Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина)

Перед тем как разместить эту статью в Интернете задумался я над своей непутевой жизнью. Когда-то в те еще времена начал я заниматься деятельностью, которая тогда официально считалась «антисоветчиной», «идеологическими диверсиями» и т.п. Хотя, конечно, по сравнению с Владимиром Буковским, я – мелкий хулиган. И к нынешней «демократии» и «правозащите» я, слава Богу, никогда не имел никакого отношения (к красно-коричневым – тоже никакого). Ко всем вопросам я всегда подходил прежде всего с чисто правовых позиций.

В ряде своих публикаций уже после августа 91-го в журнале «Континент» я писал, что возникшая у нас в 17-м году система власти, несмотря на грандиозные внешние изменения, по своей сути остается все той же – советской, большевистской – основанной на лжи и беззаконии. Только после «победы демократии» в августе 91-го у нас в реальной жизни воцарился полный правовой беспредел власти и соответствующее ему насквозь лживое общественно-политическое прикрытие – когда этот беспредел против народа разные элиты выдают за торжество демократии, пик чего приходился на 90-е годы. И многие у нас вольно или невольно вынуждены играть по правилам этой власти.

Еще в начале эпохи Путина в продолжение своих публикаций написал я для «Континента» статью, но опубликована она так и не была, поскольку тот журнал резко изменил свою редакционную политику, и в приемлемом для меня виде им статья уже не подходила (и в другие СМИ – тоже), а в приемлемом для них виде для меня вообще была недопустима. Подумал еще раз и решил занести эту статью в Интернет для всеобщего сведения – решил по старой привычке и дальше заниматься идеологическими диверсиями. Правда не знаю, сколько власть такие мои диверсии в Интернете будет терпеть, но попытаться стоит. Как говаривал Лаврентий Палыч, попытка – не пытка. К тому же без этого дальнейшие мои записи будут не совсем понятны.

Сейчас я к этой статье написал постскриптум.

Декабрь 2010 г.

Мы, право и Запад

Нам никуда не деться от вопроса о понимании Западом российских реалий. Характерен все тот же старый советский миф о несовершенстве наших законов, как о первопричине всеобщего произвола и беззакония власти. В горбачевские времена этот миф служил теоретическим правовым фундаментом перестройки и демократизации: мы-де такие же, как все, только законы у нас плохие – вот примем новые хорошие законы, тогда будет у нас и демократия, и права человека будут соблюдаться как во всех демократических странах. Конечно, не следует считать наши законы верхом совершенства, но если бы они государством соблюдались, то это вполне защищало бы граждан от подавляющего большинства случаев чиновного произвола. И какой смысл усовершенствованием законодательства добиваться правовых гарантий, если свои собственные официально действующие законы власть у нас соблюдает только тогда, когда ей это выгодно. А наше общество при наличии у нас прежнего по сути советского режима настолько безвольно, что не в силах заставить эту власть соблюдать даже те права граждан, которые официально гарантированы ее же законами.

Права человека на практике могут быть юридически гарантированы только принципом неотвратимости ответственности, в том числе и уголовной – за уголовно наказуемые нарушения прав и свобод. Нравится это кому или нет. Принципиальное отличие нас от других стран в том, что за всем известными должностными преступлениями чиновников против граждан уголовной ответственности обычно не следует. Если случаи уголовного наказания должностных лиц и есть, то они настолько редки, что такие исключения только еще больше подчеркивают общее правило о безнаказанности начальства. Если нет уголовной ответственности чиновников даже за преступные нарушения установленных Конституцией прав гражданина, то никаких юридических гарантий нет и быть не может – у нас они существуют только на бумаге. То есть конституционно гарантированные права и свободы человека и гражданина на практике стоят не больше бумаги, на которой написана супердемократическая Конституция Российской Федерации. Кстати сказать, при бездействии принципа неотвратимости все разговоры о «диктатуре Закона» так и остаются пустыми разговорами – типа лозунгов о строительстве коммунизма.

После провала августовского «путча» 91-го Россия объявила сама себя страной демократической и таковой на Западе была общепризнана как нормальное демократическое государство. Включая самое полное и высшее юридическое оформление такого признания, как членство России в Совете Европы – организации, главным условием членства в которой является соответствие общепринятым в мире демократическим стандартам. И самое главное условие – соблюдение прав человека. Тут есть одна тонкость, на которую не все обращают внимание (или не любят обращать). Уместно напомнить, что Евросовет – не военно-политический блок, типа НАТО, и не международное экономическое сообщество, типа «Общего рынка». Основная область деятельности Совета Европы – демократическое устройство государств, и именно только по критерию соответствия демократическим стандартам, в первую очередь – по соблюдению прав человека, определяется допуск государств в его членство.

Членство в Евросовете – это как выданная государству справка с печатью, юридически подтверждающая, что данное государство является демократическим в полном объеме, то есть полностью соответствует общепринятым основным европейским и мировым стандартам правового демократического государства. Можно привести великое множество аргументов и контраргументов, наговорить что угодно, но, приняв в члены СЕ, европейские демократические государства официально юридически признали Россию себе подобной в полном объеме. Или совсем наоборот – себя полностью приравняли к России по всем основным правовым критериям. Отсутствие каких-либо юридических гарантий прав человека в государстве российском делает его членство в Совете Европы трагикомичным. По правовому критерию – по соблюдению государством своих собственных законов – гораздо больше оснований для членства там имеет Югославия времен правления Слободана Милошевича. Другие государства и международные организации, признающие Россию страной демократической, в том числе и Совет Европы, не очень интересует вопрос о неотвратимости уголовной ответственности чиновников даже за тяжкие должностные преступления – не интересно им, есть ли в России юридические гарантии прав человека или нет. Наша демократическая пресса тоже обычно эту тему лихо обходит стороной. Даже вопрос такой: почему нет ответственности? – почти никогда не ставится. Иначе от всей нашей демократической мифологии не останется камня на камне.

Следует отметить, что когда Совет Европы называют правозащитной организацией, это не совсем правильно. Принципиальная разница между Евросоветом и, к примеру, «Amnesty International» в том, что Совет – не просто организация международная, но и межгосударственная. Он является суверенным субъектом международного права, наделенным властными полномочиями, юридически обязательными для всех государств – его членов. В частности, решения Европейского Суда по правам человека имеют высшую юридическую силу и обязательны для всех стран, ратифицировавших европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Главное отличие общественных организаций – от государственных и межгосударственных – заключается в том, что все их действия и решения сами по себе никакой властной юридической силы непосредственно не имеют и реализуются опосредствованно через общественное мнение, в том числе и мировое. Или, опять же, через государственные и межгосударственные органы.

Еще в перестроечные времена многие начали усиленно забывать, а теперь уже окончательно забыли, что диссидентское движение у нас началось с того, что нашлись люди, которые явочным порядком – открыто и категорично – потребовали от сверхмощного советского государства, чтобы оно соблюдало свои собственные законы. У такого вроде бы чисто субъективного массового беспамятства есть очень серьезные объективные причины. Право – безошибочный индикатор, и ответ на вопрос о правоприменительной деятельности государства – как оно соблюдает свои законы, гарантирующие права граждан, – дает неоспоримый ответ на все вопросы о демократизации. Если вся наша пишущая и публично выступающая демократическая элита вдруг всерьез вспомнит о соблюдении государством его собственных законов и законных прав граждан, то им придется признать, что либо у нас создана демократия без прав человека, либо вся демократизация и все их громогласные и безапелляционные заверения о ней являются обыкновенным враньем, предназначенным исключительно для одурачивания Запада. У нас такой «дерьмократизацией» мало кого обманешь.

