Моё "долго и счастливо"

Интересно, он всё ещё играет на флейте?

***

Поле полудня мы остановились, и Эд, проснувшись, пробормотал что-то про портал и выбрался из кареты. Какое-то время мы стояли — я кусала губы и, чтобы занять руки, тискала Беса, который словно ночью не наспался.

Голова закружилась почти сразу, как карета, дёрнувшись, поехала вперёд. Испугаться я не успела — всё прошло и мы, проехав совсем немного, снова остановились. Сидеть взаперти уже было выше моих сил, так что я оставила Беса и выбралась наружу.

Местность изменилась — только что мы ехали по лесу, а теперь были на лугу, в предгорье, и внизу сверкал в вечерних золотых лучах город. Я различила пару крестов, потом знакомый дворец… Ясно. Очевидно, голова кружилась из-за портала. О как, они целую карету и всадников переносить научились, хм.

Эдвард обнаружился неподалёку, верхом. А ещё к нашему небольшому отряду приближался ещё один — в клубах пыли и грохотом копыт по камням.

Я замерла, когда один из всадников вырвался вперёд, и я разглядела, кто это.

— За договором, значит, поехал, — прожигая Эда взглядом, хмыкнул король-колдун, осаживая коня. — Ну и как? Договорился?

Эд, не отвечая, повернулся к окружившим карету фрэснийцам:

— Отвезите леди Катрин во дворец. Через Северные ворота. И не останавливайтесь по дороге.

— Умно, Эдвард, — усмехнулся король, но в глазах его при этом не было ни следа улыбки. — Рад, что ты хоть это понимаешь.

Я вот ничего не поняла, но поспешила сесть обратно в карету, пока этот колдун меня не заметил.

Вскоре мы тронулись, но без Эдварда, как я убедилась, чуть отодвинув занавески.

Похоже, меня везли примерно так же, как из столицы Азвонии.

Зачем?

Мы не останавливались до самого дворца. Я гладила развалившегося на сидении Беса и кусала губы. Странная тишина угнетала. Я подспудно ожидала опасности и чувствовала себя без Эдварда очень неуверенно.

Зря боялась. Доехали мы без приключений. Меня отконвоировали в приготовленные для комнаты — другие, не те, что уже были у меня — богаче и удобнее. Молчаливые служанки, бросающие на меня странные, но отнюдь не дружелюбные взгляды, принесли воду, помогли разобраться с одеждой, сервировали ужин. А после — с удовольствием исчезли.

Я, держа мясной пирог, прислонилась к окну, выходящему на дворцовую площадь. Позади Бес, фырча, булькал в кувшине с разбавленным вином. Я хотела было его оттащить, но передумала, заметив, что от улицы — широкой для местного города — движется народ. И чуть позже разглядела в центре живого коридора небольшой отряд.

Очень это походило на то, как мы уезжали из Азвонии. Народ радовался, народ славил своего короля и принца — я явственно различала золотую макушку среди бурлящей людской массы.

А до меня, наконец, дошло, почему я ехала в карете и дворами.

Да. Странно было бы думать, что после казни… да и раньше ещё, наверное… в общем, что меня тут любят. И даже интересно, что было бы, отправься я вместе с Эдвардом. Толпа — это толпа, она не рассуждает. Просто закидали бы тухлыми яйцами или стащили с лошади и разорвали на месте?

Дверь резко отворилась, и я поперхнулась пирогом. Какой-то сухонький неприятный придворный объявил, что ко мне пожаловала принцесса Альбиона, невеста наследного принца Фрэсны… там было ещё много титулов, и процессия, с которой Джоан явилась, тоже была долгой.

Я, вздёрнув бровь, удивлённо наблюдала, как все её фрейлины вплывают в мою… хм… гостиную, как приседают в реверансе — вместе с принцессой. Стоило бы ответить им тем же, но у меня в руке был пирог… и вообще было лениво. Так что я осталась стоять, вызвав парочку поражённых вздохов и грубое замечание на непонятном языке.

Джоан шикнула на спутниц и выпрямилась.

— Катрин, как я рада, что с тобой всё хорошо! — сказала она, порываясь взять меня за руку. Ну, вроде как мы подруги.

Я быстро отдёрнула руку и спрятала её за спину. Кивнула на остывающий пирог.

— Извини, грязная. Испачкаю ещё, — сахарную принцесску, вон как нарядилась.

Одна из фрейлин глянула на меня зверем, но сама Джоан только улыбнулась. Повернулась, быстро что-то сказала спутницам, и те, закончив раскладывать на сундуке наряды, потянулись на выход.

— Катрин, я, правда, рада, — снова улыбнулась принцесса.

— А я — нет, — хмыкнула я, кладя пирог на блюдо. — Это что?

Джоан посмотрела на сундук и расцвела.

— О, Катрин, я подумала, тебе не успеют вызвать портного, а если и успеют, то платье за такое время не сделаешь, а свадьба уже завтра, и… в общем, я принесла свои. Может, они тебе подойдут?

— Ты принесла мне платья? — вскинула брови я. — На свою свадьбу?

— Да, — улыбнулась принцесса, а я уставилась на эти её очаровательные ямочки на щеках, чёрт бы их побрал!

— А ты помнишь, что я говорила про то, что случится, если ты хотя бы задумаешься о женитьбе на Эдварде?

— Катрин! Но это же не мой выбор!

— Плевала я, чей, Эдвард мой! — прошипела я. — Убирайся отсюда вместе с платьями, пока я действительно тебе физиономию не расцарапала.

Джоан грустно вздохнула. И выудила из декольте… мой плеер.

— Вот. Я должна тебе отдать. Он твой.

— Как… — начала я, но тут же вспомнила. И слова Эда — тоже. — Чёрт, маячок… Так это из-за тебя я здесь?!

Девушка медленно кивнула.

— Ты дура? — не выдержала я, крутя в руке наушники. — Зачем ты притащила сюда… любовницу твоего жениха, как меня тут все называют?!

— Потому что он тебя любит, — невинно сообщила девушка. — И ты его. А я хочу, чтобы мой супруг был счастлив. К тому же, ты тоже хорошая, так что лучше мистрисс и не придумать. Катрин, ну ты же хотела быть с ним!

Да что б тебя!

— Счастлив? — заводясь, начала я. — Доб…

Бурю прервал звон разбившегося кувшина.

Бес как ни в чём не бывало восседал на столе посреди лужи с вином и делал вид, что он тут ни причём.

— Ой, кто это? — засюсюкала принцесса, подходя к котёнку. — Катрин, какая…

Бес распушился и вхолостую махнул когтистой лапой.

— Это Бес, — тихо отозвалась я. — И аккуратней, он кусается. И царапается. Знаешь, Джоан, кажется, нам надо поговорить.

Девушка отвлеклась от кота, подняла голову и с готовностью кивнула.

— Ага.

В саду, куда для серьёзного разговора предложила выйти принцесса, было холодно, величественно и красиво. Здесь тоже лежал снег — на дорожке, на деревьях и кустарниках, облепив беседки. На секунду я почувствовала себя, как в детстве, когда с радостью бегала по такому вот заснеженному парку. Но только на секунду.

Нас сопровождали служанка Джоан, принёсшая принцессе накидку, и пара стражников. Но они шли в достаточном отдалении, чтобы позволить нам разговаривать, не понижая голоса.

— Тут красивее, чем у меня дома, — выдыхая облачка пара, сказала принцесса, глядя на заснеженный пруд.

Я вспомнила, как у этого же пруда забавлялась с кувшинками (или это были лилии?), когда Адриана обвинила меня в предательстве. И поскорее отвернулась.

— Да, без мертвецов — прямо благодать. Я даже дворец еле узнала. Король, похоже, ради тебя расстарался.

Джоан улыбнулась.

— Или хочет показать, что не боится доверять людям.

— Зачем ему это? — фыркнула я. — Он же тут бог. Кстати, тебя не смущает, что ты будешь жить в стране еретиков? И свёкор у тебя — некромант.

Джоан вздохнула. Остановилась, взяла мои руки в свои — почти как Эд. И, глядя в глаза, серьёзно сказала:

— Катрин, пойми: у меня нет выбора. У принца Эдварда нет выбора. Наши отцы решили, и даже если кто-то из нас сейчас попытается что-то изменить… это, по меньшей мере, приведёт к войне. У нас и так натянутые отношения. Поэтому никого не волнует, что я думаю о короле Дерике, лишь бы я не говорила это вслух. И никому не интересно, что чувствует принц ко мне, лишь бы он вёл себя, как подобает. И также никто не хочет знать, что обручение происходило не со мной — пока я молчу, о том, что провела это время в твоём мире.

— Твой отец не знает? — удивилась я.

— Когда Его Высочество привёз меня обратно, король Дерик, — Джоан запнулась, — король настоятельно посоветовал мне никогда не говорить, о том, что я видела у тебя… и вообще, что со мной было.

Я непонимающе уставилась на неё, и принцесса неожиданно рассмеялась, ломая руки.

— Катрин, им нужен только наш ребёнок! Моему отцу — чтобы претендовать когда-нибудь на Фрэсну, королю Дерику — для того же с Альбионом, а ещё — для торговли, а ещё — для того, чтобы заполучить союзника и диктовать свои условия Святому Престолу, — принцесса спрятала лицо в ладонях.

Я придвинулась к ней, положила руку на плечо.

— То есть ты не хочешь этого? Свадьбу.

— Кого волнует, что я хочу?! — зло откликнулась Джоан.

Я не отводила взгляд.

— А зачем всё-таки я здесь? Зачем ты меня сюда притащила, Джоан?

Принцесса посмотрела на меня.

— Потому что я была должна тебе. И потому что это был единственный способ отдать долг.

Мне хотелось сказать ей что-нибудь злое, обидное. Из-за неё я снова здесь, из-за неё Эдвард вынужден выбирать…

Из-за неё?

— Катрин, мы можем стать подругами. Здесь, — сказала Джоан, помолчав. — Я была бы этому рада, клянусь. Ты чуть ли не единственное неиспорченное во всём этом существо.

То есть достаточно глупа, чтобы понимать всю вашу политику и интриги. Ага.

— Предлагаешь стать твоей дуэньей?

— Нет, — улыбнулась девушка. — Я просто хочу, чтобы завтра, когда меня поведут к алтарю… ты не держала на меня зла. Хорошо?

Я отвела взгляд.

— Хорошо.

Её Высочество печально улыбнулась, прекрасно всё поняв. Извинившись, Джоан вернулась к дуэнье и стражникам. Я смотрела им вслед. Как Джоан улыбается, и как вежливо и почтительно — намного почтительней, чем мне, ведут себя с ней те же стражники — фрэснийцы, между прочим.

Мне никогда и в голову не приходило улыбаться стражникам. Я слишком хорошо помню, как каждый второй из них норовил перерезать мне горло.

Но в то же время… положа руку на сердце, из Джоан выйдет прекрасная королева. Ведь если честно, Кать, из тебя она… мягко говоря бы не получилась.

Вот она — оборотная сторона любви принца.

Я укуталась в накидку, подула на руки — хоть и в перчатках, но всё равно замёрзли — и направилась вглубь парка.

Очень хотелось побыть одной.

***

Я ждала, что вечером ко мне придёт Эдвард. Конечно, я не перееду в его комнаты — может, и слава богу. Но вообще-то мне было бы спокойней в его присутствии.

К тому же раньше, до Джоан, он всегда приходил.

Бес, которого эти мелочи не волновали, растянулся на кровати и только перекатывался с боку на бок. Я попробовала его расшевелить, чтобы хоть чем-то заняться, но котёнок лишь сонно отмахивался. Пришлось оставить его в покое.

И, когда я уже устала ждать — глубоко за полночь, дверь моей спальни, наконец, открылась. Я подскочила, пытаясь одновременно привести себя в порядок и придумать, как себя вести… Но замерла, увидев, кто пришёл.

Король-колдун закрыл дверь, повернулся, встретился со мной взглядом и — с ума сойти! — попытался выдавить улыбку.

Я попятилась.

— Катрин. Нам нужно поговорить.

Ух ты! Он знает моё имя. Однако — раньше всё “девочка” да “девчонка”.

— Э-э-э, — проблеяла я.

Колдун, очевидно, не ожидавший большего, прошёл к камину, подвинул кресло удобнее. Налил в кубки остатки вина. Протянул один мне.

Я, холодея, взяла.

Неужели отравлено? Но Бес спит себе как ни в чём не бывало… А, может, потому и спит?

Но король, не колеблясь, залпом осушил свой и налил ещё. Кивнул на соседнее кресло.

— Садись, Катрин.

Я на ватных ногах прошла к камину. Села.

Где Эд? Где?! Меня, может, убивать пришли! А-а-а-а!

— Мне нужна твоя помощь, — огорошил колдун.

Я в немом изумлении уставилась на него.

Так. Девственность в жертву не отдам!

— Ты знаешь, что будет завтра, правда?

Я медленно кивнула.

— Свадьба, — отпив, сказал король. — Моего сына и принцессы Альбиона. Чудесные перспективы, выгодные договоры, счастье и процветание для наших народов. Вот, что она принесёт.

И посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.

Я сидела, как кролик перед удавом, не шевелясь.

— А ты знаешь, что собирается сделать Эдвард? — сказал, наконец, колдун.

Очевидно, вопрос относился не к принесению брачных клятв и возни с кольцом, так что я помотала головой.

— Он собирается расторгнуть помолвку.

Моё сердце упало в пятки и тут же подскочило к горлу.

Серьёзно?!

— И назвать своей невестой тебя, — добил колдун.

Я смотрела на него, идиотски хлопая ресницами.

— И ты этого, конечно, хочешь.

— А кто бы не хотел? — вырвалось у меня.

Рука колдуна на подлокотнике сжалась в кулак. И тут же, не успела я запаниковать, расслабилась.

— Катрин, ты любишь моего сына?

— Да, — отозвалась я, спокойно глядя ему в глаза.

Я ждала вспышки гнева, криков о том, что я недостойная простушка, что…

— Не думай, что я не знаю, кто вернул мне сына, — со вздохом сказал король. — Ты сделала то, на что бы не отважился, возможно, никто из нас.

Ага. Отдала демону “то, не знаю что”. Великая, блин, жертва.

— И вполне естественно, конечно, — продолжил король, — что ты хочешь быть с ним.

Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд.

Да. Да хочу.

Король перевёл взгляд на догорающее в камине пламя. И глухим голосом произнёс:

— Хочешь быть с ним. Конечно. Катрин, девочка, а ты понимаешь, что твоя так называемая “любовь” погубит его?

Я вжалась в спинку кресла.

— Ты разрушишь его благополучие, ты украдёшь его счастье, заберёшь надежду, — король глянул на меня. — Ты всё ещё хочешь быть с ним?

— Я не понимаю, — дрожащим голосом пробормотала я. — Чем я так мешаю? Если я просто останусь? Мне переубедить Эдварда, чтобы он не останавливал свадьбу? Да?.. Да, я понимаю. Я попрошу его…

Король усмехнулся.

