Мое тело – тюрьма

Глава 20 Весна — студвесна

Март, начавшийся играми, продолжил наполняться разными событиями. Во вторник, то есть сразу, как началась учебная неделя, к Кире подошёл куратор «Альберт Мольбертович» и сказал, что ей стоит поучаствовать в студвесне. Кира даже подумала, что речь пойдёт о её номере-истории на «Мистер и мисс Политех», но оказалось, что хотели, чтобы она продекламировала свои стихи. Режиссёром мероприятия оказалась Елена Валерьевна, которая работала на конкурсе с «Мистер и Миссис Политех». Именно она буквально потребовала её участия, и её со-режиссёр Гавриил «выделил» Кире декламацию, так как в студвесне были определённые баллы за каждый новый представленный жанр. То есть если будет условно десять песен, то за новый жанр поставят только первой, а остальным будут минимальные баллы, даже если эти песни будут невероятно классными. С песнями, впрочем, было не так просто, и с ними сильно хитрили, выставляя им разные жанры: народная, популярная, авторская, хоровая, акапелла и так далее. Тут уж, как придумаешь и извернёшься.

Кстати, пункт «сольная эстрадная песня 80-х» заполнил Домнин, которого тоже пригласила Елена Валерьевна, пел он те же «Яблоки на снегу», какие были и на конкурсе.

Елена Валерьевна послушала стихи Киры «из тех, что подлиннее» и выбрала тот самый, что был написан ещё для первой студвесны, на которую её когда-то не пропустили. Это было весьма забавно. Видимо, раз написано для студвесны, то в итоге всё равно прозвучит на студвесне, но чуть позже. Концерт должен был пройти вечером в четверг, двадцатого марта.

Пятого марта был день рождения Кати Лузгиной, которая снова позвала Киру ради конкурсов и фотографий, но Кира была не против повеселиться.

Восьмое марта выпало на субботу и выходной перенесли на понедельник, но Кира решила, что слишком напряжно с билетами из-за ажиотажа. Друзей она недавно видела на нон-стопе, мама приедет на студвесну, поэтому поехала проведать Юлика и проверить его состояние. Тот почти перестал писать ей письма, и Кира всё ещё волновалась за троюродного брата.

Они погуляли, поболтали, и Кира предварительно пригласила брата на студвесну, чтобы тот развеялся.

Кирилл тоже в неделю восьмого марта ездил на ещё одни соревнования, привёз медали и грамоты, а также целых три новых игрушки. В этот раз поменьше: собачку, кошку и парочку свинок.

— Не знаю даже… зачем мне игрушки, я разве ребёнок? — спросила Кира, получив подарок и пожамкав двух свинок, которых надо было раздвигать. Они были на ниточке, двигались обратно друг к другу и во время движения говорили «я люблю тебя» механическим голоском.

— А вот у Ольги вся комната в игрушках, ей вроде нравится… и у Наташи, — ответил ей Кирилл. — Красивые же игрушки, собака вообще как живая, чего тебе не нравится?

— М… по мне, так это очень странно, — ответила Кира. — Я предпочитаю получать что-то хотя бы полезное или хоть как-то связанное с моими увлечениями, понимаешь? Вот тебе нравятся орехи и сладости, я дарю тебе орехи и сладости. И чтобы их раздобыть, я еду в центр, покупаю, оформляю… И я бы, может, дарила тебе и что-то спортивное, если бы в этом разбиралась, но раз не разбираюсь, то дарю то, что могу и что тебе совершенно точно нравится. А из твоего рассказа получается, что ты был-был на своих соревнованиях, потом ехал обратно, на перроне продавали игрушки, ты вспомнил про меня, купил игрушку и вот вручаешь мне то, что мне не нужно.

— Я хотел тебя порадовать, — надулся Кирилл.

— Ну да, порадовать, не прилагая никаких усилий, — кивнула Кира и достала пастель, которую ей как-то подарил Комсорг. — Видишь это? Это не мой парень, а просто хороший знакомый привёз мне из Питера, когда там был, потому что подумал обо мне и моих увлечениях и о том, что я люблю рисовать.

— В Питере мы только пару раз вечером гуляли… нам некогда было. И мы в театр ходили с тренером…

— Ага, — кивнула Кира. — Я вот тоже живу полной жизнью, у меня куча друзей, куча дел, но отчего-то я всегда держу тебя в голове и имею в виду. Что ты делаешь, о чём думаешь, мечтаешь, или что вот это тебе могло бы понравиться. Не понимаю, почему бы тебе не делать того же со мной.

