Морская Авиация - есть!

© Copyright Безлюдов Михаил Владимирович (bez310@hotbox.ru)

Сборник рассказов: Проза

Годы событий: 1974-2004

Не забуду мать родную, - Авиацию Морскую!

Этапы большого пути.

"Север".

Родители наши жили в гарнизоне Североморск-1. Мама работала врачом в госпитале

Северного Флота, папа служил штурманом в полку морской ракетоносной авиации. Не

очень легкая жизнь была, но никто легких путей и не искал. И вот пришло время

производить на свет детей. Так как мама до окончания медицинского института уже

выучилась на акушерку, то путем прощупывания хранилища детей она определила, что

детей будет больше одного. Это настораживало. Советский Север в те далекие

времена был не очень приспособлен для рождения детей, поэтому было принято

решение производить детей в городе Ростове-на-Дону, где жила мама будущей мамы.

Вот поэтому и появился я на свет на юге страны. Надо отметить, что сразу за моим

рождением, буквально через 15 минут, родился и мой брат, с тех пор нас стали

называть "близнецами", а люди, сведущие в медицине, добавляли слово "однояйцовые".

Это говорило совсем не об отсутствии некоторых элементов в нашей конструкции, а

о том, что были мы очень похожи друг на друга, так как произошли из одной

яйцеклетки.

Недолго наслаждались мягким климатом новорожденные. Через три месяца после

рождения они были перевезены на Север, поближе, так сказать, к реалиям жизни. И

закипела жизнь. Ребята росли и мужали. То ли климат такой был, то ли

существование в условиях перманентной драки с братом сказалось, но выросли

братья хулиганистыми и очень изобретательными в своих безобразиях. Через

некоторое время эта особенность характера начала удивлять не только родителей,

но и учителей школы ? 9 г. Североморск-1, куда детишек определили с тайной

надеждой на перевоспитание.

Родители уже не справлялись с "ребенками", пришлось приглашать двоюродную сестру

отца, которую и попросили приглядывать за подрастающими хулиганами. Сестру звали

Надя, она честно пыталась пресекать все безобразия, творимые братьями, но

возраст няни взял свое, она вышла замуж за летчика, от этого у нее родился наш

троюродный брат, назвали ребенка Вадимом, потом он стал военным летчиком, уехал

в страну вероятного противника, где опять стал летчиком.

Когда каждому из братьев исполнилось по 10 лет, родители приняли решение

переезжать в более-менее южную часть страны, поближе к передовым достижениям

советской педагогической науки.

"Юг".

Отца перевели в г. Луганск, преподавателем в училище штурманов, где он и начал "сеять

разумное, доброе, вечное..." в умах будущих покорителей "пятого океана". Но мама

была не в восторге от педагогических способностей отца, обычно это выражалось в

словах: "Лучше займись нашими балбесами". Да, балбесы продолжали балбесничать и

наводить ужас на учителей школы ? 29, куда их опять сдали "на перековку". Надо

отметить ещё одну особенность этой "сладкой парочки" - они очень много читали. В

доме имелось около 5000 книг, поэтому было, где оторваться. Читалось все, что

под руку попадалось, от "Справочника по венерическим заболеваниям" до "Мойдодыра".

Надо сказать, что возможность читать "взрослые" книги позволила детишкам вырасти

в собственных глазах, что немедленно сказалось на, и без того отвратительном,

поведении в школе. Большинство учителей были едины в своей ненависти к братьям.

Выражали эту ненависть учителя и в том, что всячески мешали братьям проявить

себя в политической жизни страны, то есть и в пионерскую организацию, и в "Комсомол"

"ребятков" приняли с большим опозданием. Родители честно предпринимали различные

способы воспитания. Мама отдала детишек в музыкальную школу, где их учили играть

на пианино, папа определил братьев в секцию легкой атлетики. Времени на

постоянные безобразия уже не хватало, поэтому безобразничать стали реже, но

глобальнее, на новом, так сказать, уровне. После того, как папа опрометчиво

подарил детям набор "Юный химик", класс был подорван уже на профессиональном

пиротехническом уровне. Ребятки развивались по всем направлениям. Бедные

родители уже устали ходить в школу к директору, куда их вызывали с завидным

постоянством. Чтобы хоть как-то упорядочить эти походы, после очередной записи в

дневниках родители садились играть в карты, проигравший шел в школу. В девятом

классе, получив очередную "повестку" в школу, обозлившийся отец так и написал в

том самом дневнике: "Они уже достаточно взрослые, чтобы вы разбирались

непосредственно с ними", и прекратил походы в школу. И школа изменила тактику,

проявила гибкость. Теперь уже классный руководитель с завучем регулярно

приходили домой, чтобы сообщить обо всех подвигах, совершенных за отчетный

период. Подвигов хватало. Но учителя и сами были виноваты. Ну скажите, зачем

ходить под окнами класса, из которого один из детишек сейчас будет выбрасывать

стул? Совершенно верно, стул, выброшенный со второго этажа, чудесным образом

оказался на голове завуча. Короче, "любили" братьев в школе со страшной силой. И

до того любили, что писали "письма радости" в партком училища, где с восхищением

отзывались о педагогических успехах отца в деле воспитания будущих защитников

Родины. А в парткоме потом "любили" отца, который тоже оказался "сильно умным".

Вот так и подрастали братья, в атмосфере "любви и заботы". Всему приходит конец,

вот и пришло время выпускаться из школы. Впереди было поступление в ВВВАУШ.

Чтобы облегчить своим выпускникам поступление в училище, благодарные учителя

написали братьям объективные характеристики, с которыми, по выражению работника

военкомата, "и на зону не берут". Но ВВАУШ - не "зона", поэтому в училище

братьев все-таки приняли.

ВВВАУШ

Проверка здоровья.

За полгода до поступления в авиационное училище, родители решили проверить наше

здоровье. Вообще-то, мы 5 лет серьезно занимались легкой атлетикой, бегали на

средние дистанции (800м, 1500м), поэтому больших сомнений не было. Но на всякий

случай - не помешает. Надо отметить, что родители нам попались "с изъяном", -

они ничего не умели делать "по блату", а все попытки что-то сделать "по

знакомству" имели анекдотические последствия. Кстати, нам этот "изъян" передался

по наследству.

Заведующей физиотерапевтическим кабинетом в поликлинике ВВВАУШ работала наша

хорошая знакомая, мы вместе раньше жили в Североморске. Так как она была "старшей

на ЭКГ" при поступлении в училище, то именно её и попросили проверить, правильно

ли у нас сердце бьется. Звали врача Зинаида. Вот мама и договорилась с Зинаидой,

что мы подойдем в кабинет, нам сделают ЭКГ, Зинаида расшифрует, и придет домой с

результатами.

Пришли в поликлинику, Зинаиды не было, но медсестра была в курсе, записала ЭКГ,

мы пошли в школу. Вечером мы пришли из школы и с интересом ждали прихода Зинаиды.

Пришла Зинаида, что-то сказала матери, и нас выставили в свою комнату. Родители

долго разговаривали с Зинаидой, потом она ушла. Мать зашла в нашу комнату, и

сразу спросила меня, как я себя чувствую? Я был здоров, как молодой бычок, о чем

и поведал матери. Мама начала плакать, сказала, что брат здоров, а вот я, судя

по результатам ЭКГ, долго не протяну. Причем мне нельзя напрягаться и нервничать,

потому, что "финал" может быть внезапным. Воспользовавшись ситуацией, я сразу

отобрал у брата интересную книгу, на которую у нас образовалась очередь, согнал

его с кресла, и потребовал освободить меня от всякой домашней работы.

Еще полдня я пользовался льготами "смертельно больного", а потом мать лично

привела меня на повторную ЭКГ к Зинаиде. Тщательное исследование моего организма

показало, что я действительно здоров, просто медсестра перепутала электроды.

Книгу я брату не отдал, но мыть посуду, полы и выносить мусор, мне пришлось уже

на общих основаниях, согласно очереди.

Лагерь.

Все, кто желал стать штурманом, сначала попадали в лагерь для абитуриентов,

который находился за городом. Жили все в палатках, экзамены сдавали в бараках.

На следующий день после выпускного вечера мы с братом погрузились в "Урал", и

нас повезли в этот лагерь. Мы первый раз оторвались от родителей, все нам было

интересным и слегка волнующим. Не смотря на то, что отец служил в этом училище,

мы поступали совершенно на общих основаниях, то есть отец категорически

отказался возить мать по вечерам в лагерь, чтобы она могла убедиться в том, что

мы все еще живы. Здоровье не подвело, и мы были допущены к сдаче экзаменов.

Школу мы закончили уверенными "хорошистами", поэтому сомнений в своих знаниях не

было. Экзамены принимали гражданские преподаватели, но при них находились

офицеры училища, так сказать, для контроля объективности. Отец, как потом

выяснилось, тоже входил в приемную комиссию, но умышленно нам на глаза не

попадался, и у нас создалась иллюзия, что мы самостоятельно сдали все экзамены.

В принципе, так и было, но на экзамене по математике один офицер попытался мне

помочь повысить оценку. После беседы с экзаменатором-женщиной, мне объявили, что

я знаю этот предмет на очень твердую тройку. Этой оценки и тогда было вполне

достаточно, чтобы быть принятым в училище. Но тут вмешался контролирующий офицер,

он рассказал экзаменатору, что я - сын преподавателя, и "тройка", как он

выразился, "не солидная" оценка. Так как до этого преподавательша уже 40 минут

безуспешно пыталась вытянуть из меня мои знания, то она предложила офицеру

самому устроить мне дополнительный блиц-опрос для повышения оценки. Офицер

напрягся, вспомнил все свои познания в математике, и задал мне сложнейший вопрос:

"Сторона квадрата - "а", как определить площадь квадрата?". Даже моих скромных

знаний хватило, чтобы ответить: "а" в квадрате". Этот ответ просто восхитил

офицера, и он прокричал: "Вот видите, ведь знает! Твердая "четверка"! Так я и

получил эту оценку. Как бы то ни было, все экзамены были сданы, и нас пригласили

на мандатную комиссию. Там сидел зам. начальника училища, нас он знал как

облупленных, поэтому без лишних слов зачислил в военно-транспортную авиацию. Эта

авиация и тогда уже пользовалась спросом, но не из шкурных интересов, как сейчас,

а потому, что раньше полки транспортной авиации были расположены в Германии,

Венгрии и Чехословакии. Представьте себе удивление полковника, когда мы наотрез

отказались учиться на "блатном" профиле, и стали проситься в морскую

ракетоносную авиацию. Наших объяснений он не понял, но дал команду зачислить "придурков"

в морскую ракетоносную авиацию.

Так как поступали мы в первом потоке, то после зачисления в училище нас

отправили в "кухонный наряд", то есть, мы теперь обеспечивали питанием остальных

абитуриентов. Мы чистили картошку, мыли полы, раздавали пищу, мыли посуду. Ну,

многие знают, что это такое.

В лагере свирепствовала дизентерия. Как в армии её лечат? Да никак, просто

отселяют заболевших в отдельный палаточный городок, так называемый "бацильник",

где устраивают оригинальные туалеты типа "ровик" по принципу "сделал дело -

закопай", и ждут, пока "само пройдет". Ждать приходилось по две недели. Не

избежали и мы этой участи. Помню, как к нам в "бацильник" пришел с проверкой

начальник политотдела училища. Увидев нас, он с пафосом спросил "Что ребята,

тяжела дорога в небо?". Но и дизентерия когда- то заканчивается, поэтому вскоре

нас увезли в училище, на "курс молодого бойца". Мне и тут удалось "сачкануть",

меня оставили в лагере "до упора", наводить порядок, поэтому приехал я в училище,

когда мои будущие товарищи уже успели стереть ноги в сапогах в кровь.

Первые впечатления.

Отделение подобралось обыкновенное, все были незнакомы, приехали из разных мест.

Отделение не само подобралось, к его формированию приложил руку отец, он включил

в состав нашего отделения курсантов, у которых отцы имели отношение к авиации.

Так мы стали учиться с Лехой "Гнедым", его отец был Главным штурманом ЦБП и ПЛС,

и Юркой "Худиком", чей отец был комэской в Миргороде. Было несколько местных

ребят, ну, и мы в том числе. Все быстро перезнакомились, началось формирование

этого воинского коллектива. Командиром назначили невыразительного "срочника".

Так и должно было быть. А вот с командиром строевого отделения вышла ерунда.

Строевые офицеры сразу же попытались создать из нас "военную династию", не зная

нас, они брата назначили командиром строевого отделения, а меня - комсоргом.

Должен честно отметить, что ничего хорошего из этой затеи не вышло, уже через

пару месяцев нас поснимали со всех постов. Мало того, что мы абсолютно не

понимали, что должны были делать на этих "высоких" должностях, но и "хулиганская"

натура давала себя знать. Нельзя сказать, что мы были "оторвами", но язык в

большинстве случаев опережал мозг, и, что было самым ужасным для армии, мы не

боялись командования. Связано это было с тем, что те, кто пытался нами

командовать, еще два месяца назад были для нас просто соседями по дому, по

гаражу, изредка заходили в гости. Вот в такой ситуации мы и приобретали первый

воинский опыт. Строевые офицеры были нами очень недовольны, служба "не пошла". К

тому же, постоянная готовность к различного рода выходкам, популярности у

офицеров нам не добавляла. Но втянулись, приспособились. А тут подоспела и

настоящая учеба.

Учиться было легко. Несколько смазывало общее впечатление наличие таких

предметов, как физика, высшая математика, сопротивление материалов, которые в

авиации так применить и не удалось. Мучили нас "высшим образованием" полтора

года. Специальные дисциплины поражали своей новизной. Было достаточно интересно.