Право само все вскрывает – попробуйте убедить кого-либо, что возможна демократия без юридических гарантий прав человека, что у нас демократия есть, а прав человека – нет. Не говорю о глубоком квалифицированном анализе, но стоит только подойти к самому поверхностному исследованию с правовыми методами, как сразу вся демократическая мифология рухнет словно карточный домик. Можно наговорить массу всякой чепухи, можно выдвинуть сколько угодно самых умных теорий демократии в России, но... Если власть не хочет и не может соблюдать свои собственные законы, гарантирующие права и свободы граждан, а общество не способно заставить власть их соблюдать, то и вся чепуха, и очень умные теории все вместе не стоят и выеденного яйца. Они пригодны только как памятник разновидностям человеческих заблуждений. Умышленное шараханье от истины – всегда верный признак нечистоплотности помыслов. Истина еще никому не повредила. С этим не согласны только те, у кого понятие о поиске истины не идет дальше шпионажа. Шпионаж – дело нужное и полезное, но цели и методы разведдеятельности имеют слишком специфичный характер, несколько отличный от понимания поиска истины в общепринятом научном смысле. Кстати сказать, и специалисты по разведке тоже придают громадное значение сравнительному анализу при проверке истинности информации, полученной из разных независимых источников.

Демократические права и свободы в реальности могут быть гарантированы только правом – законами, при условии их неукоснительного соблюдения государством – в условиях правового режима законности. В правовых науках это именуется юридической обязательностью правовых норм, когда власть, хочет она того или нет, все равно вынуждена выполнять собственные законы и установленные ими права и свободы граждан. Юридическая обязательность законов на практике, опять же, может быть гарантирована только принципом неотвратимости ответственности, когда за каждым известным наказуемым нарушением законов необходимо должна следовать ответственность. В том числе и, в предусмотренных законом случаях, – уголовная. А где у нас ответственность чиновников за всем известные должностные преступления?! Все юридические гарантии права через неотвратимость ответственности многим кажутся очень несовершенными, но ничего лучшего человечество пока не придумало. Без неотвратимости ответственности все законы, имеющие высшую юридическую силу и императивный характер действия, превращаются в обыкновенные благие пожелания, ни для кого на практике не обязательные.

В застойные времена некоторые требования граждан о соблюдении официально действующих законов расценивались как проявления вялотекущей шизофрении или как особо опасные государственные преступления. Здесь стоит напомнить читателю, что когда-то советские психиатры заявили Владимиру Буковскому, что если он требует соблюдения советских законов и не понимает, что они существует не для того, чтобы соблюдаться, то он – сумасшедший, а если понимает это, но все равно требует, то он – особо опасный государственный преступник. Для власти, основанной на беззаконии, неуклонное соблюдение собственных законов губительно. Принцип неотвратимости ответственности – это тот самый правовой принцип, который делает право правом – не на бумаге, а в реальности. При неукоснительном соблюдении государством этого принципа невозможно положение, когда официально действующие законы существуют не для того, чтобы соблюдаться. Запад признал Россию демократическим государством из-за наличия многочисленных внешних супердемократических атрибутов и не уделяет особого внимания тому, что существует под прикрытием таких атрибутов. Это все равно, что судить о положении дел с правами человека по советским законам, которые существуют для чего угодно, но только не для того, чтобы соблюдаться.

В своих статьях и комментариях я уже приводил этот пример, приведу еще раз, поскольку он дается в разных аспектах. Следуя давним диссидентским традициям, автор этих строк с Кириллом Подрабинеком в 95-м году решили поставить эксперимент над демократическим российским правосудием. Потребовали от Генеральной прокуратуры РФ возбудить уголовное дело по фактам отдания Президентом РФ Ельциным Б.Н. приказа Вооруженным Силам РФ на ведение военных действий в Чечне и неприятия мер к защите мирного населения (см. «Континент» N 94, октябрь – декабрь 1997 г.). Прокуратура возбуждать дело не хотела, мы пытались в полном соответствии с конституционными гарантиями обжаловать ее действия в суд, который нашу жалобу даже рассматривать отказался. Потребовали от Генпрокурора Скуратова Ю.И. возбудить уголовное дело в отношении судей, реакции – никакой. Тогда потребовали от Скуратова возбудить уголовное дело против него самого – ответа на заявление ждем до сих пор.

Ст.46 Конституции РФ гарантирует гражданам право на правосудие и на обжалование в суд любых действий всех должностных лиц, без каких-либо изъятий. Опять же, мы пытались реализовать «право на право» – гарантированные Конституцией РФ процессуальные права на правосудие и на судебное обжалование. Может кто из наших демократов и западных специалистов разумно мне объяснить, почему Юрий Скуратов потом вылетел из кресла Генпрокурора РФ за «постельные» похождения с девочками человека, очень на него похожего. Хотя должен был задолго до этого оказаться на скамье подсудимых за то, что не возбудил уголовное дело в отношении судей, преступно нарушивших наши конституционные права на правосудие. А те судьи-преступники до сих пор на своих постах или пошли на повышение.

Интересно сравнить методы беззаконий коммунистического и демократического правосудия. В те времена суды незаконно оставляли подобные заявления без движения, опасаясь выносить определения об отказе в их принятии, поскольку такие определения подлежат обжалованию в кассационном порядке. Разумеется, коммунистические власти кассационное заседание Мосгорсуда по жалобе на явно неправосудное определение допустить никак не могли бы. Это было бы слишком нетерпимой для них демонстрацией фальшивости своего правосудия. По нашей с Кириллом жалобе на действия Генпрокуратуры РФ районный суд без всяких колебаний вынес такое явно антиконституционное определение, а Мосгорсуд в открытом кассационном заседании без тени сомнений придал ему законную силу.

Подчеркну, что все вступившие в законную силу судебные акты имеют высшую юридическую силу. Своим кассационным определением Мосгорсуд от имени государства юридически подтвердил, что конституционные гарантии прав и свобод у нас стоят не больше бумаги, на которой написана супердемократическая Конституция РФ. И находятся же еще люди, сомневающиеся, когда я им говорю, что коммунистическая власть относилась к собственным законам гораздо более приличнее, чем нынешняя демократическая. Все мои выводы неоспоримо следуют из официальных судебных документов. В опровержение можно наговорить всякого, но все контраргументы разбиваются об имеющие высшую юридическую силу акты судов, вынесенные от имени государства.

Когда-то в 86-м году автору этих строк в Центральной Московской областной клинической психиатрической больнице поставили диагноз за, как объяснили мне психиатры, «написание антисоветского фельетона», никаких иных признаков моего сумасшествия обнаружить не удалось. Сразу после выхода «Континента» N 93 с моей статьей о наших реалиях в октябре 97-го меня вновь поставили на учет в психушке (см. «Континент» N 104). Кстати сказать, к психиатру я не хожу. А поскольку я стою на учете в дурдоме, да еще иногда пишу заявления в суды и прокуратуры с требованием привлечения должностных лиц правоохранительных органов к уголовной ответственности за должностные преступления и преступления против правосудия – эта власть меня не оставляет в покое за мою деятельность, и оснований для таких обращений у меня хватает с избытком – то 8 февраля 2001 года прокуратура Московской области вынесла заключение о прекращении всякой переписки со мной, как с человеком, страдающим «вялотекущей шизофренией с параноидным синдромом». Что меня в моих действиях нисколько не остановило.

Интересно, что обо всем этом я узнал из постановления Мещанского районного суда г. Москвы от 16 октября 2001 г., которым мне отказано в удовлетворении жалобы на нарушения закона прокуратурой Московской области при рассмотрении моего заявления о преступлении, в котором ставился вопрос о возбуждении уголовного дела по признакам ст. 285 УК РФ («Злоупотребление должностными полномочиями») в отношении руководства областного ГУВД и проведении по делу судебно-психиатрической экспертизы для определения их вменяемости по факту признания ими правомерными действий сотрудников Ногинского УВД по избиениям меня, фальсификации дела об административном правонарушении («Мелкое хулиганство») и неприятия медицинских мер во время моей пятнадцатисуточной голодовки в Ногинском ИВС.

Здесь стоит процитировать постановление суда: «Из сообщения Ногинской психиатрической больницы усматривается, что Годлевский состоит на учете у психиатра с 1986 года с диагнозом вялотекущая шизофрения с параноидным синдромом и что он длительное время занимается иверулентной деятельностью, пишет жалобы в различные инстанции. При таких обстоятельствах суд не усматривает каких-либо признаков неправомерности действий прокурора Московской области, а потому суд приходит к выводу о том, что жалоба Годлевского подлежит отклонению».

