Молчание желтого песка. Смерть толкача

Крутой детектив США

Джон Макдональд

МОЛЧАНИЕ ЖЕЛТОГО ПЕСКА

Ричард Деминг

СМЕРТЬ ТОЛКАЧА

Крутой детектив США. Выпуск 18: Сборник Романы:

Пер. с англ. В. А. Гольдича, И. А. Оганесовой, Р. Н. Попеля -

СПб.: МП РИЦ «Культ-информ-пресс»,1997. - 366 с. — (Выпуск 18).

ISBN 5-8392-0134-0

Джон Макдональд

МОЛЧАНИЕ ЖЕЛТОГО ПЕСКА

В северной Манитобе человек увидел огромного орла, подвешенного за шею, его клюв сжимал кожу и перья — отбеленный череп горностая.

Джим Харрисон. «Смена времен года»

I

Был чудесный апрельский день, а я стоял на коленях в смеси воды с бензином в тесном трюме маленькой приземистой яхты «Джон Мейнард Кейнес», принадлежащей Мейеру, и в третий раз подряд разбирал трюмную помпу.

Отвертка соскользнула, и я расцарапал себе ещё один палец. Сам Мейер стоял неподалеку, заслоняя немалый кусок ярко-синего неба. Он печально посмотрел в трюм и сказал:

— Очень ловко и изобретательно. Ну у тебя и воображение, Трэвис. Только представь себе: хрупкая, маленькая трюмная помпа совершает подобный акт! К сожалению, под конец ты начал повторяться.

— Может, хочешь заползти сюда и…

Он поспешно отступил на полшага:

— Я не могу лишать тебя такого удовольствия. Ты сказал, что можешь починить её. Давай, действуй.

Я снова разобрал помпу, покрутил немного маленькое лопастное колесо, и вдруг до меня дошло, что оно вращается слишком свободно. Оказалось, что фиксирующее кольцо можно подтянуть на целый оборот. Потом я быстро собрал это маленькое, глупое чудовище, завинтил под водой болты, выпрямился, присел на край люка и предложил Мейеру включить рубильник. Насос утробно заурчал и начал выкачивать грязную трюмную воду в бухту Бахия Мар.

Мейер зааплодировал было, но я предложил ему поберечь силы до тех пор, пока это изумительное устройство не продемонстрирует всё, что было обещано в рекламном проспекте. Прошло не менее десяти минут, прежде чем насос выкачал всю воду из трюма.

Потом он пронзительно взвизгнул и смолк. Наступила тишина.

— Теперь можешь аплодировать, — заявил я.

— Ура, — тихо сказал Мейер. — Большое тебе спасибо и ура.

Я посмотрел на него с раздражением и любовью. Мой кроткий и нескладный друг с мудрыми маленькими голубыми глазами, блестящими и задумчивыми, и густой черной медвежьей шерстью, выбивающейся из-за ворота вязаной голубой рубашки.

— Если бы вчера ночью дождь был посильнее, — сказал я ему, — ты бы уже лежал на дне, как камень.

Когда дождь прекратился, Мейер, не зажигая света, слез со своей койки и оказался по колено в воде. Он прошлепал к моей яхте «Битая флешь» и сказал, что у него небольшая проблема. В три часа утра мы перенесли мою аварийную помпу на причал и сунули её рукав в трюм его яхты. К этому моменту его убежище сидело в воде так низко, что причальные веревки натянулись, как струны. Когда начало светать, «Кейнес» уже снова гордо торчал из воды и мы смогли наконец выключить помпу и отнести её обратно. Исправная трюмная помпа выкачала остатки воды, но Мейеру ещё некоторое время придется пожить в сырости.

— Когда имеешь дело с морем, надо быть готовым к самым разнообразным опасностям, — заметил он.

Я соскочил на причал и, присев на корточки, начал смывать грязь с рук. Мейер прикрыл рукой глаза от солнца и посмотрел в сторону «Флеши».

— Кажется, у тебя гости, Трэвис. Как его там?…

Я встал и посмотрел туда, куда показывал Мейер.

Верно. Старый, добрый «как его там». Гарри Бролл.

— Слушай, как ты думаешь, этот сукин сын пришел, чтобы ещё раз проверить, на что я способен?

— После того представления, что ты устроил ему в прошлый раз… Кажется, это было два года назад?

— Да вроде того.

— Я думал, одного раза с него достаточно — уж на это-то у него должно хватать ума.

— Может, он придумал что-нибудь новенькое. Помнишь, один отменный удар левой ему всё-таки удалось провести. Правда, он сломал при этом руку, но удар получился запоминающимся.

— Пойти с тобой?

— Нет, спасибо.

Гарри увидел меня, когда я был от него примерно в пятидесяти футах. Он крупный мужчина, а за то время, что мы не виделись, стал ещё больше — особенно раздулись брюхо и морда. Ему это не шло. На нем был светлый бежевый костюм и бежевая рубашка, а на шее шоколадного цвета платок, продетый в узкое золотое кольцо. Увидев меня, Гарри поднял руки в успокаивающем жесте — ладонями наружу. И фальшиво улыбнулся. Когда я подошел к нему, он сказал:

— Привет, Макги. — И протянул мне руку. Я смотрел на него до тех пор, пока он не убрал руку. Тогда он сделал неловкую попытку засмеяться: — Господи, неужели ты до сих пор на меня обижен?

— Я на тебя не обижаюсь, Гарри. Но почему мы должны пожимать друг другу руки?

— Послушай, я хочу поговорить с тобой. Ты сейчас не занят?

— О чем будем говорить?

— О Мэри. Я понимаю, на свете не существует ни одной причины, по которой ты должен был бы мне помогать, но это касается… благополучия Мэри.

— С ней что-нибудь случилось?

— Не знаю. Я не знаю, что с ней.

Я внимательно посмотрел на него — у него был нездоровый цвет лица, и было заметно, что он сильно обеспокоен и расстроен. С тех пор как я видел Гарри последний раз, его черные волосы заметно поредели.

— Мне просто больше не к кому обратиться, — сказал он. — Хочешь, я скажу «пожалуйста»? Пожалуйста!

— Поднимайся на борт.

— Спасибо. Большое тебе спасибо.

Мы вошли в каюту. На мне были только старые полотняные шорты. В каюте было прохладно — кондиционер работал на полную мощность, и пот у меня на груди и плечах быстро высох.

Гарри огляделся по сторонам, кивнул и заявил:

— Здорово. Здесь просто здорово. Хорошо, наверное, так жить.

— Выпить хочешь?

— Бурбон, если у тебя есть.

— Есть.

— Со льдом, если можно.

Я достал бутылку и бокал. Потом, посмотрев на свои измазанные руки, сказал:

— Лед можешь взять вон там. Я пойду помоюсь.

— Благодарю. А ты по-прежнему в отличной форме, Макги. Жаль, что у меня нет на это времени. Пожалуй, мне просто необходимо заняться своим здоровьем.

Пожав плечами, я вошел в душ, снял шорты, бросил их в корзину с грязным бельем и, думая о Мэри и о том, что с ней могло произойти, включил воду. Теплая вода смывала с моего тела остатки машинного масла и мазута, а я полностью погрузился в свои размышления. Когда мы с ней познакомились, её звали мисс Мэри Диллан. Потом она неожиданно, — может быть, даже слишком неожиданно — стала миссис Гарри Бролл. Я надел часы — они показывали почти четыре часа, к шести мы с Мейером были приглашены на вечеринку. Я надел чистые брюки, белую парусиновую спортивную рубашку и старые мексиканские сандалии, потом зашел на кухню и налил себе немного джина со льдом. Гарри сидел на желтом диване и курил маленькую сигару, вставленную в белый пластиковый мундштук.

— Как это, наверное, здорово, когда ты можешь в любой момент взять и уплыть куда-нибудь.

Я устроился в кресле напротив него, сделал большой глоток и поставил свой стакан на кофейный столик.

— У тебя проблемы, Гарри?

— Я хочу сказать тебе, что тогда вел себя как дурак…

— Забудь об этом.

— Нет, пожалуйста, выслушай меня. Я должен объяснить тебе, что тогда произошло. Считается, что первый год брака самый трудный, верно?

— Так говорят.

— Я знал, что вы с Мэри были друзьями. Это же не секрет, верно? Вы с Мейером даже были приглашены на нашу свадьбу и всё такое. Ну так вот, мне ужасно хотелось знать, насколько хорошими друзьями вы были. Я постоянно думал об этом, но по-настоящему я не хотел знать правду. Ты понимаешь?

— Конечно.

— Однажды мы с Мэри поссорились. Это была первая настоящая ссора. Когда люди женаты, им нельзя пить и ссориться. Потому что спьяну иногда говоришь то, что на самом деле вовсе не хотел сказать. Я стал болтать всякие гадости про неё и про тебя. Ты же знаешь Мэри, у неё сильный характер. Она терпела, терпела, а потом не выдержала и сказала мне всё прямо в глаза. Я это заслужил. Она сказала, что вы плавали вдвоем на твоей яхте вдоль западного побережья до Тампы и что она прожила на борту целый месяц, готовила для тебя еду, стирала твою одежду и спала в твоей постели, а ты был добрым, нежным и очень хорошим — в общем, как мужчина на порядок выше меня. Я ужасно разозлился, хлопнул дверью, забрался в свою машину и приехал сюда, чтобы как следует отделать тебя. Обычно я хорошо владею собой, и в тот вечер я был недостаточно пьян, чтобы это послужило для меня оправданием. Господи, мне в жизни не забыть того позора, что я пережил тогда — ведь все мои удары приходились только по плечам, рукам и локтям.

— И по макушке.

Я разбил костяшки пальцев. Смотри, вот эта косточка до сих пор не на месте. А сколько раз ты меня ударил? Знаешь?

— Конечно, знаю. Два раза.

— Два раза, повторил он с горечью. — Господи, какое дерьмо.

— Я ждал, пока у тебя пройдет пыл, Гарри, и устанут руки.

Он с одобрением посмотрел на меня:

— Ничего у меня не вышло.

— А я был весь в синяках, Гарри. После твоего визита у меня три дня болели голова и руки.

— Знаешь, наверное, дело в том, что мне необходимо было выпустить пар. Надеюсь, ты понимаешь, что мне нелегко было решиться прийти к тебе и попросить о помощи.

— Наверное.

— Мэри всё время повторяла, что я должен повзрослеть. Ну хорошо. Я пытаюсь повзрослеть, пытаюсь стать разумным, серьезным человеком и решить, что для меня главное в жизни и на что я вообще гожусь.

— Это хорошо. Но какое я имею ко всему этому отношение?

— Я хочу, чтобы ты сказал Мэри…

— Послушай, я…

— Дай мне, пожалуйста, эту возможность. Ладно? Скажи ей, что, как только проект «Морские ворота» будет запущен, мы с ней уедем, вдвоем. Только она и я. Полетим самолетом или поплывем на пароходе в Испанию или куда-нибудь ещё. Скажи ей, что девица из Канады для меня ничего не значит, что я не приглашал её и она приехала сама, по собственной воле. И ещё скажи ей, что я очень прошу её связаться со мной, чтобы мы могли поговорить.

— Подожди! Я не знаю, где Мэри.

Он вдруг покраснел:

— Только не надо мне лапшу на уши вешать. Хочешь, чтобы я обыскал твою проклятую яхту?

— Её здесь нет, ты можешь в это поверить, ты, идиот!

— Я ведь всегда смогу найти что-нибудь принадлежащее ей — одежду, губную помаду или ещё какой-нибудь пустяк.

— Гарри, о Господи! Если хочешь, можешь обыскать мою яхту, только не забудь заглянуть во все уголки.

— Ну хорошо, вы с Мэри знали, что я рано или поздно приду сюда, поэтому резвитесь где-то в другом месте.

— Это называется паранойей, старина. Когда она ушла от тебя?

— Пятого января.

— Сегодня четырнадцатое апреля, — проговорил я, изумленно глядя на Гарри. — Что-то до тебя медленно доходит.

— Я надеялся, что она вернется или хотя бы свяжется со мной. Скажи ей, что я очень на это надеялся. Она поймала меня прямо на месте преступления, а потом в течение двух недель ходила по дому с каменным лицом. Когда я вернулся с работы в тот четверг, она уже собрала вещи и уехала. Я обзвонил всех её друзей. Это было ужасно унизительно.

— Не сомневаюсь.

— Пожалуйста, дай мне ещё одну минуту…

— А почему ты думаешь, что она обязательно должна была прийти ко мне?

— Я много обо всём этом думал, тогда, в январе и мне показалось, что для неё это наиболее естественное решение. Я болтался возле твоей яхты в течение всей субботы и воскресенья. У тебя была… другая подружка, и я решил, что Мэри, узнав, что ты при деле, отправилась куда-нибудь в другое место.

— Она не, приезжала сюда, Гарри.

— Тогда — нет.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну хорошо. — Он наклонился вперед: — Где ты был в десять часов утра в пятницу второго апреля?

— Понятия не имею.

— Вы с Мэри вышли отсюда в десять часов, дошли до стоянки и сели в белый «форд», взятый напрокат. Один мой приятель случайно оказался неподалеку и заметил, как вы садились в машину. Он последовал за вами. Вы выехали на шоссе и повернули в сторону Майами, а он вернулся и позвонил мне.

— Ты можешь послушать хотя бы минуту? Можешь хотя бы попытаться послушать?

Я знаю только, что моя жена бросила меня и что она спит с тобой, Макги, и я бы совсем не горевал, если бы ты сдох.

— Женщина, с которой я тогда был, такого же роста, как Мэри, и у неё тоже прекрасная фигура, по крайней мере, такая же хорошая, как была у Мэри раньше. У неё такие же темные волосы. Эта женщина — моя старая приятельница. Белый «форд» взяла напрокат она, и он по-прежнему стоит на стоянке.

Она надела на голову платок, а на нос томные очки — мы собирались ехать в машине с откидным верхом. Моя приятельница живет здесь, на борту своей яхты. Зовут её Джиллиан Брент-Арчер. Я не видел Мэри со дня вашей свадьбы. Ни разу, Бролл.

Он посмотрел на меня:

— А ты хитер, Макги. Господи, как же ты хитер. Любой бы тебе поверил. Ты скажешь Мэри то, что я просил тебя ей передать, о чём я умолял тебя ей сказать?

