з-з-з-з-з-з… Он долго так делал, сидя один в своей комнате. З-з-з-з-з-з…

Челмер взял всех троих детей из школы Святого Иосифа и зачислил их в городскую школу Секлвилля. Как ирландский протестант, он не мог допустить, чтобы в его семье кто-то ходил в католическую школу. Все дети должны были посещать церковь методистов.

Дети были возмущены, что им приходится менять «Богородицу» и «Отче наш» — настоящие, взрослые молитвы, которые они читали до сих пор, — на детские молитвы, которые читала Челла, особенно «Теперь я отхожу ко сну».

Билли решил, что, если ему придется менять религию, он будет иудеем, как его отец, Джонни Моррисон.

Глава восьмая

Вскоре после свадьбы, когда все они переехали в соседний город Ланкастер, Дороти обнаружила, что Челмер необычайно суров со всеми четырьмя детьми. Прекратились разговоры за обеденным столом. Не стало смеха. Соль надо было подавать друг другу только по часовой стрелке. Когда приходили гости, дети должны были сидеть смирно, с прямыми спинами, ступни строго на полу, руки на коленях.

Кэти не разрешалось сидеть у матери на коленях.

— Ты уже слишком большая для этого, — сказал Челмер семилетней девочке.

Однажды Джимбо попросил Билли передать ему соль. Соль стояла далеко, Билли было не дотянуться до нее, и немного соли просыпалось на стол. Челмер закричал на него:

— Ты что, даже такую ерунду не можешь сделать правильно? Девять лет уже, а ведешь себя, как ребенок.

Дети стали бояться папы Чела. А когда он пил пиво, было еще хуже. Боясь высказать свое возмущение, Билли замкнулся в себе. Он не понимал причин этой строгости, враждебности, наказаний. Однажды, когда Челмер стал кричать на Билли и мальчик посмотрел ему прямо в глаза, тон Челмера сменился на ледяное шипение:

— Опусти глаза, когда я с тобой разговариваю. Этот голос заставил Билли сжаться и потупиться…

Часто, когда Шон открывал глаза и оглядывался вокруг, кто-нибудь смотрел на него с сердитым лицом, беззвучно двигая губами. Иногда это была симпатичная женщина. Иногда одна из девочек или мальчик, который был немного больше, чем он, толкали его или отбирали игрушку. Когда у них начинали двигаться губы, он тоже шевелил губами и жужжал сквозь зубы. Когда он так делал, они начинали смеяться. Но большой злой дядя не смеялся. Он сердито смотрел на него. Шон начинал плакать, и плач создавал в голове смешное ощущение. Шон закрывал глаза и уходил.

Кэти позднее вспомнила любимую детскую игру Билли.

— Пожужжи как пчела, Билли, — попросила Кэти. — Покажи Челле.

Билли посмотрел на них в недоумении.

— Какая пчела?

— Ну, как ты делаешь. Ты сам знаешь. З-з-з-з-з-з! Не понимая, в чем дело, Билли показал, как жужжит пчела.

— Смешной какой, — сказала Кэти.

— Почему ты ночью жужжишь? — спросил его как-то раз Джимбо, когда они были в их комнате. Они спали вдвоем на старой деревянной двуспальной кровати, и Джимбо несколько раз просыпался от этого жужжания.

Смущенный тем, что Джимбо тоже упомянул о жужжании, о котором Билли понятия не имел, он быстро сообразил:

— Это я такую игру придумал.

— Какую игру?

— Она называется «Пчелка». Я покажу тебе.

Он просунул руки под одеяло и стал делать ими круги.

— З-з-з-з-з… Ты видишь, там рой пчел.

У Джимбо возникло ощущение, что звук действительно исходит из-под одеяла. Билли вытащил руку из-под одеяла и сложил ладонь чашкой. Теперь казалось, что жужжание исходит из руки. Потом он пальцами изобразил, будто пчела ходит по подушке туда-сюда. Билли несколько раз проделал так с разными пчелами. И вдруг Джимбо почувствовал, как кто-то ужалил его в руку.

— Ой! Зачем ты это сделал?

— Это тебя пчела ужалила. Теперь ты должен поймать ее. Шлепни ее или накрой ладонью.

Джимбо несколько раз шлепнул ужалившую его пчелу. После того как он поймал очередную пчелу, комната наполнилась жужжанием, становившимся все более громким и сердитым. Показалась другая рука и стала больно щипать его.

— Ой-ой! Слушай, мне же больно!

— Это не я, — сказал Билли. — Ты поймал пчелку. Ее папа и старший брат прилетели, чтобы наказать тебя.

Джимбо выпустил пчелку, и Билли представил, будто целый рой пчел кружится на подушке вокруг пчелки.

— Хорошая игра, — сказал Джимбо. — Давай завтра вечером опять поиграем.

Билли лежал в темноте и думал, что, должно быть, это и есть объяснение жужжания. Наверно, он придумал эту игру в своей голове и издавал жужжащие звуки, не понимая, что другие могут их услышать. Так, наверное, происходит со многими людьми. Вот, скажем, «терять время». Он считал, что все теряют время. Частенько Билли слышал, как мама или соседка жаловались: «Просто не знаю, куда уходит время», или: «Целый день ушел, а на что, спрашивается?»

Учитель очень хорошо помнил одно воскресенье, спустя неделю после 1 апреля. Семь недель назад Билли исполнилось девять лет, и он стал замечать, что папа Чел постоянно следит за ним. Билли взял журнал и стал просматривать его, но когда он поднял голову, то увидел, что Челмер сидит с каменным лицом, опершись подбородком на руку, и пустыми зелено-голубыми глазами неотрывно следит за всем, что он делает. Билли встал, аккуратно положил журнал на кофейный столик и сел на кушетку так, как его учили: ступни на полу, руки на коленях. Но Челмер продолжал смотреть на него. Билли встал и вышел на заднее крыльцо. Чувствуя беспокойство и не зная, чем заняться, он решил поиграть с Блэкджеком. Все говорили, что Блэкджек злой пес, но Билли ладил с ним. Когда он поднял голову, то увидел, что Челмер наблюдает за ним из окна ванной комнаты.

Испугавшись взгляда Челмера, Билли обошел дом и сел в палисаднике, дрожа всем телом, хотя вечер был теплым. Разносчик кинул газету, Билли встал и хотел унести ее в дом, но там стоял Челмер и смотрел на него из окна.

Оставшийся день и вечер Билли чувствовал, как глаза Челмера буквально буравят его. Не зная, что Челмер собирается сделать, он задрожал. Челмер ничего не сказал и вообще не разговаривал, но куда бы Билли ни направлялся, глаза его повсюду следовали за мальчиком.

Семья смотрела одну из программ Уолта Диснея «Чудесный мир цвета», и Билли растянулся на полу перед телевизором. Время от времени он оглядывался и видел холодный, пустой взгляд Челмера. Когда он пересел на кушетку поближе к матери, Челмер встал и с шумом вышел из комнаты.

В ту ночь Билли спал плохо.

На следующее утро, перед завтраком, Челмер пришел на кухню. Вид у него был такой, словно он тоже плохо спал. Он объявил, что он и Билли поедут на ферму. Там много работы.

Челмер вел машину, за всю дорогу не проронив ни слова. Он открыл гараж и завел трактор в амбар. Потом Билли закрыл глаза. Он почувствовал боль…

В заявлении доктора Джорджа Хардинга суду говорится: «Пациент сообщает… что он лично подвергался садистскому и сексуальному насилию, включая анальный половой акт, совершаемый мистером Миллиганом. По словам пациента, это произошло, когда ему было восемь или девять лет, и продолжалось в течение года, обычно на ферме, где он находился один с отчимом. По его словам, он боялся, что отчим его убьет, так как тот грозился закопать мальчика в амбаре и сказать матери, что он убежал».

…Ив этот момент его разум, чувства и душа разлетелись на двадцать четыре части.

Позднее Кэти, Джимбо и Челла подтвердили воспоминания Учителя о том, как отчим впервые избил их мать. По словам Дороти, Челмер пришел в ярость, увидев, как она разговаривает с негром, работавшим на соседнем станке. Просто она заметила, что человек задремал над сборочным конвейером, подошла к нему, разбудила, тронув за плечо, и сказала, что дремать опасно. Он улыбнулся и поблагодарил ее.

Вернувшись на свое рабочее место, она увидела, что Челмер сердито смотрит на нее. На протяжении всего пути домой он мрачно молчал. Уже дома она спросила его:

— В чем дело? Ты хочешь поговорить о чем-то?

— О тебе и о том ниггере, — сказал Челмер. — Что у тебя с ним?

— С ним? Ради бога, о чем ты говоришь?

Он ударил мать. Билли был в комнате и видел это. Он пришел в ужас, ему хотелось защитить ее, остановить Челмера, чтобы тот не бил маму. Но он чувствовал запах ликера и боялся, что Челмер убьет его и закопает, а потом скажет маме, что он сбежал.

Билли убежал в свою комнату, захлопнул дверь спиной и зажал уши руками. Но он не мог не слышать маминых криков. Плача, он медленно сполз по двери на пол, плотно закрыл глаза, и глухота Шона наконец принесла долгожданную тишину…

Это был первый из тех плохих периодов спутанного времени, которые вспомнил Учитель. Жизнь стала все более запутываться, когда Билли блуждал где-то, теряя время, не зная ни дня, ни недели, ни месяца. В четвертом классе учителя заметили его странное поведение.

Когда одна из его личностей, не зная, что происходит, вдруг говорила что-то странное или вставала и начинала ходить по комнате, Билли ставили в угол. Но это трехлетней Кристин все время приходилось стоять в углу, уткнувшись лицом в стену.

Она могла стоять там долго, не говоря ни слова, избавляя Билли от неприятностей. Марк, который ни на чем не мог подолгу удерживать внимание, кроме ручного труда, давно бы ушел. Томми восстал бы. Дэвид страдал бы. Джейсон, «нагнетательный клапан», стал бы кричать. Бобби ушел бы в свои фантазии. Сэмюэль, иудей, как и Джонни Моррисон, стал бы молиться. Любой из них или другие могли сделать что-то не то и тем самым еще больше навредить Билли. И только Кристин, которой всегда было три года, могла терпеливо стоять в углу и молчать.

Кристин была «ребенком для угла».

И она же первой услышала одного из других. Как-то утром она шла в школу и остановилась, чтобы нарвать букет полевых цветов. Если она принесет букет своей учительнице, миссис Рот, может быть, та не будет так часто ставить ее в угол. Проходя мимо яблони, Кристин решила, что вместо букета она принесет фрукты. Она бросила цветы и попыталась дотянуться до яблок. Но, к сожалению, они росли слишком высоко. И она заплакала от огорчения.

— Что случилось, малышка? Почему ты плачешь? Кристин оглянулась, но никого рядом не было.

— Дерево не хочет давать мне яблок, — сказала она.

— Не плачь. Рейджен достанет яблоки.

Тот, кто был Рейдженом, взобрался на дерево и, собрав все свои силы, сломил толстую ветку и спустился с нею на землю.

— Держи, — сказал Рейджен, — вон сколько яблок! Он набрал в руки как можно больше яблок и отвел Кристин в школу. Когда Рейджен ушел, Кристин уронила яблоки прямо посередине улицы. В этот момент к самому большому и красивому яблоку, которое она хотела отдать миссис Рот, стала стремительно приближаться машина. Кристин попыталась схватить это яблоко, но Рейджен с силой отшвырнул ее в сторону, чтобы машина ее не сбила. Она видела, как машина раздавила красивое яблоко, и заплакала, но Рейджен поднял другое яблоко, почти такое же красивое, вытер его и отдал ей, чтобы она снесла яблоко в школу.

Когда она положила яблоко на стол миссис Рот, та сказала:

— Спасибо, Билли.

Кристин расстроилась, потому что это она принесла яблоко. Она пошла в конец комнаты, не зная, куда сесть. Наконец она села на свободное место с левой стороны, но через несколько минут большой мальчик сказал:

— Уходи с моего места!

Ей было очень плохо, но, почувствовав, что сейчас появится Рейджен и ударит мальчика, она быстро встала и села на другое место.

— Эй! Это мое место, — крикнула девочка, стоявшая у доски. — Билли сел на мое место!

— Разве ты не знаешь, где твое место? — спросила миссис Рот.

Кристин отрицательно покачала головой. Миссис Рот указала на свободное место с правой стороны.

— Вон твое место, Билли. Там и сиди.

Кристин не понимала, почему миссис Рот рассердилась. Она так старалась, чтобы учительница полюбила ее. Сквозь слезы она почувствовала, что сейчас появится Рейджен и сделает что-то плохое учительнице. Она крепко зажмурилась, затопала ногами и заставила Рейджена остановиться. А потом и сама ушла.

Билли открыл глаза и огляделся вокруг, удивленный тем, что находится в классе. Господи, как он сюда попал? Почему все так смотрят на него? Почему хихикают?

Выходя из класса, он услышал, как миссис Рот обращается к нему:

— Спасибо за яблоко, Билли. Ты добрый мальчик. Мне жаль, что пришлось поругать тебя.

Он смотрел, как она идет по коридору, и недоумевал, о каком яблоке она говорит.

Когда Кэти и Джимбо впервые услышали британский акцент, они подумали, что Билли строит из себя клоуна. В это время они с Джимбо разбирали свое грязное белье у себя в комнате. Кэти подошла к двери, чтобы посмотреть, готов ли Билли идти вместе с нею и Челлой в школу.

— В чем дело, Билли? — спросила она, увидев отсутствующее выражение на его лице.

Тот посмотрел на нее, на комнату и на другого мальчика, который тоже глядел на него во все глаза. Кто они такие и почему он здесь? И кто такой этот Билли? Он знал только, что его зовут Артур и родился он в Лондоне.

Артур посмотрел вниз и увидел, что на нем надеты разные носки: один черный, другой фиолетовый.

— О, мне кажется, они определенно не парные. Девочка захихикала, вслед за ней захихикал и мальчик.

— Ну ты и глупый, Билли! А здорово у тебя получается. Ты говоришь, как доктор Ватсон в тех фильмах про Шерлока Холмса, которые ты всегда смотришь. Правда, Джимбо?

Она ускакала, убежал и мальчик, которого звали Джимбо. Дети кричали ему:

— Поторопись, а то опоздаешь!

Артур был очень удивлен, почему они называют его Билли, если его имя — Артур. Он что, выдает себя за другого? Пришел в этот дом, к этим людям, как шпион? Или детектив? Что ж, потребуется некоторая доля дедукции, чтобы собрать вместе все части загадки. Почему на нем носки разного цвета? Кто надел их ему? Что вообще происходит?

— Ты идешь, Билли? Ведь ты знаешь, что сделает папа Чел, если ты опять опоздаешь.

Артур решил, что, если уж он собирается выдавать себя за другое лицо, пусть все так и продолжается. Он присоединился к Челле и Кэти по дороге в школу, но на всем пути не проронил ни слова. Когда они проходили мимо класса, Кэти сказала:

— Куда ты идешь, Билли? Тебе же сюда.

Артур нехотя прошелся по рядам, пока не нашел свободного места в последнем ряду — там, где он будет вне опасности. На место он прошел, не глядя ни направо, ни налево, высоко держа голову и не смея сказать ни слова. Он представил себе, как другие будут смеяться, потому что он говорит не так, как все.

Учительница раздала примеры, отпечатанные на ротапринте. Это была контрольная по математике.

— Когда решите, — сказала учительница, — можете положить листочки в учебники и идти на перемену. Как вернетесь, проверите ответы. Потом я соберу листочки и поставлю отметки.

Артур посмотрел на задачу, усмехнулся этой цепочке умножений и делений, взял карандаш и быстро пробежал до самого низа листка, выполняя действия в уме и записывая только ответы. Окончив работу, он положил листок в учебник, скрестил руки на груди и уставился в пространство. Это было элементарно.

Шумная возня ребят на школьном дворе раздражала его, и он закрыл глаза…

После перемены учительница сказала:

— А теперь выньте ваши листочки из учебников. Билли испуганно поднял голову.

Что он делает в классе? Как он попал сюда? Он помнил, как встал утром, но не помнил, как одевался и шел в школу. Он не имел никакого представления о том, что случилось в период между пробуждением и настоящим моментом.

— Проверьте ответы, прежде чем сдавать контрольные работы.

Какие контрольные работы?

Билли не понимал, что произошло, но решил: если учительница спросит о невыполненном задании, он скажет, что забыл или потерял листок. Нужно ведь что-то сказать. Билли открыл учебник — и застыл в изумлении. Там лежала контрольная работа с ответами на все пятьдесят примеров. Однако почерк был не его — похож, но будто бы скоропись. Билли часто находил у себя всякие листочки и думал, что они принадлежат ему. Однако было ясно, что никто во всем мире с такими знаниями по математике, как у него, не мог бы решить эти примеры. Билли взглянул на девочку за соседней партой, которая проверяла примеры. Билли пожал плечами, взял карандаш и написал сверху: «Билл Миллиган». Не было смысла проверять — как можно проверить ответы, если не знаешь, как вообще решать эти примеры?

— Ты уже закончил?

Билли вскинул голову и увидел стоящую рядом учительницу.

— Ну да.

— Ты хочешь сказать, что не проверял ответы?

— Нет.

— Ты так уверен, что правильно решил контрольную работу?

— Не знаю, — сказал Билли. — Лучше вы сами проверьте и поставьте оценку.

Учительница взяла контрольную работу и пошла к своему столу. Спустя несколько секунд Билли увидел на ее лице неодобрение. Она вернулась к нему:

— Дай-ка мне твой учебник.

Он подал учебник, и учительница перелистала его.

— Покажи руки.

Билли показал руки, манжеты, содержимое карманов и даже внутреннюю сторону парты.

— Ну что ж, — сказала, наконец, учительница, — я ничего не понимаю. Узнать заранее ответы ты не мог, потому что только сегодня утром я отпечатала примеры и ответы лежат в моей сумке.

— Я правильно решил?

Учительница нехотя вернула ему контрольную работу:

— Я поставила тебе «отлично».

Учителя называли Билли лентяем, смутьяном, лжецом. С четвертого по восьмой классы он почти не выходил из кабинетов разных консультантов, директора школы, школьного психолога. Приходилось жить в постоянной борьбе: сочинять истории, искажать правду, придумывать такие объяснения, чтобы никто не догадался, что в большинстве случаев он не знает, что с ним произошло дни, часы, даже минуты назад. Все заметили, что он периодически находится в состоянии транса. Укрепилось мнение, что он странный.

Когда Билли начал понимать, что отличается от других людей, что не все теряют время, что другие люди говорят о каких-то его словах или делах, о которых только он один ничего не может вспомнить, — тогда Билли решил, что сошел с ума. Он скрыл это.

Каким-то образом ему удавалось хранить свой секрет.

Учитель вспомнил, что это случилось весной 1969 года, когда Билли исполнилось четырнадцать лет и он уже был в восьмом классе. Челмер взял его на ферму, увел за кукурузное поле, дал ему лопату и приказал копать…

Позднее доктор Стелла Кэролин описала этот эпизод в своем заявлении, которое она зачитала на суде: «Отчим подверг его сексуальному насилию и грозился закопать живьем, если Билли пожалуется своей матери. Он действительно закопал ребенка, оставив у его лица трубку для воздуха… Прежде чем откопать ребенка, он помочился через трубку прямо в его лицо» («Ньюсуик», 18 декабря 1978 года).

…С того дня Денни стал бояться земли. Он больше никогда не ляжет на траву, не дотронется до земли, не нарисует пейзажа.

Несколько дней спустя Билли вошел в свою комнату и хотел включить лампу на прикроватной тумбочке. Но лампа не загорелась. Вновь и вновь нажимал он на выключатель — ничего. Билли взял на кухне новую лампочку и вернулся в комнату, чтобы поставить ее, как это делала мама. От удара током мальчика отшвырнуло к стене…

Томми открыл глаза и огляделся вокруг, не зная, чего ожидать. Он увидел электрическую лампочку на кровати, взял ее, заглянул под абажур и стал вкручивать. Когда он дотронулся до металлического кольца патрона, его ударило током. Черт! Что такое? Он снял абажур и посмотрел в отверстие. Потрогал — его опять ударило. Он сел, пытаясь разгадать, откуда эта гадость. По шнуру он дошел до розетки в стене. Вынул штепсель и опять потрогал кольцо. Ничего. Значит, все дело в стене. Он пристально посмотрел на две дырочки, вскочил и побежал вниз, следя за проводом, который шел от потолка к щиту с пробками. От щита кабель вывел его из дома. Томми остановился в изумлении, увидев провода, проведенные к телефонным столбам вдоль улицы. Вот, значит, для чего были эти проклятые штуки!

Томми пошел мимо столбов, чтобы поглядеть, куда они ведут. Уже почти стемнело, когда он подошел к зданию, окруженному железным забором с надписью «Энергосистема штата Огайо». Ага, вот откуда берется свет и та сила, которая трясет так, что, кажется, кишки из тебя вон!

Дома Томми взял телефонную книгу, нашел слова «Энергосистема штата Огайо» и записал адрес. Уже стемнело, но завтра утром он пойдет туда, чтобы посмотреть, откуда берется энергия.

На следующий день Томми опять пошел к этому зданию. Войдя внутрь, он остановился, онемев. За столами сидела масса людей, отвечающих на телефонные звонки, печатающих на машинках. Да это просто контора! Надо же, опять неудача! Идя по Мейн-стрит и размышляя, откуда же берется электричество, Томми прошел мимо библиотечной вывески перед зданием городской администрации.

Отлично, он пойдет в библиотеку и пороется в книгах. Томми поднялся на третий этаж, поискал в каталоге слово «энергия», взял книги и стал читать. Оказывается, существуют плотины, гидроэлектростанции, а еще, когда сгорает уголь и другие горючие материалы, они дают энергию, на которой работают всякие машины и от которой загорается свет. Надо же!

Томми читал, пока не стемнело. Потом он медленно брел по улицам Ланкастера и смотрел на уличные фонари. Он был рад, что узнал, как получается электроэнергия, и собирался узнать все о тех машинах и обо всем, что имеет отношение к электричеству. Остановившись перед витриной, Томми посмотрел на выставленную там бытовую электротехнику. Тем временем вокруг выставленных телевизоров столпились зрители — на экране был человек в скафандре, спускающийся с лестницы.

— Невероятно! — воскликнул кто-то. — Видеть, что происходит на Луне!

«Человечество сделало гигантский шаг вперед» — слышался голос из телевизионных динамиков.

Томми посмотрел на Луну, потом снова на экран телевизора. И об этом тоже надо узнать.

Вдруг он увидел в стекле отражение женщины.

— Билли, пойдем-ка домой, — сказала Дороти.

Он взглянул на красивую маму Билли и хотел сказать, что его зовут Томми, но она положила ему на плечо руку и повела его к машине.

— Билли, ты должен прекратить эти прогулки по городу. Ты должен быть дома до того, как вернется с работы Чел. Ты ведь знаешь, что будет.

Пока они ехали в машине, Дороти все время поглядывала на него краем глаза, словно пытаясь оценить его, но Томми сидел смирно. Дома она покормила его, а потом сказала:

— Билли, может, пойдешь порисуешь? Ты же знаешь, что это тебя успокаивает. Ты какой-то раздраженный, нервный.

Томми пожал плечами и пошел в комнату, где были принадлежности для рисования. Быстрыми штрихами он набросал ночную дорогу, вдоль которой стояли телефонные столбы. Когда рисунок был готов, он отступил и посмотрел на него. Пожалуй, неплохо для начинающего. На следующее утро Томми встал рано и нарисовал лунный пейзаж, хотя стоял день.

Билли любил цветы и поэзию, любил помогать матери по дому, но он знал, что Челмер называет его неженкой и чокнутым. Поэтому он перестал помогать матери и писать стихи. Появилась Адалана, чтобы все это делать за него, но втайне.

Однажды вечером Челмер сел перед телевизором, чтобы посмотреть фильм о Второй мировой войне. В этом фильме гестаповец бил свою жертву шлангом. Когда кино закончилось, Челмер вышел во двор и отрезал длинный кусок от садового шланга, сложил его вдвое и замотал черной лентой сложенные вместе концы, чтобы получилась ручка.

Войдя в дом, он увидел, что Билли моет посуду. Прежде чем Адалана сообразила, что случилось, она почувствовала сильный удар по пояснице, от которого упала на пол. Челмер повесил шланг за петлю на дверь спальни и лег спать. Адалана поняла, что мужчины жестокие и отвратительные и что им нельзя доверять. Она очень хотела, чтобы Дороти или одна из девочек — Кэти или Челла — обняла ее, поцеловала и заставила уйти все ее страхи и обиды. Однако ей было известно, что это вызовет неприятности, поэтому Адалана легла и плакала, пока не уснула.

Челмер часто пользовался тем шлангом, и особенно доставалось Билли. Дороти вспоминала, что она вешала свой халат или ночную рубашку на дверь спальни, надеясь, что если Челмер не увидит этого шланга, то и не возьмет его в руки. Однажды, после того как он долго им не пользовался, Дороти его просто выкинула. Челмер так никогда и не узнал, куда девался шланг.

В дополнение к тайному освоению моторов и электрооборудования Томми стал изучать способы побегов. Прочитав о великих мастерах Гудини и Сильвестре, он был разочарован, узнав, что некоторые из их великих побегов были просто трюками. Джимбо вспоминал, что, когда они стали постарше, брат попросил его крепко связать ему руки веревкой, а потом уйти. Когда Томми оставался один, он изучал всякие узлы и постигал простейшие способы избавляться от веревок. Он смог так вертеть своими запястьями, сделал их такими подвижными, что веревки соскальзывали. Он обвязывал одну руку веревкой, а другой рукой, держа ее за спиной, развязывал узел.

Прочитав про ловушки для африканских обезьян — те просовывали лапу в узкую щель, чтобы достать еду, а потом не могли вытащить обратно кулак с зажатым в нем фруктом, — Томми стал размышлять о строении человеческой руки. Изучив строение скелета по энциклопедии, он вдруг понял, что, если кисть сжать так, чтобы она стала меньше запястья, руку всегда можно освободить. Томми измерил себе руки и запястья и стал упражняться, сжимая и приводя в нужное положение кости и суставы. Наконец он научился так сжимать свою ладонь, что та становилась тоньше запястья. Томми понял, что теперь никакие цепи или ремни не смогут его удержать. Осталось узнать, как выйти из комнаты, закрытой на замок. Когда мать уходила, Томми доставал отвертку, отвинчивал пластинку с двери и изучал механизм замка, чтобы узнать, как тот работает. Зарисовывал устройство замка и запоминал его модель. Всякий раз, как ему встречался новый тип замка, он разбирал его, изучал и снова собирал.

Однажды Томми пошел в город и зашел в лавку слесаря. Старый мастер позволил ему посмотреть на разные типы замков и запомнить, как они работают, даже дал книгу про магнитные и спиннерные тумблеры, про разные виды сейфовых замков. Томми усердно все изучал, постоянно проверяя себя. В магазине спортивных товаров он увидел наручники и решил при первой же возможности купить пару, чтобы узнать, как и от них избавляться.

Однажды вечером, когда Челмер был особенно невыносим за обедом, Томми стал искать способ, как бы причинить отчиму боль, но чтобы его не поймали при этом. И придумал: взял напильник из ящика с инструментами, снял колпачок с электробритвы Челмера и тщательно затупил все три лезвия. Поставил колпачок на место и вышел из ванной комнаты.

На следующее утро Томми встал у ванной и стал ждать, когда Челмер начнет бриться. Он услышал щелчок бритвы и сразу же крики боли, потому что тупые лезвия дергали за волоски, вместо того чтобы срезать их.

Челмер выскочил из ванной.

— Чего уставился, ублюдок? Не стой здесь, как идиот! Томми сунул руки в карманы и отошел прочь, отвернувшись, чтобы Челмер не увидел его улыбки.

Аллен впервые встал на пятно, когда пытался уговорить соседских ребят-хулиганов не бросать его в котлован, вырытый для фундамента нового дома. Он спорил с ними, используя все свои способности мошенника, но это не помогло. Они все равно бросили его в яму и стали кидаться в него камнями. Ну что ж, раз так, то уклоняться бесполезно…

Денни услышал глухой звук от удара камня о землю прямо перед ним. Потом еще и еще. Он поднял голову и увидел ораву ребят наверху, бросающих в него камни. Один камень попал в ногу, другой — в бок. Денни побежал к дальней стороне котлована, стал бегать кругами, пытаясь найти выход. Наконец, поняв, что стены котлована слишком крутые, чтобы он мог вскарабкаться наверх, он сел прямо в грязь, скрестив ноги…

Томми посмотрел наверх, когда камень угодил ему в спину. Быстро оценив ситуацию, он понял, что надо смываться. Он практиковался в открывании замков и развязывании веревок, но здесь нужен был другой вариант побега. Здесь нужна была сила…

Рейджен встал на ноги, вынул из кармана складной нож и ринулся вверх по склону, навстречу мальчишкам, на ходу раскрывая нож и переводя взгляд с одного хулигана на другого, чтобы определить, кто нападет первым. Он без колебаний пырнул бы любого из них ножом. Они специально выбрали жертвой мальчишку, который был на целый фут ниже их ростом, и явно не ожидали, что он решится противостоять им. Хулиганы разбежались, и Рейджен пошел домой.

Позднее Джимбо вспоминал, что, когда родители мальчишек пожаловались, что Билли угрожал ножом их сыновьям, Челмер выслушал только их сторону, вывел Билли на задний двор и поколотил его.

Дороти заметила, что младший сын изменился и стал вести себя странно.

— Временами это был не Билли, — вспоминала она. — Он становился угрюмым, уходил в себя. Бывало, я что-нибудь скажу ему, а он не отвечает, как будто находится далеко отсюда и думает о чем-то, глядя в пространство. Он уходил бродить по городу, как делал это, когда ходил во сне, еще со школы. Иногда, если им удавалось поймать его до того, как он уйдет из школы, они его задерживали и звонили мне, чтобы я пришла и забрала его. Иногда ему удавалось уйти, и они звали меня. Я везде искала его, находила где-нибудь в центре города и приводила домой. Я говорила ему: «Все хорошо, Билли, иди ложись спать». Но этот ребенок даже не знал, в каком направлении находится его спальня. Я не знала, что и подумать. Когда он просыпался, я спрашивала его, как он себя чувствует. Он с изумлением смотрел на меня и говорил: «Сегодня я был дома?» И я ему отвечала: «Нет, Билли, сегодня тебя не было дома. Разве ты не помнишь, как я за тобой пришла? Ты был в школе, мистер Янг позвонил мне, и я пришла за тобой. Ты не помнишь, что вернулся домой вместе со мной?» Он сидел неподвижно, потом кивал головой. «Ты не помнишь?» — «Наверное, я плохо себя чувствовал».

— Они пытались убедить меня, что это вызвано наркотиками, — говорила Дороти. — Но я знала, что это не так. Он никогда не употреблял наркотиков, даже аспирина не принимал. Я с трудом заставляла его принимать лекарства. Иногда Билли сам приходил домой как бы в состоянии транса. Не разговаривал со мной, пока не поспит. Потом выходил из комнаты — и это был опять мой Билли. Я говорила им, я всем говорила: «Этому мальчику нужна помощь».

Артур иногда появлялся в школе, чтобы поправить учителя, когда они проходили мировую историю, особенно если предметом изучения была Англия и ее колонии. Большую часть времени он проводил в Публичной библиотеке Ланкастера. Из книг и из воспоминаний очевидцев можно узнать больше, чем от недалеких провинциальных учителей.

А то, как школьный учитель объяснял Бостонское чаепитие, повергло Артура в ярость. Он читал правду об этом историческом событии в канадской книге «Непроверенные факты», в которой разоблачалось фальшивое псевдопатриотическое объяснение того, что на самом деле было выходкой группы пьяных матросов. Но когда Артур говорил, все смеялись, и он уходил из класса, оставляя их хихиканье позади. Он возвращался в библиотеку, где, он был уверен, приятная библиотекарша не станет смеяться над его акцентом.

Артур отлично понимал, что помимо него есть кто-то еще. Сверяясь с календарем, чтобы узнать, какой сегодня день, он видел — что-то не так. Согласно всему, что он читал и наблюдал, другие люди не спали так долго, как он.

Тогда он стал задавать людям вопросы.

— Что я делал вчера? — спрашивал он Кэти, или Джима, или Челлу, или Дороти. Их описания его поведения казались ему абсолютно незнакомыми. Он должен был проверить это методом логической дедукции.

Однажды, уже засыпая, он почувствовал чье-то присутствие внутри себя и заставил себя бодрствовать.

— Кто ты? — спросил он. — Я требую ответа. Он услышал, как чей-то голос ему ответил:

— А ты кто, черт возьми?

— Меня зовут Артур. А тебя?

— Томми.

— Что ты здесь делаешь, Томми?

— А что ты здесь делаешь?

Вопросы и ответы продолжали раздаваться в его голове.

— Как ты попал сюда? — спросил Артур.

— Не знаю. А ты?

— Тоже не знаю, но обязательно должен узнать.

— Как?

— Здесь нужна логика. У меня есть идея. Давай мы с тобой проследим за временем, когда мы не спим, и проверим, совпадает ли оно с продолжительностью дня.

— Неплохая идея!

— На внутренней стороне двери туалета, — сказал Артур, — делай заметку каждый час, когда ты не спишь. Я буду делать то же самое. Потом мы подсчитаем и сверим с календарем, чтобы посмотреть, за какое время сможем отчитаться.

Оказалось, что не за все. Значит, должны быть и другие.

Артур тратил каждый момент своего бодрствования на разгадку недостающего времени и на поиски других людей, которые, похоже, делили с ним его мозг и тело. После знакомства с Томми он постепенно обнаружил их всех, а всего их было двадцать три, включая его самого и еще одного, которого окружающие звали Билли или Билл. Посредством дедукции Артур узнал, кто они, как себя ведут и что делают.

И только девочка по имени Кристин, по-видимому, еще раньше Артура узнала о существовании других. Кристин чувствовала, что происходило в их умах, когда они овладевали сознанием Билли. Артура интересовало, можно ли сознательно развить в себе такое умение.

Он поговорил об этом с субъектом по имени Аллен, жуликом, который всегда появлялся, когда надо было «отболтаться» от щекотливой ситуации:

— Аллен, в следующий раз, когда ты овладеешь сознанием, я прошу тебя хорошо подумать и рассказать мне обо всем, что происходит вокруг тебя.

Аллен согласился и в следующий свой «выход» рассказал Артуру обо всем, что видел. Артур постарался мысленно увидеть это. Дело оказалось трудным: картина никак не фокусировалась, пока огромным усилием воли Артур не заставил себя смотреть глазами Аллена. Однако это работало лишь тогда, когда он намеренно концентрировался на предмете и при этом не спал, хотя и не должен был владеть сознанием Билли. Несомненно, то была победа его ума над косной материей.

Артур понимал, что взял на себя ответственность за большую семью. Все они находились в одном теле, и надо было что-то делать, чтобы навести порядок в ситуации, которая становилась все более хаотичной. Поскольку он был единственным из всех, способным действовать бесстрастно, он непременно придумает что-нибудь. Это будет справедливым, осуществимым и — что важнее всего — логичным.

Дети в школе дразнили Билли, когда он в изумлении бродил по залам. Они видели, что он разговаривает с собой, а временами ведет себя как маленькая девочка, и приставали к нему. Как-то холодным днем во время перемены несколько мальчишек стали насмехаться над ним в школьном дворе.

Кто-то кинул в него камнем и попал ему в бок. Сначала он не понял, что случилось, но знал, что ему нельзя показывать свой гнев, иначе Челмер накажет его.

Рейджен повернулся и сердито посмотрел на смеющихся мальчишек. Еще один из них поднял камень и бросил его, но Рейджен поймал камень и мгновенно швырнул его обратно, попав парню в голову.

Удивленные мальчишки попятились, увидев, что Рейджен приближается к ним, вынимая из кармана пружинный нож. Они убежали. Рейджен оглянулся вокруг, пытаясь понять, где он и как сюда попал. Ничего не понимая, он сложил нож, убрал его в карман и пошел прочь.

Однако Артур следил за ним, он был свидетелем его стремительности, его гнева и понял, почему Рейджен оказался здесь. Необходимо было как-то контролировать внезапные эмоциональные срывы Рейджена. Но прежде чем знакомиться, следовало изучить и понять его натуру. Больше всего удивлял явный славянский акцент Рейджена. Артур полагал, что славяне были первыми варварами. Имея дело с Рейдженом, он имел дело с варваром. Варвар опасен, но такой человек и нужен в опасности — это сила, которую надо сдерживать и использовать целенаправленно. А пока Артуру оставалось ждать и пытаться повлиять на него в нужный момент.

Несколько недель спустя Кевин присоединился к хулиганам в их стычке с ребятами из соседнего района. Полем боя служила насыпь из грязи позади большой ямы, где была новостройка. Кевин тоже чувствовал себя хулиганом, кидаясь комками грязи, смеясь при промахах и видя, как грязь разлетается, подобно взрыву бомбы. Вдруг Кевин услышал странный голос, словно кто-то стоящий рядом с ним сказал:

— Ниже, бросай ниже!

Кевин остановился, огляделся вокруг, но рядом никого не было. Он опять услышал:

— Ниже… ниже… бросай комья ниже.

Этот голос был похож на голос солдата из Бруклина в кинофильме о войне, который он видел по телевизору:

— Надо бросать ниже эту чертову грязь!

Кевин был сбит с толку. Он перестал кидать комья, сел на кучу грязи и старался понять, кто же говорит с ним.

— Где ты? — спросил Кевин.

— А где ты? — эхом отозвался голос.

— Я стою на грязи за ямой.

— Да? И я тоже.

— Как тебя зовут? — спросил Кевин.

— Филип. А тебя?

— Кевин.

— Смешное имя.

— Да? Если бы я мог тебя видеть, я б тебе по шее надавал.

— Где ты живешь? — спросил Филип.

— На Спринг-стрит. А ты откуда?

— А я из Бруклина, штат Нью-Йорк, но теперь я тоже живу на Спринг-стрит.

— Это 933 по Спринг. Белый дом. Хозяин — какой-то парень по имени Челмер Миллиган, — сказал Кевин. — Он называет меня Билли.

— Эй, я тоже там живу! Я знаю этого парня. Он меня тоже зовет Билли. Я никогда тебя там не видел.

— И я тебя не видел, — сказал Кевин.

— Ну и дела, парень! — воскликнул Филип. — Пошли бить окна в школе!

— Классно! — ответил Кевин.

Они побежали к школе и расколотили дюжину окон.

Артур слушал, наблюдал и решил в итоге, что эти двое определенно с криминальными наклонностями и могут стать серьезной проблемой.

Рейджен знал кое-кого из тех, кто делил с ним тело Билли. Он знал Билли, знал его с того самого момента, как стал сознавать себя. Знал Дэвида, который брал на себя боль всех других; знал Денни, жившего в постоянном страхе; и трехлетнюю Кристин, которую Рейджен обожал. Он знал, что существуют и другие — те, которых еще не видел. Голоса и происходящие события нельзя было объяснить наличием лишь пяти человек.

Рейджен знал, что его фамилия — Вадасковинич, что его родина называется Югославией, а причина его существования — уметь выжить в любых условиях и использовать любые способы, чтобы защитить других. Он сознавал свою силу и способность чувствовать опасность, как паук чувствует раздражающее присутствие незваного гостя на своей паутине. Рейджен был способен вобрать в себя страх других и преобразовать его в действие. Он поклялся тренировать себя, совершенствовать свое тело, постигать боевые искусства. Но в столь враждебном мире этого было недостаточно.

Рейджен поехал в город, в местный магазин спортивных товаров, и купил метательный нож. Потом пошел в лес и тренировался быстро вытаскивать нож из ботинка и бросать в дерево. Когда стемнело и нельзя было ничего увидеть, он отправился домой. Засовывая нож в ботинок, Рейджен решил, что больше никогда не останется безоружным.

По пути домой ему послышался странный голос с британским акцентом. Рейджен мгновенно обернулся, наклонился и выхватил нож, но рядом никого не было.

— Я в твоей голове, Рейджен Вадасковинич. Мы делим с тобой одно тело.

Пока они шли, Артур говорил с ним, объясняя, что он узнал о других людях в этом же теле.

— Ты действительно в моей голове? — спросил Рейджен.

— Да.

— И ты знаешь, что я делаю?

— Последнее время я наблюдаю за тобой. Думаю, ты отлично справляешься с ножом, но не следует ограничиваться одним видом оружия. В дополнение к боевым искусствам ты должен изучить виды оружия и бомбы.

— Я не разбираюсь во взрывных устройствах. Ничего не смыслю во всех этих проводах, соединениях…

— На этом может специализироваться Томми. Парень разбирается в электронике и механике.

— Кто такой Томми?

— Скоро я познакомлю тебя с ним. Если мы хотим выжить в этом мире, надо навести хоть какой-то порядок в этом хаосе.

— Почему ты говоришь — в хаосе?

— Когда Билли ходит среди людей, перед ними возникает то один, то другой из нас. Он начинает что-то делать, потом бросает, и в результате выпутываться должны другие, сворачивая себе мозги. Вот это я называю хаосом. Должен быть способ контролировать обстоятельства.

— Мне не нравится, когда меня слишком контролируют, — заметил Рейджен.

— Самое важное, — сказал Артур, — научиться контролировать события и людей, так чтобы мы могли выжить. Это главное.

— А на втором месте?

— Самосовершенствование.

— Согласен, — сказал Рейджен.

— Я расскажу тебе о книге, в которой объясняется, как контролировать поток адреналина, чтобы довести свою силу до максимума.

Рейджен слушал, как Артур излагает свои познания в биологии. Особенно Артура заинтересовала идея преобразования страха в энергию ярости с помощью адреналина и секреции щитовидной железы. Рейджена раздражало желание Артура верховодить, но он не мог отрицать, что англичанин знал много такого, о чем он сам до сих пор не слышал.

— Ты играешь в шахматы? — спросил Артур.

— Конечно, — ответил Рейджен.

— Хорошо, тогда — королевская пешка на е-четыре. Рейджен немного подумал и сказал:

— Конь це-три.

Артур представил себе шахматную доску и сказал:

— А, индийская защита? Превосходно.

Артур выиграл эту игру и все другие партии, которые они разыгрывали впоследствии. Рейджену пришлось признать, что, когда дело касается концентрации ума, Артур его превосходит. Он утешал себя тем, что Артур не смог бы драться, даже если бы от этого зависела его жизнь.

— Ты нужен, чтобы защищать нас, — сказал Артур.

— Как ты можешь читать мои мысли?

— Это весьма несложная техника. Ты и сам этому научишься.

— Билли знает про нас?

— Нет. Время от времени он слышит голоса, иногда что-то видит, но не знает, что мы существуем.

— Разве ему не следует сказать?

— Не думаю. Мне кажется, его рассудок не вынесет этого.

Глава девятая

В марте 1970 года Роберт Мартин, школьный психолог, сообщил:

Джон У. Янг, директор средней школы в Стэнбери, обнаружил, что Билли Миллиган часто уходит из класса и сидит на ступеньках около его кабинета или в последнем ряду зрительного зала. Янг всегда садился рядом с мальчиком и разговаривал с ним.

Иногда Билли рассказывал о своем покойном отце и говорил о том, что, когда вырастет, хочет быть комиком. Говорил о том, что дома у них очень плохо. Нечасто директор Янг осознавал, что мальчик находится в трансе. Тогда он сажал Билли в свою машину и отвозил его домой. После того как подобные случаи участились, он направил Билли в Окружную клинику ориентации и психического здоровья в городе Фэрфилде.

Доктор Гарольд Т. Браун, психиатр, впервые увидел Билли Миллигана 6 марта 1970 года. Браун, худощавый мужчина с седыми бачками и скошенным подбородком, внимательно смотрел на мальчика сквозь очки в черной оправе. Он увидел опрятного худенького пятнадцатилетнего подростка, физически явно здорового, спокойно сидящего, не напряженного и не возбужденного, но избегающего смотреть ему в глаза.

«Голос тихий, — написал доктор Браун в своих заметках, — с небольшой модуляцией, почти как в состоянии транса».

Билли пристально посмотрел на него.

— Что ты чувствуешь? — спросил его Браун.

— Как сон, который приходит и уходит. Мой папа ненавидит меня. Я слышу, как он кричит. В моей комнате горит красный свет. Я вижу сад и дорогу — цветы, вода, деревья и никого, кто мог бы кричать на меня. Я вижу много вещей, которых нет в действительности. Дверь с несколькими замками, кто-то громко стучит, пытаясь выйти. Я вижу падающую женщину, и вдруг она превращается в груду металла и я не могу подойти к ней. Надо же, я — единственный, кто может «улететь» без наркотика!

— Как ты относишься к своим родителям? — спросил Браун.

