Монстр

— Как, черт возьми, ты попала в его систему?

На это она фыркнула, качая головой. — Я отправила ему электронное письмо с адреса, который был в одном письме от одного из его обычных контактов, чтобы он не заподозрил ничего. И я послала ему ссылку на снафф-видео (прим.перев.:Снафф-видео (англ. Snuff film) — короткометражные фильмы, в которых показаны настоящие убийства, без использования спецэффектов. Распространяются с целью развлечения и извлечения финансовой выгоды. По мнению ряда экспертов, снафф-видео является популярным мифом, так как нет никаких доказательств его реального существования, но бывают пограничные случаи, например, существуют коллекции случайно заснятых несчастных случаев со смертельным исходом или съёмки казней).

— Снафф-видео? — спросил я, нахмурив брови.

— Да, ты знаешь… как порно, где в конце убивают девушку. Но это не порно. Это реальность.

— Ал, я знаю, что такое снафф-видео, куколка. Я просто не думал, что оно на самом деле существует.

— О, оно существует, — сказала она с таким авторитетом, что у меня больше не возникало вопросов на эту тему. — Между прочим, я не посылала ему настоящее. Все, что ему нужно было сделать, это нажать на ссылку, и вирус был в его системе. Это фактически отправило его на видео о протестах против сексуального насилия.

— Так что ты получила от него?

— Это, — сказала она, закрывая файлы и извлекая USB-накопитель, — вместе с финансовыми записями и фотографиями.

— Фотографии?

Как только я спросил про это, она побледнела. Она протянула свою тарелку и поставила ее на кофейный столик, съев только половину, как будто потеряла аппетит.

— Да, фотографии, — сказала она, роясь в поисках USB. Когда она нашла его, она протянула его мне, но не включила его.

— Что это за фотографии, Алекс?

Она с трудом сглотнула. — Женщины.

Я был почти уверен, что знаю, к чему ведет эта информация, но мне нужно было подтверждение. — Куколка…

Она глубоко вздохнула, посмотрела на клавиатуру и стала печатать на ней.

— Фотографии женщин в разных степени раздетости. Подвергнутые различным формам пыток. Самое ужасное — женщины в момент изнасилования.

— Иисус, блядь, Христос.

— Да.

— Можем ли мы что-то сделать с такого рода информацией? — спросил я.

— Я думала об этом, пока принимала душ, — призналась она, и образ ее обнаженной мелькнул у меня в голове, прежде чем я очень сознательно оттолкнул его.

— Пришла к каким-либо выводам?

— Я могла бы выложить это там.

Она сказала «там» таким тоном, что подразумевалось, что в этом есть какой-то смысл. Только одного я не понял. — Где там?

— В даркнете (прим.перев.:Даркнет (DarkNet, «темный интернет») — скрытая сеть интернет-соединений, существующая параллельно обычному Интернету). Теневой интернет. Называй это как хочешь.

Я слышал об этом. Любой, кто делал что-то противозаконное в своей жизни, вероятно, был там. Это было место для таких людей, как Алекс. Хакеры. Люди, которые делали дерьмо, которое они не смогли бы сделать в обычных браузерах. И другие мелкие преступления — бесконечные пиратские материалы. Порно. Правительственные документы. Но, кроме того, он был и для других вещей. Самое худшее дерьмо. Продажа оружия. Продажа наркотиков. Торговля людьми. Педофилия. Черт, даже для того, чтобы заполучить органы с черного рынка.

— И как бы это помогло?

На это она пожала плечами. — Это могло бы обрадовать нужных людей. Они были бы удивлены. Есть много людей, которые активно пытаются прикрыть подобные вещи. Операции, которые другие люди слишком боятся брать на себя. По большому счету… я никто. Мои навыки жалки по сравнению с тем, что могут сделать некоторые из этих людей. И некоторые из них не просто маньяки за экраном компьютера. Это люди, которые… могут творить невероятное дерьмо. Если я смогу разыскать их, заинтересовать, может быть, они возьмут дело в свои руки.

Я не мог с ней не согласиться. За последние несколько лет во всех новостях появилось много хакеров, называющих себя хактивистами (прим.перев.: Хактивизм — использование незаконными способами компьютеров и компьютерных сетей для продвижения политических идей, свободы слова, защиты прав человека и обеспечения свободы информации). Уничтожение федеральных веб-сайтов, возвращение интернета в Египте, когда правительство его закрыло, обнародование имен членов ККК (прим.перев.: Ку-клукс-клан), троллинг организаций, пока они не уступали любым требованиям, которые выдвигали хакеры. Они были сильны в том, чего я не понимал, но знал достаточно, чтобы уважать.

— Сколько времени это займет?

— Не могу сказать, — сказала она, печатая, пока мой экран не потемнел, и на каком-то сайте не открылся форум под названием «обмен информацией». — Может пройти несколько минут. Может пройти несколько дней. Но попробовать стоит.

Я должен был согласиться, так как это было все, что мы могли сделать

Поэтому она принялась за работу, время от времени выкапывая USB, открывая определенные файлы, добавляя их в сообщение, которое она создавала. Криминальные сводки об избитых и изнасилованных женщинах с описаниями нападавшего, в которых подробно описывался очень специфический шрам, пересекавший его грудь. Она нашла фотографию Лекса без рубашки и разместила ее рядом с отчетами, со шрамом через всю грудь. Затем она открыла USB-накопитель, который заставил ее побледнеть, она открыла папку с надписью просто «лица» — и загрузила полдюжины снимков женщин с их истерзанными лицами.

Она закончила сообщение, объяснив свою ситуацию. Кем она была, указав не ее настоящее имя. Что она работала над своим делом в течение десяти лет. Что она была скомпрометирована и за ее голову назначена цена. Опуская ту часть, которая касается меня. Подробно описывая, сколько еще компрометирующих файлов у нее было по этой теме. Затем оставила просьбу всех связаться с ней.

Что, по-видимому, будет сделано с помощью какого-то зашифрованного чата, который она собиралась оставить открытым на моем ноутбуке, чтобы следить за ним.

— Теперь мы ждем, — сказала она, ставя ноутбук на кофейный столик и потянувшись за своим холодным кофе. С минуту она молчала, созерцая черный экран. — Как ты думаешь, сколько у меня времени?

— Что? — спросил я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее.

— Прежде чем Лекс наконец решит приехать за мной. Как долго?

Это был хороший вопрос. Тот, который я сам рассматривал. Он не выглядел так, будто торопился, когда говорил мне о сделке. И, может быть, это было потому, что он хотел, чтобы я больше беспокоился о Шоте. Чем больше проходило времени, тем больше было шансов, что он попадет в беду. Если бы Лекс заставил меня попотеть, может быть, я был бы более сговорчив отдать Алекс.

По крайней мере, это было все, что я мог придумать в любом случае.

Больше ничего не имело смысла.

— Думаю, не больше, чем пара дней, — признался я. — Максимум три.

Алекс просто кивнула. Никакой истерики. Никакой реакции.

— Ты случайно не достал…

Услышав это, я вздохнул, полез в передний карман и вытащил пакетик с белым порошком. — Это хорошее дерьмо. Сильное. Треть этого может привести к передозировке, — я протянул ей его, — никогда раньше не покупал наркотики, — признался я, глядя на пакетик.

— Ну, по крайней мере, это было ради благого дела, — попыталась она разрядить обстановку.

— Куколка, ты умрешь… это не благое дело.

Она отвернулась от меня, взяла ботинок, слегка оторвав подкладку от лодыжки, чтобы просунуть пакетик между подкладкой и кожей. Легкий доступ, но не заметный.

— Алекс, — позвал я, наблюдая, как она безучастно смотрит в другой конец комнаты.

— Что? — спросила она отстраненным голосом.

— Посмотри на меня.

Она резко выдохнула и повернула голову. И там просто… ничего не было. Никакой печали. Никакого ужаса. Опять же, только ее мрачная покорность своей судьбе.

— Иди сюда, — сказал я, протягивая ей руку.

— Что? — спросила она, сдвинув брови.

— Иди сюда, — повторил я.

— Зачем? — спросила она, но ее тело слегка повернулось. Даже не зная почему, ее тело хотело быть ближе к моему.

— Потому что я покажу тебе одну из многих причин, почему ты должна быть расстроенной, если ты не будешь жить. — Ее глаза не отрывались от моих, видя мои намерения и взвешивая, собирается ли она подчиниться им или нет. — Семьдесят два часа, куколка, — продолжал я. — Мы оба можем быть мертвы. Нахрена мы тратим время?

Ее глаза на секунду скосились на ноутбук, не видя никакой активности, затем ее взгляд упал на меня. Я увидел это раньше, чем она. В учащенном и неглубоком дыхании. В ее слегка приоткрытых губах. В ее глазах с тяжелыми веками.

Она сглотнула, облизнула губы, затем сократила расстояние между нами.

Глава 8

Алекс

Я знала, что он имел в виду. В ту секунду, когда он сказал мне идти к нему, я поняла. Это было в его голосе. Низком. Глубоком. Почти нежном. И это вызвало волну желания во мне.

Вопрос был в том… хотела ли я пойти к нему? Зная, что это не будет еще один поцелуй. Зная, что его пальцы скользнут вверх по моему бедру, найдут сладкое местечко и поработают над ним. Зная, что на этом дело не остановится. Что в течение следующего часа я узнаю, каково это — чувствовать его внутри себя.

И хотело ли этого мое либидо? Черт возьми, да.

Но сделаю ли я это?

У меня было около тридцати секунд, чтобы ясным и рациональным умом решить, было ли это невероятно извращенным и глупым… или лучшим решением, которое я могла принять.

У меня уже был секс раньше. Однажды, когда мне было шестнадцать. С одним из старших детей, живущих в детском доме. Я действительно не знаю, почему. Я не была готова. Я едва имела представление о понятии секса, не говоря уже о возможных физических и эмоциональных последствиях. Я давно научилась винить во всем горе, потерю всего, и испытывала потребность снова почувствовать себя живой.

Дэнни он был высоким и сильным, с темными волосами и пронзительными зелеными глазами. С того момента, как я вошла в общую комнату, его глаза были прикованы к моим. Позже я узнала, что это было потому, что он трахал всех новых цыпочек при условии, что они выглядели хотя бы наполовину прилично. Но в то время я думала, что я особенная.

Потому, что он начал вертеться вокруг меня, мило болтая, используя детскую нежность, как будто чувствуя (скорее всего, зная по предыдущему опыту), насколько я хрупка.

Пару дней спустя я легла в его постель. Он раздел нас обоих, надел презерватив, который был в камуфляжной обертке с надписью: «Не дай им увидеть, как ты кончаешь!», и вошел в меня. Как и следовало ожидать (ведь я была совершенно бестолкова), это было чертовски больно. Но, к счастью, все закончилось менее чем за пять минут.

Позже я узнала, что, пока он трахал меня, его приятели воровали мои вещи.

Через несколько дней меня перевели в приемную семью.

Я больше не занималась сексом, пока мне не исполнилось девятнадцать. Хотя у меня и был неудачный повторный случай, когда я отбивалась по крайней мере от трех своих приемных отцов, а затем притворялась, что не замечаю, как четвертый заходит и дрочит, наблюдая, как я «сплю».

Парня, когда мне было девятнадцать, звали Гленн, и он потратил время на то, чтобы усадить меня и научить всему, что касается компьютеров и хакерства, чему я еще не научилась — навыкам, которые позволили бы мне зарабатывать этим на жизнь. И собрать более подробную информацию о Лексе.

Наверное, можно сказать, что я трахнула его из благодарности. Мне больше нечего было предложить.

И он был достаточно мил. Двадцати пяти лет, невысокого роста, довольно пухлый, с бледной кожей и большими очками в черной оправе. Он мог бы быть симпатичным, если бы приложил хоть какие-то усилия к своей внешности или гардеробу. Не было никаких грубых рук и неистовых ударов члена, которые делал мой первый партнер. У Гленна были горячие и стесняющиеся руки. И они прикасались ко мне мягко, нерешительно. И его член казался только наполовину твердым, когда он вошел в меня, двигался в течение нескольких минут, издал сдавленный звук в горле и кончил.

Таким был секс для меня.

Так что опыт не совсем подсказывал, что это будет хороший способ провести то немногое время, которое у меня, очевидно, осталось.

Но, как бы то ни было, Хороший Парень Гленн и Придурок Дэнни не были Брейкером. Они были мужчинами-мальчиками. Они были парнями с членами и понятия не имели, как ими пользоваться.

Что-то подсказывало мне, что Брейкер знал, как использовать его.

И мое тело отреагировало на это.

Раньше оно никогда так не делало.

Секс был странным отстраненным ощущением.

Определенно не горячим.

Ничего похожего на огонь, который я чувствовала, когда губы Брейкера были на мне.

И если он мог сделать это одними губами, что он мог сделать со всем остальным?

Может быть, я должна была это попробовать.

С этими словами я поджала ноги под себя и двигалась, пока не опустилась на колени рядом с его телом на диване, мои колени прижались к его бедру.

Его глаза нашли мои за секунду до того, как схватил меня руками за бедра и грубо потянул, пока я не оседлала его талию.

У меня было почти ослепительное осознание того, что я была полностью обнажена под его футболкой, прежде чем его пальцы поднялись по мои бедрам, вызвав гортанный стон с моих губ и заставив меня забыть обо всех неважных вещах, таких как трусики.

Мои руки легли ему на грудь, прижимаясь чтобы успокоиться, и для того, чтобы почувствовать связь с ним.

Он едва прикасался ко мне, и я чувствовала пульсирующее желание между моих бедер.

— Ты хочешь большего, тебе придется принять это, — сказал он, заставляя мое тело слегка дернуться назад. Принять его? Что принять? Словно почувствовав мое замешательство, он добавил: — Я не медленный и ласковый любовник, куколка. Я трахаюсь жестко и грубо, и ты, вероятно, получишь несколько синяков вместе с воспоминаниями. Ты принимаешь это? Ты этого хочешь? Тогда тебе нужно сделать первый шаг.

Оу.

Хорошо.

Тогда ладно.

Я была почти уверена, что хотела этого.

Раньше меня никто не спрашивал. Придурок Дэнни набросился на меня. Застенчивый, неловкий Гленн как бы просто возился, пока я не ответила. Как-то так.

Я была почти уверена, что смогу сделать этот шаг. Я не была уверена, какой инициативы он ожидал, но я медленно наклонилась вперед, мои руки сильнее прижались к его груди, когда мои губы прижались к его.

