Мои

Мой Тургенев

Ему было 20. Он отправился в Европу учиться, но на корабле случился пожар. Почти всем удалось спастись. Вернувшись в Петербург, молодой литератор вдохновенно рассказывал в гостиных о пожаре на море и как он самоотверженно спасал женщин и детей. Его скоро разоблачили. Очевидцы передавали, как юноша рвался в шлюпку, отталкивая матерей с младенцами, и вопил в отчаянии: Mourir si jeune! Датчанину-капитану пришлось применить силу. Мать написала ему: «Почему могли заметить на пароходе одни твои ламентации? Слухи всюду доходят! И мне уже многие говорили к большому моему неудовольствию. Ce gros monsieur Tourgueneff qui se lamentoit tant, qui disoit mourir si jeune… Какая-то Толстая… Какая-то Голицина… И еще, и еще… Там дамы были, матери семейств. Почему же о тебе рассказывают! Что ты gros monsier — не твоя вина, но! — что ты трусил, когда другие в тогдашнем страхе могли заметить… это оставило на тебе пятно, ежели не бесчестное, то ридикюльное». Молодой человек пережил глубокую душевную травму, осознав, что он — малодушный трус. Эта боль мучила его всю жизнь. Последним написанным, вернее, надиктованным умирающим писателем текстом за несколько недель до конца стал «Пожар на море». Это было его покаяние.

Он знал о своем призвании, и в преждевременной смерти его ужасало именно это: предательство судьбы. Как умереть молодым, если он еще ничего не написал, не исполнил своего предназначения? Юноша чувствовал себя избранным стать великим писателем, и будущее исполнило, что обещало. Пожар на море стал прелюдией к жизни, а малодушие и отсутствие воли — ценой пакта с судьбой.

Герои Тургенева мучаются своим «я», ищут самозабвения, как избавиться от себя, раствориться в служении чему-то высокому и прекрасному. Они страдают, ждут, ищут, презирают бюргерское самодовольство, хотят найти великое дело, ради которого можно отдать жизнь. Маленькие дела, быт, семейные заботы их не интересуют. Своих персонажей Тургенев мучил вопросом: «Зачем жить?», при этом сам для себя он знал ответ, но с ними не делился. Это знание было его, сокровенное, выстраданное, им нельзя поделиться. Никого из своих героев Тургенев не сделал писателем.

Тургенев проговорился в «Довольно (Отрывок из записок умершего художника)», единственном тексте, в котором делится с персонажем-рассказчиком своим знанием, зачем он живет. Все преходяще и бессмысленно, но есть особое служение — служение красоте. Все пустое — природа, государство, семья, идеалы свободы. «Но искусство?.. красота?.. Да, это сильные слова; они, пожалуй, сильнее других, мною выше упомянутых слов. Венера Милосская, пожалуй, несомненнее римского права или принципов 89-го года. <…> Искусство, в данный миг, пожалуй, сильнее самой природы, потому что в ней нет ни симфонии Бетховена, ни картины Рюисдаля, ни поэмы Гёте, — и одни лишь тупые педанты или недобросовестные болтуны могут еще толковать об искусстве как о подражании природе». Даже любовь — не то, за что можно зацепиться в этой жизни: «И даже то высшее, то сладчайшее счастье, счастье любви, полного сближения, безвозвратной преданности — даже оно теряет всё свое обаяние; всё его достоинство уничтожается его собственной малостью, его краткостью. Ну да: человек полюбил, загорелся, залепетал о вечном блаженстве, о бессмертных наслаждениях — смотришь: давным-давно уже нет следа самого того червя, который выел последний остаток его иссохшего языка». Преходяще все, кроме красоты, пусть она и живет только миг. «Красоте не нужно бесконечно жить, чтобы быть вечной, — ей довольно одного мгновенья».

Тургенев написал позже про этот важный для него текст: «Я сам раскаиваюсь в том, что печатал этот отрывок (к счастью, никто его не заметил в публике), — и не потому, что считаю его плохим, а потому, что в нем выражены такие личные воспоминания и впечатления, делиться которыми с публикой не было никакой нужды». Он выбрал служение красоте, но не имел в себе смелости открыто отстаивать это в эпоху, когда модно стало служить общественной пользе.