— Он тебя не послушает. Я уже просил. Только что. Мой сын упрям… как и я. Он, видите ли, — колдун отвернулся, тени скрыли его лицо, — намерен быть счастливым. Он надеется, что альбионцы проглотят оскорбление, что эта бешеная псина, Эрик, заткнётся, если ему кинуть кость. Он ошибается. Он ещё молод. У него нет опыта, он… Катрин, я вынужден просить, потому что знаю, что стоит мне тебя хоть пальцем тронуть, я потеряю Эдварда навсегда. Я не понимаю, что в тебе такого… Правду говорят про злую любовь.

— И что же я должна сделать? — я подалась вперёд, прекрасно понимая, что предложение мне не понравится.

— Уехать, — глядя на меня в упор, ответил колдун. — Сегодня же. Сейчас. Я отослал Эдварда на приём к альбионцам. А ты сейчас спустишься во двор, там тебя ждут Проклятые. Они отвезут тебя в… скажем так, маленький уютный домик… на отшибе. Там тебя никто не найдёт. Даже мой сын. Перед этим ты оставишь ему прощальную записку и то кольцо, что он тебе подарил. А после, когда всё утрясётся, я даю слово, что найду способ отправить тебя домой, в твой мир.

У меня дрожали руки, когда я скрестила их на груди.

— Почему вы просто не увезёте меня силой?

— Потому что я не хочу быть врагом для собственного сына. Потому что я хочу, чтобы он верил, что ты сделала это добровольно. Ложь всегда может раскрыться. Я знаю это лучше других, я маг.

— Трогательная забота о чувствах сына, на которого вы десять лет охотились, — не смогла удержаться я.

И, когда колдун это проглотил, я поняла, что всё действительно серьёзно, и его слова — правда.

И прикусила губу до крови, чтобы не застонать.

“Плевать на политику, плевать на альбионцев, — кричала часть меня, — ты знаешь, что если бы у Эда не было туза в рукаве, он никогда бы не стал жертвовать всем ради тебя”. А вторая часть вежливо напоминала, что от Авзонии этот дурак уже отказался. И что это я настаивала на том, что хочу стать его невестой, и никак не меньше. То, что я при этом думала… тем самым местом, он знать никак не мог.

И к чему нас это приведёт? Мы будем вместе, да. О да, но что с нами станет? И, если я, может быть, когда-нибудь вернусь домой, то дом Эда здесь. И я действительно могу разрушить его одним своим присутствием. Я же сама это понимаю.

Вместе можно быть и на эшафоте, в конце концов.

— Я не хочу, — всхлипнула я. — Я не хочу!

— Я знаю, — тихо откликнулся король и протянул руку, кажется, чтобы меня успокоить. Его пальцы замерли в сантиметре от моего плеча.

Я вскинула на него полные слёз глаза.

— Почему мы просто не можем быть вместе? Ну почему?!

— Потому что он принц, — почти неразличимо сквозь мои всхлипы ответил колдун. — И потому что твоё место, девочка, не здесь. Твоё место в другом мире. Не рядом с ним.

***

Я ехала на коне — из этих, Проклятых. Они обычно пыхтят, как пыточная машина, но сейчас, слава богу, молчали. И они не скидывают, никого, даже такую наездницу, как я.

Вокруг скакали Проклятые — ничуть не изменившиеся, с того момента, как я видела их последний раз. Бездушные, пустые изваяния, демоны.

С ними я и правда была в безопасности. Колдун намекнул, что если уеду и меня спрячут, моей жизни ничто не будет угрожать — даже обиженный альбионский король. Я хорошо помнила, что осталось от моей спальни в трактире Азвонии и не стала спорить.

Мы скакали, не останавливаясь — достаточно долго, чтобы я успела устать и натереть себе всё, что можно. Даже на Проклятом коньке. На мне была спешно наброшенная на сорочку меховая накидка — и всё. Король настаивал, что времени мало, если я вообще хочу сбежать. Он явно боялся, что Эдвард может вернуться раньше, чем мы исчезнем.

Я глотала слёзы и была не в состоянии сочинить “прощальную записку”. Король диктовал, а я писала на французском — во всём этом мире только я и Эд могли бы её прочесть. На то и расчёт.

И венка из роз на пальце больше не было…

Я держалась за поводья, хотя управлять конём вовсе не требовалось, и сглатывала слёзы. Проклятым было плевать на мои всхлипывания. Им вообще было на меня плевать.

И не только им.

Я не хотела, господи, как же я не хотела уезжать! И до сих пор не могла поверить, что больше Эда не увижу.

Но я хорошо помнила его, мёртвого, тем пасмурным проклятым утром. Я никогда не позволю повториться чему-то подобному. Никогда.

Да, даже у такой эгоистки, как я, есть что-то святое.

Я сжала поводья, впиваясь ногтями в ладонь, и глухо, отчаянно застонала. Всё, на что я сейчас была способна.

Это несправедливо. Кто позволил, кто превратил меня в пешку, которая не может ничего изменить?

Отряд остановился внезапно — я чудом не вылетела из седла. И, шмыгая, непонимающе посмотрела на моих сопровождающих. В чём дело?

Паника накрыла липкой ледяной волной. Может, у этого таинственного альбионского короля есть свой маг, умеющий даже с Проклятыми договориться? Чем чёрт не шутит, может…

Из темноты галопом вынырнул всадник и осадил коня шагах в десяти от меня. Я подавилась испуганным возгласом, когда конь взвился на дыбы и тяжело ударил копытами о землю.

Нормальный конь, не Проклятый.

— Далеко собралась? — хватая моего конька под уздцы, поинтересовался Эдвард, прожигая меня яростным взглядом.

Я облизнула искусанные губы. И с трудом произнесла:

— Далеко. Отпусти.

Эд сжал руку в кулак.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

— Мой отец, да? Он заставил? — быстро спросил он.

— Нет! — с вызовом отозвалась я, хотя больше всего сейчас хотелось броситься ему на шею, а не препираться. — Я. Сама. Отпусти, я сказала! Хватит! Мне до смерти надоело, что я постоянно должна за тебя трястись, за тебя… и за свою жизнь — из-за тебя! Надоело! Оставь меня в покое!

Эд отпрянул, а я попыталась пришпорить Проклятого конька. Но тот, как известно — как и все Проклятые — слушался только двух людей: короля-колдуна, которого тут не было, и его сына, который был прямо тут… и не давал мне совершить, может, самый правильный поступок в моей жизни!

— Дай мне уехать! — уже уверенней потребовала я.

— Катрин, — с отчаянием глядя на меня, выдохнул Эд. — Я тебя люблю. Больше…

— А я тебя — нет! — теряя терпение, бросила я ему в лицо.

В следующее мгновение меня нагло выдернули из седла и забросили в другое, да ещё и прижали так, что не шевельнуться.

— Врёшь, — прошипел Эд, пришпоривая коня.

Возмущаться, а уж тем более вырываться на полном скаку было глупо, так что я кусала губы и ждала, когда мы остановимся — сильно подозревая, что эта бешеная скачка продлится до самого дворца. Эд подхлёстывал коня, ветер свистел в ушах, мороз жёг щёки, а серебристо-синие краски ночи смешались в одно аляповатое пятно.

Когда конь на каком-то заснеженном лугу, в конце концов, перешёл на рысцу, а потом и на шаг, я не смогла сдержать вздох облегчения. И тут же им подавилась — Эд, не стесняясь и не колеблясь, сунул руку мне под накидку, нащупав сорочку, а сквозь неё — и грудь.

Я, рискуя свалиться, всё-таки повернулась и попыталась влепить ему пощёчину, но этот мерзавец уклонился.

— Так торопилась, что даже не хватило времени прилично одеться? — поймав меня за руку, глухо поинтересовался Эдвард.

Я ожгла его злым взглядом.

— А что? Очень мне подходит. Меня же здесь везде зовут шлю…

Он зажал мне рот и, приблизив лицо, тихо выдохнул:

— Никогда не говори о себе так.

Я попыталась его укусить, но он вовремя убрал руку.

— А то что? Я не твоя собственность, Эдвард. Как ты вообще смеешь меня останавливать, раздавать приказы? Что хочу, то и делаю, и ты мне…

— Ты моя леди! — перебил юноша. — И я…

— Леди? — воскликнула я. — Твоя? Кто так решил? Ты? Я не согласна! Я на это не подписывалась! Так что будь добр, оставь меня в покое и езжай домой. У тебя завтра свадьба.

— Так ты из-за этого? — подхватил Эд и его голос смягчился. — Катрин, я хотел завтра объявить, что…

— Знаю я, что ты хотел! — не выдержала я. — А я не хочу! Я хочу домой! Да оставишь ты меня в покое, наконец, или нет?!

Дальше следовало продолжение, долгое, эмоциональное, после которого он бы вряд ли согласился находиться рядом со мной дольше пяти минут… Но Эдвард его просто не стал слушать.

Я попыталась его оттолкнуть, когда он наклонился ко мне, целуя. Я пыталась взять себя в руки. Я…

Я отвечала ему, прижимаясь крепче, ближе, страстно желая, чтобы…

— Плохая из тебя лгунья, Котёнок, — отодвинувшись, улыбнулся Эдвард.

Я, онемев, смотрела на него.

— Катрин, ты, правда, думаешь, что я не в состоянии отвечать за свои поступки? — грустно спросил Эд. — Что я не в состоянии тебя защитить? Что я не могу сделать так, чтобы ты была счастлива?

— Я хочу, чтобы и ты был счастлив, — пробормотала я.

— Тогда к чему это спектакль? — ласково проводя пальцем по моим губам, вздохнул юноша. — Я счастлив с тобой. Катрин, мне не нужен ни один трон мира без тебя.

Я смотрела на него, не в силах произнести ни слова.

— Я отпущу тебя только, когда ты сама захочешь уйти, — добавил Эд.

Я хотела сказать, что хочу уже сейчас. Но, смотря ему в глаза… не смогла.

Эд улыбнулся.

— Тогда позволь мне самому решать, как сделать так, чтобы мы оба были счастливыми. Хорошо, Катрин? Ты мне доверяешь?

Я молча кивнула.

— Тогда поехали домой, — сказал юноша. И, вдруг задорно улыбнувшись, взял меня за руку. — И прекрати терять, наконец, мой подарок, — и поцеловал мои пальцы, на одном из которых сверкнуло рубином кольцо-венок.

Я смотрела на него, мечтая, чтобы его слова оказались правдой. Я верила, что он может справиться с чем угодно, что он умнее меня, опытнее. Это же Эдвард, он всегда со всем справится, в отличие от меня.

Но из головы не лезли слова короля-колдуна. И Джоан.

— Что ты собираешься делать? — спросила я, когда мы шагом выехали на дорогу.

— Просто положись на меня, — улыбнулся Эд. И больше ничего не сказал.

Я прижалась к нему покрепче, когда конь перешёл на рысцу. И попыталась сделать то, что он меня и просил. Довериться.

Глава 4

Бес валялся на столе в окружении опрокинутых кубков, пустого кувшина и липких фиолетово-розовых пятен. Перевернулся на бок, вытянув пушистые лапы в “носочках”, покосился на меня здоровым глазом и с видом “А, это опять ты”, зевнув, вернулся к кошачьей дрёме.

Эда, поддерживавшего меня за талию (очевидно, чтобы не сбежала) больше заинтересовал ворох платьев на сундуке.

— Что это? — удивился он, разглядывая украшенное жемчугом светло-зелёное блио.

Я скинула меховую накидку и, оставшись в одной сорочке, поскорее полезла в кровать под одеяла — огонь в камине не горел и комната жутко выстыла.

— А, это… это я убрать не успела… Ну, точнее, в сундук они не влезли, и я боялась, что помнутся. Не умею я с такой тканью обращаться…

Эд повернулся ко мне.

— И кто их принёс?

— Джоан, — грея руки под мышками, отозвалась я.

Эдвард глубоко вдохнул и медленно, преувеличенно сосредоточенно принялся разжигать огонь в камине.

Я наблюдала.

— Что?

— Тебе нет нужды принимать подачки альбионской принцессы, — снимая перчатки и протягивая руки к робкому ало-золотому “язычку” пламени, отозвался Эдвард.

Я перевернулась на живот, чтобы быть поближе к камину. Потянула покрывала за собой.

— А что такого? Она просто хотела, чтобы у меня был приличный наряд для церемонии. Вот и всё.

Эдвард метнул на меня странный взгляд.

— Ты полагаешь, я об этом не позаботился?

Я пожала плечами.

— Ну да. У меня пустые сундуки, а ты, в конце концов, мужчина и вам, мужчинам, вообще неважно, что одевать… нет?

— То есть, по-твоему, мне неважно, во что одета моя леди? — дёрнув щекой, осведомился принц.

— Эдвард, — зевнув, позвала я. — Честно… Мне неважно. Могу завтра в сорочке прийти. Я серьёзно. Они всё равно уверены, что я — чернь, плебейка, невесть из какого борделя тобой вытащенная, и явно воспользовавшаяся приворотом, а то и не одним, и что бы ты ни говорил, но леди из меня, как из козы…

Эдвард, во время моего монолога поднявшийся и оказавшийся у кровати, рывком сдёрнул с меня покрывало и приник к губам, не дав договорить.

Поцелуй вышел долгий, страстный и больше похожий на борьбу — всякий раз, когда я пыталась отстраниться, меня не пускали его руки, поглаживающие шею, плечи, спину…

— Эдвард, что ты делаешь? — прошипела я, наконец-то сумев увернуться.

Вместо ответа он обнял меня — так, что я не то что двинуться, дышать с трудом могла.

— Знаешь, Катрин, — шептал он мне на ухо, прижимаясь всем телом, и я замерла от его голоса, как птичка перед змеёй. — Я не позволил бы тебе уехать даже, если бы ты захотела. Я не могу без тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда.

Я хотела возмутиться: что, моё мнение для него — пустой звук? Но это было сложно, пока он целовал меня, пока гладил, пока я сама, с трудом понимая, что делаю, помогала ему избавиться от одежды…

— Нет, — выдохнул он в тот самый момент, когда я послала все доводы разума к чёрту и решила получить удовольствие сполна. — Мы не должны… не сейчас.

— Почему? — выдохнула я ему в плечо.

Он поцеловал меня — последний раз, очень мягко, очень нежно.

— После свадьбы, Котёнок.

“Ух ты, ещё и свадьба будет”, - пронеслось в голове, пока я лежала, тяжело дыша, а он поправлял на мне сбившуюся сорочку, искал свою, давно сброшенную вроде бы на пол.

Эд укрыл меня покрывалом и быстро поднялся. Я схватила его за руку.

— А зачем нам ждать свадьбы?

— Потому что ты моя леди, кто бы что ни говорил, — отозвался он, высвобождая руку. — И, Катрин, не смей больше повторять слухи. Ещё раз услышу — накажу.

Я, опешив, проследила, как он идёт по комнате.

