Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина)

Комментарий к нам, праву и Западу

В моей статье «Мы, право и Запад» на сайте я кратко уже прокомментировал то постановление Мещанского райсуда г. Москвы от 16.10.2001 г. Здесь постараюсь в сжатом виде дополнить некоторыми моментами. Более детальный анализ всей этой истории будет дан в последующих моих статьях.

В июле 2000 г. я отсидел 15 суток административного ареста без предъявления в установленном порядке (в т.ч. и судьей) конкретных фактов моих правонарушений и все это время держал голодовку. Кстати сказать, в то время, когда я голодал, из печати вышел журнал «Континент» N 104 (апрель – июнь 2000 г.) с моей статьей «Еще раз о наших реалиях (Записки сумасшедшего)». При простой голодовке принудительное кормление обязаны начинать после 5-и суток, при «сухой» – после 3-х суток, при запахе ацетона из рта – в любом случае сразу, немедленно. И меня должны были начать принудительно кормить после 5-и суток голодовки – т.е. принять медицинские меры. Но все 15 суток таких мер принято не было – иначе из-за одного только такого кормления мог бы быть большой шум. А у ментов – большие неприятности из-за одного только административного дела, пусть даже и грубо сфальсифицированного.

Я направлял в прокуратуры заявления о преступлениях ментов, а их копии – ментовским начальникам. В отношении судьи Ногинского суда Буяновой по факту вынесения заведомо неправосудного постановления по моему административному делу заявление о преступлении в Генпрокуратуру РФ тоже было, но это разговор отдельный. ГУВД Московской области признало действия ментов, подпадающие под признаки ст. ст. 285, 286 ч. 3 УК РФ, правомерными.

По этому факту я потребовал от Мособлпрокуратуры возбудить уголовное дело по признакам ст. 285 УК РФ («Злоупотребление должностными полномочиями») в отношении руководства областного ГУВД. А поскольку признание правомерными таких должностных преступлений, включая тяжкие, вызывает серьезные сомнения во вменяемости начальников ГУВД, то я также потребовал в соответствии со ст. 79 УПК РСФСР провести судебно-психиатрическую экспертизу для разрешения вопроса об их вменяемости (это обязательное требование официально действующего законодательства РФ). В ответ из Мособлпрокуратуры я даже глупой отписки не получил и обжаловал ее грубые нарушения Уголовно–процессуального кодекса РСФСР в суд в полном соответствии с гарантиями прав на судебную защиту, установленными ст. 46 Конституции РФ. Сканированная копия постановления Мещанского райсуда на моем сайте размещена. На суде я не был еще и потому, что пусть они как-нибудь сами без меня решают те свои проблемы, которые я им и создал из-за их беззаконий.

В этом судебном постановлении одних только заведомо явных и грубых нарушений Конституции – целый «букет», что по официальным законам вызывает очень серьезные сомнения во вменяемости судьи Зятевой. Так, заключения о прекращении переписки в то время никакими законами не были предусмотрены, а устанавливались только ведомственными подзаконными актами, утвержденными приказами Генпрокурора РФ. Ст. 33 Конституции РФ гарантирует гражданам право на обращение в госорганы. А что толку от такого права, если после прекращения переписки госорганы в ответ на обращения граждан даже глупые отписки им не направляют. Согласно ст. 55 Конституции права человека (в т.ч. и право на обращение) могут быть ограничены только федеральными законами и только в той мере, «в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Приказы Генпрокурора федеральными законами не являются. Приравненный к таким законам и действовавший до 01.07.2002 г. УПК РСФСР никаких прекращений переписки не предусматривал, как не предусматривает их и действующий УПК РФ. Тем самым приказ Генпрокурора противоречит закону и Конституции.

Пленум Верховного Суда РФ в пункте 7 постановления от 31.10.95 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия» разъяснил:

«Если при рассмотрении конкретного дела суд установит, что подлежащий применению акт государственного или иного органа не соответствует закону, он в силу ч. 2 ст. 120 Конституции Российской Федерации обязан принять решение в соответствии с законом, регулирующим данные правоотношения.

Оценке с точки зрения соответствия закону подлежат нормативные акты любого государственного или иного органа (нормативные указы Президента Российской Федерации, постановления палат Федерального Собрания Российской Федерации, постановления и распоряжения Правительства Российской Федерации, акты органов местного самоуправления, приказы и инструкции министерств и ведомств, руководителей учреждений, предприятий, организаций и т. д.)».