Летом нас собирались выпустить на полеты, поэтому мы знали, зачем учились.

Осваивали мы летные науки легко, тут надо отдать должное нашим преподавателям.

Это были подготовленные люди, все они имели опыт службы в строевых частях,

поэтому могли на личном примере рассказать, для чего мы изучаем все эти

премудрости. Да, с преподавателями нам повезло, а с одним из них - даже слишком,

потому, что профильную дисциплину - самолетовождение, преподавал наш отец.

Новый Год в казарме.

Большинство из нас прошли через курсантские казармы, и знают, что курсанты тоже

отмечают этот всенародный праздник. А офицеры всячески этому мешают. Вот об

одном веселом случае, связанном с празднованием Нового Года, я и расскажу.

К планированию мероприятий приступили заблаговременно, как и положено. На Новый

Год мы решили выпить водки. Нельзя сказать, чтобы мы к 19-20 годам все были

законченными алкоголиками, но тут свою роль сыграли два фактора. Первый, - если

курсанту что-то запретить, то именно это он и будет стремиться сделать. А пить

водку нам запрещали, уж и не знаю, из каких побуждений? Второй, - все "настоящие

мужчины" пили водку в праздник, а мы к тому времени поняли, что мы как раз и

есть самые "настоящие мужчины". Короче, с мотивацией все было понятно.

Водку надо купить и спрятать. Купить не очень трудно, а вот спрятать, - проблема.

Наши офицеры тоже были "настоящими мужчинами", и все возможные места хранения

бутылок знали из своего опыта. Но курсант - это такая сволочь, что если он решит

выпить, то ничто помешать ему не сможет. Военный Совет собрали на самоподготовке.

Вопрос обсуждался только один - где спрятать 10 бутылок водки? Обсуждение шло

очень живо, но решение найдено не было. Мы даже пригорюнились. Но тут проснулся

один специалист, которому до училища удалось поработать на стройке, и который

знал устройство балок потолочного перекрытия. То есть для первого этажа они,

балки, были потолком, а для нас - полом. Так вот, эти балки внутри имели

цилиндрические пустоты, куда и было решено спрятать водку. Теперь это решение

надо было претворять в жизнь.

Дырку в полу решили долбить в углу кубрика, под крайней кроватью. Оторвали кусок

линолеума и начали долбить дыру. Долбили ломом, старались делать это тихо и

тайно. Дыру проделали, мусор убрали, линолеум приклеили на место, уборщикам

запретили мыть полы в районе схрона. Потом закупили водку, взяли шнур,

привязывали водку за горлышко и пропихивали в дыру, и так все 10 бутылок. Вот

так мы и подготовились к празднику, офицеры ничего не нашли, хотя и искали с

усердием.

31 декабря в казарме - обычный день, учеба, наряды, отбой по распорядку. С нами

в казарме остался ответственный офицер, - командир роты. Он поставил телевизор у

выхода из казармы, сам сел напротив, начисто лишив некоторых возможности убежать

в самоволку к девчонкам. Но так думал только командир, курсанты же думали

совершенно иначе. Командир нас только что посчитал, разогнал по койкам, сидит у

выхода из казармы, мышь не проскочит. И представьте его удивление, когда он

увидел курсанта, которого он только что посчитал, входящим в казарму. Курсант

был очень злой, и по всей его форме растекались пятна, как бы это помягче

сказать, рвотных масс. На немой вопрос командира, курсант только махнул рукой и

пошел в казарму.

А произошло следующее. После отбоя все достали припрятанную водку и начали ею

мужественно давиться. Ритуал такой был у нас, "настоящих мужчин", выпить втихую

водку, "назло врагам", и лечь спать. Но спать хотели не все. Кое-кто хотел и с

девчонками встретить Новый Год, в домашней обстановке. Вот эти "кое-кто" и

связали несколько простыней, открыли окно и потихоньку спускались со второго

этажа "на свободу". А мы водку пили, и им завидовали. Но не все ещё умели пить

водку, вот одному из нас и стала эта водка "поперек", и стала проситься обратно.

И заметался курсант по кубрику, в поисках места, куда бы эту водку выбросить из

организма. В туалет бежать нельзя, там командир сидит. И заметил этот несчастный

открытое окно, быстро подбежал и выкинул непокорную водку из организма в

окружающую среду. А в это время по простыням очередной счастливчик спускался "на

свободу", уже предвкушая встречу с любимой. А тут сверху на него вылили

содержимое желудка. Посмотрел на себя курсант, понюхал, и понял, что в таком

виде он вряд ли обрадует свою девушку. Вот и пришлось возвращаться в казарму, и

даже наличие у входа командира уже не могло огорчить этого бедолагу.

Надо честно отметить, что ни командир, ни курсант "разборок" устраивать не стали,

поэтому больше пострадавших в этом деле не было.

Стажировка.

Давно это было. В то время КПСС ещё вела нас известным многим маршрутом, то есть

к победе коммунизма. А я оканчивал авиационное училище штурманов, был молод и

излишне уверен в себе. И случилась тут войсковая стажировка в боевом полку,

чтобы мы посмотрели на настоящую летную работу и себя показали. Выпало мне

счастье стажироваться в 924 гв. мрап, который базировался за Полярным кругом.

Это меня не испугало, так как в детстве я прожил 10 лет в Североморске, а это

практически рядом.

Прибыли мы в полк в мае, представились командованию, получили 10 дней на

изучение авиационной техники, района полетов и сдачи зачетов. Штурман эскадрильи

не очень хотел обременять себя возней с курсантами, поэтому применил хитрый

тактический прием. Он пообещал, что тот второй штурман, который подготовит

курсанта к полетам по маршруту, пойдет летом в отпуск, а курсант будет летать

вместо него. Надо честно сказать, что возникла даже давка в очереди желающих

позаниматься с курсантами. Через месяц после прибытия на стажировку все курсанты

летали по маршруту, а счастливые "офицеры-воспитатели" собирались в летний

отпуск.

В связи с ремонтом полосы на аэродроме базирования, полк работал с аэродрома "Умбозеро".

Жили все ешё в тех бараках, в которых жили заключенные, когда строили этот

аэродром. Нравы были простые, курсантов включили в состав экипажей, много летали,

изредка пили водку, ловили рыбу, короче, все было хорошо. Надо отметить, что

вместе с полком перебазировались и части обеспечения, в том числе и авиационно-техническая

база вместе со своим подсобным хозяйством. А так как стационарных помещений для

свиного поголовья не было, то содержались свиньи на так называемом свободном

выпасе, то есть шлялись бесконтрольно по тундре, жрали все, что попадалось на

глаза, и конечно одичали от бескормицы.

Полеты закончились в 03.00. Почему надо выбирать такое время для полетов в

условиях "полярного дня", это гражданскому уму "нерастяжимо", как говорил один

мой знакомый замполит. Пока я заносил фотопленку в лабораторию, пока отмечал

необходимые снимки, экипаж ушел в барак. С аэродрома я шел один. Идти не далеко,

погода хорошая, светло, относительно тепло, иду, и жизни радуюсь. Но радовался я

зря. Как только я ступил на мостик через ручей, на другой стороне мостика я

увидел свинью. Вся моя прежняя жизнь прошла по военным гарнизонам, с домашней

скотиной я не общался, и, честно говоря, боялся я этих животных. Я повернул

назад, но и сзади стояла свинья. А эти свиньи уже озверели, были какие-то дикие

и явно очень голодные. Свиньи начали сходиться. Я вспрыгнул на перильца, но эти

подлые животные поднялись на задние ноги и начали есть мои "ботинки полетные

облегченные" с двух сторон. От страха за свою жизнь я совсем обалдел, достал

пистолет и решил пристрелить этих зарвавшихся свиней, и будь, что будет. Мне

повезло, подошли техники с аэродрома и пинками разогнали совсем не домашнюю

скотину.

На всю жизнь у меня осталась память о стажировке именно из-за этого случая. Ну,

ведь серьезно, могли и сожрать свиньи будущего начальника штаба авиационного

полка.

"Орлята учатся летать".

07.30 21 ноября 1978 года. Станция Ландыши, ДВЖД. Мороз - 25, снега - по колено,

ветерок метров 10, дует все время в лицо. Несколько лейтенантов ВМФ спрыгнули с

подножки вагона прямо в снег, подобрали свои чемоданы и сумки, побрели туда,

куда пошли местные жители. "Там" стояла грузовая машина, оборудованная будкой,

позже мы узнаем, что такие машины называются "коробка". Залезли в машину, дверь

закрылась, куда-то поехали. Остановка. Дверь открылась, веселый "старлей", с

повязкой на рукаве, заглянул в машину, внешним осмотром убедился, что

посторонних нет, смеясь, сказал: "Вот и братья к нам приехали", закрыл дверь,

поехали дальше. Машина опять остановилась, народ бодро прыгал в снег, только мы

все сидели. Кто-то заглянул в машину, крикнул: "Конечная", мы вылезли на мороз и

ветер.

Вот так мы и прибыли к месту службы, в авиационный гарнизон Монгохто, где я и

прослужил потом 26 календарных лет. "Мы", - это два брата-близнеца, месяц назад

окончивших Ворошиловградское авиационное училище штурманов, отгулявших отпуск, и

направленных для дальнейшего прохождения службы в 570 мрап 143 мрад. Узнали у

пробегавших военных, где штаб полка, нам показали деревянный барак в 50 метрах

от нас. Сходил в штаб, узнал у дежурного, что раньше, чем через час, нам там

делать нечего, вернулся к своим. Холодно. Стоим, жмемся у гастронома.

Сердобольная продавщица позвала в магазин греться. Уже лучше, теплей и веселей.

От нечего делать осмотрели магазин, выбор продуктов не порадовал. Пошли покурить

на улицу. Брат смеется, показывает на торец ближайшей к нам пятиэтажки. А там

хорошо одетая женщина быстро снимает нижнюю часть одежды, присаживается в снег,

делает свои дела, одевается и убегает. "Какие у них свободные нравы", замечаю я.

Вот так, в перекурах и наблюдениях новой для нас жизни, и прошел час.

Заходим в штаб полка. Дежурный, узнав, что мы штурманы, проводит в кабинет

старшего штурмана. Представляемся матерому подполковнику, кроме него в кабинете

два майора и капитан, как потом выяснится, штурманы полка. Подполковник, методом

опроса, не заглядывая в наши бумажки, выясняет нашу подноготную. Его интересует

всего несколько вопросов, - были ли на стажировке, на чем летали, какие оценки

получили на "госах", и, что настораживает, сколько суток отсидели на гауптвахте

в училище. Мы были на стажировке в Оленегорске, летали на Ту-16к10-26б, налетали

по 70 часов, на "госах" получили "пятерки", да и с гауптвахтой все в порядке, -

по 11 суток у каждого в общей сложности. Теперь насторожился подполковник, его

даже заинтересовало одинаковое количество суток и их неровное число. Пришлось

объяснять, что хулиганили мы сообща, наказывали одинаково, а сутки

распределялись следующим образом - 3, 3, 1, 3, 1. Пришлось честно доложить, что

причина ареста всегда была одна и та же - "самоволка с пьянкой". Ухмыльнувшись,

подполковник повел нас представляться командиру полка.

В кабинете командира нас уже ждали три командира АЭ, желавших принять

непосредственное участие в распределении лейтенантов по эскадрильям. Подождав,

пока мы представимся командиру, слово взял старший штурман. Он коротко рассказал

все, что только что из нас выпытал, не забыв доложить и о том, что только мы с

братом были на стажировке, боеготовы, и о том, что только мы и сидели на

гауптвахте. После этого доклада комэски начали шушукаться, потом командир 2 АЭ

выступил вперед, и попросил нас с братом к себе в АЭ. На вопрос командира полка

о том, зачем ему эти разгильдяи в отличной эскадрилье, комэска ответил, что

замполиту эскадрильи больше некого перевоспитывать, а лично ему нужны боеготовые

штурмана, чтобы не возиться с подготовкой. Посмеявшись, командир полка отдал нас

во 2-ю АЭ. Потом остальные комэски разобрали себе оставшихся лейтенантов. Слово

взял командир полка, и задал вопрос о том, кто из нас играет на музыкальных

инструментах, поет, или танцует. Мы с братом могли спеть и потанцевать с

девчонками, особенно после хорошего застолья, да и у пианино отличали белые

клавиши от черных, но признаваться в этом постеснялись. Зря молчите, посетовал

командир, нас соседний полк по художественной самодеятельности зажимает, а я "музыкантов"

привечаю, вот один правак на барабане играет, так я его командиром корабля

назначаю. Недовольный нашим молчанием, командир махнул на нас рукой, и мы пошли

за своими комэсками.

В штабе эскадрильи нас распределили по экипажам, вызвали командиров экипажей и

передали им. Пошли знакомиться. Мне попался интересный экипаж, все офицеры были

лейтенантами. Командир, тот самый "барабанщик", ожидал получения "старлея" через

месяц, штурман был "старым лейтенантом", выпустился из училища в прошлом году, и

мы с праваком, - лейтенанты этого года. Коротко познакомившись, командир передал

нас замполиту, который должен был определить нас в общежитие. Замполит отвел нас

в общагу, где нам выделили комнату размером 7 кв. метров. Бросив шмотки, мы

вернулись в класс эскадрильи. Штурман отряда выяснил наш уровень подготовки,

командир отряда только тоскливо посопел с похмелья. Знакомство закончилось. Мой

штурман рассказал, как нам получить летное обмундирование, рукой показал

направление движения в столовую, после чего комэска выделил нам два дня на

обустройство, и мы пошли к себе в общагу, устраиваться.

