Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика)

Глава 6 Бельгийский стол

В апреле 1984 года члены моей группы были уже не кадеты, но еще не «катса». Собственно они были «младшими катса», или стажерами, которых ожидала стажировка в штаб-квартире и второй курс обучения, лишь после окончания которого, мы на самом деле могли назвать себя «катса».

Меня направили в «Research» — исследовательский отдел. На следующее утро после нашего прихода туда Шаи Каули объяснил, что стажеров примерно в течение года каждые пару месяцев переводят из одного отдела в другой, чтобы мы познакомились с работой всей организации и подготовились к обучению на втором курсе.

После долгой дискуссии, прерываемой обычными шутками, перекурами и кофе, Каули заявил, что к нам обратится Аарон Шахар, шеф «Комемиуте» (ранее назывался «Метсада»). Переименование всех отделов произошло после потери в июле 1984 года шифровальной книги в лондонской резидентуре.

Шахар выбрал для своего отдела двух человек — психолога Цви Г. и Амирама, спокойного приятного мужчину, переведенного в бюро прямо из армии, где он был подполковником. Оба должны были стать офицерами-контролерами агентов, работающими из самого Израиля.

«Комемиуте», что на иврите означает «независимость с высоко поднятой головой» функционирует как Моссад внутри Моссад. Это сверхсекретный отдел, занимающийся разведчиками — настоящими шпионами-нелегалами, т. е. израильтянами, которых с безупречными «легендами» засылают в арабские страны. Внутри этого отдела есть еще маленькое подразделение «Кидон» («штык»), состоящее из трех команд по 12 человек в каждой. Это профессиональные убийцы, дружелюбно названные «длинной рукой израильского правосудия». Обычно две из трех бригад тренируются в Израиле, а третья выполняет операцию за рубежом. Бойцы «Кидон» не знают не только ничего о прочих структурах «Моссад», но даже и настоящих имен своих коллег по подразделению.

Шпионы всегда работают парами. Один из них находится в стране-цели, а другой в стране-базе. В дружественных Израилю странах, например в Великобритании, они не шпионят, а ведут нечто вроде совместного бизнеса. При необходимости шпион для страны-цели отправляется в эту самую страну-цель, используя, например, фирму в качестве прикрытия, а шпион в стране-базе, его партнер, является его «пуповиной», обеспечивая всяческую помощь и поддержку.

Роль шпионов изменилась со временем, как изменился и сам Израиль. Раньше у Моссад были разведчики, которые долгое время работали в арабских странах. Но часто они пребывали там слишком долго и их разоблачали. Для этого использовали «арабистов», израильтян, которые по разговору и по внешнему виду не отличались от арабов. В начале существования государства, когда из арабских стран в Израиль переехало множество евреев, недостатка в «арабистах» не было. Но сейчас это уже не так, а тот уровень арабского языка, которому учат в школе, недостаточен для настоящей маскировки.

Поэтому большинство шпионов выступают в роли европейцев. Договора заключаются с ними на четыре года. Для маскировки важно, чтобы они действительно владели профессией, которая позволяла бы им всегда совершать краткосрочные поездки. Моссад организовывает для них вместе с партнером — шпионом в стране-базе, настоящую фирму. Это не просто «легенда», она действительно работает — в основном, в сфере импорта и экспорта.

Около 70 % таких предприятий находятся в Канаде. С бюро шпион может связаться только посредством своего ведущего офицера (оператора). Каждый офицер-оператор ведет 5–6 шпионов, не больше.

В «Комемиуте» есть подразделение, в котором работают около 20 экспертов по экономике. Они анализируют каждый рынок и каждую фирму и передают сведения офицеру-оператору, который затем дает советы разведчикам, какие им действия предпринимать со своей фирмой.

Шпионы, о которых здесь идет речь — израильские граждане. Это люди из всех слоев общества — врачи, юристы, инженеры, ученые, готовые посвятить четыре года жизни служению своей стране. Их семьям выплачивается в качестве компенсации их средний заработок, но за свою работу за рубежом шпионы получают на отдельный счет премию (бонус). По окончании четырехлетнего срока на счету каждого лежит уже от 20 до 30 тысяч долларов.

Шпионы не собирают непосредственно секретные материалы, такие, например, как данные конкретного наблюдения за перевозкой оружия или приготовлениями к войне в больнице. Они собирают то, что мы называем фибер-материал, от английского слова «fiber» — волокно, нить, обрывок. Это сведения, получаемые от слежения за экономическими процессами, из слухов, настроений, дискуссий и т. п. Не подвергаясь большому риску, разведчику могут спокойно наблюдать за подобными процессами. Они не посылают (по радио и.т.п.) свои донесения прямо из страны-цели, но иногда передают и получают что-то (деньги, сообщения) при прямой встрече. Во многих мостах в арабских странах шпионы еще при их строительстве заложили взрывчатку в опоры — всех шпионов учат технике саботажа и диверсий. В случае войны израильский шпион может, получив приказ, взорвать все заминированные мосты в стране.

Вернусь к нашему обучению. После того, как Цви и Амирама забрали в «Комемиуте», у Каули для нас было еще одно сообщение. Оно касалось давно обещанных нам каникул.

— Как вы знаете, — начал он, — каждый план представляет собой лишь базу для его изменения. Я знаю, что вы страстно жаждете каникул, но прежде чем отправиться отдыхать, вам придется сделать еще кое-что. Вы будете нашим первым курсом, прошедшим интенсивное обучение работе с компьютерами в бюро. Это продлится не больше трех недель. Потом отдыхайте все время, которое остается от ваших каникул.

Мы научились всегда считаться с чем-то подобным в Моссад. Бывало так, что нам предстоят каникулы, и нам говорят, что в пятницу после обеда мы можем быть свободны. Но в полдень нам объявляют, что нам придется остаться, но только на одни следующие сутки. Тогда нам дают 20 минут, чтобы позвонить домой, и все несутся к телефону.

Для настоящих «катса» существует система срочного оповещения, используемая в случае необходимости. Сообщение это должно быть по возможности кратким, например: «Алло, я звоню из бюро. Ваш муж сегодня не придет домой, как вы ожидали. Он свяжется с вами, как только сможет. Если у вас возникнут какие-то проблемы, позвоните Якобу.»

Этим можно весьма широко пользоваться. Постороннему человеку даже трудно представить, какую роль в жизни «катса» играет секс. Весь риск и небезопасность этой работы означают одновременно и полную свободу. Если «катса» встречает девушку-солдата и хочет провести с ней уик-энд, ну что же, его жена уже привыкла, что он часто не приходит домой. Такая форма свободы была, очевидно, желанной. Но шутка в том, что нельзя стать «катса», не будучи женатым. Неженатых не пускают заграницу. Они говорят, что неженатому мужчине за границей противник может легко подсунуть девушку. С другой стороны они трахаются со всеми вокруг, что, конечно, позволяет их легче шантажировать, и все об этом знают. Для меня это так и осталось загадкой.

Для компьютерного класса была выделена комната на втором этаже Академии. Там поставили столы формой подковы, и каждый получил компьютер для работы. Инструктор проецировал на стену картинки, чтобы все видели. Сперва мы научились вводить специфические данные в «морковку» — оранжевый экран с разными вопросами, на которые нужно ответить, чтобы получить доступ к компьютерной системе. Эти учебные компьютеры функционировали абсолютно правильно, потому что и они были соединены со штаб-квартирой, что давало нам доступ к реальным файлам. Так мы научились работать с программой и запрашивать или вводить необходимые данные.

Интересный эпизод произошел на этом курсе во время изучения системы под названием «кшарим», т. е. «узлы». Она охватывает все данные о каждом контакте любого индивидуума. Арик Ф. сел за компьютер нашей преподавательницы, когда она отлучилась, и ввел в систему слово «Арафат», а затем «кшарим». Так как Арафат — лидер ООП, то этот запрос получил в системе полный приоритет. Чем выше приоритет запрашиваемого лица, тем быстрее ищет компьютер ответ на запрос.

Ни у кого нет приоритета выше, чем у Арафата, но проблема состояла в его бесчисленных связях и контактах. Все остальные компьютеры «зависли», пока на дисплее высвечивались нескончаемые списки имен. Компьютеру нужно было обработать такое количество информации, что он не мог делать ничего другого. Таким образом, Арик заблокировал компьютер Моссад на восемь часов. В то время система не могла ни остановить его, ни дать другую команду.

После компьютерного курса и трех дней отдыха, оставшихся от каникул, я получил первое задание — провести исследования в саудовском подотделе под руководством женщины по имени Аерна. Этот подотдел располагался рядом с иорданским, которым тоже заведовала женщина по фамилии Ганит. Оба подотдела не считались важными. В Саудовской Аравии у Моссад тогда был лишь один источник, атташе японского посольства. Все прочие материалы о регионе добывались из газет, журналов и прочих средств массовой информации, а также из радиоперехвата, которым занимается Подразделение 8200.

