Москву ничем не удивишь

Глава 18 Не числом, а умением

Все четверо телохранителей магната Хорьковского после драки около ночного клуба «Мухомор» оказались в больнице с повреждениями различной тяжести — у кого-то были множественные переломы, у кого-то сотрясение мозга и сильные ушибы. Менее всех пострадал сам Хорьковский — ему-то всего два раза попало огнетушителем сначала по хребту, а потом по голове, да и не от самого сильно участника драки, но и это вызывало боли в спине и головокружение с тошнотой. Кроме того, магнату стоило больших трудов убрать с лица пену огнетушителя и когда собрались зеваки, а потом приехала милиция и «Скорая» выглядел он потешно, словно в него плюнул верблюд.

Хорьковского первого повезли на прибывшей на место происшествия машине реанимации в частную клинику, доступную лишь для людей обеспеченных и известных, где личный врач магната сразу же назначил ему рентген, анализы и вколол обезболивающий укол. Потом уже другие врачи занялись непосредственно телохранителями, которых по указанию магната повезли в самую обычную больницу, где они все стояли, вернее лежали в очереди на осмотр в каталках в длинном и холодном коридоре приемного покоя, внешне напоминающем морг.

Магната судьба этих людей, его бывших телохранителей уже не интересовала, он заранее всех их уволил из своей охраны. Потому что подумал — в какой же степени риска находилась его драгоценная жизнь, если какой-то сраный безоружный телохранитель какой-то певицы с помощью провинциального колхозника с битой отделали его вооруженных людей, словно боксеры шахматистов.

— Краба надо было нанимать телохранителем! — непроизвольно произнёс магнат, сидя в удобном кресле в кабинете личного врача, который на свет разглядывал его рентгеновские снимки.

— Что вы сказали? — обернулся к нему доктор.

— Это я не тебе, — зло ответил Хорьковский.

Голова его все еще раскалывалась, потому что действие обезболивающего укола пока еще не началось.

— А-а, да-да, — понимающе кивнул доктор, — ну, что могу сказать по результатам анализов? Ничего страшного, глобальных повреждений нет, вам повезло — ни гематом, ни переломов. Но всё равно я рекомендовал бы вам полежать у нас в клинике недельку на общем обследовании, ведь последствия ушибов могут проявиться и через день, и через два.

— Некогда мне тут лежать!!! — резко перебил доктора сердитый магнат. — Дел по горло!

В это время в кабинет заглянул тщедушный лысоватый мужчина средних лет, спросил разрешения войти в кабинет.

— А тебе чего надо? — по-хозяйски спросил Хорьковский.

— Я следователь генеральной прокуратуры по особо важным делам… — начал говорить представитель закона. — Меня назначили расследовать это дело. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по существу нападения на вас…

— Пошёл вон отсюда!!! — прикрикнул на него магнат, в ярости подскочив в кресле. — Ваших рож мне еще тут не хватало! Сам разберусь, без вашей помощи! Уйди и чтобы я тебя не видел больше!

Следователь генеральной прокуратуры по особо важным делам не показав на своем лице никакого выражения исчез за дверью, мягко прикрыв её, а доктор тут же посоветовал магнату не волноваться лишнего, ведь это может пагубно сказаться на его здоровье. Хорьковский хотел послать и доктора куда подальше, но всё-таки подумал, что тот его лечит и если врача оскорблять, то он может ненароком «не заметить», например, маленькой раковой опухоли или лекарства перепутать.

Поэтому магнат сдержался и спросил:

— Доктор, у тебя коньяк есть?

— Да-да, есть конечно, — торопливо кивнул врач, кинувшись к своему шкафчику, — какой же доктор без коньяка? А этот коньячок особенный, мне его один известный Депутат Госдумы привез из Греции. Настоящий коньяк с трехсотлетней выдержкой. Отблагодарил меня так за то что я ему грыжу удачно вырезал.

— А где он грыжу-то себе заработал, депутат этот? — спросил магнат. — В Думе что ли, когда возле писсуара пипин свой поднимал?

— Ха-ха, ха-ха, — засмеялся доктор, доставая непочатую бутылку коньяку и рюмку, — а вы шутник, однако. Знаете как в анекдоте? Приносит благодарный пациент после операции доктору кофе, шоколад, коньяк и говорит, мол, это вам доктор презент. А тот как закричит — позвольте, кто вам разрешил тратить мои деньги? Смешно, правда?

Хорьковский даже не улыбнулся, а только глянул на врача, как будто тот только что зачитал ему главу из карманного справочника патологоанатома.

— Пациент принёс подарки, а доктор говорит, зачем подарки нужно деньгами было отдать, — попытался доходчиво объяснить суть шутки врач.

— Понял я, не дурак, — хмуро произнёс Хорьковский, — не смешно.

Доктор понял, что наверное не вовремя попытался пошутить, стал торопливо отвинчивать пробку на бутылке и сказал угодливо:

— Вот я берег коньяк для такого случая, как знал, что для вас, ведь вы, господин Хорьковский, мой самый дорогой пациент.

— Это я знаю, что я самый дорогой и что тебе никто больше меня не платит, — сказал магнат, — недаром ты мне тут анекдотами про деньги намекаешь.

— Я не в том смысле, вы меня не так поняли… — попытался объясниться доктор, наполняя рюмку ароматным коричневым напитком до краёв.

— Да, в том, в том, — устало ответил ему Хорьковский, взяв поднесенную рюмку, — стал бы тут передо мной официанта изображать, если бы я тебе не платил столько сколько плачу.

