Молчание

Воскресенье

Том Уэлфорд не сдвинулся со своего аванпоста на границе террасы и верхнего газона. С бутылкой бренди в одной руке и сигарой в другой он сидел, развалившись в кресле, и смотрел на навигационные огни торгового судна, взявшего курс на океан. Он провожал глазами расплывчатый профиль корабля, пока тот не миновал неподвижные огни Рая,[57] ненадолго их заслонив, затем — ряд небольших городков на уходящем вкось побережье Коннектикута и, наконец, помигав напоследок красными сигнальными огнями правого борта, с протяжным стоном туманных горнов растворился в ночи.

Вопреки собственному нетерпению Том потянул еще минуту — вдруг зазвонит телефон, — с угасающей надеждой прислушиваясь, не хлопнет ли, просигналив о возвращении домой, дверца машины под лоджией, потом нащупал мобильник, лежавший рядом на широком деревянном подлокотнике, и нажал кнопку повторного набора номера в Овербеке. Если трубку снова снимет Карен, говорить он не сможет, но хотя бы убедится, что с женой и сыном все в порядке. За прошедшие полчаса он звонил туда уже пятый раз.

Том ждал до последнего и дал отбой до того, как Хейнс ответил. Не желая слышать звук его голоса, сохранившегося на автоответчике.

Потом допил бренди, поглощая его негреющий огонь, и снова наполнил бокал. Он почувствовал, что потеет: под мышками было мокро, как после пробежки.

Делать было нечего — только ждать.

Задумчиво глядя на фотографию, которую он достал из кармана (нельзя было на вечере упускать Карен из виду, даже на минуту), Том пытался убедить себя, что рано или поздно она все равно вернется домой. Куда ей деваться? Пусть дело приняло непредсказуемый оборот: вожжи выскользнули у него из рук, — но, что бы ни случилось, она должна сознавать, что ее с Недом дом — здесь.

Теперь, когда они снова втроем.

Наклонившись вперед, Том взял с садового столика тяжелый светильник «Тиффани» и поднес пламя к уголку фотографии. Одно из добавочных разоблачительных творений детектива, она была единственным физическим доказательством того, что Том знал о существовании Хейнса, что подозревал жену в измене и предполагал, что их сын мог быть не просто удовлетворительным результатом ее «непорочного зачатия» от подогретой капли слизи из контейнера со сжатым азотом.

Как подчеркивал доктор Голдстон, это не тот бизнес, где выгодно хранить записи. Все остальное, все мерзкое содержимое желтого конверта, который Серафим вручил ему в парке (фотографии, записи, документы, отчеты сыщика), — все материалы, однозначно могущие обеспечить обвинение Хейнса в попытке присвоить себе его семью, — Том уничтожил в тот день в своем кабинете.

Эта последняя улика — снимок Карен и Хейнса на фоне неба, обжимавшихся в посткоитальной истоме, пока Нед невинно играл у их ног, — все никак не хотела гореть. При трепещущем пламени свечи Том различил на глянцевой фотографии те признаки сходства между Хейнсом и Недом, которые он еще тогда обвел черным маркером и пометил стрелками. Надо сказать, сходство казалось сильнее — игра света, возможно, — но коль скоро теперь донору была возвращена анонимность, Том позволил себе помечтать о том, что наступит время, когда он, взглянув на сына, увидит в нем только уэлфордовские черты.

Об этом он мечтал с тех самых пор, когда впервые увидел новорожденного Неда — этакого Уинстона Черчилля в миниатюре, спящего на руках у матери.

Теперь он жалел о своем звонке в Овербек. Услышал мало чего — и услышал слишком много. Крик Карен о помощи все еще звенел в его ушах. Преследовала неистовая барабанная дробь пяток ее любовника по полу — так близко от трубки… должно быть, он умер у нее на руках. Том не был уверен, легче ли ему будет выказать сочувствие жене, зная, через что ей пришлось пройти.

Никто не предполагал, что она там будет.

Никаких свидетелей. Они же договаривались.

Когда пламя наконец занялось, Том бросил горящий снимок в пепельницу и стал смотреть, как огонь лижет черты Хейнса, зачерняя, искажая и облупливая его лицо, пока фотография не скрутилась в свиток и не сгорела дотла. А вдруг Неда тоже заставили на это смотреть? Расшвыряв пепел сигарой, Том поднялся, прошел вдоль парапета до того места, где скала отвесно нависала над водой, и сбросил вниз еще тлеющее содержимое пепельницы.

Наверняка Карен пыталась его защитить. Она сообщила адрес, умоляла вызвать полицию. «Передайте им, что я на Уитли, 1154». Не мы. Ни слова о Неде. Где он был, когда все это случилось? Спал в машине?

Или где-то еще?

Длинный хвост дыма от фейерверка потянулся в открытое море, напитав влажный воздух легким запахом кордита.[58] Том с минуту постоял, глядя на огни Нонсача за бухтой: его патрицианский взгляд привлекла россыпь серебристых отблесков совсем близко от берега, которые словно бултыхались и мерцали в четком танцевальном ритме.

Сзади донесся глухой звук шагов.

Том резко развернулся.

— Кого там черт…

В темноте он не сразу узнал мужчину, перемахнувшего через низкую балюстраду в дальнем конце террасы.

— Ну, как жизнь, герой? — спросил Виктор Серафим, прогулочным шагом выходя из мрака.

— Что вы здесь делаете, черт подери? — Не глядя на гостя, Том вернулся к столу, поставил на место пепельницу и взял бокал с бренди. — Или вы полагаете, что можете заявляться ко мне домой, когда вздумается? Вы в своем уме?

Он тяжело опустился в кресло.

Виктор с улыбкой вынул руки из карманов пиджака.

— Это что, приглашение?

Не дожидаясь ответа, он обошел кресло Тома и уселся перед ним на низкий парапет спиной к воде.

— Прямо не знаю, Том, иногда… Клянусь, за сегодняшний вечер вы второй раз говорите мне, что я не имею права где-то находиться.

— Вы прекрасно меня поняли.

Виктор пожал плечами.

— Судя по вашему виду, компания вам вряд ли помешает. Ждать вестей о своих любимых — дело тоскливое.

— Где они?

— Можете о них не беспокоиться.

— Я ждал звонка.

— Это не те новости, которые вы хотели бы услышать по телефону. Мы должны учитывать фактор безопасности.

— Что-то вас не слишком волновал этот треклятый фактор, когда вы заявились к нашим соседям. Моя жена не такая дура. Если она видела нас вместе или кого-нибудь угораздило ляпнуть ей, что я разговаривал с каким-то типом, который, судя по его костюму, сбился с дороги, направляясь в развлекательный клуб на Мотт-стрит…

Виктор хохотнул, устремив на Тома поверх очков сверкающий взгляд.

— Между прочим, это был званый вечер, не так ли?

— Где Карен с Недом?

— Я очень дорого заплатил за тот бокал теплого шампанского — тот, что вы мне преподнесли. — Он прокашлялся. — Зато посмотрел на всех этих людей, потолкался среди знаменитостей. Признаться, Том, я несколько разочарован тем, что вы так и не представили меня ни одному из ваших друзей. Там, где я жил, когда по соседству появляется новое лицо…

— Как-нибудь в другой раз, — оборвал его Том. — Я жду, когда вы мне расскажете, что произошло.

— Знаете, с кем я там пообщался? С Мэнди Пэтинкином.[59] Кинозвезда! Когда нужно играть хулиганов, то что ни говори, а ему нет равных. Когда-нибудь они сделают фильм о моей жизни… Я сказал ему, чем я занимаюсь. Он решил, что все это параша. Сказал, что не может представить меня в роли ростовщика. Что я кажусь ему слишком мягким, слишком респектабельным, больше похожим на адвоката или, может, бухгалтера из ваших. Все мы плаваем в одних водах, сказал я. Он засмеялся, но все-таки не поверил… Я рассказал ему о нас, Том.

— Что?!

— Не называя имен. Просто сказал: мистер Пэтинкин, оглянитесь вокруг. Вы бы поверили, что в этом зале присутствует некий господин — между прочим, один из самых уважаемых людей в обществе, который нанял меня, чтобы я примочил дружка его жены? Мероприятие намечено на сегодняшний вечер. Можете его вычислить? То-то же. А теперь загляните в мои глаза и скажите, что вы там видите.

Виктор снял очки и закусил зубами одну дужку. Он улыбался Тому.

— Это вы мне?

— Видели бы вы его физиономию! Я попросил у него автограф для одного из моих сыновей. Пэтинкин оказался весьма любезен, но, как вы, наверное, догадались, этот король злодеев не замедлил удалиться от греха подальше.

— Вы и впрямь спятили.

— Буду с вами честен, Том. Все прошло не совсем по плану. Ваша жена была у Хейнса. Похоже, они все-таки надумали смыться. Мы были вынуждены импровизировать, но я пришел сказать вам, что ситуация находится под контролем… постоянно.

— Что с моей женой и ребенком? — спросил Том. — Где они были, когда это происходило?

— В полной безопасности. Она знает, что случилось, но в доме ее не было, она ничего не видела, мальчик тоже. Вероятно, сейчас она уже на пути сюда.

Том на минуту задумался. Виктор лжет. И причина у него, возможно, не одна.

— Она поедет в полицию.

Виктор снова улыбнулся.

— Вы же умный человек, Том.

— Почему вы не дождались, когда он будет один?

— Чтобы дать им сбежать? — Виктор вскинул брови. — Вы этого хотели?

— Все, что от вас требовалось, это висеть у них на хвосте. И что с этим парнем, с детективом? Что было сделано, чтобы все выглядело как несчастный случай, черт вас возьми?

— Как-то рискованно, когда рядом ваш сын. Мы узнали, что Хейнс собирается захватить ребенка, так что пришлось менять тактику. Главное — мы его остановили, сцапали этого пизденыша. Ваша жена уверена, что он просто хотел «подстраховаться». Она, естественно, расстроена, но ничего, переживет, а вы из этого выйдете, благоухая розами.

— Черт, все наперекосяк! Вы распустили своих тупых скотов, и они провалили дело.

Виктор покачал головой.

— А я-то думал, вы оцените то, чего мы сегодня добились. Отлично сработано! Должен сказать вам, партнер, как бизнесмен бизнесмену: я рассчитывал…

Снизу, от подножия скалы, донесся внезапный гул прибоя: волна, поднятая давно прошедшим сухогрузом, разбилась о берег и покатилась назад, прорываясь сквозь пробоины в каменной кладке старой разрушенной стенки набережной. Виктор помолчал, ожидая, когда стихнет рев, словно это были аплодисменты.

— Я рассчитывал на более щедрую благодарность с вашей стороны за то, что вам возвращают сына целым и невредимым. — Он подышал на стекла очков и потер их о рукав пиджака. — Какой все-таки у вас чудесный ребенок, Том! Должно быть, вы очень им гордитесь.

Виктор посмотрел линзы на свет в окнах дома и надел очки.

— Своим сыном и наследником.

Том сидел, глядя прямо перед собой; одно веко у него дергалось на замутненной периферии обзора. Он увидел, как она приближается, увидел, как вырисовываются вокруг него смутные очертания этого безглазого чудища. Но в своей беспомощности вернулся к мысли, что если он просто от нее отмахнется, то это не произойдет. Даже когда до него дошел скрытый смысл вымогательского упрека Виктора, он продолжал верить, что все еще можно отыграть назад и равновесие жизни в Эджуотере каким-то чудом восстановится.

— Что вам нужно, черт побери?! — взорвался он.

— Что мне нужно? — Виктор поднялся с парапета и, обойдя кресло Тома, встал сзади него. — Что мне нужно? — Он положил руку ему на плечо и наклонился, приблизив губы к его уху. — Мне нужно все, Том, — все, что вы имеете.

Том ответил презрительным смешком.

Заимодавец тоже засмеялся. Потом отступил назад и, воздев руки к небу ладонями вверх, медленно развернулся кругом.

— Все! Дом, парк, конюшни, пляж, эта площадка для крокета, этот вид, эта… эта ваша красивая жизнь.

Улыбка сошла с его лица.

— Ладно, шучу.

Том с трудом поднялся на ноги.

— Где он? Где Док? Отвечай, сукин сын! — Стиснув кулаки, он подступил к Виктору, но его так шатало, что его демарш не представлял реальной угрозы. — Где?

— Вы не возражаете, если я дам вам один маленький совет? — спокойно спросил Виктор.

Она медленно всплывает на поверхность.

Притягиваемая далеким лунным сиянием, которое, постепенно собираясь в фокус, принимает очертания глухого окна над верстаком Джо. Ей вспоминается голос из внедорожника — дивный, тонкий, чистый голос.

«Можно, мы поедем домой?»

Щелчок захлопнувшейся дверцы.

Она снова погружается на глубину, не в состоянии двигаться из-за веревок, шнуров, проводов, опутывающих ее тело.

Вовсе не обязательно было так адски ее избивать.

И снова в эфире вихрем проносятся первые слова мальчика.

«Можно, мы поедем домой? Мой папа будет волноваться».

Страх за его безопасность придает ей сил — она разрывает путы, саван слетает с колен…

Его папа.

Карен лежала на бетонном полу. Открыв глаза, она подняла голову и прислушалась. Похоже, они ушли. Мертвая тишина в гараже убедила ее, что, кроме нее, там никого нет. Лишь легкий шипящий свист доносился из апартаментов наверху — а может, ей это просто казалось. Когда она села, в голове у нее все поплыло, и она поняла, что это был звон в ушах.

Ощупав скулы, виски и затылок, Карен обнаружила чувствительные места, но признаков серьезных повреждений не было. У нее даже возникли сомнения, что один из глухарей ударом сбил ее с ног; возможно, она потеряла сознание и ушиблась при падении. Она поползла на четвереньках вперед, ощупью пробираясь в темноте, путаясь босыми ногами в подоле вечернего платья, оторванный край которого то и дело за что-то цеплялся. Босоножки остались наверху.

Их сняли с нее перед самым убийством.

Стали всплывать детали происшедшего; последнее, что она помнила, — это слюнявый язык Доната, кляпом заткнувший ей рот. Ее передернуло. А вдруг этот подонок осквернил не только рот? По телу Карен поползли мурашки. Почувствовав тошноту от дурного предчувствия, она сунула руку себе между ног.

Фух, слава богу! — услышала она в темноте свой собственный стон.

Джо опять появился вовремя! Действительность навалилась на нее стеной: они увезли Неда.

Все остальное — не важно.

Еще один звук — звук мерно капающей на металл воды.

Карен замерла, затаив дыхание. Труба течет, решила она, — только и всего.

Дотянувшись до заднего откидного борта «вольво», она прислонилась к приятно холодящему стеклу. Трудно было сказать, давно ли они уехали. Карен знала только одно: она должна их догнать — на счету каждая секунда. Все еще нетвердо стоя на ногах, она ощупью продвигалась вдоль корпуса фургона — осторожно, будто по краю обрыва, — пока не добралась до водительской дверцы.

Та была заперта.

Карен подергала дверцу соседней машины, видимо принадлежавшей детективу. Тоже заперта.

В коридоре был включен свет.

Джо пошел наверх что-то забрать. Вроде бы она слышала, как потом он спускался, но абсолютной уверенности у нее не было. Она с ужасом заглядывала во все уголки, убежденная, что найдет его бездыханным.

На подъездной аллее она обнаружила то, что можно было бы принять за следы борьбы. Похоже, они увезли его с собой.

А значит, есть вероятность, что Джо еще жив.

В гостиной Карен опустилась на колени возле тела Хендрикса. Отвернувшись, чтобы не видеть изуродованной физиономии мертвеца, она пошарила у него по карманам. Пальцы нащупали пристегнутую к ремню цепочку для ключей, змейкой сбегавшую в задний левый карман его брюк. Карен пришлось собрать все свои силы, чтобы перевернуть тело Хендрикса на бок.

Голова его оторвалась от пола с липким хлюпом — как запеченное яблоко, когда его берешь с тарелки.

Отцепив ключ, Карен задумалась.

Посмотрите у меня в кармане, сказал Хендрикс.

У нее мелькнула мысль, что там может быть что-то важное. Но она не могла заставить себя еще раз дотронуться до трупа. Не могла — и все. Оставалось надеяться, что это записка для жены и, когда найдут тело детектива, кто-нибудь доставит вдове его последнее послание. Забрав босоножки и сумочку, Карен снова помчалась в гараж.

Вода капала на солнцезащитный козырек «каприса», но теперь капли падали чаще: в машине их назойливый «тук-тук» казался Карен эхом ее сердцебиения. Не зацикливаясь на этом, она повернула ключ зажигания. Мотор закашлял, зловеще затарахтел и, перейдя на рев, заработал. Карен рывком перевела рычаг коробки передач на заднюю скорость и стала выезжать из гаража, но вспомнила, что не включила фары.

Лобовое стекло, словно дельта реки, было испещрено ручейками чего-то похожего на машинное масло. Господи Иисусе, вздохнула Карен, только бы в этой долбаной машине ничего не сломалось! Затем, взглянув на дощато-балочный потолок, служивший также и полом гостиной, она поняла, откуда капает. Темное, влажное пятно там, где, судя по всему, лежала голова детектива, находилось непосредственно над его «шевроле».

«Дворники» размазали кровь по стеклу ровным слоем, и теперь оно было словно затянуто тонкой красной пленкой.

Карен в остервенении отвращения давила на кнопку смыва, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь сахарно-розовую от крови пену антиобледенителя, пока стекло полностью не очистилось.