Кирилл снова надулся, лёг на кровать и отвернулся к стене, показывая своё недовольство.

— Это, кстати, тоже весьма непродуктивное поведение. Ты у нас пятилетний малыш или как? — подсела рядом Кира. — Если есть какое-то недопонимание, так по мне проще об этом поговорить, договориться, как делаем или не делаем, и жить дальше. А на обиженных воду возят. У тебя родители друг на друга дулись-обижались неделями или тебя за плохое поведение игнорировали молчанием?

Кирилл только поёрзал и ещё сильней зажмурился.

— Ладно, можешь обижаться дальше. Полежи, подумай, — хмыкнула Кира. — Просто выходит, что ты ждал, чтобы я была неискренне благодарна тебе за то, что ты мне даришь хлам. Ты подари, что мне понравится, и я буду искренне этому рада.

На такие дешёвые манипуляции с «я обиделся» она не поддавалась и до курса практический психологии и НПЛ.

К тому же Кирилл был Раком по гороскопу, а эти товарищи отличались мнительностью и обидчивостью. Влад тоже был Раком, но, видимо, он был слишком умён и организован, чтобы поддаваться. Или просто не показывал вида, что обижается. Впрочем, с ним они не дошли до тех отношений, какие у неё были с Кириллом.

— Игрушки не хлам, — всё-таки буркнул Кирилл минут через пять.

— Ну, так и дари их детям или тем, кому они нравятся. Ольге. Наташе. Для меня это пылесборники, особенно такие здоровые, как это страхолюдное чудище, — она кивнула на первую игрушку, которая была кем-то вроде коричневого домового или лешего размером с маленькую подушку.

— У тебя были игрушки, я помню, — возразил Кирилл, напомнив про две игрушки, которые Кира впоследствии увезла домой и отдала сестре. Ей их когда-то подарили Митя, Артём, Вадим и Антон. Ей было шестнадцать лет. И это были её первые игрушки. Им она радовалась. К тому же они были маленькими и не занимали много места. Одну из них, мягкую и пушистую «Стешку», она даже носила на «Контакт», когда там попросили принести игрушку.

— Были. А потом даже две крошечные игрушки мне стали мешать и я их увезла. Вовсе не для того, чтобы ты заполнил пространство какими-то другими. Я и в первый раз сказала тебе, что мне игрушек больше не надо. А ты это проигнорировал.

Кирилл отвёл взгляд.

— Ты обрадовалась этой игрушке, и вовсе она не страхолюдная.

— Я обрадовалась. Но не игрушке. Я тебе обрадовалась и тому, как ты себя повёл, — ответила Кира. — После я об этом тебе сказала. Не понимаю, с чего ты вообще решил, что дело было в игрушке. И я не Наташа и уж тем более не Ольга, мне игрушки не нравятся. Это просто надо запомнить и всё. Также я была уверена, что ты в курсе, чем я люблю заниматься или что мне нравится, чтобы выбрать что-то в моём вкусе. Да я бы диску с хорошей музыкой больше обрадовалась, чем пылесборнику, даже и очень похожему на настоящую собачку. И это вроде как очевидно должно быть тебе. Мы почти полтора года уже встречаемся. Пора бы как-то выучить мои вкусы и предпочтения, особенно если я тебе об этом прямым текстом говорю, без намёков и прочей ерунды с «догадайся сам».

С семнадцатого по двадцать четвёртое марта Кирилл снова уехал на соревнования, пропуская студвесну, так что Кира четыре своих билета раздала приехавшей маме, Юлику, тёте Альбине и Андрею.

Общая репетиция у них была лишь одна и очень короткая: накануне днём в среду, — только для того, чтобы определиться со светом. Их быстро прогнали и распределили места в концерте. Кира почему-то думала, что со стихом должна быть где-то в начале, так как по логике номера идут по нарастающей, но её поставили почти в самый конец: после неё было ещё два выступления и финал. Елена Валерьевна сказала обязательно надеть тот же костюм, что и на политеховском конкурсе, так что Кира была в белых брюках, серебристой футболке и сверху накинула белую рубашку-сеточку, чтобы быть более «летящей». Елене Валерьевне её наряд понравился, и рубашку она одобрила. К тому же настояла, что будет не просто декламация стиха, а мелодекламация, как это было на политеховском конкурсе, когда Кира говорила на фоне «загадочной музыки». Режиссёр подобрала к стиху Киры очень интересную композицию, в которой дудел какой-то необычный и очень пронзительный духовой инструмент, скорее всего дудук — про него Кира знала чисто из кроссвордов — и весьма узнаваемо пели горцы — мужской хор сначала был таким разноголосым гулом, а потом в конце стиха как раз должен был «грянуть», поставив точку в номере.

