Ужас!
Иван проспал!
ИВАН ПРОСПАЛ!!!
ПРОСПАЛ ИВАН!!!
Он выскочил на кухню и увидел улыбающуюся бабушку.
— Здравствуй, внучек, — сказала она. — Побоялась тебя будить. Уж извини. Опоздал ты. Десять с половиной минут осталось до начала уроков.
Иван быстрёхонько оделся и — на улицу.
Из-за угла выехал мотоцикл. А на нём Егорушкин.
— Беда! — не своим голосом крикнул Иван. — Опаздываю! Спасите!
— Садись, — коротко приказал Егорушкин. Хотел ветер Ивана с седла сдуть, но Иван удержался.
Тогда ветер рассердился и сдул с его головы фуражку.
Фуражка шлёпнулась в лужу.
Иван промолчал — после уроков её можно выловить.
Егорушкин подвёз Ивана к самому входу в школу. Иван слез с мотоцикла, сказал:
— Вот спасибо от всей моей души.
— В первый и последний раз, — сказал Егорушкин, — просто не люблю, когда опаздывают.
На радостях Иван успел до звонка побороться с Пашей, поругаться с Колькой, отобрать у одной девочки портфель, забросить его на шкаф и достать обратно.
Когда в класс вошла Анна Антоновна, Иван сказал:
— А я опять уроки сделал!
— Я знаю, — сказала Анна Антоновна. — Сейчас раздам тетради со вчерашними заданиями.
— У кого пятёрки? — спросил Колька.
— Семёнов! — позвала Анна Антоновна.
— Не может быть! — крикнул Колька.
— За обе работы я поставила тебе три, — сказала Анна Антоновна Ивану. — Очень грязно и некрасиво. Но за старание ты получаешь две пятёрки.
— Три да пять, — сказал Паша, — будет восемь. Ни разу в жизни «восьмёрки» не получал.
— Маленький ещё, — гордо сказал Иван.
— Вот это отметка, я понимаю! — жалобно, с завистью крикнул Колька.
В перемену Иван искал Аделаиду, но не нашёл, только узнал, что в школу она не приходила.
«Заболела», — мельком подумал он и тут же забыл об этом.
Хорошее у него было настроение!
И вот к чему оно привело.
После уроков Иван вприпрыжку бежал по коридору. И, можно сказать, не сам Иван, а его левая нога сама дёрнулась в сторону. О неё споткнулся Паша, полетел, головой ударил в живот Кольку, а Колька опрокинулся назад и сел в ведро с водой.
Сел в воду и заорал со страха:
— Тону!
Со всех сторон сбежались ребята — ничего понять не могут. Видят, что сидит в углу человек на корточках и орёт. А ведра не видят.
Тут Иван сообразил и приподнял Кольку за шиворот. А ведро будто приклеилось — не падает. А Колька разогнуться не может.
Разогнули ребята Кольку — воду разлили.
Вдруг — дежурный по школе. Ребята врассыпную.
Иван тоже — бежать, да на ведро налетел и в луже растянулся, да ещё проехался немного.
Лежит и чуть не плачет: ведь из него получилось что-то вроде промокашки — всю лужу его одежда в себя впитала.
— Скажи, кто тебя обидел, мальчик? — спросил дежурный, помогая ему встать.
Иван вопроса не расслышал и ответил:
— Семёнов.
— Из какого класса?
— Второй «А».
— Хорошо, — сказал дежурный, — так и запишем. Не беспокойся, мальчик, хулиган будет наказан.
Побрёл Иван — мокрый весь спереди.
На улице его ждал Колька — спереди сухой, зато сзади мокрый.
— Доигрался? — спросил он. — Как теперь домой идти? Попадёт ведь.
— Пойдём сушиться, — предложил Иван. — С часик погуляем — и всё в порядке. Фуражку мою из лужи выудим.
Фуражка намокла, утонула, и из лужи виднелся лишь кончик козырька. Иван сказал:
— Ведро бы достать и вычерпать бы всю лужу.
— Палку бы достать, — сказал Колька, — или разуться и босиком топ-топ.
— Так любой дурак достанет, — задумчиво сказал Иван. — А ты попробуй метод примени. А не палку.
— Нет уж. Ты давай метод применяй. А то знаю я твои методы.
— Пожалуйста. Ты держи меня за ноги в воздухе, а я руками топ-топ и дотянусь до этой утопленницы.
— За ноги?! — поразился Колька. — Тебя?! Ты тяжёлый. Мне тебя не удержать. Уж лучше ты меня за ноги держи, а я руками топ-топ. Я лёгкий. Я быстренько.