Вечером к нам зашли командиры и штурманы, в неформальной обстановке рассказали,

на что обратить внимание, как жить дальше. Мой штурман жил в комнате напротив, с

ним сразу установился тесный контакт. Звали его Умирбек Жарменович, но это было

очень сложно, поэтому все звали его Кенис, по сокращению от фамилии. Позже,

когда он меня начинал чем-нибудь злить, я ласково называл его "Змеюка", по его

инициалам "УЖ". Штурман брата был семейным и хозяйственным, советовал разные

хитрости, вроде подшивки унтов, завтра собирался в город на автобусе, предложил

поехать и брату, чтобы прикупить вещи, необходимые для нормального обустройства.

Мы решили, что нам необходимо зеркало во весь рост, чтобы осматривать себя перед

выходом на службу, вот брат и решил завтра за ним съездить, заодно и город

посмотреть. Я собирался с Кенисом пробежаться по всяким отделам, сдать документы

и стать на все виды довольствия. Вот так и прошел первый день офицерской службы.

Утром брат ушел на автобусную остановку, а я пошел в штаб базы, оформлять нас с

братом на довольствие. Посмотрел, где расположены вещевые склады, пообедал в

столовой, стал ждать брата. После обеда приехал брат, замерзший, но довольный.

Но вот большого зеркала я не заметил. Когда брат отогрелся, он начал разбирать

парашютную сумку, с которой ездил в город. Ничего, кроме водки и пива в ней не

было. На мой вопрос о зеркале брат достал из кармана маленькое круглое зеркальце,

сказав, что на большое денег не хватило. Оказалось, что в гарнизоне не продают

водку и пиво, в магазинах есть только сухое вино и коньяк, поэтому, как

подсказал хозяйственный штурман, каждую поездку в город надо использовать для

покупки водки и пива, без которых нам будет трудно влиться в коллектив. Вечером,

узнав, что брат правильно съездил в город, к нам опять зашли командиры и

штурманы, еще более обстоятельно рассказали, как нам получить летно-техническое

обмундирование. На следующий день мы получили летные шмотки, некоторые из них

даже нужного размера, обустроились окончательно, и были уже полностью готовы к

службе.

Со службой проблем не возникло. Очень помогло то, что мы были на стажировке,

честно налетали там по 70 часов, кто понимает, тот знает, что 70 часов за три

месяца, - это приличный налет. Система работы в полках Морской Авиации была

одинакова на всех флотах, поэтому мы знали, чем нам заниматься. В наряды нас не

ставили, дали неделю на подготовку к полетам и сдачу зачетов. Нас не надо было

водить за руку, рассказывать про самолет. Надо заметить, что хитрый комэска

очень облегчил себе задачу, выбрав себе боеготовых разгильдяев. Да и не были мы

такими уж и разгильдяями. За неделю мы сдали зачеты, нарисовали необходимые

карты, были готовы к полетам. Раньше никто не занимались такой ерундой, как "общая"

подготовка к полетам, не вели никаких специальных тетрадей и конспектов, были

только рабочие тетради, куда записывалась предварительная подготовка.

И вот наступил день предварительной подготовки к полетам. Так как мой экипаж был

небоеготовым, то меня запланировали в экипаж отрядного. Спланировали контрольную

зону в районе аэродрома, и полет по маршруту с тактическим пуском КР. Записал в

тетрадь номер самолета, время взлета, состав экипажа. Заполнил бортжурнал, карта

была уже готова, показал штурману отряда, - вот и вся подготовка. Потом пошли

играть в футбол, пинали мяч до обеда. Игра в футбол на поле с метровым слоем

снега очень закаляет физически, и способствует появлению зверского аппетита.

После обеда был контроль готовности к полетам, где поспрашивали про порядок

выполнения задания.

Первые полеты прошли прекрасно. Мне удалось не потеряться на незнакомой стоянке,

найти нужный самолет. При полете в зону я даже смог рассказать штурману отряда,

где мы находимся, проблем при работе с аппаратурой не возникло. Пообедав,

слетали на маршрут, все получилось. После полетов вернулись в общагу, зашел

штурман, я ему все рассказал. Даже выпили немного за первые полеты. С чистой

совестью лег спать, завтра опять предварительная подготовка.

На предварительной подготовке штурман отряда кратко подвел итоги вчерашних

полетов, сказал, что летать я умею, контроль в летную книжку он сейчас напишет.

Довел и оценки за маршрутный полет, самолетовождение -"4", тактический пуск КР -

"4". Вот тут и начались проблемы. Без всяких глупостей в голове я спросил,

почему "4" за тактический пуск? Штурман отряда как-то неуверенно ответил, что на

пленке самописца есть ошибки. Я попросил посмотреть эту пленку. Отрядный уже

раздраженно спросил, что я в этой пленке понимаю? Короткий ответ "все" просто

выбил его из колеи. И началось. Отрядный позвал пом. штурмана АЭ, пожаловался,

что наглый лейтенант хочет засунуть нос в средства объективного контроля, мол,

не доверяет ... Помощник принес пленку, я ее развернул, и увидел, что ее никто и

не расшифровывал, мои действия в полете на боевом курсе оценили просто "на слух"

и "визуально". Я спокойно расшифровал эту пленку, зная нормативы оценок, тут же

выставил себе "5", попросил штурмана отряда расписаться на пленке. Отрядный

посмотрел на помощника, тот махнул рукой, мне выставили "5". Вся эта возня

привлекла внимание окружающих. Надо отметить, что в эскадрильи было много

штурманов-операторов со средним образованием, они особо не напрягались,

продвижение им не светило, вот они ни во что и не вникали. Да и оценки, если это

не "2", их не волновали. Начались вопросы, типа "самый умный?", "пятерки любишь?".

Я честно признался, что дураком себя не считаю, и люблю, когда мои действия

оценивают объективно. Командир моего брата тоже встрял, мол, не с того,

лейтенант, начинаешь службу, не надо штурмана отряда проверять. Тут меня и

понесло, это внимание к моей персоне уже начало раздражать. Я ответил, этому

капитану, что он, по своему воинскому званию и служебному положению, начальником

для меня не является, попросил обращаться ко мне либо "товарищ лейтенант", либо

по имени и отчеству. На шум пришел штурман эскадрильи, успокоил всех, разогнал

по местам. Сейчас я прекрасно понимаю, что своим "умничаньем" вызывал в тот

момент только раздражение, но тогда я просто бился "за правду". Надо честно

отметить, что все это мне популярности не принесло. Признавая, что я кое-что

понимаю в своем деле, на меня посматривали косо, кому надо, чтобы тебя лейтенант

носом тыкал?

Но предварительная подготовка продолжалась, и мы узнали, что через два дня

перелетаем на Сахалин, будем "греть ракеты" 20 дней, домой вернемся не раньше 25

декабря. Всю стажировку мы провели на полевом аэродроме Умбозеро, жили в бараках,

поэтому перелет на Сахалин не испугал, нам все было интересно. Тем более, что

при совместном проживании люди быстрее узнают друг друга, а нам только это

сейчас и надо было.

"Сахалин". Как много в этом слове.... Хороший аэродром, давно построенный

японцами, а теперь удачно загубленный русскими. Расположен этот аэродром около

поселка Леонидово, где всегда продавались очень важные, для военнослужащих,

действующих в отрыве от семьи, вещи - водка и пиво. Вот и нам представилась

возможность побывать на этом острове. Инструктаж бывалых товарищей был краток, -

взять с собой деньги, личные вещи, одеться тепло.

В наш небоеготовый экипаж сели комэска и пом. штурмана АЭ, и мы перелетели на

Леонидово. Разместились в бараке, по 8 человек в комнате. Мы разместились в

одной комнате с экипажем брата. Нам, двум молодым правакам и двум молодым вторым

штурманам, достались верхние койки, иначе и быть не могло, ведь "годковщину" в

Армии в то время никто не отменял. Сразу стал понятен инструктаж про теплые вещи,

- отопление в бараках отсутствовало по проекту. Холодновато.

После построения, подсчета потерь и инструктажа, все дружно приступили к

согреванию организмов самым быстрым и доступным способом, то есть водкой. Мы,

молодые, сидели в сторонке, помалкивали, учились жизни у старших товарищей.

Многие старшие товарищи очень быстро "согревались", начиналось брожение по

комнатам, личный состав в комнате постоянно обновлялся. Так мы постепенно

узнавали товарищей по эскадрилье, их отличительные черты. А на что посмотреть, -

было. Кто-то засыпал просто за столом, некоторым, чтобы не храпел, надевали

шлемофон и кислородную маску. В общем, мужчины развлекались, как могли.

Зашел в комнату комэска. Об этом удивительном человеке можно многое рассказать.

Среднего роста, крепкий, немногословный, постоянно глядящий на мир с легкой

усмешкой. Ко всем относился ровно, "любимчиков" не имел, очень справедливый, не

боящийся ответственности за свои поступки. Вот зашел, скромно присел у краешка

стола, осмотрел "поле битвы". Достаточно было одного взгляда и жеста, чтобы

наиболее уставших товарищей отправили по койкам. Потом взглянул на нас, и сказал:

"Летать вы умеете, уже убедился, а вот как вы пьете?". В лейтенантах "лейтенантизм"

неискореним, поэтому мы предложили налить нам, чтобы мы продемонстрировали свое

мастерство в этом нелегком деле. Комэска налил нам с братом по полстакана,

вопросительно взглянул. Я нахально сказал, что нечего посуду пачкать, надо

наливать по полному стакану. Комэска молча долил, народ притих и заинтересовался.

Мы с братом синхронно замахнули по полному стакану водки одним глотком,

выдохнули, закурили. На предложение закусить ответили, что после первой не

закусываем. Надо честно сказать, что пить мы тогда не умели, переносимость

больших доз была отвратительная, но путем длительных тренировок мы научились

выпивать стакан жидкости одним глотком, что очень впечатляло окружающих.

Подождав, пока мы покурим, комэска опять налил по полному стакану, опять

посмотрел на нас. Без всяких проблем мы повторили этот "подвиг", опять закурили.

"Да!", только и смог сказать комэска. Уходя, попросил за нами приглядывать. Это

оказалось совсем не лишним. При попытке встать на ноги, организм отказывался

подчиняться разуму. С большим трудом нас закинули на второй ярус, где мы

благополучно и уснули. Говорят, что ночью мы иногда падали с коек на пол, но в

сознании это не отложилось. А так как все спали не раздеваясь, то есть в куртках

и демисезонных штанах, то и травм не оказалось.

А дальше пошла нормальная жизнь. Нам рассказали, зачем мы прилетели. Мы должны

были тренироваться в поддержании определенной температуры в ракетах. Днем этим

занимался техсостав, а ночью дежурил летный состав. Конечно, эта почетная

обязанность выпадала на правака и меня, вот мы и спали по ночам по 4 часа в АПА,

которые стояли под самолетами. Днем мы отсыпались, выпивали, играли в карты. Нет,

все это обзывалось командирской подготовкой, но как говорится, "наука имеет

много гитик". Большинство народа активно закупало продукты, которые было не

достать в наших магазинах, некоторые просто пропивали и проигрывали в карты

деньги. Вся эта коллективная жизнь давала возможность быстро понять, кто чего

стоил. Так, я быстро понял разницу между моим командиром, и командиром брата.

Если нам хотелось пошляться по поселку Леонидово, мы обращались к своим

командирам. Командир брата, достаточно зрелый офицер, всегда отпускал со словами,

мол, если кто спросит, скажешь, что тебя отпустил командир. Мой же "барабанщик"

говорил, что если я попадусь, то "он меня не отпускал". Выявились и у нас с

братом отрицательные черты. Мы наотрез отказались работать "гонцами" для старших

товарищей. Многим это не понравилось.

Пришло время перелетать домой. Я перелетал в экипаже комэски. Как это принято, в

кабины набился техсостав, даже в моей подвесной кабине стояло два техника. При

проверке управления на земле, КОУ заметил, что элероны отклоняются не на

заданный угол. После технического консилиума было принято решение открывать все

лючки тяг управления. Очень скверное занятие в 25-градусный мороз. После того,

как мы, составом экипажа, раскрутили все крыло, под одной из тяг была обнаружена

большая банка с "циатимом", которую забыли там во время проведения регламентных

работ. Закрутили крыло, перелетели. В голове отложилось, что в реальной жизни не

все делается так, как надо делать по инструкциям.

Наступал всенародный праздник Новый год. Раньше было принято отмечать этот

праздник всем полком, в Доме Офицеров. Комэска запретил ставить в наряд

лейтенантов, поэтому на праздник мы были свободны. Но случилась "техническая"

неисправность. У нас с братом закончились деньги, не умели мы ещё планировать

свой "консолидированный" бюджет, ошалели от больших денег, вот и тратили не

глядя. А попросить денег в долг у товарищей мы стеснялись. Вот и отмалчивались,

не могли сдать деньги на организацию новогоднего банкета. Это заметил комэска,

отправил к нам замполита. Узнав, что у нас просто нет денег, чтобы приобрести

пригласительные билеты, замполит молча пошел в штаб эскадрильи, купил

пригласительные билеты, вручил их нам, сказав, чтобы деньги вернули, когда

появятся. Так мы попали на новогодний полковой банкет, где впервые познакомились

с женами наших новых боевых товарищей. Как проходил полковой банкет, я описывать

не буду, это - неописуемо.

Вот так и прошел первый месяц офицерской службы в боевом полку. Впереди были 26

лет офицерской службы, о некоторых моментах которой, я вам уже рассказывал.

"Старлеев" не давать!

Как-то так получилось, что нам с братом удалось за первые два года службы

вызвать к себе стойкую неприязнь замполита полка. Даже странно было, что

подполковник, замполит полка, занимался двумя штурманами-лейтенантами. Самое

интересное, что ничего такого выдающегося мы не совершали. Мы не пили

беспробудно, регулярно ходили на службу, летали хорошо, а я, - так даже

прекрасно. Через три месяца мы уже имели 3-й класс, через 9 месяцев я летал с

места штурмана корабля, в эскадрилью влились без особых проблем. Но что-то, по

замполитскому мнению, было не так.

