Морские робинзоны

Семнадцать Магелланов

В конце XIX века с важнейших морских путей стали с катастрофической быстротой исчезать парусные корабли — океанские просторы завоевывались пароходами. Просмоленные и обветренные ветрами всех океанов капитаны парусников дальнего плавания вынуждены были находить себе пристанище на маленьких рыболовных судах или зверобойных шхунах. Однако немало морских волков и вовсе осели на берегу, не найдя применения своим знаниям и опыту. На берегу остался и один из самых знаменитых капитанов американского парусного флота, пятидесятилетний Джошуа Слокам. Барк «Аквиндек», которым командовал Слокам, потерпел крушение у берегов Бразилии, и перед ним, как он писал, встал вопрос: искать ли «свой кусок хлеба в далеком море на рыбацком судне или поступить на судостроительную верфь»? И вот тут-то декабрьским вечером 1890 года Слокам встретил старинного приятеля, капитана китобойного судна. Узнав о бедственном положении Слокама, капитан китобойца сказал:

— Приезжайте в Фэрхейвен, и я дам вам судно… Но, — добавил он, — оно требует некоторого ремонта.

Этим судном был полуразвалившийся одномачтовый парусный шлюп «Спрей», стоящий на подпорках посреди поля. Тринадцать месяцев потребовалось новому судовладельцу, чтобы заново перестроить шлюп.

Некоторое время Джошуа Слокам рыбачил на «Спрее», а затем стал готовиться к настоящему плаванию-рейсу вокруг света. О кругосветке Слокам мечтал давно, но «замкнуть круг» все как-то не удавалось. Во время коммерческих рейсов парусные корабли, которыми командовал Слокам, приходили в далекий Сидней. «Как было бы славно с попутными западными ветрами добраться до Горна, — думал Слокам, — а там рукой подать и до Бостона. И не порожняком бы шли; ведь австралийская шерсть в большой цене». Однако мечтам не пришлось осуществиться. У него было предписание судовладельцев идти после Австралии сразу же на Цейлон за чаем или эбеновым деревом или в Индию за каким-нибудь экзотическим грузом. И опять через Индийский и Атлантический океаны — в Бостон.

«Спрей» же давал полную свободу, и, конечно, капитан Слокам не мог упустить этот шанс. Какое счастье вновь вдохнуть полной грудью соленый морской воздух, особенно после непривычной и затянувшейся стоянки на берегу.

Своим друзьям морякам перед выходом в океан Слокам сказал: «Я докажу, что не стоит списывать парус. На своем примере я покажу, что даже маленькое парусное судно и всего с одним человеком на борту способно противостоять самой грозной стихии и совершить самое длительное плавание через все океаны».

Покинув 24 апреля 1895 года Бостон, капитан Слокам повел шлюп в просторах Атлантики. Курс — Азорские острова. «Боясь разучиться говорить, я громким голосом отдавал сам себе команду по управлению судном, — писал моряк в своем дневнике. — Ровно в полдень, когда солнце стояло в зените, я по всем морским правилам кричал: «Восемь склянок»! Находясь в каюте, спрашивал воображаемого рулевого: «Как на румбе?»»

Шли дни… После посещения Гибралтара шлюп снова пересек Атлантику. Но теперь уже в юго-западном направлении, к берегам Южной Америки. Тяжелым оказался участок пути через Магелланов пролив. Когда «Спрей» вышел в Тихий океан, ураганный северо-западный ветер заставил Слокама повернуть обратно. Шторм гнал суденышко к мысу Горн, пользующемуся печальной репутацией среди моряков. Однако Слокаму удалось зайти в один из многочисленных проливов в архипелаге Огненная Земля севернее мыса Горн. Затем он вновь вышел в Тихий океан.

Капитан Слокам посетил острова Хуан-Фернандес и Самоа, Австралию и Тасманию. Вблизи Новой Каледонии парусник попал в ураган, во время которого погиб американский клипер «Патришн» и едва не затонул один французский пароход. Но «Спрей» выдержал трудное испытание и продолжил путь.

И вот третий по счету океан — Индийский. Смелого моряка гостеприимно встречают на далеких островах. Шлюп отдает якорь в портах Южной Африки, затем огибает мыс Доброй Надежды, посещает острова Святой Елены и Вознесения в Атлантике. Вскоре капитан Слокам пересекает свой курс, которым шел в начале плавания.

Настал день, когда «Спрей» достиг родного порта. Якорь был отдан 27 июня 1898 года. В пути шлюп пробыл три года, два месяца и два дня. За кормой осталось сорок шесть тысяч миль.

Захватывающий рассказ о необычайном кругосветном путешествии под парусом, совершенном в полном одиночестве, появился на следующий год в номерах журнала «Сенчури иллюстрейд» и сразу же привлек широкие слои читателей. Выпущенный затем отдельной книгой и переведенный на многие языки, он, примерно так же как «Путешествие на «Кон-Тики»» в наши дни, завоевал все континенты.

14 ноября 1909 года Слокам на своем «Спрее» отправился в новое плавание. На вопрос «Куда держите путь, старина?» он отвечал: «В какие-нибудь далекие края». Больше на берегу его не видели. Поиски ни к чему не привели. Сын Слокама считает, что, вероятно, «Спрей» со своим капитаном погиб при столкновении со встречным пароходом в густой туман или ночью…

Дважды вокруг света

Вторым человеком после Джошуа Слокама, который также в одиночку под парусом сумел обогнуть земной шар, стал американец Гарри Пиджен. Если пионер океанских робинзонов — капитан Слокам был великолепным знатоком морского дела и навигации, то уроженец Айовы Пиджен, мягко говоря, был сначала дилетантом в мореходстве. Правда, в конце XIX века ему приходилось плавать на утлых лодчонках по порожистым и бурлящим рекам Аляски, а позднее и по полноводной Миссисипи. Мысль о плавании в далекие Южные моря родилась у него уже в зрелом возрасте после чтения книг своих современников — Слокама и Джека Лондона. Однако шли годы, Пиджен валил вековые деревья в Канаде, искал золото на Аляске, был ковбоем в Техасе, странствовал по Североамериканскому континенту. Наконец, в день своего пятидесятилетия Пиджен твердо решил строить парусное судно, чтобы отправиться в манящие Южные моря и своими глазами увидеть, как из моря рождаются пальмы. Сказано — сделано!

В 1918 году он перебирается на Тихоокеанское побережье близ Лос-Анджелеса и, поселившись в палатке у самого океана, начинает строить «Айлендер». По совету опытных моряков и кораблестроителей он остановился на яхте типа иол. И хотя кораблестроение была новая для Пиджена профессия, с делом он справился отлично. Через полтора года яхта была уже спущена на воду. Первые же испытания «Айлендера» показали, что она вполне пригодна к океанским рейсам.

Совершая небольшие переходы вдоль побережья, Пиджен учился управлять иолом и пользоваться мореходными инструментами. Затем он решился и на длительный переход по маршруту Лос-Анджелес — Гавайские острова и обратно.

Наконец Пиджен почувствовал себя достаточно подготовленным к дальнему плаванию к островам Южных морей и 21 ноября 1921 года «Айлендер» взял курс на юго-восток. На борту иола был запас воды в количестве четыреста пятьдесят литров, рыбные консервы, бекон, сгущенное молоко, овощи, фрукты, рис, кукуруза и пшеница. Для приготовления пищи Пиджен соорудил небольшую дровяную печку и прихватил примус. Хлеб мореплаватель предполагал выпекать сам. Имелась у него и ручная мельница, чтобы молоть пшеницу и кукурузу.

У Гарри Пиджена не было определенного маршрута. Ему лишь хотелось проплыть через все «островное сито» Южных морей, начиная от Маркизских островов до Самоа. Специалисты и знатоки навигации сомневались, чтобы «Айлендер» из-за пассатных ветров и течений попал на Маркизы. «Держите курс на Таити, Гарри!» — советовали опытные моряки. Но упрямый Пиджен, хотя ему и пришлось почти по двадцать часов сидеть на румпеле, все же привел свой «Айлендер» в Нуку-Хиву (Маркизские острова). Зато потом ему было легко. «Айлендер» шел через «островное сито» по ветру с закрепленным румпелем. Посетив острова Туамоту, Общества и Самоа, Пиджен решает продлить приятное путешествие. Отремонтировав свой иол в Суве (острова Фиджи), Гарри Пиджен берет курс на Новые Гибриды. Следующий порт захода — Порт-Морсби на Новой Гвинее. И тут Пиджен окончательно принимает решение совершить кругосветное плавание.

Выйдя через Торресов пролив в Индийский океан, «Айлендер» пошел на запад, подгоняемый пассатом, с заходами на острова Рождества, Кокосовые, Родригес, Маврикия.

Слава опережала мореплавателя и на Африканском континенте — в Дурбане и в Кейптауне он получает приглашение публично рассказать о своем плавании в самых больших залах этих городов.

3 июня 1924 года «Айлендер» вышел из Кейптауна, направляясь вдоль скалистых берегов южной оконечности Африканского материка. Двое суток Пиджен не покидал руля, беспокоясь о безопасности своего иола. На третьи сутки, когда берег стал песчаным, а под килем «Ай лен дера» была глубокая вода, Пиджен, закрепив румпель, отправился отдыхать. И тут-то судно село на мель. Волны методично, словно по боксерской груше, били по корпусу иола. Начался отлив, и мель, на которую сел «Айлендер», обнажилась. Мокрый и озябший мореплаватель легко добрался по мели до берега, где виднелись домики селения. С помощью жителей этого селения во время прилива Пиджен снял свой иол. Пришлось возвратиться в Кейптаун, чтобы привести в порядок «Айлендер». Когда же на «Айлендер» вновь были подняты паруса, Пиджен, умудренный горьким опытом, сразу взял курс в открытое море — прочь от коварных берегов. Посетив острова Святой Елены и Вознесения, он пересекает Атлантический океан. Идя на почтительном расстоянии от южноамериканских берегов, «Айлендер» как-то ночью столкнулся со встречным судном. Почувствовав резкий толчок, капитан «Айлендера» выскочил на палубу. Прямо перед ним возвышался освещенный борт большого корабля. На корабле слишком поздно заметили «ореховую скорлупку». В результате столкновения на «Айлендере» был начисто сломан бушприт. С временным бушпритом иол пришел в Порт-оф-Спейн (Тринидад). Лишь после 18 апреля 1925 года «Айлендер» снова отправился в путь.

Весьма любопытная встреча произошла у Гарри Пиджена в марте 1925 года, после того как был пройден Панамский канал. В небольшом порту Бальбоа у выхода Панамского канала в Тихий океан он встретил француза Алена Жербо, который только что пересек Атлантику на тендере «Файеркрест» и намеревался плыть дальше. Мореплаватели побывали друг у друга в гостях, и каждый остался при мнении, что его суденышко лучше.

31 октября 1925 года «Айлендер» бросил якорь в Лос-Анджелесе. Кругосветное путешествие Гарри Пиджена длилось без трех недель четыре года. За кормой «Айлендера» осталось около тридцати пяти тысяч миль.

За свое выдающееся одиночное плавание Гарри Пиджен был награжден специальной медалью Американского морского клуба. Теперь он постоянно жил на борту «Айлендера», расставаясь со своим детищем только на самое короткое время. Даже когда ему предложили за десять тысяч долларов совершить турне по Соединенным Штатам с лекциями о кругосветном путешествии, Пиджен, хотя редко располагал даже одной десятой долей этой суммы, отказался, не желая оставлять «Айлендера».

Ежегодно Пиджен совершал переходы в Тихом или Атлантическом океанах, а летом 1928 года принял участие в парусной гонке Лондон — Бермудские острова и получил первый приз по своему классу яхт.

В 1934 году шестидесятишестилетний мореплаватель начинает готовиться к новому кругосветному рейсу. «Я очень хочу вновь увидеть своих старых друзей в разных частях света, которые так тепло встречали меня во время моего первого плавания через три океана», — говорил Пиджен.

И действительно, новое его плавание во многом повторяло первое, но были и отличия. Так, в Тихом океане в декабре 1934 года он прежде всего зашел на Гавайские острова, а затем взял курс на Порт-Морсби (Новая Гвинея). Такой «диагональный» маршрут, естественно, сэкономил массу времени. После Порт-Морсби путь «Айлендера», за некоторыми исключениями, совпал с маршрутом первого рейса. В ноябре 1936 года он гостит у своих друзей в Кейптауне. «Здесь я встретил так много знакомых, что чуть было не утонул в апельсиновом соке», — говорил потом Пиджен. После пересечения Атлантики «Айлен-дер» нашел пристанище у Лонг-Айленд-Сити, куда Пиджен прибыл для участия в октябрьской встрече членов знаменитого клуба путешествий, а затем встал на якорь в один из американских портов на Атлантическом побережье. После этого отплыл на Виргинские острова и другие острова Карибского моря. Лишь в июле 1941 года «Айлендер» вернулся в родной Лос-Анджелес. Таким образом, если быть абсолютно точным, второе кругосветное плавание продолжалось около шести лет, а по существу оно закончилось в октябре 1937 года.

В семидесятипятилетнем возрасте Гарри Пиджен сильно удивил своих многочисленных друзей. В мае 1944 года он женился на Маргарет Гарднер и последующие свои плавания совершал вдвоем. Знаменитый же «Айлендер» погиб на скрытых под водой рифах у Новых Гебрид в 1948 году. Последнее плавание Гарри Пиджен вместе с женой предпринял на вновь построенной им яхте «Лакемба» в 1954 году. Знаменитому одиночному мореплавателю в это время шел восемьдесят шестой год.

Третьим человеком, совершившим одиночное кругосветное плавание под парусом, был француз Ален Жербо. Его кругосветный рейс как бы подразделяется на два этапа. На первом этапе (в 1923 году) Жербо на небольшом тендере «Файеркрест» пересекает Атлантику. Это была своеобразная тренировка перед многолетним кругосветным плаванием к романтическим островам Южных морей.

Человек соленой воды

5 июля, когда до Нью-Йорка было примерно две с половиной тысячи миль, Ален Жербо сделал неприятнейшее открытие. Он обнаружил, что пресная вода в двух бочонках испортилась. Вода стала красной, словно в нее подмешали марганцовку, и горькой на вкус. Жербо пытался ее кипятить и фильтровать через несколько слоев марли, но безуспешно. По-видимому, бочонки были сделаны из слишком свежего дуба и дубильная кислота, содержащаяся в древесине, совершенно отравила воду. В третьем, старом бочонке и в канистре из оцинкованного железа в общей сложности оставалось пятьдесят литров пресной воды.

Жербо проклинал себя за беспечность: тремя днями раньше ручьями лили дожди и можно было промыть бочонки и наполнить их до краев. Естественно, что теперь пришлось установить жесткий режим: один стакан воды для питья и еще один для приготовления кофе, что касается остальной стряпни — все делать на морской воде. Итак, пятьдесят литров на две с половиной тысячи миль; причем львиная доля из этих миль — в жарких тропиках, где каждая дождевая капля на вес золота. Правда, в последние дни «Файеркрест» неизменно проходил по пятьдесят миль в день и если бы удалось сохранить эту скорость, то до Нью-Йорка оставалось бы плыть около семи недель. Но кто может поручиться, что ветер сохранит свою силу или не обрушится встречный шторм, который отбросит маленький тендер обратно к востоку?!