Считается, что Тургенев — певец любви, и действительно, во всех его романах герои ищут это великое чувство, но ни в одном произведении любовь не осуществляется, не превращается в силу, которая совершает круг земной жизни: его главные герои не женятся, не рожают детей, не создают семью, не строят домашнего гнезда. Его герои влюбляются и влюбляют в себя женщин, но, когда нужно сделать важный шаг, взять ответственность за другого человека на себя, сделать предложение, жениться, стать главой семьи, отцом, завести дом, семью, детей, они сбегают. Проза — всегда невольный автопортрет, в котором все нараспашку и ничего не скроешь.

Сам писатель неоднократно оказывался в жизни в подобной ситуации, и каждый раз страх ответственности за семью, необходимость связать себя земными заботами заставляли его отступить. Ответственность за ненаписанные книги была сильнее. Он искал лишь определенной любви: страсти как вдохновения. Его музой не могла стать женщина, которая хочет осуществить себя своим земным предназначением, как хранительница очага и продолжательница рода. Критики уже давно заметили, что все матери в романах Тургенева женщины дурные или смешные.

Показательный мастер-класс в делах любви провел юному Тургеневу отец. Семья жила в Москве напротив Нескучного сада. Юноша влюбился в соседку. Его сердце покорила юная княжна Катенька Шаховская. Ему пятнадцать, ей восемнадцать. Томительное сладостное чувство первой влюбленности обрывается раскрытием жестокой тайны. Прекрасная возлюбленная, которую он боготворил, оказывается любовницей его отца. Катенька призналась юноше: «Я таких любить не могу, на которых мне приходится смотреть сверху вниз. Мне надобно такого, который сам бы меня сломил». Случайно подросток увидел, как отец ударил хлыстом свою любовницу, и она поцеловала кровавую ссадину на руке. Все это Тургенев опишет потом в повести «Первая любовь».

Он искал такой любви, чтобы раствориться в страсти самозабвенно, чтобы отдаться целиком возвышенному служению. Ему было 25, когда в Петербург приехала с гастролями французская оперная дива, испанская цыганка по происхождению, Полина Виардо. Она была вызывающе некрасива, но покорила мир своим голосом. Композитор Камиль Сен-Санс сказал о нем: «Ее голос, не бархатистый и не кристально-чистый, но скорее горький, как померанец».

Тургенев увидел Виардо в «Севильском цирюльнике». «C той самой минуты, как я увидел ее в первый раз — с той роковой минуты я принадлежал ей весь, вот как собака принадлежит своему хозяину». Его представили примадонне в доме знакомого: «Это — молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт». Знакомство произошло 1 ноября 1843 года, с тех пор Тургенев до конца своей жизни отмечал эту дату как священный праздник. «Когда он вошел в комнату, — будет вспоминать позднее Виардо, — он мне показался гигантом — ужасно высокий, удивительно красивый, с голубыми и умными глазами… Но не могу сказать, чтобы он поразил меня сразу. Я долго не обращала на него внимания». Тургенев был принят в ее пажи. Ежевечерне после спектакля его стали допускать в уборную певицы наравне с избранными почитателями таланта: одним графом, старичком-генералом и сыном директора императорских театров. На полу лежала медвежья шкура с золочеными когтями, и диве казалось забавным сажать на каждую из четырех лап по влюбленному мужчине. Каждый из них должен был во время антракта рассказывать госпоже какую-нибудь забавную историю. «Плохой поэт» легко затмил своих соперников. Скоро она стала брать у него уроки русского языка.

Когда чета Виардо уехала из России, Тургенев бросил службу и отправился в заграничное путешествие, которое свелось к посещению городов, где гастролировала Полина. Он стал другом семьи. Ее муж Луи — тоже тонкий ценитель прекрасного, искусствовед, критик, автор монументального труда о европейских музеях, любитель литературы, переводчик с итальянского, испанского, а потом и с русского, сделавший первые переводы Пушкина, Гоголя, самого Тургенева. И оба страстно любили охоту. К тому же русский помещик тратил на семью Виардо большие суммы. Тургенев то снимал дома по соседству, то надолго останавливался в их доме. Главное, рядом с Полиной Виардо он находил вдохновение.

