Молитва о России

Къ ужину Антипъ малость выпилъ

И скучно стало Антипу,

Говоритъ хозяину

«Это не ханжа — одна пакость.

Пойду послушаю, что люди болтаютъ,

А не то полѣзу драться.»

Пришелъ въ балаганъ. У всѣхъ морды красныя.

Сидятъ барышни, будто въ банѣ парятся.

И какъ выскочитъ одинъ очкастый —

Ужъ кричать нетъ силъ, только хрипитъ «товарищи!»

И пошелъ на головѣ плясать.

Ахъ ты, мать! ахъ ты, мать!

Кубаремъ, да и въ щелку пролѣзъ, — тоненькiй!

А ужъ злой!

Вскочилъ Антипъ: «правильно! понялъ я!

Тѣсно мнѣ! мать ихъ! долой!..»

Побѣжалъ домой къ хозяину

«Иванъ Васильичъ, я теперь все понимаю,

Я тебя нюхалъ давеча —

Пахнешь ты чудесно,

Ну, а мнѣ не нравится,

И вообще тѣсно мнѣ!..

Что ты смотришь бокомъ

На прощанье присѣлъ бы —

Потому прирѣзать тебя придется,

Ничего не подѣлаешь!

Ахъ, Иванъ Васильичъ,

Вмѣстѣ мы жили,

Что жили — пили!..

А теперь нельзя! вмѣстѣ

Никакъ не помѣстимся.

Я вѣдь говорю тебѣ по божески,

Плачу я… Ахъ, Иванъ Васильичъ!..

Пойду поточу ножикъ

Шея у тебя того — жилистая…»

Хозяинъ какъ былъ въ однихъ порточкахъ

Вонъ изъ дому, да по Тверской,

Антипъ за нимъ — «ишъ чортъ! жить хочетъ!

Прыткiй какой!»

Просить Иванъ Васильичъ,

«Задохся, отпусти меня, миленькiй!

Вотъ тебѣ мое слово —

Будемъ жить съ тобой вмѣстѣ,

Что плохо пахъ — такъ я запахну по новому,

А что тѣсно — такъ ужъ какъ-нибудь умѣстимся.

Разсуди самъ — развѣ это правильно?

У меня четыре дочери —

Не могу я Господу преставиться

Въ этакихъ порточкахъ!»

Слышать Антипъ не хочетъ. Такъ оба и скачутъ —

За заставу, черезъ огороды, въ поле чистое,

Глаза у нихъ вылѣзли будто рачьи,

Какъ псы языки повысунули

Думаетъ Антипъ — «гдѣ ужъ здѣсь опохмелиться!..

Жжетъ внутри… Такъ ужъ плохо…

Хоть бы залить водицей,

А то зря издохнешь»

Видитъ рѣчку,

Кричитъ: «Хозяинъ, а, хозяинъ!

Мы небось бѣгаемъ съ вечера,

Tenеpь отдохнуть полагается!»

Сѣли подъ кустикъ,

Попили воды студеной,

Иванъ Васильичъ даже расчувствовался,

Антипа по усамъ погладилъ, обнялъ:

«Сонъ я видалъ — лежитъ на блюдѣ селедка,

А клюетъ ее галка, а у галки подъ хвостомъ кошка —

Я ужъ тогда подумалъ, — вотъ какъ!

Не къ добру, сонъ, говорю, нехорошiй,

Развѣ я, Антипъ, не понимаю? помирать мнѣ надо,

А жить вотъ какъ хочется!»

«Правильно хозяинъ — смотри не падай!

Далеко не ускачешь ночью!

Прирѣзать все равно придется

Мы теперь съ тобой враги!..

Ну, отдохнули, пора и за работу!

Ты ужъ впередъ бѣги!»

Долго бѣгали, ослабли

На животы хватаются съ голоду

Видятъ яблоню —

Яблоки горятъ ярче золота

«Стой, хозяинъ!

Яблоки гладкiе, сладкiе…

Я здѣсь примощусь, а ты рви съ того края —

На всѣхъ хватитъ!

Былъ я давеча въ этомъ циркѣ.

Такъ одинъ объяснилъ — нѣту такой квартиры,

Дома такого, нѣтъ на землѣ такого мѣста,

Чтобъ мнѣ Антипу съ тобой, Иванъ Васильичъ,

Не было бъ тѣсно.

А то по хорошему жили бы —

Самому вѣдь хочется!..

Ну бѣги, да подтяни ка порточки!»