— Ну как я могу это сделать, если я даже не…

Именно в этот момент откуда-то из складок его одежды появился отвратительный маленький пистолет, возможно, он прятался где-то между брючным ремнем и складками жира на брюхе. Малюсенький голубоватый автоматический пистолетик был почти незаметен в громадной бледной и мясистой лапе. Глаза Гарри были мокры от слез, уголки рта опустились. Дуло пистолетика подпрыгивало, словно это был диковинный зверь, который жил собственной, независимой от Гарри Бролла жизнью. Какая-то несколько затуманенная часть моего сознания определила, что пистолет двадцать пятого или тридцать второго калибра — в такой ситуации четверть дюйма не имеет никакого значения. Другая часть моего сознания горько смеялась — ведь этот одуревший от ревности муж, взявший в руки оружие, мог уложить меня на месте, прекратив мое земное существование. Дуло пистолетика нацелилось мне в сердце, потом в голову, а затем в другие, не менее важные части моего тела. Я же сидел в своем кресле и не мог выбить оружия из рук Гарри, поскольку находился слишком далеко. Я не знал, что он собирается делать дальше — разговаривать или стрелять. Потом я заметил, как побелел его палец на спусковом крючке, и понял, что он решил стрелять.

Я оттолкнулся ногами от пола и опрокинулся вместе с креслом на спину, пистолет тоненько тявкнул, и я почувствовал, что левая пятка у меня онемела. Я откатился вправо, уронил маленький столик, успел схватить довольно увесистый поднос, встал на колени и швырнул поднос Гарри в голову как раз в тот момент, когда он поднялся с моего мягкого желтого диванчика. Я позорно промахнулся и оказался совсем рядом с ним, когда он прицелился мне прямо в лицо и нажал на спусковой крючок.

Но магазин был пуст.

Гарри Бролл опустил руку, разжал пальцы и уронил пистолет на пол, а я очень медленно поднялся — колени у меня дрожали, и я не знал, что с моей пяткой. Пуля снесла часть жесткого кожаного каблука. В каюте пахло, как во время празднования Дня Независимости.

Лицо у Гарри сморщилось, словно у обиженного ребенка, он шагнул в мою сторону, вытянул вперед руки, будто надеясь найти у меня утешение и прощение, и, взревев, как тюлень на пустынном берегу, плюхнулся назад на диванчик.

Когда я опрокинул столик, стакан с моим джином упал и всё пролилось. Я осторожно пошевелился, проверяя, всё ли у меня в порядке. Когда в тебя стреляют, всегда возникает ощущение, что вляпался во что-то вонючее и липкое. Должно пройти время, прежде чем снова сможешь шевелиться и напряженные нервы и мускулы вернутся к жизни. С моим телом было всё в порядке. Я сходил на кухню, налил себе ещё джина и вернулся в каюту. Гарри Бролл сидел, спрятав лицо в ладонях, и громко всхлипывал. Я знал о его делах из газет. Бролл планирует построить многоквартирный комплекс. Бролл получает разрешение на строительство. Бролл разрабатывает новый проект торгового центра. Городской совет высоко оценивает деятельность Бролла.

Я поднял стул и уселся напротив Гарри Бролла:

— Сколько тебе лет, Гарри?

Тридцать пять, — не убирая рук от лица, пробормотал он.

— А выглядишь на все пятьдесят.

— Отцепись от меня.

— Ты слишком толстый. Ты ужасно потеешь, у тебя одышка, и было бы неплохо, если бы ты как следует чистил зубы.

Он поднял заплаканное лицо и уставился на меня:

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Если бы ты не был такой размазней, возможно, Мэри дала бы тебе ещё один шанс. А может, она уже давала тебе такой шанс — раньше?

— Нет-нет. Я не развлекаюсь на стороне. У меня на это нет ни сил, ни времени. Честное слово, это был один-единственный раз.

— Ты, как правило, не развлекаешься на стороне и не каждый день убиваешь людей.

— Ты вынудил меня и…

— Ты всегда носишь эту штуку с собой?

— Нет, я…

— Ты взял его на случай, если тебе вдруг захочется пристрелить меня?

— Слава Богу, я промахнулся. Последнее время со мной творится что-то неладное. Если бы я в тебя попал, это была бы катастрофа. Все пропало бы. Все.

— Знаешь, мне бы это тоже несколько испортило настроение.

— Понимаешь, когда неожиданно выпадает свободная минутка и ты вдруг решаешь внимательно посмотреть на себя, а заодно и на свою деятельность, у тебя возникает вопрос: «А зачем?» Ты понимаешь, что я имею в виду? Я слишком сильно напрягался: слишком много пил и курил, работал допоздна, конференции… Ради чего? Будь я проклят, если знаю. Ради того, чтобы победить? Почему это стало иметь для меня такое значение? Тебе не следовало пытаться обмануть меня, Макги.

— Твой приятель — идиот. Мэри не приезжала ко мне. Она не писала мне писем и не звонила. Я не знал, что она от тебя ушла. Послушай, мы с ней познакомились достаточно давно. Ей тогда было трудно. Она и понятия не имела о твоем существовании, Гарри. Она никогда не слышала твоего имени и не знала, что выйдет за тебя замуж. Мы с ней были друзьями и отправились вместе в путешествие вдоль западного побережья. Во время этого путешествия Мэри постепенно пришла в норму. Да, мы занимались любовью, но не в первые две недели. Потому что не это было нашей целью. Когда она понемногу начала расслабляться, нам показалось, что это будет естественно. Мы получали удовольствие — это было просто ещё одним способом общения. Она была очень мила, и лучше всего я помню то, что мы с ней много смеялись.

— Я должен переговорить с ней до тридцатого числа.

— Почему такая срочность?

— Это чисто деловой вопрос. Она должна кое-что подписать. Чтобы защитить мои интересы в проекте «Морские ворота». Конечно, если бы я тебя застрелил, это уже не имело бы никакого значения.

— А если я привлеку тебя к судебной ответственности, это будет иметь значение?

— К судебной ответственности?

— Вооруженное нападение. Попытка убийства.

— Ты этого не сделаешь!

— А что мне помешает? Нежная привязанность к тебе?

Было видно, что он пытается взять себя в руки, — он собрал все свои чувства, связал их в узелок и положил узелок на самую дальнюю полку. Предприниматель снова становился предпринимателем.

— Мы оба расскажем о том, что здесь произошло, Макги. Я по природе торговец, уверен, я продам свою версию гораздо легче и дороже, чем ты свою.

— А какой она будет?

— Пусть это окажется для тебя неожиданностью.

Я прекрасно понимал, что он может так изложить всю эту историю, что будет выглядеть просто молодцом. И кроме того, я ни секунды не сомневался в том, кому поверят скорее — Гарри Броллу, одному из столпов общества, или какому-то Трэвису Макги, у которого нет определенных источников дохода.

Человек вроде тебя, Гарри, должен понимать, что твой приятель, сообщивший тебе неверную информацию, мог просто ошибиться.

— Я знаю Мэри. Она обязательно связалась бы с тобой.

— Могла бы.

— Что?

— Если у кого-то из моих друзей возникают проблемы, они знают, что я всегда здесь. Она могла прийти ко мне, но не пришла.

— Она заставила тебя пообещать ей, что ты никому не скажешь, где она.

— Бролл, пойдем со мной, я покажу тебе белый «форд», взятый напрокат, и ту леди, что наняла его и ездила со мной в Майами, а потом вернулась назад.

— Ты молодец, что не сдаешься, но у тебя много друзей, и они, не задумываясь, солгут ради тебя. Каждый из них. Подумай обо всём хорошенько и передай ей то, что я тебе сказал. Она должна связаться со мной.

Мы оба встали, я поднял пистолет и протянул его Гарри. Он взял пистолет, посмотрел на него и положил в карман пиджака.

— Пожалуй, мне надо от него избавиться, — сказал он.

— Пожалуй, если ты не уверен в том, что тебе опять не придет в голову какая-нибудь дурацкая идея.

— Я только хотел тебя напугать. И всё.

— Тебе это удалось, Гарри, — сказал я, взглянув на него.

— Скажи ей, чтобы позвонила в офис, потому что я не живу дома. Там слишком пусто.

— Если по прошествии стольких лет я встречу твою жену, то обязательно передам ей всё, что ты сказал.

II

Мейер поднялся на борт «Битой флеши» без двадцати шесть, через пять минут после того, как ушел Гарри Бролл. Он уже переоделся и был готов отправиться на борт тримарана «Джиллиан III», где должна была состояться вечеринка, на которую нас с ним пригласили. Он облачился в брюки, расцветкой напоминающие тент цирка шапито, и розовую рубашку в тон одного из тысячи узоров на брюках.

— Боже милосердный, — только и сказал я.

Мейер положил руку на свое массивное бедро и медленно повернулся на триста шестьдесят градусов.

— Парадное оперение, — важно заявил он. — Разве ты не заметил, что наступила весна?

— Если ты повесишь на шею фотоаппарат и пойдешь в пятидесяти футах впереди меня, никто и не заподозрит, что мы вместе.

— Фу, у тебя совершенно нет совести! — возмутился он и направился к бару. — Кстати, как там мистер Гарри Бролл?

— Кто? Ах да, конечно. Мистер Бролл.

— Макги, пожалуйста, перестань испытывать мое терпение.

— Вместо того чтобы устраивать демонстрацию мод, тебе следовало бы принюхаться как следует, а потом начать бросать вокруг пристальные взгляды. Затем ты увидел бы шесть стрелянных гильз, лежащих в пепельнице, и понюхал их. А после этого тебе надо было порыскать по каюте и определить, куда вошла каждая пуля, в том числе и та, обнаружить которую труднее всего. Она попала в мой замечательный модельный каблук и покончила с ним так же надежно, как пытался покончить со мной Гарри Бролл.

Мейер отступил к ближайшему стулу и тяжело опустился на него:

— Шесть выстрелов?

— Шесть.

— С самыми серьезными намерениями?

— Ты всё чертовски грамотно излагаешь.

Я рассказал ему, что произошло. Мейер слушал меня со всё возрастающим беспокойством.

— И не сиди здесь с видом старой ищейки, — сказал я. — Гарри не вернется.

— Может, за тобой придет кто-нибудь другой.

— Что ты имеешь в виду?

Трэвис, ты что, стал медленнее реагировать, чем несколько лет назад?

— Не знаю, может быть.

Тогда скажи мне, почему ты стал медлительнее и при этом не стал осторожнее?

— Осторожнее?

Не пытайся обмануть себя. Ты же мог нечаянно натолкнуться на него, или пролить что-нибудь ему на брюки, или устроить ещё какое-нибудь представление, чтобы проверить, есть ли у него оружие. Тебе следовало обыскать его и отобрать у него пистолет.

— Но это, же был всего лишь старина Гарри Бролл.

— Ты что, пытаешься сделать вид, что не понимаешь, о чём я говорю? Ты же мог сейчас валяться на полу своей яхты с кровоточащей дырой в черепе.

— Я не могу всё время вести себя так, будто каждый встречный собирается…

— Раньше ты именно так себя и вел. И тебе удалось остаться в живых. Ты что, считаешь себя бессмертным?

— Отстань от меня, Мейер.

— Как правило, люди хорошо делают то, в чём они заинтересованы. Если тебя больше не интересует то, что ты делаешь, считай, ты покойник. Если тебя чуть не пристрелил тип вроде Гарри Бролла, как ты думаешь, что будет, если за это возьмется какой-нибудь целеустремленный профессионал?

— Я буду начеку.

— Может, настало время заняться чем-нибудь другим. Что хорошего в твоем образе жизни, если он в любой момент может привести к фатальному исходу?

— Ты что, собираешься меня содержать?

— Не надейся. К тому же разве Джиллиан не стоит первой на очереди?

— Да брось ты!

— Есть и гораздо худшие образы жизни.

— Думаю, их наберется несколько сотен тысяч, этих худших образов жизни, Мейер, но только из-за того, что Гарри Бролл… Послушай, шесть выстрелов в таком тесном пространстве… у меня всё в порядке с рефлексами.

— Беда в том, что он вообще успел выстрелить. Ведь Гарри Бролл уже приходил сюда и хотел тебя избить. Теперь, два года спустя, он явился снова, а ты пригласил его войти и даже был настолько любезен, что дал ему возможность ещё раз попытать удачи, на этот раз уже с пистолетом. К какому финту ты собираешься прибегнуть в следующий раз? Бросишь в него сумку с книгами?

— Я должен полагаться на инстинкт. У меня не возникло ощущения, что он собирается убить меня…

— Значит, твои инстинкты протухли. Послушай, у меня нет ни малейшего желания терять друга. Я хочу иметь возможность время от времени навещать тебя и обмениваться поздравительными открытками на Рождество — это куда приятнее, чем носить цветы на твою могилу.

— Только потому…

— Помолчи и подумай немного. И вообще, нам пора идти.

Я пожал плечами и вздохнул. Когда у него такое настроение, спорить с ним бесполезно. Он всегда чует приближение несчастья. Убедившись в том, что все мои маленькие ловушки приведены в действие, я тщательно запер «Флешь». Висящее низко над горизонтом желто-оранжевое солнце освещало многомиллионные морские игрушки, расположившиеся в бухте. Когда мы шли вдоль берега, я увидел шестьдесят с лишним футов громадного новенького «Бертрама», который изящно разбрызгивая воду, соскользнул со стапеля. Шесть тысяч долларов фут. Достаточно одного взгляда на это чудесное творение рук человеческих, чтобы перед мысленным взором возник длинный ряд нулей.

Я остановился и, облокотившись на парапет, посмотрел вниз, на радужную от разлитого бензина воду.

— А теперь что случилось? — поинтересовался Мейер.

— Знаешь, ведь Гарри был прав.

— Когда попытался убить тебя?

— Очень остроумно. Он был прав насчёт того, что Мэри связалась бы со мной — я это чувствую. В прошлый раз, когда её мир рухнул, я помог ей разобраться в себе и собрать осколки.

— А может, она просто решила, что с неё довольно, и убралась куда-нибудь подальше.

— Мэри очень упрямая особа. Гарри, конечно, не подарок, и вообще она слишком быстро вышла за него. Однако она должна была бы сражаться за то, чтобы их брак не развалился. Она не из тех, кто сдаётся, и, уж конечно, не станет убегать.

