Море соблазна

Глава восьмая

– А ну-ка, все замолчали! – голос Дивона был не то чтобы груб, но достаточно повелительным, чтобы мгновенно заставить закрыть все рты. В его сторону обернулись четыре пары настороженных глаз. – В жизни не слыхивал такого концерта.

– Удивительно, я просто не понимаю, – поддакнула было Фелисити, но умолкла, пригвожденная к месту холодным взором прищуренных зеленых глаз.

– Моя просьба относится и к вам, мисс Уэнтворт. Девушка так и ощетинилась от подобного замечания, но взглянуть в лицо капитану ей не удалось, так как, повернувшись к ней спиной, он пристально рассматривал сбившихся в кучу детей.

Младшая, крошечная девочка лет четырех-пяти, смотрела на незнакомого мужчину широко раскрытыми черными глазами, едва удерживаясь, чтобы не уткнуться лицом в рукав жалкого подобия платья. Вторая по-прежнему продолжала лежать на куче тряпья и единственное, что могла сделать при виде капитана, – это с трудом приподняться на своих дрожащих локотках.

Но главным здесь, по-видимому, был мальчик. Грязный, явно голодный, он был готов в любую минуту броситься на незнакомца, сделай тот лишь малейшее движение в сторону сестренок. Все еще не веря в то, что история про детей оказалась правдой – а он готов был прозакладывать голову, утверждая обратное, – Дивон осторожно шагнул по направлению к девочкам, адресуя свой вопрос все-таки Эзре:

– Эти малышки – твои сестры?

– Да, сэр.

– Где ваша мать?

– Она умерла.

– Нет-нет, она жива! – Стараясь не обращать внимания на скептическую улыбку капитана, вперед выскочила Фелисити. – Ваша мама жива, с ней все в порядке, она сейчас в… Ричмонде. – Девушка прикусила губы и уже тише добавила: – Я приехала за вами, чтобы отвезти вас прямо к ней. – Но снова ее сообщение не вызвало у детей решительно никакого энтузиазма. Девушка попробовала сменить тактику. – Вы, что же, не хотите увидеться с мамой?

Дети упорно молчали, и Фелисити терялась в догадках. Руки ее, еще минуту назад простертые к детям, безвольно опустились, и, если бы в этом сарае был стул, она непременно бы на него упала.

– Почему вы думаете, что ваша мать умерла? – продолжал допрос Дивон, от внимания которого не ускользнула ни малейшая перемена в лице Фелисити.

– Просто умерла – и все. Мы не видим ее вот уже… – Мальчик замялся, не в состоянии высчитать то время, которое матери уже не было с ними. – Умерла она, чего там говорить, – снова грубо повторил он.

– А вы уверены, мисс, что это дети именно вашей кормилицы? – Дивон испытующе посмотрел на побледневшую девушку. Однако его язвительность лишь раззадорила Фелисити.

– Уверена. – И, опустившись на колени прямо в сор и грязь, Фелисити протянула руки к младшей, которая в ответ на это незамедлительно сунула в рот грязный большой палец. – Твою маму зовут Эсфирь, правда?

Малышка ничего не ответила, но к Фелисити, закрывая сестру, шагнул Эзра.

– Ее имя ни для кого не секрет.

– Возможно, – Фелисити встала. – Но именно она послала меня разыскать вас.

– Послать разыскивать детей такую даму, как вы? – голос капитана звучал совершенно оскорбительно.

На этот раз от объяснений девушку спас раздавшийся в углу сухой кашель.

– Сисси больна, – неожиданно пропищала младшая, прекратив, наконец, заливаться слезами.

– Да, я вижу, – Фелисити подошла ближе.

О болезнях Девушка знала немного, ибо, сколько она себя помнила, ни ее родители, ни они с братом никогда не болели.

Обведя глазами унылый сарай, Фелисити вдруг безаппеляционно заявила:

– Эта развалина для детей не место! Думаю, что в доме им будет гораздо лучше! – и, сломив слабое сопротивление Эзры, пытавшегося помешать ей, девушка мягко встала на колени перед постелью Сисси. Она собиралась помочь девочке встать на ноги, но капитан бесцеремонно оттолкнул ее и поднял девочку вместе со всем добром.

Они шли между хижинами, и, несмотря на трагичность ситуации, Фелисити подумала, что выглядят они весьма комично: впереди – несущий больную Сисси капитан Блэкстоун, за ним – держащий за руку младшую Эзра, и она, растрепанная, прикрывает тылы. Фелисити шла с гордо поднятой головой, с глазами, устремленными куда-то вперед, отчаянно сопротивляясь желанию обернуться и посмотреть на толпу, которая, как она знала, двигалась за ними.