Очевидно, этого было достаточно.

Он обхватили мою поясницу и сильно прижал мое тело к своему. Затем одной рукой крепко схватил меня сзади за шею, когда наклонил голову и углубил поцелуй, его зубы сильно зацепили мою нижнюю губу и потянули. Не готовая к такому, я дернула бедрами, потираясь о его, обнаружив, что его член сильно напрягся под материалом джинсов.

Язык Брейкера скользнул в мой рот, повторяя тот же хищный брачный танец, что и в прошлый раз, обещая и требуя чего-то. Я подняла руки к его плечам, чувствуя, что мне нужно держаться. Рука, обнимающая меня за поясницу, напряглась и надавила вниз, пока я не почувствовала, как обнаженная чувствительность моей киски соприкасается с грубым материалом, сдерживающим его член. Вздох сорвался с моих губ, и рычание вырвалось из него, его рот оторвался от моего, его глаза удерживали мои, когда он притянул мои бедра к своей твердости.

Я вцепилась в его плечи, мой рот открылся в порыве вздоха.

Его рука отпустила мою шею, его пальцы двинулись вокруг нее, чтобы слегка коснуться кожи возле ключицы, отчего по моему телу пробежала дрожь.

— Ты такая чувствительная, — сказал он, его голос был еще глубже, чем обычно, и от этого по телу пробежала дрожь, которую он не мог видеть, но я чувствовала это слишком ясно. — Руки вверх, куколка, — проинструктировал он, обе его руки скользнули вниз, чтобы устроиться на подоле футболки, которая была задрана высоко на моих бедрах. Мои руки поднялись над головой, и без всякого притворства он сорвал материал с моего тела, оставив меня голой на нем, в то время как он все еще был полностью одет. — Твою мать, — сказал он себе под нос, его руки легли по бокам моих бедер, в то время как его глаза блуждали по моему телу.

У меня никогда не было особых причин чувствовать себя неуверенно. Учитывая, что я проводила почти все свое время в одиночестве, надевая все, что хотела, отказываясь от макияжа, почти не утруждая себя тем, чтобы несколько дней расчесывать волосы, мне никогда не приходило в голову что-то чувствовать к своему телу.

Я знала, что большинство на моем месте чувствовали бы себя неловко.

Но ледяные голубые глаза Брейкера окинули меня взглядом, как будто я была чем-то удивительным, чем-то, что нужно запомнить, чем-то, что он никогда не хотел забывать.

Так что мне даже в голову не пришло, что я должна скрывать это от него. Или даже хочу этого.

Его руки скользнули вверх по моим бедрам, вверх по бокам, затем остановились, растянувшись на моей грудной клетке, кончики его больших пальцев коснулись нижней части моей груди.

Его глаза поднялись к моим и задержались, когда его руки поднялись и обхватили мою грудь, сильно сжимая. Мои соски затвердели под его ладонями, и моя грудь внезапно налилась тяжестью, тяжестью, которую я никогда раньше не испытывала.

Мои брови вопросительно сошлись на переносице, но прежде чем он успел заметить выражение моего лица, он уже двигался. Поднимаясь со своего места, и прижимая меня спиной к подушкам дивана, и опускаясь на меня сверху, его губы снова овладевают моими.

Мои ноги боролись под его ногами, пытаясь освободиться. Он поставил колено между ними, подняв часть своего веса, и я вытащила их из-под него и обернула вокруг его талии, снова притягивая его к себе. Он издал рычащий звук, когда его рот приподнялся, пробежав по моей шее, его борода обжигала мою кожу, когда его зубы покусывали ее.

И это было что-то новое.

Все, что я чувствовала, было новым. Странным. Но все равно как-то знакомым. Как будто это всегда было тут, спало под поверхностью, ожидая, что кто-нибудь это разбудит.

И оно проснулось.

И это было всепоглощающе.

Как будто я в огне. Вот каково было быть с Брейкером… как будто я горела, но блаженно погружаясь в это ощущение, желая погружаться все глубже и глубже, чтобы увидеть, где я окажусь, даже если бы это означало, что я превращусь в пепел.

Голова Брейкера наклонилась и опустилась промеж моей груди, его борода пощекотала чрезмерно чувствительную кожу, прежде чем его губы сомкнулись вокруг моего соска и сильно пососали. Я выгнулась дугой, толкая себя все глубже в его рот, моя рука схватила его сзади за шею, прижимая его ко мне. Желая, нуждаясь в большем.

Его голова оторвалась, но только для того, чтобы переместиться и завладеть моим другим соском, посасывая в течение минуты, прежде чем впиться в него достаточно сильно, чтобы я взвизгнула и отдернулась.

На это он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, дьявольская улыбка заиграла на его губах.

Он перенес свой вес на одно из предплечий рядом со мной, слегка приподнявшись над моим телом, чтобы дать ему доступ. Он наблюдал за моим лицом, когда его рука скользнула по моим ребрам, вниз по боку, по животу. Затем он сделал паузу, улыбка вернулась на его губы за долю секунды до того, как его рука скользнула между моих бедер, поглаживая мою промокшую промежность.

Все мое тело дернулось вверх, мой рот открылся, чтобы застонать, когда моя рука сильно хлопнула его по плечу.

— Чертовски промокла, — прорычал он, его палец скользнул вверх и нашел мой клитор, быстро обводя его.

Нет, раньше ничто и близко не было похоже на это.

Это ошеломляющее ощущение.

Такое чувство, что я вот-вот взорвусь и развалюсь на части.

И не желая ничего, кроме как испытать это.

Мое сердцебиение ускорилось. Мой пульс сильно бился в горле и висках.

Затем так же быстро, как он коснулся меня, он убрал палец, усмехнувшись, когда я захныкала и прижалась к нему бедрами. Он поднял руку, взял свой палец и сунул его в рот, пробуя меня на вкус.

Я почувствовала, как румянец заливает мои щеки, когда я беспомощно наблюдала за происходящим, одновременно смущенная и слишком возбужденная, чтобы отвести взгляд.

Он издал какой-то одобрительный гортанный звук, вытаскивая палец. — Помнишь, что я говорил о том, чтобы засунуть свой язык в какую-нибудь киску? — спросил он, удивив меня.

Я помнила. Казалось, я помню все, что он говорил.

— Что ты делаешь это, если она действительно сладкая? — я наполовину заявила, наполовину спросила я.

Он слегка кивнул. — У тебя чертовски сладкая гребаная киска, куколка, — сказал он, снова улыбаясь, когда переместил свой вес, наклонился и провел языком по центру моего живота.

Моя рука скользнула в его волосы, когда он двинулся вниз, склонив голову у моего бедра. Затем его зубы впились во внутреннюю поверхность.

— Черт, — прорычала я, мои руки вцепились в его волосы. Затем его голова снова повернулась, и язык прочертил путь, который его палец прошел ранее, не колеблясь, не дразня, опустился на мой клитор, обводя его легким, но твердым нажимом. — О боже… — простонала я, мои бедра приподнялись навстречу ему, и спина выгнулась над подушками.

В моем сердце что-то сжалось, как будто катушку затянули слишком туго. Дыхание стало прерывистым и неглубоким, когда его язык повел меня вверх, все ближе и ближе к чему-то обещающему фейерверк.

Его губы обхватили клитор, нежно посасывая, заставляя меня подпрыгнуть под ним.

И вот тогда я это услышала. Раздался звонок. И почувствовала это. Вибрацию. Прижимающуюся к моей икре. Зазвонил его сотовый.

Я почувствовала, как желание слегка отступает, открывая глаза, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Но он либо не обращал на это внимания, либо просто игнорировал это, его губы отпустили чувствительную точку, а язык продолжил свою пытку. Его рука скользнула под него, и я почувствовала, как палец поглаживает мой вход, прежде чем быстро надавить и войти до упора.

— Брейкер… — я застонала, обеими руками схватившись за его голову.

В его сотовом на мгновение воцарилась тишина, прежде чем он снова зазвонил.

— Черт, — прорычал он, отрывая голову от меня, позволяя своим глазам подняться к моим. — Извини, детка… Я должен ответить, — сказал он, его палец выскользнул из меня, когда он сел у моих ног и вытащил свой сотовый из кармана.

Почти мгновенно я сжала бедра вместе, согнув колени под углом в одну сторону. Я плотно сжала их, чувствуя, как настойчиво пульсирует неудовлетворенное желание.

Я только наполовину осознавала это, так как моя нервная система, казалось, была в состоянии повышенной готовности, посылая искры энергии через мои нервные окончания, заставляя мое тело чувствовать, что оно дергается от этого ощущения.

— Йоу, — сказал голос Брейкеру в его телефоне, его глаза внезапно повернулись, чтобы посмотреть на меня, и, клянусь, я увидела сожаление, когда он наблюдал, как я изо всех сил пыталась вернуть контроль. А потом его лицо стало жестким. Вся мягкость покинула его глаза, и они стали ледяными. — Шот?

Последние остатки желания улетучились, когда я взлетела вверх, обхватив руками икры и пытаясь подслушать разговор на другом конце провода. Глаза Брейкера все еще смотрели на меня, но почему-то не видели меня.

— Где ты находишься?

— Тогда как ты мне звонишь?

— Зачем?

— Он там?

— Прекрати пытаться разозлить их и расскажи мне подробности, чувак.

Разозлить их? С чего бы Шотеру пытаться разозлить парней Лекса?

— О чем договариваться?

Договориться? О чем он должен договориться? Знал ли он, что мы работаем вместе? Что мы делаем? Собирался ли он попытаться убедить Брейкера выдать меня?

Мой взгляд метнулся к ноутбуку, все еще находящемуся на форуме. Нет ответа. Но в этом не было ничего удивительного. Это было слишком рано. Мои глаза вернулись к Брейкеру.

— Ты будешь там?

Брейкер фыркнул, закатив глаза.

— Хорошо. Два часа. Тогда увидимся.

— Да?

Глаза Брейкера, казалось, внезапно сфокусировались на мне, изучая мое лицо, как будто он видел меня в первый раз.

— Я знаю.

А потом он убрал телефон от уха и засунул его обратно в карман.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как у меня все внутри затрепетало, когда он сел. — Это был Шотер?

— Да.

— Пришло время встретиться с Лексом, — сказала я, надеясь, что страх не просочился в мои слова.

— Да, куколка.

— Хорошо, — сказала я, крепче прижимая колени к груди.

Брейкер увидел это движение, и его взгляд снова смягчился, выпустив задержанное дыхание. А потом он сделал самую странную вещь. Он наклонился к моему колену, наблюдая за мной, и прикусил его зубами.

— Надеюсь, у нас будет шанс закончить то, что мы начали, — сказал он, положив голову мне на колено. — Если нет… будет чертовски обидно. У тебя самая тугая гребаная киска, которую я когда-либо чувствовал.

Ладно.

Он это сказал.

И я почувствовала, как по моему телу пробежала еще одна дрожь.

Брейкер почувствовал ее и вздохнул.

— Мне нужно одеться, — тупо сказала я, наблюдая за ним.

— Да, — согласился он. — В старую одежду, — сказал он без всякой необходимости.

Моя рука потянулась к моему внезапно сильно скручивающемуся животу. — Лучше бы я этого не ела, — сказала я, глядя на еду на столе.

Рука Брейкера скользнула вниз по моей икре, приземлилась на лодыжку и сжала ее. — Я хотел бы сказать, что все будет хорошо… — начал он.

— Все в порядке, — сказала я, качая головой.

У него не было слов утешения, потому что их не было.

Не было никакого способа успокоить нервы.

Потому что не было никакого возможного положительного исхода ситуации.

Я собиралась умереть. Скоро. Так или иначе.

Я мрачно отстранилась от него. Не было смысла откладывать неизбежное. Я потянулась за футболкой, которую он снял с меня, и быстро надела ее, прежде чем вернуться в ванную, где моя старая пижама все еще была свалена на полу.

Несмотря на это, Брейкер ничего не сказал.

Его глаза даже не следили за мной.

Я знала это, потому что, когда я повернулась, чтобы закрыть дверь, я увидела его, наклонившегося вперед, так что его локти были на коленях, уставившегося в ноутбук, как будто в нем были все ответы.

Но этого не произошло.

И теперь этого никогда не произойдет.

Глава 9

Брейкер

В ту секунду, когда я усадил ее себе на колени, я понял, что с ней будут проблемы. Не потому, что, ну, она уже была проблемой во многих смыслах, а потому, что я слишком сильно хотел ее. И это не было просто «сойдет», которое я испытывал к случайным шлюхам из баров или цыпочкам, с которыми я сталкивался в городе. Нет, все было по-другому. Как-то сильнее. Это было не просто желание потрахаться. Я хотел трахать ее семь раз в гребаное воскресенье, а потом еще дважды, просто для пущей убедительности.

Возможно, отчасти это было связано с тем, как она реагировала на меня. Как отзывчиво было ее тело на каждое легкое прикосновение. Это было похоже на то, что она постоянно балансировала на грани душераздирающего оргазма. И черт возьми, если бы я не хотел быть частью этого. Чувствовать ее вокруг своих пальцев, вокруг моего члена, слышать, как она выкрикивает мое имя, впивается ногтями мне в спину.

Да. Чертова проблема.

Я проигнорировал звонок мобильного телефона в кармане, слушая ее стоны и чувствуя, как она извивается, больше заинтересованный в том, чтобы она кончила, чем в телефоне, который я всегда снимал со второго звонка. Но когда он перестал звонить, а затем начал звонить во второй раз, ну… это должно было быть важно.

Я откинулся на спинку дивана, наблюдая, как она поджимает ноги и пытается выровнять дыхание, ее тело слегка дрожало от неудовлетворенной потребности. Должен сказать, что это точно не задевало мою гордость, видеть ее такой, но черт возьми, как я хотел швырнуть телефон через всю комнату, нырнуть обратно между ее бедер и закончить с ней.

Так было до тех пор, пока я не ответил на звонок.

— Йоу. Ты знаешь, что в наши дни невежливо игнорировать свои звонки, чувак. Если только ты не по уши в какой-нибудь хорошенькой киске, — сказал голос Шотера в телефоне, его тон был таким же небрежным, как всегда.

— Шот?

На это раздался сухой смешок. — Кто, блядь, еще может тебе звонить?

— Где ты находишься?