— И у тебя будет лучший наряд, Катрин. Я об этом, конечно, позаботился, — добавил он, прежде чем скрыться за дверью.

Я повернулась на бок, провела пальцем по губам. На кровать прыгнул Бес, покрутился и устроился прямо у меня на груди, проведя пушистым хвостом по моему подбородку.

— Не, ты видел, а? — пробормотала я, косясь на дверь. — Накажет он. Как, интересно?

Бес покосился на меня и зевнул, показав розовый загнутый язычок и внушительные остренькие клычки.

— Бес.

Котёнок снова открыл глаз, лениво глянул на меня.

— Прикинь, у меня свадьба будет.

Кот закатил глаз и, дёрнув кончиком хвоста, замурчал, всем видом показывая: “Да спи уже”.

В другой ситуации я бы в жизни не уснула. Мне тут такого наговорила, меня так зацеловали, меня так… хм. Но вечер был слишком насыщенным, так что я очень быстро задремала под аккомпанемент мурчания. И даже не слышала, как в комнату прошли Проклятые и рассредоточились у окна, камина и двери.

Принц-наследник заботился о безопасности будущей невесты.

***

Утром — очень рано, кажется, рассвет только-только забрезжил (хотя фиг его знает, за окном серо, как вечером, и снег идёт) — в комнату проскользнули служанки и парочка Проклятых, неся внушительных размеров сундук.

Мы с Бесом наблюдали, как они его ставят у окна, как подкладывают поленья в камин, как готовят в соседнем со спальней закутке лохань для умывания. Потом парочка девушек очень вежливо, прямо в реверансах приседая, осведомилась, не желает ли госпожа освежиться. Госпожа опешила, но из кровати вылезла и тут же была подхвачена под локотки и отведена мыться.

Мда, чего это с ними? То смотрят как на…хм… женщину низкого поведения, то воркуют: “Ах, какая у леди нежная кожа! Ах, какие волосы! Ах, мы умастим вас лавандовым маслом, и вы будете благоухать, как цветочный луг”. Я не выдержала, от масла отказалась — тогда мне на выбор были предложены флакончики с розовой эссенцией, вересковой, мятной, сиренью, фиалкой… С ума сойти какое богатство. Я, осторожно перенюхав каждое (и ожидая смешков — зря), выбрала вересковое. И тут же: “Ах, леди, Его Высочество тоже очень любит этот запах!”. Да ладно! Потом было мытьё головы в разных водах и с разными запахами, потом что-то вроде обёртывания… Всю процедуру я была уверена, что кто-то надо мной очень изощрённо пошутил. Так за мной никогда ещё не ухаживали — даже в Азвонии, когда Эдвард был наследным принцем. Ворковали тоже, но исподтишка косились и хихикали. А тут — словно угодить пытаются. Чего это с ними?

Волосы мне забрали, пока сохли, замотали как-то по-особенному, и повели в спальню, где из сундука была извлечена тонюсенькая, иссине-белая сорочка с таким тончайшим кружевом, что я его тронуть боялась — а ну как разлезется. Потом всё закружилось-завертелось: кто-то меня одевал, кто-то унизывал пальцы-запястья-шею украшениями, кто-то прибирал волосы, украшая жемчужными, алмазными гребешками, нанизывая маленькие камешки прямо на пряди…

Наконец, кутерьма закончилась и служанки, приседая и сгибаясь в поклонах попятились к двери. Я закружилась, пытаясь рассмотреть себя — малюсенького мутного зеркальца для этого явно не хватало.

Помню, взгляд Беса с кровати — котёнок, провалявшийся всё это время вольготно на покрывале, уставился на кружающуюся меня с таким поистине человеческим изумлением, что я впервые усомнилась — а насколько он, собственно, котёнок?

Я была в пурпурном. Рубиновые шпильки, рубиновое ожерелье, блио пурпурного шёлка, тонкое, переливающееся, струящееся, богато украшенное вышивкой, золотом и тоже рубинами, с королевскими лилиями по рукавам и поясу — тоже рубиновому.

Пурпурный. Запрещённый цвет, цвет королей. Простые смертные его не носили.

Я тронула прихотливо свисающий на блонды локон, и тот заискрился алмазами, точно звёздами.

Класс. Меня одели, как новогоднюю ёлку. Эдвард сделал всё, чтобы прояснить моё положение. Только что табличку на грудь не повесил: “Из королевского рода”.

Да лучше бы я то, светло-зелёное одела.

Дверь неслышно открылась, в комнату проскользнул один из Проклятых. Приблизился, поклонился и равнодушно предложил следовать за ним.

Я была уверена, что если картинно заявлю: “Нет” и попытаюсь остаться, меня перекинут через плечо и понесут.

И потому мне больше ничего не оставалось.

Мы шли дворцовыми подворотнями, а то и потайными ходами — ибо они были пустынны, пыльны и мне приходилось задирать подол чуть не до колен, чтобы не испачкаться. Зато очень удобно подобрались к дворцовой часовне, и, хоть Проклятый постарался встать так, чтобы заслонить меня и, соответственно, мне обзор, я всё равно видела.

Видела стоящих у скамеек людей — все сплошь придворные, если я хоть что-то понимаю в их броских, богатых одеждах. Видела мозаику и крест, и хоры (и там кто-то пел — очень красиво и сладко, прямо как в Нотер-Даме, когда я там была), видела короля-колдуна, стоящего на возвышении слева, и каких-то господ в очень богатых тёмно-синих котах и накидках, так украшенных брильянтами и сапфирами, что у меня в глазах зарябило. Эти стояли справа. В центре же величавый священник со служками нараспев читал на латыни молитву, воздев руки над коленопреклонёнными Эдвардом и Джоан.

Всё было очень чинно и так величественно, что я даже умудрилась забыть, что вот там, собственно, мой Эдвард сейчас будет приносить клятву верности альбионской принцессе.

А, может, я просто ему слишком верила?

Молитва кончилась. Жених с невестой, словно по команде, поднялись. Величественный священник с серьёзной миной, кажется (у меня очень скудные знания латыни, правда), велеречиво спросил, согласен ли Эдвард взять в жёны, беречь и заботиться и т. д. Джоан, принцессу Альбиона и т. д. и т. п. (на титулах я поплыла).

В звенящей напряжением тишине Эдвард бодро сообщил: “Нет, не согласен”.

Тишина взвизгнула непониманием, а наследный фрэснийский принц, повернувшись, сошёл с возвышения, подошёл к нам, взял меня за руку и повёл к священнику.

Я очень остро чувствовала все их взгляды, все. И да, они все меня ненавидели. Люто. Особенно те господа в синем. Если бы я взглядом прожигалась, во мне уже была бы автоматная очередь. А то и не одна.

Толкнув меня на колени, Эдвард опустился рядом и, склонив голову, смиренно (тоже, чёрт возьми, на латыни, так что я очень отдалённо понимала, что происходит) напомнил священнику и вообще всем о праве чего-то там кого-то там и закончил всё это вопросом, а не может ли достопочтимый святой отец засвидетельствовать помолвку его, Эдварда, вот со мной.

Святой отец затравленно покосился в сторону короля-колдуна. Я не видела, что сделал тот, но Эдвард снова заговорил — уверенно и совершенно непонятно, а его рука так сжала мою, что я чуть не скривилась от боли.

Потом была тишина, и снова голос священника, уже намного менее величественный, и Эдвард встал, а за ним и я.

Когда Эдвард, всё ещё правой рукой сжимая мою, протянул её к священнику и кто-то из служителей обвязал наши запястья тонкой кружевной летной, слева раздался громкий глухой стук.

Эдвард не шевельнулся, священник сбился, но продолжил читать на латыни, а я потянулась посмотреть, что происходит.

Джоан в обмороке лежала в двух шагах от нас и над ней приглушённо ворковали фрейлины.

Тогда мне в первый раз захотелось убежать отсюда — в том числе и от Эдварда. Главное, чтобы подальше.

***

У меня было стойкое желание, что меня посадили в клетку. Красивую, золотую, но клетку.

Сразу после церемонии на Эдварда коршунами налетели эти, в синем, и подняли такой гам, что хоть уши затыкай. К ним присоединился кто-то из придворных и, конечно, король. Меня же взяли в кольцо Проклятые и вывели из часовни — на этот раз через парадный выход.

Я шла в центре кольца роботоподобных демонов — подобрав подол, но всё равно то и дело спотыкаясь, и не знала, куда деть глаза.

На меня смотрели абсолютно все — и все с ненавистью. Я могла бы даже прочитать их мысли — без всякого колдовства. “И вот это станет нашей королевой?”. Я их понимала. Я очень хорошо осознавала, что вряд ли когда-нибудь смогу соответствовать титулу, который у меня скоро будет. Что в их глазах всё равно останусь, мягко говоря, выскочкой. Что любовь Эдварда выходит мне боком — и ему тоже.

Из-за меня.

Слова моего… хм… будущего свёкра начинали сбываться.

Никакого пира и поездки в коляске по столице не было. Но даже и так парочку арбалетных болтов Проклятые вытащили, словно из воздуха. А мы всего лишь вышли на дворцовую площадь.

В такой ситуации я прекрасно понимала, почему меня посадили в клетку — мои апартаменты и личный выход в маленький садик, огороженный со всех сторон так, что не подступишься. И везде Проклятые, на каждом углу, куда бы я ни пошла.

Мда, не так я представляла себе помолвку с принцем.

Ко мне теперь обращались “Ваше Высочество” — служанки, которые меня переодевали. Лебезили. Пытались угодить. Но неискренностью от них несло за километр.

Высочество! Если я что-то и понимаю, то у Высочества должны быть придворные дамы-фрейлины из высоких родов. У меня таких не было и не появилось. Ни одной.

Я всё ещё оставалась выскочкой в дорогом наряде со свободой выхода в сад — две-три дорожки. Примерно так было в Азвонии, когда нас везла Адриана. Но тогда я не была королевской невестой.

Почему со мной так обращаются? Почему Эдвард позволил этому случиться?

Вечером, когда я изучила и садик, и комнаты и содержимое сундуков, принесённых слугами, вдоль и поперёк и в очередной раз выгуливалась (нервно бродила) в саду, глядя на тёмно-серое низкое небо, ко мне проскользнул… хм… паж.

Проклятые попытались заступить дорогу, но “паж” выставил руку, на ней что-то блеснуло, и демоны отступили. Я удивлённо наблюдала, как “паж” бежит ко мне — слишком легко одетый для зимнего вечера.

И даже не слишком удивилась, поняв, что это Джоан.

Кого ещё могли пропустить Проклятые — только короля-колдуна, Эдварда… и его бывшую невесту.

Первым желанием было сбежать. Особенно когда “паж” приблизился почти вплотную и размахнулся.

Я отступила машинально, пропустила пощёчину, но запуталась в юбках и упала в сугроб на краю дорожки. Как на трон. Альбионская принцесса зависла надо мной, и вид у неё был… ну, кроме мужской одежды, которую ни одна местная леди под угрозой немедленного расстрела не оденет… в общем, зверский был вид.

— Что ты натворила?!

— Избавила тебя от угрозы ходить с расцарапанным лицом! Не ори на меня!

— Ты хоть представляешь, чем это грозит?!

— Тем, что ты осталась без жениха?!

Джоан поперхнулась очередной репликой на повышенных тонах, взглянула на меня и вдруг простонала:

— Катрин, ты действительно не понимаешь, что происходит?

— К твоему сведению, меня тоже никто ни о чём не спрашивал. Меня просто притащили сегодня в церковь, — отозвалась я, пытаясь встать.

Джоан, помедлив, подала мне руку.

— Ты же хотела стать королевой.

— Я хотела, чтобы Эдвард был моим женихом! — прошипела я. — Ни о каком королевстве и речи не шло.

Джоан сжала мою руку.

— Он же принц.

— Плевать я хотела, кто он, я его люблю! — рявкнула я, выдёргивая руку. — Зачем ты явилась? Выразить своё недовольство? Тогда это не ко мне, моим мнением тоже не интересуются!

Принцесса отпрянула. И, странно глядя на меня, медленно потянулась к шее.

— Катрин, я уезжаю сегодня. После моего отъезда начнётся война.

— И зачем ты мне это говоришь? — буркнула я, наблюдая за ней.

Принцесса вытащила неброский медальон, быстро сняла и потянулась ко мне. Я отшатнулась.

— Что это?

— Защитный амулет, — зло отозвалась Джоан. — Есть у каждого члена королевской семьи. Без него тебя убьют, дурочка, — и, изловчившись, напялила медальон на меня. — Никогда его не снимай. Никогда.

— Зачем? — выдавила я, глядя как сапфир в центре медальона загорается сам по себе. И мигает, кажется, в такт моему дыханию.

— По моей вине ты здесь, — отозвалась Джоан. И, отвернувшись, расправив плечи, чинно и гордо, как настоящая принцесса, направилась к выходу из садика.

Я звала её, даже пыталась догнать, но в юбках это было бесполезно, а откликнуться принцесса не пожелала.

Амулет у меня на груди мерно моргал и еле заметно грел — снежинки, падая на него, текли по золотой узорчатой пластине. Как слёзы.

***

— Шш-ш-ш, всё хорошо, Катрин, моя леди. Скоро ты станешь моей королевой. Потерпи немного. Я просто боюсь за твою безопасность, — шептал ночью Эдвард, когда я жаловалась на клетку. — Совсем немного. Наша свадьба на Рождество. Ещё несколько дней. Чуть-чуть, Катрин.

— Я не хочу быть королевой, — выдохнула я. — Я не умею. Я не хочу…

— Катрин, ты выходишь замуж за наследного принца, — проведя большим пальцем по моей щеке, улыбнулся Эд. — Ты не можешь не быть королевой. Но ещё не сейчас, не бойся. В конце концов, я ещё не король.

— Я не хочу быть принцессой, — шепнула ему в плечо. — Принцессы — самые бесправные существа в вашем мире. Я не хочу.

— Шш-ш-ш, Катрин, — успокаивал Эдвард. — Почему ты так решила?

— А разве нет? — вскинулась я. В комнате горел только камин, а мы задёрнули полог, но я прекрасно различала его лицо даже в сумраке. — Джоан…

Эд прижал палец к моим губам.

— Не говори о ней. Не всему, что ты видишь, можно верить, Катрин. К тому же, ты не Джоан.

— Да, я не родилась принцессой, — усмехнулась я.

— Это не важно, — мягко глядя на меня, возразил Эд. — И ты не Джоан. Меня всегда будет волновать, что ты думаешь. Я никогда не стану обращаться с тобой…

— То есть если я сейчас скажу, что не хочу за тебя замуж, всё отменится? — усаживаясь на подушках, спросила я.

Эд долго смотрел на меня.

— Нет. И те не хочешь этого, не так ли, Катрин?

— Эдвард, я боюсь, — шепнула я, схватив его за руку.

Он улыбнулся и поцеловал мои пальцы.

— Чего, моя любовь, моя леди, моя королева? Ты будешь в безопасности, клянусь…

— Я боюсь за тебя.