Он опрокинул залпом в себя трехсотлетний коньяк, смаковать его магнату не хотелось, бросил рюмку на стол и спросил:

— Так говоришь удачно обошлось у меня всё и в голове и на позвоночнике? Болит же. Точно, ты хорошо проверил?

— Да, все проверил досконально, — ответил доктор, — всё нормально, ушибы только, но они скоро пройдут, я вам лекарство выпишу.

— Повезло мне, — сказал магнат, — а мог бы этот урод и убить меня этим огнетушителем, если бы по затылку попал или в висок….

— Да, мог бы, — поддержал разговор доктор, — но вы ведь счастливчик, господин Хорьковский. Вам по жизни везет. Я вот так полагаю — есть в жизни прирожденные везунчики, а есть конченые неудачники. Первые за что ни возьмутся — все у них хорошо получается, всё выходит и даже кирпич с крыши падает, а на им голову не попадает — обязательно рядом неудачник подставится. Да что далеко ходить? Вот, например, сегодня к нам в клинику привезли одного очень известного певца, нашего постоянного клиента. Представляете себе, он горел в фургоне грузовой «Газели», она взорвалась, фургон на куски, его выбросило на семь метров — ни одного ожога, ни одного перелома, только ушибы и легкое сотрясение как у вас. Лежит сейчас в палате, телевизор смотрит, кушает хорошо, даже поет. А ведь в подобном случае выживает примерно один из миллиона и этот вот случай произошел.

— Что-то последнее время вокруг меня один шоу-бизнес, — устало сказал магнат, глаза его слипались, — а что за певец, как фамилия?

— Он без фамилии певец, а зовут его Алмаз, — ответил доктор.

— Что? — подскочил в кресле Хорьковский, сон его как рукой сняло, он схватил врача за белый халат на груди и сильно дернул на себя. — Где этот сучонок, который от моих людей убежал? Как он оказался в фургоне и кто его поджог?

— Не знаю, ой, не знаю! — испугался доктор, не решаясь оказать сопротивление. — Он в палате лежит на втором этаже!

— К нему!!! — приказал Хорьковский, оттолкнув доктора. — Показывай быстро мне его палату!!!

— Вам нужен покой, — напомнил врач, пытаясь отговорить магната от этой затеи, — вам нельзя волноваться!

Но Хорьковский его не послушался, оттолкнул врача, сильным пинком с грохотом открыл дверь кабинета и быстрым шагом пошел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. А доктор побежал за ним.

Алмаз как раз в это время смотрел криминальные новости, в которых рассказывали о неудавшемся покушении на неназванного крупного предпринимателя. Корреспондент позировал в камеру с места происшествия, за его спиной убирали закрытые белыми полотнищами два тела и от застывшего с открытыми дверьми «Мерседеса». Корреспондент рассказывал о том, что по счастливой случайности самого предпринимателя, на которого по-видимому шла охота, в машине не оказалось, в ней ехали только два телохранителя, который и стали жертвами киллеров, успевших скрыться на машине грузовой марки «Газель», не смотря на то, что был объявлен план «перехват» и подняты по тревоге все подразделения.

Сгоревшую в соседнем районе грузовую «Газель» с покушением на крупного предпринимателя никак не связали и в сюжете об этом не упомянули. Алмаз тоже не связал два этих события воедино, поскольку уснул в фургоне, проснулся от шума выстрелов, а потом его подожгли.

После этого сюжета начался следующий сюжет в котором рассказали о том, что некий капитан Слонимский ни с того, ни с сего устроил в жилом районе стрельбу из автомата, был задержан коллегами и доставлен в СИЗО. Показали кадры как милиционеры тащат по улице человека в кожаной куртке с завернутыми за спину руками, а капитан Слонимский в камеру орет:

— Не виноватый я!!! Он сам пришел!!!..

Кто пришел и куда пришел Алмаз так и не смог досмотреть, потому что дверь его палаты с треском распахнулась и в неё влетел магнат Хорьковский с перевязанной головой, с вращающимися, как у быка на корриде зрачками, пыша паром из обеих ноздрей.

— Убью, падала! — негромко, но убедительно пригрозил он.

— Мама!!! — только и успел произнести Алмаз.

И свалился с кровати на пол.

Краб за рулем «Лексуса» проехал под мостом МКАДа, выехал за официальные пределы столицы и помчался в сторону Подмосковья, туда, где по ходу движения располагались города-спутники и многочисленные дачные поселки. Уже сгустились сумерки, машин на трассе было немного, за окнами «Лексуса» мелькали огни реклам, придорожных кафе и автозаправок. Всех клонило в сон, машина убаюкивала, поэтому ехали молча, говорить не о чём не хотелось. Не доезжая половины пути до отворотки на дорогу, ведущую к пансионату, Краб вдруг резко повернул руль автомобиля вправо и затормозил на обочине. Владика, который крепко уснул на заднем сидении, качнуло, тряхнуло и завалился, придавив своим телом Спичкина. Проснувшись, поднял голову и спросил:

— Что такое, что случилось? Почему не едем?

Краб Владику ничего не ответил, повернулся к Татьяне и сказал ей:

— Знаешь, что-то не хочу я ехать в пансионат, не доверяю я Захожину…

— Во-во и я ему не доверяю, — раздался сзади сонный голос Владика, — мне рожа этого продюсера сразу же не понравилась, хитрая такая, как у нашего завскладом в совхозе. Мне даже сейчас приснилось, что он хочет мне рыбу продать, а она тухлая с червяками…

— Да погоди ты со своей тухлой рыбой, — сказал ему Краб, — вечно влезешь в разговор не вовремя!

Владик обиделся и напомнил:

— Вообще-то напомню, что я вам жизнь спас…

— Я так полагаю, что мне теперь легче застрелиться, чем с тобой рассчитаться, — ответил ему Краб.

