Молчание матерей

Время сиесты на ферме Лас-Суэртес-Вьехас было священным. Женщины ложились в постель, задергивали шторы, и дом погружался в тишину, лишь изредка нарушаемую звоном бубенцов. Это Чимита играл в мяч.

Виолете было жаль мальчика. Он родился слепым, и отец отказался его забирать. Дорита сжалилась над ребенком, забрала к себе и растила как собственного сына. Когда Дорита приходила на ферму осматривать их, она всегда брала Чимиту с собой, и мальчик играл во дворе в мяч. Женщины были рады ему, хоть его присутствие и напоминало, что они никогда не увидят детей, которых сейчас носят под сердцем.

Первый рожденный на ферме ребенок, сын Серены, которая жила здесь дольше всех, был ровесником Чимиты. Ему было пять лет.

Жизнь в Лас-Суэртес-Вьехас текла неторопливо. Женщины дремали или смотрели телевизор, и порой им казалось, что время здесь остановилось. Они уже привыкли существовать в этом сонном царстве, покой которого нарушали лишь роды да редкие гости. Прибытие новенькой, Виолеты, произвело настоящий фурор. Девушки окружили ее, засыпали вопросами (откуда ты? как сюда попала?) и объяснили, что ждет ее дальше. Их предсказания не замедлили сбыться: через неделю после того, как Виолету привезли на ферму, там появился доктор, дон Рамон. Девушку отвели в подвал, где был устроен родзал, раздвинули ей ноги, осмотрели, взяли анализы, а потом ввели сперму. Месяц спустя, после второй попытки, Виолета забеременела. Процесс оплодотворения оказался болезненным, и доктор на два дня прописал ей постельный режим. Все это время Росаура, белая кубинка, сидела с Виолетой и рассказывала истории о жизни на ферме. Например, историю слепого мальчика Чимиты; он был сыном румынки, которую выгнали с фермы, очевидно, потому, что она родила больного ребенка. Некоторые говорили, что ее убили, другие – что теперь она работала в борделе Ригоберто. Постепенно темы для бесед иссякли, и на ферме воцарилась прежняя скука. К Виолете привыкли, а сама она усвоила здешние правила.

Женщин не запирали, чтобы удержать от бегства. С ними жил Лусио, или Паночо. Иногда он напивался или просто злился – и это отбивало желание планировать побег. Однажды Лусио до полусмерти избил Елену, румынку, которая вскоре после родов попыталась сбежать. Впрочем, подобное случалось редко: фертильные женщины были дорогим товаром, и ему приходилось сдерживаться. К тому же одного имени Ригоберто было достаточно, чтобы пленницы отказались от мыслей о неповиновении. Часто Лусио заходил к ним в комнату, пока они спали, и мастурбировал. Но прикасаться к ним он мог только в перерывах между их беременностями.

Нарушительницы нехитрых правил: хорошо есть и много спать, принимать прописанные лекарства, гулять по окрестным пустошам, не слишком удаляясь от дома, – могли исчезнуть, как мать Чимиты. Только Серене и Марии, которые успели доказать хозяевам свою преданность, позволялось изредка дойти до деревни.

Любые, даже самые незначительные отклонения от привычного распорядка радовали женщин. Например, визиты Дориты, исполнявшей обязанности акушерки и периодически навещавшей их вместе с Чимитой, чтобы произвести осмотр. Или УЗИ раз в несколько месяцев, которое проводил дон Рамон. Или появление Херардо, привозившего на своей «сеат панде» лекарства. Или роды.

При Виолете роды на ферме случились дважды. Первой родила Мария. Второй – Росаура. У нее возникли осложнения, и подруга Виолеты умерла в родзале.

В первые дни после родов младенцы плакали в кувезах. Потом приезжал Ригоберто и увозил ребенка, чтобы передать отцу. На ферме вновь воцарялись тишина и апатия – до следующих родов.

Изредка женщины задавались вопросом: кто эти мужчины, отцы их детей? Все ненавидели пару, отказавшуюся от Чимиты. Пару, или мать-одиночку, или урода-отца, бросивших собственного ребенка, потому что тот родился слепым. Женщины не знали, кто заказывает на ферме детей. Виолету это и не интересовало. Кем бы ни был тот, кто платит хозяевам этого места и в итоге заставляет их, как рабынь, рожать без передышки, он – последняя сволочь. Живет в удобном доме, не знает никаких забот, заплатил Ригоберто – и через девять месяцев получил ребенка. Будет гулять с ним, чуть не лопаясь от гордости, покупать ему подарки, наряжать, как куколку, знакомить с бабушками и дедушками, смеяться и плакать над его первыми шагами, первыми словами и другими достижениями. А женщины на ферме будут снова беременеть и рожать детей, которых никогда не увидят.

Виолета смотрела в зеркало на свой шестимесячный живот. Она ненавидела новую жизнь, которая росла у нее внутри, ее злило счастье, которое ребенок принесет неизвестным мужчине и женщине. Весь этот ужас творится из-за таких, как они. Разве могла Виолета предположить, что во время первой беременности будет испытывать подобные чувства? Когда она жила в Сьюдад-Хуаресе, когда познакомилась с Нестором, она столько мечтала о счастливом будущем… Теперь даже вспоминать об этом было глупо.

На ранчо Санта-Касильда она встретилась с Ийями Ошоронгой, и богиня с птичьими крыльями определила ее судьбу.

На солнце было тепло, но Виолета знала: это ненадолго. Август подходил к концу; сентябрь принесет с собой холода. Виолета боялась зимы: она родилась в жарком климате и с трудом переносила температуру ниже нуля. Серена принесла ей из деревни шерстяные перчатки, и Виолета всю зиму просидела в них у камина. После смерти Росауры мексиканка Серена стала ее ближайшей подругой. Они делились друг с другом воспоминаниями о жизни на родине. Виолета рассказала Серене о Несторе и сутенере Уго, об отеле «Торребуэна», где она прожила неизвестно сколько и где ее постоянно насиловали. История Серены оказалась очень похожа на ее собственную: она тоже родилась в маленькой деревушке, ей тоже сулил счастливое будущее богатый мужчина, и в итоге она тоже попала в отель «Торребуэна» и пережила тот же кошмар, что и Виолета. Потом Ригоберто отвез ее на ферму Лас-Суэртес-Вьехас. Сначала Серена хотела умереть, но потом все изменилось.

– Я не думала, что снова буду счастлива. Потерпи, Виолета, тебе тоже улыбнется удача. Даже в самом страшном месте можно встретить любовь.

Серена была на девятом месяце, но в отличие от остальных женщин, знала, кто отец ее ребенка. Свой секрет она доверила только Виолете. Отцом был мужчина, привозивший им на старой «сеат панде» лекарства. Его звали Херардо. Долгое время они с Сереной просто переглядывались да изредка перекидывались парой фраз, но в итоге нашли способ видеться тайком от Лусио. В первый раз это произошло во время карантина, вскоре после того, как Серена родила. Лусио напился и не заметил, как она выскользнула из дома вместе с Херардо. Они занялись любовью. Вскоре Серена поняла, что беременна, но для уверенности сделала тест: их на ферме хватало. Тест подтвердил ее подозрения. Несколько дней спустя, как только закончился карантин, на ферму приехал дон Рамон, чтобы оплодотворить Серену. Она боялась, что доктор заметит беременность и спровоцирует выкидыш, но этого не произошло. Все решили, что ее новая беременность – результат последнего оплодотворения. С того самого момента Херардо и Серена начали планировать побег. Они хотели исчезнуть до того, как она родит; этого ребенка у них никто не отнимет.

– Куда же он тебя отвезет? Ригоберто вас поймает.

– Если обещаешь молчать, я тебе расскажу. На самом деле Херардо – полицейский, он сделает мне паспорт, и мы уедем за границу.

– Если он полицейский, почему не освободит всех нас?

– Освободит. Он обязательно это сделает, просто пока это невозможно. Его расследование еще не окончено, а ему надо добиться, чтобы все они – и Ригоберто, и Паночо, и дон Рамон – сели в тюрьму. Меня он вытащит раньше, чтобы у нас не отобрали ребенка, понимаешь?

Виолета промолчала, но почувствовала, как в душе поднимается ненависть к этому Херардо; в отличие от Серены, она не верила его обещаниям. Вскружил наивной дурочке голову сказкой про полицейского под прикрытием… На самом деле судьбами женщин с фермы Лас-Суэртес-Вьехас повелевала Ийями Ошоронга. Виолета чувствовала, как та простирает над домом свои черные крылья, как тень богини ложится на их будущее. Их тела – жертвы, которые мужчины используют в своих обрядах. Их плоть – средство, с помощью которого они получают то, что хотят.

Ребенок шевелился и толкался у нее в животе, ей было неудобно. Во время сиесты она не смогла уснуть и решила пройтись. Осторожно вышла во двор, где слепой мальчик бил мячом о стену, всегда в одном и том же ритме. В его игре, в тихом монотонном звоне бубенцов было что-то гипнотическое. У курятника кудахтала курица.

– Виолета! Что ты здесь делаешь?

На пороге стояла обеспокоенная Дорита.

Виолета погладила живот.

– Он что-то сегодня вертится.

– Лусио тебя видел?

– Нет, не волнуйся.

Лусио в это время обычно дремал под кондиционером у себя в машине после обильной трапезы и возлияний.

– Чимита, пойдем, сынок. А ты, Виолета, будь осторожнее, как бы тебя не увидел Паночо. Лучше возвращайся в дом. Знаешь ведь, он не любит, когда вы выходите на улицу в самую жару.

Мальчику не хотелось уходить, и, перед тем как сесть в машину, он в последний раз изо всех сил пнул мяч. Мяч укатился в кусты. Виолета посмотрела на облако пыли, которое поднял «фиат» Дориты, и оглянулась по сторонам в поисках тени. Прошла мимо курицы – та взъерошила перья и нервно заквохтала: боялась, что Виолета заберет ее яйцо.

Виолета села в плетеное кресло на веранде и закрыла глаза. Ее мутило от ощущения, что внутри шевелится новая жизнь; пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от мыслей о ребенке.

Она не знала, как долго так просидела. Вдруг на дороге появилась синяя машина. Лусио ездил на красной, которая сейчас стояла во дворе, Виолета видела это. У доктора – спортивный автомобиль, у Ригоберто – «порше». Херардо, возлюбленный Серены, водил «сеат панду». Значит, это кто-то незнакомый, подумала Виолета и даже обрадовалась: кто бы ни приехал на ферму, он внесет разнообразие в их монотонную жизнь.

Она заметила, как из своей машины вышел заспанный Лусио. Появление гостя ему явно не понравилось. Они обменялись парой фраз, а через несколько секунд раздался выстрел, и Лусио рухнул на землю. Виолета в ужасе спряталась за курятником, а незнакомец быстрым шагом направился к дому. Оттуда выскочила напуганная выстрелом Елена; она была на четвертом месяце.

– Это у тебя ребенок Сузы? – спросил мужчина.

И тут же, не дожидаясь ответа, выстрелил ей в лицо. Потом зашел в дом, и раздались еще два выстрела: видимо, он убил Исабель – она была на шестом месяце, и Марию – та была на седьмом. На улицу выбежали Галина, прибывшая на ферму последней, и Серена (она была уже на девятом месяце); обе кричали, хоть и знали, что никто их не услышит. Далеко убежать им не удалось: мужчина спокойным шагом последовал за женщинами и меткими выстрелами в затылок убил обеих: они упали на землю, а брызги крови на мгновение зависли в воздухе.

Виолета, тяжело дыша в своем укрытии, инстинктивно прижала ладони к животу. Ей вдруг отчаянно захотелось спасти этого ребенка, дать ему жизнь. Она молилась: только бы убийца не знал, сколько женщин живет на ферме! Но тот уже обходил дом, внимательно глядя по сторонам: он все знал и искал ее. Мужчина решительно зашагал к курятнику; у Виолеты закружилась голова. Пытаться бежать бесполезно: с таким животом далеко не уйдешь, а потом, вокруг чистое поле. Тогда она решила выйти из укрытия и молить о пощаде.

– Прошу вас, пожалуйста, я ничего не знаю…

Но мужчина не опустил оружие, и она бросилась бежать. Успела сделать всего несколько шагов – и получила выстрел в спину. Тело пронзила острая боль. Последнее, что она видела перед тем, как потерять сознание, был мячик Чимиты. Затем ее окутала странная горячая тишина. Это Ийями Ошоронги накрыла Виолету своими крыльями. Две яркие точки в темноте – глаза ориша. Та что-то ей говорила. «Это месть». Слова еще звучали в голове Виолеты, когда темнота внезапно отступила, будто кто-то поднял жалюзи. Солнечные лучи расплавленным свинцом лились на дом; Виолета заморгала, не понимая, происходит все это на самом деле или она бредит.

Чужак, весь в крови, вонзил нож Серене в живот, сунул руку в рану, пошарил там и вырвал из мертвого тела ребенка. Его плач, возвещавший рождение новой жизни, разнесся по пустошам, окружавшим ферму Лас-Суэртес-Вьехас.

Виолета испытывала нечто большее, чем просто ужас. Она не хотела смотреть, но не могла отвести взгляд, и страшные образы оседали в ее сознании. Мужчина вспорол живот всем женщинам, вырвал из чрева каждой ребенка и швырнул его на землю, к ногам мертвой матери. Плач ребенка Серены стих, теперь до Виолеты доносился душераздирающий крик ребенка Марии, но и тот вскоре смолк.

Виолета знала: она следующая. Она ощупала спину и почувствовала, что из раны течет кровь. Во чреве шевелился ребенок, требуя, чтобы она выполнила приказ Ийями Ошоронги. «Это месть». Чужак опустился рядом с ней на колени. Он отложил нож, чтобы сорвать с Виолеты одежду, а когда снова потянулся за ним, не нашел: Виолета действовала быстрее. Она схватила нож и вонзила его в шею мужчины, пониже кадыка; кровь фонтаном брызнула ей в лицо.

Все вокруг окрасилось в алый цвет, вопли матерей и детский плач слились в голове Виолеты в безумный хор.

Глава 38

– Мой муж не виноват, – уверяла Дорита. – Он мне сто раз говорил, что надо позвонить в полицию, а у меня смелости не хватило… Конечно, эти бедные женщины такого не заслужили… Я трусиха, но боялась не столько за себя, сколько за сына, за Чимиту. «Надо восстановить справедливость». Так считает Виолета, и, наверное, она права.

– Кто такая Виолета?

Дорита не ответила. Она закрыла лицо руками. Прическа у нее растрепалась.

После задержания Дориту и ее мужа Бениньо отвезли в полицейский участок Сан-Леонардо-де-Ягуэ. Здесь не было даже камеры для допроса, поэтому они сидели в кабинете под мигающей лампочкой. Снаружи завывал ветер, дождь никак не утихал.

– В тот день я закончила работу. Все было в порядке, женщины легли поспать, а я поехала домой. На полпути Чимита спохватился, что забыл мяч. Игрушек у него немного, и я решила вернуться на ферму. Такого кошмара я не ожидала.

Сарате и Элена молча слушали Дориту. С ребенком остался Ордуньо; они ждали соцработника. Ночевать Чимите предстояло в детском доме.

