Москва-Синьцзин

В основе этой истории, которая может показаться совершенно фантазийной, — реальные события и реальные люди. Причем некоторые исторические факты причудливей беллетристики, а некоторые прототипы поразительней литературных персонажей.

«Гавайский клипер» и его пилот

Историю пропавшего самолета с «золотыми сертификатами» в свое время я описал в сборнике «Любовь к истории».

Вот этот текст.

НЕСПЕТАЯ ПЕСНЯ

…Братья Терлецкие, Константин (р. 1887) и Лев (р. 1895), были настоящими детьми ХХ века — больше всего на свете любили технический прогресс. Константин бросил юридический факультет, чтобы поступить в Морской корпус и стать подводником, плавал на неуклюжих страшных субмаринах, потом стал известным конструктором и создал первую советскую подводную лодку «Декабрист».

Лев посвятил жизнь небу. Он воевал на той кровавой войне, которую сначала именовали «Отечественной», а потом забыли, потому что следующие войны оказались еще ужаснее. Я не нашел его имени в списке российских асов и георгиевских кавалеров, но судя по дальнейшей карьере это был летчик от бога.

В отличие от старшего брата, он не нашел общего языка с Советами. Служил в Белой армии. Эмигрировал в Америку. С такой, как сказали бы сейчас, остроактуальной специальностью Лев Филиппович, в отличие от большинства изгнанников, сумел найти хорошую работу — в только что созданной авиакомпании «Пан-Американ». И через некоторое время стал самым лучшим ее пилотом. Звали его теперь Leonard или Leo.

Любопытная для романиста деталь: судя по воспоминаниям, капитан Leo Terletsky был очень странным человеком. На земле — «настоящий европеец», «само очарование», но в воздухе превращался в истерика, орал на экипаж, никому не давал расслабиться. Один из сослуживцев утверждает, что прославленный пилот до смерти боялся летать. Такие люди есть: их вечно тянет к тому, чего они больше всего страшатся, и очень часто на этом поприще они достигают лучших результатов, чем остальные. (Известно, например, что доблестный воин Генрих Наваррский перед каждым сражением трясся от ужаса, но эта слабость лишь заставляла его искать самые опасные места в бою и приводила к победе).

Боялся Терлецкий высоты или нет, но он был первым из первых. В 1928 году одержал победу в спортивном перелете Лос-Анджелес — Цинциннати. В 1937 году снова попал в газетные заголовки, когда спас от гибели свой самолет, угодивший в густой туман над Сан-Франциско. Все, кто был на борту, уже попрощались с жизнью, но капитан сумел посадить самолет на воду.

Это вариант М-130 со спальным отделением. Наш рейс 229 был обычный, с 36 сидячими местами для пассажиров

С 1936 года «ПанАм» открыл рейс из США в Китай, через Гавайи, Гуам и Манилу. Выполнял полеты самолет М-130, так называемый «Гавайский клипер», самолет-амфибия, настоящее чудо тогдашней техники.

Командовали такими гидропланами только самые опытные пилоты, а у Терлецкого к тому времени уже было налетано девять тысяч часов.

29 июля 1938 года клипер Терлецкого с пятнадцатью людьми на борту взлетел с Гуама, взял курс на Манилу — и перестал выходить на связь, когда до Филиппин оставалось уже недалеко.

Поиски были долгими и упорными, в них участвовали пятнадцать (!) военных кораблей и даже стратегические бомбардировщики.

Безрезультатно. Ни следов, ни обломков в океане — ничего.

Пропавший самолет искали не только из-за пятнадцати человек. На борту был секретный груз, о котором не писали газеты: три миллиона долларов для Чан Кайши (это по-современному миллионов сто).

Загадка исчезновения так и осталась нераскрытой. Возможно, просто случилась авария (хотя погодные условия были терпимые). А может быть, произошло нечто совсем другое. В общем, есть разгуляться где на воле — в смысле, беллетристу.

Версия первая, конечно, — японская разведка. Коварные дети микадо запросто могли сбить самолет, чтобы деньги не достались Гоминьдану. А могли и увести клипер истребителями — чего зря миллионы топить. (И в первом, и во втором случае участь Терлецкого и его спутников была бы одинаковой).

Вторая версия — китайские «триады». Среди пассажиров был некий Ван-сун Чой, владелец нескольких нью-йоркских ресторанов. Подозрительный.

Хорошую версию можно было бы развернуть с самим Лео Терлецким. Командира все обязаны слушаться. Якобы аварийная посадка на заранее присмотренном пустынном острове. А там уже ждет роковая женщина, стюардесса. Потом их видели в Париже, на Вандомской площади у магазина «Картье». Хотя я бы, наверное, назначил злодеями двух ученых-биологов, которые были среди пассажиров: профессор бактериологии и специалист по патологии растений. А что? Летят себе в уголочке два тихих ботаника, никого не трогают, говорят про цветочки…

Ван-сун Чой

Эх, какой роман пропадает!

Но роман, как вы видите, не пропал. Песня спета. Потому что уже после публикации этого очерка я продолжил поиски и выяснил дополнительные подробности.

Ван-сун (на американский лад Уотсон) Чой не имел отношения к триадам, это был вполне респектабельный бизнесмен, неофициальный представитель Гоминьдана в США, поэтому ему и была доверена доставка секретного груза. Груз был очень компактен, всего три пачки, в каждой по сто «золотых сертификатов».

В японских ВВС на вооружении имелся самолет-амфибия Kawanishi H65, радиус действия которого вполне позволял провести операцию в районе филиппинского острова Лусон. «Каваниси» считается главным подозреваемым.