На гонорары, полученные в России, чета приобрела замок Куртавнель в 65 километрах от Парижа. Тургенев прожил с ними под одной крышей три года и написал свою первую книгу «Записки охотника». Он писал взахлеб рассказ за рассказом и благодарил за это свою музу. Муза то приближала его к себе, то прогоняла. Гастролируя по Европе, она забывала отвечать на его восторженные письма. С любовниками она изменяла обоим друзьям — и Луи Виардо, и Тургеневу.

Он сравнивал себя с собакой, верно служащей хозяину. Его служение искусству приобрело символическую форму служения голосу, «горькому, как померанец». Его били хлыстом по душе, он целовал кровавую ссадину. Так язычники поклонялись лесным богам, но истово молились дереву. Тургенев поклонялся искусству и молился на голос. Его муза ничего ему не давала, кроме главного — силы писать. Так дерево оставалось всего лишь деревом, но молящиеся на него чувствовали его помощь.

Когда книга была закончена, он вернулся в Россию. Написанные во Франции очерки русской деревенской жизни вызвали у критики и читающей публики фурор и были признаны эталоном русского национального рассказа, хотя уже и тогда находились скептические голоса. Так, друг писателя критик Василий Боткин писал о придуманности тургеневских народных типов: «Это — идиллия, а не характеристика русских мужиков». В удушливом воздухе николаевской империи тургеневские ностальгические очерки, написанные живым языком, показались вызовом существующему порядку. Хлесткое перо Александра Герцена превратило «Записки охотника» в обвинительный акт против крепостничества. В русской литературе безраздельно царствовал Гоголь. «Записки охотника» сделали молодого писателя кронпринцем отечественной изящной словесности.

Гоголь умер в феврале 1852 года. Тургенев опубликовал некролог. Русская народная мудрость «от сумы и от тюрьмы не зарекайся» подтвердилась: писателя арестовали по личному приказу императора Николая I, усмотревшего в панегирике вольнодумство. Месяц Тургенев провел в тюрьме, потом был отправлен в ссылку в свое имение Спасское-Лутовиново без права посещать столицы.

В тюрьме, условия которой нам теперь больше напоминают — через призму ГУЛАГа — дом творчества, из-под пера Тургенева вышел хрестоматийный рассказ «Муму», душераздирающая история о барыне-самодурке, которая приказывает глухонемому дворнику утопить его любимую собаку — обязательное чтение в младших классах русской школы. Школьникам до сих пор внушают, что суть рассказа в обличении крепостных порядков. Скорее, писатель таким образом сводил счеты с матерью. Их отношения были сложными, а попросту говоря, они ненавидели друг друга. Тургенев не мог простить ей унижения, что уже взрослым он во всем от нее зависел и вынужден был в письмах из-за границы вымаливать у нее деньги. Она терпеть не могла «певичку», «проклятую цыганку», погубившую, по ее убеждению, сына. А главное, она презирала то, что было для него свято, и писала ему о творчестве: «Оставь, Иван, дурь и займись лучше службой!» Тургенев даже не приехал на ее похороны. И после смерти матери, получив богатое наследство, он продолжал мстить ей в своих произведениях.

Автор рассказов не мог занять место первого писателя России. Ему нужен был роман. Великого русского романа еще не было. Критик Анненков писал ему в октябре 1852 года: «Я решительно жду от Вас романа, с полною властью над всеми лицами и над событиями и без наслаждения самим собой, без внезапного появления оригиналов, которых Вы чересчур любите». Тургенев отвечал: «Надобно пойти другой дорогой — надобно найти ее — и раскланяться навсегда с старой манерой. Довольно я старался извлекать из людских характеров разводные эссенции — triples extraits — чтобы влить их потом в маленькие скляночки — нюхайте, мол, почтенные читатели, откупорьте и нюхайте — не правда ли, пахнет русским типом? Довольно-довольно! Но вот вопрос: способен ли я к чему-нибудь большому, спокойному! Дадутся ли мне простые, ясные линии. <…> Вы от меня услышите что-нибудь новое — или ничего не услышите».

