Молчание желтого песка. Смерть толкача

— Что такое?

— Когда, вы говорили, Гарри приходил сюда?

— Две недели назад.

— Вы можете точно вспомнить, какой это был день?

— Это было меньше двух недель назад. В понедельник утром. Пятого апреля.

— Гарри сказал мне, что кто-то видел Мэри со мной второго апреля. Конечно, это не так. Но зачем ему было приходить к вам, если ему сказали, что её видели со мной?

— Может, ему рассказали об этом только после того, как он побывал у меня? — предположила она.

А может, он хотел, чтобы вы признались, что Мэри переехала ко мне или ещё что-нибудь в таком же роде. Какая разница? Видно было, что он не вполне понимает, что делает.

Мэри хотела связаться с вами. Она сидела у меня на кухне и спрашивала, стоит ли ей это сделать, уже после того, как решила уйти от Гарри.

А потом сочла, что ей лучше некоторое время побыть одной. Я думала, она давно написала вам. Ведь прошло больше трех месяцев.

— Вы знаете, где она?

— Да.

— И с ней всё в порядке?

— У меня нет никаких оснований считать, что это не так. Чем дальше от Гарри, тем лучше.

— Больше мне ничего и не надо было знать миссис Дреснер. Только что с ней всё в порядке. Я должен был услышать это от того, кому могу верить.

— Эй! Вы портите всё удовольствие. Вы должны попытаться вытащить из меня всю историю.

Это Гарри необходимо знать, где она находится, а не мне.

— Дружище Макги, я пока ещё в своем уме и не склонна путать одного человека с другим.

— Итак, она далеко отсюда. И получает удовольствие от каждой проведенной вдалеке от Гарри минуты. Верно?

— Я получила несколько забавных открыток.

— Я вам верю.

Она выглядела огорченной:

— Мне все верят. У меня такое лицо, что любой может догадаться, о чём я думаю. Эй, посидите ещё немного. Поверьте мне, я рада, что вы зашли. Сегодня один из тех дней, когда дом кажется пустым. Дэвид — мой муж — отсутствует уже целую неделю. Он вернется завтра, скорее всего, около полудня. Каждый месяц его не бывает дома около недели или больше. Обе наши дочери совершенно помешались на теннисе, поэтому в такую погоду никогда не сидят дома. Я так скучаю по Мэри. Вы можете выпить хотя бы моего ужасного кофе. Сделаете вид, что он потрясающе вкусный, а я расскажу вам, где Мэри. Даже если вам и не нужно об этом знать.

Она принесла из кухни кофейник и чашки и поставила их на стеклянную поверхность столика. Когда она начала двигаться, махровый поясок её халата развязался, и в тот момент, когда она наклонилась, чтобы налить мне кофе, полы внезапно распахнулись.

Она пролила кофе, отчаянно ухватилась за халат, поставила кофейник на стол и тщательно завязала пояс — её лицо стало пунцовым. Было совершенно очевидно, что всё это произошло случайно.

— Некоторые пьют в одиночку, а я в одиночку плаваю голышом. Такие привычки быстро приживаются, — заметил я.

Она принесла бумажные салфетки, вытерла разлитый кофе и долила мою чашку. Холли сидела и смотрела на меня, поджав губы. Наконец она сказала:

— Спасибо, что не сделали скороспелых выводов, хотя у вас были все основания. Видит Бог, я ведь сказала, что мой муж в отъезде, дети играют в теннис и мне одиноко. Я попросила вас остаться выпить кофе, а потом чуть не сбросила этот проклятый халат на пол.

— У каждого бывают такие дни.

— Мне нравится, как вы улыбаетесь, почти не двигая ртом. Вся улыбка в глазах. Мэри говорила, что вы просто прелесть. Она говорила, что вы высокий, загорелый и у вас вид человека. Насчет Мэри. В «Каса де плайя» произошла отвратительная сцена. Она потрясла Мэри. Дружба дружбой, но говорить друзьям, что им делать, когда приходит время серьезных решений, нельзя. В Рождество и в конце декабря Мэри часто бывала здесь. Я дала ей возможность выговориться. Она размышляла вслух, спорила сама с собой, а я только хмыкала в нужных местах. Однако я уже могла предсказать, к какому решению она придет. Наконец она заявила, что если бы уже не пережила один развод, то определенно бросила бы Гарри. Конечно, второй развод… тут есть некий привкус поражения. Мэри решила уехать, чтобы всё как следует обдумать. Судя по тому, как она всё это воспринимала, спустя некоторое время она должна была подать на развод. Я ждала, пока она не приняла окончательного решения, а потом рассказала ей об одном маленьком эпизоде, который у меня однажды произошел с её мужем. Как-то у наших соседей была вечеринка, и после её окончания, хорошо выпив, мы вчетвером возвращались пешком домой.

Гарри и Мэри зашли к нам выпить ещё по стаканчику. В местной газете писали, что этой ночью можно будет увидеть падающие звезды. Мне хотелось посмотреть на них. Мы выключили свет на террасе, и я постелила надувной матрас возле бассейна, чтобы было удобнее наблюдать за небом. Дэвид пошёл на кухню приготовить выпивку, а спустя пару минут Мэри вдруг решила, что хочет лимонада, и пошла вслед за ним, чтобы сказать ему об этом. Гарри лежал на матрасе рядом со мной. Неожиданно он придвинулся ко мне и прижал свой большой, воняющий сигарами рот к моим губам, придавил меня своим большим животом и засунул свою здоровенную лапу мне под юбку. От неожиданности я на секунду замерла, а потом резко выпрямила спину, как здоровенная рыбина, попавшая на крючок, и он рухнул в бассейн. Все обернулось шуткой. Он сказал, что споткнулся, потерял равновесие и свалился в воду. Когда я рассказала об этом Мэри, — продолжала Холли, — она страшно разозлилась, что я не сделала этого раньше. Я сказала ей, что ничего не говорила даже Дэвиду, потому что он избил бы Гарри до полусмерти. Честно говоря, я пыталась заставить её довести дело до конца и расстаться с этим подонком навсегда. У неё были деньги. Она получила довольно крупную сумму через свое доверенное лицо из «Южного национального банка» в Майами. Наличными. Она не хотела, чтобы Гарри разыскал её по кредитным карточкам или чекам. Она сказала, что больше не хочет ни слышать, ни видеть его. Во всяком случае, в ближайшем будущем. Однажды мы сидели как раз на этом месте, был теплый день в начале января, и мы разглядывали проспекты, которые Мэри получила в небольшом турагентстве, где её не знали. Она хотела поехать на острова. Мы решили, что Гренада подойдет как нельзя лучше, остров достаточно далеко отсюда, Рядом с Тринидадом. Агентство забронировало для Мэри номер в роскошной гостинице «Спайс». Она посылала мне открытки. Четыре или пять. Авиапочта идет туда восемь дней! Действительно край света.

— Гарри сказал мне, что она уехала пятого января; пришел домой с работы, а её нет.

— Я думаю, она сделала это под влиянием минуты. Она не собиралась уезжать раньше четверга или пятницы. Меня тогда целый день не было дома. Может, она и приходила попрощаться. Я думаю, она поехала в Майами и остановилась в какой-нибудь гостинице или мотеле до отправления самолета.

— А машина?

— Кажется, она собиралась оставить её в аэропорту.

— Это стоит два с полтиной в день, так что она должна уже двести долларов.

— Макги, дама решила путешествовать по высшему разряду. Дамы всегда так поступают, если их очень сильно разозлить.

— А что она должна подписать для Гарри?

— Понятия не имею.

— Отличный кофе.

— Да ладно! У него вкус как у тушеной резиновой подметки.

Холли проводила меня до двери и прислонилась к ней спиной. Она едва доставала до моего плеча.

— Слушайте, Макги, что-то я не понимаю. Вы потратили столько сил, чтобы узнать что-нибудь о Мэри…

— Это было нетрудно, Холли. Время от времени мне приходится разыскивать разных людей. Так что я пользуюсь разными полезными приемами.

— А зачем вы разыскиваете людей?

— Оказываю услуги друзьям.

— Это ваша работа?

— Даже не знаю, как вам ответить.

— Жаль, — вздохнула она. — А я надеялась, что смогу решить задачку, которая так занимала Мэри. Она никак не могла понять, чем вы зарабатываете на жизнь.

— Я консультант-спасатель.

— Да-да, конечно.

Оглянувшись, я увидел, что Холли стоит на ступеньках своего дома, сложив руки на груди. Волосы у неё уже немножко подсохли и начали виться. Она улыбнулась мне и помахала рукой.

Очень милая, хорошая женщина с доброй улыбкой.

VII

В пятницу, в три часа дня, я отправился на пляж — там меня и нашел Мейер. Он расстелил свою подстилку уселся на неё и вздохнул так громко, что на миг заглушил шум прибоя.

Неподалеку несколько стройных девушек, странным образом оставшихся без сопровождения целого табуна парней, играли на полосе влажного песка, то и дело заливаемой набегающими пенящимися волнами, в какую-то свою, только что придуманную игру. В игре участвовали принесенный прибоем изогнутый кусок дерева и маленький желтый пляжный мячик; одна команда постоянно находилась в воде, а другая на песке. Получалось много беготни, воплей и командного духа.

Мейер почесал шерсть на груди и улыбнулся бронзовой медвежьей улыбкой:

— Все напряжение долгого и бесполезного дня моментально улетучивается. Мейер в мире с самим собой. Продолжайте играть, юные леди, потому что для большинства из вас жизнь припасла не один неприятный сюрприз, который ждет вас в самом ближайшем будущем.

— Повзрослеют и станут несчастными и печальными? — спросил я.

— Не пройдет и года. Мрачные вариаций на тему американской мечты — словно полный фургон молодых матерей, ожидающих, когда здоровенный Отряд индейцев выскочит из-за скалы. От идеализма в нашем обществе чертовски попахивает кладбищем.

Одна из играющих девушек бросилась в воду, пытаясь захватить желтый мяч.

— Моя клиентка, — с довольным видом сказал Мейер.

— Ну, ты всё-таки грязный старикашка.

— Это у тебя грязное воображение, Макги. Я не мог бы даже коснуться этого ребёнка. Однако должен признать, подобная мысль не раз приходила мне в голову.

Она прелестна, правда?

— Изумительна.

— Её фамилия Кинсайд, я даже не знаю, как её зовут. В Бредбоксе её знают все. У неё удивительный аппетит. Она заканчивает экономический факультет Иейля. Очень толковая. Отец выращивает табак в Коннектикуте. Вместе с двумя другими девушками она ездит на пятилетием «порше». А этим летом собирается работать в лавочке, которая продает сувениры на борту прогулочного парохода. Её собаку зовут Бродяга — эта кличка стала почему-то очень популярной. У неё только что закончился неудачный роман, и она говорит, что теперь постарается как можно дольше не интересоваться мужчинами. Раньше очень любила теннис, а теперь предпочитает…

— Мейер, кончай.

— Я никогда в жизни не видел эту девушку. Просто собрал воедино всё, что мне в разное время рассказывали другие молодые леди.

— Ты что, уже успел налакаться?

— Нет. Но если ты предлагаешь…

Неожиданно девушки, как стая чаек, снялись с места и побежали вдоль берега, одна из них прижимала к груди желтый мяч.

— У меня сегодня был не самый удачный день, Трэвис, — признался Мейер. — Не удалось узнать ничего существенного. Деннису Уотербери около тридцати пяти — вкрадчивый, умный, жесткий, быстрый, безжалостный и честный.

— Послушай, я…

— Дай мне рассказать. Каждая из его ста тысяч акций обошлась Гарри Броллу в десять долларов — эти деньги вместе с деньгами остальных акционеров пошли на покупку земли, постройку дорог, подведение коммуникаций. Возможность для Бролла пробраться туда, где царствуют люди вроде Уотербери и его друзей. Однако Броллу пришлось вложить всё, что у него было, да ещё залезть в долги. Он вложил миллион, а получить надеется два с половиной.

Прибыль колоссальная, а риск не так уж и велик.

— Насчет Мэри… я…

— Мне не удалось выяснить, что она должна подписать. К ценным бумагам и акциям это отношения не имеет — они все на его имя. Мэри вообще не фигурирует ни в каких документах.

— С Мэри всё в порядке, сейчас она на Гренаде.

— Ты там был?

— Нет. Пойдем-ка лучше искупаемся.

Минут через десять Мейер сумел перехватить меня ярдах в пятидесяти от берега.

— Как тебе удалось выяснить то, что не сумел узнать Гарри? — спросил он.

— От единственного человека, которому это известно кроме разве что турагента: её соседки, у которой хватило вкуса, чтобы невзлюбить Гарри Бролла. Сначала она решила, что меня послал Гарри, но мне удалось смягчить её. Она варит отвратительный кофе. Гарри тоже пытался выведать это у неё. Со слезами. Без пистолета. Но он очень старался. Она сказала, что Гарри был готов силой вытрясти из неё правду.

Мейер кивнул и, не опуская головы, поплыл, медленно и сильно загребая руками, — такая у него манера, он без устали продвигался всё дальше и дальше, как огромный тюлень.

Когда я вышел из воды, он уже сидел на подстилке, причем вид у него был раздраженный, что случалось нечасто.

— Тебя что-то беспокоит?

— Необъяснимые действия и необъяснимые эмоции всегда дьявольски беспокоят меня, Трэвис. Его жена отсутствует больше трех месяцев. Как насчёт того, чтобы проверить кредитные карточки и счета?

Я рассказал ему, что Мэри сняла большую сумму наличными со своего счета именно для того, чтобы Гарри не смог найти её. Мейер сказал, что у него есть приятель в «Южном национальном банке», но раньше понедельника ничего узнать не удастся.

— О чем беспокоиться? — сказал я — Мы знаем, где она. И мне совершенно наплевать на проблемы Гарри Бролла.

Мы вместе прошли по мосту, щурясь в сторону солнца, опускающегося за грязно-серую линию горизонта.

— Я полагаю, это в любом случае не имеет значения, — сказал Мейер.

— Что не имеет значения?