«В полдень солнце почти в зените, и лучи его обжигают меня. На судне все высохло, чувствую сильные боли в горле и все время испытываю жажду», — записал Жербо в своем дневнике 6 июля, на другой день после введения «водяного режима».

«Файеркрест» шел в зоне пассатов. Синева небесного свода, по которому плыли похожие на клочья ваты кучевые облака, сливалась с синевой океана. Работяга-пассат мощным и ровным дыханием-выгибает парус. Плавать под таким ветром одно удовольствие, если только у корабля хорошие надежные паруса. У Жербо, к сожалению, таких парусов не было. Больше года он плавал на «Файеркресте» в Средиземном море. Прежде чем выйти в трансатлантический рейс, совершал небольшие переходы между портами Франции, Италии, Испании. Жербо эта тренировка, несомненно, пошла на пользу: он почувствовал, что физически и морально готов вынести все тяготы дальнего пути. «Файеркрест» оказался крепким орешком, способным противостоять любым ударам волн, однако паруса, которым тоже доставалось, порядком износились. И вот теперь в Атлантическом океане они не выдержали могучего напора ветра и беспрестанно рвались. Только Жербо спускал для починки большой парус и поднимал на его место трисель, как лопался трисель и приходилось проделывать операцию в обратном порядке.

«Я не склонен к суеверию, но пятница 13 июля была исключительно неудачна для меня», — записал в дневнике Жербо.

Утро, как обычно, началось с починки парусов. Заметив зияющую дыру в главном парусе, Жербо стал спускать его, как вдруг фал фока лопнул и парус упал в океан перед носом «Файеркреста». Жербо стал осторожно передвигаться по бушприту, чтобы вытащить парус, и только поставил ногу на одну из поперечин — она с треском обломилась, и мореплаватель полетел в воду. Ему все же при падении посчастливилось ухватиться за ватерштаг и затем, подтянувшись на руках, выбраться на борт парусника.

После неожиданного купания в океане крошечная палуба «Файеркреста», беспрестанно заливаемая солеными волнами, показалась Жербо весьма комфортабельной и уютной.

Отдышавшись и как следует придя в себя, Жербо продолжил операцию по спасению паруса, лежа на палубе тендера. Наконец, тяжелая промокшая парусина водворена на борт.

Через две с половиной недели, после того как обнаружилось, что пресная вода в двух бочонках испорчена, Жербо заболел. У него страшно распухло горло, и он мог глотать с огромным трудом только воду и сгущенное молоко. У Жербо едва хватило сил, чтобы спустить все паруса и добраться до койки. «Файеркрест» был предоставлен самому себе…

Когда Жербо очнулся и буквально выполз на палубу, яркое тропическое солнце ослепило его. Начались галлюцинации. Он стал всматриваться в горизонт: что за чудо! Земля! Жербо закрыл глаза и открыл снова — земля исчезла.

А «Файеркрест» был молодцом. Маленький отважный кораблик с завидным постоянством продолжал держаться своего курса, будто Жербо правил им все время. Нет, сухопутным людям не понять, когда моряк говорит о своем корабле, как о живом существе, наделенном разумом!

На палубе было легче, чем в душной каюте, но она так мала, что негде было спрятаться от солнца. От жары и боли в горле жажда стала невыносимой. Жербо выпил залпом несколько стаканов тепловатой невкусной воды, но жажды так и не утолил. Хотел окунуться в воду, но побоялся, что не удержится ослабевшими руками. Его страшно раздражал запах от бочонка с солониной — тропическое солнце сделало свое дело. Не в силах вынести смрада Жербо резко толкнул бочонок за борт. Последние запасы пищи пошли на дно. Теперь вся надежда на рыбную ловлю.

После пятидесяти четырех дней океанского плавания «Файеркрест» находился примерно на 29°30′ северной широты и 50° западной долготы. До Нью-Йорка оставалось все еще 1700 миль. И вот тогда-то разразился первый после бесчисленной череды жарких дней ливень. Но он был столь кратковремен, что Жербо не успел собрать даже стакана дождевой воды. И опять засияло жаркое раскаленное добела солнце.

Напрасно мореплаватель всматривался в горизонт: не появятся ли черные дождевые тучи? Но вместо них по небу плыли пушистые, как шерсть барашка, облачка. Переведя утомленный взгляд на воду, Жербо вдруг заметил трех довольно больших золотистых рыбин. Это были корифены. Жербо вытащил удочку, наживил в качестве приманки маленькую летучую рыбку, случайно залетевшую на палубу «Файеркреста». Однако корифены не обращали на приманку никакого внимания. Потеряв всякую надежду на успех, Жербо занялся хозяйственными делами: решил перемыть гору посуды. Уселся поудобнее на борт, свесил ноги и только приготовился зачерпнуть котелком воду, как произошло неожиданное: любопытные корифены развернулись и, словно звено реактивных истребителей в атаке, стремительно понеслись к спущенным за борт человеческим ногам. Жербо проворно схватил трезубчатую острогу и пронзил самую крупную корифену, которая первой оказалась у его ног. Через мгновение метровая рыбина лежала на палубе. Умирая, она из золотистой постепенно становилась серебристо-зеленой с черными пятнами, а в конце концов сплошь серебристо-белой.

Однако в последующие дни, когда вокруг «Файеркреста» плавали корифены, Жербо напрасно сидел с опущенными в воду ногами в надежде возбудить любопытство рыб. Надо было придумать что-нибудь новое. Жербо погрузил в воду белую столовую тарелку, и тотчас корифены приблизились к борту. Снова расчетливый удар острогой — и еще одна рыбина пополнила припасы «Файеркреета». Теперь свежей пищи предостаточно, но водная проблема оставалась неразрешенной. Жербо бережно процеживал через марлю остатки пресной воды, но вкус ее от этого не улучшался.

Наконец, ночью 4 августа, мореплаватель увидел, как на западе небо прорезают молнии. Темные грозовые тучи, гася одну звезду за другой, надвигались на «Файеркрест». После долгих жарких дней Жербо с радостью ожидал предстоящей перемены погоды. Вскоре крупные дождевые капли заплясали на палубе тендера.

Старая морская пословица советует опасаться дождя, который начинается раньше ветра. И действительно, вскоре вслед за первыми каплями дождя налетел страшный шквал, резко накренивший «Файеркрест». Ветер терзал хрупкое суденышко, снасти угрожающе скрипели, а подхваченные ветром брызги больно били по лицу. Когда порыв ветра ослаб, пошел настоящий ливень — целая стена пресной воды.

Используя в качестве резервуара большой парус, Жербо набрал около пятидесяти литров воды. А с чем сравнить наслаждение, которое испытал он, обросший солевой коростой, принимая освежающий пресный душ. Теперь у него было все: небо, посылало ему воду, а море — пищу. И как хорошо, что до Нью-Йорка еще не менее полутора тысяч миль! Еще по крайней мере две недели прекрасной жизни морского робинзона, мудрой и простой жизни вдали от цивилизации.

Дождь кончился. Небо снова прояснилось. Над головой у Жербо сверкала Вега, дальше на западе — Альтаир, а на южной стороне небосвода — созвездие Рыбы. Остаток ночи он просидел у руля, вспоминая эпизоды своей жизни, которые, соединяясь, словно звенья единой цепи, привели к тому, что теперь Ален Жербо оказался лицом к лицу с ночным безбрежным океаном.

…Большую часть детства Жербо провел в деревне около бретонского порта Сен-Мало. Здесь он навсегда полюбил море, волны и шум прибоя. Потом лицей и высшее учебное заведение в Париже. Во время первой мировой войны летчиком. Воздушный океан, так же как и море, опьянял его и, пробиваясь на своем утлом летательном аппарате сквозь облака, он чувствовал, что никогда не сможет заточить себя в каменные джунгли городов с дымными фабриками и заводами. Он чувствовал, что европейская цивилизация ему чужда и враждебна. И юношеская мечта о далеком плавании к мало затронутым этой цивилизацией островам в Тихом океане овладела всем его существом. Жербо поделился своими планами с двумя близкими друзьями — тоже авиаторами. Они восторженно приняли предложение Жербо и дали клятву отправиться после войны на маленьком парусном судне в романтические Южные моря. Но случилось так, что после войны только Жербо остался в живых. Верный своим идеалам и клятве, он решает совершить плавание через океаны в одиночку. К этому времени Жербо получает наследство хотя и небольшое, но достаточное для покупки парусника. Долго и упорно он искал во всех французских портах подходящее суденышко, с которым можно было бы легко управляться в одиночку. И вот весной 1922 года Жербо навещает в Плимуте своего друга — морехода-одиночку Ральфа Стока, на его плавучем доме — яхте «Дрим-Шип». В плимутской гавани Жербо увидел то, что ему нужно — тендер «Файеркрест». Он был построен из крепкого дуба и тика, имел длину одиннадцать метров, а ширину — два метра шестьдесят сантиметров. Тендер стал плавучим домом Алена Жербо. На борту «Файер-креста» Жербо держал все то, что ему дорого: любимые книги, некоторые вещи из родительского дома, призы, полученные им за победу в теннисных турнирах, и всевозможные коллекции. Больше года Жербо плавал на «Файеркресте» по Средиземному морю, готовил себя и суденышко к дальнему переходу. И наконец 26 апреля 1923 года «Файеркрест» поднял паруса в южном французском порту Канн, взяв курс на Гибралтар, куда и прибыл 15 мая. А 6 июня начался переход через Атлантический океан.

…Между тем забрезжил рассвет. Начался шестьдесят третий день плавания. Наскоро приготовив на керосинке кофе, Жербо принялся за починку парусов. Было бы гораздо легче сделать новые паруса, если бы он захватил побольше парусины, но сейчас запаса парусины хватало лишь на починку. Катастрофически уменьшался запас иголок и ниток.

За работой незаметно пролетело время, и в полдень Жербо, вооружившись секстантом, стал определять координаты. Инструмент у него в руках. Где же горизонт? Горизонт в зеркальце секстанта стремительно поднимается на дыбы. Это огромная волна резко положила на борт «Файеркрест». Потеряв равновесие, Жербо скатился по скользкой палубе и чуть было не оказался за бортом. Только когда тендер кратчайшее мгновение находился на гребне волны, удалось сделать наблюдение. Теперь скорее в каюту, чтобы отметить точное время по хронометру.

«Конечно, если на небольшом судне удается определить положение с точностью до десяти миль, то это уже можно считать отличным приближением», — записывает Жербо в свой дневник.

9 августа «Файеркрест» плыл примерно в пятистах милях от Бермудских островов и на расстоянии тысячи двести миль от Нью-Йорка. Судно входило в полосу бурь.

«Я никогда не жаловался на плохую погоду, я был готов к ней, она дает возможность моряку проявить свою ловкость и выносливость, а судну — свою стойкость, — говорил Жербо. — Меня далеко не подавляло величие разбушевавшегося океана, наоборот, приближение боя вдохновляло меня: у меня был опасный противник, и среди бури я радостно распевал все морские песни, приходившие мне на память».

20 августа во время бури волны снесли наружную часть бушприта. Были и другие повреждения. Самое разумное было бы направиться к Бермудским островам (они находились примерно в трехстах милях) и там привести в порядок тендер. Но Жербо, не колеблясь, отверг эту мысль, решив продолжать рейс без остановок.

Как только буря утихла, он приступил к ремонту. Ему пришлось висеть вниз головой, уцепившись ногами за оставшуюся часть бушприта. И когда нос «Файеркреста» погружался в волны, в воде оказывался и Жербо. Удалось закрепить сломанную часть бушприта, исправить другие повреждения. Плавание в Нью-Йорк продолжалось.

Ночью 28 августа мореплаватель впервые встретил залитый огнями пароход, а на следующее утро другой — под греческим флагом. Он поднял французский флаг и просигналил руками: «Яхта «Файеркрест», 84 дня из Гибралтара». На пароходе, по-видимому, не поняли его сообщения. Во всяком случае, пароход стал приближаться к «Файеркресту» и застопорил машину на слишком опасном расстоянии для тендера. Корпус парохода экранировал ветер, и «Файеркрест» не мог двигаться, а волны все подталкивали и подталкивали его к стальному гиганту. Жербо угрожала опасность аварии куда большая, чем во время любого из пережитых им самых жестоких штормов. Чтобы уйти из мертвой безветренной зоны, Жербо попросил вручную протянуть тендер вдоль парохода. С парохода бросили ему конец, и он закрепил его у основания мачты «Файеркреста». К удивлению морехода; он услышал, что вновь заработали пароходные машины. Тщетно кричал Жербо греческим морякам, что его не надо брать на буксир и что до Нью-Йорка он доберется своим ходом. В конце концов он обрезал конец. К счастью, тендер вдруг послушался руля и Жербо направил его прочь от парохода. Он полагал, что теперь-то уже оставят его в покое. Однако он увидел, что с навязчивого «грека» спускают моторную лодку. Два молодых офицера в пышных мундирах, расшитых золотом, как у швейцаров дорогих отелей, подошли к «Файеркресту» и стали выяснять все же, что необходимо одинокому моряку. Жербо объяснил, что вовсе не хотел останавливать пароход, а был намерен только попросить сообщить о нем в Нью-Йорке. Несколько озадаченные офицеры отбыли обратно.

Когда пароход скрылся за горизонтом, Жербо облегченно вздохнул; наконец-то он снова один.

«Могут подумать, что мне было очень тяжело выносить одиночество, ничего подобного, — рассказывал потом Жербо. — То, что мне не с кем было говорить, нисколько не смущало меня. Я привык быть своим единственным спутником: все счастье мое заключалось в обретенной свободе среди стихий».

…15 сентября в 14 часов дня «Файеркрест» благополучно прибыл в Нью-Йорк. Любопытно, что последние семьдесят два часа Жербо не выпускал из рук румпеля, опасаясь столкновения со встречным кораблем.

«Три года назад я в первый раз вышел в море на своей яхте: теперь я знаю, что оно навсегда завладело мною», — записал Жербо в свой дневник вскоре после прибытия в Нью-Йорк.

«Что бы ни случилось, я вернусь к нему, и я предвкушаю тот счастливый день, теперь уже очень близкий, когда мы с «Файеркрестом» снова поплывем, на этот раз к Тихому океану, к его прекрасным островам, и стихи английского поэта не выходят у меня из памяти:

И этот день наступил. 2 октября 1924 года «Файеркрест» вышел из Нью-Йорка в кругосветный рейс. Первым пунктом на пути должен был быть панамский порт Колон. Однако случились события, заставившие изменить планы.

Около часу ночи 5 октября, когда Жербо, закрепив паруса, отдыхал в каюте, страшный удар сотряс тендер. Он быстро выскочил на палубу и увидел ярко освещенную громаду удаляющегося парохода. Удар пришелся по бушприту. Якорные битенги, поддерживающие бушприт, оказались вывороченными из палубы, и сейчас в ней зияли дыры. Кое-как закрепив бушприт и законопатив палубу, Жербо продолжает плавание. Но для более капитального ремонта он решает зайти на Бермудские острова. Это ближайшая суша. Стремительный Гольфстрим уже отнес тендер далеко от материка на восток. В условиях резко ухудшившейся погоды целых шестнадцать дней потребовалось поврежденному «Файеркресту», чтобы, наконец, прибыть в порт Сент-Джордж на Бермудах.