– Паночо лежал на земле. Вместо лица у него было кровавое месиво. А на крыльце лежали женщины: Серена, Исабель, Мария, Елена и Галина. Все мертвые. Им вспороли животы и… и выпотрошили. Чуть поодаль лежал еще один мужчина, его я никогда не видела, тоже мертвый. А Виолеты нигде не было. Я говорила с ней незадолго до того… Она была не такая, как остальные. Когда приехала, подружилась с Росаурой, кубинкой… Они обсуждали всякое шаманство, своих богов. Имена у этих богов странные… Но девушки друг друга понимали… А потом Росаура умерла при родах, и Виолета осталась совсем одна. Болтала иногда с Сереной, та тоже была мексиканкой, но я видела, что Виолете плохо, поэтому всегда старалась перекинуться с ней парой слов. Мне было ее жаль, такая она была потерянная…

– А остальные что, были счастливы? Трудно поверить, что женщина, которая живет в рабстве и бесконечно рожает, зная, что ее детей купят незнакомые люди, может выглядеть довольной.

У Дориты не было ни сил, ни аргументов, чтобы спорить с Эленой. По ее толстым щекам бежали слезы; она шмыгнула носом.

– Может, и не были, но кто вообще счастлив в этой жизни? А может, и были, по-своему…

Элена и Сарате холодно смотрели на нее. Они не испытывали ни капли сочувствия к женщине, хранившей в холодильнике замороженных младенцев.

– Вам удалось найти Виолету?

– Сначала я решила, что все это ее рук дело, но потом вошла в дом и… Никогда не забуду эту картину… Дети, все в крови и грязи, лежали на диване. Их выложили в ряд, по размеру… Самый маленький совсем еще зародыш, это, должно быть, Галины, она была всего на пятой неделе… а остальные…

– Вы утверждаете, что кто-то играл с ними… как с куклами?

Дорита кивнула.

– Но это же безумие. Кто способен на такое? – вмешался Сарате.

Эта картина – мертвые дети на диване – полностью завладела его воображением. Он даже представил, как тот, кто их раскладывал, подражал их голосам.

– Виолета. Она лежала на полу в луже крови.

– Живая?

– Она лежала без движения. Но потом тело свело что-то вроде судороги. Я подошла ближе и увидела рану на спине, но ребенка у нее не вырезали. Думаю, от пережитого у нее начались роды, и от схваток она очнулась. Я даже в родзал ее отвести не успела, она родила прямо там, в гостиной… Я приняла много родов, больше пятидесяти, но это был безнадежный случай. Ребенок родился мертвым.

Им больше не пришлось задавать вопросы. Дорита сама рассказала обо всем. Она спустилась в подвал за медицинскими инструментами и лекарствами и оказала Виолете первую помощь. Та говорила, не умолкая, описала мужчину, который приехал на ферму, убил матерей и вырвал из их животов детей. Дорита извлекла пулю и остановила кровотечение. У Виолеты поднялась температура, она бредила. Дорита хотела увезти ее к себе домой и там спокойно решить, как быть дальше, но Виолета отказывалась: не хотела бросать детей. Так она их называла. Она стала агрессивной. Чтобы успокоить Виолету, Дорита согласилась забрать с собой в Усеро пять детских трупиков: взяла побольше льда и сложила их в чемодан. Она не помнила, как добралась до дома; мозг кипел, как скороварка. В отеле Дорита спустилась в погреб, выкинула все из морозилки и спрятала там тела детей. Виолета не хотела с ними разлучаться, бормотала что-то бессвязное. Позже Дорита разобрала мантру, которую, не переставая, твердила девушка: «Это месть. Ийями Ошоронга хочет, чтобы я восстановила справедливость, судьба требует, чтобы все вернулось на круги своя».

– Она уснула прямо в погребе. Мы с мужем глаз не сомкнули, я все ему рассказала. Он хотел идти в полицию, даже позвонил туда, но я заставила его повесить трубку. Вы не думайте, я испугалась не того, что меня осудят за работу на Лас-Суэртес-Вьехас. Я думала о сыне, потому что он мне сын, и неважно, кто его родил. Никто не позаботится о нем так, как я. А если бы я пошла в полицию, его бы точно забрали. Так ведь в итоге и вышло: его у меня забрали.

Лампочка погасла, и несколько секунд они сидели в темноте, слушая всхлипывания Дориты. Когда свет, мигнув несколько раз, зажегся снова, Сарате пристально посмотрел на Элену – то ли с ужасом, охватившим его от этой истории, то ли с упреком. Возможно, он считал, что, желая во что бы то ни стало удочерить Михаэлу, Элена уподоблялась Дорите. Элену захлестнула волна печали: как сложно смириться с тем, что взгляд Анхеля, раньше полный любви, теперь выражал лишь ненависть. И все же, сделав над собой усилие, она продолжила допрос:

– Вы могли бы официально оформить опеку над Чимитой.

– Вы правда думаете, что Ригоберто оставил бы нас в покое? Полиция ему нипочем, Лусио мне много раз говорил, что с ним надо держать ухо востро. Да если бы я хоть намекнула кому-нибудь, чем мы занимаемся на ферме… Это смертный приговор.

– Кто такой Ригоберто?

– Хозяин всего этого. Я знаю только, что он мексиканец и ездит на черном «порше», но не всегда: новых девушек он привозил к нам в фургоне. Я сама с ним только раз словом перемолвилась, в основном с ним общался Паночо, в смысле Лусио.

Элена потянулась к ней через стол.

– Дорита, мне нужно, чтобы вы рассказали во всех подробностях, как функционировала ферма. Помимо вас и Лусио, там кто-то работал?

– Дон Рамон, гинеколог. Фамилии его я не знаю. Он приезжал, чтобы оплодотворять девушек, как только заканчивался послеродовой карантин. Еще он делал УЗИ, а я присматривала за беременными и помогала принимать роды. Постоянно на ферме жил только Лусио. Он закупал продукты и все необходимое, следил, чтобы девушки не отходили далеко от фермы, хотя некоторым иногда позволял прогуляться до деревни.

– Больше никого?

– Был еще один парень, кажется, его звали Херардо. Я его видела всего несколько раз и ни разу с ним не разговаривала. Он привозил лекарства для беременных.

– Когда мы впервые приехали к вам в отель, то показали его фотографию, верно? – В голосе Сарате звучала злость. – Вы сказали, что никогда его не видели, но вы солгали.

Дорита пристыженно отвела взгляд.

Сарате был прав. Так вот как Херардо, или Гильермо Эскартин, полицейский под прикрытием, был связан с фермой Лас-Суэртес-Вьехас: привозил лекарства, добытые в обход закона, чтобы не оставлять следов, чтобы суррогатные матери превратились в призраков.

– Знаете, к чему привело ваше решение ничего не рассказывать? К новым жертвам. Гильермо Эскартина, или Херардо, как вы его называете, убили. И Рамиро Бейро, отца мальчика в инвалидной коляске; вы знаете, о ком я… Хотите знать, что с ними сделали? Обоим вырезали внутренности и засунули внутрь по младенцу. Каждому в живот впихнули его ребенка. И зашили. – Сарате подскочил к Дорите и прокричал ей все это прямо в лицо, но та словно не слышала чудовищных подробностей. – Вас что, даже это не впечатляет?

– Это несправедливо, она не виновата, – пробормотала Дорита.

– Послушайте, – вновь заговорила Элена, – получается, на ферме было шесть беременных женщин, всех детей убили. Мы нашли двоих, еще двоих у вас в подвале, в холодильнике. Где оставшиеся два? Где Виолета?

– Она была не в себе, будто в другом мире. Не соглашалась уйти без детей, а я же не могла ее бросить. Мы поселили ее в подвале, поставили ей там кровать и, конечно, следили, чтобы она никому не попадалась на глаза. Особенно Ригоберто, когда тот приехал в Усеро. Он явился в отель и стал расспрашивать, что произошло на ферме. Я сказала, что ничего не знаю, и… мне кажется, он поверил. Через неделю я еще раз съездила на ферму, и к тому времени там все убрали. Не было ни тел, ни крови, никаких следов бойни… И я подумала, что мы можем начать с чистого листа… Ради Чимиты, ради Виолеты… Бедняжка была на волосок от смерти. Но она не могла забыть. Повторяла, что не хочет новой жизни, а хочет только одного: справедливости. Восстановить порядок вещей.

– Что она имела в виду? Что она понимала под восстановлением порядка вещей? – задавая этот вопрос, Элена догадывалась, какой получит ответ.

Дорита молчала. Она перестала плакать и смотрела прямо перед собой. Дождь прекратился, в комнате слышалось только тихое жужжание лампы.

– Месяц назад Виолета ушла. Мы надеялись, что она не вернется… Трудно было прятать ее в подвале. Но через неделю она вернулась. Где была, не сказала. Вообще почти перестала с нами говорить. Однажды ночью я закрыла бар, спустилась в подвал – а она там разговаривает с трупами детей. Несла какую-то чушь: как пойдет с ними на прогулку… Бениньо тогда разозлился, сказал, что надо вызвать гражданскую гвардию, что нам самим с ней не справиться… Но вскоре она снова ушла. Ее опять не было где-то неделю. А потом она вернулась, и я заметила: из морозилки пропало два тела. Я рассердилась и спросила, что она с ними сделала, но Виолета только повторяла, что «восстановила порядок вещей», что «судьба велела ей вернуть все на свои места». Я тогда ничего не поняла, но сейчас…

– Мы обыскали отель, Дорита. Ее здесь нет.

– Она снова ушла незадолго до вашего приезда, до того, как вы начали расспрашивать людей в деревне. Забрала еще двоих детей. Думаю, вы уже поняли, что она сделает…

– Убьет отцов.

– Простите меня. Но разве я могла подумать, что Виолета совершит такое? После всего, что с ней сделали на ферме, я чувствовала вину. Хотела ее защитить…

Элена с Сарате переглянулись. Дорита была полностью раздавлена. За эту дождливую ветреную ночь она, казалось, постарела лет на двадцать. Ее рассказ показался полицейским убедительным; наверное, она приукрасила условия жизни на ферме, но не исключено, что ее визиты и правда были для женщин единственной отдушиной в этом аду. Тюрьмы ей не избежать. По трусости или по неосторожности, она стала сообщницей преступников. Добро и зло слишком тесно переплелись в душе этой женщины. Больше ей не обнять Чимиту. Она не сможет растить ребенка, которого считает сыном.

– Откуда Виолете известно, кто отец каждого ребенка? – спросила Элена.

– Я не знаю. На ферме отцы не появлялись. А список был только у Ригоберто.

Глава 39

От выпитой накануне соль-и-сомбры ее до сих пор мутило. Рейес сдержала рвотный позыв, криво улыбнулась Фабиану, вдохнула и залпом осушила стакан. Она уже поняла, что этот ритуал – святое для ее напарника, его единственное суеверие. Желудок мгновенно скрутило. Только бы не вырвало, думала она, пока они ехали в Колонию-Маркони.

– Эй, так и будешь молчать всю дорогу? И без того тошно по району круги наматывать, так еще ты сидишь, как будто язык проглотила.

– Я, похоже, вчера простудилась. Кажется, у меня температура.

Фабиан положил ей ладонь на лоб.

– Все с тобой нормально, никакой температуры. Это все работа в Отделе. Думаешь, мне первое время не бывало хреново? Но постепенно привыкаешь. Либо привыкаешь, либо это не для тебя…

– Долго ты еще будешь во мне сомневаться?

– Пока не перестанешь загибаться после каждой заварушки.

Рейес избегала взгляда Фабиана. За окном показались первые здания Колонии-Маркони. Наркопритон на улице Ресина, в дверях – сутулый мужчина. Ей сказали, что Дели умерла от передоза, но тогда откуда на мешке кровавое пятно? Фабиан ошибался, полагая, что Рейес плохо от того, чем им пришлось заниматься накануне: везти тело проститутки на пустырь и там его закапывать. Она действительно всю ночь ворочалась, тщетно пытаясь заснуть, но причина беспокойства Рейес заключалась в разговоре с Рентеро. Она не боялась столкновения с высоким начальством и была готова довести расследование до конца, добыть доказательства и выдвинуть официальное обвинение против главы национальной полиции. Но дядя не позволил ей этого сделать и заставил пообещать, что она забудет о своих подозрениях. Почему он так поступил? Вот что не давало ей покоя.

Из всех родственников Рентеро больше всех поддерживал Рейес. Он всегда вызывал у нее восхищение. Он был предан своей работе и сделал блестящую карьеру. Вдохновившись его примером, Рейес и пошла в полицию. Несмотря на занятость, он был рядом, когда она в нем нуждалась, и, не впадая в сентиментальность, заботился о ней. И вот теперь этот человек требовал от нее молчания. Это не укладывалось у Рейес в голове.

– На выходных ни ты, ни я не работаем. Может, съездим куда-нибудь на природу, снимем номер в отеле? – предложил Фабиан, притормозив на улице, где собирались транссексуалы.

– Хм… Куда, например?

– Да все равно. Будем трахаться двое суток напролет, не выходя на улицу.

Рейес не сдержала улыбки:

– Да ты романтик! Тебе это говорили?

К машине подошла проститутка. В очках и юбке-карандаше она вполне могла сойти за кинодиву из пятидесятых.

– Давай выпьем кофе, София. Забирайся к нам, а то холодно. – Грубость Фабиана сменилась теплотой, как всегда, когда он разговаривал с теми, кому в жизни не повезло.

– И правда, я заслужила перерыв. Но лучше поехали ко мне. Меня в таком виде ни в одно кафе не пустят.

Девушка села на заднее сиденье, и Фабиан познакомил их с Рейес. София говорила с бразильским акцентом. Она жаловалась, что вчерашняя гроза распугала всех клиентов.

– Слава богу, есть те, кому с утра пораньше невтерпеж, – заметила она абсолютно серьезно.

Было половина двенадцатого, но София уже успела обслужить пару клиентов: водителям службы доставки захотелось скрасить хмурое утро.

Фабиан припарковался у какого-то склада, и они направились в гости к Софии. Салон ее новенького красного фургона был оборудован для встреч с клиентами: помимо безупречно заправленной постели там был даже телевизор.

– Добро пожаловать в мой мотель. Что будете пить? Кофе? Или пиво? – София наполнила из термоса три чашки. – Кофе хороший, из Бразилии, я его делаю для себя. Сахар вон там.

Несмотря на акцент, София говорила понятно, ей не приходилось прибегать к португальскому из-за плохого словарного запаса. Они с Фабианом, как старые друзья, поболтали о футболе (София болела за «Фламенго», а испанскими клубами не интересовалась), о ее коллеге-транссексуалке (ту положили в больницу из-за проблем с силиконом), о разных мелочах. Наконец Фабиан решил, что реверансов достаточно.

– Давай к делу, детка. Что ты нам расскажешь?

– А что мне за это будет?

Фабиан достал из кармана купюру и призывно помахал ею в воздухе. София схватила деньги и быстро засунула себе в вырез.

– Приходил Дуби, спрашивал про Херардо.

– Дуби? Да что ж старик никак не угомонится!

– Вот и я так подумала.

Рейес помешала горький кофе и поставила чашку на коробку, служившую им столом, чтобы подрагивавшие руки не выдали ее волнения.

– А на фига ему Херардо?

– Говорит, Херардо должен ему денег. За какую-то работу.

– Ничему его жизнь не учит. Он сказал, что за работа?

– Нет, но думаю, все как обычно.

– Кто такой этот Дуби? – спросила Рейес.

– Малявщик. Подделывает документы как бог. Я сам не отличу паспорт его работы от настоящего. Трижды сидел, но дело свое не бросил, а ему почти восемьдесят. А зачем, спрашивается, Херардо понадобился паспорт? Или он уехал из страны?