Аерна как раз занималась сопоставлением сведений о генеалогическом древе саудовской королевской семьи. Еще она собирала информацию о запланированном втором нефтепроводе, который должен был пересечь все королевство. После завершения строительства нефтепроводом хотели пользоваться иракцы. Перегоняя через него нефть, они собирались финансировать войну, которую вели против Ирана. Ирано-иракский конфликт очень осложнил перевозку нефти из Персидского залива танкерами. Мы читали очень интересные отчеты о Саудовской Аравии, поступившие от британской разведки. «Сикрет Интеллидженс Сервис» составляла превосходные отчеты, где делала великолепный политический анализ ситуации, но в них не было настоящего секретного материала в общепринятом смысле. Англичане были очень плохи в том, что касалось передачи либо комбинирования подлинно секретных сведений. В одном из их отчетов говорилось, что саудовцы исходят из перспективы улучшения ситуации на нефтяном рынке в будущем, потому и собираются строить нефтепровод. Но англичане считали, что на рынке нефти предложение сильно превысит спрос, что сильно ударит по саудовской экономике, особенно по финансированию саудовской бесплатной медицины и образования.

Мы серьезно воспринимали англичан, но все в бюро любили говорить, что их, возможно, вводит в заблуждение их «стерва». Таким титулом в Моссад всегда величали премьер-министра Маргарет Тэтчер. В Тэтчер они видели антисемитку. На любое событие в мире здесь всегда смотрели через призму одного простого вопроса: «Хорошо это для евреев или нет?» Забудьте политику и все прочее. Этот вопрос — единственное, что имеет значение, и в зависимости от ответа людей классифицировали как антисемитов, были ли они ими на самом деле или нет.

Мы постоянно получали длинные бумажные полосы, похожие на белую копирку — распечатки перехваченных телефонных переговоров. Например — уже переведенные — беседы саудовского короля с его родственниками. Был, к примеру, разговор одного из принцев со своим родственником в Европе. Принц жаловался, что у него кончились наличные деньги, потом к телефону подошел кто-то другой и начал что-то сочинять. Он объяснял, что в Амстердам уже идет корабль с парой миллионов галлонов нефти, и родственник может переписать регистрацию на принца, чтобы деньги за нефть сразу оказались на счету принца в Швейцарии. Невероятно, какими суммами, походя, ворочают саудовцы.

Во время одного интересного разговора королю позвонил Арафат и попросил о помощи, потому что никак не мог пробиться к Асаду в Сирию. Потому саудовский король сам позвонил Асаду, льстиво именуя его «отцом всех арабов» и «сыном святого меча». Асад поговорил с королем, но отказался беседовать с Арафатом.

В это время я встретился с человеком по имени Эфраим (кратко Эффи), который одно время был офицером связи Моссад с ЦРУ, когда служил в резидентуре в Вашингтоне. Эфраим всегда хвастался, что именно он устранил от власти в 1977 году Ицхака Рабина, к тому моменту уже три года премьер-министра. Моссад не любил Рабина. В 1974 году Рабин вышел в отставку с поста посла Израиля в США, вернулся домой и стал председателем Партии труда. Затем он наследовал Голду Меир на посту премьер-министра. Рабин хотел получать от разведки необработанные, «сырые» сведения, а не отфильтрованные версии, как обычно. Но из-за этого Моссад стало очень тяжело влиять на политику путем манипулирования информацией.

В декабре 1976 года Рабин ушел в отставку со всем кабинетом, после того как уволил из правительства трех министров от Национал-религиозной партии, потому что они воздержались при голосовании в Кнессете по вопросу доверия правительству. Потом Рабин остался премьер-министром временного правительства — до общенациональных выборов в Кнессет в мае 1977 года, которые выиграл Менахем Бегин — к большой радости Моссад. Но на самом деле причиной проигрыша Рабина в большой степени был «скандал», запущенный на публику незадолго до выборов известным израильским журналистом Даном Маргалитом.

Израильским гражданам запрещено иметь банковские счета заграницей. У жены Рабина был счет в Вашингтоне, на котором не набиралось и десяти тысяч долларов. Она пользовалась им, во время поездки супружеской пары в Америку, хотя, как жена премьер-министра, имела полное право оплачивать все свои расходы за счет правительства. Итак, Моссад знал об этом счете, и Рабин знал, что Моссад знает, но не придавал этому значения. А следовало бы.

Когда настал нужный момент, Маргалит получил «наводку», что, мол, у Рабина есть счет заграницей. Прилетев в Вашингтон, Маргалит, по словам Эфраима, получил от него все документы, подтверждавшие существование счета. Последовавшая публикация и скандал очень помогли Бегину одержать победу над Рабином. Рабин был честным человеком, но Моссад он не нравился. И они его убрали. Эфраим хвастался тем, что именно он был человеком, сделавшим это. И я ни разу не слышал, чтобы ему кто-то возразил.

Во время первого курса кадеты однажды посетили фирму «Израильская авиастроительная компания» (Israeli Aircraft Industries, IAI). В саудовском подотделе я узнал, что израильтяне через какую-то третью страну (я не знаю, какую) продавали Саудовской Аравии подвесные топливные баки к самолетам. Саудовская Аравия ими оснащала свои истребители-бомбардировщики, чтобы они могли нести достаточно топлива для дальних полетов. У Израиля был также договор о поставке этих подвесных топливных баков и в Соединенные Штаты.

Но саудовцы решили, что цены на баки завышены и при этой сделке им приходится переплачивать. Тогда они обратились к американцам с желанием купить такие баки в США. Тут Израиль взвился на дыбы и закричал: «Нет!» Все еврейское лобби подняло ужасный шум, якобы благодаря подвесным бакам саудовские самолеты смогут атаковать Израиль. Но мы знали, насколько это нечестно, потому что под гражданской оболочкой мы их уже продавали и по значительно более высокой цене, чем запросили бы американцы. Много всего было так продано в Саудовскую Аравию. Это большой рынок.

Исследовательский отдел размещается в подвале и на втором этаже штаб-квартиры. Там расположились начальник отдела и его заместитель, библиотека, компьютерный зал, секретариат и пункт связи с другими исследовательскими отделами. Большая часть персонала работает в 15 подотделах: Соединенные Штаты, Южная Америка, общий подотдел (сюда входят Западная Европа и Канада), атомный подотдел (в шутку именуемый «Капут»), Египет, Сирия, Иран, Ирак, Иордания, Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты, Ливия. Марокко/ Алжир/ Тунис (страны Магриба), Африка, Советский Союз и Китай.

Исследовательский отдел ежедневно составляет короткие отчеты, которые все в бюро могут каждое утро прочесть на своих компьютерах. Кроме того, составляется подробный четырехстраничный еженедельный отчет на светло-зеленой бумаге, основное внимание уделяющий положению в арабском мире, и ежемесячный отчет. В нем 15–20 страниц, он достаточно подробный и снабжен таблицами и графиками.

Я составил карту нового запланированного нефтепровода, со всеми деталями и написал информационную записку, где подсчитал риск для танкера с нефтью, идущего из Персидского залива. По моим подсчетам, шансы его безопасного прохождения равнялись 30 %. Согласно нашей стратегии, если Моссад видел, что шансы танкера на успех поднимались до 48 %, то информировал одну сторону о местонахождении танкеров другой стороны и наоборот. В Лондоне сидел наш человек, который звонил в иранское или в иракское посольство, выдавая себя за арабского патриота, и подбрасывал им информацию. Они хотели встретиться с ним и заплатить гонорар за сведения. Но он всегда отказывался, утверждая, что поступает так из патриотических побуждений, а не из-за денег. Мы разрешали спокойно пройти определенному количеству иракских и иранских судов, но если их число превышало некие рамки, мы старались информировать враждующие стороны, чтобы они обстреливали танкеры друг друга. Так поддерживался ход этой войны. Ведь пока они боролись друг с другом, они не могли напасть на нас.

После нескольких месяцев в «Research» меня перевели в отдел, который показался мне самым интересным: «Кайсарут» или «Liaison»(связь). Я был прикомандирован к подотделу «Дардасим» или «Смерфс», который занимался Дальним Востоком и Африкой. Я работал под началом Ами Йаара.

Это своего рода мини-министерство иностранных дел, занимавшееся контактами со странами, которые не имеют официальных дипотношений с Израилем, чем-то походило на вокзал. Бывшие генералы и самые разнообразные бывшие разведчики постоянно заходили и выходили, сцепляли карточки посетителей и использовали контакты Моссад для получения заказов своим частным предприятиям — в основном по продаже оружия. Так как эти «советники» не могли, как израильтяне въезжать в некоторые страны, отдел связи облегчал им работу, обеспечивая фальшивыми паспортами и прочими документами.