— Погодите вы спорить! — вмешалась в разговор Татьяна и обратилась к отцу. — А что ты думаешь Захожин мог снова нас предать?

— Запросто, — ответил Краб, — Захожин из породы людей, которые ищут там где выгодней и безопасней. Он думает, что я теперь надолго застрял в милиции, а у вас без меня шансов противостоять Насосову и Хорьковскому нет никаких. Это он так думает, я полагаю и оттого может предпринять некоторые шаги для спасения своей жизни. Так что без разведки соваться в пансионат не следует. Да и вообще у нас с тобой Татьяна до самолета в Турцию восемь часов всего осталось. Ночь пройдет, мы улетим и всё.

— А как же я? — жалобно спросил Спичкин. — Меня посадят…

— И не узнаем предал ли меня Захожин, — добавила Татьяна.

— А меня Хорьковский найдет и убьет, — сказал Владик.

— Ладно, давайте сделаем так, — предложил Краб, — доедем до развилки, там есть небольшой кемпинг с кафе, называется «Попутчик». Я в этом «Попутчике» покупал бутылку «Боржоми», когда из пансионата в Москву поехал сегодня днём. Так вот, вы все трое посидите пока в кафе, поужинаете, отдохнёте, а я тем временем съезжу в пансионат и все разведаю. Раз уж мы с вами ввязались в эту войну, то нужно и жить по законам военного времени.

— А чего это я буду в кафе сидеть как какой-то задрот? — снова подал голос Владик. — Я чего зря с собой биту взял? Я тоже поеду!

— И я, — пискнул тоненько Матвей.

По его голосу заметно, что ехать ди-джею никуда не хочется, но он проявил мужскую солидарность, чтобы его не посчитали за чмо.

— А я что тогда одна в кемпинге останусь? — спросила Татьяна. — Очень умно придумали. Я, например, считаю, что никому из нас ехать в пансионат не нужно. На пансионат ведет только одна узкая дорога, вокруг всё занесено, сейчас ночь, подобраться к пансионату на машине незаметно практически невозможно, да и пешком тоже никак — снегу по пояс. И снегоходов у нас нет. У меня есть другая идея, слушайте сюда!

Мужчины все пригнулись ближе к Татьяне, выразив тем самым свое внимание.

В это же время в пансионате в уютном кабинете Насосов нажал на спусковой крючок своего пистолета с глушителем, ствол которого был нацелен в трясущийся от страха жирный живой Захожина. Раздался сухой металлический щелчок, Захожин икнул, выстрела не прозвучало, вместо него по пансионату раскатился громкий, похожий на кваканье гигантской жабы хохот Насосова. Продюсер покрылся холодной испариной.

— Испугался что ли? — весело спросил Насосов. — А я пошутил! Я обойму-то в пистолет не вставил! Вот она обойма у меня в кармане! А ты подумал, что я тебя застрелю, да?

Захожин понял, что он остался жив только через минуту после того как щелкнул пистолет, он через силу криво улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха — он едва не обмочился. Чёрт дернул его, человека далекого от криминала, связаться с волками, которые накинули на себя овечьи шкуры, а по сути те же волки и остались — могут порвать его на части в считанные минуты. И дважды ведь наступил на одни и те же грабли. Насосов весело хохотал над своей шуткой и Захожин попытался показать, что он тоже вроде как не испугался, что он тоже не лыком шит и что тоже попадал в передряги, что ему тоже весело. Он стал подниматься с пола, опираясь спиной о стену, а Насосов тем временем вставлял в рукоять пистолета обойму и прихлопнул её. Захожин тем временем поднялся и вытер со лба рукавом выступивший градом пот. Насосов зарядил пистолет и снова нацелил его в продюсера на этот раз точно ему в лоб.

— Ну хватит уже, — сказал Захожин, чувствуя, что ноги его становятся ватными, — шутка повторенная дважды не смешна…

— А кто тебе сказал, что я теперь шучу? — спросил Насосов ледяным тоном. — На этот раз всё по-взрослому будет.

И он взвел курок, Захожин понял по его безразличным глазам, что Насосов и правда намерен его застрелить, ведь свою сторону работы Захожин уже и правда выполнил и больше не нужен. Продюсер закрылся руками, как будто мог заслониться ладонями от пули и вжался в стену, бормоча: «Не убивай меня, пожалуйста, не надо!».

И тут вдруг неожиданно зазвонил телефон на столе хозяина пансионата, мигая красными цифрами определителя номера. Насосов повременил стрелять, мельком глянул на дисплей и сказал как ни в чём ни бывало:

— С мобилы звонят. У твоего телефона, который ты Татьяне дал, какой номер?

Захожин назвал цифры одну за другой, заикаясь и путаясь, Насосов опустил свой пистолет и кивнул продюсеру, чтобы он ответил, пригрозив пистолетом, чтобы не болтал лишнего. Продюсер, шатаясь, подошел к столу, нажал громкую связь и хрипло произнёс:

— Слушаю вас…

— Привет, Яша! — раздался в динамике голос Татьяны. — Что у тебя с голосом? Что-то случилось?

Насосов нахмурился и показал Захожину, что, типа, он спал, приложив руку с пистолетом к щеке и зажмурив на минуту глаза. Захожин так и сказал, что прикемарил и звонок его разбудил, потому голос со сна у него непривычно хриплый. Насосов вопросительно качнул головой — мол, где они? Захожин родился человеком догадливым, потому сразу же спросил:

— Вы где сами-то, сейчас? Скоро будете?