— Я боюсь, он убьет ее. Убьет из-за меня. Они ссорятся из-за меня, потому что он люто меня ненавидит. У меня ночные кошмары, которые я не могу описать. Иногда мое тело становится странным, словно я очень легкий и воздушный. Иногда я думаю, что способен летать.

В первом отчете Браун отметил: «Несмотря на сообщаемые о нем факты, он воспринимает реальность, четко выраженной психотической способности к формированию и восприятию идей не выявлено. Может сосредоточить и удерживать внимание. Нормально ориентируется. Память хорошая. Суждение находится под сильным влиянием упомянутого выше восприятия вещей и потребности быть драматичным. Инсайт недостаточен, чтобы корректировать поведение. Предварительный диагноз: ярко выраженный истерический невроз с конверсионными реакциями».

По словам Учителя, который позднее вспомнил этот сеанс, доктор Браун беседовал не с Билли. Это Аллен описывал мысли и видения Дэвида.

Пять дней спустя Миллиган приехал в клинику без предварительной договоренности, но доктор Браун, заметив, что тот находится в состоянии транса, согласился принять его. По наблюдениям психиатра, мальчик знал, где находится, и реагировал на указания.

— Надо позвонить твоей матери, — сказал Браун, — и сообщить ей, что ты в клинике.

— Хорошо, — ответил Дэвид, встал и вышел. Аллен вернулся несколько минут спустя и стал ждать, когда его вызовут для беседы. Браун следил за тем, как пациент спокойно сел и устремил взгляд в пространство.

— Что случилось сегодня? — спросил Браун.

— Я был в школе, — сказал Аллен. — Было около половины двенадцатого, и я начал засыпать. Когда я проснулся, то обнаружил, что стою на крыше высокого здания и смотрю вниз, словно хочу прыгнуть. Я спустился вниз и пошел в полицию, попросил их позвонить в школу, чтобы там не беспокоились обо мне. Потом пришел сюда.

Браун некоторое время изучал его, поглаживая свои седые бачки.

— Билли, ты принимаешь какие-нибудь наркотики? Аллен отрицательно покачал головой.

— Вот сейчас у тебя пристальный взгляд. Что ты видишь?

— Я вижу лица людей, но только глаза и носы и какие-то причудливые цвета. Вижу, что с людьми происходят несчастья. Они попадают под машины, падают с утесов, тонут.

Доктор Браун наблюдал за Миллиганом. Тот сидел молча, словно смотрел на экран внутри себя.

— Расскажи, Билли, как у тебя дома. Расскажи о своей семье.

— Челмер любит Джима. Ненавидит меня. Все время кричит. Он превратил в ад жизнь двух человек. Я потерял работу в бакалейной лавке. Я сам хотел потерять эту работу, чтобы быть дома с мамой. Взял и украл бутылку вина — вот меня и уволили.

19 марта Браун заметил, что его пациент одет в рубашку с высоким воротом и голубой пиджак, что придавало ему женоподобный вид.

«У меня сложилось впечатление, — писал Браун после сеанса, — что данный пациент не подлежит амбулаторному наблюдению. Целесообразно положить его на лечение в общественную детскую больницу г. Коламбуса на подростковое отделение. Есть договоренность с доктором Раулджем о его госпитализации. Окончательный диагноз: истерический невроз с множественными пассивно-агрессивными проявлениями».

Через пять недель после своего пятнадцатого дня рождения Билли Миллиган был помещен Дороти и Челмером Миллиганами в детское отделение общественной больницы г. Коламбуса как «добровольный» пациент. Билли решил, что из-за постоянно поступающих на него жалоб и его плохого поведения мать сделала выбор: решила Челмера оставить себе, а его сбыть с рук.

Джейсон демонстрировал вспышки раздражения. Он служил как бы «выпускным клапаном», который мог снять излишнее напряжение громкими криками. Он оставался интровертным до тех пор, пока не наступало время «выпустить пары». Это Джейсона поместили в изолятор в общественной больнице г. Коламбуса.

Джейсон возник, когда Билли было восемь лет. Он готов был взорваться от душивших его эмоций, но ему никогда не разрешали «выходить». Если он все-таки выходил, то Билли наказывали. Здесь, в больнице, когда страх и давление достигали предела, Джейсон плакал, кричал, давая выход своим эмоциям.

Так он поступил, когда услышал по телевизору об убийстве четырех студентов в штате Кент. Санитары заперли его.

Узнав, что Джейсона запирали каждый раз, когда он «взрывался», Артур решил принять меры. Не важно, дом это или больница, показывать свой гнев и раздражение не разрешалось. Если кто-то нарушал запрет, их всех наказывали. Поэтому Артур определил Джейсона как «нежелательного» и лишил его права овладевать сознанием. Отныне он будет стоять в тени, за пределами пятна.

Другие занимались художественной терапией. Когда Томми не был занят открыванием замков, он рисовал пейзажи. Денни рисовал натюрморты, Аллен — портреты. Даже Рейджен пытался что-то изобразить, но ограничился лишь черно-белыми эскизами. Именно тогда Артур обнаружил, что Рейджен — дальтоник. Он вспомнил про непарные носки и сделал вывод, что это Рейджен их надевал. Кристин рисовала цветы и бабочки для своего брата Кристофера.

Санитары отмечали, что Билли Миллиган стал спокойнее и общительнее. Ему дали послабления и, когда на улице стало тепло, разрешили выходить из больницы для прогулок и рисования.

Некоторые из других личностей появлялись, осматривались, им не нравилось то, что они видели, и они уходили. Только Рейджен, пораженный тем, что у доктора Раулджа славянское имя и акцент, принимал торазин и выполнял все предписания. Денни и Дэвид, будучи послушными детьми, тоже принимали таблетки. Но вот Томми лишь держал их во рту и потом выплевывал. Так же поступали Артур и другие.

Денни подружился с маленьким чернокожим мальчиком, разговаривал и играл с ним. Они засиживались допоздна, часами мечтая о том, кем они станут, когда вырастут. Денни даже начал иногда смеяться.

Однажды доктор Раулдж перевел Денни в отделение, где все мальчики были больше его. Денни никого не знал, ему не с кем было поговорить, поэтому он ушел в свою комнату и плакал — так ему было одиноко. Потом Денни услышал голос:

— Почему ты плачешь?

— Уходи, не трогай меня, — сказал Денни.

— А куда мне уйти?

Денни быстро огляделся — в комнате никого больше не было.

— Кто это сказал?

— Я это сказал. Меня зовут Дэвид.

— Ты где?

— Не знаю. Думаю, там же, где и ты.

Денни заглянул под кровать, в туалет, но того, кто говорил, нигде не обнаружилось.

— Я слышу твой голос, — сказал он, — но где ты?

— Здесь.

— Я не вижу тебя. Где ты?

— Закрой глаза, — сказал Дэвид. — Теперь я тебя вижу. Они проводили долгие часы, разговаривая о вещах, которые случились в прошлом, близко узнавая друг друга, но не сознавая, что Артур все время слушает.

Филип познакомился с четырнадцатилетней пациенткой, блондинкой. Все считали ее красивой. Она гуляла, разговаривала с ним, стараясь возбудить его, хотя он никогда не пытался приставать к ней. Она наблюдала за ним, когда он сидел у пруда с альбомом для рисования. Обычно поблизости больше никого не было.

В один из теплых дней в начале июня она села рядом с Филипом и посмотрела, как он нарисовал цветок.

— Это очень красиво, Билли.

— А, ничего особенного.

— Ты настоящий художник.

— Да брось ты!

— Нет, правда. Ты отличаешься от других здешних парней. Мне нравятся ребята, которые не зациклились только на одном.

Она положила руку на его колено. Филип отпрянул.

— Эй, ты чего?

— Тебе не нравятся девушки, Билли?

— Конечно, нравятся. Я не голубой. Просто я… я не… я…

— Тебя что-то беспокоит, Билли. В чем дело? Он опять сел рядом с ней.

— Я не очень увлекаюсь сексом.

— Как так?

— Ну, — сказал он. — Мы… я хочу сказать, когда я был маленьким, меня изнасиловал мужчина.

Девушка была потрясена:

— Я думала, что только девчонок насилуют. Филип покачал головой:

— Теперь ты будешь думать по-другому. Меня избили, потом изнасиловали. И с тех пор у меня в голове что-то не так. Я много думаю об этом. Вернее, часть меня думает. Всю мою жизнь я думал, что секс — это что-то болезненное и грязное.

— То есть ты еще никогда не занимался сексом с девушкой?

— Ни с кем не занимался.

— Но это же не больно, Билли!

Он покраснел и отодвинулся от нее.

— Идем поплаваем, — пригласила она.

— Неплохая мысль, — сказал Филип, вскочил и с разбегу нырнул в пруд.

Когда он вынырнул, отфыркиваясь, то увидел, что девушка сняла платье и нагишом идет к пруду.

— Черт возьми! — воскликнул он и нырнул на самое дно.

Когда он снова вынырнул, она подплыла поближе и обняла его. Филип почувствовал в воде, как ее ноги обвиваются вокруг него, как ее груди трутся о его грудь, как она все ниже опускает руку…

— Это не больно, Билли, — сказала она. — Я обещаю.

Загребая воду одной рукой, она вела его к большому плоскому камню, углом вдающемуся в воду. Филип взобрался следом за ней, и она потянула вниз его трусы. Он понимал, что ведет себя неуклюже, боялся, что, если закроет глаза, все это исчезнет. Она была такая красивая. Он не хотел внезапно очутиться в другом месте и ничего не помнить. Он хотел все запомнить. Ему было очень хорошо. Девушка оказалась хорошим учителем. Когда все было кончено, ему хотелось вскочить и закричать от радости. Он скатился с нее, потерял равновесие и шлепнулся в воду.

Девушка засмеялась, а Филип чувствовал себя дураком, но был счастлив. Он больше не был ни девственником, ни голубым — он стал мужчиной.

19 июня по просьбе матери доктор Раулдж выписал Билли Миллигана из больницы. Резюме работника патронажа при выписке гласило:

По возвращении домой Денни, находясь в глубокой депрессии, нарисовал маленький натюрморт — увядающий желтый цветок в надтреснутом бокале на черно-синем фоне. Он принес рисунок наверх, чтобы показать его матери Билли, но застыл на месте. Там был Челмер.

Челмер взял у него рисунок, посмотрел на него и бросил на пол.

— Врешь, — сказал он. — Это не ты нарисовал.

Денни поднял рисунок и пошел вниз, в рисовальную комнату, еле сдерживая слезы. Тогда он впервые подписал рисунок: «Денни, 1970». На оборотной стороне холста он записал необходимые данные:

С того времени, в отличие от Томми и Аллена, которые продолжали добиваться, чтобы их похвалили за рисунки, Денни никогда никому не показывал своих натюрмортов.

Осенью 1970 года Билли поступил в среднюю школу Ланкастера — комплекс беспорядочно разбросанных современных зданий из стекла и бетона на северной стороне Ланкастера. Билли не успевал в учебе. Он ненавидел учителей и ненавидел школу.

Артур много раз пропускал уроки, чтобы работать в библиотеке, изучая книги по медицине. Особенно его заинтересовала гематология.

Томми проводил свободное время, занимаясь своими приспособлениями, механизмами и практикуясь в умении убегать. К этому времени никакие веревки уже не могли его удержать: его руки могли развязать любой узел или выскользнуть из связывающих веревок. Он купил себе пару наручников и практиковался с ними, используя разделенный пополам колпачок от шариковой ручки в качестве ключа. Для себя он отметил, что лучше иметь два ключа — один в нагрудном кармане, другой в заднем кармане брюк, — чтобы можно было избавиться от наручников независимо от того, в каком положении будут руки — спереди или сзади.

В январе 1971 года Билли поступил на неполный рабочий день рассыльным в бакалейном магазине. Он решил потратить часть денег из своей первой зарплаты и купить мяса для Челмера. Рождественские праздники прошли спокойно. И Билли подумал, что, если он покажет своему отчиму, что заботится о нем, возможно, Челмер перестанет приставать к нему.

Билли подошел к заднему крыльцу и увидел, что дверь на кухню сорвана с петель. На кухне были бабушка и дедушка Миллиган, а также Кэти, Челла и Джим. Мама прижимала к голове окровавленное полотенце. Лицо у нее было черное и синее.

— Челмер ударил ее об дверь, — сказал Джим.

— И вырвал клок волос из головы, — сказала Кэти. Билли ничего не сказал. Он просто посмотрел на мать, кинул мясо на стол, пошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Он долго сидел в темноте, закрыв глаза и пытаясь понять, почему в их семье так много боли и побоев. Если бы Челмер умер, это решило бы все их проблемы.

Ощущение пустоты…

Рейджен открыл глаза, чувствуя гнев, который дольше нельзя было сдерживать. За то, что Челмер сделал с Денни и Билли, а теперь с матерью Билли, этот человек должен умереть.

Рейджен медленно поднялся и пошел на кухню, слыша приглушенные голоса из гостиной. На кухне он открыл ящик, где хранились ножи, взял шестидюймовый нож для разделки мяса, сунул его под рубашку и вернулся в свою комнату. Положил нож под подушку, лег и стал ждать. После того как все уснут, Рейджен выйдет и заколет Челмера прямо в сердце. Или, может быть, перережет ему горло. Он лежал, прокручивая в уме свои действия и ожидая, когда дом затихнет. В двенадцать часов домашние все еще не спали, разговаривали. И Рейджен уснул.

Разбуженный утренним светом, Аллен вскочил с кровати, не зная, где он и что случилось. Он быстро прошел в ванную, и Рейджен рассказал ему о своих планах. Когда Аллен вышел, мать была в его комнате. Она начала убирать его постель и нашла нож.

— Билли, что это такое?

Он спокойно посмотрел на нее и сказал монотонно:

— Я собирался его убить.

Мать взглянула на него, удивленная этим низким, равнодушным голосом:

— Что ты хочешь сказать?

Аллен пристально посмотрел на нее:

— Твой муж должен был умереть сегодня утром. Она побледнела и схватилась за горло.

— О боже, Билли, что ты говоришь? — Она схватила его за руки и стала трясти, говоря шепотом, чтобы никто не мог услышать: — Ты не должен этого говорить. Не должен так думать. Подумай о последствиях. Что с тобой будет?

Аллен посмотрел на нее и спокойно сказал:

— А с тобой?

Потом повернулся и вышел.

Сидя в классе, Билли старался не обращать внимания на смешки и подзуживание других мальчишек. Все уже знали, что он проходил амбулаторное лечение в психиатрической клинике. Мальчишки хихикали и вертели пальцем у виска. Девочки показывали ему язык.

На перемене несколько девочек окружили Миллигана в коридоре около женского туалета.

— Иди сюда, Билли! Мы хотим тебе кое-что показать.

Он знал, что девочки дразнят его, но стеснялся оказать сопротивление. Девочки втолкнули его в туалет и загородили выход, уверенные, что Билли не посмеет их тронуть.

— Билли, это правда, что ты девственник? Он покраснел.

— И ты никогда не делал этого с девчонкой?

Не зная о том, что произошло у Филипа с девушкой в больнице, он отрицательно покачал головой.

— Он, наверное, занимался этим с животными на ферме.

— Билли, ты забавляешься с животными на ферме в Бремене?

Не успел он сообразить, что они делают, как девочки прижали его к стене и стали стаскивать с него брюки. Он поскользнулся и упал, пытаясь удержать на себе брюки, но они сняли их и убежали, оставив его лежать в женском туалете в трусах. Билли заплакал.

В туалет вошла учительница. Увидев его, она выбежала и вскоре вернулась с брюками.

— Этих девчонок следует выпороть, Билли, — сказала она.

— Наверное, их мальчишки подговорили.

— Ты такой большой, сильный мальчик, — сказала она. — Как ты позволяешь им так с тобой обращаться?

Он пожал плечами:

— Не мог же я ударить девочку.

И побрел прочь, зная, что никогда больше не сможет посмотреть в глаза девочкам из своего класса.

Он шел по коридору. Не имело смысла продолжать жить. Билли поднял голову и увидел, что рабочие оставили открытой дверь прохода, ведущего на крышу. Он знал, что сделает. Медленно прошел через пустой коридор, поднялся по лестнице, открыл дверь, вышел на крышу. Было холодно. Билли сел и написал на внутренней стороне обложки учебника: «Прощайте. Простите, но я больше не вынесу».

Положив учебник на край крыши, он отошел назад, чтобы как следует разбежаться. Глубоко вдохнул — и побежал…

Прежде чем он достиг края крыши, Рейджен сбил его с ног.

— Ну и ну! Чуть не опоздали, — прошептал Артур.

— Что будем с ним делать? — спросил Рейджен. — Опасно позволять ему бродить везде.

— Он представляет опасность для всех нас. В депрессивном состоянии он может покончить с собой.

— И какое примем решение?

— Заставим его все время спать.

— Как это?

— С этого момента он не должен владеть сознанием.

— А кто будет это контролировать?

— Ты или я. Мы поделим ответственность. Я предупрежу всех, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах не разрешал ему овладевать сознанием. Когда дела идут нормально, в относительной безопасности, контроль остается за мной. В опасной обстановке он переходит к тебе. Только мы с тобой решаем, кто может вставать на пятно.

— Идет, — сказал Рейджен.

Он посмотрел на предсмертную записку, которую Билли написал в книге. Вырвал страницу, разорвал ее на кусочки и развеял их по ветру.

— Я буду защитником, — сказал он. — Билли не должен был подвергать опасности жизнь детей.

Тут Рейджен вспомнил еще кое о чем:

— А кто будет говорить? Люди смеются, когда слышат мой акцент. Да и твой тоже.

Артур кивнул:

— Я думал об этом. Аллен, как говорят ирландцы, «поцеловал камень красноречия». Он может говорить вместо нас. Пока мы контролируем ситуацию и храним секрет от остального мира, мы сумеем выжить.

Артур все объяснил Аллену, потом поговорил с детьми и постарался помочь им понять, что происходит.

— Представьте себе, — сказал он, — что мы все — много людей, включая и тех, кого вы никогда не видели, — находимся в темной комнате. В центре этой комнаты, на полу, яркое пятно света. Кто встает на это пятно, кого освещает этот свет, тот выходит в реальный мир и овладевает сознанием. Этого человека и видят другие люди, они слышат его и реагируют на него. Остальные из нас могут в это время заниматься своими делами, учиться или спать, играть или разговаривать. Но тот, кто выходит в мир, должен быть очень осторожен, не должен говорить о существовании других. Это семейный секрет.

Дети поняли.

— Хорошо, — сказал Артур. — Аллен, возвращайся в класс.

Аллен встал на пятно, поднял учебники и спустился вниз.

— А где Билли? — спросила Кристин.

Другие ждали, что ответит Артур. Тот печально покачал головой, приложил палец к губам и прошептал:

— Билли спит. Нельзя его будить.

Глава десятая

Аллен получил работу в цветочном магазине в Ланкастере, и все шло хорошо. Тимоти, который любил цветы, делал большую часть работы; время от времени выходила Адалана, чтобы составить букеты. Аллен убедил хозяина магазина, что было бы неплохо повесить в витрине некоторые из его рисунков, а если что-нибудь удастся продать, он получит комиссионные. Идея делать деньги на продаже своих картин пришла Томми, и после того как были проданы первые несколько работ, Томми принялся усердно рисовать, тратя некоторую часть дохода на покупку красок и кистей. Он сделал десятки пейзажей, которые покупали охотнее, чем портреты Аллена или натюрморты Денни.

Однажды в пятницу вечером, после закрытия магазина, хозяин, мужчина среднего возраста, позвал Тимоти в свой кабинет и стал к нему приставать. Испугавшись, Тимоти сошел с пятна и удалился в свой собственный мир. Денни поднял голову и увидел, что собирается сделать этот мужчина. Вспомнив, что было с ним на ферме, Денни закричал и убежал.

Когда в понедельник Томми пришел на работу, размышляя о том, будут ли сегодня проданы какие-нибудь из его картин, он обнаружил, что магазин пуст. Хозяин выехал, не оставив нового адреса и забрав все его картины с собой.

— Проклятый сукин сын, — кричал Томми у пустой витрины. — Я доберусь до тебя, негодяй!

Он поднял камень, бросил в витрину, и ему стало легче.

— Виновата прогнившая капиталистическая система! — сказал Рейджен.

— Не вижу логики, — возразил Артур. — Человек явно испугался, что все узнают о его гомосексуальных наклонностях. Что общего между экономической системой и непорядочностью испугавшегося человека?

— Стимул прибыли. Он отравляет умы молодых людей, таких, как Томми.

— Ну и ну! Я и не знал, что ты убежденный коммунист.

— Придет день, — сказал Рейджен, — и капитализм будет уничтожен. Ты, Артур, капиталист, я знаю. Но предупреждаю: вся власть перейдет к народу!

— Как бы то ни было, — сказал Артур скучным голосом, — но цветочного магазина больше нет, и кому-то придется искать другую работу.

Аллен нашел работу ночного санитара в доме престарелых, расположенном в восточной части Ланкастера. Это было современное низкое кирпичное здание со стеклянным вестибюлем, который всегда был заполнен пожилыми постояльцами в обязательных слюнявчиках, разъезжающими в креслах-каталках. Большая часть работы была не очень приятной, но Марк выполнял ее не жалуясь; он подметал, мыл шваброй полы, менял белье и выносил судна.

Артура заинтересовали медицинские аспекты этой работы. Когда он обнаруживал, что некоторые медсестры или санитарки бездельничают на работе, играя в карты, читая или подремывая, он сам делал обходы, ухаживая за больными и умирающими. Он выслушивал их жалобы, протирал инфицированные пролежни и вообще занимался этим с таким рвением, как будто это было его призванием.

Однажды ночью, наблюдая, как Марк, стоя на коленях, скребет пол в комнате, из которой кого-то вывезли, Артур покачал головой:

— И на это ты тратишь свою жизнь — ручной труд, чертова рабская работа, которую мог бы выполнять зомби!

Марк посмотрел на тряпку, потом на Артура и пожал плечами:

— Чтобы управлять судьбой, нужен выдающийся ум. Чтобы осуществлять планы, нужен дурак.

Артур вскинул брови. Он даже не предполагал, что Марк может такое выдать. Но это было еще хуже — видеть, как хорошие мозги пропадают на бездумной работе.

Артур покачал головой и пошел проведать пациентов. Было известно, что мистер Торвальд умирает. Войдя в комнату старика, Артур сел возле его кровати, как делал это каждую ночь в последнюю неделю. Мистер Торвальд рассказывал о своей юности в старой Англии, о том, как приехал в Америку и осел на земле в Огайо. Помаргивая слезящимися глазами с тяжело нависшими веками, он произнес еле слышно:

— Старый я стал… болтаю много.

— Ничего подобного, сэр, — сказал Артур. — Я всегда считал, что надо слушать пожилых людей, они мудры и обладают большим жизненным опытом. Ваши знания, которые невозможно записать в книгах, должны быть переданы молодым.

Мистер Торвальд улыбнулся:

— Ты хороший мальчик.

— Вам очень больно?

— Что толку жаловаться? Я прожил хорошую жизнь. Теперь вот помираю.

Артур коснулся высохшей руки.

— Вы хорошо умираете, — сказал он. — С достоинством. Я гордился бы таким отцом.

Мистер Торвальд закашлялся и указал на пустой кувшин для воды. Артур вышел, чтобы налить воды, а когда вернулся, то увидел, что мистер Торвальд смотрит в потолок невидящими глазами. Артур постоял молча, глядя на безмятежное старое лицо. Потом смахнул волосы с лица старика и закрыл ему глаза.

— Аллен, — прошептал он, — позови медсестер. Скажи им, что мистер Торвальд скончался.

Аллен встал на пятно и нажал кнопку над кроватью.

— Так полагается, — прошептал Артур, отступая.

Аллен подумал, что голос Артура охрип от волнения. Но он знал, что этого не может быть. Прежде чем Аллен успел о чем-то его спросить, Артур ушел.

Работа в доме престарелых продлилась три недели. Когда администрация узнала, что Миллигану только шестнадцать, было заявлено, что он слишком молод, чтобы работать в ночную смену, и Аллена уволили.

Несколько недель спустя начался осенний семестр. Челмер сказал, что Билли должен в воскресенье поехать на ферму помочь ему косить траву. Томми смотрел, как Челмер по двум доскам вкатил на свой грузовик новую желтую сенокосилку.

— Для чего я тебе нужен? — спросил Томми.

— Не задавай глупых вопросов. Ты едешь. Хочешь есть, значит, должен работать. Мне нужен кто-то, кто сгребет листья, прежде чем я начну косить. Ты только на это и способен.

Томми смотрел, как Челмер закрепляет косилку в грузовике, ставит ее на задний привод, фиксирует рычаг U-образной чекой.

— А теперь возьми эти чертовы доски и сложи их в машину.

«Черта с два, — подумал Томми, — сам их складывай». И освободил пятно.

Денни стоял, недоумевая, почему отчим так смотрит на него.

— Ну? Я сказал, сложи эти доски в машину, тупица.

Денни старался справиться с двумя огромными досками, хотя они были слишком большими и тяжелыми для четырнадцатилетнего мальчишки.

— Неуклюжий ублюдок, — рявкнул Челмер. Оттолкнув Денни в сторону, он сам забросил доски в грузовик. — Садись в машину, пока я не надрал тебе задницу.

Денни вскарабкался на сиденье и сидел, глядя прямо перед собой. Но он слышал, как Челмер открывает банку с пивом, он чувствовал запах пива, и его охватил жуткий страх. Они приехали на ферму, и Денни вздохнул с облегчением, когда Челмер сразу же заставил его сгребать листья.

Челмер косил, и каждый раз, когда косилка слишком приближалась, Денни испытывал страх. Косилки и прежде пугали его. Он боялся новой желтой косилки. На пятно вставал то Дэвид, то Шон, то опять Дэвид, пока работа не была сделана и Челмер не крикнул:

— Вынимай доски из машины. Поехали домой.

Денни, спотыкаясь, пошел к грузовику, все еще до жути боясь косилки. Он собрал все свои силы и вытащил тяжелые доски. Положив их как нужно, Челмер задом подал трактор на грузовик. Потом втащил доски. Денни ждал, когда отчим опустошит вторую банку пива и можно будет отправляться домой.

Видя всю эту картину, Томми встал на пятно. Чертова косилка пугала Денни, значит, надо от нее избавиться. Как только Челмер отвернулся, Томми быстро забрался в грузовик, вынул U-образную чеку и поставил сцепление в нейтральное положение. Когда Челмер подошел к сиденью водителя, Томми спрыгнул и бросил шпонку в кусты. Потом сел рядом с отчимом и стал ждать. Он знал, что, как только Челмер, по своему обыкновению, рывком тронется с места, его новая желтая косилка вывалится из машины.

Но Челмер двинулся вперед плавно, медленно и ехал без остановки до Бремена. Ничего не происходило. Томми подумал, что трактор вывалится, когда они остановятся перед заводом генерала Милса. Однако Челмер спокойно проехал и тут и ехал так до самого Ланкастера. «Ладно, — подумал Томми, — это случится, когда он остановится на красный свет».

Это произошло в Ланкастере. Как только загорелся зеленый свет, Челмер рванул с места, шины завизжали — и Томми понял, что косилки больше нет. Он постарался, чтобы лицо его оставалось неподвижным, но не смог и отвернулся к окну, чтобы Челмер не видел его усмешки. Мельком оглянувшись, Томми увидел, как маленькая желтая косилка кувыркается по улице, а Челмер смотрит в зеркало заднего обзора, широко открыв рот. Ударив по тормозам, отчим остановил грузовик, выпрыгнул и побежал назад, подбирая металлические части, разбросанные по дороге.

Томми расхохотался.

— Будь ты проклят, — сказал он, — не будешь больше пугать Денни и Дэвида.

Двойная месть одним ударом: избавился от косилки и достал-таки Челмера.

В школе Билли получал лишь посредственные отметки. Один раз ему поставили пятерку по биологии — в десятом классе, в первом полугодии. Артур, который интересовался этим предметом, стал посещать занятия и делал домашние задания.

Зная, что люди будут смеяться, если он заговорит, Артур давал возможность Аллену отвечать за него. Билли поразил учительницу внезапно произошедшей с ним переменой, блеском ума. Но хотя Артур никогда не терял интереса к биологии, обстановка в доме настолько испортилась, что пятно было постоянно занято то одним, то другим. К большому сожалению учительницы биологии, второе полугодие стало полной неудачей. Артур отстранился и начал заниматься самостоятельно, в результате Билли получил по биологии тройку.

Артур был очень занят: все чаще и чаще кто-то освобождал пятно, а кто-то вставал на него. Этот период внутренней нестабильности Артур определил как «спутанное время».

Когда всю школу пришлось эвакуировать из-за того, что в ней нашли бомбу, все подозревали Билли Миллигана, хотя и не смогли ничего доказать. Томми отрицал, что изготовил бомбу. Бомба была не настоящая, хотя и могла бы сработать, если бы вместо воды в ней была настоящая взрывчатка.

Томми не лгал, когда говорил, что это не он сделал бомбу. Он никогда бы не соврал. Просто научил одного парня, как ее сделать, и даже нарисовал схему, но сам к ней не притрагивался. Он не такой дурак!

Томми наслаждался всеобщим смятением и досадой на лице директора. Директор Мур выглядел как человек, у которого масса проблем и он никак не может их решить.

Но одна из проблем все же была решена: Миллигана исключили из школы.

Спустя пять недель после того, как Билли Миллигану исполнилось семнадцать лет, — за неделю до того, как Джим был призван в армию, в военно-воздушные силы, — Томми и Аллена призвали во флот.

Глава одиннадцатая

23 марта 1972 года Аллен в сопровождении Дороти отправился на призывной участок, где вместе с Томми подписал необходимые документы. У Дороти было двойственное чувство: она, конечно, беспокоилась, но ясно осознавала и то, что Билли необходимо уйти из дому, подальше от Челмера. А исключение из школы еще более ухудшило ситуацию.

Офицер быстро заполнил все бумаги и задал несколько вопросов. Отвечала большей частью Дороти.

— Были ли вы когда-нибудь в клиниках для душевнобольных, ставили ли вам диагноз психического больного?

— Нет, — ответил Томми. — Мне — нет.

— Минутку, — сказала Дороти. — Ты же провел три месяца в клинике в Коламбусе. Доктор Браун сказал, что это был истерический невроз.

Офицер поднял голову, перестав писать.

— Это не обязательно записывать, — сказал он. — Все мы немного нервные.

Томми взглянул на Дороти с видом победителя.

Но дальше предстояло пройти тест на образование и общее интеллектуальное развитие. Томми и Аллен подумали, что Томми не имеет ничего общего ни с тем, ни с другим, и Аллен решил самостоятельно пройти тест. Но затем «вышел» Денни и посмотрел на бумаги, не зная, что с ними делать. Офицер, видя его замешательство, прошептал:

— Впиши свои ответы на линиях между напечатанными словами.

Денни пожал плечами и, не читая ни одного вопроса, прошел колонки сверху вниз, вписывая ответы.

Тест был пройден.

Не прошло и недели, как Аллен был уже на пути в Центр морской подготовки в Грейт-Лейкс, штат Иллинойс. Его зачислили в 109-ю роту 21-го батальона. Начался курс подготовки молодого бойца.

Еще в средней школе Миллиган состоял в отряде бойскаутов от Гражданской авиации. Узнав от этом, в учебном батальоне его назначили командиром отряда из ста шестидесяти новобранцев. Билли был строгим сержантом.

Когда Аллен узнал, что рота, наиболее успешная в выполнении шестнадцати пунктов устава, станет почетной ротой, он и Томми начали думать над тем, как можно сэкономить минуты в утреннем графике.

— Вычеркни душ, — посоветовал Томми.

— Не по правилам, — сказал Аллен. — Они должны принимать душ, даже если не будут пользоваться при этом мылом.

Томми почесал в затылке — и придумал конвейерный метод приема душа. На следующий вечер Аллен инструктировал подчиненных:

— Сворачиваете полотенце рулоном и берете его в левую руку. В правую руку берете кусок мыла. Душевые отсеки расположены буквой П: 16—12—16. Во всех душах температура воды одинаковая, так что регулировать ее не надо. Ваша задача — идти вдоль линии и мыть левую половину тела. Доходите до угла, перекладываете мыло в другую руку, идете в обратном направлении и моете другую половину тела и голову. Когда вы подойдете к последнему душу, вам останется только сполоснуться и вытереться.

Новобранцы в изумлении смотрели, как их старшина в полном обмундировании продемонстрировал им всю процедуру, засекая время.

— Таким образом каждый может вымыться за сорок пять секунд. На сто шестьдесят человек потребуется десять минут. Я хочу, чтобы наша рота была первой на плацу на утренней поверке. Мы собираемся стать почетной ротой. Всем ясно?

На следующее утро рота Миллигана была первой на плацу. Аллен был доволен. Томми сказал ему, что работает над тем, как сэкономить еще несколько минут. Его наградили медалью «За службу» за хорошее руководство.

Через две недели дела пошли хуже: Аллен позвонил домой и узнал, что Челмер опять бьет Дороти. Рейджен рассердился. Артуру, разумеется, было все равно. Но Томми, Денни и Аллена это очень обеспокоило. Они были подавлены, и из-за этого вновь началось «спутанное время».

Шон стал надевать ботинки не на ту ногу и оставлять шнурки незавязанными. Дэвид стал неряшлив. Филип, узнав, где он находится, решил, что ему наплевать. Новобранцы из 109-й роты быстро поняли, что с их сержантом что-то неладно. То он был первоклассным лидером, а то мог весь день проболтать о пустяках, забросив работу с бумагами.

Пару раз они видели, как Миллиган ходит во сне. Кто-то сказал об этом, и Томми стал на ночь привязывать себя к кровати. Когда Томми разжаловали из сержантов, подавленность усилилась, и Денни при любой возможности ложился в лазарет.

Артур заинтересовался проблемой гематологии.

Однажды руководство флота направило специалиста понаблюдать за Миллиганом. Филип в этот момент валялся на койке прямо в форме, забавляясь колодой карт, а в ногах у него лежал белый головной убор.

— Что здесь происходит? — строго спросил капитан Саймоне.

— Встать! — приказал его помощник.

— Да пошел ты… — ответил Филип.

— Я капитан. Как вы смеете…

— Да хоть Иисус Христос, мне плевать. Катись отсюда! Я из-за тебя проигрываю.

Когда вошел главный старшина Рэнкин, Филип сказал ему то же самое.

12 апреля 1972 года, через две недели и четыре дня после того, как Томми вступил в ряды Военно-Морского флота, Филип был отправлен в медчасть для оценки его состояния.

В докладной командира роты было сказано следующее: «Этот человек сначала был назначен сержантом, но он только и делал, что все время всеми распоряжался. После того как я освободил его от обязанностей сержанта, он стал постоянно жаловаться на недомогание. С каждым днем ситуация ухудшалась, Миллиган придумывал разные причины, чтобы не посещать занятия. Этот человек очень отстал от остальных в роте и скатывается все ниже и ниже. Он нуждается в наблюдении».

Психиатр побеседовал с Дэвидом, который вообще не понимал, что происходит. После ознакомления с бумагами, пришедшими из Огайо, руководство флота обнаружило, что Миллиган находился в психиатрической клинике и обманул офицера на призывном участке. В отчете психиатра записано: «Отсутствуют зрелость и устойчивость состояния, необходимые для службы на флоте. Рекомендуется списать по причине негодности к военной службе».

1 мая, через месяц и один день после зачисления на службу, Уильям Стэнли Миллиган был уволен из рядов Военно-Морского Флота США «на почетных условиях».

Ему выплатили выходное пособие и выдали авиабилет до Коламбуса. Но по пути из Грейт-Лейкс в аэропорт О’Хара в Чикаго Филип узнал, что еще два новобранца, отправляющиеся в отпуск домой, едут в Нью-Йорк, и вместо того, чтобы использовать свой авиабилет, Филип составил им компанию в автобусе. Ему хотелось посмотреть Нью-Йорк — город, откуда он был родом, но который никогда не видел.

На автовокзале Нью-Йорка Филип попрощался с попутчиками, перекинул вещевой мешок через плечо и двинулся вперед. Купил карты и журнал в киоске и отправился на Таймс-сквер. Он чувствовал себя дома — вид улиц и голоса, привычные для слуха, убедили Филипа в том, что это его настоящее место.

Филип потратил два дня на изучение города. Он съездил на переправу Стейтен-Айлэнд и посмотрел на статую Свободы. Затем, начав с Бэттери, он прошел по узким улочкам вокруг Уолл-стрит и дошел до Гринвич-Виллидж. Пообедал в греческом ресторанчике и переночевал в недорогом отеле. На следующий день он пошел на угол Пятой авеню и 54-й улицы и полюбовался на Эмпайр Стейт Билдинг. Заплатил за экскурсию и с крыши внимательно осмотрел город.

— В каком направлении Бруклин? — спросил он экскурсовода.

— Вон там, — показала она. — Видите три моста? Это мосты на Уильямсбург, Манхаттан и Бруклин.

— Туда и отправлюсь, — решил Филип.

Он спустился вниз на лифте, поймал такси и сказал:

— На Бруклинский мост.

— Бруклинский мост?

Филип забросил свой мешок в машину:

— Ты что, не въехал?

— Прыгнуть хотите или купить желаете? — спросил шофер, включая передачу.

— Рули давай, остряк-самоучка! Прибереги свои ослиные шуточки для приезжих.

Шофер высадил его у моста, и Филип пошел по нему. Дул холодный бриз. Ему было приятно. Дойдя до середины моста, он остановился и посмотрел вниз. Вода. Боже, как красиво! Внезапно настроение у него упало. Он не знал, почему, но на середине моста вдруг почувствовал, что состояние его настолько ухудшилось, что он не может идти дальше. Филип забросил за спину свой мешок и повернул обратно, направляясь в Манхаттан.

Депрессия усиливалась. Вот он и в Нью-Йорке, но ему невесело. Было что-то такое, что он должен увидеть, какое-то место, которое обязательно надо найти. Но что это за место и где оно находится? Филип сел на автобус, доехал до конечной остановки. Пересел на другой автобус, потом еще на один. Он смотрел на дома, на людей, не зная, где он едет и что ищет.

Выйдя у торгового центра, Филип побрел наугад. Неожиданно он увидел платный питьевой фонтанчик. Бросил пару монет и приготовился опустить третью, как вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Маленький негритенок смотрел на него большими умоляющими глазами.

— О, черт, — сказал Филип, кидая ему монету.

Мальчик широко улыбнулся и убежал.

Филип поднял мешок. Подавленное состояние отозвалось невыносимой болью. Он постоял у фонтанчика еще немного, дрожь охватила все тело — и он сошел с пятна…

Дэвид зашатался под тяжестью вещевого мешка и сбросил его на землю. Мешок был слишком тяжел для восьмилетнего — почти девятилетнего — мальчика. Он потащил мешок за собой, глядя на витрины магазинов и спрашивая себя, где он находился и как сюда попал. Потом сел на скамейку, огляделся и стал смотреть на играющих детей. Ему хотелось поиграть с ними. Дэвид встал, снова потащил мешок за собой, но он был таким тяжелым, что Дэвид просто оставил его и пошел дальше.

Войдя в военный магазин, Дэвид увидел там сирены. Он взял большой пластиковый пузырь и нажал на выключатель — сирена завыла, внутри нее загорелась проблесковая красная лампочка. Испугавшись, Дэвид бросил пузырь и выбежал из магазина, повалив при этом велосипед продавца мороженого и поцарапав себе локоть. Он бежал все дальше и дальше.

Увидев, что никто за ним не гонится, Дэвид остановился и спокойно пошел дальше, не зная, как ему вернуться домой. Наверное, Дороти уже беспокоится о нем.

Он проголодался, и особенно хотелось мороженого. Если бы встретить полицейского, можно было бы спросить, как добраться до дома. Артур всегда говорил, что если он заблудится, то должен попросить помощи у полицейского…

Аллен заморгал глазами.

Он купил мороженое на палочке и уже отходил от продавца, развертывая покупку, но тут увидел, что на него смотрит маленькая девочка с грязным личиком.

— Господи Иисусе! — воскликнул он, протягивая мороженое девочке. У него была слабость к детям, особенно к детям с большими голодными глазами.

Потом он вернулся к продавцу мороженого.

— Дайте мне еще одно.

— Мальчик, ты, наверное, голоден.

— Заткнитесь и дайте мне мороженое.

Поедая на ходу мороженое, он смотрел на большие здания города, думая, что находится в Чикаго. Потом сел на автобус и поехал из города. Он знал, что сегодня уже слишком поздно ехать в аэропорт О’Хара. Он должен будет провести эту ночь здесь, в Чикаго, а утром улететь в Коламбус.

Вдруг Аллен увидел на одном из зданий световое электронное табло: 5 мая, температура 68 °F. 5 мая? Аллен вынул кошелек и проверил его содержимое. Около пятисот долларов — выходное пособие. Дата увольнения — 1 мая. Билет на самолет из Чикаго до Коламбуса тоже на 1 мая. Что за черт? Значит, он бродит по Чикаго уже четыре дня, даже не зная об этом. А где его вещевой мешок? И в желудке пусто. Он посмотрел на свою синюю форму. Форма была грязная — на локтях дыры, на левой руке царапины.

Ладно. Как бы то ни было, надо поесть, где-то переночевать и утром лететь обратно в Коламбус. Аллен с жадностью съел пару гамбургеров, нашел ночлежку и переночевал за девять долларов.

На следующее утро он взял такси и попросил шофера доставить его в аэропорт.

— Ла Гуардиа?

Аллен отрицательно покачал головой. Он не знал, что в Чикаго есть аэропорт Ла Гуардиа.

— Не-а, в другой, большой.

Весь путь до аэропорта он пытался понять, что случилось. Он закрыл глаза и постарался связаться с Артуром. Ничего. Рейджен? Нигде нет. Значит, опять началось.

В аэропорту он подошел к стойке «Юнайтед эйрлайнс» и протянул свой билет.

— Когда я смогу вылететь отсюда? — спросил он. Клерк посмотрела на билет, потом на него.

— Этот билет на рейс из Чикаго до Коламбуса. Вы не можете лететь отсюда в Огайо по этому билету.

— О чем это вы?

— О Чикаго, — объяснила она.

— Да? Ну и что?

Подошел старший клерк и проверил билет. Аллен не понимал, в чем проблема.

— Моряк, с вами все в порядке? — спросил клерк. — Вы не можете по этому билету лететь из Нью-Йорка в Коламбус.

Аллен потер небритую щеку.

— Это Нью-Йорк?

— Именно, аэропорт Кеннеди.

— О Господи!

Аллен глубоко вдохнул и быстро заговорил:

— Послушайте, здесь какая-то ошибка. Видите ли, я был уволен из армии. — Он вынул свои бумаги. — Сел не на тот самолет, понимаете? Я думал, что он летит в Коламбус. Наверное, кто-нибудь подмешал мне что-то в кофе, потому что я был без сознания, и когда очнулся, то оказался здесь, в Нью-Йорке. Я оставил в самолете все мои вещи. Вы должны что-то сделать. Это вина авиакомпании.

— Вам надо будет доплатить, чтобы поменять билет, — сказала женщина.

— Позвоните в штаб флота в Грейт-Лейкс, — потребовал Аллен. — Это они должны были доставить меня в Коламбус. Заставьте их доплатить за билет. Я хочу сказать, что военнослужащий, отпущенный домой, имеет право на проезд, и не следует мешать ему. Возьмите трубку и позвоните!

Женщина за стойкой поглядела на него и сказала:

— Хорошо. Подождите здесь, а я посмотрю, что можно сделать для военнослужащего.

— Где мужской туалет? — спросил Аллен. Женщина показала, и Аллен быстро прошел туда.

Увидев, что внутри никого нет, он схватил рулон туалетной бумаги и швырнул его через все помещение.

— Черт! Черт! Черт! — кричал он. — Пошли они все, я больше не могу этого выносить!

Успокоившись, Аллен вымыл лицо, зачесал назад волосы и надел свою белую пилотку под элегантным углом, чтобы предстать перед людьми у билетной стойки.

— Вам повезло, — сказала женщина. — Проблема решена. Я выпишу новый билет, полетите следующим рейсом. Вылет через два часа.

Во время полета в Коламбус Аллен досадовал, что пять дней пробыл в Нью-Йорке, ничего так и не увидев, кроме салона такси и международного аэропорта Кеннеди. Он понятия не имел, как очутился здесь, кто украл время и что случилось. Интересно, узнает ли он когда-нибудь? В автобусе до Ланкастера он устроился сзади, чтобы подремать, и пробормотал, надеясь, что Артур или Рейджен услышат: «Как пить дать, кто-то втиснулся».

В Коламбусе Аллен нашел работу — агентом по надомной продаже пылесосов и прессов для мусора. Говорливый Аллен работал прилежно около месяца. Он наблюдал, как его сослуживец Сэм Гаррисон назначает свидания официанткам, секретаршам, покупателям. Аллен восхищался его напористостью.