Вот сами посмотрите. Если "набить лицо" мужу его дочери, старлею, - разве это

повод для того, чтобы лейтенантов вызывать в кабинет замполита, и драть, как "козу

товарища Сидорова"? Ведь вполне достаточно для этого и командира отряда. Надо

заметить, что нам повезло с командиром и замполитом АЭ, Рыков и Терентьев были

прекрасными людьми, в обиду нас не давали, всячески пытались сгладить некоторые

"шероховатости". Создавалась странная ситуация - в АЭ к нам особых претензий не

было, меня даже приняли кандидатом в члены партии, а замполит полка создавал

мнение, что страшнее нас в полку "зверей нет". Если быть честным, тем более

теперь, по прошествию времени, "подарками" мы не были. Независимые, нахальные,

все время "умничающие", не признающие авторитетов, готовые лезть в драку по

любому поводу, тем более, их сразу два, любой "подвиг" автоматически умножался

на два. Брат устойчиво холостяковал, пользовался успехом у женской части

гарнизона, жил в отдельной комнате в общаге, - все это создавало не очень

хороший "имидж". И лошадь угоняли, и в полете спали, и гарнизон в Ленино

самостоятельно покидали, - кто бы из нас это не вытворил, считалось, что мы

всегда вместе. Короче, к тому времени, когда пришло время "писать" на "старлеев",

о нас в управлении полка сложилось устойчивое мнение - "Старлеев не давать!".

Это мнение нам довел командир АЭ, который посетовал, что он сам представление

подписал, но замполит полка сопротивляется. Очень плохая складывалась

перспектива. И тут нам помог ЗНШ полка по боевой подготовке, Олег Свеженцев.

Раньше не было этих компьютеров, вся документация отрабатывалась ручным и

машинописным способом. Мы умели чертить и писать тушью, эти способности скрыть

не удалось, многие "методички" были нарисованы руками "этих разгильдяев". В

полку отработали "План боевой подготовки" на год. На следующий день этот план

командир полка должен был представлять командующему на предварительное

рассмотрение. Не помню, что произошло в штабе, но план оказался безнадежно

испорченным, - то ли "селедку в него завернули", то ли портвейном залили во

время очередных "боев", но план больше не существовал. Командир полка "Лаврентьич"

порвал всех на тряпки, но это не слишком помогло. До прилета командующего

оставались полдня и ночь. И вот Олег Свеженцев взялся этот план возродить. Он

забрал на сутки нас с братом, двух машинисток, и закипела работа. Сами

представляете, "нарисовать" более 100 листов, расчертить, заполнить таблицами и

цифрами, - это была адская работа. Когда утром командир полка в очередной раз с

тоской спросил, что будем показывать командующему вместо плана, Олег с гордостью

показал новый план. "Лаврентьич" просто обалдел. Надо отдать должное командиру,

в своей радости он не забыл спросить, кто это сделал? И Олег сказал, что если бы

не эти братья, то плана не было. И тут же ввернул, что замполит запретил

отправлять нам документы на "старлеев". Командир полка Солдатов быстро "вскипал",

поэтому он тут же дал команду принести документы ему на подпись. На глазах у нас,

командир представления подписал, и даже прошелся по замполиту, мол, нельзя "гробить"

таких хороших ребят. Вот так мы и получили очередные воинские звания. И долго

еще в полку говорили, что всем на "старлеев" "написали", а мы себе - "нарисовали".

Просто ночной полёт.

Офицерское общежитие в крупном авиационном гарнизоне на очень Дальнем Востоке. В

гарнизоне идут плановые ночные полеты. В комнату забегает офицер и говорит

молодой женщине:

- мужа не жди, он не придёт, у них оба движка стали, если что, - я у себя, пью

водку.

Женщина всего месяц назад вышла замуж, приехала в гарнизон из Ялты, всё плохо

понимает. Сегодня днём любимый муж ушёл на полёты, обещал вернуться к 3-м часам

ночи, но до сих пор нет. Офицер, который забегал, брат мужа, такой же штурман,

но сегодня "с запахом", пьёт водку с товарищами, к ним лучше не заходить. На

часах 04:00. Сон как-то не идёт. На вопросы к проходящим в коридоре лётчикам,

ответ - не жди, оба движка стали. Ситуация...

Полёт на ночной радиус. Я-штурман корабля, за второго штурмана контролирующий,

штурман дивизии. Мы уже отмотали четыре часа, впереди снижение и заход на

посадку. Высота 9300 , запрос снижения, разрешение снижения до 6600. Начали

снижение, всё штатно, но карандаш поднимается со столика и парит в пространстве,

да и тело принимает неустойчивое положение. Ну, типа невесомость. Карандаш жалко,

ловлю, пристраиваю в унт, продолжаю отсчёт высоты. На 6600 самолёт в горизонт не

выводится, снижение продолжается. На требование к командиру:

- доложи,6600 занял,

получаю ответ:- отвали, оба движка стали!

Страха нет, занимаю положение для катапультирования, отмечаю время, продолжаю

отсчёт высоты и скорости. Осмотрелся, вспомнил действия при катапультировании,

успокоился..., и понял, что к сиденью не привязан, то есть катапультное сиденье

уйдёт без меня. Ещё час назад использовал писсуар, а ремни сиденья не застегнул.

Побил все рекорды по пристёгиванию к сиденью, и услышал, что один движок

запустился. Ещё раз успокоился потому, что Ту-16 на одном летает прекрасно,

продолжил контроль за режимом полёта. Далее запустили второй двигатель и

произвели нормальную посадку.

На земле торжественная встреча, во главе заместитель командира дивизии. Всех в

штаб полка, слушать плёнку магнитофона, проявлять МСРП. Пока пишем рапорта,

принесли плёнку МСРП, на ней чётко прописано, что командир на снижении вместо "малого

газа" непроизвольно поставил РУД на "стоп", то есть сам выключил двигатели. Всё

ясно, вопросов нет, пишем стенограмму для командующего авиацией ТОФ. Пришёл

командир дивизии, прочитал, потребовал убрать матерные выражения, подождал,

заверил.

На часах 06:00. На 08:00 вылет во Владивосток к командующему. Приползаю в общагу,

жена в трансе, уже оплакала. Доказываю, что разбился не насмерть, требую чистую

рубашку, еду и деньги, получаю, убегаю на самолет.

Два дня нам во Владивостоке рассказывают, какие мы тупые, что надо было делать

на самом деле, жалеют, что мы не взорвались при "встречном" запуске двигателей,

короче, хвалят во все отверстия. На третий день отпускают домой. По результатам

разбора командира сняли с лётной работы, штурмана дивизии перевели в ЧВВАУШ на

преподавательскую работу, нам с праваком дали возможность реабилитироваться.

На протяжении ещё 12 лет я доказывал, что я здесь не при чём.

Что-то в ней есть, в этой лётной работе!?

Боевые будни.

Руководитель полетов на полигоне. Полигон на Сахалине, до дома 300 километров

через Татарский пролив. Забрасывают на полигон на Ан-2 или Ми-14, забирают

аналогично. Меняю на дежурстве товарища с соседнего полка, он рассказывает мне

об особенностях быта и передает мне остатки пайковых продуктов. Товарищ улетает

на этом же борту. Остался один, есть еще местная собака Найда, но она где-то

шляется.

Жить придется одному в избе на окраине гиляцкой деревушки. "Гиляки" - это

местные аборигены, алкоголики и якобы оленеводы. На самом деле олени пасутся

совершенно независимо от своих вечно пьяных пастухов. В избе печь, погреб, 2

солдатские койки и стиральная машинка "Рига". После того, как ребята целые сутки

перемешивали в ней брагу (для ускорения химических процессов), машинка не

работает. Ещё есть сломанный телевизор и бочка для воды. Электричество от дизеля,

выключают в 21:00. Вот в таких спартанских условиях я и должен выполнять боевую

задачу по обеспечению полетов 2-х ракетоносных полков и всяких-разных согласно

заявок. Боевую задачу буду выполнять не менее 30 суток.

Пошел на КП полигона, не очень далеко, 2 километра. Вся военная команда состоит

из 4-х офицеров, 3-х прапорщиков и 15 матросов. Познакомились, условились о

способах связи, мне показали, где микрофон. Решив, что для первого раза вполне

достаточно, получил паёк и пошел устраивать быт.

Прошло 30 дней. Я озверел и одичал. На Сахалине был "сухой закон", поэтому

общение с местными военными как-то не получалось. Все книги я прочитал, дрова

переколол, научился мастерски готовить гречку и макароны, разогревать тушенку. Я

уже хорошо варил воду для чая, умело вскрывал банки со сгущенкой. Но скучно и

страшновато.

03:00. Стук в дверь. Электричества нет, за окном темнота. Беру топор и иду к

двери. Через дверь слышу голос гиляка, его интересует, бреюсь ли я. Честно

признаюсь, что делаю это все реже, пытаюсь понять, в чем дело. Логика гиляка:-

если "командира" бреется, то значит, пользуется одеколоном, который можно

выменять на свежевырубленные из башки оленя рога и выпить. Рога мне не нужны,

обещаю гиляку побрить его топором, если ещё будет приставать, иду спать.

Со скукой каждый борется, как может. Один инициативный товарищ решил принести

пользу, вырыть яму для мусора. Грунт песчаный, копается легко. Товарищ копал

дней 20. Получилось что-то похожее на вскрытый тоннель метро, глубиной 3 метра.

Как он вылазил из ямы, одному ему известно. Теперь в этой яме живут штук 50 крыс,

они нарыли в стенках нор, ждут, когда бросят пустую консервную банку. Банку

ловят на лету, устраивают страшную бойню. Яма вырыта за домом, по дороге в

туалет.

Перед сном решил сходить в туалет. Вечер,света нет, темно. Осторожно иду по

дорожке, вдруг какая то сволочь толкает меня в спину. Падаю в яму, крысы

радостно потирают лапы. Но русские моряки не сдаются! В полете хватаюсь за куст,

повисаю на руках, с трудом вылажу. Резонный вопрос: "где эта сволочь?".

Оглядываюсь, вижу оленя, который преданно смотрит на меня своими добрыми глазами.

Я этому животному высказал всё, что думал о свободном выпасе скота, о его пьяных

пастухах, и о тех, кто не присылает мне замены.

На 45-сутки я потерял всякие остатки субординации, выдал троешный результат

заместителю командира дивизии и сообщил, что "больше я вахту не в силах стоять"

вследствие тяжелой болезни. Летевший сзади командир полка все понял, обещал

замену через 2 дня, за что и отбомбился на 5. Радость по поводу предстоящей

замены была усилена отменой "сухого закона", к прилету вертолета перешла в

хроническое состояние.

В вертолет я залез с трудом, сразу уснул, группа по торжественной встрече

отметила, что болезнь прогрессирует, необходим постельный режим.

Через 2 дня мне настоятельно порекомендовали выйти на службу.

Как я был морским волком.

26 часов в консервной банке.

Около месяца я провел на полигоне, изображал РП на полигоне. Со мною сидел

товарищ из соседнего полка. Сидели мы трудно, погода мерзкая, да и власти опять

'сухой закон' ввели. Ничего интересного, тоска зеленая. Отсидели мы свой срок,

ждем самолет или вертолет с заменой. Тут нас командование и обрадовало. Полетов

не будет, все самолеты, включая мелкие, становятся на 'перевод', нам

рекомендовано убывать 'своим ходом'. А сидели мы на м.Тык, что на Сахалине, до

дома по прямой - 300 км, да только транспорта нет, да и денег тоже. Тут как раз

и начпрод с Тыка решил к нам в гарнизон съездить, типа продуктов заказать.

Посидели, подумали, решили на гражданском Ан-2 выбираться в город, а далее по

обстановке, у начпрода в порту знакомые есть, может, до Ванинского порта

подсадят на пароход. На следующий день залезли в Ан-2 и прилетели в г.Александр-Сахалинский.

Этот тот самый город, который был столицей сахалинской каторги, которую изучал

писатель А.Чехов. Надо отметить, что со времен Чехова город заметно не улучшился.

Одно порадовало, в день нашего прилета отменили 'сухой закон', об этом нам

летчики ещё в полете сказали. После прилета мы сразу пошли в ближайший магазин,

купили ящик водки, черт его знает, что дальше будет, 'стеклянный билет' ещё

никому не мешал.

Позвонили диспетчеру порта, узнали, что ближайший транспорт в сторону Ванино

будет только завтра утром, поехали в единственную гостиницу. Заселились втроем в

номер 'люкс', на то, что там всего два лежачих места, внимания не обратили, не

спать мы туда приехали. Купили еду и начали наверстывать то, что пропустили за

месяц 'сухого закона'. Очень серьезно посидели, уже и сотрудницы подтянулись,

никто нашим вниманием не был обойден. И диспетчеру порта периодически звонили,

обстановку изучали, координаты оставили. В разгар веселья этот самый диспетчер и

позвонил, сказал, что нужное нам плавательное средство уже вытянули на рейд, а

нам надо срочно мчаться к причалу, где нас ждет портовой буксир, который и

доставит нас на пароход.

Примчались на причал, там буксир, предъявили 'стеклянный билет', попросили

отвезти на какой-то рейд, где стоит пароход до Ванино. Отвезли, рассказав, что

пароход на самом деле является баржой, которая пойдет на веревке, второй конец

которой присоединен к морскому буксиру. Это мне сразу не понравилось. Пересели

на баржу, приняли нас там без энтузиазма, только распоряжение диспетчера помогло.

