Молитвы на озере

50. Господи, пробуди душу мою

На неповоротливых колесах тела странствует душа моя по миру соблазнов и обмана, пытаясь неповоротливостью и массивностью своей доказать свою значительность. Господи, как боязливо прилепилась моя душа к колесам бренным! В ослеплении своем думает, что, если сорвется с колес, падет еще ниже. Будто не в одном прахе пребывают и тот, что у дерева, и тот, что под деревом.

В страхе и неведении всецело предалась душа моя телу, лишь бы дольше и медленнее оно несло ее по дороге, в конце которой неизбежная смерть. Господство свое и реальность свою единственную телу душа моя уступила, уступила из страха и неведения. Уступила слепому зеркало, а слепой разбил его вдребезги.

Вспомни рождение свое, душа моя, была ты как луч солнечный, а тело твое — как свет месяца. Была ты чистой и прозрачной, как свет солнечный, а колеса твои — быстрыми, как свет.

Знала ты, что в тебе ценность, а не в колесах, что колеса — тень твоя. Страха ты не ведала, ибо прозорлива была и видела себя на крыльях силы и бессмертия.

Колеса неповоротливые, на которых влачишься ныне, по своей воле, по своему страху и неведению сотворила себе. Ни тебя, какой ты сделалась, ни тела твоего, каким ты его сделала, Господь сотворить не желал. Чтобы спастись от полумрака, в который желания тебя ввергли, погружалась ты густой мрак, пока не помрачилась совсем и не отяжелела и не выкроила себе наряд по мерке своей. И предала все достоинство свое рубищу бесформенному, лишь бы от страха тебя укрыло.

Вручила ты бытие свое тому, кто не мог сохранить его, и все потеряла; и сама, как и тело твое, стала призрачной и пугающей тенью. Ибо бытие — святыня, и только задумают вынести его на продажу, покидает она и купца, и продающего и одинаково удаляется от них.

Потому, душа моя, не только бытие телесных одежд твоих отрицал великий мудрец индийский, но и твое бытие, душа моя. Но, если Бог сойдет в тебя и родится в тебе, обрадуешь ты печального мудреца индийского, сидящего на лотосе в раздумьях, ибо вернешь ты утраченное бытие. Поистине, все бытие в Боге, и нет вне Бога бытия даже с зерно горчичное.

Вот, вижу в тебе уголок один, словно освещенную свечой пещеру в огромной, мраком окутанной горе. Чем дольше смотрю я на свет, в тебе сокрытый, тем более напоминает он мне исконную, девственную красоту твою, душа моя. От созерцания моего разрастается свет, и все яснее проступает в нем чудный лик девический. Словно солнечный луч, облеченный в свет месяца.

В нем спасение твое, душа моя трепещущая. В нем жизнь твоя, все остальное — гибель. Если бы только ты могла раздуть этот малый свет в огромный факел и внести его в мои ум и сердце.

Воспряни, душа моя, и не отрывай взгляда своего от пещеры, где обитает девица малая. Се, из пещеры этой придет избавление твое. В ней хранятся сила нерастраченная, нерастраченная красота и бессмертие непроданное.

Вне пещеры, вне души моей, где дева рождает Бога, все, вместе с колесами неповоротливыми тела моего, — тень и прах.