К этому времени она на скорости пятьдесят миль в час почти доехала до пересечения с Уитли-роуд и теперь пыталась понять, в какую сторону могли свернуть глухари на внедорожнике Джо.

На террасе в Эджуотере обсуждались цифры. Это всего лишь деньги, сказал он, помнится, Карен, когда танцевал с ней на вечеринке. Виктор хотел двадцать миллионов.

За такую сумму Том не мог позволить себе зацикливаться на мысли о том, как, вероятно, страдает сейчас мальчик. В конечном счете все должно быть урегулировано путем переговоров. Иначе ничего не выйдет. Он как никогда понимал, насколько важно сохранять хладнокровие.

— Двадцать миллионов? — Том набрал полную грудь воздуха и медленно его выпустил. Потом нахмурился, потирая подбородок и кивая, будто бы серьезно обдумывал названную сумму. — Вы хотите, чтобы я выдал двадцать миллионов долларов. Получив эти деньги, вы возвращаете Неда. Таково ваше предложение.

— Именно. — Виктор расплылся в улыбке. — Красивая круглая цифра. Даже на слух приятно. Двадцать миллионов. Да что вы в самом деле? Что такое двадцать миллионов для такого мужика, как вы?

— Я не храню такие деньги дома.

— Ну, Том, вы меня и рассмешили! Никто не предлагает вам доставить мешок наличности в какое-то условное место. Речь идет о законной деловой операции, чтобы все было честно и открыто. Указанная сумма может быть переведена в некую инвестиционную компанию, которую мы с вами создадим в ближайший понедельник. Мы будем партнерами, Том. Черт, да мы уже партнеры! Для вас не составит ни малейшего труда собрать кое-какие ликвидные средства, и в понедельник к вечеру, если вы с Карен скооперируетесь, я гарантирую: ваш сын будет у вас. Цел и невредим.

— Как будто ничего не случилось.

— Вы сорвали эти слова у меня с языка.

— И вы еще хотите, чтобы я поверил, что все это не было спланировано?

— Это было спланировано, — кротко ответил Виктор. — Просто нам пришлось сдвинуть график на день-другой.

— Тут могут возникнуть кое-какие проблемы, — сказал Том. — Вы говорите, это займет сорок восемь часов. Неду нельзя так долго находиться вне дома. Его состояние требует постоянного наблюдения, ему нужны всякие лекарства.

— Я знаю о его «состоянии», — Виктор засмеялся. — Просто мальчик немного задрочен, вот и все. О нем хорошо позаботятся, Том, можете не волноваться.

Том налил себе бренди и протянул почти пустую бутылку Виктору, но тот жестом отклонил предложение.

— Поздновато для бренди. Выпью — плохо буду спать… у меня от него кошмары.

— Вторую трудность я не знаю, как обойти, — медленно проговорил Том, закидывая ногу на ногу. — То, что вы предлагаете, практически неосуществимо. В реальной жизни. У меня нет двадцати миллионов долларов, а если бы и были, то в наше время строгих уставных правил… все равно ничего бы не вышло.

— Не оскорбляйте мои интеллектуальные способности, — сказал Виктор. — Час назад мы были на вечеринке, где все только о том и говорили, какой большой куш срубил Том Уэлфорд в Атланте. К счастью, у меня там есть друзья, которые занимаются автотранспортным бизнесом. Они доложили мне, что сделка с «Гремучим громом» дала вам вдвое больше того, что я прошу.

Том рассмеялся.

— Уж не знаю, откуда у них такая информация, но, уверяю вас, это далеко, очень далеко от контрольной цифры.

— Ладно, хватит молоть чепуху. — Виктор чуть развернулся и устремил на него суровый взгляд. — Все сводится к одному. Хотите вы увидеть мальчишку живым — или нет?

Том опустил глаза на бокал с бренди и, поболтав темную жидкость, стал смотреть, как она оседает на стеклянных стенках.

— Полагаю, мы сумеем что-нибудь придумать, — сказал он, стараясь казаться более уверенным, чем на самом деле. — Вам придется дать мне еще немного времени. Я должен все обсудить с женой.

Том бросил взгляд в сторону дома. Стоило ему подумать о Карен, как его большие руки затряслись от неимоверного усилия, которое ему пришлось сделать, чтобы подавить ярость. Но он не мог обвинять ее во всем случившемся. Он хотел, чтобы она приехала домой.

— Пока она не вернется… О господи, я ведь только с ваших слов знаю, что Карен едет сюда! Так вот, пока она не вернется, вам нет особого смысла торчать здесь и сыпать угрозами.

Виктор молчал. Ссутулившись, он стоял одной ногой на парапете, а над его спиной черным горбом возвышался темный треугольник ночи.

— Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

Он взял мобильник, лежавший на подлокотнике кресла Тома, набрал номер и через пару секунд отключил связь.

— Знаете, что теперь есть в этих игрушках? Сигнал для тугоухих. Не слабо, да?

Том не слушал.

Полминуты спустя зазвонил телефон. Наклонившись к Тому, Виктор ткнул в него трубкой:

— Это вас.

Наугад преследуя внедорожник, Карен двигалась в западном направлении по скоростному шоссе Лонг-Айленд, стараясь не слушать внутренний голос, твердивший ей, что она сделала ошибочный ход и должна повернуть назад.

Даже если глухари ехали в Нью-Йорк, ее шансы догнать их — она прекрасно это понимала — уменьшались с каждой милей, приближавшей ее к городу.

Она мельком увидела в зеркале заднего вида свое лицо: бледное, усталое, напряженно вытянутое вперед в прерывистом свете встречных огней.

Ее подгоняла мысль о том, что Нед, а может, и Джо находятся в руках этих ублюдков… Она должна постараться… должна что-нибудь сделать.

Подъезжая к Дагластону — меньше чем через пятнадцать минут после того, как она свернула с Уитли-Хиллз, — Карен решила, что если внедорожник не покажется у следующего выезда с шоссе, то дальше она не поедет; лучше будет развернуться и поехать домой в Долину Акаций. В одиночку ей все равно не справиться.

Карен не винила Джо за то, что он сделал. Как она могла его обвинять, если это была ее идея? Бог свидетель, она сама сказала ему, что ее и Тома не будет весь вечер. Вероятно, он пробрался в дом через балконную дверь, выходящую на террасу. Как они и планировали. Она сама виновата. Собиралась попросить его вернуть ключ, да как-то не хватило духу.

Так она и ехала, опасаясь, что, повернув назад, упустит пресловутый единственный шанс. Движение в сторону Нью-Йорка было спокойное, и, обгоняя очередную машину, она все с большей легкостью убеждала себя в том, что следующей парой хвостовых огней, краснеющих впереди на неуклонно сокращающемся расстоянии, будут огни внедорожника.

Промелькнул указатель выезда на обсаженное деревьями шоссе Кросс-Айленд, ведущее на север. Карен не переставая давила на газ, выжимая из дряхленького «шевроле» максимум возможностей; стрелка на спидометре колебалась между девяносто пятью и ста. Если полицейские или дорожный патруль прижмут ее к бровке, то они примут решение за нее, а она-то уж знает, что им сказать. Она решила проехать еще пять миль.

Но зачем все-таки Джо вернулся в коттедж? Забрать свои вещи и «защитное» одеяльце Неда? Или было что-то еще? Если он не прослушал ее сообщение, то у него не было причин думать, что ему угрожает опасность. Он ведь не мог знать, что его подстерегают головорезы Виктора.

Карен снова и снова прокручивала в голове детали последнего события. Песенка из диснеевского мультика на стерео… Ее стало слышнее, когда открылась дверца: «Как завою, как задую…» Джо обещает не задерживаться, голос Неда… Нед говорит, что хочет домой, потом дверца захлопывается. Эти уроды не остановили Джо, когда он пошел наверх. Она прислушивалась к его шагам над головой, надеясь, что он зайдет в гостиную и обнаружит труп Хендрикса. Но он дошел только до спальни. Именно тогда она услышала, как снова открылась и тихо закрылась дверца внедорожника, и поняла, что Рой-Рой сел в машину к Неду.

Вероятно, решил там дождаться возвращения Джо.

Она тогда изо всех сил попыталась вырваться из цепких лап Доната, и то ли он ее ударил, то ли она упала, но с того момента она ничего не помнит.

В трубке молчали.

Только на другом конце провода коротко взвизгнул ребенок. Этот визг был леденяще знакомым.

Том выждал, сцепив челюсти и дыша сквозь зубы. Пошел дождь. Но он его почти не замечал.

Он совсем не был готов услышать этот внезапный крик боли и ужаса, резанувший его по уху.

Виктор не сводил с него глаз.

Дрожащей рукой Том нажал кнопку отключения связи. Казалось, вопль еще звучит, слабым эхом разносясь над проливом. Том еще раз нажал кнопку.

— Ошиблись номером, — сказал он, небрежно пожав плечами, и снова уселся в кресло, так чтобы лицо его оставалось в тени.

Виктор снял очки и ущипнул себя за переносицу. Его низкий голос прозвучал тише и мягче:

— Том, давайте сделаем этот шаг вместе, хорошо?

— Я должен вам кое-что рассказать, — проговорил Виктор, стряхивая с одежды капли дождя. Потом склонил голову набок и энергично пошвырял в ухе обрубком среднего пальца. — На этой неделе, по-моему в среду, ваша жена ездила в Виллидж за покупками, и в магазине «Балдуччи»…

— Где они держат Неда? — перебил Том, опираясь о колонну, чтобы отдышаться. — Отвечайте! Или же, клянусь, я из вас это выбью.

Они стояли под навесом, прячась от дождя. За те несколько секунд, которые потребовались им, чтобы добежать туда с террасы, оба вымокли до нитки.

Виктор засмеялся.

— Стоит она в очереди в мясной отдел, да… тут подгребают двое легавых в униформе, шастающих по магазину, и давай обнюхивать редиску, кумкваты[60] и что там еще. Причем с таким видом, что не разберешь, то ли они хотят прикрыть лавочку за какое-то нарушение, то ли, как нормальные люди, купить себе что-нибудь на ужин.

— Что вы несете, черт возьми?

— Да погодите вы, Том, это же охренеть как смешно, — продолжал Виктор, посверкивая бисеринами влаги на стеклах очков. — Тут подходит менеджер, весь такой нервный, угодливый, и говорит: «Чем могу служить, джентльмены?» Копы переглядываются, и один из них, собравшись с духом, спрашивает: «Да я вот думаю, э-э, нет ли у вас случайно какого-нибудь экзотического мясца? Буйволиного там или, скажем, львиного?»

— Где мальчик, шут гороховый?

— Я серьезно — львиного! Царя джунглей, твою мать! Львятинки нью-йоркским легавым! Да, так я об этом долбаном «Балдуччи». Менеджер и бровью не повел. «Нет, — говорит, — сегодня буйволиного, джентльмены. Боюсь, львиного тоже не завезли. Но если хотите, можете пройти в рыбный отдел: акула бывает необычайно вкусна». — От смеха Виктор с трудом выговаривал слова. — Акула!

— И Карен это позабавило? Откровенно говоря, я бы удивился.

— Она уже ушла. Ускользнула от нашего человека. Когда подошли копы, ее и след простыл. Эдди снова позволил себе зазеваться. Между нами, я оказал этому парню огромную услугу, поручив ему такую работу. Но, как вы говорили, у вашей жены сильно развито чувство вины.

Том, нахмурив брови, тупо смотрел на Серафима, стараясь казаться пьянее, чем на самом деле.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к мальчику.

— Никакого. И прямое.

— Он что, где-то близко?

— «Акула» — это еще и название моей яхты, — ответил Виктор уже без смеха. — Занятное совпадение, правда?

— Вашей чего? Вы хотите сказать, он на лодке?

— На десятиметровом полукаютном катере, который прежний владелец отписал мне за долги. Думаете, это я, блядь, придумал такое оригинальное название? Вы ведь не большой любитель бороздить моря и океаны? А я так обожаю воду.

Том стоял, молча глядя на дождь. Хлынувший наконец ливень был полной неожиданностью. Небо разверзлось без предостерегающих раскатов грома и даже без мерцания молний — просто из темноты вдруг как ливанет! Он смотрел, как мощные струи взбивают иссохшую в пыль землю, как полощут захиревшую зелень средиземноморских кустов на декоративном газоне.

Сгустившийся воздух припахивал серой.

— Видите вон там причальные огни? — Виктор указывал в сторону Храма. Из-за ливня видимость сократилась до нескольких ярдов; Том еле разглядел очертания мыса, но все равно кивнул. — Катер пришвартован в конце вашего пирса. Они за нами следят, Том. У них очень острое зрение. Странно, да? Одни свои недостатки природа восполняет, а другие — нет.

— Быть может, — апатично ответил Том.

— Если со мной что случится… ну, вы понимаете… один неверный шаг с вашей стороны — и… — Виктор чиркнул себе по горлу обрубком пальца.

— Вы достаточно ясно закончили свою мысль.

— Надеюсь, Том. А то ведь у вас такой чудесный ребенок, а у моих молодцов по части человеческой доброты стопроцентный дефицит. Понимаете, о чем я? Морально ущербные, зато в других отношениях им сам черт не брат. — Виктор снова засмеялся. — Во всяком случае, теперь вы знаете, что кнутом они зря не щелкают.

Помолчав, он добавил:

— Вы все делаете правильно, дружище, так что Доку не о чем беспокоиться. Только перестаньте забивать себе голову бредовыми идеями.

Теперь они казались не такими суровыми. Другие люди.

Сидели в каюте по разные стороны стола, сгорбившись над магнитными шашками, и, как ни в чем не бывало, курили, баловались холодным пивком.

Даже бросили баночку Джо.

Но, как выяснилось, это были всего лишь перепады настроения. Дальнейших попыток общения не последовало. Донат то и дело посматривал на латунные часы на стене за лестницей, глядя сквозь Джо, как будто его тут уже не было.

Они явно чего-то ждали: каждые пять минут по очереди поднимались с биноклем на палубу и с лоцманского места осматривали дом и окрестности.

Джо пытался сообразить, что еще можно было сделать.

Мальчик лежал рядом с ним на кушетке, отделанной золотистым пластиком, зарывшись лицом в подушку; рыдания, сотрясавшие его щуплое тельце, наконец утихли, сменились прерывистой дрожью.

Джо сказал ему, что бояться нечего, что теперь он в безопасности, что все будет нормально. Пообещал, понимая, насколько эфемерно его обещание, что он больше не позволит этим подонкам его обижать.

Бывает, детский плач звучит ужаснее… Он представил, как Том утешает Карен. Она, конечно, с ума сходит от беспокойства, но наверняка догадывается, что мальчика забрал он. Это их все еще связывало.

Джо спросил Неда, где ему больно. Если мальчик и ответил, то слова его потонули в шуме дождя, барабанившего по палубе над головой.

Нед снова замкнулся в себе и ни в какую не желал говорить. В его печальных глазах появился тот стеклянный, отсутствующий взгляд, которым он наказывал их с Карен, когда она привозила его в Овербек. Джо неловко погладил сына по голове и почувствовал, как тот сжался при его прикосновении. «Так меня боится, — подумал он, — будто я заодно с бандитами».

Он так и не понял, что они с ним сделали. На теле не было ни ран, ни синяков, ни царапин. Когда зазвонил телефон — Джо снял трубку после второго звонка, — Донат забрал у него аппарат. Потом, скорчив холуйски слащавую мину испуганного мальчика, звонящего домой, поманил Неда и провел его мимо камбуза в соседнюю каюту. Застигнутый врасплох, Джо хотел было последовать за ними, как вдруг услышал крик. Он вскочил и бросился туда, но оставшийся в салоне Рой-Рой без лишних эмоций зацепил его разлапистым концом монтировки и вернул на место.

Тут ему стало ясно, что будет дальше.

— В доме есть кто-нибудь еще? — как бы между прочим спросил Виктор и первым двинулся по коридору к библиотеке, показывая, что он прекрасно ориентируется во внутренних покоях особняка; ему не надо было говорить, что у Терстона с супругой выходной.

Похоже, он знал даже их точное местонахождение в Джерси. У Тома мелькнула шальная мысль, что Виктор сам туда их отправил.

— А как Мэри Поппинс? Няня с красивыми титьками. Она еще не спит? Почему бы не пригласить ее спуститься и выпить с нами на сон грядущий?

— Вы и в самом деле считаете, что это разумно? — спросил Том.

За полчаса, прошедшие после его разговора с Хейзл, он о ней ни разу и не вспомнил. Но теперь увидел в ее неоспоримой преданности Неду шанс выиграть время и даже получить некоторое превосходство в силе.

— Что ж, если вы настаиваете… — Том пожал плечами. — Возможно, она спит, но я к ней поднимусь. Что ей сказать?

Он развернулся и двинулся к лестнице.

Виктор, посмеиваясь, схватил его за руку.

— Вообще-то я хотел, чтобы вы ей позвонили. У нее ведь есть телефон рядом с кроватью?

— Наверное, — ответил Том, пытаясь понять, зачем Виктору понадобилось тащить сюда девушку, если, конечно, она не была как-то к этому причастна.

— Томас, кобель старый! Вы же знаете, что есть, — сказал Виктор, дружески пихнув его кулаком в плечо, когда они остановились у двустворчатой двери красного дерева, ведущей в библиотеку. — Звякните-ка ей. — И он идиотически напыщенным жестом провел Тома в комнату. — Да, и не забудьте предупредить, чтобы по пути сюда она не прикасалась ни к одному светильнику. Ничего не включала и ничего не выключала. Вы меня поняли?