Когда он заговорил, его безразличие было настолько ощутимым, что вы практически могли услышать пожатие плеч в его голосе: — Там же, где я был на прошлой неделе. Какой-то дерьмовый подвал без Wi-Fi, чувак.

Я боролся с желанием фыркнуть. — Тогда как ты мне звонишь?

— Лекс хочет встретиться, — сказал он немного более резким тоном. Он помолчал, словно взвешивая следующие слова. — С тобой и девушкой.

Блядь. Здорово.

— Зачем?

— Думаешь, я посвящен в эту информацию, чувак? — спросил он, с тоном, как будто пытался получить больше. Старый добрый Шот. Всегда с головой в игре, даже когда его использовали в качестве разменной монеты.

— Он там? — спросил я, гадая, как далеко я могу зайти в своих расспросах.

— Нет. Только один из его лакеев. Вялый Член Рик или как то так, — сказал он, и я практически мог видеть, как он ухмыляется мужчине, о котором идет речь. — Ты знаешь, как сильно этим ублюдкам нравятся их прозвища, — продолжил он, и я услышал отчетливый звук удара кулаком по коже, за которым последовал свист воздуха изо рта Шота. Ни стона. Никаких признаков боли. Затем раздался смешок. Он был сумасшедшим ублюдком.

— Прекрати пытаться разозлить их и расскажи мне подробности, чувак.

— Эй, мне нужно как-то развлечься, — сказал он, звуча не хуже, чем обычно. — Два часа. В вагоне поезда. Он сказал, чтобы ты был готов к переговорам.

Это звучало не очень хорошо.

— Каким переговорам?

— Он не сказал. Ты знаешь, как с ним обстоят дела.

Да, черт возьми, я знал. И это не очень хорошо говорило о нашей предстоящей небольшой встрече.

— Ты будешь там?

— При полном параде. Ну, ты знаешь… в наручниках. Как бы то ни было, — продолжал Шот.

Я фыркнул, чувствуя, как мои глаза закатываются. Это было похоже на то, что Шот был биологически неспособен воспринимать серьезное дерьмо всерьез.

— Хорошо. Два часа. Тогда увидимся.

Последовала пауза, тишина, полная чего-то, прежде чем он заговорил снова.

— Эй, Брейкер?

— Да? — спросил я, мне не понравился его тон.

Еще одна пауза. — Она невинна, — напомнил он мне.

Я посмотрел на Алекс, обнаружив, что она пристально наблюдает за мной.

Я знал, о чем говорил Шот. Это было то же самое, что сказал Пейн. Это было то же самое, о чем я думал. Я и Шот, мы выбрали эту жизнь. Мы танцевали со смертью каждый раз, когда брались за работу. Мы объединялись с людьми, которые вполне могли бы когда-нибудь заказать нас самих. Мы знали о риске. Мы охотно принимали его. Мы были виновны во всех возможных последствиях. Что бы с нами ни случилось, мы это заслужили. Мы заслужили всевозможные наказания. От могилы и дальше.

Но не Алекс.

Да, она вляпалась в какое-то глубокое дерьмо. Дерьмо, с которым она не была готова справиться, тем более в одиночку. Но она сделала это, потому что чувствовала, что должна. Она делала это для всех тех женщин на всех тех фотографиях, которые были у нее в файле. Фотографии, от которых она выглядела зеленой. Она не была пресыщена тем дерьмом, которое происходило. Это привело ее в ярость. Была в ужасе от этого. Но она использовала это как стимул, чтобы попытаться покончить с этим. Это было мило, наивно и обнадеживающе с ее стороны.

И невероятно чертовски глупо.

Но она была… невинной.

— Я знаю, — сказал я, вешая трубку.

Алекс пошла в ванную, чтобы переодеться, пока я смотрел на форум на своем ноутбуке. Я не знал, что за людей она знала в даркнете. Все люди, которых я знал, которые регулярно им пользовались, были отбросами общества. Но если Алекс сказала, что там есть хорошие парни — искатели правды, борцы с самосудом, кем бы, черт возьми, она их ни считала, тогда я должен был доверять ей в этом. Мне просто хотелось, чтобы они обратили на это внимание. Что бы они предложили какие-то решения.

Потому что у меня с этим было полное дерьмо.

Я собирался отвести ее в тот вагон, потому что у меня не было выбора. А потом, черт возьми, я знал, что там произойдет. Мне нужно было спасти ее. И мне нужно было спасти его. И я понятия не имел, как мне это сделать. Или даже если бы мне дали такую возможность. Насколько я знал, он собирался привести меня туда, чтобы застрелить. Это был его стиль. Убить Шотера. Пытать Алекс. Потом убить меня. Он питал слабость к ярким проявлениям насилия. И ему нравилось знать, что он проникает тебе под кожу.

Поэтому мне нужно было дать понять, что Алекс ничего для меня не значит.

Я не был уверен, насколько хорошо я справлюсь с этим, но я должен был попытаться.

Шот, ну, это была совсем другая история.

Он знал, что Шотер был хорошим вариантом, которого можно взять и удержать, и он уже знал о нашей связи. Нельзя было притворяться, что он ничего не значил для меня.

Он ожидает, что я захочу защитить его.

Я слышал, как Алекс вернулась из ванной в грязной одежде, держа в руках ботинки.

— Я знаю, что должна быть одета в то, что было на мне, когда ты забрал меня, но мне больше негде хранить героин, — небрежно сказала она, пожимая плечами.

— Я не думаю, что он заметит такие детали, — сказал я в ответ, наблюдая, как она села рядом со мной и надела ботинки, держа шнурки достаточно свободными, чтобы ее рука могла скользнуть в них, если понадобится.

По-прежнему никакой реакции. Все еще настолько хладнокровно, насколько это возможно, относится ко всей ситуации.

Если каким-то чудом мы оба переживем эту ночь, я намеревался выяснить, что с ней не так. Какую жизнь она вела, чтобы быть такой собранной перед лицом собственной смерти?

Какой человек не испытывает по этому поводу хоть какого-нибудь горя?

Черт возьми, если бы я был чертовски уверен, что смотрю в дуло, заряженное пулей с моим именем на ней, даже я бы что-то почувствовал. Подумал бы обо всех сучках, которых я не успел трахнуть. Обо всем виски, которое я не успел выпить. Обо всех отпусках, которые я никогда не брал. Обо всех планах на старость, и о том, что этого никогда не будет. Может быть, подумал бы о том, что у меня не будет шанса найти какую-нибудь сучку, которая мне достаточно понравилась бы, чтобы пристегнуть мой член и позволить ей делать мне минет, чтобы свести меня с ума на следующие двадцать лет.

Еще о чем-нибудь.

Каждый должен хотеть жить для чего-то.

Как гласит старая поговорка… Алекс собиралась умереть ни за что (прим перев.: live for everything, die for nothing — живи ради всего, умри ни за что).

— Ты возьмешь какое-нибудь оружие? — спросила Алекс, и я заметил, что она пристально смотрела на меня. Как долго, я понятия не имел.

Я кивнул, вставая с дивана и направляясь к шкафу на кухне, который был небольшой кладовкой. Я распахнул дверь, чувствуя присутствие Алекс позади себя, заглядывающую на четыре полки с оружием, боеприпасами, ножами, электрошокерами, наручниками, цепями, кастетами — всем, что нужно. У меня все еще был мой Дезерт Игл в грузовике, и он собирался вернуться обратно за пояс, но я схватил нож и сунул его в карман, схватил второй пистолет и ремень, чтобы надеть на лодыжку.

Если бы я не повернулся и не наклонился, чтобы прикрепить ремень к лодыжке, я мог бы не увидеть, как Алекс схватила перочинный нож и сунула его в ботинок, в котором не было героина.

— Я выгляжу слишком чистой? — спросила она, когда я встал.

Я почувствовал, как мои брови сошлись вместе, глядя на ее запыленную одежду. — Что?

— Мое лицо, руки и волосы. Я слишком чистая? Может, мне попытаться немного испачкаться?

При этих словах я почувствовал, как на моих губах заиграла улыбка. — Немного взбодрилась?

— Да. Так что это было убедительно.

— Убедительно для чего, куколка?

— Что ты держал меня в плену, как велено.

— Задача состояла в том, чтобы схватить тебя и удержать. Никто не говорил, что я не могу позволить тебе принять душ и поесть.

— Ох, — сказала она, глядя в окно.

— Ты в порядке? — спросил я, глядя на ее сдвинутые брови.

Она повернулась ко мне со странной маленькой ухмылкой. — Я думаю, что это такой же хороший день, как и любой другой, чтобы умереть, верно? — как будто почувствовав, что это было неправильно, она поспешила сменить тему. — Шотер говорил так, как будто с ним все было в порядке?

— Он подшучивал над приставленным к нему охранником, ему разбили лицо, пока мы разговаривали. Так что, да, он в порядке.

Ее бровь поползла вверх. — Быть избитым — это… хорошо?

Я почувствовал, как мое плечо дернулось. — Шот — умник с острым языком. Если он все еще не засовывает ногу себе в рот, они его еще не сломали.

— О. Хорошо. Так… он будет там? — спросила она напряженно. Как будто она знала, что это серьезное осложнение.

— Да.

Она подняла руку и провела ей по своим почти сухим волосам, заставляя их мягко соскользнуть. Она вздохнула, кивнула, принимая ситуацию. — Ты вытащишь его оттуда, — уверенно сказала она.

— Куколка, у меня есть не только он…

Она подняла руку, и это был такой нелепый жест (кто теперь поднимает руки, чтобы заставить людей замолчать?) что я замолчал и поднял бровь.

— Ты беспокоишься о своем друге. Прежде всего. Не попадай в неприятности из-за того, что я облажалась и попала в плохую ситуацию. Это не твоя работа — исправлять это. Так что позаботься о своем друге и позволь мне самой позаботиться о себе.

С этими словами она повернулась на каблуках и направилась к моей входной двери. Я провел рукой по голове, чувствуя, как короткие волосы цепляются за кожу.

Это должно было стать настоящим кошмаром.

Я должен был как-то защитить Шота. Который хотел, чтобы я забыл о нем и позаботился об Алекс. И в то же время защитить Алекс, которая хотела, чтобы я позаботился о Шоте, потому что ее план состоял в том, чтобы покончить с собой. Тем временем, пытаясь не разозлить печально известного переменчивого и непостоянного Лекса Кита, который был вполне способен убить нас всех сразу.

Иисус Христос.

Если я переживу это, мне нужно будет найти новую гребаную работу.

Дворник. Продавец подержанных автомобилей. Дрессировщик морских свинок.

Гребаное все, что только не гарантировало кровь и ужас на каждом шагу.

Я вздохнул, схватил ключи и вышел на улицу.

Алекс уже сидела в машине, пристегнутая, спокойно отодвигая кутикулу на ногтях, как будто мы не могли попасть в хорошо организованную ловушку.

Если бы она не была так настроена на смерть, из нее получился бы хороший преступник.

———

Перед складом были припаркованы два внедорожника, пустые, капоты уже были прохладными на ощупь. Еще больше укрепляя мою мысль о том, что мы направляемся в ловушку. Алекс не смотрела на меня, когда расстегивала ремень и двигалась к своей двери.

Я схватил свой пистолет, засунул его за пояс брюк и встретил Алекс с ее стороны машины.

— Спасибо, что пытаешься мне помочь, — сказала она, глядя на здание перед собой, пока говорила со мной.

— Я еще не закончил пытаться, куколка, — сказал я, но она пожала плечами, прикусив внутреннюю сторону щеки. — Ты готова? — спросил я, уже слишком хорошо осознавая, насколько хорошо она была подготовлена к тому, чтобы это сделать.

— Ага. Давай покончим с этим.

Она зашагала рядом со мной, когда я впустил нас в парадную дверь, в холл, а затем медленно спустился по лестнице. Рядом со мной она была так спокойна, как только могла. Ни дрожи. Никакого затрудненного дыхания. Только странно пустые глаза и прямые плечи.

Тем временем мое сердце билось как долбаный отбойный молоток.

Мы добрались до нижней площадки, и я услышал голоса за углом. Алекс остановилась, и моя рука потянулась, на мгновение опустившись ей на бедро. Ее глаза встретились с моими, и она заставила свои губы дернуться вверх, прежде чем снова отвернуться. Моя рука опустилась, и мы двинулись вперед, как единое целое, обойдя изгиб стены и оказавшись в поле зрения вагона поезда.

Четыре головы повернулись на шарканье наших ног. Лекс, двое его головорезов и Шот.

Лекс приближался к среднему возрасту с темными волосами, темными глазами и худощавым телосложением. Его головорезы были большими грудами мускулов, один уродливый с бритой головой и черными глазами, другой среднего вида с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. У Шота была разбита губа (вероятно, из-за его насмешек над Вялым Членом Рика, когда мы разговаривали по телефону ранее) и исчезающий синяк под глазом. Он чуть сгорбился влево, что наводило на мысль, что у него, вероятно, были ушибы или сломаны ребра. Но с ним все было в порядке. И, блядь, он даже улыбнулся и помахал рукой, когда увидел меня.

Я покачал головой и увидел, как бровь Алекс слегка приподнялась, увидев его.

Было ли это из-за его поведения или потому, что он был красивым парнем, я понятия не имел.

Дверь вагона была открыта, и я вошел первым, Алекс следовала за мной по пятам.

— Брейкер, так приятно снова тебя видеть, — сказал Лекс, его мерзкий голос оставил скользкую пленку в воздухе.

— Лекс, — поприветствовал я, кивая ему. — Шот, — сказал я, тоже кивая ему.

— Ты, должно быть, Алекс, — сказал Шот, позволив одной из своих снимающей-трусики-улыбки расплыться по его лицу. — Составляла компанию моему брату?

— Боюсь, это больше похоже на то, что он припер меня к стенке, — легко сказала она. Для любого другого она казалась такой же непринужденной, как и сам Шот. Но я заметил, что ее глаза даже не скользнули по вагону. Она увидела его и не сводила с него глаз. Как будто она слишком боялась смотреть на людей, которые держали ее судьбу в своих руках.

— Ну, мы здесь, — сказал я, глядя на Лекса. Желая приступить к делу. Ожидание ничему не помогало.

Лекс кивнул. — Алекс Миллер, — сказал он, и я увидел, как ее руки слегка согнулись, прежде чем она сжала их в кулаки, подняла подбородок и повернулась лицом к человеку, которого ненавидела больше всего на свете.

— Лекс Кит, — сказала она тоном, похожим на зазубренное стекло.