Через какое-то время корабль дернулся и поплыл.

Я и раньше видел, что такое шторм, но как-то больше сверху, а тут пришлось

узнать, почем 'фунт лиха'. Это было ужасно. Даже ходить было трудно. Чтобы не

одолела морская болезнь, решили дать ей встречный бой, то есть полезли в

парашютную сумку, где лекарство от всех болезней лежала. Вот тут и про

гостеприимство на торговом флоте узнали. Попросили поесть горяченького, так нам

дали понять, что им и самим есть нечего. Жаль, говорю, а мы хотели вас водкой

угостить. После волшебных слов про водку, нам сразу предложили борщ и кашу с

тушенкой. Поели, выпили, весь экипаж, а было их аж 4 человека, сразу лег спать.

Повторяю, весь экипаж! А мне что-то не спится, тревожно на душе. Поднялся в

рубку, там все понятно, штурвал, гирокомпас, рация. И все спят! Страшно. И в

туалет хочется, то есть в гальюн. Дверь, на которой про туалет было написано,

закрыта, пришлось разбудить одного морехода. Он на другую дверь показал. Я

побежал к ней, резко открыл и обмер. Там уже было море. Кое-как я сумел

выполнить необходимые манипуляции, закрыл дверь, пошел в каюту и от страха сразу

уснул.

Так продолжалось 26 часов. Все время шторм. Проснешься, поешь, выпьешь, и в

койку, дрожать от страха. И не один из мореходов до прихода в Ванино в рубку не

ходил, все дрыхли рядом с нами. Отчаянные хлопцы. Когда нашу коробку затолкали к

причалу в Ванино, я с большой радостью покинул это средство передвижения по морю.

Впредь по морю я ходил только на огромных круизных лайнерах.

Инструктаж.

Леху назначили командиром корабля. В придачу к должности Леха получил: воинское

звание "капитан", самолет-ракетоносец весом 75 тонн, 8 человек летного и

технического экипажа, и, самое главное - отдельную квартиру. Все это радовало,

жизнь заиграла новыми красками. Леха осваивал самолет и экипаж, жена работала

над новой квартирой.

Как-то вечером, "уставший, но довольный" Леха пришел в свою отдельную квартиру и

увидел жену с люстрой в руках. Ну и правильно, решил Леха, пора жить как

командир, а то все как "правак", - с лампочкой в патроне. Оценив объем работы,

хозяин провел предварительную подготовку, то есть поставил стол в центр комнаты,

на стол - табуретку, взял плоскогубцы и изоленту, отправил детей на улицу.

Поиски фонарика успехом не увенчались, решили обойтись свечкой. Все было готово

к началу процесса.

Дав жене команду зажечь свечу, Леха обесточил провода в патроне, то есть

выключил выключатель в комнате и АЗСы в коридоре. Леха знал, что делал, ведь по

специальности он был "летчик-инженер" (читать надо как летчик минус инженер), и

хорошо знал, откуда в розетках электрический ток берется. Взгромоздившись на

стол и табуретку, Леха подвесил люстру на крюк и начал ковыряться в проводах.

Чтобы не терять время даром, этот молодой командир корабля решил отточить

мастерство в проведении инструктажа по мерам безопасности при работе с

электричеством. Он рассказал жене первые признаки поражения электротоком (тряска

и крики), рассказал о первоочередных действиях при появлении этих признаков (прервать

контакт с проводом, не касаясь пораженного током человека) и, довольный сам

собою, углубился в изучение схемы подсоединения. Попросив жену посветить свечой

в центр переплетения проводов, Леха вдруг закричал и затряс рукой. Жена, эта

исполнительная женщина, мгновенно вспомнив только что прослушанный инструктаж,

тут же выбила из-под Лехи табуретку (прервала контакт с проводом, не касаясь

пораженного человека).

Правильно сделал Леха, что отправил детей на улицу, а не то они услышали бы все

те слова, которые произнес их папа в полете. Придя в себя, приспособившись

разговаривать с четырьмя выбитыми зубами, Леха поинтересовался у жены, зачем она

это сделала? Услышав о признаках поражения электротоком и действиях согласно

инструктажу, электрик в простой и доходчивой форме объяснил жене, что квартира

обесточена, а кричал он потому, что одна ненормальная женщина поднесла пламя

свечи ему под локоть, а это очень больно.

Люстра разбилась, пришлось обходиться лампочкой в патроне, железные зубы были

вставлены за счет Министерства Обороны, но на новую технику Леху не взяли, так

как не знали, как поведут себя очень чувствительные приборы при наличии в кабине

такого количества нештатного металла.

Назначение.

- Зайди в штаб эскадрильи.

- Товарищ подполковник, по вашему приказанию...

- Сам вижу, закрой дверь.

- Докладывай, как живешь, с кем живешь...

- У меня маленькая комнатка в "общаге", один живу...

- Да я не об этом. Уже всех баб в гарнизоне...?

- Ну, это программа максимум, а пока помаленьку...

- Ты, давай, это прекращай, а то жалуются уже на тебя.

- Кто? Наговаривают! Да разве я не понимаю? Своих - никогда!

- Ты меня понял?

- Так точно! Понял! Но я же холостяк, вот и тянутся люди...

- Не люди это, а ...

- Ну, как так можно? Это же жены ваши.... Ой, то есть их жены.

- Что ты несешь?

- Так волнуюсь я...

- А ты не волнуйся, сделанного не вернешь. Ну ладно. В следующем месяце

получишь на 10 рублей больше.

- Это что, премия какая? А за что?

- Не премия, теперь в каждом месяце будет так, мы тебя на должность

штурмана корабля назначили.

- За что? Что я вам сделал? Не надо!

- А вот начнешь делом заниматься, меньше времени на баб будет. Иди.

- Есть.

- Стой. Моя к тебе не приходила?

- Ну, тов-а-а-рищ подполковник...

- Придет, гони её в шею. И сам иди на..., то есть в класс.

- Есть.

Армия - школа жизни.

Пришел с нами в полк правачок. Приличный парень, летать умел, с товарищами

быстро сдружился. Но не без недостатков. Он не пил, не курил, не матерился, по

девкам не бегал. И попал он в экипаж к будущему орденоносцу, будущему "Заслуженному

военному летчику", будущему "Летчику-снайперу", будущему командиру полка. Ничего

плохого я о его командире сказать не могу, мы все время вместе прослужили,

вместе и уволились.

Так вот. Все произошло как в песне:

"А мне, непьющему тогда ещё,

попались пьющие товарищи....".

Через некоторое время Серега начал выпивать, закурил, из трех слов два были

матерными. Появилась дурацкая привычка любое предложение начинать словом "Бл...".

Как-то раз, когда он был уже майором, нач. КП, генерал его о чем-то спросил.

Серега, задумавшись, так и начал ответ генералу - "Бл...., товарищ генерал...".

Генерал не сразу и понял, кто здесь это слово.

Серега холостяковал. Но по девкам, как я уже говорил, не бегал. Просто не умел.

Мой родственник, хорошо подготовленный холостяк, решил помочь Сереге. Выпили,

пошли на танцы, познакомились. Потом брат проинструктировал Серегу, пожелал ему

счастливого пути, пошел к себе. А Серега пошел домой к объекту. Мы с братом

выпили, посидели с ребятами, ждали Серегу. Серега пришел. Но надо было видеть

его в момент возвращения. Дело было зимой. Так вот, Серега вернулся из боя в

одном коричневом шерстяном белье и резиновых сапогах на "босу ногу". Шапки,

куртки, костюма, на нем не было. Мы кинулись его отогревать доступными

средствами. Только через час Серега смог произнести свое любимое слово.

А все оказалось очень просто. Пришел Сереге в деревянный многоквартирный дом,

удобства - на улице. Когда время подошло, Серега разделся, и решил быстренько

сбегать на улицу, в удобства. Чтобы "сделать это по-быстрому", он всунул ноги в

резиновые сапоги у двери, и побежал в одном белье. На дворе ночь, никто не

увидит. Надо заметить, что выпил Серега к тому времени очень даже слишком, чтобы

не стесняться. Вот и забыл и номер квартиры, и этаж. Потыкался в двери, где "послали",

где не открыли.... Замерзнув, Серега помчался через весь гарнизон в общагу.

Больше он по девкам не ходил, а просто женился. Но вещи к нему не вернулись, так

как Серега так и не смог вспомнить ни девушку, ни адрес.

Из жизни ракетоносцев.

Чудо - остров.

Привычка, знаете ли, у ракетоносцев была такая, - как потеплеет, так они сразу

сбивались в стаи, и улетали на Сахалин. Надолго, на 4-5 месяцев. На острове, у

населенного пункта Леонидово, японцы построили аэродром. Хороший аэродром,

крепкий такой, долговечный. А русские построили около этого аэродрома бараки,

плохие такие бараки, деревянные, с комнатами на 8 человек. Вот в этих бараках мы

и жили. Условия были плохие, но жили весело. И неплохо там жили, и летали, и

служили. И много чего можно об этом рассказать. Вот я и расскажу.

Мы прилетели.

Сегодня предполетная подготовка начинается на час раньше. Потому, что посадка

планируется на Сахалине. А это значит, что мы тащим с собой, а вернее на себе,

все то, что поможет выжить на этом острове. И в первую очередь водку, так как

перелет надо отметить, и никто ждать не будет, пока гонцы сгоняют в поселок. И

еще тащим закуску, в виде домашних солений и варений, потому, что филиал летно-технической

столовой будет долго налаживать работу, и с закусью будет первое время

напряженка. Вот все собрано, запихнуто в несчастный Ту-16, что не поместилось,

пойдет на транспортном борту.

Командир осматривает экипаж. Состояние средней тяжести, вчера все прощались с

родными и близкими, но доктор сегодня на многое закрывает глаза, ведь ему жить

вместе с нами. Залазим в самолет, вместе с экипажем лезут техники, это запрещено,

но всегда так делается. "Самолет готов к полету, дверь закрыта на засов".

Поехали, то есть взлетаем. Сейчас сгоняем на полигон, выполним тактический пуск

ракет, потом бомбометание, посадка на Сахалине. Все идет по плану, но как-то

вяло, сказываются проводы. Только после того, как командир пожаловался, что

самолет летит "коряво", замечаю, что "балку" после тактического пуска в брюхо не

убрал. На справедливый упрек командира я замечаю, что у него у самого лампочка

горит, мог бы глаза протереть, и мне подсказать. Вот так, тихо переругиваясь, мы

приближаемся к аэродрому посадки. Собрались, встрепенулись, сели, покатились,

зарулили, остановились. Вылезли, собрали шмотки, пошли обживать комнаты. Через 2

часа полковое построение.

Построение. Командиры эскадрилий посчитали людей, доложили командиру полка об

отставших и опоздавших. Командир полка довел, что мы прилетели не на "остров

Свободы", что завтра прилетит командующий, провел краткий инструктаж, просил

много не пить, предупредил, что лично обойдет все бараки с проверкой. Но все это

знакомо до слез, и впечатляет только новобранцев. Из строя раздаются возгласы о

том, что мы все знаем, не подведем, пора, мол, за стол. Ну, пора, так пора,

сказал командир, и распустил строй.

Прошло несколько не тихих часов. Пробежал по комнатам командир эскадрильи,

предупредил, что командир полка пришел к нам в барак. Где-то с полчаса командир

эскадрильи будет показывать, как он лично устроился, то есть выпьют они водки, а

потом пройдут по бараку. Это не страшно, но порядок надо навести, тех, кто не

может сидеть, уложить, остальным поменьше разговаривать. Мы согласно кивали.

Рядом со мной сидел "тотальник" Боб, он боролся с организмом. Что-то из него

вылазило, а он это "что-то" упорно в себя запихивал. Я посоветовал Бобу организм

не мучить, а сходить в домик на окраине поселочка, там есть такие кругленькие

отверстия, куда можно выкинуть ненужные организму ингредиенты. Говорить Бобу

было трудно, он промолчал, но борьбу продолжил. Открылась дверь в комнату, на

пороге стоял командир полка. Выглядел он очень импозантно. Для того чтобы его в

потемках узнавали и не затоптали, командир надел дефицитный в то время белый (южный)

"комбез". Мы вяло привстали, командир махнул рукой, мы сели. Выразив

удовлетворение увиденным, командир задержался, что-то спросил. Зря это он сделал.

Именно в этот момент Боб понял, что организм ему не победить, и кинулся к выходу.

Ударившись об стоящего командира полка, Боб потерял контроль над организмом,

широко открыл рот, и ... "Комбез" командира полка был уже совсем не белым, на

нем хорошо прослеживалась очередность принятия Бобом грибочков, капустки,

колбаски и еще много чего. Все молча рассматривали бывший белый "комбез", и

только командир отряда тихо сказал, что видимо, грибочки не свежими оказались.

На следующий день командир полка встречал командующего в обычном "комбезе". Боба

даже не ругали, ну что с "тотальника" взять.

Полеты.

В этот раз мы прилетели на Сахалин для полетов при минимуме погоды. Летать

минимум решили методом дежурства, то есть самолеты подготовлены в объеме

предполетной подготовки, летный состав занимается по плану наземной подготовки,

при возникновении соответствующих условий дается "зеленый свисток", через

полтора часа взлет разведчика погоды, после его посадки - начало основной работы.

Все было хорошо спланировано, но надо было учитывать менталитет мужиков,

оторванных от семей. Правильно, через 3 дня дежурства, наземная подготовка

плавно перешла в самостоятельную, переместилась в комнаты, началась повальная

игра в карты и легкое пьянство, порой принимающее и тяжелые формы.

Наш экипаж был запланирован в качестве разведчика погоды, но, не смотря на это,

командир отряда вот уже 3 дня попивал горькую, так как постоянно шел проливной

дождь. Мы прятали командира от начальства, это было достаточно легко, потому,

что отрядный вставал с койки только для похода в туалет. Остальное время он "отдыхал

перед полетами".