Шагая пыльной дорогой, Фелисити совсем некстати почему-то задумалась о том, бывал ли Иебедия Уэбстер на юге их огромной страны и видел ли когда-нибудь своими собственными глазами то, о чем так пылко проповедовал в церкви. Она решила непременно расспросить его об этом по возвращении в Нью-Йорк.

– И о чем вы думали, маста Дивон, когда притащили этих котят в наш дом?! – Хатти стояла на пороге, подбоченясь и всем своим видом выражая решительное несогласие с хозяином.

Фелисити ожидала, что капитан задаст нахалке хорошую взбучку, которой она, по мнению девушки, вполне заслуживала, но он лишь спокойно прошел мимо, на ходу уточнив:

– Есть наверху какие-нибудь кровати?

– Янки не шарили там – им хватило порезвиться и тут, внизу.

– А в западной спальне осталось чистое белье?

– Да уж хозяйка вечно пеклась о чистом белье, – ворчала домоправительница, пыхтя и поднимаясь вслед за Дивоном на второй этаж. – Да только вот не знаю, как бы она посмотрела на эти ваши шалости, маста.

– Ты здесь совершенно ни при чем, Хатти, – успокоил толстуху Дивон и ударом ноги открыл дверь в спальню. Фелисити бросилась вперед, чтобы раскрыть постель; белье оказалось действительно чистым, лишь от подушки исходил неприятный запах затхлости.

Капитан опустил девочку на кровать, и та благодарно вздохнула, когда пуховый матрас нежно принял ее исхудавшее тельце. После этого капитан повернулся к Фелисити, всем своим видом спрашивая, что делать дальше.

Стоявшая у дверей с остальными двумя негритятами девушка ответила ему таким же взглядом, ибо она и сама не представляла, что еще можно сейчас сделать для бедных детей. Вдруг она увидела подле своих юбок изможденное маленькое личико, и ее осенило.

– Поесть! Конечно же, дети хотят есть! И пить! И того и другого побольше! Всех их надо хорошенько вымыть, у меня это получится.

Дивон кивнул, и Хатти выкатилась из комнаты. Наступившее молчание прерывалось лишь сухим надсадным кашлем больной Сисси. Фелисити не выдержала, подошла к девочке, все еще не зная, как ей помочь, и ей вновь пришла в голову удачная мысль: она подняла подушки повыше, и ребенку стало заметно легче.

Закутывая плечи больной в одеяло, краем глаза девушка увидела, что капитан лениво направился к выходу.

– Подождите! – вскрикнула она. – Что вы делаете?

– Я думал, мне стоит оставить вас наедине с вашей подопечной, так как в деле выхаживания больных я ни черта не смыслю.

– Как и все… – девушка замялась, не желая говорить правды. Впрочем, она попытается справиться сама, не унижаясь и не прося больше помощи у этого равнодушного человека. – Как и все мужчины, – закончила она и снова занялась больной.

– Вам поможет Хатти.

– Отлично. – Не зная, что можно было бы придумать еще, девушка взялась теперь за москитную сетку.

– Мисс Уэнтворт… – Фелисити подняла глаза и вновь наткнулась на холодную насмешку стоявшего в дверях капитана. – Я бы много дал, чтобы поговорить с вами наедине. Разумеется, лишь после того, как вы сделаете все необходимое для детей.

– Хорошо.

Как только Блэкстоун вышел из комнаты, девушка расслабленно опустила плечи и чуть было не рухнула на пол прямо подле кровати. Возможно, она и сделала бы это, если бы за ее юбку не цеплялась маленькая Люси. Фелисити с тоской посмотрела на грязную задранную вверх мордашку.

– Ты, правда, хочешь отвести нас к маме?

– Нет, неправда! – раздался высокий голос Эзры еще до того, как Фелисити успела открыть рот, и потому предпочла сделать вид, что никаких возражений просто не существует.

– Конечно, Люси. Я заберу вас всех. – Краем глаза девушка смотрела на Эзру, который все еще держал своего петуха. Мальчик молчал. – И вы уже больше никогда не будете рабами! Вы будете свободны!

В дверь решительно постучали, и Фелисити знаком попросила Эзру открыть ее. На пороге стояла Хатти с подносом, на котором красовались три большие чашки, распространявшие по комнате крепкий приятный аромат.