Это было против правил, но никто никогда не возражал. Каждый думал о том, что и он когда-то станет «бывшим» и захочет, возможно, заняться подобным бизнесом.

Ами сказал мне, что если у меня потребуют что-то необычное, то я должен не спрашивать «почему?», а просто сразу сообщать ему. Однажды пришел некий человек и попросил меня подписать договор, санкцию на заключение которого должен был дать сам премьер-министр. В договоре речь шла о продаже 20–30 американских самолетов-штурмовиков А-4 «Скайхок» Индонезии. Это противоречило соглашению о торговле оружием между Израилем и США. Оно запрещало перепродавать американское оружие такого рода без предварительного согласия американцев.

— Хорошо, — сказал я, — если вы не против, приходите завтра утром или оставьте мне свой телефон. Я позвоню вам, как только вопрос будет решен.

— Нет, я подожду, — ответил он.

Во время моего посещения «ИАИ» я видел около тридцати этих «Скайхоков», выстроившихся в ряд на взлетной полосе, упакованных в яркий желтый пластик. Они ждали отправки морем. Когда мы спросили об этом, нам ответили, что самолеты повезут за море, но не сказали куда именно. Можно быть почти уверенным, что американцы не одобрили бы перепродажу этих штурмовиков Индонезии. Это могло бы изменить политический баланс в регионе. Но это было не мое дело. Но когда он сказал, что подождет санкции премьер-министра Шимона Переса, я выдвинул ящик моего стола, заглянул внутрь и спросил: «Шимон, Шимон?» Затем обратился к нему и сказал: «Мне очень жаль, но господина Переса сейчас здесь нет».

Тут этот тип совсем взбесился и потребовал позвать Ами. Я даже не спросил, кто он. Когда я сообщил Ами, тот сильно заволновался: «Где он? Где он?»

— За дверью в приемной.

— Пусть заходит с договором, — сказал Ами.

Через 20 минут этот человек, выйдя из кабинета Йаара, прошел мимо меня. Он высоко поднял договор, чтобы я мог его увидеть и самодовольно ухмыльнулся мне: «Видите, г-н Перес все-таки был здесь».

Перес в это время был в Иерусалиме и, конечно, никогда не узнал о «своей» подписи под такими документами. Используемая в подобных случаях бумага называлась у нас «ass-cover» («для прикрытия задницы») и применялась лишь как внутренний документ. Она нужна, чтобы доказать перевозчику или кому-нибудь еще из задействованных лиц, что ты платежеспособен и располагаешь достаточными финансами, раз это все дело одобрил своей подписью сам премьер-министр.

Официально сотрудники Моссад работают, конечно, для главы правительства. Премьер узнает кое-что о переводах денег, но ничего не знает о действительно сомнительных сделках. И часто это нужно для его же пользы. Иногда лучше ничего не знать. Если бы его проинформировали, ему пришлось бы принимать решение. А в этом случае, если бы американцы что-то пронюхали, он мог бы заявить, что ничего не знал. Американцы называют подобные ответы «правдоподобными опровержениями».

Здание «Азия-Билдинг», принадлежавшее богатому израильскому промышленнику Саулу Айзенбергу, расположено рядом со штаб-квартирой. Благодаря своим связям на Дальнем Востоке Айзенберг стал соединяющим звеном между Моссад и Китаем. Он и его люди проворачивали огромные оружейные сделки во многих регионах мира. При продаже речь часто шла об излишнем вооружении, например о трофейном русском оружии, захваченном в войне у Сирии и Египта. Когда у Израиля исчерпались для продажи запасы автоматов Калашникова АК-47, он начал сам их производить, «скрестив» «Калашникова» с американской винтовкой М-16. Гибрид назвали «Галил», и он успешно продавался по всему миру.

Ситуация в отделе напомнила мне супермаркет для обслуживания этих частных советников. Собственно, все должно было быть наоборот — им следовало быть нашими «инструментами». Но «инструменты» взяли контроль в свои руки. У них было больше опыта, чем у любого из нас, так что в реальности это они нас использовали.

В середине июля 1984 года я получил задание сопровождать группу индийских ученых-атомщиков. Эти люди боялись появления бомбы в исламских руках, то есть — пакистанской бомбы. Они приехали в Израиль с тайной миссией для встречи с израильскими атомными экспертами и обмена информацией. Но оказалось, что Израиль с удовольствием получал информацию от индусов, но не был склонен оказать им такую же услугу.

Через день после их отлета, я как раз вернулся к обычной офисной работе, меня вызвал Ами, чтобы дать два поручения. Первое состояло в подготовке всего необходимого для группы израильтян, которая отправлялась в Южную Африку для обучения подразделений южноафриканской тайной полиции. Затем я должен был пойти в посольство одной африканской страны и забрать оттуда человека, который возвращался к себе на родину. Его сначала нужно было подвезти в его квартиру на Херцлия-Питуах, а затем отвезти в аэропорт и провести через контроль.

— Мы встретимся в аэропорту, — сказал Ами. — Там мы встречаем группу из Шри-Ланки для обучения.

Ами уже ждал прибытия делегации Шри-Ланки самолетом из Лондона, когда я подошел к нему. — Когда эти парни прилетят, — сказал он, — не подавай виду. Вообще ничего не делай.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Ну, эти ребята выглядят как обезьяны. Они из очень слабо развитой местности. Не так давно слезли с дерева. Так что не жди от них многого.

Ами и я провели девять шри-ланкийцев «черным ходом» через запасной выход аэропорта к маленькому автобусу с кондиционером. Они были первыми из группы, которая в конечном результате достигла почти 50 человек. Затем они разделились на три меньшие группы:

— антитеррористическая группа, которую тренировали на военной базе Кфар-Саркин близ Петах-Тиква. Их учили штурмовать захваченные террористами автобусы и самолеты, освобождать взятых в заложники людей в зданиях, спускаться по канату с вертолета и прочим антитеррористическим хитростям. И конечно они захотели купить «Узи» и другое израильское оружие, включая бронежилеты, специальные гранаты и т. п.

— группа закупок, которая собиралась в больших масштабах закупать израильское вооружение. Например, они купили пять или семь патрульных катеров типа «Двора», которые использовали у своих северных берегов против тамильских повстанцев.

— группа высокопоставленных офицеров, желавших купить радиолокационные установки и прочее оснащение для военно-морских сил, чтобы справиться с тамилами, которые все еще проникали на остров из Индии и ставили мины в водах Шри-Ланки.

Два дня мне пришлось сопровождать Пенни, невестку президента Джайавардена (см. главу 3 «Новички») по обычному туристскому маршруту (через два дня ею занялся кто-то другой из бюро). Пенни была приятной женщиной, внешне выглядевшей как индийская версия Корасон Акино. Она была буддисткой, потому что ее муж был буддист, но в какой-то степени она была и христианкой. Потому она очень хотела осмотреть все христианские святыни. На второй день я свозил ее в Веред-Хаглил, «Розу Галилеи», ресторан на конном заводе у подножия горы. Оттуда открывается прекрасный вид, и еда тоже очень хороша. У нас там был постоянный счет.

Затем меня прикрепили к группе высокопоставленных офицеров, проявлявших интерес к радарам. Мне нужно было отвезти их на фирму «Альта» в Ашдоде, выпускавшую такое оборудование. Но когда представитель фирмы «Альта» прочитал требуемую спецификацию, он сказал. «Для тебя ведь это просто служебный долг. Они все равно не будут покупать наши локаторы».

— Почему? — спросил я.

— Спецификации составлены не этими обезьянами, — пояснил представитель фирмы. — Они принадлежат британскому производителю радаров — фирме «Дека». То есть, эти ребята уже знают, что и где хотят купить. Дай им банан и отправь домой. Ты без толку теряешь время.

— Хорошо, но может у тебя есть какая-то брошюра или что-то в этом роде, чтобы удовлетворить их?

Мы общались на иврите, пока сидели рядом, ели печенье, пили чай и кофе. Представитель «Альты» сказал, что он не против дать им что-то почитать, чтобы у них не возникло впечатление, что их просто «отфутболили». «Но если мы уж так сделаем, то почему бы нам немного не пошутить?»

С этими словами он привел нас в другую комнату, где висели большие диапозитивы. На них была изображена гигантская вакуумная система — своеобразный огромный «пылесос» для очистки гавани от нефтяных загрязнений. У представителя была целая куча красочных схем и рисунков. Все подписано на иврите. Он объяснил гостям по-английски, что это «радиолокационная установка высочайшего технического стандарта». Мне с трудом удалось сдержать смех. Он действительно врал вдохновенно, доказывая, что эта система может засечь плывущего в воде человека и сразу определить его размер обуви, имя, адрес и группу крови. Когда доклад был закончен, люди из Шри-Ланки поблагодарили его и сказали, что такое достижение технического прогресса было для них большим сюрпризом, но эта установка, к сожалению, не поместится на их корабли. Потом уже они начали рассказывать о своих кораблях. Но эти корабли были нам знакомы. Ведь мы их и построили!