— Ты красивее, чем я ожидал. Мои люди говорили, что ты красавица, но я понятия не имел, что ты будешь такой…

— Мы флиртуем с заложником или устраиваем гребаную встречу? — я вмешался, пытаясь сделать вид, что не обращаю никакого внимания на Алекс, ее сжатую челюсть и еще более бледную, чем обычно, кожу.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть немного цивилизованным, Брейкер, — сказал Лекс, и образы тех избитых девушек в файле непрошено всплыли в моей голове. Да, он был чертовски цивилизованным.

— Прошлой ночью я спал на холодном бетонном полу. Прости меня, если я не в настроении для светской беседы, — холодно сказал я. Если бы он знал что-нибудь о моей репутации, он бы знал, что я никогда не был в настроении для светской беседы. Я получил приказ, я выполнил его. Черт возьми, лучше если бы мы обошлись вообще без слов.

Краем глаза я увидел, как Алекс придвинулась ближе к Шотеру. Не ко мне. К Шотеру. Шотера это, похоже, не смутило. Женщины, казалось, всегда стекались к нему. Очевидно, даже в ситуациях жизни или смерти.

Прилив ревности, который я почувствовал при этом, был внезапным и неожиданным. И совершенно, блядь, нелепым. В этом не было никакого смысла. Я не был таким человеком. Я не ревновал. Но, черт возьми, у меня все еще был ее вкус во рту.

— Конечно, — сказал Лекс, врываясь в мои мысли. — Давайте перейдем к делу, — он остановился, глядя на своих людей, что-то безмолвное промелькнуло, потому что они слегка пошевелились. Один направляется к двери, чтобы заблокировать выход, а другой пошел и встал позади Шота и Алекс. — Планы изменились.

— У нас была сделка, Лекс, — сказал я, позволив своему голосу быть резким, потому что это было ожидаемо, когда кто-то нарушал ее.

— Была. Но условия сделки… изменились.

— Изменились, — повторил я сквозь стиснутые зубы.

Он ничего мне не ответил. Кроме того, что его люди двигались, не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Никаких интонаций, которые можно было бы прочесть. Никакой улыбки. У ублюдка было отличное бесстрастное лицо.

— Да, видишь ли… Моя потребность в Алекс не так остра, как я первоначально думал.

Его потребность в Алекс? Какого хрена это должно было означать?

— Мне понадобится больше деталей, чем это, Лекс. И у меня нет в запасе целого дня.

Я приподнял бровь сказав это грубо, но этого от меня ожидали, поэтому он ничего не ответил. — Да. Как оказалось, она мне не понадобится еще несколько дней. Но ты можешь понять, почему я не могу позволить ей вернуться к своей жизни теперь, когда она знает о нашем маленьком… соглашении.

Несколько дней.

Несколько дней, чтобы придумать другой план.

Несколько дней, чтобы покончить с этим сукиным сыном навсегда.

Алекс могла бы успокоиться.

Она могла бы жить дальше.

— Так в чем вопрос, Лекс? — спросил я, пытаясь сосредоточиться на настоящем.

— Я говорю о том, что мне нужно, чтобы ты придержал ее для меня.

Слава богу.

Я практически почувствовал вздох облегчения от Алекс. Шотер протянул руку и сжал ее мизинец своим, прежде чем отпустить. Крошечный жест, так похожий на Шотера. Всегда думает обо всех, кроме себя. Хотя Лекс ничего не сказал о том, чтобы отпустить его.

— Ты хочешь, чтобы я подержал эту сучку еще пару дней? — спросил я, зная, что получу нагоняй за то, что назвал ее сучкой, если мы выберемся из этого.

— Оплата будет той же. Считайте это дополнительным отдыхом.

— Отдыхом, где я должен повсюду таскать с собой какую-то цыпочку? — спросил я, качая головой.

Лекс махнул рукой. — Она мне нужна. Мне не нужно, чтобы она была в хорошем состоянии. Держи ее прикованной в своем подвале, мне все равно. Пока она жива и в сознании до конца недели, у меня не будет никаких претензий. Хотя я действительно беспокоюсь, — сказал он, переводя взгляд с меня на Алекс так, что у меня заскрежетали зубы.

— У меня нет времени на игры, Лекс. Скажи мне, в чем проблема, или позволь мне идти.

Его глаза чуть прищурились, и я понял, что давлю на него. Он начинал злиться.

— Что, возможно, у тебя сформируется… привязанность.

Услышав это, я откинул голову назад и рассмеялся. Гортанный, хриплый звук. Для него это звучало так, будто то, что он говорил, было абсурдно. Для меня это был добрый старый сарказм, потому что я был лицом у ее киски, когда он позвонил мне раньше.

— Она не совсем в моем вкусе, — сказал я, качая головой, все еще улыбаясь.

— Я слышал, что женщины в твоем вкусе.

Это было не совсем неправдой. Я общался со многими разными женщинами. — Мне нравятся женщины, которые выглядят как женщины, а не как двенадцатилетние подростки, — продолжил я. Я видел, как Алекс напряглась при моем замечании, но я ничего не мог с этим поделать. Я пытался ей помочь. Если она должна была злиться на меня за это, так тому и быть.

— Двенадцатилетний подросток? — Лекс задумался, снова переключая свое внимание на Алекс, его темные глаза скользили по ней так, что я почувствовал себя грязным, а он даже не смотрел на меня. — Я не думаю, что это справедливо, Брайан. Я имею в виду, что они могут быть маленькими, но их вполне достаточно, — сказал он, его тело дернулось, как будто собиралось двигаться в ее направлении. Но потом он вздохнул, покачал головой, должно быть, о чем-то задумавшись, и повернулся ко мне лицом. — Она женщина. Она рядом. У мужчины есть свои… потребности.

— Это работа. Я держу свой член в штанах, — протянул я, давая понять, что в этом есть небольшой двойной смысл — я могу, но ты, очевидно, не можешь.

Лекс выдохнул, бросив на меня покорный взгляд. — Я должен быть уверен, что ты следуешь инструкциям в точности, Брейкер.

О, черт.

Я знал, к чему это приведет.

Судя по взгляду, который бросал на меня Шот, он тоже знал.

Алекс все еще просто стояла там со своими мертвыми глазами, почти касаясь Шотера плечом.

— О, да? — спросил я, поднимая бровь на Лекса.

— Мне нужно убедиться, что твоя преданность там, где она должна быть.

— То есть с тобой.

— Конечно, — сказал он, махнув рукой.

— Брейк… — в голосе Шотера звучало предостережение.

Лекс приподнял бровь, глядя на него. — Ударь ее, — резко сказал он.

Ну.

Это предсказуемо.

Блядь.

Ни разу. Не в моей жизни. Не в моей карьере. Ни разу в жизни я не поднимал руку на женщину. И, какими бы ни были последствия, я не планировал начинать сейчас.

— Слушай, ты получаешь удовольствие от того, что избиваешь женщин, это твое дело, — сказал я, качая головой. — Я не буду делать это дерьмо для твоего развлечения.

Подбородок Лекса дернулся, и пистолет взвелся у меня за шеей.

Это был первый раз, когда я увидел живую реакцию Алекс с тех пор, как мне позвонили по телефону. Ее глаза метнулись к моим, расширяясь, зная этот звук, прежде чем ее взгляд нашел пистолет, прижатый к моему затылку. Она выглядела так, словно была готова сбежать.

Чтобы отвлечь ее, Шот снова схватил ее мезинцем, но держал, пытаясь удержать ее на месте. Она посмотрела на него, отпуская его хватку, делая шаг назад и отводя глаза от меня.

— Серьезно Лекс? — спросил я, качая головой, почти скучающим тоном. Это был не первый раз, когда на меня наставляли пистолет. И это будет не последний раз. Все, на что я мог надеяться, так это на то, что у дерьма, держащего его, был твердый палец на спусковом крючке.

Лекс выглядел разочарованным, затем махнул рукой другому парню, который тут же схватил Алекс за руку достаточно грубо, чтобы она взвизгнула, оттаскивая ее от Шотера, который выглядел готовым наброситься, пока пистолет тоже не прижался к его затылку. — Может быть, это поможет тебе принять решение, — пожал он плечами. Когда я заколебался, на пистолете взвели курок. И я знал, что они не блефуют. Шот для них был бесполезен. Они убивали за меньшее, чем то, что он обзывал их раньше.

Его глаза сказали мне, что он думал о том же самом. И я увидел там нечто такое, чего никогда раньше не видел. Не силу. Не бесстрашие. Но там это было.

Страх.

Дерьмо.

Голова Алекс дернулась, привлекая мое внимание. И в ту секунду, когда мои глаза остановились на ней, ее подбородок приподнялся, а глаза открылись шире — взгляд, который, казалось, кричал: — Сделай это, у тебя нет выбора.

И я этого не сделал.

Я не мог.

— На колени, — прорычал Лекс в сторону Шота, который перевел дыхание и заставил себя улыбнуться.

— Не знаю, как ты будешь стрелять, чувак, но мой рот предназначен только для киски, — сказал Шот, пытаясь быть легкомысленным даже в последний момент.

Свинец поселился в моем животе, тяжелый, заставляя меня чувствовать себя прикованным к месту, слишком напуганный, чтобы двигаться. Что бы сделать хоть что-нибудь или что-нибудь сказать.

Шотер встал на колени и подмигнул мне.

Черт возьми.

Этого, блядь, не могло быть.

— У тебя есть какие-нибудь последние слова для твоего брата? — спросил Лекс бесстрастным голосом. Как будто он делал это каждый день. В каком-то смысле он так и делал.

— Не забудь посылать Папе скотч, — сказал он. И он это и имел в виду. Это было то, с чем он хотел оставить меня.

Человек позади него сделал шаг назад, прицеливаясь.

— Просто ударь меня! — Алекс взвизгнула, звук отскочил от стен и пронзил мое тело, как ножи.

Это был первый раз, когда она заговорила с тех пор, как поздоровалась с Лексом, и все взгляды упали на нее. Воздух вокруг нее, казалось, был заряжен, искрясь от ее гнева. Потому что это было то, чем она была — она была зла. Ее щеки раскраснелись от этого. Ее поза застыла.

— Мисс. Миллер… — начал Лекс.

— Заткни свой гребаный рот, ты, подонок, — огрызнулась она, и я поборол желание застонать. Этот ее гребаный рот. Это могло навлечь на нее всевозможные неприятности.

К чести Лекса, он даже не вздрогнул. Я ожидал слепой ярости. Я ожидал, что ее мозги будут разбросаны по всему окну позади нее. Женщины никогда так не разговаривали с Лексом Китом.

— Это ответ…

— Какую часть фразы «заткни свой гребаный рот» ты не понял? — она просто… закричала, прежде чем повернуть голову в мою сторону, — прекрати это. Прекрати все это. Просто… ударь меня.

— Алекс… — начал я, чувствуя, как мой желудок начинает скручиваться, желчь начинает подниматься к горлу, когда я посмотрел на ее лицо. Ее кожа была как сливки, а кости под ней — как у птички. Если я подниму руку… я действительно могу причинить ей вред.

И она никогда бы мне этого не простила.

Не совсем.

Воспоминания всегда будет там, под поверхностью.

Она всегда будет знать, что я способен ударить ее.

— Все в порядке, милая, — вмешался Шотер успокаивающим тоном.

Ее глаза закатились. — Это все не-блядь-в-порядке, — немедленно сказала она, — никто не умирает, потому что я девчонка, а ты боишься меня ударить. Это чертовски смешно. Просто ударь меня!

Лекс приподнял бровь и кивнул мужчине за спиной Шотера, который снял с предохранителя пистолет и нацелил его. — Ты слышал женщину, — сказал Лекс, выглядя так, словно ему очень нравился мой дискомфорт. Хотя и не так сильно, как ему понравилось бы, если бы я ударил Алекс. Наверное, ему было тяжело просто думать об этом.

— Брейкер… — сказала Алекс с отчаянием в голосе.

Может, это то, что сделало это.

Кто-то вроде нее. Кто-то, кто смотрел на смерть и говорил «эх, неважно». Кто-то такой собранный, как она, отчаянно пытающаяся спасти кого-то другого.

И я знал.

Может быть, она никогда больше не будет полностью доверять мне после того, как я ее ударю.

Но она определенно никогда не простила бы меня, если бы я этого не сделал.

Я стиснул зубы, заставляя содержимое своего желудка оставаться внизу, и направился к ней, отведя руку назад, потому что знал, что должен причинить ей боль, иначе Лекс просто заставит меня сделать это снова, но также сдерживаясь. Потому что мой кулак мог просто… сломать ее.

Я с трудом сглотнул, и она тоже.

Затем я замахнулся.

Мои костяшки пальцев, попавшие ей в челюсть, были единственным худшим чувством, которое мог предложить мир. Хуже, чем если бы Шот сказал мне свои последние слова. Хуже, чем все жизни, которые испустили свой последний вздох в моих руках. Хуже, чем побои, которые я получал, когда был слишком мал, чтобы делать что-либо, кроме как плакать.

Ничто и близко не могло сравниться с этим чувством.

Видеть, как ее голова повернулась в другую сторону, когда ее тело упало. Видеть, как ее глаза закрываются от боли.

Она тяжело повалилась на бок, подложив под себя одну руку, а другую поднеся к лицу.

— Браво, — сказал Лекс, медленно хлопая в ладоши.

Моя голова дернулась к нему, чувствуя, как что-то странное накапливается в моем организме. Что-то, чего я никогда раньше не знал. Горячий вид гнева. Не мой обычный холодный, расчетливый гнев. Такое ощущение, что это заменило мою кровь бензином, и кто-то просто зажег спичку.

Послышалось шарканье по полу, и краем глаза я увидел, как Шотер протянул руку Алекс. Она согнулась, почему, я не понял, прежде чем потянулась, взяла его за руку, позволяя ему помочь ей подняться.

— Чертовски доволен, Лекс? — выдавил я, приподняв бровь. Мой кулак все еще болел от удара, и мне потребовалось все, что было в моих силах, чтобы не броситься на него и не разбить ему лицо.

— Пока, — сказал он, глядя на Алекс сверху вниз с ярким, ужасным блеском в глазах.

Я не мог проследить за его взглядом. Я просто не мог этого сделать. Я не был готов к тому, как она посмотрит на меня.

— Шотер, — сказал Лекс, кивая ему.

