Моё "долго и счастливо"

Секунду Эдвард смотрел на меня. Потом фальшиво улыбнулся.

— Спасибо, что говоришь это, Катрин. Но всё же?

Я смотрела на него в ответ, не в силах сказать больше ни слова.

— Хорошо, — вздохнул Эдвард. — Скажешь мне завтра. Наверно, это что-то… чем ты не хочешь омрачать радость победы. Я понимаю.

— Эдвард, — начала я, но он перебил:

— Катрин… есть кое-что, что я хотел тебе отдать, — он потянул воротник и вытащил цепочку с кольцом, — вот. Я хочу, чтобы оно было у тебя.

Я глянула на кольцо-венок и перевела взгляд на принца.

— Эдвард… это кольцо твоей матери. Я помню, ты считал, что я его у тебя украла. И… ты отдаёшь его… мне?

Эд вздохнул.

— Это семейная реликвия, Катрин. В роду моей матери его принято дарить невесте наследника.

Я подняла брови, и он, усмехнувшись, продолжил:

— Я сомневаюсь, что у меня когда-нибудь будет невеста. Поэтому оно твоё, Катрин.

— Эдвард…

— Я хочу, чтобы ты знала, — перебил он. — Никого. Никто, кроме тебя. Я не могу последовать за тобой туда, куда ты уйдёшь. Но я всегда буду ждать тебя. Катрин, — быстро добавил он, когда я открыла рот. — Я знаю, что ты не вернёшься. Я понимаю. Но…

Я потянулась через стол, роняя полупустой кувшин, разливая кубки. И поцеловала его — иначе это жуткое, болезненное объяснение грозило длиться вечно.

— Я не уйду. Я никуда не уйду.

Я просто не смогу. Мне плохо здесь, но я не смогу!

Эдвард обнял меня, прижимаясь лбом к моему лбу.

— Я знаю, что это ложь. Но всё равно спасибо.

— Я тебе не лг…

— Тс-с-с, — выдохнул принц, закрывая мне рот пальцем. — Не надо, Катрин. Не надо. Дай мне поверить — хотя бы на эту ночь.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле, когда Эд осторожно снял с цепочки кольцо-венок и надел его на мой палец.

— Только на эту ночь — не снимай его. Пожалуйста.

Я резко кивнула.

Эдвард улыбнулся и поцеловал мои пальцы.

— Спасибо.

***

— Он всё-таки тебя уговорил.

Я вздрогнула, просыпаясь. Чуть не упала с подоконника и тут же поплотнее закуталась в накидку.

Ален глянул на дверь в спальню и со вздохом устроился на шкуре у камина. Подбросил поленья в огонь — пламя вспыхнуло ярче.

— Никто меня не уговаривал, — пробормотала я, сползая с окна и садясь рядом с мальчиком.

Ален глянул на кольцо-венок на моём пальце и усмехнулся.

— Ну да. Наверное, он просто предано глазел на тебя полночи, пока не уснул.

— Вообще-то именно так и было, — отозвалась я.

Ален покосился на меня и хмыкнул.

— Ваша парочка — чокнутая. Катрин, я не понимаю — у тебя там дом, семья, будущее. А здесь? Он сделает тебя королевой, ты будешь рожать ему маленьких принцев и ждать потом их всех из походов. Оно тебе надо? Торчать в башне, махать платочком, улыбаться сквозь слёзы. Он же тебя счастливым не сделает, а там… там ты можешь всё!

Я придвинулась к нему ближе, обняла, прижимая к себе.

— Ален… ты всё-таки ещё очень маленький. Тебе ещё жить и жить, чтобы понять некоторые вещи. Ты, например, ничерта не знаешь, что такое любовь.

— Это когда один идиот не может понять, что делать с другим? — фыркнул Ален.

— Дурачок, — хмыкнула я, заставляя его положить голову себе на колени. — Спи. Я обещала, что позабочусь, чтобы у тебя всё было хорошо. И у тебя всё будет хорошо. Спи.

— Это у проклятого-то метаморфа, — устраиваясь поудобнее, фыркнул мальчик, закрывая глаза. — Оптимистка ты, Кать.

— Дурачок, — повторила я, поглаживая его волосы. Ален жмурился, как кот, пока не заснул.

Я тоже дико устала, но спать почему-то больше не хотелось.

Ален прав. Если я решу остаться, ничего очень уж хорошего меня здесь не ждёт. Собственно, единственный, кто меня здесь ждёт — Эдвард. Забавно, он всё-таки меня полюбил — несмотря на все зелья и сплетни. Это и есть большая и чистая, да? Как-то от неё больно.

Интересно, а эта штука на руке даёт мне хоть какие-нибудь привилегии? Надо будет спросить. Но даже если нет… А, какого чёрта! Я уже согласна и на любовницу. Просто если я оставлю Эда здесь одного — совсем одного… Короче, нет, не могу я так. Домой я ещё, конечно, попаду — надо будет что-то придумать, сказать родителям. Наплету про свадьбу за границей, исчезну. Они будут переживать, да, но они давно уже готовы к тому, что дочка уже взрослая и скоро вылетит из семейного гнезда. Другое дело, что они, как и Ален, считают меня… не очень умной. Но тут уж ничего не попишешь. Придётся придумывать для них ложь поинтереснее.

Я зевнула и вздрогнула, когда дверь в коридор открылась.

— Так и думал, что найду тебя здесь, — устало улыбнулся король-колдун, проходя и ставя на столик кувшин и кубки. Налил, подвинул один мне.

Я взяла — Ален дёрнулся, но я укрыла его своей накидкой, пробормотав: “Всё нормально, спи, малыш”.

Дерик вскинул брови.

— Этот “малыш” уже побывал на Той Стороне, Катрин, глупо закрывать на это глаза.

Я пожала плечами, отпивая. О, арманьяк! Да душистый какой. Из дальних погребов Его Величества?

— Это не отменяет того, что он несчастный, избитый ребёнок, с которым ужасно обращались.

Дерик усмехнулся.

— Я начинаю понимать, почему к тебе метаморфов так и тянет. Ты их жалеешь. Даже ту твою горничную. Как там её?

Я поморщилась.

— Не помню, чтобы я её жалела. К тому же, она хотела…

— Она много чего хотела, — перебил Дерик, — в том числе и посадить моего сына марионеткой на трон. А поскольку прекрасно понимала, что он не дурак и просто так на уговоры не купится, притащила тебя, чтобы им управлять.

Я изумлённо подняла на него взгляд.

— Неужели во всем вашем мире не нашлось подходящей девушки для фрэснийского принца?

— Очевидно, — пожал плечами король. — В ментальной магии метаморфы разбираются лучше некромантов. Если она создала для тебя портал, если подбросила Эдварду… Как видишь, её план сработал.

Я хихикнула.

— Забавно знать, что твои чувства были кем-то просчитаны, — поделилась я, чувствуя, что пьянею. — И как-то… это… не верю я.

Дерик усмехнулся и подлил мне ещё.

— Почему ты оставила меня в живых?

Я прислонилась к креслу, положила голову на сидение.

— Я же уже говорила… Эдвард любит вас… а я люблю… Эд… вар… да.

— Дурочка…Тебе придётся сменить веру, — ввинтился голос колдуна в мои многострадальные несчастные уши. — И дать клятвы. Мы сделаем тебя принцессой. Если ты решила остаться.

— О, — улыбнулась я, не открывая глаз. — А вы уже это… не против?

— Девица, благословлённая Святым Граалем, в моём роду? Нет, Катрин. Совершенно не против. Надо будет только позаботиться о твоей безопасности, но, думаю, твой метаморф нам поможет.

— Ага, — пробормотала я, засыпая и мысленно из последних сил желая, чтобы Эдвард меня вспомнил. Рука тут же зачесалась, но я не обратила на неё внимание.