Еще одним, не менее мотивированным интересантом, которому очень не хотелось, чтобы деньги попали к адресату, являлась советская разведка. Это был момент, когда между СССР и Западом шла острая борьба за влияние на Чан Кайши, и главным инструментом являлся вопрос о военной помощи. Как известно, в этом противостоянии верх возьмут американцы, и Москва займет враждебную позицию по отношению к генералиссимусу Чану — сделает ставку на председателя Мао.

О том, какие хитроумные, витиеватые операции умел проводить дальневосточный отдел советской разведки, я расскажу дальше.

Все имена членов экипажа и пассажиров «Гавайского клипера» подлинные. Изменена одна буква в фамилии майора Френча (он стал Дренчем) и стюард Иван Паркер превратился в Джона Паркера — иначе в романе пришлось бы тратить место на объяснение русского имени, а это для сюжета не нужно.

Комиссар госбезопасности Михаил Фриновский

Михаил Петрович Фриновский был одним из самых эффективных и зловещих — да нет, просто самым эффективным и зловещим руководителем советской разведки и госбезопасности в середине 1930-х годов.

В юности он учился в семинарии, собирался стать священником — как Сталин или Дзержинский. Очевидно людей подобного типа, если они отрываются от Бога, кидает в противоположность.

В ЧК Михаил Фриновский поступил в 1919 году, ему тогда было едва за двадцать. Сделал большую карьеру, достигнув должности начальника пограничной службы и внутренней охраны НКВД, но настоящий его взлет произошел в 1936 году, когда он стал заместителем «железного наркома» Ежова.

Вскоре в этом страшном ведомстве не было человека страшнее Фриновского. Постепенно он сожрал других страшных людей, расчищая себе дорогу наверх. Три других ежовских заместителя — Яков Агранов, Матвей Берман, Лев Бельский — исчезли один за другим. Абрам Слуцкий, начальник ИНО (Иностранного отдела НКВД), был убит инъекцией яда прямо у Фриновского в кабинете.

В наркомате Михаил Петрович руководил ключевым ведомством — Главным управлением госбезопасности. В этом качестве Фриновский занимался организацией Большого Террора, требуя активного применения пыток и вынесения массовых расстрельных приговоров, а также лично выезжая в регионы для проведения репрессионных кампаний. В зарубежной работе спецслужб Фриновский был сторонником агрессивных, в том числе террористических методов. Под его руководством обычной практикой заграничных резидентур НКВД стали убийства и похищения.

Особый интерес Фриновский испытывал к дальневосточному направлению. Еще до назначения в Москву, в 1933 году, он командовал военной операцией на территории Китая, в Синьцзяне, потом проводил массовые «чистки» в Монголии. В 1938 году отправился с инспекционной поездкой в Хабаровск, где инициировал проведение массовых арестов в армии и НКВД, в том числе способствовал падению маршала Блюхера, снятого с поста командующего Дальневосточной армией. Блюхера арестовали и замучили до смерти на допросе.

В сентябре 1938 года Фриновский поднялся на новую высоту: стал наркомом военно-морского флота, одним из двух на всю страну командармов 1-го ранга (четырехзвездных генералов).

Погубило Фриновского властолюбие. Заняв пост наркома, он попытался сохранить аппаратное влияние и в НКВД, но это не устраивало нового первого зама Ежова — Лаврентия Берию, который расчищал себе путь наверх.

Весной 1939 года Фриновского арестовали и пропустили через тот же чудовищный конвейер, который он сам создавал. В заявлении на имя своего погубителя Берии он пишет: «Долго боролась во мне мысль необходимости сознаться в своей преступной деятельности в период, когда я был на свободе, но жалкое состояние труса взяло верх… Только после ареста, после предъявления обвинения и беседы лично с Вами я стал на путь раскаяния и обещаю рассказать следствию всю правду до конца, как о своей преступно-вражеской работе, так и о лицах, являющихся соучастниками и руководителями этой преступной вражеской работы».

«Путь раскаяния» не спас Фриновского, как не спасал раньше его жертв. И сам Михаил Петрович, и его жена, и даже семнадцатилетний сын были расстреляны.

Генерал-лейтенант Кэндзи Доихара

Японский спецслужбист Кэндзи Доихара посоперничает с Фриновским по части и предприимчивости, и злодейства. Тайной полицией он руководил дольше и, пожалуй, результативней — потому что сражался не с внутренними, а с внешними врагами своего государства, верней Квантунской военной клики, часто действовавшей независимо от Токио.

Сплетню о том, что шустрый молодой человек начал свою карьеру с продажи собственной сестры члену императорского дома, возможно, выдумали недоброжелатели, которых у интригана Доихары хватало, но в любом случае это невинный пустяк по сравнению с последующими подвигами «Лоуренса Маньчжурского».

За исключением года, проведенного во время Гражданской войны в Сибири, в составе японского экспедиционного корпуса, Доихара всё время служил в Китае и очень хорошо изучил эту страну.

Он выдвинулся на поприще тайных диверсионных операций. Некоторые из них имели огромные политические последствия.

В 1928 году Доихара организовал убийство диктатора Маньчжурии маршала Чжан Цзолиня. В 1931 году осуществил провокацию на Южно-Маньчжурской железной дороге: устроил взрыв, якобы совершенный китайскими террористами. В ответ Квантунская армия оккупировала всю Маньчжурию и учредила там марионеточное государство. Операцию по вывозу (фактически похищению) бывшего китайского императора Пу И тоже разработали и провели агенты Доихары.