— Если только он не совершил чего-нибудь такого, что она не в силах перенести. Может быть, у неё просто сработал рвотный рефлекс. Разве в этом случае она не могла бы сбежать?

— Да, пожалуй. Может быть, теперь она стала ещё сильнее, чем раньше. Гарри рассказал мне, что связался с какой-то канадкой, но он утверждал, что это произошло впервые.

Насколько я знаю Мэри, у неё это не могло вызвать особого восторга. Но уверен, она прекрасно понимает, что это ещё не конец света и совсем не означает, что их браку пришел конец. Кроме всего прочего, он заявил, что ему необходимо разыскать её до конца апреля, иначе у него могут возникнуть серьезные деловые проблемы.

— Да?

— Она что-то там должна подписать, чтобы Гарри сохранил свои интересы в «Морских воротах», или как это там называется.

— Это большой жилой массив, который запланировано построить в округе Мартин. Это синдикат, человеку вроде Бролла в одиночку не поднять такое дело.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Месяц назад в «Уолл-стрит джорнэл» была опубликована большая статья. Местные газеты помещали материалы, посвященные этому строительству, в течение целого года. Кроме того, мне кажется, «Ньюс уик»…

— Подожди. Может ли человек вроде Бролла успешно справиться с такой задачей?

— Все зависит от того, насколько удачно для него сложатся обстоятельства. Ну, например, как они распределят владение собственностью.

— Можешь ли ты раскопать, как идут дела Бролла и зачем ему нужна Мэри для подписания документов?

— Наверное, смогу. А зачем тебе это нужно?

— Гарри очень нервничает, да и выглядит паршиво. Деньги играют в его жизни очень большую роль. И если он потеряет серьезную сумму из-за того, что Мэри убежала от него, спряталась где-то и не подпишет нужную ему бумагу… Знаешь, это совсем не похоже на Мэри, очень уж это глупая и бездарная месть. А Мэри совсем неглупа. Останется она с ним или бросит его, гораздо лучше, чтобы у него были деньги. Её нет уже целых два месяца. Если Гарри был так уверен, что она убежала ко мне, почему он два месяца выжидал? Через две недели срок истекает. И вот он приходит сюда с трясущимися руками, плохо выбритый и в пропотевшей рубашке.

Дело плохо не с браком, а с деньгами. И вот тут-то у меня и возникают вопросы.

— Я постараюсь разобраться, — сказал Мейер, и мы двинулись дальше.

Прогулочные яхты стояли на приколе — они слишком большие, чтобы на них можно было подойти к причалу, поэтому их оставляли на открытой воде возле топливных помп, где два из каждых трех проплывающих мимо катеров своей кильватерной струей заставляли их ударяться о цементные сваи. «Джиллиан III», моторная яхта-тримаран, приписанная к Сент-Киттсу, принадлежала Джиллиан, вдове сэра Генри Брент-Арчера. Длина яхты составляла семьдесят футов, а ширина приближалась к пятидесяти. Даже при высокой волне она держалась на воде устойчиво, словно солидный кирпичный собор средних размеров. На палубе имелся самый минимум построек, что только подчеркивало обширное пространство обшитой тиком палубы, на которой вполне поместился бы теннисный корт. Как только яхта входила в бухту, большая часть палубы немедленно закрывалась большим цветастым парусиновым тентом. Посреди палубы Джилли устроила бар, задрапировав его белым Дамаском. Стереосистема, которую я помог Джилли купить, когда она в прошлый раз была в Лаудердейле, проигрывала пластинку с фортепьянной музыкой. Элегантно одетые гости разбились на группки и оживленно болтали, неспешно потягивая хорошую выпивку из дорогих бокалов. Джилли заметила, что мы поднимаемся по легкому трапу, и, сияя, направилась нам навстречу.

Леди неопределенного возраста, которая прикладывала немало усилий, чтобы не удалось раскрыть её тайну. Если бы она погибла в дорожно-транспортном происшествии, не очень внимательный следователь, скорее всего, написал бы в сопроводительной бумаге: «Приблизительный возраст жертвы — плюс-минус двадцать семь лет». Высокая, стройная брюнетка, элегантная и ухоженная, с великолепными зубами, — взглянув на неё, любой подумал бы, что она занята в шоу-бизнесе. Однако у неё был такой загар и такое прекрасное здоровье, какими редко обладают люди из шоу-бизнеса, — оставалось только предположить, что она демонстрирует модели пляжной одежды.

Или выступает в коммерческом водном балете.

Если бы следователь не торопился и был настоящим профессионалом, он тщательно осмотрел бы скальп и всё тело в поисках крошечных швов, оставленных великолепными швейцарскими хирургами, снял цветные линзы и внимательно изучил глаза, а потом тыльную сторону ладоней, шею, щиколотки и запястья… В зависимости от опыта и наблюдательности он прибавил бы ещё несколько лет к полученному результату. У Джилли живое и подвижное лицо, частично скрытое шапкой пышных черных волос, блестящие умные глаза, черные брови, большой нос и полные губы. Сколько я знал Джилли, её голос напоминал голос подростка, меняясь от пронзительных птичьих нот до рокочущего баритона и обратно. Тому, кто был не очень хорошо знаком с Джилли, казалось, что она проделывает это нарочно. Однажды маленькая парусная лодка попала в шторм и начала тонуть. Джилли удалось ухватиться за буй, вот тогда-то она и надорвала свои голосовые связки, взывая о помощи, — в конце концов, её услышали и спасли вместе с её раненым другом.

— Мейер! — вскричала она. — Честное слово, ты просто великолепен! Неотразим! Трэвис, дорогой, что с ним случилось? Он что, сменил шкуру по весне? — Она подхватила нас под руки и прокрякала: — Пойдемте, дорогие мои, сейчас я вас познакомлю с теми, кого вы ещё не знаете, а потом вам надо будет поторопиться — я уже опередила вас на много галлонов.

Знакомство состоялось. Джиллиан ускользнула встречать новых гостей, а мы с Мейером выпили. Тем временем солнце село, ночной бриз был легким, но достаточно прохладным, и дамам пришлось взять свои накидки. Неожиданно загорелось множество фонариков, которые, оказывается, были развешаны повсюду, — они осветили палубу призрачным манящим светом. Откуда-то материализовался бар, словно по волшебству оказавшись прямо посередине палубы. Музыка сделалась громче и быстрее, и я сам не заметил, как оказался в паре с хрупкой сморщенной англичанкой, у которой было изборожденное морщинами лицо цвета, испитого чая и крашеные волосы цвета малинового мороженого.

Миссис Оглби. Я видел, как Мейер разговаривает с её высоким, похожим на зомби мужем, который рассказывал ему о проблемах Общего рынка. Мы отнесли наши тарелки с закусками туда, где миссис Оглби могла сесть на узкую скамеечку, тянущуюся вдоль борта. Я поставил свою тарелку на палубу, а сам уселся, скрестив ноги, рядом.

— Насколько я понимаю, мистер Макги, вы — один из самых любимых американских друзей Джиллиан. — Ей удалось произнести эти слова так, что они прозвучали как ядовитая инсинуация, хотя и завуалированная.

Я ослепительно улыбнулся:

— А она — одна из моих самых близких заграничных подруг.

— Правда? Как это чудесно. Мы с Джоффри были старыми друзьями бедняжки сэра Генри задолго до того, как он женился на Джиллиан.

— В таком случае вы, наверное, не очень-то жалуете Джиллиан?

Она со стуком положила вилку на тарелку и, наклонившись вперед, внимательно посмотрела на меня:

— С чего это вы взяли? Она очень мила. И мы оба её просто обожаем.

— Я тоже был знаком с сэром Генри.

— Неужели?

— Я несколько недель гостил у них в доме в Сент-Киттсе.

— Насколько я понимаю, тогда сэр Генри был уже серьезно болен. — Она поджала губы и со значением улыбнулась. Очень ядовитая особа.

— Нет, миссис Оглби, мы с Генри проплывали по три мили каждое утро, вечером ездили верхом или ходили на яхте, а перед сном частенько играли в шахматы.

Она помолчала, словно перестраивая свои войска, а потом заговорила снова:

— Сэр Генри обладал просто фантастической энергией до того, как заболел. Мы все страшно удивились, что он женился на такой молодой женщине, — и это после стольких лет вдовства!

Нам его поступок показался весьма странным. Но ведь это было ужасно давно, и теперь уже довольно трудно думать о Джиллиан как о…

— А вы просто думайте обо мне, милые, не обращая внимания на то, как это трудно, сказала Джилли. Хм, что это ты ешь, Линор? Я такого не видела. Можно попробовать? М-м-м… Креветки и потрясающий острый соус! В каком смысле тебе трудно думать обо мне, Линор, милая?

Миссис Оглби явно не знала, как ответить Джилли, и я решил прийти ей на помощь:

— Миссис Оглби пыталась вспомнить, когда вы с сэром Генри поженились.

— Правда, дорогая? Должна тебе признаться, что тоже не очень отчетливо помню. Это было до или после шумихи, поднятой по поводу испанской армады?

— Не говори глупостей! Я всего лишь…

— Ты всего лишь Линор, что и является твоей главной проблемой, не так ли? Знаешь, Трэвис, я вышла замуж за Генри очень, очень давно. По правде говоря, мне тогда было всего три года, и большинство людей в церкви думали, что это поздние крестины. Поговаривали, что у нас нездоровые отношения, но к тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, то есть одиннадцать лет спустя я выглядела на двадцать, и все согласились, что получилось не так уж плохо. Линор, ты, кажется, уже всё доела. Пойдем, дорогая, покажешь мне, где ты нашла тех замечательных креветок.

— Ну, если там что-нибудь и осталось, оно наверня…

— Линор!

— Да-да, конечно. Я с удовольствием тебе покажу, дорогая Джиллиан.

— Я знала, что ты будешь счастлива сделать для меня что-нибудь хорошее, Линор.

И они ушли, весело болтая и улыбаясь. Настоящие добрые старые подруги.

Через двадцать минут, когда я отошел от бара, держа в руке бокал с коктейлем, ко мне подлетела Джилли и потащила в темный уголок:

— Трэвис, если ты на самом деле умный и понимающий мужчина, то у тебя наверняка есть с собой зубная щетка.

— А я думал, что твоя вечеринка продлится не меньше восьми часов.

— Имей хоть каплю сострадания, милый. Спастись от этого можно только одним способом — ты меня отвлечешь.

— Я могу уйти, а потом вернуться, понимаешь? Как будто тебя вызвали к телефону.

— Неужели твоя романтическая душа и гордость уязвлены тем, что я считаю занятие любовью лекарством? Ведь всем известно, что это ужасно приятно. Пожалуйста, останься, дорогой. Будь рядом. Улыбайся, словно кот, которому удалось добраться до огромной банки со сметаной, и скоро мы от них избавимся, пропев на прощание массу сладких слов.

— И дадим Линор пищу для размышлений?

— Для размышлений? Да эта ядовитая сучка никогда ни о чём не думает. Она злословит, потому что не может утолить свой зверский голод никаким другим способом. Она сгорает в огне, милый, и ненавидит, ненавидит, ненавидит… Бедняжка. Улыбнись, дорогой. Я тебя ужасно хочу.

III

Я засыпал и просыпался, мне было хорошо и уютно, а под днищем яхты тихо плескалась вода, рассказывая разные неправдоподобные истории о том, какими огромными и таинственными могут быть далекие моря. Я прищурился и посмотрел на светящиеся часы, висящие над кроватью Джиллиан — 4: 06 каким-то таинственным образом превратились в 4: 07. В каюте горел всего один светильник — розовый шар из матового стекла размером с дыню, стоящий возле своего двойника — отражения в зеркале туалетного столика.

В каюте было тепло, но не слишком, и на нашей коже блестела розовая роса — мы лежали обнявшись, усталые и удовлетворенные, на простынях, разрисованных зелеными виноградными листьями и желтыми цветами.

Я медленно провел указательным пальцем по бархатным изгибам и оврагам страны по имени Джилли, потом осторожно, едва касаясь кожи ногтями, стал рисовать маленькие, с монетку, кружочки, которые постепенно всё увеличивались и увеличивались в диаметре. Через некоторое время она пошевелилась и, фыркнув, словно маленькая лошадка, глубоко вздохнула:

— Меня кто-то звал?

— Телепатия чистой воды…

Она подняла голову, откинула с лица волосы и посмотрела на часы:

— Господи! Какой сейчас год? Только не говори мне. — Она вытащила руку из-под моей шеи и села, потом обеими руками пригладила волосы, широко зевнула, потрясла головой, подобрала под себя ноги и улыбнулась мне: — Ты давно проснулся, Трэвис?

— Я просыпался и засыпал снова.

— О чем ты думал?

Я устроился поудобнее на подушках:

— Дай-ка подумать. А, мне было страшно интересно, как ты умудряешься застилать эту кровать. Она словно сделана специально, чтобы место в каюте не пропадало зря и…

— На ножках внизу есть маленькие рычажки, когда их нажимаешь, кровать отодвигается. Тебе приходят в голову самые необычные мысли.

— А потом я услышал шум мотора и подумал, что это может быть — трюмная помпа, или кондиционер, или…

— Ты нарочно говоришь о разных скучных вещах. А о том, что я тебе сказала, ты думал?

— Возможно. Немного. Почему именно я?

— Если бы можно было понять, почему нам нравится именно этот человек, а не другой, мы разгадали бы одну из самых сложных загадок вселенной. Наверное, из-за того, что произошло четыре года назад. Мне кажется, всё началось именно тогда.

Один приятель моего приятеля рассказал обо мне сэру Генри Брент-Арчеру. Речь шла о вымогательстве.

Я отправился к ним и провел три недели в их огромном и очень красивом доме. Мне удалось найти управу на двуногую акулу, подпилить острые зубы и отправить её подальше от тех мест. Все время, что я там жил, я ощущал присутствие соблазнительной и очень чувственной жены сэра Генри — уж она об этом позаботилась.

— Потому что тогда я не допустил этого?

Неужели тогда я показалась тебе совсем непривлекательной, дорогой?

— Не ты. Ситуация. Мне нравился сэр Генри. У меня были перед ним определенные обязательства — как-никак гостил в его доме. И хозяину вовсе необязательно вешать специальные правила в комнате для гостей: мол, собак ногами не пинать, лошадей не загонять, слуг не подкупать, хозяйский дневник не читать, не красть столовое серебро, не пользоваться его зубной щеткой и его женой. Когда я въехал в ваш дом, я взял на себя эти обязательства.