Лишь 27 февраля 1925 года на «Файеркресте» снова подняты паруса. Курс на панамский порт Колон — преддверье знаменитого канала. Пройдя его, Жербо, как некогда испанец Васко Нуньес де Бальбоа, открыл для себя Южное море. Для Жербо названия «Южное море» и «острова Южных морей» символизировали свободу. Но до романтических островов предстоял еще трудный путь через необъятные океанские просторы.

Первая якорная стоянка «Файеркреста» была на Галапагосских островах. После Галапагосов Жербо намеревался посетить остров Пасхи, чтобы осмотреть его таинственные исполинские каменные фигуры. Однако вычитал в лоции, что у острова нет надежной якорной стоянки. Тогда мореплаватель направил тендер к архипелагу Гамбье. Этот архипелаг привлекал Жербо своей неизвестностью.

6 сентября 1925 года с бакборта «Файеркреста» он неожиданно увидел целый лес кокосовых пальм, растущих прямо из воды. Это был атолл Тимоэ — форпост архипелага Гамбье. Продвигаясь вдоль атолла, Жербо с восхищением рассматривал чудеснейшее творение природы — коралловый остров. К вечеру он увидел также входящий в состав архипелага Гамбье довольно большой остров Акамару.

«Передо мной была Полинезия. Все описания моих любимых авторов тускнели в сравнении с действительностью», — записал в дневнике путешественник. С большой осторожностью лавируя между выступающими над водой коралловыми рифами, Жербо привел «Файеркрест» к главному острову архипелага Гамбье — острову Мангарева.

На борт «Файеркреста» в сопровождении полинезийцев поднялся жандарм во французской форме, в высоких сапогах, с нафабренными выхоленными усами, какие можно видеть только на картинках. Он самым тщательным образом проверил документы, а увидев оружие, прогремел: «Здесь не водится дичи, но если вы намерены охотиться, вам придется позаботиться о разрешении». Что и говорить, приемы и традиции французской администрации свили себе прочное гнездо и на этих далеких, почти нереальных романтических островах. И вообще знакомство с Мангаревой разочаровало Жербо. Жители были одеты в предписанную миссионерами и администрацией однообразную неуклюжую одежду. Вначале полинезийцы относились было к Жербо с недоверием. Когда же они увидели, что этому странному белому человеку ничего от них не нужно и что это не вербовщик или торговец, их недоверие рассеялось. Жербо со своей стороны привязался к островитянам, особенно к детям, часто принимая живое участие в их играх и забавах.

На островах Гамбье Жербо испробовал себя и в качестве ловца жемчуга. И хотя Жербо недурно нырял и плавал под водой, он, конечно, не мог состязаться с полинезийцами в искусстве подводного плавания.

Побывав на Маркизских островах, на Таити, на Самоа, Жербо увидел, что «острова Южных морей» — это не только роскошная тропическая природа, бирюзовые воды лагун, оправленные белоснежными кольцами коралловых островов, но и арена жестокой эксплуатации коренных жителей со стороны белых колонизаторов.

Путешествуя среди тихоокеанских островов, он искал затерянный в океане цветущий остров, куда бы не дотянулись длинные и жадные руки французских, английских, американских миссионеров, скупщиков, плантаторов. Но подобно герою одной из поэм своего любимого поэта и писателя Эдгара По не находил обетованной земли.

У островов Уоллис «Файеркрест» наскочил на подводный риф. Набегающие волны методично обрушивались на застрявший в расселине беспомощный тендер. Жербо стоял на палубе, обдаваемый каскадом брызг, и ждал, что же будет дальше. Вдруг «Файеркрест» вздрогнул и стал оседать на правый борт. Через него перекатывались волна за волной. Медлить больше нельзя, и Жербо бросился в кипящую воду, направляясь к берегу. Отплыв от опасного места в более спокойную воду, он оглянулся, чтобы проститься со своим кораблем, и буквально остолбенел от изумления — «Файеркрест», словно верный охотничий пес, плыл прямо за хозяином. На суше тендер и его капитан оказались почти одновременно и оба остались лежать на песчаном пляже. Когда схлынула волна, Жербо увидел, что у «Файеркреста» начисто оторван киль. Словно ящерица, убегающая от врага и оставляющая ему в руках свой хвост, тендер лишился киля, но спас свою жизнь.

С помощью гостеприимных островитян Жербо выловил во время отлива свинцовый киль «Файеркреста» и, отремонтировав тендер, продолжил плавание. Через неделю Жербо появился на островах Фиджи. В столице Фиджи Суве ему много говорили о совершенно диких Новых Гебридах. И здесь его ожидала любопытная и немного грустная встреча. Близ Порт-Вила — самого крупного населенного пункта Новых Гебрид — он столкнулся со старым, но еще бодрым «Снарком», на котором знаменитый и очень любимый французским мореплавателем писатель Джек Лондон в 1907 году совершил тихоокеанское путешествие.

«Вот уж несколько лет, как великого Джека нет в живых, а «Снарк» продолжает еще служить людям, совершая рейсы между Новой Каледонией и Новыми Гебридами», — записал Жербо.

Попав в западную Полинезию и так и не найдя подходящего островка, Жербо решает «замкнуть круг», то есть совершить кругосветное путешествие. Последним тихоокеанским островом на пути одиночного мореплавателя была Новая Гвинея, а затем, пройдя через Торресов пролив, «Файеркрест» вступил в Индийский океан. Посетив остров Тимор, а затем Кокосовые острова, острова Родригес и Реюньон, Жербо прибыл в порт Дурбан.

После непродолжительного отдыха на Африканское континенте «Файеркрест» снова поднял паруса.

В самом начале 1929 года, обогнув мыс Игольный, «Файеркрест» вернулся в Атлантический океан. Следующими якорными стоянками уже в Атлантике были остров Вознесения, а также острова Зеленого Мыса и Азорские.

Спустя почти пять лет со дня выхода из Нью-Йорка, в июле 1929 г. «Файеркрест» бросает якорь во французском порту Гавр. Семьсот дней из этих пяти лет непрерывно проведены отважным мореходом в океане.

Недолго пробыл Ален Жербо на родине. Как только по его чертежам был построен новый тендер «Ален Жербо», он вновь отправляется в Тихий океан и почти до конца дней своих остается на его островах.

Средства на постройку тендера были получены за литературный труд. Путевые дневники Жербо легли в основу его книги о кругосветном путешествии.

С начала 30-х годов он живет на разных полинезийских и меланезийских островах, а в 1940 году переселяется в Индонезию. По слухам, он умер от тропической лихорадки в декабре 1941 года на португальском Тиморе. Эти слухи были подтверждены одной из австралийских газет. Примерно в это же время погиб в результате прямого попадания японской авиабомбы и тендер «Ален Жербо». Кругосветный же парусник «Файеркрест» и сейчас еще служит учебным судном для морских кадетов, совершая плавания между Шербуром и Брестом.

Французская академия спорта присудила Алену Жербо уже посмертно крупный приз в десять тысяч франков «За выдающийся кругосветный переход и высокое искусство парусника, проявленное во время рейса».

Следующим одиночным кругосветным мореплавателем, которого следует упомянуть, был аргентинец Вито Дюма. Он в 1942-1943 годах, несмотря на развернувшиеся действия флотов союзных держав и Германии, совершил плавание протяженностью около двадцати тысяч миль. Плавание Вито Дюма продолжалось 406 дней. Он был первым одиночным кругосветным мореплавателем, который обогнул земной шар в умеренных широтах южного полушария южнее американского, африканского и австралийского континентов. Во время своего кругосветного рейса Дюма установил рекорд непрерывного плавания без заходов в порты — семь тысяч четыреста миль, превзойденный лишь Чичестером во время его «вояжа века», о котором мы расскажем позднее.

Нужно, однако, оговориться, что яхта Чичестера была снабжена автоматическим рулевым устройством и была чуть ли не в два раза больше яхты «Лег-III», на которой плыл Вито Дюма. Эти преимущества весьма существенны, если вспомнить, что маршрут храброго аргентинца также был проложен в основном в «ревущих сороковых» широтах.

Магелланы сороковых и пятидесятых годов

После второй мировой войны появилось почти одновременно несколько одиночных кругосветных мореплавателей. В июне 1948 года из Сити-Айленд на восточном побережье США вышел десятиметровый тендер «Стромуэй» с Альфредом Петерсеном на борту. Из-за штормовой погоды мореплавателю пришлось внести коррективы в свой маршрут. До Майами, выбранного в качестве исходного пункта путешествия, он добирается внутренним водным путем. Лишь в апреле 1949 года Петерсен продолжил океанское плавание по маршруту Майами — Ямайка — Панамский канал. Пройдя канал, «Стромуэй» направился к Галапагосским островам, а оттуда в тропические широты южного полушария. Он бросал якорь на Маркизских островах, атоллах архипелага Туамоту и острове Таити, но потом резко изменил курс, вышел в умеренные широты южного полушария, посетив Новую Зеландию и Сидней, а затем, следуя по маршруту слокамовского «Спрея», вновь вернулся в тропики. Пройдя Торресов пролив, «Стромуэй» взял курс на внутренние индонезийские моря. Переходя от одного острова к другому, «Стромуэй» оказался, наконец, в Сингапуре. После этого Петерсен следовал по оживленнейшим пароходным морским путям, связывающим Запад и Восток, зайдя ненадолго в Коломбо, а затем в Аден. В Баб-эль-Мандебском проливе «Стромуэй» ночью сбился с курса и едва не наскочил на прибрежный коралловый риф. Далее через Красное и Средиземное моря Петерсен проследовал в Атлантику. Выбрав для отдыха сенегальский порт Дакар, «Стромуэй» вновь вышел в океан и за пятьдесят дней преодолел его. 18 августа 1952 года в нью-йоркском порту закончилось это кругосветное плавание, продолжавшееся в общей сложности четыре года и два месяца.

Практически одновременно проходил и другой одиночный кругосветный рейс Жака-Ива Ле Тумелена на яхте «Курун».

«Прощай, земля, прощай надолго! Как некогда матросы дальних плаваний, я кричу: «Кливер поднят — за все уплачено!»» В эпоху парусного флота поднятый кливер означал, что все счеты с берегом покончены… «На небе ни тучки. Лишь на горизонте маячит лиловатая черточка. Волнующее величие и чистота зрелища потрясает мою душу. Я счастлив!» — взволнованно говорит мореплаватель.

Тумелен — настоящий романтик моря. Ветер дальних странствий манил его с юных лет. Ему импонируют философские идеи Жан-Жака Руссо о слиянии человека с природой, и как только представилась возможность, он отправляется подобно его соотечественнику Алену Жербо к островам Океании. Плавание Тумелена — самое удачное из всех известных кругосветных одиночных рейсов. Ему удалось пересечь три океана без единой аварии, не изорвав ни одного паруса. Это результат высокого мореходного искусства, тщательной подготовки к трудному рейсу. Тумелен почти не расставался с пассатами во всех трех океанах. Лишь на первом и последнем этапах в Атлантике «Курун» пересек различные ветровые зоны.

Пожалуй, одно из самых продолжительных кругосветных плаваний совершил «магеллан» одиночных плаваний номер семь — Марсель Бардье. Оно началось в Париже 1 января 1950 года и окончилось там же у того же причала на Сене 1 ноября 1958 года. Еще в 1930 году Бардье совершил свое первое одиночное плавание на байдарке. Стартовав в верховьях Дуная, он проплыл по всей великой реке и вышел в Черное море. Вдоль берегов Черного и Средиземного морей Бардье доплыл до Франции, а затем по старинному обводному каналу, соединяющему Средиземное море и Атлантический океан, вышел в бурный Бискайский залив и далее проследовал до устья Сены. Вояж, длившийся целый год, закончился в Париже. Прошло несколько лет, и Бардье приступает к постройке одиночной яхты, чтобы на ней совершить кругосветное плавание. Даже в годы войны строительство яхты продолжалось. Но только в 1949 году яхта «Катр ван» («Четыре ветра») была спущена на воду, а 1 января 1950 года она вышла в далекий рейс. Мало кто верил в успех предприятия, тем более что капитан «Катр вана» не владел даже как следует секстантом: ведь во время своего байдарочного плавания Бардье постоянно плыл на виду у берегов и премудрости навигационного искусства ему были тогда ни к чему. Первый этап кругосветного рейса также проходил практически близ берегов: сначала — Европейского, а затем — Африканского континентов. В Дакаре Бардье, еще и еще раз отшлифовав свои навигационные познания, наконец, решил расстаться с берегом и решительно взял курс на запад в открытый океан. Переход через Атлантику занял у него ровно четыре недели. Затем «Катр ван», пройдя вдоль Южноамериканского материка и обогнув мыс Горн, вышел в Тихий океан. Посетив многие тропические острова Полинезии и Микронезии, Бардье продолжал свой путь на запад. В октябре 1958 года он сделал свою последнюю остановку перед Парижем — в Руане. За кормой «Катр вана» осталось семьдесят две тысячи миль.

«Кульминационным пунктом моего кругосветного рейса, после которого все последующее путешествие казалось мне возвращением на родину, был штурм мыса Горн», — говорил Марсель Бардье.

Эверест мореходного искусства

Плавание в проливе Дрейка вокруг мыса Горн всегда считалось Эверестом мореходного искусства. Моряки, испытавшие бури всех широт, в один голос заявляли, что штормы мыса Горн не имеют равных. Особенно опасны они своей неожиданностью. Редкие затишья между штормами обманчивы… Казалось, все затихает, но вдруг налетает яростный ветер и вскоре бушующий океан становится похож на злого косматого зверя. По этой причине парусное судно, огибая «Мыс Бурь», чаще всего не несет никаких парусов, кроме фока. Редкий капитан распорядится поставить нижние паруса под двойными рифами.

Не раз штормовые волны разбивали корабли о черную пирамиду мыса Горн.

Кроме возвышающихся над морем скалистых островов архипелаг Огненная Земля опоясан множеством скрытых под водой скал.

У мыса Горн не исключена встреча с айсбергами, которая в густом тумане может быть очень опасной. Айсберги в изобилии поставляет мысу Горн Антарктида, а Антарктическое круговое течение выносит их через пролив Дрейка к Фолклендским островам.

«Мыс Горн внушает мореплавателю на маленьком судне восхищение и ужас. Это один из немногих еще не покоренных злых духов природы. Много лет я сам себе говорил, что всякий, кто попытается обогнуть мыс Горн, — сумасшедший. История этих попыток удручающа, и тем не менее у меня есть свои соображения, каким должно быть маленькое судно, способное противостоять штормам и какой тактики следует придерживаться в труднейшей борьбе со стихией у «Мыса Бурь». Но поскольку это всего-навсего гипотеза, я предпочитаю помалкивать о ней…» — так говорил много лет назад известный мореплаватель Фрэнсис Чичестер. Но вот в ночь с 20 на 21 марта 1967 года ему пришлось выкладывать свои секреты.