Вот так-то! В коммунистические времена мне поставили «вялотекущий» диагноз за антисоветский фельетон, а в нынешние демократические подтверждением такого диагноза считаются требования о соблюдении официально действующих законов, устанавливающих уголовную ответственность чиновников. Да еще и на основании этого прокуратура вынесла заключение о прекращении всякой переписки со мной, что, кстати сказать, является грубейшим нарушением ст. 33 Конституции РФ, гарантирующей гражданам право на обращение в государственные органы. И это при том, что ни одно из моих обращений никогда не повторялось, а каждый раз были написаны по фактам новых преступных деяний чиновников.

Прежде всего, постановление заведомо неправосудно уже потому, что в нем нет ни слова об основаниях моей жалобы по существу – суд не исследовал вопрос: были нарушения закона или нет, что само по себе является грубейшим нарушением части 3 ст. 123 Конституции РФ, гарантирующей осуществление судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон. Какие могут быть состязательность и равноправие, если суд даже не удосужился, вопреки заявленному в жалобе ходатайству, истребовать из Мособлпрокуратуры документальные материалы проверки заявления о преступлении и проверить, были ли обстоятельства, послужившие основанием для моей жалобы?!

Кстати сказать, УПК РСФСР не предусматривал никаких заключений о прекращении переписки – раз заявление о преступлении поступило, то его обязаны рассмотреть в установленном порядке и принять законное решение. То есть фактически суд не стал рассматривать мою жалобу по существу, а отказал в ее удовлетворении, сославшись на обстоятельства и доказательства, не имеющие к данному делу никакого отношения, да к тому же еще и незаконные, как грубо нарушающие Конституцию РФ. Подобное правосудие квалифицируется по статьям 285 ч. 2 и 305 УК РФ (злоупотребление должностными полномочиями и вынесение заведомо неправосудного постановления). Ст. 79 УПК РСФСР устанавливала обязательное проведение по уголовному делу судебно-психиатрической экспертизы в случае сомнений во вменяемости подозреваемого или обвиняемого. А после вынесения такого постановления, здесь нет никаких сомнений – здесь явно неоспоримые признаки невменяемости Мещанского суда. Не говоря уже об уголовной ответственности и вменяемости психиатров, ментов и прокуроров.

Напомню читателю, что изобретенная профессором Снежневским «вялотекущая шизофрения» широко использовалась для преследований диссидентов. Основной принцип диагностирования такой шизофрении – «отсутствие признаков психического заболевания еще не доказывает отсутствие заболевания». И никто в мире из нормальных психиатров этот диагноз не признавал, считая его шарлатанским. Когда в 89-м году советскую психиатрию вновь принимали во Всемирную психиатрическую ассоциацию (ВПА), то одним из главных условий приема было прекращение психиатрических репрессий по политическим мотивам, и, прежде всего, – с использованием «вялотекучки», что и было торжественно обещано. Т.е. даже коммунистический Советский Союз на международном уровне в конце концов хотя бы де-факто признал, что «вялотекущая шизофрения» – диагноз не медицинский, а политический.

И с тех пор о случаях применения такого диагноза мне не было известно. Видно некоторой своей деятельностью я так «достал» нашу родную советскую власть, что ради меня она решила сделать исключение. Чтобы заслужить у нее такое исключительное отношение, надо очень сильно постараться. Спасибо ей за признание моих заслуг. Хотя напрашивается вопрос: какой идиот принял такую психиатрию в ВПА, а такое государство – в полноправные члены Совета Европы?!

Кому интересно, могут сравнить мои действия с действиями наших нынешних правозащитников, и тогда будет понятно, почему некоторые бывшие диссиденты-политзеки, стоявшие у истоков правозащитного движения в СССР, шарахаются от такой «правозащиты», как черт от ладана. Одно дело – заявлять на каждом углу о своих шизо-правозащитных идеях, которые у нас на практике уже полностью обанкротились. Так обанкротились, что это стали понимать даже западные специалисты по нашим делам, которые в наших делах никогда ничего не понимали. А явочным порядком осуществлять юридические гарантии прав человека, требуя привлечения к уголовной ответственности конкретных должностных лиц за конкретные должностные преступления – совсем другое. Государственная власть осуществляется в лице должностных лиц, а если законы будут соблюдаться, то эта власть рухнет только уже по одному тому, что большинство госчиновников, наделенных властными полномочиями, окажется за решеткой – просто некому будет эту власть осуществлять. Я уж не говорю об отношении к нынешней правозащитной «шизе» широких народных слоев, больше всего страдающих от произвола властей.

И речь здесь не обо мне лично, просто все познается в сравнении. Я, слава Богу, никогда не имел никакого особого отношения к тем диссидентам-супердемократам, которые еще с перестроечных времен стали считать, что если органы ГБ за политику уже не сажают (и прежде всего – их самих), то демократизация – налицо. О все более расширяющимся и ужесточающимся (под бурные восторги о демократизации) произволе милиции, прокуратуры и судов против простых граждан, составляющих подавляющее большинство населения, эти демократы-гуманисты предпочитали помалкивать. Как и об отношении народа (интересы которого демократы должны выражать по определению!) к такой «дерьмократизации». Дело даже не в том, есть ли в случаях со мной какие-либо политические мотивы. Хотя, конечно, сейчас моя история с «вялотекучкой» – случай уже уникальный.

Да еще и то мое административное дело сфабриковано так грубо, что не лезет в ворота даже нынешнего насквозь фальшивого правосудия. К слову сказать, в нарушение закона никакие процессуальные документы по тому делу в установленном порядке мне не предъявлялись, в результате чего мне до сих пор официально не известны те предусмотренные законом конкретные факты правонарушений, за которые я отсидел 15 суток. Но самое главное в том, что подобными беззаконными методами государство действует против всех, кто в эту систему власти не входит и не согласен играть с ней по ее правилам, – т.е. против подавляющего большинства нашего общества. Еще с диссидентских времен у нас известно, что если человек явочным порядком – т.е. невзирая на запрет власти – защищает какое-либо свое законное право, то тем самым он защищает аналогичное право всех остальных.

Давно было понятно, что советские законы существуют только для того, чтобы «пудрить мозги» доверчивому Западу. И советскому режиму всегда это удавалось с грандиозным успехом. Западные советологи и раньше-то не уделяли особого внимания сопряжению советских законов с правоприменительной практикой советского государства. А уж с перестроечных времен это приняло откровенно изощренные формы, особенно после провала «путча» 91-го, когда старую советскую власть объявили новой демократической. После того «молодой российской демократии» прощали любые гнусности, объявляя их то происками ее врагов, то, в самом крайнем случае, издержками и болезнями демократического роста. Хотя такое вполне справедливо можно сказать про страны Прибалтики и Восточной Европы.

Действие права опробовано всей многовековой историей человечества в ходе общественной практики во всех областях жизнедеятельности человека, общества и государства – от брачных контрактов до международных договоров, от мелких правонарушений, типа безбилетного проезда в трамвае, до государственной измены в виде шпионажа или заговора с целью захвата власти.

Широко распространено мнение, будто вопрос о юридических гарантиях прав человека имеет только общий гуманитарный смысл – после Хельсинского соглашения 1975 года это еще именуют «третьей корзиной». Может где-нибудь так оно и есть, но только не в нашем советском государстве. Беззаконие, как основа советской власти, пронизывает всю жизнь нашего общества сверху донизу и слева направо – от реальной морали до войны и разведки. У нас эта гуманитарная проблема является составной частью более глобальной проблемы государственного порядка: чем регулируются основные правила функционирования государства во всех без исключения областях жизни – правом или чем-то другим. В нашей стране вся жизнь определяется не законами, а нигде официально не опубликованными правилами игры, которые с законами имеют очень мало общего. А поскольку власть у нас держится на лжи и беззаконии, то и ее правила игры полностью этому соответствуют. Они у нас одинаково обязательны и для Генпрокуратуры, и для адвокатов, и для СМИ – и для всех других властных и околовластных структур. И у нас вопрос о соблюдении законных прав всех субъектов правоотношений с 1917-го года имеет крайне важное чисто практическое значение для всех и вся.