Она усмехнулась:

— Знаешь, а ведь это был единственный раз за всё время моего замужества, когда я попыталась завести роман на стороне. Ты мне не веришь?

— У меня нет никаких оснований тебе не верить.

— Я была благодарна сэру Генри за то, что он очень вовремя появился в моей жизни. Моя ужасная семья начала разваливаться, а благодаря ему я смогла спасти своих близких, так что я ухватилась за него. У нас с самого начала были вполне достойные отношения, потом они стали ещё лучше, а после того, как сэра Генри похоронили, я и вовсе нежно полюбила его. Так или иначе, той ночью я лежала и слушала, как стучит мое сердце. Потом встала, надушилась своими любимыми духами, надела полупрозрачный пеньюар и, как вор, пробралась в твою постель. И тут я почувствовала, как меня берут на руки, выносят в холл, опускают на пол и дают увесистого шлепка по едва прикрытому заду. Я не знала, плакать или смеяться. На всякий случай я сделала и то и другое.

— Ты была гораздо ближе к успеху, чем могло показаться, Джилли.

— Теперь ты понимаешь, почему я выбрала тебя, а не кого-нибудь другого. Почему бы и нет? Разве я пытаюсь связать тебя какими-нибудь долговременными обязательствами? Конечно, я бы не возражала, но это целиком и полностью твой выбор. Я готова открыть перед тобой все карты, дорогой. У меня есть около восьмисот тысяч фунтов, за которыми усердно приглядывают маленькие швейцарские эльфы. Это приносит мне около ста пятидесяти тысяч долларов в год, за вычетом налогов. У меня есть чудесный домик с прекрасным пляжем и видом на море. Яхта, машины и лошади… Я действительно не очень молода, но слежу за собой, и у меня очень хорошая наследственность. Подозреваю, что смогу вести подобный образ жизни ещё долгие, долгие годы, пока однажды утром не обнаружу, что превратилась в сморщенную, ворчливую, старую ведьму. Я хочу только, чтобы ты вернулся со мной в мой дом, дорогой. Погостишь у меня. Будешь моим милым. Нам нравятся одинаковые вещи. Между нами установилась… определенная физическая совместимость. Ну, пожалуйста, Трэвис! Мы будем путешествовать, когда ты захочешь, и отправимся туда, куда ты захочешь. Будем общаться с людьми, только когда тебе этого захочется и только с теми, кого ты захочешь видеть. Пожалуйста!

— Джилли, ты очень милая и симпатичная…

— Но! Проклятье, я знаю, что есть «но». Почему ты говоришь мне «нет»? Ты сам-то это знаешь?

Я знал, но мне очень не хотелось ей этого говорить. В яхт-клубах, роскошных бассейнах и теннисных клубах немало подобных пар. Мужчина чуть моложе или намного моложе богатой вдовы, иногда разведенной женщины, на которой он женился или с которой просто путешествует вместе. У такого мужчины, как правило, всегда прекрасный, ровный загар, он великолепно играет в разные игры, одевается, как принято среди молодежи, и умеет поддержать разговор. Только вот пьет он слишком много. А ещё он всегда начеку — выдрессирован, — словно цирковая собачка, готовая по первому знаку хозяина исполнить свой номер. Если его дама открывает сумочку и хмурится, глядя в неё, он мгновенно достает сигареты, которые всегда оказываются именно той марки, которую она предпочитает.

Если же у неё есть сигареты, он может пробежать двадцать футов за двенадцатую долю секунды, чтобы поднести ей зажженную зажигалку. Если после захода солнца она чуть приподнимет плечико, он спешит на яхту, или в дом, или в их гостиничный номер, чтобы тут же доставить по назначению роскошную накидку Он прекрасно знает, как надо наносить крем для загара и какие из её платьев застегиваются на молнию, а какие на пуговицы. Ему точно известно, какой температуры воду налить в ванну, чтобы она осталась довольна. Он неплохо делает массаж, варит сносный кофе, никогда ничего не перепутает, если его попросят передать ей что-нибудь по телефону, следит за состоянием её чековой книжки и напоминает ей принимать лекарство. А она только повторяет слова одной и той же молитвы: «Спасибо, дорогой. Как мило с твоей стороны, мой хороший. Ты такой внимательный и заботливый, мой родной».

И постепенно другие возможности, которых раньше было так много, исчезают. Время — это шальной ветер, гуляющий по длинному коридору и хлопающий всеми дверями, которые только попадаются у него на пути. В конце концов жизнь неминуемо сводится к очень простой формуле — она бывает терпимой только тогда, когда прекрасная дама довольна, и совершенно невыносимой, когда она не в духе. Это своего рода условный рефлекс.

— Я привык жить так, как живу, — сказал я Джилли.

— Так, как ты живешь… — Она задумчиво протянула руку и тихонько провела по длинному некрасивому шраму у меня на бедре, а потом наклонилась и прикоснулась к тому месту, где оставила свой след пуля. Придвинулась ко мне и поцеловала небольшой шрам у меня на виске, который прячется под выгоревшими волосами. — Как ты живешь, Трэвис? Пытаешься обмануть тех, кто и сам обманщик. Пытаешься не обращать внимания на странную ложь. Отнимаешь свеженький кусок мяса у акул. Сколько ещё пройдёт времени, дорогой, прежде чем судьба отвернётся от тебя и счёт станет не в твою пользу?

— Я очень хитер.

— Ты недостаточно хитер. Я думаю, ты слишком долго этим занимаешься, милый. В течение стольких лет ты возвращаешь глупым, легкомысленным людям то, что они потеряли и что ни в коем случае не должны были терять. Но может быть, сейчас ты действуешь уже не так быстро, и однажды появится какой-нибудь тупой ублюдок, который пристрелит тебя.

— Ты что, ведьма? Предсказываешь мне судьбу?

Она упала на меня и крепко обняла:

— Господи, нет, конечно. Нет. Все эти годы ты вынужден был этим заниматься. Но то, что осталось, принадлежит мне. Неужели это такая отвратительная, гнусная судьба?

— Нет, Джилли. Нет, милая. Просто дело в том…

— Дай мне месяц. Нет, неделю. Малюсенькую, ничего не значащую недельку. Или… — Она осторожно прикусила мое левое ухо, а потом отпустила его. — У меня прекрасные зубы и очень сильные челюсти. Если ты скажешь «нет», я вцеплюсь зубами в твое ухо и сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты потерял его, милый. Ты любишь рисковать. Попробуй…

— Ну уж нет, спасибо. Одна неделя.

Она глубоко вздохнула, с шумом выпустив воздух:

— Чудесно! Дорога не считается, естественно. Мы можем отправиться… послезавтра?

Не знаю. Я только что узнал, что кое у кого из моих друзой, возможно, возникли проблемы. Я уверен, что она должна была прийти ко мне.

Джилли нахмурилась и, отодвинувшись от меня, села:

— Она?

Если ты будешь хмуриться, у тебя появятся морщины.

— Ну и пусть. Она?

Респектабельная замужняя дама.

Если она такая респектабельная, почему она знакома с тобой?

Мы познакомились до того, как она вышла замуж.

И уж конечно, ты с ней спал.

— Надо проверить по моим записям. — Я поймал её кулак возле своего левого глаза.

— Ты знаешь, что ты самый настоящий ублюдок? — поинтересовалась она.

— Ну хорошо, я с ней спал. Это была дикая безумная связь, мы попали в безжалостные объятия отчаянной страсти и не хотели их покидать.

— Как она выглядит?

— Она похожа на тебя, Джилли. Высокая, стройная Темные волосы, ровный загар. Длинные ноги узкая талия. Ей сейчас… двадцать восемь или двадцать девять. Когда я с ней познакомился, она и в подметки тебе не годилась по части обращения с моторами. Она более спокойная и ровная женщина. Ей по-настоящему нравилось готовить, мыть полы и стелить постель. А ещё она могла проспать десять — двенадцать часов подряд.

— Ты всё прекрасно помнишь, все подробности, не так ли, дорогой? Почему ты надо мной издеваешься, гнусный ты тип?

— Совсем не над тобой, леди Джиллиан.

— Я вовсе не леди Джиллиан. Ты неправильно употребил этот титул. Если ты не смеешь над кем-то, тогда ты должен смеяться с кем-то. А если ты смеёшься со мной, почему же мне совсем невесело? — Джилли попыталась сделать строгое лицо, но у неё ничего не вышло, она пронзительно рассмеялась и упала на меня. — Я не могу на тебя злится, Трэвис. Ты пообещал мне неделю. Но я накажу тебя за твою темноволосую красавицу. По пути в Сент — Киттс будет по крайней мере один или одна ночь, когда нам придется в течение нескольких часов сражаться с отвратительном порывистым ветром.

— Я не страдаю морской болезнью.

— Я не страдаю морской болезнью.

— И я тоже. Если кому-нибудь из нас станет нехорошо, это испортит всё удовольствие. Когда яхту бросает из стороны в сторону, удержаться на этой кровати трудновато. Тебя бросает вверх, а потом кровать падает вниз уже снова поднимается вверх, поддает тебе как следует, и ты, словно мячик, несёшься к потолку. Знаешь, это очень напоминает скачку на лошади с отвратительным характером. Когда это произойдёт, милый, мы с тобой будем лежать на этой кровати и заниматься любовью.

Посмотрим, как ты сможешь удовлетворить женщину, находясь в воздухе. Ты у меня пожалеешь, что вообще был знаком с миссис… как её там…

— Миссис Бролл. Мэри Бролл. Мэри Диллан Бролл.

— Ты считаешь, что она, попав в беду, непременно должна была прийти к тебе? Не кажется ли тебе, что это выглядит немного слишком высокомерно и снисходительно.

— Может быть.

— Какие у неё неприятности?

— У неё проблемы с мужем. Муж изменил ей, и она поймала его, а потом бросила, это было в январе.

— Господи, почему ты так уверен, что она должна была сразу примчаться к тебе?

— Это чисто эмоциональная проблема; когда нечто подобное произошло с ней несколько лет назад, мы провели некоторое время вместе, и она сумела разобраться в своих проблемах.

— И влюбилась в тебя?

— Если бы Мэри ничего не испытывала ко мне, между нами ничего не могло бы произойти.

— Ах ты бедное, глупое существо. Тебя же видно насквозь.

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели ты так и не понял, почему она не вернулась в чудесную бесплатную клинику знаменитого доктора Макги? Твоя гордость уязвлена, дорогой. Я подозреваю, что она отыскала другого врача. — Она зевнула и потянулась. — Я хочу поставить все точки над «i», как говорит или говорил один из наших бездарных политиков. Если мы будем жить вместе и какая-нибудь из твоих бывших пациенток попадет в очередную беду и явится к нам, я возьму метлу, и, поверь мне, ей придется очень быстро бежать к воротам моего сада, а потом по дорожке туда, где она оставила свой автомобиль.

— Тебе не кажется, что стоит отпечатать все эти правила и дать мне три экземпляра?

— Ты ведешь себя так, будто со мной нужно постоянно быть начеку! Неужели я похожа на чудовище, которое только и мечтает попить твоей кровушки?

— Ты прелестная, сексуальная, очаровательная, сексуальная, модная, сексуальная, веселая, сексуальная, богатая и сексуальная вдовушка.

— К тому же возле меня беспрестанно кружит множество очень приличных, аккуратных и заботливых мужчин. Это прекрасно воспитанные мужчины, и они все очень здорово умеют делать, ну, абсолютно всё. Они совсем не похожи на нахального, ленивого, непристойного, лохматого старого балбеса Макги.

— Так хватай одного из своих сладеньких красавчиков.

— Да уж не сомневайся, надо будет — и схвачу. Они просто очаровательны, и им так хочется доставить мне удовольствие. У меня же куча денег, поэтому они ужасно нервничают рядом со мной. У них холодные, влажные руки, а когда я хмурюсь, они впадают в панику. Ну почему бы тебе не постараться быть со мной поласковее, милый? Доставь мне такое удовольствие, ну хоть чуть-чуть.

— Ты имеешь в виду такое?

— Ну… я не совсем это имела в виду… я хотела сказать, в общем… но… О, Господи, я кажется, забыла, что я хотела сказать… Наверное, именно это я и имела в виду. Да, милый. Именно это.

Холодный молочно-белый свет раннего утра проник в каюту сквозь узкие иллюминаторы над громадной кроватью, стоящей в носовой каюте «Джиллиан III». Когда я поднял голову, 6: 31 превратилось в 6: 32. Джилли лежала, уютно и доверчиво прижав к моему животу свою теплую кругленькую попку. Я прижался подбородком к спутанным волосам у неё на макушке. Правую руку я уже почти перестал чувствовать — она была где-то под Джилли, а левой я обнимал её за талию. Жизнь с Джилли Брент-Арчер не будет скучной. Может быть, пришла пора отправиться на острова. Несмотря на благие намерения, беспокойство и политическую шумиху, двуногие животные, принадлежащие к одному со мной виду, целенаправленно превращали это чудесное юго-западное побережье в помойку. В тихие дни небо здесь становится цвета коричневого бурбона, а в море осталась только мелкая рыбешка, которая смогла выжить в ядовитых помоях.

Это очень медленный процесс, и вы стараетесь ничего не замечать. Вы убеждаете себя, что сегодня просто плохая погода. Прилив и ветер быстро приведут всё в порядок, и побережье снова засияет чистотой. Конечно, засияет. Но только чистота эта будет не такой чистой, как прежде. Живешь-то один раз, Макги, так что смывайся отсюда, пока не поздно. Попытай счастья на островах. Пора подумать о себе, приятель. Никто за тебя это не сделает. Рядом с тобой, свернувшись клубочком, лежит твой билет первого класса в новую жизнь. Ну и что из того, что придется время от времени кланяться и ублажать? Ты от этого не помрешь? Подумай о том, что многим людям приходится делать, чтобы заработать себе на жизнь. Ты же и так откладывал себе на старость при каждой возможности. Вот они, твои новые возможности, сладко спят рядом с тобой. Полная социальная защита.

Я вытащил из-под Джилли затекшую руку и отодвинулся. Она, не просыпаясь, возмущенно пробормотала что-то; я накрыл её пестрой простыней, оделся, выключил розовый светильник и убедился, что дверь за мной надежно захлопнулась на замок.