Том присел на подлокотник белого дивана.

Надменная наглость, с которой Виктор встал перед ним спиной к камину, ясно сознавая, что узурпировал хозяйское место, предполагала еще один вариант. Что, если он видит в Хейзл ненужного свидетеля и просто хочет ее убить? Том снял трубку и нажал кнопку внутренней связи с детской и комнатой няни.

Хейзл ответила после третьего гудка.

Он поглубже уселся на мягкие подушки дивана, прикрыв трубку плечом, так чтобы Виктору не было видно, что он прижал ее не к уху, а к щеке. Телефонный аппарат цвета слоновой кости был старого образца и сделан из сверхпрочной пластмассы, сквозь которую звуки в трубке не транслировались вовне.

Услышав заспанный, встревоженный голос Хейзл: «Это вы, мистер Уэлфорд?», Том в неподдельном сомнении — положить трубку или подождать еще? — проговорил в микрофон, глядя в глаза Виктору:

— Глухо, никого. Должно быть, она уже уехала.

Виктор насторожился.

— Что значит — уехала? — спросил он недоверчиво. — Как это она могла вот так вот взять и уехать? Она знает об исчезновении мальчика?

— Сегодня вечером моя жена ее уволила, — поспешил ответить Том.

Сквозь скулу до его уха доносились слабые возражения Хейзл, заверявшей, что она на месте.

— Карен потребовала, чтобы она завтра же утром покинула дом. Вероятно, девушка решила: чего ждать? Лучше уж уйти не прощаясь и избежать неловкости. Она знает, что у нас с Карен не все гладко.

— Нет, провалиться мне на этом месте, я так и знал! Вы сигналили о помощи. Ах вы, шалунишка! — Виктор только что не погрозил ему пальцем. — Урвали-таки у Мэри Поппинс свою ложечку сахара. Угадал? Так вот как вы решили поквитаться с женой?! Что ж, теперь нам известна и ваша сюжетная линия в этой истории.

— Слушайте, вы начинаете меня доставать, — сказал Том, повесив трубку. — Не в моих интересах «сигналить о помощи», как вы выразились. Я даже запретил Хейзл звонить в полицию.

— Неужели? И что же вы ей сказали?

— Что не о чем беспокоиться. Сказал, что жена, вероятно, увезла Неда в город.

Виктор покивал. На какое-то мгновение он было успокоился, но потом подошел к столику с телефоном и снял трубку.

— Не возражаете, если я сам попробую? Не то чтобы я вам не доверял, партнер, но кто знает — может, она выходила на минутку.

Том ждал, гадая, поняла ли Хейзл его послание, достаточно ли убедителен он был в своей попытке ее предупредить.

— Даже нянькам иногда приходиться отвечать на зов природы.

Но на том конце провода никто не ответил.

Сквозь дорожное ограждение за окном «каприса» замелькали белые кресты. Карен катила мимо темных холмистых полей кладбища «Голгофа», понимая, что уже нет никакой надежды нагнать похитителей.

Проехав милю от последнего выезда с шоссе перед Мидтаунским тоннелем, она сбросила скорость перед эстакадой. На горизонте, поразительно близкие, высились сверкающие небоскребы Манхэттена. Она не видела впереди ни зданий, ни города — лишь густую чащу огней, протянувшуюся на ее пути непреодолимой баррикадой.

В машине детектива был телефон. Карен дотянулась до него и набрала «911». Она сказала оператору службы спасения, что хочет заявить о похищении ребенка. Потом открыла окно, впустив в салон барабанный бой ночи. Там Нед, кричала она в трубку, ему четыре года.

Но, ожидая, когда ее соединят с полицией, она передумала.

Было кое-что еще.

Когда подъехал внедорожник Джо — теперь она вспомнила, — Донат посмотрел на часы: краешком глаза она увидела светящийся циферблат. Может, у нее и впрямь паранойя, но похоже было, что парень проверял, вовремя ли появился Джо. Как будто они его ждали.

Карен повесила трубку.

Потом включила сигнал поворота и с протяжным визгом шин перескочила в крайний ряд, к выезду на Гринпойнт-авеню. Внутренний голос твердил ей, что надо было положиться на интуицию и что теперь она должна лететь быстрее ветра, если хочет добраться до дому, пока не случилось непоправимое.

— Да где же она, черт возьми?

— Не колготитесь, партнер.

— Вы знаете, который час?

— Уже недолго.

Том встал и, подойдя к сервировочному столику за диваном, налил себе на два пальца солодового виски. В силу привычки он протянул графин гостю.

— Ну, разве что самую малость. У вас есть «Чивас»?

Том поднес к креслу у камина, которое узурпировал Виктор, стакан смешанного виски. Чего зря добро переводить.

— Оттуда десять минут езды. Она уже должна быть здесь.

— Да не дергайтесь вы, — проворчал Виктор. — Возможно, ваша жена немного расстроена из-за случившегося, вот и все. Я же сказал: она скоро будет.

Уэлфорд подошел к окну, постоял, вглядываясь в дождь, и отвернулся. Ему надо было перестать думать о Неде, о том, как мальчику, должно быть, страшно и одиноко. Никаких признаков катера Виктора, как и огней у дальнего края пирса, он не обнаружил.

— Вы кое-чего не договариваете, — сказал он тихо.

— Что вы имеете в виду?

— Ваши сказки о том, что Карен не видела… не была свидетелем убийства. Я случайно узнал, что она там была…

— Конечно была, никто этого не отрицает. — Виктор пригубил виски. — Впрочем, все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово «свидетель».

— Это было сделано у нее на глазах, сукин вы сын.

Том вернулся к камину и встал у кресла Виктора, глядя на него сверху вниз.

— Знаете, как я об этом узнал?

Виктор пожал плечами, будто ему было все равно.

— Когда я пришел домой и обнаружил, что Неда похитили, я позвонил в Овербек. И кто, вы думаете, снял трубку? Я услышал, как моя жена кричала, что там совершено убийство, как умоляла сама не зная кого вызвать полицию. Она действительно казалась немного расстроенной, Серафим, в этом вы правы.

— Так вам что-то известно?

Том помолчал, изучая каменное лицо Виктора.

— Недостаточно расстроенной — далеко не достаточно — для женщины, которую заставили смотреть, как из ее любимого человека уходит жизнь.

— Что за херня? Я же сказал: мы справились с задачей. Вам нужны доказательства, что Хейнс мертв? — Виктор вскочил с кресла. — Что ж, получите!

Он сунул руку во внутренний карман промокшего смокинга, и на мгновение Тому показалось, что он хочет достать револьвер. Но Виктор вытащил какой-то пакетик и швырнул его на низкий стеклянный столик перед диваном.

Застегнутый бутербродный пакетик мягко плюхнулся на стопку иллюстрированных книг по искусству — сверху лежала монография о Пикассо с фрагментом картины «Три танцовщицы» на обложке. Тома впечатлил этот кусок омертвелой ткани, замаринованной в собственном кровавом соку, этот ошметок белой кожи с прилизанными волосами, загнувшимися в прозрачных углах пакета. Он поспешил отвернуться, пока его не попросили угадать, какая деталь человеческой анатомии ему предъявлена.

— Еще один деликатес, которого не купишь в «Балдуччи», — со смехом проговорил Виктор. — Вы не брезгливы, Том? Лично я считаю, что человек должен уметь храбро смотреть на последствия своих поступков, а вы?

— Достаточно было бы и его бумажника, — ответил Том, теперь окончательно убежденный, что в Овербеке произошла какая-то лажа и Виктор пытается прикрыть халтурную работу.

— У него это отрезали, когда он был еще жив, — продолжал заимодавец, потянувшись за своим «фантом», из которого на обложку книги натекла небольшая лужица гноя. — Вероятно, он умер от шока. Просекаете, Том? Или хотите, чтобы я произнес по слогам, что может произойти, — он вдруг сорвался на какой-то витийственный крик, — если мне тут не пойдут навстречу?

— Но я же иду вам навстречу, — спокойно сказал Том.

Он уже снова занял свое законное место перед мраморным камином и стоял, широко расставив ноги и балансируя на внешних краях вечерних туфель. Над каминной полкой уютно поблескивал охотничий пейзаж Джорджа Стаббса.[61]

— А, черт! — Виктор увидел, что из пакета накапало на его смокинг и на старинный персидский ковер. — Куда деть эту хреновину?

Том не ответил. Неважно, что он не мог сказать наверняка, был ли этот жуткий трофей частью тела Хейнса или кого-то другого. Зато теперь он точно знал, что когда он звонил в Овербек, убивали вовсе не любовника его жены.

— Прошу прощения. — Серафим развернулся и бросил полиэтиленовый пакет в пустой очаг. — Вы летом не разжигаете здесь огонь? В этом отопительном приборе? — спросил он, выпрямляясь и вытирая руки о штаны. — Видите ли, такой вопрос могут задать копы. — Искоса взглянув на Тома, Виктор вернулся к своему креслу и сел. — На вашем месте я бы почистил ковер. — Он потянулся за стаканом. — Почему бы нам наконец не поговорить о чем-нибудь приятном — о том, например, как я буду собирать дань?

Уэлфорд молчал, медленно раскуривая сигару. Да, Нед все еще у них. Но коль скоро Виктор и его головорезы больше не обладают иммунитетом, то — известно им это или нет — они лишились своего единственного преимущества.

— Прежде чем мы продолжим, вы должны узнать одну вещь, — проговорил наконец Том, выпуская густое облако дыма. — Нед не мой сын. — Позволив своим словам зависнуть в воздухе, он с минуту помолчал, наблюдая за выражением лица ростовщика, потом сделал вторую затяжку. — На самом деле вам следовало бы вести эти разговоры… — Том повернулся и стряхнул в камин пепел, — с отцом ребенка. Вы меня хорошо поняли, дерьма кусок, или произнести по буквам?

Виктор сидел, улыбаясь и качая головой.

— Думаете, я этого не знал? Не выполнил домашнее задание? За кого вы меня принимаете — за дилетанта?

— Просто вы играете не в своей лиге, вот и все, — невозмутимо ответил Том. — Знайте свой шесток, Серафим: объебывайте вон своих беззащитных ничтожеств. Продолжайте завышать ставки… глядишь, дверца в зеленом холме откроется и вы покатитесь прямиком в ад.

— Я учту такую возможность.

— Вы не слышали? Я сказал: Нед не мой сын.

— Слышал, слышал. — Виктор сидел, свесив между колен сцепленные в замок руки, и пристально разглядывал пятно на ковре. — Но позвольте мне кое-что вам объяснить. Вы его отец, отец по праву. Спросите мальчика, спросите Дока — он скажет. Вы человек, который воспитывал его с пеленок. Вы любите его как сына, верно? Человека, попытавшегося отречься от сына, можно обвинить в худшем — а я знаю, что говорю, — в самом худшем из предательств. — Виктор поднял взгляд на Тома, его темные славянские глаза под забрызганными дождем стеклами очков полыхали страстью. — У меня у самого два сына. Бог свидетель. И если в том, что я говорю, есть хоть одно слово неправды, пусть на моих сыновей обрушатся самые страшные несчастья, которые Бог уготовил человеку.

— Да вы полны сюрпризов. — Том презрительно хмыкнул и отвернулся. — Нелегко вам, должно быть. Вроде думаешь: вот она, награда всей жизни. И вдруг, ба-бах! — полный облом.

— У меня огромный опыт по части человеческих слабостей, Том, человеческой деградации. Вы понятия не имеете, как живут некоторые люди, если это можно назвать жизнью. Но вы на самом деле внушаете мне отвращение — известно вам это? Стоите тут и говорите, что готовы позволить мальчику умереть, вот так вот взять и предать его — вашего единственного ребенка, причем за деньги, отсутствия которых вы даже не заметите.

— Цифра отнюдь не маленькая, — сказал Том, выпуская очередное облако сигарного дыма. — Вы готовы это обсудить?

Виктор ответил не сразу.

— Не уверен.

Том подошел к сервировочному столику и снова наполнил стакан виски с водой. Закрывая графин хрустальной пробкой, он заметил сзади какое-то движение — перемену в расположении теней в дальнем конце коридора. В серебряной округлости ведерка для льда маячило отражение Хейзл, на цыпочках спускавшейся по лестнице в галерею.

Господи боже мой, ну почему она не воспользовалась черным ходом, предназначенным для прислуги? Увидев, что девушка взялась за ручку двери, Том схватил нож для льда и принялся с шумом дробить почти растаявший кусок.

— Я предупреждал вас, — проговорил он, не прерывая работы, — когда вы впервые пришли ко мне и рассказали о том, что ссудили моей жене полмиллиона долларов… Я предупреждал вас о Карен.

Он отшвырнул нож и положил в стакан с виски ненужный квадратик льда.

— Возможно, вам трудно это постичь, но меня больше не волнует ни что будет с Недом, ни с его шлюхой матерью. Действуйте! Можете переломать ему ноги, можете порезать его на куски — делайте все, что вы делаете в таких случаях. Я вам разрешаю. Они для меня больше не существуют.

В коридоре что-то звякнуло.

— Что за черт? — Виктор вскочил с кресла и зашагал к двери.

— В худшем случае это моя горячо любимая женушка, — холодно проговорил Том и, глотнув виски, повернулся так, чтобы видеть длинный полутемный коридор. Признаков присутствия Хейзл не наблюдалось. — Боже милостивый, да это собака! Эй, Брэкен, ко мне, малыш!

Старый полусонный Лабрадор лениво поднялся с подстилки под лестницей, зевнул, потянулся, потом тихо зарычал, учуяв постороннего, и зашаркал к ним, вздыбив шерсть на спине и холке. Не иначе как Хейзл отправилась в полицию.

— Ну, что я говорил?

— Да, но звук был совсем не похож на…

— Брэкен, — твердо сказал Том, — тут и думать нечего.

Ростовщик дал псу обнюхать свои ноги, потом наклонился и потрепал его по голове. Пес робко оглянулся на хозяина, словно спрашивая разрешения.

— Мы уже знакомы. Правда, дружок? — сказал Виктор.

Том уже зашагал назад.

— А казалось бы, такая простая работа, — проговорил он. Обойдя угол дивана, он поставил стакан на серебряный поднос возле телефона и сел. — Но в наше время, если хочешь, чтобы дело было сделано как положено, нужно за всем следить самому. — Он закинул ноги на стол. — А не полагаться на какого-то мелкого жулика, какого-то задрипанного ростовщика из какой-то занюханной Боснии, или из какой вы там дыры? Боже правый, и о чем я только думал!

Пресный, терпеливый голос ростовщика за его спиной предупредил:

— Вы зарываетесь, Том.

— Я говорил, что я не в восторге от того, как все получилось. Грязновато, возможно… И вдруг до меня дошло…

— Не вынуждайте, блядь, меня, мудак сраный.

— Ведь это не Хейнс был в Овербеке, верно? — продолжал Том тем же беззлобным, насмешливым тоном. — Джо Хейнс все еще жив. Вы лопухнулись, завалили дело, не выполнили условия договора. Сделка аннулирована, партнер. — Он протянул руку к телефону. — Я звоню в полицейский участок Долины Акаций и заявляю о пропаже Неда.

— На вашем месте я бы к нему не прикасался.

На трубку опустилась рука. Том оглянулся и попытался было встать с дивана, но его остановил сверлящий взгляд человека, которому нечего терять.

В его голову был нацелен хромированный пистолет тридцать восьмого калибра.

— У вас был шанс поступить порядочно, — спокойно проговорил Виктор. — Неважно как, но тем или иным способом я всегда выбиваю деньги. Не заплатите — нам придется все переиграть. Вернуться к первоначальному варианту — как хотела ваша жена.

— Боже милостивый! — Том засмеялся. — Да будет вам известно: то, что говорит Карен, нельзя воспринимать всерьез.

— Она знает, чего хочет. И поверьте — не вас. — Ткнув стволом за ухо Тому, Виктор подтолкнул его вперед. — Встать с кушетки, вахлак ебаный!

Том медленно поднялся.

— Пошел! Следуем по коридору. Один неверный шаг — и вам конец.

— Я вам уже говорил, — сказал Том, когда они дошли до лестницы, — если со мной что-нибудь случится, дом и все мое имущество перейдет к Неду. Она не сможет взять ни цента. Ей причитается небольшое содержание. Крохи.

— Так десять миллионов для вас уже крохи?

— Вы с них ничего не поимеете. К тому времени, как Нед достигнет совершеннолетия, даже если вы столько проживете…

— Я бы беспокоился о вашем будущем, а не о моем, приятель. — Виктор махнул стволом в сторону лестницы, но тут между ними встал Брэкен и зарычал, защищая хозяина. — Уберите собаку, Том. — Виктор перевел ствол на голову старого Лабрадора, но потом поднял вверх. — У меня идея получше. Посадите его в конуру. Он может стать свидетелем.

Том взял Брэкена за ошейник и повел его к двери в подвал, спрятанной между лестницей и гостиной. Открыв ее, он загнал пса внутрь и приказал ему сидеть.

— Если вы думаете, что моя жена… — Он медленно выпрямился, сознавая, что пистолет Виктора нацелен ему в спину. — Нет, постойте, подождите минуту, черт вас возьми… вы же не хотите убедить меня в том, что…

Внезапно он понял, как это должно было произойти, как его подставили, как все было задумано с самого начала. Словно ступени, исчезающие в темноте за туловищем упиравшегося, но по-прежнему доверчивого пса, вели не в подвал, а в бездонную пропасть, разверзшуюся у него под ногами.