— Слушай, тут такая ерунда случилась, — ответила Татьяна, — таксист, нехороший человек, отказался нас до пансионата везти, испугался чего-то. Ночь, говорит, дороги замело, застряну где-нибудь и буду до утра сидеть, не поеду, говорит. Мы ему денег предлагали еще доплатить, а он не взял деньги, высадил нас на развилке возле кафе «Попутчик» и сам уехал. Придется нам тут в «Попутчике» до утра куковать, а утром, когда рассветет, мы наверное найдем какой-нибудь транспорт и уже тогда уже поедем в пансионат. Тут вон трактора снег чистят и КАМАЗы возят, может на грузовике доедем. А ночью вряд ли кто нас согласится везти. Так что ты нас не жди, если что — я перезвоню тебе.

— На как же я тут… — начал говорить Захожин, но Насосов стволом глушителя нажал на рычаг и связь прервалась.

Со лба Захожина на стол хозяина пансионата падали, словно капли дождя, крупные капли пота. Насосов убрал ствол пистолета с рычага и он запищал длинным сигналом.

— Михаил Юрьевич, пожалуйста, не убивай, — взмолился Захожин, тряся губой, — у меня жена и дети маленькие. Они без меня пропадут. Ну, зачем тебе меня убивать, чем я тебе мешаю? А я ведь могу еще быть тебе полезен!

Насосов опустился в кресло, поигрывая пистолетом, посмотрел на продюсера и кивком головы разрешил ему жить. Изможденный страхом смерти Захожин рухнул на колени возле стола, шепча себе под нос:

— Спасибо… спасибо… век не забуду…

Никогда в своей жизни продюсер ни перед кем так вот еще не унижался. Ему было стыдно и страшно одновременно, хорошо еще, что этого его невыносимого позора никто, кроме Насосова не видел. Насосов крикнул Вдовиченко и тот появился в кабинете, готовый выслушать указания хозяина.

— Расклад такой, — пояснил Насосов, постукивая глушителем пистолета по краю стола, — жертвы наши застряли на развилке в кафе, ждать их здесь до утра смысла не имеет. Мы сейчас грузимся в нашу машину и едем в это самое кафе «Попутчик». Там малость всех пугаем, бьем, если надо, забираем жертв, грузим их в багажник и уезжаем. Ясно?

— Засветимся, — сказал Вдовиченко, — и машину твою личную засветим. Менты могут по дороге в Москву на хвост сесть. Может лучше подождать их всех тут до утра? Без шума и пыли возьмем…

— Я ждать никого не собираюсь! — сурово ответил ему Насосов. — Мне тут итак надоело сидеть! Как я тебе сказал, так и будет, понял? Ты еще будешь мне советы давать! Сам что ни дело — так облажаешься, а как на советы, так он мастер! Быстро иди ищи своих недоумков, машину заводите и ждите меня!!!

Вдовиченко больше перечить не стал, развернулся и побежал на улицу выполнять указание.

— А ты с нами поедешь! — указал пистолетом на Захожина Насосов. — Приедем на место ты сразу же зайдешь в кафе, найдешь Татьяну с друзьями, скажешь им, что повезло, мол, неожиданно хозяин пансионата вернулся, дал тебе машину и ты за ними приехал. Выманишь, короче, Татьяну и двоих этих сморчков на улицу, подведешь их к нашей машине, а там уж дело нашей техники как их упаковать. Поможешь нам их загрузить в багажник и я тебя отпущу на все четыре стороны.

Продюсер не поверил бывшему бандиту. Он знал, что Насосов его теперь уже никуда не отпустит и что если бы не телефонный звонок Татьяны, то лежал бы уже Захожин на паркетном полу с дыркой в голове. Но он согласно и даже торопливо кивнул, потому что выбора у него на этот момент никакого не было.

Насосов поднялся с кресла и стал отвинчивать глушитель от пистолета — не совать же его за пояс с такой дурой на конце. Продюсер едва стоял на ногах, его покачивало. Насосов сунул глушитель в карман, пистолет за пояс, повернулся и пошел к выходу, напевая себе под нос. Захожину хотелось стать маленьким жуком, чтобы забиться в щель под плинтусом и чтобы Насосов не мог его найти. Или пусть не жуком, а мышью, чтобы улизнуть в норку и спрятаться в подвале. Но Захожин был слишком громоздок, не умел колдовать и превращаться в зверей. Поэтому он обречено побрел вслед за Насосовым навстречу собственному предательству, сохраняя свою опороченную жизнь.

Личный шестисотый «Мерседес» Насосова подъехал к кафе «Попутчик». Заведение представляло собой типичный придорожный кабак с занесенным снегом мангалом справа от входа и отдельно стоящими кемпингами для ночлега. Машин на стоянке возле кафе, почти не было, если не считать нескольких заснеженных легковых автомобилей и груженого под завязку грязным снегом с комками тяжелого самосвала КАМАЗ. Видимо водитель остановился по пути к разгрузке для того, чтобы перекусить. Снег валил, как из ведра — работы у коммунальных служб Москвы было предостаточно. Внедорожник и КАМАЗ стояли слева, а Петров, который сидел за рулем «шестисотого» припарковал крутую машину хозяина справа, чтобы не рядом с остальными и так, чтобы из окон кафе их видно не было. Впрочем, наверняка из кафе на улицу видимости итак не было — окна замерзли. В салоне «Мерседеса» Петров и Бляшкин сидели впереди, а Вдовиченко, Насосов и Захожин на задних сидениях. Петров заглушил мотор, стало тихо, как в склепе.

Захожин потянулся к ручке, чтобы выйти из машины.