Дождь закончился, установились "железные" 150 метров, прозвучал "зеленый свисток".

С момента последнего приема отрядным "снотворного" прошло более 3 часов, поэтому

я смело, даже излишне резко, разбудил отрядного и потащил его на предполетные

указания. Указания проводились в форме построения командира и штурмана основного

и резервного экипажей на плацу около избушки оперативного дежурного. Медосмотр

проводился по утрам, путем посещения летного состава в комнатах, заодно доктор и

похмелялся. В этот раз указания затянулись. Метеоролога тоже надо было поднять и

разбудить, объяснить ему метеообстановку, чтобы он мог зачитать ее на магнитофон.

Все это время мы стояли на плацу, курили, нервничали. Наконец все собрались, мы

построились, командир полка предоставил слово доктору. После его бодрого доклада

о готовности, по состоянию здоровья, летного состава к полетам, мой командир

плашмя рухнул на бетон перед командиром полка. Убедившись в потере сознания

командиром отряда, командир полка вежливо попросил доктора прокомментировать

случившееся. Ни секунды не задумываясь, доктор выдал диагноз - солнечный удар.

Вспомнив, что последние 3 дня шел проливной дождь, покосившись на "железные" 150

метров, командир с диагнозом согласился. Тело оживили, отнесли в барак, указания

продолжились. Я, лишившись командира, тоже пошел было в комнату, но зам.

командира АЭ, из резервного экипажа, меня придержал, объяснив, что, не смотря на

то, что его штурман стоит устойчиво, лететь он не сможет, потому, что тоже долго

отдыхал перед полетами. Командир полка сделал вид, что ничего не заметил. Мы

пошли к самолету.

Без особого желания я залез в кабину, и, представьте мое раздражение, когда в

кресле правого летчика я увидел полковника, начальника ПО дивизии, о

существовании которого мы все забыли, потому, что последние 3 дня тот из своего

персонального домика не выходил, общаясь только с официантками, которые его

кормили, и с планшетистками, с которыми, видимо, изучал расположение аэродромных

зон. Сидел этот начальник не очень усидчиво, и сразу потребовал у меня бортовой

журнал. Я подумал, что он сошел с ума, но тот совершенно логично объяснил, что

надо же куда-то пепел стряхивать. Выдал ему бортжурнал, плюнул, пошел в кабину.

Взлетели, 150 метров превратились в 100, идем в облаках, правак к штурвалу не

прикасается, командир пилотирует. Заходим. Первый заход с проходом, 100 метров,

бороды до земли. Командир заходит уверенно, ему погода не интересна, он все

равно без очков плохо видит. Прошли по кругу, идем на посадку. После четвертого

разворота полковник решил помочь командиру, взялся за штурвал, начал активно

вмешиваться в управление самолетом. Времени мало, высота 500, командир не стал

бороться с праваком, а просто треснул его кулаком в то место, которое у

нормальных людей называется лицом, тот от неожиданности и выпустил штурвал. Мы

благополучно произвели посадку, пока заруливали, полковник, надувшись, соображал,

как ему реагировать, потом принял грамотное решение. Когда вышли из самолета, он

похвалил командира за умелый заход в сложных условиях, признал, что был не прав,

и ушел в свой любимый домик. А я окончательно разозлился на все, пошел в комнату,

где и помог командиру лечиться от последствий солнечного удара. Полеты

закончились без приключений, что свидетельствовало о хорошей подготовке летного

состава.

Банный день.

Наконец выполнили план полетов по минимуму, пришла пора расслабиться. Пришел

транспортный самолет, разрешили отпустить часть людей к семьям, на субботу и

воскресенье. Первый залет на побывку возглавил сам командир полка, а за себя

оставил начальника штаба полка. Нормальный был начальник, откуда-то приблудился

в полк после академии, но уж очень суетной был, все пытался себя проявить.

Отчество у него было - Хабибулович, чтобы не ломать язык, мы превратили его в

Халабудыча. Вот и сказал командир Халабудычу, чтобы он оставшийся народ не томил,

а отпустил в баню по полной схеме, на отдых, так сказать. Все понял Халабудыч,

но недоброе задумал, гад. Отпустил он нас в баню, и расслабиться разрешил, и

вечернее построение отменил. Ну, мы и расслабились не по детски. То есть очень

даже по-взрослому. А баня и водка были в поселке Леонидово, все туда и рванули,

оставив в гарнизоне только охрану и оборону. Халабудыча никто в баню не

пригласил, человек он был новый, поэтому расслаблялся начальник штаба

самостоятельно. Расслабившись до потери сознания и совести, он зашел к

оперативному дежурному и объявил полку экстренный сбор. Опытный офицер сначала

попытался послать Халабудыча, ну хотя бы поспать, а после неудачной попытки

послал посыльных в Леонидово, в опорные точки, то есть в баню, в магазин, и на "графские

развалины", - это место, где после бани, по дороге домой, народ принимал допинг.

Нас посыльный застал в магазине, где мы покупали разную жидкость, чтобы

продолжить банкет в бараке. Командир дал команду продолжить закупку, а

лейтенанта послал на площадку у магазина с задачей добыть транспорт. Выскочил

лейтенант из магазина, а машин то и нет. Совсем все плохо. Но тут, на свою беду,

к магазину за водкой подъехал абориген на телеге, а в телегу ту была впряжена

одна лошадиная сила. Как только абориген зашел в магазин, лейтенант влез в

телегу, схватил вожжи, и дал команду лошади начать движение. Так как у нас "шары

были залиты выше ватерлинии", то мы без всяких сомнений попрыгали в телегу, и

начали свое продвижение к месту сбора. Ошарашенный владелец бежал за телегой,

что-то кричал на своем аборигенском языке, но мы понимали только непечатные

вставки, поэтому реагировали неадекватно.

А в это время начальник штаба выдвинулся к дороге в поселок, замаскировался в

кустах, и наблюдал, как народ выполняет его мудрое приказание. Тут он и увидел

эту телегу, выскочил из кустов и потребовал, чтобы телегу вернули законному

владельцу. Но надо было знать тех лейтенантов! Это про них в Монгохто говорили,

что страшнее пьяного лейтенанта зверя нет. Вот и этот лейтенант, прослуживший

уже 2 года, прошедший суровый курс подготовки молодого дальневосточного офицера

в полном объеме, сразу и послал Халабудыча по известному адресу, посоветовав

послужить на Востоке подольше, а потом уже мешать людям добираться к месту сбора.

Все-таки нас спешили, дальше мы пошли пешком. Владелец лошади был награжден

бутылкой водки, и даже предложил довезти нас до места построения, рассчитывая на

премию. На построение мы успели.

А потом был суд офицерской чести. И как только политруки не обзывали лейтенанта:

и мародером, и хулиганом, и даже пытались обвинить в воровстве. А вот простой

люд хорошо понял молодого офицера, сочувствовал ему, были высказывания типа: "

какой же русский не любит быстрой езды", пытались вспомнить о реквизиции во

время войны всего транспорта, включая гужевой. Но ничего не помогло, будущему

начальнику штаба 5-ти полков ВВС ТОФ был объявлен "выговор" за угон гужевого

транспорта.

Но и Халабудычу не простили этой выходки. Когда пришло время, Халабудычу полк не

дали, а задвинули на флот, где он потом и осуществлял взаимодействие между

начальником штаба эскадры и бывшим угонщиком лошади, который к тому времени стал

начальником штаба заграничного авиационного полка.

Перелет домой.

Когда весь минимум был отлетан, командование, чтобы мы не расслаблялись, решило

заняться подготовкой молодых экипажей. Погода позволяла, да и надо же было чем-то

народ занять. Слепили новый экипаж, взяли молодого правака и второго штурмана, и

стали их возить в районе аэродрома в качестве командира и штурмана. А возглавил

это мероприятие зам. командира эскадрильи, опытнейший летчик, которого все звали

Дед, который в это время остался на острове старшим за все. Вот он и организовал

полеты, сам слетает на разведку погоды, потом целый день возит правака.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и пришло время улетать домой. Дед

организовал две летные смены подряд, в первую он собирался выпустить правака в

самостоятельный вылет, а во вторую - перелет. В первую смену все прошло по плану.

Правак прекрасно отлетал самостоятельный вылет, полеты закончились, началась

подготовка к перелету. То есть народ собрал шмотки и кинулся жрать водку с такой

силой, вроде на материке они её больше не увидят. Это вполне объяснимо, ведь на

материке у всех семьи, а главное, жены. Ну, а в экипаже Деда проходило святое

мероприятие, обмывали первый самостоятельный вылет правака. Традиция, знаете ли,

такая.

Утром всем было тяжело. Но никуда не денешься, надо лететь домой. Дед дал

команду не торопиться, все проверить, вылетать не согласно плановой таблице, а

по готовности, при полной уверенности в технике и экипаже. Никто и не торопился.

Самолеты не выруливали, а выползали на взлет, техники, уже похмелившиеся, тоже

лазили как сонные мухи. Сам Дед решил вылетать последним, убедившись, что

остальные улетели нормально. В экипаж себе Дед взял правака, вылетевшего вчера

самостоятельно, молодого штурмана, и меня, сосланного в 3-ю эскадрилью на "перековку".

Все улетели. Пошли и мы к самолету. Вот тут нас и обрадовали, оказывается, этот

летательный аппарат не хочет заводиться. Техники уже все испробовали, "и так, и

сяк, и ногу на косяк", а он не заводиться. Надо учесть, что основные технические

специалисты уже улететели на боевых бортах, а с нами остались только стартех и

СД-шник. Делать нечего, доложил Дед на материк, что остается, попросил завтра

прислать на транспортном борту специалистов, и мы пошли в разоренный барак. Не

очень-то мы и расстроились. Правак и штурман были холостяками, я только что

развелся, а Дед был женат так долго, что и сам об этом не всегда вспоминал.

Привыкший мыслить позитивно, Дед объявил праваку, что его самостоятельный вылет

вчера был обмыт не очень выразительно, а теперь появилась у правака возможность

проявить себя во всей красе. Правак все понял правильно, и мы начали "работу над

ошибками".

Утром нас порадовали тем, что транспортный борт не придет, потому, что на

соседнем аэродроме Смирных началась "война", все воздушное пространство закрыто.

Не очень-то и хотелось, так как было еще, над чем поработать, правак оказался не

жадным и запасливым. Ну и поработали, не жалея себя.

Вот так всегда и бывает. Ночью техник, выпив лишнего, зачем-то залез в самолет,

и починил его. И тут же доложил об этом на материк. И командование дивизии

расстаралось, выбило для нас перерыв в "зеленой войне", и мы должны в течение

часа выполнить перелет. Не очень хороший поворот событий, но приказ надо

выполнять.

Под самолетом Дед провел короткое производственное совещание, пытаясь

распределить нас по рабочим местам в соответствии со степенью опьянения. Со

штурманом все решилось быстро, тот надел шлемофон ещё в бараке, сверху напялил

детскую панамку, так и шел к самолету. Оценив внешний вид штурмана, я понял, что

буду работать за обоих штурманов. Праваку Дед предложил занять командирское

место, но правак "трезво" рассудил, что у Деда и подготовка, и переносимость

больших доз лучше. В самолет загрузили свежую рыбу, которую техники, от скуки,

наверное, наловили ночью, и мы с Дедом взлетели. Я говорю "мы с Дедом", потому,

что остальные члены экипажа в этом мероприятии участия принять не смогли по

причине слабого здоровья.

Перелет длился не долго, минут 40. По излишне четким докладам Деда, руководитель

полетов понял наше состояние, и предупредил, что на земле будут встречать

начальники, чтобы выяснить, что там было с самолетом. Все правильно поняв, Дед

дал команду прекратить курение, заставил всех дышать чистым кислородом, а

руководителя полетов попросил поменять курс посадки, якобы дымы от лесных

пожаров закрывают торец ВПП. Опытный руководитель полетов не спеша менял старт,

потом попросил полетать в районе с целью выявления опасных явлений погоды,

короче, еще минут 40 нам выделили на приведение себя в порядок.

Приземлились. Зарулили. Под самолетом стоит заместитель командира дивизии по ИАС,

ждет, когда мы выйдем и расскажем ему про неисправность. Мы не торопимся, да это

и трудно, потому, что в проходе стоит телевизор, а оставшееся место на полу, и

весь люк, завалены свежей рыбой. Замкомдива решил вспомнить молодость, сам пошел

открывать люк. Ну, открыл, тут большого ума не надо, попытался влезть в кабину,

но вся рыба, которая навалом лежала на этом люке, посыпалась на его белоснежную

фуражку, превратив эту фуражку в грязный блин. Разозлился начальник, прокричал,

чтобы завтра все с рапортами по поводу поломки прибыли к нему в кабинет, схватил

три хвоста свежей рыбы, сел в "уазик" и уехал. Тут и мы выскочили из самолета,

убежали в домик на стоянке, выдохнули, на глазах у всех распили бутылку водки,

так сказать, за прилет, и только после этого пошли спокойно разбирать вещи и

рыбу.

Все мы еще долго летали, но делали это в нормальном состоянии. Дед уже давно

водит троллейбус в Днепропетровске, правак что-то продает в Москве, штурман

работает инспектором в гражданской авиации, а я - безработный военный пенсионер.

Выборы.

Должен заметить, что и во времена "тоталитарного режима", ну, тогда, когда

Родина ещё высоко ценила своих "соколов", тоже были "выборы". "Выбором", в

буквальном смысле этого слова, это действо назвать было нельзя, потому, что

выбирать было не из кого, но отдавать свой голос за кандидатов "блока

коммунистов и беспартийных" приходилось. Причем "выбирали", не смотря на время

года и условия базирования.