Если даже указы Президента подлежат оценке на предмет соответствия закону, то уж приказы Генпрокурора тем более. Но суд не только этого не сделал, но даже не назвал в своем постановлении акт Генпрокурора, на основании которого со мной прекращена переписка, и который суд положил в основу своего постановления. Т.е. вопрос о законности прекращения со мной переписки суд не только не исследовал, но и вообще не обратил на него никакого внимания. При этом суд был обязан в соответствии со ст. 120 ч. 2 Конституции применить закон (т.е. УПК РСФСР), а не какой-то противоречащий закону подзаконный акт Генпрокурора, на который суд в своем постановлении даже сослаться постеснялся, и признать действия Мособлпрокуратуры незаконными.

Суд был обязан применить закон, но в грубое нарушение ст. 4 Конституции РФ, согласно которой Конституция и федеральные законы имеют верховенство, не применил УПК РСФСР. Особо подчеркну, что ст. 4 находится в главе 1 Конституции. А ст. 16 Конституции устанавливает, что положения этой главы составляют основы конституционного строя РФ, и никакие другие положения Конституции не могут им противоречить. Т.е. Конституция в стране имеет высшую юридическую силу и прямое действие (ст. 15), а в самой Конституции положения ее главы 1 имеют высшую юридическую силу над всеми другими ее конституционными положениями. Но суду все эти основы конституционного строя – «по барабану». И это лишь минимум того, что суд нарушил одним своим постановлением. Я уже не говорю о конституционно значимых целях, типа обороны, безопасности государства и прочих, с которыми ну уж никак официально не согласуется фактический запрет гражданам (т.е. прекращение с ними переписки) добиваться юридических гарантий своих прав от преступных посягательств на них должностных лиц государства.

И все это еще кроме моей «вялотекущей шизофрении». А также того, что суд в грубое нарушение ст. 123 ч. 3 Конституции РФ, устанавливающей осуществление судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон, полностью проигнорировал как доводы моей жалобы о нарушениях Мособлпрокуратурой УПК РСФСР, так и заявленное в жалобе ходатайство об истребовании материалов проверки моего заявления о преступлении, что было необходимо для подтверждения фактов нарушений облпрокуратурой уголовно-процессуального закона.

Пленум Верховного Суда РФ в пункте 10 уже знакомого нам постановления от 31.10.95 г. разъяснил: «В силу конституционного положения об осуществлении судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ст. 123 ч. 3 Конституции Российской Федерации) суд по каждому делу обеспечивает равенство прав участников судебного разбирательства по представлению и исследованию доказательств и заявлению ходатайств». Не надо особо объяснять, что если ходатайства об истребовании доказательств суд даже не рассматривает по существу – полностью их игнорирует, то ни о каких состязательности и равноправии и речи быть не может. Любой судебный акт, вынесенный с грубым нарушением самой конституционной основы судопроизводства, не может быть правосудным в принципе. Похоже, суд специально ставил своей целью нарушить в этом деле все, что только можно.

Судья не могла не понимать всех своих грубых нарушений (для этого надо быть клиническим идиотом), что свидетельствует о наличии у нее прямого умысла на вынесение заведомо неправосудного постановления (ст. 305 УК РФ) и на игнорирование моего ходатайства (ст. 285 ч. 2 УК РФ). Такие грубейшие нарушения закона, основ конституционного строя РФ, конституционных гарантий прав граждан и конституционных основ судопроизводства, с официальной точки зрения вызывающие серьезные сомнения во вменяемости судей, возможны только при полной уверенности судей (и всех прочих начальников) в безнаказанности за любой беспредел. А это, в свою очередь, неопровержимо доказывает, что вся нынешняя система власти основана на полном правовом беспределе, о чем я уже писал на своем сайте.

В эпоху Путина даже подконтрольные властям СМИ начали высказывать озабоченность проблемой воцерковления. Что у нас подавляющее большинство населения верит в Бога, но с Московской Патриархией себя не ассоциирует. Глубинную первопричину такой проблемы власти СМИ не объясняют, хотя понять ее очень легко с правовых позиций. Если власть в этом государстве основана на полном правовом беспределе против народа, а РПЦ все у нас даже на уровне простой житейской психологии считают подразделением власти (как в СССР профсоюзы были подразделением КПСС), то ассоциировать себя со всем этим среди искренне верующих желающих найдется не много.