Высадив гостей в отеле, я рассказал Ами, что гости из Шри-Ланки не будут покупать наши радары. — Это было нам ясно, — ответил он.

Затем Ами поручил мне съездить в Кфар-Сиркин, где тренировался спецназ из Шри-Ланки, чтобы обеспечить их всем, что они захотят, и привезти их сегодня к вечеру в Тель-Авив. Но он посоветовал мне обязательно обо всем договориться с Йоси, которого на этой неделе тоже перевели в этот отдел.

Йоси тоже курировал группу, проходящую обучение в Израиле. Но его группа ни в коем случае не должна была встретиться с моей. Это были тамилы, заклятые враги моей группы сингалов.

После того, как остров Цейлон в 1948 году получил независимость от Великобритании и стал Республикой Шри-Ланка тамилы, по вероисповеданию индуисты, подвергаются дискриминации со стороны большинства населения страны — сингалов, что и вызывает их протесты. Из 16 миллионов жителей Шри-Ланки 74 % сингалы и лишь 20 % тамилы, проживающие в основном на севере острова. Приблизительно в 1983 году группа тамильских воинственных сепаратистов, известная как «Тигры», начала вооруженную борьбу против правительства за создание на севере острова независимого тамильского государства под названием Элам (отсюда полное название сепаратистского движения — «Тигры освобождения Тамил-Элама»). Борьба эта все еще продолжается, унося жизни тысяч людей с обеих сторон.

Тамилы пользуются большой симпатией и поддержкой в южном индийском штате Тамил-Наду: там проживает около 40 миллионов тамилов. Многие тамилы избежали резни на родине, сбежав из Шри-Ланки в Индию. Правительство Шри-Ланки обвинило индийцев в том, что они обучают тамилов и снабжают их оружием. Им стоило бы лучше высказать свои претензии Моссад.

Тамилов тренировали на базе морских «коммандос»: они учили тактику атаки, минирование портов и аэродромов, связь и диверсии против катеров типа «Двора». В каждой группе было примерно по 28 человек. Мы решили, что на ночь Йоси повезет своих тамилов в Хайфу, а я своих сингалов — в Тель-Авив, чтобы исключить случайную встречу.

Настоящая проблема возникла через две недели, когда по программе и тамилы и сингалы должны были проходить обучение на базе Кфар-Сиркин, конечно, ничего не зная друг о друге. Это довольно большая база, но, тем не менее, однажды обе группы оказались во время пробежки на расстоянии лишь нескольких метров друг от друга. После базового обучения в Кфар-Сиркин сингалов перевели на морскую базу, где им объяснили, как бороться с диверсионными приемами, которым мы только что научили тамилов. Это была довольно нервная ситуация. Нам приходилось выдумывать наказания и ночные учения, лишь бы занять их, чтобы обе группы внезапно не встретились где-то в центре Тель-Авива. Действия только одного человека — Ами — могли бы в этом случае привести к обострению политической ситуации в Израиле. Я уверен, что Перес не сомкнул бы ночью глаз, если бы знал, что происходит. Но он, конечно, ничего не знал.

Когда почти прошли три недели, и сингалы готовились ехать в Атлит, сверхсекретную базу морских «коммандос», Ами сказал мне, что не будет их сопровождать туда. Их обучение возьмет на себя «Сайерет Маткаль». Это элитная группа спецназначения военной разведки, прославившаяся освобождением заложников в Энтеббе в 1976 году. (Морские «коммандос» соответствуют американским «Морским котикам» (SEALS)).

— У нас новая проблема, — сказал Ами. — Мы ожидаем там еще группу из 27 индийских спецназовцев SWAT (антитеррористическое подразделение).

— Боже мой, — воскликнул я. — Как же так? У нас тут сингалы, тамилы, а теперь индусы. Кто следующий?

Индийцы должны были тренироваться на той же базе, где уже находился Йоси со своими тамилами. Ситуация становилась запутанной и все более опасной. А кроме всего прочего мне нужно было заниматься моей обычной работой в бюро и писать ежедневные отчеты. По вечерам я водил индийскую группу SWAT на ужин. Причем, прежде всего я должен был стараться, чтобы разные группы не оказались в одном и том же месте одновременно. Ежедневно я получал конверт с суммой около 300 долларов в израильской валюте: эти деньги я мог тратить на них.

В те же дни мне нужно было встретить тайваньского авиационного генерала по фамилии Ки. Он был представителем тайваньской разведки в Израиле, работал в японском посольстве и хотел закупать оружие. Я должен был устроить ему экскурсию, но ничего не продавать, потому что тайваньцы все, что купят, скопируют за два дня, и будут потом конкурировать с Израилем на рынке. Я привез его на фабрику «Солтам» в Галиле, где производятся минометы и мины к ним. На него это произвело сильное впечатление, но производитель объяснил, что ничего не может ему продать, потому что, во-первых, он из Тайваня, и, во-вторых, все, что он поставляет, нужно заказывать заранее. Я сказал тогда ему, что даже не знал, что нам нужно так много минометов. Но фабрикант ответил: «Нам нет, а вот иранцам нужно очень много». Так делается бизнес.

Однажды было заключено соглашение о направлении целой группы тайваньцев для тренировки в Израиль. Это было плохим компромиссом. Они попросили Моссад направить к ним израильских полицейских. Эту идею отклонили. Вместо этого в Израиле прошла обучение тайваньская группа по методу «Невиот». Ее научили получать информацию от «неживых» объектов.

В это же время к нам постоянно приезжали и разные группы африканцев, которым предлагались разнообразные услуги. По особой просьбе Ами я остался в его отделе на два месяца больше — для меня это было комплиментом и полезным замечанием в моем досье.

Я никогда — ни раньше, ни позже — не видел, как такие огромные суммы денег мгновенно переходят из рук в руки и все это у столь многих людей, как это было в отделе Ами. Моссад рассматривал все эти договора как установление связи с разными странами, которые однажды смогут перерасти в дипломатические отношения. А коммерсанты, конечно, смотрели на все с точки зрения прибыли. Они все получали свои неплохие проценты.

Моим последним заданием у Ами было сопровождать на протяжении четырех дней мужчину и женщину из коммунистического Китая, которые хотели купить радиоэлектронное оборудование.

Они очень злились из-за того, что им показывали приборы худшего качества, чем те, что у них уже были. Они жаловались: «Что это вы нам пытаетесь продать, носки?» Это мне показалось смешным, потому что я всегда говорил: если бы мы смогли продавать китайской армии носки, у нашей экономики не было бы никаких проблем. Тогда у нас носки вязали бы все.

Но с этой парой китайцев действительно обращались скверно, и только потому, что Ами полагал, что у них недостаточно высокое положение. Он принимал решения внешнеполитического значения исключительно сам, никого не спрашивая. Это было поразительно. Всю жизнь Ами работал на правительство и получал свою зарплату чиновника от правительства. Но жил он в настоящем поместье под Тель-Авивом с огромной виллой и собственным маленьким лесом. Мы иногда останавливались там на выходные, если приходилось поработать, и всегда встречали там бизнесменов, расхаживающих по лужайке, и всегда обильно жарилось мясо на шампурах. Я однажды спросил его: «Откуда у тебя деньги на все это?» А он ответил: «Упорно работай, экономь и все получиться. «Так, видимо, оно и было.

Затем меня перевели в подотдел Бенилюкс отдела «Цомет» (вербовочный отдел). Там мне пришлось проверять датские визовые анкеты.

Подотделы «Цомет» служат для обслуживания резидентур, не для инструктирования и управления. В «Цомет» боссом является резидент и по рангу в большинстве случаев он стоит не ниже начальника сектора, которому он организационно подчиняется. (Это совсем не так, как в «Кайсарут», где я работал до того. Там решения принимаются в подотделах. Потому старший офицер связи резидентуры в Лондоне напрямую подчиняется начальнику английского подотдела в Тель-Авиве и полностью контролируется им.)

Сектор «С» «Цомет» состоит из нескольких подотделов. Я уже назвал подотдел Бенилюкс, занимающийся Бельгией, Нидерландами, Люксембургом, а также Скандинавией (с резидентурами в Брюсселе и Копенгагене), еще есть британский и французский подотделы с резидентурами в Лондоне, Париже и Марселе.