Он посмотрел на меня, не отпуская руку. Потянулся, прижал палец к моему лбу.

— Не думай об этом, Катрин. Я могу о себе позаботиться. Доверься мне. Всё будет хорошо.

Я легла и уткнулась лицом в подушку, чтобы он не видел, как кусаю губу, сдерживая слёзы.

Я не верю тебе. Разве ты не видишь? Да, я тебя не верю. Что ты можешь, один против всех? Я же не настолько дура, чтобы не понимать.

Я боюсь.

Он целовал мою руку — нежно, палец за пальцем, выцеловывая дорожку к локтю, к плечу, шее.

Я смотрела на потолок и мне хотелось кричать.

***

Следующие два дня прошли в снегу, тумане, в клетке.

Мне по-прежнему никуда не разрешалось выходить. Эдвард подарил с десяток украшений, которые тоже были амулетами, а я почему-то не сказала ему про медальон Джоан. Я не снимала его, даже когда ложилась спать — как и браслеты-кольца Эдварда. Я спала под дорогущими мехами в дорогущей сорочке, в дорогущих украшениях и чувствовала себя настолько не на своём месте, что хотелось выть.

Компанию мне составляли служанки и их “Высочество” — по утрам и вечерам, когда они были мне нужны, чтобы привести меня в порядок. Больше я их вынести не могла.

Проклятые легко могли сойти за памятники — как и всегда. Разговаривать с ними — то же, что и со стеной. Я пару раз пыталась, помня Чёрного. Бесполезно. Они меня не видели.

Бес с утра надирался вином, которое приносили к завтраку, и весь день дрых, разве что давая мне себя гладить и чесать.

Эдвард в конце концов позволил мне выходить из дворца, но только под охраной Проклятых. И очень просил пока повременить с прогулками. Он не говорил, но я и так чувствовала, что происходит нечто нехорошее.

На дворцовой площади казнили троицу бедолаг — из криков глашатая я поняла, что это те, с арбалетами, напавшие на меня возле церкви.

Примерно тогда же в моём завтраке Проклятые, дисциплинированно пробовавшие всё, что я собиралась есть, нашли яд.

Я боялась за Беса, присосавшегося к вину ещё до этого — но котёнку всё было трын-трава. Наверное, этот яд на животных не действовал.

Тем же вечером на площади сожгли женщину и двух мужчин. Вроде тоже за покушение на королевскую невесту.

Я завесила окно мехами, закрыла дверь и заткнула уши, чтобы не слышать их криков.

Даже если приказ отдавал не Эдвард, а король-колдун, которому потребовались жертвы для заклинаний, я не могла понять, как Эд позволил. Он дорожил человеческой жизнью, всегда. Да, даже если они пытались меня убить, я, чёрт возьми, понимала, почему. И я жива. За что их?

Я была одна, совсем одна среди теней-Проклятых, среди куриц-служанок. Даже с Эдвардом я чувствовал себя одинокой. Он не хотел меня слышать. Он твердил, что обо всём позаботится. Говорил, что я не должна думать. Он дарил мне красивые, дорогие наряды и украшения. В ответ я не должна была спрашивать ни о чём, что творится за пределами дворца. Я не должна была думать. Хрустальная хрупкая кукла в дорогой упаковке.

Вечером после казни я сидела на шкуре у камина и грела руки. На мне была сорочка и обязательная меховая накидка. Убранные в косу волосы. Всё это складывалось в гротескную тень, скачущую по стене, потолку… Я не заметила, когда в тень вплелась ещё одна, тонкая, чужая.

— Здравствуй, Твоё Высочество, — произнёс незнакомый голос, а рука в шёлковой дорогой перчатке закрыла мне рот. Я чувствовала запах мороза, дыма и конского пота. И забавно — не боялась. Я устала бояться. Совсем. Ещё краем сознания отметила, что Проклятые почему-то даже не шевельнулись, хотя стоят в двух шагах. — Или мне лучше сказать — королевская шлюха?

Меня рывком развернули, схватили за плечи.

Я рассматривала его лицо — тоже незнакомое. Мужчина, около сорока. Шрам на левой щеке. А так, может, был бы симпатичным. Не знаю. Меня никогда не привлекали мужчины настолько старше меня. С седыми волосами. С сеточками морщин на лбу и вокруг глаз.

И так остро пахнущие конским потом. Сколько дней он провёл в седле?

Меня опрокинули на пол и нависли сверху. Достаточно, чтобы, наконец, испугаться. И рассматривали — жадно, с нездоровым любопытством.

— Что, даже на помощь не позовёшь, девочка? — почти нежно поинтересовался незнакомец, наклоняясь, и я замерла, не в силах отвести от него глаз. — Давай, милочка. Кричи.

Щас. А то я не знаю, что даже если сорву голос, на помощь никто не придёт — кроме Эдварда. Но вероятность того, что наследный принц случайно проходит сейчас по коридору к моим комнатам, близка к нулю.

Что-то холодное коснулось моей шеи. Я скосила глаза — перстень. Странный. Светящийся. А незнакомец наклонился совсем уж близко ко мне и шепнул:

— Ну-ну, девочка, не дрожи. Я всего лишь хочу оставить послание от моего господина принцу-наследнику. Он побрезговал нашей принцессой ради какой-то простушки. Но тебе нечего бояться, крошка. Ты ведь даже можешь получить удовольствие. Или ты не любишь, когда с тобой грубо обходятся? — и впился в мои губы.

Вот этого уж точно оказалось достаточно, чтобы скинуть оцепенение.

Я закричала, точнее, замычала, забилась, паникуя уже по-настоящему.

Мужчина засмеялся, прижимая светящееся кольцо к моей щеке. Не знаю, какого эффекта он ждал. Но, кажется, не того, что его отбросит к кровати.

Медальон Джоан мягко пульсировал у меня на шее и грел — я чувствовала сквозь сорочку.

— Не может быть, — пробормотал незнакомец во все глаза смотря на меня. — Откуда у тебя…

Я нащупала рядом кинжал — минуту назад его не было, но я помнила, что что-то такое блестело у меня перед глазами, когда этот мерзавец меня целовал.

Мужчина поднялся и, не спуская с меня глаз, шагнул ближе, потянулся к моей шее.

Я замахнулась.

***

Моя сорочка промокла от крови. Руки болели от напряжения, а на груди наверняка остался жуткий ожог, но я пока его даже не чувствовала.

Я сидела на заляпанном кровью полу и методично давила на подушку, прижатую к груди, но в опасной близости от шеи мужчины-альбионца. Я ничего не чувствовала, кроме лёгкой вибрации медальона — всякий раз, когда мужчина пытался меня сбросить и подняться.

Когда дверь распахнулась, и в спальню влетел Эдвард, я даже не сразу осознала, что всё закончилось. Альбионца скрутили, а Эдвард держал меня, а потом суетился, осматривая, не ранена ли я, отпаивая меня какими-то настоями. Помню, он с трудом отобрал у меня нож.

— Ты обещал, что всё будет хорошо, — шепнула я, когда он, сорвавшись на крик, в очередной раз попросил меня “сказать хоть что-нибудь”.

Он уткнулся лицом в мою грудь, заставив вздрогнуть от боли и шептал, что это больше никогда-никогда не повторится, что никто никогда…

— Я не верю тебе, — шепнула я, и он вздрогнул так, будто я его ударила.

— Катрин, хорошая моя, пожалуйста, не говори так, я всё сделаю, чтобы ты была счастлива…

— Отпусти меня, — попросила я, повернувшись к нему. — Эдвард, пожалуйста. Я больше не хочу. Я не могу. Не могу быть твоей куклой. Отпусти меня и прекрати это.

Он попытался поцеловать меня, но я отпрянула. Мне было больно, когда я увидела отражение такой же боли в его глазах.

— Нет, Катрин. Никогда.

Я отвернулась. Я думала, что он уйдёт.

Но он остался. И всю ночь обнимал меня.

Всю ночь он был рядом — жуть как много, по сравнению с теми крохами за последние дни, когда мы приводили время вместе.

Если бы он ушёл, я бы точно свихнулась.

Утром он по-прежнему был рядом и гладил меня по голове.

Я приподнялась, поймала его грустную улыбку и сказала:

— Сегодня я поеду за город. На весь день. Я не могу больше сидеть взаперти. Можешь приставить ко мне Проклятых или мертвецов, мне всё равно. Но я поеду.

Он долго смотрел на меня, потом кивнул.

— Хорошо, моя королева.

— И не называй меня так.

— Я люблю тебя, Котёнок.

Я промолчала.

***

Меня одели как королеву. Меня посадили в карету и везли по странно пустынному городу. Я с жадность выглядывала в окно, но Проклятые старательно заслоняли весь обзор.

Забавно, что мне не дали сопровождающих-людей. Наверное, Эдвард совсем никому здесь не верил. В том числе и колдовству отца, иначе со мной поехали бы и зомби. Вряд он стал бы думать, что меня смущает вид мертвецов.

В лесу, куда меня привезли, было тихо и спокойно. Шёл снег, я бродила между деверьями пока не замёрзла. Вспоминала, как Эд вёз меня обратно во дворец. Рядом с ним было очень тепло.

Обедать пришлось в карете, зато там нашёлся заботливо завёрнутый глинтвейн. Я отогрелась, снова выбралась наружу, увязла в снегу, но дошагала до скрытого кустарниками озера.

И чего я добилась этой вылазкой из дворца? Здесь также одиноко, да ещё и тихо. Разве что очень красиво.

Я пробовала лёд носочком сапога, когда из кустов вылетела стрела. И ещё одна. Все они вонзились в Проклятого, возникшего передо мной точно из воздуха. Второй Проклятый схватил меня в охапку и потащил к карете. Краем уха я слышала звон стали и предсмертные крики.

Ненавижу этот мир.

Конечно, моя прогулка на этом месте и закончилась. Сначала меня запихнули в карету, потом, уже на подъезде из города, почему-то из неё вытащили, посадили в седло кому-то из Проклятых, окружили и так повезли.

Я не спорила. Я смотрела на город во все глаза — было на что. В зимних сумерках столица пылала. Отдалённое зарево костров я различала отчётливо — тревожные желто-алые отсветы. Безумно пахло гарью — отовсюду.

Мы скакали по улицам, сметая по пути горожан — половина из которых, кажется, хотела на нас напасть. На Проклятых-то. Я слышала их крики за спиной, видела кровь на мостовой. Дома с закрытыми ставнями и дверьми, куда врывались счастливо избежавшие нас мародёры. Женские крики. Детский плач. И снова кровь, и огонь.

Мы остановились перед забаррикадированной улицей. Там осталась половина отряда Проклятых, остальные вломились в ближайший дом, и, не обращая внимания на испуганные угрозы и мольбы хозяев, провели меня чёрным ходом в соседний переулок, пока ещё пустой.

Теперь пришлось идти пешком. Я придерживала подол, смотрела на лежащие на мостовой трупы и не могла отделаться от мысли, что уже видела подобное.

Когда я споткнулась в третий раз — и с трудом удержала тошноту — идущий ближе всех демон спокойно подхватил меня на руки.

— Это чума? — выдохнула я, забыв, с кем иду.

Но, наверное, им теперь разрешили со мной разговаривать.

— Нет, госпожа, — равнодушно откликнулся демон. — Это война.

— Война? — повторила я, старясь не смотреть по сторонам.

— Бунт, — отозвался Проклятый. — Спровоцированный Альбионом.

Я не успела уточнить — мы выбрались на что-то вроде смотровой площадки, откуда уже рукой было подать до дворца.

И я видела, как в ближайшую улицу внизу серебристой рекой стекаются рыцари в доспехах, сметая…хм… повстанцев-горожан.

— Что там? — успела спросить я, прежде чем мы свернули в соседний переулок.

— Принц, госпожа, — отозвался кто-то из демонов.

Я обернулась. Эдвард? Там? В этом хаосе?

Мысль о том, что его могут легко убить, промелькнула и заставила поёжиться. А потом и запаниковать.

— Мы должны вер…

Меня схватили в охапку и очень быстро куда-то понесли, не успела я договорить. Совсем рядом зазвенели клинки, засвистели стрелы и закричали люди.

Проклятые пробивались к дворцу.

Я мало что запомнила из этой беготни. Только запах гари, который будет, наверное, снится в кошмарах, жуткие хрипы, и ещё статую короля-колдуна на дворцовой площади. Разбитую. Она смотрела в горящее заревом небо не хуже лежащего рядом с ней трупа в доспехах.

Мне казалось, что мир вокруг, и раньше-то не очень дружелюбный, скалится, мерзко хихикая, готовясь меня сожрать.

Меня трясло, когда ворота во дворец захлопнулось за нами, отрезав от безумных криков.

А в спальне, куда меня притащили, ещё долго тошнило.

И Бес сидел на кровати, глядя на меня серьёзными человеческими глазами.

***

— Отведи меня к королю, — потребовала я у Проклятого у двери, почти ожидая, что меня проигнорируют.

Демон кивнул и с троицей сопровождения повёл меня по затихшему дворцу.

Была полночь или около того — время тут сбилось, потому что колокола звонили, не переставая. От их звона у меня волосы вставали дыбом, и я убеждала себя, что с Проклятыми мне волноваться не о чем. Сама же и не верила.

Некромант сидел в кресле у камина, глядя в огонь и знакомо глушил что-то спиртное. Вино, наверное, как мой Бес. Удивлённо обернулся, точно не был предупреждён о моём приходе. Оглядел меня с ног до головы. Отвернулся.

Я медленно подошла, не зная, как себя вести.

Нет, не вино. Наверное, арманьяк — золотистая жидкость в деревянном кубке.

Хотелось и самой выпить — полбутылки минимум, чтобы забыться.

Колдун продолжал смотреть в огонь, и я заметила, что запястья у него перевязаны.

Интересно, он поднял все трупы в городе себе на службу?

— Ваше Величество.

И, прежде чем он махнул Проклятым или зомби увести меня, встала перед креслом на колени. Совсем легко, оказывается. Тем более желаемого эффекта я тут же добилась — на меня наконец-то посмотрели с интересом.

— Если вы знаете, что сделать, — нервно произнесла, срываясь на жуткий акцент, — пожалуйста, помогите. Остановите это. Пожалуйста.

Интерес в глазах колдуна разгорелся — как огонь в камине.

— Ты сейчас просишь остановить моего сына? — хрипло поинтересовался он.

Я судорожно кивнула.

— Я давал тебе шанс уехать.

— И я уехала, — выдохнула я. — Я просила его отпустить меня. Я не хотела, я не могу… Он не слушает меня, Ваше Величество. Я для него никто.

— Ты для него — всё, — вздохнул колдун и махнул мне. — Поднимайся. У меня болит шея — смотреть на тебя сверху вниз. Садись.

Я устроилась в соседнем кресле — неловко, на самом краешке.

— Ты боишься.

Я кивнула.

— Что тебя убьют? — спросил зачем-то колдун.

Я покачала головой.

— Я не понимаю, что происходит.