Проглотив слюну, Фелисити сама поднесла поднос к постели и поставила у изголовья Сисси.

– Но сначала, – твердо заявила она, увидев, что в комнату зашла еще одна служанка с ведром горячей воды, – вас надо хорошенько помыть и приготовить к дальнейшему путешествию.

От усталости Фелисити буквально валилась с ног. Однако она спустилась в холл совершенно удовлетворенная собой: в тихой спальне сном праведников сопели трое детей. Сисси и малышка на широкой кровати, а Эзра с неразлучным петухом – на детской, которую по настоянию Фелисити принесла наверх Хатти.

Дети были вымыты, накормлены, и даже кашель больной, казалось, сделался помягче.

Сама же девушка не успела ни поесть, ни помыться, что, впрочем, не мешало победной улыбке ярко сиять на ее изможденном лице. Но в тот же момент в холл прибежала запыхавшаяся Хатти.

– Маста Дивон немедленно хочет вас видеть!

Улыбка погасла.

– Я знаю, – прошептала Фелисити. – Где он?

– Рядом, в библиотеке, но сперва он приказал вам умыться. Так что, идите-ка за мной, – и Хатти повела девушку снова наверх в другую спальню.

Войдя в нее, Фелисити даже онемела: спальня эта представляла собой огромную комнату, украшенную мраморным камином необычайно тонкой работы, роскошной высокой кроватью и главное, блестящей медной ванной, полной душистой воды. Как давно она не имела возможности насладиться всем этим, как давно не ощущала чистоты белья и сытости в желудке!

Не раздумывая, девушка сбросила с себя изорванное платье. Неужели она надела его всего лишь два дня назад?!

Отдав одежду, коробившуюся от засохшей грязи, ворчащей Хатти, взиравшей с отчаянием, а в большей степени с презрением, на подобное безобразие, Фелисити погрузилась в ванну, даже не обратив внимания на то, что мыло было жестким и сильно отдавало щелочью.

Первым делом необходимо было вымыть голову, а уж затем добраться и до тела, которое медленно, но верно принимало свой прежний нежно-розовый цвет. Выйдя из воды Фелисити небрежно кивнула на платье, брошенное на старинную кровать.

– Маста Дивон сказал, что по размерам вы вылитая Селия. Вот я и нашла кой-чего из ее одежды. Старенькое, конечно, но уж, ручаюсь вам, чистое.

В отличие от Чарлстона, здесь не было опытных пальцев Руфи, чтобы аккуратно подколоть кайму или затянуть шнуровку корсажа, но Фелисити уже не обращала внимания на такие мелочи, ей хотелось одного – есть.

– Как вы думаете, можно будет поесть?

– Поедите вместе с мастой Дивоном в библиотеке. – Довольно невежливо толстуха толкнула Фелисити на низенькую скамейку и принялась расчесывать ее мокрые волосы, ворча, пыхтя и отдуваясь при этом. Наконец она закрутила еще влажные кудри и, подняв их на затылок, заколола шпильками на какой-то весьма странный манер.

– Я вам не какая-нибудь горничная, – пробурчала она, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Спасибо, все замечательно! – Девушка вскочила со скамейки и, подобрав юбки желтого шелкового платья, рванулась к двери. Ей и дела нет, что подумает о ее наряде и прическе капитан Блэкстоун! – Как пройти в эту библиотеку?

– Вниз и на…

Но, не дослушав противную экономку, Фелисити решила, что сама найдет библиотеку по запаху пищи. Однако это оказалось не так-то просто: комнат внизу было куда больше, чем предполагала Фелисити поначалу, и, тем не менее, после продолжительных поисков она нашла, наконец, искомое, причем совсем не по запаху пищи, а по клубам ароматного табака, валившего из полуоткрытой двери.

Дивон Блэкстоун стоял спиной к двери, опираясь локтем на каминную доску, в одной руке у него дымился чубук, в другой искрился стакан с темным вином. Взор мятежного капитана был устремлен на висевший над камином портрет. Фелисити вошла в комнату незамеченной.

Поначалу она честно решила объявить о своем приходе, но затем предпочла чуть замешкаться, заинтересованная изображенным на портрете человеком. Картина была написана маслом с большим талантом и, видимо, старым мастером. Но не это привлекло внимание Фелисити – ее поразил сам человек.