— Может, ты не такая уж и плохая партия, — слышала я сквозь сон. — Определённо ты слишком глупа для интриг, и мой сын будет с тобой счастлив. А сейчас ты ещё и можешь принести пользу и выгодный договор со Святым Престолом.

О да. Только надо будет спросить Алена, как проверять еду и напитки на предмет яда или колдовских зелий. А то мало ли что моему свёкру в голову взбредёт — на благо Фрэсны?

***

Я проснулась от скрипа двери. Вздохнула, пытаясь выпрямиться — шея жутко болела. Надо было лечь нормально, но я заснула, как была — голова на сидении кресла, кубок с недопитым арманьяком — рядом. Шея теперь протестовала. Плечи тоже.

Эдвард стоял в дверях, глядя, как я корчусь, пытаясь встать. Болью — тупой, ноющей болью отозвалось всё, но я мгновенно об это забыла, поймав взгляд принца.

Медленно Эд сделал шаг ко мне. Потом ещё. Протянул руку, словно проверяя, не сон ли я, не исчезну ли. И, поскольку исчезать я и не думала, быстро сгрёб в охапку и прижал к себе — крепко-крепко. Так крепко, что я задохнулась.

— Эд…

Он целовал меня — нежно, аккуратно и очень бережно, так, как раньше делал. Я могла не спрашивать, вспомнил ли он, сработало ли. Поцелуй сказал за него.

И у меня подогнулись колени, и он подхватил меня, и целовал уже не только губы, но и шею, ключицы, спускаясь к декольте. Остановился только, подхватив мою руку и обнаружив на ней красочную листи-цветочную татуировку. Долго рассматривал, словно не мог поверить, что видит её наяву. Потом отстранился. Улыбнулся многообещающе.

— Катрин?..

Я поймала его взгляд и поняла, что пора делать ноги. Вот прямо сейчас. Потому что… нет, бить меня, конечно, не будут. Но отшлёпают.

Тактическое бегство длилось ровно до двери, где я вдруг увязла в какую-то невидимую гадость, как муха в паутину.

Эдвард медленно приближался, всё так же предвкушающе улыбаясь.

— Ты напоила меня зельем забвения, моя леди?

— Ален! — дёргаясь, как всё та же муха, завопила я. — Твои штучки? Немедленно прекрати!

Эдвард вскинул брови, а мимо меня к двери метнулся худющий облезлый кот. Махнул хвостом, стрельнул хитрыми зелёными глазами. И сбежал.

— Катрин? — протянул Эд, подходя совсем уж близко.

— Э-э-э… Эдвард, ты… ну… не так…

— Не так понял, милая?

Я с энтузиазмом закивала.

— Я хотела…

— Как лучше, — закончил принц, приспуская с меня сорочку. — А получилось, как обычно. Рассказать тебе, что делают во Фрэсне с симпатичными, любимыми, глупыми леди, которые суют свой аккуратненький нос туда, где им не место?

— Это где это мне не место?

Эдвард не ответил. Мы снова целовались, и спустя секунду я уже очень хотела и дальше узнавать, что делают с любимыми леди, если они суют свой нос…

И не могу сказать, что следующие пять и даже десять минут, а то и полчаса мне не понравились.

Отнюдь…

***

— Зачем, зачем ты это сделала? Зачем, Катрин?

— Я только хотела, чтобы ты был счастлив, — утыкаясь носом ему в грудь, шептала я. — Хотела перестать тебе мешать. Я же тебе не пара, Эдвард, ты же принц, а кто я?

Он гладил мои всклоченные, грязные волосы.

— Глупышка, маленькая моя глупышка. Как ты не понимаешь, что мне весь мир без тебя не нужен?

— Ты хотел запереть меня…

— Я хотел тебя защитить…

В дверь осторожно постучали. Эдвард произнёс что-то резкое на фрэснийском, не отпуская меня, и наступила тишина.

— Я люблю тебя, Котёнок, — шепнул принц, лаская дыханием моё ухо. — Я не могу без тебя. И мне действительно весь мир не нужен без тебя. Я не понимал это раньше, но мне не нужен ни титул, ни власть, ни долг, если нечего защищать. Поэтому сейчас, когда ты вернёшься к себе, я последую за тобой.

Я подняла голову, встречаясь с ним взглядом.

— А как же…

— Ни одно королевство мира не нужно мне без тебя, — очень серьёзно сказал Эдвард, гладя мою щёку. — Котёнок мой, не оставляй меня. Никогда.

Я потянулась, потёрлась щекой о его щёку.

— Не оставлю. Но в мой мир со мной ты не пойдёшь.

У него взгляд потух — моментально.

— Понимаю, — глухо произнёс Эдвард, отворачиваясь. — После того, что ты видела. Но, Катрин…

Я обхватила его лицо ладонями, поворачивая, заставляя смотреть в глаза.

— Но это я дала тебе это дурацкое зелье. Эдвард… я останусь здесь. С тобой. Твоё место здесь, а, значит, и моё тоже.

Он уставился на меня с таким изумлением, что я поспешила выставить татуированную руку.

— Вот. У меня теперь вот эта штука есть. Не знаю, что это такое, но все в восторге. Говорят, это какой-то Грааль. Понятия не имею, но я теперь не совсем бесполезна, даже твой отец признал и…

— Катрин, ты с ума сошла! — хватая меня за руку — которая без Грааля, завопил Эдвард. — Я не позволю! Ты сейчас же…

— Не смей мне приказывать! — вывернулась я. — Я уже всё подумала и решила!

— Подумала? Ты — глупая девчонка, Катрин, здесь тебе грозит…

— Плевала я, что мне здесь грозит, я не заставлю тебя выбирать между чувством и долгом!

— Я не хочу однажды проснуться и увидеть тебя с кинжалом в горле! — вторил мне Эдвард.

— Да я тебя им сейчас сама проткну! — завелась я, краем глаза замечая у него на поясе ножны. — Принц выискался! Когда ты, наконец, научишься уважать мои решения?!

— Решение с зельем я тоже должен уважать?!

— Да, не спорю, оно было неудачным. Но я исправлюсь!

Вместо ответа Эдвард кинулся ко мне, роняя на пол, толкая в сторону, закрывая всем телом. И тут же в кресло — там, где только что была моя голова — вонзился дротик.

— Видишь?! — судорожно выхватывая кинжал, воскликнул Эд.

— А-а-а, да, блин, достали! — завопила привычная (чай, не в первый раз) я. — Объясниться нормально не дают!

Где-то снаружи мне вторил взрыв и дикий вопль.

Эд метнулся к окну. И попытался оттолкнуть меня, когда я бросилась следом.

— Катрин, дурочка, опасно… что это?!

Я всё-таки свесилась вниз.

Во дворе, среди кучи щебня и досок валялся кто-то мне незнакомый — в количестве трёх штук. А, собственно, на куче, возвышался Ален, на хорошем русском матерном объясняя, что он сейчас сделает с этими кретинами и… и… и вот..!

В лучших сюжетных традициях со всех сторон к куче бежали слуги и стража. Где-то слышался голос короля-колдуна, но самого Дерика я не видела.

— А, это мой… м-м-м… котик, — пролепетала я, сжимаясь под взглядом Эдварда.

— Метаморф?!

— Ага…

— Dios mio, а я так надеялся, что эта часть была сном! — выдохнул Эд.

— Не-не-не, — затараторила я, — он совершенно безобиден…

— Я вижу, — красноречиво глядя вниз, фыркнул Эдвард. — Он… точно тебя слушается?

Я закивала.

— Он мне какую-то клятву принёс. Вот… Ален, — завопила я на русском, и мальчишка замер прямо в середине особенно красочного оборота. — Кому-то пора намылить язык! Дети в десять лет таким красноречием ещё не владеют!