Второй большой сектор «В» включает итальянский подотдел с резидентурами в Риме и Милане, немецкий и австрийский отдел с резидентурой в Гамбурге (позднее переведена в Берлин) и отдел «прыгунов» с резидентурой в самом Израиле, где работают «катса», которые при необходимости выезжают в Грецию, Турцию, Египет и Испанию.

Резидент имеет тот же ранг, что и руководитель сектора и имеет право в случае необходимости обращаться прямо к начальнику отдела через его голову. Эта структура субординации оказалась довольно непрочной, потому что если и это обращение не увенчалось бы успехом, резидент мог выйти и на шефа управления в Европе в Брюсселе. Как офицер на заграничной службе он даже был по своему положению выше начальника отдела. Это была постоянная борьба, и при каждом кадровом изменении смещались и центры власти.

В Моссад нет приказов в обычном смысле слова. Приказы не нравятся, они раздражают. Прежде всего, никого не следует злить, а во-вторых, никто на самом деле не обязан делать то, что от него требуют. У большинства людей в Моссад есть в «конюшне» два «коня» («конем» называют влиятельного человека, оказывающего кому-либо протекцию) — один видимый и один скрытый. Первый помог поступить на службу и сделать карьеру, а второй, секретный, поможет вытащить из дерьма. Потому и происходит постоянная борьба, чтобы выяснить, кто выше кого и почему.

Однажды один наш агент — ассистент военно-воздушного атташе сирийского посольства в Париже по компьютерной связи сообщил, что в Европу приезжает главнокомандующий ВВС Сирии (он же и начальник сирийской военной разведки), чтобы купить себе дорогую мебель. В штаб-квартире Моссад тут же возникла идея подсунуть ему «говорящую» мебель, т. е. оснащенную подслушивающими устройствами.

Компьютер выдал список всех занимающихся мебелью «сайанов» в Европе. Был составлен план по изготовлению для обновленного бюро в штабе сирийской авиации «говорящего стола». Лондонская резидентура послала одного «катса» в Париж, чтобы все подготовить, хотя Моссад знал, что генерал собирается купить мебель в Бельгии, а не во Франции (почему — они не знали).

Перед приездом генерала «катса» зарекомендовал себя в среде торговцев мебелью как коммерсант, который может достать любую мебель и дешевле, чем у других. Мы знали, что генерал сам не собирается от покупки мебели получить какую-то личную выгоду. Он был богат, а деньги все равно получил бы через посольство и заплатил бы наличными. Мы хотели выйти не на него, а на его помощника, который, в конечном счете, должен был осуществить покупку. У нас на все оставалось меньше трех недель.

Мы вышли на известного дизайнера мебели, нашего «сайана», и получили фотографии его работ. Через несколько дней мы уже составили каталог для предприятия, поставляющего высококачественную мебель по разумным ценам. Был разработан план из трех частей, чтобы выйти на помощника сирийского генерала. Сначала попытаться подойти к нему напрямую, предложить брошюру и посмотреть, клюнет ли он и купит ли мебель у Моссад. Если это не получится, то мы должны узнать, где он собирается покупать мебель и взять на себя поставку. Следующий шаг, если все остальное провалится — перехватить мебель.

Мы знали, в каком отеле остановился в Брюсселе генерал. Мы знали, что до своего дальнейшего полета в Париж он со своими тремя телохранителями проведет в отеле три дня. Мы ходили за генералом от магазина к магазину и наблюдали за помощником, делавшим заметки. В этот момент «катса» думал, что дело пошло. А мы не знали, что делать. День прошел, и генерал вернулся в гостиницу. Наш человек в сирийском посольстве сообщил, что генерал уже на следующий день собирался лететь в Париж, но сдал билет. Мы предполагали, что это был рейс помощника, которому пришлось остаться, чтобы довести покупку мебели до конца.

Так оно и было. На следующее утро слежка заметила помощника в одном очень шикарном эксклюзивном магазине. Там он долго говорил с продавцами, и «катса» решил, что это наилучший момент, чтобы вмешаться. Он вошел в магазин и огляделся. Потом подошел «сайан», приблизился к «катса» и очень громко и убедительно поблагодарил его за то, что тот достал для него именно ту мебель, которую он заказал и кроме всего прочего сэкономил ему тысячи долларов.

Когда «сайан» вышел из магазина, помощник генерала с любопытством посмотрел на «катса».

— Вы хотите купить мебель? — спросил его «катса».

— Да.

— Вот, взгляните на это, — сказал он и дал ему специальную брошюру.

— Вы работаете в этом магазине? — спросил его удивленный сириец.

— Нет, нет, я покупаю тут для моих клиентов, — ответил «катса». — Я скупаю оптом большие партии с большими скидками. Я беру на себя поставку и гарантирую лучшие условия оплаты, чем кто-либо другой.

— Что вы имеете в виду?

— У меня повсюду есть клиенты. Они приходят сюда и выискивают то, что им нужно. А я покупаю напрямую у производителя. Потом я привожу им мебель, и они расплачиваются только после получения. Так что им не приходится переживать из-за каких-то повреждений при перевозке. Никакого риска. Вам не нужно думать о том, заменят вам поврежденную мебель или нет.

— А как вы можете быть уверены, что вам действительно заплатят?

— С этим проблем никогда не возникало.

Тут сирийца осенило. Он увидел шанс заработать кучу денег. «Катса» понадобилось около трех часов, и он получил список всего, что хотел бы купить генерал. Цена только за мебель составляла 180 тысяч долларов, без упаковки и перевозки. «Катса» «продал» ее помощнику генерала за 105 тысяч долларов, так что сириец смог положить в свой карман 75 тысяч.

Смешно, но хотя помощник назвал порт Латакию как адрес доставки, он зато назвал и генерала и себя вымышленными именами. Не фальшивым был только адрес, где нужно было забрать груз. Он сказал, что если нам понадобится подтверждение, мы можем позвонить в сирийское посольство в Париже. Через полчаса после своего ухода из магазина сириец позвонил нашему человеку в посольство и сказал, что если кто-то захочет получить подтверждение имен и адреса, он может это сделать, поскольку это операция наивысшей важности.

Через два дня прекрасно украшенный бельгийский стол отправился в Израиль. Там его разобрали и оборудовали подслушивающими и передающими устройствами стоимостью в 50 тысяч долларов, включая специальную батарею сроком действия на 3–4 года. Аппаратура была так спрятана, что ее никто не смог бы найти, разве что, если бы сняли столешницу и распилили напополам. Затем стол вернулся в Бельгию и присоединился к остальной поставке мебели в Сирию.

Моссад все еще ждет, что стол «заговорит». В близлежащих зданиях толкутся шпионы с подслушивающими устройствами, но пока они ничего не смогли перехватить. Было бы прекрасно, если бы стол сработал. Но, может быть, он стоит в подземном штабном бункере в Дамаске. Русские построили там несколько бункеров, защищенных от прослушивания. Но если они нашли аппаратуру, то наверняка воспользовались столом.

А в прочем моя работа в отделе была довольно монотонной. Я вел досье, следил за выполнением графиков. Но, прежде всего — я прикрывал боссов, когда им звонили жены. Я отвечал, что они на спецзадании.

Как и все остальные, я тоже трудился в борделе.

Глава 7 Парик

Наступило 27 октября 1984 года. Мои коллеги и я закончили стажировку «младших катса» в штаб-квартире. Теперь мы возвращались в Академию для прохождения курса офицеров оперативной разведслужбы. На этот раз мы работали в большой аудитории на втором этаже Академии. Исходная группа из 15 человек уменьшилась до 12, но затем ее дополнили еще три человека, оставшихся с прошлых курсов. Эти три новых коллеги были Одед Л., Пинхас М. и Йегаль А.

Это были не все перемены. Аралех Шерф ушел с поста директора Академии, возглавив отдел «Цафририм» («Утренний бриз»). Его сменил Дан Арбель, бывший руководитель парижской резидентуры, а позднее один из участников печально известной операции в Лиллехаммере — именно тот человек, который во всем тогда сознался местной норвежской полиции. Шаи Каули был все еще тут, но Орена Риффа перевели в секретариат шефа Моссад. Новым куратором курса стал Итцик Э. (см. пролог «Операция „Сфинкс“). Итцик тоже не мог бы похвастаться сверхуспешной карьерой. Он был одним из двух разведчиков, разговор которых на иврите подслушали люди „Черного сентября“, когда те в парижском аэропорту Орли провожали на самолет до Рима важного израильского агента.

Арбель, невысокий, седой и застенчивый мужчина в очках, не излучал доверия и не нуждался в нем. Итцик напротив производил впечатление способного, опытного в «полевой работе» «катса», который однажды поработал и в Париже на должности второго резидента. Он прекрасно говорил по-французски, по-английски и по-гречески. У Итцика сразу возникла симпатия к Мишелю М., который родился во Франции. Оба постоянно разговаривали между собой по-французски и вскоре сблизились, что только усилило нашу уже существовавшую антипатию к Мишелю. Мишель раньше был членом нашей компании, но позднее мы разошлись. В основном из-за того, что он пользовался французским языком, чтобы подлизаться к Итцику, при этом очерняя других и меня.