27 декабря 1979 г. в Кабуле советские разведывательно-диверсионные подразделения армии и ГБ провели операцию «Шторм–333» – знаменитый впоследствии штурм дворца Амина, который общепринято считать началом войны в Афганистане (война «за речкой»). И который среди профессионалов считается образцом блестяще проведенной спецоперации. «Шторм» проходил по плану и под командованием начальника Управления «С» ПГУ КГБ СССР генерал-майора Дроздова Ю.И. Перед началом генерал Дроздов и полковник Колесник (спецназ ГРУ ГШ) представили план штурма в посольство большому военному начальству для утверждения. Начальство устно план одобрило и приказало действовать, но подписывать его не стало. Спустя много лет, в своих воспоминаниях «Операция «Шторм-333», отставной генерал Дроздов рассказывает, как через несколько дней после штурма возвратился в Москву и был принят для доклада начальником Генштаба маршалом Огарковым Н.В. Маршал увидел, что под планом нужных подписей нет, без слов все понял и выругался в адрес своих генералов, по малодушию не утвердивших крайне важный и единственный боевой документ операции (см. Альманах «Вымпел», N 3, 1999 г., С. 70). Можно ли представить себе подобный случай в любом другом, пусть даже не в очень демократическом государстве?!

Во всем мире издавна заведено, что либо командир одобряет представленный ему план, своей подписью его утверждает и приказывает действовать. Либо не одобряет, не утверждает, не подписывает и не приказывает. Многозвездные генералы решили перестраховаться. Если бы штурм кончился провалом – полсотней растерзанных очередями трупов офицеров спецназа у дворца Амина – то большие начальники все свалили бы на преступное самоуправство генерала Дроздова (там он был известен как «генерал Лебедев»). Мы ничего не утверждали и не подписывали – это все карьерист и политический авантюрист генерал Лебедев захотел отличиться перед Москвой, в боевой обстановке самовольно начал штурм без надлежащего приказа, что и привело к тяжким последствиям. Он грубо нарушил советское военное законодательство, и его надо расстрелять по п. «в» ст. 260 УК РСФСР за превышение полномочий! Могло ли где-нибудь, пусть даже в фашистской Германии, быть, чтобы генералам приказывали воевать по не утвержденному плану, потому как начальство утверждать его не захотело?! Глубинная беззаконная сущность советского режима внешне, непосредственно или опосредствованно, проявляется во всем – от очень общих гуманитарных проблем до конкретных штурмов дворцов «за речкой», от явлений культуры до действий спецназа, от динамики рождаемости до активности флотов.

С самого начала послеельцинской эпохи генерал Дроздов Ю.И. известен как горячий сторонник президента Путина (и, судя по послужному списку, – один из самых серьезных), возлагающий на него большие надежды в деле вывода страны из нынешнего состояния к нормальной жизни. Полностью разделяю и поддерживаю отношение Дроздова к ельциноидным временам. Но при этом у него (как и у многих других) остается за кадром вопрос о глубинной первопричине всего – о прежнем по сути беззаконном советском режиме. Юрий Иванович! Вы двенадцать лет возглавляли нелегальную разведку КГБ СССР. И Вы, как никто другой, знаете, что нельзя судить о чем-либо только по внешним формам. Вы что, и вправду не понимаете, что первопричиной многих нынешних неразрешимых проблем является исключительно беззаконный советский режим, с крахом которого эти проблемы отпадут сами собой?! Например, коррупция в ее советском виде. Или Вы всерьез считаете вполне нормальным, когда «генерал Лебедев» при исполнении своих прямых служебных обязанностей должен идти на воинское должностное преступление только из-за того, что многозвездные генералы не захотели оставить свои автографы на его плане?!

Сторонник Путина отставной генерал-майор Дроздов – профессионал высочайшего класса. Президенты приходят и уходят, а такие профессионалы остаются всегда. Говорят, во времена холодной войны он чуть ли не официально считался на Западе самым опасным человеком во всей системе советских органов государственной безопасности. Наверное, в те времена на него анонимки в ЦК писали, будто он сосредоточил в своих руках непомерную власть над Западом (говоря словами Александра Зиновьева). Не спрашиваю у генерала Дроздова, считает ли он всерьез, что нынешнее мелкое шакалье и их последователей можно приучить к порядку без массовых уголовных репрессий. Даже такую вопросительно-утвердительную форму он воспримет как явно незаслуженное оскорбление. А без государственного порядка, основанного на законе, а не на беззаконии, нынешнее положение в принципе не изменится. А великая страна с богатейшими природными, интеллектуальными и людскими ресурсами так и останется сырьевым придатком нормальных стран и мировой свалкой.

Справедливости ради, необходимо сказать, что в самые последние годы в отношении Запада к нашей демократии все-таки произошли серьезные изменения. Там заговорили, что российская демократия на деле является не совсем тем, что в западных странах принято понимать под словом «демократия». Нынешнюю власть стали называть «нелиберальной демократией», «квазидемократией» и т.д. Что западные политологи понимают под такой своей терминологией вряд ли понятно и им самим. Так, по своему точному смыслу словосочетание «нелиберальная демократия» означает демократию без прав и свобод. Это определение содержит взаимоисключающее противоречие между определением и определяемым, как, например, выражение «сухая влага». Проще говоря, хотела того западная интеллектуальная и политическая элита или нет, но факт построения у нас демократии без прав и свобод человека и гражданина, тот факт, что демократия у нас – фальшивая, был признан ими не только в кулуарных разговорах, но и на уровне научных аналитических разработок. Только используемые научные определения стали носить ненаучный характер.

Но Бог с ними, с определениями. Гораздо интереснее причины такого резкого «прозрения» Запада. А причины эти не имеют никакого отношения к правовым. Просто в августе 98-го в России приключился финансовый кризис, дефолт, а Запад больно ударили по карману с его немалыми финансовыми средствами, вложенными в наш фондовый рынок. К тому же и эпоха Ельцина подходила к концу – «друг Борис» еще до своей отставки стал явно отработанным персонажем. В советской армии есть такой способ обучения новобранцев. Нерадивому солдату, плохо понимающему военную науку, командир приказывает пробежать несколько десятков кругов вокруг плаца по принципу: «Не доходит через голову – дойдет через ноги!»

Похоже, у западных специалистов по России через голову – то есть рациональными правовыми методами – тоже мало чего доходит. Зато сразу дошло через карман – когда по нему больно ударили. Кто в это не верит, рекомендую им сравнить отношение руководства западных демократических стран к России в первой и во второй чеченских войнах – разница как между небом и землей. И никаких иных вразумительных причин такой разницы придумать невозможно.

Да еще и новое кремлевское начальство решило сменить свою экономическую и общественно-политическую обслугу – президент Путин начал жесткие «наезды» на олигархов и подконтрольные им СМИ. Что и у нас, и на Западе сразу вызвало вопли об угрозе свободе слова как гарантии всех остальных демократических прав и свобод. Впрочем, об адекватности понимания Западом нашей реальности и сейчас говорить не приходится. Суть их понимания российских реалий сводится к тезису: «Гусинский на бутырских нарах – в России нет демократии, Гусинский на воле – есть демократия, хотя и не совсем демократичная». Все сказанное в полной мере относится и к нашим демократическим СМИ. Арест Гусинского наглядно продемонстрировал и олигархам, и журналистам, и всей остальной ельцинской элите их место в обществе, четко обрисовав перспективу. Арест стал переломным моментом, когда большинство наших демократов сразу стали демократами не только на словах. Тут же в прессе начали говорить несравнимо больше и о тех методах произвола против простых граждан, о которых раньше все знали, но помалкивали, и еще о многом другом.

