Мои питомцы и другие звери

УЛЫБЧИВЫЙ КИТ

Наша родина — величайшая морская держава. Большая часть ее границ проходит по берегам океанов, но эти берега находятся в такой климатической зоне и так плохо обустроены, что большинству россиян не пришлось там бывать, океана они и в глаза не видели и с его обитателями практически не знакомы. Ну кому из нас случалось любоваться живым китом или большой акулой? Первого настоящего кита мне посчастливилось увидеть прямо на берегу. Дело было в Крыму, в тенистой аллее Карадагской биостанции. Я давно мечтал познакомиться с побережьем Карадага и поэтому, приехав на биостанцию, бросил вещи в отведенной мне комнате и поспешил к морю.

Первым, кого я увидел, спускаясь по извилистой аллее крохотного парка, был юноша, поднимающийся мне навстречу. Он шел, широко шагая, и держал кита на вытянутых руках, как носят младенцев молодые неопытные отцы. А кит смотрел на меня маленькими подслеповатыми глазками и с каждым шагом юноши вздрагивал. Это был самый настоящий живой кит, но только кит-малютка. Он не был детенышем.

Длина новорожденных китят обычно измеряется метрами, а вес — центнерами или тоннами. В руках у парня был представитель самых маленьких китообразных — дельфин азовка, или, как его называют зоологи, обыкновенная морская свинья. Киты-малютки распространены очень широко. Они не боятся холода и заселяют прибрежные зоны Европы, Азии и Америки, от Баренцева моря на севере до Атлантики на юге, регулярно появляясь во внутренних морях: Черном, Белом, Балтийском.

В Черном море азовок много, но это не те дельфины, которыми мы любуемся с борта теплохода. Они не умеют выпрыгивать из воды и, хотя часто поднимаются к поверхности, чтобы обновить запасы воздуха, не высовывают голову из воды, поэтому заметить их стайку очень трудно.

Встреча с представителем другого вида китов произошла у меня в воде. В то лето я жил в палатке на берегу моря в зоне Севастопольской военно-морской базы и занимался наблюдениями за жизнью морских обитателей. Этот район полностью закрыт для посещения посторонними, поэтому условия жизни обитателей моря были здесь нарушены меньше, чем там, где летом с утра до ночи плещутся в воде толпы отдыхающих. Ежедневно во второй половине дня, надев ласты и маску для подводного плавания, я уплывал в море на три — шесть часов. Обычно я брал с собой и ружье, чтобы подстрелить парочку рыб и не тратить попусту время на хождение в Севастополь за продуктами.

Летом вода в Черном море хорошо прогревается, но, подолгу затаиваясь в зарослях подводных растений или неподвижно зависая у поверхности в тени скал, я обычно так замерзал, что уже не в состоянии был выбраться на скалы, чтобы погреться на солнце. Приходилось сначала отогревать руки, высунув их из воды и положив на горячие камни, пока сила мышц полностью не восстанавливалась. Зато на обратном пути, проголодавшийся и усталый, я так спешил, стараясь вернуться засветло, что уже через 10–15 минут мне становилось жарко, и я с опаской оглядывался назад, проверяя, не закипает ли вода от соприкосновения с моим телом.

Днем, освещенное лучами южного солнца, море прекрасно. Взору пловца открывается красочный подводный мир, и нет сил оторваться от него. Но как только диск солнца коснется у горизонта воды, в ее глубинах становится неуютно и мрачно. Сначала блекнут, а потом и совсем исчезают краски, все тускнеет, контуры даже крупных предметов начинают расплываться и вскоре исчезают в серой, с каждой минутой темнеющей воде. В Черном море мало крупных животных и нет ни одного опасного для человека, и все же в сумерках я чувствую себя в воде неуверенно.

В эти часы встречи с морскими обитателями редки, мимолетны и скорее способны напугать, чем обрадовать пловца. Однажды в начинающей сереть глубине я заметил какое-то крупное, быстро плывущее животное. Я тотчас нырнул, чтобы выяснить, кто это. Когда я оказался на глубине пяти-шести метров, таинственное существо бросилось мне навстречу. Оно было чуть ли не с меня ростом, серовато-черным и как-то странно вихлялось из стороны в сторону. Хоть таинственный зверь почти налетел на меня, но в сгустившихся сумерках рассмотреть его не удалось. Я смутно увидел лишь кургузое туловище без головы, неясные очертания широко раскинутых «рук» и усиленно работающие лягушачьи лапы. В последнюю минуту, почти наскочив на меня, удивительное создание, вдруг резко изменив направление, стрелой понеслось к поверхности и исчезло. Ошарашенный и изрядно напуганный, я вынырнул на поверхность, но в первое мгновение и здесь никого не увидел. Лишь секундой позже я заметил баклана, низко летящего над водой. Так вот кто меня напугал! В воде все предметы кажутся человеку значительно крупнее, чем на самом деле, и ночью в море нетрудно из мухи сделать даже слона!

Однажды я задержался в воде особенно долго и поэтому очень спешил. На мое счастье подул сильный ветер и поднял большую волну. В такую погоду вылезти на скалистый берег невозможно: набегающие волны будут бить пловца о камни, и спасения от них нет. Выбраться на берег я мог только в одном-единственном месте, поднырнув под камни, длинным извилистым коридором подводной пещеры, заканчивающимся крохотным озерцом, отгороженным от моря высокими скалами. Однако дело осложнялось тем, что небо затянуло тучами и стало так темно, что не было никакой возможности рассмотреть береговые скалы. Я вынужден был плыть далеко от береговой полосы, откуда были видны очертания горных вершин, надеясь с помощью этих ориентиров отыскать вход в свою пещеру, и в воду почти не смотрел, в ней уже давно ничего не было видно. Вдруг мимо меня пронеслась небольшая подводная лодка. Я невольно отпрянул в сторону, опасаясь, что течением меня затянет под ее гребной винт, и только когда лодка, развернувшись, стала возвращаться, я понял, что встретил дельфина. Это был дельфин афалина — самый крупный представитель китообразных в Черном море.

Всю остальную часть пути он кружил вокруг меня, проплывая достаточно близко, но так, что я не мог до него дотронуться. Только когда мы приблизились к скалам и оказались в зоне прибоя, где вода была белесой от взбитой пены, а волны стали особенно высокими и крутыми, мой спутник отстал.

После этого случая, возвращаясь домой, я специально делал крюк в надежде встретить своего дельфина и всегда находил его на том же месте. Я старался возвращаться пораньше, чтобы засветло пообщаться с интересным знакомцем. Издалека заметив меня, дельфин устремлялся навстречу, и первое, что я видел, была его улыбающаяся морда. Не удивляйтесь! Хотя голова дельфина как бы отлита из плотной резины и ни один мускул не может изменить выражения его «лица», на нем появлялась легкая улыбка, которую не способны испортить даже 70 пар крупных зубов.

Чтобы закрепить намечавшуюся дружбу, я приносил дельфину несколько рыбешек. Он охотно брал мое подношение, но не спешил отправить его в желудок. Обычно некоторое время он играл рыбешкой; а когда наконец проглатывал ее, было видно, что делал он это лишь для того, чтобы доставить мне удовольствие.