…К ночи 19 марта «Джипси-Мот-IV» уже находилась в северной части пролива Дрейка. По расчетам Чичестера, в шестнадцати милях к югу от островка Ильдефонсо и примерно на таком же расстоянии от островка Диего-Рамирес. Огней на островке не было видно, потому что, как сказано в лоции, они обитаемы лишь часть года. Погода стояла отвратительная; временами шел дождь. Видимость была такая, что дай бог заметить сушу хотя бы в трехстах ярдах. Правда, от поверхности океана исходил бледный свет. Перед носом яхты вздымались две волны, словно сверкающие драгоценными камнями. А за кормой тянулся светящийся шлейф, который извивался как огромный угорь. Чичестер не предполагал, что здесь, примерно на 56° южной широты, море светится так же, как и в тропиках.

В полдень 20 марта подул свежий северо-западный ветер, и «Джипси-Мот-IV» стремительно пошла к цели, но через несколько часов его сменил южный ветер, довольно скоро окрепший до восьми баллов. Чичестер убрал все паруса и взамен их поднял два небольших штормовых, готовясь к встрече со штормом у самой южной точки американского континента.

Навстречу яхте со стороны Атлантического океана вышел английский военный фрегат «Протектор» («Защитник»). Он должен был в случае необходимости прийти на помощь отважному мореплавателю. Однако Чичестер сказал по радио, что уверен в силах, и просил не подходить к нему совсем близко.

С борта «Протектора» впервые увидели «Джипси-Мот-IV» уже утром 21 марта, когда мыс Горн был позади. Связались по радио. В голосе Чичестера сквозило удивление. Он не думал столкнуться с «Протектором» так близко.

Корреспондент английского телевидения рассказывает: «Мы видели, как на качающейся яхте живо передвигалась его фигурка в желтом комбинезоне. Он поставил трисель, чтобы увеличить скорость, но через час ему снова пришлось спуститься. Когда совсем рассвело, «Протектор» в последний раз прошел мимо яхты. Команда фрегата приветствовала смельчака. Нос «Джипси-Мот-IV» повернулся по направлению на северо-восток…»

А вот что говорит победитель грозного мыса:

Уникальные съемки «Джипси-Мот-IV» в бурном океане близ мыса Горн были сделаны на высоте двадцать метров с чилийского самолета, специально вылетевшего в район мыса Горн.

Чичестер не первый одиночный мореплаватель, обогнувший мыс Горн. Первым был, наверное, норвежец Хансен. Около тридцати лет назад он пытался обогнуть мыс Горн со стороны Атлантического океана. Вероятно, он сумел это сделать. Во всяком случае обломки его яхты были найдены уже на Тихоокеанском побережье Патагонии.

Вторым, безусловно, был аргентинец Вито Дюма, которому удалось обогнуть мыс Горн во время 7400-мильного безостановочного перехода из Атлантики в Тихий океан. Он писал: «Сколько смысла и угроз в этих двух словах: мыс Горн. Какое огромное и ужасное кладбище моряков под этими кипящими волнами… Я счастлив, что дешево откупился от него. Я отделался сломанным носом, когда страшная волна бросила меня на переборку…»

Выше говорилось о французском кругосветном одиночном мореплавателе Марселе Бардье, обогнувшем на десятиметровой яхте «Катр ван» мыс Горн в 1952 году при непрерывных штормах.

Чичестер очень высоко оценивает мореходное искусство австралийца Вилла Ненси, совершившего в январе 1965 года плавание вокруг мыса Горн на семиметровой яхте «Кардинал Верто».

Непосредственным предшественником Чичестера следует считать неутомимого Эдварда Олкарда, который на яхте «Морской бродяга» обогнул мыс Горн за шесть месяцев до Чичестера. И даже специально задержался в Вальпараисо, чтобы следить за штурмом мыса Горн Фрэнсисом Чичестером. Итак, плавание у мыса Горн — вершина парусного искусства.

Очень близок по трудности и рейс через Магелланов пролив. В феврале 1896 года этот пролив оказался на пути пионера одиночных кругосветных плаваний Джошуа Слокама.

«11 февраля «Спрей» обогнул мыс Кабо-Вирхенес (Мыс девственниц) и вошел в суровый и мрачный Магелланов пролив, где во всю мощь дул северо-восточный ветер и гнал к берегу белоснежную пену… «Спрей» преодолел все затруднения и вскоре очутился с подветренной стороны Мыса, с каждой минутой приближаясь к спокойной воде. Длинные водоросли, облепившие подводные скалы, зловеще шевелились под килем «Спрея», а обломки большого парохода на берегу дополняли мрачную картину», — рассказывал Джошуа Слокам.

Во время плавания в Магеллановом проливе на «Спрей» не раз обрушивались шквалы и снежные заряды. Не раз приходилось отстаиваться в бухтах скалистых островков. А сколько раз «Спрей» оказывался на грани катастрофы, и лишь огромный опыт и хладнокровие капитана Слокама спасали положение.

Однако вернемся к рассказу о Фрэнсисе Чичестере.

Наследник «Катти Сарк»

Плавание вокруг мыса Горн «Джипси-Мот-IV» было лишь драматическим эпизодом рейса вокруг света, совершаемого по пути легендарной «Катти Сарк»…

…В 1869 году от пристани Темзы отчалил новый клипер «Катти Сарк» и отправился в далекий. Китай. Ее владелец шотландец Джон Виллис назвал новый клипер в честь героини поэмы Бернса — Нэн Короткая рубашка. «Катти Сарк» пополнила флот знаменитых чайных клиперов. Но вскоре китайская чаеторговля была сильно сокращена, держать быстроходный корабль на линии чайных клиперов стало невыгодно, и «Катти Сарк», так же как и другой быстрейший чайный клипер «Фермопилы», перешел на «шерстяные линии». Австралийскую шерсть необходимо было как можно быстрее доставлять в Англию.

Путь английских клиперов «шерстяного» флота проходил через Атлантику до мыса Доброй Надежды, а затем в «ревущих сороковых» широтах через Индийский океан до Австралии. В 1885 году «Катти Сарк» совершил рекордный переход из Лондона в Сидней, преодолев расстояние в одиннадцать с половиной тысяч миль за шестьдесят семь дней с одним лишь заходом в Кейптаун. И вот спустя восемьдесят лет Фрэнсис Чичестер задумал совершить безостановочное плавание в честь одного из лучших клиперов в истории парусного флота.

Чичестер решил в точности следовать путем «Катти Сарк». Почти сто лет бороздил океаны этот легендарный парусник прежде чем встать в Гринвиче на вечный прикол. По семнадцать — восемнадцать узлов «печатала» тысячетонная «Катти Сарк», когда шла в Англию с грузом австралийской шерсти. Шестьдесят моряков управляли ее парусами, поверхность которых составляла три тысячи триста пятьдесят квадратных метров. Эти сравнения не в пользу восемнадцатитонной «Джипси-Мот-IV», управляемой лишь одним человеком. Но вызов «Катти Сарк» был брошен.

«Я, конечно, понимаю, что затеянное мною предприятие не из легких, — говорил Чичестер. — Мне придется плыть быстрее, чем это делал любой одиночный мореплаватель. Надо делать что-то около ста пятидесяти миль в день. Да и по протяженности мой маршрут вдвое длиннее любого перехода, совершенного одним человеком на паруснике. Не подумайте, что я жалею, наоборот, я радуюсь. Быть пионером — ни с чем не сравнимое переживание. Жизнь должна быть вызовом. В противном случае из нее испаряется соль».

Чичестер отлично подготовился к кругосветному рейсу. Он тщательно проанализировал навигационные условия и все особенности кругосветных маршрутов «шерстяных» клиперов. Свидетельством тому его книга «По пути шерстяных клиперов».

Великолепной репетицией к кругосветному плаванию были три его рейса на яхте «Джипси-Мот-III» через Атлантику (1960, 1962 и 1964 годы).

Отплытию «Джипси-Мот-IV» из Плимута предшествовала рекламная шумиха. Пивоваренная фирма «Вайтбред» и компания «Интернэйшнл Вул» использовали рейс Чичестера в своих целях. Они широко объявили, что в трюме «Джипси-Мот-IV» находится их продукция — бочки с пивом и тюки с шерстью, предназначенные для испытания на длительность морской перевозки. В английских газетах подробно сообщалось, сколько и чего взял в свой рейс Чичестер. Подчеркивалось, что он, убежденный вегетарианец, не взял ни фунта мясных продуктов.

28 августа 1966 года плавание началось…

«Самая прекрасная ночь»

Шел двадцать первый день рейса. От Англии уже отделяло пространство в три тысячи миль. Попутные ветры, наполняющие паруса, чередовались с выматывающими душу штилями. Но даже, казалось бы, при полном безветрии чуткие паруса «Джипси-Мот-IV» улавливали малейшее движение воздуха, сохраняя необходимый ход. К вечеру Чичестер облачился в зеленый смокинг, который он неизменно брал с собой для торжественных случаев, и сел за праздничный стол. Здесь, в открытом океане, отважный мореплаватель встретил свое шестидесятипятилетие.

«Великолепный закат, которым я любовался с кокпита, достойно увенчал торжественный для меня день, — записал Чичестер в дневнике. — Однако неизвестно откуда налетевший шквал попытался мне испортить настроение. Тем более что я был после выпитого шампанского и коктейля не очень-то ловок при уборке парусов. Но он буйствовал недолго, и снова наступила отменная погода. Я провел ночь, наслаждаясь записями музыки Чайковского, Дворжака и Бетховена…»

Это была, пожалуй, единственная ночь, когда мореплаватель почти смог отключиться от реальности, наслаждаясь музыкой. Не раз позднее он пытался слушать музыку, но тотчас же щемящее чувство печали и одиночества железными пальцами сжимало сердце. «Я выключал музыку и не слушал ее до тех пор, пока не взял курс к родным берегам».

Чичестер «вживался» в «Джипси-Мот-IV», открывая все новые возможности. Он был доволен и ее скоростью.

«Я горд, — передавал он по радио, — что почти пять тысяч миль держусь наравне с «Катти Сарк», правда, эта часть пути была для клипера самой медленной…»

Полосы штилей тропической Атлантики. Их боялись и не любили моряки парусного флота. В знойном воздухе, казалось застывшем в вечном покое, паруса бессильно обвисали. Люди страдали от духоты и с надеждой ждали ветра…

Но «Джипси-Мот» с чуть раздутыми парусами уверенно пересекала зоны штилей шести-семиузловым ходом. Оставалось удивляться и восхищаться «чуткости» ее парусов к малейшим дуновениям ветра.

Однако в зоне переменных ветров «Джипси-Мот-IV», естественно, стала уступать в гонке с призраком «Катти».

Радиостанция «Кестрел», установленная на борту «Джипси-Мот-IV», обеспечивала мореплавателя двусторонней радиотелефонной связью. Чичестер регулярно связывался с Плимутом, передавая материал для «Таймса» и «Санди Таймса». Но в Южной Атлантике ему пришлось переключиться на Кейптаун. На пятьдесят пятый день рейса «Джипси-Мот-IV» прошла 7857 миль. К этому времени лучший клипер в мире «Катти Сарк» уже перегнал бы «Джипси-Мот-IV» примерно на пятьсот — восемьсот миль, но яхта шла бы вровень с обычным «шерстяным» клипером.

Первый шторм

Пятьдесят пятый день рейса застал Фрэнсиса Чичестера на меридиане мыса Доброй Надежды. Впереди Индийский океан. Его предстояло пересечь в «ревущих сороковых» широтах с их штормами и сильными западными ветрами, разгоняющими крупные океанские волны. Плавание здесь далеко не прогулка и для большого парусного корабля, а для «Джипси-Мот» — настоящее сражение со стихией океана. Любая оплошность, допущенная одиночным мореплавателем, может стать роковой.

Чичестер решил не форсировать события, и некоторое время при сильном попутном западном ветре «Джипси-Мот-IV» шла под голым рангоутом. Во время маневра огромная волна развернула яхту, а другая с яростной силой ударила в корму. Когда Чичестер пришел в себя, то увидел, что поврежден флюгер автоматического управления, с помощью которого устанавливается руль, и яхта все время удерживается под определенным углом к направлению ветра. С невероятным напряжением сил на пляшущей на волнах яхте Чичестеру кое-как удалось починить флюгер. И вовремя! Надвигался шторм. Ветер все усиливался. Океан покрылся почти сплошной белой пеной. Соленая водяная пыль висела в воздухе и, казалось, проникала во все поры тела, мешала дыханию и слепила глаза. Опасаясь, чтобы яхту снова не развернуло, Чичестер попытался отдать плавучий якорь, но трос толщиной в четыре сантиметра лопнул, словно тонкая паутинка. Оставалось положиться на счастье, а также на огромный опыт и мореходное искусство. Больше суток бушевал океан. Лишь утром 22 октября ветер заметно стих, и, хотя огромные волны продолжали свой стремительный бег, чувствовалось, что погода улучшается. К полудню сквозь разрывы в облаках даже появилось солнце, что позволило мореплавателю определить координаты. Затем Чичестер отметил свое местонахождение и на путевой карте. Здесь же были прочерчены две линии — маршрут «шерстяных» клиперов из Плимута в Сидней и путь легендарной «Катти Сарк» во время рекордного перехода в 1885 году…

В Индийском океане

За первым штормом последовали другие…

29 октября Чичестер сообщил: «Волны, кругом волны, пожалуй, не менее ста футов высотой. Чтобы увеличить скорость, я должен пытаться войти в «ревущие сороковые», но ужасными штормами и шквалами яхту выбрасывает оттуда. Поэтому следую по самой северной кромке этих штормовых широт. Во время недолгого пребывания в «ревущих» основательно потрепало паруса. Многие детали такелажа «Джипси-Мот-IV» находятся сейчас на дне Южного океана».

Серое, покрытое тучами небо. Какая давящая атмосфера в Индийском океане! Никогда Чичестера не угнетало чувство одиночества, а здесь «схватило за горло своими железными пальцами». Хорошо, что встречаются морские птицы: альбатросы разных видов, буревестники, чайки. Темные альбатросы — «черные демоны бури» — парят над мачтами «Джип-си-Мот-IV», потом начинают свой стремительный бреющий полет, то появляясь, то исчезая за волнами. Чичестер старается подкармливать мелких морских птиц. Когда он бросает в воду пищу, то стучит жестянкой о борт яхты. Ему кажется, что птицы его понимают.

На шестьдесят седьмой день плавания окончательно развеялась мечта плыть со скоростью «Катти Сарк». До Австралии еще четыре тысячи миль. Но обычному «шерстяному» клиперу чичестеровская яхта уступает всего два дня хода.

Чичестера стала было беспокоить нехватка питьевой воды, однако в ночь на 1 ноября пошел сильный дождь, позволивший набрать в один из танков сто двадцать литров.

Пользуясь относительно хорошей погодой, мореплаватель не покладая рук приводил в порядок паруса. Для еды почти не оставалось времени.