Под скулеж Брэкена Том закрыл дверь.

— Что бы там ни было, — мрачно проговорил он, — Карен не способна причинить вред ребенку.

— Это вы причиняете ему вред, дружище.

Донат вернулся со своего наблюдательного поста на палубе промокший до нитки. На сей раз он не присоединился к своему напарнику за игровым столом, а лениво побрел к кушетке. Взял полотенце, вытер лицо и руки, после чего предложил Джо сигарету.

— Не употребляю.

Немой повторил предложение, настойчиво протягивая ему намокшую пачку легкого «Кэмела».

Джо понимал, что, отказавшись, он обидит парня, и все же, подняв руку по-бойскаутски, проговорил:

— Бросаю.

Он заметил, что внимательный взгляд Доната посмурнел. Это была прелюдия к чему-то еще.

Рой-Рой, зайдя за кушетку, навалился локтем на плечо Джо и засмеялся ему в ухо. Потом лизнул его. Джо отдернулся. Тсс, тсс. Изо рта Роя пахнуло свежей какашкой.

Донат поманил к себе Неда, сопровождая свой жест набором звуков, в которых слышалось что-то вроде «Пора, Док».

Прежде чем Джо успел возразить, ему по уху, которое только что обслюнявил Рой-Рой, крепко смазали монтировкой.

— Нам понадобится дробовик, — сказал Виктор, отступив от балконных окон, выходящих на пролив. — Где взять ключ от ружейной пирамиды — той, что в подвале?

— Странно, что вы спрашиваете.

— Не залупайтесь, Том. Это ваше решение.

Белые прозрачные шторы, всколыхнувшись, накрыли потное лицо Тома. Он их отбросил.

— Должно быть, в верхнем ящичке бюро…

— Руки на виду!

— …в моей гардеробной.

— Где она, вашу мать?

Том кивнул головой вбок.

— Там.

Ему пришлось идти впереди, заложив руки за голову. Дверь в ванную была приоткрыта. За ней виднелся блестящий хромированный каркас душевой кабины, а за кабиной — закрытая дверь в гардеробную.

По пути Том пытался что-нибудь найти — любой предмет, который можно было бы использовать как оружие. Он вспомнил, что в бюро, где хранится ключ от ружейной пирамиды, были ножницы. Только вот в каком ящике? От пота щипало глаза.

Они медленно продвигались по кафельному полу ванной. Всюду лежали вещи Карен.

— По натуре я жизнелюб. С чего бы вдруг я решил отколоть такой безумный номер? Я не из тех, кто способен покончить с собой. — Он пытался выиграть время. — К тому же никто ей не поверит.

Виктор остановился в двух шагах позади него.

— Еще не поздно передумать. А теперь медленно опустите руки и осторожно откройте дверь.

Том покачал головой.

— Вы совершаете ошибку.

— Вы думаете? — Виктор хохотнул.

— Карен ни за что не выполнит своих обязательств по сделке. Она продинамит вас точно так же, гак и меня. Как всех.

— Открывайте эту долбаную дверь!

В ограниченном пространстве между душевой кабиной и стеной не было места, чтобы Серафим сам смог беспрепятственно пройти к двери.

— Или что? — спросил Том через плечо, продолжая держать руки за головой, правда слегка расцепив пальцы. — Выстрелите мне в спину? Из вашего оружия?

Том начал насвистывать. Старую песенку «Сестер Эндрюс»[62] «Ром с кока-колой», которую он помнил с детства и которую вечером оркестр играл на танцах.

— Открывайте — или вы труп. ТРУП, вашу мать!

Еле сдерживаемый гнев Виктора был как бы третьим участником сцены.

Том продолжал насвистывать, намеренно его поддразнивая.

— Заткнитесь, вашу мать!

В ребра ему уперся ствол.

Во рту сразу пересохло. Свист стал глуше. В том месте, где мелодия должна была пойти вниз на завершающей насмешливой строчке о труде за американский доллар, Том пробурчал:

— Другие просьбы есть?

Он повернул голову. Лицо Виктора было похоже на маску: косые щелки глаз под блестящими стеклами очков казались черными и пустыми.

— Мы с вами одного поля ягоды, Том, — сказал Виктор, ткнув его в спину дулом тридцать восьмого калибра. — Когда я получу ваши деньги, мы станем одним целым. Никто не сможет нас разлучить. Это будет как мгновенная инкарнация. Дверь!

Том не пошелохнулся; спина его напряглась в тревожном ожидании.

— Дверь, Том.

Виктор попытался протиснуться справа от него, не заметив, что плитка возле кабины была еще мокрая после душа Карен — предательски мокрая.

Он взмахнул рукой, чтобы удержать равновесие.

Том сосредоточил вес своего тела на локте и, резко развернувшись, вмазал им Серафиму в лицо. Тот удивленно крякнул и зашатался. Схватив его за запястье руки, в которой был ствол, Том ударил ее о хромированную стойку душа и бил до тех пор, пока бескурковый пистолет тридцать восьмого калибра не звякнул о плитку. Он отпихнул ствол ногой, и тут ростовщик, улучив момент, вцепился другой рукой Тому в глотку и попытался его оттолкнуть. Оба грохнулись на пол. Том был тяжелее и подмял под себя Виктора, но тот не ослабил хватки. Вся его сила перешла в пальцы, зубы скрипели от напряжения.

В глазах у Тома потемнело. Душащая боль в гортани привела его в чувство. Он двинул кулаком наугад и попал в теплую, мясистую шею Серафима. Тот захрипел, и пальцы его разжались ровно настолько, чтобы Том смог набрать в легкие воздуха. Вцепившись ростовщику в ухо и прихватив клок густых, покрытых лаком волос, он приподнял его голову и изо всех сил ударил ее об пол. Пальцы перестали сдавливать горло Тома, он вывернулся, дотянулся до пистолета и рывком вскочил на ноги.

— Я имею полное право… — выдохнул он, отступая назад. — Не думайте, что я не смогу… — Он дышал часто, по-собачьи, ловя ртом воздух. — Вы незаконно проникли в мой дом, приятель. А теперь сделайте себе одолжение, выметайтесь отсюда к чертовой матери.

Корчась от боли, Виктор медленно поднялся, держась за раму душевой кабины. Он вдруг превратился в старика, но разбитые, вспухшие губы по-прежнему улыбались — нервной, дергающейся улыбкой, когда он, хромая, двинулся к Тому.

Тот нацелил пистолет ему в грудь.

— У вас кишка тонка, — куражился Виктор. Без очков его близорукие голубоватые глаза — глаза первобытного пещерного человека — горели теперь нехорошим огнем вековой ненависти. — Не так ли?

Его ушибленная рука потянулась к пистолету.

Она вошла в дом с дождя и, поддав парадную дверь атласным каблучком, прислонилась к ее массивному филенчатому дубу, ожидая, когда мир перестанет вращаться.

До нее донеслось приглушенное эхо — как будто в другом крыле дома хлопнула дверь. После такой головокружительной гонки — а сердце Карен все еще качало адреналин — тишина привела ее в замешательство. Дом вдруг показался ей каким-то огромным.

Она сама не знала, на что рассчитывала. Что кто-то выйдет ее встречать? И что этот кто-то сможет сказать ей: не волнуйтесь, миссис Уэлфорд, все будет хорошо.

Теперь, когда она дома.

Нед здесь. Он был здесь все это время.

Заглянув в длинный пустой коридор, она обратила внимание, что балконная дверь, выходящая на террасу, оставалась открытой, впуская случайные капли дождя и слабый, но по-прежнему дерзкий ритм ударных с вечеринки на том берегу бухты.

Не через эту ли дверь вышел Джо с их полусонным сыном на руках?

Карен двинулась к лестнице.

Все, что она слышала, это детский голос в темноте. Как она могла быть уверена, что это был голос Неда? После стольких месяцев его упорного молчания? Ей отчаянно хотелось верить, что она ошиблась и что если она сейчас поднимется в детскую, то найдет сына в кроватке, заботливо укутанного одеяльцем.

Что-то блеснуло у нее под ногой. Она присела и подняла с пола какую-то вещицу. Это была рука с ковбойской шляпой, отбитая от ремингтоновской статуэтки. Лошадь с седоком валялась под круглым столом.

Карен замерла, напрягая слух.

Наверху кто-то ходил; прямо над головой глухо забухали тяжелые шаги, потом откуда-то издалека, как будто даже не из дома, ее окликнул мужской голос:

— Карен?

Она перевела взгляд на лестничную площадку и сквозь балясины, между которыми мог пролезть ребенок — что когда-то внушало ей опасения, — увидела холеные голые ноги Тома.

— Это ты, детка?

Карен медленно поднялась, одной рукой держась за стол, а в другой пряча обломок статуэтки. Глядя на спускающегося по ступеням мужа.

Том уже сменил смокинг на темно-синий махровый халат и гобеленовые шлепанцы; мокрые волосы были зализаны назад, как будто он только-только принял душ — последнее, что он всегда делал перед сном. На какое-то мгновение у Карен мелькнула мысль, что он еще ничего не знает.

Она бросилась ему навстречу, поднявшись до поворота лестницы, где он стоял, ожидая. Напряженное выражение его крупного, флегматичного лица лишило ее иллюзий.

— Прости меня, Том, — проговорила она горестно. — Пожалуйста!

— У тебя такой вид, будто ты прошла через линию фронта. — Он хмуро кивнул на ее изодранное, заляпанное грязью вечернее платье.

Она замялась, потом обхватила себя руками и всхлипнула.

— Я знаю, что ты думаешь, но я не имею к этому никакого отношения — к похищению Неда. Поверь мне.

— Что с колье?

Карен притронулась к горлу.

— Его украли.

Он молчал.

— Том?

— Да верю я, верю. Почему нет? Только ты вроде несколько удивлена, увидев меня здесь. — В глазах у него появился нездоровый холодный блеск.

— Я не думала, что ты так рано вернешься с вечеринки. Обними меня.

Том позволил ей положить голову ему на плечо, но она почувствовала, что он сопротивляется, не подпускает ее к себе, не дает ей втянуть себя в интимность боли, которую ей не с кем было разделить, кроме него.

— Ты ничего не слышал?

— Я имел беседу с твоим другом.

— Что ему нужно? — Карен подняла на него глаза, сморгнув слезы. — Они ведь не причинят Неду зла, правда?

— Ты задаешь слишком много вопросов, детка.

— Я?! Что ты имеешь в виду?

Том прочистил горло.

— Боюсь, гораздо больше, чем я готов заплатить в сложившихся обстоятельствах.

— Ты только так говоришь, Том.

— Он испробовал все свои дьявольские методы, пытаясь меня уломать. Похоже, он не ахти как смекалист, твой мистер Серафим. Мне пришлось напомнить ему, что при похищении детей обычно ведут переговоры с их родителями.

Карен вздохнула и, не в состоянии больше выдерживать взгляд мужа, опустила голову.

— Я не знала, что Джо так поступит, — проговорила она наконец. — Я сказала ему, что между нами все кончено, клянусь Богом. Я бы ни за что не… если бы с самого начала могла предположить, сколько горя это принесет. Это моя вина, а не его.

— Избавь меня от своих никчемных извинений.

— Ты же хотел ребенка, Том. Так же, как я.

— Почти так же… почти, но не совсем.

— И в эту жуткую клинику я пошла только ради тебя. Я всегда считала, что это нехорошо.

Он чуть улыбнулся.

— Знаешь, что доктор Голдстон сподобился сказать в твою защиту? Он сказал, что некоторых женщин желание иметь ребенка может довести до отчаяния.

— Я не знала, как сказать тебе, что я раздумала, не оскорбив твоих чувств. Я боялась, что ты рассердишься.

— Просто решила ничего не говорить и найти альтернативное лечение. Как это называется — пойти по мужикам?

— Все произошло случайно. Я вовсе не собиралась говорить Джо, что ребенок от него. Моя беременность казалась чудом. Как будто наши молитвы были услышаны. Мы ведь оба этого хотели, как ты не понимаешь?

Том оттолкнул ее от себя.

— Я думала, что смогу удержаться, — сказала она, всхлипнув.

— Но не смогла, не так ли? Нет, тебе надо было ему рассказать! Вам надо было продолжать встречаться! Зачем отказывать себе в том, что кажется таким правильным, таким естественным? Врешь, сучка подзаборная! Ты вовсе не такая сумасшедшая, какой прикидываешься. Ты прекрасно знала, что делаешь, — с того самого дня, когда мы с тобой познакомились.

Она заправила волосы за уши.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Развод, должно быть, казался делом слишком рискованным, — продолжал Том. — Ты хотела заполучить все. Своего любовника, его ребенка, мои деньги. Правда, тебе пришлось ждать, пока я не научусь воспринимать Неда как члена семьи. Пока я не дозрею. Ты показывала мне, учила, как любить его так, словно он моя плоть и кровь. Ты была очень терпелива. Во всем этом есть нечто такое, что мне не очень легко переварить.

— Прошу тебя, Том! — Карен опустилась на колени; подол платья вздыбился, накрыв голые икры Уэлфорда. — Речь не о нас. Речь о жизни Дока. Он всего лишь невинное дитя. Ты должен ему помочь.

— С какой стати? Приведи хоть одну вескую причину.

Она опустила глаза.

— Он ведь и твой сын.

— Да как ты смеешь так говорить?! — взревел вдруг Том. — Как ты смеешь?! — Он замахнулся на нее кулаком.

— Потому что ты его любишь, — прошептала она, пригнув голову и задрожав в ожидании удара. — Умоляю, Том!

Он разжал кулак и, презрительно усмехнувшись, опустил руку.

— Ах, как трогательно! Да ты посмотри на себя, посмотри, как ты этого хочешь. У тебя это написано на лице крупными буквами. Шлюха!

Простершись перед ним ниц, Карен раздвинула юбки и стала целовать ему ноги, орошая его изящные ступни слюнями и слезами. Она готова на все, говорила она, моля о милосердии, — на все, лишь бы спасти Неда.

— Поздновато, — сказал Том, схватив жену за волосы и не без нежности оттянув ее голову назад. — Поздновато для всего этого, согласна?

— Я слышала, как сегодня вечером Док впервые заговорил. Он сказал, что хочет домой, потому что его папа будет волноваться. Это он о тебе.

Карен заметила в его глазах выражение — мимолетное выражение тревоги, — которое подсказало ей, что его наконец проняло.

— Он дома, Карен.

Она ощутила усыпляющий прилив страха. Глаза у нее расширились.

— То есть?

Теперь Том ей улыбался.

Он взял ее за запястья и бережно поднял с колен. Затеплилась надежда.

— Идем наверх. Я хочу кое-что тебе показать.

Сине-белый коридор со спальнями тянулся, с разрывом у лестницы, во всю длину дома.

Его выцветшее напольное покрытие из волокна кокосовой пальмы, строй одинаковых рейчатых дверей, пять потолочных вентиляторов с лопастями красного дерева, перелопачивающими застойный воздух, были как на каютной палубе старинного лайнера «Кьюнард» в одном из снов Карен, где она ощупью пробирается по этому коридору в поисках выхода, дергая латунные ручки, которые никак не хотят поворачиваться. Сон всегда кончался одинаково: она обнаруживала, что опоздала, — корабль уже отчалил.

Они шли в сторону хозяйской спальни. Дождь барабанил по черной застекленной крыше над их головами.

С каждым шагом коридор казался все ýже и ýже. На нее давили эти стены, увешанные гравюрами с изображением водоплавающих птиц и морских баталий. Пол превратился в маслянистую волну, которая то вздымалась, то опускалась у нее под ногами. Было такое ощущение, будто они не продвигаются вперед. Но Том был с ней, рядом, вел ее за руку. Сквозь приоткрытую двустворчатую дверь их спальни в конце коридора Карен было видно, что свет на балконе все еще горит, как она его оставила.

Том резко остановился у входа в ванную, куда также имелся доступ из спальни и из его гардеробной. Эта третья дверь, ведущая в коридор, обычно была заперта. Том ее распахнул.

В комнате стоял пар. Карен вскрикнула, ничего не видя и не слыша. Шипение воды из душа, даже на таком ограниченном пространстве, заглушал шум дождя.

— Забавно! Я мог бы поклясться… — начал Том, поднимая с пола полотенце, но так и не договорил. Он пошел выключать воду.

— Прямо как у черта в парилке.

Карен опустила глаза и увидела между расставленных ног мужа что-то похожее на торчащую из-за ванны руку.

А потом, когда Том отступил в сторону и пар немного рассеялся, стало видно и все тело Виктора, привалившееся к похожей на птичью клетку душевой кабине. Из-под его раскисшего от воды пиджака сочилась кровь и розовым ручейком сбегала в водосток.

— О боже! — Рука Карен взлетела к губам.

Должно быть, Том принимал душ, когда там лежал Виктор.

Плитка на полу, потолок, запотевшее зеркало — все было забрызгано его кровью; кровь алела везде, даже в тех местах, куда, по идее, она не могла попасть: в ванне, на мыле, на бутылках с экстрактом для ванн «Флорис», на листьях азалии в горшке на высоком подоконнике, на игрушечной подводной лодке капитана Немо, на ветке коралла из южных морей, на зубных щетках… Везде.

Из груди трупа торчал блестящий пистолет, засунутый в рану по предохранитель спускового крючка.

— О боже, боже мой!