Все тридцатые годы Доихара возглавлял японскую спецслужбу, курировавшую Китай и советское направление. Эта структура несколько раз меняла название и в конце концов стала просто «Организацией Доихары». Ее деятельность не ограничивалась шпионажем, убийствами и диверсиями. Генерал создал сложную теневую систему, даже две системы: одну для закулисного управления империей Маньчжоу-Го, и другую — для работы в остальном Китае.

Китай он наводнил своими агентами, многие из которых были связаны с преступным миром и наркоторговлей. При помощи взяток и шантажа «Доихара кикан» совершенно разложила Гоминьдановское правительство и командование. Как раз в 1938 году, когда происходит действие романа, Чан Кайши был вынужден устроить тотальную чистку армейской верхушки, предав смертной казни восемь генералов, подкупленных «Киканом».

Одной из самых мерзких операций Доихары была отправка в Китай «гуманитарных миссий», которые должны были лечить людей от туберкулеза, повсеместно распространенного в бедных провинциях. В лекарства подмешивали опиум, приучая к нему местных жителей и тем самым создавая новые рынки сбыта.

В Маньчжоу-Го сотрудники Доихары действовали и вовсе бесконтрольно. Они легально организовали производство опиума и получали доход от его продажи. Другой выгодной статьей дохода были бордели. Десятки тысяч женщин, в том числе русских, из Харбина, использовались для прибыли и шпионажа, причем всех их подсаживали на наркотики.

По сути дела Кэндзи Доихара являлся главным «крестным отцом» всей китайско-маньчжурской преступности, оставаясь при этом высшим офицером императорской армии и карабкаясь по карьерной лестнице всё выше.

Накануне мировой войны он входил в тайный круг «Одиннадцати надежных» — группы генералов, фактически управлявших Японией. Она делала ставку на прагматизм, соперничала с другой военной группировкой, придерживавшейся традиционных самурайских ценностей. Политика, которую Доихара и его единомышленники проводили в Китае, называлась «трехтотальной»: «Всех убивать, всё сжигать, всё разграблять».

После капитуляции, на Токийском судебном процессе, аналоге Нюрнбергского, генерал числился вторым в списке главных военных преступников. Теперь пресса называла его уже не «Лоуренсом Маньчжурским», а «японским Гиммлером». Доихара был приговорен к смертной казни и повешен в декабре 1948 года.

Интересный чекист Бокий

Первая генерация руководителей советских спецслужб — до того как настало время Ежовых и Фриновских — состояла из людей ярких и можно даже сказать творческих, вынесенных на поверхность революцией. Они безусловно были злодеями, но интересными злодеями, а не примитивными мясниками. Многие из них обладали фантазией, мыслили нестандартно и были одержимы страстью к экспериментаторству.

Одним из самых любопытных экземпляров этой демонической плеяды был Глеб Иванович Бокий (1879–1937), подобно Дзержинскому и Менжинскому, родившийся в дворянской семье и пришедший в революцию из-за непоседливости характера. Еще в юности, студентом, он увлекался всякого рода таинственностями. Участвовал в дальних азиатских экспедициях, разыскивал мифический «трон Чингис-хана», даже совершил археологические открытия.

Всё это совмещалось у Бокия с подпольной деятельностью, за которую его много раз арестовывали. Глеба Ивановича возбуждала игра в «казаки-разбойники» с Охранкой. Конспирация была его стихией. Уже тогда он увлекся криптографией и разработал шифр, который не сумели раскрыть опытные эксперты Департамента полиции. А еще Бокий интересовался гипнозом, оккультизмом, тайным знанием. Такое ощущение, что этого человека вообще неудержимо тянуло ко всему «что и не снилось нашим мудрецам». Существует литературоведческая версия, что инфернальный Глеб Иванович является прототипом булгаковского Воланда.

Умиляться интеллектуальной любознательности Бокия, однако, мешает его кровавая чекистская карьера. В 1918 году после убийства Урицкого он возглавлял Петрочека в самые страшные месяцы «красного террора» и отправил в могилу огромное количество ни в чем не повинных людей, в том числе заложников. В конце концов его, как в анекдоте, «уволили из Гестапо за жестокость» — понизили в должности за «перегибы». Но вскоре Бокий вновь выплыл. Он руководил репрессиями в Туркестане (который хорошо знал с археологических времен), а после Гражданской войны участвовал в создании ГУЛАГа и лично курировал первый большой советский концлагерь на Соловках.

В ГПУ и позднее в НКВД креативный чекист возглавлял Спецотдел, полуавтономную структуру, которая помимо всякой текущей работы (той же шифровки-дешифровки) занималась научными и квазинаучными исследованиями. Здесь у Бокия появилась возможность свободно предаваться экзотическим увлечениям. Чем он только не увлекался! Парапсихологией и медиумами, масонскими традициями и розенкрейцерами, астрономией и астрологией, «нейроэнергетикой» и восточной эзотерикой. К последней его приобщил «научный консультант» Барченко (о нем речь впереди).

Когда после убийства Кирова Сталину понадобилось превратить НКВД в машину массового террора, возник спрос на чекистов иного рода: не отвлекающихся от палаческой работы на всякую чушь. Бокии и прочие Аграновы вышли из моды, исчерпали свою ценность. В отставку исчерпавших ценность начальников тогда не отправляли, с точки зрения Сталина практичнее было сделать из них пример для устрашения — особенно в учреждении, которое ведало Страхом.