Хорошая погода баловала недолго. Опять разразился шторм. «Джипси-Мот» в то время находилась в самом центре Индийского океана близ островов Сен-Поль и Амстердам.

В кромешном аду, в сплошном кипении океана яхту бросало как щепку. Чичестеру удалось поставить плавучий якорь, и яхта удачно приспособилась к ветру, хотя потоки воды продолжали с грозным шумом перекатываться по палубе «Джипси-Мот».

Пять суток длился шторм, пять суток горообразные волны сотрясали яхту.

Но «Джипси-Мот-IV» выдержала натиск шторма так же хорошо, как некогда это делала «Катти Сарк».

Вышло из строя

Однако цепь злоключений продолжалась. На восьмидесятый день пути в трех тысячах милях от Сиднея вышло из строя автоматическое рулевое управление. Теперь Чичестеру приходилось туго. Только изредка забываясь тяжелым сном, управлял он яхтой. В поисках выхода из создавшегося положения он соорудил временное приспособление, соединив шкотами передний парус с рулем.

Значительно ближе Сиднея находился другой австралийский порт — Фримантл. Фрэнсис Чичестер повел свое суденышко в эту гавань. Яхта прошла лишь сто семьдесят миль, отклоняясь от прежнего курса. Но они оказались самыми тяжелыми за все время кругосветного плавания. Капитана «Джипси-Мот-IV» непрерывно сверлила мысль, что он отступил перед стихией.

«Чем я больше думал об этом, тем больше мое решение идти во Фримантл вставало у меня поперек горла. Наконец я решительно повернул яхту на прежний курс». Чичестер знал, что его ожидают невероятные трудности, но он почувствовал облегчение. С временным приспособлением для управления яхтой удавалось преодолевать примерно сто десять миль в сутки.

В эти самые трудные дни плавания Чичестер неожиданно получил моральную поддержку. 19 ноября ему удалось установить радиосвязь с лайнером «Ориана», также плывущим на восток, но в тысяче миль от «Джипси-Мот-IV». На борту «Орианы» находилась жена Чичестера Шейла, которая отправилась в Сидней, чтобы встретить мужа.

«Я буду бороться до конца», — сообщает Чичестер жене.

На девяностый день рейса, находясь уже в шестистах милях к юго-востоку от Фримантла, Чичестер радирует:

Но чаша испытаний оказалась не выпитой и когда «Джипси-Мот-IV» уже подходила к побережью Нового Южного Уэльса. Между Порт-Кембла и Сиднеем Чичестер обнаружил, что яхту относит на юг. Он взял курс прямо на берег, стараясь выправить курс, но коварное течение и порывистые ветры разных румбов отбрасывали «Джипси-Мот-IV» назад. Силы были на исходе, и измученному мореплавателю казалось, что невозможно справиться со стихией и «Джипси-Мот-IV» в конце концов разделит участь «Марии Целесты», блуждающей по океанским просторам. Однако медленно, но верно «Джипси-Мот-IV», преодолевая трудности, плыла в Бассовом проливе. Не успев отбиться от ярости стихии, Чичестер снова подвергся опасности. Однако на этот раз не коварные ветры или течения угрожали ему. Милях в двадцати от Австралийского континента неожиданно из тумана выскочило судно. На нем прибыли корреспонденты различных газет. Чичестер рад был видеть газетчиков. Как-никак то были первые люди за три с половиной месяца одиночества. Но радость была омрачена. Судно с газетчиками едва не протаранило «Джипси-Мот-IV». К счастью, все обошлось благополучно. Яхта отделалась небольшими повреждениями.

Промежуточный финиш

Утром 12 декабря 1966 года тысячи сиднейцев, наводнивших набережную и ближайшие к порту улицы, восторженно приветствовали знаменитого английского мореплавателя Фрэнсиса Чичестера. На своем «Джипси-Мот-IV» он завершил первый этап кругосветного рейса Плимут — Сидней.

Первыми на борту яхты отважного яхтсмена обняли его близкие — жена Шейла и сын Джейлс, неделю назад прибывшие из Англии.

«Джипси-Мот-IV» ошвартовался у пирса местного яхт-клуба. Опираясь на сына и дюжего полицейского, Чичестер сошел на берег. Это были первые после стасемидневного плавания шаги по твердой земле.

Он выглядел таким измученным, что напористые репортеры отступили, решив подождать следующего дня. В их блокноты могла попасть лишь фраза: «Спать как можно скорее…»

На другой день шестидесятипятилетний мореход устроил пресс-конференцию. «Это плавание далось мне нелегко, но через месяц я намереваюсь снова выйти в океан…»

В этих словах весь Чичестер. Другому человеку полукругосветного безостановочного перехода хватило бы на всю жизнь, но только не ему. Жажда приключений, неукротимое стремление помериться силами один на один со стихией — характерная его черта.

Чичестер пересек два океана, преодолев в трудной борьбе со стихией 13 750 миль. Никто из мореплавателей-одиночек не проходил такого огромного расстояния без остановки.

Более месяца провел Чичестер в Сиднее, приводя в порядок яхту, готовясь к новой встрече с океаном. Перед самым выходом в плавание из Лондона ему сообщили, что королева Елизавета II, отмечая «мужество в деле поддержания престижа британской нации», возвела его в рыцарское достоинство, сделав командором ордена Британской империи.

Журналисты немедленно обыграли совпадение имен, назвав Чичестера сэром Фрэнсисом Вторым, — первым был знаменитый мореплаватель времен Елизаветы I Фрэнсис Дрейк.

Еще ранее Чичестер узнал о награде Французской академии спорта за «Современное приключение».

Но самое приятное поздравление он получил по радио.

На борту «Катти Сарк» заработала радиостанция. Она была установлена на старом клипере лишь на одни сутки, чтобы передать Чичестеру лаконичную радиограмму: «Поздравляю с победой».

Нокдаун в Тасмановом море

Может ли яхта иметь крен в сорок один градус ниже горизонта и чтобы ее мачты не уходили в воду, а оставались в воздухе? Чичестер утверждает, что может.

29 января 1967 года «Джипси-Мот-IV» покинула гостеприимный Сидней. Предстоял долгий путь через Тихий и Атлантический океаны. Чичестеру казалось, что самым опасным участком маршрута будет район мыса Горн. Но он ошибался. Опасности поджидали его уже в самом начале пути. К вечеру посвежел ветер и поднялось волнение. Это шторм, бушевавший у берегов Южного Уэльса, предъявлял свою визитную карточку. Весь следующий день «Джипси-Мот-IV» шла на восток под штормовым кливером, делая не более пяти узлов. А под вечер пришлось спустить все паруса. Темные, мрачные тучи нависли над Тасмановым морем. «Сущий ад вокруг меня. Теперь я знаю по крайней мере, как он выглядит», — записал Чичестер. Волны бросали «Джипси-Мот-IV» как щепку. Около полуночи гигантский вал настиг яхту, и она вознеслась на гребне, словно всадник на вздыбленном коне; при этом «Джипси-Мот-IV» резко накренилась, но затем выпрямилась.

Впоследствии, когда океан чуть утих, Чичестер определил, что угол крена яхты должен был быть не менее сорока градусов ниже горизонта, иначе бутылки в носовом помещении не выпали бы из своих гнезд. Во время крена открылся кормовой люк и порядочная порция воды вплеснулась в кормовое помещение, где хранились припасы. «Когда я, цепляясь за ванты, добрался до кормового помещения, то ужаснулся картине разгрома. Содержимое семи контейнеров с крупой, мукой, концентратами высыпалось и смешалось с морской водой. В такт качке перекатывались бутылки и консервные банки. Мне удалось откачать воду и спасти кое-что из продуктов. Самое комичное, что разбилось всего два или три хрупких куриных яйца из пятнадцати дюжин, находившихся в том же помещении…»

С палубы смыло несколько канатов, запасной парус и ручки от парусных лебедок.

В газетах много писалось о тяжелом ранении Чичестера. К счастью, слухи были сильно преувеличены. Хотя действительно во время сильного крена яхты Чичестер, ударившись обо что-то, разбил губу.

Шторм в Тасмановом море увлек «Джипси-Мот-IV» в северо-восточном направлении, и мореплавателю, чтобы не терять времени, пришлось обойти Новую Зеландию с севера, а не с юга, как он предполагал в начале пути.

19 февраля «Джипси-Мот-IV» вошла в «ревущие сороковые» широты. «Я провел тяжелый беспокойный день, — радировал Чичестер 20 февраля, — легкие встречные ветры задерживали мое продвижение и заставили беспрестанно маневрировать парусами, хотя скорее стремился выйти из этого района, где на карте 1960 года отмечено, что здесь видели буруны…» Нетрудно понять одиночного мореплавателя, плывущего в районе с крайне опасными подводными рифами и к тому же не очень-то уверенного в своих координатах. Как на грех, несколько дней солнце было закрыто густой пеленой облаков, и приходилось идти по счислению. Кто пришел бы быстро ему на помощь в бескрайнем пустынном океане?

Около месяца еще потребовалось Чичестеру, чтобы пересечь Тихий океан. 19 марта яхта вплотную подошла к району мыса Горн.

Опять в Атлантике

После штурма мыса Горн, когда яхта уже шла в Атлантике, у Фрэнсиса Чичестера начался последний этап кругосветного плавания. Вечером 31 марта он оставил за кормой «ревущие сороковые» широты. Каждый день и каждая пройденная миля сокращали путь до Плимута. «Мне бы радоваться, — радировал моряк, — но тут же одолевают мысли, что еще всякое может произойти на протяжении оставшихся пяти тысяч миль…»

Опасения оказались напрасными. В конце апреля смельчак пересек экватор и вернулся в северное полушарие.

Радиосвязь с «Джипси-Мот-IV», за исключением отдельных случаев, когда мешали плохие атмосферные условия, была надежной. Однако огромное расстояние давало себя знать. Как-то состоялся забавный разговор между Чичестером и береговой радиостанцией. На вопрос, есть ли у него время испечь булочки, Чичестер ответил, что нет, кости он не поломал. Оказывается, из-за слабой слышимости ему показалось, что его спрашивают именно об этом (по-английски испечь булочки и сломать кости звучит соответственно как бейк банз и брейк боунз).

У тропика Рака кончились фрукты — апельсины и грейпфруты, а лука и картофеля должно хватить до Плимута. Несмотря на сырость, они в хорошем состоянии. А вот сыры не выдержали, и Чичестер, так же как когда-то герой рассказа Джерома К. Джерома, постарался отделаться от него. Правда, некоторое время Чичестеру казалось, что зловонный ящик с сыром вот-вот настигнет идущую под парусами яхту.

В мае Чичестер вступил в субтропические штилевые широты. Паруса бессильно обвисли. Не было ни малейшего дуновения ветра. Мореплавателя не радовала великолепная погода. Ведь это одновременно и отсутствие ветра.

«Только 509 миль прошел за последние семь дней, — радировал Чичестер 14 мая, — а перед этим за неделю преодолел 1244 мили…» С тоской смотрел мореплаватель на неподвижные синие воды с вкраплениями обрывков саргассовых водорослей, которые, казалось, приплыли для того, чтобы умереть, в этот тихий безжизненный край близ Азорских островов. До Англии оставалось около двух тысяч миль, но они казались непреодолимыми.

Все расчеты Чичестера были спутаны… однако всему на свете бывает конец.

Пусть очень медленно, но безветренные субтропические широты были пройдены и снова ветер наполнил паруса. На сто девятнадцатый день после отплытия из Сиднея «Джипси-Мот-IV» входила в Плимут.

Передачи английских радиокомпаний в воскресенье 28 мая 1967 года прерывались экстренными выпусками: «В 14 часов 30 минут по Гринвичу «Джипси-Мот-IV» находилась в пятидесяти милях от британских берегов…»

«17 часов 30 минут Чичестер в тридцати милях от Плимута…»

Миллионы телезрителей также смогли увидеть финишный бросок Фрэнсиса Чичестера, завершающего кругосветное плавание на яхте «Джипси-Мот-IV».

В 20 часов 56 минут яхта, эскортируемая военными кораблями, прошла волнорез и маяк у входа в плимутскую гавань. Раздались орудийные залпы — Чичестеру салютовала береговая батарея. Девять залпов — по числу месяцев, в течение которых длился кругосветный рейс, и еще один — в честь благополучного возвращения. Позади беспримерный рейс, позади штормы и штили трех океанов. Моряк вернулся домой.

Тысячи людей, наводнивших прибрежную подкову Плимута, восторженно встретили отважного морехода. Лорд-мэр Плимута в парике, парадном костюме и черной мантии произнес приветственную речь… Но главные почести ожидали Чичестера в Лондоне, куда он намеревался отправиться на яхте сразу же после небольшого отдыха в гостеприимном Плимуте. Но только 2 июля на «Джипси-Мот-IV» вновь были подняты паруса. Болезнь — язва двенадцатиперстной кишки, неожиданно проявившаяся через несколько дней после возвращения, уложила Чичестера почти на месяц на госпитальную койку.

2 июля яхта направилась на восток вдоль меловых английских берегов. На этот раз Чичестер был не один на борту «Джипси-Мот-IV»: вместе с ним плыли его жена и сын, а также старинный друг семьи Чичестеров командор Брук. Обогнув мыс Норт-Форленд, яхта вошла в Темзу и утром 7 июля ошвартовалась в Гринвиче у понтона, к которому спускается парадная лестница от здания военно-морского колледжа. Здесь Чичестера уже ожидала королевская чета, чтобы совершить церемонию посвящения в рыцари Британской империи. В большом зале колледжа королева прикоснулась к его плечу кончиком золотого меча, принадлежавшего адмиралу Дрейку… А затем перед маленькой «Джипси-Мот-IV», продолжавшей триумфальный путь по Темзе, был раздвинут огромный лондонский мост. Когда автомашина с Чичестером продвигалась от Темзы к Мэнш-Хауз — резиденции лорд-мэра Лондона через запруженные народом улицы, в воздухе плыл многоголосый перезвон старинных колоколов Сити.

Страна традиций Чествовала своего героя. Англичане видели в шестидесятипятилетнем Чичестере истинного британца. Им, гражданам некогда грозной владычицы морей, импонировало, что Чичестер своим замечательным одиночным плаванием вокруг света поддержал престиж морской нации. Им импонировало и то, что Чичестер избрал для кругосветного плавания традиционный для английских «шерстяных» клиперов морской путь. Англичане поставили Чичестера в шеренгу своих самых крупных мореплавателей, таких, как Дрейк, Кук, Нельсон. Затем в Гринвиче состоялась церемония постановки «Джипси-Мот-IV» в сухой док рядом с прославленным клипером «Катти Сарк». «Джипси-Мот-IV» становится национальной реликвией.

Прошло немногим больше года после завершения «вояжа века», а из Англии уже пришло сообщение, что неутомимый Чичестер вновь собирается поднять паруса. Известный австралийский конструктор яхт Уорвик Худ сооружает для него новую, еще более совершенную яхту «Джипси-Мот-V». «Я еще раз отправляюсь в плавание вокруг света, — говорит Чичестер, — но на этот раз не в одиночку, моей «командой» будет жена Шейла. Я становлюсь слишком стар для рискованных плаваний в одиночку. Это будет плавание только для удовольствия и только по тропическим широтам».