Мужчина на портрете был крупным, с длинными светлыми волосами, падавшими на плечи и почти закрывавшими золотую тяжелую серьгу в ухе. Черты его лица дышали отвагой, он был красив настоящей суровой мужской красотой, однако мало чем походил на язвительно-насмешливого капитана. Их роднило, пожалуй, лишь одно – пронзительный взгляд и способность полностью заполнять собой пространство: у изображенного на картине – холст, у капитана – комнату.

Девушка догадалась, что портрет изображает кого-то из предков Дивона, и, хотя она очень сомневалась в этом, все же продолжала искать сходство. В этот момент Дивон обернулся и позвал ее. Но, увы, не ее именем.

– Ну, Рыженькая, – приподняв стакан в приветствии, Улыбнулся капитан, – выглядишь ты грандиозно!

Услышав в словах Блэкстоуна прежний игриво-порочный тон, девушка поджала губы.

– Вы пьяны, – сухо заметила она, двигаясь к подносу с едой.

– Видишь, я же говорил тебе, что она умненькая шлюшка! – рассмеялся Дивон, обращаясь к портрету и подмигивая ему. – Я как раз толковал своему пра-пра-пра… Черт, никак не упомню, сколько там этих пра. Ладно, все равно, – он снова оглядел девушку, – я говорил этому пирату именно о тебе.

– Ваш прадедушка был пиратом? – Фелисити взглянула на портрет с еще большим интересом. В таком случае, нет ничего удивительно в том, что вчера капитан напомнил ей настоящего флибустьера.

– Увы, был. – Дивон одним глотком допил вино и потянулся к стоящему на камине графину. – Он плавал по испанским морям, грабил честной народ и похищал прекрасных девушек.

Одетый, как обычно, в белую рубашку с низко вырезанным воротом, позволяющим видеть курчавящиеся на груди волосы, и в туго облегающие брюки, капитан и сам выглядел так, словно был грозой и ужасом всех морей. А уж о похищении девушек не стоило и говорить – достаточно было вспомнить щедро даримые им страстные поцелуи. Фелисити покраснела, возможно, позавидовав похищенным девицам.

Слава Богу, накрытый маленький стол прогнал из ее головы постыдные мысли. Сев у раскрытого окна, откуда расстилался чарующий вид на освещенный вечерним солнцем истерзанный Ройял-Оук, девушка полностью отдалась еде, показавшейся ей божественной.

– А ты знаешь, он и жену свою похитил, – продолжал Дивон, наблюдая за тем, как девушка поглощает пищу. Ему доставляло почти удовольствие смотреть, как двигаются ее челюсти и вздымается под кружевами сливочного оттенка грудь.

– Нет, не знаю, – без интереса ответила Фелисити, занятая тем, что пыталась угадать сорт лежавшей на тарелочке рыбы.

– Ее звали Миранда, – капитан указал стаканом на другой портрет, висевший на противоположной стене. – Красивая, правда?

Девушка мельком взглянула на портрет и успела заметить лишь, что дама на нем, безусловно, хороша и одета по моде того же времени, что и пират; черные волосы, убранные кружевами, были высоко подняты, а глаза, как показалось Фелисити, лукаво смотрели на портрет напротив. Девушка тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы подобную глупость, и вновь отдалась еде.

– Они появились здесь после того, как Джек… Господин Джек-пират, как они его звали… Словом, после того как он их простил, они с Мирандой поселились здесь. Построили еще дом, затопили поля и сделали из красивого места доходную рисовую плантацию. Короче, превратили Ройял-Оук в то, что он есть сейчас. – Тут капитан умолк и обвел глазами рваные занавеси и протертый ковер. – Нет, не в то, что сейчас, а… – Дивон вздохнул и отхлебнул еще глоток. – Привести Ройял-Оук в запустение выпало на долю моего поколения.

Фелисити почувствовала, что жалеет капитана, и удивилась – что, кроме презрения, может она испытывать к этому человеку? Однако вилка ее застыла на полпути ко рту – Девушка лихорадочно придумывала слова утешения. Блэкстоун, отвернувшись, ворочал кочергой в камине, но Фелисити могла поклясться, что в его насмешливых зеленых глазах блеснули слезы.

– Война не будет продолжаться вечно, – тронула Фелисити рукав белоснежной рубашки. Оставив трапезу, она подошла к нему сзади столь неслышно, что капитан даже вздрогнул от легкого прикосновения. Он обернулся – и к великому разочарованию девушки, в твердом прищуренном взгляде Дивона Блэкстоуна даже намека на слезы не было, наоборот, в нем светился какой-то нехороший похотливый огонь.

– Только не уверяйте меня, что вы тоже некий глупый страус, прячущий при опасности голову в песок.