Комиссара госбезопасности Бокия забрали во время первой волны Большого Террора, одновременно с Тухачевским. Арест произвел — прямо на работе — ежовский заместитель Бельский, которого, в свою очередь, вскоре вытеснит Фриновский.

По диковинному обвинению в создании «тайной масонской организации» (не вполне высосанному из пальца, поскольку какой-то масонскообразный кружок вокруг Спецотдела действительно образовался) и классическому обвинению в шпионаже Бокия расстреляли.

Бокий иногда совершал секретные поездки по таинственным делам и, по версии следствия, поддерживал отношения с британской разведкой. Насчет разведки, конечно, чушь, однако предположение о том, что Глеб Иванович мог конспиративно наведаться в Лондон на юбилей Елены Блаватской, не столь уж фантастично.

Интересный консультант Барченко

Вергилием, водившим любознательного чекистского начальника Бокия по темным закоулкам эзотерического мира, был некий Александр Барченко. Они сблизились в середине двадцатых на почве всяческих потусторонних интересов.

Александр Васильевич разбирался в мистике намного лучше, обладал даром убеждения, а также — многие пишут — незаурядными гипнотизерскими и даже телепатическими способностями.

Некоторые мемуаристы считают его шарлатаном и мистификатором, но такое обвинение применительно к писателю несправедливо. Все писатели — шарлатаны и мистификаторы.

Александр Васильевич еще в юности побывал в Индии (он вообще объездил полсвета) и на всю жизнь увлекся мечтой о Шамбале, таинственном месте, где сосредоточена энергия мироздания. В кругах тогдашних мистиков считалось, что секретом пути в Шамбалу владела Елена Блаватская, наследие которой Барченко усердно штудировал.

До революции он зарабатывал на пропитание хиромантией и спиритизмом, а также публиковал, без большого читательского успеха, беллетристику. Герой романа «Доктор Черный» одиннадцать лет просидел в тибетской пещере, где постиг множество тайн, которыми собирается озарить человечество.

В старой России Александра Барченко всерьез никто не принимал. Но когда возник Новый Мир и во власти вместо скучных чиновников оказались пламенные революционеры, перед революционером от науки открылись невиданные возможности.

Сначала он проводит экспедиции в «места силы» внутри страны. Изучает шаманический массовый гипноз у народов Севера, исследует пещеры в поисках исчезнувших цивилизаций, руководит «нейроэнергетической лабораторией» (это уже под покровительством Бокия) — одним словом, ведет очень увлекательную жизнь.

Главной мечтой и главным проектом Барченко становится экспедиция в Тибет — для поисков Шамбалы. В те времена, в конце двадцатых и начале тридцатых, мистикой и оккультизмом увлекались очень серьезные и даже страшные политические силы. После мировой войны мир немножко сошел с ума, многое прежде невообразимое теперь считалось возможным. Поисками Шамбалы занимались и германские нацисты — в 1938 году (то есть как раз во время действия романа) они даже снарядили научную миссию, которая целый год искала Шамбалу и не нашла, но зато привезла фюреру в подарок тибетского мастифа.

Барченко пытался организовать такую экспедицию десятилетием раньше. Он считал необходимым «скорейшее ознакомление крупнейших идейных руководителей Советской власти с истинным положением вещей, с истинной ценностью древнейших бытовых особенностей Востока» (цитата из его заявления). В конце концов Александр Васильевич заручился поддержкой не только прожектера Бокия, но и более прагматичных начальников, которые интересовались не столько «древнейшими бытовыми особенностями Востока», сколько подрывом британского колониального владычества в Индии.

Проект экспедиции несколько раз откладывался и в конце концов сорвался из-за конфликта в высших эшелонах, где романтические сторонники «экспорта революции» во главе с Троцким проигрывали в борьбе за власть «прагматической» группе Сталина.

Но Барченко и Бокий от идеи использовать «тайное знание» в интересах социализма не отказались.

В 1937 году выяснилось, что интересы социализма они понимают неправильно, за что оба заплатили жизнью. Александр Барченко сгинул вместе со своим покровителем. Арестованный в мае 1937 года по тем же обвинениям (масонская организация и шпионаж в пользу Англии), он прошел все круги земного инферно и был расстрелян незадолго перед тем, как Мэри Ларр приехала в Москву с ним встретиться.

Все открытия, озарения и гипотезы вдохновенного мечтателя были изложены в его главной книге «Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя». Скучные разумом чекисты новой генерации изъяли рукопись при аресте и уничтожили.

Игрушечный император

С «последним императором» Пу И (1906–1967) судьба всю жизнь вела причудливую игру без правил, швыряла его как щепку то вверх, то вниз, а он не сопротивлялся, просто крутился в этом водовороте.

Родившись на свет одним из младших принцев династии Цин, он по прихоти правящей императрицы Цы Си в возрасте двух лет вдруг был объявлен наследником престола и сразу вслед за этим, после внезапной смерти старой властолюбицы, в декабре 1908 года, был провозглашен Сыном Неба и живым богом.

Через три года произошла революция, еще через год ребенка заставили отречься от трона. Он рос в Запретном городе, окруженный евнухами и почти не имеющий представления о внешнем мире. В этом странном состоянии Пу И просуществовал до восемнадцати лет, после чего был выдворен из резиденции и объявлен «обычным гражданином».

Несколько лет он провел в японской концессии европеизированного города Тяньцзиня, совсем ничего не делая — жил в собственное удовольствие. Его называли просто «Генри».

Но после того, как японцы всерьез приступили к завоеванию Китая и устроили себе плацдарм на северо-востоке страны, молодого человека, словно канарейку, пересадили из одной клетки в другую, раззолоченную.