В «Континенте» N 93 я писал про ельцинские времена, что тогда российские демократы, правозащитники, в том числе и признавшие эту власть законной бывшие диссиденты-политзеки, сами сделали все для уверения Запада в конце советского режима в августе 91-го, а когда эту ельциноидную публику жаренный петух клюет в одно место, все они хором принимаются ругать Запад за чрезмерно мягкое отношение к кремлевскому начальству. Сейчас все почти то же самое, только клюнули их очень сильно, и ярче всего это проявилось в журналистах и в редакционной политике СМИ. И что бы там они потом не говорили: ничего не знали, не понимали – все равно, это вещи простые и понятные, очевидные и вопиющие, не знать и не понимать их может только тот, кто не хочет этого делать. После того, как их клюнули, положение резко изменилось, но и сейчас еще далеко от объективного. Но это сейчас. А раньше... Демократические редакторы и журналисты утверждали (и сейчас утверждают!), что тема защиты прав человека якобы не вызывает интереса. У кого не вызывает интереса? У власти с демократической элитой или у широких народных слоев, чьи права нарушаются грубо и постоянно?!

Правовой принцип равного масштаба, более известный как принцип всеобщего равенства перед законом, одинаков для всех. И как всякий принцип, он либо есть, либо его нет вообще. Если демократия только для элиты, то это вообще не демократия. Да и только для элиты демократии быть не может – она или для всех, или ни для кого. Ярким примером тому служит президентство Путина, начавшего менять правила игры в обществе, что прежде всего коснулось всей экономической и общественно-политической обслуги. Гусинский на бутырских нарах – самый яркий символ той деятельности. Если считать Владимира Гусинского политзеком N 1, то это все по тому же отсчету, по которому диссидентом N 1 был Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев.

В нашем безвольном обществе все политические события являются внешним выражением глубинных чиновничьих разборок внутри аппарата. Путина уже не устраивают сложившиеся при Ельцине правила игры в госаппарате и обществе, он начал резко их менять, что прежде всего и наиболее заметно коснулось ельцинской элиты. В советском государстве – ситуация вполне обычная. Внешним выражением таких новшеств служат политические линии Кремля на «укрепление вертикали власти», «равноудаленность олигархов» и «деприватизацию власти». Отсюда и вопли о конце демократии, и новые «конструктивные оппозиции» со старыми изъянами. В нашем безволии при большевистском политическом режиме любые «конструктивные оппозиции», предполагающие признание власти законной, независимо от желания оппозиционеров будут всего лишь «бунтом на коленях» или – коллаборационизмом. А попросту говоря, – «ссучиванием». Кстати сказать, за такие попытки превратить откровенно «легавую демократию» во что-то хотя бы с виду более-менее приличное Путин и получил обвинения в «гэбэшном уклоне».

В нашем безвольном обществе пытаться изменить советскую власть путем демократических реформ бесполезно. Во времена перестройки была партийная кампания по конверсии ВПК. Помнится, тогда ходил анекдот, как ракетный завод начал выпускать детские игрушки – из цеха готовой продукции выходят те же ракеты, только на них написано, что это куклы, чебурашки, ваньки-встаньки... На недоуменный вопрос журналистов директор завода отвечает, что если у них ракетное производство, то сколько его ни конверсируй, какие бы наименования готовой продукции ни давай, все равно будут получаться только ракеты. У этого анекдота есть и скрытый контекст: перестраивать советскую власть реформированием невозможно – в результате получится только советская власть. Возможны только различные вариации одного и того же, как с конверсией ракет. Наиболее ярко абсурдность ситуации проявляется, когда основу демократизации во всех областях жизни видят в принятии новых хороших законов, хотя заведомо известно, что это государство соблюдает свои собственные законы только тогда, когда ему это нужно.

Многие исследователи, особенно западные, слишком уж «зацикливаются» на значении органов ГБ для советской системы власти. Здесь ГБ понимается именно в смысле юридически оформленного органа тайного политического сыска, в отличие от других наших карательных органов – милиции, прокуратуры, суда и т.д. Конечно, роль ЧК-ГБ в возникновении и функционировании советского режима переоценить трудно. Но почему считается, будто только органы ГБ способны заниматься политическими репрессиями?! В нашем сумасшедшем государстве политическими преследованиями может по приказу властей заниматься кто угодно, хоть рыбнадзор. Впрочем, не знаю как насчет рыбнадзора, но люди одной из самых гуманных профессий, врачи-психиатры, политическими репрессиями в СССР занимались так, что было явно не по себе даже платным (и бесплатным) советским друзьям на Западе. Использование психиатрии в политических целях было одной из самых позорных страниц в советской истории. Александр Солженицын назвал это советским вариантом газовых камер. И почему считается, что если ГБ сейчас диссидентов не сажает, то советская власть рухнула?!

Чрезвычайно преувеличенная роль ГБ происходит еще оттого, что те, кто имеет возможность выразить свое (или чье-то еще) мнение в научных трудах и СМИ – творческая интеллигенция, составляющая очень узкую часть общества, страдала больше всего от ГБ. И для них, как для мышки, страшнее кошки зверя нет. Так в хрущевские и горбачевские времена коммунистические историки и пропагандисты говорили о пике сталинского террора в 37-м году, ругая Сталина и обвиняя его в нарушении социалистической законности и ленинских внутрипартийных норм. Хотя массовый большевистский террор против народа начался с Ленина, а в 37-м только достиг своего логического конца, перекинувшись без всяких препятствий на очень большое начальство – на породивших его главных палачей, на ленинскую гвардию.

11 сентября 2002 г. исполнилось ровно год с тех пор, как в Соединенных Штатах произошли террористические акты, которые потрясли весь мир и привели к кардинальному изменению международной обстановки с далеко идущими последствиями. Террористами были захвачены три пассажирских самолета, два из которых протаранили башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, а один самолет врезался в здание Пентагона в Вашингтоне. Теракты повлекли многочисленные человеческие жертвы и вызвали шок во всем мире. С тех пор и о самих терактах, и об их последствиях сказано и написано очень много, в том числе и в международно-правовых аспектах. Но здесь присутствует еще один момент, на который особого внимания предпочитают не обращать.

Еще не осела до конца пыль от рухнувших башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, еще в Вашингтоне дымилось здание Пентагона, а уже некоторые американские СМИ связали эти теракты с натовскими бомбардировками Югославии 1999 года – обе этих акции были грубейшими нарушениями принципов и норм международного права. И в этом есть большая доля правды.

Действительно, после краха мирового коммунизма и окончания холодной войны страх Запада перед советской угрозой исчез, и западные демократические государства стали позволять себе такое, о чем в былые времена они и подумать не могли без внутреннего содрогания.

Раньше Запад обычно боялся требовать от Кремля соблюдения взятых им на себя международно-договорных обязательств – «не следует требовать от русских слишком много». Одним из самых ярких тому подтверждений служит заключенное 1 августа 1975 г. (и подписанное Брежневым) Хельсинское соглашение по безопасности и сотрудничеству в Европе. Тогда демократический Запад юридически признал неделимость границ в послевоенной Европе (т.е. узаконил советскую оккупацию Восточной Европы) взамен на советские обязательства в области прав человека (так называемая «третья корзина»), в том числе и на общественный контроль за их соблюдением. Что через несколько лет случилось с Московской хельсинской группой, хорошо известно, чему в немалой степени поспособствовала очень осторожная реакция руководства западных демократических государств на аресты правозащитников в СССР. Т.е. Запад фактически признал за Кремлем право соблюдать взятые им на себя международно-договорные обязательства только тогда, когда это ему выгодно.

Сейчас уже западные демократии сами соблюдают общепризнанные международные нормы императивного характера только тогда, когда это серьезно не препятствует достижению практических целей в текущей политике. Сами стали действовать на международной арене теми же советскими методами, перенятыми у Кремля. Так, весной 99-го, вопреки всем основополагающим принципам международного права, в том числе и Уставу ООН, натовскими бомбардировками Югославии демократический Запад совершил то, что по международно-правовым стандартам всегда квалифицировалось как агрессия. В последствии, в сентябре 2000 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Совместном заявлении глав государств – членов Совета Безопасности ООН еще раз было подтверждено, что только Совет Безопасности от имени международного сообщества имеет исключительное право давать санкцию на применение военной силы в кризисных ситуациях.