4 июля 1972 года они сидели, беседуя.

— Почему ты не назначишь свидание какой-нибудь из этих цыпочек?

— У меня нет времени, — сказал Аллен. Он смущенно поежился, как всегда чувствуя себя неудобно, когда разговор заходил о сексе. — Я этим не интересуюсь.

— А ты не голубой?

— Господи, конечно нет!

— Тебе семнадцать лет и ты не интересуешься девушками?

— Послушай, — сказал Аллен, — моя голова занята другими проблемами.

— Ради бога, — сказал Гаррисон, — ты что, не был с женщиной?

— Я не хочу об этом говорить. — Не зная об опыте Филипа в психиатрической клинике, Аллен покраснел и отвернулся.

— Не хочешь ли ты сказать, что ты девственник? Аллен промолчал.

— Ну, парень, — сказал Гаррисон, — пора принимать меры. О’кей, предоставь это дяде Сэму. Сегодня в семь часов я подхвачу тебя у твоего дома.

Вечером Аллен принял душ, принарядился и воспользовался одеколоном брата. Джим сейчас в ВВС, вряд ли он заметит.

Гаррисон подъехал вовремя и привез его в город. Они остановились перед «Хот спот» на Брод-стрит, и Гаррисон сказал:

— Подожди в машине. Я скоро вернусь. Прихвачу кое-кого.

Аллен был удивлен, когда через несколько минут Гаррисон возвратился в сопровождении двух молодых женщин, на лицах которых была написана скука.

— Привет, сладкий, — сказала блондинка, наклоняясь к окну машины. — Я — Трина, а это Долли. А ты красавчик.

Долли откинула назад свои длинные черные волосы и села на переднее сиденье рядом с Гаррисоном. Трина села сзади рядом с Алленом. Они поехали за город, болтая и хихикая всю дорогу. Трина все время держала руку на колене Аллена и играла с молнией на его брюках.

Доехав до пустынного места, Гаррисон съехал с дороги.

— Пошли, Билли, — сказал он. — У меня одеяла в багажнике, помоги их вынуть.

Направляясь к багажнику, Гаррисон протянул Аллену два тонких пакетика из фольги.

— Знаешь, что с ними делать, а?

— Да, но не буду же я надевать два одновременно! Гаррисон слегка ущипнул его за руку:

— Ну, парень, с тобой не соскучишься. Один — для Трины, другой — для Долли. Я им сказал, что мы потом поменяемся. Так что каждый поимеет обеих.

Аллен заглянул в багажник и увидел охотничье ружье. Он быстро поднял голову, но Сэм передал ему одеяло, другое взял себе и закрыл багажник. Потом он и Долли ушли за деревья.

— Пора начинать, — сказала Трина, расстегивая на нем ремень.

— Эй, не надо этого делать! — сказал Аллен.

— Ну, если тебе не интересно, дорогуша… Некоторое время спустя Сэм позвал Трину, а Долли пришла к Аллену.

— Ну? — спросила Долли.

— Что «ну»?

— Ты сможешь еще раз?

— Послушай, — сказал Аллен, — как я уже сказал твоей подружке, тебе ничего не надо делать, но мы все равно будем друзьями.

— Что ж, сладкий, ты можешь делать что угодно, но я не хочу доводить Сэма до белого каления. Ты симпатичный, приятный мальчик. Он занимается с Триной и, я думаю, не заметит.

Покончив с обеими, Сэм пошел к багажнику, достал пару банок пива из холодильника и передал одну Аллену.

— Ну, — сказал он, — как тебе понравились девочки?

— Я ничего не делал, Сэм.

— Что ты хочешь сказать? Ты ничего не делал или они ничего не делали?

— Я сказал, что им не обязательно это делать. Когда я буду готов к этому, то женюсь.

— Вот черт!

— Не переживай, — сказал Аллен. — Все отлично.

— Отлично! Ничего подобного! — Он накинулся на девушек: — Говорил же вам, что парень девственник. Вы должны были его завести!

Долли подошла к Гаррисону, который стоял у багажника, и увидела ружье.

— У тебя будут неприятности, приятель.

— Ни черта ни будет! Лезь в машину, — сказал Гаррисон, — отвезем вас обратно.

— Я не сяду в машину.

— Ну так проваливай!

Гаррисон с силой захлопнул багажник и прыгнул за руль.

— Садись, Билли. Пусть эти чертовы шлюхи идут пешком.

— Почему вы не садитесь в машину? — спросил их Аллен. — Не хотите же вы остаться здесь одни?

— Все нормально, мы доберемся, — сказала Трина. — Но вы, ребята, должны расплатиться.

Гаррисон включил двигатель, и Аллен сел в машину.

— Слушай, мы не можем оставить их здесь.

— Плюнь! Пара потаскух с большими буферами, было бы о чем думать!

— Они не виноваты. Это я не хотел.

— По крайней мере, это нам ничего не стоило.

Четыре дня спустя, 8 июля 1972 года, Сэм Гаррисон и Аллен пришли в полицейский участок в Секлвилле ответить на некоторые вопросы шерифа. Их сразу же арестовали за похищение, изнасилование и угрозу смертельным оружием.

Когда судья округа Пикэуэй выслушал факты на предварительном слушании, он снял обвинение в похищении и назначил залог в две тысячи долларов. Дороти собрала двести долларов, чтобы заплатить поручителю, и привезла сына домой.

Челмер требовал, чтобы Билли отправили обратно в тюрьму, но Дороти договорилась со своей сестрой, и его отправили к ней в Майами, штат Флорида. Он должен был пробыть там до слушания в Окружном суде по делам подростков, назначенного на октябрь. В отсутствие Билли и Джима девочки принялись обрабатывать Дороти. Кэти и Челла предъявили ей ультиматум: если она не начнет процедуру развода с Челмером, они обе уйдут из дома. Наконец Дороти согласилась, что Челмер должен уйти.

Во Флориде Аллен пошел в школу и учился хорошо. Он получил работу в магазине по продаже красок и произвел впечатление на владельца магазина своими организаторскими способностями. Сэмюэль (еще одна личность), набожный еврей, узнал, что отец Билли был еврей. Вместе с многочисленными евреями, живущими в Майами, он негодовал по поводу убийства одиннадцати израильских спортсменов в Олимпийской деревне в Мюнхене. В пятницу Сэмюэль пошел в синагогу на вечернюю службу помолиться за их души и за душу отца Билли. Он просил Бога сделать так, чтобы суд оправдал Аллена.

Когда 20 октября Миллиган вернулся в округ Пикэуэй, его направили в Комиссию по делам молодежи штата Огайо для экспертизы. В тюрьме округа Пикэуэй он пробыл с ноября 1972 года до 16 февраля 1973 года — за два дня до этого ему исполнилось восемнадцать лет. Несмотря на то что в тюрьме он стал совершеннолетним, судья согласился с тем, что его надо судить как подростка. Адвокат его матери, Джордж Келлнер, заявил судье, что независимо от решения суда молодого человека нельзя отсылать домой, где обстановка явно нездоровая.

Судья признал подсудимого виновным и приказал отправить Уильяма Стэнли Миллигана на попечение Комиссии на неопределенный срок. 12 марта, в тот день, когда Аллена отправили в исправительный лагерь для трудных подростков в Зейнсвилле, штат Огайо, Дороти развелась с Челмером Миллиганом.

В тот же день Рейджен посмеялся над Сэмюэлем, заявив ему, что Бога нет.

Глава двенадцатая

Артур решил, что в Зейнсвилле на пятно должны вставать маленькие члены «семьи». В конце концов, это даст им возможность получить некоторый опыт, научиться тому, что должен знать каждый ребенок: туризм, плавание, езда верхом, разбивка лагеря, разные виды спорта.

Он одобрил старшину Хьюза, высокого чернокожего, ответственного за отдых и развлечения, с модной стрижкой «плоский верх» и бородкой клинышком. Он казался симпатичным молодым человеком, которому можно доверять. Во всяком случае, опасность здесь не грозила.

Рейджен согласился.

Но Томми был недоволен правилами. Он не хотел подстригать волосы, носить казенную одежду. Томми не нравилось быть здесь, в окружении тридцати несовершеннолетних правонарушителей.

Чарли Джоунз, работник патронажа, объяснил новичкам структуру лагеря. Лагерь разделен на четыре зоны. Через каждый месяц они должны переходить в следующую зону. Зоны 1 и 2 спальные, располагаются в левом крыле Т-образного здания. Зоны 3 и 4 располагаются в правом крыле.

Для начала Джоунз сообщил, что зона 1 — «преисподняя». Каждый норовит броситься на тебя, поэтому стричься надо очень коротко. В зоне 2 мальчики уже могут носить волосы длиннее. В зоне 3 разрешается носить свою одежду после выполнения дневной работы. В зоне 4 вместо общей спальни можно жить в отдельной небольшой комнатке. В зоне 4 мальчикам не требуется выполнять весь распорядок дня. Большинство из них своим хорошим поведением заслужили некоторые привилегии, и они даже не обязаны ходить на танцы в Скиото-Виллидж, в лагерь для девочек.

Последнее замечание рассмешило новичков.

Мистер Джоунз объяснил, что по принятой системе оценок они будут переходить из зоны 1 в зону 4. Для каждого этот месяц начнется с оценки 120, но чтобы перейти в следующую зону, надо набрать 130 очков. Мальчик может заработать очки, выполнив специальную работу, а также благодаря хорошему поведению, но он может и потерять их из-за неповиновения или асоциального поведения. Очки может снять персонал лагеря или один из членов зоны 4.

Если кто-то из этих людей скажет нарушителю «Эй!», это означает, что с него снимается очко. Если скажут «Эй, остынь-ка», это означает снятие двух очков. Слова «Эй, остынь-ка, постель» означают, что с нарушителя снимается два очка и он должен пролежать два часа в постели. Если он покинет постель и кто-то скажет ему: «Эй, остынь-ка, постель! Эй, остынь-ка», снимаются три очка. Но если сказано: «Эй, остынь-ка, постель! Эй, остынь-ка, округ», это значит, во-первых, потерю четырех очков, а во-вторых, что нарушителя отправят остыть в тюрьме округа.

Томми тошнило от этой чуши.

Чарли Джоунз предупредил, что вокруг много работы. Он ожидал от мальчиков, что они будут с пользой проводить свое время и хорошо себя вести.

— Каждый из вас думает, что он слишком хорош или слишком умен для этого места. Должен предупредить, что в штате Огайо есть еще одно место отдыха для таких, как вы, — Центральное воспитательное учреждение Огайо. Слыхали, наверное? Если сбежите отсюда, стопроцентно попадете туда. Вот тогда захотите вернуться, да уж поздно будет. Всем понятно? А теперь получите на складе постельные принадлежности и идите в столовую на обед.

В тот же вечер Томми сидел на своей койке, думая, кто же его впутал в это дело и почему он оказался здесь. Его абсолютно не интересовали очки, правила, зоны. Ему было на это наплевать. Как только появится шанс, он рванет отсюда. Томми не был на пятне, когда Билли попал сюда, поэтому не знал, как уйти, но заметил, что лагерь не огорожен ни проволокой, ни стеной. Вокруг только лес. Будет легко выйти отсюда.

Проходя мимо столовой, Томми почувствовал запах неплохой пищи. Черт, если уж прыгать из огня да в полымя, стоит узнать, что жарится на сковородке.

Одним из новичков в зоне 1 был мальчик в очках, которому не могло быть больше четырнадцати или пятнадцати лет. Томми заметил его на линейке и подумал, что такого может ветром перевернуть. Он с трудом нес тяжелый матрац и постельное белье, когда высокий парень с длинными волосами и мускулами тяжеловеса подставил ему подножку. Мальчик быстро вскочил на ноги и ударил парня головой прямо в живот, свалив его с ног. Силач с удивлением посмотрел на мальчика, который стоял над ним, сжав маленькие кулачки.

— Хорошо же, малявка, — сказал силач. — Эй!

— Засунь это себе в задницу, — ответил мальчик.

— Эй, остынь-ка! — рявкнул силач, поднимаясь с пола и отряхиваясь.

Глаза паренька наполнились слезами:

— Давай дерись, ты, ублюдок…

— Эй, остынь-ка, постель!

Другой мальчик, худенький, но выше ростом и на два или три года старше, оттащил очкарика в сторону.

— Брось, Тони, — сказал он. — Ты уже потерял два очка, а теперь будешь два часа лежать в кровати.

Тони успокоился и поднял матрас.

— К черту, Горди, я все равно не хочу есть.

В столовой Томми ел молча. Еда была сносной, но вот порядки его беспокоили. Если они позволяют большим парням изводить тебя и еще снимают за это очки, надо быть настороже.

Вернувшись в спальню, Томми заметил, что койка худенького мальчика по имени Горди находится рядом с ним и что часть своего обеда тот принес Тони. Они сидели и разговаривали. Томми сел на койку и стал наблюдать за ними — он знал, что одно из правил запрещало есть в спальне. Уголком глаза он увидел, что силач входит в дверь.

— Осторожно! — прошептал он. — Идет тот длинный ублюдок.

Тони быстро сунул тарелку под кровать и лег. Удостоверившись, что все в порядке и мальчик лежит, силач ушел.

— Спасибо, — сказал мальчик. — Я — Тони Вито. А как твое имя?

Томми посмотрел ему в глаза:

— Все зовут меня Билли Миллиган.

— А это — Горди Кейн, — сказал Тони, указывая на худенького мальчика. — Он здесь за то, что продавал наркотики. А тебя за что?

— За изнасилование, — сказал Томми, — но я этого не делал.

По их ухмылкам Томми понял, что они не поверили ему.

— Кто этот, здоровый? — спросил он.

— Джордан. Из четвертой зоны.

— Он свое получит, — пообещал Томми.

Большую часть времени на пятне стоял Томми, включая и свидания с матерью. Ему нравилась мать Билли, и он жалел ее. Поэтому, когда Дороти сказала ему, что развелась с Челмером, Томми обрадовался:

— Он мне тоже делал больно.

— Я знаю. У него всегда был зуб на тебя, Билли. Но что я могла сделать? Нам нужна была крыша над головой. Трое своих детей, да и Челла мне как родная дочь. Но теперь Челмер ушел. Будь хорошим мальчиком — выполняй все, что велят, скорей вернешься домой.

Томми смотрел, как она уходила, и решил, что она самая красивая мать на свете. Он хотел, чтобы она была его матерью. Интересно, кто была его собственная мать и как она выглядела?

Старшина Хьюз заметил, что Миллиган большую часть времени ничего не делает. Он или читал, или смотрел прямо перед собой, как в трансе. Однажды Хьюз подошел к нему и сказал:

— Ты находишься в лагере и должен как можно с большей пользой провести время. Гляди веселей, найди себе дело. Чем бы ты хотел заняться?

— Я люблю рисовать, — сказал Аллен.

На следующей неделе Хьюз на свои деньги купил Миллигану краски, кисти и холсты.

— Вы хотите, чтобы я нарисовал вам картину? — спросил Аллен, растягивая холст на столе. — Что мне нарисовать?

— Нарисуй старый скотный двор, — сказал Хьюз. — Окна разбиты. Со старого дерева свисает покрышка. Старая сельская дорога. Пусть она выглядит как после дождя.

Аллен работал весь день и всю ночь и закончил картину. Утром он отдал ее Хьюзу.

— Парень, это же великолепно, — сказал Хьюз. — Ты можешь заработать кучу денег.

— Не помешало бы, — ответил Аллен. — А рисовать я люблю.

Хьюз понял, что он должен постараться вывести Миллигана из транса. Однажды субботним утром он взял юношу с собой в парк Блу-Рок. Хьюз наблюдал, как Миллиган рисует. Подходили и другие люди, смотрели. Хьюз продал им несколько рисунков. На следующий день Хьюз опять взял Миллигана с собой. И к вечеру воскресенья они продали рисунков на четыреста долларов.

В понедельник утром директор вызвал Хьюза в кабинет и сообщил ему, что поскольку Миллиган находится под опекой государства, он не имеет права продавать свои рисунки. Нужно найти этих людей, вернуть им деньги и забрать рисунки.

Хьюз ничего не знал о таких особых правилах, но согласился вернуть деньги. Выходя из кабинета, он спросил:

— А как вы узнали о продаже?

— Люди звонят сюда, — сказал директор. — Они хотят еще рисунков Миллигана.

Апрель прошел быстро. Когда на улице потеплело, Кристин стала играть в саду. Дэвид гонялся за бабочками. Рейджен занимался в спортзале. Денни, который боялся выходить на улицу с тех пор, как отчим закопал его живьем, оставался в здании и рисовал натюрморты. Тринадцатилетний Кристофер учился верховой езде. Артур проводил большую часть времени в библиотеке, знакомясь с законодательными актами в новом издании уголовного кодекса штата Огайо, сказав, что он сядет на лошадь только в том случае, если будут играть в поло. Все они с радостью перешли в зону 2.

Миллиган и Горди Кейн должны были работать в прачечной, где Томми с удовольствием ремонтировал старую стиральную машину и газовую сушилку. Он очень хотел перейти в зону 3, где по вечерам ему будут разрешать носить свою одежду.

Однажды здоровенный Фрэнк Джордан вошел в прачечную с кучей белья.

— Я хочу, чтобы это выстирали немедленно. У меня завтра вечеринка.

— Звучит славно, — ответил Томми, продолжая заниматься своим делом.

— Я сказал, выстирай это сейчас же, — рявкнул Джордан.

Томми его проигнорировал.

— Ты, идиот, я из зоны 4. Лишу тебя очков — не попадешь в зону 3.

— Слушай, — сказал Томми, — мне наплевать, даже если ты будешь в сумеречной зоне. Я не стану стирать твои поганые трусы.

— Эй!

Томми посмотрел на него с ненавистью. Какое право имеет обычный вор лишать его очков?

— Заткнись, — сказал он.

— Эй, остынь-ка!

Томми стиснул кулаки, но Джордан уже отправился сообщать дежурному, что он снял с Миллигана два очка.

Вернувшись в спальню, Томми узнал, что Джордан снял с Кейна и Вито тоже по два очка. Просто потому, что эти трое были друзьями.

— Надо что-то делать, — сказал Кейн.

— Сделаем, — откликнулся Томми.

— А что? — спросил Вито.

— Что-нибудь, — сказал Томми. — Придумаю, будь спокоен.

Томми лег и стал думать. И чем больше он думал, тем более сердитым становился. Наконец он встал, вышел из помещения, нашел подходящий камень и направился в зону 4.

Артур объяснил Аллену ситуацию и велел ему перехватить Томми, прежде чем тот вляпается в неприятность.

— Не делай этого, Томми, — сказал Аллен.

— Какого черта «не делай»! А всякие ублюдки будут очки снимать?!

— Ты еще не все продумал.

— Да пошел он! Думать еще про всяких уродов!

— Эй, Томми, остынь.

— Не говори мне этих поганых слов! — закричал Томми.

— Извини. Но ты не с той стороны заходишь. Лучше я этим займусь.

— Черт! — сказал Томми, бросая камень. — Да ты со своей задницей не справишься.

— Выражаться ты мастер, что и говорить, — сказал Аллен. — А ну, катись отсюда!

Томми сошел с пятна. Аллен вернулся в зону 2 и сел рядом с Кейном и Вито.

— Слушайте, вот как мы поступим…

— Я знаю, что мы сделаем, — сказал Кейн. — Подорвем всю эту проклятую контору!

— Нет, — сказал Аллен. — Мы соберем факты, цифры и утром пойдем к мистеру Джоунсу и скажем ему, как несправедливо, что такие же ребята, как мы, — обычные преступники, не лучше нас — имеют право нас наказывать.

Кейн и Вито смотрели на Аллена, раскрыв рты. Они никогда раньше не слышали, чтобы он так гладко говорил.

— Тащите бумагу и карандаш, — сказал Аллен, — и давайте обдумаем все как следует.

На следующее утро все трое, во главе с Алленом в качестве спикера, пошли к Чарли Джоунсу, работнику патронажа.

— Мистер Джоунс, — сказал Аллен, — вы говорили нам, что, придя сюда, мы можем свободно высказывать свое мнение, не попав при этом в беду.

— Да, ребята, так оно и есть.

— Тогда у нас жалоба относительно системы снятия очков. Посмотрите на таблицу, и вы увидите, насколько это несправедливо.

Аллен подсчитал и отметил, сколько раз Фрэнк Джордан снимал с них по два очка. В каждом случае была подписана причина снятия очков: из-за личного недовольства, из-за отказа выполнять его ежедневные обязанности или выполнять его поручения.

— Билли, мы давно пользуемся этой системой, — сказал Джоунс.

— Это не значит, что она правильная. Такое место, как это, предназначено для того, чтобы сделать нас полезными членами общества. Как же можно этого добиться, если система показывает нам, что общество несправедливо? Разве правильно отдавать таких ребят, как Вито, на милость этого громилы Фрэнка Джордана?

Джоунс дернул себя за ухо, обдумывая услышанное. Аллен все повторял о несправедливости системы, а Кейн и Вито молчали, пораженные красноречием своего спикера.

— Вот что, ребята, — прервал его Джоунс — Дайте мне подумать над этим. Приходите в понедельник, и я скажу вам свое решение.

Вечером в воскресенье Кейн и Вито играли в карты на койке Кейна. Томми валялся на койке, пытаясь со слов Кейна и Вито представить себе, что произошло в кабинете мистера Джоунса.

Кейн поднял голову и сказал:

— Посмотри, кто к нам идет.

Фрэнк Джордан подошел к Вито и кинул свои грязные ботинки прямо на карты:

— Мне нужно, чтобы к вечеру они блестели.

— Ну так почисти их сам, — сказал Вито. — Я не собираюсь полировать твои чертовы ботинки.

Фрэнк ударил Вито в висок, тот упал с койки и заплакал. Фрэнк направился к выходу, а Томми бросился за ним. На полпути он постучал Фрэнка по плечу. Когда Фрэнк обернулся, Томми наотмашь ударил его кулаком в лицо, попав в нос. Фрэнк отлетел к стене.

— Я тебя в тюрягу засажу, сволочь! — зарычал Фрэнк. Подскочивший Кейн ударом ноги под коленку подсек Фрэнка, и тот брякнулся между койками. Томми и Кейн навалились на него, вкладывая в беспорядочные удары всю свою ненависть.

Рейджен наблюдал, как Томми дерется, и следил, чтобы он не был в опасности. В случае реальной угрозы Рейджен мгновенно прекратил бы драку, одним-двумя хладнокровными ударами вырубив и искалечив громилу. Но пока в этом не было необходимости.

На следующее утро Аллен решил, что лучше рассказать мистеру Джоунсу о происшедшем, прежде чем Фрэнк Джордан даст свою версию инцидента.

— Посмотрите, у Вито голова распухла в том месте, где его ударили ни за что ни про что, — начал он. — Система дает Фрэнку власть над малышами вроде Вито. Как мы уже говорили, неправильно и потенциально опасно давать такую власть преступникам.

В среду мистер Джоунс объявил, что отныне снимать очки имеет право только персонал лагеря. Очки, которые Фрэнк Джордан несправедливо снимал с других, будут восстановлены за счет его собственных очков. Джордан был переведен в зону 1. А у Вито, Кейна и Миллигана накопилось достаточно очков, чтобы перейти в зону 3.

Одной из привилегий зоны 4 была возможность поехать домой в качестве испытания. Томми не мог дождаться отпуска. Когда пришло время, он упаковал свой мешок и стал ждать, когда за ним приедет Дороти. Но чем больше он думал об отъезде, тем большее смущение овладевало им. Томми нравилось это место, но в то же время он хотел вновь оказаться на Спринг-стрит, зная, что Челмера больше никогда там не будет. Будут только он, Челла и Кэти. Хорошо побыть дома для разнообразия.

Приехала Дороти, и они без лишних разговоров отправились в Ланкастер. Томми удивился, когда буквально через несколько минут после их приезда к ним в гости пришел мужчина, которого он раньше никогда не видал, — крупный, с мясистым лицом и мощной грудью. Мужчина непрерывно курил. Дороти представила гостя:

— Билли, это Дел Мур. Он хозяин кегельбана и бара, где я раньше пела в Секлвилле. Дел останется на обед.

По взглядам, которыми обменивались мать и Дел, Томми определил, что между ними что-то есть. Черт! Не прошло и двух месяцев, как Челмер покинул дом, — и вот на тебе, уже другой увивается. В тот же вечер за обедом Томми объявил:

— Я не вернусь в Зейнсвилль.

— О чем ты говоришь? — спросила Дороти.

— Я больше не вынесу этого места.

— Послушай, Билли, так нельзя, — сказал Дел Мур. — Твоя мама сказала мне, что тебе остается там пробыть только месяц.

— Это мое дело.

— Билли! — воскликнула Дороти.

— Видишь ли, теперь я друг семьи, — сказал Дел. — Нельзя доставлять матери столько беспокойства. Ведь тебе осталось совсем мало пробыть в лагере. Выброси эту чушь из головы, иначе будешь иметь дело со мной.

Томми уставился в тарелку и молча съел обед. Позднее он спросил Кэти:

— Что это за парень?

— Мамин новый друг.

— Господи, он ведет себя так, словно имеет право мне диктовать, что я должен делать. Он что, все время здесь околачивается?

— Вообще-то у него комната в городе, — сказала Кэти, — думаю, никто не может сказать, что они живут вместе. Но у меня есть глаза.

Когда Томми вновь отпустили домой, он встретился с сыном Дела Мура, Стюартом. Тот сразу ему понравился. Почти одного возраста с Билли, Стюарт был футболистом и многоборцем. Но больше всего Томми нравилось, как Стюарт управлялся со своим мотоциклом. Он мог выполнять на нем такие трюки, которых Томми никогда раньше не видел. Аллену Стюарт тоже понравился, Рейджен отнесся к нему с уважением за его атлетические способности, сноровку и смелость. Это был веселый уикэнд, и они с нетерпением ждали новой встречи со своим новым другом, который принял их всех, не задавая никаких вопросов. Стюарт никого из них не называл ни рассеянным, ни лжецом. Томми подумал, что будет неплохо, если когда-нибудь он станет таким, как Стюарт. Томми сказал Стюарту, что, выйдя из лагеря, он не сможет больше жить дома — ему не нравилось видеть там Дела. Стюарт ответил, что, когда придет время, он разделит с Томми свою квартиру.

— Правда? — спросил Томми.

— Я говорил Делу, — сказал Стюарт, — и он согласен. Он считает, что мы будем присматривать друг за другом.

Но за несколько недель до своего освобождения из Зейнсвилля Томми узнал, что Дороти не приедет к нему на очередное свидание. 5 августа 1973 года Стюарт Мур ехал на мотоцикле в Секлвилле. Свернув за угол, он на полной скорости врезался в лодку, прицепленную к трейлеру. При столкновении мотоцикл и лодка взорвались, Стюарт погиб мгновенно. Услышав об этом, Томми впал в шок. Стюарт, его храбрый, улыбчивый друг, собиравшийся покорить мир, сгорел в пламени. Томми не мог этого вынести. Он не хотел больше здесь оставаться. И тогда вышел Дэвид, чтобы почувствовать агонию Стюарта и поплакать слезами Томми…

Глава тринадцатая

Спустя месяц после смерти Стюарта Билли Миллиган был выпущен из Зейнсвилля. Прошло несколько дней после его возвращения. Аллен читал в своей комнате, когда вошел Дел Мур и спросил, не хочет ли Билли порыбачить. Аллен понимал, что Дел пытается «набрать очки»: Кэти сказала, что они с Дороти собираются пожениться.

— Конечно, — сказал Аллен. — Люблю рыбачить. Дел все устроил, взял выходной на следующий день и приехал за Билли. Томми с отвращением посмотрел на него:

— Рыбалка? Черт, не хочу я на рыбалку.

Когда Томми вышел из комнаты и Дороти стала упрекать его в непоследовательности — сначала пообещал пойти с Делом на рыбалку, потом передумал, — Томми с изумлением посмотрел на них обоих:

— Господи! Да он никогда не просил меня пойти с ним на рыбалку!

Дел вылетел из дома, крича, что Билл самый наглый лжец на свете.

— Я больше не могу, — сказал Аллен Артуру, оставшись один в комнате. — Мы должны уйти отсюда. Я чувствую себя незваным гостем, когда Дел все время торчит здесь.

— Я тоже, — сказал Томми. — Дороти была мне как мать, но если она выйдет замуж за Дела, я здесь не останусь.

— Хорошо, — сказал Артур. — Давайте найдем работу и будем откладывать деньги на собственное жилье.

Все остальные с готовностью приняли его предложение.

11 сентября 1973 года Аллен нашел работу на заводе гальванопокрытий в Ланкастере. Зарплата была небольшая, работа грязная — не такую Артур имел в виду.

Это Томми выполнял нудные обязанности оператора, приводя в движение клетку, свисающую с движущейся над чаном конвейерной цепи, и опуская ее в кислоту для гальванопокрытия. Он переходил от одного чана к другому — чаны были выстроены в ряд, как дорожка кегельбана. Опустить, подождать, поднять, передвинуть, опустить, подождать…

Презрительно посмеиваясь над такой черной работой, Артур обратил свое внимание на другие вещи. Он должен подготовить своих людей к самостоятельной жизни.

Во время пребывания в Зейнсвилле он изучал поведение тех, кому позволялось вставать на пятно, и понял, что ключом к выживанию в обществе является самоконтроль. Без правил будет хаос, опасный и для себя и других. Ему вдруг подумалось, что правила в лагере для подростков были полезны. Постоянная угроза оказаться снова в зоне 1 или 2 держала в узде всех этих неуправляемых парней. Вот что им понадобится, когда они станут жить самостоятельно.

Артур объяснил Рейджену разработанные им правила поведения.

— Похоже, кто-то из нас связался с дурными женщинами, — сказал Артур, — раз нас обвинили в изнасиловании тех двух, в округе Пикэуэй. Мы ничего не сделали, а нас посадили в тюрьму. Такого не должно повториться.

— И как ты помешаешь этому? Артур мерил шагами комнату.

— Я могу запретить кому-нибудь вставать на пятно. Ты можешь немедленно убрать кого-нибудь с пятна в случае угрозы. Ты и я, мы вдвоем должны контролировать сознание. Это первое. Второе: определенным нежелательным личностям следует запретить вставать на пятно. Третье: все остальные будут строго выполнять правила поведения. Если кто хоть раз нарушит правила, он немедленно переходит в группу «нежелательных». Согласен?

Рейджен был согласен, и Артур познакомил с правилами всех остальных:

Любой нарушивший эти правила навсегда лишается права занять пятно и будет отправлен в тень вместе с другими «нежелательными».

Рейджен подумал и спросил:

— Кто они, как ты их называешь, «нежелательные»?

— Филип и Кевин — оба определенно асоциальные, криминальные типы. Им нельзя вставать на пятно.

— А Томми? Он часто ведет себя как придурок.

— Да, — согласился Артур, — но нам необходима воинственность Томми. Некоторые из младших настолько послушны, что, если какой-нибудь незнакомец прикажет им, они сами себя покалечат. Пока Томми не нарушает правила и не использует в криминальных целях свои таланты убегать и открывать замки, он может занимать пятно. Но время от времени я буду встряхивать его, чтобы он не забывал о контроле.

— А как насчет меня? — спросил Рейджен. — Я тоже криминальный тип, жестокий и асоциальный.

— Нельзя нарушать закон, Рейджен, — возразил Артур. — Никаких преступлений, даже так называемых «преступлений без жертв».

— Пойми, Артур, — продолжал Рейджен, — я всегда могу попасть в ситуацию, когда нарушить закон необходимо для выживания. Необходимость не знает законов.

Артур сложил вместе кончики пальцев и задумался. Потом кивнул:

— Хорошо, ты будешь исключением из правил. Благодаря твоей большой силе ты один имеешь право нападать, но только в целях самообороны или защищая женщин и детей. Как защитник семьи, ты можешь совершать «преступления без жертв» или преступления, необходимые для выживания.

— Тогда я принимаю правила, — мягко сказал Рейджен. — Но система не всегда работает. В период «спутанного времени» люди крадут время друг у друга. И мы даже не знаем — ни ты, ни я, ни Аллен, — что вообще происходит.

— Ты прав, — согласился Артур, — но мы должны наилучшим образом использовать то, что имеем. Одна из целей и состоит в том, чтобы обеспечить стабильность семьи и прекратить произвольное переключение.

— Трудное это дело. Ты должен сообщить об этом другим. Я все еще не знаю всю, как ты говоришь, семью. Они приходят, уходят, а я даже не уверен — чужой это или один из нас.

— Это естественно, Рейджен. Точно так же было в клинике и даже в лагере в Зейнсвилле. Знаешь имена людей, которые живут вокруг тебя, и знаешь о существовании других. Но часто люди не общаются друг с другом, хотя живут рядом. Я свяжусь с каждым из нас и сообщу им, что они должны знать.

Рейджен задумался:

— Я силен, но и ты сумел развить свои способности и стать сильным.

Артур согласно кивнул:

— Вот поэтому я и побеждаю тебя в шахматах.

О правилах Артур сообщил каждому по очереди. В дополнение к общему кодексу поведения каждый занимающий пятно имел свои особые обязанности. Кристин так и осталась трехлетней девочкой и постоянно ставила всех в затруднительное положение. Но Рейджен настоял, что, раз она появилась первой и осталась «ребенком» семьи, Кристин никогда не будет считаться «нежелательной». Иногда она может стать полезной, когда необходимо, чтобы на пятне стоял кто-то, кто не может общаться и не знает, что происходит. Но и Кристин должна работать над собой. С помощью Артура она должна научиться читать, писать и правильно говорить.

Томми продолжит изучение электроники и механики. Умение открывать замки и сейфы должно использоваться лишь с одной целью — убежать от опасности. Нельзя помогать в воровстве другим, нельзя и самому быть вором. В свободное время — практика в игре на саксофоне и занятия живописью. Свою воинственность Томми будет контролировать, используя по мере необходимости при общении с другими людьми.

Рейджен должен заниматься каратэ и дзюдо, бегать и поддерживать отличную физическую форму. Следуя советам Артура, Рейджен научится управлять потоком адреналина, чтобы концентрировать энергию в момент опасности. Часть следующей зарплаты пойдет на покупку пистолета, чтобы он учился стрелять.

Аллен должен совершенствовать свое красноречие и заниматься портретной живописью, снимая излишнее напряжение игрой на барабанах. Он должен будет занимать пятно, когда возникнет необходимость повлиять на кого-то, например, знакомиться с людьми.

Адалана пусть пишет стихи и развивает кулинарные способности. Это пригодится, когда они будут жить в своей квартире.

Денни сосредоточится на писании натюрмортов и овладеет аэрографом. Поскольку он подросток, он будет заботиться о младших.

Артур будет заниматься наукой, особенно медициной. Он уже отправил заявление на заочные курсы по клинической гематологии. Свою четкую логику и способность к аргументации он использует в работе с законами.

Остальным было приказано использовать каждую минуту для расширения своих знаний и самосовершенствования. Артур предупредил, чтобы никто не терял времени, ум каждого должен быть постоянно в работе. Каждый член семьи должен стремиться к своей цели и в то же время быть образованным и культурным человеком. Они должны думать об этом, пока не занимают пятна в данный момент, и интенсивно практиковаться, пока владеют сознанием.

Маленьким категорически запрещалось водить машину. Если кто-нибудь из них окажется на сиденье шофера, он немедленно должен пересесть на место пассажира и ждать, когда кто-то постарше придет и поведет машину.

Все согласились с тем, что Артур очень тщательно все продумал.

Сэмюэль читал Ветхий Завет, ел кошерную пищу, любил делать скульптуры из песчаника и заниматься резьбой по дереву. 27 сентября, в Рош Хашанах, еврейский Новый год, он встал на пятно и прочел молитву в память отца Билли, который был евреем.

Сэмюэль знал строгое правило Артура относительно продажи рисунков, но однажды, когда ему были нужны деньги, а около него не оказалось никого из семьи, кто бы дал ему совет или объяснил, что происходит, он продал портрет обнаженной женщины, подписанный Алленом. Голые фигуры оскорбляли его религиозные чувства, и он не хотел, чтобы картина попадалась ему на глаза. Он сказал покупателю:

— Я не художник, но я знаком с художником.

Потом он продал картину Томми «Амбар» — в ней чувствовался страх, окружающий строение.

Узнав, что сделал Сэмюэль, Артур пришел в ярость. Сэмюэль должен был понимать, что он продает работы, которые были дороги их авторам, работы очень личные, не предназначенные для посторонних глаз. Артур приказал Томми найти самую любимую вещь Сэмюэля — задрапированную фигуру Венеры в окружении купидонов, выполненную из гипса.

— Разбей ее, — сказал Артур.

Томми вынес фигуру из дома и разбил ее молотком.

— За ужасное преступление — продажу предметов искусства, принадлежащих другим людям, отныне Сэмюэль — «нежелательный». Ему запрещается вставать на пятно.

Сэмюэль был не согласен с решением Артура. Он обратил его внимание на тот факт, что его нельзя изгонять, поскольку он единственный из всех был религиозен.

— Бог придуман теми, кто боится неизвестного, — сказал Артур. — Люди поклоняются изображениям, например Иисусу Христу, потому что страшатся смерти и не знают, что будет после нее.

— Вот именно, — заметил Сэмюэль. — Но послушай, совсем неплохо немного подстраховаться. Если после смерти мы обнаружим, что Бог все-таки есть, что дурного в том, что хотя бы один из нас верил в Него? Таким образом душа одного из нас попадет на небо.

— Если она есть, эта душа, — сказал Артур.

— Ну так к чему спешить? Ведь ничего не стоит дать мне еще один шанс.

— Я установил правило, — жестко ответил Артур, — и не буду его менять. Шестого октября твой праздник — Йом Кипур. Ты можешь встать на пятно, чтобы отметить День Искупления, но потом — никогда.

Позднее Артур признался Томми, что принял решение в гневе — и совершил ошибку. Поскольку он не знал точно, есть ли Бог, нельзя было действовать поспешно, лишая возможности занимать пятно единственного, кто верил в Него.

— Ты ведь можешь изменить решение, — сказал Томми. — Пусть Сэмюэль иногда встает на пятно.

— Этого не будет, пока я распоряжаюсь сознанием, — сказал Артур. — Да, я допустил ошибку, позволив эмоциям влиять на мое решение. Но это ничего не меняет.

Мысли о рае и аде смущали Томми. Эти мысли не выходили у него из головы. Ему было интересно, сможет ли он убежать, если их отправят в ад.

Несколько дней спустя Аллен встретился в центре города с бывшим соучеником. Он смутно помнил, что Барри Харт был другом кого-то, кого он знал. Теперь, с отросшими волосами, тот выглядел как хиппи. Барри Харт пригласил его к себе выпить пива и поболтать.

Это была большая, запущенная квартира. Пока Аллен сидел на кухне, болтая с Хартом, люди приходили и уходили, и у Аллена сложилось впечатление, что здесь торгуют наркотиками. Когда Аллен поднялся, чтобы уйти, Харт сказал, что в субботу вечером у него намечается вечеринка, придет много друзей, и он приглашает Аллена.

Аллен принял приглашение. Что может быть лучше, если он намерен следовать указаниям Артура больше общаться с людьми?

Но когда Аллен пришел в субботу, ему не понравилось то, что он увидел. Это был настоящий притон наркоманов. Кругом пили, курили травку, глотали «колеса». Сами делают себя идиотами, подумал Аллен. Ладно, он останется ненадолго, просто выпить пива. Но уже через несколько минут он почувствовал себя не в своей тарелке и сошел с пятна.

Артур огляделся, почувствовав омерзение при виде всего окружающего, но решил остаться и посмотреть на этих обитателей дна. Интересно наблюдать, как действуют разные виды наркотиков: люди становятся агрессивными от алкоголя, глупо хихикают от марихуаны, впадают в транс от амфетаминов, путешествуют где-то после приема ЛСД. Артур решил, что это настоящая лаборатория для изучения наркомании.

Он заметил пару, сидящую отдельно, как и он. Девушка, высокая, стройная, с длинными темными волосами, полными губами и дымчатыми глазами, смотрела на него, не отводя взгляда. У него сложилось впечатление, что скоро она заговорит с ним. Сама эта идея была ему неприятна.

Парень, с которым она была, заговорил первым.

— Ты часто бываешь на вечеринках Харта? — спросил молодой человек.

Артур уступил пятно Аллену, тот огляделся, изумленный:

— Чего?

— Моя подружка говорит, что видела тебя раньше на вечеринке, — сказал молодой человек. — У меня такое ощущение, что я тоже тебя уже видел. Как тебя зовут?

— Билли Миллиган.

— Брат Челлы? Здорово! Я — Уолт Стэнли. Я знаком с твоей сестрой.

Подошла молодая женщина, и Стэнли сказал:

— Марлен, это Билли Миллиган.

— Хай, Билли!

— Хай, Марлен!

Стэнли отошел, а Марлен проговорила с Алленом почти час, обмениваясь впечатлениями о присутствующих в комнате. Аллен нашел ее забавной и сердечной. Даже больше того — ее темные кошачьи глаза притягивали его. Но он знал, что из-за правил Артура ничего тут не выйдет.

— Эй, Марлен! — позвал Стэнли с другого конца комнаты. — Хочешь уйти?

Она не обратила на него внимания.

— Твой друг зовет тебя, — сказал Аллен.

— Нет, — она улыбнулась, — он не мой друг.

Аллен нервничал. Какого черта — только покинул Зейнсвилль, куда угодил по статье за изнасилование, которого к тому же не совершал, а тут прицепилась эта Марлен.

— Извини, Марлен, — сказал он. — Мне пора. Она, казалось, удивилась:

— Может быть, мы еще встретимся? Но Аллен поспешил уйти.

В следующее воскресенье Аллен решил, что чудесный осенний день очень подходит для партии в гольф. Он забросил в машину клюшки, поехал в Окружной клуб и арендовал мототележку. Послал несколько мячей, но игра не шла. Сделав очередной промах, он разъярился и сошел с пятна.

Мартин открыл глаза, с удивлением увидел в своей руке клин, которым он собирался вынуть мяч из бункера. Он выбил мяч и забил его в лунку. Он не знал, сколько до этого было сделано промахов, и решил, что он отличный игрок.

Мартин был недоволен, когда увидел, сколько народу скопилось у метки для меча. Он громко выразил недовольство тем, что медленная игра плохих игроков портит игру более искусных игроков, к которым он относил себя.

— Я из Нью-Йорка, — заявил Мартин мужчине среднего возраста, стоявшему в очереди перед ним, — и я привык к частным клубам, гораздо более привилегированным, и особенно это относится к людям, которые допускаются туда.

Когда мужчина занервничал, Мартин шагнул вперед.

— Вы не возражаете, если я буду играть во всех группах?

И, не дожидаясь ответа, он бросился в атаку, сделал первый удар и покатил дальше на своей мототележке. Он играл и в следующей тройке, но потом послал мяч в воду. Мартин поставил мототележку возле пруда и стал искать мяч. Не найдя его, он бросил второй мяч через пруд и возвратился к мототележке. Запрыгивая в тележку, он больно стукнулся коленом.

Вышел Дэвид, чтобы взять боль на себя, не понимая, где он находится и почему сидит в этой маленькой тележке. Когда боль утихла, Дэвид стал играть с рулем, издавая звуки, имитирующие работу мотора, и нажимая на педали. Тележка снялась с тормозов и покатилась вниз, к пруду, завязнув там передними колесами. Испугавшись, Дэвид сошел с пятна, уступив место Мартину, который не понял, почему тележка в воде. Полчаса возился он с тележкой, раскачивая ее взад-вперед, пока ему удалось освободить передние колеса из грязи. Он пришел в ярость, поскольку группа за группой продолжали играть. Когда тележка оказалась на сухом месте, Артур встал на пятно и сказал Рейджену, что Мартин отныне — «нежелательный».

— Слишком суровое наказание за то, что тележка для гольфа съехала в пруд, — засомневался Рейджен.

— Не в этом дело, — сказал Артур. — Мартин — никчемный хвастун. С тех пор как мы побывали в Зейнсвилле, он мечтает только о том, чтобы носить яркие одежды и водить дорогие машины. Он напускает на себя важность. Он и не думает совершенствоваться или заняться каким-нибудь творчеством. Он плут, обманщик и, что хуже всего, сноб.

Рейджен улыбнулся:

— Я и не знал, что снобизм — достаточная причина для того, чтобы тебя объявили «нежелательным».

— Мой дорогой придира, — холодно сказал Артур, зная, на что намекает Рейджен, — право быть снобом имеют только очень умные люди. У меня есть это право, у Мартина — нет.

И Артур забил четыре мяча.

27 октября 1973 года, почти через десять лет после того, как Дороти вышла замуж за Челмера Миллигана, она в четвертый раз вышла замуж — за Делмоса А. Мура.