– Это ты у Дуби спроси. Я рассказала все, что знаю: он зашел ко мне, интересовался, что слышно от Херардо. Я раньше работала около салона Бирама, наверное, Дуби видел нас вместе. Мне Херардо нравился: как-то раз уговорил африканцев сделать мне скидку. Но старик хорош! Работать продолжает в таком возрасте, еще и замечает, что где происходит.

В машине Фабиан объяснил Рейес, что будет дальше. Они поедут в переплетную мастерскую, которую держит угрюмая женщина лет пятидесяти. Она скажет, что понятия не имеет, где Дуби, а потом они заглянут в подсобку и увидят его в уголке, работающим при свете настольной лампы. Вопрос лишь в том, сколько будет стоить откупиться от хозяйки, чтобы не путалась под ногами. По прикидкам Фабиана, двадцать евро. Они припарковались на проспекте и за минуту дошли до переулка, где находилась мастерская. Прогнозы Фабиана были точны, как швейцарские часы. Женщина попыталась преградить им путь, но смягчилась, стоило Фабиану протянуть ей двадцатку. Они прошли в подсобку, крошечную неопрятную комнату, где скрючился над паспортом старик Дуби.

– Не вставай, Дуби, продолжай работу.

– Все твои напарницы просто красотки, Фабиан. Держи ухо востро, а то она тебе и второе откусит.

– Ну ты шутник. Поедем в участок или здесь расскажешь, что случилось с Херардо?

– Я и сам хотел бы знать.

– Колись, Дуби, я не могу тут целый день торчать.

Старик вздохнул, поднялся, достал со стеллажа коробку из-под печенья, вытащил оттуда паспорт и протянул Фабиану. Паспорт был на имя Серены Гарай Лискано.

– Он заплатил половину и пропал.

– Он заказал тебе паспорт для этой женщины? – спросил Фабиан, не сводя глаз с документа.

– Да, причем очень срочно. А теперь вот лежит, пылится. Чтобы я еще раз с этими сраными торчками связался.

– Он говорил, зачем ему паспорт?

– Я не задаю вопросов клиентам. Меньше знаешь – крепче спишь. Но он должен мне триста евро.

– Забудь и про деньги, и про паспорт: я его забираю, – сказал Фабиан. – И вот тебе мой совет: бросай ты эти дела, уходи на пенсию! Будешь кроссворды решать. Или с внуками играть. Да хоть в баре в карты резаться.

В машине Фабиан вытащил из кармана паспорт и стал рассматривать фотографию Серены.

– Поверить не могу. Неужели этот козел хотел вытащить оттуда девчонку?

– Ты о чем, Фабиан?

– Эх, Рейес, от этих нариков одни проблемы.

Фабиан нервно барабанил пальцами по рулю, обдумывая дальнейшие действия. Рейес видела: он боится. И она знала кого.

– У тебя будут проблемы с Кристо?

– Это я порекомендовал ему Херардо – и смотри, как этот козел мне отплатил. – Фабиан потряс паспортом и бросил его на приборную панель.

– Если хочешь, чтобы я тебе помогла, ты должен мне все рассказать.

Фабиан поколебался, но в конце концов решился. Херардо был стукачом, постепенно он завоевал доверие Отдела, и ему стали давать разные поручения. Так, по мелочи – например, припугнуть владельца заведения, который отказывался платить за крышу. Однажды он даже набрался смелости и ограбил крупнейшего в Вильяверде наркодельца Бирама. В благодарность Фабиан подкинул Херардо отличную работу: не пыльную и за хорошие деньги. Договорился с Кристо, что Херардо будет возить кое-что в одно заведение в Сории.

– Что за заведение?

– Они занимаются суррогатным материнством. Ты не думай, ничего такого: женщины там живут, как королевы. Но в Испании это незаконно. Все организовал ушлый мексиканец, у него, видимо, везде связи. Общался с ним только Кристо.

– А что возил Херардо?

– Что придется. Лекарства, всякие женские штуки, что там нужно для родов… Все это крали из больниц, я передавал Херардо, а он возил в Сорию. Мексиканец из кожи вон лез, чтобы не оставлять следов. Я только пару раз был на той ферме, давно. Это была работа Херардо.

– А что с паспортом?

– На фотографии женщина с фермы. Ставлю свое целое ухо на то, что Херардо в нее влюбился и решил оттуда вытащить. Однажды он заявил, что этот бизнес надо прикрыть, потому что у женщин на ферме не жизнь, а ужас… Я тогда подумал, что у него размягчение мозга. А теперь понимаю из-за чего. – Фабиан убрал паспорт в карман.

– Ну а тебе-то что? Почему ты думаешь, что Кристо на тебя разозлится?

– Не знаю, в чем дело, но ферма уже несколько месяцев пустует. А теперь еще этот паспорт, и Херардо куда-то пропал. Что, если он заявится в полицию и все расскажет? А полиция начнет копать и выйдет на нас…

– Фабиан, ты же сам говорил, что Отдел – это одна семья. В семье всякое случается, и ты ни в чем не виноват.

– Давай ты это объяснишь Кристо на барбекю? Так дела не делаются, Рейес. У нас, если взялся за работу, а что-то пошло не так, с тебя спросят. – Он фыркнул: – Прикинь, с какими рожами мы будем есть отбивные в саду у Кристо!

– Ничего ему пока не говори, – уверенно сказала Рейес. – Ты только предполагаешь, что Херардо мог пойти в полицию, но на самом деле понятия не имеешь, что с ним случилось. Дай мне расспросить дядю. Вдруг Рентеро знает, где сейчас Херардо. Если он просто сбежал, это не страшно и тебе не придется ни о чем рассказывать Кристо.

Фабиан расплылся в улыбке, как нашкодивший ребенок, которого избавили от наказания.

– Все-таки придется мне уйти от жены и жениться на тебе.

Глава 40

Младший лейтенант отдела судебной антропологии гражданской гвардии при помощи Дориты составлял фоторобот Виолеты. Перед ним на экране была целая коллекция глаз, ртов, носов и ушей. Лейтенант совмещал разные изображения, получая все новые лица. По знаку Сарате он прервал работу.

– Как продвигается дело?

– Застряли на треугольнике «глаза – нос – рот». Когда разберемся с этим, можно сказать, половина работы сделана. Она очень наблюдательная, справится. С Ригоберто все получилось.

– Уже есть его фоторобот?

– Да, я передал его инспектору Бланко.

Простившись с лейтенантом, Сарате отправился на поиски Элены. Ордуньо с Мануэлой уехали в отель «Эль-Балькон-дель-Каньон». Несколько часов назад судья выдал разрешение на перевозку трупов из морозилки в подвале гостиницы в Институт судебной медицины, но Сарате не верил, что вскрытие позволит узнать что-то новое. Наконец он нашел Элену: вместе с недавно прибывшим шефом полиции Сории она руководила сбором показаний местных жителей.

– Покажи мне Ригоберто, – попросил Сарате.

– Я отправила фоторобот Марьяхо, чтобы проверила по базе, но вряд ли будет результат.

На портрете был изображен смуглый мужчина с тонкими чертами лица и густыми бровями. Никаких особых примет; абсолютно незапоминающееся лицо. Дорите еще предстояло помочь в составлении фоторобота гинеколога дона Рамона; она его уже описала – лет пятидесяти, лысый, полный. Таких в Испании тысячи.

– Будет лучше, если мы вернемся в Мадрид. Соберем всю команду. Посмотрим, что удалось выяснить, и решим, что делать дальше.

Бениньо на допросе не сообщил ничего нового. Он знал, чем занимается его жена, но никогда не бывал на ферме и не видел ни Ригоберто, ни дона Рамона. Однажды в баре он подавал кофе женщинам с фермы – Дорита сказала, что их зовут Серена и Мария. Он пытался убедить жену обратиться в полицию, но оба боялись потерять Чимиту. Детей у пары не было, и они с этим смирились, но, когда на склоне лет в их жизни появился Чимита, он принес столько радости, что они сами удивились, почему так долго лишали себя счастья стать родителями. Их жизнь вдруг наполнилась смыслом. Все крутилось вокруг Чимиты: они заботились о нем, старались, чтобы, несмотря на слепоту, он научился обходиться без посторонней помощи, и надеялись, что однажды смогут его официально усыновить. Оба относились к Чимите как к родному.

В Сан-Лоренсо-де-Ягуэ лило как из ведра, и канализация не справлялась. Элена и Сарате шли к машине. Оба понимали: у Виолеты большая фора. Она на свободе и, вероятно, уже подбирается к следующей жертве, к отцу одного из детей, которых, как рассказала Дорита, девушка носила с собой в сумке-холодильнике. Но как узнать, кто этот отец? Единственный способ – выйти на след хозяина фермы, мексиканца Ригоберто. Задача непростая.

Элена хотела убедить Рентеро предать огласке часть расследования. Это даст отцу ребенка шанс на спасение.

– В каком ужасном мире мы живем! – негодовала она, заводя машину.

– Мне тоже не хочется задерживать Виолету, – отозвался Сарате. – Я предпочел бы сосредоточиться на поисках нанимателя Бласа Герини. Киллер устроил на ферме настоящую бойню! Чудо, что Виолете удалось спастись. Но… мы оба знаем, что, если сейчас займемся Герини, погибнет еще один человек.

– Отец. Так называемый. – Элена не скрывала презрения.

– Вспомни Бейро. Он был настоящим отцом. Пошел на это преступление ради сына! Попробуй поставить себя на его место!

– Мы не всегда получаем то, что хотим. Честно говоря, я вообще не понимаю, как мы докатились до такого! Детей покупают, как товары в супермаркете. И никого не волнует, что за этим стоит. Несчастные женщины на фермах вроде Лас-Суэртес-Вьехас рожают без остановки, лишь бы не опустели полки магазина. А Бейро с его больным сыном или кто-нибудь еще, кому вдруг понадобится ребенок, приходит и покупает его.

– Эта ферма – кошмар, но во многих странах суррогатное материнство узаконено, Элена.

– Как же меня раздражает эта мантра: «Где-то такое узаконено, значит, все в порядке»! Где-то и смертная казнь до сих пор существует. Люди часто принимают удобные, а не справедливые законы.

– Да, но оставлять суррогатное материнство в серой зоне – значит провоцировать рост преступности.

– По сути, суррогатное материнство – та же проституция. Мужчины считают, что могут получить женщину в любой момент, стоит только заплатить. Женское тело – товар. А теперь и матка тоже. Все продается и покупается, даже отцовство.

Сарате промолчал. Он не хотел спорить с Эленой всю дорогу до Мадрида.

– Ты не передумал уходить из ОКА? – спросила она через несколько секунд.

– Обсудим, когда все это закончится.

– Насчет того, что сказал Рентеро о твоем отце…

– Не надо, Элена. Нет смысла это обсуждать. Ты знаешь Рентеро лучше меня: если во время операции, когда отец работал под прикрытием, что-то пошло не так, комиссар ни за что мне не расскажет.

– И ты готов с этим смириться?

– Ты сама сказала: мы не всегда получаем то, что хотим.

Элена сосредоточилась на дороге. Вскоре раздался звонок: Марьяхо. Инспектор ответила через гарнитуру:

– Пожалуйста, скажи, что смогла установить личность Ригоберто по фотороботу.

– На мексиканца пока ничего нет. Мне привезли компьютер Дориты, я только занялась им, но, кажется, уже кое-что нашла. Вам еще далеко ехать?

– Через пару часов будем на Баркильо.

– Поторопитесь. По-моему, я поняла, как Виолета вычисляет отцов.

Глава 41

Кристо жил в кирпичном таунхаусе в Пералес-дель-Рио, который когда-то был отдельным муниципалитетом, но позже вошел в состав соседнего с Вильяверде района Хетафе. Сбоку к зданию примыкало второе точно такое же. За домом, построенным лет тридцать назад, располагался небольшой дворик, почти полностью занятый бассейном – сейчас он был накрыт до наступления хорошей погоды.

– Летом мы тут устраиваем барбекю с купанием; пока без купания придется обойтись, но вот в июле…

Жена Кристо Белен была младше его лет на двадцать. Она приняла Рейес очень тепло и сразу протянула ей коктейль.

– Кава с апельсиновым соком, но если хочешь пива…

– Нет, лучше каву. От пива я толстею.

– Я давно хотела с тобой познакомиться, муж много о тебе рассказывал. Говорит, с тех пор как ты пришла, Фабиан прямо расцвел…

– Это мне повезло каждый день с ним дежурить. С ним весело.

– А уж каким он был раньше! Видела бы ты его тогда.

Это замечание заинтриговало Рейес: Белен словно намекала на какое-то трагическое событие в жизни Фабиана. Что ж, со временем она все выяснит.

Рейес сделала глоток коктейля: он был неплох, но ее по-прежнему мутило. Она прошлась среди гостей; весь Отдел явился с семьями. Номбела. Грегор, который выглядел так молодо, как будто сбежал на перемене из школы; его жена, судя по огромному животу, должна была вскоре родить. Ричи, обычно замкнутый, улыбался и даже болтал о чем-то с женой Номбелы, полной дамой лет шестидесяти, которая обращалась с ним как с внуком. В саду воцарилась приятная атмосфера домашнего праздника. Трудно было не почувствовать теплоты, с которой относились друг к другу сотрудники Отдела. В семье Рентеро такого не было…

К Рейес подошел Кристо в фартуке, имитирующем платье танцовщицы фламенко, с подносом крокетов в руках.

– Мое фирменное блюдо, с хамоном.

– Ну-ну! – рассмеялась Белен. – Их делает моя мать и присылает нам в замороженном виде.

– Не слушай мою жену, она профессиональная лгунья. Ее мать, скажет тоже! Да ее мать даже бутерброд сделать не может.

Кристо рассмеялся и рассказал, как однажды его теща своей стряпней чуть не отравила гостей. От него веяло простотой и доброжелательностью, перед которыми трудно было устоять, но Рейес помнила, с каким ужасом Фабиан говорил о начальнике утром. Она и сама видела Кристо с другой стороны: он чуть не застрелил ее и, глазом не моргнув, избавился от трупа Дели.

– Поверить не могу, что они размороженные. Вкусно!

– Я же говорю: сам сделал. А ты готовишь?

– Я блестяще открываю банки, – отшутилась Рейес.

– Отлично, пошли: как раз надо открыть мидии.

Кристо повел ее внутрь: стандартный дом представителей среднего класса, без излишеств, призванных восхитить гостей. Из необычного – только огромный телевизор с изогнутым экраном в гостиной. На кухне свежий, но не очень изысканный ремонт; мебель в псевдодеревенском стиле и два холодильника. Один был забит пивными банками и бутылками.

– Хочешь, возьми пива. Коктейль моей жены допивать необязательно.

Стакан с кавой успел нагреться в руке Рейес. Из-за тошноты пить она не решалась.

– Очень вкусно. Белен классная.

– О да, очень важно, чтобы близкий человек понимал и поддерживал тебя. А у тебя есть парень?

– Нет, у меня никого нет.

– Ты поосторожнее с Фабианом, он тот еще кобель. Позже познакомлю тебя с детьми. Мои двое и отпрыски Грегора бесятся все вместе на чердаке. Откроешь эти банки, ладно?

– У Грегора есть дети? Он такой молодой.

– Трое, и четвертый на подходе. Они с женой сами почти дети, а плодятся как кролики. А я, наоборот, поздно стал отцом. Жизнь такая непредсказуемая штука.