Мальчишка скорчил скептичную мордочку и, заметив Эда, поклонился.

— Катрин..! — вздохнул принц, покосившись на меня. Махнул рукой. И, схватив и натягивая на ходу кот, быстро добавил. — Вечером продолжим. Отдохни немного. Я пришлю тебе слуг. И Проклятых! Пусть глаз с тебя не спускают!

Вот, все они принцы такие…

***

Ален сидел в глубокой лохани с водой по горло и, скорчившись так, что подбородок скрывался под водой, пускал пузырики.

Пришибленные и, кажется, онемевшие служанки пытались привести мои волосы в порядок и не глазеть на метаморфа.

— Знаешь, что они думают? — ехидно поинтересовался по-русски мальчишка, садясь нормально и намыливаясь. — Что мы с тобой любовники. А Эдварда дурим. Это они ещё не додумались до тройничка…

— А ну умолкни! — выплёвывая лезущую в рот прядь, пропыхтела я.

Ален широко улыбнулся.

— Однако так они все и решат, пока ты разрешаешь мне находиться рядом. Я всё-таки мужчина, Катрин…

— Ты мальчишка, к тому же глупый и вечно пытающийся сделать вид, что ты хуже, чем есть, — отозвалась я, улыбаясь особенно пугливой служанке.

— Не отсылай меня, Катрин, — сказал вдруг после паузы Ален. — Пожалуйста. С тобой я начинаю верить, что в этой жизни ещё есть что-то светлое и доброе, хотя отлично знаю, что это не так.

— Ничего ты не знаешь, дурачок… ай!

Одна из горничных, до этого смазывавшая мне скулу какой-то пахучей мазью, поскорее убрала руку. Я попыталась улыбнуться и ей тоже, но тут губа снова лопнула, так что вышел только болезненный оскал.

— Это ты, Катрин, дурочка, — отозвался Ален, снова погружаясь в воду по шею. — Только дурочки верят, что всё будет хорошо и замечательно. Но это такое приятное ощущение — вера, пусть и в иллюзию. Я просто не хочу с ним расставаться.

— Ален, ты просто ничего хорошего в жизни не видел, — вздохнула я, вставая и давая снять с меня сорочку. — Жизнь такая, какой мы её делаем. Просто никогда нельзя сдаваться.

— Блаженная, — хихикнул мальчишка, улыбнувшись. — Мне хочется тебе верить.

— Ну так поверь.

Позже, когда служанки закончили терзать мои волосы, а Ален, наконец, вылез из воды, мне пришлось долго уговаривать его лечь со мной в кровать.

— Катрин, ты с ума сошла? — шипел мальчишка, пытаясь устроиться на полу. — Это кровать принца, к тому же наследника, и если тебе он позволяет, то это не значит, что какому-то метаморфу можно…

Я убеждала, что Эдвард вовсе не такой, и вообще не как тот альбионский мерзавец, и всё будет хорошо…

Ален скептично вспоминал, как не “такой” Эдвард желал мне смерти. Но в итоге сдался.

— Учти, если что, я всё свалю на тебя, — заявил он напоследок, утыкаясь носом мне в плечо.

— Валяй, — согласилась я, привычно поглаживая его макушку.

Не веришь, что всё может быть хорошо? Я тебе покажу.

У нас с Эдвардом всё будет хорошо. Не может не быть. Теперь — не может.

Хватит с нас.

***

— То есть теперь они хотят меня убить из-за этой штучки? — хмыкнула я, разглядывая татуировку.

Сидящий напротив Эдвард кивнул.

— Катрин, эта “штучка” — наша драгоценная реликвия. Святой Престол даст за неё такой договор, о котором мы и мечтать не могли. К сожалению, нашим врагам это не по душе.

— Безбожники, — вздохнула я. — Вот почему эта реликвия меня не защищает, а? Ведь колдует же как-то? А защищать — нет…

— Именно поэтому, пока к нам не приедет посол Святого Престола, ты будешь под охраной.

— А что будет, когда он приедет? — нахмурилась я, предвкушая что-то нехорошее.

Эдвард улыбнулся и подкинул дров в камин.

— Ничего страшного. Он тебя осмотрит, особенно твою руку, признает Грааль настоящим, а дальше, Катрин, начнётся политика.

— А-а-а, — протянула я.

— Я буду с тобой, — добавил Эд. — Не бойся, одну я тебя больше не оставлю. Между прочим… ты уверена, что твоему Алену можно доверять?

— Как мне, — кивнула я. — Эдвард, пожалуйста, будь с ним помягче. Он мне помог тогда, когда другие отвернулись. Он мой друг.

Эдвард серьёзно кивнул.

— Хорошо. Хотя я бы предпочёл, чтобы у тебя были более… нормальные друзья.

— Эдвард!

— Но это невозможно, — усмехнулся принц, потянувшись ко мне и чмокнув в щёку. — Иначе ты не была бы собой. Катрин, ты твёрдо решила остаться?

Я кивнула.

— А как же твои родители?

— Придётся что-нибудь придумать, — со вздохом отозвалась я. — Кстати, Эдвард… Может, объяснишь мне тогда, как ты смог попасть в мой мир и изображать сына… кого ты там изображал? Олигарха?

— По-моему, у вас говорят “бизнесмен”, - подмигнув, поправил принц. — Это долгая история, Катрин.

Я разлила по кубкам стоящий рядом кувшин разбавленного вина и протянула один Эду.

— Ничего, я уже выспалась.

— Зато я нет, — зевнув, улыбнулся принц. — Хорошо, если вкратце… Только метаморфы могут путешествовать между мирами. Ха, да только метаморфы о мирах знают. Кстати, ты знаешь, что нами раньше правили именно метаморфы?

Я удивлённо уставилась на него.

— Серьёзно? А как же богомерзкие создания из преисподней?

— Ну, Катрин, они же не верили в нашего бога, — усмехнулся Эдвард. — Они верили в идолов и им поклонялись. За это Господь покарал их, свергнув с престолов. Их слуги — менее могущественные волшебники — поддержали в одной из воин людей Защитника… это давняя история, Катрин, тебе неплохо было бы её прочитать. Если ты, конечно, собираешься остаться.

— У-у-у, ещё и здесь учиться, — надула губки я. — А этот Защитник, значит, потом сделался королём?

— Нет, — вздохнул Эд и вытащил из-под ворота шнурок с крестом. — Вот. Он принял муки за все людские грехи. Его распяли метаморфы, когда он согласился пожертвовать собой во благо остальных.

— И его жертва, конечно, не была напрасной, — пробормотала я.

— Катрин, — Эдвард наклонился, поймал мой взгляд. — Тебе придётся всё это выучить. Прежде чем крестить тебя, ты должна будешь сдать… м-м-м… экзамен…

— Обалдеть, на что я подвязалась…

— …и в совершенстве овладеть святым языком.

— Это который латынь? Да я фрэснийским в совершенстве не владею, куда уж мне, — буркнула я. — Эдвард, смотри, на какие жертвы я иду!

— Ну я же того стою, — подмигнул мне принц, подаваясь вперёд и ловя мои губы.

Минуту нам было не до разговоров. Жаль, что только минуту.

— Так что там с бизнесменом?

Эдвард вздохнул.

— Как я уже говорил, метаморфы — самые могущественные колдуны и только они могут создать портал в другой мир. Когда Джоан пропала, отец искал именно метаморфа…

— То есть он знал о моём мире? — перебила я, вспомнив, как сам Эдвард мне не верил, стоило рассказать ему о Москве.

Эд кивнул.