Пожав плечами, Шотер смирился со своей судьбой. Он должен был вернуться с ними. Он не собирался жаловаться и стонать по этому поводу. Он повернулся к Алекс, легонько указательным пальцем поднял ее подбородок, пронесся мимо меня, врезался плечом в мою руку, а затем последовал за головорезами Лекса из вагона.

— Я буду на связи, — сказал Лекс, снова посмотрев на Алекс. На этот раз больной ублюдок облизнул губы один раз, прежде чем уйти.

Я стоял и смотрел, как они уходят. Прислушиваясь к их шагам по ступенькам. Дверь закрывается. На улице завелись двигатели.

— Брейкер… — позвал голос Алекс.

— Нет куколка, — сказал я, демонстративно отводя взгляд.

— Поговори со мной, — сказала она.

Моя голова поникла, слегка покачиваясь.

— Ничто никогда этого не отнимет, — сказал я ей, зная в глубине души, что это правда.

Она протянула руку и коснулась моей руки.

— Ничего страшного. Я забуду об этом через неделю, — сказала она.

— Алекс, ничто никогда не избавит тебя от воспоминаний о том, как взрослый гребаный мужик нанес тебе правый хук в челюсть.

Она встала передо мной и протянула руки к моему лицу, пока у меня не осталось выбора, кроме как поднять его.

Ее челюсть покраснела там, куда угодил мой кулак. К утру на ней появятся синяки. Постоянное напоминание о том, что я сделал.

— Я в порядке. В шоке, но в порядке.

— Ты не можешь быть чертовски серьезной прямо сейчас.

— Да ладно тебе. Ты тоже это чувствуешь, — сказала она, опуская на меня глаза. — Весь этот страх и адреналин. Это как… напалм (прим.перев.: Загущённый бензин, горючий продукт, применяемый в качестве зажигательных и огнемётных смесей) в организме. Я даже не чувствую своего лица.

Сейчас это было так. Но через час, когда адреналин уступит место рациональным мыслям…

— Алекс…

— Давай же. Это был глупый маленький ничего не значащий удар, Брейкер.

— Ты не будешь думать, что это был глупый маленький пустячный удар, как только отойдешь от шока.

— Неважно. Все закончилось. Я могу ударить тебя, чтобы свести счеты, — сказала она, одарив меня странной маленькой улыбкой, — но я почти уверена, что твоя челюсть сделана из гранита. Это, вероятно, причинит мне больше боли, чем тебе.

Она пыталась утешить меня.

Это было нелепо.

Я был тем, кто должен был утешать. Я был тем, кто пересек черту. Мне нужно было попытаться все исправить.

— Ты можешь ударить меня в любое время, когда захочешь. Но до тех пор, почему бы нам не убраться отсюда к чертовой матери? — сказал я, протягивая руку к двери.

И она не вздрогнула, когда я поднял руку.

Я воспринял это как хороший знак.

Она не боялась меня.

Это было то, с чем можно было поработать.

— Только если ты снова приготовишь. Я умираю с голоду, — сказала она небрежно, как будто мы только что не пережили самый странный опыт в нашей жизни. — О, — сказала она, оборачиваясь на верхней ступеньке и глядя на меня. — Да. И я дала Шотеру нож.

Глава 10

Алекс

Я не совсем уверена, чего я ожидала от этой встречи. Но что бы я ни имела в виду, ну, это было далеко не так странно, как то, что произошло. С Лексом, который вел себя странно и официально. С Шотом, который, казалось, больше заботился о моей жизни, чем о своей собственной, хотя он совсем меня не знал.

Думаю, какая-то часть меня думала, что Лекс набросится на меня, как только я войду. Я ожидала гнева. Ненависти. Злобы.

Но ничего этого не было.

И в этом не было никакого смысла.

Это не вписывалось в его личность.

И, поверьте мне, я знала все о его личности. Я могла бы провести психологическую оценку, я так хорошо его знала. Когда он узнал, что кто-то работает против него, ну, скажем так, он никогда не воспринимал эту новость хорошо.

Меня должны были избить и вытащить оттуда. К тому времени, когда оружие, наконец, будет поднято, я планировала уже быть в состоянии передозировки героина, какой бы она ни была.

Что-то было не так.

И сейчас я больше не могла об этом беспокоиться, потому что Шотера заставили встать на колени и произнести свои последние слова, и я просто… не могла этого допустить. Я не знала его, но он проявил ко мне, совершенно незнакомому человеку, доброту.

Я не могла позволить Брейкеру потерять своего лучшего друга.

Из-за меня.

Ни в коем случае.

Поэтому я сделала самую глупую вещь, которую женщина могла сделать с таким мужчиной, как Лекс Кит. Я закричала на него. Я унизила его.

И он даже не клюнул на приманку.

Да, что-то было серьезно не так.

Брейкер подошел ко мне. Он замахнулся рукой. Я приготовилась к этому. Но, в конце концов, к чему-то подобному не готовятся. Раньше меня никогда не били по лицу. Пощечина? Конечно. Но удар? От огромного, гигантского мужчины? Нет. Так что, хотя я и предполагала, что это будет неприятно, реальность оказалась такой, о какой я и думать не могла.

Секунда контакта вызвала взрыв боли, которая, казалось, излучалась, заставляя все мое лицо пульсировать, когда я почувствовала, что начинаю падать. У меня хватило присутствия духа подготовиться к падению как раз вовремя, едва не врезавшись при этом в Шотера. Моя рука потянулась к лицу, пока мой разум пытался думать сквозь боль.

А потом Шот протянул мне руку. И я вспомнила о ноже.

Он взял его с едва заметной улыбкой на губах. Просто призрак улыбки с огоньком в глазах, когда он засовывал его в ботинок, как это сделала я.

А потом все исчезло.

И почему-то в вагоне поезда было больше напряжения, чем с тремя плохими парнями в нем.

Потому что Брейкер выглядел так, словно у него внутри что-то сломалось.

Он не был таким человеком.

Из тех, кто использовал свою силу против женщин.

И он не мог примирить эту реальность с тем представлением, которое у него было о себе.

Что ж, ему просто придется с этим смириться.

Все было кончено.

Надеюсь, это больше никогда не повторится.

Но даже если бы это было так, я никогда не смогла бы винить его за это.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что дала Шоту нож?

Он небрежно поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, чтобы соответствовать моему темпу.

— Я имею в виду, что я взяла один из твоих перочинных ножей из твоей кладовки и положила его в свой ботинок. И когда я упала… Я отдала его Шоту.

Брейкер остановился на верхней площадке, преграждая мне путь, и посмотрел на меня сверху вниз. — Повтори еще раз?

Я почувствовала, что пожимаю плечами. — Я подумала, что, если он попадет в какую-нибудь ситуацию… было бы хорошо, если бы у него было… что-нибудь.

— Он хорошо обращается с ножом, — сказал Брейкер, заглядывая мне через плечо. — Почти так же хорошо, как он обращается с оружием.

— И с таким именем, как Шотер, я думаю, это довольно хорошо.

На это он кивнул. — Возможно, ты только что спасла ему жизнь, Алекс, — сказал он, его голубые глаза были мягкими.

— Это было самое меньшее, что я могла сделать, видя, как он был готов отдать свою жизнь за меня, — сказала я, поднимаясь вверх, так что ему пришлось отступить, чтобы я могла пройти мимо. На складе у меня начинала ощущаться клаустрофобия. Мне нужно было выбраться отсюда. Выйти. Брейкер повел меня к машине, открывая для меня дверь, когда я, наконец, выпалила то, о чем думала с тех пор, как он это сказал. — Зачем ты должен посылать отцу Шотера скотч?

Брейкер фыркнул, его глаза немного потеплели. — Отец Шота — пьяница. Так было всегда. Когда он пьян, он мудак. Что происходило постоянно. Раньше он выбивал дерьмо из Шота. Как только он смог себе это позволить, он начал посылать своему старику ящики дорогого виски каждый месяц.

— Зачем?

— Я думаю, для него это просто его собственное маленький способ сказать «пошел ты». Знать, что ублюдок хотел бы отказаться, но он не может, потому что он алкоголик, поэтому он выпьет все это. Доставляет ему какое-то болезненное удовлетворение.

— Мне нравится Шотер, — сказала я, садясь на сиденье и глядя на Брейкера, который просто стоял там, держа дверь открытой, его лицо было пустой маской. — Ты получишь его обратно, Брейкер.

Мускул дернулся у него на челюсти, когда он захлопнул дверцу и обошел машину.

Всю обратную дорогу до его дома мы ехали в молчании, оба погруженные в собственные мысли. Которыми мы, вероятно, должны были поделиться. Сравнивая заметки о том, что произошло. Посмотреть, уловили ли мы оба одну и ту же странность всей этой встречи.

Если Лекс знал, что я делаю, зачем ему было нужно держать меня у Брейкера? Почему я не была в убежище в лесу, где меня подвергнут всевозможным пыткам? Почему мне давали больше времени, чтобы нанести больше вреда? В этом не было никакого смысла.

Камни хрустели под шинами грузовика, вырывая меня из моих мыслей, когда в поле зрения появился его дом.

Брейкер молча выбрался из машины и направился к двери, оставив меня следовать за ним.

Ему нужно было прийти в себя. Черт, если уж на то пошло, разве он не должен быть счастлив, что я не была… мертвой с пеной на губах от передозировки? Хэй… мы должны были праздновать тот факт, что я смогу дышать завтра. Но нет, он был такой мрачный, потому что ему пришлось ударить меня.

Конечно, моя челюсть убивала меня, но я не говорила ему об этом.

Где-то на полпути обратно адреналин ускользнул, унося с собой все, что держало меня в блаженном неведении о боли. Пульсация усилилась. Всякий раз, когда я пыталась открыть рот, это вызывало стреляющую боль в нижней челюсти и в виске.

Но все же. Это было не то, из-за чего стоило так расстраиваться.

Брейкер вошел и направился прямо к своему бару с напитками, достал два стакана и налил в один. Он протянул мне его, и я покачала головой. Я не была большим любителем выпить. И я определенно не пила виски прямо из бутылки.

— Я собираюсь пойти… привести себя в порядок, — сказала я вместо этого, нуждаясь в том, чтобы избавиться от пыльной одежды, нуждаясь в том, чтобы смыть все переживания. А также, Брейкеру нужно еще несколько минут, чтобы прийти в себя.

Я приняла душ, переоделась обратно в футболку, которую мне дали ранее, затем остановилась, чтобы проверить повреждения на лице.

Уже потемнело. Синевато-фиолетовая отметина в четыре дюйма на линии прямо над моей челюстью. Если повезет, хуже не станет. Ему и так было достаточно тяжело смотреть на меня.

Я вернулась и обнаружила, что он сидит на диване, телевизор включен на полную мощность, и его взгляд был прикован к нему, но он смотрел сквозь него. У него на бедре был стакан со льдом, он обхватил его рукой, янтарная жидкость наполовину заполнила его.

Вздохнув, я направилась в гостиную, забрав его ноутбук, когда проходила мимо, и села рядом с ним.

На пост по-прежнему не было ответа, поэтому я принялась за работу, добавив еще несколько деталей, отчетов, чтобы еще более четко представить Лекса и его отношения.

Затем я положила ноутбук обратно на кофейный столик, все еще открытый, и повернулась к Брейкеру. Он все еще смотрел в телевизор.

Я потянулась к нему, забрала стакан, и он позволил мне, затем поставила его обратно на кофейный столик.

Прежде чем я смогла подумать об этом лучше, я придвинулась к нему, перекинула одно колено и села, затем прижалась грудью к его груди, мое лицо покоилось под его подбородком.

Я сделала глубокий вдох, вдыхая его. Свежее, чистое мыло из душа, древесный запах его стирального порошка и просто… он.

— Алекс…

— Заткнись, — тихо сказала я, обхватив рукой его сзади за шею. — Мы оба пережили встречу с Лексом. Если это не причина для объятий, то я не знаю, что это такое. И я имею в виду… Я уже много лет никого не обнимала, так что просто заткнись и дай мне это сделать, хорошо?

Его грудь слегка подпрыгнула у меня под грудью, и я поняла, что он тихо посмеивается. Несколько секунд спустя одной рукой он обхватил моё бедро и притянул меня крепче.

— Мне жаль, что я ударил тебя, — сказал он, его глубокий голос был полон сожаления, что я почувствовала, как мое лицо уткнулось еще глубже в его шею, а его борода щекотала мою щеку в этот момент.

Я слегка повернула лицо, прижимаясь губами к его пульсу. — Загладь свою вину, — сказала я, прикусив нижнюю губу, надеясь, что он клюнул на приманку, или я была почти уверена, что умру от унижения.

Брейкер скользнул рукой вверх по моему позвоночнику, затем в мои волосы, слегка сжимая их, и используя это, чтобы оттащить меня назад. Я отодвинулась и посмотрела вниз, чтобы увидеть, что он наблюдает за мной, приподняв бровь. — Загладить свою вину перед тобой?

— Да, — сказала я, кивая, молясь, как черт, чтобы мои щеки не вспыхнули румянцем. Это серьезно убило бы всю атмосферу «быть главной», которую я пыталась создать.

— И как ты предлагаешь мне это сделать? — спросил он, одарив меня одной из своих ослепительных улыбок.

— Используй свое воображение, — предложила я, кладя обе руки ему на грудь, наслаждаясь сильными мышцами под моими ладонями.

— Воображение? — спросил он, приподняв бровь. — Зачем использовать его, когда я могу использовать это? — спросил он. Затем, прежде чем я успела увидеть, как он двинул рукой, и она оказалась между нами, пальцем провел вверх по моей мокрой промежности и начал совершать твердые, медленные круги по моему клитору.

Все мое тело содрогнулось один раз, сильно, от прикосновения, когда сдавленный стон вырвался из моего горла.

Я с трудом сглотнула, наблюдая, как на его лице появляется довольная ухмылка. — Я думала, что это я должна была сделать первый шаг.

— Куколка, ты посадила свою милую маленькую попку мне на колени, одетая только в мою футболку и без трусиков. Я считаю это первым шагом.

Я не могла спорить с этой логикой.

Кроме того, своим пальцем он создавал всевозможный хаос между моими бедрами. Он менял темп или направление каждый раз, когда я чувствовала, как спираль внутри сжимается, угрожая высвободиться. В четвертый раз, когда он почувствовал, что я приближаюсь он отстранился и мой кулак сильно ударил его по плечу. — Черт возьми, — прорычала я, втягивая воздух в легкие.