Рейес открывала консервы – мидии, анчоусы, гребешки – и выкладывала их на продолговатые тарелки, пока Кристо смешивал тинто-де-верано.

– Вчера все нормально прошло? Подстава, конечно, с этим дождем, но вы с Фабианом справились?

Кристо застал Рейес врасплох: она не ожидала, что тот вдруг заговорит о работе.

– Да, все прошло нормально.

– Жалко мне Дели. Если бы не наркотики, все у нее могло хорошо сложиться. Красивая она была.

– Она точно от передоза умерла? – У Рейес часто забилось сердце; может, она зашла слишком далеко? Она продолжала раскладывать по тарелкам анчоусы и гребешки, делая вид, что не придает разговору особого значения. – Я видела на мешке кровь…

Рейес почувствовала, что Кристо мгновенно отвлекся от вина и пристально посмотрел на нее, вероятно, пытаясь понять, к чему клонит новенькая.

– Мне сказали, что от передоза, и я поверил. Иногда нам приходится делать что-то, чего делать не хочется, чтобы в нашем районе все было в порядке, понимаешь? Никому не охота работать мусорщиком, но вонючие мешки на улице по утрам раздражают всех.

– У Дели были проблемы с журналистом. Фабиан мне рассказал.

– Дели убила журналиста, вот в чем была ее проблема, Рейес. В принципе нам от этого ни горячо ни холодно, но иногда…

– Иногда приходится убирать мусор.

Рейес наконец решилась взглянуть Кристо в глаза. Тот улыбался, видимо довольный ее ответом. Ей хотелось рискнуть и спросить, кто стоит за смертью Дели, послушать, как он станет врать в ответ. Теперь Рейес не сомневалась: за убийством проститутки, как и за убийством журналиста, стоял Отдел. Сам Кристо. Но тут в дверь позвонили, и Кристо, прихватив графины с вином, пошел открывать.

Пришел Фабиан с женой Марибель и сыном Раулем. Мальчик сразу побежал вверх по лестнице к другим детям.

– Как дела у моего крестника? – поинтересовался Кристо.

– Отлично, пока он в хорошем настроении. Посмотрим, надолго ли это, – ответила мать.

Фабиан занес на кухню мясо.

– Рейес, пошли, познакомлю тебя с Марибель.

Марибель оказалась блондинкой лет тридцати; до рождения сына она явно была красавицей. Королева школьной дискотеки, из тех, что носят самую короткую юбку, самую обтягивающую блузку и встречаются с самым классным парнем. Теперь она потолстела и подурнела; в носу – пирсинг, на ногах – слишком тесные легинсы, руки от запястий до плеч покрыты татуировками.

– Привет, Рейес. Муж рассказывал о тебе.

Она подчеркнула слово «муж», как бы обозначая свою территорию.

– А мне о тебе, – с улыбкой ответила Рейес.

Вдруг с чердака, где играли дети, раздался визг. Фабиан и Кристо кинулись наверх, Рейес за ними. Луисито, старший сын Кристо, упал и разбил голову до крови.

– Он дурачился, прыгал с одной кровати на другую, – рыдала его сестра.

– Надо ехать в больницу.

– Хочешь, я его отвезу? – предложил Фабиан.

– Нет, ты позаботься о гостях. Ничего страшного, у вас еще мясо не остынет, как мы вернемся.

Кристо подхватил рыдающего сына. Вслед за Луисито заплакали и остальные дети, напуганные пятнами крови на полу.

– С Луисито все в порядке! Его сейчас так здорово зашьют, наложат шов в тысячу стежков! Знаете, каким крутым он будет! – мгновенно нашелся Фабиан.

– Да ладно! – Один из сыновей Грегора уже улыбался сквозь слезы.

– Моему папе как-то наложили шесть швов, а рана была еще больше! – сообщил второй.

– Я думаю, ему пластырь наклеят, и все, – отозвалась старшая сестра Луисито.

Рейес удивилась: чтобы отвлечь и успокоить детей, Фабиану понадобилось меньше минуты. Вскоре он ушел, а они остались спокойно играть на чердаке.

– Не знала, что ты так здорово умеешь обращаться с детьми.

– У меня талант, – похвастался Фабиан. – Пора жарить мясо, а то народ с голоду помрет.

Они пошли вниз, но, спустившись на этаж, Фабиан вдруг распахнул дверь в спальню Кристо и Белен, втолкнул туда Рейес и начал целовать.

– Не хочешь потрахаться в постели шефа?

– Фабиан! Внизу твоя жена! И вообще, что происходит? Ты уже забыл, как боялся идти сюда?

– Наоборот: вспомнил, о чем мы говорили в машине, и вот результат. Ну а что я могу поделать? Меня заводит, когда ты мне помогаешь. Когда ты поговоришь с Рентеро?

Рейес поцеловала Фабиана и, хотя он не хотел отпускать ее, осторожно отстранилась.

– Иди, а я немного подожду, чтобы никто не видел, как мы спускаемся вместе. А то твоя жена закатит скандал.

Когда Фабиан вышел, Рейес еще несколько секунд не могла прийти в себя. Ее влекло к Фабиану, и она уже жалела, что не согласилась на быстрый секс. Рейес глубоко вздохнула, огляделась по сторонам и заметила дверь, соединяющую спальню с кабинетом. В кабинете на столе стояли фотографии Кристо с высокопоставленными людьми: королем, мэром Мадрида, председателем правительства Мадридского автономного сообщества, несколькими министрами. Был здесь и снимок с шефом национальной полиции Гальвесом. Рейес проверила ящики стола; все были забиты канцелярскими принадлежностями, и только один заперт на ключ. Она взломала замок скрепкой; внутри лежали бумаги, на первый взгляд не представлявшие никакой ценности, и телефон.

Некоторое время Рейес колебалась: красть телефон рискованно, но другой возможности узнать побольше про дела Отдела может и не представиться. Когда работаешь под прикрытием, приходится импровизировать. И потом: в доме полно людей, как Кристо узнает, что это она вскрыла секретный ящик? Успокаивая себя таким образом, Рейес решила забрать телефон. Теперь ей не терпелось изучить его содержимое. Она посмотрелась в зеркало и осталась довольна своим дерзким взглядом, а заодно и предприимчивостью. Утреннее недомогание прошло. Рейес взяла телефон и спустилась вниз, к остальным.

Марибель злобно покосилась на нее, как будто догадывалась, чем Рейес собиралась заняться с ее мужем. Фабиан и Номбела уже выкладывали мясо на решетку.

Глава 42

Мрачный Ордуньо шагал по коридору офиса ОКА в переговорную. По пути его нагнала Мануэла, которая несла целый ворох отчетов от Буэндиа. Элена и Сарате уже были на месте. Марьяхо подключила ноутбук к проектору и показывала, что ей удалось найти в компьютере Дориты.

– Мне даже не пришлось обходить защиту. Все было в истории браузера: пару недель назад кто-то искал информацию о нескольких галисийских компаниях.

– Которые работали с Рамиро Бейро? – догадался Сарате.

– Именно. И адрес его офиса. И карту доков в Ла-Корунье. Но ничего, связанного с Гильермо Эскартином, обнаружить не удалось.

– Может, она ничего и не искала: она же дружила с Сереной, и та сама рассказала о своем любимом…

– Думаю, у Виолеты есть информация об отцах детей, но неполная, поэтому в интернете она ищет домашние адреса или места работы. Дорита и Бениньо сказали, что в последний раз она была в Усеро три дня назад и уехала в тот день, когда вы прибыли в деревню. Вот что она нашла перед уходом.

Марьяхо показала в истории браузера адрес сайта и открыла его в другом окне.

– Бюро «Трокель», занимается дизайном интерьеров. Это здесь, в Мадриде, в Маласанье. Владелец – Даниэль Мерида.

Бюро «Трокель» оказалось изысканным заведением, небольшим, но полным необычных вещей. Оно совмещало в себе магазин предметов интерьера и дизайн-студию, занимающуюся проектированием роскошных домов – из тех, что можно увидеть на страницах модных журналов. С улицы Руис и площади Второго Мая бюро не бросалось в глаза; в витрине, оформленной довольно сдержанно, красовалась каменная пирамида. Слева от дверей тихо журчал небольшой фонтан в японском стиле. Секретарша встала поприветствовать их:

– Чем я могу вам помочь?

– Полиция. Нам нужно поговорить с Даниэлем Меридой.

– Минутку.

Секретарша, явно нервничая, сняла телефонную трубку:

– Виктор, здесь полиция, им нужен Даниэль.

Через несколько секунд с лестницы, расположенной в глубине помещения, спустился мужчина – статный, дорого одетый – и пожал руку всем троим: Элене, Сарате и Ордуньо. Мужчина старался выглядеть уверенным в себе, но двигался немного суетливо, а его рукопожатие было слабым.

– Добрый день, меня зовут Виктор Альдеуэла, я партнер Даниэля Мериды. Что-то случилось?

– Мы можем поговорить без свидетелей?

Виктор провел их в мезонин: в пространстве без перегородок с прекрасным панорамным видом стояло два мраморных стола, на каждом – компьютер. Через огромное окно во всю стену в помещение проникал вечерний свет. Виктор указал на зеленые бархатные кресла, но полицейские остались стоять. Виктор сказал, что Даниэль ушел из дома утром, куда – неизвестно.

– Вчера вечером мы поссорились и за завтраком не разговаривали. Он отправился на свою ежедневную пробежку… Я пришел на работу, а его до сих пор нет.

– Так часто бывает? – спросила Элена.

Виктор покачал головой.

– Вы ему звонили?

– С ним что-то случилось? – Виктор был напуган.

– Где Даниэль бегает по утрам?

– Мы живем в Росалесе, он почти всегда бегает в Западном парке, иногда в Университетском городке.

– В чем он был сегодня утром?

– В шортах, серых легинсах и серой толстовке с надписью «Yale».

Через несколько минут около пятидесяти полицейских прочесывали оба парка. Даниэлю Мериде постоянно звонили, но он не отвечал, и дурные предчувствия усиливались с каждой минутой.

– Около одного из бункеров Гражданской войны обнаружена серая толстовка, – доложили Элене.

Около проспекта Сенеки, в районе общежития Колехио-Майор-Небриха располагалось три из двадцати бункеров, построенных в Западном парке во время Гражданской войны: белые башни из цемента, довольно хорошо сохранившиеся. Когда-то они служили пулеметными гнездами; пулеметчики целились в тюрьму Модело, на месте которой теперь находилось Управление военно-воздушных сил. У подножия одной из таких башен и нашлась толстовка. Полицейские, двигаясь концентрическими кругами, обследовали окрестности. Сарате ввел их в курс дела:

– Мы полагаем, что Даниэля Мериду могла похитить женщина. Совсем недавно, буквально сегодня утром.

– Могла она его увезти? – спросил один полицейский. – Тут совсем рядом дорога на Ла-Корунью.

– Если она уехала по А-6, ее будет трудно найти, – вмешался Ордуньо. – Обратитесь к транспортникам, пусть проверят номера всех припаркованных поблизости машин. Если найдут что-то подозрительное, сообщайте.

Этот план быстро принес плоды: на улице Сенеки был припаркован белый «форд транзит», владелец которого накануне заявил об угоне. Полиция немедленно оцепила машину. Элена, Ордуньо и Сарате стояли перед автомобилем, припаркованным в тени пиний и кедров. Задняя дверь фургона была приоткрыта, но изнутри не доносилось ни звука. Элена подошла ближе и заметила на асфальте красное пятно.

– Подождем криминалистов?

– Мы не можем ждать!

Элена распахнула дверь. Сил кричать у нее не было. Закричал Сарате:

– Скорую! Быстрее!

Элена залезла внутрь и стала на колени, не думая о том, что может уничтожить улики и следы. По металлическому полу растекалась лужа крови, и вскоре у нее на брюках появились алые пятна. Элена нащупала на шее мужчины вену и ощутила слабый пульс.

– Он жив! Да где скорая?!

Сарате тоже забрался в машину и теперь сидел рядом с Эленой, не в силах ничем помочь Даниэлю Мериде: тот лежал на полу с распоротым животом, из которого вывалились органы. В ногах – мертвый младенец. Убийца спешила: сбежала, не зашив разрез и бросив хирургические инструменты. Сарате пришел в себя, выскочил из машины и крикнул:

– Она где-то здесь, рядом! Мы ищем женщину лет двадцати пяти, она может выглядеть вот так…

Он показал полицейским фоторобот Виолеты, и те под руководством Ордуньо разошлись по соседним улицам. До Элены уже доносились сирены скорой, когда Даниэль вдруг открыл глаза и его вырвало черной, как железо, кровью. Элена погладила его по щеке и сказала, зная, что ее обещаниям не суждено сбыться:

– Ты поправишься. Тебя вылечат, только держись, Даниэль.

Но взгляд Даниэля, тело которого превратилось в чудовищное кровавое месиво, уже был обращен в другой мир.

Глава 43

Она изменила внешность: из длинноволосой блондинки, которую искала полиция, стала шатенкой – сама постриглась и наскоро покрасила волосы в туалете автовокзала Мендес-Альваро; правда, под краской проглядывали пряди ее натурального цвета. Там же, на автовокзале, она переоделась в джинсы и толстовку. Теперь ее легко было принять за студентку, которых здесь было много: рядом Университетский городок и несколько общежитий.

Куда девалась светловолосая красотка, которая когда-то очаровала Нестора? От нее не осталось и следа. Виолета сама себя не узнавала.

Выйдя на улицу, она сразу столкнулась с полицейским, но он не обратил внимания ни на нее, ни на портативный холодильник, который девушка несла на спине; решил, что это рюкзак с учебниками. Усевшись на плешивый газон неподалеку от временных ограждений, установленных полицией вокруг фургона, Виолета смотрела, как к машине подлетела скорая, в нее торопливо уложили Даниэля Мериду – и скорая, визжа сиренами, умчалась. Неужели он выжил? Уму непостижимо. Виолета оглядела свою обувь; кровавые пятна скрылись под слоем грязи. Ей пришлось бросить дело, не доведя его до конца.

– Прости меня, Ийями Ошоронга, – прошептала она, но никто ее не услышал.

Виолета потеряла часть инструментов, которые забрала из родзала на ферме: скальпель и щипцы, которыми она начала вырывать Даниэлю внутренние органы, чтобы устроить у него внутри постельку для ребенка Галины. Эмбрион был совсем крошечным, всего месяц, и пока больше походил на головастика, чем на человеческое дитя. Ей пришлось оставить его у ног Даниэля, когда из окна фургона она заметила первых полицейских.

– А что еще мне было делать, Зенон?

Она встала и зашагала к проспекту Сенеки, продолжая беседу с тем, кто со дня бойни на ферме Лас-Суэртес-Вьехас стал ее единственным спутником. Зенон – так она назвала своего сына. Она чувствовала, как он, молчаливый и окоченевший, прижимается к ее спине через стенку холодильника. Хоть он и умер и не может разговаривать, он слышит ее. Он недоволен тем, что творит его мать, и Виолета старалась ему все объяснить.

– Мне нужно закончить дело, нужно вернуть все на свои места. Это не я придумала, это Ийями Ошоронга мне приказала. Неужели ты думаешь, что мне не больно с тобой расставаться? Я знаю, ты тоже не хочешь этого, но, Зенон, милый, ты должен вернуться к отцу. Я должна отомстить, чтобы начать все сначала. Ийями Ошоронга не хотела смерти матерей, но дело в том, что вас вообще не должно было быть на свете. И теперь все должно вернуться на круги своя. Чтобы у всех была новая жизнь… Как ты разговариваешь с матерью?! Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? Конечно, раз полиция здесь, значит, они уже побывали у Дориты. И забрали младенцев Марии и Елены. Не напоминай. Мне и без того плохо.