— Читал. Но не очень верил, пока среди колдунов де Лашете не обнаружился метаморф. Тогда он вспомнил тебя и мои рассказы. А когда ещё и Джоан исчезла… В общем, он нашёл метаморфа. Уже прошедшего обряд подчинения и умирающего. Но силы этого… существа хватило на портал. И на то, чтобы обеспечить мне статус, с которым искать альбионскую принцессу стало сподручней.

— Статус? — нахмурилась я.

Эд кивнул.

— Мы подозревали, что она где-то в твоей стране, Катрин, туда метаморф де Лашете открывала порталы. Но твоя страна очень большая. Где именно искать беспомощную принцессу, не знающую языка? Одному лорду… да, у вас это называется “бизнесмен” — как раз была нужна помощь. Не буду говорить, какого рода, но мой отец ему помог, а заодно заключил с ним сделку. Часть казны того лорда… активов… была переписана на моё имя, а я превратился в его младшего сына — для простоты… э-э-э… ведения бизнеса? Консри… конти…

— Конспирации? — подсказала я. — Ладно, дальше я более-менее представляю. Альбионскую невесту наверняка искал твой новоиспечённый папаша, а ты учился выдавать себя за молодого богатенького француза. Зачем, кстати?

— Потому что портал с Джоан с большой вероятностью должен был открыться там, где метаморф открывала его раньше. В твоём городе. И около твоего университета, — отозвался Эдвард. — Но никто не знал точно, где, поэтому искали её по всему миру… он у вас значительно больше нашего, это ужасно неудобно. Но раз уж получилось, что мы прибыли раньше, чем даже исчезла ты…

— Почему? — перебила я. — Как так получилось, что ты был у нас, а я тебя ещё не знала?

Эдвард снова вздохнул и пожал плечами.

— А вот это то, что, кажется, знают только метаморфы. Время. Можешь спросить своего Алена. Наш метаморф не мог говорить. Отец из книг понял лишь, что время угадать сложно, поэтому приказал нашему колдуну перенести меня до того, как в твоём мире появится Джоан. Сначала мы хотели её перехватить… Просто мы даже не представляли ваши расстояния. Я до сих пор не понимаю, как вы там живёте. И мне кажется, магии у вас больше, чем вы подозреваете.

Я закивала. Ну, да, конечно, самолёт — наверняка могущественная магия.

— Ясно… Но как ты умудрился так быстро освоиться? Сколько времени у тебя было? Всего несколько месяцев! Язык, культура…

— Выучил, Катрин, — улыбнулся Эд. — Это было безумно тяжело, не хочу вспоминать. Ваш мир на самом деле страшный. Когда мы поняли, что Джоан уже переместили, и мы до сих пор не знаем, куда, я… — он осёкся, глянув на меня.

Я усмехнулась.

— Забавно. То есть без неё мы бы не встретились? Ещё раз. А, может, и вообще.

— Встретились бы, Катрин, — сказал Эдвард, целуя мою ладонь. — Обязательно. Я бы ждал тебя, наверное, вечно.

А вот я бы тебя совершенно точно нет…

Я вспомнила, как переживала — века назад как будто — из-за какого-то очкарика на машине, обозвавшего меня блондинкой. И не выдержала, рассмеялась.

Эд вскинул брови, глядя на меня, но спрашивать не стал.

— А твой отец? — вспомнила я. — Ты как-то упоминал, что он… м-м-м… плохо себя чувствовал после моего отъезда в милый домик в горах.

— …о котором ты ещё расскажешь мне поподробней, — кивнул Эд. — Помню. Я винил тебя. Отец говорит, виноваты альбионцы. Яд.

Он замолчал, задумчиво глядя в огонь. Я, в свою очередь, смотрела на него, но очень скоро не выдержала.

— Эдвард… это, конечно, не моё дело… но твой отец дал мне зелье… как там его? Предложил подмешать тебе… Это нормально?

Эд вздохнул.

— Знаешь, Катрин, — сказал он, гладя меня по волосам. — Он никогда не сможет тебя принять. Я знаю. Он может разыграть любого человека как пешку на шахматной доске. Он даже меня разыгрывал. Но это всё равно не отменяет, что он хороший правитель, и я его уважаю. Но жить вместе мы не будем.

— То есть? — вскинулась я.

— Мы скоро уедем, Катрин, — улыбнулся принц. — Далеко от него. Туда, где ты не будешь ничьей пешкой.

— Это на Изумрудные острова, что ли? — хмыкнула я, снова ложась и глядя на огонь. — А что? Я не против.

Эдвард только улыбнулся и больше ничего не сказал. Но ещё долго, поднимая взгляд, я видела, как он пристально смотрит на огонь, и явно видит не золотистые пляшущие языки.

Наверное, это ещё одна вещь, к которой мне придётся привыкнуть — политика и интриги. Да что там “наверное”! Точно. И научиться в них разбираться. Иначе тут просто не выжить.

***

Я наивно ждала, что святопрестольский (кстати, что ещё за Святой Престол?) посол явится один. Ну, или с телохранителями.

Щас!

Святопрестолец оказался клириком. Этакий бодренький старичок в симпатичной, украшенной рубинами и жемчугами… м-м-м… рясе? Или как там его одежда называлась? Наверняка ж в доску ритуальная.

Да, и сопровождал его целый кортеж. Насколько я поняла из объяснений Эдварда, Святой Престол — это что-то вроде десятка королевств, объединённых Церковью. Все их короли — вассалы Церкви, герцоги, графы — тоже. Ну и так далее. Там дальше сложно всё с их социальной пирамидой, но к делу это не очень относится. Главное: к нам притащились чуть ли не все эти короли со свитой.

Зачем? На меня смотреть. Точнее, на мою руку.

Король-некромант закатил для всех этих… в коронах и рясах грандиозный приём. Много пафоса, церемоний, часового стояния на ногах. Звонили колокола — радостно. Народ высыпал на улицы и окружил королевский приёмный зал — вроде павильона, крытый отросток дворца, где вся эта компания принималась.

Где-то в это же время ударили морозы — злые и трескучие. На меня, чтобы не замёрзла, надели аж три меховые накидки и около четырёх платьев — такая вот пампушечка получилась. И у всего наряда не было одного рукава, чтобы показать всем татуировку. В итоге к концу приёма моя бедная несчастная рука замёрзла так, что я и не ощутила почти, как этот, в рясе — главный святопрестолец — её щупал.

Эдвард, как и обещал, всё время был рядом. Сидел рядом с троном отца на креслице. А я стояла — на ступеньку ниже. Ибо плебейка и не имею права садиться на церемониях при королях.

В общем, когда всё закончилось, я бормотала посиневшими губами ругательства и готова была жизнь отдать за глоток глинтвейна.

— Ну как? — вскинулся Ален, когда щебечущие служанки втащили меня в жарко натопленную спальню и принялись разворачивать из слоёв одежды. — Признали? Как всё прошло?

— Я… ды-ды-ды… н-н-не з-з-зна-а-а-аю, — выпалила я, стуча зубами.

Мальчишка вздохнул и, шикнув на служанок, сам укутал меня в чью-то шкуру (тёплую!), усадил перед камином и (о чудо!) подал глинтвейн.

— Но что делали-то хоть? — так и не дождавшись от меня внятного ответа, уточнил Ален.

— Г-г-говорили… щупали…

Мальчишка фыркнул.

— Ну а ты что делала?

— С-с-стоял-л-ла… Мёрзла!

— Ясно с тобой всё, — вздохнул Ален и, оставив меня в покое, принялся ждать Эдварда с новостями.

Мы все решили — и Ален согласился — что пока святопрестольцы гостят у нас, лучше будет, если Ален глаза им мозолить не станет. Клирики — непримиримые враги метаморфов, и, я подозреваю, именно они пустили байку про “порожденья тьмы и преисподней”.