— То, что произойдет с кем бы то ни было. Взгляни на людей в машинах и лодках, на тех, что лежат на пляже или сидят в воде. Все они двигаются к своему некрологу с одинаковой скоростью. Пухлые ребятишки, старухи, похожие на сморщенных ящериц, и юные красавицы с длинными золотыми волосами. И ты, и я, Макги. Часы отмеряют скорость этого движения к могиле, пока все ныне живущие не станут такими же мертвецами, как и те, что жили в Древнем Риме. Неизвестно лишь, сколько времени займет это путешествие у каждого индивидуума при такой постоянной и неизменной скорости, что, впрочем, не имеет никакого значения.

— О Господи, Мейер! А я-то собирался угостить тебя обедом.

— Не сегодня, Макги. Сегодня у меня не лучший день. Пожалуй, я открою какую-нибудь консервную банку, потом прогуляюсь в одиночестве и лягу. Не стоит портить настроение другим.

И он, не оглядываясь, пошел прочь. Такое с ним случается. Не часто. Странное веселье сменяется черной депрессией. Я редко вижу его таким, и этот Мейер мне совсем незнаком.

Вечер пятницы. Я не спеша смешал коктейль, принял душ, оделся, налил себе ещё. Стемнело, поднялся ветер — «Флешь» начала неуклюже раскачиваться, поскрипывать и тяжко вздыхать. Меня охватило необъяснимое беспокойство. Пока я решал, как провести остаток вечера и кому позвонить, на борт поднялась Джиллиан.

Она нежно прижалась ко мне и сказала, что у неё ужасное настроение. Потом отодвинулась и подняла глаза, чтобы я смог как следует разглядеть две идеально круглые слезинки, дрожащие на её ресницах, и манящий соблазнительным рот.

Вечеринка у Таунсендов действительно оказалась бездарной и скучной. Не надо было меня туда тащить. Вообще не надо навязывать мне что бы то ни было. Она это поняла. Она никогда не будет так поступать, никогда. Ей было так одиноко, и теперь ей стыдно — и так далее, и так далее, и так далее.

Как только она была прощена, глаза у неё снова загорелись, а слезы моментально высохли. Настало время праздника. Она была уверена, что мы помиримся поэтому принесла с собой расческу и зубную щетку. И всё остальное, что может понадобиться женщине в такой ситуации.

Утром зарядил редкий, но сильный апрельский дождь. Частые крупные капли сбегали по стеклу иллюминатора над смятыми простынями огромной кровати. Было уже десять часов, но в каюте царил серый сумрак.

— Твоя подруга попала в беду? — спросила Джиллиан

— Какая подруга?

— Ну та, респектабельная, замужняя.

— Ах, та! С ней всё в порядке. Оказалось, что она просто прячется от мужа. Она уехала на Гренаду.

Джиллиан приподняла голову:

— В самом деле? Мы с Генри были там, когда отправились в первый настоящий круиз на «Джиллиан III». Это настоящий рай для любителей парусного спорта. А бухта в Сент-Джорджесе просто изумительна. Там можно встретить яхтсменов со всего света.

— Она остановилась в «Спайсе».

— Это довольно дорогой отель. Там можно прекрасно провести время. Если она симпатичная особа, то недолго останется в одиночестве. Воздух там полон влекущих ароматов, всегда тепло, и у всех ленивое, томное настроение. Жaркоеe солнце, горы, джунгли и пляжи. Совсем рядом с экватором, ты и сам, наверное, знаешь. Может быть, нам отправиться туда?

— Может быть.

— Такоe впечатление, что тебя не слишком привлекает подобная мысль.

— Извини.

— Ты что, собираешься спать?

— Ну, это вряд ли возможно, когда ты делаешь это.

— Это? А я-то думала, что помогаю тебе расслабиться. Дорогой, если ты больше не беспокоишься о своей подруге, сможем ли мы отправиться домой во вторник? Тогда в понедельник я прослежу, чтобы яхту загрузили продуктами и всем необходимым.

— Что? А, во вторник. Я думаю, вполне.

— У меня такое впечатление, что ты меня не слушаешь.

— Наверное, дело в том, что меня легко отвлечь.

— Ты легко делаешь кое-что ещё.

— А ты ожидала другого?

— Думаю, если мы отнесемся кое к чему всерьез, то сможем попасть в книгу рекордов Гиннеса. Тебе удобно? Хороший дождь всегда делает меня навязчивой.

Необычно холодный атмосферный фронт принес не только дождь, во второй половине дня в субботу сильно похолодало. Джилли ушла на свою яхту. На прощание она сказала, что ей нужно до вторника переделать тысячу дел, и обещала вернуться днем в воскресенье. Ещё она сказала, что, если хочу, я могу захватить свою одежду и любимые игрушки.

Она ушла, я закрыл дверь каюты, принял горячий душ и снова забрался в постель. Проснулся в десять часов вечера, выпил галлон воды, съел полфунта сыра и снова лег.

В четыре часа утра я проснулся — мне показалось, что кто-то поднялся на борт. Я не сразу сообразил, что мне приснился кошмар. Я попытался вспомнить, но сон мгновенно улетучился. Нечего было и думать о том, чтобы снова заснуть. Сердце отчаянно колотилось. Ноги дрожали. Я встал, почистил зубы, чтобы избавиться от неприятного вкуса во рту, надел джинсы, легкие туфли и старую серую футболку и поднялся на палубу. Ни ветерка. Туман был таким густым, что огни на ближайшем причале окружал радужный ореол, а от дальних причалов доходило лишь слабое молочно-серое сияние. Слышался легким шелест накатывающих на песок волн.

Суда, стоящие справа и слева от «Флеши», едва виднелись, окутанные серым пологом тумана.

Мрачное послание Мейера не сразу дошло до меня. Все остальные не торопясь продвигались к могиле, оставалось завершить лишь одно путешествие — мое. Потом где-то далеко я услышал шипение горящей резины и тяжелый глухой удар, сопровождающийся настоящей симфонией самых разнообразных звуков. Удар был смертельным — какой-то мчавшийся сломя голову болван нашел свой путь в устланный шелком ящик, возможно, прихватив с собой сидевшую рядом девушку и ничего не подозревавших пассажиров встречной машины. Несколько минут спустя я услышал вой сирен, потом он стих, как мне показалось, совсем рядом.

Хватит философствовать, Макги, подумай лучше о том, что тебя так беспокоит, — о роскошном будущем с богатой вдовой. Я поднялся в рубку и устроился за штурвалом, положив скрещенные ноги на приборную доску. Мы так подходим друг другу. Она умеет доставить мне удовольствие. Мне нравится её кожа, её запах и ритм её движений — вся она. Мы много смеемся. Нам нравится обнимать друг друга после того, как всё кончилось. Мы непристойно шутим. Она любит заниматься любовью, и мне всегда удается удовлетворить её. Стараясь отблагодарить меня, она прикладывает немалые усилия, чтобы сделать наши отношения разнообразными и интересными. Ну а дальше-то что?

Я подхожу к зеркалу, смотрю на свое обветренное лицо бродяги, и мои глаза кажутся мне пустыми, а уголки рта безнадежно опущенными, и лишь призрак грустной собачьей улыбки бродит по моим губам. В зеркале мой нос кажется слишком большим, а кожа — зернистой. И с моего лица не сходит жалкая собачья усмешка. Её запах льнет к моему телу. Возникает ощущение, будто сделал ещё одну отметку в бесконечном списке.

А если не чувствуешь себя ни хорошо, ни плохо? Просто ощущаешь, что дело сделано, и сделано вполне прилично, а позднее этот вялый кусок плоти снова начнет набухать, и тогда можно будет повторить всё снова, так же хорошо, как в прошлый раз, — с упорством, терпением, пониманием, напором и умением.

Разве занятия любовью хуже любого другого способа времяпрепровождения? Это поддерживает тонус, является полезным упражнением, а кроме того, два человека чувствуют себя после этого хорошо.

Если я не ухвачусь за эту возможность, рано или поздно кто-нибудь найдет быстрый и грязный способ раскроить мне череп. Мое время истекает. Так говорит Мейер, и в глубине души я, наверное, с ним согласен. Время истекает, а я всё ещё не готов покончить с этим. Постаревшие матадоры, выходившие на знаменитые арены против племенных быков, презирают маленькие провинциальные корриды, потому что знают: именно там их ждет смерть, и бык, чьи рога заставят вывалиться на песок их теплые внутренности, окажется жалким животным, не заслуживающим уважения. Жалким и бездарным, как Гарри Бролл.

Я вытащил из кармана ключ и нашел на приборном щитке отверстие для него. Это одна из привычек яхтсменов — включить зажигание, не заводя двигатель, только для того, чтобы проверить уровень топлива и аккумулятор. Наклонившись пониже, я прочитал в тусклом свете показания приборов.

Может быть, дело не в женщине — этой женщине. Или в том, что мое время проходит. Возможно, когда начинаешь думать о прошедших годах, понимаешь, что всё это время жил для собственного удовольствия, придумывая себе самые разнообразные оправдания, считая то, что делал, благородной миссией, — так бесстрашный рыцарь, исполненный сознания собственной значимости, мчится сломя голову навстречу огнедышащему дракону. Моя жизнь была посвящена тому, чтобы измываться над другими людьми ради достижения собственной выгоды. И меня совершенно не беспокоила несправедливость, с которой приходится сталкиваться большинству из нас. Нет, я, конечно, возмущался и говорил, что кто-то должен с этим бороться.

— Я говорил это по пути на пляж или в постель.

— Кто вспомнит, что ты жил на свете, Макги? Или пожалеет о тебе?

— Минутку! А что я, собственно, делаю? Придумываю лозунг, который понесу над головой во время какого-нибудь грандиозного парада? Парад — массовое мероприятие а я не привык бегать в стае. Я считаю, что толпа, вне зависимости от того, чем она занимается, является низшей формой живого организма, порождающей насилие. Я мог бы написать кое-что на своем плакате и пронести его в гордом одиночестве по пустым улицам.

«Да здравствует жизнь! Долой всяческое унижение! Оставьте всех в покое, чтобы они могли сами справиться со своими проблемами. Долой пластики! Прекратите загрязнять воздух! Любите любовь. Ненавидьте ненависть».

Я буду насвистывать и улыбаться девушкам, стоящим на тротуаре и глазеющим на придурка с плакатом. Разве я должен взять щетку и мыло и дочиста отмыть весь этот огромный грязный мир?

Если невозможно изменить всё, зачем пытаться изменить маленькую часть, Макги?

Ответ вспыхнул туманным предрассветным утром прямо у меня в голове — большая лампочка с сияющей нитью, вроде тех старинных штук, что висели в доме Эдисона.

Потому что, старый ты дурак, как только ты прекратишь отмывать ту часть мира, до которой можешь добраться, как только утратишь иллюзию, что приносишь пользу, в тот самый момент ты и почувствуешь себя так, как сейчас. Ты почувствуешь себя в безопасности, как жеребец в стойле, а жалкая собачья улыбка навсегда приклеится к твоему лицу.

Ты перестанешь сам себе нравиться, Трэвис Макги, превратишься в тихого полезного гостя Джилли, её постельную принадлежность.

Итак, у Мэри Бролл всё в порядке. А под обшивкой в борту «Флеши» спрятана кругленькая сумма наличными. И можно просто прекрасно провести время, отправившись в путь и отыскав какого-нибудь обиженного голубка, чтобы привести в порядок его мир, вернув ему его перышки.

VIII

В воскресенье я ещё не был готов столкнуться с вполне предсказуемым гневом леди Джиллиан. Она хотела, чтобы я навестил её в понедельник вечером, и мне удалось убедить себя, что времени у меня достаточно.

Мейер появился на борту «Флеши» в понедельник утром, в десять тридцать. Я наказал себя за избыток чувственных удовольствий, взявшись начищать приборную доску при помощи новой чудодейственной пасты, которая оказалась не более чудодейственной, чем старая.

Без всякого вступления Мейер заявил:

— Я позвонил в страховое отделение «Южного национального банка» и сказал, что моя фамилия Форрестер. Я сообщил, что мы получили дивиденды, которые нужно перевести на счет миссис Гарри Бролл. Чтобы избежать путаницы, я хочу знать номер её счета и фамилию бухгалтера, который им занимается. Через пару минут мне сообщили, что номер счета ТА 5391, а бухгалтера зовут Вудро Уиллоу.

— Интересно, но…

— Я попросил соединить меня с мистером Уиллоу. Когда он взял трубку, я назвал ему свою настоящую фамилию и сказал, что я старый друг миссис Бролл, которая перед тем, как отправиться в дальнюю поездку, сказала мне, что он занимается её счетом. Он ответил, что я не ошибся. Мне показалось, что он держался несколько настороженно. И был прав. Я сказал ему, что миссис Бролл попросила меня дать ей совет по поводу того, как ей лучше вложить капитал, поскольку она в ближайшее время ожидает изменения в своем семейном положении.

— В последнее время ты стал очень ловким, Мейер.

— Пожалуйста, перестань натирать эти дурацкие циферблаты и посмотри на меня. Спасибо. В голосе мистера Уиллоу появились обиженные нотки, и он заявил, что они и сами достаточно компетентны в подобных вопросах. Я сказал, что мне это прекрасно известно — именно поэтому я к нему и обращаюсь.

У меня и в мыслях не было дублировать их функции. Я сказал, что последнее время редко занимаюсь ценными бумагами — только для старых друзей и бесплатно, конечно. Я сказал, что женщины часто теряются, сталкиваясь с подобными проблемами, например, когда приходится решать, какие бумаги продавать, а какие покупать, тогда-то и наступает мой черед давать советы. Он сказал, что я совершенно прав. При этом он был явно опечален тем фактом, что вынужден согласиться со мной. Я сказал, что пытался связаться с миссис Бролл, чтобы прояснить некоторые вопросы перед тем, как обсуждать их с ним. Я сказал, что её муж не в состоянии помочь мне, её дом закрыт, а соседи не имеют понятия, куда она уехала. И спросил, не может ли он помочь мне. Он ответил, что она звонила ему в начале января, после чего забрала накопившиеся дивиденды — получилась довольно значительная сумма — и сказала, что собирается уехать на месяц-полтора. Она не сообщила куда.

— Значит, на месяц-полтора?

— Да. Это было более трех месяцев назад.

— Ну, знаешь, может, ей там понравилось и она решила остаться ещё на некоторое время.

— То же самое сказал Вудро Уиллоу. Ему показалось, что она была чем-то сильно огорчена, когда приходила в банк. Теперь он понимает, почему она хочет увеличить доходы. Тогда я заметил, что увеличение доходов, конечно, поможет ей в самостоятельной жизни, но для такой молодой женщины важна ещё и надежная защита от инфляции.