— Всегда вот у тебя так, — проворчал Иван, — я придумаю, а слава тебе.
— Слава?! — опять поразился Колька. — Где я её видал, славу-то? Вечно мне из-за тебя достаётся!
— Тогда держи меня за ноги.
— Не удержать мне тебя. А ты меня запросто. Я ловкий. — Колька, повизгивая от нетерпения, закатал рукава, встал на четвереньки и крикнул: — Пошли! Пошли! Полный вперёд!
— Сначала на суше потренируемся, — предложил Иван.
Тренировка удалась: Колька руками ходил по земле, а Иван держал его ноги в воздухе.
— Поворачиваю! — восторженно крикнул Колька и заработал руками по направлению к луже.
Он вошёл в неё, погрузившись почти по локти, и, осторожно переставляя руки, приближался к фуражке.
До фуражки оставалось не более полуметра, как Иван скомандовал:
— Полный назад!
Дело в том, что Иван оказался уже на самом краю лужи. Ему и в лужу заходить не хотелось, и Колькины ноги нельзя было отпускать.
— Полный назад! — снова скомандовал он.
А Колька увлёкся, ничего не слышал и изо всех сил тянулся к фуражке. А Иван изо всех сил тянул его к себе. Колька почувствовал, что сейчас его тело разорвётся на две части.
— Отпускай! — испуганно крикнул он.
Иван разжал пальцы.
И Колька шлёпнулся в лужу. Не крикнул. Не пикнул. Стоял на четвереньках, будто не знал, что ему делать.
— Вылезай, — прошептал Иван, — а то простудишься.
Колька на четвереньках добрёл до фуражки, взял её и вернулся на сушу; постоял ещё немного на четвереньках и поднялся на ноги.
— Подсох! — жалобно воскликнул он. — Высох! — Жизни мне из-за тебя нет! Вечно ты меня в какую-нибудь историю втянешь!
— Никто тебя не тянул. Сам в лужу полез.
— А кто меня на части хотел разорвать?
— Это что такое?! — услышали они испуганный голос Анны Антоновны. — Что с вами?!
— В лужу спикировал, — объяснил Колька. — Вот из-за этого головного убора! — он бросил фуражку обратно в лужу. — Сам доставай. Каким-нибудь методом! Свинство это, а не метод.
— Сейчас же идите по домам, — сказала Анна Антоновна. — Ну просто беда мне с вами. Вот кого ты сегодня, Семёнов, в школе в лужу какую-то толкнул?
— Не в лужу, а в ведро, — сказал Колька. Он повернулся к Анне Антоновне спиной — сзади он тоже был мокрый. — Видали? — торжествующе спросил он. — Красота! А вы ему «восьмёрки» ставите! Учтите, Анна Антоновна, что я зря страдал. И тут, в луже, зря страдал, и там, в ведре, зря страдал. Всю жизнь я из-за него страдаю.
— Хныкала ты, вот ты кто, — презрительно проговорил Иван. — Нытик и паникёр.
Тут Колька сжал кулаки и подпрыгнул к нему.
— Идите по домам, — сказала Анна Антоновна, вставая между ними. — Увидят вас люди, испугаются.
— Мне домой нельзя, — грустно сообщил Колька, — мне здорово попадёт.
— Тогда идёмте ко мне, — предложила Анна Антоновна. — Я тут неподалёку живу.
Мальчишки остались в трусах и майках. Иванову одежду повесили на балконе сушиться, а Колькину Анна Антоновна решила выстирать.
— А вы пока займитесь обедом, — сказала она.
— Хорошо! — ответил Колька. — А какой у вас суп?
— Супа у меня нет никакого. Его приготовить надо. Что ты умеешь делать?
— Я? — Колька ненадолго задумался. — Например, суп мешать умею. Пробовать умею. Посолить могу.
— А ты, Семёнов?
— Я картошку чистить умею.
— Смехота! — Колька хихикнул. — У меня сестёр две штуки. Зачем мне с картошкой возиться? — И он опять хихикнул.
Анна Антоновна поставила на газовую горелку кастрюлю с водой, положила туда мяса и ушла стирать Колькину одежду.
— И не стыдно тебе? — спросил Колька. — Хочешь, всем ребятам расскажу? Ведь задразнят тогда тебя. Где это слыхано, где это видано, чтобы наш брат картошку чистил?
— А в армии?
— Там специальные повара есть. Солдаты воюют, а повара картошку чистят и прочее. Ты поваром хочешь быть или смелым солдатом?