Эд пришёл поздно — довольный, прямо-таки лучащийся улыбкой.

— Подписали? — тут же спросила к тому времени согревшаяся (и тоже почти довольная) я.

Ален — как и обычно при Эдварде — забился в самый далёкий и тёмный угол и помалкивал. То ли так не доверял, то ли помнил, как его водили за цепочку…

— Нет ещё, — огорошил меня Эд. — Катрин, такие договоры быстро не подписываются. Они пробудут у нас до Жирного Вторника. А пока завтра пир. Ты ещё помнишь, как надо танцевать?

Я поморщилась. Пир — опять нажр… эхм, напьются, как… хм… (Но правда — большинство — здесь так и делает. Включая короля). А потом будут совать масляные ручки и щипаться.

— Не бойся, Катрин, — улыбнулся Эдвард, точно прочитав мои мысли. — Я за тобой присмотрю.

— Угу, — хмыкнула я.

— Но Святой Престол на тебя теперь молиться готов, — мечтательно вздохнул Эд. — Молодец.

— А что я? Я ничего, — отозвалась я. — Оно само.

Ален со своего угла кинул на меня красноречивый взгляд, точно намекая, что он-то видел, как “оно само”. Но как обычно промолчал.

Забегая вперёд: Святой Престол на меня не просто молился — на руках носил. Кстати, были у некоторых там предложения руку мне отрубить и на бархатную подушечку возложить. Всё лучше, чем сажать туда здоровенную девицу вроде меня. Слава богу, их Папа оказался не настолько того… Правда, спорили ещё — как раз тогда, во Фрэсне — что будет, когда я перестану быть девственницей. Ну, после нашей с Эдом свадьбы. Но решили, что на Грааль это повлиять не должно (кошмар, а, и как им в голову пришло?). Потом (уже сильно потом) мне пришлось этот их Святой Престол посетить, проехаться по всем королевствам в сопровождении клириков, отстоять на видном месте в храмах кучу церемоний и служб, где к моей руке прикладывались толпы средневековых, немытых… Зато после моя рука (и я) были признаны святыми и нас очень уважали и боялись тронуть (ибо все тут боятся идти против Церкви). Ну, почти все (потому что эта татуировка так и не научилась отводить от меня арбалетные болты).

Но это потом. А пока Эдвард играл на флейте, сидя у камина, а я слушала, лёжа на полу, на шкуре, подперев щёку кулачком. А Ален, всё-таки выбравшийся из тени, закутанный в мои накидки, сидел на подоконнике и смотрел на падающий снаружи снег.

И нам было хорошо и спокойно.

По крайней мере, мне.

***

Пир проходил именно так, как я и представляла. Душно, сено под ногами вперемешку с костями, на мне — богатое прямо-таки сверх меры (Эдвард же выбирал) блио, уложенные в сеточку-косичку волосы (теперь мне их каждый вечер смазывали чем-то травяным, чтобы росли быстрее), драгоценности, которые с непривычки-то и не поднимешь. Я, конечно же, с непривычки. Потому, когда дело дошло до танца, я поняла, что лежащий на столе свин пошёл мне явно не в тот желудок.

Эдвард как назло двигался спокойно и легко, как будто не выпивал только что с каким-то королём, горячо споря о чём-то на незнакомом языке.

Танцевали мы одни, остальные смотрели. Поэтому, когда я в третий раз споткнулась на пустом месте, Эдвард тихо спросил: “Катрин, всё хорошо? Мы можем уйти”. Ага, когда все эти в коронах глазеют.

Я пропыхтела что-то успокаивающее и неуклюже споткнулась в четвёртый раз — но теперь уже с размахом, налетев на кого-то из рыцарей охраны, подняв ворох соломы, и толкнув лютниста.

В общем, желание провалиться сквозь землю, а точнее оказаться как можно дальше отсюда, было понятно.

Эдвард меня подхватить не успел. Так, заваливаясь на пол и уже представляя, как вся эта коронованная толпа начнёт надо мной гоготать, я закрыла глаза…

…а открыла, скатившись с дивана в моей квартире.

Честно — секунду я просто радовалась. Тихо, пусто, темно, никто меня не видит настоящее счастье.

Потом до меня дошло, и я вскочила (ощущая себя так, будто лично умяла свина с яблоком, предшественника свина-со-стола).

Начинается…

Я бестолково заметалась по комнате, представляя себе всевозможные ужасы — Эдвард там, незнакомый метаморф (конечно, враг), меня перенёсший — тоже там. Я тут, а, может, я тут и не одна. А если… А вдруг… О, боже, а что если…

Потом — случайно кивнула взгляд — до меня дошло, почему в комнате темно, а я всё вижу. Моя рука с татуировкой светилась. Ярко.

Я пялилась на неё, пока не услышала взволнованное:

— Катрин?!

Ален, тяжело дыша, схватил меня за плечи.

— Ты в порядке? Что происходит? Ты… — и, тоже уставившись на мою руку, замер. — С ума сойти…

Ага…

***

— То есть я теперь могу переноситься из мира в мир аки метаморф. То есть ты.

— Ну, — задумался Ален, выпивая уже вторую кружку чая. — А ты что сейчас чувствуешь?

Я прислушалась к себе.

— Ничего.

— Значит, лучше, чем метаморф. Я вот смертельно устал — от одного портала. Так, Катрин… А ты можешь отправить меня обратно?

— Э-э-э…

— Потому что кто-то должен сообщить твоему принцу, что с тобой всё в порядке. Когда я узнал, что ты исчезла, он грозился стереть с лица земли и Святой Престол, и, если надо, ещё что-нибудь — пока ему тебя не вернут.

— О… — только и смогла сказать я.

— Так что попытайся, — подытожил Ален. — Но сначала напиши ему что-нибудь. Ну, что ты в порядке и всё такое. А то он и меня сотрёт. Он требовал, чтобы я его к тебе перенёс, но меня на двоих человек не хватило — мне же ещё пришлось тебя искать, кто ж знал, куда ты отправилась.

Я молча порылась в лежащей рядом на стуле сумке, не нашла ничего лучше “Космополитена”, выдрала оттуда лист с фотороботом Эда и накарябала на нём пару слов “жива-здорова-не трогай Алена-останусь ненадолго-буду объясняться с родителями”.

Мальчишка хмыкнул, взял свёрнутый лист покрепче и предупредил:

— Только ты почётче желай, чтоб меня невесть куда не зане…

Исчез он раньше, чем договорил.

Моя рука снова светилась, так что, надеюсь, невесть куда его не занесло.

Но, чёрт возьми, я вообще не понимаю логики этой магии!

***

Я осталась у себя дожидаться родителей. За Эдварда и Алена можно было больше не волноваться — Эду я о том, что задержусь, написала (всё равно Алена бы потом просила, чтобы отправил). А вот исключение из университета, которое я навоображала, пришлось временно отсрочить. Не знаю, что делать со временем, как научиться попадать точно, куда я хочу — но я научусь. Тогда, если я просто уйду от родителей… хм… жить к незнакомому им парню, они побурчат, но поймут. Я же современная девушка и уже взрослая. А вот если я ещё и из университета уйду… Мама тогда найдёт меня даже во Фрэсне, и ей будет всё равно, что я там будущая королева.

Так что я кое-как готовилась к сессии, навёрстывая упущенное. А заодно и приходила в порядок.