Виолета приблизилась к полицейским, которые прочесывали район. Упреки Зенона заставили ее нахмуриться. Она подошла к сотруднику, который стоял у заграждения.

– Можно пройти?

– Сюда нельзя, сеньорита.

– Мне надо в общежитие, вон туда.

Полицейский посмотрел на здание, на которое указала Виолета, потом на нее и отодвинул заграждение.

– Проходите, только сразу туда, здесь не задерживайтесь.

Виолета послушно направилась к общежитию. У входа на ступеньках группа девушек обсуждала случившееся.

– Честное слово, тут нашли труп.

– Ты уверена? А зачем тогда скорая? Она так умчалась…

– Говорят, его расчленили. Как он мог остаться в живых?

– Это был мужчина?

Виолета прошла мимо, не останавливаясь, проскользнула в библиотеку и села за компьютер. Постучала по клавиатуре и улыбнулась: она нашла то, что нужно.

– Карлос Суза. Улица Галатеа, 35, Мадрид.

Девушка отыскала улицу на карте. Надо сесть на метро, на пятую линию, зеленую, и доехать до станции «Канильехас».

На выходе из здания Виолета столкнулась с мужчиной в штатском. Судя по всему, он командовал полицейскими. Она слышала, как он отдавал распоряжения; остальные звали его Ордуньо. Он разговаривал с девушками на лестнице и показывал им фоторобот. Виолета краем глаза взглянула на портрет: очень похоже. Но похоже на прежнюю Виолету, а с новой – коротко стриженной шатенкой – ничего общего. У фоторобота были не ее глаза: черно-белая картинка не передавала ни их медового оттенка, ни лихорадочного блеска, появившегося в тот момент, как Виолета получила приказ Ийями Ошоронги.

– Я ее не видела, – говорила одна из девушек.

– С мексиканским акцентом? Нет, тут у нас только колумбийки. Глэдис вот колумбийка, да? А мексиканок нет.

– А кто это? Что она сделала?

Виолета прошла мимо Ордуньо и направилась к станции метро «Монклоа».

Глава 44

Квартира Даниэля Мериды находилась на улице Буэн-Сусесо. Из огромного окна гостиной открывался вид на Западный парк, почти на то самое место, где нашли Даниэля. Виктор сидел, вжавшись в белый кожаный диван. Когда Элена сообщила ему, что Даниэль умер в скорой по пути в больницу, он был так потрясен, что не мог даже плакать. Он не шевелился и напоминал потерянного, испуганного ребенка. Элена до последнего надеялась, что врачам удастся привести Даниэля в сознание и он расскажет полиции что-нибудь о Виолете, но этого не произошло. Чудо, что он был еще жив, когда она открыла дверь фургона.

Сарате ходил туда-сюда по просторной гостиной. Здесь были столы из нержавеющей стали, кресла «Витра», лампы «Луи Поулсен» и фарфоровые вазы в виде обезьяньих голов. Стены украшали живописные полотна, в углу каждого стояла подпись «Д. Мерида».

– Это работы Даниэля?

– Да. Даниэль был прекрасным художником. Если бы он посвящал живописи больше времени, то мог бы многого добиться…

– Он ждал ребенка от суррогатной матери?

Виктор сжал губы.

– Откуда вы знаете?

– Рядом с ним лежал эмбрион. Мы сделаем анализ ДНК, чтобы выяснить, его ли это ребенок. – Элена села на диван рядом с Виктором. – Но почти уверены, что это так. Убийство, вероятно, совершено одной из женщин, которая… которых эксплуатировали на ферме суррогатных матерей. Мотив – месть. Женщин заставляли вынашивать детей, которых они не хотели, и теперь преступница возвращает младенцев отцам.

– Я не понимаю… Этих женщин эксплуатировали? Я был уверен, что они делают это добровольно.

– Не будьте так наивны. Суррогатное материнство в Испании вне закона, вы не знаете?

На лице Виктора появился страх: он опасался, что ему придется ответить за покупку ребенка. Элена не испытывала сочувствия к нему. Неужели она на стороне убийцы?

– Я понимал, что с этим могут возникнуть некоторые сложности… Но не до такой же степени.

– Мне нужно, чтобы вы рассказали об этом ребенке все: кому вы платили, как договаривались… И ничего не скрывайте, иначе могут погибнуть другие мужчины. Как вы вышли на людей, которые этим занимаются?

Виктор стал вспоминать. Ему стоило больших усилий держать лицо: он смотрел прямо перед собой, руки тряслись.

– Случайно. Делали перепланировку особняка в Ла-Флориде для одного мексиканца…

– Как его звали?

– Ригоберто… Фамилию не помню.

Взгляды, которыми обменялись полицейские, встревожили Виктора.

– Он замешан в том, что произошло?

– В убийстве Даниэля – нет, но мы должны его найти. Расскажите, где он живет, и вообще все, что о нем знаете.

Сарате записал адрес: особняк в районе Ла-Флорида, около Эль-Плантио. Элена вышла из гостиной и позвонила Ордуньо.

– Поезжай туда сейчас же, только не один. Возьми с собой спецназовцев Гомеса. Нельзя его упустить.

Когда Элена вернулась, Виктор рассказывал, как проходили переговоры с мексиканцем.

– Мы несколько раз встречались с Ригоберто по поводу перепланировки. Однажды он приехал сюда и увидел картину… Дани сказал ему, что хотел бы воспитывать своего ребенка, и Ригоберто спросил, задумывались ли мы об услугах суррогатной матери… В тот день он больше не затрагивал эту тему, но в следующий раз, когда мы встретились, чтобы утвердить бюджет проекта по перепланировке, Ригоберто предложил: он поможет с ребенком, а мы дадим ему скидку в тридцать тысяч…

– Вы даже не поинтересовались личностью матери?

– Ригоберто сказал, что у него есть женщина, которая идеально подходит на эту роль.

– И вы ни разу не задумались, в каких условиях она живет? Добровольно ли в этом участвует?

Виктор промолчал, то ли от стыда, то ли потому, что не хотел притворяться, что чувствует вину. Элена склонялась ко второму варианту. Она ненавидела безграничную жестокость хозяев жизни, неспособных поставить себя на место другого человека, думающих только об удовлетворении своих потребностей – без оглядки на то, какими средствами оно будет достигнуто.

– Вы ездили туда, где содержались матери?

– Нет, они приехали сюда, забрали сперму Дани, а через несколько недель сообщили нам, что все получилось и беременность протекает без осложнений…

– Как вы собирались оформлять документы на ребенка?

– Это делают они, через Грузию. Даниэлю должны были выдать свидетельство об отцовстве в консульстве в Тбилиси, а потом, уже в Испании, мать отказалась бы от своих прав.

– У вас сохранился договор, заключенный с Ригоберто? Нам потребуются все его данные.

– Да, договор есть, но мы подписывали его не с Ригоберто, а через одну компанию, забыл название…

Сфотографировав договор и отправив его Марьяхо, Сарате и Элена молча вышли из дома. Они не стали заходить в комнату, предназначенную для ребенка, которого давно не было в живых. Элене хотелось видеть в Сарате союзника, хотелось разделить с ним презрение к отцам, которые в конечном счете несли ответственность за все, что случилось с женщинами на ферме Лас-Суэртес-Вьехас. Если бы не они, не их деньги, ничего не произошло бы. Но взгляд Анхеля был непроницаем, и Элена не догадывалась, о чем он думает.

Позвонил Ордуньо.

– В доме пусто? Никого? – спросила Элена.

– Пусто, но Ригоберто ушел совсем недавно. Еще сегодня утром он был здесь. Видимо, его кто-то предупредил.

– Надо его найти. Еще нам нужен список отцов. Пусть криминалисты перевернут этот дом вверх дном, с судьей я разберусь. Надеюсь, обнаружат хоть какие-то документы.

– Криминалисты уже работают. Пока нашли сейф, он открыт, и там пусто.

– Снимите отпечатки пальцев.

Глава 45

Усеро; крошечный киоск, где ремонтируют и продают телефоны. Здесь Рейес решила разблокировать телефон Кристо, который украла накануне. Она могла бы отнести его Марьяхо, но не хотела нарушать обещание, данное дяде: докладывать обо всем только ему.

За прилавком стоял молодой китаец. Он поприветствовал ее с мадридским акцентом; чтобы взломать телефон, ему потребовалась буквально пара минут.

– Двести евро.

– Сколько?!

– Надо было раньше спрашивать. Не заплатишь – я его снова заблокирую. Наличными.

– Мне надо снять деньги.

– Я подожду.

Пока она шла к банкомату, зазвонил телефон. Ордуньо. Отвечать Рейес не стала. Со вчерашнего дня бывший напарник постоянно писал и звонил ей. Описывал ход расследования и говорил, что беспокоится за Дели. У банкомата на Рейес снова накатила тошнота. Она удивилась: неужели на нее так сильно подействовала необходимость избавиться от трупа Дели? Рейес собралась с мыслями и написала Ордуньо: «Не звони мне больше. Это небезопасно», а потом стерла всю их переписку в WhatsApp.

Забрав деньги, китаец протянул ей телефон и дал код доступа ко всем приложениям – кроме одного.

– Его мне взломать не удалось. Это приложение для записи разговоров, но, похоже, там все равно ничего нет. Все стерли.

– И восстановить нельзя?

– Не знаю, я такого никогда не делал. Могу посмотреть и поспрашивать у знакомых. Зайди попозже. Но это будет стоить пятьсот евро.

– Сколько времени тебе нужно?

– Возвращайся в пять. И не забудь: оплата наличными.

Рейес села в машину и стала копаться в телефоне. В WhatsApp было много чатов, но ни один контакт не был сохранен, поэтому понять, с кем переписывался Кристо, ей не удавалось. Большинство сообщений отличались краткостью: «в пять где обычно», «в семь жди звонка», «в три в ресторане „Ла-Манчегита“». Когда через несколько минут Рейес наткнулась на переписку с Херардо, то есть с Гильермо Эскартином, она чуть не вскрикнула от радости. Херардо и Кристо обсуждали даты, время и место поставок, но без конкретики. «В понедельник в три где всегда», «подтверждаю получение», «нужно еще три упаковки»… Самыми интересными оказались сообщения:

«Это кошмар. Их никуда не выпускают, с ними обращаются как с животными».

«Твое дело – привозить лекарства, которые заказал Р., и помалкивать».

Эта переписка подтверждала рассказ Фабиана. А главное, теперь у Рейес появились доказательства того, что Отдел замешан в делах Ригоберто. Она решила поговорить с Ордуньо.

Они встретились в дешевом магазине в многоэтажном здании на Гран-Виа. Решили не скрываться: сделали вид, что столкнулись случайно, и стали с притворным интересом рассматривать постельное белье.

– Ты был прав: Гильермо по поручению Отдела возил на ферму лекарства, – прошептала Рейес, держа в руке комплект простыней.

– Они знали, что Гильермо полицейский?

– Нет, считали его наркоманом. Он не одобрял условий, в которых содержались женщины на ферме, и написал об этом Кристо.

– А Кристо?

– Велел ему заткнуться и привозить то, что заказывал некий Р.

– Ригоберто, мексиканец, мы как раз его ищем. Возможно, он был хозяином фермы, но пока мы почти ничего о нем не знаем. Вчера ездили к нему домой, но он успел сбежать. Дела он вел через подставные компании, на одну из них записана ферма в Лас-Суэртес-Вьехас.

– Отдел связан с этим Ригоберто. Похоже, он важная птица: общался напрямую с Кристо. Фабиан в ужасе от того, что их дела могут всплыть.

– Что еще тебе удалось выяснить?

– Гильермо заказал фальшивый паспорт на имя Серены.

– Ага, все сходится. Он, судя по всему, влюбился в девушку с фермы, ее звали Сереной. Возможно, хотел с ней сбежать. Но сейчас надо срочно найти Ригоберто. Сможешь разузнать еще что-нибудь в Отделе?

– Это нелегко.

– Сама эту тему не затрагивай, но, если о нем зайдет речь, ничего не упусти!

– Они ни разу не упоминали о нем при мне.

– Тогда откуда ты знаешь про переписку с Р.? Разве не от Фабиана?

Рейес прикусила губу, схватила с полки пижаму и развернула ее перед собой – то ли чтобы скрыть замешательство, то ли чтобы отгородиться от Ордуньо. Мимо промчалась шумная группа подростков; они явно намеревались стащить из магазина футболку за три евро.

– Кристо хранил в ящике стола еще один телефон. Я его украла.

– Что? – Ордуньо стоило большого труда не повышать голос. Он смотрел на Рейес серьезно и обеспокоенно. – Как тебе такое в голову пришло? Они же заметят.

Рейес положила пижаму и развела руками:

– Не смогла устоять.

– Когда ты его забрала?

– Вчера, на барбекю. Кристо позвал в гости весь Отдел с семьями. Телефон мог взять кто угодно.

– Ты что несешь? Сама говорила, что Отдел как семья. На кого Кристо, по-твоему, подумает, когда заметит кражу? На человека, с которым проработал двадцать лет, или на тебя? Тебе надо немедленно уходить оттуда.

– Сейчас не могу. Тогда он точно поймет, что телефон стащила я.

– У нас уже есть все, что нужно, Рейес. Телефон в суде использовать нельзя, зато можно взять показания у Дели. Думаю, с ней получится договориться.

– Не получится.

– Я ездил к ней в наркопритон в Колонии-Маркони. Она напугана; если мы сделаем ей документы и предоставим официальную защиту, она расскажет все, что ей известно. Если она покажет, что Фабиан замешан в убийстве журналиста, то Отделу конец.

Рейес перебила его:

– Ордуньо, Дели умерла. Я сама закапывала труп.

Ордуньо слегка подался назад, словно от удара.

– Умерла? Но отчего?

– Вроде бы от передоза, – солгала Рейес. – Кристо почему-то не хотел, чтобы ее тело нашли.

В магазине вдруг на полную громкость включили музыку. Ордуньо стоял, онемев и не шевелясь; плотный поток покупателей огибал его. Рейес взяла очередную пижаму. Она догадывалась, о чем думает Ордуньо: если полиция начнет расследовать обстоятельства смерти Дели, Рейес предстанет перед судом за пособничество и сокрытие улик. С другой стороны, продолжать работать с этими убийцами – значит подвергать себя огромному риску, особенно теперь, когда она украла телефон Кристо.

– Мне нужно всего несколько дней, – попросила она. – Несколько дней – и я с ними разберусь.

Но ее показная уверенность не убедила Ордуньо: он видел, что Рейес страшно.

– Я должен рассказать обо всем Элене.

– Хорошо, но… речь не только об убийстве Дели. Похоже, я наткнулась на нечто значительно более серьезное. И мне нужно время, чтобы получить доказательства.

С этими словами Рейес отвернулась от него и медленно пошла к выходу, прицениваясь к одежде на вешалках. Уже через несколько секунд Ордуньо потерял ее из вида. Ему показалось, что в толпе мелькнуло лицо Дели, ее мутный от героина взгляд. Ордуньо вспомнил, какой беспомощной она была в наркопритоне, и его затопило чувство вины.

Глава 46

– Скажи, Сальвадор, кто убил моего отца?