Вернувшись на «Флешь», я надел плавки и халат — было ещё прохладно. Когда я прошел по пешеходному мосту и оказался на общественном пляже, солнце ещё только поднималось из моря. Утренние птички весело бегали по мокрому песку, что-то деловито клевали, а при приближении волны разлетались с ужасным гомоном. Мимо меня протрусил пожилой мужчина, на лице которого было написано несказанное страдание, — кажется, это называется утренней пробежкой. Толстая девочка в коричневом платье собирала ракушки.

Я зашел в воду и долго плавал, стараясь расходовать как можно больше сил. Потом я вернулся на «Флешь», выпил апельсинового сока, съел омлет из четырех яиц с вермонтским сыром и запил всё это чашечкой крепкого черного кофе.

Я заснул на лету, находясь в семи с половиной дюймах над своей огромной кроватью.

IV

В четверг я проснулся довольно поздно, и визит Гарри Бролла, да и сцена с маленьким пистолетом, показались мне нереальными. Шесть громких хлопков, которые даже не привлекли внимания на соседних яхтах. Дверь в каюту «Флеши» была закрыта, кондиционер включен. Ни одна из пуль не попала в стекло.

Я обнаружил пять из них. В конце концов, мне удалось разыскать и шестую — именно она скользнула по кожаной подошве.

Две пули застряли в полу, по одной попало в стол и в стул, ещё одна рикошетом отскочила в потолок, последняя же угодила в усилитель стереосистемы. Значит, в обойме было шесть патронов, и он не стал досылать патрон в ствол. Если бы он сделал это, у него остался бы ещё один выстрел и сейчас я был бы уже мертв или надолго прикован к постели, а мое тело грызла бы жестокая боль, лишь слегка смягченная сильнодействующими лекарствами. Тут тебе гордиться нечем, Трэвис Макги. С тем же успехом судьба могла досчитать и до семи, а не до шести. У тебя была прекрасная возможность шарахнуть его подносом, но твоя рука вспотела, и пальцы соскользнули. Ты промахнулся.

Возможно, Мейер и прав. Я доверился инстинкту, который подсказал мне, что Гарри Бролл не собирается меня убивать, но он сделал всё, чтобы покончить со мной. Ему это не удалось просто потому, что мне повезло. Означает ли это, что интуиция отказала мне? Если на каком-то примитивном атавистическом уровне мой мозг перестал регистрировать опасность, то я стал таким же беззащитным, словно мне начало отказывать зрение или слух. Если нервный, толстый, бездарный Гарри Бролл едва не покончил со мной при помощи своего паршивого пистолетика, встреча с настоящим профессионалом может оказаться последней.

К сожалению, возникали и другие проблемы: как только я начну сомневаться в своем инстинкте самосохранения, я потеряю столь необходимую в моем деле уверенность. Потеря уверенности влечет за собой сомнения.

А сомнения — фатальная болезнь для всякого, кто имеет дело с разными подонками.

Быть профессиональным нахлебником или любимой собачкой хозяйки — далеко не худшая карьера.

Долгие одинокие размышления начали раздражать меня. Впору начать принимать транквилизаторы. Я отключил усилитель и потащил его туда, где оставил мисс Агнес — мой любимый голубой и очень старый пикап «роллс-ройс», надо было съездить в город в мастерскую Эла. Эл — худой язвительный человек и прекрасный специалист. К тому же он неболтлив. Он взял мой усилитель и, расчистив место, поставил его на свой рабочий стол. Я наблюдал за тем, как он пощупал пальцем отверстие на передней панели, потом быстро вывинтил двенадцать болтов, которые фиксировали верхнюю плату, поднял её, обнаружил ещё одну поломку, засунул руку поглубже и вытащил деформированную пулю.

— Кому-то не понравилась запись? Через неделю устроит?

— Дашь мне что-нибудь на это время?

— Можешь пока попользоваться этим. — Он подошел к полке и показал на довольно старый усилитель в приличном состоянии. Затем записал серийный номер усилителя, а рядом мое имя.

Я положил одолженный Элом усилитель на сиденье рядом с собой и поехал разыскивать контору Гарри Бролла. Однажды я уже был там и примерно представлял себе, где она находится. Нужно было ехать к западу от Лаудердейла, в сторону промышленной зоны, окруженной рощей. Весь комплекс, кроме самой конторы, был обнесен высоким массивным забором, поверх которого тянулись три ряда колючей проволоки. В заборе были ворота — отдельные для железнодорожного состава и для грузовиков. Виднелись высокие корпуса — отсюда вывозили бетон, строительные блоки, огромные горы песка и гравия. Дальше за забором шли длинные ряды складов, штабеля досок и балок, за ними тянулись гаражи и мастерские. Была половина второго, будний день, но я насчитал только десять машин, четыре из которых стояли перед конторой — длинным низким зданием, выкрашенным белой краской.

Трава вокруг почти вся выгорела половина пальм, посаженных вокруг конторы, засохла.

На огороженной территории находилось слишком много грузовиков и нераспакованного оборудования. Нельзя сказать, что на площадке царило затишье, но и особой активности не наблюдалось. Все казалось каким-то сонным. «Компания Бролла». Так, во всяком случае, было написано когда-то, но теперь часть больших пластмассовых букв отвалилась: «Кмпаня ролла».

Я медленно проехал мимо. Мне вдруг захотелось навестить Гарри и ещё раз сказать ему, что я уже три года ничего не слышал о Мэри. Но я понимал, что это пустое дело, — он мне всё равно не поверит.

Интересно, подумал я, что удалось выяснить Мейеру и каково сейчас финансовое положение Бролла. Проблемы с долгосрочными кредитами, растущие цены на строительство и эксплуатацию многоквартирных домов разорили многих толковых бизнесменов. Гарри несомненно тоже должен испытывать трудности. Я мог бы рассказать Мейеру, каким запущенным показалось мне предприятие Бролла, если он ещё сам этого не выяснил.

Когда я вернулся в Бахия Мар, Мейера всё ещё не было. Я подключил усилитель и решил проверить, как он работает, но беспокойство не оставляло меня. Убедившись, что всё в порядке, я выключил усилитель и начал расхаживать по каюте. Неприятное ощущение — будто что-то чешется, а тебе не достать. Очень знакомое чувство, словно пытаешься вспомнить чье-то имя и никак не можешь.

Я нашел в телефонной книге компанию Бролла и позвонил. Мне ответила девушка, повторив набранный мною номер.

— Может быть, вы сможете мне помочь, мисс. Я пытаюсь разыскать домашний телефон миссис Гарри Бролл.

— С какой целью?

— Понимаете, я представляю компанию «Обувь Марти» миссис Бролл заказала у нас пару туфель ещё в ноябре. Прошло уже столько времени, что она совершенно не обязана их забирать, но это туфли классического стиля, поэтому я полагаю, что она всё-таки захочет их взять, только я никак не могу до неё дозвониться, вот я и подумал…

Вы не знаете, они не переехали?

— Подождите минутку, пожалуйста.

Я подождал полторы минуты.

— Мистер Бролл говорит, что вы можете доставить их сюда, в контору. Вы знаете, где мы находимся?

— Конечно. Спасибо, может быть, я зайду завтра. — Я повесил трубку и ещё раз набрал номер домашнего телефона Гарри Бролла.

— Номер, который вы набрали, отключен.

Я скорчил телефону зверскую рожу. Подумай хорошенько, Макги. Должен же человек где-то жить. Справочное не сообщало номера его домашнего телефона. Старый номер временно отключен. Новый почему-то не зарегистрирован. Скорее всего, не имело ни малейшего значения, где он живет, но это был вызов моим умственным способностям.

Ладно. Надо как следует пошевелить мозгами. Почта, скорее всего, переправляется в контору. Однако кое-что должно доставляться на дом. Спиртное, лекарства, автомобиль, вода, электричество… кабельное телевидение.

Голос был чудесный — нежный и музыкальный, с легким волнующим придыханием:

— Я смогу помочь вам гораздо быстрее, мистер Бролл, если вы сообщите мне номер своего расчетного счета.

— Очень жаль, но у меня его нет под рукой, мисс. Может быть, вы проверите по адресу? Последний счет был отослан на Блу Херон лейн, двадцать один. Если это слишком сложно, я позвоню завтра. Понимаете, счет остался дома, а я нахожусь в офисе.

— Подождите минутку, пожалуйста. Я проверю по картотеке.

Это заняло у неё не меньше пяти минут.

— Извините, что я так надолго задержала вас, — сказала она.

— Это я во всём виноват, надо знать номер своего счета.

— Бролл, Гарри К. Верно?

— Вы совершенно правы.

— Куда, вы сказали, пришел счет?

— На Блу Херон лейн, двадцать один. Туда, где я раньше жил.

— Мистер Бролл, тут какая-то ошибка. Все счета отправляются в почтовое отделение, абонентский ящик пять тысяч сто пятьдесят.

— Мне кажется, я получил не свой счет. Сумма не соответствует тому, что было раньше.

— Вы должны платить шесть двадцать четыре в месяц сэр. За одну штепсельную розетку. Естественно, вы платили больше — за четыре розетки на Блу Херон’ до того как вы попросили их отключить.

— Простите, у вас там указано, по какому адресу установлена одна розетка? У вас правильный адрес?

— О да, сэр. Океанский бульвар восемь тысяч пятьсот пятьдесят три, квартира шестьдесят один. У меня здесь копия квитанции.

— Да, всё верно, но мне кажется, я получил счет на одиннадцать с чем-то долларов.

— Мистер Бролл, отошлите счет обратно в стандартном конверте, который мы посылаем вам, только в верхнем левом углу припишите: «За счет фирмы. Для мисс Локлин».

— Я так и сделаю. Благодарю вас за вежливость и терпение, мисс Локлин.

— Никаких проблем, сэр. Для этого мы и работаем.

Четыре часа. Мейера всё нет, поэтому я решил вернуть мисс Агнес к жизни и съездить на Океанский бульвар. Я старался держаться правой полосы и ехать по-медленнее — город был наводнен пляжными зайчиками, начались пасхальные каникулы. Они уже успели достаточно долго проболтаться на пляжах, так что многие приобрели розовый окрас вареных омаров. У других ожоги уже прошли, и их тела покрылись ровным коричневым загаром. На каждого такого пасхального зайчика приходится не менее семи парней, а стройные округлости юных леди, резвящихся на пляже, бродящих по городу или просто растянувшихся на песке и ловящих жаркие солнечные лучи, есть нечто притупляющее все другие чувства. Когда вы просто смотрите на стройные тела и грациозные движения, у вас рождается некая мечта, превосходящая обычные эротические фантазии.

Если бы удалось сконцентрировать генерируемое вожделение и отловить сотню красоток — пять с половиной тонн вибрирующей, загорелой и упругой плоти, — то хватило бы небольшой корзинки, в которую легко поместились бы их купальники. Эротическое воображение или артистический темперамент ещё могли бы освоить пять с половиной тонн боков и бедер, ягодиц и грудей, смеющихся ртов, развевающихся волос и сияющих глаз, но ни вожделение, ни искусство не в состоянии справиться с этим. Чувства замирают. Вы уже не можете сравнить одну с другой. Они превращаются в одно шелковистое и мудрое существо, совершенно непознаваемое, тысяченогий высокомерный восторг, закованный в броню юношеского неведения и вооруженный древней как мир мудростью женского начала.

Единственная клетка этого огромного организма, обособленное существо, одна девушка, может быть поймана и сбита с толку, использована и опустошена, сломана и брошена. Или — тут вполне можно бросить монетку — она станет объектом поклонения и любви, необходимой и желанной, которую удастся заполучить лишь с соблюдением всех контрактов и церемоний. Но в обоих случаях огромный организм не почувствует потери одной индивидуальности — так рой не замечает исчезновения одной пчелы, — а просто двинется дальше в своем блистающем, смеющемся, длинноногом бессмертии, непрерывно пополняемый детьми и вечно текущим временем, вновь возникающий каждую весну, непобедимо бросающий вызов, — неисчерпаемое море, имя которому Девушка, говорящее всем: «Выпей меня!» и знающее, что как бы ни были велики его потери, уровень моря навечно останется неизменным.

Я ехал вдоль бесконечных пляжей; на желтовато-коричневом песке расположилось множество зайчиков. Когда общественные пляжи закончились, я оказался перед огромной белой стеной многоквартирных домов, закрывающей море и даже кусочек неба.

Бесконечные блоки, застывшие в своем стерильном однообразии. Обалконенное гетто. Звуконепроницаемое благодаря морю. С множеством удобств и мощной системой безопасности, так что жизнь наконец стала предельно скучной, самыми трудными решениями, которые приходилось принимать в течение дня, были, какой канал смотреть по телевизору и где лучше искупаться — в море или в бассейне.

Я нашел номер 8553. Он назывался «Каса де плайя» и, как и все остальные дома, был похож на залитый сахарной глазурью свадебный торт. Двенадцать этажей в форме буквы «С», расположенной так, чтобы из каждой квартиры открывался вид на море. Я слышал, что один квадратный фут земли здесь стоит четыре тысячи долларов. Непростая задача для архитектора построить на двухсотфутовом пятачке стоимостью восемьсот тысяч долларов здание, в котором нужно разместить триста шестьдесят квартир так, чтобы из каждой открывался хороший вид, сохранив при этом ускользающее ощущение свободного пространства и элегантности.

Урок экономики. Заплатить восемьсот тысяч за землю. Вложить ещё двести тысяч в подготовку фундамента и окружающей территории, оборудовать места для парковки, вырыть один или несколько бассейнов. И в довершение всего воздвигнуть двенадцатиэтажное здание разместив на каждом этаже от второго до одиннадцатого по тридцать квартир и ещё пятнадцать пентхаусов на крыше итого триста пятнадцать квартир. Строительство здания и оборудование квартир обошлись в девять миллионов. Вы начинаете заселять дом, причем арендная плата тем больше, чем выше располагается квартира. Теперь остается получить с каждой квартиры по три с лишним тысячи прибыли за вычетом, естественно, налогов и всех эксплуатационных расходов. И вот вы уже миллионер.

Но если квартиры в среднем стоят по сорок тысяч каждая и вы продадите всё, оставив себе десять процентов, то вместо того, чтобы стать миллионером, потеряете двести тысяч. Всё это обманчиво просто и в то же время требует невероятно хитрых расчетов. Мейер говорит, что было бы интересно узнать, сколько человек поступило в больницы Флориды с сердечными приступами, вызванными проблемами с многоквартирными домами.