Он старался стать отцом для Билли и девочек, но они отвергали его. Когда он стал устанавливать правила, Артур отнесся к этому с презрением.

Среди прочего Дороти запретила своему младшему сыну кататься на мотоцикле. Томми знал, что это из-за Стюарта, но считал несправедливым запрещать ему это только потому, что с кем-то другим случилась беда.

Однажды он попросил у друга его мотоцикл «Ямаху-350» и проехал на нем прямо под окнами дома. Выехав на Спринг-стрит, Томми посмотрел вниз и увидел, что выхлопная труба вот-вот отвалится. Если она упадет на землю…

Рейджен спрыгнул с мотоцикла.

Встав на ноги, он отряхнул джинсы и отвел мотоцикл во двор. Потом вошел в дом, чтобы смыть кровь со лба.

Когда он вышел из ванной, Дороти закричала на него:

— Я же говорила тебе, что не разрешаю ездить на мотоцикле! Ты делаешь это, чтобы мучить меня!

Пришел Дел со двора и закричал:

— Ты сделал это нарочно! Ты знаешь, как я отношусь к мотоциклам с тех пор, как…

Рейджен покачал головой и сошел с пятна. Пусть Томми объяснит про выхлопную трубу.

Томми увидел, что Дороти и Дел сердито смотрят на него.

— Это было сделано нарочно, да? — сказал Дел.

— Бред какой-то, — сказал Томми, проверяя свои синяки. — Выхлопная труба опустилась и…

— Опять ложь! — сказал Дел. — Я вышел и посмотрел на этот мотоцикл. Выхлопная труба никак не могла опуститься и опрокинуть мотоцикл, не согнувшись пополам. Труба не согнута.

— Не смей называть меня лжецом! — закричал Томми.

— Ты чертов врун! — крикнул в ответ Дел.

Томми выскочил из комнаты. Что толку объяснять им причину, почему труба не согнулась. Это Рейджен, заметив опускающуюся трубу, вовремя бросил мотоцикл, чтобы предотвратить худшее. Как им ни объясняй, они все равно сочтут это ложью. Чувствуя, как поднимается в нем гнев, с которым он не сумеет справиться, Томми сошел с пятна…

Дороти, понимая, что сын ее разгневан, пошла за ним. Он вошел в гараж. Она стояла снаружи и смотрела на него через окно. Она видела его убийственный, разъяренный взгляд, когда он подошел к куче хлама, поднял толстую палку и разломил ее пополам. Вновь и вновь ломал он доски, давая выход своему неистовому гневу.

Артур принял решение. Они должны уйти из дома.

Несколько дней спустя Аллен нашел недорогую двухкомнатную квартиру на Брод-стрит, 800, недалеко от того места, где жила Дороти. Всего несколько минут езды в восточном направлении. Квартира требовала ремонта, но зато в ней был холодильник и плита. Принесли матрац, пару стульев и стол. Дороти купила «Понтиак гран-при» на свое имя, но с тем, чтобы Билли пользовался машиной и выплачивал кредит.

Рейджен купил карабин калибра 0,3 с обоймой из девяти патронов и полуавтоматический пистолет калибра 0,25. Чувство свободы в собственном жилье поначалу доставляло большое удовольствие. Он мог рисовать, когда хотел, и никто не будет докучать ему.

Артур позаботился о том, чтобы все лекарства в домашней аптечке были упакованы в пузырьки с плотными крышками, которые малыши не смогут открыть. Он даже настоял на том, чтобы Рейджен приобрел тугую пробку для своей бутылки с водкой, а оружие держал под замком.

Между Адаланой и Эйприл возникло соперничество на кухне, и хотя Артур чувствовал, что дело плохо, он решил не принимать чью-либо сторону. У него оставалось слишком мало времени для своих занятий, для исследований и разработок планов на будущее, поэтому Артур старался не обращать внимания на постоянные разговоры и пререкания двух женщин, звучавшие у него в голове. Когда их вечное недовольство стало невыносимым, Артур предложил, чтобы Адалана занималась кухней, а Эйприл шила и стирала.

Впервые заметив Эйприл среди других членов «семьи», Артур был поражен этой тоненькой, черноволосой, темноглазой девушкой. Она была более привлекательной, чем простая, почти домашняя Адалана, и явно более умной. Почти такой же смышленой, как Томми и Аллен или даже сам Артур. Сначала его заинтриговал ее бостонский акцент. Но когда он узнал ее мысли, то потерял к ней всякий интерес. Эйприл была одержима идеей мучить, а потом убить Челмера.

Она все обдумала. Если ей удастся заманить Челмера в квартиру, она привяжет его к стулу и будет жечь его тело паяльной лампой, кусочек за кусочком. С помощью амфетаминов она не даст ему уснуть, а пламя паяльной лампы будет отрезать палец за пальцем на руках и на ногах, одновременно прижигая, чтобы не было крови. Она хотела, чтобы он страдал, прежде чем отправится в ад.

Эйприл стала обрабатывать Рейджена. Она шептала ему в ухо:

— Ты должен убить Челмера. Ты должен взять один из своих револьверов и застрелить его.

— Я не убийца.

— Это не будет убийством. Это будет возмездие за то, что он делал.

— Я не закон. Возмездие — дело суда. Я использую свою силу только для того, чтобы защищать женщин и детей.

— Я — женщина.

— Ты сумасшедшая женщина.

— Все, что тебе надо сделать, это взять свое ружье и спрятаться на холме, как раз напротив того места, где он сейчас живет со своей новой женой. Ты убьешь его. Никто не узнает, кто это сделал.

— У карабина нет оптического прицела. Слишком далеко. А купить прицел — нет денег.

— Ты же изобретательный, Рейджен, — шептала она. — У нас есть телескоп. Можешь приспособить его, нарисовать сетку.

Рейджен ушел от нее. Но Эйприл не отставала, она напоминала Рейджену, что проделывал Челмер, особенно с детьми. Зная, как он любил Кристин, она специально напомнила ему, как тот жестоко обращался с ней.

— Я сделаю это, — сказал Рейджен.

Он вытащил у себя из головы две волосинки и осторожно приладил их к внутренней стороне окуляра. Потом забрался на крышу и, глядя через самодельный оптический прицел, нацелился на небольшое черное пятно внизу на земле. Почувствовав, что необходимая точность достигнута, он приклеил перекрещенные волосинки на окуляр, установил его на карабин и пошел с ним в лес для пристрелки. Он сможет попасть в Челмера с холма напротив его нового дома.

На следующее утро, за час до того, как Челмер обычно уезжал на работу в Коламбус, Рейджен остановился недалеко от его дома, поставил машину и скрылся в небольшом лесу напротив. Он устроился за деревом, ожидая Челмера. Потом навел прицел на дверь, через которую, как он знал, Челмер должен был выйти, чтобы сесть в машину.

— Не делай этого, — громко сказал Артур.

— Он должен умереть, — ответил Рейджен.

— Это будет сделано не в целях выживания.

— Это для защиты женщин и детей. Он должен умереть, чтобы расплатиться за все.

Артур, понимая, что спорить тут бесполезно, подвел Кристин к краю пятна и показал ей, что делает Рейджен. Она заплакала и затопала ногами, умоляя Рейджена не делать такие плохие вещи.

Рейджен стиснул зубы. В этот момент Челмер вышел из дома. Рейджен тщательно прицелился в Челмера и плавно нажал на курок карабина — незаряженного. Потом перекинул ружье через плечо, пошел к машине и поехал к себе домой, в новую квартиру.

В тот же день Артур сказал:

— Эйприл сумасшедшая, она представляет опасность для всех нас.

И лишил ее права вставать на пятно.

Кевин находился один в квартире, когда зазвонил звонок. Он открыл дверь и увидел красивую молодую женщину, которая улыбалась ему.

— Я позвонила Барри Харту, — сказала Марлен, — и он дал мне твой адрес. Мне понравилась наша беседа на той вечеринке, и мне захотелось посмотреть, как ты живешь.

Кевин представления не имел, о чем она говорит, но жестом пригласил ее войти.

— У меня было плохое настроение, — сказал он, — пока я не открыл эту дверь.

Марлен провела с ним весь вечер, рассматривая его картины и говоря о людях, которых они знали. Она была рада, что сама сделала первый шаг и пришла к нему. Она почувствовала, что еще более сблизилась с ним. Когда девушка поднялась, чтобы уйти, Кевин спросил, придет ли она еще. Марлен ответила, что придет, если Кевин хочет этого.

16 ноября 1973 года, в день официального освобождения из-под надзора Комиссии по делам несовершеннолетних штата Огайо, Кевин сидел в соседнем баре и вспоминал слова Горди Кейна, сказанные им в тот день, когда он покидал лагерь в Зейнсвилле. «Если тебе когда-нибудь понадобятся связи по наркотикам, — сказал тогда Кейн, — найди меня».

Вот они и понадобились.

Поздно вечером Кевин выехал в городок Рейнолдсбург в восточной части Коламбуса, по адресу, который дал ему Кейн. Это оказалось дорогое ранчо, занимающее угловой участок. Горди Кейн и его мать были рады его визиту. Джулия Кейн сказала своим эротически-грудным голосом, что он тут желанный гость в любое время.

Пока Джулия занималась приготовлением чая, Кевин спросил Горди, не сможет ли тот одолжить ему денег, чтобы сделать закупку и начать торговать. Сейчас он на мели, но обязательно отдаст. Кейн провел его в соседний дом, где он познакомился с человеком, который продал ему «травки» на триста пятьдесят долларов.

— За это возьмешь не меньше тысячи, — сказал Кейн. — Деньги отдашь, когда продашь весь товар.

Руки Кейна дрожали, он выглядел разбитым.

— Какие наркотики ты употребляешь? — спросил Кевин.

— Морфин, когда могу достать.

К концу недели Кевин продал марихуану некоторым друзьям Харта из Ланкастера с прибылью в семьсот долларов. Кевин вернулся в квартиру, выкурил косяк и позвонил Марлен.

Та приехала расстроенная — она узнала от Барри, что Кевин торгует наркотиками.

— Я знаю, что делаю, — заявил он.

Поцеловав Марлен, Кевин выключил свет и увлек ее на матрац. Но как только их тела соприкоснулись, Адалана захотела, чтобы Кевин сошел с пятна. Она сама хотела объятий и нежности.

Адалана понимала, что одно из правил Артура — сохранение целибата. Она слышала, как он говорил мужчинам, что единственное нарушение правила сделает их «нежелательными». Но Артуру, как истинному английскому джентльмену, и в голову не пришло говорить о сексе с Адаланой. Она никогда не соглашалась с его пуританскими правилами, а Артур об этом и не подозревал.

Когда Аллен проснулся на следующее утро, он представления не имел, что случилось вечером. В ящике стола он увидел деньги. Это обеспокоило его, но он не мог поговорить с Томми, Рейдженом, Артуром или с кем-то другим, кто бы мог объяснить ему.

Днем заскочили несколько друзей Барри Харта за наркотиками, но Аллен не понимал, о чем они говорят. Некоторые просто требовали у него наркотик, суя деньги ему прямо в лицо, и у Аллена возникло подозрение, что кто-то из семьи приторговывает.

В следующий раз, когда он был у Харта, кто-то из его гостей показал ему «смит-вессон» калибра 0,38. Аллену вдруг захотелось приобрести пистолет, и он предложил парню пятьдесят долларов. Тот согласился, даже добавил несколько патронов.

Аллен снес пистолет в машину и сунул его под сиденье…

Рейджен протянул руку вниз и взял пистолет — это он хотел, чтобы Аллен купил его. Не самое любимое оружие, он предпочел бы 9-миллиметровый пистолет. Но все равно неплохо увеличить свою коллекцию.

Аллен решил выехать из убогой квартиры. Просматривая объявления о сдаче квартир в «Ланкастер игл газетт», он увидел знакомый номер телефона.

Он поискал в своей записной книжке и нашел имя: Джордж Келлнер, адвокат, который помог ему вместо тюрьмы попасть в Зейнсвилль. Аллен попросил Дороти позвонить Келлнеру по поводу сдачи квартиры ее сыну. Адвокат согласился сдать квартиру за восемьдесят долларов в месяц.

Квартира на Рузвельт-авеню, 803 1/2, чистая, с одной спальней, была на третьем этаже. Дом расположен позади другого дома, выходящего на улицу. Через неделю Аллен переехал и устроился очень удобно. И никаких дел с наркотиками, решил он. Надо держаться подальше от этих людей.

Он удивился, когда однажды в квартиру вошла Марлей, которую он не видел с первой вечеринки у Барри Харта. Судя по всему, она чувствовала себя как дома. Он представления не имел, кто бы мог назначить ей свидание, — она была не в его вкусе, и он не хотел иметь с ней ничего общего.

Она приходила после работы, готовила ему обед, проводила у него часть вечера, а потом шла домой, к родителям. Практически она жила у Аллена, и это очень усложняло ему жизнь.

Всякий раз, когда она начинала проявлять чувства, Аллен уходил с пятна. Он не знал, кто занимал его место потом, и ему было наплевать на это.

Марлен очень понравилась квартира. Сначала периодические перемены в Билли, его ругань и взрывы гнева шокировали ее, но она привыкла к его изменчивому настроению: то он нежный и любящий, а в следующую минуту сердится, бегает по квартире, а потом забавный, умный, четко выражающий свои мысли.

Иногда без всякой причины он становился застенчивым и печальным, как маленький мальчик, который не знает, на какую ногу надеть ботинок. Марлен чувствовала, что Билли нуждается в ком-то, кто будет заботиться о нем. Это все наркотики были виноваты и люди, среди которых он вращался. Если она сможет убедить его в том, что друзья Барри Харта просто используют его, может быть, он поймет, что они ему совсем не нужны.

Временами его поведение пугало ее. Билли беспокоился о том, что появятся другие люди и у него будут неприятности, если они увидят ее в квартире. Он намекал, что это «семья», и она стала считать, что он — важная шишка и принадлежит к мафии. Когда он сказал, что надо придумать какой-то сигнал, Марлен уверилась в том, что это действительно мафия. Каждый раз, когда она была в квартире, Билли выставлял в окне картину. Он объяснил: это сигнал для «других», что она в квартире и что они не должны здесь появляться.

Когда Билли занимался с ней любовью, часто это начиналось руганью и грубостью, затем ругань и грубость переходили в нежные ласки, мягкость и доброту. Однако что-то беспокоило Марлен в том, как он это делает. Хотя он был сильный мужчина, ее не оставляло ощущение, что он имитирует страсть, что на самом деле он никогда не достигает оргазма. Она не была уверена в этом, но знала, что любит Билли, и решила, что требуется лишь время и понимание.

Однажды вечером Адалана исчезла с пятна, и на ее месте оказался Дэвид, испуганный, весь в слезах.

— Я никогда не видела, как мужчина плачет, — прошептала Марлен. — В чем дело?

Дэвид свернулся комочком, как ребенок. Слезы текли ручьем. Она была тронута, увидев его таким ранимым. Она обняла его и прижала к себе.

— Ты должен мне сказать, Билли. Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне, в чем дело.

Не зная, что он должен сказать ей, Дэвид сошел с пятна. Томми оказался в объятиях красивой женщины. Он отпрянул.

— Если ты будешь вести себя подобным образом, я ведь могу и уйти, — сердито сказала она, считая, что он пытается выставить ее дурочкой.

Томми смотрел, как она направляется в ванную комнату.

— Черт возьми! — прошептал он, оглядываясь в панике. — Ведь Артур убьет меня!

Он спрыгнул с кровати, быстро натянул джинсы и стал ходить по комнате взад-вперед, пытаясь осознать ситуацию.

— Какого черта! Кто она такая?

Он увидел ее сумку на стуле в гостиной. На водительском удостоверении стояло имя Марлен. Томми быстро сунул удостоверение обратно в сумку.

— Артур! — прошептал он. — Если ты слышишь меня, я не имею к этому никакого отношения. Я не трогал ее. Поверь мне. Это не я нарушил правило.

Он подошел к мольберту, взял кисть и продолжил работу над начатым пейзажем. Артур будет знать, что он занимается тем, чем и должен заниматься, — совершенствовать свой талант.

— Думаю, тебя больше интересует твоя картина, чем я. Томми оглянулся и увидел, что Марлен уже одета, причесывает волосы. Не ответив ей, он продолжал рисовать.

— Картины, картины, ты только и думаешь, что о своих проклятых картинах. Поговори со мной, Билли!

Помня о правиле Артура — быть вежливым с женщинами, Томми отложил кисть в сторону и сел в кресло напротив нее. Ничего не скажешь, красивая. Хотя сейчас она полностью одета, Томми мысленно видел ее стройную фигуру, каждый изгиб, каждую впадинку. Ему еще не приходилось рисовать обнаженную натуру. Он бы с удовольствием нарисовал ее, но знал, что не нарисует. Это Аллен рисует людей.

Томми немного поговорил с ней, любуясь ее темными глазами, полными надутыми губками, длинной шеей. Он понял: кто бы она ни была, как бы она ни попала сюда, она сводит его с ума.

Никто не мог понять, почему Билли начал прогуливать работу или почему он стал таким неловким и глупым. Однажды он забрался наверх, чтобы зафиксировать цепь над чанами, и упал в пустую ванну для кислоты. Его отправили домой. А в другой раз Билли просто ушел с работы, и 21 декабря 1973 года его уволили с завода гальванопокрытий. Несколько дней он оставался один дома, рисуя свои картины. Потом однажды Рейджен взял свои пистолеты и поехал в лес попрактиковаться в стрельбе.

К этому времени у Рейджена была уже целая коллекция оружия. В дополнение к карабину, полуавтомату и «смит-вессону» он имел два магнума, а также автоматические винтовки М-14 и М-16.

Когда «спутанное время» достигло своего пика, Кевин попросил Горди Кейна свести его со своей клиентурой. Кевин готов был торговать наркотиками на полную катушку. Через час Кейн позвонил ему и направил его в Блэклик-Вудз, недалеко от Рейнолдсбурга, к востоку от Коламбуса, на встречу с боссом.

— Я сказал о тебе. Поезжай один. Понравишься ему, и все будет о’кей. Зовут этого парня Брайан Фоли.

Кевин выехал, тщательно следуя инструкциям. Он никогда раньше не бывал в этом районе, но прибыл на назначенное место встречи у водовода на десять минут раньше, припарковался и стал ждать, не выходя из машины. Через полчаса подкатил «мерседес», из него вышли двое: один высокий, рябой, в кожаной куртке, другой среднего роста, с бородой, в костюме в тонкую полоску. Еще кто-то оставался в машине, на заднем сиденье. Кевину это не понравилось, совсем не понравилось. Он сидел за рулем, покрывшись потом, гадая, во что он вляпался и не лучше ли удрать сразу.

Высокий парень с рябым лицом наклонился и посмотрел на него. Сквозь облегающую куртку под левой мышкой виднелась характерная выпуклость.

— Ты — Миллиган? Кевин кивнул.

— Мистер Фоли хочет поговорить с тобой.

Кевин вышел из машины. Обернувшись, он увидел, что мистер Фоли вышел из своего «мерседеса» и стоит, прислонившись к дверце. Он выглядел не старше Кевина, лет восемнадцать или около того. Светлые волосы до плеч, пальто из верблюжьей шерсти, в тон ему теплый шарф, узлом завязанный у горла.

Кевин пошел было к нему, но его вдруг схватили и поставили лицом к машине. Высокий держал пистолет у головы, а бородатый стал его обыскивать. И тогда Кевин сошел с пятна…

Рейджен поймал бородатого за руку, развернул его и бросил на высокого с пистолетом. Вырвав пистолет у высокого и поставив его перед собой как щит, он направил пистолет на Фоли, который наблюдал эту сцену, не отходя от «мерседеса».

— Стой тихо, — спокойно сказал Рейджен. — Дернешься — получишь три пули между глаз.

Фоли поднял руки.

— Теперь ты, — обратился Рейджен к бородатому. — Двумя пальчиками вынь пистолет и положи на землю.

— Делай, что он говорит, — приказал Фоли. Увидев, что человек медлит, Рейджен добавил:

— Быстрее шевелись, или медленно повезут. Парень расстегнул куртку, вынул пистолет и положил его на землю.

— А теперь тихонько ногой отпихни его сюда.

Бородатый подтолкнул к нему пистолет. Рейджен отпустил высокого и поднял второй пистолет, держа всех троих под прицелом.

— Что ж вы так гостя встречаете? Нехорошо.

Рейджен вынул обоймы, крутанул пистолеты, поймав их за стволы, и бросил их владельцам. Повернувшись к ним спиной, он направился к Фоли.

— Надо бы вам найти понадежнее ребят, чем эти двое.

— Уберите пушки, — процедил Фоли, — и стойте у его машины. Я буду говорить с мистером Миллиганом.

Он кивком пригласил Рейджена на заднее сиденье «мерседеса» и сел рядом с ним. Нажал кнопку — открылся дорожный бар.

— Что пьешь?

— Водку.

— Я так и подумал, судя по акценту. Значит, ты не ирландец, хотя у тебя ирландская фамилия.

— Я югослав. Имена ничего не значат.

— Ты и пистолетом работаешь так же хорошо, как руками?

— Дайте пистолет — покажу.

Фоли сунул руку под сиденье и протянул Рейджену пистолет калибра 0,45.

— Хорошее оружие, — одобрил Рейджен, пробуя пистолет на вес и устойчивость, — Я предпочитаю девяти-миллиметровый, но и этот подойдет. Выбирайте цель.

Фоли нажал кнопку и опустил стекло.

— Вон там, на другой стороне дороги, банка из-под пива около…

Не успел Фоли закончить фразу, как Рейджен высунул руку в окно и выстрелил. Банка с шумом покатилась. Он еще два раза выстрелил в нее, пока она не скрылась из вида. Фоли улыбнулся:

— Вы бы мне подошли, мистер Миллиган, или как вас там.

— Мне нужны деньги, — сказал Рейджен. — Если есть работа, я ее выполню.

— Как насчет нарушений закона? Рейджен покачал головой:

— За некоторыми исключениями. Я не трогаю людей, если моей жизни не угрожает опасность. И не обижаю женщин.

— Понятно. А теперь садитесь в свою машину и следуйте за нами. Поедем ко мне поговорить о деле.

Оба телохранителя с ненавистью глядели, как Рейджен быстро идет мимо них, чтобы сесть в машину.

— Еще раз такое проделаешь, — прошипел высокий, — и я тебя убью.

Рейджен схватил его и мгновенно бросил к машине, завернув ему руку так, что еще чуть-чуть — и та сломается.

— Для этого ты должен быть немного быстрее и умнее. Будь осторожен. Я человек опасный.

Фоли крикнул из машины:

— Мюррей, черт тебя подери, живо сюда! Оставь Миллигана в покое. Теперь он работает на меня.

Когда все сели по машинам, Рейджен поехал за ними, недоумевая, что вообще происходит и почему он здесь очутился. Еще больше он удивился, когда машина въехала в роскошную усадьбу недалеко от Рейнолдсбурга. Вокруг был глухой забор, во дворе бегали три доберман-пинчера.

Прибывшие вошли в большой викторианский особняк, обставленный в простом современном стиле, с коврами, картинами и предметами антиквариата. Фоли показал Рейджену дом, который явно был предметом его гордости. Потом он провел его в уютную комнатку с баром и налил ему водки.

— А теперь, мистер Миллиган…

— Билли, — сказал Рейджен. — Мне не нравится, когда меня зовут Миллиган.

— Понимаю. Думаю, это не настоящее имя. Хорошо, Билли, мне нужен такой человек, как ты, — быстрый, умный, сильный, к тому же меткий стрелок. Мне нужен «странствующий стрелок».

— Что значит «странствующий стрелок»?

— Я занимаюсь экспедиторским делом, и моим шоферам нужна защита.

Рейджен кивнул, чувствуя, как водка теплом разливается в его груди.

— Я и есть защитник.

— Хорошо. Мне нужен номер телефона, по которому я могу связаться с тобой. За день-два до каждой поставки ты будешь спать здесь. У нас много комнат. Ты узнаешь, каков груз и куда направляется, только когда сядешь в машину с шофером. Так будет меньше шансов утечки информации. Ну как?

— Сойдет, — зевнув, ответил Рейджен.

На пути в Ланкастер Рейджен спал, пока Аллен ехал домой, недоумевая, где он был и что делал.

В последующие недели Рейджен сопровождал партии наркотиков разным дилерам и клиентам в Коламбусе и вокруг него. Его забавляло, что марихуану и кокаин доставляли известным людям, чьи имена он постоянно встречал в газетах.

Он доставлял партию автоматических винтовок М-1 неграм в Западной Вирджинии, удивляясь, зачем им понадобились такие стволы.

Несколько раз Рейджен пытался связаться с Артуром, но или Артур был слишком упрям и не желал иметь с ним дела, или это было плохое, «спутанное» время. Рейджен знал, что Филип и Кевин крадут время, потому что он периодически находил в квартире открытые пузырьки из-под барбитуратов и амфетаминов.

Обнаружив однажды, что один из его пистолетов лежит на комоде, Рейджен пришел в ярость, потому что чья-то безответственность могла причинить вред детям. В следующий раз, когда кто-нибудь из «нежелательных» встанет на пятно, он постарается выследить его и тряхнуть о стенку так, чтобы тот надолго запомнил урок. Наркотики причиняли вред телу. Водка и травка в умеренных количествах, будучи натуральными продуктами, были безвредны. Но он не хотел иметь дела с сильными наркотиками. Он стал подозревать, что Кевин или Филип экспериментировали с ЛСД.

Неделю спустя, возвратившись после доставки партии марихуаны торговцу машинами в Индиане, Рейджен остановился в Коламбусе пообедать. Выходя из машины, он увидел пожилого мужчину и женщину, которые распространяли брошюры коммунистической партии. Вокруг них стояли несколько недоброжелателей. Рейджен спросил пару, чем он может помочь им.

— Вы разделяете наши взгляды? — спросила женщина.

— Да, — ответил Рейджен. — Я коммунист. Я видел рабский труд на фабриках с их чертовой потогонной системой.

Мужчина дал ему пачку брошюр, объясняющих философию коммунистической партии и критикующих Соединенные Штаты за поддержку диктаторских режимов. Рейджен ходил взад-вперед по Брод-стрит, раздавая брошюры прохожим.

Последнюю брошюру он решил оставить себе. Поискал глазами стариков, но тех уже не было. В поисках их он прошел несколько кварталов. Если бы узнать, где собираются коммунисты, Рейджен стал бы членом коммунистической партии. Он видел, как Томми и Аллен трудились на заводе гальванопокрытий в Ланкастере, и считал, что лишь народная революция сможет улучшить судьбу обездоленных масс.

Потом Рейджен увидел на бампере своей машины полоску липкой бумаги с призывом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Наверное, старички приклеили. От этих слов прямо дрожь пошла по телу. Он наклонился и в правом нижнем углу полоски увидел название шелкографической компании. Надо ехать туда — кто-нибудь да скажет ему, где собираются местные коммунисты.

Он посмотрел адрес в телефонном справочнике и увидел, что компания расположена неподалеку. Рейджен поехал туда и несколько минут следил из машины за магазином, затем подъехал к телефонной будке за квартал от магазина и, пользуясь своим резаком, перерубил провода. То же самое сделал и в другой телефонной будке за два квартала. Потом вернулся в магазин.

Хозяин, мужчина примерно шестидесяти лет, с толстыми стеклами очков и седыми волосами, отрицал причастность к этим лозунгам.

— Их заказывал печатник из северной части Коламбуса, — сказал он.

Рейджен грохнул кулаком о прилавок:

— Адрес!

Хозяин занервничал.

— У вас есть документы?

— Нет!

— А как я узнаю, что вы не из ФБР?

Рейджен схватил его за рубашку и притянул к себе через прилавок.

— Слушай, дед, я только хочу знать, куда вы посылаете эти чертовы лозунги!

— Зачем это вам? Рейджен вынул пистолет.

— Я ищу товарищей по партии, ты что, не понял? Давай адрес, или я в тебе дырку проделаю!

Старик нервно взглянул на Рейджена поверх очков:

— Хорошо.

Он взял карандаш и написал адрес на бумажке.

— А теперь покажи книгу заказов. Для надежности, — сказал Рейджен.

Старик протянул книгу:

— Все заказы здесь, но…

— …но не этот, — подсказал ему Рейджен. — Адреса клиента-коммуниста здесь нет. — Он снова направил на него пистолет: — Открой сейф!

— Вы хотите меня ограбить?

— Мне нужна информация, только и всего. Старик открыл сейф, вынул лист бумаги и положил его на прилавок; Рейджен проверил. Убедившись, что адрес правильный, он сорвал со стены телефонный провод.

— Захочешь их предупредить, прежде чем я появлюсь, — телефон за два квартала.

Рейджен вышел к машине. Он высчитал, что типография находится примерно на расстоянии десяти миль отсюда, таким образом, есть достаточно времени до того, как хозяин найдет работающий таксофон.

В окне цокольного этажа Рейджен увидел небольшую вывеску: «Типография». Войдя, он заметил, что все происходило в передней жилой комнате. Стоял длинный стол, на нем небольшой ручной печатный станок и ротапринт. Это его удивило: вокруг не было никаких плакатов с серпом и молотом, все выглядело довольно обыденно. Но вибрация пола под ногами подсказала ему, что настоящие печатные прессы находятся в подвале.

Человек, вышедший к нему через дверь, был крупного сложения, с бородкой клинышком а-ля Ван-Дейк.

— Я — Карл Ботторф. Чем могу служить?

— Желаю работать на революцию.

Тот глянул на Рейджена в некотором недоумении:

— Почему?

— Потому что правительство США — сплошная мафия. Оно заставляет работяг вкалывать, а денежки тратит на всяких диктаторов. Я за равенство.

— Входите, молодой человек. Давайте поговорим немного.

Рейджен последовал за ним на кухню и сел у стола.

— Откуда вы? — спросил Ботторф.

— Из Югославии.

— Я так и подумал, что вы славянин. Конечно, мы должны вас проверить, но я не вижу причин, почему вы не можете присоединиться к общему делу.

— Хочу на Кубу, к Кастро, — сказал Рейджен. — Фидель молодец: набрал «мучачос» с сахарных плантаций, увел их в горы и устроил революцию. Теперь на Кубе все равны.

Они немного поговорили, и Ботторф пригласил его посетить собрание местной коммунистической ячейки, которое должно состояться в тот же день.

— Здесь? — спросил Рейджен.

— Нет. Это недалеко от Уэстервилля. Вы можете ехать за мной на своей машине.

Рейджен последовал за Карлом Ботторфом, который привез его в район, населенный довольно состоятельными людьми. Рейджен был разочарован, ожидая увидеть трущобы. Его представили нескольким людям под именем Югослав, и Рейджен сел позади других, чтобы слушать и наблюдать. Поскольку ораторы бубнили о каких-то абстрактных вещах, Рейджен отвлекся. Он боролся с дремотой, но в конце концов сдался. Чуть-чуть вздремнет, а потом опять будет слушать. Кажется, он среди своих. Теперь он вместе с ними будет сражаться против капиталистической системы. Голова его поникла…

Артур выпрямился, настороженный и раздраженный. Он был свидетелем последней поездки Рейджена и с увлечением наблюдал, как Рейджен преследует другую машину. Но теперь он был поражен тем, что такая яркая личность интересуется подобной тухлятиной. Тоже мне, коммунизм! Он хотел встать и сказать этим недоумкам, что Советский Союз — не более чем тоталитарная диктатура, которая никогда не передавала власть народу. Капитализм — это система, которая принесла всем людям в мире свободу мышления и возможностей, причем таким способом, который и не снился Советам. Югослав был непоследователен. Он хотел грабить банки, жить на доходы от торговли наркотиками и при этом убеждал себя, что принимает участие в освобождении народа.

Артур встал, окинул собравшихся испепеляющим взглядом и ровным, бесстрастным голосом сказал:

— Чушь.

Присутствующие повернулись и с удивлением проводили его взглядами. Артур нашел свою машину и сидел в ней несколько минут. Он ненавидел правостороннее движение. Но как он ни старался, ему так и не удалось добраться до кого-нибудь из семьи, кто сел бы за руль.

— Пропади пропадом эта проклятая неразбериха! — воскликнул он.

Наконец он поудобнее устроился за рулем, вытянув шею, определил осевую линию и отъехал от поребрика. Весь в напряжении, он ехал со скоростью 20 миль в час.

Артур внимательно смотрел на дорожные знаки, и тут его осенило, что Санбери-роуд, по которой он едет, должна быть недалеко от водохранилища Гувера. Он остановился у поребрика, вынул карту и определил координаты. Действительно поблизости была плотина, к которой он давно хотел съездить.

Он слышал, что с тех пор, как инженерные войска построили дамбу, рядом с ней стал накапливаться ил. Хотелось выяснить, не превратится ли эта заиленная почва, с ее разнообразной микроскопической жизнью, в идеальный рассадник москитов. Если обнаружится, что почва действительно заражена, он информирует власти, чтобы были приняты соответствующие меры. Артур очень хотел взять пробы грунта и дома посмотреть их под микроскопом. Конечно, это не было глобальной проблемой, но ведь кто-то должен этим заняться.

Погруженный в такие мысли, Артур ехал медленно и осторожно, когда проезжавший мимо него грузовик вдруг вильнул, сбил ехавшую перед ним машину и поехал дальше. Машина ударилась о дорожное заграждение, перевернулась и упала в канаву. Артур быстро подъехал к уступу, спокойно вышел и спустился вниз. Женщина пыталась как-то выползти из машины.

— Не двигайтесь, — сказал ей Артур. — Позвольте вам помочь.

Она была вся в крови, и Артур применил прямое нажатие на рану, чтобы остановить кровотечение. Женщина начала давиться. Артур увидел, что у нее выбиты зубы и она задыхается. Отбросив мысль о трахеотомии, он решил вместо этого расширить дыхательные пути. Артур пошарил в карманах и нашел пластиковую шариковую ручку. Он вынул стержень, размягчил корпус ручки зажигалкой и согнул его. Затем сунул женщине в горло, чтобы помочь ей дышать, и повернул ее голову набок, чтобы кровь вытекала изо рта.

Короткий осмотр показал, что у пострадавшей сломаны челюсть и запястье; рваный бок вызвал подозрение, что ребра тоже сломаны. Вероятно, женщина ударилась о руль при падении.

Когда прибыла скорая помощь, Артур быстро рассказал водителю, что случилось и какие меры предприняты.

Затем он отошел к собравшимся зрителям. На дамбу ему больше не хотелось: уже темнело, а идея ехать ночью, да еще по правой стороне дороги, нисколько его не прельщала.

Глава четырнадцатая

Артура все больше и больше раздражало то, как у них в последнее время шли дела. Аллена уволили с последней работы — он выписывал товарные накладные и занимался погрузкой машин в Распределительном центре Дж. С. Пенни, когда неожиданно на пятно встал Дэвид и сломал погрузчик о стальную опору. Томми бродил по Ланкастеру и Коламбусу, безуспешно пытаясь найти работу. Рейджен работал на Фоли на постоянной основе — сопровождая партии оружия и наркотиков, много пил и курил марихуану. После того как Рейджен провел четыре дня в Индианаполисе, разыскивая конфискованную партию оружия, он попал в Дейтон. Кто-то принял слишком большую дозу депрессанта, и Томми, оказавшись на Интерстейт-70 и чувствуя головокружение и боль в желудке, уступил пятно Дэвиду, которого арестовали по жалобе, поступившей от хозяина мотеля. В больнице Дэвиду промыли желудок и установили, что была передозировка наркотика, но полиция его отпустила, так как хозяин мотеля решил отозвать жалобу. Когда Аллен вернулся в Ланкастер, Марлен стала жить у него. Потом один из «нежелательных» — судя по бруклинскому акценту, это был Филип — принял слишком много красных таблеток. Марлен вызвала скорую помощь и поехала с ним в больницу. После того как ему промыли желудок, она осталась с ним и утешала его.

Марлен сказала, что знает о его связях с плохими людьми и боится, что это кончится большой бедой. Но даже в этом случае она его не бросит. Артура раздражала эта идея, он знал, что беспомощность и уязвимость кого-либо из них вызывает у нее материнский инстинкт. А этого он не переносил.

Марлен все больше времени стала проводить в их квартире, сильно затрудняя им жизнь. Артуру приходилось постоянно сохранять бдительность, чтобы она не раскрыла их секрет. Возрастало количество потерянного времени, которое он не мог объяснить. Кто-то явно торговал наркотиками — Артур обнаружил в кармане расписку в получении залога, а кто-то из них был арестован за подделку рецептов, по которым приобретались наркотики. Он был совершенно уверен, что кто-то занимается сексом с Марлен.

Артур решил уехать из Огайо. Он проверил два паспорта, которые по его просьбе Рейджен достал через Фоли: один — на имя Рейджена Вадасковинича, другой — на имя Артура Смита. Документы или краденые и измененные, или великолепная подделка. Так или иначе, выдержат самую тщательную проверку.

Артур позвонил в «Пан-Америкэн эйрлайнз», заказал билет в один конец до Лондона, взял все деньги, которые смог найти в шкафах и ящиках, и упаковал веши. Артур ехал домой. Полет до аэропорта Кеннеди, а затем через Атлантику, прошел гладко, как и таможенный контроль в Хитроу.

В Лондоне Артур остановился в небольшом отеле над пабом в Хоупвэлл-Плейс, подумав, что это название — «Колодец надежды» — может оказаться пророческим. Он съел в одиночестве ленч в небольшом, но респектабельном ресторанчике, потом взял такси до Букингемского дворца. На смену караула Артур не успел, но это можно было увидеть в следующий раз. Главное, он чувствовал себя комфортно на лондонских улицах, приветствуя прохожих: «Доброго дня вам!» или «Отличный денек!». Завтра можно приобрести котелок и зонтик.

Впервые на его памяти его окружали люди, говорящие так же, как он. Транспорт ехал по правильной стороне улицы, вид полицейских внушал чувство безопасности.

Артур посетил Тауэр и Британский музей, на обед съел рыбу с жареной картошкой и выпил темного английского эля. Вернувшись вечером в свой номер и вспомнив фильмы о Шерлоке Холмсе, он решил завтра пойти на Бейкер-стрит, 221Б. Нужно осмотреть место, чтобы быть уверенным в том, что все там содержится, как и подобает памятнику великому сыщику. Наконец-то он чувствовал себя дома.

На следующее утро первое, что услышал Аллен, было громкое тиканье настенных часов. Он открыл глаза и стал с удивлением озираться по сторонам. Вскочил с постели. Это оказался старомодный отель с железной кроватью, обоями с причудливыми завитушками и потертым ковром на полу. Наверняка это не гостиница «Холидэй». Аллен поискал ванную комнату, но ее не было. Он натянул брюки и выглянул в коридор.

Где он, черт возьми? Аллен вернулся в комнату, оделся и спустился вниз, чтобы определить, где он находится. На лестнице он прошел мимо мужчины, поднимающегося вверх с подносом.

— Не желаете позавтракать, господин? — спросил мужчина. — Чудесного дня вам!

Аллен сбежал вниз по лестнице, выбежал на улицу и огляделся. Он увидел черные такси с большими номерными знаками, вывеску паба. Все машины ехали не по той стороне улицы.

— О Господи! Что, черт подери, происходит? Что со мной?

Он стал бегать по улице туда-сюда, вскрикивая от страха. Люди оборачивались на него, но ему было наплевать. Он ненавидел себя за то, что все время просыпается в разных местах, не в состоянии контролировать себя. Он не мог больше этого выносить. Ему хотелось умереть. Аллен упал на колени и стал бить кулаками по поребрику. Слезы катились по его щекам.

Потом ему пришло в голову, что, если им заинтересуется полицейский, психушки не миновать. Вскочив на ноги, Аллен бросился обратно в свой номер, где нашел в чемодане паспорт на имя Артура Смита. Еще обнаружился корешок от авиабилета до Лондона. Аллен плюхнулся на кровать. О чем Артур думал? Сумасшедший ублюдок!

Пошарив в карманах, Аллен нашел 75 долларов. Где он собирался достать денег, чтобы вернуться домой? Обратный билет будет, наверное, стоить триста-четыреста баксов. Проклятие! Иисус Христос! Черт возьми!

Аллен стал паковать вещи Артура, чтобы выписаться из отеля, но потом остановился. «К черту все! Так ему и надо». Оставив в покое багаж и одежду, он взял только паспорт и вышел на улицу, не расплатившись. На улице остановил такси:

— В международный аэропорт.

— В Хитроу или Гэтуик?

Аллен порылся в паспорте и глянул на билет.

— Хитроу.

По пути в аэропорт он все думал, как выпутаться из этого положения. За семьдесят пять долларов далеко не улетишь, но если пораскинуть мозгами и сделать надлежащий вид, должен быть способ попасть на самолет, летящий в Штаты. В аэропорту Аллен заплатил водителю и побежал в аэровокзал.

— Боже мой! — закричал он. — Я не знаю, что случилось! Я сошел с самолета не в свое время! Мне что-то подмешали. Я оставил билет, багаж, все в самолете. Никто не сказал, что мне не надо выходить. Наверное, что-то было подмешано мне в еду или напитки. Я уснул, а когда проснулся, то вышел, чтобы размять ноги. Никто мне не сказал, что нельзя выходить из самолета. Мои билеты, дорожные чеки, все пропало!

Охранник попытался успокоить его и провел в кабинет паспортного контроля.

— Я не в свое время сошел с самолета, — кричал Аллен. — Я поменял планы. Мне надо было в Париж. Но я сошел с самолета не там, где нужно. Я ходил по улице, не соображая. В напитки было что-то подмешано. Это вина авиалинии. Все осталось в самолете, у меня в кармане только несколько долларов. Как я вернусь в Соединенные Штаты? О боже, я остался без средств! Я не могу купить билет домой! Я не банкрот — подумайте, зачем мне прилетать на один день в Лондон? Вы должны мне помочь вернуться домой.

Симпатичная молодая женщина выслушала его и пообещала сделать, что возможно. Аллен ждал в зале, не в силах усидеть на месте, куря одну сигарету за другой и глядя, как она звонит куда-то.

— Можно сделать только одно, — сказала она. — Мы посадим вас на обратный рейс в США по билету в кредит. Дома вы должны будете заплатить за билет.

— Конечно! — воскликнул он. — Я обязательно заплачу за билет. Я не собираюсь вас обманывать. Дома у меня есть деньги. Все, что мне нужно, — это быть дома, и я немедленно оплачу билет.

Всем, кто пожелал выслушать его, он говорил о своем несчастье, пока не понял, что все мечтают поскорее избавиться от него, — что и требовалось. Наконец нашлось место в «Боинге-747», летящем в Штаты.

— Спасибо, Господи! — прошептал Аллен, опускаясь в кресло и пристегивая ремень безопасности. Он боялся заснуть, не доверяя самому себе, поэтому перечитал все журналы на борту. В Коламбусе он в сопровождении служащего доехал до Ланкастера, взял деньги, вырученные от продажи своих картин и припрятанные за отставшей доской в чулане, и заплатил за обратный билет.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказал Аллен сопровождающему. — Пан-Эм проявила понимание. При первой же возможности напишу письмо президенту вашей компании и скажу, что вы прекрасно сделали свое дело.

Оказавшись один в своей квартире, Аллен упал духом. Он попытался связаться с Артуром. Артур долго не отзывался, но наконец вышел и огляделся. Увидев, что он уже не в Лондоне, он отказался вообще с кем-либо общаться.

— Все вы — шайка никчемных паразитов, — проворчал он.

Потом отвернулся и замолчал надолго.

В конце сентября Аллен поступил на работу в огромную корпорацию по производству винных бутылок, где раньше работала Кэти. Его обязанностью была упаковка бутылок, которые женщины снимали с конвейера. Но иногда приходилось работать и в качестве контролера, проверяя продукцию, поступающую с конвейера. Стоять там была пытка — уши глохли от рева горелок и воздуходувок; требовалось брать с конвейера еще теплые стеклянные заготовки, проверять на дефект и ставить на подносы, откуда их брали упаковщики. На пятно постоянно вставали то Томми, то Аллен, то Филип и Кевин. С одобрения Артура Аллен арендовал расположенную в двух этажах трехкомнатную квартиру на Сомерфорд-сквер, в северо-восточной части Ланкастера — 1270 К, Шеридан-драйв. Квартира всем понравилась. Аллену приглянулся серый, видавший виды забор, отгораживающий квартиры от места парковки машин и от шоссе. У Томми появилась комната для занятий любимой электроникой; была и отдельная комната для художественной студии. Рейджен имел в своем распоряжении небольшой стенной шкаф в одной из комнат наверху, где разместил под замком все оружие, кроме 9-миллиметрового автоматического пистолета. Он клал его на холодильник, подальше к стенке, чтобы дети не увидели и не достали.

Марлен приходила каждый вечер после работы в универсаме. Когда Миллиган работал во вторую смену, она ждала его, чтобы около полуночи отвезти его домой, и большую часть ночи оставалась с ним, но до наступления утра обязательно возвращалась в дом родителей.