Роман не приходил. Ссылка действовала на писателя угнетающе. Тогда на помощь опять пришла муза, которая одна знала, как дать Тургеневу вдохновение. В марте 1853 года в Россию с концертами приехала Полина. Он раздобыл фальшивый паспорт и пробрался тайком в Москву, рискуя быть арестованным уже всерьез. Его ожидал холодный прием. Тургенев вернулся в имение, она — в Париж. На его страстные письма муза даже не отвечала. Она знала, к чему вела его — к сюжету его будущих романов.

Сама жизнь подталкивала одинокого, зрелого и богатого мужчину к женитьбе. Вскоре заговорили о свадьбе. Тургенев зачастил в дом своего двоюродного брата, чтобы видеть его дочь, 18-летнюю Ольгу Тургеневу. Девушка влюбилась в 37-летнего красавца и ждала предложения. Но вместо предложения руки и сердца получила прощальное письмо: «Виноват я один. Я старше Вас, моя обязанность была думать за обоих; <…> я не должен был забывать, что Вы рисковали многим — я ничем. <…> Несмотря на все, что произошло, я все-таки считаю мое знакомство с Вами одним из счастливых случаев моей жизни. Избегать частых встреч, близких сношений с Вами — теперь моя прямая обязанность. Нужно прекратить слухи и сплетни, повод к которым подало мое поведение». Он бежал. Но бежал к письменному столу. За несколько месяцев была написана его первая большая проза.

Влюбленность Тургенева имела мало общего с той любовью, которая является прелюдией, увертюрой к женитьбе, основанию дома, семьи, рождению детей. Все это естественное продолжение влюбленности ему было не нужно, мешало, отвлекало от главного. Для служения искусству ему нужна была только вдохновляющая страсть.

Сюжет «Рудина»: краснобай влюбляет в себя девушку, но, испугавшись женитьбы, бросает ее. И пишет прощальное письмо, которое весьма напоминает письмо автора к Ольге Тургеневой: «Любезная Наталья Алексеевна, я решился уехать. Мне другого выхода нет». Писатель отдал герою свои слабости, безволие, но не отдал ему своей веры. Автор принес в жертву и свои чувства, и чувства покинутой девушки на алтарь искусства. Его герой убегает в пустоту. Рудин даже не вызывает чувства жалости. Для романа, которого ждали, этого было мало. «Рудин» оказался серьезной заявкой, но не более того. Сам писатель испугался назвать этот текст «романом» и дал при публикации подзаголовок «повесть».

Критика встретила «Рудина» благосклонно, но задача не была выполнена. Нужен был другой роман.

Тургенев убеждал себя, что спасительное вдохновение ему может принести только одна женщина на свете. Он бросился во Францию — после смерти царя Николая и конца Крымской войны русским снова стало возможно жить за границей. Погоня за Виардо была погоней за будущим романом. Он знал, что этот отъезд — окончательное решение его судьбы. Служение искусству требовало полного самоотречения. Своей близкой знакомой графине Елизавете Ламберт писатель признавался: «Ах, графиня, какая глупая вещь — потребность счастья — когда уже веры в счастье нет! В мои годы уехать за границу — значит: определить себя окончательно на цыганскую жизнь и бросить все помышленья о семейной жизни. Что делать! Видно, такова моя судьба. Впрочем, и то сказать: люди без твердости в характере любят сочинять себе "судьбу"; это избавляет их от необходимости иметь собственную волю и от ответственности перед самим собою. Во всяком случае — le vin est tiré, il faut le boire».

Женщина Виардо то приближала, то прогоняла его, муза Виардо дарила вдохновение. Облитый холодом и отверженный — она даже не отвечала на его письма — он написал в приливе вдохновения в одиночестве на немецком курорте «Асю». Рождалось «Дворянское гнездо». Своему другу Анненкову он открыл секрет творчества, жалуясь на Полину: «Как мне тяжело и горько бывает, этого я вам передать не могу. Работа может одна спасти меня, но если она не дастся, худо будет!» Другому близкому другу поэту Афанасию Фету он признавался: «Я подчинен воле этой женщины. Она давно и навсегда заслонила от меня все остальное, и так мне и надо. <…> Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею и вдавит мое лицо носом в грязь».

Полина в очередной раз прогнала его — он поехал в Рим спасаться работой, писать «Дворянское гнездо». Ему помогал гений места, там Гоголь создавал свои «Мертвые души». Среди руин Вечного города ближе виделись родные пейзажи, ярче представлялись русские деревни и поместья, громче слышались голоса героев.