Елена Валерьевна где-то за две недели до студвесны выдала ей диск тренироваться по времени, и Кира считала, что неплохо подготовилась, да и музыка ей нравилась.

За кулисами творилась суматоха. В гримёрке тоже была куча народа, причём и девчонок, и парней. Кира переоделась и просто ждала своего выхода в коридоре, болтая со знакомыми, с той же Леной Лушиной или Верой, с которой она участвовала в «мисс Автодор».

— Кира, твой выход следующий, иди уже в кулисы, — шепнула Елена Валерьевна, которая координировала выступления.

Кира дождалась, пока закончится «татарская песня с весёлым танцем» — ещё один пункт для набора баллов за разнообразие представленных жанров.

— Молодец, Ильяс, — похвалила Кира парня-четверокурсника, который прошёл за кулисы, и приготовилась сама.

Тихо включили её мелодию, в начале там было что-то вроде «плача дудочки», а в зале выключили свет. Даже пол сцены сложно было разглядеть, хорошо ещё, что стоило сделать десяток шагов, чтобы оказаться в центре.

Кира вышла медленно, в «гипнотическом» тембре читая стих.

— Мы все куда-то улетаем…

Или навеки улетели.

И что же делать, мы не знаем, —

Или узнать не захотели…

«Не улетай», — меня просили, —

«Останься с нами. Будь как все».

И свет, мой свет внутри гасили,

Чтобы уснула в темноте.

Кира сделала паузу, на последней фразе ей поставили «эхо» в микрофоне, а также громче включили музыку, которая была заунывно-грустная в этом кусочке. Она выждала несколько секунд, музыка снова утихла, и Кира продолжила, потихоньку «проявляясь» в луче света:

— «Не улетай» — зачем всё это?

В словах я слышу ноты фальши,

Оставлю просьбы без ответа,

Я знаю, что мне делать дальше:

Раскрыть души широкой крылья

Попасть в миры извечных грёз,

Там роз цветущих изобилье

И можно босиком в мороз…

Лечу на солнце, что не слепит,

Не чужестранка, а родная,

Тут каждый дом тебя приветит,

Тут каждый сразу понимает…

И с каждый разом всё труднее

Мне возвращаться вновь и вновь…

Но там я душу отогрею,

Чтоб к миру сохранить любовь.

Сцену осветили полностью и громко заиграла музыка, начался припев хора: что-то такое воодушевляющее одними голосами. Кира замерла, купаясь в нахлынувшей мане, а потом зрители ей захлопали.

— Это было очень круто! — похвалил кто-то, когда Кира ушла за кулисы.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— Получилось даже лучше, чем я ожидала, — подошла Елена Валерьевна. — У тебя очень необычный голос, Кира. А когда ещё и свет, музыка, ты сама… Всё вместе выходит очень здорово.

— Спасибо, — улыбнулась Кира.

Через десять минут всех позвали на финальное построение, чтобы закрыть концерт. Они пели общую песню, махали руками и шариками, всё было стандартно.

— Такой стих красивый, — сказала мама, когда они встретились в фойе. — У меня даже мурашки поползли, в начале показалось, что в темноте какой-то космос разливается, такой интересный спецэффект был. И с песней этой красиво очень получилось. Там в конце как запели, у меня все волоски на руках встали, словно электричеством пробило. В общем, мне очень понравилось. И Домнин ваш неплохо спел в самом начале. Альбине очень понравился, и песня её любимая.

— Ну, классно тогда, — кивнула Кира. — Может, в этом году и выиграем, кто знает, хотя я была на студвесне у электротеха, мне парни знакомые дали два билета, у них тоже всё очень прикольно было. Хотела бы я политеховскую студвесну посмотреть… общую. Но не знаю, с билетами всё сложно и там свои да наши ходят.