– Что?

– И не говорите, будто убеждены, что эту войну выиграем мы и вышвырнем проклятых янки с наших священных земель.

– Действительно, не убеждена. – Фелисити тихо опустила ресницы. – Скорее всего, я думаю даже наоборот.

– Вот и славно! – Дивон потянулся, чтобы снова наполнить стакан. – Ибо этого не случится. О, я знаю, знаю, что вы сейчас скажете! Манассас? Манассас! Да один крепкий южанин стоит десятка противников – вот правда.

– Я вовсе не собиралась говорить ничего подобного… – Капитан снова оборвал девушку, по-видимому, неудовлетворенный только что высказанным доводом.

– Хорошо, пусть это неправда, но я знаю янки. Черт, в конце концов, я учился вместе с ними! Разве вам неизвестно, что я учился в Военно-морской академии?

Фелисити молча покачала головой, и высохшие волосы, за исключением удерживаемого шпильками узла на затылке, упали, мягкими волнами обрамляя лицо.

– Да разрази меня гром, я вышел вторым! Мне были суждены великие дела, да! – С явной злостью и насмешкой над самим собой капитан одним глотком выпил рубиновую жидкость. – Это было как раз перед началом войны.

– Вы служили во флоте Соединенных Штатов?

– Именно в нем, мисс Уэнтворт. Быстро делающий карьеру блестящий молодой офицер, черт побери!

– Но почему же тогда… вы не… не остались там?

– И не стал сражаться против своей родины? – Опьянение делало насмешку капитана неубедительной и даже забавной. – Надеюсь, вы шутите. Да вы не представляете, сколько поколений Блэкстоунов перевернется в своих могилах, посмей я предать нашу фамилию!

– Но если вы действительно не верите в дело, которое?..

– Стоп, Рыженькая, стоп. – Дивон, казалось, мгновенно пришел в себя. – Разве я говорил тебе что-нибудь подобное?! Нет, черт побери, я всегда готов защищать право государства, когда оно предпочитает само следить за своим благосостоянием! И я терпеть не могу тарифы, которые душат нашу экономику, этих толстопузых политиканов, твердящих нам, что…

– Но рабство? Неужели вы поддерживаете этот гнусный институт? – Фелисити уселась на своего конька.

– Нет, – голос капитана осел. – Я всегда говорил, что рабство – вещь отвратительная.

– И сражаетесь именно за него. За то, чтобы живые люди продолжали носить оковы!

– Оковы? – Дивон расхохотался. – Верно, вы просто начитались «Хижины дяди Тома»! Где это, тысяча чертей, видели вы эти оковы?

– Я не видела, но имею в виду… – Когда-то Иебедия дал ей экземпляр этого романа, но она так и не удосужилась прочесть его. Однако книга Бичер-Стоу была у нее на слуху, ибо сам Уэбстер частенько использовал отрывки из нее в своих пламенных проповедях.

– Ах да, я и забыл, что у вас есть особые причины восставать против рабства – у вас с вашей умирающей нянькой.

– Я никогда не восставала. – Но девушка знала, что говорит неправду: она восставала и пустословила на эту тему с немалой помпой на протяжении нескольких последних месяцев. Устыдившись самое себя, Фелисити снова села к столу и принялась за недоеденную рыбу. На какое-то время в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь вечерними песнями лягушек и цикад, доносившимися через раскрытое окно.

– Да, кстати, как вам известно, я и не сражаюсь. Фелисити повернулась в его сторону чуть ли не вместе со стулом.

– Мне, может быть, попросить у вас прощения?

– Вы только что обвинили меня в том, что я сражаюсь за оковы. Но я всего лишь скромный прерыватель вражеских блокад, короче блокадолом, как говорят наши бравые ребята. Я, черт побери, ни разу не выстрелил в тех, кто эти блокады устраивает! Это делается совсем другим способом – я просто тихо проплываю куда нужно под покровом нашей темной южной ночи – вот и все! – Дивон отошел к окну и одной рукой приподнял тяжелую гардину. – А эта ночь будет отличной – луна в тучах, и плотный туман с реки. Идеальное время, чтобы проскочить через дьявольские сети. – Капитан испытующе посмотрел на девушку через плечо. – Знаете, порой мы проходим так близко от неприятеля, что я слышу, как они беспечно посвистывают на палубе. – Он хмыкнул. – И, ей-богу, при желании мы могли бы посвистеть дуэтом.

– Звучит весьма интригующе.

Капитан невесело засмеялся.