Марлен видела, что Билли стал более угрюмым и непредсказуемым. Временами он в ярости бегал по квартире, разбивая все, что попадет под руку, а то мог в трансе уставиться на стену или подходил к мольберту и яростно начинал рисовать. Но любовником Билли был ласковым и тактичным.

Томми не сказал ей, что все становится ненадежным. Он почему-то прогуливал работу. Кто-то явно крал время, и это случалось все чаще и чаще. Снова наступал период «спутанного времени». Артур должен был контролировать ситуацию, но почему-то терял власть. Всем было на все наплевать.

Артур обвинил во всем этом Марлен и потребовал, чтобы отношения с ней были порваны. Томми почувствовал, как сердце у него подпрыгнуло. Он хотел возразить Артуру, но побоялся сказать, что влюбился в Марлен. Он знал, что несколько раз балансировал на грани объявления «нежелательным». Вдруг он услышал голос Адаланы:

— Это несправедливо, — сказала она.

— Я всегда справедлив, — ответил Артур.

— Ты неправильно поступаешь, когда устанавливаешь правила, которые рвут узы привязанности и любви между нами и людьми вне нас.

«Она права», — подумал Томми, но промолчал.

— Марлен подавляет в нас всех таланты и способности, — сказал Артур. — Она бросает обвинения, отнимает время на глупые ссоры и вмешивается в процесс роста нашего сознания.

— И все равно я считаю неправильным избавляться от нее, — настаивала Адалана. — Она заботится о нас.

— Ради бога! — воскликнул Артур. — Томми и Аллен все еще работают на этой чертовой фабрике. Я думал, что они проработают там самое большее несколько месяцев, используя эту работу как трамплин для более квалифицированного занятия, которое позволит им использовать и расширить их способности. Но никто из них больше не работает над собой.

— А что важнее — расширение сознания или демонстрация чувств? Может быть, я неправильно поставила вопрос, потому что у тебя нет чувств. Наверное, ты станешь выдающимся человеком, если будешь подавлять и жить только логикой. Но ты обречен на одиночество, ты никому не будешь нужен.

— И все же Марлен уйдет, — сказал Артур, считая, что уже достаточно унизил себя, споря с Адаланой. — Мне все равно, с кем она имеет отношения, но это должно быть прекращено.

Позднее Марлен описала события того вечера перед их первым разрывом. Они поссорились. Билли странно вел себя, и она подумала, что это из-за наркотика. Он лежал на полу, злясь на нее за что-то — Марлен не имела понятия за что. В руке у него был пистолет, и Билли то вертел его на пальце, то целился себе в голову.

Ни разу он не наставил пистолет на нее. За себя Марлен не боялась, она боялась только за Билли. Он пристально смотрел на светильник, который однажды принес домой. Потом вдруг вскочил и выстрелил в лампу. Она взорвалась. На стене осталась дырка.

Билли положил пистолет на бар, и когда он отвернулся, Марлен схватила пистолет и бросилась вон из квартиры. Она сбежала с лестницы и села в машину, прежде чем Билли успел догнать ее. Когда машина отъезжала от тротуара, Билли вскочил на капот и с гневом посмотрел на нее через ветровое стекло. В руке у него было что-то вроде отвертки, и он стал стучать ею по стеклу. Тогда Марлен остановила машину, вышла и отдала ему пистолет. Забрав его и ни слова не говоря, Билли вошел в дом.

По пути домой Марлен решила, что между ними все кончено.

Позже в тот вечер Аллен пошел в бар «Грилли» и заказал на вынос горячий сандвич «Герой Стромболи» — итальянская сосиска, сыр и много томатного соуса. Он наблюдал, как буфетчик завернул еще совсем горячий сандвич в фольгу и положил его в бумажный пакет.

Вернувшись в квартиру, Аллен положил пакет на кухонный стол и ушел в ванную комнату, чтобы переодеться. Сегодня ему хотелось порисовать. Он сбросил туфли и вошел в кладовку, наклонившись, чтобы разыскать шлепанцы. Выпрямляясь, он больно ударился головой о полку и сполз на пол, сердитый и оцепеневший. Дверь кладовки захлопнулась. Он попытался открыть ее, но она не поддавалась.

— Господи! — пробормотал он, вскакивая на ноги и опять ударяясь головой…

Рейджен открыл глаза и обнаружил, что сидит на полу среди кучи обуви, держась руками за голову. Он поднялся, вышиб дверь ногой и огляделся. Рейджен был раздражен. С каждым днем «переключения» становились все более тревожными и сбивающими с толку. Ладно, главное, от женщины они отделались.

Рейджен походил по квартире, пытаясь во всем разобраться. Если бы он смог добраться до Артура, то выяснил бы, что происходит. Ему срочно требовалось выпить. На кухне оказался белый бумажный пакет. Рейджен не помнил, чтобы видел такой раньше. Он подозрительно посмотрел на пакет и вынул бутылку водки из бара. Наливая водку в бокал со льдом, он услышал странный шум из пакета, попятился и стал смотреть, как пакет медленно переворачивается на бок.

Когда пакет снова пошевелился, Рейджен медленно выдохнул и отошел еще дальше. Он вспомнил, как в качестве предупреждения оставил бумажный пакет с обезвреженной коброй у дверей домовладельца, сдающего непригодное жилье. А вдруг эта кобра не обезврежена? Он пошарил рукой по холодильнику, нащупал свой пистолет, быстро схватил его, прицелился и выстрелил.

Бумажный пакет отлетел к стене. Рейджен нырнул под бар и осторожно выглянул оттуда, держа пакет на мушке. Тот лежал на полу. Очень осторожно Рейджен обошел бар и стволом пистолета открыл пакет. Увидев внутри кровавое месиво, отскочил и выстрелил во второй раз, завопив:

— Получай еще, гадина!

Потом несколько раз поддел пакет ногой. Поскольку пакет больше не двигался, он открыл его и в недоумении уставился на сандвич с дыркой посередине. Рейджен расхохотался: это жар, который испускал сандвич в алюминиевой фольге, заставил пакет шевелиться. Чувствуя себя полным идиотом — потратил две пули на какой-то идиотский сандвич! — он положил пакет на стойку, пистолет на холодильник, и выпил свою водку. Налил еще, взял бутылку с собой в гостиную и включил телевизор. Было время новостей, и Рейджен надеялся узнать, какой сегодня день. Еще до конца новостей он уснул…

Аллен проснулся, удивляясь, как ему удалось выбраться из кладовки. Он пощупал голову. Всего лишь небольшая шишка. Какого черта! Ведь он хотел рисовать портрет Кэти, сестры Билли. Он направился в студию, но понял, что забыл поесть.

Подойдя к бару, Аллен налил себе кока-колы и стал искать свой сандвич. Он был уверен, что оставил его на баре. Потом он увидел пакет на стойке. Чертов пакет был скомкан. Что за дьявольщина? Вместо сандвича внутри оказалась сплошная масса с клочками алюминиевой фольги. Кругом был разбрызган томатный соус. Это что, сандвич «Герой Стромболи»?!

Аллен поднял трубку, набрал номер «Грилли» и, когда ответил управляющий, устроил ему разнос:

— Я покупаю сандвич, а вместо него получаю нечто невообразимое. Выглядит как после миксера.

— Извините, сэр. Если вы принесете его обратно, мы дадим вам другой.

— Нет уж, спасибо. Я только хотел сказать вам, что вы потеряли постоянного клиента.

Он бросил трубку и отправился на кухню делать себе яичницу. Черта с два он будет способствовать процветанию дела «Грилли»!

Через две недели Томми воспользовался случаем, встал на пятно и позвонил Марлен. В квартире остались некоторые ее вещи, сказал он ей. Она должна прийти и забрать их. Марлен пришла после работы, и они проговорили целый вечер. Она снова стала приходить регулярно.

И все пошло по-прежнему. Рейджен винил во всем Артура, который был не способен контролировать семью.

Глава пятнадцатая

Уолтер проснулся в квартире поздно вечером 8 декабря. Ему очень хотелось поохотиться. Ему нравилось чувствовать возбуждение от преследования дичи. И вообще он любил побродить с ружьем по лесу.

Уолтеру редко удавалось занять пятно. Он знал, что ему предоставляют место лишь тогда, когда необходима его невероятная способность находить нужное направление — способность, которую он приобрел, охотясь в буше своей родной Австралии. Последний раз это было несколько лет назад, когда Билли и его брат Джим были в летнем скаутском лагере Патрульной службы гражданской авиации. Благодаря способности Уолтера находить след его назначили наблюдателем.

Он уже давно не охотился.

Итак, в этот день Уолтер решил позаимствовать у Рейджена пистолет, лежащий на холодильнике. Хотя это вряд ли могло заменить ружье, все же лучше, чем ничего. Выслушав прогноз погоды (обещали холод), Уолтер решил надеть теплую куртку и перчатки. Не найдя своей австралийской шляпы с пришпиленными полями, он остановился на лыжной шапочке, упаковал ленч и поехал на юг, по трассе 664. Инстинкт подсказывал ему южное направление, которое приведет к лесам, в которых можно охотиться сколько душе угодно. Уолтер съехал с шоссе и, следуя знакам, поехал в Хокинг-Стейт-Парк, гадая, какая дичь ему попадется.

Он въехал в лес, остановил машину и дальше отправился пешком. Он углублялся в лес, скользя ногами по сосновым иглам и дыша полной грудью. Хорошо было выйти в мир, занимая пятно, и шагать в тишине дикой природы!

Прошло более часа. Кроме снующих белок, не было никаких признаков дичи. Опускались сумерки. Уолтер уже начинал терять терпение, когда увидел на ветке ели жирную черную ворону. Он быстро прицелился и выстрелил. Птица упала. Внезапно охотник почувствовал головокружение и сошел с пятна…

— Варвар, — холодно сказал Артур. — Убивать животных — против правил.

— Какого черта он взял мой пистолет? — требовательно спросил Рейджен.

— Потому и взял, что бросаешь оружие где попало, — сказал Артур. — Это тоже против правил.

— Брось! Один ствол всегда должен быть под рукой, мы же договорились. Уолтер не имел права брать его.

Артур вздохнул:

— Мне нравился этот парень. Энергичный, надежный молодой человек. Отлично чувствует направление. Всегда читает книги об Австралии. В конце концов, она — часть Британской империи. Однажды он посоветовал мне исследовать эволюцию кенгуру. Теперь, боюсь, Уолтер стал «нежелательным».

— Слишком суровое наказание за одну ворону, — сказал Рейджен.

Артур презрительно посмотрел на него:

— Может наступить время, когда тебе придется убить человека в целях самообороны. Но я не потерплю убийства бедного бессловесного создания.

Артур похоронил ворону и вернулся к машине. Аллен, который слышал конец разговора, встал на пятно, сел за руль и поехал домой.

— Считать себя охотником на крупную дичь и палить по воронам — какое хамство!

Ночью за рулем Аллен чувствовал себя неуверенно. Он отложил бутылку «Пепси», из которой пил, и, когда фары осветили место стоянки у дороги, решил немного постоять на обочине. Припарковавшись недалеко от мужского туалета, Аллен тряхнул головой и закрыл глаза…

Денни поднял голову, удивляясь, что он делает за рулем машины. Помня инструкцию Артура, он передвинулся на сиденье пассажира, чтобы подождать кого-нибудь, кто поведет машину. Потом понял, что находится около туалета. Рядом стояли две машины с людьми: в одной сидела женщина в широкополой шляпе, в другой — мужчина. Они просто сидели — наверное, тоже не вовремя заняли пятно и ждут кого-нибудь, кто отвезет их домой.

Денни действительно хотел, чтобы кто-нибудь пришел. Он устал, и ему хотелось в туалет. Выйдя из машины и направляясь к туалету, Денни заметил, что женщина тоже вышла.

Он встал у низкого писсуара для маленьких мальчиков и расстегнул молнию. Стоял декабрь, было холодно. Он услышал шаги и скрип дверных петель. Вошла женщина. Это удивило Денни, и он отвернулся, чтобы она не увидела, как он писает.

— Привет, милый, — сказала женщина. — Ты голубой? Странно, но голос принадлежал не женщине. Это был мужчина, переодетый женщиной: в мягкой шляпе, с накрашенными губами, обильным макияжем и мушкой на подбородке. Он выглядел как Мэй Уэст в кинофильмах.

— Эй, большой мальчик, — сказал мужчина-женщина, — дай мне пососать твоего петушка.

Денни затряс головой и осторожно двинулся к выходу, но в это время вошел другой мужчина.

— Смотри-ка, — воскликнул он, — а этот ничего, симпатичный. Может, скооперируемся?

Мужчина схватил Денни за ворот и придавил его к стене. Переодетый женщиной потянулся к ширинке. Денни испугался и закрыл глаза…

Рейджен схватил чью-то руку, выкрутил ее и шмякнул мужчину головой о стену. Пока тот мешком сползал на пол, Рейджен коленом ударил его в грудь и приемом каратэ рубанул ладонью по горлу.

Он повернулся, увидел женщину и остановился. Рейджен не мог ударить женщину. Но, услышав: «Черт, никогда бы не подумал», он понял, что это мужчина, переодетый женщиной. Рейджен протянул руку, повернул «женщину» к себе лицом и прижал локтем к стене, следя, чтобы другой мужчина не поднялся с пола.

— Быстро на пол, к своему дружку! — приказал Рейджен, сильно ударив трансвестита в живот.

Мужчина согнулся пополам и свалился на пол. Рейджен забрал кошельки, но когда он направился к выходу с их документами, трансвестит вскочил с пола и схватил Рейджена за пояс:

— Отдай, ублюдок!

Рейджен развернулся и со всей силой ударил его ногой в пах, а когда тот свалился, ударил в лицо. У мужика пошла носом кровь, он выплюнул выбитые зубы.

— Выживешь, — спокойно сказал Рейджен. — Я знаю, какие кости ломать.

Он посмотрел на другого мужчину, лежавшего на полу. Хотя он и не бил его в лицо, у того шла изо рта кровь. Как и было рассчитано, удар в солнечное сплетение вызвал давление на надгортанник и порвал сосуды. Впрочем, и этот будет жить. Рейджен снял часы «Сейко» с его руки.

Выйдя на улицу, он увидел две пустые машины, поднял камень и разбил фары. Вслепую по шоссе не погонятся. Спокойно добравшись домой и войдя в квартиру, Рейджен осмотрел все, чтобы убедиться, что опасности нет, и сошел с пятна…

Аллен открыл глаза, думая, пойти в сортир или нет. Но вдруг он понял, что находится дома и ему уже не надо в туалет. Суставы пальцев болели. А что это на его правом ботинке? Он потрогал и посмотрел на пальцы.

— О боже! — заорал Аллен. — Чья это кровь? Кто тут, черт подери, дрался? Я хочу знать. Я имею право знать, что происходит!

— Рейджен должен был защитить Денни, — сказал Артур.

— Что случилось? Артур объяснил им:

— Младшие должны знать, что по ночам места отдыха у обочины дороги опасны. Всем известно, что с наступлением темноты это любимое место гомосексуалистов. Рейджен должен был вытащить Денни из опасной ситуации, в которую поставил его Аллен.

— Мне следовало быть там, — сказал Филип. — Я бы над ними потрудился.

— Тебя бы убили, — сказал Аллен.

— Или ты совершил бы какую-нибудь глупость, — сказал Артур, — например, убил кого-нибудь. А обвинили бы всех нас.

— А-а-а…

— Кроме того, тебе не разрешается вставать на пятно, — твердо сказал Артур.

— Я знаю, но все равно хотел бы там оказаться.

— Я начинаю подозревать, что ты крадешь время, пользуясь периодом «спутанного времени», чтобы совершать свои антиобщественные дела.

— Кто, я?

— Я знаю, что ты выходил. Ты наркоман, ты жестоко обращаешься со своим телом и умом.

— По-твоему, я вру?!

— Это одно из твоих качеств. Ты — дефектный андроид, человекоподобный робот, и уверяю тебя, что, пока я в силах препятствовать этому, ты никогда не завладеешь сознанием.

Филип отошел в темноту, недоумевая, что это еще за андроид. Он не собирался спрашивать об этом Артура. Не собирался доставлять чертову англичанину удовольствие вновь говорить о нем. Все равно, как только представится возможность, он встанет на пятно. Он знал: со времени Зейнсвилля власть Артура ослабла. Пока есть травка, «спид» или даже ЛСД, он тайком будет выходить и портить жизнь Артуру.

На следующей неделе, пока Филип был на пятне, он рассказал Уэйну Лафту, одному из своих клиентов, что случилось на дороге в Ланкастер.

— Черт, — сказал Лафт. — Разве ты не знал, что такие места кишат голубыми?

— Я здорово удивился, — сказал Филип. — Эти подлые гомики ловят на крючок себе подобных. Я ненавижу их.

— Не больше, чем я.

— Почему бы нам не встретиться с ними? — сказал Филип.

— Зачем это?

— Мы знаем, что по ночам они всегда паркуются около мест отдыха на дорогах. Мы пойдем туда и разделаемся с ними. Очистим эти заразные места.

— Можно и грабануть, — сказал Лафт. — У нас будут деньги на Рождество, и мы разгоним гомиков к черту. Сделаем место безопасным для порядочных людей.

— Ага, — засмеялся Филип, — вроде нас.

Лафт вынул дорожную карту и пометил все места отдыха в округах Фэрфилд и Хокинг.

— Поедем на моей машине, — сказал Филип. — Она быстрее.

Филип взял декоративную шпагу, которую нашел в квартире.

На месте отдыха недалеко от Рокбриджа в округе Хокинг они заметили «фольксваген» с двумя пассажирами, припаркованный у мужского туалета. Филип поставил свою машину с другой стороны дороги и проглотил пару таблеток «спида», которые дал ему Лафт. Полчаса они сидели, наблюдая за машиной. Никто не входил в туалет и не выходил оттуда.

— Это наверняка голубые, — сказал Лафт. — Какой еще идиот полночи проторчит у сортира?

— Я первый, — ответил Филип. — Со шпагой. Если они сунутся за мной, заходи с пушкой.

Филип чувствовал себя уверенно, он был на подъеме после таблеток. Перейдя дорогу со шпагой под пальто, он направился в туалет. Как он и ожидал, двое последовали за ним.

Когда они приблизились к нему, он почувствовал, как по телу побежали мурашки. Он не знал, были ли причиной эти люди или принятый «спид», но выхватил шпагу и схватил переодетого женщиной. Второй парень был жирный растяпа. Когда Лафт подошел и ткнул пистолетом в его спину, гомик затрясся, как гора желе.

— А ну-ка, задницы, — прорычал Лафт, — брюхом на пол, мордой вниз! Живо!

Филип забрал у жирного кошелек, кольцо и часы, Лафт сделал то же самое со вторым.

Потом Филип приказал обоим идти в машину.

— Куда вы нас повезете? — спросил жирный, рыдая.

— В лес, прогуляться.

Они свернули с шоссе на пустынную проселочную дорогу, где и оставили парочку.

— Всего и делов-то, — сказал Лафт.

— И ничего за это не будет, — ответил Филип. — Потому что на благо общества.

— Сколько там капусты?

— Полные кошельки! Да еще кредитки.

— Слушай, — сказал Лафт, — брошу я к черту свою работу и буду этим заниматься.

— Общественная служба, — ухмыльнулся Филип. Вернувшись в квартиру, Филип рассказал Кевину о своей работе на общественное благо. Почувствовав. подступающую ломку, принял пару таблеток депрессанта, чтобы заглушить боль…

Томми поставил елку, надел на нее гирлянду, а снизу разложил подарки для Марлен и всей семьи. Позже он хотел пойти на Спринг-стрит увидеться с матерью, Делом, Кэти и ее другом Робом.

Вечер на Спринг-стрит проходил спокойно, пока в гостиную не вошли Роб и Кэти, а на пятне не оказался Кевин.

— Слушай, у тебя классная куртка, — сказал Роб. — И часы.

Действительно, на нем была новая кожаная куртка, а на руке поблескивали дорогие «Сейко». Кевин выставил руку:

— Лучшие, какие есть.

— Меня это удивляет, Билли, — сказала Кэти. — Ты так много не зарабатывал на «Энкор Хокинг». Откуда у тебя деньги?

Кевин улыбнулся:

— Нарушаю закон на пользу обществу. И себя не забываю.

Кэти метнула на него быстрый взгляд. Она почувствовала, что в Билли опять появилось что-то другое — какое-то жесткое, насмешливое хладнокровие.

— О чем ты говоришь?

— Снял с гомиков на придорожной стоянке. Они никогда не узнают, кто это сделал. Не оставил ни отпечатков, ни других следов. Да эти парни и не пойдут к копам. Теперь у меня есть бабки и кредитки.

Кэти не могла поверить услышанному. Билли так никогда не разговаривал.

— Ты пошутил, да?

Он улыбнулся и пожал плечами.

— Понимай как знаешь.

Когда вошли Дел и Дороти, Кэти извинилась и вышла в коридор. Не найдя ничего в кожаной куртке, она направилась к машине. В бардачке оказался кошелек, кредитные карточки, удостоверения водителя и медбрата. Значит, Билли не шутил. Она немного посидела в машине, не зная, что делать, потом положила кошелек в сумку, решив, что надо с кем-нибудь поговорить.

После того как Билли ушел, Кэти показала матери и Делу, что она нашла в машине.

— Боже милостивый! — охнула Дороти. — Просто не верится.

Дел посмотрел на кошелек.

— А вот я верю. Теперь мы знаем, как он покупал все вещи.

— Позвоните Джиму, — сказала Кэти. — Он должен приехать домой и решить, что можно сделать, чтобы Билли исправился. У меня есть в банке немного денег, я оплачу ему билет на самолет.

Дороти заказала междугородний разговор и упросила Джима взять отпуск по семейным обстоятельствам.

— Твой брат в беде. Он впутался во что-то плохое, и если он не одумается, мы вынуждены будем обратиться в полицию.

Джим подал заявление на отпуск и за два дня до Рождества приехал домой. Дел и Дороти показали ему кошелек и вырезки из «Ланкастер игл газетт» о грабежах в придорожных местах отдыха.

— Тебе решать, как поступить, — сказал Дел Джиму. — Бог свидетель, я старался быть ему за отца. После Зейнсвилля я даже подумал, что Билли сможет занять место моего сына — упокой, Господи, его душу, — но Билли и слушать никого не желает.

Джим ознакомился с содержимым кошелька, подошел к телефону и набрал номер, записанный на удостоверении личности. Он хотел сам все проверить.

— Вы меня не знаете, — сказал он, когда ему ответил мужской голос, — но у меня есть то, что для вас очень важно. Позвольте задать вам гипотетический вопрос. Если кто-нибудь вам скажет, что, судя по вашему удостоверению, вы — медбрат, что бы вы сказали?

Помедлив, голос ответил:

— Я бы сказал, что у него мой кошелек.

— Хорошо, — продолжал Джим, — и вы можете описать мне ваш кошелек и сказать, что еще в нем находится?

Человек описал кошелек и перечислил его содержимое.

— Каким образом вы потеряли его?

— Я был с моим другом на придорожном месте отдыха между Афинами и Ланкастером. Два парня вошли в мужской туалет. У одного был пистолет, у другого — шпага. Они отобрали у нас кошельки, кольца, часы, потом отвезли в лес и оставили там.

— Какая это была машина?

— Парень, у которого была шпага, вел синий «Понтиак гран-при». — Он назвал номер машины.

— Почему вы так уверенно назвали машину и номер?

— На днях я снова увидел эту машину в центре. В магазине я стоял недалеко от того парня, со шпагой, а потом последовал за ним до тачки. Это тот самый парень.

— Почему вы не сдали его полиции?

— Потому что я должен получить очень важную для меня новую работу, а я гомосексуалист. Если я сообщу об этом инциденте, то выдам не только себя, но и целую группу моих друзей.

— Хорошо, — сказал Джим. — Исходя из того, что вы не станете сообщать об этом происшествии, чтобы не выдать себя и своих друзей, вы получите обратно ваш кошелек и личные вещи. Пусть это будет анонимно. Вы получите все по почте.

Положив трубку, Джим откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул. Посмотрел на мать, Дела и Кэти:

— У Билли действительно неприятности. — Затем снова поднял трубку.

— Кому ты теперь звонишь? — спросила Кэти.

— Собираюсь предупредить Билли, что приеду завтра взглянуть на его новую квартиру.

— И я с тобой, — сказала Кэти.

На следующий день вечером, в канун Рождества, Томми приветствовал Кэти и Джима на пороге своей квартиры. Он был босиком. За его спиной, в углу, стояла ярко освещенная елка, окруженная подарками. На стене висел декоративный диск с двумя перекрещенными шпагами. Пока Джим и Томми разговаривали, Кэти извинилась и прошла наверх. Она хотела посмотреть, не найдется ли еще доказательств его похождений.

— Послушай, ответь мне на один вопрос, — сказал Джим, когда они остались одни, — Откуда ты берешь деньги на все это: на двухуровневую квартиру, на все эти подарки, одежду, на эти часы?

— Моя девушка работает, — сказал Томми.

— Марлен платит за все эти вещи?

— Кое-что куплено в кредит.

— Эти кредитные карточки выйдут тебе боком, если ты не будешь осторожным. Надеюсь, ты еще не увяз по уши.

Джим, который только что кончил курсы ВВС по технике допроса, решил использовать приобретенные знания, чтобы помочь брату. Если ему удастся заставить брата выложить все, признать свою неправоту, может быть, еще удастся избавить его от тюрьмы.

— Носить с собой кредитные карточки опасно, — сказал Джим. — Их крадут, арестовывают, и тебя могут арестовать при платеже…

— Мой долг всего пятьдесят долларов. А после этого уже отвечает компания. Они могут себе позволить заплатить.

— Я прочитал в газетах, — сказал Джим, — что у людей, которые были на том месте отдыха, украли кредитные карточки. Я хочу сказать, что то же самое может случиться и с тобой.

Джим заметил в глазах Билли что-то странное, они как бы потускнели, остановились. Это напомнило ему Челмера Миллигана, который смотрел так же, когда у него наступал приступ гнева.

— Эй, с тобой все в порядке?

Кевин посмотрел на него, недоумевая, что здесь делает Джим и как долго он уже пробыл в квартире. Он взглянул на свои новые часы. Без пятнадцати десять.

— Что? — спросил Кевин.

— Я сказал, с тобой все в порядке?

— Конечно. Почему я должен быть не в порядке?

— Я говорил, чтобы ты был осторожен с кредитными карточками. Ты знаешь, все эти грабежи на дорогах, в местах отдыха…

— Чего на свете не бывает.

— А еще я слышал, что некоторые из ограбленных — гомосексуалисты.

— Тем более получили по заслугам.

— Что ты имеешь в виду?

— Почему эти гомики имеют такие деньги и вещи?

— Но грабитель должен быть осторожным, кто бы он ни был. За такие дела сажают надолго.

Кевин пожал плечами:

— Этих парней надо еще найти. И доказать.

— Ну, например, у тебя на стене шпага, точно такая же, как описывают эти парни.

— Они не могут доказать, что та шпага — это моя, которая на стенке.

— Может, и так, но при ограблении был также и пистолет.

— Я был без оружия. На этом меня не расколоть.

— Они прижмут другого парня, хозяина пистолета, а его напарник пойдет как сообщник.

— Меня не смогут связать с тем грабежом, — упорствовал Кевин. — Не тот случай, чтобы гомики предъявляли обвинение. Да и отпечатков никаких нет.

Кэти спустилась вниз и посидела с ними несколько минут. Когда Билли поднялся наверх в ванную комнату, она передала Джиму то, что нашла.

— Боже правый, — пробормотал Джим. — Столько кредитных карточек, и все с разными именами. Как мы вытащим его из этого?

— Надо помочь ему, Джим. Это не похоже на Билли.

— Я знаю. Может быть, единственный способ — сказать ему прямо.

Когда Кевин спустился, Джим показал ему кредитные карточки:

— Вот о чем я говорил, Билли. Это ты совершал те ограбления, и ты держишь все улики у себя дома.

Кевин рассвирепел и закричал:

— Ты не имеешь права заявляться в мой дом и шарить в личных вещах!

— Билли, мы пытаемся помочь тебе, — сказала Кэти.

— Это частная собственность, так что попрошу не соваться без ордера.

— Я же твой брат! Кэти — твоя сестра. Мы лишь стараемся…

— Улики, добытые без ордера на обыск, не имеют силы в суде.

Джим попросил Кэти подождать его в машине на случай драки. Когда он опять обратился к Кевину, тот направился в кухню.

— Билли, ты покупаешь все эти вещи по кредитным карточкам. На этом тебя и поймают.

— Они никогда не узнают, — настаивал Кевин. — Я покупаю одну-две вещи, потом выбрасываю карточку. Я граблю только голубых и тех, которые обижают других людей.

— Это преступление, Билли.

— Это мое дело.

— Но тебе грозит беда!

— Ты не имеешь права приезжать сюда из Спокана и лезть в мои дела. Я — это я. Я человек взрослый. Я живу отдельно. Чем я занимаюсь, мое дело. Кроме того, ты уже давно ушел из семьи.

— Так оно и есть. Но мы же беспокоимся о тебе.

— Я не просил вас приходить сюда. Катитесь к черту, сейчас же!

— Билли, я не уйду, пока мы не выясним все.

— Ну и черт с тобой! Тогда я уйду!

Джим, который всегда был сильнее младшего брата и к тому же занимался в ВВС рукопашным боем, встал между Кевином и дверью. Он схватил Кевина и перекинул его через себя. Джим не хотел так резко с ним поступать, но Кевин упал на елку, елка отлетела к стене и рухнула на подарки. Коробки смялись. Лампочки закачались. Провод выскочил из розетки, и свет погас.

Кевин встал и опять двинулся к двери. Он не был борцом и вообще не хотел драться с Джимом, но ему надо было выйти отсюда. Джим схватил его за рубашку и отбросил к бару.

Кевин сошел с пятна.

Ударившись о бар, Рейджен быстро сообразил, кто напал на него, хотя понятия не имел, по какой причине. Джим ему никогда не нравился. Рейджен не мог простить Джиму, что тот ушел из дома, оставив женщин и Билли одних с Челмером. Увидев, что Джим блокирует дверь, Рейджен пошарил сзади рукой, схватил с бара нож и метнул его с такой силой, что нож воткнулся в стену рядом с головой Джима.

Джим замер. Он никогда не видел выражения такой холодной ненависти в глазах Билли, не знал, что тот способен на такую мгновенную реакцию. Он посмотрел на нож, все еще раскачивающийся в нескольких дюймах от его головы, и понял: брат ненавидит его до такой степени, что способен убить. Джим отступил от двери, и Рейджен молча прошел мимо него, вышел из квартиры, на снег, босиком…

Денни оказался на улице, недоумевая, почему он идет по замерзшей улице в разорванной рубашке, босиком, без перчаток. Он повернулся и пошел обратно в дом, а войдя, с удивлением увидел, что Джим стоит на пороге, глядя на него, как на сумасшедшего.

Денни увидел за спиной Джима упавшую елку и смятые подарки. И вдруг испугался.

— Я не хотел опрокидывать твою елку, — сказал Джим, пораженный невероятной переменой в лице брата. Прежний гнев исчез, и теперь Билли был испуган и дрожал.

— Ты сломал мою елку, — заплакал Денни.

— Извини.

— Желаю тебе веселого Рождества, — хныкал Денни, — потому что мне ты его испортил.

Кэти, которая ждала в машине, вбежала вся побледневшая:

— Полиция!

Через несколько секунд раздался стук в дверь. Кэти посмотрела на Джима, потом на Билли, который плакал как ребенок.

— Что вы собираетесь делать? — сказала она. — Что, если они…

— Лучше впустить их, — сказал Джим.

Он открыл дверь и впустил двух офицеров.

— Мы получили сообщение о беспорядке, — сказал один, заглядывая в гостиную.

— Ваши соседи позвонили и пожаловались, — добавил другой.

— Извините, офицер.

— Сегодня канун Рождества, — сказал первый. — Люди собрались со своими детьми. Что тут происходит?

— Просто семейная ссора, — сказал Джим, — Но уже все в порядке. Мы не знали, что производим такой шум.

Офицер сделал пометку в блокноте.

— Не надо ссориться, ребята. Держите себя в рамках. После того как полицейские ушли, Джим взялся за пальто.

— Ладно, Билли. Думаю, пора прощаться. Я пробуду в Ланкастере еще пару дней, потом должен вернуться на базу.

Когда Джим и Кэти уходили, Денни все еще плакал.

Дверь захлопнулась. Томми огляделся, пораженный. Его рука кровоточила. Он вынул осколки стекла из ладони и промыл порезы, удивляясь, куда ушли Джим и Кэти и почему квартира в таком беспорядке. Он так трудился над этой елкой, а теперь — посмотрите на нее! Все подарки он и другие сделали своими руками — ни одного купленного. Наверху у него был рисунок для Джима — морской пейзаж, который, он знал, понравился бы Джиму. Он хотел подарить его брату.

Томми поднял упавшее дерево и постарался, чтобы елка опять выглядела прилично. Но большинство украшений были повреждены. Такая красивая была елка! У него хватило времени только на то, чтобы приготовить подарок для Марлен до ее прихода. Томми проявил инициативу и позвал ее на Рождество.

Марлен была потрясена беспорядком.

— Что случилось?

— Я не знаю, — сказал Томми. — Да мне и наплевать, говоря по правде. Я только знаю, что люблю тебя.

Она поцеловала его и повела в спальню. Она знала, что в такие моменты, когда в его голове все перемешивается, Билли наиболее уязвим и нуждается в ней.

Томми покраснел и закрыл глаза. Следуя за ней, он недоумевал, как это получалось, что он никогда не задерживался на пятне достаточно долго, чтобы потом выйти из спальни.

В день Рождества Аллен, не имевший представления о том, что случилось накануне, отказался от попытки объяснить причину беспорядка в гостиной. Он мысленно опросил всех, но никто ему не ответил. Боже, как надоели все эти моменты переключения! Аллен постарался по возможности спасти подарки, вновь завернул разорванные пакеты и погрузил их в машину, захватив и рисунок Томми для Джима.

Когда Аллен приехал на Спринг-стрит, он быстро сообразил, что случилось накануне. Джим был чертовски сердит на него за бросок ножом, а Кэти, Дел и мать накинулись с обвинениями в каких-то ограблениях.

— Это ты совершил те дорожные ограбления, — кричал Дел, — и использовал для этого машину, которая зарегистрирована на имя твоей матери.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — кричал в ответ Аллен. Чувствуя отвращение ко всему и всем, он громко протопал наверх.

Пока его не было, Дел проверил карманы его куртки и нашел ключи от машины. Он, Кэти, Джим и Дороти вышли на улицу проверить багажник. Они нашли кредитные карточки, удостоверения водителя и карту дорог. Места отдыха по дороге 33 были помечены крестиками.

Когда они возвращались, Кевин стоял в дверях, наблюдая за ними.

— Ты сделал это, — обвинил его Дел, ткнув ему в лицо улики.

— Не о чем беспокоиться, — ответил Кевин. — Меня не поймают. Это идеальное преступление. Говорю же, отпечатков нет, а гомики будут помалкивать.

— Чертов дурак! — закричал Дел. — Джим позвонил парню, чей кошелек ты украл. Парень видел тебя в городе. Ты втянул всю нашу семью в твое проклятое «идеальное преступление».

Все увидели, как лицо Билли изменилось: холодность уступила место панике.

Они решили помочь Билли, избавившись от улик. Джим возьмет «Гран-при» с собой в Спокан и будет выплачивать за нее кредит. Билли должен выехать из квартиры на Сомерфорд-сквер в меньшую квартиру на Мэйвуд-авеню.

Слушая все это, Денни недоумевал, о чем это они говорят и когда же начнут открывать подарки.

Глава шестнадцатая

В среду 8 января, поджидая Марлен на ленч в торговом центре Мемориал-Плаза, Томми увидел, как к аптечному магазину Грэя подъехал фургон. Они заметили поставщика, вошедшего в магазин с большой коробкой. Томми пробормотал:

— Привезли наркотики. Значит, фармацевт будет сегодня работать допоздна.

Марлен посмотрела на него с любопытством. Он не знал, почему сказал это.

Кевин планировал ограбить магазин. Он встретился с Уэйном Лафтом и с другим приятелем, Роем Бейли, и предложил им свой план. Те совершат ограбление и львиную долю наркотиков и денег возьмут себе. А он за составление плана удовольствуется двадцатью процентами.

В ту ночь, следуя инструкциям Кевина, двое грабителей подождали до половины второго, потом под угрозой оружия заставили фармацевта вернуться в магазин, опустошили сейф и шкаф с наркотиками.

Следуя плану, они выехали в лес, перекрасили свой белый «додж-универсал» в черный цвет и поехали дальше, за Кевином. Дома у Бейли Кевин проверил ассортимент наркотиков: риталин, прелудин, демерол, секонал и еще много других.

Кевин вычислил, что, если продавать наркотики на улицах, можно получить тридцать — тридцать пять тысяч долларов, и увидел, как любопытство на лицах приятелей сменяется жадностью. По мере того как ночь подходила к концу и все уже забалдели, каждый из двух тайно подошел к Кевину с предложением убрать третьего, а добычу поделить между собой. К утру, когда и Бейли, и Лафт «отключились», Кевин упаковал деньги и наркотики в два чемодана и отправился в Коламбус на своих двоих. Он знал, что никто из них не осмелится выступить против него. Его боялись. Они часто повторяли, что Кевин псих, что однажды он кулаком пробил дверь и расстрелял из автомата Томпсона машину знакомого парня.

Полиция будет предупреждена, в этом Кевин не сомневался. Но как только он избавится от наркоты, никто ничего не сможет сделать. Фармацевт видел их лица, а не его. Не было ничего, что могло бы связать его с ограблением.

На следующий день, когда Марлен взяла «Ланкастер игл газетт» и прочитала об ограблении аптечного магазина Грея, она почувствовала внезапную слабость.

Несколько дней спустя Томми пришел, чтобы вместе с ней пообедать. Она с удивлением увидела, что он перекрасил свой старый «додж» в черный цвет, причем неряшливо.

— Ведь это ты сделал, да? — прошептала она.

— Что? Покрасил машину? — с невинным видом спросил Томми.

— Ты ограбил аптечный магазин.

— Ой, зачем так кричать! Теперь ты называешь меня преступником? Марлен, я ничего об этом не знаю. Клянусь тебе!

Марлен смутилась. Что-то говорило ей, что он виноват, но он так искренно огорчился, когда она его обвинила. Если только он не был величайшим актером в мире, его отрицание было правдой.

— Я молю Бога, чтобы ты не был замешан в этом, — сказала она.

После того как они расстались, Аллен расстроился из-за обвинений Марлен. Он чувствовал, что что-то не так. Возвращаясь на работу, он решил, что ему нужна помощь.

— Внимание, ребята, — громко сказал он. — У нас проблемы.

— Все в порядке, Аллен, — сказал Артур. — Смотри на дорогу.

— А ты не хочешь сесть за руль?

— Лучше не надо. Я плохо себя чувствую на американских дорогах. Поезжай, пожалуйста.

— У тебя есть какое-нибудь объяснение того, что происходит? — спросил Аллен.

— Я был так занят научной работой в период последнего «спутанного времени», что толком не знаю, но подозреваю, что кто-то из «нежелательных» крадет время и совершает преступления.

— Я пытался сказать тебе.

— Полагаю, нам нужен Рейджен, — сказал Артур. — Ты можешь его найти?

— Я пытался. Господи, его никогда нет на месте, когда он требуется!

— Хорошо, попробую отыскать его. А ты внимательнее следи за дорогой.

Артур поискал в своем сознании, заглянув в темноту, окружающую пятно. Он увидел образы других. Кое-кто спал в своих кроватях, кое-кто сидел в тени. «Нежелательные» отказались смотреть на него, они больше не признавали его власти над собой. Наконец он нашел Рейджена, занятого игрой с Кристин.

— Ты нужен, Рейджен! Мне кажется, кто-то совершил преступление или несколько преступлений, и теперь всем грозит опасность.

— Это не моя проблема, — сказал Рейджен. — Я не совершал тех преступлений.

— Я верю тебе. Однако позволь напомнить, что, если кто-то из нас попадет в тюрьму, туда пойдут все. Представь Кристин, маленькую симпатичную девчушку, запертую вместе с сексуальными маньяками и извращенцами.

— Черт с тобой! — согласился Рейджен. — Ты знаешь мою слабость.

— Мы должны точно выяснить, что происходит.

Артур приступил к общему допросу. Одного за другим он спрашивал членов семьи, и хотя он был уверен, что некоторые из «нежелательных» лгут, картина стала проясняться. Томми рассказал ему о подозрениях Марлей, что он принимал участие в ограблении аптечного магазина, и сказал также, что накануне он видел, как разгружали наркотики.

Уолтер уверял, что не трогал пистолетов Рейджена с тех пор, как был наказан за застреленную ворону, но вспомнил, что слышал голос с бруклинским акцентом, говорящий об идеальном преступлении на месте придорожного отдыха. Филип в конце концов признался в нападениях на местах отдыха, но отрицал участие в ограблении аптечного магазина.

Кевин признался, что это он спланировал ограбление.

— Но меня там не было. Я только спланировал это, а потом ограбил тех двоих парней. Простое надувательство, и все. Возможно, те парни и предупредили полицию, но я чист. Копы никак не смогут привязать меня к ограблению.

Артур сообщил Аллену и Рейджену:

— А теперь вы оба подумайте: есть ли что-то такое, за что нас могут арестовать?

Похоже, ничего такого не было.

Несколько дней спустя Билли Миллигана опознал один скупщик краденого в Коламбусе, который был в долгу у детектива из отдела по борьбе с наркотиками. Скупщик сообщил, что Миллиган продал ему некоторое количество наркотиков, сходных по описанию с веществами, похищенными из аптечного магазина Грея. Сообщение передали в полицию Ланкастера. Был выписан ордер на арест Билли.

В понедельник, когда Марлен после работы пришла в квартиру, Томми подарил ей обручальное кольцо.

— Я хочу, чтобы оно у тебя было, Марвин, — сказал Томми, называя ее уменьшительно-ласкательным именем. — Если что-нибудь случится, ты знай, я всегда буду любить тебя.

Марлен с недоверием смотрела, как он надевал кольцо ей на палец. О таком моменте она мечтала давно, но сейчас это причиняло лишь боль. Билли купил кольцо, потому что ожидал какой-то беды? На глазах у нее выступили слезы, но Марлен постаралась не показать вида. Неважно, что сделал Билли, неважно, что сделают с ним, — она его не оставит.

В календаре за 20 января 1975 года она записала: «Я обручилась. Он ужасно удивил меня».

На следующий день арестовали Денни.

Его посадили в полицейский фургон и доставили в Окружную тюрьму Фэрфилда. Ему зачитали его права и стали допрашивать. Он не имел понятия, о чем они говорят.

Допрос продолжался несколько часов. Из того, что говорил детектив, Денни понял следующее: Уэйн Лафт вел машину в нетрезвом виде, был задержан и на допросе показал, что это Миллиган и Рой Бейли ограбили аптечный магазин.

Денни в оцепенении смотрел на детективов. Они хотели, чтобы он сделал добровольное признание. Когда ему задавали вопросы, голос Аллена у него в голове подсказывал, как он должен отвечать. Допрос закончился, и Денни попросили подписать показания. Усердно, высунув кончик языка, Денни с сильным нажимом написал: «Уильям Стэнли Миллиган».

— Теперь я могу идти домой? — спросил он.

— Если сможешь заплатить залог десять тысяч долларов.

Денни покачал головой, и его отвели обратно в камеру.

В тот же день, позднее, Марлен нашла поручителя и заплатила залог. Томми вернулся к Дороти и Делу, и они связались с Джорджем Келлнером, адвокатом, который представлял Миллигана в деле об изнасиловании в округе Пикэуэй два года назад.

В ожидании суда Артур узнал о других обвинениях, выдвинутых против Миллигана. Его опознали две жертвы дорожного ограбления. 27 января 1975 года дорожный патруль выдвинул дополнительные обвинения в ограблениях с отягчающими обстоятельствами в местах придорожного отдыха в округах Фэрфилд и Хокинг.

Ровно через два года после лагеря Зейнсвилля Миллигана посадили в тюрьму округа Фэрфилд.

Аллен желал выступить на суде в свою защиту. Артур тоже хотел присутствовать на суде и доказать, что в момент ограбления аптечного магазина его даже поблизости не было.

— А как насчет придорожных ограблений? — спросил Аллен.

— Это сделал Рейджен. Но в целях самообороны.

— Они говорят, что были еще ограбления. Одно за другим.

— Неправда, — настойчиво сказал Рейджен. — Других ограблений я не совершал.

— Тогда кто-то другой совершил, — сказал Аллен.

— А они могут это доказать? — спросил Рейджен.