Явный симптом. А его первый признак — подсознательное желание подняться на двенадцатый этаж, в один из непроданных пентхаусов, и спрыгнуть вниз с крыши собственного дома, считая по дороге непроданные квартиры.

Не желая, чтобы меня запомнили из-за мисс Агнес, я подъехал к небольшому торговому центру, стоящему по левую сторону от дороги, оставил машину на стоянке и пешком дошел до «Каса де плайя».

По дороге мне представилась возможность прочитать все рекламные щиты перед входом.

«Впервые! Современные квартиры. «Каса де плайя». Новое в жилищном строительстве. От 38 950 до 98 950 долларов. Частный океанский пляж. Бассейн. Обслуживание на уровне высококлассного отеля. Новая звуконепроницаемая конструкция. Надежная охрана. Никаких домашних животных. Никаких детей младше пятнадцати лет. Автоматическая система противопожарной безопасности. Спортивная площадка и залы для игр. Компания Бролла предлагает вам новый образ жизни».

Большая стеклянная дверь захлопнулась за мной, и меня окутал слабый запах свежей краски и антисептиков — я оказался в прохладной тишине на упругом ковровом покрытии в недавно построенном доме.

Я прошел мимо лифтов и заметил маленькую конторку, стоящую в нише. На конторке была надпись: «Джинни Долан, дежурный агент по продаже недвижимости». За конторкой сидела стройная молодая женщина. Покусывая нижнюю губу, она хмуро смотрела на свою левую ладонь и пыталась булавкой или иголкой что-то из неё выковырять.

— Заноза? — спросил я.

От испуга она подпрыгнула:

— Что это вы так подкрадываетесь?

— Извините. Да, это заноза. Хотите помогу?

Она с сомнением посмотрела на меня, пытаясь сообразить, зачем я пришел — доставить что-нибудь или починить, а может, купить сразу все непроданные квартиры.

— Я пытаюсь подцепить её, и получается ужасно больно.

Я подвел Джинни Долан к небольшому диванчику, стоящему около высокого окна, которое выходило на стену, сложенную из бетонных блоков. Держа её за тонкое запястье, я посмотрел на ладонь. Заноза была красным кольцом, на коже выступила капелька крови — там, где Джинни пыталась её вытащить. Джинни держала в руке иголку и пинцет. Я простерилизовал иглу в пламени зажигалки и проколол кожу, освободив один из концов занозы.

Джинни втянула воздух сквозь крепко сжатые зубы, а я взял пинцет и, сжав тоненький кончик занозы, вытащил её.

— Длинная, — заметил я, рассматривая занозу. — Настоящий боевой трофей. Думаю, стоит сделать для неё оправу.

— Большое вам спасибо. Меня она ужасно раздражала, — сказала Джинни Долан.

— Есть чем обработать руку?

— Йод в аптечке.

Я последовал за ней обратно к конторке. Джинни снова тихонько зашипела, когда йод попал в ранку. Потом она спросила, стоит ли завязать руку, а я сказал, что такая серьёзная травма требует не только повязки, но и гипса.

Джинни Долан была стройной и грациозной. Подвижное лицо и приятный выразительный голос. Под тридцать. Когда её лицо пребывало в покое, она производила вполне ординарное впечатление. Привлекательной её делала открытость. Волосы рыжевато-русые, глаза серо-зеленые, зубы немного крупноватые, а верхняя губа слишком короткая, поэтому создавалось впечатление, что ей просто неудобно молчать, рот постоянно оставался полуоткрытым, и придавая лицу живость. На мой вкус она использовала слишком много косметики для глаз.

— Прежде чем я задам вам первый вопрос, мисс Долан.

— Миссис Долан. Но лучше называйте меня Джинни. А вы?…

— Джон Народ, пока не найду что-нибудь. А кого представляете вы, Джинни?

— Представляю? Да я просто продаю эти квартиры, любой дурак может совершенно спокойно…

— Для кого?

— Для компании Бролла.

— Я знаком с Гарри. У вас есть свободные квартиры?

Она склонила голову набок, нахмурилась, а потом ухмыльнулась — конечно. Если бы продажей занимался агент по недвижимости и вы обратились ко мне, встал бы вопрос о комиссионных и вы не смогли бы выгодно снять квартиру. Тут у нас был один агент, но у него не очень хорошо получалось, и мне кажется, мистер Бролл решил, что так будет лучше. Может, купите один из пентхаусов, мистер Народ?

— Макги. Трэвис Макги. Я присматриваю квартиру для своей приятельницы. Я бы хотел посмотреть какую-нибудь квартиру с двумя спальнями и двумя ванными комнатами, чтобы получить представление о том, что у вас тут есть.

Она вынула из стола и прислонила к телефону табличку: «Вернусь через десять минут. Пожалуйста, подождите». Мы поднялись на восьмой этаж. Всю дорогу она болтала, расхваливая здание.

Джинни открыла дверь и гостеприимно распахнула её передо мной. Продолжая что-то говорить, она шла в двух шагах позади меня, пока я переходил из комнаты в комнату. Наконец она иссякла и, немного помолчав, спросила:

— Но… почему вы ни о чём не спрашиваете?

— Этаж распланирован довольно разумно. Оборудована квартира очень неплохо. Однако мебель и ковры производят неприятное впечатление, Джинни.

— Проект делал очень дорогой дизайнер.

— М-да.

— Многие просто в восторге от интерьера. Мы даже продали несколько квартир прямо с интерьером. На этом настаивали покупатели.

— А у вас есть такая же квартира, только пустая?

— На пятом этаже.

Мы спустились вниз на три этажа. Квартира была ослепительно чистой и совершенно пустой. Джинни отперла дверь на балкон, и мы постояли там немного облокотившись на перила.

— Если ответы на другие вопросы будут разумными Джинни, моя подружка, может быть, и заинтересуется квартирой в вашем доме, только не показывайте ей ту, что на восьмом этаже.

Я задавал очень грамотные вопросы. Сдавалась ли квартира на долгий срок, или предполагалась продажа без права собственности на землю? Каков размер годовых налогов? Плата за обслуживание? Можно ли сдавать квартиру, если вы ею не пользуетесь?

— Сколько всего квартир в доме?

— Вместе с пентхаусами двести девяносто восемь.

— Сколько не продано?

— Совсем немного.

— Сколько?

— Ну… если я скажу правду, Гарри перережет мне глотку, но вы ведь мой доктор, и у меня есть шрам в качестве доказательства. Осталось ещё тридцать шесть квартир, я здесь уже полтора месяца, живу бесплатно в одной из квартир и получаю пятьдесят долларов с каждой тысячи стоимости проданной мною квартиры. Нам с Бетси удалось продать всего две.

— Значит, у Гарри Бролла проблемы?

— Ваша подружка будет жить здесь одна, Трэвис?

— Эта квартира нужна ей не на всё время. Она живет в Сент-Киттсе и часто приезжает сюда, поэтому решила, что неплохо бы снять здесь что-нибудь. Я думаю, она будет пользоваться квартирой раза четыре в год и не дольше чем пару недель кряду. Возможно, она позволит каким-нибудь своим друзьям жить здесь. Её не волнуют денежные проблемы.

— Хорошо ей, — грустно сказала Джинни. — Вы привезете её сюда?

— Если не найду что-нибудь получше.

— Квартиры на этом этаже стоят пятьдесят пять тысяч девятьсот пятьдесят долларов. Джинни заперла квартиру, и мы спустились вниз на лифте. Она посмотрела на часы: — Мой длинный, утомительный рабочий день заканчивается через десять минут. Я прочитала полкнижки, написала четыре письма и перенесла операцию по извлечению занозы.

— У меня есть лекарство, которое я бы хотел вам прописать, миссис Долан. Если здесь есть поблизости медицинский пункт, я могу отвезти вас туда, купить необходимую дозу и убедиться в том, что вы примете её как положено.

Она посмотрела на меня с тем же задумчивым, испытующим выражением:

— Ну… здесь в торговом центре есть бар «Монти».

V

Бар «Монти» совсем не напоминал темную пещеру. Тут было светло и шумно. Выложенный цветной плиткой пол, оранжевые столики, смех и разговоры, легкое позвякивание льда в стаканах, приветственные крики: «Эй, Джинни!», «Привет, Джинни!», «Как дела, Джинни?». Пока мы добирались до столика на двоих у дальней стены, я сообразил, что, когда закрывался торговый центр, сюда было принято заходить, чтобы пропустить пару стаканчиков после работы. Неподалеку располагались отделения банков, страховые конторы, салон красоты, маленькие магазинчики, в которых продавались разные диковинки. К нам подошла официантка:

— Как обычно, Джинни? А что будет пить твой приятель? — Оказалось, что Джинни пьет водку с тоником, а её друг предпочитает пиво.

В этой шумной и привычной атмосфере Джинни расслабилась и заговорила свободнее. Она и её подруга Бетси приехали во Флориду из Колумбуса, Огайо, в середине января, чтобы довести до конца свои разводы.

Их браки сложились неудачно. Джинни работала в рекламном агентстве, но в Лаудердейле ей никак не удавалось найти подходящую работу, а Бэтси Букер работала медсестрой у дантиста в Колумбусе, но она ненавидела свою работу, потому что какие бы туфли она ни покупала, к концу дня у неё всегда болели ноги. Муж Бетси был пожарным, а муж Джинни — бухгалтером. Мне показалось, что Джинни из-за чего-то обижена на свою подругу и что между ними возникло напряжение, которое каким-то образом было связано с Гарри Броллом. Я попытался выяснить, в чём тут дело, но Джинни опередила меня, спросив о моей работе. «Спасение на воде», — ответил я и она туг же радостно заявила, что с самого начала была уверена: я наверняка занимаюсь чем-нибудь на открытом воздухе. Наконец я решил рискнуть:

— Если моей подружке понравится квартира, я поговорю с Гарри Броллом. Надеюсь, вы не против, чтобы кто-нибудь сказал ему пару теплых слов. Гарри такой отвратительный, напыщенный, самовлюбленный болван, любопытно посмотреть, как он себя поведет, когда ему придется снизить цену.

— Вы же сказали, что дружите с ним, Макги!

— Я сказал, что мы знакомы. Я похож на человека, который может быть другом Гарри?

— А я похожа на девушку, которой нужен такой босс?

Мы пожали друг другу руки, согласившись, что у нас прекрасный вкус. Потом Джинни поведала мне, что вкус Бэтси Букер вызывает у неё большие сомнения. Бэтси завела интрижку с Гарри, и это продолжается вот уже два месяца.

— Мы с Бэтси живем в двухкомнатной квартире на четвертом этаже. Окна выходят на шоссе. Но в последнее время Бэтси постепенно начала переносить свои вещи в его квартиру на шестом этаже. Видимо, ей надоело с её больными ногами болтаться туда-сюда и без конца одеваться и раздеваться.

— Вас это огорчает?

— Да, похоже, что я жалуюсь. Я просто не могу спокойно смотреть на её глупость. Бэтси хорошенькая блондинка с миленькой фигуркой, но она не может смириться с мыслью, что хоть на время останется одна.

И дело вовсе не в сексе. Ей просто необходимо, чтобы ночью с ней рядом кто-нибудь был, необходимо слышать дыхание другого человека. Она без конца придумывает дурацкие истории, как всё у неё обязательно кончится хорошо. Она говорит, что Бролл должен заработать кучу денег на какой-то сделке с недвижимостью, а учитывая, что миссис Бролл его бросила, Гарри сможет развестись и жениться на Бэтси.

— А вы не верите, что всё произойдет именно так?

— С ним? Никогда! — заявила Джинни и рассказала, что Гарри сразу не понравился ей и она решила навести о нем справки. Самую полезную информацию ей удалось получить от консьержки многоквартирного дома. В ноябре прошлого года, когда строительство было закончено, Гарри Бролл занял квартиру номер шестьдесят один. Потом он установил там незарегистрированный телефон. И почта на этот адрес никогда не приходила. — Мне стало ясно, что он просто приготовил себе гнездышко для свиданий, — сказала Джинни. — Мир полон таких мужей, как Гарри Бролл. Консьержка сказала, что уже через неделю в квартиру въехала какая-то канадская девица. Гарри стал тратить много времени на ленч. Однажды он, видимо, допустил промашку, потому что где-то в конце декабря там неожиданно появилась миссис Бролл — как раз в тот момент, когда Гарри собирался уходить. Разразился скандал. Жена ушла от него, хотя Гарри и избавился от своей канадской подружки. Потом Гарри выехал из своего дома и поселился в шестьдесят первой квартире. Бэтси однажды побывала у него в доме — Бролл возил её туда и хвастался. Она сказала, что дом большой и очень красивый. Только вот Бэтси не доведется там жить — он всё равно вышвырнет её вон, когда она ему надоест.

Джинни сказала, что двух стаканов спиртного ей более чем достаточно, я расплатился и, когда мы вышли на улицу, познакомил её с мисс Агнес. Джинни так понравился мой древний «роллс-ройс», что я прокатил её до пляжа Помпано и обратно. Возле «Каса де плайя» Джинни вышла из машины. Я подумал, что, может быть, стоит предупредить Джинни, чтобы она не упоминала мое имя при Бэтси, которая, в свою очередь, может сказать что-нибудь Гарри Броллу, а тот выкинет от злости ещё какой-нибудь фокус.

Но потом я посчитал, что это очень маловероятно, к тому же, даже если он и узнает, что я приходил в его дом, что из того?

Она бросила на меня быстрый немного смущенный взгляд, в котором читался вопрос о возможности дальнейших встреч. Неожиданно для себя я обнаружил, что и сам с удовольствием встретился бы с ней. Мы обменялись заговорщическими взглядами и распрощались.

Джинни обошла мисс Агнес спереди, подождала, пока пройдут машины, и перешла на противоположную сторону улицы. На мой вкус у неё были немного слишком толстые ноги.

Было уже темно, когда я припарковал мисс Агнес и направился к доку Ф. Подойдя к стоянке номер восемнадцать, я произвел уже ставшую ритуальной проверку надежности крепления яхты к пирсу, а потом наклонился вниз, чтобы убедиться, что «Миньеквита» на месте и линь, которым она привязана к корме «Битой флеши», не перетерся.