Он царствовал в новой столице новой империи Маньчжурия: проводил парады, открывал парламент, принимал послов, но при этом оставался декорацией.

Его страной правили не министры-китайцы, а их заместители-японцы. Маньчжурской армией командовали японские советники и инструкторы. Политикой руководил главнокомандующий Квантунской армии, публичной жизнью монарха — продюсер японской киностудии.

Привыкший к положению елочной игрушки Пу И ни во что не вмешивался, ни с кем не конфликтовал, его жена-императрица тихо скуривалась опиумом.

В 1945 году, когда Япония капитулировала, марионеточного монарха забрали советские десантники, увезли в Сибирь, но содержали не в ГУЛАГе, а в санатории, в окружении свиты — на случай, если опять зачем-нибудь пригодится. Он и пригодился. В 1950 году, когда Сталин укреплял великую дружбу с Мао Цзэдуном, бывшего императора выдали в Китай в виде подарка доброй воли.

Императрица и император Маньчжурии в свободное от работы время

Там Пу И был осужден как военный преступник и отправлен на перевоспитание. Научился сам умываться, чистить зубы и завязывать шнурки.

В 1959 году узника объявили перевоспитавшимся, и он начал трудовую жизнь — до пенсии было еще далеко. Работал садовником, потом редактором. Ездил на велосипеде, женился на медсестре. Все умилялись, какой он стал простой и коммунистический.

Удивительная биография десятого императора великой династии Цин похожа на даосскую притчу о том, что от человека в жизни ничего не зависит, всё определяет Карма.

Император, денди,

снова император, советский пленник,

китайский пленник, счастливый гражданин КНР

Похищение белого вождя

Одна из операций, проведенная при Фриновском: похищение в Париже предводителя белогвардейского движения генерала Евгения Миллера.

Евгений Карлович Миллер (1867–1939) был одним из белых командующих, стиснувших Советскую республику с четырех сторон в 1919 году и едва не уничтоживших большевистскую диктатуру. С востока шел Колчак, с юга Деникин, с запада Юденич, а от Архангельска нависала армия Главного начальника Северного Края генерал-лейтенанта Миллера.

Евгений Миллер

В эмиграции генерал вошел в руководство Русского Общевоинского Союза (РОВС), ведшего вооруженную, в том числе террористическую борьбу против Советов, и после того, как в 1930 году ОГПУ дерзко похитило посреди Парижа председателя РОВС генерала Кутепова, Евгений Карлович занял этот смертельно опасный пост.

Находился на нем семь лет и в конце концов тоже сгинул.

Агентура НКВД разработала сложную, многоступенчатую операцию с вербовкой нескольких видных эмигрантов.

Одного из них, генерала Николая Скоблина, прославленного героя Гражданской войны, чекисты рассчитывали провести на освободившееся место, тем самым получив полный контроль над РОВС.

План удался лишь наполовину. 22 сентября 1937 года Миллера заманили на конспиративную встречу, усыпили и тайно, теплоходом, переправили в СССР, но, подозревая ловушку, старый генерал оставил записку, в которой сообщил о том, что встречу организовал Скоблин.

Разоблаченный Скоблин скрылся и навсегда исчез. Есть несколько версий того, что с ним могло случиться. Наиболее правдоподобная, что чекисты сами убрали человека, который утратил свою полезность и мог, наоборот, стать опасным свидетелем. Согласно этой гипотезе акцию по устранению Скоблина провел резидент Александр Орлов, о котором будет рассказано ниже.

Миллер же оказался в секретной тюрьме НКВД, где его продержали более полутора лет, а потом все-таки расстреляли. При этом советская пресса заявила, что главу РОВС похитили «германские фашисты», сочтя его «недостаточно послушным агентом».

Сбежавший резидент

Настоящее, верней сказать, «документное» имя упомянутого выше Александра Орлова (это агентурный псевдоним) — Лев Никольский. Он был майор госбезопасности, что соответствовало чину армейского комбрига. Родился он в 1895 году. На протяжении долгой жизни этот человек много раз брал другие имена и прошел несколько инкарнаций, полностью меняя кожу.

В первой, ранней жизни, это был юноша из ортодоксальной еврейской семьи. После революции, как многие русские евреи, он стал ортодоксальным большевиком и выбрал карьеру, которая в двадцатые годы являлась самым быстрым «социальным лифтом» — поступил на службу в ЧК. С 1926 года работал в загранрезидентуре ИНО, был «нелегалом» и даже получил американское гражданство, под фальшивым именем.

В качестве «Александра Орлова» майор госбезопасности Никольский был представителем НКВД при республиканском правительстве Испании. К этому периоду (1936–1938) относятся основные чекистские достижения умного, ловкого и предприимчивого резидента. Он создал целую агентурную сеть, которая впрочем сражалась не столько с франкистами, сколько с несталинским крылом республиканцев: троцкистами и анархистами. Агенты Орлова провели ряд тайных операций по уничтожению людей, которые, с точки зрения Москвы, вредно влияли на «испанских товарищей». Самой именитой жертвой стал лидер каталонских левых коммунистов Андреу Нин, похищенный и застреленный по приказу Орлова.

Но главным достижением резидента, за что он был представлен к награждению орденом Ленина, стала деликатная и логистически сложная операция по переправке в СССР испанского «золотого запаса», более пятисот тонн драгоценного металла.