— И это сработало?

Мейер ухмыльнулся своей бесподобной волчьей улыбкой:

— Он замолчал, и я услышал, как жужжит его настольный калькулятор, а потом он сказал, что если она снова вложит свои акции, то получит доход, который до уплаты налогов будет равняться приблизительно двадцати семи тысячам долларов. Я сказал, что правильнее будет рассматривать сумму от восемнадцати до двадцати тысяч, а если она получит приличное содержание в случае развода, надо принять во внимание, что определенная сумма будет освобождена от налогов.

Он сказал, что с удовольствием побеседует обо всём этом со мной, но, естественно, должен сначала получить разрешение миссис Бролл. Я ответил, что прекрасно это понимаю. Он сказал, что она, видимо, свяжется с ним до конца месяца. Я не мог продолжать расспросы, не рискуя вызвать у него подозрений.

— Тебе и так удалось много узнать. Прими мои поздравления.

— Но я всё-таки рискнул. Я сказал: «Ах да, конечно, чтобы подписать бумаги для мистера Бролла». Он поколебался немного и сказал: «Она не сможет приехать лично, ей это не совсем удобно. Поэтому она сообщила мне, когда приходила, чего хочет мистер Бролл. Они так уже один раз делали, и это принесло немалую выгоду. Она подписала вексель. Позднее кредит одобрили специальный комитет и совет директоров. Кредит значительный, и она собственноручно подписала распоряжение — деньги должны быть переведены на личный счет мистера Бролла. Кредит должен был поступить пятнадцатого апреля, в прошлый четверг. Мистеру Броллу нужно получить его до конца месяца. Миссис Бролл просила меня подготовить все необходимые документы, но не давать им хода, пока она не свяжется со мной и не сообщит, что подтверждает их или, наоборот, хочет уничтожить. Поэтому я и предполагаю, что она со мной свяжется в скором времени». Трэвис, насколько я помню, ты учил меня, что, если тебе улыбается удача, надо обязательно этим воспользоваться. Поэтому я сказал, что Бролл очень обеспокоен по поводу получения векселя и всего, что с этим связано, и наверняка уже звонил мистеру Уиллоу. Тот устало рассмеялся и ответил, что мистер Бролл ведет себя довольно назойливо, напоминая о себе практически каждый день. Он сказал, что не видит причин сообщать мистеру Броллу, что все бумаги уже подписаны и дело только за подтверждением от миссис Бролл. У меня сложилось впечатление, что Гарри пытался давить на него, а мистер Уиллоу не поддался. Потом он вдруг сообразил, что рассказал мне гораздо больше, чем следовало. Я прямо почувствовал, как он начал отходить в сторонку, Тут я сказал ему, что документ не считается подписанным, пока миссис Бролл не подтвердит, что он подписан.

Если она решит не воспользоваться кредитом, то имеет полное право так и поступить. Я постарался успокоить его, сказал, что он всё делает правильно, и по его реакции понял, что он пытается убедить себя, что я не работаю на Гарри Бролла. Надеюсь; ему это удалось.

Я закрыл банку с чудодейственной дрянью и протер поверхность в тех местах, где она побывала, уничтожив, причем, похоже, навсегда, блеск полировки. Потом я развернул кресло и посмотрел на Мейера.

— Кажется, ты хочешь мне что-то сказать, только никак не пойму, что именно, — задумчиво проговорил я. — Мы не знаем, хочет ли Мэри, чтобы он получил деньги. Зато знаем, что она на Гренаде и ей прекрасно известно, что Гарри страшно обеспокоен тем, как складываются обстоятельства; я думаю, каждый раз, когда вспоминает об этом, она получает колоссальное удовольствие. Ещё мы знаем, что Гарри начинает терять самообладание. Такое впечатление, что у него даже слегка помутилось в голове от всех этих проблем. А у тебя с головой всё в порядке?

— Мэри отсутствует уже три месяца. Образ жизни Гарри предполагает, что ему точно известно, что она не вернется. Ты считаешь, что она обязательно должна была с тобой связаться, если бы у неё возникли проблемы. Она этого не сделала. Кто видел, как она уезжала? Услугами какого турагентства она воспользовалась?

Я покопался в памяти и извлек оттуда кое-что. Эта мысль, словно назойливая муха, жужжала и не давала мне покоя.

— Мейер, когда мы с Мэри жили на моей яхте, мы как-то купили кучу зеленых марок. Мне кажется, это было в Бока-Гранде. Марки отсырели и склеились. Мэри стала их размачивать, чтобы отстали друг от друга, и тогда с них сошел весь клей. Мэри высушила марки бумажными полотенцами: Потом она взяла зеленый альбом для марок и вклеила туда все марки. Мейер, она не собирала зеленые марки. И ещё мы много времени проводили на якоре посреди моря, как можно дальше от других лодок и шума цивилизации, так вот, она всё время выключала генератор, кондиционер и даже маленький радиоприемник на батарейках. Она умела делать совершенно потрясающие вещи из остатков вчерашних остатков. И дело совсем не в скупости. Если бы ты попросил у неё последний доллар, она одолжила бы у кого-нибудь ещё два и дала тебе три. Но она не переносит, когда что-нибудь пропадает зря. Я подшучивал над ней, она совершенно не обижалась и продолжала вести себя, как и прежде. Холли Дреснер сказала мне, что Мэри собиралась оставить свою машину в аэропорту Майами. На Мэри это не похоже — она не станет до бесконечности платить два с половиной доллара в день. За девяносто дней надо заплатить двести двадцать пять долларов. Мэри этого ни за что не сделает. Даже если очень расстроена. Она узнает, сколько это стоит, отъедет миль на пять и договорится на какой-нибудь заправочной станции или стоянке, а в аэропорт вернется на такси.

— Если у неё будет время.

— Может, конечно, она сильно изменилась, но лично я в этом сомневаюсь; она прибудет в аэропорт за два часа, если в билете написано, что нужно быть на контроле за час.

— Ну что, поедем взглянем на её машину?

— Холли наверняка сможет сказать, какая у Мэри машина.

— Трэвис, тебе не кажется, что лучше позвонить Мэри на Гренаду? Я с удовольствием спущусь вниз, выпью баночку твоего пивка и послушаю, как ты сражаешься с телефонистками. Мне совсем не хочется тащиться в Майами.

Я хлопнул себя по лбу, произнес несколько нехороших слов, и мы с Мейером отправились вниз.

Я поднял телефонную трубку в одиннадцать тридцать и к тому моменту, как меня соединили с отелем «Спайс», уже довольно долго пребывал в холодной ярости. Это была радиосвязь, и никого особенно не волновало её качество. Наконец до меня донесся едва слышный голос девушки-оператора:

— Отель «Спайс». Чем я могу вам помочь? — У неё было очень характерное для островов Вест-Индии произношение — ударные слоги оказывались в самых неожиданных местах.

— Скажите, пожалуйста, в вашем отеле проживает миссис Бролл? Миссис Гарри Бролл?

— Извините, не могли бы вы повторить фамилию, сэр?

— Бролл. Миссис Гарри Бролл.

— Ах, Бролл! У нас нет миссис Гарри Бролл. У нас есть миссис Мэри Бролл. Она живет здесь уже много недель.

— Из Флориды?

— Да. Она приехала из Флориды.

— Не могли бы вы меня с ней соединить?

— Извините, сэр, миссис Бролл не хочет разговаривать ни с кем по международному телефону. Ни с кем.

— Это очень важно.

— Извините. Я могу записать для неё ваше имя и номер вашего телефона. Я, конечно же, не могу гарантировать, что она вам перезвонит. Она не хочет, чтобы её беспокоили по поводу международных звонков. Назовите, пожалуйста, ваше имя.

— Ладно, большое вам спасибо.

— Извините. — Она сказала что-то ещё, но её слова затерялись где-то над океаном. В трубке заворчало, послышались громкие щелчки.

Я крикнул:

— Эй! Кто-нибудь!

Ворчание смолкло, и наступила тишина.

Я положил трубку, встал и с удовольствием потянулся:

— Миссис Мэри Бролл живет там уже очень долго, но не отвечает на международные звонки. Ну что, ты успокоился, Мейер?

— Да, наверное.

— Это была твоя идея. Я позвонил. Она там, в отеле.

— Я знаю. Но…

— Но?

— Известные нам факты теперь противоречат друг Другу.

— Мейер, ради всего святого?

— А теперь послушай меня внимательно. Мэри хочет спрятаться от мужа и хорошенько подумать о своей жизни.

Она не хочет ни с кем разговаривать по телефону. Разве она не могла бы договориться с оператором и администратором гостиницы, чтобы они сообщали всем, что она не проживает в их гостинице? По десять долларов каждому. Не больше. Если она уверена, что её муж не знает, куда она уехала, то единственный звонок из Америки может быть только от её подружки Холли Дреснер, с которой она наверняка с удовольствием бы поболтала. Если же она организовала всё именно так, чтобы он смог её разыскать, её отказ разговаривать по телефону может означать одно — она хочет, чтобы он прилетел на Гренаду, а приманкой будут деньги, в которых он так нуждается.

— Сначала ты всё упрощаешь, Мейер, а потом всё становится таким сложным и запутанным… Если слушать тебя, то легко сломать голову. У меня уже ум за разум заходит от твоих рассуждений.

— Я тоже ничего не понимаю, так что в этом ты не одинок.

— Значит, нам всё равно придется ехать в Майами.

Холли была дома, и она помогла мне:

— Это «фольксваген» с таким модным кузовом. Двухлетний. Темно-красный. Закрытый кузов. Хочешь верь а хочешь нет, но я запомнила номер. Мы пошли по магазинам, а потом решили сменить номера, так что в результате у нас они оказались очень похожими. Её номер: 1 Д 3108.

Мы поехали в Майами на мисс Агнес. Мне удалось ловко справиться с дорожной развязкой, и я оставил машину на одной из новых стоянок у аэропорта, так что мисс Агнес оказалась носом к стене между двумя обрубками, сошедшими с конвейера Детройта, рядом с ними она походила на вдовствующую королеву, посетившую рок-фестиваль.

Неподалеку от аэропорта находился завод по обработке камня. Чем дольше машина стояла на стоянке, защищенная навесом от дождя, тем толще становился слой покрывавшей её каменной пыли. Машина Мэри наверняка будет белее всех.

На стоянке было полно всяческих уклонов, уровней и каких-то отсеков. Наконец на самом верхнем уровне, на противоположной от входа стороне, я увидел «фольксваген», белоснежный, словно пончик, посыпанный сахарной пудрой. Даже номерные знаки побелели, но мне удалось различить цифры: 3108. Машина простояла здесь три месяца, покрываясь пылью и увеличивая долг Мэри за парковку.

Мейер что-то нарисовал на багажнике пальцем — это можно было бы расценить как ребячество, только вот нарисовал он вопросительный знак. Я протер ветровое стекло рукой, наклонился и заглянул в салон, но ничего не увидел. В этот момент к нам подъехал полицейский седан и остановился за машиной Мэри.

— Вам нужна наша помощь? — спросил водитель, а его напарник вылез из машины.

— Все в порядке, офицер.

— Это ваша машина?

— Нет, она принадлежит нашему другу.

Водитель полицейского седана выбрался наружу:

— И если я правильно понял, вы не помните имени вашего друга?

Я наградил его своей самой честной и дружелюбной улыбкой:

— С чего это вы взяли, офицер? Машина принадлежит миссис Мэри Бролл, Блу Херон лейн, двадцать один, Лаудердейл.

— У вас с ней роман?

— Она просто моя приятельница, офицер.

— А почему ваш дружок помалкивает?

— Я думал, что вы обращались не ко мне, офицер, — сказал Мейер. — У меня тут есть…

— Полегче. Доставайте это очень-очень медленно.

— …страничка из записной книжки, и если вы внимательно на неё посмотрите, то найдете тут имя владельца номер машины и её описание.

Полицейский, что стоял ближе к Мейеру, взял из его рук листок, посмотрел на него и вернул назад:

— Передача?

— Что? — не понял Мейер. — А, передача владения. Нет. Просто мы приехали сюда, зная, что миссис Бролл отсутствует уже три месяца, вот и решили посмотреть, не оставила ли она свою машину здесь.

Второй полицейский забрался в машину, и я услышал, как он негромко заговорил в микрофон. Он выслушал ответ и вылез из машины.

— В списке не значится, Эл, — сообщил он.

— Говорите, оставила здесь машину? А теперь, ребята, покажите-ка документы. Только медленно и без фокусов. Хорошо. А теперь вы. Ладно. Покажите мне вашу квитанцию на парковку. Какая у вас машина?

— Офицер, это очень старый пикап «роллс-ройс». Ярко-голубого цвета. Он стоит вон там…

— Я его видел, Эл. Помнишь? Это тот самый, на котором я велел тебе посмотреть квитанцию техосмотра.

Мы больше не были врагами, и между нами завязался разговор.

— Никто в своем уме, — сказал Эл, — не приедет сюда на таком допотопном драндулете, чтобы отмочить какой-нибудь номер. Ну хорошо. Почему же вы, черт подери, интересовались, оставила ли эта женщина здесь свою машину?

— Мы хотели узнать, не вернулась ли она уже. Просто так, из любопытства. Если бы не нашли машину, мы бы решили, что она оставила её где-нибудь в другом месте или вернулась домой из своего путешествия. Но мы нашли машину, значит, она всё ещё в отъезде.

— Её нет уже слишком долго, так что она сэкономит деньги, просто забыв машину здесь.

Они забрались в свой седан и уехали. Наверное, они объезжают стоянку время от времени, проверяя, нет ли здесь краденых автомобилей. После того как на краденой машине совершено преступление, её можно оставить здесь и покинуть аэропорт на такси.

Или на самолете.

Мейер заговорил, только когда мы подошли к мисс Агнес:

— Если бы ты так же сильно, как Гарри, хотел найти свою жену, если это настолько важно с финансовой и эмоциональной точек зрения, разве ты не сообщил бы в полицию о том, что она пропала, не дал бы им её описания и описания её машины?

— Думаю, да.

— В таком случае номер машины был бы у них в списке, не так ли?

— Да, черт подери.

— И потому, поскольку мы всё равно уже здесь, пора выяснить, как летают самолеты на Гренаду, а, Макги?

— Два билета?