— Только не делай вида, что не слышал, как я топаю ногой, бессовестный ты сукин сын, — ядовито заявила Джилли. Она стояла на палубе у самого борта, на фоне темного звездного неба, на её лицо падал свет, идущий от построек порта.

Я поднялся на палубу по узкому трапу и потянулся поцеловать её, но она сердито отодвинулась от меня:

— Ты забыл про Таунсендов. Я же говорила тебе, что приняла их приглашение за нас обоих. Ты что, не помнишь?

— Какое приглашение?

— Сначала коктейль на борту «Выстрела», а потом обед на берегу. Их яхта стоит на шестьдесят шестой стоянке. Старые друзья, дорогой. Она такая маленькая, толстенькая, с потрясающими бриллиантами. Переодевайся скорей, может ещё успеем к обеду. И, дорогой, постарайся одеться подобающим образом, а не так, как на моей прошлой вечеринке, пожалуйста.

— Это та женщина, которая вечно жалуется на проблемы с прислугой? И не обращает ни малейшего внимания на то, о чём говорят остальные?

— Да. Это Натали. А Чарльз туговат на ухо, но он слишком тщеславен, чтобы признать это и купить себе слуховой аппарат. Пожалуйста, поторопись, Трэвис. — Она скользнула в мои объятия и прижалась ко мне. От неё замечательно пахло, и она казалась соблазнительно мягкой. — Чем скорее мы отправимся туда, дорогой, тем скорее сможем вернуться и устроить собственную вечеринку.

Я наградил её увесистым шлепком и сказал:

— Сходи туда и принеси свои извинения.

— Ой! Ну это уж слишком. Ты скоро будешь готов?

— Джилли, милочка, я не знаю этих людей. Мне не о чём с ними разговаривать, а им со мной. Если я буду проводить время с такими людьми, то даже не замечу, на что потратил жизнь.

— Они мои друзья! Я не позволю тебе о них так говорить. Ты ведь согласился туда пойти.

— Это ты согласилась за меня.

— Но я рассчитывала, что ты должен уважать…

— Не надо ни на что рассчитывать, когда имеешь дело со мной. Я сожалею, что забыл о приглашении и что тебе пришлось меня ждать. А теперь иди на свою вечеринку и постарайся получить удовольствие.

— Ты серьезно?

— А почему я должен возражать против того, чтобы ты получила удовольствие?

— Удовольствие я бы получила, если бы пошла с тобой, чертов ты ублюдок!

— Извини, Джилли. Я не хожу в гости, если мне не нравятся хозяева.

Стуча каблуками по палубе, она пошла к сходням, спустилась на берег и вскоре скрылась в ночи. Я вошел в каюту, включил свет, налил себе выпить и, пробежав пальцем по коробочкам с магнитофонными записями, выбрал Айди.

Айди не раз помогала мне расслабиться в подобных ситуациях. Казалось, она поет, не прикладывая ни малейших усилий, как и положено истинному профессионалу. Она так хороша, что люди просто не могут поверить, что такое возможно. Она исполнила множество скучных вещей, которые не смог оживить даже её талант. Её бездарно использовали — она вечно выступала в хороших местах в крайне неудачное время или в самых паршивых залах в хорошее время. Однако она могла петь в любом стиле и делала это намного лучше тех, кто выступал только в одном. Пройдет время, и старые диски и записи Айди станут радостью настоящих коллекционеров, потому что всё, что она делает, искренно и от чистого сердца.

Я сидел и слушал, как она поет мексиканские любовные песни на безупречном испанском в сопровождении трио «Лос панчос». Её пение помогло мне забыть, как замечательно пахла одна чудесная ирландская леди.

Я потерял многих хороших женщин. Они хотели внести порядок в мою беспорядочную жизнь. И всякий раз это не срабатывало. Если бы я хотел упорядочить свою жизнь, то давно имел бы собственный дом во Флориде, 2,7 ребенка, собаку, кошку, улыбающуюся жену, две машины, отложенную на черный день кругленькую сумму, семь физических недостатков и одышку.

Один Бог знает, сколько обязательств у меня было бы, если мы бы жили в Сент-Киттсе. Пой для меня, Айди. Я только что потерял очень милую женщину.

Сквозь музыку я услышал звон предупредительного колокольчика и, включив кормовые огни, поймал в поток яркого света растерянно мигающего Мейера. Выключив прожектора, я провел Мейера в каюту.

Пение Айди нельзя использовать как фон, поэтому мне пришлось выключить магнитофон и поставить какую-то легкую музыку, которая не будет отвлекать нас от разговора.

— Я приходил сюда около часа назад, — сказал Мейер, — но нашел только красивую и ужасно рассерженную даму в вечернем платье — ей явно не хватало кавалера.

— Сделай себе выпить. Она решила пойти одна.

— Так я тебе и поверил.

— Я невоспитанный, самовлюбленный ублюдок, она со мной порвала.

Налив себе выпить, Мейер устроился в кресле напротив меня.

— Говорят, что кольцо в носу причиняет беспокойство только первую неделю, а потом его просто перестаешь замечать, — сообщил он.

— Пока кто-нибудь не потянет за веревку.

— Ну, она не будет делать этого без причины.

— Черт возьми, на чьей ты стороне?

— Она вернется.

— Я бы не рискнул поставить на это деньги.

— Кстати о деньгах…

— Гарри Бролл?

— Совершенно верно. У меня получился очень длинный и утомительный день. Я разговаривал, наверное, с двадцатью человеками. Пришлось много врать. Вот что мне удалось в конце концов узнать. Все это, однако, результат предположений и умозаключений. Гарри Бролл является небольшим, в лучшем случае средним винтиком в машине, которая называется корпорация «Морские ворота». Это канадские деньги, принадлежащие главным образом финансисту по имени Деннис Уотербери, и деньги из Нью-Йорка, которые вкладывает некий синдикат, спекулирующий недвижимостью. Бролл нужен им потому, что он знает местную ситуацию и у него здесь есть все необходимые контакты, знакомства с нужными людьми и тому подобное. Это частная корпорация. Однако в ближайшее время они собираются продавать свои акции с аукциона. Начальная цена ещё не определена, предполагается, что акция будет стоить около двадцати шести или двадцати семи долларов. Большая часть акций останется в корпорации, но около трети будет пущено в свободную продажу. Броллу предстоит сбыть сто тысяч акций.

Я присвистнул. Старина Гарри — обладатель двух с половиной миллионов, такое трудно себе представить.

— Когда же он должен разбогатеть?

— Финансовый год кончается последним днем этого месяца. Национальная бухгалтерская фирма «Дженсен, Бейкер и компания» производит аудит. Вероятно, корпорация оформила страхование займа через фирму «Фермонт и Нойес». Я слышал, что сделка была заключена по всем правилам, так что она будет моментально одобрена, как только закончится полная аудиторская проверка, по схеме «Красной селедки».

— Красной селедки?

— Ты знаешь, что такое проспект?

— Это такая штука, в которой много чего говорится об организации акционерного общества и об условиях выпуска акций и других ценных бумаг?

— Да. «Красная селедка» — это экспериментальный проспект, распространяемый гарантами размещения ценных бумаг, который должен быть одобрен специальным комитетом. Он так называется потому, что на обложке должна быть сделана специальная надпись красными буквами. Кроме того, там не проставлены цены на акции и дата их выпуска. Зато подробно рассказывается обо всём, что связано с компанией, о директорах и их заместителях, о том, как они сколотили основной капитал, как будет использоваться этот капитал, в каких финансовых махинациях они принимали участие. Иногда это бывает очень интересно читать.

— Приятно узнать, что твой старый знакомый может разбогатеть настолько, что ему придется платить жене большое содержание в случае развода.

— Когда компания находится в стадии регистрации, они стараются соблюдать максимальную секретность. Даже самый надежный финансовый корабль может затонуть из-за одного болтуна.

— А зачем ему надо, чтобы Мэри что-то подписала? Он сказал, что таким образом он сможет защитить свои интересы в проекте «Морские ворота».

— Вот это мне совершенно непонятно.

— А ты можешь выяснить?

— Могу попытаться. Пожалуй, мне придется отправиться в Вест-Палм, там располагается офис «Морских ворот». Именно там и производится аудиторская проверка, которую они специально начали пораньше, чтобы закончить к тридцатому апреля.

Я думаю, что бесполезно пытаться получить хоть какую-нибудь информацию от «Дженсена, Бейкера и компании». Однако в самих «Морских воротах» наверняка отыщется кто-нибудь, кто сможет ответить на несколько вопросов. А ты что сегодня делал?

Я рассказал, опустив ненужные подробности.

Потом я подошел к главному. В течение предыдущего часа это страшно беспокоило меня, и я был рад, что могу разделить свою тревогу с Мейером.

— Итак, мне кажется, что мы имеем дело с очень рассеянным мужем, Мейер. Он утверждает, что не интересуется другими женщинами. Канадская девушка — исключение, его единственная ошибка. Он хочет, чтобы я попросил Мэри вернуться к нему, мол, Гарри её ждет. Они вместе поедут куда-нибудь отдохнуть. Он настолько взволнован и расстроен, что достает свой маленький пистолет и пытается убить меня. Представим себе, что ему это удалось. В этом случае ему будут не нужны два с половиной миллиона. Да и возвращение Мэри ему ничего не даст. Ладно. Он прячет эту канадскую девку в «Каса де плайя», и именно там Мэри ловит его с поличным. Гарри избавляется от девки. Мэри некоторое время сомневается, а потом бросает его. Гарри хочет, чтобы она вернулась. Предположим, она соглашается. Мэри возвращается и видит, что их дом закрыт. Она знает, что у него есть квартира. Поэтому она первым делом отправляется туда. И что она там обнаружит? Своего замечательного мужа вместе с блондиночкой по имени Бэтси Букер. Какой из всего этого следует вывод?

— Эта Букер живет в квартире Бролла, и следы её пребывания там невозможно уничтожить с ходу. Таким образом, когда Бролл пришел к тебе, он был совершенно уверен, что Мэри либо к нему не вернется, либо просто не может этого сделать. Возможен и ещё один вариант — у Бролла есть способ узнать заранее о возвращении Мэри, тогда он успеет выселить Букер из квартиры и навести там порядок, а может, даже вернется на Блу Херон. Из этого следует, что он знает, где находится Мэри, и что кто-то из его знакомых наблюдает за ней.

В любом случае его визит к тебе вряд ли можно считать проявлением искренности. Человек, играющий в подобные игры не станет убивать из ревности. Таким образом, мы приходим к выводу, который вряд ли может нас удовлетворить Он вполне искренен, но его устраивает нынешнее положение дел, и он не задумывается о том, как легко может потерять последний шанс возобновить отношения с Мэри.

— Он не так глуп. То есть, конечно, глуп, но не настолько.

Логика подсказывает, что надо рассмотреть все варианты.

— Готов ли ты рассмотреть возможность поужинать сегодня в венгерском ресторане? — спросил я Мейера.

— Рассмотрено и одобрено.

— Бросим монетку, кому платить?

VI

Когда вы хотите найти кого-нибудь, не нужно изобретать колесо. Ведь у каждого человека есть друзья и соседи. Нужно только терпение. Посетите любимые магазины человека, которого вы ищете, его доктора и дантиста, займитесь чеками и тому подобными бюрократическими штуками. Поверьте мне, если у вас хватит терпения, считайте, что вы решили эту казавшуюся такой трудной задачу.

Вы реконструируете события трех-четырехлетней давности, пытаетесь вспомнить места и имена людей, которые могут вам помочь, выясняете, кем был тот, кого вы ищете, раньше, и тогда, может быть, узнаете, где он сейчас.

Я помнил, что Мэри дружила с Тиной Поттер. Она приехала навестить Тину и Фредди из Рочестера, Нью-Йорк. Тогда она приезжала просто погостить, а потом у неё появилась собственная квартира. У Мэри были кое-какие деньги, приносящие небольшой доход, и ей не нужно было работать. Она приехала сюда из-за того, что хотела сменить обстановку после отвратительного и тяжелого развода.

По постановлению суда она вернула свою девичью фамилию. Мэри Диллан. Диллан и Долан. Такое впечатление, что мне везет на разведенных женщин, чьи фамилии начинаются на букву «Д». Спокойная молодая женщина. Мы все полюбили её. Она медленно, но упорно возвращалась к нормальной жизни. Потом что-то произошло. Что, черт возьми, это было?

Наконец я вспомнил. Однажды Тина Поттер пришла на борт «Флеши» и попросила меня присмотреть за Мэри. Фредди предложили хорошую работу в Боготе, но Тина заявила, что сможет поехать с ним только в том случае, если будет уверена, что кто-нибудь присмотрит за Мэри. За несколько дней до этого бывший муж Мэри погиб в автомобильной катастрофе, и на Мэри его смерть произвела очень сильное впечатление. Темной дождливой ночью где-то в предместье Рочестера он не справился с управлением и врезался в дерево. Я вспомнил серьезное лицо Тины, когда она говорила:

— Немножко психологии не помешает, Макги. Мне кажется, Мэри, сама того не осознавая, рассчитывала, что однажды её Уолли наконец повзрослеет и вернется к ней — тогда у них будет такая семья, о которой она мечтала. Теперь, когда он погиб, этого уже не произойдет. Она пытается бороться, но из последних сил. Ты не возражаешь? Мэри тебе доверяет. Она может с тобой разговаривать.

После того как они уехали, мы с Мэри много времени проводили вместе — гуляли вдоль берега, катались по окрестностям, слушали музыку. Однако всякий раз, когда она начинала смеяться, её смех мог перейти в слезы. У неё не было аппетита, она начала терять в весе и слишком легко пьянела.

Я предложил ей попутешествовать на яхте, просто так, без всякой цели. К этому моменту Мэри уже понимала, что я не пытаюсь затащить её в постель, — если бы я преследовал эту цель, то у меня уже было немало возможностей воспользоваться её доверием. Она согласилась без особого энтузиазма, оговорив, что оплатит свою долю расходов и будет выполнять часть работы на яхте.

Через две недели ей стало заметно лучше. Поначалу она спала по двенадцать, а то и по четырнадцать часов в сутки, будто оправлялась после смертельного ранения. Потом начала есть. Былая безжизненность сменилась бьющей через край энергией. Теперь она могла весело смеяться, не заботясь о том, что смех перейдет в плач.