27 октября 1858 года писатель поставил последнюю точку в романе. «Дворянское гнездо» было опубликовано в журнале «Современник» и изменило русский литературный ландшафт. Наконец, в полной мере развернулся талант Тургенева, и читателю предстала в чистом виде его новаторская проза.

Сюжет «Дворянского гнезда» банален настолько, что Иван Гончаров даже обвинил своего коллегу в плагиате. Мелодраматичная история, которая кончается уходом героини в монастырь, могла прийти в голову кому угодно. Читать тургеневский роман из-за сюжета все равно что идти в оперу на «Травиату», чтобы узнать, женится ли Альфред на Виолетте. Тургенев — первый русский писатель, открывший, что и в литературе главное — голос, но сам еще вряд ли понимавший, что именно он сделал для русской прозы. Так Колумб не осознал своего великого открытия и до конца был уверен, что нашел путь в Индию.

Он создал «тургеневский роман». Он дал возможность русскому языку раскрыться, показать то, что уже зрело, но еще было неявно, найти в русской прозе новую тональность — нежности, женственности, душевной чистоты. Рассказ о найденном и тотчас потерянном счастье дышит поэзией. Главный герой его прозы — пейзаж, природа, всегда искренняя, свежая, настоящая. Все его тексты — лиричны, все его произведения — стихотворения в прозе. В тургеневском романе, что бы там ни происходило, уютно. Тургенев поднимает читателя из грубой, циничной реальности в мир благородства, задушевности, возвращает утерянное, искреннее, детское. Дмитрий Мережковский напишет точные слова: «Толстой и Достоевский удивляют и поражают, а Тургенев пленяет».

Уже тогда было отмечено, что тургеневская проза обладает целебными свойствами. Прочитать несколько страниц Тургенева — будто совершить прогулку по весеннему лесу или вдохнуть полной грудью пряный запах летнего жаркого луга. Это чтение облегчает больную душу, как чашка горячего отвара лечебных трав помогает при простуде.

Успех «Дворянского гнезда был» ошеломительный. Читающая публика попала под волшебное обаяние тургеневской прозы. Михаил Салтыков-Щедрин писал: «Я давно не был так потрясен светлой поэзией, разлитой в каждом звуке этого романа. Да и что можно сказать о всех вообще произведениях Тургенева? То ли, что после прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и любишь автора? Но ведь это будут только общие места, а это, именно это впечатление оставляют после себя эти прозрачные, будто сотканные из воздуха образы, это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом».

Герой романа, Лаврецкий, вызывал сочувствие, но не восхищение. Он ничем не отличался от других «тургеневских мужчин», нерешительных, боящихся ответственности, пасующих перед действительностью. Снова Тургенев отдавал персонажу свою слабость. Свою силу, свою готовность к самопожертвованию, к истовому служению великому делу он отдал «тургеневской девушке».

Тургеневские девушки решительные, бескомпромиссные, сильные духом. Они не становятся взрослыми женщинами, не выходят замуж, не заботятся о быте, не знают материнства, не воспитывают детей. Их зовет неземное, нездешнее, не от мира сего. Они хотят стать частью чего-то великого, настоящего. Поделиться со своими героинями сокровенным — служением красоте — он не мог. Тургеневские девушки мечтают о других, доступных им высоких идеалах: о Боге или общественном служении. Их мечта — отдаться чьей-то высшей воле, растворить свою личность в каком-то великом деле, которое неизмеримо важнее их земного женского предназначения. Их призвание — не совершить круг земной жизни, а вырваться из него. Ради служения высокому идеалу они готовы принести в жертву своих нерожденных детей и все последующие нерожденные поколения, готовы прервать цепь жизни.

Тургеневские девушки — это, собственно, одна и та же тургеневская девушка, которая кочует из романа в роман. Эта девушка — сам Тургенев.