С каждой встречей дельфин становился все доверчивее. На пятый или шестой день он стал около меня останавливаться и позволял себя погладить. Мои движения его пугали, но прикосновение к коже нравилось. Однажды я ухватился за его спинной плавник в надежде покататься на нем, но дельфин легко стряхнул меня со спины, однако никуда не уплыл, хотя и держался настороженно. К сожалению, срок моего пребывания в Крыму подошел к концу. На прощание я подарил своему другу крупную кефаль. Он съел ее с удовольствием и, словно предчувствуя разлуку, проводил меня почти до самых скал.

Я из года в год возвращался в те места, подолгу плавал и иногда встречал дельфинов, но моего друга среди них не было. Новые интересные встречи с этими симпатичными животными произошли у меня в совершенно другой обстановке. В то время во Вьетнаме еще гремела война — последний акт многолетней драмы. Сначала французы сделали эту страну своей колонией. Во время Второй мировой войны ее захватили японцы, а когда оккупантов выгнали из страны, Франция попыталась вернуть свою бывшую колонию. Из этого у нее ничего не вышло, но Вьетнаму потребовалось одиннадцать лет, чтобы победить французов. Им на смену пришли американцы, всей своей мощью обрушившись на маленькую страну. Тяжелейшая война затянулась на многие годы. Но, несмотря на американские линкоры и авианосцы, танки и самолеты, вьетнамцы стойко держались и выигрывали одно сражение за другим.

С американскими кораблями, которые вошли в Тонкинский залив и блокировали вьетнамское побережье, не позволяя миролюбивым странам помогать Вьетнаму ни продовольствием, ни медикаментами, ни тем более оружием, успешно боролись вьетнамские пловцы. В темные, безлунные ночи они вплавь добирались до стоящих в море кораблей, ставили на их борта мины и уплывали к своим. Ночью плывущего в море человека обнаружить невозможно, и американский флот нес серьезные потери. Командование США долго не могло найти средств борьбы, но в конце концов создало эффективное биологическое оружие: на военную службу «призвали» дельфинов афалин и научили их уничтожать пловцов.

В те годы американский ученый Дж. Лилли много писал и рассказывал о дельфинах, выступая по телевидению. Он утверждал, что они почти так же умны, как люди, и обещал научить афалин говорить по-английски. Видимо, военные поверили этим вымыслам и организовали центр по изучению дельфинов, подумывая об их использовании на войне.

Дельфины легко приручаются. Хорошо обученную афалину можно смело выпустить в море в полной уверенности, что она вернется на базу, где остались ее сородичи, где привыкла получать пищу и где люди проводили с ней веселые занятия. Американцы сначала обучали дельфинов искать затонувшие предметы, например неразорвавшиеся во время предыдущей войны мины и снаряды, а затем поднимать их на поверхность.

Поисковые работы давались дельфинам легко, а если найденный предмет был не слишком тяжел и имел трос, кольцо или еще что-нибудь, за что его можно подцепить носом, то им не составляло труда вынести его на поверхность. Когда над американцами во Вьетнаме нависла реальная угроза поражения, военные решили научить дельфинов находить в море людей и уничтожать их. Поиск пловцов оказался для дельфинов посильной задачей. Развивая большую скорость, животные с помощью гидроэхолокатора успевали за ночь обшарить большие участки акватории залива.

Труднее было заставить дельфинов нападать на людей. Эти животные не агрессивны и обычно вреда людям не причиняют. Американским воякам пришлось пойти на хитрость. Они не стали тратить время на то, чтобы сделать своих подопечных жестокими, а обучили их, обнаружив в воде человека, быстро проплывать мимо, на ходу нежно касаясь своим боком человеческого тела. Такие прикосновения приятны дельфинам и не представляют никакой угрозы для людей. Однако, когда шестерых дельфинов перевезли в Тонкинский залив и стали выпускать в море для выполнения боевых заданий, к их спинному плавнику крепили косой треугольный острозаточенный нож. Ласкаясь к обнаруженному в море пловцу, дельфин наносил ему ужасные раны, и если человек не умирал сразу, то не мог плыть и тонул или погибал от потери крови. Биологическое оружие американцев — всего шесть дельфинов — сделало партизанскую войну в Тонкинском заливе невозможной.

Дельфины действительно могут стать надежными морскими спасателями, такими же, как сенбернары, оказывающие помощь людям, заблудившимся в заснеженных горах. Дельфинам не страшны ураганы и бури, они способны помочь людям, когда на воду невозможно спустить ни шлюпку, ни катер. Поэтому и в нашей стране создали дельфинариум. Построили на берегу огромный крытый, отапливаемый зимой бассейн, в котором ничто не мешало проведению исследований, а в бухте, защищенной от морской волны, создали десятки открытых вольеров, которые тоже заселили дельфинами. Вот здесь я и общался с ними.

Эти животные удивительно милые существа. Они быстро приручаются и легко поддаются дрессировке, конечно, если тренер профессионал. Только что пойманные взрослые животные, даже в момент их отлова, не нападают на людей, но и не проявляют желания вступать с ними в контакт. Помещенный в просторный вольер, дельфин может прожить там много месяцев, но не станет более доверчивым к людям. Он продолжает относиться с опаской ко всему, что исходит от человека, и нередко соглашается брать корм, только поголодав несколько недель или месяцев. Для здоровья животных голодовки не опасны, ведь их тело примерно наполовину состоит из жира, и за счет этих запасов животное может прожить без еды до полугода.

Даже привыкнув к ежедневным кормежкам, многие дельфины не берут рыбу из рук человека и никогда не подплывают к краю своего вольера ближе чем на 1,5–2 метра. Такой «дикий» дельфин не поднимет со дна аппетитную рыбешку, даже если она лежит слишком близко от его сетчатой стенки. Все предметы, которые тренеры бросают в вольер, чтобы дельфины могли с ними поиграть, у «дикарей» вызывают панический страх. Они плавают так, чтобы ни в коем случае не коснуться незнакомого предмета. Так же тщательно они будут избегать контактов с брошенным в их вольер пучком морской травы. Казалось бы, уж водорослей, с которыми дельфины постоянно сталкивались в море, им бояться не стоит. Это так, но раз этого пучка еще вчера здесь не было, а сегодня он вдруг откуда-то появился, то благоразумнее проявить осторожность. И умные животные охотно придерживаются этого правила.

Есть простой и надежный способ заслужить доверие трудновоспитуемого ученика. Для этого его сажают в крохотный бассейн, где и повернуться негде и нельзя уклониться от соприкосновения с плавающими на поверхности предметами. Чтобы ускорить приручение, к дельфину в бассейн ежедневно спускается тренер, плавает рядом, гладит его, дотрагивается до носа и плавников ученика. Умное животное очень скоро убеждается, что ни человек, ни приносимые им игрушки не причиняют ему никакого вреда, и перестает их бояться. Доверие к человеку постепенно перерастает в дружбу. Теперь дельфина можно снова вернуть в просторный бассейн, и он с нетерпением будет ждать ежедневных посещений своего тренера, возможности пообщаться с ним, поиграть, овладеть каким-нибудь трюком.

С прирученным дельфином подружиться легко. Правда, если незнакомый человек заберется в вольер, животное вначале отнесется к нему с некоторым недоверием. Но чем больше у дельфина появляется знакомых, тем легче он завязывает контакт с новым для себя человеком.