— Это? — колдун кивнул на окно. — Всего лишь небольшая провокация от Альбиона. Будет хуже. Посмотри в огонь.

Я глянула и тут же отвела взгляд.

— Видела? — улыбнулся колдун. — И так тоже будет.

Я перевела взгляд на него.

— Но вы же…

— Я один, девочка, — усмехнулся король. — У Альбиона колдунов намного больше. И они отваливают неплохие деньги Святому Престолу, чтобы тот закрыл на них глаза. А поход на Фрэсну и вовсе прировняют к Крестовому. Очень скоро на нас ополчится весь материк — потому что мы богаты, а у них слишком много голодных рыцарей, которые больше не могут грабить голодных крестьян, потому что грабить уже некого. Думаешь, мои щиты выдержат хотя бы сутки?

— Но почему Эдвард…

— Эдвард ещё плохо разбирается в политике, — грустно улыбнулся колдун. — И верит, что всю эту свору можно остановить, что они скорее переругаются друг с другом. Так бы и случилось, не будь у своры поводыря. Альбиона не остановят никакие спорные территории и даже золотые рудники…

— Но вы же справлялись столько лет? — пробормотала я.

— Правда? — усмехнулся король. — Знаешь, чего мне это стоило? И почему все эти барончики пытались поднять восстание, хотя я так хорошо справлялся? Кто им помогал?

Я опустила голову.

— Скажите… что-нибудь ещё можно сделать? — Или я зря слушала эту дрянную лекцию про политику?

Колдун долго молчал. Потом встал, обогнув моё кресло, подошёл к громадному письменному столу, порылся в ящичках и протянул мне маленький прозрачный флакончик.

— Предлагаете мне отравиться? — фыркнула я, смотря на флакон.

Колдун усмехнулся, точно это была хорошая шутка.

— Нет, это зелье… эликсир забвения. Заготовка. Если добавить туда твою слезу, девочка, а после вылить в вино моего сына, он забудет тебя. Навсегда.

Я застыла.

— Этот эликсир оставляет следы, а я даже сейчас не хочу поить сына этой дрянью, — спокойно заметил колдун. — Позже он может узнать, что я что-то вытащил из его памяти и заинтересоваться, что это было. И всё начнётся с начала. Поэтому ты не рыдаешь сейчас в пыточной, девочка.

— А вы полагаете, что я своего жениха этой дрянью напою? — зло отозвалась я, со всех сил сжимая флакончик.

Колдун кивнул, пристально глядя на меня.

— Потому что ты любишь его, девочка. И ещё это единственный выход. Разве не за ним ты пришла?

Не говоря ни слова, я поднялась, пошатываясь, подошла к двери.

— Тебя будет ждать карета. И уютный домик в горах, девочка. Полная безопасность, — в голосе колдуна совершенно точно слышалась усмешка. — Если ты, конечно, решишься.

***

Эдвард выглядел ужасно усталым. И зашипел, когда я, выбравшись из кровати, бросилась к нему и обняла.

— Ты ранен?!

— Нет, Котёнок, — шепнул юноша, гладя меня по волосам. — Просто устал. Я же говорил: не надо бояться.

Я прикусила губу изнутри. И, поколебавшись, сама поцеловала его — сначала легонько, робко, а потом я просто не могла остановиться.

Я люблю тебя. Господи, как же я тебя люблю.

Эд смотрел на меня уставшими, печальными глазами.

— Котёнок…

Впервые я поняла, почему он солгал мне тогда, у университета. И поняла, что он тогда чувствовал.

Чем я могу пожертвовать, чтобы ты был счастлив? Всем.

Он подхватил меня на руки и отнёс на кровать. И целовал — тоже жадно, страстно, горячо.

Но он-то не знал, что это в последний раз.

— Моя леди, моя королева, мой Котёнок, я никогда тебя не отпущу, ты будешь со мной всегда…

Мне почти хотелось вырваться, сбежать. Но не такой ценой. Не так.

Я чуть не вырвала кубок у него из рук.

Эдвард странно посмотрел на меня, когда я отказалась от своего.

— Слишком много сегодня выпила, — поспешила объяснить я. — Мне было страшно.

Он осушил свой кубок и принялся сбивчиво объяснять, что всё будет хорошо — и ни слова про бунт. Только что он очень волновался. И я уверяла, что конечно я была в порядке под охраной Проклятых.

Это был скомканный, жуткий вечер.

— Эдвард, я люблю тебя, — шепнула я, и Эд улыбнулся — радостно, впервые за вечер.

— И я тебя. Мой Котё…

Потом его глаза закатились, а дыхание выровнялось.

Я прижала руку ко рту и прикусила до крови, глядя, как он спит — такой красивый, такой родной, такой… мой.

Я ещё не верила, хотя сама, своими руками вылила этот треклятый флакон в вино.

В спальню проскользнул Проклятый и сунул мне какой-то свёрток, оказавшийся простеньким платьем — служанки, кажется. Вместе с запиской от короля, советовавшего мне скорее переодеться и поспешить.

Я содрала с себя блио и драгоценности, и гребешки — всё, кроме медальона Джоан и кольца Эда. Кое-как натянула платье, благо оно было куда проще, чем моё — слоёв меньше.

Эдвард спал, и я не могла оторвать от него взгляда. Если бы Проклятый неожиданно не подал голос: “Поторопитесь, госпожа”, так бы и стояла, как столб, до утра.

И тогда я тоже ещё не верила.

Тихий родной голос остановил меня у двери.

— Что ты здесь делаешь?

Я медленно обернулась. Надо было просто выскочить за дверь, но я обернулась.

Эд, мой Эд смотрел на меня непонимающе. Как на чужую.

— Кто ты такая?

У меня подогнулись колени. Вот тогда, под его взглядом, я поверила, что это не сон, что это ужасная, проклятая правда. Что уже ничего нельзя изменить.

Эдвард приподнялся на кровати, прищурился и громко поинтересовался:

— Почему у тебя на пальце кольцо моей матери?

Я содрогнулась. Кусая губу и пряча взгляд, изобразила неуклюжий реверанс, стягивая кольцо-венок. Быстро положила его на столик.

Пролепетала:

— Простите, Ваше Высочество… Я уже… уже ухожу.

Его взгляд преследовал меня всю дорогу до кареты.

— Господи, что я наделала?

В последний момент, прежде чем дверцы захлопнулись, в карету заскочил Бес и устроился у меня на коленях.

— Что я натворила…

Бес равнодушно глянул на меня, зевнул и, свернувшись в клубок, заурчал.

Я прикусила губу до крови.

У меня даже не осталось ничего от него. Ничего.

Что, что я натворила?!

“Кто ты такая?”

Я упала на пол и забилась головой о сиденье.

А потом, глядя на взъерошенного Беса, прохрипела:

— Всё. Теперь-то всё и правда будет хорошо?

Бес уставился на меня с непередаваемым презрением, и я захохотала.

Я смеялась и не могла остановиться

Карета ехала по укутанному снегом лесу, всё вверх и вверх. И никто нас уже не догонял.

Больше было некому.

Глава 5

Ну я и дура. И, чёрт возьми, это правда. Почему я поверила — кому! — королю? Он же хотел меня убить — два раза. И всё равно, чуть что — прибежала к нему, поджав хвост.

У кого я помощи просила?!

А если бы никакого домика в горах не было? Если бы меня просто отвезли подальше, прибили — и никаких проблем? Кто я такая, чтобы король-колдун держал слово? У меня был только один защитник в этом дурацком жестоком мире. И я сама, своими руками его лишилась.

Ну и кто я после этого?

Дом, слава богу, был. Колдун так или иначе слово держал — меня везли всю ночь, но в итоге выгрузили не на укромной поляне в лесу, где труп закопать удобно, а в живописном, тихом-тихом ущелье. И жить мне предстояло не в какой-нибудь хижине, а в полноценном коттедже — жутко дорогая, кстати, штука даже по местным меркам.

Меня оставили на крыльце, выдали ключи и спустя минуту всадников с каретой и след простыл. Я стояла, ёжась на ветру, и непонимающе смотрела на открытую калитку.

Бес сориентировался первым. На красоты природы ему было плевать — громадные, до небес каменные стены гор и неподвластная льду река где-то внизу кота не впечатлили. Встряхнувшись, Бес чинно перекатился через порожек — первый, как и положено истинному коту.

Я в последний раз непонимающе огляделась и, придерживая подол, шагнула следом.

У дома имелся неплохой садик — даже с собственным прудиком и ручьём, от которого поднимался пар. Я подошла ближе и тепло горячего источника мягко дохнуло в лицо, точно ластящийся зверёк.

Ух ты. У меня есть свой термальный источник.

На самом деле это решало уйму проблем. В доме не было слуг, и я в жизни не смогла бы, наверное, даже ванну сама набрать. Здесь это и не требовалось — в подвале, больше похожем на пещеру, имелся бассейн с тёплой водой. Пахла она, правда, тухлыми яйцами, да как сильно… Но я принюхалась. Правда, не сразу.

Всё это я рассматривала на следующий день, да и то не слишком тщательно. Не знаю, как тогда, ночью, добралась до спальни, но я рухнула на кровать, как подкошенная. И спала, кажется, весь следующий день. Потом немного осмотрелась и снова спала. Потом металась по дому, словно в клетке, то плача, то смеясь в истерике. Потом силы кончились, и я просто спала. Наверное, было ещё очень много “потом” и все они слились в один тусклый калейдоскоп у меня перед глазами.

Где-то там, за горами наступало Рождество. Я вспомнила об этом где-то в промежутке между сном и явью, но мысль не вызвала никакого отклика. Наверное, Эдвард праздновал вместе с новой невестой. С Джоан, скорее всего. Наверное, без меня он был счастлив.

Вот эта мысль заставила себя хорошенько и качественно пожалеть, но всё в итоге закончилось тем же — сном.

Я была не только глупа, но и не приспособлена жить одна. Я привыкла, что за мной ухаживают и следят. Одной мне пришлось бы делать всё самой, и я была к этому совершенно не готова.

В очередной раз меня разбудил жар. Я хорошенько пропотела, прежде чем проснуться, и попыталась во сне скинуть меховую накидку. Не вышло, заколка-брошь оказалась слишком жёсткой, я укололась и проснулась.

Я всё ещё была в спальне, но, конечно, не во дворце, как мне снилось, а всё в том же горном домике. Но кто-то растопил камин, и от огня по стенам и потолку скакали густые тени, яркие и гротескно-жуткие.

На кровати рядом сидел Бес, и больше никого. Я попыталась было сосредоточиться на мысли, кто же мне так с камином помог, но не вышло. Я просто избавилась от накидки, закрыла глаза… и получила пушистой лапой по щеке.

— Проснись, лежебока.

Я открыла глаза, посмотрела на распушившегося котёнка. И снова закрыла.

— Вставай, рохля! — повторил тот же голос, и я вздрогнула.

Глаза пришлось открыть снова. Я огляделась, ища, кто же со мной так общается. Голос звучал странно знакомо.

— До тебя ещё и доходит долго. А ну подъём! Живо! Ну, чего уставилась? Подъём, я сказал!

Я внимательно осмотрела Беса, особое внимание уделив рту, который двигался явно в такт словам.

— О. Ты разговариваешь.

— Я тебе сейчас ещё и спою, — пообещал кот, и я улыбнулась, вполне уверенная, что это тоже часть сна.

— Серьёзно? Давай.

Кот ощерился, нырнул куда-то вниз, под кровать и, когда я снова задремала, выплюнул мне прямо под нос… мышь! Здоровенную, придушенную, но от того не менее бойкую. Первое, что зверюга сделала, освободившись — бросилась в мою сторону.

Я боюсь мышей. С Заглеса, где путала их с крысами, и где и те и другие властвовали над чумным городом. Так что меня (и мышь) смело с кровати в мгновение ока. Выпутавшись из одеяла, полога и, кажется, гобелена, мы бросились в разные стороны, вопя, как резаные (у меня особенно хорошо получалось).

Меня остановил смех — человеческий.

Бес, катаясь по кровати, дрыгал лапками и бессовестно хохотал — по-человечески.

Я выпустила подол и, пошатнувшись, схватилась за пыльный сундук — чуть на него не упала.

— Ты…

Смех оборвался.

— Значит так, — объявил кот, садясь и обмахиваясь хвостом. — Сейчас быстро находишь ключ и открываешь мне погреб.

— Какой ключ? — опешила я.

— От погреба, — закатил глаз кот.

— Э-э-э, — выдала я, всё ещё озираясь и пытаясь понять, что это за розыгрыш. — Ты… м-м-м… разговариваешь?

Бес угрожающе заурчал.

— Серьёзно? — тряхнула головой я. — Ты? Кот?

Урчание прервалось жутким “вжжиик!”, когда кот ввинчивался в воздух и ракетой пытался спикировать на меня. Я отшатнулась, кот промахнулся, снова прыгнул… В общем, таким макаром мы добрались до входной двери, а там и до садика.

Я вывалилась в снег и забарахталась, пытаясь встать.

— Вот, освежись, — буркнул кот. — Может, хоть мозги включатся. Должны же они где-то быть в этой белокурой головке? Раньше-то ты думать хоть немного умела.

— Раньше? — отплёвываясь, пробормотала я. Сейчас голос казался особенно знакомым. Голос, а ещё сильнее — интонации.

Бес, фыркнув, потрусил к порогу.

— Так ты что… не кот? — осенило меня.

Бес обернулся и одарил меня очень красноречивым взглядом.

— Святые угодники! Ну конечно, нет! Где ты видела говорящих котов?

— Да кто его знает, что вы в этом мире напридумывали, — выдохнула я, наконец-то подымаясь. — Ну, кот… И кто же ты?

Бес попятился.

— Спокойно, девчонка, спокойно. Открой мне погреб, и я от тебя отстану, хорошо?

— А зачем тебе погреб? — поинтересовалась я.

Кот воровато оглянулся. Да, когда на тебя надвигается двуногая махина, только что извалявшаяся в снегу да и раньше бывшая, мягко говоря, не в настроении… Ты, по крайней мере, задумаешься, а не пора ли сматываться?

— Пить. Я чую там вино. И очень неплохое, — отозвался, наконец, Бес, видимо, решив, что я не такая уж страшная угроза. Зря. — Коль уж ты решила помереть голодной смертью, не вынуждай меня…

У меня на руках были перчатки, меховые, так что эта бестия ничего серьёзно мне сделать не могла.

Но очень старалась.

— Напиться решил? — ласково пропела я, макая зверюгу в снег, благо сугробы этой зимой удались на славу. — Голодный, да? Винца вкусить решил?

Кот урчал, вхолостую (в большинстве) махал лапами (боже, какие у него когти…), кусал перчатки, потом орал.

Когда у меня засветился амулет Джоан, в голове шевельнулось очень неприятное подозрение. Вопящий кот его только подтолкнул.

Я вздёрнула Беса за шкирку и душевно поинтересовалась:

— Метаморф ты, да?

— У-а-а-а! — воскликнул кот.