Здесь в принципе действует та же логика, что и в приведенной в статье «Мы, право и Запад» ситуации, когда подавляющее большинство населения России поддерживает идеи демократии, но с нашими демократами себя не ассоциирует из-за прикрытия ими всеобщего и полного беспредела власти, который они выдают за победу демократии, пик чего приходился на 90-е годы. А если сейчас некоторые из демократов и говорят об отсутствии у нас демократии, то это только потому, что после Ельцина их отодвинули от властных «кормушек», и внутри страны они стали маргиналами, имеющими общественно-политический вес только там, тогда и постольку, где, когда и поскольку это нужно Кремлю. Как в истории с партией «Правое дело» и Михаилом Прохоровым.

Следует остановиться подробнее на сомнениях во вменяемости. Особо подчеркну, что после августа 91-го это государство объявило само себя не только нормальным (т.е. основанном на своих собственных официально действующих законах), но и полностью демократическим. И таковым на Западе было общепризнано. И с официальной точки зрения такие дикие и вопиющие беззакония его должностных лиц, совершенные при исполнении ими от имени этого государства своих служебных обязанностей, вызывают очень серьезные сомнения в их вменяемости. В нормальном государстве такого быть не может. В нормальном государстве нормальный человек в должности судьи не будет при осуществлении правосудия так явно и грубо нарушать официальные законы этого государства.

И в этом государстве по его собственным официально действующим законам в отношении них обязаны возбудить уголовное дело и провести судебно-психиатрическую экспертизу, которая должна объяснить все эти дикие и взаимоисключающие противоречия между официально действующими законами и реальной правоприменительной практикой госчиновников. И потом либо пусть психиатры в своем заключении и суд в решении признают их невменяемыми. Либо напишут там, что поскольку государственная власть у нас основана на полном правовом беспределе (т.е. преступна даже по своим собственным законам), то такие их действия вполне нормальны. И эта схема относится ко всем случаям, где госчиновники творят подобные беззакония.

Некоторые выражают сомнения в правильности моих слов о грандиозной лживости наших демократов, равной которой во всей человеческой истории еще не было. А во всей истории нашей цивилизации еще когда-нибудь было, что кто-то всем «запудрил мозги» так, чтобы сумасшедшее государство, основанное на полном правовом беспределе против своих граждан, признали полностью демократическим, приняв его в полноправные члены Совета Европы?!

Членство в Совете Европы для этого государства в принципе имеет то же значение, какое для СССР имело Хельсинское соглашение по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года. Тогда ведущие демократические государства Запада признали неделимость границ послевоенной Европы (т.е. узаконили советскую оккупацию Восточной Европы) взамен на советские обязательства в области прав человека, выполнять которые Кремль явно не собирался. Кроме того, подписавшие Хельсинский акт эти западные государства официально юридически признали, что коммунистический Кремль является в таких областях (в т.ч. и в правозащитной!) надежным партнером и сотрудником, с которым можно иметь дело. А это резко ухудшило положение диссидентов-политзеков, сидящих в СССР по тюрьмам, лагерям и психушкам. И свидетельств об этом в сам- и тамиздате, а также в их воспоминаниях имеется предостаточно.

Хороший имидж этой власти на международной арене, надежно скрывающий ее суть, всегда сопровождается усилением беззаконий начальников внутри страны. И тогда были акции протеста против такой подлой, соглашательской политики Запада, основанной на советской лжи и беззаконии. Владимир Буковский в своей книге «Московский процесс» (М.: МИК, 1996 г., Часть 2, гл. 4 Измена/4. «Тайная дипломатия») рассказывает: «Наконец к десятой годовщине его подписания мы – большая группа диссидентов – обратились с призывом прекратить это издевательство над здравым смыслом и денонсировать «соглашение», превратившееся просто в фарс».

Точно также, приняв нынешнее государство в свои полноправные члены, Совет Европы признал это государство полностью демократическим. Если бы там хотя бы немного понимали наши нынешние реалии эпохи демократии, то не то что заявление, а даже намеки Кремля на членство в СЕ страны Европы воспринимали бы как оскорбление. Европейский Суд по правам человека иногда немного смягчает те дикие беззакония, которые власть у нас позволяет из-за членства в СЕ. Но для подавляющего большинства граждан РФ выгода от вступления в Совет Европы очень сомнительна. Сейчас демократический Запад терпит такое государство в свои рядах, и никто особо у нас не возмущается этим.