Когда я впервые попал в дельфинариум, все его постоянные обитатели давно уже перестали бояться людей. Условия жизни были вполне удовлетворительными: они даже стали понемножку размножаться. Малыши, родившиеся в неволе, были особенно доверчивы, ведь знакомство с людьми началось у них с самого рождения, да и родители не учили их сторониться человека. Самой старшей из молодняка была красавица Ника. По своим размерам она уже догнала взрослых, но, не утратив детской игривости, старалась пообщаться с каждым человеком, появившимся возле вольера, и очень огорчалась, когда ее оставляли одну. Благодаря постоянным контактам с людьми она приобрела много навыков, научилась множеству трюков и всегда была готова освоить новые.

Ника была всеобщей любимицей. Сотрудники дельфинариума в течение рабочего дня хотя бы разок обязательно к ней заглядывали, чтобы пообщаться. Всех высокопоставленных посетителей, а летом они появлялись ежедневно, непременно знакомили с Никой, и она относилась к этому одобрительно.

Я не избег общей участи и был просто влюблен в эту юную хвостатую леди. Утром, придя на работу, делал изрядный крюк, чтобы поздороваться с Никой, проводил у ее вольера весь обеденный перерыв, да и после работы частенько оставался в ее обществе достаточно долго. Мне доставляло удовольствие научить ее чему-нибудь новенькому, и мы с ней так сработались, что могли бы выступать в цирке, и успех, я уверен, был бы нам обеспечен. Один из освоенных нами трюков пользовался у зрителей особым успехом. Он назывался «По секрету». Перед тем как продемонстрировать его зрителям, я объяснял им, что освоил язык дельфинов, а Нику научил понимать человеческую речь. Затем, наклонившись к воде, я говорил ей шепотом: «Скажи мне по секрету, не бойся, я никому не проговорюсь…» А дальше задавал громко какой-нибудь из этих вопросов: «Кто тебе больше всех нравится?», «С кем ты хотела бы поиграть?», «От кого хочешь получить рыбку?», «Кому сказать, чтобы он тебя погладил?».

В ответ на мой вопрос Ника высовывалась из воды, дотягивалась до моего уха и с полминуты тихонечко поскрипывала. Я делал вид, что внимательно слушаю, но не понимаю, что она мне говорит, и просил: «Ника, ты слишком тихо говоришь. Повтори, я не расслышал!» Ей приходилось еще два-три раза повторять свой ответ, но я всякий раз объяснял, что так и не понял ее, делал вид, что сержусь, и требовал, чтобы она ответила четко, по слогам. Тогда из пасти дельфина вырывался громкий скрежет, щелчки и пронзительный свист. Я хватался за голову и с укоризной ее отчитывал: «Зачем же ты кричишь на всю бухту? Теперь все узнали, что тебе понравился вон тот молодой человек в светло-сером костюме». На людей, впервые увидевших дельфинов, эта сценка производила незабываемое впечатление.

Как я уже говорил, Ника могла играть целый день и огорчалась, когда посетители ее покидали. Тогда она проделывала целый каскад трюков: совершала высокие прыжки, бросала посетителям мяч, носилась по бассейну с каким-нибудь предметом на носу, не роняя его, совершала головокружительные прыжки. Но если чувствовала, что посетители все-таки собираются уйти, прибегала к последнему средству: окатывала их с ног до головы водой и добивалась своего. В разгар летнего жаркого дня этот прием срабатывал. Человек, мокрый до нитки, редко рисковал сесть в автобус и надолго задерживался у ее вольера, чтобы хоть немного просохнуть.

Доставалось от Ники и мне. Она каким-то своим звериным чутьем заранее догадывалась, что я собираюсь с ней распрощаться, и использовала свой коронный прием. Эту коварную уловку шалуньи Ники я все-таки сумел использовать себе во благо. Когда дельфинариум посещал кто-нибудь из почетных гостей, мне частенько приходилось брать на себя тяжелую обязанность — знакомить высокое начальство с ведущимися здесь исследованиями. Хорошо, если посетителями были ученые, серьезно интересовавшиеся результатами изучения наших питомцев. Однако чаще всего гости приходили в дельфинариум, как в обычный зоопарк, с единственной целью — показать своим чадам и домочадцам животных. Обычно такие экскурсанты на пару часов задерживались возле вольера Ники, нарушая весь мой трудовой день.

После одного подобного визита, тянувшегося непозволительно долго, мне пришла в голову спасительная мысль: научить Нику окатывать экскурсантов водой по моей команде. С тех пор, когда мне попадались «высокие» гости, я вел их сразу знакомиться с Никой. Под моим руководством она один за другим демонстрировала свои трюки. Я давал возможность посетителям 10–15 минут любоваться ее проделками, а затем под каким-нибудь невинным предлогом собирал их вместе, а сам, отойдя на безопасное расстояние, начинал почесывать то место на голове дельфина, откуда у мужчин чаще всего начинается лысина. Для Ники это был условный сигнал, и она с удовольствием пользовалась разрешением окатить экскурсантов водой. Нужно сказать, что руководители дельфинариума были довольны подобным финалом таких экскурсий, но для порядка приходили ругать Нику и, придав лицу суровый вид, отчитывали ее. Она, конечно, догадывалась, что на нее нисколько не сердятся. В ответ высовывалась из воды и, разинув улыбающуюся пасть, крякала. Она была согласна доставить удовольствие и начальству, и экскурсантам. Ника способна была подарить им лишь лукавую улыбку, зато делала это от чистого сердца.

КИТ У СЕБЯ ДОМА

Усатые киты относятся к числу удивительных, но недостаточно изученных животных. Об их жизни нам известно очень мало. Эти животные проводят у поверхности океана до двадцати процентов времени. А о том, что они делают в глубине, мы можем только догадываться. Даже когда киты поднимаются к поверхности, наблюдать за ними трудно. Несмотря на то, что люди давно прекратили на них охоту и киты стали вести себя более доверчиво, даже при приближении судна не кидаются наутек, часто их поведение непредсказуемо. Да и что можно увидеть с борта судна? Хорошо видны лишь те животные, которые находятся совсем близко. Лучше всего наблюдать за китами с самолета, но при этом приходится держаться на высоте не менее пятисот метров от поверхности воды, чтобы шум моторов не встревожил животных.

Сейчас на Земле обитают около ста видов китов. Как известно, они делятся на зубатых и усатых. У последних во рту нет ни одного зуба. Вместо них с верхней челюсти свисают легкие и упругие пластины так называемого китового уса, с густой бахромой по краям. Из-за этих пластин киты и получили название «усатых».

Благодаря пластинам и находящейся на них бахроме во рту кита образуется «сито». Разинув пошире пасть, как бы откинув сито, чтобы оно не мешало проникать туда всякой мелюзге, и набрав полный рот воды с находящейся в ней живностью, кит процеживает порцию, выпуская воду, а все съедобное, что осталось в сите, проглатывает. Ячейки сита так малы, что задерживают не только небольших рыбок и кальмаров, но даже крохотных рачков, величиною в несколько миллиметров. Именно рачки являются для большинства усатых китов основной пищей. Чтобы взрослый крупный усатик насытился, в его желудке должно находиться до двух тонн криля — так голландским словом «kriel» («малыш») назвали ученые скопления различных океанских мелких рачков. Поглощая их в невероятных количествах, киты за лето накапливают столько жира, что потом могут по нескольку месяцев, даже до полугода, обходиться без пищи.