– Не принимайте близко к сердцу. – Он отпустил, наконец порванную гардину и уселся напротив Фелисити. – помните, я же был подающим надежды офицером флота и знал свое дело превосходно. Дьявольщина, все Блэкстоуны знали свое дело превосходно, что пираты, что каперы… Я, кажется, о последних я еще не успел вам рассказать?

– Нет, вы говорили мне только о пирате.

– Но это же самое замечательное из всего, что я мог бы вам рассказать, и раз уж вы застали меня перед портретом предка, я расскажу о нем, да и о них. – Капитан вздохнул. – Это все бабкин грех. Она считает, что история нашей семьи куда интересней волшебных сказок, и потому, когда я был маленьким и долго не мог заснуть… – В этом месте Дивон неожиданно прикусил губу и жестко закончил: – Впрочем, обо мне довольно. Давайте лучше поговорим о вас и… этих детях.

Фелисити нервно откусила кусочек кукурузного хлеба.

– Что же тут можно обсуждать?

– Ну, хотя бы то, что вас подвигло на такой риск, как путешествие в места столь отдаленные? Начните-ка с этого.

– Это я вам уже говорила: я приехала забрать детей кормилицы.

Глаза капитана неуловимо уходили от ее взора.

– Да, именно так вы и говорили, но я не верю вам ни на грош.

Фелисити нахмурилась.

– И даже теперь, когда их увидели…

– Теперь я могу всего лишь несколько засомневаться в моем первоначальном о вас мнении.

– В каком мнении?!

– В том, что вы просто шпионка.

– Шпионка! – Девушка от души расхохоталась. – Конечно, вы никогда не думали так всерьез!

– Почему же нет? Вы достаточно красивы, чтобы заставить мужчину расстаться с его секретами, – его рука протянулась через столик, чтобы поиграть с ее вьющимися по щеке кудрями. – А ваши волосы… Я был очарован ими с первого же взгляда, там, около гавани…

Наступившие сумерки наполнили комнату глубокими тенями и спеленали ее, будто кокон. Однако никто и не подумал зажечь лампу на столе или подсвечники на камине.

В такой обстановке самым разумным было бы уклониться от прикосновения пьяного капитана, но Фелисити почему-то сидела не двигаясь и, не отрываясь, смотрела на его бледное лицо, позабыв про еду. Губы ее внезапно пересохли.

Ладонь Дивона медленно скользила по ее лицу, и все тело девушки уже пронизывала какая-то острая непонятная тоска, похожая на сладость и на боль одновременно. Обхватив ладонью лицо Фелисити, капитан, перегнувшись через стол и опираясь свободной рукой на это шаткое сооружение, властно поднял его. Дыхание их смешалось в безумном запахе коньяка и желания.

И все еще не веря в то, что этот сладкий кошмар вновь пленил ее, Фелисити покорно закрыла глаза. Все существо ее рвалось лишь к этому высокому насмешливому мужчине.

Язык его увлажнил жаркую пустыню ее пересохших губ, и она, издав нежный стон, открыла их шире. Дивон, несмотря на ее мучившее ее желание, не погружался в медовые глубины, а лишь покусывал, лизал, щекотал и всячески забавлялся набухшими губами, в которых толчками стучалась кровь.

Для того чтобы удержать себя от губительного порыва вцепиться в его рубашку и притянуть к себе, Фелисити отчаянно ухватилась за край стола и едва терпела эту любовную игру – Дивон входил в знойную пещеру ее рта лишь для того, чтобы мгновенно покинуть ее.

Пальцы его тем временем быстро пробегали по ее затылку, то, сжимаясь и причиняя боль, то осторожно поглаживая. Девушка решилась открыть глаза – и утонула в зеленом тумане. Не сдерживаясь больше, она прижала Дивона к себе, заставляя его дарить ей поцелуй за поцелуем – все глубже и глубже, все острее и все безудержней. Волна страсти стремительно поднималась.

Фелисити едва могла дышать, и комната, еще несколько минут назад казавшаяся прохладной из-за проникавшего в окно ветерка, сделалась теперь непереносимо жаркой. Дивон оставил ее рот и поднялся к уху, проделав на щеке девушки обжигающую влажную дорожку.

– Так почему же я должен тебе верить? – Это был всего лишь слабый шепот, почти вздох, но Фелисити услышала его – или, вернее, ощутила как лед, как пощечину на своем лице.