— Так веселее, — сказал он, пожимая плечами, и улыбка тронула его губы.

— Для тебя, может быть, — сказала я, опуская на него глаза.

— У тебя есть жалобы на то, что я делаю? — спросил он, звуча слишком самодовольно.

— В этом моме… черт, — закричала я, его палец скользнул вниз и вошел в меня, изгибаясь и поглаживая верхнюю стенку, заставляя мои ноги рефлекторно дергаться. — О боже мой, — задохнулась я, мои бедра слегка приподнялись, давая ему больше доступа, когда его палец продолжал безжалостно исследовать мою точку G.

— Что ты там говорила? — спросил он низким гортанным голосом.

— Нет… ничего, — сказала я, мое дыхание стало быстрым и неглубоким.

— Так и думал, — сказал он, наблюдая за моим лицом, когда я поднималась. И поднималась вверх. И это было странно, чуждо и так всепоглощающе, что мне казалось, я взорвусь, если когда-нибудь доберусь до вершины. Мои бедра начали двигаться по собственной инициативе, разжигая мое желание, и Брейкер издал рычащий звук в своем горле. — Вот и все, отпусти это. Иди за мной, детка, — настаивал он, его большой палец давил на мой клитор.

Я не ошиблась.

Это было похоже на взрыв.

Каждый мускул напрягся. Каждое нервное окончание загорелось. Мое дыхание сбилось, я прошипела его имя, когда мои стенки сильно пульсировали вокруг его пальца, казалось бы, бесконечной волной. Его палец продолжал протаскивать меня через все это, вытягивая его, пока я не подалась вперед и не рухнула на него.

Он положил свою руку мне между лопаток и прижал меня к себе, пока я дрожала от толчков.

— Дыши глубже, куколка, — тихо сказал он, пока я изо всех сил пыталась успокоить прерывистое, похожее на всхлипы, дыхание. — Господи, ты так сильно кончила от моих пальцев… просто подумай, на что это будет похоже, когда это будет мой язык или мой член.

Какой-то звук вырвался у меня, наполовину стон, наполовину возражение.

Честно говоря, я даже не могла подумать о таком. Я едва сдерживалась от этого оргазма. Я не могла представить себе другого.

Я была согласна.

На ночь.

Или месяц.

Или всю мою жизнь.

Да, это было так хорошо.

— Я загладил свою вину перед тобой?

— Ты про что?

— Я приму это как «да», — усмехнулся он и схватил меня за задницу, крепко сжимая ее. — Давай, — сказал он, вставая и прижимая меня к себе, — давай приготовим тебе немного еды.

— Еда? — спросила я, отодвигаясь от его шеи, чтобы посмотреть на него, когда он прошел на кухню, опустил меня на стойку и сделал шаг назад.

Он улыбнулся, прижимаясь бедрами к моим коленям, пока мои ноги не раздвинулись автоматически. — Да, куколка. Еда. Я собираюсь накормить тебя, а потом буду трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь нормально ходить в течение недели.

Ну что ж.

Глава 11

Алекс

Некоторое время он работал молча, нарезая картофель, бросая его на сковороду с чесноком и оливковым маслом и бросая стейк в жаровню. Я наблюдала за происходящим с каким-то зачарованным удивлением. Во-первых, потому что у меня не было абсолютно никаких кулинарных навыков (если только приготовление рамена не считалось. Что, я почти уверена, не так). А также потому, что было почти забавно видеть кого-то вроде Брейкера — огромную, неповоротливую массу мышц и тестостерона, делающую что-то, что не связано с массовыми убийствами и хаосом.

— Расскажи мне, почему ты хочешь убить Лекса, — неожиданно сказал он, его тело было наполовину повернуто ко мне, когда он стоял у плиты, перемешивая картофель, пока тот шипел.

Может быть, это была глубокая усталость, которая накапливалась. Или странное тяжелое и удовлетворенное опьянение после оргазма, но я даже не думала о том, чтобы не отвечать или уклоняться от ответа на этот вопрос.

— Из-за него моя мать покончила с собой, когда мне было шестнадцать.

Брейкер бросил деревянную ложку в сковородку и повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Что?

Это было такой вездесущей частью моей жизни так долго, что мне даже не приходило в голову, что это шокирующая вещь — знать это. Но тут был Брейкер, самый большой и крутой парень, которого я когда-либо встречала, выглядевший абсолютно пораженным этой новостью.

Я почувствовала, как мои плечи слегка дернулись, отодвигая образ ее в той ванне в сторону. — Давай просто скажем, что когда-то давным-давно Лекс наложил лапы на мою мать. И она так и не оправилась по-настоящему. Она всегда была очень хрупкой. Физически и эмоционально. Я никогда не понимала почему, пока не нашла ее в тот день после школы. Она взяла бутылочку обезболивающего, оделась и легла в ванну.

— Алекс… — его голос прервался странным скрипучим шепотом.

— Именно тогда я нашла записку. Что на самом деле было больше похоже на письмо на шести страницах, исписанных с обратной и лицевой стороны, объясняющее, что с ней случилось.

— Что с ней случилось? — спросил он, оставаясь на месте, как будто, возможно, чувствуя мою потребность в пространстве.

Это была не та история, которой я делилась. Не полностью. Я поделилась лакомыми кусочками с Гленном, когда он предложил мне помочь, значительно отредактировав кровавые подробности. Но на этот раз я не хотела этого делать. Я хотела очистить все это. Может быть, из-за того, как жил Брейкер, я думала, что он поймет. Или из-за его спокойной силы я думала, что он сможет справиться с мрачной реальностью. Но какова бы ни была причина, я позволила этому выплеснуться наружу.

— Моя мама была такой же, какой я была после ее смерти, жила в приемной семье. Но она попала туда, когда ей было восемь. Ее родители были заядлыми наркоманами, и ее забрали. Когда ей было шестнадцать, она жила в детском доме. И Лекс Кит тоже.

При этих словах рука Брейкера взметнулась, чтобы выключить плиту, его бровь приподнялась. Я догадывалась, что история пребывания Лекса в системе не была широко известна.

— И, хочешь верь, хочешь нет, они стали друзьями. Моя мама, — сказала я, проводя рукой по своим наполовину сухим волосам, — была действительно красивой. Она… могла бы стать моделью, если бы вела другую жизнь. Может быть, именно это и привлекло его к ней. Или, может быть, дело было в ее мягкости. Она всегда была слишком мила для своего же блага. Однако, насколько я могу судить, они были всего лишь друзьями. Он был для нее как старший брат или наставник, помогал ей пройти через систему. Кто знает… Может быть, тогда Лекс не был тем монстром, которым он оказался. Судя по ее рассказу, он был к ней только добр.

— До определенного момента, — продолжил Брейкер.

— Пока ей не исполнилось двадцать. Лекс исчез из ее жизни, примерно на три года. Она нашла работу в закусочной, у нее была маленькая квартирка. Она пыталась наладить свою жизнь. А потом однажды ночью к ней пришёл Лекс. Взрослый. Более уверенный в себе. И он подошел прямо к ней и вытащил ее из закусочной, сказав, что ей больше никогда не придется работать. Она собиралась пойти с ним, и он собирался позаботиться о ней. — Я покачала головой, глядя в затемненное окно. — Как ты можешь себе представить, идея Лекса заботиться о ком-то была извращенной.

— Алекс, ты не должна…

— Он отвез ее к себе домой, избил и изнасиловал, — продолжила я, нуждаясь в том, чтобы выговориться. — Не только в ту ночь. Каждую ночь. В течение многих лет.

— Господи Иисусе.

— Как я уже сказала, она была мягкой и милой. И когда он не издевался над ней, он заботился о ней. Так что она была как бы в ловушке. Потом он, знаешь… медленно поднимался, и я думаю, что стресс делал его все более и более жестоким, пока однажды ночью он не избил ее почти до потери сознания, и она отправилась в больницу за помощью. Был детектив, который действительно старался изо всех сил ради нее, увез ее, нашел ей безопасное место, помог ей попытаться вернуть ее жизнь в прежнее русло.

— Лекс просто… оставил ее?

— Я думаю, он просто не мог ее найти. Она исчезла из поля зрения. В конце концов, я думаю, он перешел к другим целям. Поскольку она никогда не выдвигала обвинений, я думаю, он решил, что она больше не стоит его времени.

— Она продержалась шестнадцать лет? — спросил Брейкер, сдвинув брови.

— Может быть, это было для меня. Эгоистичная часть меня хочет в это верить. Что она пыталась заботиться обо мне, пока я не стану достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Это могло быть частью всего этого. Потому что у нее все было хорошо. Не очень хорошо. У нее были проблемы с сохранением работы и налаживанием нормальных связей, но она улыбалась и смеялась. Может быть, не каждый день. Но она делала это, и это не было принуждением. Она пела мне. У нас ничего не было, но мы были друг у друга, и во многих отношениях этого было достаточно. Во всяком случае, я так думаю… Я думаю, что было что-то, что вызвало ее реакцию в тот день. Она была неуравновешенна в своем настроении, склоняясь больше к паранойе, чем к депрессии, всегда боялась, что со мной что-то случится… но она не была склонна к самоубийству. Я была в школе, так что не знаю, что она делала в тот день. Она не работала. Может быть, она собиралась на собеседование или что-то в этом роде. Я думаю, она увидела его. Я думаю, именно поэтому она это сделала. Она увидела его и испугалась, что он придет за ней. Придет за мной из-за нее. Она не могла пережить это снова. Я понимаю, почему она это сделала.

— Ох, куколка, — сказал он, качая головой, подходя ко мне, пока снова не оказался у меня между ног и обхватил меня руками за спину и прижал к себе.

Это было совсем другое, чем то, объятие раньше. То, которое я дала ему, неловко обняв за плечи. Это был полный контакт. Это были тела, соприкасающиеся повсюду. Это он одалживал мне часть своей силы. И я просто… растворилась в нем.

Кто бы мог подумать, что что-то такое ручное и будничное, как объятие, может быть таким приятным?

Я сделала глубокий вдох, вдыхая его, затем медленно поползла назад, чувствуя себя неловко. Что-то происходило между нами. Я не знала, что это было, но какой-то чистый, первобытный инстинкт подсказал мне сделать это.

— Так ты меня кормишь или как? — спросила я, пытаясь слегка рассмеяться.

Брейкер посмотрел на меня сверху вниз, его брови на мгновение сошлись вместе, прежде чем он отступил.

Он снова включил картошку и посмотрел на стейк. — Так вот почему ты хочешь убрать Лекса. Из-за твоей матери.

— Вот так все и началось, да. Но мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он уже давно делает это со многими разными женщинами. Некоторых он оставил в живых. Многих он убил. Он тоже в каком-то смысле убил мою мать. Просто ему потребовалось почти двадцать лет, чтобы сделать это. Они все заслуживают небольшой мести.

— И как ты планировала это сделать? Через экран компьютера?

Я решила проигнорировать намек на снисходительность в его тоне и пожала плечами. — Ты был бы удивлен тем, что ты можешь узнать из-за ширмы. Например, независимо от того, какая у него деловая встреча, независимо от того, насколько важны люди, с которыми он встречается, он сделает три перекура. Один. Ты можешь точно определить нужное место и сообщить нужным людям, где оно находится и когда у них будет четкий выстрел…

На это он хмыкнул и приподнял мне подбородок, что я не совсем поняла, как истолковать.

— Ты также выяснила местонахождение всех его маленьких камер пыток. Он и двое мужчин за закрытой и звуконепроницаемой дверью. Также хорошая возможность застать его врасплох. Ты также выяснила, кто у него в карманах, а кто нет. Как Маллики. Ты знала, что они не с ним. Вот почему ты положила свою коробку в шкафчик в спортзале Шейна.

— Вот именно. Я имею в виду, что я могла бы пойти к Приспешникам или к тем чудакам на холме…

— Хейлшторм, — сказал Брейкер, глядя на меня через плечо. — Почему ты этого не сделала?

— Ну, потому что Приспешники выглядят так, как будто они были бы счастливы снести мне голову, если бы я попыталась даже договориться о встрече. И Хейлшторм, ну, я имею в виду… тебе приходилось видеть это место? — спросила я, думая о контейнерах, в которых они жили, работающих на солнечной энергии и защищенных огромным забором, вооруженной охраной и дрессированными собаками.

— Я работал с Ло в прошлом году, — спокойно сказал Брейкер, произнеся имя их лидера, как будто это было пустяком. Когда Ло была известна на улицах как «обычный старый сумасшедший ублюдок»… что бы это ни значило. — Они не такие чокнутые, как кажутся. Действительно хорошо обученные наемники. Много бывших военных.

— Несмотря ни на что. Они жуткие. Маллики, может, и ростовщики, но они вполне нормальные люди.

— Очевидно, ты никогда не видела их за работой.

Я закатила глаза. Как будто небольшое повреждение коленной чашечки напугало бы меня после всего того дерьма, которое я видела. — Я тоже никогда не видела тебя за работой. И ты вполне нормальный.

— Я… нормальный? — спросил он оскорбленным тоном, поворачиваясь ко мне с перчаткой для духовки на руке, и я почувствовала, что смеюсь.

— О, извини, — протянула я, все еще смеясь. — Ты действительно ужасен, стоя на своей кухне с рукавицей для духовки и деревянной ложкой. Меня трясет.

— Женщина, — сказал он, его голос был жестким, когда он потянулся к духовке, схватил сковороду для жарки, затем с грохотом опустил ее на плиту, отключив ее, а также конфорку под картофелем.

А затем он сделал шаг в центр комнаты, завел руку за спину и снял футболку.

Теперь было много слов, чтобы описать то потрясающее совершенство мышц, которое встретило меня.

Накаченный. Мускулистый. Восхитительный. Вызывающий слюноотделение. Человек-конфетка. Черт возьми!

Но наиболее подходящим, по-видимому, было: срань господня.

— Приступим, — требовательно сказал он, его голос был еще глубже, чем обычно. Затем он быстро расстегнул пуговицу и молнию на джинсах.

— Я, эм, думала, что ты собираешься… накормить меня сначала, — пробормотала я, чувствуя одновременно прилив желания, настолько сильного, что это было чудом, что я не растаяла, превратившись в лужицу.

— Еда может подождать. Снимай эту футболку и иди сюда, — сказал он, стягивая джинсы с бедер. Я наблюдала, слишком потрясенная, чтобы двигаться и выполнять инструкции, когда он вышел из штанов и стоял посреди своей кухни в черных боксерах, которые никак не скрывали его эрекцию.