Вероятно, свое семидесятилетие сэр Фрэнсис Чичестер встретит в океане и рассказ о нем закончим его словами :

«Мои цивилизованные друзья будут разочарованы, но я написал это прежде, чем я возобновил контакты с людьми. Наши предки гораздо более успешно охотились, добывая пищу, или грели бока на солнышке, чем мы в нашей жизни, полностью Контролируемой интеллектом. Я вел интеллектуальную жизнь. Я изобрел удачную систему навигации и написал несколько книг, которые были бестселлерами. Я пытался вести чисто физический образ жизни, но с ним связаны печаль и одиночество. Единственный способ жить полной жизнью — это делать то, что зависит и от человеческого мозга, и от физических действий. Вот почему я пускаюсь в эти морские путешествия, и, если мне повезет, я окончу свои дни, наслаждаясь солнцем над головой, а это самое счастливое чувство». Во время интервью в Плимуте Чичестер, прежде чем ответить на вопрос: «Зачем вы совершили это путешествие?», потер подбородок и сказал после длительной паузы: «Я мог бы дать вам целых шестьдесят ответов, и каждый из них был бы верен. Во всяком случае, я считаю, что такое путешествие активизирует жизнь. Занимаясь таким делом, вы живете полнокровно, и уже этим одним все оправдано. Так что если вы хотите жить полной жизнью, то вот вам один из способов».

На «Опти» вокруг света

27 декабря 1966 года из марокканского порта Касабланка стартовала яхта «Опти» («опти» — сокращение от слова «оптимист»). На борту этой дубовой скорлупки отправился в кругосветное плавание известный польский журналист и переводчик Леонид Телига.

«Многие задают мне вопрос, — рассказывал впоследствии Телига, — почему я пошел в плавание один. Казалось бы, куда лучше, надежнее идти в такой поход втроем или, во всяком случае, вдвоем. Можно спокойно отдохнуть, если кто-то стоит у руля. А если, к примеру, заболел, то твой надежный товарищ окажет тебе необходимую помощь. И еще немаловажно то, что можно с кем-то перекинуться словом. Нет, конечно же, спокойнее и безопаснее идти в поход компанией! И все же я пошел один, и судно строил с таким расчетом, чтобы как можно удобнее управлять на нем одному.

Дело вот в чем. Нынче вряд ли кого удивишь большим морским путешествием на яхте с командой в несколько человек. Это уже не считается большим спортивным достижением. Другое дело — длительный морской переход в одиночку. Здесь степень трудности и риска увеличивается во много раз. До меня, насколько я помню, такие, может быть, несколько меньшие по длительности опасные переходы совершили на одиночных яхтах двенадцать человек. Среди них англичанин Чичестер, французы и другие. И ни одного славянина! Отваги, храбрости, мужества нашим народам не занимать. Поэтому мне и хотелось доказать, что на равнинах моей родины Польши могут вырасти вполне достойные соперники западным яхтсменам. И я рад, что мне это удалось».

Итак, начало перехода Леонида Телиги вокруг света — 27 декабря 1966 года. Яхта вышла в плавание лишь под вечер, и вскоре после захода солнца спустилась темнота.

«Передо мною темный океан, темное, затянутое тучами небо и лишь дрожащие в теплом воздухе, словно огоньки светлячков, огни домов Касабланки — таковы мои самые первые впечатления кругосветного плавания», — записал Телига в свой дневник.

Сначала он взял курс на Канарские острова, а затем с попутными пассатами и течениями пересек Атлантический океан. Его маршрут почти в точности совпадает с путем, который проложили участники экспедиции Тура Хейердала на папирусных кораблях «Ра-I» и «Ра-II». Однако у Телиги была современная яхта длиной около десяти, а шириной около трех метров. Площадь парусов «Опти» — сорок три квадратных метра, и разумеется, польскому мореплавателю потребовалось меньше времени, чем интернациональному экипажу папирусных лодок, чтобы пересечь Атлантический океан. Тридцать дней продолжалось плавание «Опти» через Атлантику к Антильским островам. Еще месяц перекочевывал Телига от одного острова к другому, собирая материал для своей будущей книги и снимая кинофильмы. Затем, пройдя Панамский канал, «Опти» оказалась в Тихом океане. Курс проложен к Галапагосским островам.

Немногим более недели продолжался переход от берегов Американского континента. Галапагосские острова лежат почти на экваторе, но около них Телига видел не только типичных представителей тропиков — акул, рыб-парусников, электрических скатов, но и тюленей, морских львов, пингвинов, каким-то образом оказавшихся здесь вдали от холодной Антарктики. На четыре из шестнадцати островов, входящих в состав Галапагосского архипелага, высаживался польский яхтсмен. «Галапагос» по-испански означает «черепаха», и действительно их на островах огромное количество. «Одни черепахи, — замечает Телига, — живут среди низкорослых кактусов и имеют короткую шею. Другие, обладающие длинной шеей, обитают среди высоких кактусов. Наглядно видишь, как животные приспосабливаются к условиям обитания».

Пожалуй, наиболее известен среди моряков пустынный островок Флореана. Там находится почтовый ящик. Это большая, потрескавшаяся от времени белая бочка. Ее когда-то установили китобои, ходившие на промысел мимо Галапагоса.

Здесь они оставляли письма на родину. Если какой-нибудь китобоец возвращался домой, он обязательно забирал все письма, лежавшие в бочке. И в наши дни любое судно, плывущее мимо Галапагоса, считает своим долгом забрать корреспонденцию и сдать ее на почту в Панаме или Сан-Диего. Оставленные здесь письма — с марками или без марок — рано или поздно доходят до адресата. Телига тоже воспользовался этим оригинальным почтовым отделением и отправил письма в далекую Польшу.

Тихий океан! Много дней и ночей шла «Опти» в бескрайнем водном просторе, не встречая ни одного корабля. Но обитатели океана то и дело напоминали о себе. То летучая рыба шлепается на палубу, то стая дельфинов начинает свои фокусы около яхты. Наносили визиты и океанские исполины — киты. Однажды целое китовое семейство оказалось вблизи яхты. Один из них направился прямо к «Опти». Достаточно и легкого удара китового хвоста, чтобы нанести яхте жестокий урон.

Телиге ничего не оставалось делать, как смотреть на приближающегося исполина. Между тем, подойдя к яхте на расстояние десяти — пятнадцати метров, кит внезапно погрузился на глубину, а затем прошел под «Опти» вплотную к ее килю, после чего вновь появился на поверхности. Этот маневр кит повторил несколько раз, а потом внезапно исчез.

Однажды ночью на «Опти» пожаловал осьминог. Его огромные щупальца Телига увидел на корме. Бросился за багром, но осьминог уже соскользнул в воду и скрылся в пучине.

Чтобы переждать сезон жестоких тропических штормов и отремонтировать яхту, Телига под самый новый 1968 год решил зайти на остров Таити. В новогоднюю ночь он был в кругу коллег-яхтсменов, которые в это время года обычно пережидают погоду на Таити. А в Международный женский день 8 Марта Телига смог выполнить приятную миссию, поздравив от имени польского народа советских женщин — научных сотрудников и членов экипажа самого известного корабля науки — «Витязя», который зашел на Таити.

Несколько незабываемых дней Телига провел в обществе советских моряков и ученых.

«Команда «Витязя» существенно пополнила мои продовольственные и питьевые запасы, аптеку и библиотечку книгами с памятными пожеланиями успеха», — рассказывает Телига.

Покинув Таити, польский мореплаватель направился на остров Фиджи, где рассчитывал получить разрешение на заход в австралийский порт Сидней. Надо сказать, что в Австралии его с нетерпением ожидали сотрудники польского консульства, которые должны были вручить отважному мореплавателю присланную из Варшавы медаль «За выдающиеся спортивные достижения». Однако австралийское правительство не выдало Телиге визы. Вместо Сиднея он направляется в Индийский океан через изобилующий подводными мелями и рифами Торресов пролив.

Плавание Телиги через Торресов пролив напоминало стремительный спуск лыжника-слаломиста, лавирующего среди лабиринта рифов и коралловых островков. Вдобавок еще беспрестанно обрушивались шквалы с обильными ливнями.

Когда коварный пролив остался позади и «Опти» прошла между двух красных буев, за которыми открывалось широкое Арафурское море, он почувствовал такую усталость от постоянного недосыпания и нервного напряжения, что свалился и тут же на палубе заснул мертвым сном. Его разбудила штормовая волна, накрывшая яхту. Наверное, уже не один час шла «Опти» в штормовой полосе, соскальзывая с гороподобных волн и вновь взлетая на их пенистые вершины. Телига вскочил и быстро зарифил все паруса. «Опти» была готова к бою со стихией. Шторм свирепствовал на протяжении тридцати часов, и, когда он затих и на смену ему пришел попутный ветер, мореход облегченно вздохнул, но ненадолго — опять налетел шквал. И опять наступила пора испытаний. К тому же через стыки надстройки стала проникать вода.

Так, борясь со стихией, «Опти» упрямо продвигалась на запад. Вообще, плавание в Индийском океане, начиная с Торресова пролива, оказалось куда менее приятным, чем в Тихом.

Приближаясь к берегам Южной Африки, польский моряк встретил в Индийском океане корабль. Им оказался советский танкер «Ленкорань». Огромный танкер и маленькая яхта сблизились. Узнав, что яхтсмен ни в чем не нуждается, советские моряки, пожелав ему счастливого плавания, легли на прежний курс.

«Какие прекрасные впечатления я вынес из встреч с советскими моряками. Только они, да еще и английские суда, меняли курс при виде моей яхты и бородатого человека на ее борту», — рассказывает Леонид Телига.

Обогнув мыс Игольный, отважный мореплаватель вновь вошел в Атлантику. Первые дни в Атлантическом океане проходили при хорошей, солнечной погоде, и Телига смог погреться, просушить снаряжение и паруса после штормов Индийского океана, но покой длился недолго. Вскоре опять налетали шквалы. Несколько дней из-за сильнейшей болтанки яхтсмен не мог себе приготовить горячую пищу, а тут еще выяснилось, что вообще все припасы подходят к концу. «Надо спешить в Дакар, но как это сделать, если волны и встречный ветер как будто сговорились против меня», — рассказывал Леонид Телига. А тут еще болезнь, поднялась температура. Моряк привязал себя к койке и впал в забытье. Шли дни… Шквалы прекратились. Придя в себя после перенесенной болезни, мореплаватель вернул снесенное ветром и течениями за несколько дней суденышко на прежний курс. И здесь неожиданная, радостная встреча. Вот что записано в дневнике Леонида Телиги:

«Идущее впереди меня судно берет курс на «Опти». Все ближе и ближе. На борту надпись «Монюшко». С палубы меня бурно приветствуют. Теплоход лег в дрейф, и я убрал паруса. После долгих месяцев плавания это первое увиденное мною польское судно. Наслаждаюсь звуками родной речи. Счастлив оказанной дружеской встречей». На борт «Опти» переданы продовольствие, фрукты, газеты, журналы…

Плавание продолжается. А через несколько дней, запустив сигнальную ракету, капитан «Опти» дал знать о себе лоцманской службе африканского порта Дакара. Так, 9 января 1969 года закончился переход польского яхтсмена от островов Фиджи в Тихом океане протяженностью около пятнадцати тысяч миль (или двадцать семь тысяч километров). За сто пятьдесят девять дней пути он не посетил ни одного порта.

После нескольких дней отдыха в Дакаре Леонид Телига снова в пути к марокканскому порту Касабланка, откуда он вышел в кругосветное плавание два года назад. Наконец и Касабланка. Круг замкнулся.

Вокруг света без остановки

Фрэнсис Чичестер еще только готовился к своему кругосветному рейсу, как в одной из лондонских газет прозвучало предостережение: «Берегись, Чич, у тебя есть соперник!» Этим соперником был зеленщик из Портсмута Алек Роуз. Он также собирался обогнуть земной шар под парусом. Но его яхта «Веселая леди» была оснащена хуже, чем «Джипси-Мот-IV», да и меньше чичестеровской яхты в полтора раза. Чичестер снаряжался в кругосветный рейс при поддержке заинтересованных в рекламе богатых компаний, а Роуз вложил в рискованное предприятие свои весьма умеренные сбережения. И не удивительно, что на подготовку к рейсу у Роуза пошло больше времени — Чичестер отплыл первым. Алек Роуз же стартовал спустя почти целый год после Чичестера — 10 июля 1967 года. Триста пятьдесят пять дней он провел один на один со стихией, прежде чем «Веселая леди» вернулась в Портсмут, пройдя тремя океанами с несколькими остановками. Более двухсот тысяч англичан встретили в Портсмуте его как героя. Смущенный торжественной встречей, Роуз только и мог сказать: «Кругосветный вояж, о котором я мечтал всю жизнь, осуществился».

Кругосветные рейсы мореплавателей-одиночек получают из года в год все большую популярность, все больше усложняется программа и приобретается чисто спортивный оттенок. Во всяком случае, когда газета «Санди Таймс» объявила в 1968 году одиночную безостановочную кругосветную гонку под парусами, десять яхтсменов изъявили желание участвовать в ней.

Долгое время лучшие шансы на победу в этом необычайном океанском сверхмарафоне были у француза Бернара Муатесье. Он шел все время со значительным опережением графика «вояжа века» Фрэнсиса Чичестера, совершенного за рекордный срок — двести двадцать шесть дней. Сам Чичестер, напряженно следивший за ходом гонки и имевший полную информацию о положении яхт (он был председателем судейского жюри кругосветки), считал, что «победа у Муатесье в кармане».

Уверенность в скором финише французского мореплавателя еще более укрепилась, когда в начале марта 1969 года он оказался у мыса Горн. Еще немного — и выход на «атлантическую прямую». Предполагалось, что Бернар Муатесье прибудет в Плимут между 5 и 20 апреля. Вспомнили даже, что день рождения Бернара 10 апреля, и высказали предположение, что скорее всего отважный француз должен финишировать именно в этот день.

Но вот наступил апрель, а за ним и май. Ожидание напрасно — от Муатесье нет никаких известий. Сэр Фрэнсис от имени жюри и устроителей кругосветных гонок обратился к капитанам всех кораблей, плававших тогда в просторах Тихого и Атлантического океанов, с просьбой наблюдать за морем. Такое же обращение было послано чилийским летчикам, совершавшим рейсы в районе мыса Горн. Здесь уместно сказать, что сам Муатесье мог сообщить о себе только при встрече с каким-нибудь судном. Подражая своему кумиру Джошуа Слокаму — первому человеку в мире, в одиночку обогнувшему земной шар, французский мореплаватель не взял в рейс радиоаппаратуру. Зато он вновь «изобрел» способ связи, которая действовала на три-четыре десятка… метров. С помощью пращи он мог забросить записку с борта своего кэча «Джошуа» (названного, конечно, в честь Джошуа Слокама) на борт проходящего мимо корабля.