Фелисити отпрянула, стараясь не выдать переполнившую ее обиду. Дивон тяжело клонился к ней, опираясь обеими руками на хрупкий столик, уставленный недоеденным ужином. Глаза его, полуприкрытые набрякшими веками, смотрели испытующе и тоскливо.

Девушка замерла; одна ее часть стремилась к этому циничному моряку, сводившему ее с ума одним лишь прикосновением губ, но другая… Но другая ее половина – половина той прежней Фелисити, которая проводила время на балах и вечеринках, той гордой наследницы миллионов, – бунтовала против нанесенного оскорбления.

Кроме того, сейчас слишком много людей были связаны с ней прочными узами – отец, Иебедия, Эсфирь, наконец, дети, – чтобы позволить себе пуститься в какую-то амурную авантюру.

Капитан не отрывал от нее глаз, и девушке показалось, что он прекрасно понимает, какая буря противоречий жестоко разрывает ее сердечко. Хуже того – он находит это весьма забавным.

Почти теряя рассудок, девушка покачнулась и, собрав последние силы, прошептала:

– Думаю, я на сегодня вполне сыта.

Медленно, как во сне, она поправила платье, чувствуя, что волосы, из которых сильные пальцы Дивона уже успели вытащить шпильки, плавным потоком текут на плечи и спину.

– Спокойной ночи.

Остатки еще не растоптанной гордости позволили девушке подойти к дверям ни разу не обернувшись. Рука ее уже поднялась, чтобы выбраться, наконец, из этой сладкой тюрьмы, как сзади послышался осторожный, почти добродушный смешок.

– Сладких снов тебе, Рыженькая!

Фелисити, не помня себя, выскочила из библиотеки.

– И преисподняя в огне, – пробормотал капитан, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Почему он опять не сдержался? И какая, в конце концов, разница – верит он этой девице или нет? Он хочет ее – и это единственная правда. Жаждет, как не жаждал никогда и ни одной женщины, и желание это мутит ему разум и острой болью пронзает тело.

Какое ему, собственно говоря, дело до того, зачем она заявилась в Ройял-Оук? Нанести плантации вред больший, чем это уже сделали янки, она все равно не сможет, а тот факт, что она расчетливая шпионка, отнюдь не мешает ему швырнуть ее на пол и удовлетворить в полной мере ту страсть, что снедает, впрочем, не его одного.

Словом, вряд ли бы она стала особо сопротивляться, ибо опытным чутьем Блэкстоун уже почувствовал, что девушку гложет тот же огонь, который заставляет его сейчас все бросить и сломя голову бежать на речку, чтобы немного охладить пылающее тело.

Однако капитан никуда не побежал, а, усевшись на стул, попытался усилием воли стряхнуть с себя опьянение. Приходится признать, что он выпил сегодня лишнего, и не оправдывать это тоской о судьбе Ройял-Оук и всех Блэкстоунов. Мятежному офицеру не пристало впадать в ностальгию и слюнявую сентиментальность, черт побери! Не за этим он приехал сюда.

Дивон зажег лампу на неубранном столе, откинулся на спинку стула и привычным движением отпер потайной ящик, выдвигавшийся из этого же стола. Пошарив там рукой, капитан аккуратно вытащил толстую пачку каких-то бумаг.

Сюда он положил их перед самой войной. Бабка, разумеется, не одобрила бы такого шага, но военное ремесло сделало Дивона достаточно предусмотрительным, несмотря на то, что и он не разделял всеобщего в те дни стремления по возможности устраивать все заранее. Ройял-Оук по настоящее время все еще принадлежал миссис Эвелин Блэкстоун, но своевольная старуха уже давно высказывала намерение оставить богатую плантацию в наследство не дочери, а любимому внуку. Намерение ее было столь твердое, что она даже передала ему все права на ведение хозяйства и юридических дел… И вот теперь внук впервые воспользовался этим правом, решив незамедлительно подписать документы по освобождению от рабства всех черных обитателей родного поместья.

– А пошли к дьяволу все его сладкие пожелания, – прошептала Фелисити, едва коснувшись головой пуховой подушки. Впрочем, если бы она была набита камнями, то девушка бы этого не заметила – настолько она устала. Главное – уснуть, уснуть, получить хотя бы малейший отдых от истомивших ее волнений и хлопот.

Увы, сон ее был наполнен отнюдь не розовыми видениями.

Фелисити мучили сладострастные картины: всю ночь напролет она пылала от прикосновений литого тела и волшебных рук, от запаха вьющихся, выгоревших на солнце волос, а главное – от его обжигающей дерзкой улыбки.