— Шокирована, да? — спросил Том, складывая полотенце и аккуратно вешая его на змеевик. — Я еще никого не убивал. Но это была самооборона. А ты чего ожидала? — Подойдя к жене, он обнял ее за плечи и прошептал ей в самое ухо: — Что обнаружишь в этом положении меня? Или такого рода детали ты оставила другим?

— О чем это ты? Кажется, меня сейчас вырвет.

Оттолкнув его, она упала на колени перед ванной, но позывы к рвоте не принесли облегчения.

— Где Нед? Ты сказал, что он… — Карен подняла на него глаза. — Кому — другим?

— Просто попросила их, чтобы все выглядело прилично.

— Никого я ни о чем не просила, — сказала она, качая головой. — Я не понимаю. Что произошло? Что они сделали с моим мальчиком?

— По возвращении домой тебе оставалось лишь снять трубку и позвонить в полицию. Сообщить, что произошел несчастный случай. Что ты вошла и увидела, что я лежу там с разбросанными по всему ковру мозгами.

— Нет, нет! Даже думать такого не смей!

— Самоубийство в состоянии душевного расстройства — подходящая формулировка, правда? — продолжал Том. — Я привязал веревку к спусковому крючку и закусил ствол своего надежного двенадцатикалиберного… Записки нет, но на допросе убитая горем женушка — ты, радость моя, — заявляет, что ее муж как раз получил некое неприятное известие. Домочадцы, разумеется, в шоке.

— Надо кому-нибудь позвонить, Том, мы же не можем… нам нужна помощь. — Карен с трудом поднялась на ноги и тут вдруг вспомнила о девушке. — Господи боже мой, а где Хейзл?

Том проигнорировал ее вмешательство.

— Откуда он узнал, Карен? Откуда мистер Серафим узнал, что я держу охотничьи ружья в подвале, если это не ты ему сказала? Он чересчур хорошо информирован о нашей жизни, о нашем доме.

— Он как-то заходил. — Запустив пальцы в волосы, Карен откинула их с лица. В левой руке она все еще сжимала отломанную конечность ковбоя. — Дарлина оставила его одного в холле. У него была уйма времени, чтобы осмотреться. Или же… — Она заколебалась, услышав сомнение в собственном голосе. — Не знаю, может, это детектив? Тот, которого ты нанял следить за мой. Они его убили, Том.

Уэлфорд пожал плечами.

— Он оказался порядочным человеком, пытался помочь мне сбежать.

— Сбежать? — Том вскинул брови. — Послушай, может, хватит юлить? Не пора ли признаться? Тебе будет гораздо легче, если ты выложишь все начистоту. У тебя ведь всегда так. Когда я послал твоего друга подальше, он сказал: что ж, очень жаль, тогда нам придется все переиграть, вернуться к первоначальному варианту — как хотела ваша жена. Он имел в виду тот план, который вы сообща задумали на заднем сиденье его «линкольна».

— Неправда! Это была его идея. Он нас обманул. Украл деньги из камеры хранения, я же говорила. Он сделал это, чтобы перекрыть нам кислород. Чтобы нам некуда было деваться.

— Какие деньги, Карен? — Том казался озадаченным.

— Да те пятьсот тысяч. Заем, господи боже!

— Он не ссужал тебе и пятисот центов.

— Что?! — Она открыла рот в изумлении. — Как это — не ссужал?

— А какой смысл? Не было никаких денег. Эти деньги никогда не существовали.

— Брось свои штучки, Том. — У Карен пересохло во рту. Она вцепилась в край раковины, чтобы удержаться на ногах. Куда бы она ни посмотрела, ее, казалось, повсюду преследовал остановившийся взгляд Серафима.

— Ты говорила, что оставила кейс в камере хранения, так?

— Да. — Ей стало трудно дышать. В ванной была страшная духота.

— На Центральном вокзале вот уже — сколько? — лет пятнадцать как нет камер хранения. Все это знают.

— Я больше не могу, Том, — сказала она, тяжело дыша открытым ртом. — Ты все не так понял. Он вынудил нас согласиться. Это единственное, что мы могли сделать, чтобы от него отвязаться. Он пригрозил расправиться с Недом.

— Ну, тут я пас.

Карен резко развернулась к нему лицом, продолжая стоять, наклонившись над раковиной.

— Но я же пришла к тебе, помнишь? Я же призналась, рассказала тебе… ну, может, не все, но хотя бы самое главное. Предупредила, что тебе угрожает опасность.

— Предупредила… — Он улыбнулся. — Я польщен. Это был один из твоих самых блестящих спектаклей. Вот ты изливаешь мне душу при луне. Просишь прощения. А спустя полчаса уже снова бежишь к своему любовнику, с которым поклялась никогда больше не видеться; я прихожу домой и обнаруживаю, что Нед пропал, а какой-то тип в саду требует у меня двадцать миллионов долларов. Многовато, тебе не кажется? Какова же была твоя доля, детка? Мне любопытно.

— Неправда все это, неправда, — простонала Карен. — Я понимаю, как это, наверное, выглядит в твоих глазах, но я не имею никакого отношения к похищению Неда.

— Не ври, сучка!

Она вздрогнула, будто он ее ударил.

— Вам с Хейнсом понадобились деньги, чтобы начать новую жизнь, тогда вы задумали похитить собственного сына и потребовать за него выкуп. — Голос Тома понизился до резкого шепота — пока еще голос рассудочности, но уже на грани чего-то такого, что пугало Карен. — Вы спланировали это вместе с Серафимом и его командой, подстроили все это: фиктивный заем, встречи в Центральном парке… подговорили меня организовать за тобой слежку, потом подослали этого детектива с его мерзкими пленками — вот уж где ты расстаралась, детка, — опять же для моего блага… потом заботливо предоставили «доказательства» того, что вы собираетесь сбежать и забрать с собой мальчика… вплоть до предложения контракта на расправу с твоим мистером Никто. Как тут было устоять такому ревнивому-преревнивому мужику, как я? Ну а на тот случай, если план с выкупом сорвется, у вас, разумеется, был наготове этот запасной вариант с убийством.

— Это ты пытался убить Джо!

Том ехидно рассмеялся.

— И что же, интересно, мне помешало?

— Где Нед? Что они… что ты с ним сделал? — спросила Карен в новом приступе тревоги. — Я должна поговорить с Хейзл.

— Она уехала. Ты же ее уволила, помнишь?

Стеклянная полочка под зеркалом почему-то вдруг накренилась, и Карен вскинула руки, чтобы удержать стоявшие на ней банки-склянки, но тут завертелась вся комната, набирая тошнотворную скорость.

— Послушай меня, Том. — Она закрыла, потом снова открыла глаза и увидела в зеркале потное лицо мужа, наполовину замаскированное конденсатом. — Нед любит тебя. Я никогда ничего не говорила ему о Джо. Все, что он знает, это то, что ты его отец. Ты нужен ему, ты нужен нам обоим. Прошу тебя, Том, еще не поздно.

— Нет, это ты послушай, — сказал Том, поворачиваясь спиной, — ты послушай.

Он уже подошел к душевой кабине и, наклонившись, вытаскивал пистолет из груди Серафима. Карен слышала треск хрящей и костей.

— Все могло бы кончиться для тебя хорошо, — бросил он через плечо, — если бы Виктор не облажался. Он не владел информацией в полном объеме. На самом деле тебе бы надо было сказать ему о Неде. Надо было сказать мне.

Том подставил ствол пистолета под кран над ванной, чтобы смыть кровь.

— Тогда, пожалуй, можно было бы избежать всех этих напастей. Он пытался сделать вид, что ему все известно, но было очевидно, что он лжет. Когда я сказал ему, что не собираюсь отстегивать двадцать миллионов за чужого ребенка, он аж взбесился. И в результате потерял бдительность.

Уэлфорд сунул пистолет в карман халата.

— Знаешь, что он сказал? К тому времени, не забывай, он и сам впал в отчаяние. Он сказал, что я не оставляю ему выбора. Мол, если я заставлю его прибегнуть к второму варианту, то им придется убить Неда.

Карен отступила назад и, развернувшись, попыталась выбежать в коридор, но Том поймал ее и прижал к себе.

— Карен, Карен… Тебе сюда.

Он повел ее в спальню.

Зрение постепенно прояснялось — как туман, который, бывает, поднимется, а через мгновение заклубится еще гуще. Боль от удара отдавала в основание черепа. Джо сел, и к горлу сразу подкатила тошнота. Он ощупал шишку сбоку от затылка. Правое ухо было липким от крови. Рой-Рой идеально рассчитал силу удара — вырубил Джо ровно настолько, чтобы Донат успел умыкнуть Неда на берег. Джо не знал точно, давно ли они ушли. «Акула» все еще стояла на приколе, наваливая левым бортом на пирс. До него доносилось гудение судовой машины, вхолостую работавшей под полом, сопровождаемое поскрипыванием подгнивших балок пристани.

Он осторожно посмотрел по сторонам, стараясь не травмировать пульсирующую голову, и разглядел огромный силуэт Рой-Роя, неподвижно стоявшего в проходе; монтировка висела у него на запястье, как трость.

— Можно чего-нибудь попить? — пробормотал Джо, еле ворочая ватным языком.

Никакой реакции.

Он вспомнил о пачке «Кэмела», которую предлагал ему Донат, и подумал, не стрельнуть ли у него сигарету — может, эта просьба будет более результативной. От одной этой мысли ему захотелось покурить.

— Ладно, потом, — сказал Джо и закрыл глаза.

Нашел кому доверять! Надо было догадаться, что, как только он сделает свое дело, они без колебаний пустят его в расход. Иначе зачем им надо было уводить Неда с катера? Если, конечно, они не задумали вернуть его Уэлфорду… А это может значить только одно: его собираются «кинуть», нарушить уговор, который он с ними заключил.

Убить, наконец!

Надо как-то наладить контакт с гориллой.

— Рой! — позвал он.

Рой-Рой тут же снялся с поста. Лениво пройдя по каюте, он сел на стул напротив кушетки, закинул на колено ногу в гигантской «адидасовской» кроссовке и, подперев подбородок загнутым концом монтировки, вылупил на Джо каревато-желтоватые глаза.

Джо улыбнулся.

— У тебя есть перо и бумага?

Немой отрицательно покачал головой.

— Тогда я буду говорить медленно, — сказал Джо, преувеличенно артикулируя каждый слог. — Все идет не так, как предполагалось. Меня заверили, что ребенку не причинят никакого вреда. Ваш главный сказал, что, коль скоро я играю на вас, Нед может все это время оставаться со мной. Пока не закончатся переговоры. И тогда нас отпустят. Таков был уговор. А тут началась какая-то поебень. Что вообще происходит?

Рой-Рой пожал бычьими плечами.

— Что-то не так, и ты это знаешь. Где Виктор? Он давно должен быть здесь. Надо его найти и поговорить с ним. — Джо, шатаясь, поднялся на ноги. Шею пронзила боль, и он поморщился. — Ну, так что? Чего мы ждем?

Рой-Рой зевнул и неожиданно ткнул загнутым концом монтировки ему под дых.

Джо охнул и, скорчившись, снова рухнул на кушетку, но тут же сполз с нее коленями на пол.

— Я понимаю, — с трудом проговорил он, когда немного раздышался, — понимаю, что ты просто пытаешься меня разозлить. — Ему пришлось согнуться, обхватив себя руками и едва не касаясь щекой пола. — Но я на эту бодягу не поведусь. Вот в чем моя сила, Рой, и я буду держаться до последнего.

Кое-что привлекло его внимание.

Он пока не знал, что будет делать. Только, не меняя позы, прохрипел:

— Не нальешь мне стакан воды? В-О-Д-Ы, — повторил он по буквам, глядя в желтые глаза.

Рой встал. На какое-то мгновение Джо показалось, что он снова собирается пустить в ход монтировку. Прикончить его на месте. Но большие, аккуратно зашнурованные кроссовки у него перед носом развернулись на сто восемьдесят градусов и зашлепали в сторону камбуза. Джо остался сидеть на полу.

То, что он приметил под кушеткой, было трехметровым багром.

Том чуть не волоком потащил ее к окну.

— Они еще там — эти двое, — сказал он, — ведут наблюдение за домом. Нед у них на катере, пришвартованном к пирсу. Один из них, возможно, на берегу, где-нибудь в окрестностях Храма, а то и ближе. Смотрит на свет, который ты оставила на балконе. Виктор не сказал тебе, зачем?

— Нет, — прошептала Карен. — Должно быть, я забыла его выключить. Ты же знаешь, какая я растяпа, и всегда ругаешь меня за то, что я зря жгу электричество.

— Серафим знал, где находится выключатель, дорогая. Как ты это объяснишь? «Я спрашиваю в последний раз», — все твердил он. Никак не мог поверить, что я не собираюсь платить, что я и впрямь готов отказаться от Неда.

— Но ведь это неправда, Том, — сказала она и добавила дрожащим голосом: — Я тебя знаю, в душе ты так не считаешь.

— Он и представить себе не мог, что человек в моем положении способен считать свое желание поквитаться оправданным. Только знай себе твердил, что бы он сделал, чтобы защитить своих сыновей. Потом он начал терять терпение, и все вдруг изменилось.

Обхватив одной рукой шею Карен, Том протянул другую к выключателю за шторами.

— Этот сукин сын начал считать. Он держал меня на мушке, Карен. Вот так.

Карен почувствовала, как в шею уперся холодный ствол пистолета.

— РАЗ… «Когда я досчитаю до пяти, — сказал он, — вы погасите свет. Подадите им сигнал прихлопнуть мальчишку. Жаль, что до этого дошло, Том, правда жаль».

— Зачем ты так? — проскулила Карен.

— ДВА… «У моих ребят рука не дрогнет. Теперь (цитирую слово в слово) все должно выглядеть, как в какой-нибудь долбаной греческой трагедии. Вы меня понимаете? Пострадавший только что узнал, что его жена любит другого и что его сын вовсе не от него. Вы вернулись домой с вечеринки, охваченный жаждой мести, и в припадке ревности убили мальчика, а потом вышибли себе мозги. Таким вы хотите остаться в памяти людей?»

— Прекрати, Том, — это безумие. Ты же знаешь, что я бы никогда…

— «И оставить вашу жену единственным бенефициарием».[63]

— Я бы никогда, никогда не смогла причинить Неду вреда.

— В тот момент, когда ты спуталась с этими людьми, ты поставила его под удар. Ты должна была понимать, что если машина закрутится, то ты ее уже ничем не остановишь. Или ты была настолько опьянена, что не подумала о последствиях?

Карен не знала, что ответить. Она всматривалась в дождь, который был уже не таким сильным. В конце пирса горел огонек — должно быть, на судне.

— Но тут Серафим сплоховал, — продолжал Том. — Он совершил ошибку. Угрожал мне оружием, которым, он это понимал, не мог воспользоваться. Ведь чтобы все выглядело как самоубийство, оно должно быть моим. Так до скольки я досчитал? До двух, до трех? Он, во всяком случае, считать перестал: надо было вернуться вниз и подобрать подходящее ружье в подвале. Ключ я держу в бюро в моей гардеробной. На пути туда Виктор позволяет себе отвлечься. Я вижу в этом свой шанс и использую его. Знаешь, что я сделал, дорогая? Я спас Неду жизнь. Спас жизнь нашему малышу.

— Ты любишь его, Том, так же сильно, как я.

— Если… — Он коснулся губами ее уха. — Если, конечно, это не было всего лишь игрой и на самом деле они не собираются убивать Неда. Возможно, Серафим блефовал. Давил на меня, понимаешь, доводил до последней крайности. То есть ему пришлось блефовать — не так ли? — действуя заодно с тобой и Хейнсом. А что, если бы я уступил? Каков был план? Ты остаешься со мной, этакая верная женушка, пока выкуп не будет заплачен, а потом сходишься с Джо и вы втроем исчезаете, так?

— Не было никакого плана.

— ТРИ… Значит, ты готова признать, что это был блеф?

— Нет, Том, подожди!

— Глухонемые, разумеется, не слышали выстрела. Если эти ребята еще там, то они продолжают ждать сигнала.

— Чего ты хочешь? — завопила Карен.

— ЧЕТЫРЕ… Помимо удовольствия видеть, как ты страдаешь, я хочу, чтобы ты узнала, что такое настоящая боль. Не то баловство, не те мелкие царапины, которые ты наносишь себе, усмиряя свою чересчур ненасытную плоть, не та боль, которую можно унять. Ах, эти жгучие раны! Теперь я понимаю, почему все это возобновилось. Объяснение — на одной из пленок. «Как ты могла позволить ему такое?» Что, твой Мистер Мэн был не слишком сговорчив? Надо было как-то его убедить? И тебе пришлось продемонстрировать ему следы когтей злодея мужа, после чего он бросился тебя спасать?

— Если я должна ответить «да», то есть признать, что в каком-то смысле ты прав… то — пожалуйста, пожалуйста, я сделаю все, что угодно.

— Все, чего я хочу, это разделить с тобой потерю того, что ты отняла у меня. Боль, которую испытываю я, Карен, не может утолить ничто.

— Пощади хотя бы Неда.

— Ты же не пощадила. А теперь протяни руку и выключи свет. Я хочу, чтобы ты составила мне компанию в аду.

— Домой! — взмолилась Карен, прибегнув к спасительному слову. — Домой, Том!

— То есть? — Он рассмеялся ей в лицо. — Ты и так дома.

Где-то у самого пола работала вентиляция, слышалось непрерывное шипение всасываемого и высасываемого воздуха. Джо стоял на карачках, ожидая, когда Рой-Рой вернется из камбуза, и чувствовал, как холодеет пот у него под рубашкой. Немой не спускал глаз с его лица и наполнял стакан, пока вода не полилась через край.