— Сиди пока, — приказал ему Насосов и ткнул кулаком в спину Бляшкина, — ну-ка, сгоняй, глянь нет ли какого заднего хода у этого гадюшника, чтобы наши жертвы не сбежали.

Бляшкин выскочил из «Мерседеса» и побежал к углу заведения. Через минут пять вернулся, сел на свое место, повернулся и доложил:

— Сзади есть дверь, но она закрыта на висячий замок с этой стороны. Так что сбежать им некуда.

— Да и незачем, если продюсер нас не подведет, — сказал Насосов, — он ведь жить хочет и свою семью любит, правда ведь?

— Да, — кивнул Захожин, — я всё сделаю как надо…

— Ну, тогда что ты сидишь? — спросил Насосов. — Давай, двигай в кафе, выводи своих друзей! И смотри не дури — деться вам отсюда некуда, попробуешь бежать вместе с ними — перестреляем всех, как куропаток. Иди.

Продюсер вылез из машины, аккуратно прикрыл дверь и посеменил к кафе, ссутулившийся и какой-то даже постаревший.

— Когда эти хлюпики подойдут к машине, вы все выскакиваете по моей команде, — начал инструктаж Насосов, — кладите всех мордами в снег, певицу пихайте в салон, Владика в багажник, а Спичкина застрелить…

Насосов остановился, подумал минуту и поправился:

— Хотя нет, обоих сморчков суём в багажник, а-то в темноте и в спешке еще перепутаем, да пристрелим не того. Короче, запомнили — певицу в салон, за неё ты отвечаешь, — он ткнул в спину Петрова, — врежь ей для профилактики, чтоб не орала, можешь до вырубона, легче с ней будет возиться. А мы все трое этих двоих хлюпиков уделаем и в багажник посадим. Расклад ясен? Тогда ждем.

Они стали ждать, следя за дверьми кафе. Вдовиченко накрутил на свой пистолет глушитель, Бляшкин и Петров сделали то же самое. Захожина всё не было, хотя прошло уже пять минут.

— Ну, чего он там застрял-то? — спросил Вдовиченко, кусая заусенец на пальце. — Может их там нету?

— Вышел бы и сказал, — ответил ему Насосов, — может они еще не доели ужин, вот и ждет.

— Я бы тоже поужинал, — мечтательно произнёс Бляшкин, — отбивной бы сожрал с картошкой фри и даже две порции.

— Заткнись! — приказал ему Насосов.

Все они были голодными, ни к чему было дразнить аппетит. Дверь кафе открылась, Насосов и его люди напряглись, но из неё вышел не Захожин, а какой-то мужик и, пряча лицо от ветра в воротник, бегом направился к груженому КАМАЗу. Он подбежал к кабине, открыл дверцу, запрыгнул внутрь и завел свой грузовик. Сидящие в «Мерседесе» не обращали на него больше никакого внимания — их взгляды были прикованы к выходу из кафе «Попутчик». КАМАЗ стал медленно сдавать назад как раз надвигаясь на шестисотый «Мерседес», а когда Насосов заподозрил неладное было уже поздно — многотонный грузовик разогнался задом и въехал в бок любимой машине Насосова, вмяв двери вовнутрь. Подушки безопасности выстрелили, придавив пассажиров салона.

— Опять это!!! — в бешенстве заорал Бляшкин, которому подушка сильно хлопнула по физиономии.

«Мерс» грузовик толкал к обочине и одновременно поднялся кузов КАМАЗа, засыпая его снегом. Вдовиченко попытался выскочить, открыл двери, но лучше бы он этого не делал — здоровенный кусок льда, скатившись из кузова КАМАЗа врезал ему по затылку с такой силой, что у него искры из глаз полетели и его придавило снежной массой из кузова. Всё произошло так быстро, что Насосов и его подручные в машине не успели ничего даже сообразить и предпринять. Крыша «Мерседеса» оказалась полностью засыпана снегом, а двери заблокированы с одной стороны КАМАЗом, а с другой сугробом грязного снега и льда с городских улиц.

Несколько человек в это время выскочили из кафе и побежали к стоянке машин. Водитель КАМАЗа заглушил мотор, выскочил из-за руля грузовика, оглянулся на сделанную «работу», остался доволен и прыгнул в подъехавший со стоянки внедорожник «Лексус». Автомобиль рванулся с места и скрылся на дороге в Москву еще до того как люди Насосова вместе с ним самим смогли вылезти из заваленного снегом «Мерседеса». Взбешенный Насосов выбрался еле-еле прямо по заваленному снегом Вдовиченко. Какой-то человек в пиджаке суетился около, помогая ему вылезать. Но когда увидел пистолет с глушителем у него в руке, испуганно попятился назад.

— Где водитель КАМАЗа? — заорал Насосов на своего спасителя. — Где эта сука?

— Он спит пьяный за столом в зале, — ответил человек в пиджаке, — это два парня из посетителей напоили его до бесчувствия, а потом третий залез за руль грузовика. А потом, когда вас завалило, они все уехали из кафе на внедорожнике «Лексус»! Я их всех запомнил — одна рыжая такая девушка, два парня и один мужчина постарше!!! И к ним еще потом один подошел толстый такой….

— А ты кто? — перебил говоруна нетерпеливый Насосов.

— Я администратор кафе «Попутчик», — представился человек в пиджаке.

Насосов размахнулся и с ходу врезал ему кулачищем прямо в нос, как будто администратор кафе был виноват в том, что их засыпали снегом. Администратор не удержался на скользкой дороге, свалился, но шустро поднялся и бросился бежать.

— Какого хера мне, что ты их запомнил, придурок? — заорал ему вслед разозленный в конец Насосов. — Я итак знаю кто они такие есть!!!