Реальные тургеневские девушки были другими, не имевшими ничего общего с чернильными персонажами. Реальной тургеневской девушкой была та крепостная, которую его мать послала 15-летнему сыну для первой физической близости. Реальной тургеневской девушкой была Авдотья Иванова — другая крепостная, которая родила от молодого барина дочь Пелагею. В письме Полине Виардо Тургенев рассказал: «Это было девять лет назад — я скучал в деревне и обратил внимание на довольно хорошенькую швею, нанятую моей матерью — я ей шепнул два слова — она пришла ко мне — я дал ей денег — а затем уехал — вот и все». Он просил принять дочку на воспитание в семью Виардо — за хорошее содержание — и добавил: «Что касается девочки, то надо, чтобы она совершенно забыла свою мать». Эта дочка дала ему материал для «Аси».

Лаврецкий — проекция жизненного пути Тургенева, если лишить его главного — творчества. Пока он ищет, стремится — интересно каждое движение его души. Научившийся пахать Лаврецкий и успокоившийся на этом, перестает быть интересным, и роман заканчивается. Писатель наносит своему герою coup de grâce, делая его довольным и нашедшим покой.

Лиза уходит в монастырь, отказываясь от земного ради истинного. Ее ждет спасение. Ей отдает Тургенев свою веру в истинное и свой отказ от земного. Его вера — Красота, ее — Бог. Они верят в одно и то же.

В конце жизни в предисловии к собранию сочинений Тургенев напишет: «"Дворянское гнездо" имело самый большой успех, который когда-либо выпал мне на долю. Со времени появления этого романа я стал считаться в числе писателей, заслуживающих внимание публики».

Его юношеская мечта о литературной славе осуществилась. После появления «Дворянского гнезда», по общему мнению, Тургенев не имел равных себе среди современных русских писателей. Еще не были написаны ни «Преступление и наказание», ни «Война и мир». Скипетр и держава русской литературы перешли на несколько лет к Тургеневу. Но испытания славой он не выдержал.

За писателя взялись «прогрессивные» критики, кумиры молодого поколения. При новом царствовании в стране началась «перестройка». Александр II готовил освобождение крестьян и фундаментальные реформы общества. Россия жила социальными вопросами. Эталон претензий к Тургеневу дал вождь революционеров-демократов Николай Чернышевский еще в знаменитой статье «Русский человек на rendez-vous», рецензии на «Асю», трогательную любовную историю: «Бог с ними, с эротическими вопросами, — не до них читателю нашего времени, занятому вопросами об административных и судебных улучшениях, о финансовых преобразованиях, об освобождении крестьян».

Ему годами внушали, что главное в «Записках охотника» — это критика крепостничества, и он прислушивался. Он помнил наказ своих учителей, прежде всего Белинского: в произведении обязательно должно быть идейное содержание. Властители дум писали о нем, как о социальном писателе, чутко улавливающем запросы общества. Николай Добролюбов, еще один трибун молодой России, объяснял успех Тургенева: «Он быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное сознание, и в своих произведениях неизменно обращал внимание на вопрос, уже смутно начинавший волновать общество. Этому чутью автора к живым струнам общества, этому уменью тотчас отозваться на всякую благородную мысль и честное чувство, только еще начинающие проникать в сознание лучших людей, мы приписываем значительную долю того успеха, которым постоянно пользовался г. Тургенев в русской публике». Ему льстили, что он — барометр общественных настроений, и писатель поверил.

Немногие ценители Тургенева уже тогда понимали, что он допускает насилие критиков над своим талантом. Его друг литератор Александр Дружинин пытался предотвратить превращение гениального писателя в актуального беллетриста, живущего злобой дня: «Чуть начинается речь о сущности дарования, всеми признанного и всеми любимого, ошибка садится на ошибку, ложный суд идет за ложным судом. В писателе с незлобной и детской душою ценителя видят сурового карателя общественных заблуждений. В поэтическом наблюдателе зрится им социальный мудрец, простирающий свои объятия к человечеству. Они видят художника-реалиста в пленительнeйшем идеалисте и мечтателе, какой когда-либо являлся между нами. Они приветствуют творца объективных созданий в существе, исполненном лиризма и порывистой, неровной субъективности в творчестве».