Именно ум, ловкость и предприимчивость стали причиной, по которой блестящий оперативник и орденоносец совершил резкий поворот в своей судьбе. В отличие от большинства коллег, которые либо считали себя неприкасаемыми, либо смиренно надеялись, что лично их конвейер Террора не тронет, Орлов очень хорошо понимал, что находится в группе риска. «До меня дошли известия об уничтожении всех моих бывших друзей и коллег, и, казалось, вот-вот наступит моя очередь», — пишет он в мемуарах.

К побегу резидент готовился обстоятельно и вдумчиво. Его положение облегчалось тем, что в Испании находились его жена и дочь, но в СССР оставались мать и теща. Зная методику «органов», Орлов не сомневался, что система расправится со старыми женщинами.

Когда из Центра пришел вызов, внешне совершенно безобидный (на встречу в Амстердаме с новым начальником ИНО вместо Абрама Слуцкого, только что загадочно скончавшегося), Орлов привел свой план в действие.

Во-первых, он выехал вместе с семьей по заранее приготовленным документам и по тщательно разработанному кружному маршруту — но не в Амстердам, а в Америку.

Во-вторых, прихватил с собой всю оперативную кассу резидентуры, 90 тысяч долларов — тогда это была внушительная сумма.

В-третьих, добравшись до безопасного места, отправил наркому Ежову письмо: не трогайте наших матерей, и я не выдам ваших зарубежных агентов (а майор госбезопасности знал очень многих, включая «кембриджскую группу» Кима Филби).

Это произошло за месяц до событий, описанных в романе. Хоть известно, что Орлов запаниковал зря — приказа о его аресте не было, начальство, наоборот, собиралось вручить ему пресловутый орден Ленина — в сущности Александр Михайлович поступил рационально. Его, как и всех «зарубежников» НКВД все равно рано или поздно репрессировали бы. Ни один из них не уцелел.

Целых пятнадцать лет мистер Берг (новое имя Никольского) выполнял условия сделки, хотя сведений о судьбе матери и тещи не имел. Семья тихо жила в тихом Кливленде, экономно расходовала украденные деньги. Лишь после смерти Сталина, рассудив, что старушки скорее всего уже умерли, а деньги заканчиваются, Орлов опубликовал свои мемуары, в которых правды и неправды пополам, а собственные преступления деликатно обойдены.

Жил мистер Берг долго, он умер лишь в 1973 году, счастливо избежав сумы, тюрьмы и плахи, но до конца своих дней соблюдал крайнюю осторожность. Боялся.

Сбежавший комиссар госбезопасности

Бегство майора Орлова, возможно, было перестраховкой, побочным эффектом тотального страха, который генерировала и которым сама была насквозь пропитана советская репрессивная система. Но другой, еще более именитый и знаменитый чекистский беглец, комиссар госбезопасности и депутат Верховного Совета СССР Генрих Люшков, сбежавший в июне 1938 года, и в самом деле едва успел унести ноги.

Товарищ Люшков, руководитель самого крупного и мощного регионального подразделения НКВД, дальневосточного, понял, что ему конец, когда узнал, что в Хабаровск направляется сам Фриновский. Страшный человек просто так в командировки не ездил. К тому же Люшков получил телеграмму с вызовом в Москву, «на новое место работы». Это был уже совсем перебор.

По части ловкости и «держания носа по ветру» Генрих Самойлович дал бы сто очков вперед и Орлову. Это была птица более высокого полета, мастер маневрирования. Он умудрился сохранить свои позиции после падения прежнего покровителя Ягоды и понравиться новому наркому Ежову, который совсем недавно, в январе 1938 года, на совещании чекистского руководства, ставил Люшкова всем в пример за «лучшие по стране показатели» — 70.000 разоблаченных врагов народа (на негусто населенном Дальнем Востоке!).

Но, хорошо зная повадки Фриновского, Люшков не сомневался, что следующим разоблаченным врагом народа суждено стать ему самому.

Как и у Орлова, у него был план. Люшков отправил семье в Москву условленную телеграмму «шлю поцелуи». У жены и дочери были приготовлены документы для поездки в Польшу. Сам же ушел на маньчжурскую сторону через приготовленное «окно» на границе.

Жену с дочерью сняли с поезда и арестовали, но у Генриха Самойловича, ценного консультанта японской разведки, скоро уже была новая спутница жизни, японская.

Рюсикофу-сан с новыми друзьями

Финал истории беглого депутата Верховного Совета описан в моем очерке «Приключения колобка» (если это был финал).

«Закончилось всё очень интересно.

Летом 1945 года дела у японцев стали совсем паршивые. Империя из последних сил сопротивлялась американцам и ужасно боялась, что Советский Союз нарушит пакт о нейтралитете. В этой ситуации держать у себя личного врага Сталина было неразумно.

Когда советские войска перешли границу и разгром стал неминуемым, лисичка-сестричка решила, что колобка пора слопать. Начальник японской военной миссии Такэока получил приказ избавиться от компрометирующего субъекта и поступил согласно самурайскому кодексу: вызвал к себе «Рюсикофу-сан», объяснил ситуацию и предложил почетно застрелиться. Почетно стреляться колобок отказался (они этого не умеют), и тогда Такэока прикончил неискреннего человека без почета, а труп приказал сжечь, о чем и отрапортовал начальству.

Казалось бы, сказке про колобка конец.

Но в рассказе Такэоки есть одна странность. Вот зачем офицерам императорской армии было утруждаться и сжигать труп? Зарыли бы или бросили бы в реку. Кто 19 августа 1945 года, накануне краха, стал бы задавать вопросы и проводить расследования?

Ой, боюсь, наврали японцы начальству. Упустили колобка и побоялись сознаться.