Даже проснувшись, девушка была не в силах отогнать от себя этот магический образ. С почти неприличным стоном, она откинула москитную сетку, словно пытаясь освободиться от опутавших ее желаний, и соскользнула с кровати. Кожа ее горела от прикосновений грубой холщовой рубашки, найденной Хатти, и Фелисити, не раздумывая, сбросила ее на пол. Покрасневшие соски ее нестерпимо болели, все ее тело страдало от того, что сотворил с ней этот бездушный капитан. Никогда, до встречи с ним, девушка не испытывала еще таких ощущений; больше того, она даже не подозревала об их существовании.

Фелисити выглянула во двор. Рассвет едва подкрашивал голубоватое небо, но во дворе внизу уже собралось немало народу. Рабы стояли у изгороди и внимательно слушали хозяина, спокойно восседавшего на кобыле, которую он обменял вчера на лодку. Нэйти, движимый какими-то непонятными побуждениями, рано утром пригнал несчастное животное прямо в Ройял-Оук. Не успела девушка рассмотреть все подробнее, как Дивон поднял лошадь на дыбы и легким карьером пустился вдоль по длинной дубовой аллее.

Слава Богу, этим утром она сможет вздохнуть свободно и не бояться ежеминутно, увидеть эту надменную ухмылку! Фелисити поспешно оделась и поскорей заглянула в соседнюю комнату, где спали дети. К своему удивлению, она нашла их уже проснувшимися. Сисси даже казалась посвежевшей, несмотря на продолжающийся кашель и общую слабость.

– Сейчас я пойду, узнаю насчет завтрака, – сказала Фелисити. – Эзра, пойдем со мной, ты поможешь мне нести поднос, ладно?..

Ничего не ответив, мальчик последовал за ней вниз. В холле их, как и надеялась девушка, уже ждала Хатти, нахально уперев руки в толстые бока.

– Маста Дивон уехал, он никак не думал, что вы подниметесь в такую рань!

– Вижу, – Фелисити вздохнула. И он смел подумать, что после вчерашнего она проспит до полудня!

– Маста сказал, что вернется к ночи, и велел передать вам вот это. – «Это» оказалось уже знакомым Фелисити револьвером, который Хатти вытащила из кармана своего передника и сунула девушке. Та воззрилась на него почти с ужасом.

– Но что я с ним буду делать?

– Понятия не имею. Но маста Дивон приказал вам его взять, – в устах верной домоправительницы приказание хозяина звучало прямо-таки божьим повелением, и толстуха, не теряя больше времени, удалилась.

Осторожно держа оружие за рукоятку, Фелисити желала лишь одного – высказать ускакавшему капитану все, что она думает о его идиотском приказании.

– Подожди меня здесь, – попросила она по-прежнему угрюмо молчавшего Эзру и, прежде чем идти за завтраком, зашла в библиотеку, где положила опасную игрушку на стол. Пират и его красавица-жена, казалось, насмешливо следили за ее столь малодушными действиями. Фелисити прикусила губы и быстро вышла.

На кухне, накладывая в чашки побольше кукурузы, девушка рискнула заговорить с Эзрой о его матери.

– Она очень переживает за вас и хочет, чтобы вы скорее вернулись. Сегодня мы еще побудем здесь, чтобы Сисси получше отдохнула, а завтра, не мешкая, отправимся на север. Как добраться отсюда до Нью-Йорка, я и сама точно не знаю, но непременно что-нибудь придумаем, – говорила Фелисити, успокаивая скорее себя, чем мальчика. – Ведь приехала же я как-то сюда, правда?

Ответа на свои слова девушка и не ожидала. Эзра молча помог ей пронести по широкой, продуваемой всеми сквозняками лестнице завтрак и так же, не проронив ни слова, принялся его есть.

На протяжении всей трапезы кусок не лез Фелисити в горло, ибо теперь она могла думать только о том, как бы скорее отправиться с детьми на родину.

Дети уже долизывали чашки, когда снаружи дома послышался какой-то шум и движение, затем дверь в комнату распахнулась, и в ней возник Эб, судорожно мявший в руках видавшую виды шляпу.

– Они пришли! – выдохнул он, не удосуживаясь объяснить, кто же именно.

– Кто пришел? – Фелисити передала пустой поднос Эзре и шагнула к испуганному негру.

– Янки! Они уже на аллее!

– Янки?!

Было ясно, что правдивый Эб и не мыслил себе новостей ужаснее, чем эти, но Фелисити лишь радостно засмеялась в ответ.