В Москве вовсю царило лето, и мы предсказуемо задыхались от жары на занятиях — когда бы наш универ разжился кондиционерами… Таня — как обычно — пыталась затащить меня на вечеринки к друзьям друзей друзей. Не понимаю, как у неё получается с таким образом жизни учиться лучше меня? Я как раз в последние недели семестра (в попытке подсластить родителям пилюлю) решила сдать сессию без троек. Очуметь! О стольких несданных контрольных и зачётах мне никто ничего не говорил! А уж сколько учить пришлось… Одна поблажка — история языка теперь шла на ура. На уровне инстинкта, как говорила преподавательница, потому что правил я как не знала, так и не знала, но читала и говорила лучше неё (ха, с моей-то практикой). Однако на теор. фонетикие и теор. грамматике мне это нисколько жизнь не облегчило.

— Но надо признать, ты наконец-то взялась за ум, Катерина, — надменно сказали мне в деканате, где я клянчила очередную пересдачу зачёта. — Что, родители наконец-то тебе объяснили…

Я не стала дожидаться продолжения, чего мне там объяснили родители. Девицы из деканата и так таращились на мой живот пристальней, чем хотелось бы — наверняка после моего ухода начнут делать ставки, когда я приду за академом. Очевидно на их практике такие блондинки, как я, берутся за ум только в одном случае…

Я перебила и, извинившись, поинтересовалась, а можно мне записаться на какие-нибудь кружки-лекции-курсы по экономике и всемирной истории, а ещё по международным отношениям и политологии. И если можно, сколько это будет стоить.

В деканате наступила долгая тишина. Потом куратор осторожно поинтересовалась, не решила ли я сменить будущую профессию, и знают ли родители. Я ответила, что от профессии я в восторге (ну нафиг менять факультет, когда проучилась целых два семестра? Да и на что?), но просто так, для общего развития ощущаю нестерпимое желание позаниматься экономикой и политологией. Вот вдруг возникла у меня такая потребность.

Подозреваю, хихикало над моей “потребностью” потом полдеканата, а остальная половина вертела пальцем у виска, но мне не только дали разрешение на все пересдачи, но и рассказали, как совместить расписание с экономическими курсами.

А что мне остаётся делать? Придётся хоть немного подтянуться в “общем развитии”, а то эти фрэснийские интриганы меня, как дуру, вокруг пальца обведут, а Эдварду придётся меня выручать. В перспективе. Ну, и чтобы совсем дурочкой с будущим фрэснийским королём не быть. А то любовь любовью, а политика — она такая…

Но я погибну от этих книжек, точно!

Экзамены пролетели за подготовкой и бессонными ночами. Немного отдохнуть удалось перед историей языка, по ней у меня чуть не автомат выходил — преподавательница всё восклицала про чудо, впервые на её практике, и так далее. Да пусть говорит, что хочет, но поставит мне уже “отл.”. После того, как надо мной глумились на теории грамматики, я это просто заслужила!

Традиционно отмечать закрытие сессии собирались в “Кофе-хаусе”. Ну вот, конец июня, лето, зелень, духота, вываливаемся мы из дверей альма матер. Половина группы бурно радуется, половина материт преподшу. Танька кричит мне на ухо, что “Воа! Мы круты, мы сдали без троек!”.

А я замечаю в переулке за оградой белую Ломбарджини, из бокового опущенного стекла которой на меня глядит до боли знакомая кошачья морда.

***

Эдвард в белом классическом костюме (жутко дорогом даже на вид) подошёл к нашей притихшей группе и снял солнцезащитные очки в пол-лица.

— Bonjour, — улыбнулся, демонстрируя чистейшую фонетику носителя языка.

Дождавшись эффекта (в виде выпученных глаз и открытых ртов сокурсниц), взял меня за руку и, грациозно поклонившись, поцеловал пальцы.

У стоящей рядом Тани с шумом упала на дорогу сумочка. Но этого, похоже, никто не заметил.

— Здравствуй, мой сбежавший Котёнок, — проворковал Эд по-французски, ловя мой взгляд. — Поехали домой?

Я сглотнула — ничего хорошего лично для меня его взгляд не сулил.

— Эд-д-д…

Он подался вперёд, прислонив руку в перчатке к моим губам.

— Тише, моя королева… Ты же не думала, что запиской “я вернусь” ты отделаешься?

И, подхватив меня на руки, понёс к машине.

— Эдвард, — окаменев, зашипела я. — Ты понимаешь, что это видео через пару минут будет на Ютюбе?

— Ну и что? — философски отозвался принц. — Скандал в вашей прессе, если он появится, быстро замнут. Мой “отец” не любит лишнего шума вокруг младшего “сына”.

— Скандал?! — выпалила я. — Ты понимаешь, что следующий раз, когда я приду в университет, меня же…

— Тише, Котёнок, — улыбнулся Эд. — Иначе я тебя поцелую. Долго и страстно. Прямо здесь.

— Не смей!

Эдвард усмехнулся и сгрузил меня в послушно распахнувшуюся переднюю дверь.

— Веди себя хорошо, Котёнок, — подмигнул он, не обращая внимания на очень громкий шёпот стоящих неподалёку девчонок.

— Бли-и-ин, ну за что? — выдохнула я. — Ален, ну а ты-то, предатель..!

Кот фыркнул и громко захрустел чем-то на заднем сидении.

Я оглянулась: букет. Громадный дорогущий букет.

— Эдвард, что это? — тыча пальцем в цветы, поинтересовалась я, когда он сел рядом и завёл машину.

— А это, Катрин, не тебе, — огорошил меня принц.

— То есть? — промычала я. — А… И куда мы едем?

— К тебе домой, Котёнок, — усмехнулся Эд.

— За… зачем?

Принц повернулся ко мне и подмигнул.

— Знакомиться с твоей матерью. Я уточнял, она только что прилетела из командировки.

— Что?!

***

— Катерина, — выглянула мама, когда я трясущимися руками открыла дверь и заскочила в прихожую первой. — Ну как ты тут без нас? Как твоя сессия? И пока будешь рассказывать, потрудись объяснить, что делает мужская одежда в твоей комнате.

Я выругалась про себя. Чёрт, я так заучилась, что оставила уборку квартиры на потом. И вот “потом” наступило. “Мужская одежда” — конечно же та, что я покупала Эдварду, когда он был здесь в последний раз — во многом по моей вине и без воспоминаний о “папе”-бизнесмене. Так что мне оставалось делать?

Убраться пораньше и всё хорошенько спрятать.

— А заодно, — тёк мёдом мамин голос, — расскажи, куда делась наша заначка на отпуск.

Бли-и-ин…

— Э-э-э… Н-н-ну… — проблеяла я, подаваясь назад к двери.

— Катерина, — ласково позвала мама, наступая. — Ты же обещала… Кто это?

На этом месте у меня совершенно по-настоящему отнялся голос.

Ха, а я думала стоять перед плахой — самое страшное событие в моей жизни. Беру свои слова обратно. Стоять перед мамой и лопотать: “Ну я тут…э-э-э… хочу тебя кое с кем познакомить” оказалось намного страшнее.

Мама отступила, когда Эдвард, наконец, отодвинув меня и закрыв дверь, с поклоном, достойным истинного принца вручил ей цветы и заявил по-французски что-то вроде: “Позвольте мне просить руки вашей дочери”.

— Катя, — замогильным шёпотом выдохнула мама. — Кто это?

Эдвард снова поклонился и поцеловал ей пальцы — тоже в лучших фрэснийских традициях.

А я, потихоньку отступая к двери, булькнула:

— Это мой жених…

Мама закатила глаза и принялась сползать по стеночке.

Мы с Эдом бросились к ней наперегонки.

— Вот! Видишь, что ты наделал! — выпалила я на фрэснийском, подхватывая маму за плечо.

Эдвард удивлённо моргнул, но быстро взял себя в руки.

— Всё нормально, Котёнок, сейчас всё будет хорошо.

Да, у Эдварда был куда больший опыт общения с женщинами — в разных состояниях. Так что дальше пошёл хорошо отрепетированный на многих графинях и баронессах спектакль, в котором я играла роль зрителя, трясущимся голосом переводящего обоим главным героям их реплики.