Джо продолжал говорить, рассказывая ему о своих надеждах на будущее, о Карен, о мальчике, о том, что они хотят найти последний незагаженный уголок Америки и зажить там одной дружной семьей, — нес всякую околесицу, пытаясь тем временем освободить багор от зажимов, крепивших его к плинтусу красного дерева. Наконец ему это удалось — багор хлопнулся об пол под кушеткой.

— Еще не поздно, Рой, — сказал Джо, повысив голос, как будто хотел заглушить стук. — Ты еще можешь уйти.

Немой нахмурился. То ли он уловил вибрации, то ли его насторожила какая-то перемена в выражении лица Джо, но он поставил стакан на стойку и, ссутулив плечи, пошел проверить. Джо подождал, когда Рой войдет в зону досягаемости, и тогда, вытянув деревяху из-под кушетки, двинул ему снизу острым наконечником между ног. В тот же момент он вскочил на ноги и с силой отдернул багор назад, раздирая длинным латунным крюком ткань и плоть в обвислой промежности Роя.

Тот испустил резкий, свистящий вопль и с остервенением схватился обеими руками за шест, уронив монтировку на пол. Джо крутанул древко и, воспользовавшись преимуществом высокого роста, увеличил угол наклона, чтобы получить выигрыш в силе. Ему удалось протаранить противника на пару шагов в сторону камбуза и, подцепив пяткой монтировку, откатить ее назад. Но ему нечего было противопоставить силе Рой-Роя. С искаженным злобой лицом немой пошел на него, перебирая руками деревянный шест как канат.

— Дубина недоделанная! — глумился Джо, опьяненный собственным страхом.

Тут он услышал плеск волн, поднятых прошедшим мимо катером. Через секунду «Акулу» сильно качнуло, и оба парня чуть не упали, но Джо не растерялся и неожиданно выпустил древко из рук. Рой-Рой отскочил в сторону и, не удержав равновесия, повалился навзничь вместе с импровизированным гарпуном.

Джо бросился к лестнице, не забыв прихватить монтировку, и выбрался на палубу. Дверь каюты он запер на ключ — это давало ему пару минут, не больше.

Сойдя с транца[64] на широкие, скользкие от дождя сходни, он увидел огни спрятавшегося за мысом Эджуотера и спрыгнул на берег.

Том взял руку жены и мягко, но решительно потянул ее к шторам. Карен пыталась сопротивляться, крепко сжимая кулак с обломком бронзы, чтобы в нужный момент пустить его в ход. Но Том все еще держал пистолет у ее горла и так легко направлял ее тонкую руку, сплетенную с его рукой, как будто учил ее играть в теннис или показывал новый танец.

— Прекрати! Сколько можно? Вспомни, о чем мы с тобой договаривались, Том, — спасительное слово… ДОМОЙ!

— О чем это ты? Сумасшедшая. Разожми кулак.

Сквозь дождь Карен расслышала доносившиеся с улицы помехи коротковолнового радиоприемника и влажный шорох шин по гравию.

— Слышишь? — спросила она и тут же пожалела, что не закричала во все горло, не позвала на помощь.

Том зажал ей рот ладонью и спокойно, но быстро, то шагом, то волоком протащил ее через комнату к противоположному ряду окон. Стоя вплотную к стене, так чтобы их не увидели снизу, он дал ей посмотреть, как патрульная машина полиции округа Нассау плавно въехала на подъездную аллею и остановилась у парадной двери.

— Все нормально, — прошептал он, когда водитель вышел из машины и встал лицом к дому, оглядывая окна. — Я знаю этого парня, он мой приятель.

В холле Том перед зеркалом неторопливо поправил халат, прикрыв воротником красноватые отпечатки пальцев Виктора на горле, затем подступил поближе проверить, нет ли на лице чего-нибудь такого, чего на нем не должно быть. Покрутил головой туда-сюда, не двигая глазами. Осмотрел ногти (грязь под одним из них была похожа на кровь), обдумывая, что сказать, если кто-нибудь сообщил о выстреле.

Запеклась уже, приобрела цвет темной ржавчины.

В дверь снова позвонили.

— Все нормально, нормально! — Он почистил ноготь зубом, провел рукой по еще влажным волосам и, приказав Брэкену, чье рычание доносилось из подвала, сидеть тихо, открыл парадную дверь.

— Ну, ты хорош, Чарли, — сказал Том старшему из двоих полицейских в форме, стоявших под мокрым балдахином глицинии. — Ты хоть представляешь, который час?

— Извините за беспокойство, мистер Уэлфорд. — Офицер почтительно приподнял шляпу. — Думаю, это ненадолго.

Том был даже рад видеть Чарли Кавальски, состоявшего на службе в полиции Долины Акаций столько же лет, сколько он прожил в Эджуотере. Этакий седовласый, плосколицый поляк с покатыми плечами и пивным брюшком, без двух минут отставник, он помог ему как-то остановить понесшего мерина на Сканк-Мизери-роуд, и он тогда сделал щедрое пожертвование в пользу полицейского управления, что снискало ему хорошую репутацию у местных представителей закона.

Офицер Кавальски по сей день питал к нему самые добрые чувства.

— У нас тут… э… заявитель. — Его усталые брови удивленно приподнялись, когда с территории Нонсача донесся шквал пьяных голосов. — То есть одна обеспокоенная юная леди там, в машине, говорит, что она у вас работает. — Он, полистав, открыл блокнот.

Том бросил взгляд за его плечо и увидел в заднем окне автомобиля белокурую головку Хейзл.

— Я встречал ее в поселке, — продолжал коп, — но мне нужно, чтобы вы подтвердили, что она действительно является няней вашего сына. Это некая Хейзл Уизерз.

— Да-да, конечно. — Том замялся. — Хейзл проработала у нас около двух лет. А что, какие-то проблемы?

Кавальски нахмурился.

— Она пришла в участок примерно в час пятнадцать и была очень расстроена. Говорила в основном с моим… э… партнером… Кстати, разрешите представить: офицер Тализ. — Том кивнул низенькой неулыбчивой женщине с собранными в пучок темными волосами, в обмякшей от дождя форме. — Сказала ей, что уложила ребенка — сколько уже Неду, года четыре, наверное? — когда вы вернулись с вечеринки и обнаружили, что мальчик исчез. В котором часу это было, мистер Уэлфорд?

— Слегка за полночь. — Том распахнул дверь. — Зайдите, бога ради, вы же совсем промокли.

Все трое вошли в дом, но остались стоять на пороге.

— Но теперь-то она успокоилась?

— Вы хотите сказать, что мальчик нашелся? — вмешалась офицер Тализ.

— Это я во всем виноват. — Том потер затылок. — Когда я в первый раз заглянул к Неду и увидел, что его нет (няня уже спала), я, похоже, перенервничал. Выпил лишнего, знаете ли. Но потом до меня дошло, что жена, должно быть, пришла раньше и увезла сына в город. Я заверил Хейзл, что волноваться не о чем, и она легла спать.

— А что, ваша жена не могла сказать вам, что собирается это сделать? — спросила офицер Тализ. — В смысле, везти ребенка в город на ночь глядя? Разве она не была с вами на вечеринке?

— Да была… Боюсь, в этом-то все и дело, — удрученно проговорил Том. — Мы поссорились. Полагаю, нет необходимости это обсуждать. Теперь все нормально. Я позвонил жене в квартиру и поговорил с ней и Недом. С ними обоими все в порядке. Завтра утром она собирается привезти его сюда. Вот и все.

Том сложил руки на груди.

— Так или иначе, время позднее.

Поскольку никто не ответил, он ненавязчиво указал на дверь: мол, как он понимает, разговор окончен. Дело закрыто.

— Что ж, мистер Уэлфорд, идите досыпайте, — сказал Кавальски, зевая и потирая глаза, — но поймите: мы должны были все проверить. Если дело касается детей, лишняя осторожность никогда не помешает.

— Совершенно верно, Чарли. Благодарю за заботу.

Офицер Тализ стояла на своем.

— Ваша няня говорила, что в доме был кто-то еще. Она слышала в библиотеке мужской голос и забеспокоилась, что вам угрожают. Потому и решила обратиться к нам. Она испугалась.

Том рассмеялся.

— Один мой приятель подбросил меня до дому и зашел выпить на сон грядущий. Уверяю вас, мы с ним в прекрасных отношениях. Он уехал с полчаса назад.

В этот момент откуда-то из глубины дома донесся непонятный грохот. Похоже, с верхнего этажа, что, по мысли Тома, было абсолютно невозможно, и тем не менее он его слышал — звон разбитого стекла, который ни с чем не перепутать.

Он понял, что полицейские тоже слышали.

Под изгибом оголенных бедер ей было видно, как из разбитой бутылки экстракта для ванн «Кэсуэлл Мэсси» по плитке медленно растекается зеленая лужица. «Парижская зелень» — гласила надпись на этикетке. В ванной запахло сосной.

Выбившись из сил, Карен уронила голову назад; ноздри у нее расширились, когда она попробовала замедлить дыхание, чтобы лучше слышать. Дышать она могла только носом: рот, заткнутый платком Тома и резиновым кляпом в виде шарика с завязками, который он вместе с шелковой веревкой извлек из так называемой «коробки для игрушек», спрятанной в шкафу, был растянут, как у молочного поросенка с яблоком в пасти.

Внизу в холле раздавались голоса. Но Карен не была уверена, что звон стекла привлек чье-либо внимание. Даже в ванной он прозвучал не слишком громко.

Ведь если бы полицейские что-то услышали, они бы наверняка попросили разрешения осмотреть дом. Поднявшись наверх, они бы сразу ее обнаружили, и тогда она смогла бы сообщить им о Неде. Том бы, конечно, все отрицал, говорил бы, что она сумасшедшая, сочинил бы какую-нибудь историю. Но, увидев ее в таком положении, да еще с торчащей в нескольких дюймах от ее лица рукой мертвеца, они бы сами убедились, что она ничего не придумала.

Стараясь не пораниться об осколки, которых Карен не видела, но знала, что ими усыпан весь пол, она подтащила колени к подбородку и перевалилась на бок. Затем подтянулась на ноющих запястьях, которые Том крепко привязал к одной из главных реек душевой кабины. Когда давление на руки ослабилось, ей удалось, скользя веревочными наручниками по хромированному двухдюймовому стержню, снова сесть на корточки.

Только теперь лицом к трупу: покойник смотрел прямо на нее.

Том заставил ее завести руки за ноги, после чего связал их сзади, так чтобы она сидела спиной к душу. Узлы, как всегда, были завязаны со знанием дела, но в спешке Том не закрепил лодыжки и не учел, что Карен ничто не мешает нагнуть голову и перевернуться. Вытянувшись на полу, насколько было возможно, она смогла подхватить ступнями мочалку и сбросить бутылку с края ванны.

Однако на этот маневр потребовалось время — драгоценные минуты.

Карен ждала, прислушиваясь, но голоса внизу стали глуше и отдаленнее, как будто полицейские снова вышли на крыльцо, под дождь.

Господи, умоляю, не дай им уйти!

В правой руке Карен все еще сжимала кусочек бронзы, которым она уже пыталась перерезать веревку, но без особого эффекта. И вот она снова взялась за дело, сознавая всю безнадежность своей затеи.

Том в любой момент мог подняться наверх.

Тут взгляд ее упал на длинный серебристый осколок стекла, торчавший между раскинутыми веером парадно-выходными ковбойскими сапогами Серафима. Карен мигом сообразила, что если ей удастся дотянуться до этого острого как бритва шипа и подцепить его пальцами ступни, то у нее появится более подходящий режущий инструмент.

— С ней все нормально, — сказал Том, взбегая по ступеням, потом закрыл зонт и стряхнул с него воду. Полицейские ожидали его под навесом крыльца. — Думаю, она просто что-то напутала. Вот и все.

— Она идет? — спросил Кавальски. — В смысле, она ведь пока живет здесь?

— Я должен кое-что объяснить, — сказал Том. Это была его идея выйти к Хейзл на пару слов, просто заверить ее, что все в порядке. — Девушка переволновалась. Сегодня вечером жена ее уволила.

Он повесил мокрый зонтик на шляпную стойку.

— Она об этом упоминала, — вступила офицер Тализ. — И еще она утверждает, что вы ее восстановили, сказали, что она может работать у вас, сколько захочет. Вы не говорили ей, что ваш сын в ней «нуждается»?

Том покачал головой.

— Боюсь, она приняла желаемое за действительное. Я стараюсь не вникать в домашние дела. Предоставляю заниматься подобными вещами жене. Но у Хейзл много положительных качеств.

Верность и преданность, например, подумал он, вспомнив о Карен и гадая, не удалось ли ей освободиться от пут.

Он начинал терять терпение.

— Чарли, сделай одолжение — проследи, чтобы ей нашли где переночевать. Я бы позволил ей остаться здесь, но в сложившихся обстоятельствах… ну, вы знаете, как это бывает. — Том кашлянул, бросив на него многозначительный взгляд, не предназначавшийся женщине-полицейскому. — Я попросил ее задержаться до завтра, чтобы она могла забрать вещи и попрощаться с семьей. Она искренне любит мальчика.

— Прежде чем покинуть дом, — холодно проговорила офицер Тализ, — ваша няня трижды звонила в нью-йоркскую квартиру, но там был автоответчик.

— И что? — Том недоумевающе вскинул брови. — Жена сказала мне, что собирается сразу лечь спать. На что вы намекаете?

— Вы не возражаете, если мы свяжемся с полицейским управлением Нью-Йорка и попросим их выслать к вашему дому дежурную машину?

— Разумеется, возражаю, мадам, — воскликнул Том, — и категорически!

— Просто надо убедиться, что с ними все в порядке.

— У вас что, есть основания сомневаться в моих словах?

— Дело не в этом, мистер Уэлфорд, — вмешался Кавальски, — просто нас с партнером… э… заинтриговал шум, который мы слышали. Вы говорили, что, кроме вас, в доме никого нет. Вы точно уверены, что все в порядке?

— Признаться, меня он тоже заинтриговал. — Том рассмеялся. — Это выражение протеста, Чарли. Я начисто забыл, что запер чертова пса в подвале. В качестве наказания. Похоже, старик Брэкен мне отомстил. Ох, несдобровать ему, если он приложился к бутылке «Шато-Тальбо»!

Полицейские переглянулись.

Спорадическое потрескивание радиопомех в машине прервал настойчивый длинный гудок.

«Южный, сынок, южный, Чарли, у нас десять-тринадцать в поселке на Лэндинг-роуд, Глен-Коув. Взрывы. Аварийные службы на месте. Всем подразделениям ответить».

— Не хотите пройти в дом, посмотреть, что да как? — спросил Том.

Офицер Тализ смерила его долгим суровым взглядом и порысила вниз по ступеням. Оружие и дубинка подскакивали на ее округлом бедре в такт шагам. Подбежав к патрульной машине, она сунула руку в окно и взяла трубку.

— Пятый Эдди Центральному: мы выезжаем.

Том пожал плечами.

— Что ж, тогда в другой раз.

— Непременно! Поверьте, мистер Уэлфорд, — брови Чарли огорченно поползли вверх, — мне очень жаль, что так вышло.

Офицер Тализ включила зажигание и уже тронулась с места, когда Кавальски, рванув дверцу, плюхнулся на пассажирское кресло. В заднем окне патрульной машины Том успел увидеть Хейзл, которая сидела, понурив голову и сгорбив плечи. Он не мог ее обвинять. Она повела себя именно так, как он рассчитывал. Как ему было нужно. Приведя помощь, она поступила правильно и разумно.

Разве что прибыли они слишком поздно… или слишком рано — это как посмотреть.

Том проводил машину взглядом до конца подъездной аллеи. Подождал, пока свет фар не повернул вправо на пересечении с Лэттингтон-роуд, потом закрыл парадную дверь. И запер на ключ.

В холле он с минуту постоял, прислушиваясь.

Взбираясь по склону, Джо все время смотрел вперед. Не доверял себе ни оглядываться, ни смотреть вниз. Приникнув к скале, он руками и ногами нащупывал дорогу в кромешной тьме.

Ступени, вырубленные в мягкой скальной породе, стерлись и предательски обросли сорной травой и мхом. Местами они осыпались по всей высоте, превратив тропу в узкую канавку с уклоном в сорок пять градусов, по которой с вершины мыса несся поток грязи. На подъем у Хейнса ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал.

Присев на корточки за валуном и держа наготове монтировку, он выждал пару минут, прислушиваясь, не лезет ли кто за ним. Далеко внизу виднелись причальные огни «Акулы», мерцавшие в конце пирса; Рой-Роя на палубе не наблюдалось, не было слышно и звуков преследования, однако Джо почему-то сомневался, что немой все еще на судне.

Он снова ринулся вперед, прорываясь сквозь стену дождя.

Наконец тропа стала шире, камень под ногами сменился коротко стриженной травой. Идти стало легче. Джо перешел на бег и потрусил по опушке леса в сторону особняка.

Над мысом веером прошелся свет фар. Джо пригнулся, когда лучи полоснули по нему сквозь ряд шотландских сосен, после чего их почти сразу поглотила тьма. Непонятно было, то ли машина выехала из Эджуотера, то ли от соседей с вечеринки. Он побежал дальше.

Шагов через двадцать тупая боль в животе, в том месте, куда ударил Рой-Рой, обострилась до колик, и ему пришлось замедлить шаг. Сообразив, как хорошо его должно быть видно преследователю, он сошел с тропинки и углубился в лес.