Так что Мишеля уже не было в кругу моих друзей, но в нем остались Хайм и Йоси. Мы стали настоящим тайным обществом заговорщиков. Нам казалось, что мы познали все секреты игры. Теперь мы полагали, что настало время понять суть разведывательного ремесла. Мы считали, что до этого мы познакомились с искусством добывания информации на нижнем уровне, а теперь узнаем последние трюки и тонкости.

Первым занятием был показ экспертами по безопасности Нахаманом Лави и Талем очередного творения киностудии Моссад. Фильм назывался «Лишь один маленький гвоздь». Он описывал известную во множестве вариациях старую историю об армии, проигравшей войну, потому что в подкове коня главнокомандующего не было гвоздя. Мораль истории: нет маловажных деталей, одна непроверенная мелочь может привести к краху целую операцию. Фильм входил в четырехчасовую программу, включавшую, в частности, лекцию об обеспечении безопасности появления на встрече с агентом, об общей безопасности и проверке надежности.

Затем мы провели один час с Ури Динуром, нашим новым инструктором по НАКА. За ним последовал большой курс международных коммерческих взаимоотношений: как управляют предприятием, как проходят поставки по почтовым заказам, все о структурах менеджмента, об отношениях между руководством фирмы и акционерами, об обязанностях председателя наблюдательного совета, о работе биржи, о составлении договоров с иностранными предприятиями, о принятых при транспортировке грузов условиях поставки вроде COD или FOB. То есть, обо всем, что пригодится нам, чтобы правильно разбираться в деятельности предприятия, которым будем пользоваться в качестве «легенды» в нашей работе. Занятия по этому предмету «Управление предприятием» длились на протяжении всего нашего последнего курса — не менее двух часов в неделю, с многочисленными контрольными и письменными работами.

В то же время Итцик начал проводить новые занятия, на которых мы учились до последней детали правильно инструктировать агента. На особом занятии нам продемонстрировали, как следует ликвидировать, т. е. убить, агента, который вышел из-под контроля, если мы не можем быть уверены, что в этом вопросе нам поможет «Метсада», выслав группу киллеров подотдела «Кидон». Нас разделили на три команды по пять человек. Каждой команде был назначен «субъект», о котором ей следовало собрать данные и разработать план по его ликвидации.

Моей команде для сбора информации понадобилось три дня. Единственным регулярным действием нашего «субъекта» было то, что он ежедневно ровно в 17.30 покупал в одной лавке две пачки сигарет, по нему можно было проверять часы. И это было однозначно самое лучшее место, чтобы его перехватить. У нас был водитель, а я с другим парнем уселся на заднее сидение машины. Когда я позвонил агенту, он узнал своего «катса» и без возражений сел к нам на заднее сидение. Мы вывезли его в одно место за городом, обезвредив с помощью эфирной маски. Конечно, все это были лишь учения.

Следующей частью урока было научиться выдавать убийство за несчастный случай. Для этого мы спрятали автомобиль в лесу рядом с оврагом, чтобы посадить туда нашего человека без сознания, затем через скрученную в трубку газету влили ему в род водку (она хорошо горит). Мы подождали, пока водка попадет в кровь (на случай экспертизы), посадили за руль, выплеснули остаток водки на сидение, положили рядом с ним зажигалку и окурок. Они должны были сыграть роль «причины» пожара. А затем следовало поджечь машину и столкнуть ее в овраг.

Одна из двух других наших групп выяснила, что «ее» человек каждый вечер любит посещать один клуб. Они провели операцию самым прямым образом: подошли к нему возле клуба, подождали, пока на улице никого не будет, и «выстрелили» в него пятью патронами. Затем сели в машину и просто уехали.

Мы также научились постоянно совершенствовать нашу маскировку, обращаться с разными паспортами. Может быть так, что мы идем по улице с одним паспортом, нас арестовывают. На допросе мы совершенно надежно доказываем нашу «легенду», потом «бодель» снабжает нас новым паспортом. Если после этого нас снова арестуют полицейские, мы должны быть в состоянии точно так же безупречно убедить их в правильности нашей новой «легенды».

Мы также выучили многое о «Цафририм» и сети, которую в качестве защитной стены строят евреи по всему миру. Но я просто не мог принять концепцию создания групп еврейской «гражданской самообороны». Я придерживался мнения, что такие группы, в которых даже дети учатся устраивать тайники для хранения оружия, чтобы защищать свои синагоги, могут только повредить, а не помочь евреям в такой, к примеру, стране, как Великобритания. Я возразил, что группа людей, даже если ее дискриминируют и пытаются искоренить (как это происходило с евреями), все же не имеет права нарушать законы в демократических странах. Я, возможно, еще мог бы представить что-то подобное в Чили или в Аргентине того времени, или в похожих странах, где людей хватают прямо на улицах, но не в Англии, Франции или Бельгии.

Факт существования антисемитских групп, реальных или воображаемых, все-таки не может служить оправданием такому противозаконному поведению. Ведь если посмотреть на сам Израиль, то мы найдем там немало антипалестинских групп. Разрешим ли мы на этом основании палестинцам устраивать склады оружия и создавать отряды гражданской самообороны? Или назовем их за это террористами?

Конечно, подобные дискуссии считались в Моссад неуместными, особенно после ссылок на Холокост. Я знал, что Холокост был одним из самых печальных событий в истории евреев: отец Беллы четыре года провел в Освенциме, большая часть ее семьи погибла от рук немцев. Но ведь нельзя забывать, что помимо евреев погибли еще 50 миллионов человек. Немцы пытались, например, искоренить цыган, различные религиозные группы, русских и поляков. Холокост мог бы (а я считал, что и должен был бы) послужить для Израиля основанием сблизиться с другими нациями, а не отделяться от них. Но это было лишь моим личным мнением, и то, что я его высказывал, не приносило большой пользы.

Наши еженедельные «спортивные» занятия тоже резко изменились. Появилась новая дисциплина, весьма небезопасная. Нам приходилось теперь регулярно ездить в одно здание на военном складе близ Херцлии, где мы учились быстро подниматься и спускаться по веревочным лестницам, ведя при этом огонь боевыми патронами и уворачиваясь от деревянных пуль, которыми нас обстреливала специальная машина. На близком расстоянии эти деревянные пули наносили серьезные ранения. Нам нужно было научиться уклоняться от пуль и стрелять, привыкнуть к оружию и одновременно тренировать тело.

Мы учились также спускаться, как альпинисты, по канату, например, по стене дома. Затем тренировались съезжать по канату с зависшего вертолета, учились технике «прыгай и стреляй», с помощью которой можно пристрелить террориста, захватившего автобус.

Следующий предмет назывался «вербовка агента с помощью дружественной разведслужбы». Это означает вербовку на основе взаимности, например, с ЦРУ. Преподаватель сказал, что это лишь один раз будет темой лекции. — Как это делается? — спросил он и тут же ответил — Никак. Мы этого не делаем. Мы помогаем им, если у них уже есть объект вербовки и делаем вид, что это происходит на основе взаимности. Но если можем сделать это сами, то сами и делаем.

Затем он объяснил, как перевербовать агента у дружественной разведки. Все начинается с совместной операции. Затем агента перебрасывают в другую страну, передав ему измененные инструкции, а потом сообщают дружественной разведке, что связь с общим агентом утеряна. Простая процедура: я встречаюсь с ним, разрешаю ему быстро исчезнуть и выплачиваю удвоенный гонорар. Так он становится только нашим агентом, мы называем таких «голубой и белый» — по цветам израильского флага.

Захватывающим моментом учебы был фильм, который назывался «Президент под прицелом» — детальное расследование убийства президента США Джона Ф. Кеннеди 22 ноября 1963 года. Гипотеза Моссад состояла в том, что убийцы — киллеры мафии, а не Ли Харви Освальд, собственно, метили в губернатора Техаса Джона Коннолли. Коннолли ехал в одной машине с Кеннеди, но был лишь ранен. В Освальде видели только жертву всей истории. По этой версии именно Коннолли был целью гангстеров, которые хотели войти в нефтяной бизнес. Моссад считал официальную версию убийства абсолютной чепухой. Чтобы проверить свою теорию Моссад была проведена точная имитация движения автоконвоя, дабы удостовериться, смог ли бы отличный снайпер со значительно лучшим оружием, чем у Освальда, поразить движущуюся цель с расстояния в 80 метров. Нет, не смог бы.