Задав этот вопрос бывшему наставнику, Сарате почувствовал себя глупо. Что он ожидал услышать от старика в деменции? На полке в гостиной в доме Сальвадора Сантоса стояли фотографии: Сальвадор, подтянутый и строгий, рядом улыбается Эухенио Сарате.

Сарате вдруг стало больно: лица на фотографии и отсутствующий вид Сантоса казались насмешкой над ним и его отцом. Все вокруг годами молчали. Годами врали ему. Сальвадор так и не рассказал Анхелю правду о смерти отца, а ведь у него было много возможностей сделать это. Совместные дежурства, обеды и ужины в этом самом доме. Зато на советы Сальвадор не скупился – как быть хорошим полицейским, как не преступать границ. Его принципы – честность и достоинство – теперь представлялись Сарате пустыми словами, за которыми скрывалась огромная ложь, ложь о смерти Эухенио Сарате.

У него никого не осталось. Элена, как и Сальвадор, предпочла скрыть от Анхеля обстоятельства гибели его отца. Он думал, что после дела Малютки Элена решила изменить свою жизнь и остаться с ним, но теперь понял: ею двигала не любовь, а чувство долга. Нетрудно было догадаться, какую сделку предложил ей Рентеро: он не дает хода отчету о смерти Антона, который бросал тень на Сарате, а она не уходит из ОКА.

Раньше Сарате считал желание удочерить Малютку внезапным порывом, но теперь, как ему казалось, понял логику Элены. Она вынуждала себя не бросать его, а этот шаг возвращал ей свободу.

Надо справиться с яростью, притвориться, что смирился и забыл все обиды, что единственная его цель – найти Виолету и закрыть дело Лас-Суэртес-Вьехас. Он сказал Элене, что едет в дом Ригоберто последить за работой криминалистов, но на самом деле просто хотел вырваться из офиса ОКА: там Анхель задыхался. Но и в доме Сальвадора Сантоса он не нашел успокоения.

Прощаясь с Асенсьон и обещая приехать к ним на обед в следующее воскресенье, Сарате понимал, что не сдержит слово. Теперь ему было неприятно даже находиться с Сантосом в одной комнате.

По дороге к такси Сарате думал, что они с Виолетой, в сущности, похожи. Их обоих использовали, обманули, и теперь у них есть право отомстить. От этой мысли ему впервые за долгое время стало легко и спокойно. Да, он убил тех, кто убил Ческу, и, если бы понадобилось, сделал бы это снова. Они получили по заслугам. То же самое он сделает с тем, кто виновен в смерти его отца.

Шагая от бульвара Генерала Мартинеса Кампоса, где его высадил таксист, к улице Микеланджело, где располагался офис Рентеро, Анхель вспоминал детство. Однажды – ему тогда было лет шесть – в обед отец повел его в бар в Вальекасе. В тот день Эухенио был в хорошем настроении; возможно, как понимал Анхель теперь, отец немного выпил. В баре, где сидели другие полицейские, отец заказал ему какао. Анхель оробел и съежился за столиком, а взрослые трепали его по щекам, ерошили ему волосы, шутили и расхваливали его отца. «Лучший полицейский в своем выпуске», – говорили они. Сарате не помнил их лиц, но там наверняка был Сальвадор Сантос, а может, и Рентеро. Маленький Анхель испытывал восторг: отец успел заслужить доверие и даже восхищение коллег, а ведь его перевели в Мадрид всего несколько месяцев назад. Теперь Сарате знал: все эти друзья-льстецы предали его отца, покрыв завесой молчания обстоятельства его смерти.

Рентеро пригласил его в кабинет:

– Полиция не раскрывает подробностей операций под прикрытием, поэтому тебе ничего и не рассказали.

– Но, Рентеро, прошло столько лет. И речь ведь о моем отце.

Сарате скрыл ярость под маской интереса к судьбе родного человека и говорил спокойно, почти кротко. Он с легкостью попросил прощения за то, что вспылил в квартире Элены; извинения его звучали искренне, по крайней мере, ему так казалось.

– Не ищи подвоха там, где его нет. Твой отец был прекрасным полицейским и погиб при исполнении. Это все, что тебе нужно знать.

– Что за работа под прикрытием? Скажи мне хотя бы это.

Рентеро погладил подбородок и вытянул шею, как будто пытался освободиться от галстука.

– Ты ведь не успокоишься, пока не узнаешь, так?

Сарате расслабился: теперь он точно добьется своего. Показное спокойствие оказалось эффективнее ссор.

– В ходе расследования он вышел на участок в Вальекасе. Местную бригаду подозревали в коррупции. В восьмидесятые в полиции была своя мафия.

– Мой отец погиб в девяносто первом, мне было семь. Неужели к тому времени с полицейской мафией еще не покончили?

– Мафия – как раковая опухоль, с ней так просто не покончишь. Нам до сих пор не удалось окончательно от нее избавиться. Помнишь случай в Мериде пару лет назад? Весь отдел по борьбе с наркотиками сел. Или вот сейчас в Вильяверде.

– Что произошло на участке, где работал мой отец?

– Ничего там не произошло. Твой отец погиб в перестрелке.

– Вот и Рейес недавно попала в перестрелку, – саркастически заметил Сарате.

– Если твоему отцу и удалось что-то выяснить, он унес это с собой в могилу. Дело закрыто.

Рентеро выпрямился в кресле, давая понять, что встреча окончена. Сарате побоялся настаивать: это значило рисковать своим местом в ОКА. Когда он вышел на улицу, позвонила Элена. Ригоберто нашли в бизнес-терминале аэропорта. Он пытался улететь из страны.

– Понял, увидимся там. Да, выезжаю прямо сейчас.

Глава 47

Бизнес-терминал располагается в южной части мадридского аэропорта, в здании так называемого Государственного павильона: раньше здесь встречали высокопоставленных гостей, прибывающих в Испанию с официальным визитом. Сейчас отсюда вылетают частные самолеты и корпоративные рейсы крупных компаний с известными спортсменами, деятелями искусства и бизнесменами на борту. Четыре зала ожидания заметно превосходят роскошью и комфортом залы других терминалов, хотя тут пассажирам и не приходится долго ждать посадки на рейс.

Появление группы вооруженных полицейских явно произвело впечатление. На лицах людей, привыкших владеть собой, мелькнуло беспокойство.

– Ты здесь уже бывала? – спросил Сарате.

– Да, я летала на частных самолетах, – ответила Элена, не вдаваясь в подробности.

Ригоберто Веласкеса задержала и отвела в отдельный зал гражданская гвардия; его сняли с рейса SJ30, отправлявшегося в Акапулько. Самолет был не самым шикарным: SyberJet на семь посадочных мест. Чтобы преодолеть чуть больше четырех с половиной тысяч километров, отделявших Мадрид от места назначения, ему понадобилось бы не меньше двух посадок для дозаправки. Ригоберто – высокий смуглый мужчина в безупречно сидящем и явно очень дорогом сером костюме – негодовал и требовал объяснений.

– Я не понимаю, почему меня задержали. Я подам на вас жалобу!

– Мы не возражаем. После того как вы ответите на наши вопросы, даже поможем вам ее составить, – невозмутимо отозвалась Элена. Угрозы на нее давно не действовали.

– На взлетной полосе меня ждет самолет. За каждую минуту простоя я плачу больше, чем вы получаете за месяц.

– Если вы будете сотрудничать, мы вас надолго не задержим.

Составленный при помощи Дориты фоторобот Ригоберто был довольно точным, но все же выйти на след преступника не удалось бы без помощи Марьяхо. В полицейских архивах не было фотографий Ригоберто, и хакерша нашла его по двум штрафам за нарушение ПДД.

– Помните, Дорита говорила, что Ригоберто приезжал на ферму на черном «порше»? Так вот, я нашла два свежих штрафа, оформленных на черный «порше». Один на шоссе, ведущем в Усеро, другой – недалеко от отеля «Торребуэна».

Глядя на фото автомобиля, совершившего разворот в неположенном месте, Элена не скрывала скепсиса.

– Ты уверена, что это он?

– Черный «порше», в отличие от дома и фермы, зарегистрирован на человека по имени Ригоберто Веласкес.

Как только они оформили постановление о розыске и задержании, поступил сигнал: Ригоберто зарегистрировался единственным пассажиром на частный самолет, который вылетал из бизнес-терминала Барахаса.

– Извините, что вынуждаем вас отложить путешествие. Вам придется пройти с нами.

Элена распорядилась, чтобы на Ригоберто надели наручники; пусть сразу поймет, что ситуация серьезная. В таком виде ему пришлось пройти через весь терминал. Ни Элена, ни Сарате не проронили ни слова, пока не добрались до допросной в офисе на Баркильо. Там Элена сразу заявила:

– У нас есть два свидетеля, которые могут опознать вас как хозяина фермы в Сории. Акушерка, работавшая с беременными, которых вы удерживали на ферме против их воли, и один из ваших клиентов.

– Эти люди ошибаются. Я мексиканский предприниматель и, учитывая обстоятельства, больше я в эту страну инвестировать не планирую.

– Передать не могу, как мы об этом сожалеем.

Затем Элена подробно описала, что они обнаружили на ферме. Пять обезображенных трупов женщин, трупы Лусио и наемного убийцы Бласа Герини, который начал эту бойню. Ригоберто прекрасно владел собой и держался так, будто эти ужасы не имели к нему никакого отношения.

– У вас нет против меня никаких улик. И не может быть. А знаете почему? Потому что вы меня с кем-то путаете. Если вы сейчас же не отпустите меня, у вас будут проблемы. Когда мои партнеры узнают об этом произволе, вас просто выкинут с работы.

– Да мы в глубине души только и мечтаем отсюда вырваться, так что вы окажете нам услугу, – усмехнулась Элена. – Отпираться нет смысла. У нас много доказательств вашей причастности к преступлениям, которые совершались на ферме в Лас-Суэртес-Вьехас. Сарате, расскажи, что нам удалось установить.

Сарате открыл папку с документами, которые собрала Марьяхо.

– Ригоберто Веласкес, мексиканец, уроженец Акапулько, штат Хуарес. Шесть раз привлекался к суду в Мексике за торговлю людьми…

– Грехи юности, с тех пор прошло много лет.

– Еще дважды – за похищение…

– Меня оба раза оправдали.

– За содержание борделей…

– Отелей, а не борделей! А чем там занимались постояльцы – не мое дело. И вообще, я готов продолжать этот разговор только в присутствии своего адвоката.

– А может, позвоним Кристо? Вашему знакомому полицейскому из Вильяверде.

Элена блефовала. Вообще-то она не была уверена, что Ригоберто связан с Кристо. Единственное, что они знали благодаря Ордуньо: в сообщении Кристо, адресованном Гильермо Эскартину, упоминался некий Р.

Ригоберто впервые заколебался:

– Я не понимаю, о ком вы.

– Конечно, понимаете. Но вам, может быть, неизвестно, что он согласился сотрудничать и расскажет нам обо всех делах, которые вы проворачивали вместе. Так что, как видите, мы легко обойдемся без вашего признания. Вы в любом случае отправитесь в тюрьму на много лет.

– Я не стану продолжать этот разговор, я требую адвоката.

– Ригоберто, не глупите, – настаивала Элена. – Это ваш последний шанс смягчить наказание. Мы даем его вам потому, что вы можете нам кое в чем помочь. Убийства не закончились. Одна из женщин, которых вы держали на ферме, – ее зовут Виолета – так вот, она сбежала и начала мстить. Сейчас она убивает всех отцов, которые прибегли к вашим услугам.

Мексиканец раздраженно вздохнул.

– Дайте нам список отцов. Нам нужны их имена, чтобы предотвратить дальнейшие убийства.

– Я уже говорил, что не имею ко всему этому ни малейшего отношения. Это мое последнее слово, больше я ничего не скажу, пока не приедет мой адвокат.

Элена решила оставить Ригоберто в изоляторе; Дорита с Виктором опознают его, и он пробудет там до суда. Дальше тратить время на мексиканца она просто не могла: отец ребенка, которого Виолета носит за спиной в холодильнике, в смертельной опасности. Нужно добраться до него раньше, чем это сделает убийца.

Глава 48

Виолета решила отправиться на улицу Галатеа попозже, не с самого утра. Она переночевала в дешевом пансионе. С собой у нее был только портативный холодильник да пара бутербродов, купленных в баре неподалеку. Деньги почти закончились. Бумажник, украденный у Рамиро Бейро, позволил Виолете продержаться несколько дней, но на Даниэля она напала во время пробежки, так что вся ее добыча свелась к бутылке воды, телефону и ключам от дома. Не повезло. Зато теперь у нее был телефон. Сим-карту Даниэля она выкинула и купила новую, чтобы ее не выследили.

По телевизору показали Западный парк и рассказали, что там обнаружен труп, но не сообщили никаких подробностей. Один из участников передачи упомянул, что похожие преступления были совершены в Мадриде и Ла-Корунье и полиция ищет связь между тремя убийствами. Потом перешли к обсуждению следующей новости: бывшего члена парламента обвиняли в коррупции, ему грозила тюрьма, – и об убийствах больше не вспоминали.

Виолета смирилась с тем, что провалила свою миссию: полиция наверняка уже добралась до холодильника Дориты, где она оставила двух младенцев. Теперь ее месть останется незавершенной, двое отцов уйдут безнаказанными. Она надеялась, что Ийями Ошоронга простит ее.

Виолета знала имя отца своего ребенка, мужчины, чьей спермой ее оплодотворили. Карлос Суза. Знала она и адрес: улица Галатеа, 35. Она вышла из пансиона около одиннадцати и прогуливалась по близлежащим улицам. Вдруг неподалеку припарковалась «тойота аурис». Женщина лет шестидесяти открыла багажник и стала выгружать сумки с покупками. Виолета подошла помочь ей и донесла до подъезда несколько пакетов. Дождалась, пока женщина войдет в лифт, достала ключ от машины, который незаметно вытащила из кармана владелицы, и села в «тойоту». Зенона в портативном холодильнике она устроила на соседнем сиденье.

Ехать до улицы Галатеа было совсем не далеко. Дом номер тридцать пять оказался роскошным особняком; такого Виолета не ожидала. Богатство Даниэля Мериды ее тоже удивило: великолепная квартира в одном из лучших районов Мадрида, собственный бизнес – дизайнерское бюро…

Виолета всегда придерживалась одной и той же тактики: «гуглила» отца, выясняла, чем он занимается, и некоторое время наблюдала за ним. Узнавала о причинах, побудивших его купить ребенка. Херардо и Рамиро она понимала, немного им сочувствовала и порой даже сомневалась, что их стоило убивать. Херардо ведь не покупал ребенка; он спал с Сереной, притворяясь влюбленным, а может, и правда влюбился… С другой стороны, он знал о происходившем на ферме, утверждал, что работает в полиции, и не сделал ничего, чтобы защитить их! А Рамиро, бухгалтер из Галисии, хотел спасти жизнь сына, разрушив жизнь посторонней женщины. Кто дал ему это право? Разве жизнь его сына ценнее жизни женщины, которая будет носить его ребенка? В любом случае – не Виолете их судить. Ийями Ошоронга простерла над ней свои черные крылья и подарила девушке жизнь, чтобы вершить правосудие ее руками.