— Почем я знаю? — возмутился Аллен. — Меня там не было.

— Что нам делать? — спросил Рейджен.

— Неразбериха какая-то, — сказал Артур. — Можно ли доверять этому адвокату? Ему не удалось избавить нас от Зейнсвилля два года тому назад.

— На этот раз он говорит, что можно заключить договор о признании вины, — сказал Аллен. — Насколько я понимаю, если признаться в ограблении аптечного магазина, меня приговорят к шоковому освобождению, и нам, возможно, не надо будет сидеть в тюрьме.

— Что такое «шоковое освобождение»?

— Тебя сажают в тюрьму, не сообщая, сколько ты там проторчишь. А потом неожиданно выпускают условно — и ты им по гроб жизни благодарен, что твои неприятности закончились.

— Если так, — сказал Артур, — последуем совету адвоката. За это мы ему и платим.

— Хорошо, — сказал Аллен. — Так и решим. Признание вины в обмен на условное освобождение.

27 марта 1975 года Уильям Стэнли Миллиган признал себя виновным в ограблениях, в том числе с отягчающими обстоятельствами. Через два месяца Аллен узнал, что суд определил ему условное освобождение только за ограбления на придорожных местах отдыха. Но за ограбление аптечного магазина ему грозило от двух до пяти лет тюрьмы. Все были ошеломлены.

9 июня, после сорока пяти дней пребывания в исправительной колонии Мэнсфилда, Аллена посадили в синий автобус исправительной колонии штата Огайо вместе с другими шестьюдесятью девятью заключенными, скованными попарно, и отвезли в Ливанскую исправительную тюрьму.

Аллен старался не смотреть на вооруженную охрану. Как он выживет эти два года? Страх охватил его, когда автобус подъехал к тюрьме и он увидел забор из колючей проволоки и сторожевые вышки вдоль стен. Заключенные вышли из автобуса и прошли в здание через приемник-распределитель.

Первая из двух дистанционно управляемых дверей со свистом открылась, затем закрылась за ним. Это напомнило Аллену свист Челмера — и страх стал невыносимым. Аллен так и не дошел до второй двери…

Рейджен услышал свист, когда открылась вторая дверь. Он кивнул головой и прошаркал в блок с камерами в строю скованных попарно заключенных. Теперь Артур уже не властвовал. Здесь начиналась власть Рейджена. Только он один будет решать, кому вставать на пятно и сходить с него последующие два или пять лет. С громким лязгом тяжелая железная дверь захлопнулась за Рейдженом Вадасковиничем.

Глава семнадцатая

Рейджен нашел, что Ливанская тюрьма значительно лучше исправительной колонии Мэнсфилда. Она была новее, чище, светлее. В первый же день на вводной беседе новичкам сообщили правила внутреннего распорядка, рассказали, какая их ждет работа и занятия.

Крупный мужчина с тяжелым подбородком и шеей футболиста встал и, скрестив руки, стал покачиваться взад-вперед.

— Так, — сказал он. — Я капитан Лич. Вы, парни, думаете, что очень крутые? Ну, теперь вы мои! Вы безобразничали на улицах, но если и здесь будете безобразить, я разобью вам ваши поганые головы. Права человека, говорите? Права для людей писаны, а не для кусков мяса вроде вас. Только высуньтесь, и я вас в порошок сотру!

Он долбил это минут пятнадцать. Рейджен решил, что человек пытается просто напугать их, что все это только слова.

Но потом Рейджен заметил, что психолог, худенький блондин в очках, проповедует то же самое:

— Вы теперь ничто. Только номера. Вы не имеете лица. Никого не интересует, кто вы и почему вы здесь. Вы только преступники и заключенные.

Слыша такие оскорбления от маленького человечка, некоторые из вновь прибывших стали отвечать ему:

— Кто ты такой, черт побери, чтобы так разговаривать с нами?

— Что это за дерьмо, парень?

— Я не номер!

— Ты долбаный урод!

— Засунь это себе в задницу, псих!

Рейджен молчал, наблюдая реакцию заключенных. Он подозревал, что психолог нарочно провоцирует их.

— Вот видите? — сказал психолог, ткнув в них указательным пальцем. — Посмотрите, что получается. Вы не можете находиться в обществе, потому что, когда вы попадаете в прессовую ситуацию, вы не знаете, как ее контролировать. На слова реагируете с грубой враждебностью и неистовством. Может быть, теперь вы поймете, почему общество стремится изолировать вас, пока вы не научитесь соответствовать ему.

Заключенные, поняв, что это был своего рода урок, сели и начали глуповато переглядываться.

В главном коридоре заключенные-ветераны наблюдали все это и отпускали язвительные замечания, когда новички стали выходить из комнаты ориентировок:

— Новое мясо прибыло!

— Эй, суки, до скорого свиданьица!

— А вон тот милашка. Она моя.

— Черт, я ее первый увидел!

Рейджен знал, что они показывают на него, и ответил ледяным взглядом. Ночью в камере он обсудил положение с Артуром.

— Здесь ты за все отвечаешь, — сказал Артур, — но я хотел бы отметить, что значительная доля тех шуток и поддразниваний — просто способ «выпустить пары», немного посмеяться. Тебе следует различать тюремных комиков и тех, кто действительно опасен.

Рейджен согласно кивнул:

— Я тоже так думаю.

— У меня есть предложение.

Рейджен слушал, чуть улыбаясь. Забавно было слышать, как Артур предлагает, вместо того чтобы приказывать.

— Я заметил, что заключенные, которые носят зеленую больничную форму, единственные — кроме охраны, — кому разрешается ходить в центре коридоров. Когда настанет время определяться на работу, было бы неплохо, чтобы Аллен попросился в тюремный лазарет.

— Зачем нам это надо?

— Работа медбратом может обеспечить некоторую безопасность, особенно для детей. Видишь ли, в тюрьме помощника медика уважают, поскольку каждый заключенный знает, что когда-нибудь ему может понадобиться экстренная медицинская помощь. Через Аллена я буду выполнять работу.

Рейджен согласился, что идея неплохая.

На следующий день, когда охранники стали опрашивать новичков, кто где работал и какая у кого специальность, Аллен сказал, что хотел бы работать в тюремном лазарете.

— У тебя была практика? — спросил капитан Лич. Аллен ответил, как научил его Артур:

— Когда я служил на флоте, там была школа фармацевтов при морской базе в Грейт-Лейкс. Я работал там в госпитале.

Это была не совсем ложь. Артур приобрел эти знания самостоятельно. Он ведь не сказал, что учился на медика.

На следующей неделе из тюремного лазарета позвонили, что доктор Харрис Стейнберг, директор медицинской части, хочет видеть Миллигана. Проходя по широким залам, Аллен заметил, что Ливанская тюрьма построена в форме гигантского девятиногого краба. Вдоль стен центрального коридора были расположены кабинеты. От него с разными интервалами, в разных направлениях отходили коридоры с камерами. В лазарете Аллен ждал в комнате, отделенной непробиваемыми стеклянными перегородками, наблюдая за доктором Стейнбергом, пожилым седовласым человеком с добрым румяным лицом и мягкой улыбкой. Аллен заметил на стенах рисунки.

Наконец доктор Стейнберг жестом пригласил его войти в кабинет.

— Я так понял, что у вас есть опыт лабораторной работы.

— Всю свою жизнь я хотел стать врачом, — сказал Аллен. — И вот подумал: у вас тут столько народу, что не помешает поставить лишнего человека на анализы крови и мочи.

— Вы когда-нибудь занимались этим? Аллен кивнул:

— Конечно, это было давно, и кое-что я подзабыл, но ведь вспомнить недолго. Я быстро все схватываю. Признаюсь вам, док: когда выйду отсюда, хочу работать в этой области. Дома я самостоятельно изучал книги по медицине. Особенно меня интересует гематология. Дайте мне шанс, док — не пожалеете.

Казалось, Стейнберга не убедила его болтовня, поэтому Аллен решил произвести впечатление другим способом.

— Чудесные картины, — сказал он, бросив взгляд на стену. — Я предпочитаю масляные краски акриловым, но у этого мастера хороший глаз на детали.

На лице доктора появился интерес.

— Так вы рисуете?

— Всю свою жизнь. Медицина — мой суровый долг обществу, а живопись — мечта невинной юности. Люди говорят, что у меня природный талант. Вы позволите написать ваш портрет? У вас выразительное лицо.

— Я собираю предметы искусства, — сказал Стейнберг. — И сам немного рисую.

— Я всегда чувствовал, что искусство и медицина сродни друг другу.

— Вы когда-нибудь продавали свои рисунки?

— Так, кое-что: пейзажи, натюрморты, портреты. Я надеюсь, у меня здесь появится возможность рисовать.

Стейнберг повертел в руках карандаш.

— Хорошо, Миллиган. Я позволю вам работать в лаборатории. Начните с того, что вымойте пол, а когда справитесь с этим, приведите в порядок рабочее место. Вы будете работать со Стоми, дежурным медбратом. Он покажет вам, что и как надо делать.

Артур был в восторге. Он не возражал против того, чтобы вставать раньше других заключенных и делать анализы крови. Недовольный, как производится запись в медицинских картах, Артур завел свои истории болезни на четырнадцать диабетиков, которых он вскоре стал считать своими пациентами. Большую часть дня он проводил в лаборатории, работая с микроскопом и готовя предметные стекла. Уставший и счастливый, возвращаясь в половине четвертого в свою камеру, он почти не обращал внимания на своего нового соседа, худощавого молчаливого человека.

Адалана украсила пустую камеру, расстелив на полу и развесив по стенам узорчатые полотенца. Вскоре Аллен взялся за махинации: менял пестрое полотенце на пачку сигарет, затем раздавал сигареты с процентами — за одну он получал потом две. В конце недели у него уже было две пачки, и бартер все увеличивался. Наряду с передачами, получаемыми от матери и Марлен, Аллен смог покупать себе еду у интенданта и, таким образом, не ходить в столовую по вечерам. Он затыкал раковину резиновой пробкой, принесенной из лаборатории, наливал горячую воду и разогревал консервную банку с курицей и клецками, супом или тушеной говядиной, пока еда не становилась теплой и приятной на вкус.

Аллен с гордостью носил свою зеленую форму, испытывая удовольствие от того, что может ходить или даже бежать по главному коридору, вместо того чтобы, как таракан, ползти вдоль стен. Ему нравилось, когда его называли «док». Он дал Марлен названия некоторых книг по медицине, чтобы она купила их для него. Артур серьезно занимался медициной.

Когда Томми узнал, что другие заключенные внесли в список посетителей своих подружек в качестве гражданских жен, чтобы им разрешали посещать тюрьму, он сказал Рейджену, что хочет записать Марлен как свою жену. Сначала Артур возражал, но Рейджен проявил здесь свою власть. Как жена Миллигана, она могла приносить в тюрьму вещи.

— Напиши ей, — сказал Рейджен, — чтобы принесла апельсинов. Но сначала пусть возьмет шприц для подкожных инъекций и введет в них водку. Хорошая штука получается.

Ли впервые встал на пятно в Ливанской тюрьме. Комик, остряк, любитель розыгрышей, он демонстрировал на практике теорию Артура, что смех — спасительный клапан и высоко ценится большинством заключенных. Поддразнивание другими заключенными, которое сначала так напугало Денни и рассердило Рейджена, теперь стало развлечением для Ли. Рейджен слышал, что отец Билли был комиком и конферансье, который называл себя «наполовину музыкант, наполовину остряк». Рейджен решил, что Ли может сыграть свою роль в тюрьме.

Но Ли не ограничился смешными историями. Он начинил сигареты Аллена: соскреб серу с нескольких спичек, палочку подержал в сладкой воде, потом обвалял ее в сере и спрятал в табаке. Пару таких сигарет он положил в пачку Аллена, и когда кто-нибудь из заключенных просил сигарету, Ли давал ему «начиненную» сигарету. Идя по коридору или выходя из кафетерия, он слышал гневные крики жертвы, когда сигарета разгоралась ярким пламенем. Некоторые из них взрывались прямо в лицо Аллену.

Однажды утром, когда работа с кровью была закончена, Артур, задумавшись о проценте серповидно-клеточной анемии среди чернокожих заключенных, сошел с пятна. Ли, которому в этот момент нечего было делать, решил устроить шутку. Он открыл банку с экстрактом лукового масла, макнул туда тампон и обвел ободок окуляра.

— Эй, Стоми, — сказал он, протягивая медику предметное стекло, — доктор Стейнберг хочет срочно сделать анализ крови на лейкоциты. Посмотри это под микроскопом.

Стоми положил предметное стекло на столик микроскопа и навел фокус. Вдруг он резко откинул голову, глаза его наполнились слезами.

— Что случилось? — невинно спросил Ли. — Это настолько печально?

Не в силах контролировать себя, Стоми зарычал, смеясь сквозь слезы:

— Ах ты, сукин сын! Как только тебя земля носит! Он пошел к раковине и промыл глаза.

Вскоре после этого Ли увидел, как вошел заключенный и дал Стоми пять баксов. Стоми взял с полки колбу 11-С, вынул пробку и передал колбу заключенному, который сделал большой глоток.

— Что это? — спросил Ли, когда заключенный ушел.

— «Белая молния». Сам приготовил. Пять баксов за глоток. Если меня не будет поблизости, когда кто-нибудь из заключенных придет, можешь заменить меня, получишь один бакс из пяти.

Ли ответил, что будет счастлив оказать услугу.

— Послушай, — продолжал Стоми, — доктор Стейнберг хочет привести в порядок аптечку. Ты не сделаешь это? У меня есть другие дела.

Пока Ли приводил в порядок аптечку, Стоми взял колбу 11-С с полки, вылил спирт в мензурку, наполнил колбу водой и обвел края колбы горьковато-сладким концентратом.

— Мне нужно сходить к доктору Стейнбергу, — сказал он Ли. — Не забудь о бизнесе, о’кей?

Через десять минут в лабораторию вошел огромный чернокожий заключенный и сказал:

— Дай мне 11-С, парень. Я заплатил Стоми десять баксов за два глотка. Он сказал, что ты знаешь, где это.

Ли передал ему колбу. Чернокожий быстро приложил колбу ко рту и опрокинул ее вверх. Вдруг глаза его округлились, он плюнул и стал блевать.

— Ты, белый сукин сын! Какого дерьма ты мне подсунул?

Он делал странные движения губами, пытаясь стереть рукавом мерзкий вкус. Потом схватил колбу за горлышко, грохнул ею о стол так, что донышко отлетело и жидкость забрызгала зеленую форму Ли, и стал размахивать рваным краем колбы.

— В клочья порву, сволочь белая! Ли отступил к двери.

— Рейджен, — прошептал он. — Эй, Рейджен! Охваченный ужасом, Ли ждал, что Рейджен придет к нему на помощь. Но никто не пришел. Он рванул в дверь и побежал по коридору, чернокожий бросился за ним.

Рейджен хотел было встать на пятно, но Артур сказал:

— Ли должен получить урок.

— Но я не могу позволить, чтобы его порезали, — сказал Рейджен.

— Если его не остановить, — сказал Артур, — в будущем он может представлять для нас большую опасность.

Рейджен последовал совету и не стал вмешиваться, пока Ли бежал по коридору, в ужасе крича:

— Рейджен, где же ты, черт возьми?

Когда Рейджен почувствовал, что Ли достаточно проучен и ситуация становится слишком опасной, он с силой вытолкнул Ли с пятна, остановился и швырнул больничную койку прямо под ноги преследователю. Великан упал на разбитую колбу и поранил себе руку.

— Хватит! — рявкнул Рейджен.

Чернокожий вскочил, трясясь от гнева. Рейджен схватил его, кинул в рентгеновский кабинет и прижал к стенке.

— Достаточно! — сказал Рейджен. — Нажми на тормоза, иначе я тебя сломаю.

Чернокожий остолбенел от внезапной перемены. Вместо испуганного белого мальчишки его загнал в угол матерый уголовник с русским акцентом и диким взглядом. Рейджен поймал его мощным захватом сзади, рукой стиснув ему шею, и прошептал на ухо:

— Давай остановимся. Нужно привести все в порядок.

— Да, да, все в порядке, все в порядке… Рейджен отпустил чернокожего. Тот попятился:

— Без обид, парень, все нормально… И чуть не бегом бросился прочь.

— Варварский способ справляться с ситуацией, — заметил Артур.

— А ты бы что сделал? — спросил Рейджен. Артур пожал плечами:

— Вероятно, то же самое. Если бы у меня была твоя сила.

Рейджен кивнул.

— А что делать с Ли? — спросил Артур. — Тебе решать.

— Он «нежелательный».

— Правильно. Что хорошего в человеке, вся жизнь которого состоит из розыгрышей? Он — бесполезный андроид.

Ли был лишен права вставать на пятно. Но вместо того чтобы жить в постоянной темноте вокруг пятна, не в состоянии вынести существования без розыгрышей и смеха, он предпочел совсем исчезнуть.

И очень долго никто не смеялся.

Письма Томми стали отражать непредсказуемые перемены настроения. Он писал Марлен: «У меня распухли костяшки пальцев» — и описывал драку с заключенными, которые крали у него почтовые марки. 6 августа он клялся, что покончит с собой, а через пять дней попросил ее прислать акриловые краски, чтобы он снова мог рисовать.

Артур поймал четырех мышей и стал приручать их. Он изучал их поведение и начал писать длинную статью о возможности пересадки кожи мышей на обожженные места человека. Однажды вечером, когда он сидел в лаборатории и делал некоторые записи, вошли трое заключенных. Один встал на страже, двое других подошли к нему.

— Дай мне пакет, — сказал один из них. — Мы знаем, что у тебя есть. Дай нам.

Артур покачал головой и продолжал писать. Двое обошли вокруг стола и схватили его…

Рейджен стряхнул их с себя, отшвырнув одного, затем другого. Когда стоявший на страже подошел к нему с ножом, Рейджен сломал ему кисть. Все трое убежали, причем один кричал:

— Ты труп, Миллиган! Береги задницу!

Рейджен спросил Артура, знает ли он, что произошло.

— Какой-то пакет, — сказал Артур, — По тому, как они себя вели, думаю, это наркотики.

Он обыскал лабораторию и пункт бесплатной раздачи лекарств. Наконец позади книг и разных бумаг на верхней полке обнаружился пластиковый пакет с белым порошком.

— Это героин? — спросил Аллен.

— Надо сделать анализ, — сказал Артур, кладя пакет на весы. — Здесь полкилограмма.

Анализ показал, что это кокаин.

— Что ты будешь с этим делать?

Артур разорвал пакет и смыл порошок в туалет.

— Кто-то будет ужасно расстроен, — сказал Аллен. Но Артур уже обдумывал свою статью о пересадке кожи.

Артур был наслышан о тюремной хандре. Большинство заключенных в процессе привыкания к тюремной жизни переживают период беспокойства и тревоги. Когда заключенный теряет свою независимость и личность, когда он вынужден терпеть подавление, такая перемена часто приводит к депрессии и эмоциональному срыву. У Миллигана это вызвало очередное беспорядочное переключение личностей.

Письма к Марлен изменились. Филип и Кевин, которые писали всякие непристойности и рисовали порнографические рисунки, писать перестали. Теперь в письмах ясно просматривалась боязнь сойти с ума. В письмах Томми говорилось, что у него странные галлюцинации. Он писал, что днем и ночью изучает книги по медицине. После условного освобождения он приступит к изучению медицины, «даже если на это потребуется пятнадцать лет». Томми обещал, что они поженятся, у них будет свой дом, он будет заниматься исследованиями и приобретет специальность. «Неплохо звучит? — писал он. — Доктор и миссис Миллиган».

4 октября из-за эпизода с кокаином Миллигана перевели в блок С и держали в изоляции. У него отобрали медицинские книги и портативный телевизор. Рейджен оторвал от стены стальные рейки, которыми была прикреплена койка, и защемил ими дверь, так что рабочие вынуждены были снять дверь, чтобы выпустить его из камеры.

У него оказался нарушен сон, появились жалобы на частую рвоту и нелады со зрением. Доктор Стейнберг время от времени посещал его, прописывая легкое успокоительное и спазмолитики. Несмотря на то что, по его мнению, проблемы Миллигана носили чисто психологический характер, 13 октября доктор все же приказал перевести Миллигана из Ливанской тюрьмы в Центральную клинику в Коламбусе.

Находясь там, Аллен написал в Американский союз гражданских свобод, прося о помощи, однако безрезультатно. Через десять дней у него обнаружили язву желудка и двенадцатиперстной кишки. Была прописана диета, и Миллигана вернули в тюрьму, снова в изоляцию. Появилась информация, что его условное освобождение произойдет не раньше апреля 1977 года — через полтора года.

Наступили и прошли Рождество и Новый год, и 27 января Аллен принял участие в объявленной заключенными голодовке. Он писал брату:

Томми писал Марлен:

Бобби нацарапал свое имя на стальной койке в изоляторе. Здесь он смог предаться своим фантазиям. Он видел себя актером кино или телевидения, путешественником в далекие места, участником героических приключений. Бобби ненавидел, когда другие называли его Робертом, и настаивал:

— Я — Бобби!

У него был комплекс неполноценности, но не было амбиций. Бобби жил, как губка, впитывая идеи и мысли других и выдавая их за свои. Когда кто-нибудь предлагал ему сделать что-то, он отвечал:

— Я не могу.

Он не верил, что способен что-то придумать.

Когда Бобби услышал о голодовке, он вообразил себя лидером, показывающим пример другим заключенным. Как великий Махатма Ганди в Индии, своей голодовкой Бобби поставит на колени репрессивную власть. Когда через неделю забастовка закончилась, Бобби решил, что не перестанет голодать. Он очень сильно похудел.

Однажды вечером, когда охранник открыл дверь камеры и принес поднос с едой, Бобби швырнул поднос в охранника, забрызгав ему лицо.

Артур и Рейджен согласились, что, хотя фантазии Бобби помогали им выжить долгие месяцы в тюрьме, его голодовка ослабляла тело. Рейджен объявил его «нежелательным».

Томми вышел из комнаты свиданий после встречи с матерью Билли, которая приехала поздравить его с днем рождения — ему исполнился 21 год. Он обернулся, посмотрел в окно и увидел кое-что, незамеченное им раньше: в разных местах комнаты заключенные сидели рядом со своими женщинами, спрятав руки под небольшими квадратными столиками, не разговаривая и даже не глядя друг на друга, а уставившись прямо перед собой невозмутимыми, словно бы стеклянными глазами.

Когда он рассказал об этом Джонси, заключенному из соседней камеры, тот засмеялся:

— Парень, разве ты не знаешь? Черт возьми, сегодня же День святого Валентина. Они занимаются мануальным сексом.

— Я не верю, не может быть.

— Когда у тебя есть женщина, готовая на все ради тебя, она приходит в юбке, а не в брюках, и без трусов. Погоди, в следующий раз покажу тебе голую попку своей подружки.

На следующей неделе он входил в комнату свиданий, где его ждала мать Билли. В это время из комнаты выходил Джонси со своей рыжеволосой красавицей. Джонси подмигнул и быстро поднял подол ее юбки, показывая голый зад. Томми покраснел и отвернулся.

Вечером, на середине письма Томми к Марлен, почерк вдруг изменился. Филип писал: «Если ты меня любишь, в следующий раз приходи в юбке и без нижнего белья».

Наступил март 1976 года. Аллен надеялся, что его условно освободят в июне, но когда комиссия по условному освобождению отложила слушание его дела еще на два месяца, он забеспокоился. Через тюремную систему сообщения — с помощью сигналов — стало известно, что единственный способ обеспечить себе условное освобождение — дать взятку клерку, подающему заявку в центральную контору. Аллен опять принялся за свои махинации. Он рисовал карандашом и углем, продавал рисунки заключенным и охранникам за вещи, которыми потом мог торговать. Он написал Марлен, умоляя ее принести апельсины, начиненные водкой. Один будет для Рейджена, а другие пойдут на продажу.

21 июня, через восемь месяцев после первого помещения в изолятор, Томми написал Марлен, что, по его убеждению, отсрочка слушания была своего рода психологической проверкой, «или я, наверное, законченный псих и не понимаю, что делаю». Его перевели в отделение для психических больных в блоке С — десять камер, предназначенных для заключенных с психическими расстройствами. Вскоре после этого Денни поранил себя, и когда он отказался от лечения, его опять перевели в Центральную клинику в Коламбусе, а после краткого пребывания там снова вернули в тюрьму.

Будучи в блоке С, Аллен не переставал посылать тайные письма Уордену Доллману, протестуя против своей оградительной изоляции, которая, как ему сказали, должна быть добровольной. Он писал, что нарушаются его конституционные права и он будет жаловаться в суд. Через несколько недель Артур посоветовал изменить тактику — молчать. Не говорить ни с кем, ни с заключенными, ни с охраной. Он знал, что это их обеспокоит. А маленькие отказались есть.

В августе, после одиннадцати месяцев, проведенных в изоляции, где Миллигана то и дело помещали в отделение для психических больных, ему сказали, что он может вернуться в прежнюю камеру.

— Мы можем дать тебе работу, где будет не так опасно, — сказал Уорден Доллман. Он показал на рисунки карандашом на стене камеры. — Я слышал о твоем таланте художника. Что, если ты будешь работать в художественной студии мистера Рейнерта?

Аллен радостно кивнул.

На следующий день Томми пошел в студию графики. В студии было много народу. Одни занимались шелкографией, другие — тиснением, третьи — фотографией или печатным прессом. Худенький, жилистый мистер Рейнерт первые несколько дней украдкой наблюдал за Томми, которого совсем не интересовало происходящее вокруг него.

— Чем бы ты хотел заняться? — спросил его Рейнерт.

— Я бы хотел рисовать. Я хорошо пишу маслом.

Рейнерт удивленно вскинул голову:

— В тюрьме никто не пишет маслом.

— А я пишу.

— Хорошо, Миллиган, пойдем со мной. Думаю, я знаю, где мы можем достать для тебя материалы.

Томми повезло: в Исправительном учреждении Чилликота занятия изобразительным искусством недавно были прекращены, и все краски, холсты и подрамники переслали в Ливанскую тюрьму. Рейнерт помог ему установить мольберт и сказал, что он может рисовать. Через полчаса Томми принес ему пейзаж. Рейнерт был потрясен:

— Миллиган, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь рисовал так быстро. И хорошо нарисовано.

Томми кивнул:

— Я должен был научиться рисовать быстро, чтобы иметь возможность заканчивать свои работы.

Хотя работа маслом не входила в программу занятий графикой, Рейнерт понял, что Миллиган чувствует себя лучше всего, когда у него в руке кисть, поэтому с понедельника по пятницу разрешал рисовать все, что тот захочет. Заключенные, охранники и даже кое-кто из администрации восхищались пейзажами Томми. Он нарисовал несколько незамысловатых картин для бартера, которые подписал «Миллиган». Для себя он рисовал другие картины, и ему разрешали отдавать их Марлен или матери, когда они приходили его навещать.

Иногда в студию заходил доктор Стейнберг, который просил у Миллигана совета по поводу собственных занятий живописью. Томми показал ему, как строить перспективу, как нарисовать скалы так, чтобы они казались находящимися под водой. В выходные дни Стейнберг приходил в тюрьму, Миллигана выпускали из камеры, и они вдвоем писали натурные этюды. Зная, что Миллиган ненавидит тюремную пищу, доктор всегда приносил сандвичи «субмарина» (бутерброд, сделанный из белого батона с различными наполнителями — сосисками, сыром, специями, солеными и маринованными овощами) или рогалики со сливочным сыром и молочный коктейль.

— Я хотел бы рисовать в камере, — как-то сказал Томми Рейнерту.

Рейнерт отрицательно покачал головой:

— При двух заключенных в одной камере — нельзя. Это против правил.

Но такое правило действовало недолго. Несколько дней спустя в камеру Миллигана вошли два охранника, произвели обыск и нашли марихуану.

— Это не мое, — сказал Томми, боясь, что ему не поверят и пошлют в «дыру» — пустой изолятор.

Когда стали спрашивать его соседа по камере, тот признался, что с горя курил марихуану, потому что жена его бросила. Его посадили в изолятор, а Миллиган на некоторое время оказался один в камере.

Рейнерт поговорил с лейтенантом Морено, начальником блока камер, чтобы Миллигану позволили рисовать в камере, пока к нему не подселят другого заключенного. Морено разрешил. Таким образом, каждый день после того, как студия графики закрывалась в половине четвертого, Миллиган возвращался в камеру и рисовал до самого отбоя. Дни проходили быстро. Было легче пережидать время.

Однажды охранник сказал, что к нему в камеру подселят нового заключенного. Аллен остановился у кабинета лейтенанта Морено:

— Мистер Морено, если вы ко мне подселите кого-нибудь, я не смогу рисовать.

— Ну что ж, будешь рисовать где-нибудь в другом месте.

— Можно я вам объясню кое-что?

— Приди ко мне попозже, и мы поговорим об этом.

После ленча Аллен возвратился из студии с рисунком, который только что закончил Томми. Морено с удивлением посмотрел на рисунок и спросил:

— Это ты нарисовал? — Лейтенант взял в руки рисунок и стал разглядывать зеленый ландшафт с речкой, теряющейся вдали. — Послушай, я бы хотел иметь такую картину.

— Я нарисовал бы вам, — сказал Аллен, — только я больше не могу рисовать в камере.

— Ах да… подожди минутку. Так ты нарисовал бы для меня?

— И притом бесплатно. Морено позвал своего помощника:

— Кейси, сними имя нового заключенного с камеры Миллигана. Вместо него вставь пустую полоску и поставь на ней кресты. — Затем он обратился к Аллену: — Не беспокойся. Ведь до комиссии тебе осталось девять месяцев? Больше в твою камеру никого не поместят.

Аллен был в восторге. Томми, Денни и Аллен рисовали каждую свободную минуту, но ни одной картины не заканчивали.

— Ты должен быть осторожен, — посоветовал Артур. — Как только Морено получит картину, он может нарушить свое слово.

Аллен «мотал» Морено почти две недели, потом пошел в его кабинет, чтобы подарить ему картину — пристань с привязанными к ней лодками. Морено был очень доволен.

— Вы уверены, что и теперь никого не подселят в мою камеру? — спросил Аллен.

— Я пометил это на стенде. Можешь пойти и посмотреть.

Аллен вошел в комнату охраны. Под его именем он увидел полоску с пометкой: «В камеру Миллигана никого больше не помещать». Полоска была приклеена прозрачной лентой и выглядела постоянной.

Рисовал Миллиган много: картины для охранников, для администрации, для матери и Марлен, чтобы те могли их продать. Однажды его попросили нарисовать картину для вестибюля, и Томми нарисовал огромное живописное полотно, которое должно было висеть за спиной дежурного, впускающего посетителей. Он допустил ошибку, подписав картину своим именем, но Аллен вовремя заметил это, закрасил имя и сделал подпись «Миллиган».

Большинство картин не удовлетворяли его. Они предназначались для быстрой продажи или для бартера. Но однажды он занялся очень важной для него работой — переделкой картины, которую он увидел в художественном альбоме. Аллен, Томми и Денни по очереди работали над «Грацией Кэтлин». Сначала они думали изобразить аристократку XVII столетия с мандолиной. Аллен рисовал лицо и руки. Томми работал над фоном. Денни выписывал детали. Когда настало время дать ей в руки мандолину, Денни понял, что не знает, как рисовать этот музыкальный инструмент, поэтому он нарисовал нотный лист. Двое суток без перерыва они по очереди работали над картиной. И когда картина была готова, Миллиган рухнул на койку и уснул.

До Ливанской тюрьмы Стив совсем немного времени провел на пятне. Отличный и дерзкий водитель, он несколько раз побывал за рулем, когда был моложе, и потом хвастался, что он самый лучший водитель в мире. В тюрьме Рейджен позволил ему вставать на пятно после того, как Ли был изгнан, потому что Стив тоже умел заставить людей смеяться. Стив похвалялся, что он один из лучших подражателей на белом свете. Он мог имитировать любого, и заключенные смеялись до колик. Имитации были его способом высмеивать людей. Стив вечно выдавал себя за кого-нибудь другого.

Рейджен сердился, когда Стив имитировал его югославский акцент, а Артур неистовствовал, когда Стив начинал говорить с британским акцентом низших классов.

— Я так не говорю! — настаивал Артур. — Я не говорю на кокни!

— У нас из-за него будут неприятности, — предупредил Аллен.

Однажды Стив стоял в коридоре позади капитана Лича, скрестив руки и подражая манере Лича покачиваться взад-вперед на пятках. Лич обернулся и поймал его на этом.

— Ладно, Миллиган, можешь давать представление в «дыре». Думаю, десять суток в изоляторе будут для тебя хорошим уроком.

— Аллен предупреждал нас, что что-то случится, — сказал Артур Рейджену. — Стив бесполезен — ни амбиций, ни таланта. Все, что он умеет, — это смеяться над людьми. Зрителям весело, а мы наживаем очередного врага. Тебе решать, но, по-моему, врагов у нас и так с избытком.

Рейджен согласился, что Стив — «нежелательный», и сказал, что ему отказано в праве вставать на пятно. Стив отказался освободить пятно и, подражая акценту Рейджена, прорычал:

— Что ты хочешь сказать? Ты не существуешь. Никто из вас не существует. Вы все — плод моего воображения. Здесь только я. Я — единственное реальное лицо. А вы — лишь галлюцинации.

Рейджен ударил его головой о стену, из рассеченного лба пошла кровь. Стив сошел с пятна.

По настоянию Артура Аллен подал заявление на курсы, проводимые в тюрьме инструкторами из филиала общеобразовательного колледжа в Шейкер-Вэлли. Он записался на английский язык, промышленный дизайн, элементарную математику и промышленную рекламу. На занятиях по искусству он получал пятерки, по английскому и математике — четверки с плюсом. Отзывы по графике были в превосходных степенях: «исключительный», «весьма продуктивный», «быстро усваивает», «в высшей степени надежный», «отличные отношения», «очень развита логика».

5 апреля 1977 года Аллен появился перед комиссией по дословному освобождению. Ему сказали, что его освободят через три недели.

Когда Миллиган получил, наконец, свидетельство об освобождении, Аллен так был рад, что не мог усидеть на месте. Он ходил по камере взад-вперед. Наконец он взял свидетельство и сделал из него бумажный самолетик. За день до освобождения, проходя мимо кабинета капитана Лича, Аллен свистнул. Когда Лич поднял голову, Аллен пустил в него самолетик и пошел дальше, улыбаясь.

Последний день в Ливанской тюрьме, 25 апреля, длился вечно. Предыдущую ночь Аллен не мог уснуть до трех часов, шагая по камере. Он сказал Артуру, что тот должен уточнить, у кого будет право вставать на пятно, когда они снова окажутся на свободе.

— Я — тот, кто должен теперь общаться с людьми, — сказал Аллен, — чтобы находить выход из разных ситуаций.

— Рейджену трудно будет отказаться от власти после двух лет обладания полным контролем, — заметил Артур. — Триумвират он встретит в штыки. Мне кажется, Рейджен задумал продолжать удерживать контроль.

— Ну, ты, конечно, снова будешь боссом. Я найду работу и вновь займу место в обществе. Мне нужно заняться делом.

Артур поджал губы.

— Это разумно, Аллен. Хотя я не могу говорить за Рейджена, но я тебя поддержу.

На выходе охранник передал ему новый костюм, и Аллен поразился качеству костюма и тому, как точно он подошел.

— Твоя мать прислала, — сказал охранник. — Это же один из твоих.

— Ах да, — сказал Аллен, делая вид, что вспомнил. Вошел другой охранник, принесший документ Аллену на подпись. Перед тем как выйти из тюрьмы, он должен был заплатить тридцать центов за пластиковую чашку, которой не оказалось в камере.

— Ее взяли у меня, когда выпускали из изолятора, — сказал Аллен, — да так и не вернули.

— Ничего не знаю, ты должен заплатить.

— Да пошли вы с вашими чашками, — закричал Аллен. — Не буду я платить!

Аллена привели в кабинет мистера Данна, и администратор спросил, что случилось в последний день его пребывания здесь.

— Меня заставляют платить за чашку, которую сами же и взяли. Я не буду за это платить.

— Надо заплатить тридцать центов, — сказал Данн.

— Будь я проклят, если заплачу!

— Ты не сможешь уйти, пока не заплатишь.

— Да? Тогда я расположусь прямо здесь, — заявил Аллен, усаживаясь. — Это дело принципа.

Махнув рукой, Данн отпустил его. Когда Аллен прошел в комнату ожидания, где сидели мать, Марлен и Кэти, Артур спросил:

— Тебе это надо было?

— Как я уже сказал, это дело принципа.

Проводить его пришли Боб Рейнерт и доктор Стейнберг, незаметно сунувший ему в карман деньги как плату за один из рисунков.

Аллену не терпелось поскорее выйти за двери тюрьмы, а мать Билли все разговаривала с доктором Стейнбергом.

— Ну же, — поторопил Аллен Дороти, — пошли быстрее!

— Минутку, Билли, — ответила она. — Я разговариваю. Он стоял, раздраженный, а она все говорила и говорила.

— Нам можно идти?

— Сейчас пойдем, отдохни минутку.

Аллен нетерпеливо ходил взад-вперед, ворча себе под нос, а мать продолжала разговаривать. Наконец он не выдержал и закричал:

— Мама, я ухожу! Если хочешь тут остаться, оставайся!

— Ну что ж, до свиданья, доктор Стейнберг. Я благодарю вас за все, что вы сделали для моего Билли.

Аллен направился к двери, она последовала за ним. Стальная дверь со свистом захлопнулась за ними, и он понял, что, входя сюда, не слышал, как закрывалась вторая дверь.

К тому времени как Кэти подъехала к входу, Аллен все еще сердился. Когда человека выпускают из тюрьмы, нужно лишь открыть дверь — и он бросится вон. Какого черта его задерживать всякой болтовней! Достаточно плохо уже то, что закон держит тебя в таком месте, но когда это делает твоя болтливая мать — это уже слишком. В машине он угрюмо молчал.

— Остановись у банка, — наконец промолвил Аллен. — Я обналичу тюремный чек здесь, в Ливане. Не хочу этого делать в Ланкастере, чтобы все сразу узнали, что я только что вышел из тюрьмы.

Он вошел в банк, расписался на обороте чека и положил его на прилавок. Когда кассир протянул ему пятьдесят долларов, Аллен положил их в кошелек вместе с деньгами доктора Стейнберга. Сердясь на себя еще сильнее из-за того, что его гнев не проходит, Аллен больше не хотел занимать пятно…

Томми огляделся, не зная, что он делает в банке. Он только что вошел или собирается уходить? Открыв кошелек, он увидел почти двести долларов и быстро сунул кошелек в карман. Значит, он собирался уходить. Взглянув в большое окно, Томми увидел мать и Марлен, которые ожидали его в машине. Кэти сидела за рулем. И он понял, что это за день. Он проверил календарь в окошке кассира. Сегодня его выпустили на свободу.

Томми выбежал из банка, делая вид, что что-то сжимает в руках.

— Быстро, смываемся. Спрячьте меня.

Он сжал в объятиях Марлен и засмеялся. Ему было очень хорошо.

— Боже, Билли! — воскликнула она. — Вечно у тебя меняется настроение.

Они старались рассказать ему все, что произошло в Ланкастере за прошедшие два года, но ему на это было наплевать. Все, о чем он сейчас мечтал, — это оказаться в постели с Марлен. После всех этих свиданий в тюрьме он мечтал побыть с ней наедине.

Подъезжая к Ланкастеру, Марлен сказала Кэти:

— Высади меня у торгового центра на Плаза. Я должна еще работать.

Томми с удивлением посмотрел на нее:

— Работать?!

— Да. Я отпросилась на утро, но должна вернуться.

Томми удивился и обиделся. Он думал, что она захочет побыть с ним в его первый день на свободе. Он ничего не сказал, сдерживая подступившие слезы, но пустота внутри причиняла такую боль, что он сошел с пятна…

Оказавшись в своей комнате, Аллен громко сказал:

— Я знал, что она ему не подходит. Если бы она любила Томми, то отпросилась бы на целый день. Нечего ей тут торчать!

— Я всегда это говорил, — ответил Артур.

Глава восемнадцатая

За несколько недель до освобождения Билли Кэти вернулась домой, в Ланкастер, и стала опять работать на «Энкор Хокинг». Единственным, что делало работу более-менее сносной, была ее новая подруга, Бев Томас. Они работали вместе в отделе контроля и упаковки, проверяя стеклотару на конвейере, разговаривали, перекрикивая шум газовых горелок и воздуходувок. Когда Кэти ушла с «Энкор Хокинг», чтобы учиться в колледже при Афинском университете штата Огайо, девушки продолжали дружить.

Бев была привлекательная молодая женщина, разведенная, примерно одного возраста с Билли, со светло-каштановыми волосами и зелеными глазами. Кэти считала Бев независимой, терпимой и прямой в своих высказываниях. Бев интересовалась психологией. Она говорила, что пытается понять, какова причина появления подлости в людях и какие моменты из прошлого заставляют их так поступать.

Кэти рассказала, как их собственная семья — и особенно Билли — страдала от жестокости Челмера. Она пригласила Бев в дом своей матери, показала рисунки Билли и рассказала о преступлениях, приведших Билли в тюрьму. Бев выразила желание познакомиться с ним.

Вскоре после возвращения Билли Кэти организовала совместную с Билли поездку. Вечером Бев подъехала к дому на Спринг-стрит в своем белом «меркюри-монтего», Кэти позвала Билли, который трудился над своим «фольксвагеном». Она познакомила их, но Билли лишь кивнул и продолжил работу.

— Ну же, Билли, — сказала Кэти, — ты обещал поехать с нами.

Он посмотрел на Бев, потом на свою машину и покачал головой:

— Понимаете, я еще чувствую себя неуверенно за рулем.

Кэти рассмеялась:

— Он сейчас в своем британском настроении, — объяснила она Бев. — Это с ним бывает.

Он окинул девушек надменным взглядом, и Кэти это было неприятно.

— Перестань, — настаивала Кэти, — не надо дурачиться, ведь ты обещал. Два года без руля — не так уж много, быстро вспомнишь. Если ты боишься, давай поведу я.

— Можно ехать на моей машине, — предложила Бев.

— Хорошо, я поведу, — наконец согласился Артур, обошел «фольксваген» и открыл для них дверцу.

— По крайней мере, — сказала Кэти, — ты не забыл про хорошие манеры.

Кэти села на заднее сиденье, а Бев — рядом с водителем. Артур сел за руль и тронулся с места. Он слишком быстро отпустил сцепление. Машина рванулась вперед и выскочила на встречную полосу движения.

— Может быть, лучше я поведу? — сказала Кэти. Артур не ответил. Он сгорбился над рулем, выехал на правую полосу и поехал очень медленно. Проехав молча несколько минут, он остановился у бензоколонки.

— Мне кажется, что машину надо заправить, — сказал он дежурному.

— С ним все в порядке? — прошептала Бев.

— Все будет хорошо, — сказала Кэти. — С ним это часто происходит. Он выйдет из этого состояния.

Они смотрели, как его губы беззвучно двигаются. Потом он огляделся и быстро сориентировался, а увидев Кэти на заднем сиденье, кивнул и улыбнулся.

— Привет! — сказал он. — Чудесный день для поездки.

— Куда мы едем? — спросила Кэти, когда он выехал на трассу и легко и плавно повел машину.

— Я хочу посмотреть Чистый Ручей, — сказал он. — Я часто мечтал об этом последние два года в…

— Бев знает, — сказала Кэти. — Я ей все рассказала. Миллиган внимательно посмотрел на Бев.

— Немногие решились бы прокатиться с бывшим заключенным, только что вышедшим на волю!

— Я не сужу так о людях, — ответила Бев, глядя ему в глаза, — потому что не хочу, чтобы обо мне так судили.

В зеркало заднего обзора Кэти видела, как Билли вскинул брови и сжал губы. Она была уверена, что замечание Бев произвело на него впечатление.

Он приехал к Чистому Ручью, где часто бывал прежде, и жадно смотрел на него, словно впервые. Кэти любовалась водой, сверкавшей на солнце, льющем свои лучи сквозь деревья. Она поняла, почему Билли любил это место.

— Я должен снова нарисовать его, — сказал он. — Но теперь я нарисую по-другому. Я хочу видеть все места, которые знал, но я все переделаю.

— Ручей не изменился, — сказала Бев.

— Зато я изменился.

После того как они два часа ездили по этим местам, Бев пригласила их вечером в свой трейлер на обед. Они вернулись на Спринг-стрит. Бев пересела в свою машину и дала им адрес стоянки трейлеров.

Кэти понравилось, что Билли надел свой новый костюм в тонкую полоску. Он выглядел симпатичным и представительным, подровнял усы, зачесал назад волосы. В трейлере Бев представила Билли своим детям — пятилетнему Брайану и шестилетней Мишель. Билли сразу же переключил на них свое внимание, усадил их на колени, шутил с ними, словно сам был маленьким ребенком. Накормив детей и уложив их спать, Бев сказала ему:

— Ты умеешь обращаться с детьми. Мишель и Брайан сразу же приняли тебя.