Последняя нитка — и веревка разорвалась.

Карен высвободила одну руку, потом другую и торопливо развязала тесемки кляпа на затылке. Вытащив изо рта безразмерный шелковый платок Тома, она обмотала им онемевшие, кровоточившие пальцы. Стеклянная «ножовка» резала с обеих сторон, но не было ни боли, ни нарушения двигательной функции. Карен, шатаясь, поднялась на ноги и, перешагивая через конечности Виктора, чуть не повалилась на него — благо успела схватиться за рейку душевой кабины. Ей пришлось еще раз обойти тело, чтобы запереть дверь в коридор.

Затем она бросилась в гардеробную мужа.

Времени оставалось совсем мало. Карен слышала, как отъехала патрульная машина, а значит, Том уже поднимается наверх. Если она задержится, протянет хотя бы секунду, то потеряет Неда навсегда.

Она выдвигала ящики бюро, пытаясь найти ключ от ружейной пирамиды в подвале. Ключей было несколько связок, все педантично оснащены ярлыками, цветовыми кодами. Схватив одну связку, Карен, поколебавшись, выключила подсветку, потом приоткрыла дверь в коридор.

Там никого не было.

Она выскользнула из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, не спуская глаз с лестничной площадки. Потом двинулась по пустому коридору с рейчатыми дверями, бесшумно ступая по истертой циновке. Если она успеет до возвращения Тома дойти до противоположного конца площадки, где коридор делает поворот в лабиринт детского крыла, то у нее будет шанс. Только лестница почему-то все удаляется и удаляется — времени не хватит.

Страх подорвал ее волю, нагнав дремоту. Она хотела припустить бегом, но в то же время предпочла бы рухнуть на пол и заснуть… зная, что впереди, в конце коридора, на который она смотрит словно с другого конца телескопа, ее ждет неминуемая катастрофа.

Наконец она услышала их — его неторопливые, размеренные шаги.

До лестницы оставалось больше половины пути, когда над перилами показался затылок Тома. Карен замерла, придерживая рваную юбку, чтобы та не шуршала. Стоит ему оглянуться — и все будет кончено: еще пять ступеней, еще пара секунд — и он все равно увидит ее на повороте.

Она дотянулась до ближайшей дверной ручки и попыталась ее повернуть. Крутила туда-сюда. Никакого эффекта. Ручка проворачивалась между ее окровавленными пальцами. Волосы на затылке встали дыбом. Холодея от ужаса, она попробовала еще раз. Матерь Божья, заклинаю тебя, помоги!

Протекло еще полсекунды, прежде чем до нее дошло, что это не комната для гостей, а кладовка прислуги. Она потянула дверь на себя, придерживая большим пальцем защелку, чтобы заглушить щелчок, и вошла в пахнущую воском темноту. Присела на корточки и стала ждать.

Заслышав шаги мужа по коридору, Карен сосредоточила взгляд на том участке пола, который был виден сквозь щели между расположенными под углом рейками двери. На циновке темнели пятна крови. О боже, ручка ведь, наверное, тоже испачкана! Она покрепче замотала платком кровоточившие пальцы, и ранки защипало от одеколона Тома.

Теперь он был совсем близко. Карен затаила дыхание, молясь, чтобы он не посмотрел на пол и не заметил кровь. Между рейками она увидела худую, почти девичью лодыжку мужа… его гобеленовый шлепанец, который задержался на лишнюю секунду. Сердце у нее бешено забилось. Но Том прошел дальше.

Карен считала секунды.

Как только Том попытается открыть дверь ванной и обнаружит, что она заперта, он сразу все поймет. Она представила, какое у него будет выражение лица. Но чтобы убедиться, что она исчезла, ему для начала придется сделать круг через спальню.

Это даст ей фору.

По мере того как он продвигался к свету, деревья расступались все шире, подлесок редел. Сквозь прогалины пробивались дымчато-серебристые лучи. Он быстро перебегал их, сливаясь то с одной черной тенью, то с другой. Впереди виднелась обширная гладь газона, над которым, как над озером, стелился туман; за ним темнела громада особняка.

На опушке леса Джо остановился передохнуть, а заодно прислушаться. Он устало прислонился к стволу сосны, стараясь отдышаться, пока вытирал лицо. От земли тянуло влажной хвойной прелью. Меньше пятидесяти шагов отделяло его от западного крыла Эджуотера — того самого места, где пару часов назад он выкурил косяк, перед тем как войти в дом и забрать сына.

Он оглядел окна коридора и библиотеки в надежде уловить хоть какие-нибудь признаки движения внизу. Даже промелькнувший силуэт Карен позволил бы ему понять, как обстоят дела у них с Томом. Несколько окон второго этажа тоже были освещены. Вроде бы в одном из них метнулась тень, но он не был в этом уверен. В хозяйской спальне над библиотекой свет не горел.

Зажженный фонарь на балконе собрал вокруг себя тучу ночных бабочек и разной мошкары, обеспечивая им под тентом надежную защиту от дождя. Джо стали одолевать сомнения. Если в той машине, которую он видел, уехал Виктор, если сделка в том или ином виде состоялась и Нед уже дома, живой и невредимый, то и рыпаться нечего.

Дом выглядел таким мирным.

Джо нащупал в кармане ключи от внедорожника. Он все еще ждал его у лодочной станции в Си-Клиффе, где они садились на катер. В четырех милях отсюда. Это час ходьбы. Автомобиль набит вещами, готовый к отъезду.

Может, Карен приняла верное решение. И на самом деле их с Недом дом здесь. В конце концов, золотая клетка тоже имеет свои плюсы. Из-за бухты доносились отголоски бурного веселья: глухие всплески, сопровождаемые девичьим визгом и раскатистым мужским смехом. Богатенькие детки. Резвятся в бассейне. Вот и Нед вырастет и будет одним из таких. Бывали судьбы и похуже. Джо внезапно охватило глубочайшее отвращение к Тому Уэлфорду и его волшебному поместью, этому крошечному райку, отгороженному от реального мира деньгами и страхом.

Он в нерешительности остановился у границы газона.

Какое-то животное чувство держало его здесь. Ощущение чьего-то присутствия, кого не было ни видно, ни слышно. А что, если он ошибся в своих предположениях?

Нет, он не может уйти, не убедившись, что с Карен и Недом все в порядке. Бросить их сейчас… Когда, возможно, они в нем еще нуждаются.

Тут он отчетливо услышал тонкий, пищащий звук, похожий на высокочастотный свист, доносившийся сзади, из леса.

Она ждала у нижней ступеньки подвальной лестницы.

В одной руке она держала ружье — дулом вниз, наполовину прикрытое складками платья. Том узнал серебряную инкрустацию на ложе темно-орехового дерева; это была одна из пары «гринеровских»[65] двустволок двенадцатого калибра, купленных им на аукционе Кристи в расчете на то, что они пригодятся Неду, когда тот подрастет.

Карен стояла спиной к бочкам с кларетом, широко расставив босые ноги и глядя на мужа спокойным взглядом. О том, что она запыхалась, можно было догадаться только по тому, как часто вздымалась ее грудь. Он молча смотрел, как она вскидывает ружье на бедро, открывает его, закладывает два патрона и защелкивает казенную часть. Одна рука у нее обмотана платком, но это ей не мешает. Он сам научил ее обращению с оружием, стреляя по тарелочкам с террасы над проливом. Карен оказалась прирожденным стрелком.

— Впечатляет, — спокойно сказал Том, понимая, что надо постараться ее урезонить, заговорить ей зубы. — Не пойми меня превратно, детка, но выглядишь ты восхитительно.

Заслышав голос хозяина, Брэкен, крутившийся у ног Карен, подбрел к лестнице и в нетерпении уставился на хозяина, виляя хвостом.

Том начал спускаться в подвал.

— Стоять! — Карен нацелила дробовик ему в грудь. — Еще один шаг — и, клянусь, я выстрелю.

— Не возражаешь, если я поприветствую пса? Что, не понравилось сидеть одному взаперти, а, Брэкен?

Должно быть, она вошла с другого хода, сообразил он, пулей пронеслась по коридору детского крыла и спустилась по черной лестнице. Подвал в Эджуотере был достаточно большим, чтобы удостоиться двух входов. Вторая лестница располагалась в служебной части дома, возле кухни; она вела в котельную и подсобные помещения с закопченными кирпичными стенами, где в старые времена хранили яблоки, корнеплоды и уголь. Дверь, соединявшая кладовки с винным погребом, была приоткрыта. За ней виднелась обычная лампочка, светящейся грушей висевшая во мраке.

Он спустился еще на одну ступеньку.

— Предупреждаю, Том! — Карен вскинула ружье на плечо. — Не заставляй меня это делать.

Старый Лабрадор с трудом взбирался по узкой каменной лестнице. Не спуская глаз с Карен, Том медленно присел на корточки и, протянув руку, погладил пса по голове.

— Убрала бы ты эту штуковину, а? — сказал он, залезая другой рукой в карман халата и нащупывая рукоять Серафимова револьвера. — Тогда мы сможем поговорить. То, что произошло наверху… просто я пытался преподать тебе урок, заставить тебя увидеть ошибки в твоем поведении. Но знай, я бы никогда, никогда не сделал Доку ничего плохого.

Он увидел, что Карен заводит палец за спусковой крючок.

— Некогда мне тебя слушать.

Вытягивает. Сжимает. Именно так, как он ее учил.

— Господи Иисусе! Дорогая, еще чуть-чуть, и оно выстрелит. — Том привстал с корточек, не на шутку обеспокоенный.

— Ты мне все еще небезразличен, — сказала Карен, целясь туда, где, по ее предположению, было его сердце.

Том услышал легкий щелчок — она спустила предохранитель.

— В таком случае мы можем что-нибудь придумать, только брось ружье. Мы уже бывали здесь раньше, помнишь? Когда впервые увиделись. Ты занималась всеми этими безумными, саморазрушительными вещами. Возможно, сегодня я был несколько резок, обвиняя тебя.

— С твоей стороны это было нехорошо, — сказала она сухо, крепче прижимая ложе к обнаженному плечу. — Мне нужно идти искать Неда. Если ты не идешь — прекрасно, но не пытайся меня остановить.

Карен отступила на шаг назад.

— Да, нехорошо.

— Оставим это, Том.

— Я не могу ни обвинять тебя, ни осуждать за то, над чем ты не властна. Я никогда тебя не осуждал. Ты хотела, чтобы я защитил тебя… «Будь мне опорой и спасителем», — сказала ты когда-то. Не потому ли мы с тобой вместе? Тебе сейчас нужна помощь, Карен. Я звонил в Силверлейк. Они готовы тебя принять. Доверься мне, детка. Тебе надо немного отдохнуть.

Он отвернулся, потом снова посмотрел на нее и, позволив ей увидеть в своей руке револьвер, сделал последний шаг.

— Я не собираюсь туда возвращаться, Том. Я абсолютно здорова.

Слезы ручьями текли по ее лицу.

— Что ж, нажимай на курок, — сказал он, стоя теперь на ровном полу подвала вместе с Брэкеном, который жался к его ногам. — Пристрели меня — и это все докажет, не так ли, радость моя? Обо мне будут говорить, что я дурак, женившийся на уличной девке с душой убийцы. Она укокошила его ради денег! Кто захочет поверить чему-то другому? Дай-ка мне ружье.

Карен попятилась назад, медленно отступая вглубь подвала.

— Дай сюда ружье, Карен.

Том сделал еще один шаг, и она выстрелила.

Одновременно что-то сказав. Он повернул голову, пытаясь уловить ее слова, но в этом замкнутом пространстве их поглотил жахнувший по ушам грохот дробовика.

Он увидел, как съежился Брэкен, как из обоих стволов вылетели два оранжевых язычка пламени и на стене мелькнула тень собаки.

И затем упал, все еще не веря, что это произошло.

Пробираясь сквозь дождь по тропинке к Храму, с дробовиком наперевес, Карен и не думает прятаться. Она знает: на открытой местности они давно ее засекли. Ровно в тот момент, когда она вышла из дома. За себя она не боится — ее беспокоит одно: вдруг они догадаются, что что-то не так, и покончат с Недом.

Никакая стратегия, никакой иной способ действий все равно ничего бы не изменили. На память приходит совет детектива, когда тот пытался помочь ей сбежать из Овербека: подавайтесь в леса, воспользуйтесь единственным имеющимся у вас преимуществом — в темноте звуки более значимы, нежели предметы. Вероятно, он имел в виду, что, пробираясь через заросли, глухонемые будут производить массу разных звуков, тогда как ей беспокоиться не о чем.

Впереди виднеются лишь бледные очертания Храма, а за ним — просвет в темноте, там, где округлое колено мыса выдается в пролив. С облегчением обнаружив, что причальные огни катера все еще поблескивают в конце пирса, Карен принимает решение сойти с тропы и подкрасться к Храму через платановую рощу. Только вот какой в этом смысл? Они могут быть где угодно. Но если Том не соврал, если они действительно держат Неда на судне и один из них сидит с ним, то у нее, по крайней мере, есть шанс устранить неравенство в силе.

Вымокла до нитки, волосы липнут к лицу. Юбка при каждом шаге неудобно цепляется за ноги. Ничего этого Карен не замечает. Ошеломленная тем, что она сделала.

Она увидела разрушительные последствия выстрела до того, как отвернулась. Увидела себя… как она хладнокровно перезарядила ружье и, пройдя через подвал, вышла из дома.

Звон в ушах все не прекращается, что усиливает в ней сознание собственной независимости, собственной неуязвимости. Теперь она знает, что способна на все — на все, что угодно, лишь бы вернуть сына.

Поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы Храма, она берет дробовик на изготовку и окликает Неда.

Дождь барабанит по медной крыше.

Окликает еще раз — на сей раз громче, давая ему понять, что она рядом. Но этот бесстрашный крик, на ее слух, совсем не разносится.

Она прислушивается, вытирая глаза тыльной стороной запястья, всматривается в павильон, зияющий перед ней, словно влажная пасть пещеры.

И тут раздается явно испуганный крик, больше похожий на вой животного, чем на плач ребенка. Этот крик пронзает ее в самое сердце. Но звук такой слабый и невнятный, что она не понимает, то ли он исходит из павильона, то ли из какого-то другого места.

Не оглядывайся, Карен… все потом.

Он не сильнее, этот другой голос, звучащий у нее в голове — чуть громче шепота.

Вдруг что-то метнулось в проеме одной из едва различимых арок Храма, выходящих на пролив.

В ту же секунду сзади раздается шорох листьев и что-то похожее на хруст ветки под ногой. Карен спускает предохранитель и, резко развернувшись, вперяет взгляд в шуршащую тьму леса.

Никого.

— Спокойно, Карен. Они оба в Храме. Нед тоже.

— Джо?! — Сердце ее пускается вскачь.

— Потом, я сказал.

Ощутив прилив радости и надежды, Карен снова поворачивается к Храму и видит, как от входа в павильон отделяется какая-то темная куча и скатывается вниз по ступеням. Карен вскидывает ружье на плечо, медлит в нерешительности: вдруг там Нед, ее мальчик.

Докатившись до нее, куча трансформируется в человеческую фигуру. Карен делает шаг назад и только тогда понимает свою ошибку, когда рука Доната, поднырнувшего под длинный ствол дробовика, ложится на ее горло. Он без труда вырывает у нее ружье и, перехватив, как палку, накидывает его сзади ей на шею.

— Джо! — кричит она и, заведя руки назад, впивается когтями в физиономию Доната, что ничуть не отвлекает его от дела. Он начинает ее душить, надавливая сплетенными пальцами ей на затылок, а предплечьями прижимая ружье к горлу. Сосредоточив на ней все свое внимание.

Он не улавливает шороха шагов за спиной, не слышит свиста монтировки, опускающейся на его голову.

Давление на горле внезапно ослабевает, но Донат, падая, тянет ее за собой, и они вместе катятся по грязи, пока он не замирает.

Джо поднимает ружье, потом помогает подняться Карен и обнимает ее.

— Что же тебя так задержало? — спрашивает она, отдышавшись.

Когда в тебя стреляют, ты не чувствуешь боли.

Том часто об этом слышал, но досужливо сомневался, даже не предполагая, что ему представится случай узнать это на собственном опыте.

Она стреляла по ногам. В последнюю секунду понизив линию прицела. Может, она промазала, может, у нее просто сдали нервы, а может, она вовсе не собиралась в него стрелять и ружье выпалило случайно. Но из обоих стволов? Он готов был оправдать Карен за недостаточностью улик.

Хотя на самом деле это ничего не меняло.

Он видел, что под коленями — если то, что от них осталось, еще можно было назвать коленями — картечью разодрало кожу и мышцы, большую часть их снесло подчистую. Икры напоминали сырые куриные ножки, обглоданные до костей. А сами кости были переломаны и раздроблены, их острые белые края вылезали сквозь кожу в самых неожиданных местах. Шлепанцы намокли от крови.

Раз он в состоянии так спокойно на все это смотреть, решил Том, значит, чувствительность и впрямь исчезла. Интересно, надолго ли?

Теперь ему приходилось отдыхать чаще.

Стол и стул, до которых он пытался доползти, — это меньше десяти футов от того места, где он упал, — казались недосягаемыми; судя по улиткообразному следу, тянувшемуся за ним по крашеному бетонному полу, он не прополз и половины пути. На стене над столом висел телефон. Рядом с ним — пульт сигнализации и три коробки автоматических переключателей, обеспечивающих электричеством весь дом.