— Мне нужно закончить работу, посвященную евровалюте. Я обещал председателю экономической конференции.

IX

Я думал, что сяду в самолет сильно потрепанным после сражения с Джиллиан. Был вторник, и я должен был отправиться в путешествие на её яхте, а вовсе не по воздуху. Неожиданно вместо много раз отрепетированной фразы я проговорил в телефонную трубку:

— Джилли, дорогая, мне придется заняться разрешением проблем, возникших у той моей приятельницы, помнишь, я тебе о ней говорил? Респектабельная замужняя Дама. Я бы очень не хотел отправиться в Сент-Киттс, не разобравшись в этом деле, потому что тогда у меня голова будет занята этой загадкой. Мне нужно всего несколько дней…

— Дорогой, мне очень не хочется, чтобы ты отвлекался от работы на разные пустяки. Кроме того, прогноз погоды на ближайшие пять дней просто отвратительный. Так что, может быть, всё к лучшему.

— И ты не устроишь мне скандал?

— За кого ты меня принимаешь? Знаешь, не очень-то приятно слышать подобные вещи. Я не избалованная сучка, которая визжит по пустякам, отчаянно скандалит и, чуть что, принимается топать ногами. Понимаешь, я уже давно выросла. И терпения у меня гораздо больше, чем ты думаешь. Я достаточно долго ждала, чтобы заполучить тебя в собственное распоряжение.

— Я скоро вернусь.

— Я жду тебя, дорогой. Гренада?

Привычка к осторожности — почти рефлекс. Никогда не говори людям того, что они смогут рассказать не тому, кому надо.

— Нет. Сан-Хуан.

— Понятно. Впрочем, сейчас на Гренаде, наверное, совсем пусто. В Пуэрто-Рико в это время года наверняка гораздо веселее. Ты не планируешь немного поразвлечься с ней, Трэвис? Как в старые добрые времена?

— Вообще-то не собирался, но кто знает, как сложатся обстоятельства.

— Ну, знаешь! Ты самый…

Я уже приготовился к тому, что сейчас разразится скандал, но Джилли справилась с собой — ей это далось с большим трудом.

Сейчас, находясь на высоте пяти миль над Кубой, я раздумывал о том, что, может быть, для нас обоих было бы лучше, если бы я ясно дал ей понять, что никогда не стану её комнатной собачкой. Не знаю, было ли мое молчание трусостью, или просто в глубине моей души живет гнусный сукин сын, который считает необходимым держать кое-что про запас, так, на всякий случай.

Командир нашего самолета, похоже, очень доброжелательный и симпатичный парень, предложил нам всем взглянуть на Кубу. Я следовал правилу, давным-давно установленному мистером Макги для международных путешествий — летел первым классом, сидел один, к тому же ещё и у окна по правому борту. Я летел на самолете британской авиакомпании, обслуживающей Вест-Индию. Как правило, такие самолеты очень комфортабельны.

Был ясный, солнечный день. Расчерченные, словно картинка в учебнике геометрии, поля Кубы ничем не отличались от любых других полей на любом другом острове, если смотреть на них с воздуха. Мы летели вдоль южного побережья, и море поражало разнообразием красок от светло-золотистого до лавандового и даже кобальтового.

— Сэр? — окликнул меня мелодичный голосок — молоденькая, хрупкая смуглая девушка с шапкой роскошных блестящих черных волос, высоким лбом и расчетливо невинными голубыми глазами, стюардесса. Её бархатная кожа была немного светлее какао. Садясь в самолет, я обратил на неё внимание — у неё были потрясающие ноги. — Вы летите?…

— На Барбадос.

— Ах, да. Спасибо, сэр. Хотите чего-нибудь выпить?

— Последний раз, когда летел на самолете этой авиакомпании, я пил замечательный свежий апельсиновый сок…

— О да, конечно.

— Тогда, пожалуйста, с водкой, если можно.

— Минутку, сэр. Благодарю вас, сэр. — Она ослепительно улыбнулась мне и умчалась прочь.

На островах всё меняется точно так же, как и везде. Консервативные политики и белые бизнесмены пытаются убедить вас, что с расизмом покончено, что к белым и черным здесь относятся совершенно одинаково и они живут рядом, счастливые установившимся между ними взаимопониманием и состраданием.

Но наиболее престижные здесь работы, особенно те, на которых заняты женщины — стюардессы, кассиры в банках, продавцы в специализированных магазинах, официантки в ресторанах, — почти наверняка отданы тем, У кого кожа, благодаря давнему смешению рас, светлее, чем у других. Конечно, иногда такую работу дают тем, у кого по-настоящему черная кожа, но это случается крайне редко. А ведь именно самые черные из черных составляют примерно семьдесят пять, а то и восемьдесят процентов населения островов Вест-Индии.

У оставшихся двадцати процентов кожа заметно светлее, у некоторых почти белая. Чем светлее кожа, тем лучше жизнь. Лучше же всех живут белые. На один аспект кубинской революции принято закрывать глаза — на то, с какой радостью чернокожее население приняло новый порядок. Дискриминация процветала здесь не меньше, чем везде. Черная Куба приняла бы любой новый режим, только пообещай равенство. И не надо быть Хрущевым или Мао. Народ Кубы поставил бы на каждом углу памятники громадному зеленому марсианину, знай он, что пообещать.

Удивительным, мгновенным и имеющим непосредственное отношение ко мне результатом расовых предрассудков на островах было то, что светло-шоколадная стюардесса с длинными ногами повела себя так, будто мы с ней принадлежим к одному классу. Мы оба были из правящей элиты. В её изумительно голубых глазах сияла дружелюбная и соблазнительная улыбка. Другая девушка, с кожей такого же цвета, но являющаяся гражданкой Соединенных Штатов и работающая на какой-нибудь местной авиалинии, попытается сделать всё возможное, чтобы распрямить тугие завитки своих волос, улыбнется, точно как предписано правилами авиакомпании, будет чрезвычайно корректна, но глаза у неё останутся пустыми и холодными, словно льдинки зимой, а в глубине её души шевельнется взлелеянная поколениями враждебность ко мне как к символу угнетения; она никогда не отнесется ко мне как к человеку, живущему в том же, что и она, несправедливом мире и старающемуся пройти через годы с достоинством и заботой о других.

Когда девушка снова подошла ко мне, в руках у неё был штопор. Она пристроила очень симпатичную коленку на пустое сиденье рядом со мной, наклонилась, поставила стакан на столик. Она оказалась так близко, что я смог прочитать её имя на прикрепленной к блузке табличке — Миа Крукшенк.

— Миа.

— Да, сэр?

— Я просто хотел сказать… красивое имя.

— Мне кажется, оно лучше того, что у меня было. Мириам. По сравнению с ним Миа — просто высший класс.

— Я с вами совершенно согласен — высший класс.

Вот так мы и летели над синими морями по синему небу над землей, где царствует вечное лето, со скоростью девятьсот футов в секунду, что равняется скорости полета пули, выпущенной из автоматического кольта сорок пятого калибра, уродливого и очень опасного оружия. Мы сделали посадку в Кигстауне и Сан-Хуане и полетели дальше на юг. Одни пассажиры садились в наш самолет, другие его покидали. Стоянки были длительными, потому что на каждом острове свои законы и своя бюрократическая машина.

Миа следила за тем, чтобы у меня не было недостатка в выпивке и еде, так что я был всем доволен, к тому же мы с ней ослепительно друг другу улыбались. Солнце опустилось совсем низко; мы с Миа стояли рядом с эскалатором в аэропорту острова Сент-Люсия.

— Вы останетесь на Барбадосе или полетите дальше, сэр?

— Завтра утром я лечу на Гренаду.

— Это чудесный остров. Конечно, Барбадос тоже очень красив. Одной ночи, конечно же, не хватит, чтобы это понять. Вы летите на самолете нашей компании или на «Пан Американ»? Где вы собираетесь остановиться на Барбадосе?

— Я думал решить эту проблему после того, как там окажусь.

— Да-да, конечно. Сезон уже закончился. И везде полно свободных мест. Но если честно, в этом году и в сезон повсюду было полно свободных мест. В этом году на Барбадос прилетело отдыхать совсем немного людей.

— А почему?

Миа огляделась по сторонам и, придвинувшись ко мне заговорила шепотом:

— Я не богатая владелица роскошного отеля, так что, возможно, я просто чего-нибудь не понимаю, а они прекрасно знают, что делают.

Предположим, сэр, что вы приехали сюда с дамой в самый разгар сезона и захотели снять номер в одном из отелей на Барбадосе всего на одну ночь, чтобы утром отправиться дальше. Надо заплатить семьдесят американских долларов за одну ночь в отеле «Хилтон» и ещё десять процентов за услуги, получается семьдесят семь долларов. Даже в отеле «Холидей», сэр, это обойдется в пятьдесят пять долларов плюс десять процентов.

— Вы, наверное, шутите.

— Вовсе нет. Видите ли, сэр, они зарезервируют за вами номер только при условии, что вы оплатите обед и завтрак, даже если отправитесь дальше так рано, что вряд ли успеете выпить кофе. Так происходит на всех островах, сэр. Но хуже всего на Барбадосе. Мне кажется, что причина здесь в фантастической жадности. Словно какое-то отвратительное голодное животное вырвалось из клетки. Мне не следовало так много болтать.

— Я не донесу на вас в совет по туризму, Миа.

— Большое спасибо. — Девушка немного поколебалась, а потом нахмурилась: — С каждым годом сюда будет приезжать всё меньше и меньше народа. А ведь здесь очень красивые места. Обычная прислуга на Барбадосе может заработать двадцать пять долларов в месяц. Официант — сорок. Как же один человек может прислуживать другому, если тот платит за одну ночь в отеле столько, сколько прислуга получает за два, а то и за три месяца работы? Такое положение вещей порождает ненависть. И презрение. Поэтому уборка делается плохо, обслуживание никуда не годится, никто никому не улыбается. Человек, который заплатил слишком много за номер, потому что владельцев отеля обуяла жадность, ужасно сердится, поскольку, если он платит так много, обслуживание должно быть на самом высоком уровне. А когда сердится, он кажется окружающим высокомерным, богатым и равнодушным, сэр. Ненависть и гнев — страшные чувства. Никто не получает удовольствия от работы, и никто не получает удовольствия от отдыха. Поэтому с каждым годом становится всё меньше туристов, меньше работы и меньше денег. — Она посмотрела на часы: — Нам пора, сэр.

После взлета у Миа нашлось немного времени, и она дала мне несколько полезных советов.

— Просто рассмейтесь им в лицо, когда они назовут вам цену, сэр. Сезон закончился. Дайте им десять американских долларов и скажите, что сюда входит и стоимость обслуживания. Они покажут вам прейскурант и заявят, что это официальная цена и они не могут её изменить. Ничего не отвечайте. Тогда они возьмут деньги и отведут вас в номер. Рано утром трудно найти такси. Оторвите половину американского доллара, отдайте водителю и скажите, чтобы заехал за вами на следующее утро. Тогда он обязательно приедет. Никому не давайте на чай в отеле. Они там совершенно бесстыжие, а чаевые включены в стоимость номера.

Я был по-настоящему благодарен Миа за её советы.

— Надеюсь, у меня будет возможность рассказать вам, как всё получилось, спасибо.

— Возможно, возвращаясь в Майами, вы снова попадете на мой рейс. Как долго вы собираетесь пробыть на Гренаде, сэр?

— Несколько дней. Вы не посоветуете, где лучше остановиться?

— О нет. Этот остров я знаю плохо. Значит, вы летите туда не отдыхать, а по делу?

— Как вы догадались?

Я умею отличить человека, который никогда не поедет отдыхать один. Успеха вам, сэр.

Таксист явился на следующее утро за три минуты до назначенного часа. Он широко улыбнулся, увидев меня у дверей отеля. Он решил, что идея с половинкой бумажного доллара просто замечательна, — ведь каждый в такой ситуации заинтересован в дальнейшем сотрудничестве.

Он принес с собой скотч и склеил две половинки своего доллара. Его звали Освальд. Это был худой и уже весьма пожилой человек с несколькими золотыми зубами. Он вел свой старый белый «плимут», больше заботясь о том, чтобы не повредить машину, чем о том, чтобы не наехать на кого-нибудь.

Прямой перелет до Гренады занял всего сорок минут, Рейс обслуживал старый самолет, в котором, чтобы увеличить вместимость, были сдвинуты теснее ряды кресел и иллюминаторы не соответствовали расположению сидений. Пилот явно мечтал водить истребитель — пассажирам довелось пережить впечатляющий взлет и не менее увлекательную посадку.

В маленьком, запущенном аэропорту Гренады мне снова пришлось предъявить свои водительские права и заполнить соответствующие бумажки.

Потом последовала запоминающаяся поездка на такси. Остров составляет двадцать одну милю в длину и двенадцать в ширину. Аэропорт расположен в самой дальней из всех возможных точек от главного города острова, Сент-Джорджеса. Поездка заняла целый час, но я не хотел бы, чтобы водитель попытался сократить её время даже на пять минут. Я пытался тормозить вместе с ним так часто, что моя правая нога почти отнялась, когда мы наконец спустились с гор и оказались на уровне моря. Водителя — он одарил меня своей визиткой — звали Альберт Оуэн, его «шевроле» австралийской сборки имело соответствующие рессоры. Он мчался с безумной скоростью уж не знаю, как часто ему приходилось менять тормозные колодки. Тупики. Здоровенные выбоины. Дети, свиньи, ослы, велосипеды, грузовики, автобусы, мотоциклы. Поэтому одна рука не снимается с клаксона, другая непрерывно переключает передачи. Прыжок вперед, тормоз, ускорение, прыжок вперед — и всё это время Альберт Оуэн, обернувшись ко мне, рассказывает какие-то байки, указывает то на банановое, то на миндалевое дерево, то на плантации сахарного тростника. «Очень много разных деревьев, сар».

Маленький сумасшедший грузовичок выскочил из-за поворота на нашу сторону дороги, Альберт резко свернув в сторону. Мы еле разминулись.

— Какой глупый водитель, cap. Чуть на нас не наехал, — сквозь смех едва выговорил Альберт.

Однако на нас так никто и не наехал. И не потому, что не пытался. Если бы судьба забросила Альберта утром буднего дня на автостраду, ведущую в сторону Майами, возможно, он потерял бы сознание от ужаса. Таксист из Майами, оказавшись на месте Альберта, с рыданиями убежал бы в джунгли.