Трусость перед тем, кто сильнее, и героизм перед тем, кто слабее, – две стороны одной медали. Высшее государственное руководство демократических западных стран наглядно продемонстрировало всему миру классический пример собственной рабской психологии. Про это у нас в народе тогда шутили: слабого обижать нехорошо, а сильного – небезопасно. Не следует нарушать основополагающие принципы права ради сиюминутной практической выгоды – блестящие тактические выигрыши в конечном итоге могут обернуться стратегическим крахом.

Вопиющее игнорирование тех основных правил поведения в межгосударственных отношениях, которые всегда давали хоть какую-то гарантию предсказуемости и стабильности в мире, чревато непредсказуемыми последствиями. Отношение к международному праву ведущих демократических держав дает все основания думать, что двадцать первый век будет еще более «веселым», чем век двадцатый.

Сентябрь 2002 г.

Постскриптум

P.S. Поначалу я думал то постановление Мещанского райсуда г. Москвы разместить в Интернете, когда буду рассказывать об этой истории со всеми подробностями и с приведением всех документов. Но потом еще раз подумал и решил привести его сейчас. Вот такой документ я получил по почте из суда (перед сканированной копией документа набранный мной текст судебного постановления):

П О С Т А Н О В Л Е Н И Е

16 октября 2001 г. Мещанский районный суд г. Москвы

В составе председательствующего судьи Зятевой Н. Н.

При секретаре Павловой Ю. В.

Рассмотрев в судебном заседании жалобу Годлевского А. А. на неправомерные действия прокурора Московской области

У С Т А Н О В И Л:

Годлевский А. А. принес жалобу в отношении Московской областной прокуратуры, ссылаясь на те обстоятельства, что он обращался в прокуратуру с заявлением о возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников милиции, и по его заявлению не принято никакое решение, постановление по этому поводу не выносилось.

Суд, выслушав представителя Московской областной прокуратуры, исследовав материалы по заявленной жалобе, приходит к выводу о том, что жалоба удовлетворению не подлежит.

Из заключения прокуратуры Московской области от 8 февраля 2001 г. о прекращении переписки с Годлевским А. А. усматривается, что Московской областной прокуратурой неоднократно рассматривались обращения Годлевского, который также писал жалобы и в другие различные инстанции с требованиями о возбуждении уголовных дел в отношении судей, прокурора. В связи с получением прокуратурой медицинских сведений о том, что Годлевский состоит на учете у психиатра и страдает вялотекущей шизофренией 8 февраля 2001 г. Московской областной прокуратурой принято заключение о прекращении переписки с ним.

Из сообщения Ногинской психиатрической больницы усматривается, что Годлевский состоит на учете у психиатра с 1986 года с диагнозом вялотекущая шизофрения с параноидным синдромом и что он длительное время занимается иверулентной деятельностью, пишет жалобы в различные инстанции.

При таких обстоятельствах суд не усматривает каких-либо признаков неправомерности действий прокурора Московской области, а потому суд приходит к выводу о том, что жалоба Годлевского подлежит отклонению.

Руководствуясь ст. 218 УПК РСФСР и постановлением Конституционного Суда РФ от 23.03.1999 г. по делу о проверке конституционности положений ст. 133, ч. 1 ст. 218, 220 УПК РСФСР, суд

П О С ТА Н О В И Л:

Жалобу Годлевского на неправомерные действия прокуратуры Московской области отклонить.

Постановление может быть обжаловано и опротестовано в Мосгорсуд.

Судья: (подпись неразборчива), печати нет.

Особо подчеркну, что это не какая-то справка из дурдома, а вступивший в законную силу судебный акт, который, покуда он не отменен, имеет высшую юридическую силу и всеобщую обязательность для всех госорганов и должностных лиц. Отменить же его могут только вышестоящие суды и только в порядке, строго регламентированном уголовно-процессуальным законом. Т.е. тот факт, что я до сих пор стою в дурдоме на учете с «вялотекучкой», подтвержден высшей юридической силой постановления суда. И если власть попытается от такого моего диагноза отмежеваться, то для этого ей прежде всего надо будет отменить то постановление.

Интересно также, что суд, вопреки всем своим инструкциям по делопроизводству, прислал мне ксерокопию документа, на котором даже первоначально – когда его копировали – не было печати. Но почерк-то и подпись судьи Зятевой – они есть! В суде явно понимали всю фальшивость такого своего правосудия и решили перестраховаться, хоть так – по-глупому. Чтобы в случае чего сказать, что это не наше, а надлежаще заверенной копии постановления суда у меня нет. Но где тогда то – настоящее – постановление, и почему вместо надлежаще заверенной его копии суд мне прислал черте что?! А если то постановление суда писал не кто-то из судейских, то история вообще получается бульварно-детективная. Такие их глупые уловки наглядно показывают, что здесь не все чисто. В том, что суд вынес именно это постановление, сомневаться не приходится – иначе, зачем они мне прислали такую копию с очень глупыми мерами перестраховки. На суде я не был – лень, да и поскольку дурачком никогда не прикидываюсь, то вряд ли бы они при мне вынесли такое изумительно-фальшивое постановление. Все свои обращения в суды и другие госорганы я составляю так, чтобы отказать в них, даже без моего присутствия, можно было только слишком явно и грубо нарушив закон.

Это заведомо неправосудное постановление я в кассационном порядке и обжаловать не стал, т.к. по старой диссидентской привычке ставил эксперимент: можно ли у нас привлечь судей к уголовной ответственности хотя бы за такое насквозь фальшивое правосудие, вызывающее серьезные сомнения во вменяемости суда. Жив буду, подробности и результаты этого эксперимента с документами в Интернете будут. Еще кто-то из мыслителей древности говорил, что власть без правосудия – это беззаконие. А у нас гласное и открытое правосудие настолько фальшиво, что само по себе очень ярко демонстрирует полный правовой беспредел, на котором только вся система этой власти и может держаться.

На Западе свободу понимают как конституцию с судами и адвокатами, т.е. в смысле наличия юридических гарантий прав и свобод человека и гражданина. А какие юридические гарантии у нас могут дать суды, если они сами при осуществлении правосудия открыто творят такое беззаконие. Правосудие издавна считается высшей формой защиты прав, а если у нас такая высшая форма, то легко догадаться, как обстоит дело с защитой прав в других формах, которые – не высшие.

Здесь стоит отметить, что психиатры стали прикрывать беспредел МВД. В былые времена по поводу «вялотекучки» выступающие против власти диссиденты знали, на что шли, никто их это делать не заставлял, кроме самих себя, и потому многие из них ни чьими жертвами себя не считают, т.к. сами выбрали свою судьбу. Но сейчас большинство населения, против которого направлен беспредел ментов, прокуроров и судей, этот беспредел никогда не выбирало, предпочитая держаться от него подальше. Потому за прикрытие такого беспредела психиатры должны отвечать очень конкретно. Для своекорыстия, имущественной выгоды психиатрию у нас сейчас используют вовсю, обжалование таких действий даже до Конституционного Суда РФ доходило. А для прикрытия правового беспредела ментов если особо и не используют, то только потому, что и без нее обходятся. Наверное, со мной без нее не обошлись.

Разумеется, у той моей истории с психиатрией и правоохранительными органами есть продолжение, но об этом как-нибудь в другой раз. Здесь только особо подчеркну, что по политическим мотивам то дело или нет – разница для меня не особо большая, все равно за должностные преступления и преступления против правосудия надо отвечать конкретно. Или что, если политики там нет, то все нормально, за тяжкие должностные преступления и преступления против правосудия никто не должен отвечать, и юридические гарантии прав никому не нужны?! Я всегда с большим презрением относился к разным элитам, включая некоторых бывших диссидентов, которые считают, что если у нас полный и безнаказанный правовой беспредел власти направлен только против широких народных слоев, а их он непосредственно не касается, то это у нас и есть торжество демократии, а Россия обязательно должна быть полноправным членом Совета Европы.