Накопленный за лето жир предохраняет тело взрослого кита от переохлаждения в холодной воде, но новорожденные китята защищены жиром не очень надежно и могут простудиться. Поэтому зиму, на которую падает время свадеб и период появления молодняка, киты проводят в теплых водах ближе к экватору, а весной откочевывают в высокие широты, где в это время интенсивно размножаются мелкие ракообразные. Киты Южного полушария устремляются в это время к берегам Антарктики, а обитатели Северного полушария — в Ледовитый океан, к кромке его вечных льдов.

Зоологи прекрасно знают, чем питаются эти животные и сколько съедают пищи. В тот уже ушедший в прошлое период, когда на китов велась интенсивная охота, узнать это было совсем нетрудно, вскрывая желудки убитых исполинов. Но наблюдать за охотой китов ученым долго не удавалось.

Орудия лова усатых животных имеют единое строение, это доказывает, что у них сходные способы охоты. Но у разных видов усатиков в конструкции орудий лова существуют специфические особенности. Совершенно очевидно, что они связаны с привычными объектами питания и, видимо, с приемами охоты, которые использует данный вид китов.

Своими особенностями первыми поделились с учеными серые киты. Наблюдать за ними проще, чем за жизнью их родичей. Серые киты живут на глазах у людей. Зиму они проводят у пустынного тихоокеанского побережья США, где их сейчас никто не тревожит. Там теперь построены сотни смотровых вышек, с которых толпы туристов, в том числе и ученые, имеют возможность познакомиться с жизнью серых красавцев. Лето они проводят в более безлюдных местах, но тоже недалеко от берегов, на океаническом мелководье. Здесь киты усиленно питаются, нагуливая на зиму жирок. Именно здесь и удалось выяснить, как охотятся серые исполины.

Океанское дно нашей планеты изучено нами хуже, чем обратная, невидимая с Земли, сторона Луны. И не только дно больших глубин нам незнакомо. Даже в районах океана, особенно в холодных морях, куда могут спуститься водолазы, ученые еще не бывали. Дно обычно изучают с помощью тралов, эхолотов, телекамер и глубоководных аппаратов — батискафов.

Скудные сведения о морском дне до недавнего времени казались вполне достаточными, но по мере того, как на суше запасы полезных ископаемых, особенно нефти, истощились, люди стали более внимательно присматриваться к океану. Стало необходимым детальное изучение дна, особенно в мелководных участках океана, где нефтяные вышки проще ставить не на плавучие платформы, а прямо на грунт. Однако делать это не всегда возможно, ведь известно, что в большинстве случаев дно покрыто рыхлыми осадочными породами и толщина этого слоя в среднем составляет 300 метров, а кое-где осадков скапливается так много, что их слой нарастает до толщины в 1000 метров!

В США для добычи нефти особенно перспективным оказался северо-восточный район Берингова моря у берегов Аляски. Когда дно в этом районе впервые изучили с помощью специальных высокочастотных эхолокаторов, позволяющих обнаруживать объекты размером до метра, то неожиданно выяснилось, что дно сплошь усеяно большими, но неглубокими ямами. Их длина колебалась от 1 до 10 метров, ширина — от 0,5 до 7 метров, а глубина — от 10 до 40 сантиметров. Ям было так много, что на дне практически не оставалось нетронутых мест. В других районах моря, особенно в Беринговом проливе и в проливах между материком и островом Святого Лаврентия, дно покрывали мелкие борозды длиной от нескольких десятков до 150 метров. Они не были прямыми, однако и очень извилистыми назвать их тоже нельзя.

То, что это не просто неровности морского дна, а относительно недавно вырытые ямы и проложенные борозды, стало ясно, как только туда спустились водолазы. Дело в том, что на нетронутых участках песчаного дна жили огромные стаи рачков бокоплавов. Здесь им легко было рыть свои норки, а чтобы песчаные стенки их убежищ не осыпались, они скрепляли фунт липкой слизью. Она вырабатывается в крохотных железках, расположенных на теле и грудных ножках рачка, протоки которых открываются на коготках, которыми рачки разрывают грунт. Благодаря тому, что рачков много и все дно заполнено их норками с обработанными слизью стенками, песок на нетронутых участках дна склеивается в плотный пласт. Поэтому сразу видно, где он нарушен.

Вид дна удивил исследователей. Было непонятно, кто его перекопал. Однако загадка только на первый взгляд казалась трудной. Ученые легко нашли на нее ответ. Дело в том, что сюда, в Берингово и Чукотское моря, летом из южных морей приплывают кормиться 16–20 тысяч серых китов. Они и выкапывают ямы.

Зоологи давно знали, что серые киты в числе прочей морской живности лакомятся и бокоплавами, но ученые даже не догадывались, как исполины ловят эту мелюзгу. Охотничьи приемы китов оказались простыми. Обедающий кит опускается на дно, поворачивается на бок и, чуть-чуть приоткрыв ту сторону своего огромного рта, которая обращена вниз, всасывает донный грунт со всей содержащейся в нем живностью. Набрав его полную пасть, кит тут же процеживает песок через сито из китового уса. Песчинки, маленькие камушки, мелкие молоденькие бокоплавы и частички жидкого ила легко проходят через этот фильтр и с мутной водой выбрасываются изо рта, а взрослые крупные рачки и другая солидная «дичь» отправляются в китовый желудок. О том, что серый кит занят охотой, догадаться нетрудно: за ним всегда тянется мутный след выливаемой изо рта воды, хорошо видный с самолета, а на дне, там, где охотник зачерпнул порцию донных отложений, после каждой дозы остается яма.

Разобраться с бороздами оказалось труднее. Однако удалось выяснить и их происхождение. Эти углубления оставляли на дне 200 тысяч живущих здесь моржей. Борозды встречаются в более мягком грунте, где много ила и глины. Именно здесь в мягких донных отложениях обитает множество моллюсков, являющихся основной пищей этих пахарей моря. Проголодавшийся морж плывет близко у дна, мордой прокладывая в иле борозду, на ходу выбирая из мягкого грунта все съедобное, а раковины и их обломки тут же выплевывает.

Серые киты у берегов Аляски проводят шесть месяцев в году. В день взрослому исполину, чтобы он нагулял жирок на последующие голодные полгода, нужно больше тонны всякой мелюзги. У берегов Калифорнии киты во время брачного сезона соблюдают строжайший пост, воздерживаясь от употребления любой лакомой пищи. За сезон они истребляют три — пять миллионов тонн бокоплавов и другой живности. Моржам пищи требуется значительно меньше, чем китам, да и проводят они здесь всего каких-то сто дней, но и моржи уничтожают множество животных, обитающих на дне.

Согласитесь, наличие таких обжор — серьезный ущерб обитателям океана, кроме того, киты за сезон перелопачивают 120 миллионов кубометров донных осадков, что по весу составляет 172 миллиона тонн. Такая бурная деятельность не может не влиять на жизнь океана. Невольно возникает вопрос: не съедят ли эти пахари всю пригодную им в пищу мелюзгу? Не истребят ли они в Беринговом море всех бокоплавов и моллюсков? И вообще, не наносят ли они своими земляными работами катастрофический урон океану? Не погубят ли Берингово море? Ведь если они съедят всю пригодную им пищу и разрушат среду обитания донных животных, то сами погибнут голодной смертью. Подобные экологические катастрофы уже не раз происходили. Может быть, эти обжоры способны заодно погубить и сотни видов других ни в чем не повинных животных, лишив их и дома и пищи. Не пора ли для предотвращения надвигающейся катастрофы организовать отстрел китов и моржей?