Из автомобиля, расправившись с подушками безопасности, вылез Бляшкин, за ним Петров. Они принялись раскапывать засыпанного снегом Вдовиченко.

— Быстро в кафе оба!!! — заорал Насосов. — Захожина сюда!

Он был уверен, что Татьяна с компанией, уехав на «Лексусе», этого предателя там оставили. Петров и Бляшкин бросили нераскопанного Вдовиченко и с пистолетами наголо кинулись в кафе «Попутчик». Насосов сам стал отваливать мерзнущими руками и пистолетом снег, чтобы Вдовиченко не задохнулся под ним. Руки его коченели, но он всё-таки добрался до головы Вдовиченко и рывком вытащил его на поверхность за ремень брюк. Вдовиченко был без сознания и даже вроде бы не дышал. Из кафе уже вернулись Вдовиченко с Петровом и доложили, что в кафе ни Татьяны, ни её сморчков, ни Захожина нет.

И тут Насосов, который умел худо-бедно считать, вспомнил то, что ему сказал администратор. Он сказал, что в кафе была «одна рыжая такая девушка, два парня и один мужчина постарше и к ним еще потом один подошел толстый такой». Девушка понятно — это Татьяна, два парня — Владик и Спичкин, толстый тоже ясно кто — Захожин, но мужчина постарше — кто он такой?

— Мне показалось, что этот мужик, который сел в КАМАЗ — это то же самый, который грейдером нас давил, — сказал Бляшкин, — папаша Татьяны Краб.

— А что ж ты придурок раньше молчал? — спросил у него Насосов.

— Я думал — показалось мне… — виновато ответил Бляшкин.

— Показалось тебе? — стал наступать на него Насосов. — Благодаря вам меня два… нет, три раза уже поимели, как щенка, какие-то дебильные клоуны меня, Насоса, поимели!!!

Он даже и назвал себя не по фамилии, а по старой своей бандитской кличке, потому что всё, что творилось сейчас напоминало ему беспредел девяностых!!! Вдовиченко очнулся, шевельнулся, присел на снегу и схватился за затылок. Насосов был вне себя от злости. Оказалось, что Краба никакая милиция не задержала, что Захожин предал не своих друзей, а его — великого и ужасного!!!

— Я отомщу!!! — сквозь зубы пообещал Насосов, сощурившись глядя в сторону Москвы, куда уехал «Лексус». — Я жестоко отомщу, я всех их наизнанку выверну, пошинкую, как капусту, закопаю, выкопаю, расчленю и снова закопаю!

Закончив с угрозами он повернулся к Бляшкину и Петрову, которые стояли возле засыпанной машины, не зная что предпринять.

— А вы что встали тут, как два столба? — заорал он. — Бегом пошли искать лопаты и откапывать машину!!! Помощники хреновы!

Бляшкин и Петров развернулись и помчались в сторону кафе. И очень отчетливо в этот момент вспомнился Насосову разговор с Алмазом годичной давности про то, что когда-то каждый оступается, про то, что бывает — ходил пацан под богом, бизнес у него варился, пули от него отскакивали, менты след теряли, а потом вдруг раз! — полоса неудач и всё в один момент рухнуло.

Показалось Насосову, что и его черед пришел, что сам он этот пацан — раньше Насосов даже злых чеченов крошил на куски, а теперь ряженые «клоуны» его за нос водят, издеваются над ним. Насосов повернулся и со злостью пнул комок снега, который отлетел на трассу и рассыпался на мелкие кусочки.

Татьяна сама вела свой внедорожник по трассе на Москву, Краб, засыпавший грязным снегом Насосова с его подручными, сидел рядом. Позади уместились Спичкин, Владик и скукожившийся Захожин. Ехали молча, в салоне сильно пахло водкой. Отъехав от кафе «Попутчик» километра три, Татьяна выехала на обочину дороги и резко затормозила. Пассажиры даже наклонились вперед оттого как круто она нажала на педаль тормоза. С минуту сидели молча и вот Владик не выдержал.

— Вылазь, гад, что сидишь как у себя дома? — сказал он пьяным голосом и ткнул кулаком в жирный бок продюсера Захожина, который сидел рядом с ним возле двери.

— Ребята, не бросайте меня тут, куда же я пойду? — взмолился продюсер. — Ночь, меня же ограбят и убьют!

— Поделом тебе, — ответила ему Татьяна не поворачивая головы.

— Бес попутал, простите меня, не гоните! — взмолился Захожин.

— Хватило и того, что мы тебя, иуду, с собой из кафе забрали, — ответил ему Краб, — а то б ты уже сучил ножками в предсмертной агонии под руками Насосова. Но знай, что мы не тебя, пожалели, а детей твоих, которых жалко без отца оставлять! Вылезай и чтобы больше я тебя не видел!!!

Захожин понял, что препираться бесполезно — они его не простят — одно хорошо, что хоть шкура уцелела. Продюсер подумал о том, что надо ему как-то добираться до дома брать билет на самолет и лететь в Таиланд к жене и детям. Сидеть там покуда все не уляжется. Он открыл дверцу внедорожника, вылез в ночь на пустынную и холодную трассу, Владик захлопнул двери и машина, рванув с места, помчалась вперед, оставив одинокого продюсера стоять на обочине дороги. Но скучал он недолго — поднял руку и через несколько минут его подобрала попутка в сторону Москвы.

Как только предателя Захожина высадили из «Лексуса» и разговаривать захотелось. Владик, который был изрядно пьян, ожил и стал толкать уснувшего Спичкина локтем. Но Матвей никак не будился.