И некоторые еще недоумевали и возмущались, когда в «Континенте» N 93 я написал, что нынешние наши демократы и правозащитники больше всего на свете боятся, что советская власть и вправду рухнет, и им придется конкретно отвечать за все перед народом. У наших пламенных демократов и непримиримых борцов с советской властью чутье на опасность – крысиное. И дело не в том, берут или нет они деньги от английской разведки и других западных организаций (как будто нельзя быть подонками и дебилами бесплатно), а в таком лицемерии и презрении их к правовым основам, какого не было еще во всей истории цивилизации. После вступления России в Совет Европы у нас появилась шутка: приняли людоеда в приличную компанию и теперь не знают, что с ним делать – и терпеть его дальше нет никакой возможности, и выгнать боятся – как бы он со злости кого из них не слопал. Действительно, шутка очень злободневная, тем более что дубинка у того людоеда – не бамбуковая, а ракетно-ядерная.

За что я тогда отсидел 15 суток, мне и до сих пор официально неизвестно (кстати, это был не первый раз). Тогда менты пытались подсунуть мне протокол об административном правонарушении, в котором было написано только, будто я «вел себя агрессивно и ругался матом» – и все. Я потребовал, чтобы менты прочеркнули все незаполненные места в протоколе – чтобы потом чего туда не приписали. Менты отказались. Я, разумеется, отказался протокол подписывать. Может, они потом там приписали, что я вел себя так в Кремле, пытался устроить государственный переворот и уже почти начал мочить все кремлевское начальство в кремлевском сортире. Это не есть установленный порядок предъявления протокола.

Протокол задержания вообще не составлялся, т.е. мое задержание никак оформлено не было, и потому я был лишен многих своих прав. По международно-правовым стандартам такое квалифицируется как похищение государством своих граждан. Очень нехорошая квалификация. Когда такое происходит в банановых республиках, то во всем мире поднимается шум, следуют грозные резолюции ООН, а у берегов этих республик появляются авианосные группировки США с морской пехотой на борту. И уж, во всяком случае, никто не спешит принимать такие государства в полноправные члены Совета Европы.

Добавлю, что, судя по этому и другим моим делам, году в 2004-м Генпрокуратура РФ вынесла свое заключение о прекращении всякой переписки со мной. Но это уже совсем другая история.

Конкретный пример про права и свободы. У нас с начала эпохи Путина в СМИ начались дискуссии о том, есть ли у нас свобода, и если есть, то как она на нас влияет – благостно или тлетворно. Декан факультета журналистики МГУ Ясен Засурский в 2004 году даже целую книгу («Искушение свободой») написал о том, что это искушение свободой журналисты и все наше общество не выдержали. Чепуха! Какое у нас могло быть искушение свободой, если самой этой свободы в правовом смысле у нас отродясь не было?! Все даренные властью права и свободы никогда не были юридически гарантированы на практике. Были и есть только чисто внешние супердемократические формы и атрибуты без правового содержания, т.е. без их юридических гарантий – вот она главная и единственная причина всего. В правовом смысле свобода – это, прежде всего, возможность человека самому выбирать, какими своими установленными законом правами ему пользоваться, а какими нет. Еще древние понимали: libertas est potestas faciendi it, quod iure licet – свобода есть возможность делать то, что разрешено по закону (лат.).

Если все это юридически не гарантировано, т.е. за человека кто-то другой, пусть даже само государство, решает, когда и какими своими законными правами (и в каких пределах!) ему дозволено пользоваться, то все его права сразу же превращаются в обязанности, а свобода – в несвободу. Такая у нас негарантированная свобода, когда нет свободы выбора даже тех прав, которые не гарантированы. Это как в СССР с конституционным правом на свободу демонстраций, которого на практике не было, а право на участие в первомайских и ноябрьских демонстрациях было «добровольно-принудительным». Права и свободы человека превращаются в его обязанность выбирать только то свое право, на которое укажет начальство. И уже не человек пользуется своими правами и свободами, а они пользуются им. Могли ли мы выдержать испытание тем, чего в общепринятом в мире смысле у нас нет, и никогда не было.

При Путине наши отодвинутые от власти супердемократы начали понемногу признавать, что сами идеи демократии у нас пользуются большой поддержкой среди населения, только с нынешними демократами эти идеи у народа никак не ассоциируются. Причем говорят об этом по-разному – кто сокрушенно, кто нет, но и у тех, и у других все как-то невнятно – никто из демократов на моей памяти даже не пытался объяснить причины такого парадокса. Хотя причина, опять же, всего одна и она – правовая. Наших демократов в народе очень не любят и называют «дем-шизой» потому, что у них демократия без юридических гарантий прав граждан, т.е. демократия есть, а прав нет. А особая ненависть к ним всем из-за полнейшего властного беспредела 90-х, при котором они уверяли всех в торжестве демократии, но уверили в этом только Запад.

Отсутствие юридических гарантий – когда не действует принцип неотвратимости ответственности начальников даже за тяжкие должностные преступления против граждан – сразу влечет твердую уверенность властей в полной своей безнаказанности. В безнаказанности за правовой беспредел, на котором основана эта система власти – если власть за беспредел их будет массово карать, то сама власть и рухнет. Что в последнее время должно быть всем ясно хотя бы из сообщений СМИ о диких преступлениях ментов и очередной попытке реформировать МВД. Беззаконная власть с ее реальными правилами игры вселяет в чинов уверенность в безнаказанности, которая у них давно уже отложилась даже на подсознательном уровне. И не только за должностные преступления, как у майора Евсюкова, устроившего стрельбу в ночном магазине.

И то, что будто бы менты оберегают покой граждан – «туфта», рассчитанная только на идиотов, цэрэушников и прочих западных специалистов по нашим делам. Всем остальным у нас даже на уровне простой житейской психологии ясно, что они охраняют всю госсистему власти, основанную на их беспределе против граждан. Это они охраняют свой беспредел, без которого вся властная система рухнет, и за который им придется отвечать очень конкретно и по полной программе – вместе с прокурорами, судьями и прочими, их беспредел прикрывающими.

Обращаю внимание, что кроме судей, «штампующих» сфабрикованные дела и выносящих фальшивые решения об отказе гражданам в жалобах на беззакония должностных лиц, ответственность за правовой беспредел ментов должны нести прокуроры и следователи Следственного комитета. Одни обязаны осуществлять прокурорский надзор за соблюдением ментами законов и прав граждан. Другие, которым подследственны уголовные дела в отношении должностных лиц правоохранительных органов, обязаны осуществлять уголовное преследование начальников-преступников для гарантий прав граждан от преступных посягательств таких начальников. Но все они так исполняют свои прямые служебные обязанности, так надзирают за законностью и гарантируют граждан от преступлений всех начальников, что сложилась обстановка полной уверенности этих начальников в своей безнаказанности. И это тоже очень хорошо заметно из сообщений СМИ о преступлениях ментов. Когда в сообщениях о громких отставках ментовских генералов из-за преступлений подчиненных в СМИ практически нет информации даже о дисциплинарных мерах к прокурорам и следакам за такое «несение службы». Они и прямые требования граждан о привлечении ментов к уголовной ответственности игнорируют (как областные прокуроры в моем случае), что как минимум подпадает под ст. 285 УК РФ (злоупотребление должностными полномочиями). Из-за убийства 12-и человек в станице Кущевской нескольких прокуроров дисциплинарно наказали – но там убивали людей не сами менты.

К слову сказать, в международном уголовном праве действует «принцип ответственности первого лица» (в военных делах – «принцип ответственности командира»). Он означает, что большое начальство должно нести уголовную ответственность за преступления своих подчиненных, если начальники знали или должны были знать о таких преступлениях (по нашим законам – то же самое). А если подчиненные постоянно и безнаказанно творят беспредел практически открыто, и всем это хорошо известно, то главы правоохранительных ведомств, уж во всяком случае, не могут об этом не знать в пределах своей компетенции. И нести за это уголовную ответственность.