Я потянулась к подолу футболки, когда он двинулся, чтобы снять свой последний барьер одежды.

И, ну да, мои руки онемело опустились по бокам.

Потому что вид такого обнаженного мужчины, как Брейкер, требовал полной концентрации. И кроме того, если я стяну футболку через голову, он скроется из виду. Конечно, только на секунду, но секунда была слишком долгой. Потому что он был похож на ожившую греческую статую. Каждая мышца, сухожилие, вена на своем месте. На животе у него был приподнятый белый шрам, тянувшийся на три дюйма вниз. Еще один круглый у бедра.

А потом, ну, там был его член.

Было ли уместно пялиться? Я не знала. Мне было все равно. Я уставилась на него.

Потому что он был идеален. Длинный, толстый и стоящий по стойке «смирно».

И внезапно мне захотелось обхватить его рукой. Я хотела почувствовать его. Я хотела услышать, как его дыхание становится прерывистым. Я хотела показать ему хотя бы половину того, что он показал мне раньше.

И почему-то я была слишком погружена в свои маленькие фантазии, чтобы заметить, что он пошевелился.

Двинулся ко мне.

И встал прямо передо мной.

Я знала это, потому что почувствовала, как он схватил нижнюю часть футболки и грубо потянул ее вверх. Мои руки были подняты, и материал был отброшен.

Я подняла глаза и обнаружила, что он наблюдает за моим лицом, чисто мужская удовлетворенная ухмылка играла на его губах. — Видишь что-нибудь, что тебе нравится, куколка? — спросил он, наблюдая, как жар приливает к моим щекам.

Так что, да, не было никакой возможности, чтобы он не видел, как я пялюсь на его член.

— Я… хм…

— Тебе нравится, как выглядит мой член, детка, просто подожди, пока не почувствуешь, как он ощущается в твоей тугой киске.

О боже.

Хорошо.

Кому-то нужно было сказать моей киске, чтобы она остыла к чертовой матери.

Я была почти уверена, что там происходило что-то вроде трепета перед оргазмом.

Он еще даже не прикоснулся ко мне.

— Ты нервничаешь? — спросил он, склонив голову набок и наблюдая за мной.

Нервничаю?

Да. Можно и так сказать. Хотя я была почти уверена, что должно было быть лучшее слово, чтобы описать пьянящий коктейль нервозности/возбуждения/желания/ и парализующего ужаса, который кружился во мне прямо в этот момент.

— У меня это… было давно, — уклончиво сказала я. Годы. Это было много лет назад. И я была почти уверена, что мой предыдущий опыт едва ли учитывался, учитывая, что ничто никогда не чувствовалось так, как я чувствовала себя в этот момент. Горячей. Физически нагретой. Несмотря на то, что у меня голая задница. Моя кожа покраснела с головы до ног. Но и из-за другого. Как будто глубоко в животе у меня что-то горело. Как будто, если бы это не погасло, оно сожгло бы меня дотла. И вдобавок ко всему, из-за непреодолимой потребности почувствовать его. Чтобы узнать, как будут ощущаться волосы на его груди рядом с моей грудью. Каково будет чувствовать его твердые ладони, поглаживающие мои ребра. Каково будет чувствовать его рот, прижатый к моей ключице.

Ничто никогда и близко не подходило на то, что я чувствовала, стоя рядом с Брейкером. И это было пугающим.

— Как долго? Месяцы? — спросил он, как будто это было совершенно нормально — разговаривать голышом посреди своей кухни. Черт, может быть, для него так оно и было.

— Годы.

— Годы? — он выдохнул, качая головой. — Ни за что, блядь. Не тогда, когда ты выглядишь так, как выглядишь. И говоришь так, как ты говоришь. Ни хрена себе.

— Говорю так, как я говорю? — спросила я, сморщив лицо.

— Этот гребаный рот. И характер. Заставляет член подниматься во весь рост в переполненной комнате, — ну что ж. Это была новость.

И, возможно, самый приятный комплимент, который я когда-либо получала. В действительно извращенном смысле.

— Ну… у меня не было времени на свидания.

— Я не говорю о свиданиях. Говорю о сексе.

— Неважно. Нет особой разницы. Я не находила для этого времени.

— У нас нет ничего, кроме времени, — сказал он, его улыбка немного померкла, а глаза потемнели.

— Наверно.

— Наверно? Ты знаешь… ты не совсем помогаешь моему эго этим.

— А что я должна была упасть в обморок и стонать: «Возьми меня, возьми меня»? — спросила я, преувеличивая последние два слова до хриплого стона, достойного порнозвезды.

Его рука скользнула между нами, быстро просовывая палец внутрь меня, заставляя меня издать настоящий горловой стон. — Что-то вроде этого, — сказал он, его ухмылка вернулась, когда его палец входил и выходил из меня, пока мои ноги не задрожали, а мои руки не опустились ему на грудь, чтобы успокоиться. — Умный гребаный ротик, — сказал он, его рот был у моего уха, когда я наклонилась к нему. — И мокрая сладкая киска.

Его палец внезапно вышел из меня, и моя рука шлепнула его по груди. — Нет, — простонала я, бесстыдно двигая бедрами навстречу ему.

— Ты хочешь мой член? — спросил он, его рука скользнула в мои волосы, откидывая их назад, чтобы заглянуть мне в глаза.

О боже.

Да.

Я хотела.

Но действительно ли ему нужно было, чтобы я это признала?

Я почувствовала, как моя голова кивнула, соглашаясь с тем, что моя гордость может немного пострадать, если это означало, что напряжение в моей промежности может быть снято.

— Тогда почему бы тебе не встать на колени и не показать мне, как сильно ты этого хочешь?

Хорошо.

Между моих ног снова возникло это мини-трепетание.

Что, если бы я была в здравом уме, показалось бы мне странным.

Но как бы то ни было… У моего разума была одна вещь, которую он хотел. И если получение этого означало, что я должна была сначала встать перед ним на колени, что ж, так тому и быть.

Я втянула нижнюю губу в рот, облизывая ее, и медленно опустилась на колени.

Хорошо. В общем я делала это всего два раза до этого. И это было ужасно. Как вы можете себе представить. Гленн со своим наполовину вялым пенисом привел к чему-то, что очень напоминало скованность, прежде чем он, наконец, поднял меня и толкнул на спину.

В твердом, толстом члене Брейкера было что-то такое, что мне не терпелось исследовать. Своими руками. Моим ртом.

Поэтому я протянула руку и сомкнула вокруг него и погладила до основания, когда я наклонилась вперед, губы сомкнулись вокруг головки и я почувствовала, как его бархатистая твердость скользнула в мой рот. Мой язык скользнул по головке, пробуя начало его желания, и я услышала, как его дыхание с шипением вырывается изо рта. Ободренная и, может быть, немного более чем возбужденная, мой рот скользнул вниз по его длине, моя рука двигалась по нему там, где мои губы не могли, извиваясь и поглаживая одновременно, пока он не опустил руку, собирая мои волосы и удерживая их. Он позволил мне поработать с ним еще одну короткую минуту, прежде чем оттащить меня назад за волосы. Я издала что-то вроде возражающего звука в своем горле, от которого он засмеялся глубоким, рокочущим смехом, от которого у меня внутри все сжалось.

— Не волнуйся. Я позволю тебе снова поработать своим сладким ротиком надо мной. Но прямо сейчас, куколка, мне чертовски нужно быть внутри тебя. Мне нужно почувствовать, как твоя киска сжимает меня, когда ты выкрикиваешь мое имя. И как только твой оргазм начнет приближаться, я буду подталкивать тебя к нему снова. Снова и снова. Пока ты больше не сможешь кричать. Пока все, что ты сможешь сделать, это задохнуться и позволить ему пронзить тебя насквозь.

О. Мой. Бог.

Хорошо.

Да.

Я была очень близка к тому, чтобы простонать «возьми меня, возьми меня» по-настоящему.

Я с трудом сглотнула, сжала бедра вместе и попыталась ухмыльнуться, что, я уверена, вышла немного неуверенной. — Все разговоры, — поддразнила я, наблюдая, как его брови нахмурились, делая его глаза еще более сексуальными, чем обычно.

Затем он использовал мои волосы, чтобы поднять меня на ноги. Ощущение было одновременно болезненным, но таким эротичным, что я почувствовала, как мой рот открывается в беззвучном стоне.

Он сильно дернул меня за волосы в сторону, наклонившись близко к моему уху. — Руки на стойку, — прорычал он, затем грубо отпустил меня, заставив отступить на фут. Когда я не сразу двинулась, чтобы сделать, как было сказано (потому что я была слишком ошеломлена, возбуждена и смущена, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть на него), он сделал предупреждающий шаг вперед, подняв бровь. — Мне нужно повторить?

Я покачала головой, повернулась и хлопнула руками по прохладной стойке.

— Раздвинь ноги, — сказал он, и я почувствовала, как его взгляд прошелся по моему телу сзади. Напрягая живот от накатывающего смущения, которое я почувствовала при этой инструкции, я раздвинула ноги. — Шире, — сказал он, и я раздвинула их шире, оставив ноги шире, чем на ширине плеч. — Хорошая девочка, — пробормотал он, звук практически сорвался с его губ мурлыканьем, и я почувствовала его одобрение, как теплое одеяло.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как он двигается, воздух вокруг него, казалось, электризовался, когда он подошел ближе. Он провел руками по моим бедрам, погружаясь в мою кожу таким восхитительным образом, что моя голова откинулась назад и ударилась о его плечо. Но потом он начал двигаться. То есть спускаться вниз. На… колени. У меня было всего несколько секунд, чтобы почувствовать, как в моем сознании формируется оскорбительное возражение, прежде чем его язык скользнул вверх по моей расщелине и нашел мой клитор, заставив все мое тело содрогнуться, мои руки сжались в кулаки на холодной стойке.

Потому что… черт возьми.

Мои бедра задрожали, когда его губы сомкнулись вокруг чувствительного бутона и сильно пососали, из моего горла вырвался сдавленный стон.

— О боже… — захныкала я, выгибая задницу, давая ему лучший доступ.

Но потом контакт закончился, и он двинулся, чтобы встать. Он провел рукой вниз по моему позвоночнику, посылая дрожь по всему телу.

— Не двигайся, — сказал он твердым голосом.

— Поче… — начала я спрашивать, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него.

Его рука схватила меня за затылок, заставляя отвернуться от него. — Я сказал, не двигайся, — повторил он, и я кивнула.

Затем он начал двигаться. Я не обернулась, чтобы посмотреть. Но вскоре он оказался в поле моего зрения, проходя через гостиную в свою спальню и открывая мне восхитительный вид на свою идеальную, мускулистую задницу, когда он это делал.

Он вышел через несколько секунд, подняв голову ко мне, его глаза скользнули по моему виду, склонившемуся над стойкой. Я тоже наслаждалась видом, начиная с его широких плеч и кончая глубоким, очень глубоким V-образным вырезом пояса Адониса, его напряженным членом и мускулистыми бедрами. Он был просто… идеален. Каждый дюйм. Мои глаза скользнули по его руке, увидев серебряную фольгу презерватива, причину, по которой он оставил меня, и я почувствовала, прилив облегчения.

Потому что я каким-то образом забыла все ужасные истории из моих школьных занятий по сексу и, вероятно, позволила бы ему пойти на это и рискнуть бог знает, чем.

Слава богу, хоть один из нас соображал здраво.

Он подошел ко мне сзади, быстро справившись с презервативом, прежде чем я почувствовала, как он вдавил бедра в мою задницу, так что его член скользнул между моих бедер, заставляя мою задницу выгнуться и начать тереться о него. Руками он провел вверх по моим бокам, опустился к животу, двигаясь вверх, пока его мозолистые, твердые ладони не накрыли мою грудь, которая, казалось, отяжелела от соприкосновения, мои соски болезненно затвердели, когда он начал перекатывать их между пальцами. Его подбородок приблизился, прежде чем его губы коснулись кожи моей шеи, сильно посасывая. В эту секунду его член скользнул вверх и попал в сладкое местечко, вызвав неожиданный оргазм, пронзивший меня, перехватывая дыхание.

— Ты произносишь мое имя, когда кончаешь, — сказал он мне в шею, впиваясь руками в мою кожу.

— Брейкер, — выдохнула я, чувствуя, как дрожат мои ноги, когда пульсация начала ослабевать.

— Хорошая девочка, — пробормотал он.

Одной рукой он провел по моей груди, а другой скользнул вниз по животу, касаясь моего, внезапно ставшего слишком чувствительным, клитора. Я почувствовала, как его член прижался ко входу на долгую секунду, достаточно долгую, чтобы я по-настоящему забеспокоилась о его размерах, прежде чем он двинулся вперед, одним быстрым движением погрузившись глубоко в меня.

Полу-вздох, полу-стон сорвался с моих губ, потому что было больно. Не тот резкий укол, которого я ожидала, а горячее, жгучее ощущение, когда он растянул меня до предела. Он замолчал, глубоко зарывшись, его теплое дыхание было у моего уха. — Расслабься, — сказал он напряженно. — Не сопротивляйся мне, — продолжал он, его бедра покачивались напротив меня, не совсем толкаясь, но пульсируя внутри меня, заставляя мое тело привыкнуть к ощущениям.

Я сделала глубокий вдох, откинула голову ему на плечо, закрыла глаза, позволяя себе преодолеть дискомфорт, позволяя ему ускользнуть, пока его не сменило медленно нарастающее удовольствие. Мое дыхание стало более поверхностным, но учащенным. Мои бедра начали двигаться сами по себе.

— Помнишь, что я сказал о том, как я трахаюсь? — спросил он напряженно.

Я облизнула губы языком, прежде чем ответить, мой голос прозвучал хрипло. — Жестко, — вспомнила я.

— Жестко, — согласился он. — Раскинь руки шире, — проинструктировал он. — Приготовься.

Я скользнула руками по поверхности, удивленная, когда он сомкнул свои руки поверх моих, удерживая их на месте.

А потом не было никаких мыслей.

Потому что его член врезался в меня.

Жестко, как и обещал.

Я ожидала больше горячих ощущений.

И, что я могла чувствовать — это нарастающий оргазм, когтистая, ноющая потребность, возрастающая до уровня, граничащего с болью по своей интенсивности.