Наконец в июне месяце 1969 года греческий пароход встретил одинокий парус южнее Американского материка. Это был Бернар Муатесье. С помощью своей «связи ближнего действия» он метнул на палубу «грека» записку, текст которой немедленно передали в Плимут. «Я не иду в Плимут, — говорилось в записке. — Теперь, когда дорога изведана и я знаю, что могу идти быстро, мне незачем идти в Плимут ради всего этого шума. Я ненавижу рекорды. Иду на Таити».

Текст вместе со «свежими» фотоснимками Муатесье обошли газеты. Любопытно, что мореход фотографировал себя сам и по примеру потерпевших кораблекрушение поместил снимки в три бутылки и, тщательно закупорив, выбросил в океан, когда огибал мыс Игольный. Одну из бутылок нашли на берегу Африканского континента и переслали самолетом в Париж.

В западных странах на поступок Муатесье реагировали одинаково: «Парень не в своем уме! Отказаться от приза, славы, денег?!»

Однако в сентябре 1969 года отважный француз «в добром здравии и памяти», как писала таитянская газета, ошвартовался у одного из пирсов Папеэте, пройдя пятьдесят четыре тысячи миль без остановки. И хотя сам мореплаватель с отвращением относится к рекордам, он установил замечательный рекорд — практически полтора раза обойдя вокруг света.

…А в самом конце апреля 1969 года в английский порт Фалмут вошла яхта «Суахили», стартовавшая из этого порта триста одиннадцать дней назад. Ее капитан тридцатилетний моряк торгового флота Робин Нокс-Джонсон стал победителем кругосветного безостановочного сверхмарафона.

Несколько недель отважный мореход считался погибшим, потому что радиосвязь с ним была прервана. Высказывалось предположение, что «Суахили» потерпела крушение у мыса Горн. Однако затем проходящее судно обнаружило яхту меньше чем на полпути между Южной Америкой и Англией — у Азорских островов.

21 апреля за семьдесят миль до Фалмута яхту встретил почетный эскорт — миноносец «Ворсаш»… Приз «Золотой глобус» был вручен Робину Нокс-Джонсону не сразу, а по прошествии некоторого времени. Ждали, что, может быть, появится в Фалмуте его ближайший соперник Доналд Кроухорст, стартовавший на четыре с лишним месяца позже. Однако на деле оказалось, что соперничество Кроухорста совсем не угрожало Нокс-Джонсону, да и все плавание тримарана «Электрон» с Кроухорстом на борту было сплошной фикцией.

За Доналдом Кроухорстом среди участников кругосветной гонки ходила слава «темной лошадки». Отправился он в полный опасностей рейс не из-за любви к соленому ветру, а из-за того, что видел в нем верное средство поправить свои вконец запутанные финансовые дела. Построенный на средства бизнесмена Стэнли Беста тримаран «Электрон», на котором Кроухорст пустился в нелегкий путь, был далек от совершенства, точнее, не «доведен» кораблестроителями. Но Кроухорст не стал тратить время на устранение явных недостатков, а поднял паруса. Перед этим он, отвечая друзьям, говорившим, что вряд ли на «Электроне» можно пройти дальше Южной Атлантики, бросил загадочную фразу: «А может, мне дальше и не нужно… Кто узнает, обошел я вокруг света или нет?»

Трудно сказать сейчас, заранее ли продумал Кроухорст свой план или встал на путь обмана и фальсификации в силу обстоятельств. Все же, думается, последнее. А обстоятельства были таковы. На пятнадцатый день плавания «Электрон» прошел фактически только восемьсот миль из тридцати тысяч кругосветного маршрута. Фрэнсису Чичестеру, чтобы преодолеть это расстояние, потребовалось лишь шесть дней. Из радиопередач выяснилось, что все участники гонки шли значительно лучше Кроухорста. Положение усугублялось еще и тем, что обшивка одного из поплавков стала расслаиваться буквально на глазах. Вот тогда-то Доналд Кроухорст стал передавать в эфир оптимистические сообщения и вымышленные координаты.

«Электрон» беспомощно дрейфовал где-то у берегов Аргентины, а по придуманному Кроухорстом маршруту он шел в Тасмановом море. Потом Кроухорст замолчал на три месяца. Вновь передатчик «Электрона» заговорил лишь 9 апреля. Если судить по переданным координатам, Доналд Кроухорст тоже обогнул мыс Горн и стремительно настигал Нокс-Джонсона. На самом же деле «Электрон» не покидал атлантическую акваторию. Более того, когда тримаран оказался в катастрофическом состоянии, Кроухорст тайно пристал к берегу в устье Ла-Платы и его «Электрон» отремонтировали в мастерской аргентинской погранслужбы. Удивительно, что информация об этом событии не проникла в печать.

«Электрон» снова вышел в открытый океан, дожидаясь своего часа. Панически боясь, что его засекут встречные корабли, Кроухорст потерял покой и сон. В ночное время он не зажигал сигнальных огней и вполне возможно, что какое-нибудь судно могло протаранить «Электрон» в кромешной тьме.

В конце концов психика не выдержала. И хотя от яхтсмена поступали сообщения с координатами, они были довольно странными. Одно было ясно: «Электрон» приближается к Англии. В курортный городок Тейнмаут, избранный Кроухорстом для финиша, стали съезжаться люди, но «Электрона» так и не дождались. Существует предположение, что Кроухорст, не дойдя до родных берегов, покончил с собой, выбросившись в океан и захватив при этом на дно морское один из вахтенных журналов и хронометр.

Осенью 1969 г. тримаран «Электрон» был обнаружен в районе Саргассова моря английским судном «Пикарди». На борту блуждающего парусника оказались как будто судовые документы, журналы, магнитофонные записи, мореходные инструменты, кроме хронометра. Тщательное изучение документов и записей английскими журналистами Томалином и Холлом позволило установить, что «Электрон» так и не покидал Атлантику. Любопытно, что его выход в эфир после трехмесячного молчания очень дорого обошелся другому участнику гонки — английскому морскому офицеру Найджелу Тетли. Он тоже шел очень хорошо, и до английских берегов его яхте оставалось преодолеть всего тысячу двести миль. Услышав в эфире оптимистические заверения Кроухорста, Тетли решил любой ценой не уступить сопернику. Подстегнутый Кроухорстом, Тетли на всех парусах полетел к Англии невзирая на шторм, бушевавший у Азорских островов. Однако истрепанный бурями и волнами тримаран не выдержал — 21 марта Тетли пришлось перейти на надувной спасательный плот. Его тримаран «Виктресс» пошел ко дну. Надежды на «Золотой глобус» или на второй приз — пять тысяч фунтов стерлингов утонули вместе с суденышком.

Самый юный Магеллан

…Шторм окончился, но океан еще не сдавался, обрушивая огромные волны на прибрежные коралловые рифы. Сразу же за рокочущей стеной прибоя возвышался скалистый берег острова Уполу. Дальше виднелись конусы вулканов. Среди кокосовых пальм белели домики городка Апиа — столицы Западного Самоа.

Спасаясь от шторма, в бухте укрылись парусные шхуны, занимающиеся перевозкой копры, спортивные яхты и целая флотилия полинезийских пирог. Трудно сказать, кто из моряков оказался зорче, но вскоре всеобщее внимание было приковано к волнующемуся океану. Борясь с гигантскими водными валами, к острову медленно приближалась маленькая яхта. Шторм не прошел для нее даром — на суденышке виднелись следы разрушения.

Велико было удивление жителей Апиа и моряков парусников, скопившихся в бухте, когда они увидели, что на борту яхты «Голубка» находился лишь один человек. Он был совсем молод: лет шестнадцать-семнадцать. Имя его — Робин Ли Грэхем. Он рассказал, что совершает кругосветное плавание. Его яхта вышла из Лос-Анджелеса 18 августа 1965 года. В самых первых числах сентября «Голубка» благополучно прибыла в Гонолулу. А еще через неделю Грэхем продолжил рейс на юг. Вскоре перед ним открылся плоский, как лепешка, атолл Фаннинг. После непродолжительной стоянки в лагуне кораллового острова «Голубка» взяла курс на юго-запад.

Шли дни… Погода благоприятствовала переходу. Яхта скользила по слегка взволнованной поверхности океана. Но когда она оказалась поздно вечером 26 октября в двадцати милях от Уполу, закат окрасился в медный цвет. Это предвещало шторм. Чувствуя, что ночью он не сможет пройти через кольцо прибрежных рифов, Ли Грэхем решил дождаться рассвета.

Ночью усилился ветер. Яхта валилась то на один, то на другой борт. Волны перекатывались через палубу, и моряк укрылся в кокпите. Вдруг послышался треск ломающейся мачты. Она упала за борт. Спустя несколько часов, когда ветер ослаб, Робину удалось поставить временную мачту.

Позднее, отвечая на вопросы жителей Апиа, что вдохновило его на кругосветное плавание, юный яхтсмен ответил:

«Мне хотелось повидать мир, но не по туристской программе, с паспортом, где куча однодневных виз, а самому на парусной лодке, чтобы иметь возможность добраться до маленьких атоллов, запрятавшихся в самых глухих уголках нашей планеты. Чтобы я мог жить там месяц или два и есть настоящую пищу островитян и танцевать под их музыку…»

О своей мечте Робин сказал родителям, когда ему было только пятнадцать лет. Отец — заядлый яхтсмен, научивший мальчика владеть парусом и мореходными инструментами, одобрительно отнесся к идее совершить океанское плавание. Мать была категорически против, считая, что необходимо сначала закончить школу.

— Но, мама, — возражал Робин, — повидать мир, разве это не школа?

В конце концов отец и сын уговорили мать. Теперь дело было за яхтой. Довольно скоро Грэхем-старший нашел в Лос-Анджелесе то, что надо: восьмиметровый фиберглассовый шлюп «Голубка», и приобрел его.

Целое лето 1965 года Роберт привыкал к шлюпу, совершая рейсы у калифорнийского побережья, а затем решился на большой океанский переход в Гонолулу. Случилось так, что никто из школьных товарищей не смог составить ему компанию. Ждать не имело смысла, и, прихватив банджо и пару очаровательных котят, он отправляется на Гавайские острова в одиночку.

С попутным северо-восточным пассатом, преодолев 2230 миль за три недели, «Голубка» бодро дошла до Гонолулу. После этого удачного перехода Робину казалось вполне естественным продолжать рейс к островам Южных морей в одиночку.

14 сентября 1965 года на шлюпе были вновь подняты паруса — Грэхем взял курс к атоллу Фаннинг, лежащему почти на экваторе.

Первые дни тянулись медленно. Робин с легкой грустью вспоминал родных, близких школьных друзей. Ему казалось, что он плывет в океане уже целую вечность. Чтобы отвлечься, Робин на всю мощь включал магнитофон, и самые модные эстрадные мелодии разносились и глохли над синими просторами океана. Каждый день Робин вел дневник, не прибегая к карандашу и тетради. Просто он включал магнитофон и рассказывал сам себе, что произошло за день. Автоматическое рулевое устройство работало безотказно, давая возможность спокойно отдыхать юному мореплавателю, особенно если учесть, что «Голубка» шла совершенно в безостровном пространстве Тихого океана в стороне от оживленных морских дорог. Переход занял около двух недель.

Низкий и плоский, как лепешка, атолл Фаннинг поразительно контрастировал с высокими и гористыми Гавайскими островами. Главными обитателями Фаннинга, если не считать триста человек микронезийцев с островов Гилберта, работающих на кокосовых плантациях по найму, и единственного европейца-англичанина, были легионы кроваво-красных раков-отшельников и полчища крабов — пальмовых воров. Вдоволь наплававшись с маской и ластами в прозрачной воде лагуны среди самых невероятных по форме и окраске рыб и побродив по островку, Грэхем отправился в дальнейший путь. Ему подарили несколько десятков гроздьев бананов и три огромные корзины с кокосовыми орехами.

Практичный Робин фиксирует в своем звуковом дневнике, что он стал после посещения Фаннинга беднее всего лишь на двадцать центов, причем двадцатицентовая монетка выпала из кармана его шорт, когда он бродил по берегу.

Близ экватора паруса «Голубки» сморщились и бессильно обвисли — суденышко вошло в штилевую зону. Еле-еле продвигаясь на юг, шлюп все не попадал в зону пассатных ветров. Вот и верь лоциям и справочникам, в которых указывается, что на этих широтах должен был бы дуть ровный я сильный юго-восточный пассат. И только на 6° южной широты «Голубка» с наполненными парусами легко и свободно понеслась на запад. Безмятежное плавание было нарушено лишь у островов Самоа, где мореход попал в шторм, о котором мы упоминали в начале нашего рассказа.

В Апиа Робин соорудил новую мачту, «но забыл», как с улыбкой потом вспоминал юный мореход, подложить под нее на счастье монетку. Самоанцы очень радушно принимали Робина. Его приглашали даже в самые отдаленные от Апиа селения, чтобы послушать «сива». «Сива» — это пение самоанцев, обычно сопровождаемое танцами. Когда Робин рассказывал о себе и говорил, что парусник, на котором он приплыл на Самоа, называется «Голубка», ему ответили, что его тоже воспринимают как летающего голубка, или, на полинезийском языке, «луталела». Так Робин Ли Грэхем получил свое первое имя на островах Южных морей.

Грэхем прибыл на Самоа в сезон ураганов, или тропических циклонов. Слово «ураган» является искажением занесенного в свое время в Европу испанцами карибского слова «аркан», что означает «сильный ветер». Применять термин «ураган» ко всякому ветру силой двенадцать баллов и на любых широтах нашей планеты нельзя, так как, строго говоря, ураган — циклоническая система ветров, зарождающаяся только в тропиках и развивающаяся совершенно определенным образом.

Сезон ураганов в южной части Тихого океана длится с декабря по апрель. Ураганы нередко приносят жителям островов неисчислимые бедствия. Вспомните «Дом Мапуи» Джека Лондона. Так было и во время пребывания Робина на Самоа, когда ужасным ураганом были разрушены, сметены многие хижины островитян. Вместе со всеми юный мореплаватель трудился над восстановлением жилищ. Сезон ураганов Робин переждал сначала в Апиа, а затем перебрался в Паго-Паго (Восточное Самоа).

1 мая 1966 года «Голубка» покинула гостеприимные острова, направляясь к архипелагу Тонга. Этот переход проходил при благоприятной погоде. На Тонга от одного из вождей Робин получает второе свое полинезийское имя — Кай Вай, что в прямом переводе означает «водоглот». «В давние времена, — говорил вождь, — когда тонганский верховный вождь Туи-Канокуполу выходил в морской поход, на носу лодки сидели воины, заслонявшие Туи-Канокуполу от водяных брызг. Вот эти воины и назывались Кай Вай. Ты тоже Кай Вай, потому что не боишься моря».

На Тонга Робин встретил яхтсменов из Канады, Южной Африки, Новой Зеландии, совершающих далекие плавания. Что и говорить, в наши дни даже в самых отдаленных уголках непременно встретишь странствующих морскими дорогами и тропинками людей под парусом. Явление это настолько примечательное, что даже нашло отражение в одном из последних романов Жоржа Симёнона — «Мой друг Мегрэ». Арена действия знаменитого комиссара полиции — островок Поркероль, а главные действующие лица — яхтсмены различной национальности, привлеченные сюда красотой острова и моря. Своими стежками-маршрутами они сшивают вместе все континенты. Некоторые из них вроде Робина кочуют по океанским просторам в одиночку. Но среди яхтсменов, собравшихся тогда на Тонга, одиночным мореплавателем был лишь Ли Грэхем.