Тургенев был свободнее и независимее многих писателей, вынужденных бороться с нуждой. Он был обладателем громадного наследства, прекрасно устроенных имений, получал огромные гонорары за свои публикации. Но он не был ни свободным, ни независимым. Он не мог освободиться от себя, от своей зависимости от успеха, от мнения критики, от восхищения публики. Дружинин: «Тургенев был чересчур послушен, чересчур нежен и ласков со своими критиками. Он был не прочь иногда угодить их незаконным требованиям, поддакнуть их рутине, пококетничать с этими строгими сынами Аристарха. По натуре своей, принадлежа к числу людей, наиболее восприимчивых, многосторонних и любящих, он был слишком наклонен к ласковому повиновению ласковой критики». Это было предательство себя. Предательство своего дара.

Он хотел нравиться. Он ни на минуту не забывал, что его главными читателями будут критики, знавшие тенденции и уверенно крутившие штурвал общественного мнения. Он стал писать то, что от него ждали. Он действительно стал барометром их «тенденций».

Спустя пять лет после окончания «Рудина» Тургенев добавил в него эпилог, рассказывающий о гибели героя. Это было откликом на статью Добролюбова, в которой критик отметил устарелость этого типа героя для нового этапа в жизни России. Оказавшись непосредственным свидетелем боев в Париже в 1848 году, писатель ненавидел революцию и насилие, но послал теперь Рудина умереть на баррикадах.

Уже в следующем романе «Накануне», опубликованном в 1860 году, тургеневская девушка «исправляется», под именем Елены автор отправляет ее не в монастырь, а в бой. Она влюбляется в болгарина, который участвует в борьбе за освобождение своей родины от мусульманского ига. Елена в романе жертвует собой ради этой борьбы за высокие идеалы свободы. Это был его первый социальный роман.

Иногда он забывал, что должен изображать «тенденции». И тогда он писал свободно, оставаясь самим собой, певцом чувств, страсти, тоски, нежности. Сразу после «Накануне» из-под пера Тургенева выходит, пожалуй, лучшая его повесть, «Первая любовь» с ее гениальной концовкой, вырвавшейся из своей эпохи в прозу будущего.

Его тянуло писать о том, что вне времени, а его призывали писать о сегодняшнем, преходящем. Он был несравненным мастером в изображении мимолетных движений души, чутким психологом, его лучшие страницы — всегда гимн жизни со всеми ее светлыми и трагическими сторонами. Свой магический талант он должен был тратить для описания минутных тенденций быстро меняющегося современного общества. Вместо того, чтобы воспевать то, что казалось ему важным — красоту Божьего мира в природе и в человеке, он сочинял вымученные элоквенции либералов и демократов, терявшие свою актуальность уже к моменту опубликования. Его призывали искать и изображать дух времени, отображать реальность, и он послушно, но бестолково гонялся с сачком за реальностью, забыв, что писатель сам создает непреходящую реальность, что написанное им и останется духом его времени.

Теперь критика набросилась на писателя с обвинениями, что в «Накануне» он изобразил иностранца, патриота своей родины, а не русского человека, готового к борьбе за освобождение своего народа. Тургенев стал работать над образом «нигилиста». У него получился Базаров.

Писателю казалось, что ему удалось ухватить искомый «дух времени». Базаров — представитель молодого поколения, пришедшего на смену поколению самого Тургенева. Воинствующий материалист, он отрицает и религию, и все основы привычного человеческого общежития. Его вера — лягушки, которых он с радостью режет без всякой нужды, для удовлетворения собственного любопытства. Религия Базарова — наука, не знающая ни этического, ни эстетического, ни стыда, ни жалости. Не очень понимая, что делать с этим вышедшим из-под пера неуклюжим Големом, Тургенев пропускает его через любовное испытание, которое герой, конечно, с успехом преодолевает, убегая от пышнотелой красавицы Одинцовой, затем автор подгоняет хромающее действие дуэлью и, наконец, убивает персонажа, заразив его трупным ядом, который попадает Базарову в ранку при вскрытии умершего от тифа.

Тургенев был ошеломлен, когда вместо ожидаемых восторгов после выхода романа на него обрушилась критика из «передового» лагеря. Ведь писателю льстило, что «прогрессивная молодежь» считала его своим, а теперь автора обвинили в том, что он создал не портрет «нового человека», а карикатуру. Тургенев был уверен, что написал свой лучший роман, а о нем заговорили, что он исписался. Для молодых страстных борцов с царским режимом Тургенев был уже человеком прошлого.