Тем более, есть свидетель, который видел Люшкова в толпе на Дайрэнском вокзале садящимся на поезд.

Полагаю, что колобок покатился дальше и, возможно, вынырнул где-нибудь под другим именем. Ему было всего сорок пять. Полжизни впереди».

Операция «Маки-мираж»

Это была самая успешная операция советских спецслужб — пока ее не раскрыл японцам перебежчик Люшков.

В тридцатые годы главным врагом Советского Союза была стремительно милитаризировавшаяся Япония, действительно представлявшая для слаборазвитой восточной части СССР большую опасность. Силы были несопоставимы. С одной стороны — прекрасно оснащенная и обученная Квантунская армия, с другой — разбросанные вдоль длинной границы слабые, недоукомплектованные техникой гарнизоны Красной Армии плюс неразвитая инфраструктура, малочисленное население и почти полное отсутствие промышленной базы.

Ситуация стала критической после того как японцы оккупировали Маньчжурию.

Советское государство в спешном порядке строило новые города, проводило железные дороги, развивало «движение дальневосточников», укрепило Тихоокеанский флот, а НКВД бросила все силы на то, чтобы оттянуть момент японского вторжения (оно казалось неотвратимым) при помощи гигантской, сложно устроенной дезинформации, получившей странное название «Маки-мираж».

Сотрудники НКВД, участники операции

Во многих источниках говорится, что первоначально операция называлась «Макаки» (так еще со времен русско-японской войны обзывали японцев), но полагаю, что это позднейшие фантазии. По-японски слово «маки» — это нечто завернутое в слои, а среди разработчиков и активных участников операции было много этнических корейцев и китайцев, очень хорошо знавших японский язык.

«Слоев» у операции было три.

Во-первых, шпионский. Этнические корейцы и китайцы, пройдя спецподготовку, массово забрасывались на вражескую территорию для сбора сведений, диверсий и инфильтрации. Всего было задействовано около 1200 таких агентов.

Во-вторых, контрразведывательный. Японская спецслужба, та же «Организация Доихары», тоже переправляла через границу своих китайцев и корейцев, а также русских (белых). НКВД выловило 200 шпионов, хотя сколько из них было настоящих, а сколько оговоривших себя под пытками — бог весть.

В-третьих, собственно «миражный». Эта часть операции, «Харбинская линия», строилась на работе двойных агентов, через которых японцам передавались сверхсекретные документы об обороне Дальнего Востока. Подлинные сведения, которые можно проверить, и искусно составленная «липа» были виртуозно перемешаны. Силы и технические возможности Красной Армии завышались, чтобы японцы считали свои ресурсы недостаточными и продолжали их накапливать, откладывая нападение. Так длилось год за годом, а советская оборона тем временем понемногу укреплялась.

Но измена Люшкова сорвала операцию. Узнав правду, командование Квантунской армии перешло от шпионско-диверсионной деятельности к «разведке боем».

Столкновения у озера Хасан летом 1938 года подтвердили истинность люшковской информации. Красная Армия оказалась существенно слабее, чем думали в Синьцзине. На следующий год, у реки Халхин-Гол, японцы провели более масштабную операцию, которая в случае успеха должна была перейти в настоящую большую войну. Но советскими войсками командовал комдив Георгий Жуков, который впервые проявил тогда свои выдающиеся полководческие способности. Получив неожиданно сильный отпор, японцы опять изменили свою оценку Красной Армии, и произошло это в тот самый момент, когда в Токио шла дискуссия, куда направить удар — на запад, против СССР, или на восток, против США. После Халхин-Гола партия «адмиралов», сторонников Тихоокеанской войны взяла верх.

Однако бегство Люшкова привело к тому, что тщательно выстроенная разведывательно-контрразведывательная система дальневосточного управления НКВД была разрушена. У Фриновского появился отличный повод пересажать всех «людей Люшкова» и поставить собственных назначенцев, которые должны были ему пригодиться на должности наркомвоенмора.

Несталинский сокол

Это были времена, когда главными героями считались авиаторы, и летчиком номер один в мире слыл не «сталинский сокол» Валерий Чкалов, а американец Чарльз Линдберг (1902–1974), прославившийся в 1927 году беспосадочным перелетом из Нью-Йорка в Париж (тридцать три с половиной часа за штурвалом в одиночку). За этот подвиг он был награжден высшими американскими и французскими орденами, произведен из лейтенантов сразу в полковники, но главным призом стало всеобщее обожание. Чарльз и его жена Энн, оба глянцевой красоты, сделались любимцами мировой прессы. Феномен массового обожания получил название «Бум Линдберга».

Однако случай Линдберга продемонстрировал, что в зарождающуюся эпоху масс-медиальной наркомании жадное внимание толпы таит в себе и опасности. В 1932 году имя Линдберга снова прогремело на весь мир, но уже по трагическому поводу. У звездной четы похитили первенца, двадцатимесячного Чарли-младшего. Похитители потребовали (и получили) выкуп в 50 тысяч долларов — точно такими же «золотыми сертификатами», которые фигурируют в романе. Но ребенка не вернули. После двух месяцев всеамериканских поисков его нашли мертвым.

В убийстве обвинили некоего Бруно Гауптманна, немецкого иммигранта, у которого обнаружили часть полученного выкупа. Гауптманн был осужден и казнен на электрическом стуле, однако споры о том, виновен он или нет, ведутся до сих пор.