— Я люблю ребятишек, — сказал он. — А твои особенно очаровательные.

Кэти улыбнулась, радуясь, что Билли в хорошем настроении.

— Я пригласила еще одного друга на обед, — сказала Бев. — Стив Лав тоже живет в трейлере, но отдельно от жены. Мы отличные друзья. Я хочу вас познакомить. Он на пару лет младше Билли, наполовину чероки, очень хороший парень.

Когда Стив Лав вошел, Кэти поразил его красивый темный цвет лица, густые черные волосы, усы и синие-синие глаза. Ростом он был выше Билли.

Во время обеда Кэти чувствовала, что Билли понравились и Бев, и Стив. Когда Бев спросила его о жизни в Ливанской тюрьме, Билли рассказал им о докторе Стейнберге и мистере Рейнерте и о том, как его способность рисовать помогла ему вынести пребывание в тюрьме. После обеда он рассказал о некоторых вещах, из-за которых с ним случались неприятности, и у Кэти возникло чувство, что он хвастается. Вдруг Билли вскочил:

— Поехали, прокатимся!

— В этот час? — сказала Кэти. — Уже за полночь.

— Замечательная идея, — согласился Стив.

— Я попрошу племянницу моей соседки посидеть с детьми, — сказала Бев. — Я в любое время могу ее попросить ее, она не откажет.

— Куда мы поедем? — спросила Кэти.

— Поищем где-нибудь площадку для игр, — сказал Билли. — Я хочу покачаться на качелях.

Как только пришла няня, они все забрались в «фольксваген», Кэти и Стив на заднем сиденье, Бев рядом с Билли впереди. Они приехали на небольшую школьную площадку. В два часа ночи они поиграли в пятнашки, покачались на качелях. Кэти была рада, что Билли хорошо провел время. Для него было важно завести новых друзей, чтобы он снова не связался с теми, с кем имел дело до тюрьмы. Именно об этом комиссия по досрочному освобождению предупреждала семью.

В четыре часа утра, после того как они довезли Бев и Стива до стоянки трейлеров, Кэти спросила Билли, что он думает о проведенном вечере.

— Чудесные ребята, — сказал Билли. — Мне кажется, у меня появились друзья.

Она сжала его руку.

— А эти малыши! — добавил он. — Мне они очень понравились.

— Когда-нибудь из тебя получится хороший отец, Билли.

Миллиган покачал головой:

— Это физически невозможно.

Марлен почувствовала перемену в Билли. Теперь это совершенно другой человек, думала она, более жесткий. Казалось, он отдалялся от нее, словно не хотел видеть. Это причиняло ей боль, потому что все время, пока он был в тюрьме, она больше ни с кем не встречалась, посвятив себя только ему.

Однажды вечером, спустя неделю после его освобождения, Билли приехал за ней к концу ее работы. Он казался прежним, вежливым, разговорчивым — таким, каким она его любила, и она обрадовалась. Они поехали к Чистому Ручью, одному из их любимых мест, а потом вернулись на Спринг-стрит. Дороти и Дела не было дома, и они пошли в его комнату. Впервые со времени его возвращения Билли и Марлен оказались наедине, в объятиях друг друга, и без всяких споров. Так давно этого не было, что она испугалась.

Наверное, Билли почувствовал ее страх, потому что отпрянул от нее.

— Что с тобой, Билли?

— А что с тобой?

— Я боюсь, — ответила Марлен. — Вот и все.

— Чего боишься?

— Мы с тобой уже два года не были вместе. Он встал с кровати и оделся.

— Что ж, — пробурчал он, — это меня как-то не вдохновляет.

Разрыв наступил внезапно. Марлен удивилась, когда однажды вечером Билли подъехал к магазину и пригласил ее поехать в Афины и провести с ним ночь. Наутро они заедут за Кэти в колледж и вернутся в Ланкастер. Марлен ответила, что ей не хочется ехать.

— Я позвоню, — сказал он, — может быть, передумаешь.

Но не позвонил. А через несколько дней она узнала, что с ним ездила Бев Томас.

Разгневанная Марлен позвонила ему и сказала, что не собирается терпеть такое.

— Давай забудем все, — сказала она, — пока ничего серьезного не было.

Он согласился с ней:

— Может случиться что-нибудь такое, что причинит тебе боль. Понимаешь, я не хочу этого.

Марлен было больно разрывать отношения с тем, кого она ждала больше двух лет, но она понимала, что именно сейчас нужно поймать его на слове.

— Хорошо, — сказала она. — Давай покончим с этим.

Больше всего Дела Мура раздражало в Билли то, что он постоянно лгал. Парень совершал какую-нибудь глупость, а потом врал, чтобы избежать последствий. Доктор Стейнберг предупредил Дела, чтобы тот не допускал вранья. Дел сказал Дороти:

— Послушай, а он не такой уж и тупой. Надо иметь мозги, чтобы вытворять такое.

А Дороти твердила одно:

— Это не мой Билл. Это другой Билл.

Делу казалось, что Билли умеет только рисовать. Советам он не следовал, наставлений не слушал.

— Билли скорее послушает совершенно незнакомого человека, чем кого-то из близких, кто действительно печется о его благополучии.

Когда Дел спрашивал его, что за люди дали ему информацию или совет, Билли всегда отвечал:

— Один знакомый парень.

И никогда ни одного имени или объяснения, кто эти «они» или где он познакомился с «ними».

Очень раздражало, что Билли часто не удосуживался ответить на простой вопрос, предпочитая молча выйти из комнаты или отвернуться. Дел сердился, когда Билли чего-то боялся, его раздражали фобии Билли. Например, он знал, что Билли ужасно боится оружия — даже не зная, что это такое. По мнению Дела, Билли ни о чем ничего не знал.

Но в Билли было что-то, чего он никогда не мог объяснить. Дел знал, что он намного сильнее Билли. Много раз они соревновались в армрестлинге, и ни разу он не усомнился в том, что Билли ему не пара. Но однажды вечером, когда Дел вызвал Билли на состязание, Билли в два счета уложил его.

— Давай еще раз, — настоял Дел. — Но теперь правыми руками.

Ни слова не говоря, Билли опять одержал победу, потом встал и собрался уходить.

— Такой сильный парень должен работать, — сказал Дел. — Когда ты собираешься искать работу?

Билли посмотрел на него, смутился и сказал, что он уже искал работу.

— Ты врешь! — закричал Дел. — Хотел бы найти работу, так давно бы нашел.

Ссора длилась почти час. Наконец Билли схватил свою одежду, вещи и выбежал из дома.

Бев Томас теперь жила вместе со Стивом Лавом, которого выгнали из его собственного трейлера. Когда Бев услышала, что дома у Билли возникли трудности, она пригласила его жить с ними. Билли проконсультировался в комиссии по досрочному освобождению и получил «добро».

Бев нравилось жить в компании двух мужчин. Никто бы не поверил, что между ними не было никакого секса, что это просто трое друзей, которые везде ходили вместе, делали все вместе, и им было так весело, как никогда раньше.

Билли очень хорошо относился к Мишель и Брайану: брал их с собой поплавать, покупал им мороженое, водил их в зоопарк, заботился об этих детях, словно о своих собственных. Бев удивлялась, когда, придя с работы, она находила помещение чисто прибранным. Все было чисто — кроме посуды. Он никогда не мыл посуду.

Иногда Билли вел себя настолько по-женски, что она и Стив думали, не голубой ли он. Часто Бев и Билли спали в одной кровати, но он ни разу не дотронулся до нее. Когда однажды она его об этом спросила, он сказал, что он импотент.

Для нее это не имело значения. Он ей нравился. Ей нравилось все, что они делали вместе. Например, они на три дня ездили в Бер-Оук-Лодж, разбили там лагерь и потратили пятьдесят долларов на калорийную, но совершенно не утоляющую голод пищу. Или ночью гуляли по лесу возле Чистого Ручья. Билли представлял себя Джеймсом Бондом. Освещая себе дорогу фонарем, он искал в лесу тайники с марихуаной. Было забавно слушать, как он говорил с британским акцентом, называя по латыни все растения. Все это было сумасшествие — все, что они делали, но с этими двумя парнями, впервые за долгое время, Бев чувствовала себя свободной и счастливой.

Однажды Бев пришла домой и обнаружила, что Билли покрасил свой зеленый «фольксваген» в черный цвет с беспорядочными серебряными пятнами.

— Теперь другого такого «фольксвагена» в мире нет, — сказал он.

— Но почему, Билли? — спросили Бев и Стив.

— Все равно полицейские следят за мной. Почему бы не облегчить им работу?

Но истинной причины они не услышали. Аллену надоело паниковать каждый раз, когда он не мог вспомнить, где припарковал машину. Выразительная окраска машины поможет ему быстрее отыскивать ее.

Но когда несколько дней спустя Билли встретил брата Стива, Билла Лава, и увидел его фургон, он поменял на него свой «фольксваген». Потом Билли поменял фургон на мотоцикл друга Стива. Мотоцикл, правда, был не на ходу, но Стив, мотоциклист со стажем, быстро привел его в порядок.

Стив обнаружил, что временами Билли ездил на мотоцикле как дьявол, а иногда вообще боялся сесть на него. Однажды за городом им нужно было проехать по крутому скату из глины и камней. Стив объехал скат и продолжал путь дальше. Вдруг он услышал сверху рев мотора, вскинул голову и увидел Билли на краю обрыва.

— Как ты туда забрался?

— Въехал! — крикнул в ответ Билли.

— Это невозможно! — заорал Стив.

Секунды спустя он увидел совершенно другого Билли, который пытался спуститься, действуя так, словно он впервые сел на мотоцикл. Несколько раз мотоцикл упорно не хотел ехать туда, куда Билли его направлял. Наконец Стив оставил внизу свой мотоцикл, забрался вверх по почти отвесному обрыву и помог Билли спуститься.

— Не могу поверить, что ты забрался туда, — сказал Стив, взглянув назад, — но другого пути нет.

Билли посмотрел на Стива так, словно не знал, о чем тот говорит.

В другой раз, когда Стив и Билли были одни, они пошли прогуляться по лесу. После двухчасового подъема по горам они все еще не добрались до вершины. Стив знал, что он сильнее Билли и лучше физически подготовлен, но даже он устал.

— Нам не забраться наверх, Билли. Давай отдохнем и вернемся.

Но когда он в полном изнеможении сел на землю, прислонившись к дереву, то увидел как вдруг Билли рванул с места и на полной скорости по крутому подъему взбежал на вершину. Не желая отставать, Стив стал карабкаться наверх. Перед ним на самой вершине стоял Билли, раскинув руки, потряхивая пальцами и глядя вниз на открывавшуюся перед ним панораму. Он говорил что-то на странном языке.

Когда наконец Стив поравнялся с ним, Билли повернулся, посмотрел на него, словно на незнакомца, и побежал вниз по склону холма к пруду.

— Господи, Билли! — закричал Стив. — Откуда ты берешь энергию?

Но Билли продолжал бежать, крича что-то на незнакомом языке. Не раздеваясь, он бросился в пруд и поплыл.

Когда Стив догнал Билли, тот сидел на камне на противоположном берегу, тряся головой, словно вытряхивая воду из ушей. Он поднял голову, когда Стив подошел к нему, и сказал укоризненно:

— Зачем ты столкнул меня в воду? Стив в недоумении уставился на него:

— О чем ты говоришь?

Билли посмотрел на свою мокрую одежду:

— Ты не должен был толкать меня в воду.

Стив недоверчиво покачал головой. Он не хотел ссориться.

Они вернулись к мотоциклам. Увидев, что Билли опять едет как новичок, Стив сказал себе, что за этим парнем надо следить: с головой у него явно что-то не так.

— Знаешь, что мне хотелось бы сделать? — сказал Билли, когда они достигли дороги, пролегающей между прудом и подножием горы. — Натянуть холст через дорогу между теми двумя вязами, так высоко, чтобы под ним могли проезжать машины. Я бы разрисовал холст, чтобы он выглядел как гора, поросшая кустарником и деревьями, а в середине был бы виден туннель.

— Странные у тебя идеи.

— Знаю, — сказал Билли, — и все равно мне хочется это сделать.

Бев обнаружила, что ее деньги быстро исчезают. Их тратили на еду, на ремонт мотоциклов и машин (Билли купил старый «форд-гэлэкси»). Она намекнула, что Стив и Билли должны поискать работу. Они обошли несколько фабрик в Ланкастере, и к концу мая Билли уговорил людей из «Рейколд кемикал» взять их обоих.

Работа была тяжелой. Из чана выходили нити стекловолокна и сматывались в рулоны. Задачей Стива и Билли было резать нить, когда рулон достигал нужных размеров. Затем надо было этот тяжелый рулон поднять, положить на тележку и начать сматывать новый рулон.

Однажды вечером по пути домой Билли остановился, чтобы подсадить путешествующего автостопом парня, у которого на шее висел фотоаппарат. Продолжая вести машину, Билли предложил за него три порции «спида». Стив видел, как Билли полез в карман и вынул три белых таблетки в пластиковом пакете.

— Я не употребляю «спид», — сказал парень.

— Можешь толкнуть их, по восемь баксов за штуку. Быстро заработаешь.

Парень быстро сделал подсчет и протянул аппарат в обмен на пластиковый пакет. Когда Билли высадил его в Ланкастере, Стив повернулся к Билли:

— Я не знал, что ты занимаешься наркотиками.

— Я и не занимаюсь.

— Где ты взял «спид»? Билли засмеялся:

— Это был аспирин.

— Боже! — воскликнул Стив, хлопнув себя по бедру. — Никогда не видел ничего подобного.

— Я как-то продал целый чемодан пустышек, — сказал Билли. — Похоже, пора повторить.

Он остановил машину возле аптеки, чтобы купить желатин и другие ингредиенты. В трейлере он растворил желатин в одной из кастрюль Бев и сделал плоскую пилюлю толщиной полтора миллиметра. Когда пилюля затвердела и высохла, он разрезал ее на квадратики со стороной шесть миллиметров и положил на тесьму.

— Этот желатин можно продать по несколько баксов за штуку.

— А как они действуют? — спросил Стив.

— Возбуждают. Вызывают галлюцинации. Но самое замечательное, что, если тебя застукают при продаже, никаких проблем. А что будет делать бедняга, который их купит? Побежит в полицию?

На следующий день Билли отправился в Коламбус, оттуда вернулся с пустым кейсом. Он продал упаковку аспирина и желатиновые таблетки и показал целую пачку денег. Но Стив заметил, что Билли выглядит испуганным.

На следующий день, когда Билли и Стив возились с мотоциклом Билли, их соседка, Мэри Слейтер, закричала, чтобы они перестали так шуметь. Билли метнул отвертку в ее трейлер. Звук удара отвертки о металлическую стенку трейлера был похож на выстрел. Мэри Слейтер позвонила в полицию, и Билли забрали за посягательство на чужую собственность. Делу пришлось внести залог. Хотя обвинение было снято, полицейский из комиссии по досрочному освобождению велел Билли вернуться домой.

— Я буду скучать по вам, ребята, — сказал он, пакуя свои вещи. — Особенно по малышам.

— Не думаю, что мы здесь надолго задержимся, — сказал Стив. — Я слышал, менеджер собирается выгнать всех отсюда.

— Что будете делать? — спросил Билли.

— Найдем жилье в городе, — сказала Бев, — и продадим трейлер. Может быть, ты сможешь прийти и жить с нами там.

Билли покачал головой:

— Я вам не нужен.

— Неправда, Билли, — ответила она. — Ты же знаешь, мы — тройка.

— Ладно, там посмотрим. А пока что пора домой. Когда он ушел, дети Бев заплакали.

Аллену надоело работать на «Рейколд кемикал», особенно теперь, когда ушел Стив Лав. Ему осточертел бригадир, который постоянно жаловался, что Билли то делает все правильно, а то вообще не знает, что делать. Артур недовольно говорил Аллену, что опять они взялись за бездумную работу, которая умаляет их достоинство.

В середине июня он подал заявление на компенсацию за травму вследствие несчастного случая на производстве и бросил работу.

Дел чувствовал, что Билли потерял работу на «Рейколд кемикал». Он позвонил в компанию, чтобы все разузнать. Помня о совете доктора Стейнберга уличать Билли во лжи, Дел спросил его:

— Ты потерял работу, да?

— Это мое дело, — ответил Томми.

— Это мое дело, пока ты живешь в моем доме и я плачу по счетам. Ты что ж думаешь, деньги на деревьях растут? Не можешь удержаться ни на какой, даже пустяковой работе. И еще врешь. Почему не сказал, что бросил работу?

Они ругались почти час, Томми слышал те же фразы, которые говорил Челмер. Он надеялся, что мать придет ему на помощь, но та молчала. Судя по всему, здесь ему больше делать было нечего.

Томми пошел в свою комнату, упаковал вещи и сложил их в машину. Потом сел в свой «форд», ожидая кого-нибудь, кто увезет его из этого проклятого места. Наконец пришел Аллен, увидел расстроенного Томми и понял, что случилось.

— Все правильно, — сказал Аллен, трогаясь с места. — Пора сваливать из Ланкастера.

В течение шести дней они ездили по Огайо в поисках работы, по ночам съезжая с дороги и углубляясь в лес, чтобы поспать. Рейджен настаивал, чтобы под сиденьем и в бардачке всегда лежали пистолеты для защиты.

Однажды ночью Артур посоветовал Аллену поискать работу техника по обслуживанию оборудования. С этой работой мог легко справиться Томми: ремонтировать электроприборы, механику, нагревательные приборы и водопровод. По мнению Артура, такая работа обеспечивала бесплатные жилье и коммунальные услуги. Он посоветовал Аллену связаться с бывшим соседом по камере, которому он однажды помог в Ливанской тюрьме и который теперь работал техником в пригороде Коламбуса под названием Литл-Тётл.

— Может быть, он знает, где требуется механик, — сказал Артур. — Позвони ему. Скажи, что ты в городе и хотел бы повидаться с ним.

Аллен не хотел этого делать, но последовал совету Артура. Нед Бергер обрадовался ему и пригласил к себе. Он сказал, что там, где он работает, свободных мест нет, но Билли Миллиган может провести у него пару ночей. Аллен заехал к нему, и они хорошо посидели, вспоминая истории из тюремной жизни.

Утром третьего дня Бергер пришел с работы с новостями, что компания «Ченнингуэй апартментс» собирается дать объявление о найме приходящих техников.

— Позвони им, — сказал Бергер, — но не говори, откуда ты узнал, что они нанимают.

На Джона Ваймера, моложавого работника отдела кадров жилищной конторы «Келли и Леммон», Билли Миллиган произвел неплохое впечатление. Из всех претендентов, ответивших на его объявление, Миллиган был самым квалифицированным и привлекательным. Во время первой беседы, 15 августа 1977 года, Миллиган заверил его, что он может быть садовником, плотником, электриком и водопроводчиком.

— Могу отремонтировать все, что работает на электричестве или топливе, — сказал он Ваймеру, — И если не знаю, как это сделать, то способен догадаться.

Ваймер сказал ему, что свяжется с ним, после того как побеседует с другими претендентами. В тот же день позднее, проверяя рекомендательные письма, Ваймер позвонил самому последнему нанимателю, указанному в заявлении Миллигана, — Делу Муру. Мур дал ему блестящую характеристику: отличный работник, ответственный молодой человек. Он вынужден был уйти с работы, так как рубка мяса его не очень привлекала. Дел Мур заверил Ваймера, что Билли будет отличным техником.

Ваймер не смог проверить двух других работодателей — доктора Стейнберга и мистера Рейнерта, так как Миллиган забыл указать их адреса. Поскольку работа предполагалась наружная, Ваймер довольствовался рекомендацией последнего работодателя. Тем не менее, он дал задание своему секретарю справиться в полиции относительно всех новых рабочих.

Когда Миллиган пришел на вторую беседу, первое впечатление Ваймера подтвердилось. Он нанял его в жилищную контору комплекса «Уильямсбург-сквер», соседнюю с конторой комплекса «Ченнингуэй» — «Келли и Леммон» управляла обеими. Билли мог приступить хоть сейчас.

После ухода Миллигана Ваймер передал секретарю заявление и анкету Миллигана для подшивки. Он не заметил, что на обоих документах Миллиган обозначил день и год — 15–77 и 18–77, но не написал месяц — август.

Джон Ваймер нанял Миллигана, но его начальником была Шерон Рот — молодая женщина с бледной кожей и длинными черными волосами. Она нашла нового работника интеллигентным, симпатичным молодым человеком, познакомила его с другими девушками и объяснила порядок. Каждый день Билли должен приходить в контору «Уильямсбург-сквер» и брать наряды, заполненные ею, Кэрол или Кэти. Когда работа сделана, Миллиган должен расписаться в наряде и отдать его Шерон.

Первую неделю Миллиган работал хорошо, навешивая жалюзи, ремонтируя заборы и дорожки, подстригая газоны. Все согласились с тем, что он энергичен и честолюбив. Спал он на Уильямсбург-сквер, в квартире Неда Адкинса, одного из молодых техников.

Утром на следующей неделе Миллиган зашел в отдел кадров к Джону Ваймеру насчет аренды квартиры. Ваймер подумал над этим и, вспомнив слова Миллигана о его умении ремонтировать электроприборы и водопровод, решил перевести его на внутренние работы на круглосуточной основе. Он должен будет жить на территории, чтобы в случае необходимости его можно было вызвать днем и ночью. Такая работа давала право на бесплатное жилье.

— Ты можешь взять связку ключей-оригиналов у Шерон или Кэрол, — сказал Ваймер.

Новая квартира была великолепна: камин в гостиной, спальня, маленькая столовая и кухня. Окна выходили во двор. Томми занял один из стенных шкафов под свою электронику, закрыв его на ключ, чтобы дети не забирались туда. Аллен устроил студию в глубине маленькой столовой. Адалана убирала квартиру и готовила обед. Рейджен знакомился с окружающим районом. Жизнь налаживалась.

Артур одобрил ситуацию, довольный тем, что они, наконец, были устроены, и он имел возможность сосредоточиться на медицине и научной работе.

По чьему-то недосмотру никто не послал запроса в полицию относительно Билли Миллигана.

Через две недели после переезда в «Ченнингуэй» Рейджен бродил по бедному кварталу и увидел двух босых негритят, играющих на тротуаре. Он заметил хорошо одетого белого мужчину, который вышел из одного из домов и направлялся к своему «кадиллаку». Рейджену показалось, что хозяин «кадиллака» — сутенер.

Быстро подойдя к мужчине, он прижал его к машине.

— Что с вами? Вы с ума сошли? — испугался тот. Рейджен вытащил из-за пояса пистолет:

— Отдай кошелек.

Мужчина отдал ему свой кошелек, Рейджен опустошил его и кинул обратно.

— Пошел отсюда!

Когда машина отъехала, Рейджен дал негритятам более двухсот долларов.

— Держите, ребятки! Купите себе ботинки и еды для своих родных.

Он улыбался, глядя, как дети убегают с деньгами. Позднее Артур сказал, что Рейджен в тот день вел себя плохо.

— Ты не можешь расхаживать по Коламбусу, строя из себя Робин Гуда.

— А мне это нравится.

— Но ты прекрасно знаешь, что ношение оружия — это нарушение условий твоего освобождения.

Рейджен пожал плечами:

— Здесь ненамного лучше, чем в тюрьме.

— Глупости. Здесь мы на свободе.

— И что тебе дает эта свобода?

Артур стал подозревать, что Аллен был прав: Рейджен предпочитал любое окружение, даже тюрьму, где он мог бы контролировать пятно. Чем больше Рейджен узнавал рабочий район в восточной части Коламбуса, тем в большую ярость приходил, видя, как люди борются за выживание среди офисных зданий из стекла и стали.

Однажды, проходя мимо ветхого дома с прогибающимся крыльцом, он увидел красивую белокурую девочку с огромными голубыми глазами, сидящую на бельевой корзине. Ее парализованные ножки были странно согнуты. На крыльцо вышла пожилая женщина. Рейджен спросил ее:

— Почему у ребенка нет ножных скоб или инвалидной коляски?

Женщина в недоумении посмотрела на него:

— Мистер, вы знаете, сколько стоят эти вещи? Я два года вымаливала пособие. Я не могу этого купить для Нэнси.

Рейджен продолжил свой путь, погрузившись в раздумья.

Вечером он сказал Артуру, чтобы тот разыскал, в каком магазине медицинских товаров есть кресла-коляски и ножные скобы для детей. Хотя Артур и был раздражен тем, что его оторвали от чтения, а еще больше — тоном Рейджена, он все же сделал несколько звонков агентам по продаже медицинских товаров. Компания в Кентукки продавала изделия нужного размера. Артур дал Рейджену номера моделей и адрес магазина, но при этом спросил:

— Для чего тебе нужна эта информация? Рейджен не потрудился ответить.

В тот же вечер он взял машину, свои инструменты, нейлоновую веревку и поехал в южном направлении, в Луисвилль. Там он нашел магазин медицинских товаров и подождал, пока все не уйдут. Будет нетрудно войти внутрь, даже не потребуется помощь Томми. Взяв с собой инструменты, Рейджен перелез через проволочный забор, забежал за стену здания, невидимую с улицы, и проверил кирпичную кладку вдоль водосточной трубы.

По телевизору он видел, что воры-домушники всегда пользуются «кошками», чтобы забраться на крышу. Сам он с презрением относился к такому способу. Рейджен выудил из своего мешка стальной рожок для обуви, вынул шнурок из левой кроссовки, привязал рожок к подошве, так что его загнутый конец был обращен вниз у носка, образуя шип, как на альпинистских ботинках. Вставляя шип в швы кирпичной кладки и выбоины, Рейджен забрался на крышу; вырезал круг в стеклянной крыше, просунул руку и открыл створку. По веревке, привязанной к скобе, он спустился внутрь. Это напомнило ему времена, когда много лет назад они вместе с Джимом занимались скалолазанием.

Рейджен провел в магазине почти час, разыскивая по номерам нужные ему модели — пару ножных скоб для четырехлетнего ребенка и маленькое складное кресло-коляску. Он открыл окно, опустил на землю скобы и коляску и вылез сам. Уложил все в багажник и поехал обратно в Коламбус.

Было уже утро, когда машина остановилась у дома Нэнси.

— У меня кое-что есть для маленькой Нэнси, — сказал Рейджен старушке, которая смотрела на него в окно.

Он вынул из машины коляску, раскрыл ее и показал, как та работает. Потом показал Нэнси, как надевать скобы.

— Потребуется много времени, чтобы научиться носить их. Но обязательно надо ходить.

Женщина заплакала:

— У меня никогда не будет столько денег, чтобы заплатить вам за эти вещи.

— Платить необязательно. Это помощь нуждающемуся ребенку от богатой компании по производству медицинских товаров.

— Можно угостить вас завтраком?

— Что ж, от кофе не откажусь.

— Как вас зовут? — спросила Нэнси, когда ее бабушка ушла на кухню.

— Называй меня дядя Рейджен.

Девочка обняла его. Бабушка принесла кофе и самый вкусный пирог, который он когда-либо ел. Рейджен съел его без остатка.

Вечером Рейджен сидел на кровати, вслушиваясь в незнакомые голоса: один — с бруклинским акцентом, другой — сплошное сквернословие. Речь шла о дележе денег после ограбления банка. Рейджен вскочил на ноги, достал свой пистолет и стал открывать каждую дверь, каждый шкаф. Прикладывал ухо к стенам, но спор был слышен прямо в квартире. Он резко повернулся и сказал:

— А ну заткнитесь! Убью обоих!

Голоса смолкли. Вдруг Рейджен услышал голос, звучащий в его голове:

— Кто это, черт подери, велит мне заткнуться?

— Если вы не покажетесь, буду стрелять, — рявкнул Рейджен.

— И куда ты будешь стрелять?

— А где вы?

— Понятия не имею.

— Тогда почему ты говоришь?

— Я спорил с Кевином.

— Что еще за Кевин?

— Малый, на которого я орал. Рейджен подумал немного.

— Опиши мне вещи вокруг тебя. Что ты видишь?

— Вижу желтую лампу. Красное кресло у двери. Включенный телевизор.

— Какой телевизор? Что показывают?

— Белый корпус, большой цветной телевизор. Показывают «Вся семья».

Рейджен посмотрел на свой телевизор и понял, что незнакомцы находятся в его квартире — невидимые. Он снова обыскал помещение.

— Я везде смотрел. Где вы?

— Я с тобой, — сказал Филип.

— Как это?

— Я все время здесь и всегда был. Рейджен потряс головой.

— Ну ладно. Но больше никаких разговоров!

Потом сел в кресло-качалку и качался всю ночь, пытаясь разобраться во всем. Он был поражен тем, что существуют другие, о которых он не знал.

На следующий день Артур рассказал ему о Кевине и Филипе.

— Я считаю, что они — продукт твоего ума, — сказал Артур.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Прежде всего рассмотрим логическую сторону указанного явления, — сказал Артур. — Как отвечающий за ненависть, ты знаешь, что наделен разрушительной силой. Ненависть сильна, но неуправляема. Если человек желает овладеть энергией ненависти, при этом пытаясь избавиться от ее темной стороны, все равно она оставит свой след, все равно человек будет носителем зла. Наш разум хотел контролировать твою жестокость, чтобы твой гнев был избирательным и управляемым. Ты избавился от зла, ты можешь быть сильным, сохраняя спокойствие. Но какая-то доля порока осталась, это неизбежно, — что и привело к созданию Филипа и Кевина.

— Они такие же, как я?

— Они уголовники. Пока у них есть твои пистолеты, они, не колеблясь, будут наводить страх на людей, чтобы достигнуть своих целей. Но только с оружием — силу они черпают из оружия, считая, что это поднимает их до твоего уровня. Они мстительны и корыстны. После Зейнсвилля я объявил их «нежелательными», но ты знаешь, что бывает в периоды «спутанного времени»… Нет способа полностью избавиться от ненависти. Это цена, которую мы платим за нашу силу и агрессивность.

— Если бы ты как следует контролировал пятно, не было бы произвольных переключений, — сказал Рейджен. — В тюрьме было лучше.

— И в тюрьме тоже было такое, даже когда ты отвечал за пятно. Ты не знал об этом и зачастую узнавал уже потом. Кевин, Филип и другие «нежелательные» крали время в тюрьме. Сейчас главное, чтобы они не вступали в контакт со старыми дружками из Коламбуса или Ланкастера. Иначе условие досрочного освобождения будет нарушено.

— Согласен.

— Нам нужно завести новых друзей, начать новую жизнь. Работа здесь, в Ченнингуэй, — отличная возможность. Мы должны стать частью общества. — Артур огляделся. — Начнем с того, что обставим квартиру.

В сентябре он купил мебель. Пришел счет на тысячу пятьсот шестьдесят два доллара и двадцать один цент. Первая выплата предстояла в октябре.

Сначала все шло хорошо, за исключением того, что у Аллена возникли проблемы с Шерон Рот. Он не знал почему, но она беспокоила его: очень похожа на Марлей, такая же всезнайка и командирша. Он чувствовал, что она его недолюбливает.

К середине сентября период «спутанного времени» стал еще хуже, чем раньше, и все были сбиты с толку. Аллен приходил в контору, брал наряд, ехал на место и ждал, когда придет Томми и выполнит работу. Но все чаще и чаще Томми не появлялся. Никто не мог отыскать его, а кроме него, никто не мог сделать работу. Аллен знал, что сам он никогда не додумается, как отремонтировать водопровод или нагревательный прибор. Он боялся, что, если дотронется до чего-нибудь электрического, все они умрут.

Аллен ждал появления Томми так долго, как было возможно. Когда тот не появлялся, Аллен уходил — расписывался в наряде, что работа выполнена, или писал, что дверь в квартиру закрыта. Но три или четыре раза звонили жильцы и жаловались, что работа не сделана. Когда поступила четвертая жалоба, Шерон решила поехать с Билли в квартиру, чтобы посмотреть, в чем проблема.

— Ради Бога, Билл, — сказала она, глядя на посудомоечную машину, которая никак не хотела наполняться водой. — Даже я понимаю, как это можно сделать. Ведь ты же техник! Считается, что ты умеешь чинить бытовые электроприборы.

— Я починил ее. Я отремонтировал сливную трубу.

— Значит, дело не в этом.

Высаживая ее у конторы, Аллен заметил как рассержена Шерон. Он заподозрил, что она собирается его уволить.

Аллен сказал Томми, что ему нужно придумать что-то такое, чтобы Джон Ваймер и Шерон Рот просто не смогли его уволить. Первое, что пришло Томми в голову, — поставить в машину Джона Ваймера телефон с жучком для подслушивания.

— Это очень просто сделать, — сказал Аллен Ваймеру. — У вас в машине будет телефон, но телефонная компания даже знать об этом не будет.

— Ведь это же незаконно? — спросил Ваймер.

— Вовсе нет. Радиоволны свободны.

— И вы действительно можете это сделать?

— Есть только один способ доказать. Вы платите за материал и даете «добро».

Ваймер тщательно его расспросил, удивленный тем, как Миллиган разбирается в электронике.

— Я бы хотел для начала посмотреть, что к чему, — сказал Ваймер. — Но звучит неплохо.

Несколько дней спустя, когда Томми покупал в магазине электроники кое-какие материалы, он увидел ленточный жучок, который можно вставить в телефон и приводить в действие путем звонка. Все, что нужно сделать, — это позвонить в отдел кадров или в контору, сказать, что ошибся номером, и повесить трубку. Начнет работать магнитофон, который будет записывать разговоры Рот и Ваймера. Томми узнает, совершается ли что-то незаконное, что можно будет использовать, если те захотят его уволить.

Томми направил электронные жучки вместе с другой электроникой в контору Келли и Леммона. В тот же вечер он пробрался в контору и вставил записывающее устройство в телефон Рот. То же самое он сделал и с телефоном Вайнера. Потом на пятно встал Аллен и просмотрел некоторые ящики с папками в поисках какой-нибудь полезной информации. Одна папка привлекла его внимание — список тех, кого правление называло «крупными инвесторами», держателей акций «Ченнингуэй» и «Уильямсбург-сквер», обычно засекреченных. Это были люди, которые наняли компанию «Келли и Леммона» управлять жилищными комплексами. Аллен записал их имена.

С жучками в телефонах и списком в кармане он чувствовал, что с работы его не уволят.

Гарри Коудер первый встретил Билли Миллигана, когда тот вошел в квартиру Коудера, чтобы заменить несколько испорченных отопительных радиаторов.

— Вам нужен новый нагреватель, — сказал ему Миллиган. — Можно достать.

— Сколько это будет стоить? — спросил Коудер.

— Нисколько. «Келли и Леммон» и не заметят пропажу.

Коудер посмотрел на него, удивляясь, как Миллиган может предлагать такое, зная, что он — полицейский и неполный рабочий день работает в охране «Ченнингуэй».

— Надо подумать, — сказал Коудер.

— Дайте знать, как надумаете. Я буду рад поставить вам нагреватель бесплатно.

Когда Миллиган ушел, Коудер решил понаблюдать за ним. В квартирах «Ченнингуэй» и «Уильямсбург-сквер» резко возросло воровство. Все указывало на то, что у вора были ключи-оригиналы.

Джону Ваймеру позвонил техник, нанятый на работу примерно тогда же, когда и Миллиган. Техник сказал, что Ваймер должен кое-что знать о Миллигане. Ваймер попросил его прийти к нему в отдел.

— Я знаю, что поступаю нехорошо, — сказал техник, — но этот парень со странностями.

— Что вы имеете в виду?

— Он прослушивает девушек в жилконторах.

— Что значит «прослушивает»?

— Я говорю об электронном прослушивании.

— Да бросьте вы! Не может этого быть.

— Я говорю правду.

— А доказательства? Человек нервно огляделся.

— Миллиган сам мне сказал. А потом он повторил почти слово в слово, о чем я разговаривал в конторе с Шерон и Кэрол. Нас было только трое в комнате. Мы говорили о том, что в школах почти каждый употребляет наркотики. Он также сказал, что, когда девушки находятся одни, они сквернословят хуже, чем парни в раздевалке.

Ваймер задумчиво постучал пальцами по столу.

— Зачем это ему?

— Он сказал, что у него достаточно фактов на Шерон и Кэрол и что, если его уволят, они уйдут с ним. Если он будет тонуть, все — включая Келли и Леммона — пойдут с ним на дно.

— Глупо, по-моему. Как он это сделает?

— Он сказал, что предложил вам бесплатно поставить телефон в машину.

— Да, но я решил отказаться.

— Он еще сказал мне, что хочет поставить жучок на этот телефон, чтобы и на вас получить информацию.

Когда техник ушел, Ваймер позвонил Шерон.

— Думаю, вы были правы насчет Миллигана, — сказал он. — Лучше его уволить.

В тот же день Шерон вызвала Миллигана в контору и сообщила ему, что он уволен.

— Если я уйду, вы тоже уйдете, — сказал он. — Не думаю, что вы долго проработаете после меня.

Вечером, находясь дома, Шерон открыла дверь на звонок и удивилась, увидев Миллигана, одетого в синюю тройку — точь-в-точь административное лицо.

— Я только заглянул, чтобы сказать вам, что завтра в час дня вам надлежит быть у окружного прокурора, — сказал он. — Мне нужно также увидеть Джона Ваймера. Если вы сами не явитесь к прокурору, за вами пришлют машину.

С этими словами он повернулся и ушел.

Шерон понимала, что все это глупо, но испугалась. Она не имела понятия, о чем он говорит и почему окружной прокурор хочет видеть ее. И какое отношение к этому имеет Миллиган? Кто он и что ему надо? Одно Шерон знала точно: он не был обычным техником.

В половине шестого Томми направился в уже закрытую жилконтору, открыл замок, вошел внутрь и удалил жучок с телефона. Перед тем как уйти, он решил оставить записку для Кэрол. С той информацией, которую он даст Ваймеру, ее тоже будут вынуждены уволить. На их общем столе он перевернул страницу календаря на следующий рабочий день, понедельник 26 сентября 1977 года, и написал под датой печатными буквами:

Потом перевернул страницы обратно, на пятницу.

Когда Джон Ваймер ушел с работы на целый день, Томми незаметно проник туда и тоже удалил жучок. Выходя, он столкнулся с Терри Терноком, окружным инспектором фирмы «Келли и Леммон».

— Что вы здесь делаете, Миллиган? — спросил Тернок. — Я думал, вы уволены.

— Я пришел к Джону Ваймеру. В этой компании происходят некоторые вещи, о которых я собираюсь заявить. Я хочу дать Джону шанс уладить эти дела, прежде чем я уведомлю власти и инвесторов.

— О чем вы говорите?

— Ну что ж, поскольку вы начальник Джона, думаю, вам необходимо первому услышать об этом.

Вскоре после того, как Джон Ваймер пришел домой и приготовился провести спокойный вечер, позвонил Терри Тернок и попросил его немедленно приехать на работу.

— Происходит что-то странное. Здесь Миллиган, и я думаю, что вам лучше прийти сюда и тоже послушать, что он собирается сказать.

Когда Ваймер приехал, Тернок сказал, что Миллиган поехал к себе на квартиру и вернется через несколько минут, чтобы поговорить с ними обоими.

— Что он сказал? — спросил Ваймер.

— Черт его знает, предъявляет какие-то обвинения. Пусть лучше сам скажет.

— У меня какое-то странное отношение к этому парню, — сказал Ваймер, выдвигая ящик стола. — Я собираюсь записать этот разговор.

Он вставил новую кассету в небольшой диктофон и оставил ящик приоткрытым. Когда Миллиган вошел в дверь, Ваймер с удивлением посмотрел на него. До этого момента он видел Миллигана только в рабочей одежде. Сейчас он выглядел изысканно, в тройке и галстуке, держался с достоинством. Войдя, Миллиган сел и засунул большие пальцы за жилет.

— В вашей компании происходит кое-что, о чем вы должны знать.

— Например? — спросил Тернок.

— Всякие незаконные действия. Я хочу дать вам возможность решить эти проблемы, прежде чем я отправлюсь к окружному прокурору.

— Послушайте, Билл, о чем вы говорите? — спросил Ваймер.

В течение полутора часов Аллен рассказывал, как в жилищной конторе подделывают записи, как надувают инвесторов жилых комплексов «Ченнингуэй» и «Уильямсбург-сквер». Квартиры, записанные как свободные, в действительности заняты друзьями некоторых служащих, которые собирают и прикарманивают платежи. Он мог доказать, что компания «Келли и Леммон» незаконно отводит себе электроснабжение от основных линий электропередач.

Миллиган заверил их, что не думает, будто Ваймер вовлечен в этот обман и хищения, но почти все служащие компании вовлечены — особенно одна начальница жилконторы, которая разрешила своим друзьям занять эти квартиры.

— Я намерен дать вам время проверить все обвинения, Джон, и привлечь правонарушителей к ответу. Но если вы не сможете или не захотите сделать это, я опубликую факты в «Коламбус диспэч».

Ваймер забеспокоился. Всегда существовала возможность, что нечестные служащие делают нечто, что может привести к скандалу. По тому, как Миллиган говорил, было очевидно, что за всем этим стоит Шерон Рот. Ваймер наклонился вперед:

— Кто вы, Билл?

— Просто заинтересованное лицо.

— Вы частный детектив? — спросил Тернок.

— В данный момент не вижу причины раскрываться. Скажем так: я действую в интересах крупных инвесторов.

— Я всегда думал, что вы не техник, — сказал Ваймер. — Вы всегда поражали меня своим блестящим умом. Значит, вы работаете на инвесторов. Не скажете ли, на каких?

Миллиган поджал губы и вскинул голову.

— Я никогда не говорил, что работаю на инвесторов.

— Если нет, — сказал Тернок, — тогда, наверное, вы засланы к нам конкурирующей компанией, чтобы подорвать доверие к фирме «Келли и Леммон».

— О-о? — снова усмехнулся Миллиган, соединив кончики пальцев и постукивая ими. — Что заставляет вас так думать?

— Вы скажете нам, на кого работаете? — спросил Ваймер.

— Рекомендую вызвать сюда Шерон Рот и задать ей несколько вопросов относительно того, что я рассказал.

— Я определенно намерен разобраться в ваших обвинениях, Билл, и я рад, что вы сначала поговорили со мной. Могу заверить вас, что, если в компании «Келли и Леммон» работают нечестные служащие, мы с ними разберемся.

Миллиган протянул левую руку, чтобы показать Ваймеру и Терноку маленький микрофон в рукаве.

— Хочу уведомить вас, что этот разговор записывался. Это приемник, запись идет в другом месте.

— У честных людей мысли сходятся, — засмеялся Ваймер, указав на открытый ящик стола. — Я тоже все записал.

Миллиган рассмеялся в ответ:

— Хорошо, Джон. У вас три дня, начиная с понедельника. Проясните ситуацию и увольте виновных, иначе я опубликую информацию.

Вскоре после того, как Миллиган ушел, Ваймер позвонил Шерон Рот домой и рассказал ей об обвинениях. Она категорически все отрицала и клялась, что никто в жилконторе не ворует.

Зная теперь, что Миллиган подслушивал телефонные разговоры в конторе, Шерон в воскресенье решила все обыскать, но ничего не нашла. Или он уже удалил жучок, или это было мистификацией. Она посмотрела на настольный календарь, машинально перевернула листки с пятницы на понедельник и увидела:

«О боже! — подумала она. — Он собирается убить меня, потому что я его уволила».

Придя в ужас, она позвонила Терри Терноку и принесла ему записку. Они сравнили ее с почерком Миллигана — почерк совпал.

В понедельник, в 14:30, Миллиган позвонил Шерон и сказал ей, что она должна явиться во вторник, в 13:30, к окружному прокурору округа Франклин. Если она не подтвердит его звонок, он вынужден будет приехать за ней с полицией. Что, конечно, будет выглядеть не очень красиво.

В тот же вечер Гарри Коудер позвонил Миллигану на квартиру и сказал, чтобы он перестал беспокоить девушек из жилконторы.

— Что значит «перестал»? Я ничего не делаю.

— Послушай, Билл, — сказал Коудер. — Если девушки действительно должны явиться к прокурору, для этого существуют повестки.

— А какое вы имеете к этому отношение? — спросил Миллиган.

— Девушки знают, что я полицейский. Они попросили меня разобраться.

— Они испугались, Гарри?

— Нет, Билл, не испугались. Они просто не хотят, чтобы им надоедали.

Аллен решил на время приостановить это дело, но рано или поздно он добьется, чтобы Шерон Рот уволили. Он продолжал жить в служебной квартире, однако ему пришлось искать другую работу.

В течение следующих двух недель Аллен искал работу, но ничего приличного не попадалось. Он оказался не у дел, ему не с кем было даже поговорить. Он продолжал терять время, а депрессия все усиливалась.