Я, пользуясь правом сильной (похоже, только на данный момент), тряхнула его ещё раз.

— Молчишь?

— А-а-а-а!

Я тряхнула в третий раз и уже подумывала, как в русских сказках, огреть котяру о землю — у нас в России порядочные говорящие коты от этого очень неплохо в добрых молодцев превращаются. В сказках. Но нащупала ключи на поясе и передумала.

— Тогда я буду топить тебя в твоём любимом вине.

Кот опешил настолько, что даже заткнулся.

Дорога в погреб нашлась быстро, с ключом, правда, пришлось повозиться. Да, и темно там было, не гори медальон Джоан, заблудилась бы и испугалась. А так — просто сбегала в спальню за свечкой, когда поняла, что в погребе туго с освещением.

— Извращенка! — заорал кот, когда я примеривалась, как открыть ближайший бочонок. Краник-то у него был, да, но мы ж не ищем лёгких путей. Да и топить в кранике проблематично. — Ты что творишь?!

— Вуаярист, — отозвалась я, вспомнив, как я с этим котярой в одной кровати спала.

— Сноб! — не остался в долгу кот, и я вздрогнула. Ругались мы по-русски.

Не может быть…

— Пусти! — проорал кот и задёргался.

Я машинально его тряхнула, прижала к стене… а спустя мгновение (между прочим, без всякого дыма и других спецэффектов) обнаружила, что держу за шею мальчишку в жутких, страшных даже на вид лохмотьях.

Мальчишка дёрнулся, я от неожиданности его выпустила, но когда этот паршивец вознамерился сбежать, заломила руки за спину (у кого нет младшего двоюродного брата, тому не понять всей переплести ощущения, когда тебя пятнадцать, а этому негоднику пока десять, и ты, чёрт возьми, всё ещё сильнее. Особенно, когда до этого паршивец пошуровал в твоей косметичке).

Мальчишка стукнулся о бочку, ахнул и совсем по-кошачьи зашипел. А я наклонилась, рассматривая его лицо.

Как и голос, оно было знакомым. Очень.

— Ну, чё уставилась? — буркнул “кот”. — Я это, я.

— Ты — это кто? — уточнила я.

Мальчишка закатил глаза — один подбитый — и завопил:

— Господи, убей идиотов!

У меня дрогнули руки. Что бы местный да стал так богохульствовать?!

— Знаешь, — тихо начала я. — Ты мне крайне напоминаешь одного… ммм… демона… Проклятого, который заключил со мной…

— Договор! — воскликнул пацанёнок. — Я это, я!

Я отшатнулась, обалдело глядя на него, а мальчишка расправил плечи и выдавил:

— Я тут тоже договор заключил…. Кое с кем. Так что я теперь живой. И не демон.

— Не демон, — протянула я.

Мальчик зыркнул на меня и, сорвавшись с места, ракетой бросился к двери.

— А ну стоять! — отмерла я. — Щас ты мне за всё ответишь! Помнишь, как с де Лашете подставил?! Чёрный! Стоять!!

***

— И у меня есть имя, девочка, — сообщил закутавшийся в покрывало мокрый мальчишка. Нет, я не искупала его в вине, как обещала. Но в пахнущий тухлыми яйцами бассейн всё же запихала.

— Угу, — отозвалась я, рассматривая его в неровном свете камина. — У меня тоже.

Мальчишка… он действительно только напоминал Чёрного. У того даже в образе человека оставалось нечто демоническое. Не знаю, что. Сейчас же передо мной сидел именно человек. Он дрожал от холода и кутался в покрывало, и с мокрых кудряшек у него капало, и он смахивал чёлку со лба, когда она падала на глаза. Не могу представить Проклятого таким.

Так вот, мальчишка задумчиво поглядел на меня в ответ и буркнул:

— Ален.

По-французски (или по-фрэснийски?) это звучит немного не так. Круче, мужественнее — “А-лэн” и заканчивается на носовую гласную, от которой дёргается загадочная увула и немного немеет нёбо — да, всё это тоже придаёт шарм. Это я к тому, что мокрый, похожий на дрожащего воробушка мальчонка на “А-лэна” не тянул никак.

И он, похоже, это знал, потому что тут же набычился:

— Только улыбнись, девчонка. Ну!

— Меня зовут Катя, — усмехнулась я, поборов противоестественное желание протянуть руку и погладить влажные вихры. — Катрин, если хочешь. Мне всё равно.

— …только не называй Котёнком, — вставил мальчишка, возвращая мне усмешку.

— Лучше не стоит, — кивнула я.

Мальчик… Ален глянул на меня исподлобья и вдруг выдавил:

— Спасибо.

Я вскинула брови.

— За что?

— Ты спасла меня. В Азвонии, — опустив голову и не глядя на меня, прошептал мальчик.

— А ты меня убил во Фрэсне, — хмыкнула я. — Квиты?

— Я был демоном! — вскинулся он, шмыгая носом. А я вздрогнула, поймав себя на мысли, что боюсь, как бы этот чудик не простудился. С каких это пор у меня проснулся материнский инстинкт? — И если ты была настолько глупа, что заключила договор с демоном, то уж извини — пеняй на себя.

Я хмыкнула. Ясно было, что извинений я не дождусь. Да я уже была и не уверена, а нужны ли они.

— Может, тогда объяснишь, почему я жива? Если уж ты выполнил свои условия и вернул Эдварда.

Ален провёл пальцем по полу — проследил какую-то трещинку — и поднял голову.

— Хорошо. Но ты меня, наконец, накормишь.

Я сама почувствовала голод, стоило ему это сказать. Сколько я уже не ела?

Ален улыбнулся, когда мой живот издал этот жуткий, смущающий звук, сообщающий, что голод не тётка и пора бы подкрепиться.

А я, вставая, вдруг поймала себя на мысли, что у Алена красивая открытая улыбка. У демона она тоже была красивой, завораживающей. Но от неё не замирало в груди, никогда.

С едой возникли проблемы. Мы нашли кухню, там даже были припасы и даже не успевшие ещё стухнуть. Но плита топилась дровами и… поверьте, вы не хотите знать все прелести готовки на дровяной плите. Нет-нет.

В итоге мы обошлись для начала мочёными яблоками и вином с травами, которое я с трудом подогрела. Зато бледный мальчишка наконец-то раскраснелся.

— Да, я метаморф, — бормотал он с полным ртом. — А ты знаешь, как тут любят метаморфов? Нас все ненавидят — даже другие маги. Особенно другие маги. И мы тоже. Когда я… когда меня не стало, я ненавидел их всех так страстно, я так хотел отомстить, что когда смог выбирать — а я знал, когда выбирать, Кать, не то что другие люди — туннель света или что вы там все видите? Я знал, когда выбирать и что выбирать. И я отомстил — первый счастливой момент в моей жизни… не-жизни, конечно, — тут он покосился на меня и выпалил. — Я не жалуюсь, Катя, не думай. Просто ты не представляешь, как это паршиво знать, что ты можешь на самом деле и позволять всяким садистам пользоваться тобой как… — он уставился куда-то в угол, в темноту и лишь спустя какое-то время продолжил. — Я знал, что договор с тобой будет не просто очередной рутиной. Я знал, что на тебе можно сорвать хороший куш — не знал, почему, но понимал, что выиграю больше, чем выторгую у тебя. Так и случилось. Это всё некромант, у них у всех есть эта чёрточка, эта слабость, которую они так тщательно прячут и которая подводит их в самый ненужный момент. Дерик знал о нашем с тобой договоре и в шутку, напившись, пообещал мне одно условие — если ты согласишься умереть за его сына, я верну тебя в твой мир, а Дерик договорится с Той Стороной за меня. Так и вышло — твоя душа на мою жизнь. И смерти всех заговорщиков де Лашете в залог.

Я присвистнула.

— То есть моя душа со мной?

Ален улыбнулся, и тень былого демона промелькнула… но быстро исчезла.

— Да. Так я снова стал живым. Но я забыл, не учёл, что умер десятилетним мальчишкой и на земле современной Азвонии. Адриана, в замке которой я появился, когда договор вступил в силу, была очень, очень довольна.

Я поёжилась, поймала взгляд Алена. Мальчишка вздрогнул и быстро отвернулся.

— Я смог сбежать, только когда появилась ты. Порталы — всегда громадный всплеск энергии, мои цепи на мгновение исчезли. Мне хватило. Но далеко уйти не получилось — дальше ты знаешь. Честно, Катрин, я не поверил своим глазам, когда тебя увидел. Думал, это морок Адрианы.

— Что же переубедило? — хмыкнула я.

— Её морок никогда не стал бы тыкать мне в глаз раскалённой шпилькой, — с убийственной честностью ответил Ален.

Я поёжилась и с трудом выдавила:

— Я тебя лечила.

— Угу, заметил, — мальчишка потёр глаз. — Ты как на кухне неумеха, так и в целительстве… Но я всё равно тебе благодарен — без тебя я бы погиб.

— Если бы я знала, что это ты, — начала я, но осеклась, глядя на него, такого маленького, такого жалкого, несчастного…

Ален кивнул, поняв меня по-своему.

— Я знаю. И всё равно.

— Что теперь делать будешь? — спустя паузу поинтересовалась я.

Ален пожал плечами.

— Пока останусь у тебя, — и, улыбнувшись, подмигнул. — Ты не против? Твой дом защищён так, что никакая тварь не доберётся, кроме самого Дерика. А потом — посмотрим.

Я кивнула.

— Если хочешь, потом я мог бы отправить тебя домой, — предложил вдруг мальчик, и я уставилась на него. — Да. Я могу. Я же метаморф. Мы многое можем. На это требуется силы, на портал, но я всё-таки перед тобой немного в долгу, так что…

Я медленно кивнула.

— Да. Конечно.

Домой — а что мне ещё остаётся? Эдвард…

— Про принца своего думаешь? — ухмыльнулся Ален. — Я всё не устаю восхищаться, как тебя король-то развёл, как дуру малолетнюю.

Я вскинулась.

— Что?!

— Ну как же, — продолжал улыбаться маленький паршивец. — Вычеркнуть тебя из жизни ненаглядного сына — его слабости, его ахиллесовой пяты… Дерик здорово сыграл на твоей любви, не удивлюсь, если даже бунт был подстроен. Теперь парочка маленьких побед — он это умеет, Дерик, уж поверь мне — и договор с Альбионом у него в кармане. А тебя, девочка, наверняка объявят ведьмой, окрутившей его невинного бедного сыночка — но ничего, милая Джоан позаботится о благополучии жениха…

— Прекрати! — рявкнула я, вскакивая. — Я всё равно тут не к месту, я только несчастья приносила, я…

— А ты попробовала стать к месту? — хмыкнул Ален. — Ах, меня тут не уважают, бедная я бедная, но ничего, давайте я отдам вам последнее, что у меня есть — любовь прекрасного принца, и вы будете счастливы, а я буду страдать в дали, но я же такая добрая, я вовсе не шлюха, посмотрите, я даже монашка, я…

— Умолкни! — прорычала я, не двигаясь, впрочем, с места. — Это не мой мир, это не моя сказка, это…

— Да нет, Катенька, — снова улыбнулся мальчишка, и его улыбка — единственное, что не позволило вцепиться ему в физиономию прямо сейчас. — Это твоя сказка. И это твой конец. Не “жили долго и счастливо”, а “и мучилась она в глуши, потому что была дурой”. Что? Не так? — и, в свою очередь вскочив, бросился ко мне. — Тебе в голову, девчонка, не приходило, что счастье ни на кого просто так не сваливается?! За него надо бороться — даже в сказках, Катенька, даже в сказках герои живут “долго и счастливо” после испытания и живой, и мёртвой воды! Что? Не задумывалась? Нет, ты решила проехаться на шее своего Эдварда, а когда он, бедный, выдохся, ты его предала — не задумываясь!

— Нет! — я почти кричала. — Я его спасла! Они воевали из-за того, что он выбрал меня, я могла разрушить всё, что он любил, я…

— Ты его бросила! — выплюнул мне в лицо мальчишка, и я отшатнулась. — Бросила! Помнишь, как он бросил тебя в твоём мире? Так вот, ты поступила так же!

У меня подогнулись колени, и я упала на пол, сражённая этой простой мыслью.

— Тебе тогда ой как не понравилось, правда? — добивал меня Ален. — А теперь ты поступила точно так же! Как я сказал — дура.

— А что я могла сделать? — жалко пролепетала я.

— Что? — фыркнул мальчишка. — Включить мозги. Бороться. Соответствовать. Святые угодники, Катя, у тебя было всё — всё! Я в своё время даже мечтать о таком не мог… Ты же как сыр в масле каталась. И ты всё прошляпила. Дура.

И, отвернувшись, бросив на меня последний уничижительный взгляд, ушёл, оставил одну, на полу, раздавленную его словами.

Не знаю, сколько я так сидела, но, наверное, долго. Сумерки сгустились, превратившись в чернильную зимнюю ночь. Где-то шумел ветер — где-то далеко, плакал на разные голоса. Но здесь было тихо, и, если прислушаться, можно было даже различить тихий шорох ложащихся на подоконник снежинок.

Откровение на меня так никакое и не снизошло, да я и не надеялась. Просто после слов Алена, слов, повторивших то, что и так в глубине души знала, вдруг всё стало понятно.

Помню, я дрожала от злости. Или от холода — да так, что с трудом смогла встать.

Зато задремавшего в спальне мальчишку ждала весёлая побудка.

— Ты же маг?! — я была в том состоянии, когда говорят только восклицаниями. Причём минимум с тремя знаками. — Ты же маг?!!

Забавно, но бывший демон чуть было не сделал рукой расхожий здесь жест — “чур меня”.

— Д-д-да…

— Тогда помоги мне!!

— К-к-как?!

— Расколдуй Эдварда!!!

— Катрин, ты головой ударилась? — совершенно серьёзно спросил Ален. — Ты его зельем забвения напоила. Причём сама, что тоже влияет. Что ты от меня хочешь?

Я его отпустила — отшвырнула к стене — и забегала по комнате как умалишённая.

— Но должно же быть противоядие!

— Нет от него противоядия, — вздохнул мальчик, потирая затылок. — Катька, успокойся, прими уже как данное: тебе нужно найти другого жениха. Я верну тебя домой, всё образуется…

— А-а-а-а!!!

В комнате было мало мебели — такой, что можно легко сломать. Но гобелены я в камин отправила, попутно попытавшись порвать. Тряпки же.

Боже, тут даже тряпки не убиваемые.

— Ладно, — пробормотал вдруг Ален, и я тут же заткнулась, с надеждой глядя на него. Мальчишка продолжил, гипнотизируя пол, — есть слабая надежда… если акнолию для настоя собирали не в новолунье, что, вообще-то вряд ли… в общем, если в течение трёх месяцев твой Эдвард снова в тебя влюбится, он всё вспомнит. Нет — значит нет.

На мгновение у меня камень с души упал… потом обратно поднялся.

— Как он меня полюбит, если я сижу здесь?