1 июля 1966 года «Голубка» на островах Фиджи. Плавание среди островов Южных морей ночью, да и днем, когда солнце слепит глаза моряка, весьма и весьма опасно. Не так-то просто тогда заметить с невысокой палубы коралловую отмель, если над ней нет буруна, или подводную скалу, острую как нож. Кроме того, многие коралловые рифы просто не нанесены на карту. А те, которые и обозначены, легко могут менять свои очертания: ведь коралловые колонии растут, расширяются, возникают на новом месте. Робин научился маневрировать в этих водах и благополучно миновал все опасности. Однако опасность поджидала его на берегу, точнее, у берега одного из островов Фиджийского архипелага, когда он, бродя по колено в теплой воде, случайно наткнулся на ската, поранив себе ногу об острый и ядовитый «хвостовой кинжал». Робин немедленно наложил на ногу тугой жгут, и, к счастью, все обошлось. Однако недели две он чувствовал боль при ходьбе.

На Фиджи Робин получил сообщение, что в Порт-Вилу на Новых Гебридах прилетает Грэхем-старший. Робин немедленно направился туда. Встреча с отцом была радостной. После Новых Гебрид, а затем Соломоновых островов и Порт-Морсби юный мореплаватель берет курс на Торресов пролив, который он прошел без всяких приключений. Однако в Арафурском море ночью «Голубка» едва избежала столкновения с огромным океанским лайнером. Расходящиеся от носа стального гиганта волны резко отбросили «Голубку» в сторону.

Плавание в Тихом океане не прошло без последствий и для шлюпа и для его капитана. «Голубка» стала поскрипывать, ее корпус пора было укрепить, не мешало и проконопатить палубу. А Робин Ли Грэхем возмужал и окреп; дважды в океане он встречал свой день рождения.

4 мая 1967 года Робин заходит в австралийский порт Дарвин. Здесь, чтобы подработать, он временно устраивается в электромонтажную контору. Через два месяца плавание продолжалось.

«Если Тихий океан, — рассказывает Робин, — обошелся со мною мягко, то Индийский океан обернулся ко мне своей самой неистовой стороной. Знал бы я, что меня ждет, какие бешеные ветры и штормы, наверное, вообще не вышел бы из Австралии».

«Голубка» в Индийском океане шла в зоне пассатов, куда то и дело вторгались холодные циклоны из умеренных широт южного полушария. Не успев оправиться от одного шквала, Робин уже ожидал следующего. Не так-то много островов в Индийском океане, где можно было бы переждать бурю. Один из немногих клочков земли на пути «Голубки» — Кокосовые острова. Грэхем пробыл на них несколько дней, и, когда снова вышел в океан, ничто не предвещало шторма. Но он разразился ночью. «Голубка» шла под зарифленными гротом и генуэзским кливером. Робин только уснул, как резкий удар сотряс шлюп. Он выскочил на палубу и не увидел… мачты. Однако, присмотревшись, обнаружил, что мачта, сломанная в двух футах ниже старой сварки, болталась за бортом вместе с гиком. Робин бросился вытаскивать мачту. Волны покрывали его с головой, но он продолжал тянуть мачту. Однако очередная волна была посильнее предыдущих, и после ее удара Робин, потеряв равновесие, полетел вниз головой в воду. Очутившись в воде, он не растерялся, мгновенно схватился за поручни и вновь оказался на палубе. Передохнув самую малость, Робин продолжал спасение мачты. Впрочем, когда наконец мачта оказалась на «Голубке», юный мореплаватель подумал, что до прихода в порт мачту поставить не удастся. Так что, если бы она утонула, потеря была бы невелика. Другое дело — гик. Установив гик вместо мачты, Робин под зарифленным гротом продолжал свой путь через Индийский океан.

На острове Маврикия Робина ожидал сюрприз: Грэхем-старший прислал ему необычную авиапосылку — новую алюминиевую мачту, свинчивающуюся из двух частей. Зайдя на пару дней на остров Реюньон, Робин взял курс на Дурбан, где произошли события, которые чуть было не поставили точку в нашем рассказе о самом юном кругосветном мореплавателе.

На пути к Дурбану шторм, вызванный прохождением тропического циклона, потрепал «Голубку». Шальная волна проникла в кокпит через неплотно закрытый иллюминатор, изрядно подпортив сложенные там продукты.

21 октября 1967 года «Голубка» зашла в дурбанский порт. На пирсе его встречала Патриция Раттери. Восемнадцатилетняя Патти, так же как и Робин, совершала кругосветное путешествие, передвигаясь от острова к острову, от городка к городу, от страны к стране попутным пароходом, почтовым или пассажирским самолетом, на автомашинах и мотороллерах. В столице островов Фиджи Суве они познакомились и очень понравились друг другу. Они договорились о встрече на Австралийском континенте, а в Дарвине твердо условились о Дурбане. Здесь Робин и Патти, получив по телеграфу разрешение родителей, обвенчались. Не удивительно, что пребывание в Дурбане затянулось. Лишь в марте 1968 года Робин стал подумывать о продолжении кругосветного рейса.

«Я не очень-то рвался продолжать одиночное плавание. Но ведь уже пройдено два океана и надо дело довести до конца. А самое главное — я просто не мог разочаровать всех тех, кто помогал мне в трудном путешествии», — записал Робин в свой звуковой дневник.

Были первые числа марта, когда Ли Грэхем сделал первую попытку выйти из дурбанского порта. Но разразившийся вопреки предсказаниям синоптиков жестокий шторм не позволил «Голубке» покинуть порт. К 10 марта погода улучшилась, и «Голубка» под гротом и добавочным треугольным парусом — спинакером вышла в открытый океан. Однако промежуток между только что закончившимся штормом и новым составил всего два часа. Опять пришлось спустить паруса и лечь в дрейф. Хуже всего, что «Голубку» отдрейфовало к пароходным путям. Приходилось ежеминутно быть начеку, чтобы не столкнуться со встречными пароходами, которые продолжали регулярные рейсы, несмотря на плохую погоду.

Лишь 14 марта небо очистилось, засияло солнце и волны прекратили свой стремительный бег. «Голубка» стала огибать южноафриканское побережье. Всего двадцать шесть часов потребовалось шлюпу, чтобы преодолеть пространство, отделяющее Дурбан от Ист-Лондона. Следующими портами захода были Порт-Элизабет, а затем Плеттенберг. И везде на пирсе Робина встречала Патти, переезжавшая из порта в порт на мотоцикле. Когда «Голубка» стояла на двух якорях в плеттенбергской бухте, а молодожены гуляли по городку, им сообщили, что шлюп, вероятно, сорвало с якорей и несет на берег. На попутной автомашине они быстро доехали до берега океана, и Робин, не мешкая, бросился в воду. С помощью какого-то спортсмена в гидрокостюме, также подплывшего к шлюпу, он поставил дополнительный якорь.

Из-за встречных сильных ветров продвижение вперед вдоль Африканского континента шло медленно. Достаточно сказать, что расстояние в восемьдесят три мили от Стилбааи до самой южной точки материка — мыса Игольного «Голубка» едва преодолела за три дня.

Обогнув мыс Игольный, Робин предполагал за день-два пройти до Кейптауна, но разразился шторм и ему целую неделю пришлось отстаиваться в Гордонбее.

13 июля 1968 года после длительного пребывания в Кейптауне «Голубка» вышла в открытый океан, направляясь к берегам Южной Америки. Между прочим, в Кейптауне Грэхем получил подарок от американского национального географического общества — довольно мощную радиостанцию. Это было как нельзя кстати, потому что Патти отправлялась в Европу на пароходе и Робин с помощью новой радиостанции мог теперь поддерживать с ней связь по крайней мере во время всего ее плавания до европейских берегов. В дальнейшем Патти должна была добраться до Парамарибо (Суринам), куда через полтора-два месяца предполагал прибыть и Робин.

В Кейптауне на «Голубке» опять появились четвероногие пассажиры — котята Фили и Кили.

Первый этап плавания в Атлантике близ Африканского континента был самым напряженным. Из-за закрытия вследствие израильской агрессии Суэцкого канала старинный испано-португальский морской путь в Индию вдоль Африканского континента вновь стал чрезмерно оживленным. Робину приходилось бодрствовать днем и ночью. На всякий случай на мачту «Голубки» он водрузил даже радарный отражатель, специально приобретенный в Кейптауне.

Пароход, на котором Патти отправилась в Европу, выходил на несколько дней позже, и Робин включал рацию не для связи, а просто так послушать человеческие голоса. Обитатели океана тоже давали о себе знать. Близ африканских берегов он через тонкие стенки корпуса «Голубки» слышал свистящее дыхание тюленей, а в открытом океане сигналы дельфинов. Наконец ему удалось первый раз по радиотелефону поговорить с Патти. Постепенно пути парохода, на котором Патти плыла в Европу, и «Голубки» разошлись. «Голубка» с попутным юго-восточным пассатом направилась к берегам Южной Америки.

На рыбную ловлю в тропических широтах Робину явно не везло. Во всяком случае за двадцать три дня плавания от Кейптауна до острова Вознесения лишь одна корифена стала его добычей. Однажды в поле зрения попал оранжевый поплавок от рыбацких сетей, густо облепленный маленькими крабиками. В пустынном океане ко всему живому относишься иначе, чем на суше. Робин из куска пенопласта соорудил морским путешественникам более просторный плавучий остров и, снабдив крабиков пищей, пустил их в океан.

30 июля «Голубка» прошла в видимости острова Святой Елены, но Робин, преодолев соблазн, продолжал плавание. Опять он чуть было не оказался за бортом. Выбирая лаг, потерял равновесие, но успел схватиться за флюгер руля. Очутиться за бортом, когда шлюп ходко шел, подгоняемый пассатом, было более чем опасно.

5 августа «Голубка» бросила якоря близ скалистых берегов Вознесения. После недельной остановки на этом вулканическом острове плавание продолжалось. Через две недели «Голубка» вошла в воды Бразильского течения, омывающего берега Южноамериканского континента. Продвижение на север было быстрым — сто восемьдесят — двести миль в день.

31 августа «Голубка» в Парамарибо. За ее кормой осталось 22 300 миль, пройденных с многочисленными остановками за четыре года. У Робина было сильное желание закончить плавание. К тому же «Голубка» во время длительного перехода через три океана основательно потрепалась. «Я перестал ей доверять и не верю, что она выдержит настоящий шторм», — говорил Робин. С другой стороны, до финиша кругосветного рейса оставалось не так-то уж много сотен миль. Он подумывает о замене «Голубки» новой яхтой, большей по размеру. Однако после недельного пребывания в Парамарибо Робин пришел в норму. И не то, чтобы он почувствовал зов моря, это скорее был зов долга закончить начатое дело. Во всяком случае он опять поднимает паруса на своей «Голубке», держа курс на остров Барбадос. И опять Патти, которая была с ним в Парамарибо, отправляется попутным транспортом, на этот раз самолетом, чтобы встретить его на Барбадосе. 13 октября 1968 года «Голубка» приплыла к этому острову. Теперь на пути одиночного мореплавателя простиралось Карибское море, омывающее Центральную Америку.

На Барбадосе он расстается со своим верным шлюпом. Чтобы приобрести новую яхту, Робин вылетел самолетом на Виргинские острова. Ему повезло — довольно быстро он нашел подходящий шлюп на два с половиной метра длиннее, чем «Голубка». Робин назвал новый шлюп «Возвращение голубки».

После перегона шлюпа на Барбадос 21 ноября 1969 года Грэхем отправляется в путь по своему кругосветному маршруту через Карибское море.

Новый 1970 год путешественник встретил в панамском порту Колон. Пройдя под мотором Панамский канал, «Возвращение голубки» вышла в Тихий океан. Прежде чем идти в Лос-Анджелес, Грэхем решает посетить Галапагосские острова. Переход до острова Сан-Кристобаль занял чуть больше недели (30 января — 7 февраля).

Пребывание на Сан-Кристобале затянулось. Богатая и своеобразная морская и наземная галапагосская фауна поразила Робина. Архипелаг этот — царство непуганых птиц; бродя по берегу, Робин то и дело натыкался на пингвинов или грациозных фламинго. Лишь 23 марта на шлюпе были подняты паруса. Теперь Робин спешил домой, однако встречные ветры никак не давали развить максимальную скорость.

Целых тридцать восемь дней продолжался переход до Лос-Анджелеса. 30 апреля 1970 года кругосветное путешествие Робина Ли Грэхема, продолжавшееся 1739 дней, было завершено. Юный мореплаватель прошел на своих шлюпах 30 600 миль.

На вопрос одного из журналистов, бравших интервью у Робина: «Хотите ли вы повторить плавание»? — он ответил: «Конечно, нет! Зачем повторять то, что уже сделано».

В июне 1970 года также закончилось кругосветное плавание уроженца Виргинских островов Джона Гетцке. Оно длилось целых семь лет. На небольшом кэче «Валькирия» Гетцке отправился от Виргинских островов еще в 1963 году.

Летом 1966 года, находясь в Южно-Китайском море, Джон Гетцке пережил почти невероятное для наших дней приключение — на него напали пираты. Тридцать девять дней они держали Гетцке в плену, а затем, забрав все мореходные инструменты и более или менее ценные личные вещи, отпустили на свободу. С грехом пополам Джон Гетцке добрался до Сингапура, где местные яхтсмены помогли ему приобрести новые мореходные инструменты.

Переход «Валькирии» от Сингапура до Сейшельских островов занял около двух месяцев, после чего Джон Гетцке повел парусник через Мозамбикский пролив к берегам Южной Африки. Пролив, отделяющий Мадагаскар от Африканского континента, встретил мореплавателя жестокими штормами. Не мудрено, что «Валькирия» надолго застряла в Дурбане, где ее капитально отремонтировали, а Джону Гетцке сделали срочную операцию аппендицита. Лишь в начале 1968 года «Валькирия» продолжила кругосветное плавание. Небезынтересно, что ее капитану Джону Гетцке шел тогда семьдесят третий год.

Продолжается кругосветное путешествие на парусной спасательной шлюпке «Розумек» польского яхтсмена Войцеха Вялого.

«Розумек» поднял паруса поздней осенью 1967 года в болгарском порту Варна. После многочисленных приключений «Розумек» пересек штормовое в это время года Средиземное море и на несколько месяцев задержался в Гибралтаре.

Здесь Вялый ремонтировал изрядно потрепанный в штормах «Розумек». После ремонта он взял курс на Дакар, а затем через Атлантику — к берегам Латинской Америки.

После непродолжительной стоянки в Буэнос-Айресе «Розумек» вновь пересекает Атлантический океан в направлении самого крупного порта Южной Африки — Кейптауна. Стартовав весной 1970 года из Кейптауна, Вялый решает пересечь Индийский океан без остановки. В Австралию он прибыл в июле 1970 года.