— Лихо мы их, сделали, а? — радовался пьяный Владик. — А умно как, вообще!..

— Владик, угомонись, — посоветовала Татьяна, — напился водки, так не шуми, а полежи, поспи лучше, как Матвей. Вон он не орет, спит себе мирно.

— Можно подумать я по своей воле напился, — ответил Владик, — я напился от вашего имени и вашему поручению. Вы же меня сами вместе со Спичкиным послали этого водителя КАМАЗа напоить до бесчувствия. А сами попробовали бы шофера перепить! Шоферы — это ж самые крепкие на спиртное люди. У нас в поселке есть один шофер, так он прямо с утра пол-литра выпивает и за руль садится. Без пол-литра, говорит, я дороги не вижу! Хорошо еще, что этот водитель снеговоза стаканами водку хлестал, потому что на халяву уксус сладкий! А мы со Спичкиным по половине, а если бы я столько выпил сколько он, я бы помер уже давно! Матвей, ты не умер случаем?

Он толкнул радиоведущего локтем. Тот застонал во сне. Спичкин был жив, только говорить не мог, потому как не привык столько спиртного употреблять.

— Куда поедем теперь? — спросила Татьяна.

Краб ничего не ответил, пока он не решил что делать дальше, как раз сейчас он это обдумывал. И тогда снова вступил в разговор Владик.

— Сестренка, а у тебя что всего одна квартира в Москве? — спросил он. — При твоей известности должно быть пять квартир и еще дом в придачу. Было бы у тебя много квартир, было бы и нам где отсидеться.

— Мне одной квартиры как-то хватало до сегодняшнего дня, — ответила Татьяна, — потому что ни от кого прятаться и бегать не приходилось. Дом мой за городом не достроен, да и всё равно — туда не поедешь, вычислят и припрутся. Сейчас любая информация продается. В студию тоже не поедешь, там тоже найдут. Да и не отсиживаться нам надо, а что-то предпринимать, чтобы выбраться из неприятной ситуации, в которую мы все попали.

— А как выбраться-то? — спросил Владик. — Я ж говорил, не убегать надо было от кафе, а когда Насосова люди из машины своей полезли, а битой их по башке, по башке, раскроить им всем черепа, как капусту!!! И Хорьковского зря около клуба бросили, когда ему Матвей рожу забрызгал, надо было его забрать с собой, убить и закопать в лесу. Вот тогда и не было бы никаких проблем у нас.

— Кровожадный ты какой-то, — ответил Краб, — потенциальный маньяк.

— Нет, я не маньяк, я добрый, — возразил Владик, — но просто как иначе? Вот для примера когда я в поселке свинью режу, я злой или добрый — скажите?

Никто ему не ответил, потому что все посчитали вопрос риторическим, а Владик ответа и не ждал, сам ответил:

— Для свиньи, которую я режу, я само собой злой, да. А для людей, которым я режу их живность на сало и мясо — я очень добрый, потому что беру меньше всех в поселке за убой. Вот и получается, что это смотря для кого я добрый, а для кого злой.

— Ты, Владик, теорию относительности Эйнштейна когда-нибудь читал? — спросила Татьяна.

— Не, не читал, — ответил Владик, — я как-то к иностранцам не очень. Я больше русских авторов уважаю. Носова вот люблю «Незнайка на Луне» и еще мне сказки нравится читать. Правда давно не читал, времени не было. При чем тут чтение, я говорю, что это как на охоте — если ты зверя не добил, то он сам тебя порвет. Да даже свинью центнеровую режешь — надо с одного удара, иначе может как рвануть — по стенке размажет!!!

— И Хорьковский и Насосов, конечно, свиньи, в этом я с тобой согласен, — сказал Краб, — но всё-таки при этом они люди и весьма влиятельные в Москве. Поэтому, если свинью из твоего поселка рязанского Пятки уголовный кодекс не защищает никак, то Хорьковского, Насосова и их телохранителей закон очень даже как защищает. Мы итак уже с вами делов наделали уголовно наказуемых. Хорошо еще, что такие люди, как Насосов и магнат наш в милицию не любят обращаться, своими силами такие вопросы решают, а то бы на нас уже давно вся московская милиция объявила охоту.

Владик, услышав знакомое слово, быстро переключился с одной темы на другую и начал рассказывать:

— А я на охоте один раз чуть насмерть не погиб. Как-то весной еще до армии пошел я в одиночку со старой одностволкой на охоту в лес. Долго ходил по лесу, никого не видел, зашел далеко и повезло мне. Гляжу — кабан роет рылом яму, меня не чует — ветер на меня дует. Я прицелился из кустов и ему в бочину — бабах! Дым развеялся, думаю он упал и лежит! Гляжу — мамочки, а он бежит прямо на меня! А мне куда? Я на дерево полез, винтарь даже выронил. Ранил я кабана, а он взбесился. Подранок самый опасный зверь. Схватил он ружье зубами и приклад грызет, только щепки летят. Зубищи огромные. Я думаю — ну, блин, хана мне — ему ж дерево свалить — раз плюнуть, корни подроет и дерево упадет, а он мне кишки распорет, вепрь. Сижу я час, два, кабан ружье бросил, стал корни подрывать. Я уже с мамой и с папой простился, всё, думаю, отбегался. И тут вдруг откуда ни возьмись медведь, худой с зимы и злющий. Он бы мимо прошел, ему до наших разборок дела не было. А кабан увидел его, да от боли и злости кинулся прям на него. Вот и стали они кувыркаться, рев, визг стоит, грызут друг друга почем зря. А я смотрю на эту драку с дерева и от страха шевельнуться не могу. Потом сообразил, что надо слезть, да ружье поднять. Слез я, ружье схватил и наверх. Сунул патрон с самой крупной дробью в ствол и сижу, жду. И что думаете — задрал медведь кабана, а потом нос поднял наверх и нюхает, меня почуял. Тоже разозлился, мало ему кабана — надо меня еще с дерева скинуть! Гляжу косолапый — на дерево задумал лезть, пасть открыл, рычит, а я ружье вниз опустил, да ему прямо в пасть к-а-ак бабахнул. Он и повалился замертво. Вот у меня шкура дома на полу лежит до сих пор и кабана мы жрали целый месяц…