Приподнявшись на одном локте и используя другую руку как рычаг, Том преодолевал дюйм за дюймом, словно пловец, отрабатывающий на суше плавание на боку.

Он на минуту приник лицом к холодному полу и почувствовал, как голову волной накрыла тьма.

Брэкен лизал его руку и не переставая скулил. Мягкое висячее ухо было мокрым от крови, но Том затруднялся сказать, то ли старого пса зацепило картечью, то ли это кровь из его собственных ран.

Карен никогда особо не жаловала Брэкена, что он всегда ставил ей в упрек. Нед любил пса так же, как и он, но, что бы ни случилось, он больше никогда его не увидит.

Том заметил, что Лабрадор поднял свою седую морду и принюхался, чем-то встревоженный, навострив уши. Подгоняемый мыслью, что может не успеть, Том ухватился за ножку стула и стал подтягиваться. Потом оперся рукой на край сиденья, но стул выскользнул из-под него, не выдержав тяжести. Падая, Том слышал, как лаял пес. Его поглотила тьма; на сей раз волна была леденяще холодной и держалась дольше.

— Господи боже мой, Джо!

Она говорит тихо, потому что он еще не видит, что Нед в пижамке стоит, не шелохнувшись, у верхней ступени лестницы, неестественно откинув голову набок. В темноте не разглядеть его лица, но теперь Карен слышит, что он плачет — очень тихо. Это ее немного успокаивает. Рой-Рой сидит на корточках слева от мальчика, одной рукой обхватив его за плечи, а другой — приставив к ямке под горлом то ли нож, то ли что-то блестящее, похожее на огромный нож.

Джо, конечно же, вскидывает ружье. С криком «Не надо!» Карен хватает его за локоть и толкает дуло вверх, но он бы все равно не смог выстрелить. Рой-Рой начинает медленно спускаться вниз, прикрываясь крохотным тельцем Неда как щитом, зная, что такой щит способен сделать невидимым его массивное туловище. Он с ними заговаривает, отчаянно жестикулируя рукой с ножом, — просит их отойти подальше.

Выбора нет — приходится делать то, что он велит.

Они сходят с тропинки и отступают к опушке леса, поросшей высокой травой. Все это время Карен продолжает говорить с Недом, просит его не бояться, уверяет, что все будет нормально. С ножом у горла мальчик не может ни ответить, ни повернуться к ней лицом, но она видит, что его полные ужаса глаза освещают ей путь.

Их разделяет расстояние в четыре-пять метров. Карен кажется, что если она протянет руку, то сможет дотронуться до сына. Пока они спускаются, Джо держит на мушке бритую круглую голову немого.

Ступив на землю, Рой-Рой останавливается у тела Доната и дает ему пробный пинок носком кроссовки. Потом в нетерпении пихает его ногой, пока он не перекатывается на спину. Его раздражение, вызванное нежеланием принять очевидное, напоминает Карен, как некоторые животные — по ее мнению, шакалы и гиены — ведут себя, когда сталкиваются с утратой товарища по стае.

Донат не двигается.

— Он не умер, — кричит Джо, — но, клянусь, умрет, если ты его здесь бросишь, приятель. Верни нам ребенка.

Нед, кажется, так близко, что Карен вроде даже чувствует его запах.

На какой-то миг создается впечатление, что все складывается удачно и они сговорятся. Рой-Рой издает несколько негромких гортанных звуков, но потом, пожав плечами и повернув голову назад, начинает спиной вперед отступать к Храму. Продолжая держать перед собой маленького заложника как щит.

Обогнув Храм, он сворачивает на тропинку, спускающуюся к воде.

Джо быстро подходит к Донату и нацеливает дробовик ему в голову.

— Ты уверена, что он мертв?

Но Рой-Рой с Недом уже испарился, ускользнул через крытую аллею из мокрых рододендронов.

— Мистер Уэлфорд? Вы меня слышите? Теперь с вами все будет хорошо. Мы сейчас вызовем «скорую помощь». Вы меня слышите? Подайте знак, если слышите.

С поверхности воды далеко вверху на глаза наплыла тень.

— Не думаю, что он меня слышит. Воспользуйтесь, бога ради, домашней линией — телефон там, на стене. Должно быть, он пытался до него добраться. Вот ужас-то, ей-богу!

Том открыл глаза и увидел других пловцов.

Чарли Кавальски стоял возле него на коленях, прикрывая ему ноги то ли полотенцем, то ли одеялом. Суровая итальянка говорила по телефону над его головой, поставив ногу на опрокинутый стул.

— Слава богу! — пробормотал Кавальски. — Оставайтесь со мной, мистер Уэлфорд. Только уж, пожалуйста, не засыпайте, пока не прибудут медики. Вы можете говорить?

Том ответил «да», но голоса своего не услышал. Попробовал еще раз и добился идеальной ясности.

— Приятно видеть тебя, Чарли.

Кавальски не сводил с него глаз.

— В службе скорой помощи говорят, у них автобус на Форест-авеню. Будут у нас меньше чем через пять минут, — доложила офицер Тализ. — Не надо ли осмотреть дом, как вы думаете?

— Нет, вызовите дублера.

Обращаясь к Тому, он смодулировал в другую тональность.

— Что здесь произошло, мистер Уэлфорд? Кто вас так?

— Несчастный случай, — сказал, вернее, прокричал Том и увидел, что обеспокоенное лицо Чарли осветила радость.

— Ну, вы молодец! Столько крови потеряли, а вот поди ж ты, ожили. Значит, все будет нормально. Так что за несчастный случай?

— Она не хотела. Моя жена любит меня. Просто она немного взбалмошная, вот и все. Ей нужна помощь.

— А как малыш? Он с ней?

Том закрыл глаза. Кивнул.

— Наверху, в спальне.

Его жутко трясло.

— Забились в норку. Она везде выключила этот чертов свет. Вы не заметили… как здесь темно?

— Да вроде все по-прежнему. — Кавальски нахмурился.

— Боюсь, как бы она еще чего не натворила.

— Хотя вы правы, мистер Уэлфорд, кажется, немного темновато.

Решил все-таки его уважить.

— Вы должны… она достала дробовик. Заявила, что ей больше незачем жить. Заберите у нее Неда.

Том увидел, что Чарли повернулся к женщине-заместителю.

— Сообщите в центральное, что у нас потенциальный суицид, — сказал он ей, после чего снова приблизил свою голову к голове Тома. — Можете быть спокойны, мы об этом позаботимся… мы его вернем, с ним все будет в порядке.

Дождь прошел, напитав прохладный воздух запахом шалфея и свежевспаханной земли. Далеко над проливом сквозь редеющие облака проглядывает высокая и яркая луна в третьей четверти, заливая воду туманными лужицами света. Благодаря чему Карен удается разглядеть дорожку длиной сто ярдов, которая тянется по мысу и разветвляется на вершине невысокой скалы: одна тропинка ведет к старой купальне, а другая переходит в каменные ступени, сбегающие к берегу и лодочной станции.

Именно там, на развилке, и стоит сейчас Рой-Рой, повернув голову в сторону Эджуотера. Неда он усадил на плечи, как это любил делать Том. В зыбком свете они смотрятся как некое гротескное монолитное изваяние.

На воде под ними хорошо виден пирс с пришвартованным к нему белым катером Виктора, мягко бьющимся о причал. Карен оглядывается и видит, что огни в окнах дома все еще горят.

— Он направляется к катеру, — сказал Джо, когда они с Карен приблизились к пропасти, отделяющей их от Роя с Недом.

— Нет, один он туда не пойдет, — возразила Карен; это была ее идея — дать немому чуть больше простора. — Он должен находиться там, откуда можно наблюдать за домом.

Тут она видит, что Рой разворачивается, снимает Неда с шеи и, взяв за руку, уводит его за выступ мыса в сторону купальни. Между ними все те же пятьдесят ярдов. Карен бросается бегом, внезапно испугавшись, что немому были даны указания, о которых ни она, ни Джо не знают.

— Скорее, Джо, скорее, бога ради! — кричит она, пожалев, что позволила Рою скрыться из виду хотя бы на минуту.

Встроенная в скалу, купальня — или то, что от нее осталось, — видна только со стороны моря. Ее вытянутая в длину терраса, где когда-то под ритмы прошлого века терлись друг о друга танцующие, и большая часть ее несущей стены давно обвалились в пролив. На подходе к строению, не использовавшемуся с конца пятидесятых, имеется табличка, предупреждающая нарушителей, забредших в чужие владении, что они входят туда на свой страх и риск. Все эти останки собственно купальни и верхней террасы, служившей крышей резной каменной раковины, — Том обнес их деревянной балюстрадой, чтобы уберечь людей от падения на прибрежные скалы, — лежат сейчас перед ними, отливая мокрым блеском. Этакий обреченный бельведер, скользкий от дождя.

Карен смотрит, как Рой-Рой подходит к краю платформы, поднимает Неда над перилами, опускает его по другую сторону, потом, держа его за руку, перелезает сам и присоединяется к нему на узком внешнем уступе. Теперь они стоят у самого обрыва.

Ей слышно, как всхлипывает Нед.

— Ты ведь не способен причинить ему вред, — говорит Карен, медленно продвигаясь вперед по деревянному настилу площадки; Джо рядом, в руках у него дробовик. — Если по твоей милости с ним что-нибудь случится, знай: тебе тоже не жить. Уже нет смысла. Виктор мертв. Ты понимаешь? МЕРТВ! — увещевает она его, сопровождая свои слова жестами и запрещающими знаками, которые она освоила в безуспешных попытках наладить общение с Недом после того, как у него пропал голос. — Все кончено, Рой. Только верни нам ребенка, и мы уйдем… Пожалуйста!

Рой-Рой стоит как истукан, пристально глядя на нее сквозь две темные узкие щелки на широком бесстрастном лице. Не подавая никаких признаков, что он понял хоть одно слово. Небо над его головой разверзлось, приоткрыв часть свода, усеянного бледными, мокрыми звездами.

— Знаешь, что произошло? — спросил Том. — Я застал ее здесь, когда она возилась с электричеством… Слушай, Чарли, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Всегда пожалуйста, мистер Уэлфорд. Что вам нужно?

— Проверьте автоматические переключатели там на стене, хорошо? — Ему пришлось замолчать из-за перебоев с дыханием. — Третья коробка слева, та, на которой написано «Хозяин». Дерните за рычаг, убедитесь… что она не повредила эти долбаные провода.

— Зачем ей это надо было?

— Черт ее знает. Она чокнутая.

— Ну, не знаю, — сказал Кавальски. — Я бы лучше подождал, пока не прибудет дублер. Мы не хотим предпринимать ничего такого, что могло бы ее расстроить. Это может повредить мальчику.

— О нем-то как раз я и думаю. — Том почувствовал, что волна снова накатывает ему на голову. — Он адски боится темноты. Да, и знаешь что?

— Не знаю, мистер Уэлфорд.

— Я тоже. — Боли все еще не было.

Он закрыл глаза.

— Сделай это, Чарли.

Он не останавливает их, пока они не оказываются в каких-нибудь нескольких шагах от балюстрады, и только тогда поднимает руку, давая им понять, что этого достаточно.

Одной рукой он по-прежнему держит Неда за шею. Но никаких признаков ножа не наблюдается — он ему больше не нужен.

Карен умоляет его отпустить Неда.

Он поворачивает голову в сторону особняка.

На мгновение лицо его накрывает тень, так как луна зашла за облака. Похоже, он колеблется.

Карен понимает, что происходит. Она орет ему, чтобы он отошел в сторону, и, выхватив у Джо двустволку, наводит ее ему на грудь. Но Рой и это предвидел.

Подбросив Неда вверх, он осторожно ставит его босыми ногами на трехдюймовые перила лицом к ним, так что на мгновение их головы оказываются на одном уровне, слившиеся в единый силуэт на фоне ослепительно блестящей заплаты на темной глади пролива вдали от берега.

В следующую секунду Рой исчезает.

Карен вскидывает ружье, но он уже нырнул за балюстраду, пробежал вдоль выступа, потом перемахнул через бордюр и скрылся из виду.

Оставив мальчика стоять на перилах.

— Нед! — кричит Карен, увидев, что он крутит головой, ища Рой-Роя. — Не двигайся, солнышко.

— Мам!

Он смотрит вниз на скалы, потом неохотно, словно его насильно заставляют оторвать взгляд от камней, переводит его на мать.

— Мне страшно, мам.

Ей бы надо было сохранять спокойствие, продолжать говорить с Недом, сказать ему обычным тоном: «Солнышко, все будет хорошо, если ты будешь стоять на месте. Смотри на меня, Нед… не смотри вниз».

Но она не в состоянии вымолвить ни слова. Просто стоит, парализованная страхом, что если она откроет рот, если сделает хоть один шаг или попробует протянуть к нему руки, то он исчезнет.

Мальчик снова бросил взгляд на море, потом закрыл глаза и покачнулся.

— Прыгай, Нед, у тебя получится, ты умеешь летать, — доносится до нее голос Джо. — Не надо бояться, — уговаривает он мальчика, постепенно приближаясь к нему и вытягивая вперед руки. — Помнишь историю об альбатросе? Помнишь Дамбо[66] с воронами? Если очень поверишь, то сможешь полететь. Все, что тебе нужно сделать, это наклониться вперед…

Он превращает все это в игру.

— …протянуть ко мне руки и прыгнуть.

Нед вскрикивает.

— Я не дам тебе упасть.

— Нет! — в ужасе орет Карен, увидев, что мальчик вдруг начинает крениться назад, размахивая руками, как ветряная мельница.

Она опрометью бросается к перилам, понимая, что не успеет преодолеть жуткую бездну, отделяющую ее от сына, — ей уже мерещатся когтистые, чешуйчатые крылья, ленивыми взмахами заманивающие ее мальчика в вечную тьму, — не веря, что Джо сможет подскочить вовремя и совершить чудо, исхитриться как-то схватить Неда за лодыжки, — продолжая не верить даже после того, как ему это удалось, после того, как он перенес мальчика через перила и опустился с ним на твердую почву — вернее, на прогибающиеся доски настила.

Боже мой, боже!

Карен бросает дробовик, который все это время держала в руках, и с хриплыми рыданиями падает возле них на колени, заключая Неда в объятия. Забывая обо всем на свете.

Она даже не замечает, как Джо кладет ей руку на плечо, не слышит, как он ласковым голосом говорит ей: «У нас нет времени, Карен, все потом».

Дотянувшись ногой до ружья, он пинком отпихивает его в сторону и посылает штопором с края обрыва. В ту же секунду Карен ощущает глухую вибрацию, исходящую откуда-то снизу. Площадка начинает крениться, пока они вскакивают на ноги и уходят с выступа. Гул нарастает, потом вдруг резко обрывается. Наступает момент зловещей тишины, заставившей Карен вспомнить о Рой-Рое: вдруг он еще там, внизу?

Тут балюстрада и часть площадки разом обрушиваются в пролив Лонг-Айленд, и через какие-то доли секунды, показавшиеся вечностью, куски обвалившейся каменной кладки с оглушительным грохотом разбиваются о камни и воду внизу.

Но криков не слышно — во всяком случае таких, которые можно услышать.

И снова воцарилась тишина.

— Идем, — сказал Джо, забирая мальчика из рук Карен и забрасывая его на плечо, как мешок. — Я слышал выстрел, и можешь не сомневаться, что слышал его не только я. Того и гляди нагрянут копы и расползутся по всей территории.

Карен медленно подняла голову.

— Что мне теперь делать, Джо? — спросила она тихо. — Что будешь делать ты?

В ночном небе за ее головой появилась прогалина, на востоке по всему горизонту море уже начинало сереть.

— У нас ведь был план, не так ли?

Она устало улыбнулась.

Джо успел все обдумать и отверг единственный жизнеспособный вариант: ближайшим средством побега был катер. Они могли бы доплыть на нем до Си-Клиффа и пересесть во внедорожник. Но он знал, насколько трудным будет спуск по каменной тропе, ведущей к старой пристани: с Недом на руках им его ни за что не одолеть.

— Где ты оставила свою машину?

Она рассмеялась.

— Там, где и должна была.

На нижнем газоне, где-то на полпути до «каприса», который Карен припарковала внизу за конюшнями — там его не было видно из особняка, — она останавливается, оборачиваясь на Эджуотер.

Джо хватает ее за руку и тянет вперед.

— У меня не было выбора, — выпаливает она ему в спину. — Либо это, либо… Он пытался убить Неда. Ты хоть понял, что произошло?

Огни в окнах западного крыла и фонарь на балконе их спальни горят ровным светом. Не пригрезилось же ей, что они потухли, — или пригрезилось? А вдруг Том еще жив?

А вдруг нет?

— Да идем же ради бога!

Они огибают продолговатый, залитый светом бассейн. Карен видит, что Нед заглядывает Джо через плечо и тянет ручонку к Флипперу, своему надувному дельфину, гоняемому легким ветерком туда-сюда по чуть подернутой рябью серебристо-голубой воде. Оттеснив других обитателей бассейна на мелководье, он знай себе кивает и улыбается, кивает и улыбается.

В отдалении слышится вой сирен полицейских машин, пробивающих себе путь по прибрежному шоссе со стороны Глен-Коува.

Карен колеблется. Когда ухо и глаз вступают в конфликт, вспомнила она старое изречение Тома, победителем всегда выходит глаз.

И еще вспомнила то, что он сказал ей перед тем, как она выстрелила.

Если она останется и попытается все объяснить, то кто поверит ее бредням?