— А если убьют повара?
— Запасной всегда бывает.
— А если запасного убьют?
— Тогда сухой паёк едят. Концентраты разные.
— Сам ты концентрат, — сказал Иван. — Сам ты сухой паёк, а не смелый солдат.
— А тебя на буксир взяли.
— По ошибке. Зря взяли. Тебя надо было на буксире тащить.
— А за что?! — поразился Колька. — Я средний. У меня всё в порядке. У меня всего понемножку. Всё в меру.
— А вот я тебя на буксир возьму, — пообещал Иван. — Не сейчас, конечно, а потом.
Вернулась Анна Антоновна, развесила на балконе Колькину одежду, сказала:
— Часа через два высохнет.
— Красота! — воскликнул Колька. — Домой приду сухой, чистый. А суп скоро будет готов?
— Сухим пайком получишь, — ответил Иван. — По-моему, теперь его очередь к буксиру прицепляться.
— Не смеши ты меня, — чуть не плача сказал Колька. — Чего ты ко мне привязался? Иди ты своей дорогой, вон у тебя всё высохло.
— И пойду, — сказал Иван. — У меня дел много, не то что у тебя.
— Какие же у меня могут быть дела, когда я в таком виде? — возмутился Колька.
— Довольно ссориться, — сказала Анна Антоновна. — А буксир никому не вреден. Не знаете, почему Аделаида сегодня в школе не была?
— Наверно, мороженым объелась, — ответил Колька. — Говорят, она в день по килограмму съедает.
— Не по килограмму, а по четыре, — сказал Иван.
— Да ну? — поразился Колька.
— У них дома только мороженое едят. Кошка ничего, кроме эскимо, в рот не берёт. А собака только сливочный пломбир.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Колька. — Мне бы так денька три пожить!
Иван не сдержался и захохотал. И Анна Антоновна рассмеялась.
— Обманул… — разочарованно протянул Колька. — А я сначала поверил. Вот всегда он так, Анна Антоновна.
— Спорить мне некогда, — сказал Иван. — Вот возьму я тебя на буксир, тогда…
— Ты пока ещё сам на буксире, — перебила Анна Антоновна. — Не забывай.
— Я не забываю, — пробормотал Иван. — Только я бы на вашем месте вот этого Николая Веткина обязательно бы на буксир взял.
Лицо у Кольки было такое испуганное и обиженное, что Иван добавил дружелюбно:
— Тебе же лучше будет.
Грустный, брёл Иван по улице. Как домой без фуражки явиться?
Где сил найти, чтобы сесть за уроки?
Вдруг Иван увидел, что в траве — будто осколочек солнца блестит. Он полюбовался сверканием, нагнулся, поднял… зуб!
«Пусть зуб, — подумал Иван, — все равно золотой самородок!»
Чей же это зуб?
Аделаиды, ее мамаши или ещё чей-нибудь?
Что должен делать честный человек, если найдёт драгоценность?
Отнести в милицию!
Но Егорушкин, взглянув на зуб, сказал:
— Можешь взять это дело себе. Заявления о пропаже золотого зуба не поступало.
— Не могу я его себе взять, — сказал Иван. — Чужая вещь. Может, ищет кто, а найти не может.
— Да у нас в посёлке всего два золотых зуба в наличии, — сказал Егорушкин, — у гражданки из мороженого киоска и у её дочери. Иди и отдай.
Идти к Аделаиде Ивану не хотелось. И её он побаивался, и её мамаши.
— Как живём, лунатик? — окликнул его дед Голова Моя Персона. — А я своего друга вылечил. Теперь ему никакая луна не страшна. Оказалось, что ему еды не хватало. Ночью-то он есть захочет и спросонья идёт куда-нибудь на запах. Стал я его с вечера сытнее кормить, и вылечился пёс. Одна беда: больно уж крепко спит! Разбудить его иной раз нет моих возможностей. И вообще, совсем дурной стал. Ничего не соображает, — жаловался дед. — Нашёл я сегодня утром золотой зуб. Возле киоска. Обрадовался. А зуб-то у меня из пальцев возьми да и выскользни. А пёс его хап! — проглотил. Как говорится, съел за милую душу.
Иван, вздохнув, разжал ладонь.
— Он самый! — воскликнул дед. — А откуда он у тебя?
— Нашёл. Недалеко от киоска.
— Выходит, что друг мой и не виноват. А я его… Придётся прощения у Былхвоста просить.
— Берите, дедушка. Вы первый нашли.