Альберт сказал, что в такое время года нет проблем с жильем. Зато есть проблемы с пресной водой. Когда вода в цистернах отелей закончилась, многие уехали. Теперь регулярное водоснабжение наладилось, но туристов гораздо меньше, чем в апреле прошлого года. Мне удалось выяснить, что отель «Гренада бич» расположен в центре города. Я спросил, не подождет ли меня Альберт, после чего нам пришлось обсудить денежный вопрос. Я оставил свой чемодан в машине.

Я пересек вестибюль и сразу увидел бар, выходящий на роскошную зеленую лужайку, окруженную высокими кокосовыми пальмами, ещё дальше виднелся желтый песок пляжа, усыпанный разноцветными зонтиками и шезлонгами.

Скучающий бармен в красной куртке, зевая, появился словно из-под земли — не было никакой возможности догадаться, где он прятался, — и сделал мне изумительный ромовый пунш, посыпанный толченым мускатным орехом. Он поинтересовался номером моей комнаты; я заплатил за выпивку наличными и дал ему на чай. Он заметно повеселел, и я спросил у него, откуда здесь можно позвонить. Бармен сам набрал номер отеля «Спайс» и протянул мне трубку.

— Скажите, пожалуйста, в каком номере проживает миссис Бролл? Миссис Мэри Бролл?

— Коттедж номер пятьдесят, сэр. Соединить?

— Нет, благодарю вас. — Я повесил трубку и допил вой пунш. Меня охватило непонятное предчувствие. — Отель «Спайс» далеко отсюда?

— Совсем близко. Коротенькая прогулка, сэр. Две минуты.

Под тропическим апрельским солнцем человек в брюках и спортивной рубашке, носках и туфлях выглядит подозрительно на пляже.

Я вышел из вестибюля и нашел Альберта. Мы поехали к отелю «Спайс».

На островах никто не обращает внимания на документы, удостоверяющие личность, однако существовала вполне реальная возможность, что меня ждут неприятные сюрпризы.

Поэтому, сидя на заднем сиденье такси Альберта Оуэна, я переложил свою наличность из одного бумажника в другой и превратился в Гэвина Ли, которого все звали Гэв или мистер Ли, что вполне соответствовало одной из теорий Мейера, гласившей: выбирая новое имя, старайся, чтобы оно было созвучно твоему настоящему. Так гораздо легче среагировать, когда кто-то у тебя за спиной произносит твое новое имя.

Я собирался сам внести свой чемодан в отель. Однако Альберт посчитал, что это будет неправильно. Меня приняли с энтузиазмом. Ничто так не способствует доброжелательности обслуживающего персонала, как тот грустный факт, что отель почти пуст. Мне рассказали о ценах, предложили выбрать этаж и номер. Что понравится мистеру Ли, торговцу недвижимостью, приехавшему на Гренаду из Майами или Скоттсдейла, из Акапулько или с Гавайев, из Палм-Спрингс или Лас-Вегаса? Ну, меня интересует коттедж с бассейном. Вот они здесь, на плане. Как насчёт вот этого, в самом конце? Номер… Я не могу прочитать его вверх ногами. Ага, пятьдесят, благодарю вас. Занят. И все остальные заняты? Только пятидесятый, пятьдесят седьмой и пятьдесят восьмой. Ну, тогда где-нибудь в середине, подальше от тех, что уже заняты… скажем, пятьдесят четвертый? Тут они все с двумя спальнями, я что-то не вижу с одной спальней, с огороженным садом и бассейном, так… Сколько это будет стоить? Что ж, через несколько дней я могу и переехать, всё зависит от качества вашей кухни. Конечно, я не сомневаюсь, что она великолепна. Хорошо. Значит, сколько это в день? Двадцать восемь долларов? Хм. Плюс десять процентов за услуги и пять процентов налог, получается… тридцать два доллара тридцать четыре цента в день. Могу я заплатить за три дня вперед?

Я расплатился с Альбертом и пообещал сохранить его визитку и позвонить, когда мне понадобится ехать в аэропорт. Посыльный провел меня по длинной дорожке мимо новеньких бунгало с бассейном и садом. Дорожка тянулась ярдов на двести пятьдесят от главного здания. Он показал мне, как работает кондиционер, продемонстрировал кнопку вызова обслуживающего персонала.

Потом я остался один в тишине и затененной прохладе туристской жизни.

X

Высокие коттеджи с одинаковыми двойными шпилями на крышах стояли слегка под углом к пляжу, так что огороженные стенами садики обеспечивали полное уединение.

От коттеджей до пляжа было около ста футов. Между коттеджами и пляжем тянулась, полоска песка, по обе стороны которой росли пальмы и миндалевые деревья, увитые виноградной лозой. Вдоль всего пляжа на расстоянии друг от друга были расставлены разноцветные шезлонги.

Я надел плавки и устроился в шезлонге, заняв наблюдательный пост в пятидесяти футах от своего коттеджа, так, что мне были видны ворота коттеджа номер пятьдесят.

Без двадцати час ворота открылись, и вышла изящная молодая женщина среднего роста. Длинные темные волосы она перевязала белой лентой. Выглядела она лет на двадцать пять. На ней были необычные темные очки с огромными янтарно-желтыми стеклами. Крошечное бикини состояло из белых эластичных тесемочек и узких полосок бежевой ткани. У женщины был тот идеальный загар, который достигается лишь долгими часами суровой Дисциплины и постоянной заботой.

Вслед за ней из коттеджа вышел молодой стройный мужчина. Он что-то сказал ей, и они весело рассмеялись. Под бронзовой кожей молодого атлета перекатывались бугры мышц, двигался он легко и уверенно.

Тоненькая полоска белых шелковых плавок, какие принято носить на Ривьере, прекрасно оттеняла загар. Женщина, как настоящая хозяйка, вернулась проверить, хорошо ли закрыты ворота, после чего заглянула в белую пляжную сумку, видимо, чтобы убедиться, что не забыла ключ. Потом они направились в сторону отеля.

Мое сердце тяжело застучало, а во рту появился отвратительный вкус. Однако я должен был убедиться. Знать наверняка, что опухоль злокачественная и операция неизбежна.

Выждав пять минут, я направился вслед за ними. Я нашел их в одном из многочисленных баров с соломенными крышами, где они, удобно устроившись в тени, что-то пили, продолжая заразительно смеяться. Веселая парочка. Я заказал себе выпить и спросил у бармена, не Лоис ли Джефферсон сидит за крайним столиком. Он сходил в дальний конец бара и вернулся со счетом в руке. Там стояла подпись — Мэри Д. Бролл. Номер пятьдесят. Бармен показал мне счет, я поблагодарил его и сказал, что ошибся. Потом я подмигнул ему:

— Но ведь это не мистер Бролл?

На лице бармена появилась понимающая улыбка:

— Просто приятель. Уже с неделю. Кажется, он работает на чьей-то яхте. Здесь ничего не стоит завести нового друга.

Я взял свой бокал и прошел вдоль стойки бара, в дюжине футов от их столика. Усевшись на вращающийся табурет спиной к стойке, я посмотрел на женщину с явным восхищением. Надо сказать, восхищаться было чём — от коричневых изящных щиколоток и дальше вверх, до пухлого маленького ротика, темных чуть раскосых глаз и слегка вульгарного маленького носика.

Она снова надела очки, наклонилась и что-то сказала своему приятелю. Он поставил стакан, повернулся и через плечо посмотрел на меня. Я улыбнулся и кивнул ему. Его светлые волосы цвета расплавленного золота были модно подстрижены. Жесткое, худое лицо совсем не соответствовало роскошной прическе и телу пляжного мальчика. Я не сужу о людях по тому, какой длины у них волосы. Я давно понял, что длинные волосы ужасно мешают на яхте, на пляже и в воде.

Поэтому, когда волосы начинают мне мешать, я подстригаю их. На солнце волосы выгорают, а морская соль делает их жесткими, словно я покрываю их специальным лаком. Если бы я носил длинные волосы, пришлось бы ими заниматься — всякие там лосьоны и шампуни. Жизнь и так полна бесконечных идиотских мелочей, так что нет никакого смысла придумывать себе дополнительные проблемы. Поэтому я всегда ношу короткие волосы, и это не имеет ни малейшего отношения к социальному, экономическому, эмоциональному или политическому состоянию моей души. Это результат лени и отсутствия терпения, Нет никаких причин считать, что мужчина не должен иметь длинные, красивые темно-золотистые волосы, если ему этого хочется.

Красавчик продолжал смотреть прямо на меня, я улыбался. Тогда он вскочил, в два прыжка преодолел разделяющие нас двенадцать футов и встал напротив меня, широко расставив босые ноги:

— Кончай пялиться на мою девушку, ты её нервируешь.

— Я? Да перестань! Мы с Лоис знакомы уже много лет. Ей известно, что я люблю смотреть на неё. Всегда любил. А я знаю, что она любит, когда на неё смотрят. Правда, дорогая?

— Ты что, с дуба рухнул? Отвали-ка лучше по-хорошему. Она не Лоис.

Я встал:

— Её зовут Лоис Джефферсон. Уж поверь мне! — Я проскользнул мимо него, хотя он попытался меня задержать, и подошел к их столику: — Лоис, дорогая, я же Гэв Ли, неужели ты меня забыла? Ну, пошутили и хватит, а то ты всё испортишь.

Она сняла очки и посмотрела на меня:

— Я не Лоис. Меня зовут Мэри Бролл. Правда.

Удивленно уставился на неё:

— Не Лоис Джефферсон из Скарсдейла? Не жена Тома? Это остановило парня. А то он уже намылился подраться со мной прямо в баре. Когда появляешься на публике с такой роскошной игрушкой, всегда надо быть начеку.

— Дорогая, — сказал он, — как тебе нравится этот клоун? Ты понимаешь, что он говорит? Том Джефферсон. Томас Джефферсон. Кончай нервировать нас, парень, или я позову…

Я повернулся к нему:

— Неужели так трудно проявить немного элементарной вежливости? У её мужа было прозвище Том — я думаю, не нужно объяснять почему. Его настоящее имя… — я повернулся к женщине: — Как зовут Тома по-настоящему, дорогая?

Она рассмеялась:

— Но я в самом деле с вами незнакома!

— Нет, это просто невозможно. Совершенно фантастическое сходство… Я бы никогда не поверил… Мисс Бролл не могли бы вы…

— Миссис Бролл.

— Извините, миссис Бролл, не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны попросить вас на минуточку встать?

— Я думаю, нет.

— Черт подери, хватит…

Я снова повернулся к парню:

— Ну какой от этого может быть вред, мистер Бролл?

Она встала рядом со своим стулом. Я подошел к ней поближе и посмотрел ей прямо в глаза:

— Видит Бог, я действительно ошибся. Никогда бы в это не поверил. Вы немного выше Лоис, да и глаза у вас потемнее, миссис Бролл.

— А теперь уходи отсюда, — сказал парень.

Усевшись за столик, она сказала:

— Помолчал бы ты лучше, Карл. Ну, человек ошибся. Что тут такого? Пожалуйста, извините Карла, мистер…

— Ли. Гэвин Ли. Для моих друзей — Гэв.

— Я что-то не вижу здесь твоих друзей, — сказал парень.

Незнакомка одарила меня очень милой, но немного неёстественной улыбкой:

— Гэв, это грубое животное зовут Карл Брего. Карл, будь хорошим мальчиком и пожми Гэву руку.

Я увидел в глазах Карла жесткое выражение и понял, какой известный детский трюк он сейчас попытается выкинуть. Когда он протянул мне руку, я сжал пальцы — он мог изо всех сил напрягать свои бицепсы, пытаясь раздавить мою ладонь, я лишь спокойно улыбался:

— Прошу прощения за это маленькое недоразумение, Карл. Разрешите мне угостить вас.

Он отпустил мою руку и сел.

— Тебя никто не приглашал присоединяться к нам. — Он никак не мог успокоиться и вел себя глупо.

— Я просто хотел заказать вам чего-нибудь выпить. Я не собираюсь навязывать вам свое общество. Раз вы не мистер Бролл, значит, эта прелестная леди ваша подруга. Если бы я пошел куда-нибудь с ней вдвоем, мне бы тоже не понравилось, если бы к ней стали приставать. Только, по-моему, ты уж слишком агрессивен, Карл. Я допустил маленькую ошибку, а ты продолжаешь грубить безо всякой на то причины. Но я всё равно угощу вас. Это не желание навязать вам свое общество, а просто попытка извиниться. — Я отвесил леди поклон, уселся за пустой столик, попросил официанта принести им то, что они закажут, а потом повернулся к ним спиной.

Не прошло и пяти минут, как Карл подошел к моему столику и встал почти что по стойке смирно:

— Простите меня. Миссис Бролл приглашает вас присоединиться к нам.

— С удовольствием, — улыбнулся я, — если вы, мистер Брего, не против.

Ему было почти физически больно, но он произнес:

— Пожалуйста, мистер Ли, я не возражаю.

Я знал, что Брего пытается что-то придумать. Он совершенно не огорчился, узнав, что я живу через несколько дверей, — точнее, несколько садов — от его хорошенькой подружки; я почти догадался, что он задумал. Пока мы ели, мне удалось направить разговор так, что в глазах Брего появился интерес, и в то же время я сумел несколько раз ловко подкусить его.

— Я часто летаю на острова, чтобы присмотреть земельные участки. Собственно, именно поэтому я здесь. Коллеги посоветовали мне осмотреть этот остров.

Обычно я играю на бирже, но некоторое время назад я попал на Багамы в нужное время и вышел из игры в самый оптимальный момент — мне удалось заработать даже больше, чем я предполагал, поэтому я решил сделать себе маленький подарок. Тогда-то я и купил в Нассау яхту — здоровенную смешную уродину, там же на верфях мне помогли нанять команду, на борту собственной яхты я и собирался отправиться на этот остров. Однако у моего друга, которого я пригласил в путешествие, разыгралась морская болезнь. Мы сумели пройти совсем немного и в Мэтью Таун сошли на берег, решив добираться обратно цивилизованным путем. Команда должна была доставить яхту обратно в Нассау. Насколько помню, на перепродаже судна я потерял около тринадцати тысяч долларов. Но, не мог же я заставлять страдать юную леди!