Нет! Для беспокойства нет оснований. Моржи и киты хоть и являются хищниками, но приносят пользу океану. Они не только пахари, но и сеятели и мелиораторы. Дело в том, что бокоплавы могут жить только в песке, а донные моллюски, которыми питаются моржи, — в илистых отложениях. Когда серый кит, набрав полный рот грунта, фильтрует его через сито-усы, тяжелые песчинки тут же падают на дно, а легкий ил далеко относится течением и в конце концов оседает в более глубоких районах океана. На таких глубинах бокоплавы жить не любят, и скапливающийся там ил вреда океану не наносит. Таким образом, киты очищают от ила песчаные отмели.

Откуда в океане возникает ил? Главным образом он выносится реками. Если бы не киты, песчаное дно у берегов Аляски давно покрыл бы толстый слой ила. Значит, они выступают здесь в роли мелиораторов, подготавливая дно океана под «плантации» бокоплавов, и одновременно засевают вспаханные участки. Ведь юных крохотных бокоплавчиков кит во время еды выплевывает вместе с песком и засевает ими ямы. Малышам трудно рыть норки в плотном песке, смоченном слизью взрослых бокоплавов. Да там для них и места нет, и конкуренция из-за пищи слишком велика. Вот почему молодые бокоплавы, оставшиеся жить вместе со своими родителями, если сумели уцелеть от хищников, растут и развиваются гораздо медленнее тех, кому посчастливилось обосноваться на свежевспаханном дне, где они благополучно вырастают.

Мало того что киты перепахивают дно и улучшают его структуру, засевая его бокоплавами, они еще и удобряют океан.

Из взбаламученного ила в воду переходят и становятся доступными для микроскопических водорослей вещества, содержащие калий, фосфор, азот. Благодаря обогащению воды питательными веществами водоросли здесь интенсивно размножаются. Кроме того, в иле много частичек органического вещества и мириады бактерий, на которые, как и на водоросли, тут же набрасываются крохотные, свободно живущие рачки и другие мелкие организмы, плодящиеся в невероятных количествах. Миллионы тонн китового навоза — отличное удобрение. Таким образом, киты создают условия для бурного развития жизни в Беринговом море, в том числе для сытой жизни бокоплавов, которыми сами же питаются. Примерно такую же полезную работу проделывают и моржи, помогая жизнедеятельности донных моллюсков.

Значит, если бы стадо серых китов, приходящих кормиться к берегам Аляски, полностью истребили (а они еще недавно были на грани полного исчезновения), дно в этом районе океана быстро бы заилилось, бокоплавы бы вымерли и вновь возродить здесь китов стало бы уже невозможно.

Слой донного песка у берегов Аляски невелик. Его средняя толщина — около двух метров. Он образовался здесь в период последнего оледенения и с тех пор больше не пополнялся. Ученые, занимавшиеся изучением жизни китов, поставили в известность правительство Соединенных Штатов, что с песком здесь следует обращаться крайне бережно. Океан выглядит бескрайним, а количество песка на его дне исчисляется тысячами миллиардов тонн и кажется неисчерпаемым, тем не менее ученые потребовали, чтобы добыча морского песка для любых нужд была здесь полностью запрещена и чтобы он был надежно защищен от загрязнения нефтью и другими вредными веществами. В природе ко всему нужно относиться бережно, даже к песку, покрывающему морское дно.

Остальные усатые киты охотятся преимущественно на дичь, живущую ближе к поверхности океана. У гладких китов — гренландского, южного, японского и карликового — пластины китового уса очень длинные, снабженные тонкой бахромой. Их главная добыча — свободно плавающие веслоногие рачки. Сейчас, когда китов осталось мало, частенько встречаются исполины, охотящиеся в одиночку, хотя для них привычнее коллективная охота, обеспечивающая больше добычи. Обычно два-три, а то и десять — пятнадцать китов, выстроившись изогнутой шеренгой, напоминающей клин летящих журавлей, сохраняя между собой дистанцию, равную длине одного — трех китов, медленно плывут с открытыми ртами, прочесывая океан.

Вместе такая стая как бы составляет огромный единый невод. Вспугнутая охотниками дичь удирает от медленно надвигающегося «невода», и перед ними постепенно образуется плотное скопление бестолково снующих рачков. Вот тогда они и попадают в пасть того ловца, который находится у гребня клина. Те же рачки, которым удалось от него удрать, бросившись в разные стороны, присоединяются к скоплениям рачков перед соседними китами и попадают в их желудки, а удравшие от этих достаются следующим ловцам. Набрав полный рот рачков и выпустив через сито воду, киты сытно обедают.

У полосатых китов — малого полосатика, сейвала, финвала, полосатика Брайда, горбатого и голубого — пластины уса имеют среднюю длину, а бахрома на них более грубая, чем у их гладких родственников. Зато их пасть снабжена большим горловым мешком и поэтому вмещает огромное количество воды. Даже собравшись в стаю, каждый из этих китов ловит добычу самостоятельно, не прибегая к помощи соседей. Своими маленькими глазками, расположенными достаточно высоко, добычу, когда она находится у них под носом, киты не видят. О том, что исполин попал в скопление криля, ему сигнализируют его усы. Эти крохотные волоски толщиной 0,2–0,4 миллиметра, едва достигающие в длину одного сантиметра, растут тремя группами по краям верхней челюсти и на поверхности головы. На теле полосатиков всего 50—100 редко торчащих волосков, но для охоты этого количества вполне достаточно. Когда голова животного попадает в скопление криля и рачки начинают «путаться» в его усах, постоянно задевая за волоски, кит знает, что пора открывать рот.

Приемы охоты китов полосатиков напоминают взмахи сачка: сначала кит довольно медленно и спокойно плывет у поверхности океана, но как только набредет на плотное скопление рачков, широко разевает пасть и делает быстрый бросок вперед. В результате добыча оказывается в сачке.

Некоторые из полосатых китов пользуются сложными приемами охоты. Горбатые киты Северного полушария, обнаружив скопление рачков, ныряют под него и, плывя по кругу, выпускают струйки пузырьков воздуха. Всплывая к поверхности, пузырьки как бы образуют стенку кругового «невода» диаметром до 10–15 метров. Напуганные этими струйками рачки всплывают вверх и сбиваются в плотную стаю в центре огороженного «неводом» круга, а горбач поднимается вслед за ними и втягивает в рот добычу.

В высоких широтах киты кормятся до полугода и, накопив достаточно жира, отправляются к местам размножения. Постоянных семейных пар усатые киты обычно не образуют, хотя некоторые из них, например горбачи, летом кочуют по океану парами. Возникшая летом семья в период размножения иногда распадается. Когда наступает пора брачных игр, более сильные и агрессивные самцы могут такую пару разлучить.

В брачный период каждую самку сопровождают несколько самцов. У горбатых китов нет ни зубов, ни когтей, но они, отталкивая друг друга от самки, обдирают свою кожу до крови, оставляя на теле соперников царапины и ссадины. Впрочем, другие виды китов и в этот период ведут себя миролюбиво и обходятся без серьезных конфликтов.