— Хор-р-роший вопрос, — фыркнул Ален.

Я снова забегала по комнате.

— Надо отсюда выбраться…

— Тебя сторожат демоны, девочка, — тоном “я беседую с идиоткой” сообщил Ален. — И даже если по счастливой случайности ты доберешься до дворца, твой принц будет уже женат и уж тем более не обратит на тебя внимания, он же благородный и даже мысли не допустит об измене. Поверь, я на таких святош насмотрелся. Тем более, кто знает, что он ещё вместе с тобой забыл? Может, ему вообще мозги промыли? И да, Дерик от тебя тут же избавится, стоит тебе выйти за пределы этого ущелья. Просто, чтобы не мешала. И укромным домиком ты уже не отделаешься.

— Тогда что мне делать? — простонала я.

Ален развёл руками.

— Понятия не имею.

Я упала на колени и спрятала лицо в ладонях.

— Катя, — спокойно позвал Ален какое-то (долгое) время спустя. — Если ты вдруг станешь королевой, если это чудо произойдёт, что ты сможешь мне предложить?

Я повернулась к нему, не понимая, шутит он или говорит серьёзно.

— Что ты хочешь?

— Свободу, — отозвался Ален, внимательно глядя на меня.

— Ты получишь всё, что угодно, — выпалила я, подаваясь вперёд. — Ален, пожалуйста…

— Никогда так не договаривайся, девочка, — усмехнувшись, прервал меня бывший демон. — В пожизненную кабалу попадёшь… Ладно. Я тебе помогаю, и ты делаешь так, чтобы моя дальнейшая жизнь была максимально комфортной. Я не попрошу ничего сверхъестественного. Лабораторию, состояние…

— Ален!

Мальчик окинул меня долгим взглядом и покачал головой.

— Какая же ты ещё дурочка, Катя… Хорошо. Приблизительно через две недели я открою портал и ты вернёшься к своему принцу, — и, прежде чем я успела обрадоваться, добавил. — Но до этого тебе придётся поработать. Что бы ты ни думала, принц никогда не обратит внимания на такую, как ты сейчас.

— Но раньше же… — начала я, но Ален надменно перебил.

— Раньше так сложились обстоятельства. Сейчас… Сейчас ты должна стать настоящей леди, чтобы он хотя бы посмотрел на тебя. Поверь, я знаю, о чём говорю

— Леди? — пробормотала я.

— Именно, — ухмыльнулся Ален. — И мы её из тебя сделаем.

***

Ален слёг с простудой на следующий же день. Потом она плавно перетекла в грипп или в бронхит или вообще не знаю во что — он кашлял, не переставая, задыхался и кашлял…

Я поила его подогретым вином и училась справляться с печкой. Это были жуткие дни — я чуть не спалила дом. Не будь он каменным, мы бы точно превратились в погорельцев. Но потом стало легче — может, я перестала бояться или просто было уже всё равно, но после сожжённой каши и выкипевшей похлёбки я всё-таки смогла соорудить нечто съедобное. И с каждым разом оно становилось всё съедобнее.

У нас в универе говорят “practice makes perfect” — да, и дело времени, конечно. Я дни и ночи проводила или у печки, или у больного Алена и, когда мальчишка, наконец, выкарабкался, наши отношения с печкой заметно потеплели.

Ален пугал меня не меньше готовки. Болел он как человек… как ребёнок. Мой двоюродный брат, когда чуть не утопил меня в речке, болел так же — мы здорово тогда вместе простудились. Но он не кричал и не стонал в бреду и не отбивался, когда я пыталась напоить его вином с травами. У меня всё внутри замирала, когда из спальни раздавались эти крики — полные ужаса, настоящего, безрассудного ужаса. И сколько я ни успокаивала мальчишку, он только сжимался в комок — дрожащий худенький комок — и бормотал что-то на непонятном языке, и плакал. Бредил.

Я плюнула на карантинные меры и засыпала теперь, крепко прижимая к себе мальчишку, укутывая его в покрывала и мою накидку, так, что наружу торчал только нос. Ален, когда приходил в себя, пытался возмущаться, но я не слушала.

Спустя неделю этот кошмар закончился, мальчишка пошёл на поправку, но вместо того, чтобы сказать спасибо, заставил меня учить латынь. “Колдовать я сейчас всё равно пока не могу, — сказал он. — Ну и ладно. Пока научись-ка читать. Поверь, Катрин, любая леди может прочесть Библию без запинки. И ты тоже сможешь”.

Я зубрила день и ночь — незабвенная матушка герцога Руи надо мной так не издевалась, как этот кошак недоделанный. А спустя ещё неделю, когда мальчишка окреп, то стал куда-то исчезать — за ингредиентами, как он объяснял. Я не могла возражать — всё равно ничего в магии не понимала. Но когда загадочные ингредиенты были собраны, выяснилось, что нужны они для изменения моей внешности.

— Катенька, — преувеличенно ласково пел мальчик, наступая на меня с гребешком, зеркальцем и котелком чего-то оранжевого, — настоящие леди так не выглядят. Ты обязана стать ожившей мечтой, а у мечты должны быть длинные волосы.

Он всё-таки загнал меня в угол, мальчишка-маг. Амулет Джоан останавливал отнюдь не все его заклинания, особенно, когда этот паршивец окреп. Так что в итоге меня поймали, примотали к стулу и долго издевались над моими прекрасными светлыми волосами, приговаривая: “Расти шевелюра длинная-длинная”. Я ругалась, думаю, Ален узнал много новых русских слов, но его это нисколько не смущало.

С лицом, фигурой была та же история. Меня посадили на жесточайшую диету, меня заставили обливаться какой-то дрянью и есть какую-то дрянь, но результат превзошёл все мои и, кажется, Алена, ожидания.

В более-менее приличное зеркало, которое Ален тоже откуда-то притащил — как бы не из моего мира, кто его, метаморфа, знает? — на меня теперь смотрела фея. Серьёзно, феечка с длинными волнистыми кудрями до колен (обалдеть), с осиной талией (как она только такую грудь выдерживает?), светлокожая (бледнокожая, я бы сказала), и с такими точёными чертами лица, будто их какой-то кубист ваял.

— Господи…

— Не дрейфь, Катька, — фыркнул Ален, швыряя в меня кулёк одежды. — На вот, примерь.

Одежда была женской, дорожной и явно когда-то принадлежала минимум герцогине. Сама я одела её кое-как, но Ален заявил, что так даже лучше.

— Значит так, Кать, завтра твой принц охотится в Сассексе, там у графа чудесные лесные угодья. А ты будешь случайно проезжать мимо… или попадёшь в портал… и по ходу дела на тебя нападут разбойники.

— Настоящие? — испугалась я.

— Нет, — вздохнул Ален. — Я на тебя нападу, хочешь? Ну вот, и когда эти охотнички выедут, кидайся им под ноги. Только не голоси, леди не кричат. Леди вежливо просят о помощи. Поняла меня?

— Угу, — мечтая вцепиться ему в ухо, отозвалась я. — А ты где будешь?

— В твоём декольте, — ухмыльнувшись, ответил мальчишка и взвыл, когда я всё-таки цапнула его за ухо. — А чего ты хочешь? Я снова превращусь в кота, стану невидимым и прикинусь твоим воротником. Катя, пусти ухо! Ты ж пропадёшь без меня, дурында!

— Ещё раз… меня… обзовёшь… вообще без ушей останешься! — пропыхтела я.

— Ладно-ладно, — откликнулся Ален, и я его отпустила. Потирая ухо, мальчишка продолжил:

— Попытайся охмурить своего Эдварда сразу — но не как вы у себя это делаете. Помнишь: леди никогда…

— …не навязывает своё общество, — передразнила я. — Помню я, помню. А это, — я дёрнула себя за волосы, — когда закончится?

— А это надолго, — “успокоил” меня Ален, на всякий случай отбегая подальше, — зато все будут уверены, что ты настоящая…

— Заткнись!

***

Вот так я попала в лес графа Сассекса — чтоб ему пусто было и черти на его могиле польку сплясали.

Кот у меня на плече был именно котом — за те две-три недели Ален отъелся и превратился уже в не забитого котёнка, а матёрого кошака, грозу ближайших подворотен. Глаз у него прошёл, порванное ухо — тоже, шерсть лоснилась и пушистилась — крутой кошачий обольститель получился. На плече “обольститель” повис тряпкой и давал мне дельные советы едва слышным шёпотом. Сначала — шёпотом. Потом мы спорили уже в голос — я брела по этому чёртовому лесу уже часа два и пока никаких охотников не встретила. И вообще никого не встретила, и во-о-обще, не перепутал ли этот негодник лес?

“Негодник” огрызался, уверяя, что он порталы всегда ставит правильно, и знаю ли я, как трудно было обойти защиту сторожащих меня демонов и не всполошить некроманта?

Плевать я хотела на защиту, демонов и магию, я желала увидеть моего Эдварда, но пока передо мной были только деревья и сугробы по колено. Чудеса фрэснийской природы.

Ален в полголоса называл меня капризной, косорукой неумехой, а я примеривалась запустить им в ближайший сугроб, когда из-за дерева выглянул олень. Красивый, стройный, элегантный… такой… олень.

Я замерла, кот заткнулся, олень потянул носом и заглянул мне в глаза. Наклонил голову, дёрнул ухом, снова потянул носом и бросился наутёк. А тихий, спокойный лес вдруг взорвался собачьим лаем и пением рожков.

Я знала, как тут охотятся. Хорошо помнила кабана, который чуть не убил Эда, и загнанного тогда же оленя. Но я была верхом и под охраной, а собаки — далеко и внизу.

Сейчас эти твари — здоровенные мастифы, сбитые, крепкие с огромными клыками и ростом в пол меня — вынырнули точно из ниоткуда и всей стаей бросились на меня.

Я боюсь собак именно с тех пор. И ни о какой охоте никогда, даже речи нет…

Тогда меня парализовало от ужаса. Ален у меня на плече замер и качественно прикинулся воротником, а я… всё, что я смогла сделать — отступить на два шага, запутаться в подоле и упасть, прижимаясь спиной к дереву.

И да, я не кричала — не потому, что настоящие леди не орут от страха, нет, у меня просто голос отнялся. Да что там, я даже рот открыть не могла, а самый быстрый мастиф, скаля пасть, бросился на меня… Я зажмурилась и, может даже на минуту потеряла сознание, потому что когда открыла глаза, собак рядом уже не было — они лаяли где-то неподалёку, но рядом их, слава богу, уже не было. Зато надо мной склонился… нет, не Эдвард. Молодой мужчина, темноволосый, светлокожий, вполне симпатичный — по-мужски, хоть по отдельности черты его лица были абсолютно неправильные — слишком узкий нос, слишком тонкие губы, слишком высокие скулы… Но вместе всё это смотрелось приемлемо, но не настолько, чтобы поразить меня в самое сердце. Сомневаюсь, что что-то вообще могло поразить меня тогда — после собак-то. Я непонимающе уставилась на незнакомца и только спустя какое-то время осознала, что он интересуется, кто я такая.

Рот у меня по-прежнему не открывался, и вообще я двинуться не могла, а незнакомец смотрел на меня… опасно, по-мужски, пока я оглядывала его дорогой охотничий костюм… брильянты и изумруды… меховой плащ…

— Катька, — позвал на ухо Ален. — Уже пора отмирать и сказать что-нибудь. Сообщи этому лордику, как ты счастлива, что он тебе помог, и поинтересуйся, где очутилась.

Я, наконец, открыла рот, но не смогла выдавить ни звука.

— Ну хоть сознание потеряй, — шепнул кот. — Сделай уже что-нибудь!

Я только-только собиралась красиво распластаться под деревом, когда этот… лордик… которому, видимо, надоело стоять, подхватил меня на руки и потащил к сгрудившимся неподалёку всадникам. И собакам!

— Катька, не дёргайся! — увещевал кот, нажимая мне лапами на шею. — Катька, не надо! Сейчас он тебя в седло посадит и всё. Слышишь? Успокойся!

Меня действительно усадили в седло, вскочили следом и, интимно так прижимаясь, глубоким голосом поинтересовались на ушко: “Леди, вы в порядке?”

Нет!!!

— Д-д-да, — заикаясь и дрожа, отозвалась я, встречаясь с лордом взглядом. Тут мне поплохело окончательно: когда мужчина так смотрит на женщину, а та находится лишь в нескольких сантиметров от него… в общем, всё понятно. Мне, по крайней мере, было понятно, и если я не пришпорила лошадь тут же и не свалилась, то только из-за того, что рядом раздалось:

— Роберт, тебе повезло поймать лесную фею?

А вот это был уже Эдвард. Я вся вывернулась, чтобы увидеть его, наконец. И дальше только смотрела, не слушая, как Роберт со смешком объяснял, как нашёл меня во-о-он под тем деревом, куда “лесную фею” загнали собаки… Я смотрела на Эдварда — родного и незнакомого одновременно. На нём был тёмно-зелёный охотничий костюм, украшенный капельками изумрудов, богато отделанный мехом и прекрасно гармонирующий с длинными, до плеч, золотыми волосами, в которых сейчас брильянтами таяли снежинки. А на левой щеке, ближе к уху, появился тоненький, еле заметный шрам, и я прикипела к нему взглядом, не понимая, откуда он взялся. Он не портил Эда, совершенно, просто с ним Эдвард выглядел ещё дальше, еще незнакомей, ещё холоднее.

Кажется, мне задали какой-то вопрос — в очередной раз — или Эд заметил, что я смотрю. Наши взгляды встретились, и я замерла, не реагируя даже на назойливое шипение Алена. Это было очень быстро — Эд просто мазнул по мне взглядом и снова посмотрел на этого Роберта позади меня, и это заставило прийти в себя — у меня даже голос прорезался. Это, а не крики Алена: “Катька, очнись!”.

Я, заикаясь и дрожа и вообще изображая из себя бедную родственницу, поведала хорошо отрепетированную историю о нападении разбойников, среди которых был маг, и да, кажется, это были азвонцы и да, эти мерзавцы украли мою карету и украшения, перебили рыцарей из моего сопровождения и в итоге я ещё и в портал угодила, так что не скажут ли благородные лорды, кто они такие и где я нахожусь?

Моя речь произвела фурор у всех — к этому времени к нам присоединились отставшие охотнички, тоже какие-то там лорды. Мне представили Эдварда, и я по совету Алена попыталась упасть в обморок от счастья, пролепетав “Ваше Высочество”. Ещё кого-то представили и, наконец, Роберта, оказавшегося тем самым графом Сассексом.

— Прекрасная леди, будьте гостьей в моём доме, — что-то такое он мне сказал, так улыбаясь, что я захотела выбить ему зубы в ту же минуту, пусть леди так и не делают.

Ален увещевал соглашаться, и я старательно повторила все цветистые фразы и, кажется, окончательно покорила графа. Его, а не Эдварда, даже не глянувшего больше в мою сторону.