В глазах женщины появилось какое-то неуловимое выражение, мне показалось, что я услышал, как где-то в глубинах её воображения щелкнула дверца сейфа. Она отсчитала крупные купюры, положила их в сейф, захлопнула дверцу, а потом улыбнулась и сказала:

— Карл прекрасно разбирается в яхтах. Он плавает на яхте с очень толстой и богатой дамочкой, правда, дорогой?

— Должно быть, это очень интересно, — заметил я.

— Он дожидается, когда она появится здесь вместе со своими друзьями, — продолжала женщина. — Ну, вы понимаете, как водитель такси.

— Перестань, — тихо произнес Карл.

Все это делало следующий шаг неизбежным. Я хорошо понимал побуждения дамы и видел, что она прекрасно знает, чем всё это может кончиться. Имело смысл форсировать события. А уж она с удовольствием посмотрит представление.

Когда мы подошли к воротам её коттеджа, вокруг никого не было.

— Заходите, Гэв, — предложила милая дама, отпирая ворота. — Присоединяйтесь к нам.

— Ну, это уж слишком, — заявил Карл.

— Слишком? — удивилась она.

— Дорогая, этот тип делает дешевые заходы, и я собираюсь вышвырнуть его отсюда.

— У тебя есть определенный план? — спросил я.

— Можешь отвалить в ту сторону, которая тебе больше нравится, — сказал Он, и я услышал радостное предвкушение в его голосе. — Если стартуешь прямо сейчас, избавишься от больших неприятностей.

— Ну, давай, покажи, на что ты способен, Брего.

Он подскочил на месте, а потом прыгнул вперед. Начал он с неуклюжего удара левой, за которым последовал хук правой, причем замахнулся футов на пять, чуть ли не от самой земли. Было совершенно очевидно, что он не имеет ни малейшего представления о том, как надо драться. Люди, которые знают в этом толк, стараются никогда не наносить ударов кулаком по челюсти — сломанная рука надолго выводит из строя. Да и заживает она очень долго. Он рассчитывал, что после первых двух ударов сможет сблизиться со мной, а уж потом его могучие бицепсы сделают свое дело. У меня было более чем достаточно времени, чтобы принять грамотное решение. Если я отступлю назад, он всё равно налетит на меня. Тогда мне придется немало повозиться, прежде чем я разделаюсь с ним. Я нырнул вперед и немного вправо, чтобы уйти от его правого кулака, летящего мне в голову по большой дуге.

Кулак Карла просвистел мимо, я подождал ещё мгновение, пока он по инерции не налетел на меня, а потом двумя руками крепко схватил его за волосы, опрокинулся на спину и потащил его за собой, предварительно подтянув колени к груди. Одна моя туфля соскочила с его скользкого тела, зато каблук другой надежно уперся ему в живот, в результате, воспользовавшись силой инерции, я перекинул его через себя. Все получилось быстро и чётко.

Он рухнул на мягкий песок с громким глухим стуком. Я первым оказался на ногах. Карл медленно поднялся, мучительно пытаясь вдохнуть. Когда он снова бросился на меня, я отступил в сторону, одной рукой завел его руку за спину, а другой уперся ему в шею и с размаху влепил его головой в ограду. Одна из дощечек лопнула.

Женщина вскрикнула и прикусила кулак. Я поставил Карла на подкашивающиеся ноги и несколько раз хлопнул по лицу; он начал приходить в себя. Тогда я согнул симпатягу и ещё раз протаранил его головой ограду. Затем, оттащив его назад, перевернул на спину. Когда он снова начал приходить в себя, я одной рукой приоткрыл его рот, а другой набрал полную пригоршню мягкого горячего песка и высыпал прямо на ровные белые зубы. Карл со стоном перевернулся и, давясь, всхлипывая и кашляя, начал выплевывать песок. Я схватил его за волосы и повернул так, чтобы он меня видел:

— Кивни, если ты меня понимаешь, Брего. — Он кивнул. — Хочешь, чтобы я сломал тебе пару костей? — Он энергично помотал головой. — Эта женщина тебе больше не принадлежит. Понимаешь? — Он кивнул. — А теперь тебе лучше убраться. Ещё раз увижу тебя здесь — кости переломаю.

Я зашел ему за спину и нанес хороший футбольный удар. Резаный. Он опять повалился на песок лицом вниз. Потом с удивившей меня прытью подобрал под себя ноги и начал отрывать руки от земли, именно в этот момент я и нанес ещё один удар. Карл сделал три огромных скачка и плюхнулся в очередной раз лицом вниз, только почему-то сейчас он не стал тратить времени на отдых — поднялся и бросился удирать на подгибающихся ногах, прижав кулаки к груди и не осмеливаясь оглянуться.

Я проводил его взглядом, потом повернулся к женщине, которая смущенно улыбнулась мне. Под глубоким ровным загаром её кожа приобрела какой-то нездоровый оттенок.

— Я… я думала, вы его убьете.

— Убью? Господи, за что?

— Ну… всё произошло так быстро и так страшно…

— Он не вернется, Мэри. Вам будет его не хватать?

— Ну, это зависит от того, как сложатся обстоятельства…

— Вот теперь вы можете меня снова пригласить в дом.

— А вы не слишком самоуверенны? — покраснев, спросила она.

Я приподнял указательным пальцем её подбородок:

— Если хочешь, подружка, я могу отбросить тебя в сторону, как нестандартную макрель. На свете полно Карлов Брего. Так что решай.

— Я не хочу, чтобы меня отбрасывали в сторону, Гэв, — высвободив подбородок, сказала она. — Это ударит по моему самолюбию. Лоис Джефферсон и вправду существует?

— Если тебе так хочется.

— Мне совсем не хочется. Бедняга Карл. Ты всегда получаешь то, что хочешь?

— Обычно я получаю то, что, мне кажется, я хочу получить.

Она повела плечами и слегка качнула бедрами: Нас так грубо прервали в тот момент, когда я хотела пригласить тебя зайти.

Мы вошли в дом; меня всё время занимала мысль, почему я не слышу в её голосе канадского акцента. Она должна была оказаться Лизой Диссат.

XI

Хотя мебель здесь была подобрана совсем в другом стиле и расставлена иначе, бассейн и душ располагались точно так же, как и в моем коттедже. Я встал под холодный душ и стал смывать песок, прилипший к потной спине и левому боку. Женщина стояла и смотрела на меня, а потом взяла с каменной скамейки большое полосатое пляжное полотенце и протянула мне.

Я вдруг оказался в мощной ауре её сексуального притяжения. В полной боевой готовности. Все её золотисто-медовые, изящно изогнутые поверхности, казалось, призывали и манили к себе.

Это очень древняя история — ощущения мужчины, который завоёвывает женщину. Тут вступают в действие какие-то давно забытые инстинкты. Мы — млекопитающие, которыми, как и прежде, руководит инстинкт самосохранения, продолжения рода. Много веков назад самка бизона стояла и смотрела, как двое самцов раз за разом ошибались своими мощными головами, рыли землю острыми копытами, а потом терпеливо ждала победителя.

Чем сильнее самец, тем сильнее потомство. Самец-победитель, получающий свой приз сразу после окончания сражения, был совершенно готов осчастливить её, и у него не возникало ни малейших сомнений в её готовности.

Я всегда чувствовал, когда женщина готова. Возможно, только десять процентов того, что мы можем сказать друг другу, облечено в слова, и слова так же легко скрывают, как и открывают нашу душу. Все остальное — язык тела.

Сильные эмоции, направленные на определенный предмет, способны дать такой мощный импульс, что его можно разгадать. Ненависть, страх, гнев, радость, вожделение — все эти чувства настолько заразительны, что не поддаются никакому разумному объяснению. Я знал, что мне не потребуется тратить время на предварительные игры. Она прижмется ко мне и, всхлипывая, через минуту достигнет оргазма.

Жестокость застала нас в самом начале игры нашей плоти, и мне так сильно хотелось совершить этот короткий последний решительный шаг, что внутри у меня всё мучительно болело. Постель — это её владения. Именно там после удовлетворения первой страсти она попытается перехватить инициативу. Я потеряю все шансы застать её врасплох. Я встряхнулся, как большой, уставший после долгого купания пес, скомкал влажное полотенце и швырнул ей в лицо. Она словно всё ещё пребывала в томном, чувственном сне, и полотенце попало ей прямо в лицо, а потом шлепнулось на пол.

— Подними!

Она подняла полотенце:

— На что ты злишься?

— Предполагалось, что он превратит меня в кровавый фарш. Ты ведь именно так собиралась развлечься. Большое спасибо.

— Милый, ты всё неправильно понял, — подходя ко мне, сказала она. — Я была так рада, что ты появился.

— Конечно, Мэри. Только я прекрасно знаю типов вроде Карла Брего. Они никогда ничего не затевают, если не уверены в победе.

Дешевые женщины провоцируют их, потому что возбуждаются при виде крови. Ты завела меня. Он должен был, как следует, меня отделать, и ты быстренько затащила бы его в постель. Небольшое послеобеденное развлечение. Нет уж, большое спасибо.

Ее лицо исказила злобная гримаса; она вдруг заорала, словно рыночная торговка:

— Чёрт тебя подери! Это ты привязался к нам, это ты решил, что я стою того, чтобы получить по морде. Не хлопай дверью, когда будешь уходить, ты, сукин…

Я сжал правой рукой её хрупкое горло — достаточно сильно, чтобы у неё перехватило дыхание. Подушечкой указательного пальца я прижал сонную артерию сбоку, под челюстью, а два других пальца прижали артерию слева.

Она широко раскрыла глаза, уронила полотенце и вцепилась ногтями в мое запястье. Я чуть прижал артерию, уменьшив приток крови к мозгу. Её лицо посерело, и я понял, что она на грани обморока. Я отпустил её, она попыталась меня лягнуть, и я снова прижал пальцы к её горлу. Её руки безвольно повисли вдоль тела. Я немного ослабил давление, она подняла руки и положила их мне на запястья.

Я улыбнулся ей и сказал:

— Если поднимешь шум, милая, если начнешь действовать мне на нервы, я врежу тебе так, что твой миленький носик превратится в кляксу.

— Пожалуйста, — сказала она тихим жалобным голосом.

Он отпустил её и вошел в коттедж. Зайдя на кухню, я проверил запасы спиртного. Мне было слышно, как женщина прикрыла за собой дверь.

Я смешал немного джина с лимонным соком и тоником, напевая себе под нос. Потом взял бокал, удобно устроился на диване, улыбнулся ей и спросил:

— Я тебе уже говорил, что умею читать чужие мысли? — Ты, наверное, просто сумасшедший. — Она даже не пыталась оскорбить меня. Её голос звучал тихо и удивлённо.

Я потёр переносицу и закрыл глаза:

— Я слышу сразу множество мыслей. Ага, вот. Ты размышляешь, сумеют ли охранники набросить на меня сеть и вытащить отсюда. Нет, дорогая. Я думаю, они поверят мне, а не тебе. Ну а если у меня из-за тебя возникнут трудности, я всегда могу разыскать на побережье твоего дружка Брего и потрясти его — пока он не напишет историю ваших отношений. А потом я найду твоего мужа и передам ему эти романтические записки. Тогда ты сможешь навсегда забыть об алиментах.

— Я просто хотела, чтобы ты…

— Где и когда ты познакомилась с Брего?

— На пляже. Чуть больше недели назад. У меня болит шея.

— Ну конечно, она и должна болеть! Дай-ка мне немного сосредоточиться. О чем ты ещё думаешь? Ты размышляешь, собираюсь ли я с тобой переспать и не стану ли после этого немного поласковее. Ответ на оба вопроса таков: время покажет.

«Мэри» направилась к кухонному бару. Звякнул в бокале лед. Она вернулась с бокалом в руке и присела на подушку в пяти футах от меня. Уверенность постепенно начинала возвращаться к ней. Она повела плечами, поправила сползшее бикини, склонила голову набок и рискнула несмело улыбнуться:

— Все эти разговоры о земельной собственности — сплошная чепуха, да?

— Почему ты так решила?

— Ты так обошелся с Карлом и со мной, Гэвин… Ну, как будто тебе нравится причинять боль людям.

— Хм… Представим себе, что какому-то человеку удалось узнать, где пройдет новая магистраль, соединяющая два штата, или где будет построен новый аэропорт; предположим, вы с ним сошлись и провели вместе долгий приятный уик-энд, и он намекнул тебе, где нужно купить землю. Мэри, мне и в голову бы не пришло, что ты можешь быть неискренней со мной в этих вопросах. Я бы очень не хотел постоянно беспокоиться о том, что ты можешь продать эту информацию кому-нибудь другому. Я бы провел с тобой такую предварительную работу, что одного моего пристального взгляда было бы достаточно, чтобы тебя прошибал холодный пот.

Делать кому-то больно — это просто бизнес. А что приносит хорошие деньги, то и доставляет мне удовольствие.

Она нахмурилась, обдумывая мои слова:

— Но ведь мы не собираемся вместе работать.

— Время покажет.

— Ты всё время повторяешь это. Но я не собираюсь работать с тобой или на тебя. Для той работы, о которой ты говоришь, нужна проститутка — так мне кажется.

— В самом деле? Я бы не стал этого утверждать. Ты просто создана для подобной работы. В тебе есть та дешевая доступность, которая позволяет любому мужчине сообразить, что здесь ему не придется тратить время на предварительные игры. Пятьдесят долларов — и ты проститутка. Пятьсот долларов — и ты девушка по вызову. Пять тысяч — и ты уже куртизанка.

— А это ещё что такое?

— Не имеет значения. Но если приписать ещё один ноль, речь пойдет уже о пятидесяти тысячах. А это называется — деловая женщина, сделавшая карьеру.

Ее язычок медленно облизал нижнюю губу. Она сглотнула и сказала:

— Это какой-то безумный разговор.

— Только не для осторожных людей, имеющих соответствующие знакомства.

— Я в эти игры не играю, спасибо. На это у меня не хватит духу, Гэв.

Я встал и с бокалом в руке начал расхаживать по комнате. У меня не было четкого плана действий. Я догадывался, что ей приказано тихо сидеть на Гренаде, но в конце концов ей это наскучило, она потеряла осторожность и связалась с Карлом Брего. Если бы она тихо прожила бы в отеле весь оговоренный срок, у неё не было бы никаких проблем. Она была совсем не намного ниже Мэри и моложе её лишь на пару лет. Такие же темные волосы. Для местной обслуги все американки на одно лицо.