Все было прекрасно продумано. Если бы погиб Коннолли, каждый предположил бы, что пули предназначались Кеннеди. Если бы они попали в Кеннеди, то это посчитали бы вполне возможным. Единственная пуля прошла через затылок Кеннеди, пробилась сквозь его грудь и ранила Коннолли. В фильме было ясно видно, что эти точки находятся не на одной линии. Если пуля могла летать зигзагами, то именно эта.

У Моссад были все фильмы об убийстве в Далласе, фотографии территории, топография, аэрофотоснимки, все. С помощью манекенов раз за разом репетировалось движение автоколонны президента. Профессионалы спланировали бы убийство именно так. Если бы мне пришлось пользоваться крупнокалиберной винтовкой, для стрельбы у меня было бы лишь немного подходящих мест. Идеальным было бы найти точку, откуда я смог бы максимально долго держать цель под прицелом, где я находился бы как можно ближе к ней, но сам оставался бы незамеченным. Исходя из этого, мы выбрали несколько точек и дали стрелять не одному человеку — одновременно с разных направлений.

У Освальда была купленная по почте магазинная винтовка «Манлихер-Каркано» с ручным заряжанием калибра 6,5 мм и с оптическим прицелом с четырехкратным увеличением. Он заказал ее по каталогу за 21,45 долларов. Еще у него был револьвер «Смит-энд-Вессон» 38-го калибра. Так и не было окончательно установлено, стрелял ли он два или три раза, но в любом случае, он пользовался обычными армейскими патронами с начальной скоростью 650 м/с.

Во время проигрывания ситуации снайперы Моссад пользовались лучшими и более тяжелыми винтовками, поставленными на треноги, и стреляли тогда, когда по громкоговорителю звучала команда «Огонь!» Лазерная система поиска цели показывала, куда попали пули. По результатам нашего расследования винтовку, скорее всего, навели в голову Коннолли, а Кеннеди в неподходящий момент сделал какой-то жест или какое-то движение. А может быть, стрелок на секунду опоздал с выстрелом.

Это была тренировка. Но она показала нам, что невозможно было сделать то, что приписывается Освальду. Он даже не был профессионалом. Следует лишь вспомнить о расстоянии от машины президента до шестого этажа здания, где он находился, и об его оружии. Ведь парень только что купил свою винтовку. Каждый знает, что нужно немало времени и умения, чтобы пристрелять новую винтовку, настроить к ней оптический прицел, да и просто к ней привыкнуть. Официальной версии поверить было невозможно.

* * *

Зато мы вполне поверили человеку, который однажды утром появился в аудитории в конце первого месяца заключительного курса обучения. Ростом всего 1,65 м и с квадратной фигурой он начал так: «Мое имя не играет роли. Я расскажу вам немного о том, чем я занимался вместе с человеком по имени Амикан. В то время я входил в подразделение „Кидон“. Заданием моей группы было ликвидировать представителя ООП в Афинах и его ассистента. Я упомянул Амикана, потому что он был строго религиозным человеком, ростом в 1,90 м, сильным, как я. Он был размером с дверь».

Говорившего звали Дан Дрори и событие, о котором он рассказывал, называлось операцией «Пассат» и было одной удачной ликвидацией, проведенной Моссад в Афинах в середине 70-х годов.

Дрори, который очевидно любил свою работу, открыл «дипломат» и сказал: «Вот это я люблю». С этими словами он вытащил «Парабеллум», немецкий пистолет фирмы «Люгер», и положил его на стол. — Этот я тоже люблю, — продолжил он и положил на стол «Игл», выпускающийся в Израиле «Магнум», — но они не разрешают мне его носить. Но и с этим я управляюсь, — и вытащил «Беретту» 22-го калибра. — Ее преимущество в том, что не нужно использовать глушитель.

Он сделал паузу, а затем сказал: «А вот теперь мой фаворит». И вынул стилет, смертельный кинжал с узким лезвием, немного расширявшимся к острию, а затем снова сильно сужавшимся. «Его можно воткнуть и вытянуть, и большого кровотечения не будет. Когда его вытаскиваешь, мясо закрывает рану. Преимущество его и в том, что, ударив им между ребер, можно разочек провернуть лезвие, так что в грудной клетке все будет разорвано, а потом просто вытащить»

Наконец он вытащил «коготь», соединенный с перчаткой, на которой параллельно к большому и указательному пальцам были укреплены два очень острых лезвия. Он надел перчатку, присоединил лезвия — одно складывалось как швейцарский армейский ножик, а другое было похоже на нож для разрезания ковра, и укрепил «коготь». Потом сказал: «Эту штуку Амикан особо любил. Схватит парня за горло и просто сожмет пальцы. Это как ножницы. Перерезают все. А парень умирает совсем тихо. Смерть неизбежна, но человек не умирает мгновенно, что особенно радует Амикана. Пока подохнет, проходит некоторое время. Но чтобы пользоваться этой штуковиной, нужно быть очень сильным — как Амикан.»

Я сразу понял, что не хотел бы встретиться с этим Амиканом. У него действительно были «длинные руки».

Амикан был очень набожным иудеем и всегда носил свою ермолку. Но так как он делал свою работу тайно и обычно во враждебных странах, то не мог носить этот традиционный еврейский головной убор. Потому он сбрил себе по кругу часть волос на голове и носил ермолку из натурального волоса — маленький парик, своего рода «шапку-невидимку».

Получив приказ прикончить обоих людей ООП, Дрори, Амикан и остальная команда вылетели в Афины. Место, где находятся обе «цели» было уже известно. Оба жили на квартирах в городе и не виделись открыто на публике, хотя и проводили регулярные встречи.

Моссад в то время все еще страдал от последствий нежеланного публичного разглашения неудачи в Лиллехаммере, где был по ошибке убит невиновный человек, потому новый глава Института Ицхак Хофи решил самолично удостовериться, что жертвы именно нужные люди, и на месте дать окончательное «добро». Он хотел увидеть жертв, перед тем, как их застрелят.

Для простоты я назову главу представительства ООП в Афинах Абдулом, а его помощника Саидом. После анализа ситуации в Моссад пришли к выводу, что сделать работу в квартире Абдула нельзя. Оба мужчины проводили свои встречи в отеле на достаточно оживленной улице, обычно по вторникам и четвергам, вместе с несколькими другими членами ООП. За обоими велась слежка два месяца подряд, прежде чем было принято решение.

Обоих многократно фотографировали, их дела проверяли и проверяли, чтобы быть абсолютно уверенными в том, что ошибки не будет. Им удалось даже достать стакан, которым пользовался Абдул в отеле, и сравнить отпечатки пальцев на нем с теми, что хранились в досье. Это действительно был он.

После встречи Абдул всегда ехал из гостиницы в дом одной своей подруги. Саид уходил своей дорогой. На встречу он приезжал в обычной уличной одежде, после двадцатиминутной поездки к своей квартире в более престижном районе города он одевался на вечер намного элегантнее. Он жил на втором этаже четырехквартирного дома. Съезд с улицы вел к подземному гаражу для четырех машин сбоку от дома. Он парковался на втором месте с конца, возвращался к въезду и входил в дом с парадной лестницы. Прямо за гаражом стоял фонарный стол, над стоянками тоже были лампы.

Абдул был политиком и не располагал личной охраной. Саид же относился к военному крылу ООП. Потому в его квартире жили еще три палестинца, из которых как минимум двое были его вооруженными телохранителями. Это было нечто вроде «безопасного дома» ООП.

Улица перед гостиницей имела по две полосы в каждом направлении и осевую линию. Местность была не особо оживленной, там проходили разве что несколько пешеходов. Сбоку находилась стоянка для посетителей ресторана — там парковали свои машины и Абдул с Саидом — а затем еще одна для постояльцев отеля.

Взвесив все обстоятельства, Дрори и Амикан решили убрать обоих палестинцев после их встречи в четверг.

На другой стороне улицы, напротив отеля, стоял телефон-автомат, и еще один — кварталом ниже на той же улице. Вблизи квартиры Саида тоже был телефон. Так как Саид всегда уходил со встречи раньше Абдула, они задумали сначала убить Абдула возле гостиницы, затем сообщить человеку, который ожидал у телефона возле жилища Саида, что он должен пристрелить Саида, как только тот приедет домой.

Амикан возглавил группу, которая должна была убить Саида. Он получил указание использовать 9-мм пистолет, а его шеф дважды проверил, чтобы Амикан не зарядил его разрывными пулями «дум-дум». Широко известно, что такими пулями часто пользуется Моссад. А это двойное убийство они хотели «повесить» на одну из враждующих фракций ООП, чтобы не брать за него вину (или славу) на себя.

В условленную ночь напротив отеля остановился маленький фургон. В холле отеля сидел человек. Дрори должен был, выходя со стоянки, подойти к главному входу, Ицхак Хофи следовал прямо за ним. Сначала Дрори и Хофи пришлось сидеть в машине, пока на их мини-рацию не поступил сигнал выходить.