Факультетские студвёсны проходили в течение двух недель, и на электротеховскую они с Кириллом ходили в прошлую среду. Гуманитарный факультет традиционно открывал студвёсны, а Автодор традиционно закрывал, и если учесть, что всё смотрела одна и та же комиссия, то наверняка Автодору после семи факультетов надо было наизнанку вывернуться, чтобы заработать какое-то приличное место.

— Мы первые! — сказал Домнин Кире на учёбе в пятницу.

— Что? Ты о чём?

— Автодор выиграл студвесну, — сказал громче Домнин. — На пару баллов обошёл Гуманитарный. Они там все в трауре.

— Ну хоть студвёсны относительно честно проходят, — хмыкнула Кира, кивнув.

Домнин ещё немного помялся возле их парты с Женей Ощепковым и пошёл на своё место. Рядом с ним, на прежнее место Киры, сел Вова Козлов.

Кирилл приехал после соревнований и подарил Кире тонкую коробочку.

Заинтригованная, она открыла и увидела сочно-гранатово-алое колье из крупных красных страз, обрамлённых в чёрный металл, и серьги-капельки в форме цветочков — крупный красный страз и вокруг стразы помельче.

— О, как красиво! Особенно серёжки такие симпатичные, редко такой красивый оттенок красного встречается, — обрадовалась Кира.

— Ты довольна? — спросил Кирилл.

— Я довольна. Очень красивый комплект, и это единственный оттенок красного, который мне подходит. Я люблю красный холодного оттенка.

— Я вспомнил, что у тебя такая куртка весенняя красно-малиновая есть, — кивнул Кирилл.

— Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я, наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил, — процитировала Кира Чуковского и, смеясь, полезла целоваться.

В последнюю пятницу марта Кира съездила к родителям и увезла фотографии команде. Кира брала с собой фотоаппарат и попросила Андрея щёлкнуть пару кадров её с «Fakультетом», а также Влад Шемет сфотографировал её с Лёхой Петровым и Андреем.

Они встретились на тренировке, и Влад Шемет её спросил в присутствии всех остальных.

— Мы пока что неплохо идём в турнире. На мартовской игре заняли десятое место по всей области, ну и у нас первое. Осталась только апрельская игра, и всё решится. Я хотел спросить тебя, если мы поедем на Кубок, будешь ли ты с нами?

— Можете на меня рассчитывать, — улыбнулась Кира.

— Эй, привет, а чего тебя на прошлой игре не было? — подошёл к ней Суханцев.

— Кира была занята, — ответил за неё Дима-Злой.

— Что может быть важнее игр? — искренне удивился Суханцев.

Кира лишь загадочно улыбнулась и подумала, что её желания снова всё-таки сбываются. Позже на пару лет, но всё равно…

На учёбе во вторник Домнин сказал, что их, то есть его и Киру, будут фотографировать для доски почёта. В деканате решили организовать такую доску с лучшими студентами-активистами и отличниками факультета.

— О… А кто будет фотографировать? — удивилась Кира.

— Да вроде какой-то аспирант с кафедры мостов занимается фотографией, его и подрядили, — оживившись, ответил Домнин. — Это он всех наших преподов факультета на доски снимал.

Кира хмыкнула, надеясь, что «какой-то аспирант» не окажется Додиком. Слухи про увольнение могли оказаться только слухами, да и подтвердить или опровергнуть их мог только Домнин. Сама она Додика больше не встречала, но курс по мостам у них завершился.

Впрочем, она зря волновалась: аспирантом-фотографом оказался невысокий мужчина неопределённого возраста от двадцати пяти и до тридцати по фамилии Укропов, его имя отчество из головы Домнина моментально выветрилось, так что до Киры дошла только фамилия. У Укропова были тёмные волосы с залысинами на лбу, светлые глаза и мелкие черты лица.

Укропов сначала вывел их на улицу, где светило яркое солнце, и поставил под деревья, и вера в его компетенцию, несмотря на внушительного вида камеру, сразу пропала. Даже анекдот вспомнился: «Купи пианину — и ты пианист!»

Сделав пару нажатий кнопки спуска, их фотограф всё же сказал, что на лицах тени и лучше сняться в помещении. Они вошли в первый же кабинет, где были зелёные обои с полосочками и листочками, и, приставив их по очереди к стене, Укропов сделал по несколько кадров и сказал, что они свободны.

— А вы нам потом фотографии сделаете? — спросил Домнин.

— Ладно, сделаю, — кивнул Укропов. — В конце недели будут.