Первый месяц жизни новорожденные китята полностью зависят от матери. Ребенок кажется маленьким только его матери. Семиметровое чадо, каким бывает новорожденный у синих китов, язык не поворачивается назвать малышом. Китята питаются исключительно материнским молоком. Семь месяцев спустя, став шестнадцатиметровым гигантом, «ребенок» голубых китов — все еще грудной младенец, так как продолжает сосать молоко. Оно весьма питательно. На этой высококалорийной пище китята растут поистине с космической скоростью, в среднем прибавляя в весе по 75 граммов в минуту, что в сутки составляет более ста килограммов.

Новорожденный держится все время под боком у матери или плывет над ней. Движения ее плавников создают подъемную силу, и малышу не нужно прилагать больших усилий, чтобы держаться на плаву. А если детеныш устанет, мать подставит спину и вынесет его на поверхность, чтобы он не задохнулся.

У серых китов заботиться о малыше часто помогают «тетки» — старые бездетные самки. Это очень облегчает процесс воспитания. Дело в том, что новорожденный серых китов не умеет ни плавать, ни нырять. Его удельный вес выше, чем удельный вес воды. Если малыша оставить без поддержки, он хоть и станет отчаянно молотить хвостом, но все-таки в конце концов пойдет ко дну. Поэтому мать в буквальном смысле слова носит ребенка «на руках». Чаще всего она держит его у головы или у груди на передних плавниках, иногда подталкивает спиной, прилагая при этом немало усилий, чтобы непоседливый озорник все время плыл на животике, а его голова торчала из воды.

В первый месяц жизни матери из семейства усатых китов не разрешают детям отплывать дальше чем на длину своего тела, а если шалун забудется и отплывет чуть дальше, она сразу же бросается к нему на выручку. Мать может защитить ребенка от любой опасности, в том числе от китов-убийц — косаток, но для этого «малыш» все время должен быть у нее под боком.

Молодые киты постоянно требуют молока. Серые мамы кормят их, лежа на боку, поддерживая малыша хвостовым плавником. Кормление — ответственный момент: в это время отвлекаться кормилицам нельзя: ребенок может захлебнуться. Дети обедают до пятидесяти раз в сутки. У крупных матерей они выпивают за день до шестисот литров молока! Сосут его под водой, но так как сами в это время могут задержать дыхание не больше чем на 30 секунд, каждый глоток молока продолжается всего несколько мгновений. Сосать малышам практически не приходится: чтобы упростить прием пищи, матери сами впрыскивают им в рот порцию молока. Сосков у нее всего два. Они спрятаны в специальных карманчиках. Самка выпускает их, если ребенок дает ей понять, что проголодался. Карманчики удобны, когда он подрастет и настанет пора отлучать его от груди.

Китята растут быстро и к концу первого месяца жизни набираются силенок, становясь более расторопными и шаловливыми. Теперь мать разрешает своему отпрыску отплывать от нее на расстояние, равное тройной длине ее тела, но малыши с каждым днем становятся более игривыми и озорными. Они резвятся, плавают вокруг матери, оказываясь то справа, то слева, то под ней, а навести порядок ей не удается. Однако в возрасте трех месяцев дети опять становятся послушными и держатся бок о бок со своей матерью, не отплывая от нее ни на шаг. Тут срабатывает инстинкт: обычно в это время наступает пора отправляться в дальнюю дорогу к местам летних кормежек, а для трехмесячного ребенка такое путешествие нелегко совершить, и помощь матери ему по-прежнему необходима. Недаром детеныши южных китов весь путь плывут, тесно прижавшись к телу мамы. Всюду им может угрожать опасность: все те же убийцы-косатки, поджидающие китов на путях их ежегодных миграций, так что без матери малышам не обойтись.

В местах кормежек киты проводят пять — семь месяцев, а затем возвращаются в более теплые воды. Теперь китята стали совсем большими. Детенышей серых и некоторых других китов отлучили от материнского молока еще в высоких широтах. Другие киты кормят детей молоком до года и дольше. Сейчас наступает время отучить их от детской пищи. Матери давно устали от своих шаловливых детей и ждут не дождутся того момента, когда они станут самостоятельными.

Киты — высокоразвитые животные: они поддерживают между собою постоянный контакт, обмениваются информацией, подают друг другу команды. Вероятно, для китов способами общения могут быть и позы, и отдельные движения, но главным средством являются звуковые сигналы. Ведь ими можно пользоваться и днем, и ночью, и на значительном расстоянии.

С помощью звуков поддерживается контакт не только между детенышем и матерью, между самцом и самкой, между членами сообщества, но и с другими китами, находящимися на расстоянии десятков и даже сотен километров друг от друга. Дело в том, что в воде звуки распространяются значительно лучше и быстрее, чем в воздухе. Не обладай киты этой способностью, многие виды, например голубые киты, некогда усиленно истреблявшиеся людьми, были бы обречены на неминуемое вымирание. Их осталось так мало, что случайные встречи в просторах океана самца и самки маловероятны, а благодаря звуковым сигналам животные способны находить друг друга, и есть надежда, что киты будут спасены.

Изучать звуки, издаваемые китами, нетрудно. Достаточно опустить в воду гидрофон и надеть наушники или подключить его к магнитофону. Правда, определить, что означают те или иные звуковые сигналы, удается редко: кто знает, о чем переговариваются исполины в глубине океана. Все же значение некоторых отдельных сигналов удалось расшифровать. Известно, например, как звучат у китов сигналы опасности, но определить, о какой опасности они оповещают, чаще всего не удается.

Гладкие киты пользуются шестью типами тональных сигналов. Самые распространенные — низкие звуки, высота которых быстро возрастает. Чаще всего они используются в качестве призыва собраться вместе. Звуки, высота которых быстро снижается, используются для обмена информацией на расстоянии нескольких километров. Самые разные звуки, в том числе напоминающие громкие выкрики и даже рычание, киты издают, когда собираются вместе. Если животные чем-то раздражены, они пыхтят, а шлепки плавниками по воде означают беспокойство, например при снижении самолета или когда киты выясняют между собою отношения. Когда самка гренландского кита или полосатика Брайда ныряет в глубину и остается там на полчаса, чтобы поохотиться, детеныши обычно находятся на поверхности, но поддерживают с мамой постоянный контакт, обмениваясь время от времени одним-двумя звуками.

Самцы горбатых китов в период брачных игр исполняют целые серенады. Поют только взрослые сильные самцы. Их песня — гимн собственному могуществу. Их цель — привлечь внимание самки. Кавалеры поют, находясь в полном одиночестве на глубине 20 метров, опустив голову вниз. Серенада слышна на расстоянии пяти километров. Когда в дуэте поют два самца, соперники не пытаются соревноваться, но, если они докучают друг другу, более агрессивный приближается к конкуренту и заставляет его замолчать. Также может поступить любой самец, оказавшийся поблизости от певца. Как кавалеры на глубине выясняют свои отношения, никто пока не знает. Когда соперники расходятся, замолчавший кит может продолжить прерванную серенаду.

Песня горбатых китов звучит вполне мелодично. Она состоит из отдельных тем и музыкальных фраз, которые с регулярными интервалами в строго определенной последовательности повторяются по нескольку раз, и серенада может продолжаться до тридцати минут.

Интересно, что все киты поют одну и ту же песню. Она, постепенно меняясь, становится к концу сезона свадеб совсем другой, не похожей на ту, что звучала весной. В высоких широтах киты поют редко, но, вернувшись на зимовку, вновь принимаются за свои серенады, начиная сольные концерты с той песни, которую пели в конце предыдущего брачного сезона.