Однажды, когда мы бросили якорь в дюжине миль к северу от Маратона среди каких-то безымянных островов, я разобрал подвесной мотор маленькой «Морской чайки», вычистил его, смазал маслом и собрал; Мэри в это время каталась на катере, и свежий ветерок играл её волосами. Когда она поднялась на борт «Флеши», её волосы растрепались, она пахла солью и солнцем, и ей страшно хотелось пить. Прежде чем принять душ, она принесла мне пива и сказала, что давно не чувствовала себя так хорошо. Мы чокнулись бутылками и выпили за этот счастливый день. Она, улыбаясь, посмотрела мне прямо в глаза, а потом в её взгляде что-то изменилось, словно произошло короткое замыкание. От удивления её глаза округлились, а потом взгляд смягчился и потяжелел. Её голова вдруг стала слишком тяжелой для стройной шеи, а губы очень нежными. Она беззвучно произнесла мое имя, потом поднялась и вышла, медленно покачивая бедрами. Она вся излучала понимание, приглашение и готовность — и потребовалось ей на это всего несколько секунд. Все произошло совершенно неожиданно. Я быстро завинтил последние гайки и решил, что проверю и поставлю мотор на место потом. Внизу, в каюте, меня ждала моя девушка, у нас был праздник — радостный день, веселый круиз и начало выздоровления.

Так что надо попытаться связаться с Тиной и Фредди Поттер. Конечно же, это было давно. Я открыл ящик стола, куда обычно бросаю визитные карточки и письма, и нашел письмо годичной давности. Адрес был в Атланте. Я позвонил в справочное бюро Атланты, а потом по тому телефону, что мне дали. Меня приветствовал радостный визг, а потом вздох разочарования, когда Тина поняла, что я не в Атланте. Фредди только что ушел на работу. Она отошла ненадолго, чтобы утихомирить детей, а потом снова вернулась к телефону.

— Мэри? Знаешь, Трэв, последний раз я получила от неё весточку под Рождество. Она написала ужасно тоскливую и очень короткую записочку на обороте новогодней открытки. Мне показалось, что у неё уж очень мрачное настроение, поэтому я написала ей письмо, но она не ответила. А что случилось? Почему ты её ищешь?

— Она бросила Гарри в начале января.

— Меня это не удивляет. Я никогда не понимала, почему она вышла за него замуж. Или за того своего первого мужа, Уолли. Некоторые женщины почему-то всегда выбирают неудачников. Так же, как другим постоянно достаются алкоголики. Но… я уверена, что она должна была с тобой связаться… или с нами. Впрочем, ты же знаешь Мэри. Она не хочет быть ни для кого обузой.

— А родственники у неё есть?

— В Рочестере жила её мать, но она умерла два года назад. А больше у неё никого не было, Трэв. Слушай, я даже представить себе не могу, у кого ещё ты мог бы про неё что-нибудь узнать. Мне кажется, у неё обязательно должна быть где-нибудь подружка, с которой она поделилась своими планами. Соседка или что-нибудь в этом роде.

Тина больше ничего не могла мне сказать. Она попросила сообщить ей, когда я отыщу Мэри, и ещё она пригласила меня погостить у них и рассказать последние новости из жизни наших общих знакомых.

Я не мог воспользоваться своим пикапом, чтобы навестить соседей Броллов, живущих на Блу Херон лейн. Придумать подходящую историю для появления там на таком автомобиле просто невозможно. Домохозяйки в наше время стали очень нервными — в дверях сделаны глазки, дома оборудованы переговорными устройствами и маленькими кнопочками, которые нажимаются в случае опасности. Самое главное здесь респектабельность. Ничего эксцентричного.

Поэтому я одолжил у Джона Доу «плимут», надел отглаженные брюки, искренний пиджак, честную рубашку и внушающий доверие галстук. В руках я держал папку с молнией и несколько своих визитных карточек.

Я — Трэвис Макги, вице-президент корпорации СДТА. Это чистая правда. Мейер зарегистрировал компанию несколько лет назад, он даже платит небольшой налог. Сокращение СДТА ничего не означает. Каждый может расшифровать эти буквы, как ему заблагорассудится. Или насколько хватит фантазии.

В таком искреннем, честном и внушающем доверие виде я собирался обойти округу, где жила миссис Бролл, чтобы вручить ей чек, который она должна была подписать. Я воспользовался одним из чеков, которые заказал Мейер. Чек был выписан на настоящий, существующий в природе счет. На этом счету лежало всего двенадцать долларов, но чеки на голубых бланках производят хорошее впечатление — там даже оставлено место для подписи Мейера и для моей. Мейер одолжил у одного из своих приятелей, владельца небольшого магазина, машинку для пробивки сумм на банковских счетах, и мы после недолгих дебатов остановились на сумме 1 093,88.

— Доброе утро, мадам. Извините, что беспокою, но не могли бы вы мне помочь? Меня зовут Макги. Вот моя визитная карточка. Мне нужно найти миссис Гарри Бролл и доставить ей чек на подпись, но дом выглядит так, будто жильцы надолго уехали или вообще переехали. Вы не могли бы подсказать, как я могу её найти?

Улица была недлинной. Три небольших квартала, огромные участки, некоторые не застроены, так что в общей сложности мне предстояло посетить около двадцати пяти домов. Дом Бролла стоял в самом центре квартала, справа. За домами, стоящими слева, шел канал. Если хотите жить на берегу, выройте канал.

Я предпринял очевидный ход. Оставил машину возле дома Бролла, позвонил в дверь, а потом начал расспрашивать соседей, тех, что жили рядом.

— Я ничем не могу вам помочь. Мы переехали сюда из Омахи три недели назад, и этот дом уже тогда пустовал. Судя по тому, как все здесь себя ведут, складывается впечатление, что остальные дома тоже пустые.

— Уходите, я никому не открываю. Уходите отсюда.

— Миссис Бролл? Говорят, они расстались. Нет, мы не были особенно дружны. Не имею ни малейшего представления, где её искать.

У пятой двери я почувствовал проблеск надежды.

— Думаю, вам следует поговорить с миссис Дреснер. Холли Дреснер. Они с миссис Бролл захаживали друг к другу в гости, пили вместе кофе по утрам и тому подобное. Она живет в соседнем доме, вон там, номер двадцать девять. Думаю, она дома, я не слышала, как отъезжала её машина.

Дважды позвонив в дверь, я уже решил сдаться. Было слышно, как в доме звенит звонок. Никто не отвечал. Затем переговорное устройство, прикрепленное к неструганной доске, щелкнуло и заговорило:

— Кто это? Ради всего святого, встаньте как следует и говорите нормальным голосом. Если вы подойдете слишком близко к микрофону и начнете орать, я не пойму ни единого слова.

Я поведал ей свою историю, добавив, что женщина из соседнего дома посоветовала мне обратиться к ней. Она спросила, есть ли у меня визитная карточка, и велела бросить её в щель для писем. Интересно, почему она так запыхалась.

Я услышал, как она снимает цепочки и открывает замки; потом дверь распахнулась, и меня пригласили войти. На миссис Дреснер был туго перетянутый поясом длинный махровый халат в бело-желтую полоску. Её короткие светлые волосы были влажными.

— Я была в бассейне. Проходите на веранду. Я слишком мокрая, чтобы сидеть в гостиной.

Она оказалась плотной женщиной с красивыми плечами и тонкой талией. У неё было загорелое, веснушчатое лицо, круглое и веселое, светлые ресницы и брови и очень красивые глаза… Веранда находилась рядом с бассейном, который занимал почти весь участок. Раздвижные стеклянные двери вели в гостиную. А во дворе, за цветочными клумбами, был спуск к небольшому, бетонному причалу, где стоял прикрытый брезентом катер.

Миссис Дреснер предложила мне сесть напротив неё за металлический столик со стеклянной столешницей.

— Расскажите мне ещё раз вашу историю, мистер Макги. Только помедленнее. Это тот самый чек? — Она взяла у меня чек, положила его на стол и стала внимательно слушать. — А ей это зачем? — спросила она.

— Миссис Дреснер, в нашей компании не принято обсуждать финансовые проблемы клиентов. Я не сомневаюсь, что вы понимаете почему.

— Мистер Макги, могу я задать вам личный вопрос?

— Конечно.

— Что за дерьмо вы тут разводите?

Я изумленно уставился на её веселое лицо, озаренное улыбкой. Только вот карие глаза выражали не больше, чем покерные фишки.

— Я не совсем вас понимаю.

— Идите к Гарри и скажите ему, что у вас тоже ничего не вышло. Он думает, я идиотка, что ли? До свиданья, мистер Макги.

— Это не для Гарри. Это для меня.

— Так кто же вы такой, черт возьми?

— Насколько вы дружны с Мэри?

— Очень, очень, очень. Понятно?

— Что с ней случилось, когда погиб Уолли?

— Она была в ужасном состоянии, — нахмурилась миссис Дреснер.

— И какой-то мужчина пригласил её на свою яхту, и они некоторое время путешествовали вместе?

— Точно. Из того, что она о нем рассказывала, я поняла, что она предпочла бы выйти за него, а не за Гарри Бролла.

— Я и сам об этом серьезно подумывал.

— Вы?

— Трэвис Макги. «Битая Флешь». Мы ходили вдоль западного побережья до Тампы. Я научил её обращаться с парусом и читать карту.

Она подперла свой решительный подбородок кулачком и внимательно посмотрела на меня:

— Да, теперь я вспомнила ваше имя. Тогда зачем все эти Дурацкие игры с визитными карточками и чеками?

Если вы знали, что мы близкие друзья, почему сразу не сказать всё честно?

— Я не виделся и не разговаривал с ней уже больше трех лет, Холли. И не нужно делать глупых выводов из того, что я знаю ваше имя. Мне рассказала о вашей дружбе соседка.

— Переполошили всю округу?

— Нет, я заходил во все дома по очереди. Мэри… довольно скрытная натура. Она нелегко заводит друзей. Однако ей всегда было необходимо с кем-нибудь общаться — вот я и решил, что Мэри могла подружиться с кем-нибудь из соседей. Причем подружиться по-настоящему, верно?

— Совершенно верно, Макги. Кофе и слезы. Большинство женщин раздражают меня — Мэри никогда. Я… всё ещё не вполне доверяю вам. Может быть, всё это какой-то трюк. Я пытаюсь придумать что-нибудь, что вы не могли бы узнать от Гарри, но у меня ничего не получается.

— Он пытается разыскать её.

— Так вы знаете! Я думала, этот тупой сукин сын вытрясет из меня всю душу. Пару недель назад. Бролл немного выпил и распустил нюни. Он почему-то уверен, что я знаю, где Мэри.

— А вы знаете, где она?

— Макги, я знаю, почему Гарри хочет найти её. Он хочет, чтобы она что-то подписала, — а потом они будут жить вместе долго и счастливо.

— Если Мэри вернется, она найдет дом пустым, тогда она отправится в «Каса де плайя» и увидит, что её муж живет там с разведенной блондинкой по имени Бэтси Букер. В шестьдесят первой квартире.

Я не мог разгадать выражения её лица.

— Ну и что?

— А то, что именно там Мэри застукала его с канадкой.

— Только два человека могли об этом знать. В крайнем случае — три. Гарри, Мэри и Лиза — эта канадская девка.

— А вот и нет.

— Интересно будет услышать.

— Я узнал об этом от лучшей подруги Бэтси Букер, которую зовут Джинни Долан, она из Колумбуса и узнала обо всём частично от самой Бэтси, а частично от консьержки. Джинни и Бэтси на пару продают для Бролла квартиры в «Каса де плайя».

На этот раз она поверила мне и слегка кивнула:

— Гнусный подонок! Насколько я представляю, Лиза была далеко не первой. Просто Мэри поймала его с ней. До чего я ненавижу этого ублюдка.

— Как Мэри удалось узнать о канадке?

— Она думала, что одна из девушек, работающих у него в конторе, решила с ним за что-то поквитаться. Кто-то позвонил Мэри, говорили шепотом. Мэри сказала что ей даже стало как-то не по себе. Однако информацию сообщили точную. «Миссис Бролл, ваш муж разрешил вселиться в квартиру номер шестьдесят один в своем новом здании Лизе Диссат, и сегодня он опять задержится во время ленча, чтобы как следует трахнуть её». Ну, Мэри поехала туда, дождалась, пока Бролл поднимется на шестой этаж, потом поднялась сама и стояла у двери. Когда Гарри вышел из квартиры, Мэри, не говоря ни слова, ворвалась внутрь и обнаружила полуголую канадку, которая как раз собиралась вздремнуть. Как я понимаю, скандал был грандиозный.

— А потом Гарри выгнал свою подружку?

— Она собрала вещи и выехала из квартиры на следующий день. Гарри сказал Мэри, что она вернулась в Канаду. А потом он рассказал Мэри свою печальную историю. Однажды он поехал в Квебек на деловые переговоры со своими канадскими партнерами. Ему нужно было продиктовать условия нового соглашения. Они прислали ему секретаршу. Работа затянулась допоздна. Он так устал, что даже не совсем ясно соображал, что происходит. Секретарша была хорошенькой и соблазнительной. Их связь продолжалась все три дня, что Гарри находился в Квебеке. Потом он вернулся. Через два дня после его возвращения она позвонила ему из Майами. Лиза бросила работу и последовала за ним во Флориду. Он сказал Мэри, что пытался уговорить её вернуться в Квебек, а пока пустил пожить в шестьдесят первую квартиру. Но похоже, она не поддавалась на уговоры уехать. Так продолжалось с конца ноября до самого Рождества. Отсюда долгие ленчи и вечерние деловые заседания.

— Но Мэри всё-таки оставалась с ним до пятого января.

— Гарри рассказал вам это?

Я рассмеялся:

— Этот тупой сукин сын пытался вытрясти душу и из меня. Вчера. Пришел ко мне и тоже распустил нюни.

— Значит, вы помогаете ему разыскать её?

— Могу ли я задать вам тот же личный вопрос, который вы раньше задавали мне?

— Ладно, ладно. Извините. Почему же тогда?

— Для себя. Гордость, наверное. Гарри думал, что, как только Мэри попадет в беду, она сразу прибежит ко мне. И чем больше я думаю об этом, тем более логичным мне кажется это предположение. А кроме того… — Я неожиданно замолчал.