Потому что когда мама пришла в себя, тут такое началось…

Эдварду устроили допрос с пристрастием, по сравнению с которым похожие сцены в фильмах про разведчиках могут только тихо завидовать. Кто, как, где познакомились, какие планы на будущее, спали мы уже (я поперхнулась) и да, не залетела ли я… и так далее в том же духе.

Мамина злость держалась ровно полчаса, уступив обаянию Эда, а уже через два часа мама сообщила, что я такого прекрасного юноши не достойна, а потому ни о какой свадьбе речь не идёт.

Я робко пролепетала, что вообще-то решать не ей… А Эдвард принялся объяснять, какое небо в алмазах ожидает меня во Франции в его загородном поместье в Ницце. Я аж заслушалась. Вот бы это было правдой…

Дело решилось, когда вернулся папа, послушал маму, посмотрел на Эда и непререкаемым тоном отправил меня в мою комнату.

— Ну как? — усмехнулся Ален, развалившись на кровати.

Я всхлипнула и сползла по стеночке.

— Это они ещё твою татуировку не заметили, — усмехнулся мальчишка. — Кстати, ночью мы улетаем официально регистрировать ваш брак. А потом пару дней этого… как он у вас… а, медового месяца. А потом ты возвращаешься, Катрин.

Я покосилась на него и снова всхлипнула:

— Я не хочу!

Мальчишка хмыкнул.

— А как ты думала — выйти замуж за принца.

***

— Ты правда считаешь, что оставить их вот так, было хорошей идеей?

Эдвард звонко щёлкнул ремнём безопасности и откинулся в кресле, закрыв глаза.

— Котёнок, они же твои родители и должны понимать, что если отдают тебя замуж…

— А они отдают меня замуж? — перебила я. — Или я от них убегаю?

Самолёт — маленький, удобный, персональный самолёт неизвестного мне французского бизнесмена, — разогнавшись, поднялся в воздух. У меня легонько заложило уши и вжало в кресло, но это было привычно. А вот Эдвард побледнел. И пробормотал, искоса глянув на меня:

— Катрин, это же был твой выбор. Ты правда думала, что, имея возможность, я не познакомлюсь с твоими родителями? Украду тебя, как вор, как…

Я погладила его руку.

— Нет, но не стоило всё так на них вываливать.

Эд глянул на меня и улыбнулся.

— Не беспокойся, Котёнок. Они наверняка всё понимают.

Понимают! В сознании фрэснийского принца точно не укладывалось, почему я вообще возмущаюсь. В его мире знатных леди выдавали замуж молодыми — моложе меня — а, отдав мужу, преспокойно о них забывали. Эдвард наверняка ждал от моих родителей того же.

А вот мне пришлось выпить сию чашу сполна. Успокаивать маму, объяснять папе, почему Эд ничерта не знает английский (но он же француз, а французы все так трепетно любят свой язык… как-то так плюс прочая ложь). Объяснять, что никакой торжественной свадьбы у нас не намечается, что мы просто распишемся (знать бы, где), что я буду по-прежнему их навещать и вообще жить в Москве, пока университет не закончу, что я хорошо всё обдумала и решила. Всё это прошло мимо Эдварда и всё это он наверняка не смог бы осознать.

— Как ты можешь так спокойно… на это смотреть? — тихо спросил Эд, видя, как я гляжу в иллюминатор на удаляющуюся землю.

Я подняла голову.

— А что такое?

Эд вздрогнул и промолчал.

Да, но есть вещи, которые не понять мне.

— Всё нормально, привыкла же, — улыбнулась я, по-свойски потянувшись к кнопке и вызывая стюардессу. — Думаю, нам надо выпить шампанское. Всегда мечтала выпить на борту шампанское. Особенно на борту личного самолёта. Вы просто исполняете мои мечты, Ваше Высочество!

Эд улыбнулся через силу, с опаской косясь на иллюминатор, пока я его не закрыла.

Но я видела, насколько принцу не по себе.

— Всё будет хорошо, — чокаясь фужером, улыбнулась я. — Ты же со мной.

Сидящий в кресле подальше от нас Ален оторвался от какой-то детской игрушки, которую принесла ему при взлёте бортпроводница, и громко прошептал по-русски:

— И-ди-о-ты.

Я предпочла не обратить на него внимания, а задумавшийся о чём-то Эдвард вряд ли услышал.

Следующие три дня были фееричны. Мой телефон разрывался — трезвонила Таня, другие одногруппницы, старые подруги, конечно, мама с папой. В итоге Эдвард выкинул мой смартфон в море, а, когда я возмутилась, вытащил айфон — с новой сим-картой, и последней модели. Я махнула рукой — сидя в шезлонге на пляже вообще возмущаться сложно.

С “отцом” Эда знакомиться не пришлось — он прислал нам цветы и кредитку, на этом его вклад в женитьбу “сына” закончился. И слава богу.

Я так и не поняла, где мы расписывались, но репортёров там не было (зато была охрана, много). Никакого платья, букета невесты и прочей мишуры, о которой я мечтала. Меня выгрузили из самолёта, загрузили в автомобиль с тонированными окнами и куда-то отвезли. Там мы с Эдом одели друг другу кольца, сообщили по-английски усатому дяденьке, как мы согласны жить долго и счастливо, поцеловались — и всё.

— О, у тебя ещё будет свадьба, — ухмыльнулся Эдвард, когда — уже в коттедже на берегу моря — я пожаловалась, что всё не так, как хотела. — Большая и очень пышная. Это, — он повертел кольцо на безымянном пальце и подмигнул, — лишь для твоего мира и тебя. Настоящая свадьба происходит в церкви…

Я не дослушала и вышла на балкон — посмотреть на морской закат.

Церкви… Пир по-фрэснийски, платье без рукава, народ пялится на мою татуировку… Которую мама, кстати, заметила. Но в суматохе как следует оценить не успела. Зато оценили в универе. “Клёвая татушка, зачётная татушка…”, - осточертели до ужаса. И, думаю, именно из-за этой татушки у меня были проблемы с жутко консервативной преподшей фонетики…

Ладно, всё это мелочи. Зато как было классно отдыхать на собственной вилле, с собственным пляжем, с незаметными слугами и делать, что хочешь!

А ещё Эдвард, оказывается, впервые видел тёплое море, по которому можно бегать с полкилометра от берега и будет всё равно по колено, а ещё — бунгало, бассейн и шезлонги. И как забавно было наблюдать его взгляд, следящий за мной в купальнике…

Вот только брачной ночи у меня тоже пока не случилось, ибо “только после свадьбы”. Зато я с полным чувством безнаказанности могла лупить Эда подушками, топить в бассейне и валяться в позе морской звезды на песочке с фрэснийским принцем, лежащим рядом, с восторгом глядящим на синее безоблачное небо.

Алена, закрывшегося было в одной из комнат, я быстренько извлекла на свет. Выяснила, что воды он боится, плавать не умеет… Ничего, за мячом “на слабо” в бассейн нырял без проблем. Знать надо, как малышню на подвиги раскручивать, во-о-от…

В общем, прекрасное было время. Правда, в основном, для меня — но чуть-чуть позволить себе быть эгоисткой можно же?

Зато потом пришлось возвращаться во Фрэсну, разучивать латынь, повторять молитвы, готовиться к настоящей свадьбе, принимать крещение и учиться ездить на лошади. Тут Ален проводил со мной куда больше времени — но, как я заметила, людей он вообще не любил и не доверял. Никому, предпочитая при малейшей опасности либо сыпать заклинаниями, либо забиваться в тёмный дальний уголок. Я скромно надеялась, что он всё-таки ещё освоится, но, похоже, не скоро.

