Когда привязался я к тебе, Любовь моя, все прежние узы мои рассыпались.
Смотрю, как ласточка тревожно мечется над разоренным гнездом своим, и говорю: не привязан я ко гнезду своему.
Смотрю на сына, скорбящего об умершем отце, и говорю: не привязан я к родителям своим.
Смотрю, как задыхается оставшаяся без воды рыба, и говорю: вот так и я, если исторгнут меня из объятий Твоих, в единый миг задохнусь, словно рыба, выброшенная на песок.
Но разве мог бы я столь безвозвратно утонуть в Тебе и жить, если бы прежде никогда не пребыл в Тебе? Воистину, пребывал я в Тебе от самого возникновения Твоего, оттого и чувствую себя как в родном доме.
Существует вечность в вечности, так же как существует продолжительность во времени. В одной вечности, пребывал Ты, Господи, в несказанной неизменности Твоей и вечернем блаженстве. Тогда ипостаси Твои, конечно, уже были в Тебе, ибо не могли не быть. Но еще не созерцали Друг Друга, оттого что еще не познали различности своей. В другой вечности был Ты в утреннем блаженстве Своем, и ипостаси узнали и созерцали Друг Друга.
Не было ни Отца прежде Сына, ни Сына прежде Отца, ни Духа Святаго не было до или после Отца и Сына.
Словно человек, просыпаясь, открывает одновременно оба глаза, так же и ипостаси Твои вдруг и одновременно открылись в Тебе. Нет Отца без Сына, нет ни Сына без Духа Святаго.
Когда ложусь я на берегу озера своего и засыпаю сном без сновидений, то не умирает во мне ни сила сознания, ни желание, ни действие, они лишь сливаются в одно блаженное безличное единство нирваны.
Но когда солнце рассыплет золото по озеру, я пробуждаюсь не из безличной нирваны, но как триединство — сознания, желания и действия.
Это — отражение Твоей истории в душе моей, Господи, Толкователь жизни моей. Разве история моей души не есть толкование всей истории сотворения, всего рассыпавшегося и соединенного? И моя душа, прости дерзость мою, толкование Тебе, Отче мой, Отечество мое. Так спаси же меня, Отчизна моя, от нашествия иноплеменников. Свет мой, изгони всякий мрак из крови моей. Жизнь моя, сожги все пятна смерти на душе и плоти моей.