Бѣгутъ, видятъ домикъ, маленькiй — сразу не замѣтишь,

Какъ скворешникъ, только птица пролѣзть и можетъ,

А на домикѣ крестикъ,

И самъ онъ вродѣ Храма Божьяго,

И поютъ не колокола — колокольчики

Говоритъ хозяинъ — «зайдемъ помолимся!

Нынче воскресенье!

Вотъ бѣгаешь — все забудешь! Ну и времячко!..»

Смѣется Иванъ: «что ты думаешь — вмѣстѣ

Мы въ этой клѣткѣ помѣстимся?

Да я одинъ не влѣзу въ эту скважину —

Что я — не влѣзетъ младенецъ голенькIй.

Это церковь не для людей, а такъ кажется

Птичья или пчелиная что ли…»

Уговорилъ, полѣзли рядышкомъ, будто братья,

И вошли свободно.

Антипъ оставилъ ножъ на паперти —

Какъ то съ ножемъ неудобно

Глядятъ народу тьма-тьмущая, кого только нѣту?

А мѣста еще больше — стоитъ церковь пустая,

И будто ждать уже некого,

А народъ все собирается.

Всѣ здѣсь — воры, дамы, генералы,

Шлюхи, мужики, солдаты, дѣтки малые,

А вотъ Ивана Васильича дочки,

И отецъ Антипа — приперъ изъ деревни,

Чудно очень —

Какъ дошелъ, вѣдь Тамбовской губернiи,

Вотъ и очкастый, что ходилъ вверхъ ногами,

Стоить тихенькiй, будто вымытый,

Низко кланяется,

И глаза у него голубиные.

Стало Антипу такъ хорошо!.. Херувимская…

И точно сердце его таетъ, таетъ,

И нѣтъ внутри ничего, все вынули,

Кто-то за него молится, кается…

Только слезы текутъ умильныя…

«Слушай Иванъ Васильичъ,

Какiе мы съ тобой были бѣдные!

А вѣдь все такъ просто!

Довольно! набѣгались!

Мѣста на всѣхъ хватитъ, слава Тебѣ, Господи!»

Сердца какъ свѣчи горѣли,

Жаркiя сгорая пѣли:

«Слава тебѣ, наша Церковь, слава!

Для всѣхъ кто вѣритъ и не вѣритъ,

Для всѣхъ праведныхъ и неправедныхъ

Настежь раскрыты твои двери!

Младенца къ тебѣ приносятъ, Церковь!

Раскройте двери! Лейся свѣтъ! Слезы лейтесь!

Въ жизнь погружается новое сердце!

Плачьте! Надѣйтесь!

И къ тебѣ прибѣгаетъ разбойникъ дикiй,

И машетъ руками, и кланяется земно,

Будто тонетъ и хочетъ еще выплыть.

Его ты святила когда былъ онъ младенцемъ.

Женихъ и невѣста. Тяжелыя кольца. Крестъ.

Тихо плачутъ души раненныя.

Въ часъ вѣнчанья слышенъ крыльевъ плескъ —

Двухъ птицъ или душъ или ангеловъ?

Здѣсь плачь, молодая вдовица!

О эти камни бейся, мать! Свѣтъ ночью!

Обломокъ корабля! Дай укрѣпиться!

Души теряйте — мiръ обрѣтете!

Гробъ, и въ послѣднiй разъ онъ смотритъ…

Закройте тѣсныя двери!

Раскройте шире иныя ворота!

Вѣрьте —

Душа его восходитъ! она высоко! высоко!..

Церковь, къ тебѣ прибѣгаютъ лютые звѣри,

Зализываютъ раны волки,

Отсыпаются псы безпутные,

И поютъ жаворонки — такiе веселые

Въ майское утро.

Землю омой, дождь! прикрой ее, нѣжный снѣгъ!

Нѣтъ на землѣ ни конца, ни смерти,

Коль ты открыта для всѣхъ! для всѣхъ!

Наша великая Церковь!

— „Люди вы еще думаете? — Нѣтъ!

Сердце, ты еще бьешься? — Нѣтъ!

Всѣ думы, все бьенье, весь трепетъ —

Въ себя вмѣстила — одна за всѣхъ —

Я — Церковь!“»

Антипъ шепчетъ тихо.

«Вотъ и мы просвѣтлились.

Ты думаешь здѣсь Антипъ? нѣтъ Антипа.

И тебя нетъ, Иванъ Васильичъ!

Ни моихъ, ни твоихъ, ни ихнихъ,

Ни очкастаго изъ цирка —

Но всѣ мы! А толкомъ

Я сказать не сумѣю…

Только пусто въ моемъ сердцѣ

И стоитъ оно любовью до верху полное…

Милые, пейте!..»