— Катька, кончай пялиться, вообще закрой глаза, ты же испугана, — шипел Ален, пока мы скакали через заснеженный лес в замок графа. — Возьми себя в руки!

— Ты сказал, он точно обратит на меня внимание, — еле слышно пробормотала я сквозь зубы. Это Алена никто не слышал, а меня — очень даже. Граф Роберт, например, тут же предупредительно поинтересовался, в порядке ли я и не стоит ли остановиться — вдруг у меня голова закружилась?

— Да я понятия не имею, почему это не сработало! — прошипел Ален, когда я уверила Роберта в своём улучшившимся самочувствии. — В тебя влюбились все, с первого взгляда. В такую красотку-то. Того и гляди дуэли устроят.

— Но не он.

Кот фыркнул и перебрался поглубже под накидку.

— Ничего, у тебя ещё есть время. Может, он плохо тебя рассмотрел?

Я покосилась на скачущего впереди Эда, красивого, стройного, золотоволосого. И в который раз обругала себя идиоткой.

Ничего, за своё счастье надо бороться. И я буду!

Трепещите.

Глава 6

Я постоянно попадала впросак.

Начать с того, что на лошади я ездить как не умела, так и не научилась (я молчу про кошмарное дамское седло — феминисток на этих средневековцев нет!). А леди ездят на лошадях ровно, грациозно, легонько держась за поводья, и способны усидеть в седле, даже если лошади почему-то не понравился камешек на дороге, или она вязнет в грязи, или (если это конь) ему понравилась кобылка, скачущая неподалёку. Или что ещё взбредает в голову этим бестиям? Но — леди всегда усидит в седле, и будет до последнего грациозна, даже если тварь под ней выплясывает самую настоящую тарантеллу.

И уж конечно леди усидит на лошади позади всадника. Вот уж точно. Да как — грациозно, уверенно (и ни в коем случае не прижимаясь, ибо так делают только потаскушки) — в общем, чтобы всадник восхитился и пал жертвой любовных чар.

Ну вот. А теперь представьте в седле меня. Я на лошади ездила только позади или впереди Эдварда, ну или, на худой конец, привязанная к дамскому седлу чарами проклятых. К Эдварду можно было прижиматься. За него можно было схватиться и спокойно держаться, и с ним я точно знала, что из седла в жизни не выпаду. А тут… пока доскакали, я — серьёзно — вспомнила все когда-то выученные молитвы, а когда на третьей кочке испуганно пискнула, этот… Роберт так на меня посмотрел, что у меня всё внутри похолодело. А потом хохотнул и заявил:

— Моя леди, — (с каких пор я твоя?!) — может, мои собаки поймали не фею, а колдунью, прикинувшуюся прекрасной леди?

Я очумело уставилась на него, а Ален заорал на ухо:

— Смейся, дура!

— Ха-ха-ха! — ненатурально хихикнула я, думая, что, как доедем, одному пушистому монстру точно предстоит хорошая взбучка.

Граф засмеялся со мной в унисон — красивый у него был смех, да и голос тоже. Мужественный.

— Я не фея и не колдунья, — попыталась объяснить я, непроизвольно хватаясь за луку, когда лошадь снова тряхнуло. — Просто, на меня — всхлип, — напали — всхлип с надрывом, — и…

Лошадь снова задёргалась — точнее седло у меня под руками задёргалось, и я еле удержалась от красочного нецензурного слова (зато хорошо живописующего ситуацию).

— У вас странный акцент, леди, — заметил Роберт, успокаивая бестию под нами. — Откуда вы?

У меня акцент?!

— С севера! — заторопился Ален. — Ты с севера! С Атталии!

Я послушно повторила.

Граф удивлённо покосился на меня.

— Это очень далеко, леди, что вы делали…

Я перебила, испуганно прижала ладошку ко рту (чем весьма графа умилила) и принялась рассказывать (внутренне посылая на него и его лошадь все кары мира), что ехала к любимому дядюшке, хотела успеть к Крещению, но…

Версия про портал всё-таки прокатила, хотя слушали меня слишком серьёзно.

— Леди, вам придётся описать напавших, — сказал Роберт, когда я закончила. — Возможно, у нас получится их найти и вернуть украденное.

Я выразила горячее желание сделать всё, что требуется, дабы наказать подлецов — но после того, как отдохну, а то я так испугалась…

Позже, когда мы всё-таки доехали (моя бедная, бедная попа, даже многочисленные юбки не уберегли её от мучений), граф отправил следопытов прочесать лес — очень его интересовало, почему мой портал открылся именно в его владениях. Я успешно строила дурочку, так что мне этот вопрос скоро задавать перестали. Слава богу.

Ален затих, я украдкой высматривала среди всадников Эдварда и старалась не морщиться — спина устала безумно и постреливала. Я боялась, как бы не застудила поясницу. А потому замок лорда Сассекса не очень-то рассматривала — сил не было. Но помню, даже так он поразил меня размерами и количеством построек. У графа ещё и большинство крестьян жили, как горожане, за стенами. Это потом до меня дошло, что, может, они так от войны прячутся. Да и зима, и в этой части как раз свирепствовал голод. Лорды, правда, им не страдали. В этот же вечер граф закатил такую пирушку в главном зале, что у меня дух захватило от разнообразия блюд — пирог с печёнкой гуся, утиные яйца в сладком соусе, оленина, запечённая в травах, пирог из куропаток, томлёная в масле свекла, сушёные сливы… Мы с Аленом, до того перебивавшиеся на моей скудной стряпне, уставились на это, как на манну небесную. “Еда”, - с наслаждением прошептал Ален, без зазрения совести вгрызаясь в отпиленный мне слугой кусок оленины.

А у меня с непривычки кружилась голова от ароматов и блеска драгоценностей знати.

М-м-м, кстати, знаете, как классно сочетаются клопы и драгоценности? Отлично. Частое мытьё и здесь, во Фрэсне, как в Азвонии, не в чести — господа просто не видят в нём смысла, а слугам лениво таскать бадьи с горячей водой. Они вообще, оказывается, ленивые, эти слуги. И пахнут, как и некоторые господа — отвратно. Во дворцах я этого не замечала, там идеальный порядок и чисто по возможности (насколько тут может быть чисто) — что во Фрэсне, что в Азвонии. А тут, в двух днях от столицы, в замке лорда Сассекса командовала его сестра, вдова с разноцветными глазами и потому почитавшаяся ведьмой. Жёстко командовала, но слуги умудрялись увиливать. “Успокойся, в ней магии не на грош”, - шепнул Ален, когда нас представили… точнее, когда меня отправили на женскую половину — в женскую башню замка. Здесь располагались все леди, служанки ютились в сарайчиках у башни — девушек в свите принца Эдварда оказалось немерено. “А чего ты хотела? — фыркнул Ален, когда меня представляли всей этой ораве. — Принц, конечно, вот-вот женится, но место его мистрис теперь не занято. Вот сиятельные лорды с дочерьми и сёстрами торопятся подсуетиться”. Я смотрела на кандидаток на роль любовницы и думала, что если кто-то из них сейчас попытается меня расцеловать, как у них тут принято среди леди, меня стошнит. Кандидатки, впрочем, отвечали такими же взглядами. Я просто читала в их глазах, как они оценивают, сколько сантиметров у меня талия, прикидывают, как долго горничная укладывает по утрам мои волосы, размышляют, чем я умываюсь, что кожа такая белая. Ибо да, Ален позаботился, чтобы я выглядела как оживший канон красоты. Местный.

“Успокойся, — увещевал мальчишка-метаморф. — Ничего они тебе не сделают. Максимум — слабительное вместе с вином подадут. Но я тебя предупрежу”. Утешил. Ещё веселее стало, когда пришла хозяйка-графиня и устроила мне форменный допрос, замаскированный под посиделки за сладкими рулетиками. Я давилась выпечкой и на пару с Аленом врала напропалую. Получалось неплохо, но я вымоталась окончательно и к вечеру сама себе напоминала тряпку. А уж как на меня посмотрели, когда я попросила ванну… Больше всего развеселил вопрос — а не рассталась ли я с девственностью во время нападения? (Высказанный, кстати, графиней. Она, видите ли, слышала, что именно тогда девушки чувствуют себя грязными). Я поперхнулась очередным рулетиком и с трудом смогла повторить ответ Алена — что-то про “ах, как было страшно, но закончилось всё, слава богу, хорошо”.

Слуги, кажется, возненавидели меня уже за одну ванну, но принесли и набрали, а потом одели в платье графини, широкое в талии и узкое в бёдрах и груди. Я в нём еле дышала, но приходилось делать вид, что всё отлично. А ещё убрать волосы под полупрозрачный платок. Я такой одевала только раз — когда мы с Эдом впервые гуляли по городу, где я появилась. Неудобная штука, причёска из-под него постоянно выбивается, а ещё он сваливается, но делать нечего — я же теперь леди.

Пир был кошмарен. Я сидела за “женским” столом, Эдвард — во главе “мужского”. Далеко от меня. Он прекрасно смотрелся, сидя на резном кресле с высокой спинкой, а я постоянно нервничала и ёрзала под многочисленными заинтересованными (мужскими) и ненавидящими (женскими) взглядами.

Леди, когда не прожигали взглядом меня, пялились на принца. Как мои одногруппницы — на француза Эдмунда. Выворачивались, стреляли глазками, томно вздыхали, а потом, когда начались танцы, как по команде бросились к принцу. Леди не навязывает своё общество, да? Они не навязывали, как могли бы восторженные фанатки — любимой звезде. Они просто были в непосредственной близости и постоянно попадались на глаза. Этак, не-на-вяз-чи-во.

Я мрачно смотрела, как они увиваются у кресла Эда и думала: будь, что будет, но к ораве этих куриц я не присоединюсь ни за какие коврижки. Пусть Эд меня и не заметит. Но это… выше моих сил.

Ален сокрушённо попыхтел на ухо, но унялся и, кажется, задремал. Я бы тоже с удовольствием поспала — день был тяжёлым, я, к тому же, наконец-то наелась до отвала. Но, когда уже думала подремать в кресле в уголке, рядом возник граф Роберт Сассекс и принялся осыпать меня комплиментами, а потом, завладев моей рукой, повёл к “мужскому” столу.

Эдвард разговаривал с каким-то толстячком в чёрном и попутно улыбался ближайшей леди, старательно попадающейся на глаза, когда меня подвели к его креслу — по этикету. Ален встрепенулся, зашептал. По его совету я изобразила сносный реверанс, но Эд снова только мазнул по мне равнодушным взглядом, быстро кивнул и продолжил беседу с толстяком. Зато Роберт, восторженно-похотливо меня разглядывая, отвёл к огромному камину (“что-то вы побледнели, моя леди) и начал болтать чепуху, попутно этак исподволь расспрашивая меня о доме. Спустя полчаса я всерьёз ждала вопроса: “На кого работаете?!” — как в шпионских боевиках, но граф неожиданно смилостивился и, усадив меня в кресло, ушёл, пообещав принести глинтвейн. Я смотрела ему вслед и видела, как он остановился рядом с Эдварда, и эти двое принялись что-то обсуждать, посмеиваясь и улыбаясь. Роберт изредка косился на меня.

Рядом примостилась стайка леди и, не обращая на меня внимания, защебетала. Глинтвейн и граф запаздывали, я задремала, когда до меня донеслось собственное имя на фрэснийский манер — Катрин. По совету Алена (ну и из здравого смысла) я представилась другим именем — Аделина (Ален придумал. Долго думал, наверное). Так что звать меня так никто не мог. Но я всё равно прислушалась.

Поплохело мне уже спустя минут пять. Где-то в это время явился-таки Роберт с глинтвейном и, целуя мне руку, мягко сказал, что я бледна, как смерть, и, может, танцы меня развеселят. Да, перспектива танцевать одной (в смысле, без помощи Эда) на глазах у всех меня действительно отвлекла.

Ален вовремя проснулся — как раз началась музыка, но я не отличила её от фоновой (здесь постоянно на пирах играют — и когда едят, и когда танцуют), потому, когда все начали двигаться, я стояла, как столб, хлопая глазами. Раньше Эд подал бы мне знак, улыбнулся, пошутил. Сейчас он танцевал с блондинкой шага на два впереди. И я ничего не хотела больше, чем расцарапать курице физиономию — за влюблённые взгляды и за попытки облапать моего Эда (при мне!).

Ален заорал мне в ухо, я опомнилась и не очень грациозно принялась повторять движения, попутно пытаясь их вспомнить. Роберт жалостливо поглядывал на меня, будучи напротив — местные танцы исполняются в два ряда — женщины и мужчины на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Ну, или в круге, но это, скорее по-крестьянски.

В общем, меня хватило только на один раунд экзекуции, и графу пришлось меня увести в укромный уголок у камина и отпаивать вином. Забавно, но очень скоро к нам присоединился раскрасневшийся Эдвард. Я как раз раскручивала Сассекса поведать мне местные сплетни — может, пригодятся, может, планы короля-колдуна узнаю… да мало ли! Информация — сила, а я месяц сидела в ущелье безвылазно. И без новостей.

Роберт, тоже раскрасневшийся, всё пытался положить мне руку — на плечо, потом съехать ею на грудь, схватить коленку (типа случайно, промахнулся, хотел кубок с подлокотника взять). Но я бдила и ничего графу не обломилось. Пока. Зато со сплетней о войне (о которой Роберт травил небылицы, ибо правду хорошеньким леди не рассказывают, не их дело — воевать) захмелевший граф перешёл на сплетни о принце, точно не замечая (а, может, и впрямь не замечая), что тот стоит рядом. Эд, впрочем, вместо того, чтобы поймать мой взгляд, вчитывался в какой-то свиток и плевать хотел на любопытных девиц и пьяных графов.

— Она ведьма, леди, — усмехаясь, заплетающимися языком шептал, подаваясь ко мне, Роберт. — Она приворотила нашего принца, да так крепко, что только с помощью нашего великого короля Его Высочество смог освободиться.

Я судорожно сжимала подлокотники и, не мигая, выжидающе смотрела на графа, а тот, кажется, решил, что это я так впечатлена. Впрочем, я и правда была впечатлена. Абсурдом.

— Она азвонка, — продолжал Роберт, всё ближе и ближе наклоняясь. — Она подцепила принца, когда он стал наследником Азвонии, а после, в угоду дьяволу заставила нашего добрейшего принца страдать — ради неё он даже отказался от азвонского престола! Зато, — выдохнул Роберт мне в лицо, и я титаническим усилием не поморщилась от запаха перегара, — что творилось у них в алькове… Леди, мне не стоит смущать ваш слух подробностями, но принц совсем потерял голову и только и мог, что мечтать об этой Катрин. Она была сильной ведьмой, и она хотела власти. Но, однажды ей надоело ждать, и она попыталась убить короля, — (я ошеломлённо распахнула глаза). — Но Его Величество победил в схватке с ней, Катрин обессилила, и её заклятье спало с принца. С тех пор, как видите, Его Высочество сторонится женщин, — и Роберт многозначительно уставился на меня.