Мои руки сжались в кулаки, когда из моего горла начали вырываться стоны, громкие и неистовые. Он отпустил мои руки, поднялся к плечам и схватил их, используя, чтобы дать ему больше рычагов, когда он продолжал свои неустанные, устойчивые толчки.

— Вот и все, — сказал он. — Чувствуешь, как твоя киска сжимает меня? — спросил он. И он был прав. Я чувствовала напряжение, угрозу забвения. — Иди за мной, куколка. Позволь мне услышать, как ты выкрикиваешь мое имя.

Его член погрузился глубоко.

И тогда я это сделала.

Жестко.

И громко.

Выкрикивая его имя на таком уровне, что у меня заболели уши, когда моя плоть сжалась в быстрой последовательности импульсов. Сквозь это его толчки ничуть не колебались, и не замедлились, просто продолжали врезаться в меня сильно и быстро, так что, прежде чем оргазм полностью утих, он снова нарастал.

Как он и обещал.

И, как он и говорил, мои стоны стали сдавленными, глотая воздух, когда мои ноги начали сильно дрожать, заставляя его руки соскользнуть с моих плеч и обхватить меня за талию, притягивая меня к себе, чтобы удержать меня в вертикальном положении. Его зубы впились в мочку моего уха, когда он схватил мою грудь, впиваясь, когда его толчки стали (если это было возможно) сильнее и быстрее. Требуя моего освобождения, чтобы он мог добраться до своего.

Он сжал мои соски, когда его член выскользнул наружу. К тому времени, как он снова наполовину погрузился в меня, мое тело взорвалось оргазмом, от которого у меня все побелело, рот открылся, чтобы закричать, но ничего не вышло.

— Да, черт возьми, — прорычал он, когда я прошептала его имя, все мое тело сотрясалось от оргазма.

Я почувствовала, как он напрягся, глубоко войдя, когда его дыхание вырвалось из горла, и он кончил на последних волнах моего оргазма.

Глава 12

Брейкер

Я хотел подойти к ней. Когда она рассказывала мне о своей маме. Я почувствовал печаль в ее словах. Воздух вокруг нее был тяжелым от этого. Но вместе с этим была та странная аура отстраненности, которую она всегда носила. Как будто ей нужно было вычеркнуть себя из уравнения. И я впервые задумался, может быть, дело было не только в том, какой она была. Возможно, это был защитный механизм, способ выжить, когда она была сама по себе. Может быть, это была не настоящая Алекс Миллер.

И я поймал себя на том, что хочу узнать настоящую.

Но я также знал по странной пустоте ее слов и по тому, как она держала свои плечи, что она не впустит меня. Если бы я подошел к ней, она бы отпрянула. Поэтому я остался посреди кухни и слушал. Даже несмотря на то, что это немного убивало меня, чтобы дать ей немного силы. Или некоторой эмоциональной честности.

Затем она, наконец, закончила говорить. Я не мог с этим бороться. Я подошел к ней. И я обнял ее. Она растворилась во мне на минуту, позволив обнять ее, прежде чем я почувствовал, как она внезапно напряглась и отстранилась.

Потом она переключилась и начала, как обычно, болтать.

И, ну, Алекс, будучи болтливой, была почти такой же горячей, как Алекс, краснеющая, или Алекс, целующая меня в ответ, как будто ее никогда раньше не целовали.

Я просто ничего не мог с собой поделать.

Очевидно, она тоже не могла.

Видеть, как она склонилась над моей стойкой, задрав задницу, приглашая меня войти. Да, наверное, это самая горячая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни. Быть внутри нее, слушать ее стоны, слышать, как она зовет меня по имени, когда ее киска сжимает мой член… Да, это стоит того, чтобы пройти через все это дерьмо, которое, несомненно, произойдет с нами обоими из-за этого.

Ее руки поднялись и обвили мою шею после этого, мои прижимали ее ко мне, когда ее дыхание успокоилось, и ее ноги стали достаточно устойчивыми, чтобы держать ее без поддержки. Я схватил ее футболку и вернул ей, взял свою одежду и направился в ванную.

К тому времени, когда я вернулся, она уже нарезала стейк ломтиками на тарелках рядом с большими кучами картофеля.

Увидев, как я приподнял бровь, она наклонила голову, слегка покраснев. — Если я не была голодна раньше… то теперь точно, — призналась она тихим голосом, отчего в моей груди раздался смешок. Не то чтобы я был человеком без чувства юмора. Черт возьми, когда твой лучший друг — кто-то вроде Шотера, у тебя постоянно будет болеть бок. Но в ее неловкости было что-то одновременно чертовски сексуальное и уморительно милое. Я никогда не ловил себя на том, что смеюсь с женщинами (или над ними). Моя реакция на Алекс была другой. Новой. Интересной.

— Куда ты направляешься? — спросил я, наблюдая, как она проходит мимо меня с тарелками, минуя стулья, стоявшие у островка, мимо гостиной и направляясь в холл.

— Решила, что мы поедим в постели, — сказала она, даже не потрудившись обернуться.

— Кровати предназначены для секса и сна, — сказал я, наблюдая, как она замирает и поворачивается ко мне.

Ее брови были приподняты, на губах играла растерянная улыбка. — Что?

— Секс и сон. Как правило, в таком порядке. Ты не ешь в постели.

— Почему, черт возьми, нет? — спросила она, махнув рукой с тарелкой в сторону.

— Ты серьезно ешь в своей постели?

На это она фыркнула. — Ты видел мою квартиру? — спросила она, улыбаясь, — кроме моего рабочего кресла, единственное место, где я могла сидеть — это моя кровать. Она одновременно служит столовой, диваном, кабинетом, педикюрным креслом…

— Хорошо, — сказал я, соглашаясь с тем, что ее дом был адской дырой, которая, возможно, требовала чего-то подобного, — но мы не будем есть в постели, — сказал я, указывая рукой на кухонную стойку. Услышав это, она громко выдохнула, покачала головой и направилась обратно, громко грохнув тарелками.

— Просто говорю… кровать была бы удобнее, — пожала она плечами, выдвигая стул и садясь. Я покачал головой, направляясь к холодильнику, чтобы взять пару бутылок пива. — Значит, тебе даже не нравится… поздний ночной перекус в постели? — спросила она. Когда я обернулся, она пристально изучала меня взглядом.

— Нет куколка, — сказал я, протягивая ей пиво и садясь есть.

— Странно, — сказала она в горлышко пивной бутылки. Мы ели в тишине в течение минуты, воздух вокруг Алекс, казалось, становился все более и более беспокойным с каждым мгновением, когда она начала ерзать, — разве мы не собираемся поговорить о том, какой странной была та встреча? — наконец спросила она, выпалив слова, как будто она пыталась сдержать их некоторое время.

Что ж. Хорошо. Мы должны были поговорить о встрече несколько часов назад. Но я, черт возьми, не собирался прекращать прикасаться руками к ее телу, чтобы поговорить о больном ублюдке, из-за которого ее голос звучал безжизненно.

Но я догадался, что пришло время. Ее накормили, трахнули и вообще она была более уравновешенной, чем обычно.

— Конечно, — сказал я, отодвигая тарелку в сторону.

— Это было странно, правда? — спросила она, полностью поворачиваясь ко мне, ее колени прижались к моему бедру, и она оставила их там.

— Да, куколка, это было странно.

— Он не знает, что я следила за ним.

— Нет, не знает, — если бы он знал, она была бы давно мертва. Ужасная мысль, но тем не менее правдивая.

— Так какого черта он хочет, чтобы ты удерживал меня?

— Это хороший вопрос, — это был тот вопрос, который я безостановочно обдумывал с тех пор, как Лекс вышел из вагона поезда. Алекс, если не считать того, что я знал, что ее жизненная миссия состояла в том, чтобы уничтожить Лекса Кита, была никем. У нее не было друзей. Никакой семьи. Она держалась особняком. В ней не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание Лекса. Помимо того, что она великолепна. Но если бы это было его мотивом, она бы уже не была в моих руках. Ничто в этой ситуации не имело смысла.

Но я знал Лекса. Я знал, как он действовал. У него были планы. А потом у него появились планы подкрепить свои планы. Если он хотел Алекс, у него была причина.

— И зачем удерживать Шотера? — она продолжала, ее брови сошлись так, что между ними образовались две маленькие вертикальные линии, и я отчетливо представлял, как она делает это каждый раз, когда садится за свой ноутбук. Как будто такой взгляд появлялся у нее всякий раз, когда она пыталась что-то обдумать.

Шот был еще одной неучтенной проблемой. Я понял, почему он схватил его с самого начала. Лекс знал, что поимеет меня. Он знал, что мне это дерьмо не понравится. Он хотел убедиться, что я сделаю так, как мне сказали. В этом был смысл. Это было умно.

Но продолжать удерживать Шота даже после того, как я явно показал, что делаю свою работу? Да, я этого не понял.

Это пахло планом побольше.

И это наполнило меня тем, что никогда не было мне знакомо: страхом.

По крайней мере, у Алекс хватило присутствия духа дать ему нож. Блядь. Какой-то ничтожный хакер был в деле больше, чем я. Какого хрена со мной происходит?

— Я не знаю, — наконец ответил я.

— Между нами, — продолжала она, ковыряя картошку, но не съедая ее, — мы, кажется, довольно хорошо знаем Лекса. Все это не соответствует его обычному образу жизни, — она помолчала минуту, а затем сказала так тихо, что это было в основном для нее самой, — какого черта ему от меня нужно?

Я вздохнул, слегка повернувшись на стуле и положив руку ей на бедро. — Не знаю. Но он тебя не достанет. Ты и я… мы это сделаем. Посмотрим, сможем ли мы узнать что-нибудь еще. Если мы не сможем, мы спрячем тебя нахрен отсюда, прежде чем он сможет прийти за тобой.

— А что насчет тебя и Шота? — спросила она, выглядя встревоженной.

— Позволь мне побеспокоиться обо мне и Шоте.

— Ты вляпался в это из-за меня, — настаивала она.

— Нет, — сказал я, опуская голову и удерживая ее взгляд, — я в этом замешан, потому что Лекс — мудак, который взял единственного человека, который важен для меня, чтобы использовать меня как марионетку. Это не из-за тебя.

— Он схватил Шота, потому что хотел, чтобы ты схватил меня, — настаивала она.

— Куколка, это работа, — сказал я, пожимая плечами, — когда ты имеешь дело с такими ублюдками, как Лекс Кит… ты привыкаешь к тому, что они делают грязное дерьмо и вовлекают тебя в это. Вот почему мне платят столько, сколько мне платят. Чтобы мириться с их дерьмом. Я всегда принимал это. Шот всегда принимал это. Единственная хуйня, которой он смог воспользоваться — это такие близкие отношения и жизнь в одном городе. Это дерьмо просто настигло нас. Нам следовало быть более осторожными. Это не твоя вина. Это моя. Это та жизнь, которую я выбрал. Не взваливай мою вину на свои плечи.

Она опустила глаза в свою тарелку. — Мне нравится Шотер. Я имею в виду… Я знаю, что встречалась с ним всего минуту, но он мне понравился. Он кажется хорошим человеком.

— Самый лучший, — согласился я, — намного лучше, чем я. И он умен, Алекс. Он хорошо обучен. У него хорошие инстинкты. Я знаю, что он не похож на такого человека из-за его паршивого рта, но это правда. На самом деле, эти дурацкие комментарии, которые он делает… это заставляет людей недооценивать его. Что работает ему на пользу. Что касается выживания, то у него такие же хорошие шансы, как и у нас, даже несмотря на то, что он находится в центре операции Лекса.

На это она издала короткий невеселый смешок. — Тогда это не сулит ничего хорошего никому из нас.

— Послушай, — сказал я, мне не понравилось, что ее тон снова стал пустым, — уже поздно. У нас был чертовски тяжелый день. Нам нужно немного закрыть глаза и поговорить об этом, когда мы отдохнем.

Алекс вздохнула, пожимая плечами. — Хорошо.

— Хорошо, — сказал я, вставая.

— Просто брось мне одеяло и подушку, и я буду спать тут, — сказала она, вставая, чтобы взять посуду.

— Оставь посуду. И о чем, черт возьми, ты говоришь?

Ее брови сошлись на переносице. — Одеяло и подушку, — повторила она, махнув рукой в сторону гостиной, — для дивана. Чтобы я могла поспать. Я имею в виду, я могу обойтись без подушки, если у тебя нет ничего лишнего. Но я как бы… практически голая, и мне нужно одеяло, — она махнула вниз на свои голые ноги.

Я почувствовал, как улыбка тронула мои губы. Неужели она всерьез думала, что я позволю ей спать на диване?

— Ты спишь со мной в постели, — сказал я, направляясь в коридор.

— Нет, правда. Диван вполне сойдет. Я не хочу… мешать.

Я остановился у ванной, повернулся к ней, ожидая увидеть ее улыбку, как будто она дразнила меня или что-то в этом роде. Но все, что я видел, была серьезность.

— Куколка, ты спишь со мной в моей постели. И я хочу, чтобы ты мне мешала. О, и, — сказал я, медленно поднимая и опуская взгляд, — в ней не будет никаких «практически». Если ты в моей постели, ты голая.

С этими словами я вошел в ванную, образ ее широко раскрытых глаз от удивления вспыхнул в моем мозгу, когда я разделся и прыгнул в душ.

Когда я вытерся и вернулся в спальню, низко повесив полотенце на бедра, я обнаружил ее на кровати. Все еще в футболке. Ноги спрятаны под одеялом.

Мои губы изогнулись, когда ее взгляд остановился на мне. И, как будто она ничего не могла с собой поделать, ее взгляд скользнул вниз по моей груди и животу, остановившись на полотенце. Как только ее взгляд задержался на нем, я распахнул его и позволил ему упасть на пол. Она смотрела долгую секунду, прежде чем ее взгляд упал на одеяло вокруг талии.

— Я думал, что чётко сформулировал правило отсутствия одежды, — сказал я, подходя к своей стороне кровати и откидывая одеяло.

— Ты можешь спать, как хочешь. Мне нравится, когда на мне есть одежда.

— К черту то, что тебе нравится, — сказал я, протягивая руку, стягивая футболку через ее голову и бросая ее в коридор.

— Серьезно? — спросила она, прожигая меня взглядом, когда ее рука легла на грудь, прикрывая ее.

— Ага.

— Ты слишком серьезно относишься к своей постели, — проворчала она, скользнув под одеяло.