После этой драмы ажиотаж вокруг Линдбергов стал настолько невыносим, что они переселились в Европу. Теперь супруги совершали полеты вдвоем — Энн тоже стала летчицей. Особый интерес Линдберг испытывал к двум странам, где развитие авиации считалось государственным приоритетом: гитлеровской Германии и сталинской России. И в Берлине, и в Москве знаменитых американцев встречали на высшем уровне.

Но после посещения Тушинского авиапарада в августе 1938 года Линдберг заявил, что немцы лучше русских и в авиации, и во всех прочих отношениях. В СССР смертельно обиделись. Газета «Правда» написала, что Линдберг прилетал «по заданию английских реакционных кругов» и что он «платный лжец на службе у своих хозяев». В Москве заподозрили, что Линдберга против Советов настроил американский поверенный в делах Александер Кирк, которого вскоре после этого выдворили из страны.

Дориан Грей в Стране Советов

Американский дипломат Александер Кирк (1888–1979) — фигура настолько колоритная, что, описывая Москву 1938 года, жалко было бы обойти его вниманием. Кирк обитал в Спаса-хаусе, посольской резиденции. Устраиваемые там приемы производили неизгладимое впечатление на неизбалованных роскошью советских гостей. Считается, что Булгаков описал бал Сатаны после посещения одного из суаре в Спаса-хаусе, и это произошло еще до назначения Кирка. Попади Михаил Афанасьевич на прием в 1938 году, сцена в романе получилась бы еще фантасмагоричней.

Отпрыск богатейшего семейства «мыльных королей», Кирк выбрал дипломатию не ради карьеры, а из любви к «представительству». В этом искусстве ему не было равных, и миллионер тратил на пышность не государственные средства, а свои собственные деньги. Журнал «Лайф» назвал его «орнаментом Госдепа».

Это был экстравагантный щеголь столь изысканных вкусов, что он признавал лишь серый цвет. Живые цветы казались ему недостаточно красивыми, и он заказывал для интерьера только искусственные. Женат он никогда не был, почти до 50 лет жил с матерью. Не особенно скрывал свои гомосексуальные пристрастия, но в то же время и не афишировал их — как это было принято в тогдашних высших кругах.

Дипломатического Креза часто переводили из столицы в столицу. Такое ощущение, что Госдеп подобным образом экономил на ремонте и декорировании своих представительств. Ни в Москве, ни в Берлине Кирк надолго не задержался, но зато пришелся очень кстати в Египте, где содержал одну резиденцию для обедов, другую для ужинов, а спать предпочитал в плавучем палаццо на реке Нил, разукрашенном страусиными перьями.

Бриллиант Востока (фоторепортаж)

Однако самый поразительный из исторических персонажей, появляющихся в романе, конечно Ëсико Кавасима, она же принцесса династии Айсинь-Горо, она же «китайская Мата Хари» и «маньчжурская Жанна д’Арк», она же «леди Дунчжэнь» — «Бриллиант Востока».

Будущая злодейка (для китайцев) и героиня (для японцев) родилась в 1907 году в Китае. Ее высокородный отец, у которого было великое множество детей, сделал своему бездетному японскому другу, профессиональному разведчику Кавасиме, щедрый подарок — отдал ему девочку в приемные дочери.

Ëсико, как ее теперь звали, выросла в Японии и научилась у приемного родителя всяким шпионским премудростям. Заодно он ее развратил, что, видимо, и определило последующую промискуитетность этой фам-фаталь. Она с легкостью меняла любовников, а если верить фильму «Последний император», то и любовниц.

С гендерной идентичностью у Ëсико было непросто. Она никак не могла определиться, какого она пола, и попеременно называла себя то мужчиной, то женщиной. В обоих качествах «Бриллиант Востока» сиял и ослеплял.

Совсем юной ее, по политическим мотивам, выдали за монгольского принца Ганджурджаба, но замужем авантюрной барышне не понравилось. С 23 лет она вела вольную жизнь, полную приключений — шпионских и диверсионных.

Читая биографию Ëсико, не знаешь, что там правда, а что выдумки. Кавасима еще при жизни сочиняла про себя всякие небылицы, которые охотно подхватывались журналистами и бульварными писаками.

Но на Доихару она несомненно работала, приняв самое активное участие в операции по «уводу» с китайской территории императора Пу И.

Факт и то, что Ëсико командовала большим кавалерийским отрядом во время междоусобицы в северокитайских степях — истребляла партизан, сражавшихся с японскими оккупантами.

Ëсико гоняла на спортивном автомобиле; летала на самолете; занималась боксом; писала и пела песни; слыла «иконой моды»; носила на плече мартышку; лихо отплясывала в дансингах; увлекалась опиумом, но контроля над собой не теряла. И очень любила позировать перед камерой. Поэтому лучше всего рассказать об этом многоликом андрогине не словами, а картинками. Вот она:

европеизированная модница

японский офицер

приличная японская дама

молодой денди

китайская интеллектуалка

серьезный молодой человек

моряк красивый сам собою

А вот голос Ëсико: она поет «Монгольскую песню», которую сама сочинила в память о своих степных подвигах.

Кончились похождения Ëсико плохо. Для китайцев она была национал-предательницей, настоящим исчадием ада. После поражения ее покровителей-японцев, Кавасима скрывалась. Была арестована (в мужской одежде). Отдана под суд. Расстреляна.

В этой судьбе, объединяющей Восток и Запад, может быть, лучше чем в чьей бы то ни было, ощущаются яд и надрыв тридцатых-сороковых годов, самой безумной и загадочной главы в истории человечества.

И некоторые ее эпизоды — вроде истории «Гавайского клипера» — до сих пор не расшифрованы.