13 октября 1977 года Аллен получил от Джона Ваймера извещение о выселении. Он в ярости забегал по квартире. Куда идти, что делать?!

Бегая так, он вдруг заметил, что Рейджен оставил на виду свой «смит-вессон», лежащий на каминной доске. Почему пистолет оказался там? Что, черт возьми, происходит с Рейдженом? Ведь из-за этого пистолета да еще итальянской винтовки его могут засадить обратно в тюрьму за нарушение условий досрочного освобождения.

Аллен остановился и глубоко вдохнул. Может быть, именно этого Рейджен и хотел в глубине души, даже не осознавая, — вернуться в тюрьму, в опасное место. Чтобы он мог контролировать пятно!

— Артур, я больше не выдержу, — громко сказал Аллен. — Это уже слишком.

Он закрыл глаза и ушел…

Рейджен резко вскинул голову и быстро огляделся, чтобы убедиться, что он один в комнате. Он увидел счета на столе и понял, что без денег, которые давала работа, у них возникнут большие трудности.

— Ладно, — громко сказал он. — Маленьким нужна еда и зимняя одежда. Стало быть, пора на дело.

Рано утром 14 октября Рейджен взял «смит-вессон» и положил его в наплечную кобуру. Надел свитер с глухим воротом, белые кроссовки, коричневую спортивную куртку и джинсы, сверху ветровку. Принял три таблетки бифетамина-20, запил водкой и ушел до рассвета на запад, в сторону университета штата Огайо.

Глава девятнадцатая

Преодолев одиннадцать миль по Коламбусу, в пятницу утром, в 7:30, Рейджен добрался до стоянки Ист-Бельмонт университета штата Огайо. Определенного плана у него не было, он просто хотел кого-нибудь ограбить. С тротуара, идущего между медицинским колледжем и стоянкой, Рейджен увидел, как молодая женщина припарковала «тойоту» золотистого цвета. Когда она выходила из машины, он заметил на ней красно-коричневый брючный костюм под расстегнутым пальто из оленьей кожи. Он отвернулся в поисках кого-нибудь еще — грабить женщину он не собирался.

Но Адалана, которая наблюдала за всем, знала, почему Рейджен оказался здесь. Она знала, что он устал от пробежки через весь город, к тому же амфетамины и водка уже начали действовать. Ей захотелось, чтобы Рейджен освободил пятно…

Приблизившись к женщине, Адалана увидела, как та перегнулась через сиденье для водителя, чтобы взять книги и бумаги с пассажирского сиденья. Адалана вынула пистолет Рейджена из кобуры и прижала его к руке женщины.

Женщина засмеялась, не оборачиваясь:

— Хватит, ребята, перестаньте дурачиться.

— Пожалуйста, сядьте в машину, — сказала Адалана. — Мы немного покатаемся.

Кэрри Драйер повернулась и увидела, что это не один из ее друзей, а совершенно незнакомый человек. Увидела пистолет в руке в перчатке и поняла, что мужчина не шутит. Он жестом указал ей на сиденье пассажира, она перелезла через рычаг переключения скоростей. Сначала он не смог отпустить ручной тормоз, но наконец отъехал от стоянки.

Кэрри Драйер внимательно посмотрела на него: рыжевато-каштановые волосы, прямые тонкие усы, родинка на правой щеке. Симпатичный, хорошо сложен, вес около 70 килограмм, рост примерно 160 сантиметров.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Прокатимся куда-нибудь, — мягко ответил мужчина. — Я не очень хорошо знаю окрестности Коламбуса.

— Послушайте, — сказала Кэрри. — Я не знаю, чего вы хотите от меня, но у меня сегодня экзамен по оптометрии.

Мужчина припарковался около какой-то фабрики и выключил двигатель. Кэрри заметила, как бегают его зрачки. Это надо запомнить и потом рассказать полиции.

Мужчина осмотрел ее кошелек, вынул водительское удостоверение и другие документы. Голос его стал резким:

— Пойдешь к копам — твоей семье не поздоровится!

Он вытащил пару наручников и приковал ее правую руку к ручке дверцы «тойоты».

— Ты сказала, что у тебя экзамен, — пробормотал он. — Будет лучше, если ты будешь готовиться к нему, пока я веду машину.

Они поехали на север от университета. Через некоторое время он остановился у железнодорожного переезда. По путям медленно полз поезд. Мужчина выскочил из машины и направился к багажнику. Кэрри пришла в ужас от мысли, что он оставит ее здесь, в наручниках, на пути поезда. Может, он маньяк?

Кевин, который занял место Адаланы, когда услышал, как покрышки стучат по путям, обошел машину сзади и удостоверился, что покрышки в порядке. Будь колеса спущены, он убежал бы, но все было хорошо, поэтому он сел в машину и поехал.

— Снимай брюки, — сказал Кевин.

— Что?

— Снимай свои чертовы штаны! — заорал он.

Она сделала, как приказано, испугавшись внезапной перемены настроения у парня. Наверное, это для того, чтобы она не убежала. И правильно. Даже без наручников она никогда бы не побежала без одежды.

Пока они ехали, Кэрри старалась смотреть в учебник, чтобы не раздражать его. Но заметила, что он повернул на запад, на Кинг-авеню, потом срезал и поехал на север, по Олентанджи-Ривер-роуд. Похититель вез ее за город, временами разговаривая с собой:

— Утром убежал… стукнул его бейсбольной битой… Проехав мимо кукурузного поля, машина объехала дорожное ограждение и въехала в лес мимо брошенных старых машин.

Кэрри вспомнила, что у нее между сиденьем и колонкой переключателя лежат острые ножницы. Мелькнула мысль схватить их и вонзить в парня. Заметив ее взгляд, брошенный в сторону ножниц, мужчина сказал:

— Без глупостей! — и вытащил пружинный нож. Остановив машину, похититель отстегнул наручники от двери, но оставил их на руке Кэрри. Потом расстелил ее пальто из оленьей кожи на грязной земле.

— Сними трусы, — прошептал он, — и ложись. Кэрри увидела, как у него забегали глаза… Адалана легла на спину рядом с женщиной, глядя на деревья. Она не понимала, почему все время уступает пятно Филипу и Кевину. Дважды они вставали на пятно, пока она была за рулем, а она каждый раз хотела, чтобы они ушли с пятна. Все перемешалось.

— Тебе известно, что значит одиночество? — спросила она женщину, лежащую возле нее. — Когда тебя уже давно никто не держал в объятиях? Не знать, что такое любовь?

Кэрри Драйер не отвечала, и Адалана взяла ее, как она брала Марлен.

Но эта молодая женщина была очень маленькой, и с ней было что-то не так. Как ни старалась Адалана, каждый раз, когда она пыталась войти в нее, мускулы Кэрри Драйер сжимались и выталкивали ее. Это было странно, и Адалана испугалась. Смущенная, она сошла с пятна…

Кэрри, вся в слезах, объяснила, что у нее физическая проблема, что она посещает гинеколога. Каждый раз, когда она пытается переспать с кем-нибудь, у нее случаются такие спазмы. Кэрри снова заметила нистагм — и похититель вдруг рассердился, стал вульгарным.

— Из всех чертовых девок в Коламбусе, — прорычал он, — выбрать такую, которая ни на что не годится!

Мужчина позволил ей одеться и сказал, чтобы она садилась в машину. Кэрри заметила, что он снова переменился. Он протянул ей бумажную салфетку и спокойно сказал:

— Возьми, пожалуйста, вытри лицо.

Адалана занервничала, она вспомнила, зачем Рейджен предпринял эту поездку, и поняла, что он может что-то заподозрить, если она возвратится с пустыми руками.

Кэрри видела на лице насильника озабоченность и неподдельное беспокойство. Ей было жалко его, но она не понимала, в чем дело.

— Мне нужно достать денег, — сказал он ей, — иначе кое-кто сильно рассердится.

— У меня нет с собой денег, — сказала Кэрри, снова заплакав.

— Не переживай так. — Похититель подал ей другую салфетку. — Я ничего тебе не сделаю, если ты поступишь так, как я скажу.

— Делай со мной что угодно, — сказала она, — только не тронь мою семью. Возьми все мои деньги, но оставь их в покое.

Мужчина остановил машину и снова проверил ее кошелек. Нашел чековую книжку — на счету Кэрри лежало четыреста шестьдесят долларов.

— Как ты думаешь, сколько тебе надо, чтобы прожить неделю? — спросил он.

— Долларов пятьдесят-шестьдесят, — прохлюпала она сквозь слезы.

— Ладно, — сказал он, — оставь себе на счету шестьдесят долларов и выпиши чек на четыреста.

Кэрри удивилась такой щедрости, хотя знала, что не сможет возместить деньги, которые были ей нужны на покупку книг и на учебу.

— Сейчас мы ограбим банк, — вдруг сказал мужчина. — Ты пойдешь со мной.

— Нет! Я не пойду! — яростно запротестовала она. — Делай со мной, что хочешь, но помогать я тебе не буду.

— Зайдем в банк и обналичим чек, — сказал мужчина, но потом, кажется, передумал. — У тебя все лицо в слезах. В банке сразу поймут, что что-то происходит.

— Не думаю, что так уж плохо выгляжу, — сказала Кэрри, все еще продолжая плакать. — По-моему, я хорошо держусь для человека, находящегося под прицелом пистолета.

Насильник что-то пробурчал в ответ.

На Вест-Брод-стрит, 770 они нашли филиал Национального банка штата Огайо, в котором можно было получить деньги, не заходя в банк. Пока Кэрри вынимала свое удостоверение, мужчина незаметно держал пистолет у нее за спиной. У Кэрри мелькнула мысль написать на чеке: «Помогите!» Словно догадавшись, грабитель прошептал:

— Не пытайся писать на обороте!

Мужчина передал кассиру чек вместе с удостоверением Кэрри и получил деньги.

— Можешь сообщить в полицию, что тебя ограбили, потом приостановишь платежи, — сказал он, отъезжая от банка. — Скажешь им, что тебя заставили обналичить чек. Таким образом, можно сказать, что ограблен банк, а не ты.

Когда Кэрри приехала в центр, на перекресток Брод-стрит и Хай-стрит, машина попала в пробку.

— Садись за руль и поезжай, — сказал мужчина. — Если пойдешь в полицию, меня не описывай. Увижу в газетах — сам не появлюсь, но пришлю кого-нибудь разобраться с тобой или с твоей семьей.

С этими словами он открыл дверцу и быстро вышел из машины, мгновенно смешавшись с толпой.

Рейджен осмотрелся, ожидая найти себя на стоянке университета, но вместо этого он в разгар дня оказался у Универсама Лазаруса. Куда ушло время? Он сунул руку в карман и нашел пачку денег. Значит, он все-таки сделал это. Наверное, кого-то ограбил, но кого?

Рейджен сел на автобус, идущий в восточном направлении, до Рейнолдсбурга. Вернувшись в «Ченнингуэй», он положил деньги и кредитную карточку на полку в шкаф и пошел спать.

Через полчаса Артур проснулся отдохнувший, удивившись, почему он до сих пор спит. Он принял душ. Переодеваясь в свежее белье, увидел деньги на полке. Откуда эти деньги? Кто-то «подсуетился». Что ж, тем лучше. Можно купить продукты и уплатить по некоторым счетам. Самое важное — очередной взнос за машину.

Артур отложил в сторону извещение о выселении. Теперь, когда мальчики были уволены, Джон Ваймер требовал плату за квартиру. Впрочем, с этим можно подождать. Он знает, что делать с «Келли и Леммон». Пусть они продолжают присылать извещения о выселении. Когда его вызовут в суд, Аллен расскажет судье, что эти люди заставили его уйти с прежней работы, переехать в их жилищный комплекс, чтобы работать техником-ремонтником, и как раз когда он уже купил в кредит мебель, они уволили его и пытаются выбросить его на улицу.

Он знал, что судья даст ему 90 дней, чтобы съехать с квартиры. Даже после последнего извещения о выселении у него еще будут три дня, чтобы выехать. За все это время Аллен успеет найти новую работу, скопить немного денег и найти новую квартиру.

Вечером Адалана сбрила усы. Она всегда ненавидела волосы на лице.

Томми обещал сестре Билли, что проведет с ней в Ланкастере субботу, последний день ярмарки в округе Фэрфилд. Дороти и Дел управляли рестораном по концессии, и им может понадобиться помощь. Томми взял деньги, которые увидел на комоде, — их было немного — и сказал Аллену, чтобы тот отвез его в Ланкастер. Томми провел с Кэти чудесный день на ярмарке: аттракционы, всякие игры, хот-доги и шипучий мускатный рутбир. Они вспоминали старые времена, о том, как Джим выступал в рок-группе в Западной Канаде и как Челла работала в ВВС. Кэти сказала, что рада видеть его без усов.

Когда они вернулись в ресторан, где Дороти хлопотала у гриля, Томми незаметно зашел ей за спину и пристегнул ее наручниками к трубе.

— Если ты собираешься весь день, как проклятая, стоять у горячей плиты, — сказал он, — тебя можно приковать к ней.

Она засмеялась.

Он оставался с Кэти на ярмарке до самого ее закрытия. Потом Аллен вернулся в «Ченнингуэй».

Артур провел спокойное воскресенье, читая медицинские книги, а утром в понедельник Аллен отправился на поиски работы. Он сделал несколько телефонных звонков, всю неделю заполнял заявления о приеме на работу, но все было напрасно.

Вечером в пятницу Рейджен вскочил с кровати, думая, что он только что лег. Он подошел к комоду. Денег, которые он даже не помнил, как украл, не было. Он подбежал к шкафу, схватил пистолет и стал обыскивать квартиру, ногой открывая двери в поисках грабителя, ворвавшегося, пока он спал. Но квартира была пуста. Попытавшись связаться с Артуром и не получив ответа, Рейджен разбил копилку, взял двенадцать долларов и ушел, чтобы купить бутылку водки. Вернувшись, он выпил и выкурил «косяк». Все еще думая о неоплаченных счетах, Рейджен понял: что бы он ни сделал, чтобы достать те деньги, он должен сделать это опять.

Рейджен принял несколько таблеток амфетамина, пристегнул ремнем пистолет, надел спортивную куртку и сверху ветровку. Он вновь направился в западную часть Коламбуса и утром около 7:30 уже был на стоянке Вайсмен Университета штата Огайо. Вдалеке виднелось подковообразное здание футбольного стадиона штата Огайо. За спиной он увидел вывеску на современном здании из стекла и бетона напротив стоянки — Апхэм-холл.

В дверях появилась круглолицая, небольшого роста, медсестра. Цвет лица у нее был смуглый, высокие скулы, длинные волосы связаны в пучок на затылке. У Рейгана появилось ощущение, что он узнал ее. Кто-то — наверное, Аллен — много лет тому назад видел ее в постоянном месте студенческих тусовок, которое называлось «Замок».

Рейджен отвернулся, но прежде, чем он успел отъехать, Адалана вытеснила его с пятна…

Донна Уэст чувствовала себя без сил после восьмичасовой смены в психиатрической клинике при университете. Она сказала своему жениху, что позвонит ему из клиники, чтобы позавтракать вместе, но после ужасной ночи ей пришлось задержаться на работе, и все, что она хотела, — это поскорее уйти. Она позвонит Сидни, когда приедет домой. На пути к стоянке мимо нее прошла подруга, помахала рукой, поздоровалась. Донна направилась к своей машине, как всегда, предусмотрительно припаркованной в первом ряду, напротив Апхэм-холла.

— Эй! Подождите минутку! — крикнул кто-то. Донна подняла голову и увидела молодого человека в джинсах и ветровке, который махал ей рукой с другой стороны стоянки. Симпатичный, подумала она, похож на артиста, чье имя она не могла вспомнить. На мужчине были солнцезащитные очки. Она подождала, пока он подошел и спросил, где находится главная стоянка.

— Послушайте, это трудно объяснить, — сказала Донна. — Я как раз еду в том направлении. Вы можете сесть ко мне, и я вас довезу туда.

Мужчина сел рядом с водителем. Пока Донна разворачивалась, незнакомец вынул пистолет.

— Вперед, — сказал он. — Ты мне поможешь. Через несколько секунд добавил:

— Будешь делать то, что я скажу, останешься целой. А жаль: уж больно хочется шлепнуть кого-нибудь!

«Вот оно что, — подумала Донна. — Значит, я умру». Она почувствовала, как краска залила ее лицо, сосуды сжались, желудок свело. О боже, почему, прежде чем уйти, она не позвонила Сидни? По крайней мере, он знал, что Донна должна ему позвонить. Может быть, он обратится в полицию?

Похититель дотянулся до заднего сиденья и взял сумочку. Вынул портмоне, посмотрел водительское удостоверение.

— Давай, Донна, гони на север, по Интерстейт-71.

Он достал из ее кошелька десять долларов. У нее сложилось впечатление, что все это спектакль: мужчина взял деньги, с таинственным видом сложил купюры и положил их в карман рубашки. Затем он вынул сигарету из ее пачки и поднес к ее губам.

— Держу пари, ты хочешь покурить, — сказал он и поднес к сигарете прикуриватель.

Донна заметила, что его руки, даже под ногтями, чем-то запачканы, но это была не грязь, не сажа и не масло. То, что он старательно стер отпечатки с прикуривателя, привело Донну в ужас: значит, перед ней профессионал, знакомый с полицией. Парень заметил ее реакцию.

— Я член группы, — сказал он. — Некоторые из нас — политические активисты.

Ее первое впечатление было, что он намекает на «Метеорологов», хотя на самом деле он не упоминал этого названия. Раз ее заставили ехать на север, по автостраде И-71, Донна решила, что он направляется в Кливленд, чтобы скрыться. Похоже, он из городских партизан.

Она удивилась, когда, доехав до округа Делавэр, мужчина приказал ей свернуть с И-71 и ехать обратно. Донна видела, что грабитель расслабился, словно местность была ему знакома, и когда им перестали попадаться на пути машины, он приказал ей остановиться.

Когда Донна Уэст увидела, насколько пустынна эта местность, она поняла, что ее похищение не имеет ничего общего с политикой. Ее собирались изнасиловать или убить, а может, и то и другое. Похититель откинулся на сиденье, и Донна уже знала, что сейчас случится что-то действительно плохое.

— Посижу минутку, соберусь с мыслями, — сказал он. Донна сидела, положив руки на руль и глядя прямо перед собой. Она думала о Сидни, о своей жизни и гадала, что сейчас будет. По ее щекам потекли слезы.

— Что такое? — спросил он. — Боишься, что я тебя изнасилую?

Эти слова и его саркастический тон поразили ее. Она посмотрела на него и призналась:

— Боюсь.

— Да ты чертовски глупа! Тебе бы о жизни подумать, а ты о заднице своей беспокоишься!

Это отрезвило Донну, и она перестала плакать.

— Ей-богу, — сказала она, — вы абсолютно правы. Я действительно беспокоюсь о своей жизни.

Его глаза были почти невидимы за очками, но голос вдруг смягчился:

— Распусти волосы.

Донна продолжала сидеть, ухватившись за руль.

— Я сказал, распусти волосы.

Она подняла руку и сняла берет. Мужчина развязал шнурок, стал гладить ее волосы, говоря, какие они красивые. Потом он снова переменился, заговорил громко и много.

— Дура ты все-таки, — сказал он. — Ну сама погляди, как ты попала в эту ситуацию.

— И как же я в нее попала?

— Посмотри на свою одежду, на волосы. Ты должна понимать, что можешь привлечь внимание кого-нибудь вроде меня. Что ты делала на стоянке в полвосьмого утра? Дура несчастная!

Донна подумала, что грабитель в чем-то прав. Это она была виновата, предложив подвезти его. Она должна была винить себя за то, что сейчас случится. До нее вдруг дошло, что он собирается ее проучить. Нет, она не попадется на эту удочку. Но с другой стороны, когда ты беспомощна и до смерти напугана, парню с пистолетом легко заставить тебя чувствовать себя виноватой.

И она решила: «Будь что будет. Ну что ж, изнасилование — не худшее, что могло со мной случиться».

— Кстати, — сказал он, прервав ход ее мыслей, — меня зовут Фил.

Донна продолжала смотреть прямо перед собой и не повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Он заорал на нее:

— Я сказал, что меня зовут Фил! Донна покачала головой:

— Мне все равно, как вас зовут. Не думаю, что хочу это знать.

Фил приказал, чтобы Донна вышла из машины. Обыскивая ее карманы, он заметил:

— Готов поклясться, что ты как медсестра можешь достать много «спида».

Донна не ответила.

— Садись на заднее сиденье, — велел он. Усаживаясь в машину, Донна быстро заговорила, надеясь отвлечь его внимание.

— Вы любите искусство? — спросила она. — А я люблю. Я занимаюсь гончарным делом. Работаю с глиной.

Она все говорила и говорила, но парень, казалось, не слышал. Он заставил ее спустить колготки, и она была почти благодарна ему за то, что он не унизил ее еще больше, заставив раздеться совсем.

— У меня нет никаких болезней, — сказал насильник, расстегивая молнию.

Донну поразило то, что он сказал об этом. Она хотела крикнуть ему: «Зато у меня есть болезни. У меня есть все болезни!»

К этому времени Донна почувствовала, что мужчина психически болен. И она боялась раздразнить его еще больше. Болезни — это самое последнее, что ей пришло в голову, лишь бы все поскорее кончилось.

Донна удивилась и обрадовалась, как быстро он все сделал.

— Ты супер, — сказал мужчина. — Ты меня заводишь. Он вышел из машины, огляделся и приказал, чтобы она снова села за руль.

— Я впервые кого-то изнасиловал. Теперь я не только партизан, но и насильник.

Помолчав, Донна сказала:

— Можно мне выйти из машины? Я хочу в туалет. Мужчина кивнул.

— Я не могу, когда кто-то смотрит на меня, — сказала она. — Не могли бы вы уйти?

Он сделал, как просила Донна, и, возвратившись, она заметила, что поведение насильника изменилось. Он чувствовал себя свободно, шутил. Но потом вдруг опять стал другим, вновь обретя командный тон и ведя себя так же, как перед изнасилованием: пугая ее своей вспыльчивостью и сквернословием.

— Сядь в машину! — крикнул он. — Выезжай на шоссе и гони на север. Я хочу, чтобы ты обналичила чеки и дала мне денег.

Мысли проносились у нее в голове с бешеной скоростью, она хотела как можно быстрее оказаться на знакомой территории.

— Послушайте, — сказала она, — если вам нужны деньги, то вернемся в Коламбус. Вы же не думаете, что в субботу можно за городом получить деньги по чекам?

Донна ждала его реакции, говоря себе, что, если он будет настаивать на том, чтобы она продолжала ехать на север по И-71, ей придется разбить машину и убить их обоих. Донна ненавидела то, что он сделал с нею, и хотела быть уверенной, что насильник не воспользуется ее деньгами.

— Ладно, давай на юг по И-71,— сказал мужчина. Надеясь, что он не заметил ее облегчения, Донна решила действовать дальше.

— Почему бы нам не поехать по трассе 23? По этой дороге много банков, и мы сможем доехать до какого-нибудь, пока они не закрылись в полдень на обед.

Мужчина снова согласился, и хотя она все еще опасалась за свою жизнь, у нее появилась надежда остаться в живых.

— Ты замужем? — вдруг спросил насильник. Донна кивнула, полагая, что ему лучше думать, будто кто-то ждет ее и заметит ее отсутствие.

— Мой муж доктор.

— Какой он?

— Он сейчас в интернатуре.

— Я не это имею в виду.

— А что вы имеете в виду?

— Какой он?

Донна уже готова была описать Сидни, но вдруг поняла, что он хочет знать, каков он как мужчина.

— Вы значительно лучше, чем он, — сказала она, понимая, что, если она похвалит насильника, тот смягчится. — Похоже, у моего мужа проблема. Секс у него занимает значительно больше времени. Просто невероятно, насколько вы быстры.

Донна видела, что эти слова доставили ему большое удовольствие, и была более чем уверена, что этот молодой человек — шизофреник и не имеет представления о реальности. Продолжая ублажать его, ей, возможно, удастся выйти из всего этого.

Мужчина снова проверил ее сумочку, взяв кредитную карточку, удостоверение медсестры и чековую книжку.

— Мне нужно двести долларов, — сказал он. — Кое-кому требуются деньги. Заполни чек и поезжай в свой банк в Уэствилле. Войдем туда вместе, но если сделаешь хоть какое-то движение, пеняй на себя — я буду стоять за твоей спиной с пистолетом.

Идя в банк, Донна вся дрожала. Трудно было поверить, что кассиры, мимо которых она проходила, ничего не замечают, ведь она отчаянно пыталась мимикой и глазами привлечь их внимание. Но никто ничего не заметил. Донна по кредитной карточке сняла два раза по 50 долларов, пока автомат не показал, что ее кредит исчерпан.

Когда они отъехали, грабитель тщательно порвал банковские квитанции и выбросил обрывки в окно машины. Донна взглянула в зеркало заднего обзора и чуть не поперхнулась: она увидела, что за ними едет полицейский патруль. «О боже, — подумала она, прижав кулак к виску, — нас заберут за мусор на дороге».

Видя ее возбуждение, мужчина повернулся и тоже увидел патруль.

— Черт! Пусть только эти свиньи приблизятся, я им головы разнесу! Очень жаль, что тебе придется увидеть все это, но ничего не поделаешь. Я пущу их в расход, и если ты что-нибудь выкинешь, то будешь следующей.

Донна мысленно скрестила пальцы, надеясь, что полиция не видела бумажки, выкинутые из окна. Она была уверена, что парень начнет стрелять.

Полиция проигнорировала их, и Донна с облегчением откинулась назад, все еще дрожа.

— Поищем другой банк, — сказал грабитель.

Они были в нескольких банках, потом в магазинах, и все безуспешно. Донна заметила, что перед тем как войти в очередной банк, мужчина был возбужден и агрессивен. Но как только они оказывались внутри, становился веселым, словно все это была только игра. В магазине Крогера в Рейнтри-центре он обнял ее за плечи, делая вид, что он ее муж.

— Нам действительно нужны деньги, — сказал он клерку. — Мы уезжаем из города.

Донна наконец смогла получить сто долларов по автомату.

— Интересно, — заметил мужчина, — все ли компьютеры соединены друг с другом?

Когда она сказала ему, что, по-видимому, он много знает о банковских операциях, он ответил:

— Мне приходится знать такие вещи потому, что это полезная информация для моей группы. Мы делимся информацией. Каждый вносит свой вклад в группу.

Донна снова подумала о «Метеорологах» или о какой-то другой радикальной организации. Она решила отвлечь парня разговором о политике и о последних решениях правительства. Когда насильник перелистывал журнал «Тайм», который поднял с пола машины, Донна спросила его, что он думает о голосовании по поводу договора о Панамском канале. Грабитель смутился и заволновался. Донна сразу же поняла, что он вообще ничего не знал, о чем пишут в газетах и говорят в телевизионных новостях; вообще не был политическим активистом, каким хотел казаться.

— Не вздумай идти в полицию, — вдруг сказал насильник. — Я или кто-нибудь из наших будем следить за тобой. Вероятно, я буду в Алжире, но кто-нибудь за тобой приглядит. Так мы работаем. Наше братство тебя достанет.

Донна хотела, чтобы он продолжал говорить, тем самым отвлекаясь, но решила, что о политике, пожалуй, говорить не стоит.

— Вы верите в Бога? — спросила она, считая, что об этом люди могут говорить часами.

— А ты веришь, что есть Бог? — закричал он, направив пистолет прямо ей в лицо. — Много тебе твой Бог помогает? Вот сейчас, а?

— Нет, — открыла она рот от удивления. — Знаете, вы правы. Бог мне сейчас не помогает.

Он вдруг успокоился и стал смотреть в окно.

— Не силен я в вопросах религии. Ты не поверишь, но я еврей.

— Вот как! — отреагировала Донна, не думая. — Интересно. Но вы не похожи на еврея.

— Мой отец был еврей.

Парень говорил много и сбивчиво, уже успокоившись, но потом он вдруг сказал:

— Вся эта религия — чушь собачья.

Донна молчала. Похоже, тема религии тоже была выбрана неудачно.

— Ты знаешь, — сказал он мягко, — ты мне нравишься, Донна. Плохо, что мы познакомились с тобой при таких обстоятельствах.

Донна решила, что он не собирается ее убивать, и стала думать, как помочь полиции поймать его.

— Было бы хорошо, — сказала она, — если бы мы с вами еще встретились. Позвоните мне, напишите письмо или пошлите открытку. Если не хотите подписываться своим именем, можете поставить просто «П» — «Партизан».

— А как же твой муж?

«Он на крючке», — подумала Донна.

— Не беспокойтесь о моем муже, — сказала она. — Я все устрою. Напишите мне или позвоните. Мне бы не хотелось терять с вами связь.

Мужчина заметил, что бензин на исходе, и предложил заправиться у ближайшей бензоколонки.

— Нет, все в порядке. Еще достаточно.

Она надеялась, что бензин в конце концов кончится и он вынужден будет выйти из машины.

— Слушай, мы далеко от того места, где встретились утром?

— Недалеко.

— Довезешь меня туда?

Донна кивнула, думая, как хорошо вернуться туда, откуда все началось. Когда они почти подъехали к Стоматологическому колледжу, парень попросил остановиться. Прощаясь, он настоял на том, чтобы оставить ей пять долларов на бензин. Она не дотронулась до денег. Тогда он сунул их за солнцезащитный козырек и с нежностью посмотрел на нее.

— Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — снова прошептал мужчина. — Ты мне действительно очень нравишься.

Он крепко обнял Донну и выпрыгнул из машины.

Была суббота, час дня, когда Рейджен возвратился в квартиру, опять ничего не помня о грабеже. Он положил деньги под подушку, а пистолет — на стол рядом с собой.

— Эти деньги останутся со мной, — сказал он и пошел спать.

Поздно вечером Аллен проснулся, нашел под подушкой двести долларов и удивился, откуда они взялись. Но, увидев пистолет Рейджена, он все понял.

— Да, — промолвил он, — похоже, парень повеселился. Аллен принял душ, сбрил трехдневную щетину, оделся и вышел, чтобы где-нибудь пообедать.

Вечером во вторник Рейджен проснулся, думая, что проспал всего несколько часов. Он быстро сунул руку под подушку — денег не было. Опять не было! И счета по-прежнему не оплачены. Рейджен снова стал мысленно задавать вопросы. На этот раз откликнулись Аллен и Томми.

— Ну да, — сказал Аллен. — Я видел там какие-то деньги. Почему-то я не захотел тратить их.

— Я купил кое-что для рисования, — сказал Томми. — Нам нужно было.

— Идиоты! — закричал Рейджен. — Я добыл деньги, чтобы оплатить счета! Купить еду! Заплатить за машину!

— А где же Артур? — спросил Аллен. — Он должен был сказать нам.

— Да не знаю я, где его черти носят! Совсем рехнулся со своей наукой! За пятном никто не следит, счета не оплачены. Снова мне придется деньги добывать.

— Что ты собираешься делать? — спросил Томми.

— Опять пойду доставать. Последний раз. Никто не должен прикасаться к деньгам!

— Господи, — сказал Аллен. — Как я ненавижу эту путаницу!

В субботу 26 октября, рано утром, Рейджен надел свою кожаную куртку и в третий раз направился через весь Коламбус в сторону Университета штата Огайо. Он должен был достать денег. Должен был кого-нибудь ограбить. Кого угодно. Около 7:30 он остановился у перекрестка. Рядом остановилась полицейская патрульная машина. Рейджен схватил пистолет: у копов должны быть деньги. Только он хотел к ним подъехать, как загорелся зеленый свет — и патруль уехал.

Идя по Ист-Вудраф-авеню, он увидел симпатичную блондинку, подъезжающую в синем «корвете» к жилому кирпичному зданию. На стене была вывеска «Близнецы». Он последовал за ней, обогнул здание, там оказалась стоянка. Рейджен полагал, что остался незамеченным. Зайдя женщине за спину, он скомандовал:

— В машину!

Она обернулась, удивленная:

— Что?

— У меня пистолет. Отвезешь меня кое-куда. Испугавшись, женщина села в машину. Рейджен сел рядом и вынул два пистолета. Тогда Адалана в третий раз захотела, чтобы он освободил пятно…

Адалана стала беспокоиться, что Артур обнаружит, как она крадет у Рейджена время. Она решила, что, если Рейджена когда-нибудь поймают, его обвинят не только в грабеже, но и в изнасиловании. Поскольку он выходил с оружием, все поверят, что все время это был Рейджен. Если он не сможет вспомнить, что случилось, в этом будут повинны водка и наркотики.

Адалана восхищалась Рейдженом, его агрессивностью и в то же время нежностью в обращении с Кристин. В Рейджене были качества, которыми она хотела бы обладать сама. Когда девушка вела свой «корвет», Адалана представляла себя Рейдженом.

— Я хочу, чтобы ты остановилась вон у того офисного здания, — сказала она. — За зданием на стоянке должен быть лимузин.

Когда они увидели лимузин, Адалана взяла один из пистолетов и нацелила его на машину.

— Я хочу убить хозяина этой машины. Если бы он был сейчас здесь, он был бы уже мертв. Этот человек торгует кокаином. Я знаю, что он убил маленькую девочку, дав ей кокаин. Он все время проделывает это с детьми. Поэтому я хочу убить его.

Адалана почувствовала что-то в кармане куртки. Она нашла наручники Томми и положила их на пол машины.

— Как тебя зовут? — спросила Адалана.

— Полли Ньютон.

— Полли, я вижу, у тебя кончается бензин. Подъезжай вон к той заправочной станции.

Адалана заплатила за пять галлонов бензина, потом сказала Полли, чтобы она поехала по дороге И-71 на север. Они доехали до Уэртингтона, штат Огайо, где Адалана настояла на том, чтобы остановиться у магазина мороженого и выпить кока-колы.

Направляясь дальше, Адалана увидела по правой стороне дороги речку и несколько старых мостов с односторонним движением. Она чувствовала, что Полли Ньютон внимательно изучает ее лицо, вероятно, чтобы описать его в полиции. Адалана говорила, словно она была Рейдженом, выдумывала разные истории. Это запутает Артура и других, скроет ее след. Никто не узнает, что это она была на пятне.

— Я убил троих, но еще больше я убил на войне. Я — член террористической группы «Метеорологи». Прошлой ночью меня десантировали в Коламбус, чтобы выполнить задание. Я должен был убрать человека, который собирался давать показания на суде против «Метеорологов». Могу сказать, что задание я выполнил.

Полли Ньютон слушала спокойно, кивая головой.

— Я могу быть другим, — хвасталась Адалана. — Переоденусь — и вот я уже бизнесмен. У меня машина «мазерати».

Когда они выехали на пустынную сельскую дорогу, Адалана заставила Полли пересечь глубокую канаву, проехать сквозь высокий бурьян заросшего поля и выехать к небольшому пруду. Адалана вышла с ней из машины, посмотрела на воду, на окружающую местность, вернулась и села на капот машины.

— Я хочу подождать двадцать минут, потом ты меня высадишь.

У Полли словно гора с плеч свалилась. И вдруг Адалана добавила:

— И я хочу заняться с тобой любовью. Полли заплакала.

— Я не сделаю тебе больно. Я не бью женщин. Я даже не хочу слышать об этом. Послушай, когда тебя насилуют, ты не должна кричать, бить ногами, потому что это еще больше возбуждает насильника и он становится жестоким. Самое лучшее — это лечь на спину и сказать: «Валяй». И насильник не сделает тебе больно. Я не выношу слез, — сказала Адалана, — но у тебя нет выбора. Все равно я это сделаю.

Она взяла два банных полотенца, которые нашла в машине, свою куртку и разложила их на земле.

— Ложись сюда, положи руки на землю, смотри в небо и постарайся расслабиться.

Полли так и сделала. Потом Адалана легла рядом с ней, расстегнула ее блузку, бюстгальтер и поцеловала ее.

— Ты не должна бояться, что забеременеешь, — сказала она. — У меня была хорея, и мне сделали вазектомию. Посмотри.

Адалана спустила до колен свои спортивные брюки и показала Полли шрам внизу живота, как раз над членом. Конечно, это не был шрам от вазектомии. Это просто была диагональная линия на самом животе, шрам от грыжи.

Когда Адалана легла на нее, Полли закричала:

— Пожалуйста, не насилуй меня!

Слово «насилуй» вонзилось в мозг Адаланы. Она вспомнила, что случилось с Дэвидом, Денни и Биллом. Боже, какая страшная вещь — изнасилование! Адалана остановилась, легла на спину, глянула сквозь слезы в небо.

— Билл, — крикнула она, — что с тобой? Держи себя в руках.

Она встала, положила полотенца обратно в машину. Потом взяла с переднего сиденья большой револьвер и кинула пивную бутылку в пруд, но сначала револьвер не выстрелил. Адалана сделала еще попытку, выстрелив дважды по бутылке, и оба раза промахнулась. Ну что ж, она не была таким метким стрелком, как Рейджен.

— Нам лучше поехать, — сказала Адалана.

Когда они отъехали, Адалана опустила стекло и дважды выстрелила в телефонный столб. Потом она проверила сумочку девушки.

— Мне нужно достать денег кое для кого. Примерно двести долларов. — Она протянула карточку для обналичивания чеков: — Поедем к Крогеру и обналичим чек.

В конторе Крогера Полли смогла получить только сто пятьдесят долларов. Потом они поехали в Сберегательный банк на Норт-Хай-стрит, где ей отказались выдать деньги по чекам. Наконец после других неудачных попыток обналичить чек, не заходя в банк, Адалана предложила воспользоваться карточкой «Юнион компани» отца Полли и попытаться обналичить чек по этой карточке в качестве дублирующей. Магазин этой фирмы согласился выдать ей пятьдесят долларов по чеку.

— Можно было бы обналичить еще один чек, — сказала Адалана, — и ты могла бы оставить деньги себе.

Внезапно Адалана вырвала чек из чековой книжки, чтобы написать для Полли стихотворение, но, написав его, сказала:

— Я не могу дать его тебе, потому что полиция может узнать мой почерк.

Она разорвала чек и потом вырвала страницу из записной книжки Полли.

— Я сохраню эту страницу, — сказала Адалана. — Если ты заявишь в полицию обо мне и опишешь меня, я пошлю страницу в группу «Метеорологов», они приедут в Коламбус и убьют твою семью.

В этот момент Адалана увидела с левой стороны полицейскую машину. Испугавшись, она покинула пятно…

Филип обнаружил, что сидит в машине и выглядывает из окна. Он обернулся и увидел за рулем незнакомую молодую блондинку.

— Какого черта я здесь делаю? Где ты, Фил? — спросил он у самого себя.

— Разве тебя зовут не Билл?

— Не-а, я Фил. — Он посмотрел вокруг. — Что, черт возьми, происходит? Господи, всего несколько минут назад я был…

Потом появился Томми, глядя на женщину и удивляясь, почему он здесь. Может быть, кто-то был на свидании? Он посмотрел на часы — почти полдень.

— Ты голодна? — спросил Томми. Она кивнула.

— Вон там, «У Уэнди», можно перекусить. Возьмем пару гамбургеров и чего-нибудь жареного.

Полли сделала заказ, а Томми заплатил за еду. Пока они ели, она рассказывала о себе, но он ее почти не слушал. Ведь это не он назначал ей свидание. Нужно просто подождать, когда вернется тот, кто встречался с этой женщиной, и поедет с ней туда, куда они собирались.

— Где ты хотел бы, чтобы я тебя высадила? — спросила она.

Томми посмотрел на нее:

— Около университета.

Кто бы ни назначил ей свидание, это его развлекло. Когда они вернулись в машину, Томми закрыл глаза…

Аллен быстро взглянул на молодую женщину за рулем, нащупал пистолет в кармане и пачку денег. О Господи, нет…

— Послушай, — сказал он. — Прости меня за все, что я сделал. Я сожалею, правда. Ведь я не сделал тебе больно, да? Пожалуйста, не описывай меня в полиции.

Полли с удивлением посмотрела на него. Аллен понял, что должен замести следы на случай, если она пойдет в полицию.

— Скажи в полиции, что я — Карлос-Шакал из Венесуэлы.

— Кто такой Карлос-Шакал?

— Карлос-Шакал умер, но в полиции еще не знают об этом. Скажи им, что я Карлос, и они наверняка поверят тебе.

Он выскочил из машины и быстро пошел прочь…

Оказавшись дома, Рейджен сосчитал деньги и объявил:

— Никто не должен касаться денег. Я ограбил человека, чтобы заплатить по счетам.

— Одну минуту, — ответил Артур. — Я уже оплатил счета деньгами, которые нашел на комоде.

— Что? Почему ты не сказал мне? Почему я должен грабить людей?

— Я думал, что ты поймешь, когда увидишь, что денег нет.

— Ах так? А что с деньгами от второго ограбления? Они тоже исчезли, но не на оплату счетов.

— Мальчики объяснили тебе.

Рейджен чувствовал, что из него пытаются сделать дурака. Он в ярости метался по квартире, требовал, чтобы ему сказали, кто крал его время. Артур спросил Томми, Кевина и Филипа, но все трое отрицали, что крали время у Рейджена. Филип описал блондинку, которую он видел в машине:

— Она была похожа на заводилу в компании.

— Ты не должен был вставать на пятно, — сказал Артур.

— Черт возьми, я и не хотел вставать! Я просто оказался в машине с этой шлюхой, сам не зная почему. Как только я понял, что происходит, сразу же исчез.

Томми сказал, что купил этой девице гамбургер, думая, что у кого-то из них с ней свидание.

— Но это продолжалось всего минут двадцать. Деньги уже лежали в моем кармане.

Артур сказал:

— Несколько дней все остаются дома. Мы должны разобраться в том, что происходит. Никто не смеет выйти, пока мы не узнаем, кто крадет время у Рейджена.

— Но, — возразил Томми, — ведь завтра четвертая годовщина свадьбы Дороти и Дела. Кэти звонила и напомнила — я обещал встретиться с ней в Ланкастере, она поможет мне выбрать подарок.

Артур кивнул:

— Хорошо, позвони ей и скажи, что ты встретишься с ней, но не бери с собой слишком много денег. Только такую сумму, которая понадобится. И возвращайся как можно скорее.

На следующий день Томми встретился с Кэти в Ланкастере, и они пошли в магазин, где купили красивое постельное покрывало из шенили. Кэти сказала, что почти в этот же день четырнадцать лет назад их мать стала миссис Челмер Миллиган.

После обеда с Дороти и Делом и спокойной, приятной встречи с Кэти, Томми сел в машину и стал ждать, когда Аллен придет, чтобы отвезти его обратно, в «Ченнингуэй».

Как только Аллен добрался до квартиры, он рухнул на кровать…

А проснулся Дэвид. Он не знал, почему ему так плохо. Случилось что-то нехорошее, но он не знал, что именно. Он бродил по квартире, пытался поговорить с Артуром, или Алленом, или Рейдженом, но никто ему не ответил. Все были очень сердиты друг на друга. Потом он увидел пули для пистолета Рейджена в пластиковом пакете под кушеткой и пистолет под красным креслом. Дэвид знал, что это было очень плохо, потому что Рейджен всегда держал свое оружие под замком.

Он вспомнил, что Артур всегда говорил ему:

— Если случится какая-нибудь неприятность или кто-то совершает что-нибудь плохое и ты не можешь никого из нас позвать на помощь, звони «бобби»…

Артур называл полицейских «бобби», как говорят в Англии. Дэвид нашел номер полиции на бумажке рядом с телефоном, поднял трубку и набрал номер. Когда на другом конце ответили, Дэвид сказал:

— Кто-то здесь делает плохие вещи. Что-то здесь происходит. Все плохо.

— Где вы находитесь?

— Оулд-Ливингстон-авеню, «Ченнингуэй». Что-то ужасно нехорошее. Но не говорите никому, что я звонил вам.

Он повесил трубку, посмотрел в окно и увидел густой туман. Ему было жутко.

Через некоторое время Дэвид сошел с пятна, пришел Денни и стал рисовать, хотя и было уже поздно. Потом он сел в гостиной смотреть телевизор.

Услышав стук в дверь, он удивился. Посмотрел в глазок и увидел мужчину с коробкой для пиццы в руке. Денни открыл дверь и сказал:

— Я не заказывал пиццу.

Он пытался помочь мужчине, который искал Билли, но тот прижал его к стене и приставил пистолет к его голове. В дверь ворвались полицейские с оружием, а приятная женщина сказала ему, что он имеет право молчать. Поэтому он и молчал. Потом двое мужчин посадили его в машину и очень медленно повезли сквозь густой туман в полицейский участок.

Денни не имел представления, почему его арестовали и что происходит, но он сидел в камере, пока не пришел Дэвид, чтобы посмотреть, как тараканы бегают кругами. Скоро придут Артур, Рейджен или Аллен и выведут его отсюда. Дэвид знал, что он не был плохим мальчиком. Он вообще ничего плохого не сделал.