А спустя неделю, Эдвард преподнёс мне предсвадебный сюрприз.

***

Впрочем, не только мне. И кое для кого он не был приятным…

— Не может быть! — выдохнул герцог (или уже король?) Руи, когда мы ввалились в его спальню. Точнее, сначала Проклятые ввалились, а потом уже мы с Эдвардом (да-да, меня уговаривали спокойненько посидеть в карете. Щас! Я хотела это видеть). — Как… Это невозможно!

Примерно то же повторяла до этого леди Адриана, схваченная Проклятыми. Ален стоял неподалёку и очень красноречиво на колдунью смотрел. Я запретила ему убивать — думаю, только это престарелую леди и спасло.

Убедившись, что мы настоящие — а особенно настоящими являются Проклятые, заламывающие Руи руки — азвонец обратил весь гнев на меня, шипя:

— Надо была сразу тебя придушить, маленькая дрянь, если бы я раньше знал!

И всё в том же духе, пока ему не заткнули рот и не утащили в темницу.

Потом его леди-мать ползала передо мной на коленях, умоляя пощадить её непутёвого сына, а Эдвард, сидящий в кресле неподалёку, спокойно смотрел и пресекал все мои попытки убраться отсюда к чёртовой матери.

— Терпи, Катрин, — сказал он после. — Тебе придётся привыкнуть.

Мда. Местные порядочки. Непутёвого лорда де Сиету отправили в укромное поместье подальше от столицы. Только разжалованный герцог до него не доехал — отравился в придорожном трактире. Какая незадача.

Его мать, оставшаяся при дворе, носила траур, а посол Святого Престола объяснял рассерженному Эдварду, что… хм… враги Святого Престола долго не живут. А зачем выше упомянутый герцог Руи в бытность свою узурпатором отравил азвонского епископа? Это он зря…

— Ну, Катрин, а ты как думала? — сказал мне потом Ален, сидя у меня в спальне и попивая молоко с мёдом (вино я ему давать запретила, за что мальчик на меня смертельно обиделся и целый день не разговаривал. Именно столько потребовалось ему, чтобы стащить ключ от королевского погреба). — Между прочим, тебе ли его жалеть. Он хотел заколдовать твоего Эдварда так, чтобы тот сначала убил тебя, а потом — себя, от страха содеянного.

— Что? — вскинулась я. — Когда?!

— Когда Эдвард ехал за тобой сюда, а ты его ждала. Помнишь, лорд де Сиета проколол тебе палец, и ты потом болела пару дней?

Я смутно помнила. Да, котёнок Бес лизал мою руку шершавым язычком и горящий на ней знак исчезал…

— Ты… ты тогда меня… вылечил?

Ален улыбнулся.

— Я решил отдать долг за то, что ты меня спасла и вылечила. Не люблю быть должным.

Я обняла его, шепча в вихрастую макушку:

— Ты никому ничего не должен, глупый.

Ален только улыбался, попивая молоко.

При азвонском дворе мальчишке нравилось. Здесь Эдвард не зависел от отца, распоряжался всем сам и немало удивил метаморфа, предложив ему стать главой авзонской гильдии магов. Тем самым Эд убивал сразу двух зайцев — приструнил колдунов и мог надеяться на их лояльность ибо интриговать под носом подозрительного и ненавидящего всех и вся метаморфа крайне сложно. Но Ален, услышав предложение, обомлел и только и смог что прошептать: “Вы шутите, Ваше Высочество?”.

Эдвард усмехнулся и покачал головой.

— Катрин тебе доверяет. Значит, верю и я.

А вот Ален потом ещё дня три поверить не мог, что ему это не снится, всё ущипнуть меня просил. Но магам он задал жару, а что сделал с леди Адрианой, я понятия не имею. И знать не хочу. В любом случае, старая интриганка это заслужила.

А Эдвард, освободив азвонский престол от герцога де Сиеты, объявил себя азвонским королём — и никто пикнуть не посмел. Короновал его представитель Святого Престола, ставший впоследствии азвонским епископом. И присутствовали на торжестве короли всех соседних государств — правители Святого Престола, отец Эда. Джоан, ставшая королевой альбионской.

Народ ликовал. Совершенно искренне — я видела. Когда юный азвонский король вышел из храма на площадь, толпа так наседала на Проклятых и кричала: “Сальвадо”, что у меня уши заложило.

И да, они снова носили его на руках. Эдвард царственно махнул Проклятым, те отступили, прикрывая королевский кортеж, а юный король шагнул вперёд.

У меня опять замерло сердце, когда его подхватили на руки. Но он так улыбался всем нам, мой золотоволосый прекрасный принц…

А ещё я знала, что тоже в некотором роде вернула ему долг. Из-за меня он когда-то отказался от азвонской короны. И в том числе из-за меня же её вернул.

Я тоже не люблю быть должной.

Мы кричали: “Да славится король”, вторя азвонскому “Сальвадо”, и да, этот день и для меня стал одним из самых счастливых.

Если бы ещё некоторые его не омрачали… Король-некромант отвёл меня в сторону на пиру и, подмигнув, шепнул на ухо:

— Запомни, девочка, если расстроишь моего сына хоть чем-то, я найду способ с тобой расправиться. И никакой метаморф тебе не поможет. Имей это в виду.

Кто бы сомневался.

Естественно, я ничего не сказала Эду, но в виду… хм… имела.

— Поздравляю, Катрин, — отсалютовала мне кубком Джоан, когда Эдвард объявил, что наша с ним свадьба через три дня. — Ну вот и ты получила то, что хотела. Не держишь на меня зла?

Я смерила её внимательным взглядом и повторила ровно то, что до этого сказал мне король Дерик — за исключением части про метаморфа.

Джоан только рассмеялась. Но уверена — как и я, в виду имела.

***

Звенели колокола и по всей столицы устанавливали деревянные длинные столы, которые после церемонии венчания должны были уставить королевским угощением. Выкатывали бочки с вином — подарок невесты.

Да, народ уже начинал меня любить.

— Не пожалеешь, азвонская королева? — серьёзно спросил Ален, пока мы стояли перед дверью храма. — Хорошо подумала?

— Передразниваешь мою маму? — фыркнула я. — Я уже давно хорошо подумала.

— Дурочка-а-а… — протянул метаморф, но тут прозвучал условный сигнал, и ответить я не успела.

Ален остался стоять за дверьми — в храм ему до сих пор хода не было.

А я шла. Мимо стоящих спиной ко мне и лицом к епископу и королю рыцарей. Шла под пение хора, звон колоколов и ликование народа снаружи.

Солнце освещало фигуру Эдварда, создавая вокруг него ареол — почти такой, как рисуют на картинах вокруг ангелов. Я смотрела на него и не слышала ничего — как читал над нами (мы преклонили колени) молитву епископ, как произносил клятвы Эдвард. Даже как чуть позже произносила заученные за день до этого клятвы я.

Всё это слишком походило на сон — блеск драгоценностей, пение невидимого хора, звучный поставленный голос священника, восхищённые, завистливые взгляды лордов и леди…

Я очнулась, только когда Эдвард, возложив на меня корону, поднял и поцеловал, шепнув: “Моя королева”. И тут же, развернув лицом к азвонскому двору, громко произнёс:

— Долгой жизни королеве!

Я смотрела вверх, на громадное окно-розу, чувствовала льющиеся сквозь него солнечные лучи и понимала, что вот она — моя сказка. И вот оно моё “долго и счастливо”. И только от меня зависит, каким оно будет.

Всё на самом деле зависит только от нас.

А рыцари, лорды и леди, стоящий в дверях Ален, замершие у стен слуги вторили моему принцу:

— Долгой жизни!

— Долгой жизни королеве!

Больше книг на сайте - Knigolub.net