Судя по описанию, которое дала Джинни Долан, эта женщина канадка — Лиза Диссат. И раз она здесь, значит, Мэри мертва. У меня начала формироваться версия.

Я вспомнил, о чём мы говорили за ленчем. Имя её мужа и местожительство в Штатах во время разговора не упоминались.

Еще раз всё обдумав и заново переписав сценарий, я кротко посмотрел на женщину:

— Броля — довольно редкая фамилия. Она кажется мне знакомой. Мэри Бролл. Это беспокоило меня с того самого момента, как мы познакомились. Где ты живёшь? Ставлю пять против одного, что неподалеку от Лаудердейла. Точно! Пару лет назад мы образовали синдикат, и нам потребовался толковый человек, который мог бы быстро организовать строительство отеля и целого прибрежного комплекса. Такой плотный парень, по фамилии Бролл. Крупный экземпляр. Ещё совсем не старый, Фрэнк? Уолли? Джерри?… Гарри! Точно, черт возьми, вспомнил! Гарри Бролл.

— Может быть, Броллов гораздо больше, чем ты думаешь, Гэв.

— Принеси-ка мне свою сумочку, милашка.

— Что?

— Иди и принеси свою сумочку. Принеси её старине Гэвину, чтобы он мог взглянуть на твое удостоверение личности, дорогая.

Она улыбнулась мне широкой радостной улыбкой, однако её зубы некоторое время выбивали барабанную дробь, прежде чем она сумела взять себя в руки:

— Ладно. Ты действительно говоришь о человеке, которого я раньше любила.

— Как долго вы были женаты?

— Почти четыре года.

— Неси сумку!

Она принесла мне сумку. Я нашел пачку банкнот. Потом внимательно изучил подпись на водительских правах. Я знал, что их подписала Мэри. И теперь я был уверен в том, что Она мертва.

— Малышка, подойди к столу, возьми листок бумаги и распишись на нем. Мэри Д. Бролл.

— Кто ты? Что тебе нужно?

— Я один из тех, кто сидел за столом с Мэри Бролл в ресторане «Четыре времени года» в Лаудердейле два года назад.

На том обеде нас было человек десять. Гарри сделал широкий жест, пытаясь убедить нас доверить ему строительство. А я потратил весь вечер на то, чтобы заручиться доверием его жены. Однако у меня ничего не вышло — а я всегда запоминаю тех, кому удалось от меня ускользнуть. Вот здесь её подпись. Попробуй подделать её, малышка.

— Кто ты? — чуть не плача, спросила она.

Я улыбнулся ей широкой наглой улыбкой:

— Я? Я тот, кто только что получил в собственность целую женщину — от перхоти до мозоли на большом пальце ноги и всего, что находится между ними. Девки вроде тебя не играют в подобные игры, если за этим не стоят большие деньги. Теперь это наши деньги, дорогая. Я тот, кто вынет из тебя всё, и я хорошенько поработаю над тобой, прежде чем тебе удастся убедить меня, что ты рассказала мне всё. Кто я такой? Черт возьми, малышка, я твой новый партнер.

— Пожалуйста, я не могу…

— Маленькая леди, сидящая в этом уголке, имеет один-единственный шанс — подойти прямо сейчас к столу и написать на листочке бумаги свое настоящее, законное имя, а потом принести листочек джентльмену. И если окажется, что это не её настоящее, законное имя, то маленькую леди ждет очень длинный и неприятный день. Мне придется понадежнее засунуть полотенце в глотку милой маленькой леди, чтобы её крики не испортили никому настроения.

Она подошла к столу, что-то написала на листке бумаги, принесла его мне и заплакала. Закрыв лицо руками, она бросилась в спальню. Она аккуратно написала своё имя. Так пишут старательные школьницы. Лиза Диссат.

Я медленно смял листок, на меня навалилась усталость. Поднявшись с дивана, я вошёл в спальню, где Лиза Диссат лежала на смятых простынях, которые ещё не успели поменять после её последнего свидания с Карлом Брего. Она лежала на боку, поджав колени к груди и подложив кулаки под подбородок. Её тело сотрясали рыдания.

Лучший вариант допроса — когда его ведут по очереди хороший полицейский и плохой полицейский, До сих пор я был плохим. Пора сменить роль. Я пошел в ванную и намочил полотенце холодной водой. Вернулся в спальню, сел рядом с Лизой, взял её за плечи и повернул к себе. Она сопротивлялась и стонала, но я всё же перевернул её на спину.

Я придвинулся к ней и осторожно протер полотенцем её лицо. В её глазах появилось изумление. Она всхлипнула, и её лицо показалось мне трогательно юным. Слезы смыли с него вызов и жесткость.

— У тебя есть что-нибудь доказывающее, что ты на самом деле Лиза Диссат?

— Н-нет.

— И ты выдаешь себя за Мэри Бролл?

— Да. Но я…

— Броллу это известно?

— Да.

— Ты была его любовницей?

— Да.

— Где настоящая миссис Бролл?

— Я не знаю.

— Лиза!

— Я не знала, честное слово, не знала! Я всё равно не могла ему помешать.

— Тебе осталось только сказать, что она умерла. Ну, смелее, Лиза!

— Она умерла.

— Гарри убил её?

— О нет! — Она удивленно посмотрела на меня.

— Кто?

— Пожалуйста, Гэвин, если он узнает, что я рассказала… Я не знала, что он собирается это сделать.

— Как его зовут?

— Пол. Пол Диссат. Он мой… двоюродный брат. Мы работали на одного человека в Квебеке. На мистера Денниса Уотербери. Пол нашел мне там работу. Я секретарша. Была секретаршей. Пол бухгалтер. Ему… очень доверяют. Я думаю, что он сумасшедший.

— О какой сумме идет речь?

— Огромные деньги. В самом деле, огромные деньги.

— Перестань плакать.

XII

Наконец мне удалось собрать воедино разрозненные обрывки этой истории.

Пол Диссат в течение длительного времени пытался получить хоть небольшую часть тех доходов, которые регулярно поступали на счет Денниса Уотербери от его многочисленных проектов по бурению нефтяных и газовых скважин, спекуляций с недвижимостью, фрахтовке танкеров и Многого другого. Полу Диссату очень неплохо платили. Когда ему удавалась особенно удачная сделка, он получал крупные премии. Пол Диссат был достаточно умен, чтобы понять, что без капитала, который он мог бы вложить, у него нет ни малейшего шанса получить приличную прибыль и, что если он займется подделыванием бухгалтерских книг, какая-нибудь очередная проверка рано или поздно всё вскроет.

Лиза сказала, что Пол не женат и совершенно не похож на бухгалтера. Прекрасная холостяцкая квартира, спортивная машина. Она сказала, что он великолепный лыжник и особенно силен в слаломе. Три года назад, когда ей было двадцать три, она наделала долгов и не могла оплатить счета. Она боялась потерять работу, поэтому позвонила Полу, которого не видела несколько лет. Он пригласил её пообедать, а потом к себе домой, где они занялись любовью. Он оплатил её счета и устроил так, что она получила работу у Уотербери. Позже он поделился своими планами получить приличную выгоду от операций Уотербери. Ему нужна была её помощь. Он сказал, что даст ей знать, когда настанет подходящий момент.

Она соблазнила непривлекательного младшего партнёра одной из корпораций Уотербери и притворилась, что совершенно от него без ума. Пол всё время подсказывал ей, что делать и какие слова говорить. В конце концов, чтобы расстаться с Лизой мирно, этот человек положил на её счет в банке очень приличную сумму.

Пол сказал, что эти деньги получены от продажи акций в предприятиях Уотербери. Пол оставил ей тысячу долларов, а остальное забрал себе.

Они проделали такую штуку ещё раз до того, как она завела интрижку с Гарри Броллом, и им удалось получить даже немного больше, чем в первый раз. Пол объяснил ей, что человек, который неожиданно получил приличные деньги, склонен быть щедрым с любовницей, которая становится всё требовательнее и настойчивее.

Я спросил её, почему она так мало оставляла себе и позволяла своему брату забирать всё остальное. Она ответила, что была в него влюблена. Сначала.

— Гарри был третьим, — продолжала рассказывать Лиза. — Я отправилась в отель, чтобы что-то там записать под диктовку. Через десять минут после того, как я посмотрела на него особенным взглядом и сообщила ему, какой он умный, я помогала ему расстегивать крючки на своем лифчике, потому что у него ужасно дрожали руки. Когда Гарри вернулся в Штаты, Пол заставил меня последовать за ним. Он сказал, что это очень выгодное дельце и стоит рискнуть. Поэтому я сделала то, что он велел. Гарри ужасно разнервничался, когда я позвонила ему из Майами. Я сказала, что безумно его люблю, не могу без него жить и вверяю ему свое будущее.

Гарри поселил её в «Каса де плайя». Примерно в это же время Пола Диссата, как он и планировал, перевели в офис «Морских ворот» в Вест-Палм. Проект «Морские ворота» был огромной разветвленной структурой со сложным финансированием и налоговой системой. Пол был занят в этом проекте с самого начала.

— Я позвонила Полу, но он ужасно рассердился и сказал, что я должна строго следовать его указаниям. Мне следовало быть с Гарри очень нежной, доставлять ему такое удовольствие, чтобы он понял, что не может без меня обходиться. Это было непросто, потому что Гарри много работал, совершенно не следил за своим здоровьем, и у него почти не оставалось сил на постель. Но после того, как я поняла, что возбуждает его больше всего, стало намного проще. Мне приходилось делать вид, что я страстно в него влюблена.

Знаешь, я не так уж плохо жила — ходила по магазинам, на пляж, следила за весом, могла себе позволить вздремнуть днем. Совсем неплохая жизнь. Потом, за несколько дней до Рождества, Пол захотел точно знать, когда Гарри будет со мной, и я сказала, что могу сделать так, чтобы он приехал ко мне в середине дня двадцать третьего числа и провел со мной полтора часа. Пол сказал, чтобы я не удивлялась, если появится миссис Бролл. Я не могла понять, что он задумал, но он сказал, чтобы я заткнулась и делала то, что он велит. Жена Гарри ворвалась в квартиру, как раз когда он уходил. Она начала меня обзывать, я тоже не стала молчать, и она ушла в слезах.

Гарри ужасно расстроился. Он сказал Лизе, что хочет развестись с Мэри и жениться на ней, но не может этого сделать сейчас. Ему придется помириться с Мэри, унизиться и просить у неё прощения, пообещав больше никогда не видеться с Лизой, потому что без финансовой поддержки Мэри он не сможет принять участие в проекте «Морские ворота». Он сказал, что Лизе придётся выехать из квартиры. Все это должно было продолжаться до мая, после этого он сможет оставить Мэри.

Четвертого января, около полуночи, Гарри приехал в мотель, куда Лиза перебралась, покинув квартиру в «Каса де плайя». Гарри был пьян. Он сказал, что они с Мэри ужасно поссорились и Мэри решила от него уйти. Когда он отключился, Лиза позвонила Полу, чтобы доложить обо всём, как он и требовал в тех случаях, когда события развивались неожиданным образом. Пол сразу же приехал в мотель, оставил там взятую напрокат машину, забрал машину Гарри и ключи от его дома, приказал Лизе раздеть бесчувственного Гарри и постараться не выпускать его из мотеля как можно дольше.

— Пол вернулся, когда уже рассвело. Он выглядел усталым и совершенно спокойным. Он помог мне привести Гарри в чувство. Гарри был ужасно смущен. Конечно, он знал Пола по проекту «Морские ворота», и ему было известно, что Пол мой брат. Однако он только сейчас понял, что Полу известно о наших отношениях. Пол сделал вид, что огорчен случившимся; — я думаю, для того, чтобы сбить Гарри с толку.

А затем мы втроём отправились на машине Гарри к его дому на Блу Херон лейн. Пол всё время говорил Гарри, что тот попал в беду. Когда мы приехали, Пол заставил меня подождать в гостиной. Он отвел Гарри в спальню, и я услышала, как Гарри испустил ужасный крик. Потом до меня донеслись быстрые тяжелые шаги, и сквозь тонкую стенку ванной я услышала, как его вырвало. Когда Пол немного привел Гарри в порядок и они вместе вернулись в гостиную, Гарри походил на лунатика. Пол всё время повторял, что это был несчастный случай, а Гарри тупо твердил, что такое никак не могло произойти случайно, Пол же твердил, что всё устроится наилучшим образом, если Гарри возьмет себя в руки.

Конечно, Пол Диссат сначала, как следует, допросил Мэри и узнал всё, что ему требовалось: название отеля, в котором у неё был забронирован номер, все детали договоренности с её доверенным лицом, то, что только одна её подруга знала, куда она уезжает и почему. А потом он убил Мэри. Таким образом, ему в руки попала большая сумма наличных, которые Мэри сняла со своего счета. По указанию Пола Лиза собрала остальные вещи, стараясь не упустить ничего, что могло бы понадобиться Мэри.

— Было так жутко собирать её вещи, ведь она лежала тут же, в своей постели, накрытая лишь тонкой простыней. Гарри никак не мог взять себя в руки. Слезы продолжали катиться по его щекам. Один раз он прямо повис на мне. Он так в меня вцепился, что чуть не повалил на пол. Он что-то бормотал насчёт того, как Пол мог сделать такое. Позднее между ними произошла ужасная ссора. Речь шла о том, что делать с телом. Гарри сказал, что не переживет, если её похоронят где-нибудь возле дома. Тогда Пол сказал Гарри, что они обязательно похоронят её где-нибудь на его земле — тогда у Гарри не будет никакой возможности нарушить свои обещания.

Она получила указания, и Пол заставив её повторять их до тех пор, пока не убедился, что она всё запомнила. Поехать в аэропорт Майами. Снять там номер и переночевать с пятого на шестое и с шестого на седьмое.

Из номера не выходить. Воспользоваться билетом Мэри на седьмое. Когда понадобится удостоверить свою личность, предъявлять водительские права Мэри. При необходимости показывать её документ о прививках. Носить такую же прическу, как у Мэри. Постоянно ходить в больших темных очках. Путешествовать в купленной Мэри одежде. Прилететь на Гренаду. Зарегистрироваться под именем Мэри Бролл. Ни с кем не знакомиться. Послать несколько открыток Холли Дреснер, причем выбрать такие, на которых не нужно ничего писать от руки. А в качестве подписи нарисовать маленькую улыбающуюся рожицу.