Вновь вспоминается самодельный плакатик: «Уважайте вашу Конституцию!», – с которого началось движение диссидентов. Когда 5 декабря 1965 года в Москве на Пушкинской площади несколько человек явочным порядком – то есть невзирая на запрет власти – потребовали от сверхмощной советской ракетно-ядерной державы, державшей в страхе весь мир, чтобы она соблюдала собственные законы, гарантирующие права граждан. Демократия у нас лет двадцать назад «победила» полностью и окончательно, часть диссидентов признала эту власть законной и демократической (а уж крах советской власти общепризнан), Конституция сейчас другая – супердемократическая. Но положение с конституционными гарантиями прав и свобод граждан на практике у нас сейчас таково, что по сравнению с ним все брежневские беззакония выглядят невинными детскими шалостями.

По поводу вялотекущей шизофрении, бывшей в СССР основой карательной психиатрии. Обвинения в ее использовании в те времена вызывали острую головную боль у Политбюро ЦК КПСС, от чего они всеми силами шарахались, как черт от ладана. О чем Владимир Буковский с документальными доказательствами очень хорошо поведал в своей книге «Московский процесс» (раздел: «Психиатрический ГУЛАГ»). Более полная его документация по психиатрии размещена на сайте: http://bukovsky-archives.net/ (сейчас в web.archive – https://web.archive.org/web/20220309054906/http://bukovsky-archives.net/).

Бывший первый заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Бобков Ф.Д. в своих мемуарах «КГБ и власть» (М.: «Ветеран МП», 1995 г., С. 253) про использование психиатрии и заключения судебных психиатров пишет: «КГБ не вмешивался в эти медицинские заключения, и я никогда не считал их тенденциозными». С виду, вроде бы, все здесь у ГБ не так плохо. Но стоит только копнуть поглубже, как картина резко меняется. Следствие по ст. 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) вели следователи ГБ (под контролем партии и руководства соответствующего подразделения ГБ). Оставим здесь без обсуждения вопрос о самой ст. 70 УК РСФСР с ее так называемой «гуттаперчевой диспозицией», под которую при желании можно подвести что угодно и кого угодно. Но ст. 80 УПК РСФСР устанавливала, что заключения экспертиз не являются обязательными для органа дознания, следователя, прокурора и суда, только несогласие с заключением должно быть мотивировано.

Ст. 20 УПК РСФСР обязывала следователя (вместе с прокурором, судом и др.) принимать все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела. Согласно ст. ст. 70, 71 УПК РСФСР все собранные по делу доказательства подлежат тщательной проверке и оценке в их совокупности; никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. И если Бобков утверждает, что он и следаки в грубейшее нарушение закона верили заключениям психиатров на слово, ничего не проверяя и не оценивая, то он обвиняет их и себя в должностных преступлениях, предусмотренных ст. 170 УК РСФСР (злоупотребление властью).

И если сам Бобков, входивший в высшее руководство КГБ СССР и в свое время возглавлявший занимавшееся диссидентами 5-е Управление, делает вид, будто всего этого не понимает, то он «косит на психа» – прикидывается невменяемым, чтобы хоть как-то избежать обвинений в использовании карательной психиатрии в давно прошедшие коммунистические времена.

Интересно получается. Бывший при коммунистах первый зам. шефа ГБ уверяет всех в своих должностных преступлениях и «косит на психа» только ради того, чтобы откреститься от карательной психиатрии во времена СССР. Сейчас, в эпоху демократии, суд, как само собой разумеющееся, в своем постановлении, вынесенном от имени государства, обосновал свои выводы ссылкой на мою вялотекущую шизофрению, с которой я числюсь в дурдоме на учете с коммунистических времен. Жив буду, подробная история об этом на моем сайте будет. Здесь только добавлю, что мое заявление о преступлении по факту вынесения того заведомо неправосудного постановления в прокуратуру было. И прокуратура, к чьей подследственности тогда относились подобные уголовные дела, признала это постановление правосудным. Это ли не доказательство невменяемости суда и всего этого государства.

Август 2011 г.

Продолжение истории с моим «вялотекущим» диагнозом далее под заголовком «Сумасшедшие записки».