Хорошо изучены звуки серых китов, которые они издают зимой, живя на мелководье: это и вздохи, и бульканье, и стуки, когда плывут в одиночку или стаями. Однако жалуются только немногие киты, остальные молчат. Зато болтуны способны издавать до пятидесяти стонов в час.

Жалобы складываются из очень сильных, но низких звуков продолжительностью около двух секунд. С какой целью издаются эти стоны, пока не ясно. Возможно, они предназначены для общения животных, принадлежащих к одному стаду. Не исключено, что звуки — реакция на какие-то внешние воздействия, на шум близкого прибоя или отдаленного шторма. Ведь и «чайки стонут перед бурей», и «гагары тоже стонут». Наконец, жалобы могут оказаться лишь выражением любовного томления. Зима — пора любви, пора поиска подруги и завоевания ее сердца. Как же тут не застонать!

Киты — игривые животные. Охотно играют не только представители мелких китов вроде всем известных дельфинов, но и киты-гиганты. Особенно резвы малыши. Обнаружив на поверхности воды какой-нибудь предмет — пятно мазута или разлившейся нефти, — китенок может не удержаться, чтобы не поиграть находкой. Правда, врожденная осторожность подскажет ему, что до «игрушки» благоразумнее не дотрагиваться. Поэтому он, скорее всего, ограничится тем, что будет подплывать к ней с разных сторон, придвигаясь все ближе и ближе, кружить вокруг и подныривать под найденный предмет. Убедившись, что «игрушка» никакой опасности не представляет, китенок начнет ее толкать, подбрасывать или топить. Встретившись с подобным предметом в следующий раз, он начнет играть с ним более смело.

Взрослые киты выбирают игрушку в соответствии со своими размерами. В открытом океане найти такое сокровище удается нечасто, но в северных морях сделать это проще. Реки выносят в них много плавника: бревна, доски, огромные древесные стволы. Среди этого мусора китам удается выбрать для себя подходящую игрушку, которые привлекают внимание даже взрослых гигантов. Играя, крупные киты подбрасывают бревно в воздух на высоту трехэтажного дома, а потом опускаются с ним на глубину, чтобы, всплыв, снова подбросить его как можно выше. Игра доставляет китам огромное удовольствие, и они самозабвенно забавляются с «игрушками» в течение полутора часов.

Однажды ученые подсмотрели забавную игру взрослой самки гренландского кита. Она где-то нашла большое и гладкое бревно. Развлечение состояло в том, что самка подныривала под бревно и поднимала его спиной за самую середину. Великанша проделывала это с такой точностью, что по бокам у нее свешивались одинаковые куски бревна. Она плавала с ним, развивая довольно значительную скорость, и при этом так умело балансировала своею игрушкой, что концы бревна не касались воды. Когда ей так играть надоело, она, продолжая балансировать бревном, слегка приподнимала переднюю часть своего тела, и «игрушка» скатывалась к хвосту, пока не падала в воду. Затем все повторялось в той же последовательности.

Скопления бурых водорослей гладкие киты считают отличной «игрушкой». Они суют в них голову, стараясь укутаться водорослями, как пледом, и подолгу плавают в такой накидке то медленно и осторожно, видимо получая удовольствие от прикосновений водорослей к телу, то развивают приличную скорость, то следят за тем, чтобы «плед» не потерялся. Закутавшись в него, модник или модница отправляются на поиски своих сородичей и с удовольствием демонстрируют им свою обновку. Конечно, появление щеголя вызывает всеобщий интерес и сопровождается бурным обменом мнениями, в котором виновник переполоха принимает самое активное участие.

Жизнь в просторах океана бедна событиями и немного однообразна, но умные животные рады любой возможности немножко позабавиться и развлечь своих товарищей.

ГОЛУБОЕ ЧУДО

Южное полушарие суровее Северного. Небо сороковых широт всегда закрыто тяжелыми облаками, а океан вспучивается серо-стальными холодными волнами. Если в такой хмурый денек море разольется бирюзой, голубой, как мечта, — это значит впереди появилось пастбище блювалов.

Антарктические воды — вотчина этих морских исполинов. Блювал, или голубой кит, — самое крупное животное из когда-либо обитавших на нашей планете. Только что появившийся на свет «малыш» достигает 7,5 метров. Взрослый самец в расцвете сил огромен: свыше 30 метров в длину, а весом 150 тонн. Отдельные экземпляры к старости пересекают трехсоттонный рубеж. По сравнению с подобными гигантами прочие виды китов кажутся маленькими.

Взрослый голубой кит необычайно красив. Его спина небесного цвета заметна издалека, а брюхо, гофрированное в складки, украшено охристо-желтой пленкой из диатомовых водорослей. Темно-карие с синим отливом небольшие добрые глаза придают зверю осмысленное выражение. Некогда океан украшали цепочки бирюзовых спин неторопливо плывущих блювалов.

Жизнь этих китов полна секретов. Считается, что семья у них создается на всю жизнь. Супруги очень дружны. Они постоянно обмениваются различными звуковыми сигналами и всегда действуют очень согласованно. Блювалы издают высокочастотные звуки, недоступные человеческому уху. Впервые их записали с борта норвежского китобойного судна «Полярная звезда». Исследование вокальных данных блювалов началось слишком поздно, когда гигантов в океане осталось очень мало. Чтобы отыскать голубого кита, нужно долго бороздить морские просторы.

Когда в семье блювалов появляется потомство, оба родителя заботливо пестуют своего единственного отпрыска, пока тот не подрастет настолько, что сможет присоединиться к сверстникам и отправиться в молодежной компании по белу свету, подрастая и нагуливая жирок. Исполины пасутся у поверхности. Широко разинув пасть, они прочесывают стаи мелких рачков. Подержав рот открытым всего 30–40 секунд, блювал сокращает мускулатуру щек и, прижав к нёбу трехтонный язык, отжимает улов. Морская вода легко процеживается сквозь плотный частокол свисающих с верхней челюсти трехсот роговых пластин, а оставшаяся пища отправляется в желудок. Чтобы чувствовать себя сытым, гигант должен заполнить желудок двумя тоннами планктона.

Если улов на поверхности невелик, блювалы ныряют на глубину 30–40 метров в поисках более плотных скоплений разной мелюзги. Всплывая на поверхность после продолжительного погружения, киты выпускают свой знаменитый фонтан — струю сжатого воздуха, насыщенную водяными парами. Выходя из двух близко расположенных дыхательных отверстий, узкая струя на высоте 15 метров (высота пятиэтажного дома) образует султан, повисая в воздухе капельками сконденсировавшейся воды. В разгар китобойного промысла высокие фонтаны выдавали китов, сообщая охотникам, где появились блювалы.

У этих исполинов мало врагов. Киты-убийцы косатки опасны главным образом для детенышей. Но досаждают великанам всевозможные паразиты. Различные глисты находят пристанище в кишечнике, легких, в желчном пузыре. К коже присасываются сотни китовых вшей, небольших рачков бокоплавов. Уцепившись задними грудными ножками к местам, где кожа потоньше, а жира поменьше — на губах и у половых отверстий, — они без стеснения кусают своего хозяина, выгрызая куски китового мяса и оставляя глубокие раны.