Конечно, они могут сказать, что ничего не знали. Так они обычно и говорят, но такое проходит только в этой системе власти, основанной на лжи и беспределе. После ее краха такие заявления в лучшем случае будут восприниматься тем, чем они на самом деле и являются – попытками «закосить на психа» – прикинуться невменяемыми, чтобы избежать ответственности за все. Если руководство ведомств не знает про массовый беспредел своих ведомств, про который хорошо известно даже всем посторонним, то подобные утверждения начальников никак иначе расценены быть не могут.

Да и вообще говоря, за все нехорошие поступки, совершенные «шестерками», у нас и во власти, и среди «братвы» спрашивают не с «шестерок», а с основных. А если в этом государстве власть держится на своих законах, а не на правовом беспределе, то почему за беспредел ментов никто из надзирающих и следственных ведомств не понес юридической ответственности?! Уже одна только уверенность всех должностных лиц в своей безнаказанности за беззакония служит неопровержимым доказательством того, что основу всей этой системы государственной власти составляет правовой беспредел. И такое государство другие члены Совета Европы официально юридически признают демократическим, в котором главенствует принцип верховенства Права, являющийся основой Устава Совета Европы.

Раз уж затронули тему ответственности должностных лиц правоохранительных органов за должностные преступления, то следует кратко обратить внимание на некоторые моменты. Менты, следаки, прокуроры и прочие начальники тоже иногда страдают от правового беспредела государства, но это уже их сугубо личные проблемы, которые никого особо не касаются. Если их беспредел по ним же и ударяет, то пусть все претензии за это предъявляют своему государству, власть в котором может держаться только на их же беспределе. Если эта власть рухнет, то начальники-беспредельщики скорее всего, чтобы за свой беспредел не отвечать, будут валить всю вину на бывшую систему власти – мол это не мы, это власть была такая. Но поскольку отвечать за все придется очень конкретно, то такие глупые отговорки не пройдут.

Конкретные должностные преступления совершают конкретные должностные лица, у каждого из которых есть фамилия, имя, отчество, и уголовная ответственность должна быть индивидуальной. Поэтому неудивительно, что даже намеки на слом власти и на ответственность за беззакония сейчас эта власть считает проявлением экстремизма. Сама власть преступна даже по своим собственным законам, а когда ей указывают на необходимые последствия этого, то – экстремизм. Еще глупее уверенность правоохранителей, что поскольку правоохрана необходима любой власти, то новая власть за старые преступления их особо карать не будет. Но если новая власть будет основана на своих официальных законах (а не на их нарушении), то беспредел ей будет не нужен. И она за него будет в массовом порядке карать прежних чиновников – чтобы он не возродился вновь и не стал вдруг основой новой власти, и чтобы ненависть к старой власти у народа не была перенесена на власть новую. Похмелье на чужом пиру никому не нужно.

Кстати сказать, в конце 2007 года я уже начал создавать на Mail.Ru свой блог с такими же материалами, но из-за того, что я не специалист-интернетчик, он у меня как-то «криво» установился, и я долгое время его не трогал. А в 2009 г. мои блог и электронный почтовый ящик были заблокированы, и все данные с них исчезли. Я до сих пор не знаю, произошло ли это по чисто техническим причинам, или все это – работа ГБ. Если бы точно знал, что не по техническим, то обязательно предъявил бы претензии к власти в лице ГБ в полном соответствии со статьей 6 Федерального закона «О Федеральной службе безопасности» от 3 апреля 1995 г. N 40-ФЗ. В соответствии с этой статьей гарантировано право на судебное обжалование действий ФСБ лицам, полагающим, что их права этой Конторой нарушены.

Если причины не технические, то во взаимосвязи с моей «вялотекущей шизофренией» ясно, что это дело рук ГБ. От имеющего высшую юридическую силу и всеобщую обязательность постановления Мещанского райсуда от 16.10.01 г. никуда не деться. В былые времена весь мир очень хорошо знал, кому, зачем и с чьей подачи советские психиатры ставили «вялотекущие диагнозы», да и сейчас еще многие помнят. Даже если бы я на весь мир публично заявил, что власть и ГБ не имеют к этому никакого отношения, то во всем мире мне далеко не все поверили бы, особенно те, у кого пока еще совсем не отшибло память.

Напомню, что в январе 1969 года армейский офицер Ильин, совершив вооруженное нападение на кремлевский эскорт, пытался убить Брежнева (знаменитое «деяние у Боровицких ворот»). У него сразу же нашли вялотекущую шизофрению, признали невменяемым и заперли на «вечной койке» в Казанской спецпсихбольнице для психохроников. В конце 80-х, при вступлении советской психиатрии в ВПА, его признали здоровым, нормальным и освободили со снятием «вялотекущего» диагноза. Если я числюсь в дурдоме на учете с вялотекущей шизофренией до сих пор (наверное – единственный в мире), то выходит, что мои публикации и требования неотвратимости ответственности чиновников-правоохранителей за должностные преступления и преступления против правосудия для этого государства гораздо опасней вооруженных покушений на кремлевских начальников. И это не какая-то моя мания величия, а все это юридически необходимо следует из официальных действий наших демократических властей. По нынешним соцопросам, большинство населения у нас за равенство всех перед законом и судом, т.е. за юридические гарантии своих прав от нарушений их разными начальниками. А суть таких гарантий – в неотвратимости ответственности всех начальников, невзирая на лица, за преступные нарушения прав граждан. Так что, у большинства нашего населения тоже «вялотекучка» – как у меня?!

Ко всему прочему, бесплатный почтовый ящик на Mail.Ru мне сделали знакомые интернетчики в 2004 году, когда мне надо было передать некоторые материалы в Англию Владимиру Буковскому. А в западных СМИ уже были сообщения, что при Путине ГБ резко усилило внимание к нашей эмиграции. И отслеживать переписку по электронной почте Буковского с Россией в наш компьютерный век не составляет никаких проблем. Даже если бы почтовая служба Mail.Ru заблокировала и «обнулила» мои блог с почтовым ящиком сама, то все равно без ведома ГБ на такое они вряд ли бы пошли – могли быть негативные для всех последствия. Будь я тогда уверен, что причины всего – не технические, то обжаловал бы в суд действия ФСБ РФ. И пусть они в открытом судебном заседании объясняли бы все в совокупности, включая «вялотекущую шизофрению», с которой я почему-то до сих пор официально числюсь в дурдоме на учете – в грубое нарушение действующих законов и международных обязательств РФ как правопреемника бывшего СССР. А если бы суд решил рассматривать дело в закрытых заседаниях, то одно это уже служило бы неопровержимым доказательством того, что это дело рук ГБ по политическим мотивам, иначе – зачем засекречивать, что таить?! Сейчас я уже твердо уверен, что никаких чисто технических причин впредь быть не может.

Все возражения, что мои блог и почтовый ящик были бесплатными, легко опровергнуть, не вдаваясь особо во все детали гражданского законодательства. Если Mail.Ru разместило для всех в Интернете свои точные условия, на которых они всем желающим бесплатно предоставляют свои услуги по пользованию блогом и электронной почтой, то в соответствии со статьей 437 Гражданского кодекса РФ это признается публичной офертой – т.е. предложением заключить на их условиях договор с любым, кто на это предложение отзовется. Я отозвался и начал пользоваться почтой и блогом. Тем самым совершил действия по выполнению условий, указанных в их предложении (оферте). А согласно статьям 433 и 438 ГК РФ этого вполне достаточно для признания заключенным договора (пусть даже и безвозмездного) между мной и Mail.Ru на их условиях – со всеми юридическими последствиями. И здесь не обязательны договор на бумаге, электронные подписи и прочее. Их условия я не нарушал, и нарушать не собираюсь.

Декабрь 2010 г.

В августе 2011 г. я немного прокомментировал то постановление Мещанского райсуда г. Москвы на своем сайте под заголовком: «Комментарий к нам, праву и Западу».