Наблюдение было ключевой частью плана: Виолета не справилась бы с мужчиной при прямом столкновении. Мужчины сильнее женщин, они властвуют над миром. Поэтому она усыпляла жертв скополамином, который Дорита иногда давала роженицам. Подходящий момент рано или поздно наступал, нужно было только набраться терпения. Каждый из нас в течение дня забегает в бар выпить чашку кофе, или вечером – бокал пива или вина. Виолете оставалось только незаметно подмешать препарат в напиток, потом выйти из бара вслед за будущей жертвой и дождаться, когда скополамин начнет действовать…

– Ты посмотри, сколько мальчиков и девочек, – говорила Виолета сыну. На улице машины были припаркованы в два ряда, из школы выходили дети в форме, прощались с друзьями и бежали к родительским автомобилям. – Ты хотел бы учиться в такой школе? Ходить в серых брюках и белой рубашке поло с гербом на груди? Эти ребята могли бы быть твоими друзьями, Зенон. Ты хотел бы этого? Хотел бы жить с папой? Это была бы хорошая жизнь, твой папа богач, не то что мой… Нет, Зенон, тебе не пришлось бы страдать ни от голода, ни от страха… Но, милый, что же я теперь могу поделать? Может, если все вернется на круги своя, к началу, он снова станет твоим отцом. Я снова рожу тебя, и ты заживешь еще лучше, чем эти ребятишки в школьной форме.

Увлекшись беседой с сыном, она чуть не пропустила, как кто-то вышел из дома. Это оказалась женщина, высокая эффектная блондинка. Виолета поколебалась, но решила остаться в машине и подождать: может, появится Карлос Суза.

Два часа спустя – улица к тому моменту опустела – женщина вернулась. Больше никто не выходил и не заходил. Может, Карлос все это время оставался дома? Она подошла к двери и прочла на почтовом ящике фамилию: «Суза».

В конце концов она отважилась позвонить, и на порог вышла та самая женщина.

– Чем я могу вам помочь?

– Я ищу Карлоса Сузу.

Женщина широко улыбнулась, как будто слова Виолеты ее насмешили.

– Карлоса Сузы больше нет. Теперь меня зовут Моника.

Глава 49

– Так что, сможешь вытащить диктофонные записи?

– Пятьсот евро принесла?

Рейес вернулась в магазинчик к китайцу. Тот кивнул ей с легкой улыбкой, но сразу объяснил, что гарантий не дает.

– Да, кстати: если я взломаю диктофон и окажется, что там ничего нет, деньги все равно возьму.

– Хорошо, не беспокойся.

Рейес выложила деньги на прилавок. Парень пересчитал и убрал банкноты, а потом вытащил бумажку, исписанную иероглифами.

– Та еще работенка. Программа сложная. Но, думаю, у меня получится. Я посоветовался с другом – кодером из Гонконга.

Рейес ждала не меньше двадцати минут, пока парень возился с телефоном.

– Тут только одна запись. Если хочешь, дам наушники, сразу послушаешь. Наушники за счет заведения.

Запись длилась буквально несколько секунд. Кристо беседовал с кем-то, чей голос показался Рейес знакомым. К сожалению, Кристо не обращался к собеседнику по имени. Речь шла о Рейес.

– Она племянница Рентеро, не могли же ее случайно сюда отправить.

– Думаешь, она вас проверяет?

– Не знаю, но меня это беспокоит. Что там с делом «Мирамар»? Отчет уничтожен?

– Забудь уже про «Мирамар», ясно? Занимайся своими делами. И о девчонке не беспокойся.

– Пообещай, что Клан придет на помощь, если понадобится.

– Извини, мне пора.

Из ступора Рейес вывел голос продавца, который, облокотившись о прилавок, с интересом наблюдал за ней.

– Что-то серьезное? Изменил?

– Что-что?

– Обычно парень или девушка просят взломать телефон, чтобы послушать, о чем болтает их девушка или парень. Что, он тебе изменил?

– Типа того.

– Ты красотка, другого найдешь. А если вдруг нет, позвони мне. У меня теперь есть пятьсот евро, свожу тебя поужинать…

Когда Рейес вышла из магазинчика, внутри у нее все оборвалось. Ей показалось, что она летит вниз на американских горках. Она схватилась за дерево, и ее вырвало. Проходившие мимо подростки, видимо, решили, что она напилась, и захихикали. Рейес сковал страх. «Девчонка», так они ее называли. Запись сделана всего несколько дней назад, уже после того, как Кристо в нее стрелял. Значит, он до сих пор ей не доверяет?

Рейес села в машину. На лбу у нее выступили капельки ледяного пота. Она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Кого она боялась? Кристо или его собеседника? Рейес пыталась собраться с мыслями. Она точно слышала этот голос, но когда?

«Рад познакомиться, Рейес. Если что-то понадобится, обращайся, не стесняйся. Я все решу куда лучше, чем твой дядюшка». Ну конечно! Это сказал Гальвес в отеле «Веллингтон». Но что именно он обсуждает с Кристо на записи? Что такое Клан? И что за дело «Мирамар»? Рейес знала, что не успокоится, пока не докопается до правды.

Ньевес, одна из ближайших подруг Рейес по полицейской академии, работала в архиве Главного управления национальной полиции. Если дело «Мирамар» – это полицейская операция, оно точно должно храниться там. Рейес давно не виделась с подругой, но тем не менее рассчитывала на ее помощь.

– Этот отчет я тебе выдать не могу. И вообще никому.

– А сама можешь его посмотреть?

– Да, но он даже не оцифрован, а копий я делать не буду, сразу предупреждаю.

– Мне нужно его увидеть.

В конце концов упрямство Рейес возобладало. Ньевес ушла вглубь хранилища, а вернувшись, провела Рейес за собой в маленькую комнатку в дальней части здания. На столе лежала толстая папка, полная пожелтевших листов; поверх нее – другой отчет, который Ньевес достала для прикрытия, на случай, если кто-нибудь заглянет: дело об убийстве, совершенном в пятидесятые.

– Не рассказывай, зачем тебе понадобилось дело «Мирамар», я не хочу ничего знать. Можешь прочесть все, что в папке, но мне ничего не говори. У тебя есть час. Ровно через час я верну папку на место.

Рейес сразу поняла, что за час не успеет прочесть все материалы, и начала быстро просматривать бумаги, делая пометки. Речь шла об облаве на наркоторговцев в районе Вальекас в 1991 году. Во время облавы погиб полицейский. Отчеты были составлены небрежно, и Рейес не могла найти даже имени погибшего. Через некоторое время она вышла к Ньевес.

– Там кое-чего не хватает.

– Это все, что есть.

– Во время операции погиб полицейский, а имени его нет…

– Я же сказала: не хочу ничего знать. Это все, что есть. Не настаивай, я и так рискую. У тебя осталось пятнадцать минут. Через пятнадцать минут ты должна уйти.

Ньевес всегда была благоразумной. Она не собиралась геройствовать на работе и сразу после выпуска попросилась на спокойное место – в архив.

Рейес вернулась к столу с документами. Дело «Мирамар» расследовал полицейский по имени Эдуардо Вальес, но в папке не хватало протокола и заключения; похоже, кто-то их оттуда забрал.

Когда Рейес покинула архив, уже темнело. Она села в машину. Ее по-прежнему мутило, и она подумала, что стоит сходить к врачу.

Глава 50

Она ворвалась в детский дом и, не поздоровавшись с девушками на ресепшен, которые собрались в кружок и о чем-то болтали, помчалась по коридору.

– Где Алисия? – выкрикнула она, увидев одного из сотрудников.

Отвечать ему не пришлось: Алисия выглянула в коридор и, не решаясь посмотреть Элене в глаза, жестом пригласила ее в небольшой кабинет. Элене казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. После короткого телефонного разговора с Алисией она чувствовала себя как пациент, которому только что поставили фатальный диагноз. Она словно выпала из реальности, а в голове крутилась одна-единственная мысль – о неотвратимости смерти.

– Где Михаэла?

– Элена…

Алисия сгребла со стула кучу бумаг и предложила Элене сесть, но та отказалась. Элена понимала: Алисия ведет себя так же, как и она сама, когда разговаривает с человеком, только что потерявшим кого-то из близких.

– Я хочу ее увидеть.

На лице Алисии отразилось сочувствие.

– Я звонила тебе, ты не отвечала.

– Я работала. У меня были трудные дни. Вы что, не могли подождать?

– У него были все документы и разрешение от министерства, что я могла поделать?

– Не отдавать ее! Алисия, два дня назад никто не знал, куда он запропастился! Что вообще произошло? Он вдруг вспомнил, что у него есть дочь? И ты просто отдала ему девочку! Ты сама понимаешь, что натворила?

– Он биологический отец Михаэлы. Он имеет право забрать ее и продолжить лечение в Румынии.

– Она должна была приехать ко мне на выходных! Я уже начала готовить документы для удочерения…

Алисия промолчала; ей было нечего ответить. Элена села: у нее кружилась голова, подкашивались ноги. Она закрыла лицо руками и стала глубоко дышать, пытаясь справиться с волнением. Кричать на соцработницу бессмысленно. Она выполняла свою работу, и Элена понимала, что в произошедшем никто не виноват.

– Где они? – прошептала она наконец.

– Он увез ее сегодня утром. У него были билеты на двенадцать.

– Вы могли хотя бы дождаться меня, чтобы я с ней попрощалась.

– Мне очень жаль, Элена. Я тебе звонила…

– Знаю, знаю… Я не отвечала.

Слезы обжигали. В душе разверзлась пропасть, о которой она почти забыла – благодаря Михаэле. Алисия подошла к Элене и положила руку ей на плечо.

– Думаю, он правда ее любит. У Михаэлы все будет хорошо, поверь. Я попросила у него контакты, чтобы ты могла, если захочешь, позвонить ей или написать.

Элена, совершенно уничтоженная, покачала головой. У нее не было сил ни поблагодарить, ни отказаться. Она не стала дожидаться, пока Алисия даст ей телефон и адрес отца Михаэлы. Ей требовалось срочно заполнить пустоту, расползавшуюся внутри, как раковая опухоль.

Граппа обожгла пищевод и встряхнула внутренности. На сцене мужчина в офисном костюме пел что-то из Хосе Луиса Пералеса – совершенно невыразительно. Элена сидела, облокотившись о барную стойку, и с грустью думала, что Сарате не придет за ней. А раньше приходил: когда Анхель хотел ее увидеть, он появлялся в Cheer’s, где она топила чувство вины в алкоголе. Но теперь с этим покончено. Она выбрала Михаэлу, хоть и знала, что ставит под угрозу их отношения с Анхелем. И в итоге потеряла обоих. Они с Сарате стали чужими. Она прочитала это в его глазах. Он пытался вести себя как обычно, но не смог ее обмануть. Элена думала, что найдет в себе силы бороться за него, но сейчас, наслаждаясь граппой, как встречей со старым другом, поняла, что сил больше нет. Она осталась одна. Ей не стать матерью, она не сможет заботиться о Михаэле. Теперь девочка, должно быть, уже в Румынии. Когда она вырастет, Элена останется в ее памяти лишь смутным образом.

Она совсем одна. Она так устала. Она больше не может работать в ОКА и каждый день видеть ужасы. Она не в силах и дальше быть инспектором Эленой Бланко.

Взяв микрофон, официант объявил ее выступление. Элена вздрогнула, развернулась на стуле, встала и направилась к сцене. Конечно, она выбрала песню Мины Маццини, «Небо в комнате». Несмотря на туман в голове, она старалась петь с чувством и не фальшивить. Судя по реакции посетителей бара, у нее получилось. Под аплодисменты она вернулась на свое место, и к ней тут же подсел полный мужчина, который недавно исполнял Пералеса.

– Я тебя тут раньше не видел, как тебя зовут?

Элена жестом попросила официанта налить еще.

– Ты так поешь, у меня аж мурашки по телу побежали. Ты была профессиональной певицей?

Она смотрела, как граппа заливает лед в бокале, как соблазнительно светлеет ее золотистый оттенок. Идеальное сочетание. От бокала поднимался легкий дымок, словно приглашая сделать глоток.

– Если позволишь, за этот бокал заплачу я, – сказал мужчина.

Элена наконец повернулась к нему:

– Надеюсь, у тебя внедорожник.

Она лукаво улыбнулась, но голос ее звучал глухо, в нем слышалось скорее отчаяние, чем желание.

Глава 51

Моника очнулась с жуткой головной болью. Последнее, что она помнила, – смуглая женщина с короткой стрижкой проникла к ней в дом. У женщины был мексиканский акцент. Моника не помнила, как открыла ей дверь. Войдя, незнакомка схватила лампу и ударила ею Монику по голове. От второго удара Монике удалось увернуться, но третий сбил ее с ног. Резкая боль пронзила плечо, но Моника все же пыталась защищаться. Затем незнакомка ударила ее чем-то так сильно, что Моника отключилась. Как долго она пролежала без сознания – неизвестно.

Она почувствовала, что замерзла, и поняла, что на ней совсем нет одежды. Попыталась пошевелиться, но не смогла, и не только из-за сильной боли в явно сломанном плече: она лежала на койке без матраса, примотанная к ней строительным скотчем в несколько десятков слоев. Рот тоже заклеен скотчем. Она могла только слегка двигать головой – достаточно, чтобы увидеть, что находится в какой-то грязной лачуге. Кажется, она была одна, по крайней мере, больше она никого не видела. Она попыталась освободиться, но каждое движение отдавалось острой болью в плече.

В дверях появилась фигура. Та самая худая смуглая мексиканка.

– Предупреждаю: тебя все равно никто не услышит, так что кричать бесполезно, себе же сделаешь хуже.

Женщина сорвала с ее губ скотч, и Моника тут же закричала.

– Я же предупреждала.

Мексиканка схватила ее за плечо, и Монику обожгла невыносимая боль.

– Теперь заткнешься?

Моника замолчала и тихо заплакала.

– Плечо у тебя все посинело. Если выйдешь отсюда живой, в чем я сомневаюсь, не сможешь шевелить рукой. Хотя кто знает, медицина сейчас такая продвинутая. Взять тебя – родился мужчиной, а мужских органов больше нет.

Моника молча всхлипывала.

– Операция стоила кучу денег. Сколько?

– Не знаю…

– Двадцать тысяч долларов? Сто? Тебя оперировали совсем недавно…

Моника решила, что отвечать нет смысла, и промолчала. Тут же последовало наказание: мексиканка снова вцепилась в ее плечо, и Моника снова взвыла от боли.

– Твое имя было в списке… Захотел стать мамой и папой одновременно?

Мексиканка отвернулась и потянулась за своим рюкзаком.

– Сейчас я тебе покажу кое-что, – сказала она и достала какой-то сверток. – Смотри – это Зенон, наш сын. Наш с тобой. Меня оплодотворили твоей спермой.

– Я женщина, у меня нет спермы, – в ужасе залепетала Моника.

Мексиканка продолжала, как будто не слышала ее:

– Он родился бы, и его сразу забрали бы у меня, чтобы отдать тебе. И ты растил бы его, и он ходил бы в школу – нарядный, в серых брючках и белой рубашечке… Думаешь, он был бы счастлив?

– Он мертв?

– Ну конечно мертв… Он был бы похож на тебя или на меня?

– Этот ребенок не может быть моим, ты что, не видишь? Посмотри на меня!

– Почему тогда твое имя в списке? Как некрасиво: не хочешь признавать отцовство…

Женщина покачала мертвого младенца на руках, затем убрала в холодильник.

– Не сердись, Зенон, все они такие. Вот ты стал бы хорошим мужчиной, а остальные… Остальные мужчины – трусы. Придет Ийями Ошоронга, расправит крылья – и все вернется на круги своя. К началу. И матери будут отомщены.