— Я, в самом деле, старалась ни с кем не встречаться. Но видит Бог, я жила здесь так долго, Гэв. А время тянулось так медленно.

— Что ты должна делать дальше? Какие указания дал тебе Пол?

— В следующий понедельник я должна послать телеграмму. Пол продиктовал мне текст.

Я заставил её показать мне текст телеграммы. Она была адресована Вудро Уиллоу в «Южный национальный банк» Майами.

«Поступайте с кредитом так, как планировалось в начале января. Более подробные указания даны Гарри по телефону. Скоро вернусь. Мэри Бролл».

В свою очередь, Гарри должен был позвонить Вудро Уиллоу в тот же день, в понедельник, двадцать шестого апреля, и сказать ему, что Мэри звонила по телефону с Гренады и сказала, что послала телеграмму Уиллоу, просила его не беспокоиться и обещала скоро вернуться домой. Он сообщит Уиллоу, что Мэри сказала ему, услугами какого турагентства воспользовалась, и что её соседка, миссис Дреснер, всё это время знала, где она находится.

Просто чудесно. Если Уиллоу захочет проверить слова Гарри, он может позвонить в агентство или миссис Дреснер.

— Разве они не могут проверить, был ли телефонный звонок с Гренады? — спросил я.

— Конечно, могут. Именно поэтому я и должна позвонить ему в офис в следующую субботу днем. Там будет его секретарша. Это на случай какой-нибудь проверки.

— Проверки?

— Я должна уехать отсюда в понедельник, третьего мая. У Пола не было времени продумать всё как следует до моего отъезда. Но он хочет, чтобы всё выглядело так, будто с Мэри Бролл произошел какой-то несчастный случай. Он сообщит мне, что я должна делать, и я просто брошу здесь все её вещи и вернусь домой под своим собственным именем. Может быть, на пляже останется лежать полотенце и пляжная сумка, а из вещей пропадут только купальник и шапочка.

— А откуда должны прийти деньги?

— Как я понимаю, Гэв, Гарри вложил в «Морские ворота» семьсот тысяч. По договору он должен до тридцатого апреля внести ещё триста тысяч. У него есть документ, удостоверяющий, что корпорация «Морские ворота» должна ему семьсот тысяч долларов плюс проценты. Эту сумму нельзя разделить. Он получает её, и больше «Морские ворота» ему ничего не должны, а он вносит ещё триста тысяч. Если он этого не сделает, то получит только свои семьсот тысяч с процентами, а сто тысяч акций, предназначавшихся первоначально ему, поступят в свободную продажу. У Гарри есть только одна возможность получить эти триста тысяч — в качестве кредита от Мэри. Он не может отложить срок платежа и не может купить меньше акций. И он уже и так занял везде, где только можно.

— Поэтому ему нужно, чтобы все думали, что Мэри жива…

— Или он потеряет большие деньги. Полтора миллиона. — Лиза содрогнулась.

— И сколько из них получит твой двоюродный брат?

— Миллион. Гарри он об этом пока не сказал. Я думаю, он может получить от Гарри всё.

— Насколько я понял, Гарри поднял шум только для отвода глаз.

— Не знаю. Наверное, это дало бы ему возможность выглядеть лучше в дальнейшем — ведь разные люди мог ли бы подтвердить, что он так себя вел.

Я не знаю, что с ним происходит. — Она замолчала. На её лице проступила усталость, глаза покраснели — она ведь столько плакала. День подходил к концу. — Может, пойдем погуляем по пляжу, Гэвин? — предложила она.

Она поднялась, взяла яркий сарафан, натянула его, пригладила волосы и надела темные очки:

— Знаешь, у меня больше нет сил бояться. Теперь ты за всё отвечаешь, Гэв. Теперь ты управляешь кораблем, а я даже не знаю, куда мы плывем.

Все было проделано так ловко, что я чуть не заглотил наживку вместе с крючком. Несчастная жертва страшного заговора ищет защиты у мужчины, готового ей посочувствовать.

Милое детское личико и тренированное тело, наделенное рефлексами тигровой акулы. Позвольте мне быть вашей подружкой, мистер. Никто, кроме вас, никогда меня не понимал. Она упустила одну маленькую деталь, но промах, который она совершила, был очень серьезным. Она позволила мне увидеть себя примеряющей новое платье Мэри, в то время как Мэри лежала мертвой. Лиза, наверное, вертелась перед зеркалом так и эдак, разглаживая подол и сожалея, что эта чертова баба не могла купить платье на размер меньше. Она примеряла платья, а в это время мужчины ссорились в соседней комнате. «Посмотри на это вот с какой точки зрения, Бролл. Ты увидел её полтора часа назад. Полицейским будет очень интересно узнать, почему ты ждал столько времени, прежде чем сообщить им. И что ты им скажешь?» А Лиза это время напевала и, прикусив губу и хмурясь, пыталась нанять, пойдут ли ей цвета Мэри.

XIII

Мы шли по пляжу в золотых и оранжевых сполохах тропического заката. Начался отлив, и крупный желто-коричневый песок под нашими ногами был влажным и твёрдым. Солнце садилось в море у нас за спиной, как раз за мысом Лонг. Далеко впереди, за скалами, отмечавшими конец пляжа Гранд Ансэ, за портом Сент-Джорджеса на склонах холмов лежал игрушечный городок, окна домиков которого были обращены к морю.

Мы прошли мимо отеля «Гранд Ансэ», отелей «Гренада бич» и «Холидей». Под пальмами и миндалевыми деревьями стояли автомобили. Люди прогуливались по широким песчаным дорожкам, наслаждаясь вечерней прохладой. Шлюпки и прогулочные яхты стояли на якорях вдоль длинной полосы пляжа. Быстрый катер, лавируя между яхтами, тащил за собой стройную негритянку на водных лыжах. Ослепительные солнечные лучи проложили по спокойной глади воды уходящую в бесконечность дорожку, а наши причудливые длинные тени убегали далеко вперед по влажному песку.

— Кажется, ты хотела мне что-то сказать?

— Да, хотела. — Она взяла меня под руку и прижалась ко мне. — Наверное, у меня нет выбора. Знаешь, как это бывает, когда в твоей жизни происходят события, которые… никак не стыкуются? Тогда всё становится каким-то нереальным, совершенно неправдоподобным. Ты понимаешь о чём я говорю?

— Нет, малышка. Пока нет.

— Наверное, в каком-то смысле всё во мне онемело. И теперь мне кажется, что всё это произошло много лет назад.

— А тебе не показалось, что было чертовски глупо убивать Мэри Бролл? Ты не говорила Полу об этом?

Ей пришлось подождать, пока мы не обогнали прогуливающуюся медленным шагом компанию. Она показала на похожий на обрубок цементный пирс, уходящий в море на дальней границе владений отеля «Холидей». Он едва доходил до линии прибоя, — видимо, его единственным назначением было задерживать песок. Мы направились к пирсу, дошли до самого конца и уселись, повернувшись спиной к заходящему солнцу.

Она переплела свои пальцы с моими и прижала мою ладонь к гладкой, загорелой коже своего бедра. Её нахмуренное лицо было обращено в сторону города.

— Я без конца думала об этом, Гэвин. Со временем Пол понял, что связь Гарри со мной не даст ему необходимого контроля над Броллом.

Отношения Гарри с женой и без того были не слишком хорошими. Почему Пол позаботился о том, чтобы она поймала Гарри с поличным? Почему велел мне устроить безобразную сцену с миссис Бролл? Какой у него был мотив?

Она весьма четко сформулировала вопросы. Мэри несомненно должна была поделиться с кем-нибудь своими проблемами. Сцена в «Каса де плайя» привлекла внимание — даже Джинни Долан слышала о ней. А потом Гарри ходил по друзьям Мэри и угрожал им, разыскивая свою жену, которая, как он прекрасно знал, давно мертва.

Однако, если кто-нибудь капнет в полицию и тело Мэри найдут на территории дома Гарри, даже самый лучший адвокат не сможет помочь ему.

— Значит, по-твоему, Пол уже решил убить её, когда позвонил ей, сообщив про тебя и Гарри? Но ведь тогда он ещё не мог знать, что она уезжает. Он не знал, как она решила поступить с кредитом. Она могла уехать, никого не предупредив. Он должен быть настоящим провидцем.

— Я пыталась понять, в чём тут дело, но мне не удалось.

— Ты предполагала, что он может кого-нибудь убить?

— Ну, подобные мысли не приходят в голову просто так. Я знала, каким жестоким он может быть, знала, что в нём есть что-то извращенное — он явно получал удовольствие от того, что сначала спал со мной, а потом заставлял меня заниматься любовью с другими, более старыми мужчинами. Мне кажется, это каким-то образом связано с тем, что он так и не женился. Мы с ним очень похожи — как брат и сестра. У него такие же глаза, как у меня, тёмно-карие, и длинные черные ресницы — видишь? Правый глаз, как и у меня, немного косит. Его рот очень похож на мой. Он такой же маленький, с красными губами. Мы оба выглядим гораздо моложе своих лет, это у нас семейное. Кроме этого, в нем нет ничего женственного. Даже мои глаза и рот на лице Пола выглядят совсем по-другому. За исключением тех моментов, когда он спит. Странно, правда? Он очень крупный, почти как ты, и у него такие же широкие плечи. Но двигается он быстрее тебя. Я хотела сказать, в обычной жизни.

Ты отделал Карла просто молниеносно. Господи! Ты казался таким сонным и неуклюжим, словно не мог поверить в то, что он захочет с тобой драться. А в следующее мгновение превратился в совершенно другого человека.

— Расскажи мне ещё про Пола. Сколько ему лет?

— В июле будет тридцать семь. Другие компании пытались переманить его от мистера Уотербери. Значит, он хороший бухгалтер. Он следит за своей физической формой. Зимой участвует в соревнованиях по слалому, а летом по теннису. У него очень сильные ноги, словно две пружины.

— Помешан на физических упражнениях?

— Все время упражняется с гирей или отжимается. Ультрафиолетовая лампа, которая сама двигается вдоль тела, а по истечении определенного времени выключается. Он ужасно гордится своими ногами. У него темные, как и у меня, волосы, и ему приходится бриться два раза в день, если вечером он куда-нибудь идет, а вот на теле, кроме тех мест, где волосы растут у всех, совершенно гладкая кожа. Ни на его великолепных ногах, ни на руках, ни на груди нет ни одной волосинки. Мышцы у него длинные и гладкие, а ноги словно мраморные.

— Ты говорила, что он извращенец.

Лиза нахмурилась и некоторое время задумчиво молчала, потом провела кончиком языка по губам:

— Нет. Это не совсем правильное слово. Секс для него не имеет большого значения. То есть с ним, конечно, всё в порядке, просто, знаешь, он так себя иногда ведет… Когда он не мог расслабиться и заснуть, он звонил мне, чтобы я приехала. Мы жили совсем близко друг от друга. Когда я с ним, у меня такое ощущение… не знаю, как это объяснить… словно я — один из его тренажеров с моторчиком, пружинами и всем прочим и после всего он просто возьмет и уберег меня в свою спортивную сумку. Десять минут на отжимания. Восемь минут на снаряде по имени Лиза.

— Мне очень трудно представить вас вместе.

— А что в этом сложного, милый?

— Ты переехала в Квебек и поменяла работу, потому что он велел тебе это сделать. Ты приходишь к нему каждый раз, когда он тебе звонит.

Он приказывает тебе соблазнить мистера X, а потом мистера У и объясняет как выманить у них побольше денег, а потом забирает большую часть себе. Он велит тебе обработать Гарри, бросить работу, последовать за Гарри во Флориду, а затем говорит, что ты должна приехать сюда и выдавать себя за Мэри. И ты всё делаешь так, как он хочет, Лиза. Ты когда-нибудь пыталась отказаться выполнять его приказы?

— Конечно! В самом начале, ещё до того, как он нашел для меня работу. Мы были у него дома, и он велел мне принести ему что-то из другой комнаты. Я сидела за столом и сказала что-то вроде: «Ты же не инвалид». Он встал, подошел ко мне и со всей силы ударил кулаком по голове. Я потеряла сознание, упала со стула и поранила подбородок. Что-то произошло с моей шеей, какой-то нерв оказался зажатым или что-то в этом роде Мне пришлось пролежать в постели целых три дня — боль была просто невыносимой. Пол ухаживал за мной, был нежен и ласков. У меня такое ощущение, что он сам не знает, что может сделать, если ему скажут «нет». На работе он совсем другой.

— Но ведь сейчас ты в каком-то смысле предаешь его.

— Да, и мне ужасно не по себе. Забавно, — сказала она, кокетливо склонив голову набок и взглянув на меня, — я ведь до сегодняшнего дня тебя никогда не видела. А потом ты меня ужасно напугал. Честное слово, я не шучу. Теперь же ты такой милый и как будто всё понимаешь.

Я могу с тобой разговаривать обо всём на свете.

Её рука была в моей, она сжала пальцы и прижала мою руку к своему круглому, загорелому бедру. Это было очень настойчивое предложение. Она была милашкой и предлагала себя, используя все доступные ей способы.

— А почему ты мне доверяешь?

— Не знаю, — Лиза пожала плечами. — Наверное, я больше не могу справляться с этим одна. А ещё я благодарна за то, чтобы ты не оставил на мне никаких следов. Я не хотела бы разгуливать по улицам с синяком под глазом.

— Пол бил тебя?

— Иногда.

— И ты всё равно доверяешь ему?

— Он же мой родственник. Может, я не должна ему доверять. Он очень странный. Но надо его хорошо знать, чтобы увидеть эти странности.

— Я всё время думаю о том, в какое трудное положение ты попала. Предположим, после того, как ты вернешься, Гарри арестуют за убийство жены. Найдут тело. Совсем нетрудно будет разыскать его подружку. Как ты думаешь, Лиза, скоро ли выяснится, что ты выдавала себя за Мэри? Тебе хочется объяснять в суде, почему ты взяла её деньги, билет, одежду и машину?

Лиза сразу помрачнела:

— Да ладно тебе! Черт подери, терпеть не могу подобных шуточек. Разве мы с тобой не партнеры?

— А ты как думаешь?

— Чего ты хочешь от меня? Чего ещё ты хочешь — я и так готова отдать тебе всё, что у меня есть!

— Как ты считаешь, братишка Пол снова почти не оставит тебе денег?