— Я нашёл, я и потерял. Теперь он твой. Можешь вставить, — с завистью сказал дед. — Красиво будет.
— А если Былхвосту вставить?
— Сторожевому-то псу?! — возмутился дед. — Да ведь зуб-то сверкает! Его в темноте за тысячу вёрст будет видно! Отдай зуб законному владельцу — и точка.
— А чего это я его искать буду? — с тоской спросил Иван. — Он, может, сейчас сидит, компот ест, а я ищи, мучайся?
— Не знаю, — дед вздохнул, — может, компот употребляет, может, слезы горькие льёт. Не знаю. У меня, голова моя персона, ни разу в жизни ни одного золотого зуба не было.
— У меня тоже.
— Вот и отнеси.
Иван потоптался на месте и побрёл. Очень ему не хотелось идти к законному владельцу золотого зуба.
Боялся Иван.
«А чего бояться? — спросил он самого себя. — Не искусают же они тебя? А если и будут драться, то удрать можно».
Эх, поесть бы сейчас и лечь спать!
И сон бы увидеть хороший!
Например, как прошло много-МНОГО ЛЕТ, и в школе, в которой Иван учился, на стенах в каждом классе ВИСЯТ ЕГО ПОРТРЕТЫ. А на здании прибита каменная доска, а на ней золотыми буквами написано:
Иван от умиления шмыгнул носом. Даже поплакать захотелось.
Однако плакать было некогда. Он стоял перед высоким забором.
Калитка была закрыта. Иван постучал.
В ответ раздался страшенный собачий лай и звон цепи.
«Только бы сама Аделаида вышла, а не её мамаша», — испуганно подумал Иван.
Но из дома вышла мамаша. Иван ждал её еле живой от страха.
— Чего надо? — грозно спросила она, подойдя к калитке.
— Аделаиду.
— Болеет она! И я болею! Все болеем!
— А чем? — поинтересовался Иван и вдруг увидел, что на месте золотого зуба у неё — дырка. — Вот! — крикнул он радостно и протянул в щель между досками руку.
Мамаша схватила зуб левой рукой, а правой — руку Ивана, спросила:
— Второй где? Второй зуб где?
— Не знаю, — ответил Иван, пытаясь освободить руку.
— В милиции скажешь!
— Да был я в милиции! — чуть не плача крикнул Иван. — Отпустите меня! Больно мне! Вместе в милицию сходим, если хотите! Отпустите только!
— Не могу, — призналась мамаша, — боюсь, убежишь.
— Не убегу! Честное слово!
Она выпустила руку, сказала:
— Жалко. Хороший был зуб. Нет у меня времени по милициям ходить! — вдруг закричала она. — Мне мороженым торговать надо! Мне план выполнять надо! А кто второй зуб нашёл, пусть им подавится! А если ты найдёшь, принеси.
— Не найти, — грустно сказал Иван. — По-моему, его собака съела. Былхвост её зовут. Теперь её Былзуб звать можно.
— Заходи, — тоже грустно сказала мамаша, а когда Иван закрыл за собой калитку, позвала: — Аделаида! Дочь! Иди сюда!
На крыльце появилась Аделаида. Глаза у неё были заплаканные, щека завязана платком.
— Здравствуй, — сказала она, и Иван заметил, что на месте золотого зуба у неё дырка.
— Один зуб принёс — мой, а твой — нет. Говорит: собака съела. Кто поверит? Нет, нет, отдавай зуб! — жалобно кричала мамаша.
— Нате! — сказал Иван. — Берите любой! Хоть все! — И оскалил свои зубы.
— Дразнишься?
— Нет. Не дразнюсь, а жалею вас. Почему вы всех жуликами считаете?
— Не всех, а почти всех, — ответила мамаша. — Я торговать пошла. Может, по дороге в милицию зайду. Несдобровать тогда тебе.
Когда мамаша свернула за угол, Аделаида сказала:
— Посидим на крылечке. Сели.
— Чего это у вас зубы выпали у обеих? — спросил Иван.
— Не выпали, а вырвали их. Заболели они. Вчера ночью. И у меня и у мамы сразу. Мы утром в больницу. Нам их вырвали. А я их потеряла.
— Ну, я пойду, — озабоченно проговорил Иван. — Дел у меня много. Просто ни минутки свободной нет. Даже спать некогда. — Он встал. — Гвардии рядовой Иван Семёнов отправляется выполнять домашние задания. Привет!
Выйдя за калитку, Иван помахал Аделаиде рукой и зашагал, напевая весёлую песенку.
1961 год