Писатель старался, но не смог скрыть своего отношения к Базарову. Автор не только не любил своего героя, но вел с ним ожесточенную борьбу на страницах романа. Нигилист отрицал то, что было для Тургенева свято — искусство. Прекрасное было его врагом. Базаров не подпускал к себе искусство, боялся этой близости, потому что чувствовал, что враг этот сильнее его, что с этой силой ему было не справиться. В борьбе со своим персонажем Тургенев отстаивал себя, свой идеал, всю свою жизнь. Страх нигилиста перед прекрасным, перед искусством казался писателю его тайной победой. Но настоящей его победой в этом романе были только изображение природы и великолепный финал, в котором он описывает боль старых родителей на могиле сына.

Тургенев был глубоко задет реакцией на «Отцов и детей». Из кумира он попал в изгои. Он обиделся на передовых критиков, как ему кажется, предавших его, и порвал с «Современником», журналом, в котором он привык публиковать свои произведения и который пренебрежительно отзывался теперь о Тургеневе как о писателе прошлого, не успевающего отвечать на вызов времени.

С обидой в сердце писатель снова бежал из России. Полина в очередной раз приняла его и уже не отпускала. Виардо больше не пела, голос ушел, теперь они жили на деньги Тургенева. «Судьба не послала мне собственного моего семейства, и я прикрепился, вошел в состав чужой семьи, и случайно выпало, что это семья французская». Ему хотелось, чтобы это была его семья. Каждая из дочерей Виардо получила от него по сто тысяч франков приданого.

Издатели и читатели ждали от него новых романов, и он опять снова и снова проявлял малодушие, идя на поводу у «социальных запросов», стараясь догнать ускользающее время. И «Дым», вышедший в 1867 году, и «Новь», опубликованная в 1877, провалились и у критики, и у читающей публики. Он все не мог смириться с тем, что отстал окончательно, и опять принимался, предавая свой дар, упихивать в романы актуальное «идейное содержание». Ставить вопросы современности — быть вечно вчерашним. Время проходит, новые тенденции истлевают, превращаются в перегной для новейших.

Иногда он приезжал ненадолго в Россию, но ему там было неуютно. Неприятно было встречаться и с критиками, ругавшими его новые романы, и с писателями, завидовавшими его гонорарам. Достоевский зло изобразил Тургенева в виде карикатурного Кармазинова в «Бесах». Толстой презирал в нем барство и хотел убить на дуэли. В Европе его никто не собирался обижать, наоборот, перед ним благоговели как перед живым классиком, он сблизился с Гюставом Флобером, Эмилем Золя, Альфонсом Доде. Писатели встречались каждую неделю в ресторане и говорили о литературе. Тургенев достиг всего, о чем мечтал в юности, но счастлив свой судьбой он не был и жаловался в письмах, что доживает жизнь «на краю чужого гнезда». Его все равно тянуло назад. «Я люблю и ненавижу Россию, свою странную, милую, скверную, дорогую родину».

Пришли болезни и старость. Парижская знаменитость, врач Шарко, поставил писателю диагноз — грудная жаба. На самом деле это был рак костей позвоночника. Последние месяцы он неимоверно страдал, не мог ни ходить, ни даже просто стоять, засыпал только с морфием. Ему сделали ненужную операцию, вскрыв брюшную полость, что только усилило мучения и приблизило неизбежное.

Предчувствуя кончину, Тургенев надиктовал рассказ о юноше, который боялся умереть. «Я помню, что схватил за руку матроса и обещал ему десять тысяч рублей от имени матушки, если ему удастся спасти меня». «Пожар на море» был его последним текстом. Теперь он уже все написал и ждал смерти как освобождения от мучений. Рак разъедал позвоночник. Тургенев испытывал такие страшные, невыносимые боли, что хотел скорее умереть и просил дать ему яд или револьвер.

Всю жизнь презиравший свою слабость, он стал сильным, победив страх смерти. Он больше не боялся главного жизненного испытания, а ждал его. Тургенев отказался причащаться. Он не верил ни в воскрешение Христа, ни в свое собственное. Писатель знал, что его тело сгниет, а красоте не нужно бесконечно жить, чтобы быть вечной, — ей довольно одного мгновенья.