Владик закончил свой рассказ и оглядел слушателей с достоинством бывалого охотника. Краб спросил к чему он всё это рассказал, а Владик ответил, что ни к чему, просто так вспомнился ему такой случай из жизненной практики. Пока Владик рассказывал свою историю, они уже почти к Москве и подъехали. Спичкин в полусне всхлипнул, проснулся, подскочил, позеленел и резко закрыл рот рукой. Татьяна глянула в зеркало заднего вида, повернула руль и остановила машину на обочине. Матвей вылетел пулей — плохо ему было от выпитой водки.

— Слабак, — сказал Владик, наблюдая за тем как полощет Матвея, — а он еще нашего Пяточинского самогона не пробовал. Там вообще вырви глаз, как наварят из чего ни попадя, стакан первачка заглотишь — и упал без ног…

Татьяна повернулась к Владику и спросила:

— Значит, говоришь медведь кабана драл, а ты смотрел с дерева кто кого одолеет?

— Ну, так и было, — ответил Владик, — клянусь, я тебе говорю, у меня шкура дома лежит на полу. Вот поедем к нам и увидите сами.

— Так я вам вот что хочу предложить, — сказала Татьяна, — нам тоже надо как-то стравить Хорьковского и Насосова, как медведя с кабаном, пусть они со своими головорезами друг друга рвут на части, а мы пока что на их драку со стороны посмотрим!

— Легко сказать, — возразил Краб, — может статься и так, что они наоборот объединят свои усилия против нас. Например, если бы кабан с медведем в лесу могли договориться, то Владик бы тогда не истории из личной жизни нам рассказывал, а удобрял бы рязанский лес своими останками. Но если медведь с кабаном договориться не могут, то Хорьковский с Насосовым — запросто.

— Я знаю что надо сделать, — сказал, подходя к машине, бледный, как смерть Спичкин, — как их стравить. Когда меня люди Хорьковского везли убивать в багажнике с мешком на голове, они чуть не столкнулись с другой машиной, из той машины выскочили какие-то люди и застрелили телохранителей Хорьковского. Я слышал два выстрела, а потом видел убитых людей магната и еще видел как уезжала грузовая «Газель», из которой убили телохранителей Хорьковского. Нам надо как-то «слить» эту информацию Хорьковскому, что это именно люди Насосова якобы постреляли его телохранителей. Начнут разбираться, Насосов сейчас на взводе из-за проколов, при разборках он вполне вероятно нахамит Хорьковскому, магнат тоже на нервах, хамства не потерпит. В результате между ними возникнет ссора и они начнут драться между собой.

Матвей Спичкин даже и сам не подозревал насколько метко он попал в точку и его предположение не просто недалеко от истины, а истиной и является. Но ведь этого пока что никто не знал.

— Идея хорошая, — согласился Краб, — но невыполнимая. Как мы забросим Хорьковскому эту дезинформацию?

— Пусть Владик позвонит жене Хорьковского и расскажет, что он случайно узнал, что это люди Насосова на него охотились, — посоветовал Матвей, — а она ему передаст.

— Лучше уж ты позвонишь магнату сам и скажешь, что ты узнал людей, которые стреляли в телохранителей магната, — предложил Татьяна, — так оно будет достовернее выглядеть.

— Но я то никогда не видел людей Насосова, — возразил Матвей.

— Но Хорьковский-то этого не знает, — сказала Татьяна, — может быть, ты в шкафу прятался у меня в квартире, пока люди Насосова Алмаза пытали. И теперь, чтобы Хорьковский тебя больше не преследовал и не убил, ты решил рассказать ему о том, кто убил его людей. По-моему, всё логично, магнат не может не поверить.

— Слышь, а за что тебя хочет убить этот Хорьковский? — спросил Владик.

— За то что я узнал, что у него маленький пипин, — ответил Спичкин.

Повисла небольшая пауза после чего спросила уже Татьяна:

— А каким образом ты об этом узнал?

Тут и до Владика дошла суть вопроса и он на всякий случай отодвинулся от Матвея подальше. Но Спичкин вкратце обрисовал ситуацию и диалог, который произошел между ним и магнатом в гараже за распитием коньяка.

— Он сам сболтнул, а потом меня же за это приговорил, — закончил Матвей, — а вы что подумали?

Ему никто не ответил, Татьяна повернула голову к отцу и спросила:

— А ты что думаешь по поводу нашей идеи?

Краб, до того слушавший диалог молодежи молча, решил, что и ему пора сказать свое веское слово. И он посоветовал:

— Не считайте противника глупее себя. И Насосов, и Хорьковский тертые калачи, закаленные беспределом девяностых и нынешним диким рынком. Они не верят на слово никому, верят только фактам, да и то с оглядкой. Мы попытаемся их стравить, а они разберутся во всем и объединят усилия против нас. Надо думать, выход из ситуации не рождается сразу.

Татьяна немного обиделась на отца, что он зарубил её идею, ей она казалась полной совершенства. Никто из них не знал, что план, который они только задумали осуществить еще непонятно каким образом уже давно начал работать, принося свои плоды.