Поменяли нам условия базирования. Послали на все лето на Сахалин, якобы "минимум"

полетать, да чтобы полосу подлатать. Вот и сидели мы на этом "острове свободы"

уже третий месяц. Уже "иссиделись" полностью, организмы устали, требовали покоя

и присутствия в комнате не только лиц одного с нами пола и экипажа. И случились

тут "выборы". Как всегда этот акт "народного волеизъявления" назначили на

воскресенье.

"Старшим за все" в гарнизоне был матерый подполковник, летчик-снайпер, прозвище

имел "Дед". При нем был замполит АЭ, почему-то тоже подполковник, по прозвищу "Товарищ

жена". Прозвище это он получил после своего выступления на партактиве, где

рассказал, как он дома общается со своей женой: "А я ей говорю, - товарищ жена,

не время нам проявлять слабость...". Вот в такие надежные руки и передал

политотдел дивизии ответственное дело - организацию выборов на полевом аэродроме.

"Дед" разделил обязанности по-честному, а может, и по справедливости, - себе

взял полеты, а все остальное доверил замполиту. И пусть молодежь не удивляется,

раньше полеты были такой же неотъемлемой частью жизнедеятельности летных частей

и подразделений, как, скажем, построения, или прием пищи. То есть летали мы на

лагерных сборах, не жалея ни себя, ни авиационную технику, по 3-4 раза в неделю.

И что удивительно, ведь и этой самой техники хватало на всех, и керосин по

литрам не считали.

В пятницу отлетали смену, в субботу провели "банно-стаканный" день, наступило

воскресенье, день "выборов". Политотдел поставил задачу - до 12.00 доложить о

100%-ной явке избирателей на избирательный участок. Кто помнит, "День выборов" в

те времена характеризовался разгулом демократии, то есть построение не

проводилось, подразумевалось, что личный состав, воодушевленный очередными

решениями партии, по зову сердца, с 07.00 начнет выламывать двери в

избирательный участок. Но не сложилось с зовом сердца. Нет, "зов" был, но после

"банно-стаканного" дня "звало" больше по пиву, а некоторых (О, ужас!), и по

водочке. Но тут сказывались условия базирования. До ближайшего магазина, где все

это продавалось, было далековато, нужно было снаряжать гонца в поселок Леонидово,

а выборы гонца - дело посложнее, чем выборы в Верховный Совет. Короче,

своевременный доклад в политотдел срывался по техническим причинам, так как

народ был занят выборами гонцов, а не представителей "блока коммунистов и

беспартийных".

Но замполит "Товарищ жена" тоже был "не шиком лыт", прошел трудный боевой путь,

ведь не зря же он, подполковник, служил у нас на "майорской должности",

особенности поведения организмов по трудным дням знал по себе. И что вы думаете?

Надо отдать ему должное, замполит знал толк и в политических технологиях! Все,

что придумывают сейчас эти доморощенные политтехнологи - это хорошо забытое

старое. Представьте себе наше изумление, когда мы все услышали из

громкоговорителя следующее объявление: "Около избирательного участка

организована выездная торговля пивом". Сразу в массах проснулась политическая

сознательность, ручейки избирателей, кто мог ходить, потянулись к избирательному

участку, вернее, к пиву.

"Дед" ходить не мог. Возраст, знаете ли, да и количество выпитого вчера,

удерживали "Деда" в лежачем положении. Но "Дед" проявил командирские навыки,

послал второго штурмана проголосовать, а заодно и пивка прикупить.

Отмазки, типа "у меня одного ботинка нет", во внимание не принимались. Второй

штурман отдал голос за кандидата, деньги за пиво, и вернулся с одной бутылкой

пива, которую тут же, на глазах "Деда" и выпил. На немой вопрос "Деда" второй

штурман пояснил, что замполит лично стоит рядом с продавщицей, и контролирует,

чтобы в одни руки продавали только одну бутылку пива, и осталось только три

ящика.

Дело решил поправить правак. Это была легендарная личность, только ему "Дед"

позволял расписываться за себя во всех документах тогда, когда сам этого уже не

мог делать по причине дрожания рук. Попросив "Деда" ничему не удивляться, а

спокойно выслушать доклад замполита о ходе выборов, правак убыл на избирательный

участок. Через некоторое время прибыл замполит, начал докладывать о плохой явке,

о том, что можем не уложиться в срок. "Дед" морщился, но терпел эту белиберду,

потом послал замполита по комнатам, чтобы тот выгонял людей на выборы. Как

только замполит ушел, в комнате появился правак, крикнул в коридор "Заноси!", и

три прапорщика занесли три ящика пива.

Все оказалось просто, и даже очень просто. Послав замполита к "Деду" на доклад о

ходе выборов, правак скупил все оставшееся пиво, и отправил продавщицу домой, в

Леонидово, подальше от гнева замполита. Мы все, кто жил в комнате "Деда",

остались довольны действиями правака, "Дед" даже снял с него одно из множества

имеющихся взысканий. А всем недовольным отсутствием пива товарищам мы объясняли,

что надо было не отлеживаться в камерах, а проявлять политическую активность на

выборах.

Попив пивка, отправив второго штурмана в Леонидово за более крепкими напитками,

мы, во главе с "Дедом", честно отдали свои голоса за кандидатов "блока

коммунистов и беспартийных".

Быстренько слетали в зону.

Летаем ночную смену с 19.00 до 03.00. Обычная плановая смена. Мы уже отлетали

маршрут на 0,5 радиуса, осталось выполнить пару зон на дозаправку. Подошел

помощник штурмана АЭ, попросил слетать за него одну зону в конце смены на этом

же самолете, к нему гости приехали, надо идти их развлекать. Нет проблем. За час

до конца смены приходит командир АЭ, выясняет состав своего экипажа, взлетаем в

зону для отработки элементов дозаправки в воздухе. Простое, рутинное занятие для

штурмана, и очень сложное для летчика, ведь крыльевая дозаправка на Ту-16 ночью

- самый сложный вид летной подготовки. Надо учесть, что крылатая ракета, с

которой самолет ходил на маршрут, не снята, чтобы мы могли отработать с ней и

при полете в зону. Покидались на шланг, отработали, возвращаемся домой. Тут и

лететь, - всего ничего, 150 км, а руководитель полетов что-то торопит, не

задерживайтесь, мол. Да мы и не задерживаемся, тут прямая, не сильно то и

задержишься. Слышу, рядом пара с маршрута идет, думаю, перед ними и зайдем.

Выйдя на точку, понимаю, почему РП нервничает, подошел снежный заряд, видимость

2 км, ухудшается. Заходим на посадку, снег, видимости нет, после ближнего - на

повторный. Сзади еще 2 экипажа выполнили безрезультатный заход. Оценили остаток

топлива, 9 тонн, еще заход, и надо уходить на запасной. Так все и случилось,

после дальнего - набор 4200, курс на Хабаровск-гражданский. С нами уходит пара,

вернувшаяся с маршрута. Вот это называется, в зону слетал, думаю себе, а сам

повторяю заход на чужом аэродроме. Благополучно приземлились в Хабаровске. После

того, как командир доложил, что мы все с "изделиями", нас зарулили на самую

дальнюю стоянку.

Вышли, покурили, посмеялись, задумались. Погода обыкновенная, - 30, ветерок, уши

в трубочку заворачиваются. Самолеты с ракетами надо охранять. Проявил воинскую

смекалку, вызвался охранять первым, пока самолет не остыл. Остался я в пока еще

теплом самолете, а народ побрел на КДП, выяснять, как дальше жить будем. Через

час пришел правак, сменил меня, рассказал, что в 04.30, на гражданском аэродроме

мы никому не нужны, экипажи сидят в зале ожидания вместе с пассажирами, а

комэска ищет ВОХРу, чтобы сдать самолеты под охрану. Пошел в аэропорт. Пока

решали вопрос с охраной самолетов, проанализировали ситуацию. Позвонили с КДП

домой, узнали, что снег валит "лопухами", надолго, значит, встряли мы по-черному.

Личных вещей с собой нет, денег нет, одеты в "ползунки" и унты, в помещении

жарко. Пришел комэска, сказал, что самолеты сданы под охрану, посоветовал спать

сидя, а утром разберемся. Сели спать.

Утро. Кушать хочется, а негде. Курево кончается, а денег нет. Хорошо. К тому же,

мы никому не нужны. ВВС ДВО, ссылаясь на то, что мы, по большому счету, моряки,

отправляет нас на Амурскую флотилию, а их начальники про самолеты только в

академии и слышали. К тому же, нас надо заправить, а ТЗ не дают, кислорода нет,

и т.д., и т.п.,.... Нормальный военный бардак. Все мы вооружены пистолетами,

кому сдать - неизвестно, а народ, собрав последние деньги, поглядывает в сторону

вино-водочного прилавка, комэска нервничает. К обеду, то есть к тому времени,

когда во всей армии шел дневной прием пищи, а экипажи ракетоносцев продолжали,

как голодные бомжи, валяться на лавках в аэропорту, созрело решение: нас

отправить на плавбазу Амурской флотилии, а на завтра договориться с ВВС ДВО о

заправке самолетов. Поняв, что сегодня мы никуда не улетим, те, у кого были

деньги, сгоняли в магазин, и жить стало веселей. Только комэска хмурился, он не

пил из каких-то идейных соображений. Через 2 часа нас перевезли на плавбазу

Амурской флотилии.

Плавбаза представляла собой пассажирский теплоход, вмороженный в реку Амур,

который использовался как гостиница, но с военной командой и военно-морским

порядком на борту. Нас расселили по каютам, дали белье и полотенца, отвели в

баню, покормили, короче, проявили гостеприимство. Раздеваясь в бане, я обнаружил

в одном из многочисленных карманов 100 рублей, а по советским временам это были

большие деньги. Когда я поделился с товарищами этой нечаянной радостью, многие

стали относиться ко мне ещё лучше. После бани мы часть денег потратили на

традиционные русские напитки, употребили их по прямому назначению, и, чистые,

сытые и довольные легли спать.

Утром все поехали а аэропорт. "Зеленые" выделили нам необходимые средства, мы

заправили самолеты, сели ждать у моря погоды. У нас дома вот уже 3-й день шел

снег, начальство пробивало нам перелет в Кневичи, так сказать, в свою систему.

Через 4 часа ожидания, когда народ расползся по ларькам, поступила команда

срочно пройти контроль готовности к перелету у гражданского дежурного штурмана.

В штурманской комнате мы нарисовали маршрут, написали бортжурналы. Некоторых

членов экипажей пока найти не смогли, поэтому мы ходили толпой, представлялись

нужными в этот момент должностями, благо, погон на куртках нет. Старый, седой

штурман ГА решил проверить нашу подготовку к перелету. Мы смогли показать

документацию только двух экипажей, потому, что штурман третьего экипажа в этот

момент закупал на последние деньги свой любимый напиток - портвейн "Кавказ".

Купив "Кавказ", и сложив покупки в портфель, этот штурман прибежал на контроль

готовности, но по пути задел портфелем об стол, бутылка разбилась, и по карте,

которую он предъявил, живенько так бежали розовые ручейки. Наша подготовка, в

общем, была оценена по достоинству, еще раз покосившись на карту, залитую

портвейном, старый штурман рассказал особенности отхода и полета в приграничной

полосе. Мы ушли на Кневичи. Видимо, что-то не давало покоя старому штурману,

потому, что по радио, открытым текстом, прозвучало предупреждение в адрес органа

управления нашим полетом: повнимательней там, эти, - со звездами, уж очень

хорошо подготовлены. Прямо обидно стало за такое повышенное внимание.

В своей системе все стало на свои места. Поселили нас на аэродроме, в домике ДС,

кормили в столовой, мы заняли денег у товарищей и однокашников, купили

умывальные принадлежности, и даже по бритвенному станку на экипаж. Настораживало

то, что дома снег шел вот уже неделю, отсутствие перспектив перелета домой

угнетало. Да и нательное белье можно было сменить. Воцарились скука и уныние.

Денег нам больше не давали, женам местных товарищей мы уже надоели. Подсчитав

оставшиеся деньги, я решил организовать баню. Поехали в Артем, это город такой

около Владивостока. Решили помыться и постирать белье, а высушить его прямо в

бане. Чтобы не скучать, пока белье будет сохнуть, купили бутылку водки, оценив

количество белья, купили еще две. Деньги катастрофически таяли. Зашли в аптеку,

купили бумажные мочалки, один кусок мыла на всех, решили купить стаканы. Увидев,

что один стакан стоит 12 копеек, я, чтобы не тратить зря деньги, купил за 12

копеек 4 медицинских баночки, те которые на тело ставят. Пришли в баню, помылись,

постирались, разложили белье на батареях, завернулись в простыни, и выпили водку.

Закуска тоже присутствовала, но чисто ритуально. Вечером, чистые и довольные, мы

вышли из бани. Встретил своего товарища, которого ещё не видел, и тут же слупил

с него 100 рублей. Ну, куда пойдут 4 чистых, и уже веселых офицера, если у них

завелись 100 рублей? Конечно в ресторан! Туда мы и пошли. А швейцар не хочет нас

пускать, говорит, что в унтах и "ползунках" в ресторан нельзя. Прибежал

метрдотель, ругался, но мы своего добились, ведь если Родину в такой одежде

защищать можно, то и рестораны можно посещать. Нам пытались объяснить, что

сегодня в ресторане "женский" день, мол, обычай у них такой, но нас это не

смутило, не в баню же мы пришли. Нас запустили, но попросили не танцевать. "Женский"

день оказался очень даже и кстати, в ресторане были только женщины, и мы

пользовались небывалым успехом, не смотря на унты. Первый час мы не танцевали,

как и обещали, но потом перестали сдерживать свои порывы, и все пошло как надо.