Ни рачки-паразиты, ни их личинки плавать совершенно не умеют. Если волна смоет паразитов с палубы живого корабля, они непременно утонут. Для сугубо морского существа это весьма неудобно. Казалось бы, китовые вши обречены на вымирание, но они множатся. Нет ни одного кита, который бы не имел назойливых сожителей. Животные заражают друг друга при тесном контакте во время брачных игр, родов и кормления детенышей. Китовые вши цепляются за кожу так крепко, что никакие волны им не страшны. Помощь китам приходит со стороны. Когда блювалы подходят к полярным островам или пустынным берегам юга Южной Америки, на их спины, улучив момент между двумя погружениями, опускаются морские санитары — кулики-плавунчики, которые и склевывают паразитов и рачков. Когда же кит, уйдя на глубину, займется поисками корма, санитары целыми стайками парят в воздухе, высматривая в прозрачной воде его маршрут, чтобы приземлиться на спину, чуть только она покажется из воды.

Еще больше неприятностей доставляют гигантам морские желуди — усоногие рачки, ведущие неподвижный образ жизни. Они глубоко высверливают в коже кита ямки, в которых строят раковины. Вместе с ними соседствуют их ближайшие родственники — морские уточки. Эти паразиты не способны прикрепляться к мягкой коже великана. Но кита это не спасает. Под фундамент для своего дома рачок использует раковину морских желудей. На 5–7 сантиметров вгрызается в китовую кожу пенелла — крупный, до 32 сантиметров в длину, веслоногий рачок, по форме тела напоминающий червя. От паразитов кит может избавиться, лишь побывав в полярных районах, где они погибают от холода.

Огромные размеры оказали китам плохую помощь. Сотня тонн отличного сырья, из которых около четверти жира, — большое богатство. Жир идет на изготовление мыла и маргарина. Из костей вырабатывали клей, желатин, костную муку. Огромная китовая печень — настоящий склад витамина А. Железы внутренней секреции позволяли медикам получать ценнейшие гормональные препараты. Из крови и внутренних органов делали удобрения. Мясо китов достаточно вкусно. В Японии и Норвегии оно пользуется популярностью, а одно время продавалось даже у нас. Несомненные достоинства голубых китов печально повлияли на их участь. Когда в Южном полушарии наступало лето, блювалы устремлялись в полярные воды. Из нашего полушария они на лето отправлялись в северную часть Атлантики и Ледовитый океан. Здесь их и настигали китобои и били, заботясь лишь о том, чтобы поскорее заполнить трюмы. Семьдесят лет назад 75 процентов добычи китобоев составляли именно блювалы. В последующие годы их добыча резко упала до одного процента. К счастью, охоту на этих красавцев удалось полностью запретить.

Промысел китов исстари велся варварским способом, без каких-либо правил, ограничений или норм. Блювалы обитали вдали от берегов в общих международных водах. У них не было хозяина, поэтому о гигантах некому было позаботиться. Владельцем голубого кита можно было стать, только загарпунив его. И охотники прилагали максимум усилий, чтобы поймать как можно больше животных.

Китобойный промысел был регламентирован лишь в 1946 году. Это уже не могло изменить положения: количество китов продолжало резко сокращаться. С 1964 года ввели значительные ограничения на добычу блювалов, а затем ее полностью запретили. К сожалению, спохватились слишком поздно. По подсчетам некоторых ученых, в те годы в бескрайних просторах океана оставалось всего 300 голубых китов! При таком катастрофическом сокращении поголовья многие виды животных теряют способность восстанавливать свою численность.

Прогноз в отношении блювалов нельзя считать благоприятным, хотя за последние 25 лет численность их немного возросла. Сейчас эти гиганты странствуют по океану в одиночку или небольшими группами. Зимой в разгар брачного сезона шансы у самок встретить жениха очень невелики. На тысячекилометровых просторах Тихого и Индийского океанов разминуться друг с другом нетрудно. А если упустил время, придется откладывать свадьбу на год, без сколько-нибудь твердых гарантий заключить брак в последующие десятилетия. Может случиться, что естественная гибель китов от старости начнет превышать рождаемость, и тогда они обречены. Человечество бессильно помочь блювалам. Организовать их искусственное разведение пока невозможно.

Голубые киты размножаются чрезвычайно медленно. Взрослыми они становятся лишь к пяти годам. Беременность длится год. Еще два-три года самка занята выкармливанием одного-единственного детеныша. В результате к десяти годам жизни она в состоянии произвести на свет в лучшем случае лишь пару «малышей». А всего за свою двадцати-, тридцатилетнюю жизнь, вероятно, не больше десяти. Если воспроизводство китов окажется невозможным, а запрет на их добычу будет строго соблюдаться всеми странами, то и тогда численность в четыре тысячи, существовавшая в 1964 году, может быть восстановлена лишь к 2050 году. Анализ того, как сегодня идет возрождение поголовья блювалов, не позволяет быть уверенным в том, что подобное количество будет когда-нибудь достигнуто. Однако, если численность этих красавцев будет расти, стоит подумать об организации китовых хозяйств. У людей достаточно времени, чтобы подготовиться к такому мероприятию.

Подобные проекты в настоящее время не кажутся ученым фантастическими. Для содержания китов в океане не потребуется строить вольеры. Животные должны находиться на полувольерном содержании, как пасут сегодня северных оленей. Полярным летом из китов можно было бы формировать стада в местах особенно обильного скопления криля — главной пищи блювалов. Для этого необходимо разобраться в системе звуковой сигнализации китов и изучить их повадки. К осени стариков, достигших предельного веса, можно будет забивать. Остальных следует отпускать на период размножения в теплые экваториальные воды.

Особенно заманчива организация молочных хозяйств. Дойная самка в среднем дает в день до 600 литров желтоватого молока с едким маслянистым вкусом, содержащим 53 процента жира. За 80 дней дойки из собранного молока можно было бы получить столько же жира, сколько вытапливается из тела взрослого кита.

Доение китов — задача принципиально выполнимая. Общение с животными не представляет серьезной опасности. Даже хищные кашалоты не проявляют по отношению к человеку агрессии, пока сами не подвергнутся нападению. Процесс доения не должен быть трудоемким. Сокращая определенные мускулы, самка способна сама освободиться от молока, скопившегося в протоках ее молочных желез. Таким образом, чтобы получить китовое молоко, нужно лишь научиться вызывать у самки самопроизвольный рефлекс молокоотдачи и сконструировать подходящее доильное устройство. Китовое хозяйство может оказаться высокорентабельным и позволит полноценно использовать антарктические океанские пастбища, в настоящее время человеком практически не эксплуатируемые.

Сто лет назад стада голубых китов уничтожали до миллиона тонн криля в сутки и обильно удобряли океан своими испражнениями, создавая условия для бурного развития мелкого планктона. Теперь вся масса мелюзги остается почти нетронутой. Значение этого фактора биологи еще не сумели оценить. Полчища несъеденных рачков уничтожают несметное количество мелкого планктона, в том числе икру и мальков рыб. Оставшейся рыбьей мелюзге, видимо, приходится голодать. Не привело ли уничтожение китов к оскудению рыбных запасов? Это еще одна из причин, заставляющая ученых искать пути восстановления поголовья блювалов. Организация промысловых хозяйств с целью планомерного использования ценных для человека животных — новый этап в освоении ресурсов планеты.