Этот разговор с мертвым ребенком привел Монику в ужас, и она поняла, что единственный шанс спастись – рассказать все, что ей известно.

– Да, я принесла Родриго пробирку спермы. Я заплатила ему, но это было не для меня. Я не была отцом ребенка.

– Я тебе не верю.

– Клянусь тебе!

– Ийями Ошоронга указала на тебя. Она хочет, чтобы Зенон спал у тебя внутри.

Моника узнала нож, который мексиканка достала из кармана. Видимо, она взяла его на кухне: рукоятка из оранжевого стекла, кривое лезвие. Моника купила его много лет назад…

– Это сперма другого мужчины. Его хотели шантажировать. Я скажу тебе, как его зовут и где его искать, только, пожалуйста, не трогай меня.

Глава 52

Он попытался открыть досье отца с компьютера на Баркильо. Хотя у ОКА был доступ к некоторым секретным документам, это явно был особый случай. Сарате смог прочесть только короткий отчет, в котором о смерти его отца говорилось то же, что он слышал много раз: Эухенио Сарате погиб в перестрелке. Убийцу не нашли, поэтому суда не было. Сарате понимал, что в досье отца должно быть подробно описано его задание. Но, как и миссия Гильермо Эскартина, эта информация может навсегда остаться засекреченной: в отличие от других стран, в Испании нет закона, обязывающего полицию после истечения определенного срока предать гласности все обстоятельства уголовного дела. Здесь тайны навсегда остаются тайнами.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? Ничем сейчас не занята, сижу скучаю.

Мануэла придвинула стул и села рядом, улыбаясь и поправляя очки. Сарате на всякий случай закрыл все файлы.

– Да нет, спасибо. – Анхель понимал, что должен извиниться: он сорвал злость на Мануэле, которая всего лишь предупредила, что над ним сгущаются тучи. К тому же за последние дни она единственная предложила ему помощь.

– Хочешь, поужинаем в «Синем лебеде»?

– Только если пообещаешь, что не станешь опять заказывать фуа-гра с грибами. Сплошной холестерин, с ума сойти!

Сарате взял куртку. Было уже поздно. Ригоберто молчал (адвокат посоветовал ему ничего не говорить до суда), и расследование снова застопорилось. Элена давно ушла. Он видел, как она бросилась к выходу, и с удивлением почувствовал, что беспокоится за нее. Несколько раз он доставал телефон, чтобы позвонить ей; она все еще значила для него больше, чем ему хотелось бы. Но сегодня он поужинает с Мануэлой, послушает ее истории, а потом, возможно, проведет ночь в ее квартирке в Ла-Латине.

Ордуньо отказался от приглашения Мануэлы и не пошел с ними в «Синего лебедя». Он знал, что лучшее средство от тоски – работа, и остался в офисе. Он не мог перестать думать о Дели, тело которой теперь гнило где-то в земле. Трудно было не винить себя: не исключено, что его появление в наркопритоне в Колонии-Маркони стало причиной ее гибели. Да, Рейес говорила, что девушка умерла от передоза, но он понимал: это самый простой способ расправиться с наркоманкой. В руках африканцев, державших притон, она была всего лишь безвольной куклой.

Утром в магазине на Гран-Виа Ордуньо с трудом узнал Рейес. И вдруг испугался: а что, если она просто защищает своих товарищей по Отделу? Он слышал много историй о том, как полицейские, работающие под прикрытием, постепенно сближаются с преступниками и начинают оправдывать их. Ордуньо не сомневался в том, что Рейес – хороший полицейский, но она молода и неопытна. Судя по ее отзывам о Фабиане, она просто не верила, что он может оказаться убийцей…

Шли часы, и Ордуньо решил, что пора выбираться из водоворота самобичевания и подозрений. Он пошел просмотреть записи с камер Западного парка и окрестностей – места похищения и гибели Даниэля Мериды. Ордуньо не сомневался, что на одной из записей точно появится Виолета, хоть и не был уверен, что узнает ее.

В Росалесе и на бульваре Морет камер было очень много; в районе Западного парка уже меньше. Ордуньо просматривал записи медленно и внимательно и в итоге увидел погибшего дизайнера около храма Дебод. Изображение было нечетким, но Ордуньо узнал серую толстовку с логотипом Йелльского университета, которую позже нашли у бункера. Даниэль быстро исчез из кадра, но вскоре появился на другой записи – сидя на скамейке на бульваре Морет, он отпил воды из бутылки и поставил ее рядом с собой. На той же скамейке сидела девушка, которая уже не раз попадалась Ордуньо на записях: темноволосая, с короткой стрижкой и большим рюкзаком за спиной. Вдруг потянулась к бутылке Даниэля. Хотела украсть? Что-то подмешать в воду? Ордуньо мог только строить догадки. Даниэль Мерида встал и побежал дальше, ни словом не перекинувшись с девушкой.

Через несколько минут Ордуньо увидел ее на записи, сделанной уже после того, как они нашли тело Даниэля. Она стояла у входа в общежитие имени Мигеля Антонио Каро рядом с группой девушек, окруживших Ордуньо. Он помнил, что показывал студенткам фоторобот Виолеты, но на эту темноволосую девушку тогда не обратил внимания.

Учится вместе с остальными? Но она не смешалась с толпой, и ни одна из студенток с ней не поздоровалась. Ордуньо включил перемотку и обнаружил, что девушка с рюкзаком за спиной вошла в общежитие всего семью минутами раньше. Он распечатал кадр с самым четким изображением подозреваемой и поехал в общежитие.

Ни одна из студенток не опознала темноволосую девушку, а администратор заверила его, что в общежитии она не живет. Хотя вполне могла зайти: студентки часто приводят друзей, а в библиотеку и бар на первом этаже вход вообще свободный. Ордуньо направился в библиотеку, где за компьютерами еще сидели несколько студенток.

– Я из полиции, мне нужна ваша помощь. Позавчера между шестнадцатью и шестнадцатью двадцатью в этот зал, возможно, заходила девушка. Вероятно, она работала за одним из компьютеров, что-то искала или проверяла почту. Нам нужно проверить историю браузера всех компьютеров.

Вскоре предположения Ордуньо оправдались.

– Здесь кто-то искал адрес на карте, – сказала одна из студенток.

– Какой адрес?

– Улица Галатеа, 35.

– Спасибо. Думаю, это как раз то, что мне нужно.

Через четверть часа полиция вошла в дом Карлоса Сузы. Ордуньо связался с Эленой и Сарате, и они встретились на улице Галатеа, в районе Пиовера. В доме 35 никого не оказалось, но в гостиной остались следы драки: на полу валялись разбитая лампа и перевернутый стул, из комода были вынуты несколько ящиков.

Сарате опросил соседей. Владелеца дома жила тихо и спокойно. Элена и Ордуньо проверили гараж: машины там не было. Дорожная полиция сообщила им номер автомобиля, и его объявили в розыск.

Одна из соседок узнала Виолету на фотографии с камер наблюдения. Она же обратила внимание полиции на белую «тойоту аурис», припаркованную метрах в пятидесяти от дома.

Криминалисты обследовали автомобиль, как выяснилось, угнанный накануне в нескольких кварталах от дома, и сняли отпечатки пальцев. Никто не сомневался, что они совпадут с отпечатками, обнаруженными на месте убийств Гильермо Эскартина, Рамиро Бейро и Даниэля Мериды. А значит, Виолета похитила Монику, и возможно, до расправы осталось всего лишь несколько часов.

Элена отказывалась с этим мириться. Вместе с Сарате и Ордуньо она вернулась на Баркильо и, не вызывая Ригоберто в допросную, направилась в изолятор. Мексиканец сидел на постели и разглаживал манжеты рубашки, пытаясь даже здесь выглядеть элегантным.

– Она похитила еще одного человека. Если вы не поможете нам, я обвиню вас в сокрытии улик и пособничестве в убийстве. Хотите – продолжайте молчать, как советует ваш адвокат, и усугубляйте ситуацию, но я бы на вашем месте включила мозги. Тогда, возможно, когда вас выпустят, вы еще сможете передвигаться без ходунков… Что вы знаете о Виолете? Откуда ей известны имена отцов?

– Я не знаю эту женщину.

– Последний шанс, Ригоберто.

Элена уже закрывала дверь, когда он произнес:

– Я хочу, чтобы вы уничтожили все доказательства связи между Кристо и мной. Не знаю, что вы там расследуете, но я должен быть уверен, что меня не вызовут давать показания против него. И что мое имя не будет фигурировать в этом деле.

– Не много ли вы просите? И что мы получим взамен?

– Я не знаю, где сейчас Виолета. Но могу дать вам имена всех отцов. Разве вы не хотите их спасти?

Глава 53

В машине звучал старый джаз. Она пыталась успокоиться и сосредоточиться, но не могла. Мысли скакали и путались, музыка раздражала, как назойливое жужжание потревоженного шмеля.

Рейес выключила радио. Она приехала в Эль-Эскориаль, чтобы поговорить с Эдуардо Вальесом, полицейским, когда-то расследовавшим дело «Мирамар».

Вальес оказался благообразным мужчиной лет шестидесяти. Он давно вышел на пенсию, но ради прогулки со своей борзой надел костюм-тройку с галстуком. Рейес наблюдала за ним из машины, готовясь к разговору. Она скажет, что учится в полицейской академии и пишет диплом о работе полиции в восьмидесятые-девяностые. Придумает какую-нибудь льстивую ложь…

Рейес по-прежнему неважно себя чувствовала, но списывала все на нервы: сейчас ей предстоит важный, возможно, решающий разговор. Кристо и Гальвес явно не хотели, чтобы результаты расследования Вальеса вышли на свет. «Не будите спящую собаку» – говорят англичане, имея в виду, что не стоит ворошить прошлое. Но почему? Что за тайны скрывает дело «Мирамар»? Человек, который мог дать ответ на эти вопросы, тем временем убрал за собакой, достал сигарету и с довольным видом затянулся.

Она наконец заставила себя выйти из машины и направилась к Вальесу. В голове почему-то всплыла картинка: она сидит на унитазе и рассматривает упаковку противозачаточных. В последние недели она несколько раз забывала принять таблетку. Рейес подошла ближе и погладила пса; тот напрягся и попятился.

– Красавец какой.

– Это испанская борзая. Любите собак?

– Я в них не особо разбираюсь, но люблю.

– Его зовут Раймундо. Помесь арабской и ивисской борзой. Они быстрые, сильные, хорошие охотники. Пожалуй, немного робкие, но очень ласковы с детьми. Если когда-нибудь решите завести собаку – очень рекомендую. Их много в приютах: охотники часто сдают старых собак.

– Да, я читала. Вы Эдуардо Вальес, верно?

Мужчина взглянул на нее с опаской:

– А вы кто?

– Я из полиции, меня зовут Рейес. Хотела попросить вас о помощи.

На лице Вальеса отразилось недоверие, и все же что-то подсказывало Рейес, что с ним стоит говорить прямо, без уловок и хитростей. Она передумала строить из себя студентку, которая работает над дипломом.

– Чем же я могу вам помочь? Я уже много лет на пенсии.

– Меня интересует одно дело, которое вы вели. Я смотрела отчет, и, похоже, часть материалов была украдена.

– Что за дело? У меня их были сотни, и, уверяю вас, я забыл почти все. В памяти осталось всего несколько.

– Дело «Мирамар».

На губах Вальеса мелькнула слабая улыбка; он покачал головой.

– Его вы помните?

– Да. Облава в Вальекасе. Казалось бы, пустяк, а в результате погиб один из агентов.

– Как это случилось?

– Я так и не понял, а продолжить расследование мне не дали. Я работал с капитаном Асенсио, он был тогда комиссаром в Вальекасе. Он и поручил мне это дело. Асенсио недавно вышел на пенсию, попробуйте поговорить с ним.

– Я была на ужине в честь его выхода на пенсию. В отеле «Веллингтон». Вас я там, кажется, не видела.

– Я давно живу в Эскориале, в Мадрид ездить не люблю.

– Поэтому вы пропустили праздник в честь бывшего начальника?

Вальес иронически улыбнулся; он явно не питал к бывшему шефу теплых чувств.

– Присядем?

Он указал на скамейку в парке. Рейес пошла за Вальесом, думая, что стоит купить тест на беременность. – Что вы хотите знать? – спросил Вальес, усаживаясь на скамейку. Он зажег сигарету и выдохнул облако дыма. Борзая бегала вокруг дерева. Рейес усилием воли выбросила из головы посторонние мысли.

– Все.

– Всего не знал никто. Даже я, хоть и опросил всех, кто имел отношение к этому делу. Говорили, что в одной из бригад в Вальекасе процветает коррупция. Обычная история. Забирали себе часть конфискованной контрабанды, крышевали грабителей… Пошел слух, что в Вальекас отправили полицейского под прикрытием.

– И за кем он следил?

– Полагаю, в том числе за мной, но я ни гроша не получил ни с одной операции.

– Но это правда – что кто-то присваивал часть конфискованного?

– Я так не думаю. Наверное, я просто не очень хороший полицейский… Окружным комиссаром так и не стал, дослужился только до комиссара, а другие с каждым годом забирались все выше.

– Не думаю, что вы плохой полицейский. Скорее вы не захотели мириться с тем, с чем мирились остальные. Или я ошибаюсь?

Вальес улыбнулся, ожидая следующего вопроса.

– Что такое Клан?

– Ты еще очень молода. – Он вдруг перешел на «ты» и схватил ее за плечо. – У тебя вся жизнь впереди. Никогда никого не спрашивай про Клан.

– Но почему?

– Слушай внимательно: никогда не произноси это слово. Поняла?

В голубых глазах Вальеса читался ужас. Пес замер и глядел на них издалека, словно чувствуя страх хозяина.

– Вернемся к делу «Мирамар». Полицию предупредили, что привезут контрабанду?

– Все было сложнее. Официально это была контртеррористическая операция. Предполагалось, что мы вышли на конспиративную квартиру террористов, но на месте выяснилось, что это не так. Зато этажом выше вдруг появились наркоторговцы, несколько агентов переместилось туда, началась перестрелка, один полицейский погиб.

– В отчете не было его имени.

– Молодой парень, в Вальекасе работал совсем не долго. Думаю, именно он работал под прикрытием, его внедрили для расследования коррупции.

– Как его звали?

– Эухенио Сарате. Я слышал, его сын тоже служит в полиции…

Рейес нервно сглотнула. Она вспомнила, как на празднике в честь своего выхода на пенсию Асенсио упомянул отца Сарате, ударившись в воспоминания о старых добрых временах.

– Мог его убить один из полицейских, за которыми он следил?

– В отчете сказано, что он погиб в перестрелке с наркоторговцами. Я сам написал это и поставил свою подпись.

– Я видела отчет о деле «Мирамар», Эдуардо. Но хочу услышать от вас лично: кто убил Эухенио Сарате?

– На этот вопрос у меня нет ответа. Но вот что я могу сказать: после того, как меня вынудили закрыть дело, его возобновило управление собственной безопасности. Они проверяли одного из агентов…

– Как его звали этого агента?

– Любопытство заведет вас не туда, сеньорита.

– Скажите мне его имя.

Вальес помедлил, глядя вдаль, потом бросил сигарету на землю и затушил носком ботинка. Посмотрел Рейес в глаза, не подозревая, какую бурю поднимут в ее душе его слова:

– Мануэль Рентеро.