Бывший

The Night, oil on board. 14x18»

А он говорит, что, мол, надо с народом строже.

Строгость нонешних — просто дурная шутка,

и расстрелов, и пыток, ведь ты согласись — нема ж!

Ну, замажут дерьмом или плюхнут зелёнкой в рожу…

Ну, подумаешь, цацы, это ж не рак желудка.

Какие все стали капризные, ты ж панимаш…

А он говорит, что верхушка на злато падка;

разложила народ, никакого тебе порядка,

и презрела зазря победительных лет канон.

И на лоб его многомудрый ложится складка,

озабоченности невыносимой складка —

глубже, чем аризонский Большой Каньон.

Что ему девяносто, когда он стареть не хочет?

Он заправский эстет, и на полке его — Набоков.

Жизнь, твердит он, ничто, коль её не отдать борьбе.

Входит он в Интернет, словно входит в курятник кочет,

только мало ему, стоявшему у истоков,

у святейших истоков грозного МГБ.

Хоть удел офицера нередко бывает горек,

никогда, никогда сам себя не зовёт он «бывший»

и глядит за окно, где прохлада и даль ясна.

И всего в двух шагах — аккуратный тенистый дворик,

где взволнованной гроздью сирени дышит

массачусетская весна.

Загрузка...