В гарнизон нас привезли на комендантской машине, которую вызвали, чтобы сдать

нас в комендатуру, но войсковое товарищество возобладало, и в ДС-ы мы приехали с

комфортом.

Так прожили 14 дней. Потом наши расчистили аэродром, и мы без приключений

перелетели на базовый аэродром. С тех пор я всегда на полеты брал с собой

достаточно большое количество денег, что меня неоднократно выручало.

Сплошные обломы.

У нас в гарнизоне ремонтировали ВПП. По этой причине все разлетелись, Ту-16 на

Леонидово, Ту-22м2 - в Хороль. Я улетел на Леонидово и три месяца летал там "минимум".

Налетался по "самое не могу". Надоели пьянки, игра в карты, да и уже стало

тянуть к родным и близким, к которым меня по разным причинам все три месяца не

отпускали. И вот ремонт наконец закончили, то есть не все починили, нет, ремонт

ВПП - это постоянное состояние, а просто закончили в этом году. Весь выделенный

цемент был успешно разворован, все гарнизонные собаки уже были съедены военными

строителями, вот работы и решили приостановить. И на завтра назначили перелет

домой. Событие серьезное, даже волнующее, мы подготовились к этому мероприятию,

кто как смог. Кто водки выпил, ведь это последний раз бесконтрольно, а кто и

цветы полевые в букет сформировал. Я вошел в первую группу, а правак мой, снятый

с должности командир корабля - во вторую. Второй штурман, Эдик Белоусов, решил

совместить оба варианта подготовки к отлету, и шлялся по бараку пьяный с букетом

в руках, который и подарил мне в конце этого трудного дня.

Перелет. Хорошее настроение. Впереди встреча с семьей, нормальная помывка,

домашний ужин, да и есть другие удовольствия от встречи с собственной женой.

Перелет выполнили без приключений, заруливаем на стоянку. На стоянке нас

встречает дивизионный "уазик", пассажира не видно, но греха на нас нет, поэтому

не пугаемся. Выключаемся, вылазим из летательного аппарата, начинаем выгружать

сумки. Душа поет. Но зря эта душа распелась. Из "уазика" выходит полковник,

начальник штаба дивизии, и делится со мной наболевшим, - он не долетал три

ночных круга по минимуму на подтверждение класса. Я ему сочувствую, головой

киваю, а сам начинаю отслеживать эскадрильскую машину, которая должна отвезти

меня в гарнизон, на встречу с семьей. И тут я начинаю понимать, про что этот

начальник мне песни поет. "Бэкфайеры" еще два дня будут сидеть в Хороле, поэтому

полковник хочет быстро слетать туда, отлетать свои круги. Одобряю его планы,

закидываю сумку в машину, лезу сам, но полковник меня удерживает. Замысел его в

том, что именно с нашим экипажем он решил лететь в Хороль, причем именно сейчас,

вон и самолет готов. Вы можете себе представить, как я "обрадовался". До

квартиры, где меня ждет семья, всего пять километров по дороге, а до этого

проклятого Хороля - 1000 км, и все по воздуху. Человек я военный, выражения,

которые мгновенно созрели в моей голове, наружу не выпустил. Начал отбрехиваться,

мол, к перелету не готовились. Но полковник и это продумал. Из "уазика" вылез

штурман дивизии, и без всяких формальностей подписал мне бортовой журнал ухода

на запасной аэродром Хороль, выразив надежду, что для такого опытного штурмана

как я, пролететь 1000 км проблемы не составит. Делать нечего, собрал экипаж,

пошли к самолету.

Запустились, вырулили, взлетели. Набираем высоту, строю схему отхода. Из недр

самолета потянуло дымком, маску подтянул, огнетушитель приготовил,

сосредоточился. У летчиков возня, бормотание, матерщина, второй штурман суетится,

чего-то выключает. На всякий случай завернул лайнер на кружок над аэродромом.

Успокоились, определили, что горел усилитель радиостанции, выключили,

проветрились, начал готовиться к заходу. И что вы думаете, этот герой-полковник

вспомнил, что на самолете две радиостанции, решил продолжать перелет на одной,

на Хороле починимся. Тут и я определился, что пока горел усилитель, у меня

отгорели РСБН, АРК, РЛС. Даже обрадовался, что встреча с семьей не сорвалась. Но

полковник упирается, про "боевую" обстановку говорит, про опытность мою, короче,

настаивает... И все мои слова про то, что с одним высотомером в приграничный

район лезть не надо, до него не доходят. Полетели. Кое-как дошли, мастерство

действительно не пропьешь.

Прилетели, полковник сел в "уазик", дал команду разместиться как-нибудь, уехал

узнавать, когда полеты. Пошли в казарму, бросили тряпки, решили пообедать, да и

обстановку разведать. Ребята сказали, что все минимум отлетали, завтра перелет

домой, полетов не планируется, обед закончился, столовая закрыта. Так и не поняв,

зачем мы прилетели, пошли в Хороль, в кафе. Взяли еду, водку, сели. Даже выпить

не успели, как примчался "уазик", нас отвезли в гарнизон, где полковник и

рассказал, что лично для него организовали полеты, вечером летаем минимум,

завтра домой. А сейчас мы можем пару часиков поспать, вот только с койками

проблема. Обалдеть! Эта забота уже задолбала. Я напомнил полковнику, что самолет

надо починить, он подхватился, поехал организовывать ремонт. Попадали на чужие

койки, сделали вид, что поспали. Вечером отлетали эти злосчастные три круга,

выпили, наконец, свою водку, с трудом нашли место для ночлега.

Утро. Перелет. Все то оборудование, что нам поставили на самолет вместо

сгоревшего, местные техники опять сняли, самолет для них чужой, их наши заботы

не волнуют. Не стал шуметь, домой хочется. Залезли, с нами залез стартех,

выруливаем. По рулежке идет знакомый летчик, тычет пальцем в наш самолет.

Остановились, послали стартеха осмотреть аппарат. Этот специалист бегает вокруг

самолета, подпрыгивает. Лезет в кабину, сматывает веревочку с красными

тряпочками и заглушками ПВД. Мало того, что летаешь по Дальнему Востоку только с

высотомером и КУС-ом, так меня и скорости хотели лишить. Стиснул зубы, промолчал.

Доплелись до дома, сели. Полковник умчался на "уазике", нас никто не встретил,

поползли с сумками пешком.

И вот я вхожу в свой дом, полный радужных надежд. Встречает меня любимая жена в

боевом настроении, интересуется, где это я пьянствовал два дня. Представляете,

эти замполитовские сволочи даже не удосужились предупредить наши семьи о том,

что нас "зафрахтовали" на Хороль. Бросил я опостылевшую сумку с грязными

тряпками, пошел в общагу к брату-холостяку, долго пил водку. Не все так плохо,

мог сгореть в самолете, залететь в Китай, лететь не только без основного

оборудования, но и без скорости, а я опять живой и даже с водкой в организме. А

жена успокоится, не в первый раз...

Дело было в Артеме.

Это город такой, около Владивостока. Там ещё аэродром есть, Кневичи называется.

Зачем мы там жили, не помню, наверное, самолет с завода забирали. Поселили нас

как обычно, в домике 'ДС'. Разместились, осмотрелись, и рванули в город, мы же

дикие, из тайги. А в городе нас интересовало только кафе 'Полет', что на ул.

Севастопольская. Как бы не осуждали меня за крен в сторону спиртных напитков, но

из песни слов не выкинешь. Да и не буду кривить душой, не в театр мы стремились,

если удавалось попасть в цивилизацию. Выпили, закусили, с девушками

познакомились, план сложился. Когда кафе закрылось, пошли мы к девушкам в гости,

ведь в домике 'ДС' нам совсем делать было нечего.

Попали мы в 3-х комнатную квартиру, веселимся, с девушками ближе знакомимся.

Командир распределил цели, моя цель мне не очень понравилась,

поэтому я так и заявил, что с этой 'очкастой селедкой' ничего общего иметь не

хочу. Но осмотрительность я вел плохо, мадам рядом стояла. Попросил командир

меня пойти покурить, пока они тут взаимопонимание восстановят.

Зашел я в соседнюю комнату, там телевизор работал, сел в кресло, закурил, в

телевизор поглядываю. И слышу голоса, типа 'скажи ему', 'сама скажи'..

Оглянулся, а на диване парочка устроилась, одеялом прикрылась. Ну, думаю, нет

покоя уставшему офицеру, вышел, хлопнул дверью, пошел на кухню, начал ругаться,

мол, если в койку, то дверь надо закрывать. Опять что-то девушки засуетились,

ничего понять не могу. Постепенно все прояснилось, оказалось, что не вся

квартира принадлежала одной хозяйке, а была квартира коммунальной, и в соседней

комнате спали ни в чем не виноватые соседи.

Надоело мне все это, попросил я штурмана проводить меня до места временной

дислокации. А куда он денется, не бросит же своего товарища в чужом городе. А

ночь уже давно за полночь завалилась, автобусы не ходят. Сели мы в такси,

поехали в аэропорт. Ну а куда ехать, только там кабак работал круглосуточно,

обслуживая экипажи гражданских самолетов. За 'реактивные' талоны нам накрыли

стол, за деньги выдали напитки, там мы и просидели до обеда. Серьезно так

посидели. Спать поехали в свой любимый домик 'ДС'.

А там уже командир бесится, потерял штурманскую группу. Когда он нас обнаружил,

кричать перестал, но решил нас дисциплинировать, всякие выходы в город мне

запретил. И сам лег на койку и начал читать учебник английского языка. А в те

годы учить язык вероятного противника мог только потенциальный перебежчик, о чем

я и сказал командиру. Бросил он учебник, повел экипаж в город, на ужин. А меня

сдал под охрану 2-м прапорщикам нашего экипажа, запретив всякие перемещения. Но

я уже в те годы был хитер и коварен. Предложив охранникам поужинать в камере,

дал им денег на водку, за которой они тут же и умчались. А я спокойно поехал в

любимое кафе 'Полет', где и застал весь экипаж. Командир очень удивился, как это

мне удалось оторваться от хвоста, но за стол посадил, и с 'очкастой селедкой'

повторно познакомил...

Для моралистов. Я все придумал, такого не могло быть в Морской Авиации.

Годовой контроль.

Пришло время слетать мне годовой контроль по маршруту. Запланировался я в экипаж

замкомэски, там как раз штурман АЭ ему контроль давал, ну и я сзади присоседился,

заодно и мои инструкторские навыки проверят. Провели предварительную подготовку,

я уяснил, что мне надо лететь на второй маршрут.

Я был уже зрелым штурманом отряда, поэтому самостоятельно принял решение на

предполетные указания не ходить, там все равно ничего нового для меня не скажут,

а решил я прибыть прямо к вылету. Отоспался, поел, в отличном настроении, не

спеша, пошел в сторону аэропорта. Пришел на стоянку пораньше, и сразу

почувствовал какую-то тревогу внутри себя. Дело в том, что я не обнаружил ни

самолета, ни экипажа. То есть часть экипажа в моем лице присутствовала, а вот

остальных я не нашел. Начал я опросом близлежащих товарищей осторожно выяснять,

в чем дело. Оказалось, что на предполетных указаниях всю плановую перекроили,

время вылета резко поменяли. Вот замкомэска и улетел на маршрут в новое время.

Ничего страшного, решил я, поймали какого-нибудь второго штурмана и засунули в

самолет. Пересчитав всех штурманов вокруг, я понял, что все на месте, или в

других экипажах. Озаботился. Тут и мой самолет с моим экипажем заруливает.

Надел я шлемофон, пошел под люк, открыл его, и стал делать вид, что только из

самолета вылез. А сам в самолет заглядываю, кто там сидит? А там и не оказалось

никого на моем месте. Вылез замкомэска, посмотрел на меня вопрошающе, я только

руками развел, ну а что оставалось делать. Тут и Саня, штурман АЭ вылез,

рассказал, что пришлось вылетать без второго штурмана, потому, что в нужный

момент никого рядом не оказалось. Нормально слетали, без проблем.

Пришлось после окончания полетов стол накрывать, оправдываться. Меня и не ругали,

поняли, в чем дело. А я оборзел, говорю, раз все удачно сложилось, то можно мне

и годовой контроль в книжку записать. Не сразу, только после повторного похода в

магазин, Саня согласился написать мне этот контроль.

Душевные люди, приятно было с ними служить.

Да просто служба.

Каждое утро все мужское население гарнизона тянется на службу. Именно тянется,

плетется, тащится. Тащился и я. Рядом плелись боевые товарищи, пытались

разговаривать, но как-то вяло. Пришли, покурили, построились. Начальники решили,

что сегодня будем заниматься командирской подготовкой, то есть сидеть по классам

и делать вид, что повышаем свой профессиональный уровень. У каждого свой уровень,

каждый повышает его как может. Одни играют в домино, другие в карты, третьи в

нарды. Тоска.

Пришел командир эскадрильи, внес некоторое оживление в процесс. Завтра мы, парой,

вылетаем на обеспечение РВСН. Сейчас начнем готовиться к полетам. Начали. А что

тут готовиться, мы летали туда несколько раз, карты готовы, написал бортжурнал,

подписал его ведомому, сам подписался у штурмана эскадрильи. Теперь главное, -

грамотно сложить дальнейший распорядок. Вылет ночью в 02.00, поэтому пора

уговаривать комэску, чтобы отпустил домой на отдых. После получасового

приведения различных аргументов, комэска, скрипя сердцем, отпустил нас по домам.

Ну и прекрасно, еще один служебный день закончился.

В 00.00 мы все сидим в столовой, делаем вид, что завтракаем. Организм уже привык