По непонятной причине именно в этот вечер Абдул и Саид вышли из отеля вместе. Так раньше они не делали. Никто не сдвинулся с места. Убийцы лишь пронаблюдали, как оба палестинца сели в машину и исчезли.

На следующий четверг команда снова была на месте. В этот раз Саид покинул место встречи примерно в девять вечера и пошел к своей машине. Люди Моссад проехали немного вперед, сделав вид, будто они только что прибыли и хотят поставить машину на стоянку. Саид завел свой автомобиль и уехал.

Через десять минут они услышали сигнал от своего человека в холле. Абдул направлялся к выходу. Чтобы быть уверенными, что Абдул выйдет именно через вращающуюся дверь, другую предварительно заперли.

Человек Моссад в холле пошел вслед за Абдулом к вращающейся двери, вышел наружу и держал дверь, чтобы никто другой не смог выйти. Другой человек ждал в телефонной будке ниже по улице, чтобы проинформировать своего партнера, ожидавшего Саида возле его квартиры.

Абдул спустился по ступенькам и повернул налево к стоянке. Тут к нему подошел Дрори, за его спиной — Хофи. Хофи спросил: «Абдул?» Стоило палестинцу ответить «да», как Дрори выпустил в него две пули в грудь и одну в голову и оставил лежать на земле. Хофи уже возвращался к фургону на другой стороне улицы, который начал понемногу разгоняться. Человек в телефонной будке произнес в трубку: «Дело сделано». Этим он сообщил другим, что теперь начинается операция по ликвидации Саида.

Дрори в свою очередь просто повернулся и пошел на стоянку со стороны отеля, сел в машину и уехал. Человек, который вел наблюдение в холле, вернулся через вращающуюся дверь в отель, открыл заднюю дверь и вышел через черный ход на улицу, где стояла его машина. Все это длилось не больше 10 секунд. Если бы кто-то смотрел на происходящее из холла, то решил бы, что какой-то человек подошел к вращающейся двери, вспомнил, что что-то забыл и вернулся в гостиницу. Труп Абдула на стоянке нашли только через десять минут.

Когда Саид подъехал к своему гаражу, Амикан уже ждал его в кустах между двумя домами. Он разбил лампу фонаря, но через заднее стекло машины и с помощью освещения над стоянкой Амикан смог увидеть, что к Саиду по пути домой присоединился еще кто-то. Теперь его главной проблемой было то, что он не мог определить, кто из двоих в машине — Саид. Но он сказал себе, что друг его врага тоже его враг. Амикан подошел к их машине сзади и выпустил из увеличенного магазина своего 9-мм пистолета все одиннадцать пуль в головы обоих, по очереди в одного и в другого.

Затем он подошел к машине со стороны водителя, чтобы убедиться, что оба мертвы. Так как он стрелял сзади, у обоих мужчин уже не было лиц.

Стрельба была короткой, но довольно громкой. Хотя Амикан использовал глушитель, осколки стекла и рикошетирующие от стены пули в ночной тиши разбудили телохранителей Саида. Они вышли на балкон на втором этаже, в спину им светило окно квартиры, выглянули в темноту и прокричали имя Саида. Другой член команды Амикана, стоявший на случай необходимости поддержки у фасада дома, прокричал им по-арабски: «Спускайтесь! Спускайтесь сюда!» Так они и сделали. За это время Амикан перебежал через дорогу, сел в машину, где его уже ждал человек, «висевший» на телефоне, и исчез в ночи.

Лучше всего я запомнил стиль, в котором Дрори описывал операцию. Так рассказывают о хорошем обеде в шикарном ресторане, где чувствуешь себя уютно. Я никогда не забуду, как Дрори описывал сам процесс убийства. Он выставлял вперед руки, будто держал пистолет и хотел выстрелить. Меня это испугало. В меня уже стреляли, и я многое видел в жизни. Но лицо Дрори в этот момент я не забуду никогда. Он был так возбужден, что скрежетал зубами.

Во время короткой дискуссии после рассказа, Дрори спросили, как он чувствовал себя, когда убивал кого-либо не в качестве самозащиты и не на поле боя. — Это ведь самозащита нации, — сказал он. — Пусть он стрелял не в меня, но в переносном смысле он направил оружие на мой народ. Это никак не связано с чувствами. Кстати, чувствовал я себя при этом совсем не плохо.

Затем ему задали вопрос, что чувствовал его коллега Амикан, пока сидел в засаде в кустах и ждал, пока его добыча вернется домой. Дрори ответил, что Амикан сам рассказал ему об этом. Он все время смотрел на часы, потому что было поздно, а он проголодался. Он хотел побыстрее сделать дело, потому что хотел есть — точно так же как любой человек, кого затянувшаяся работа отвлекает от еды.

После этого вопросов у нас уже не было.

Вскоре мы начали интенсивный курс фотографирования. Мы изучали различные фотоаппараты, проявку пленки, включая метод, при котором из двух химических таблеток и теплой воды создается раствор, в который пленку кладут всего на 90 секунд, но не проявляют полностью (это можно сделать позже), а лишь проверяют, что нужный кадр на пленке действительно есть. Мы экспериментировали с разными линзами и фотографировали скрытой камерой, например, спрятанными в сумку.

Пинхас М, один из трех новеньких, попавших к нам только на заключительном курсе, решил воспользоваться уроками фотодела и для личного заработка.

На побережье севернее Тель-Авива есть местность, которая называется Тель-Барбах, недалеко от отеля «Кантри-Клаб», где проститутки ждут мужчин, которые приезжают на машинах, «снимают» их, ведут за дюны, делают свое дело и едут дальше.

Пинхас взял свое оборудование для ночных съемок, пристроился на холме возле песчаных дюн и фотографировал мужчин в их машинах вместе с проститутками. Так он собрал коллекцию не вызывающих сомнений четких фотографий — благодаря превосходной технике и очень сильным объективам. Нас уже научили к тому времени, как проникнуть в полицейский компьютер — конечно, без разрешения полиции и незаметно для нее. И М. просто проверил по компьютеру номера автомобилей, узнал имена и адреса их владельцев, а затем начал их шантажировать. Он звонил им, говорил, что располагает компрометирующими фотографиями, и требовал денег.

Он хвастался, что заработал целую кучу денег. Сколько, он не говорил. Но однажды кто-то пожаловался, и ему объявили выговор. Мы думали, что его выгонят. Но очевидно, руководство увидело в его поступке признак инициативы. Я думаю, если так глубоко зарыться в дерьмо, трудно определить, воняет ли кто-то другой.

Конечно, по представлениям Моссад, создание таких фотографий может иногда сослужить полезную службу при вербовке. Но иногда и нет. Рассказывают историю об одном пожилом саудовском чиновнике, которого сфотографировали в постели с проституткой. Женщине заранее были даны инструкции, чтобы она так устроилась с ним на кровати, чтобы камеры могли запечатлеть не только их лица, но и сам момент совокупления. Затем Моссад вышел на чиновника и, показав фотографии его сексуальных приключений, попытался его шантажировать: «Не хотите ли сотрудничать с нами?» Но саудовец, вместо того, чтобы окоченеть от страха, оказался очень доволен фотографиями. — Вот эта прекрасна, — сказал он. — Я возьму две эти и три эти. Он объяснил, что с удовольствием покажет их всем своим друзьям. Не стоит и упоминать, что вербовка не состоялась.

Учеба затем коснулась подразделений разведки в различных арабских странах. Стажеры —»катса» проводили много времени за беседами с офицерами служб безопасности гостиниц, знакомясь с особенностями их работы. Так как в будущем нам придется часто иметь дело с отелями, нам следовало знать, как избегать ненужного внимания службы безопасности, особенно вникая в мелочи. Например, если горничная стучит в дверь, заходит в номер, и все в номере внезапно умолкают, у нее может возникнуть подозрение, и она сообщит службе безопасности, что в таком-то номере что-то затевается. Но если продолжать разговор, как ни в чем не бывало, то никто ничего не заподозрит.

Мы прослушали несколько лекций об европейской полиции. Мы изучали полицейские службы разных стран по очереди, анализировали их, учились понимать их сильные и слабые стороны. Мы занимались проблемой исламской атомной бомбы и посетили атомный объект исследовательского центра возле города Димона в пустыне Негев, 50 км севернее Беэр-Шевы. Вначале центр маскировали под текстильную фабрику, затем под насосную станцию, пока ЦРУ в 1960 году с помощью самолета-разведчика U-2 не получило фотографии, доказывающие, что там находится атомный реактор. Помимо него существует еще один совсем маленький реактор, под названием КАМГ (сокращение от «Куре Гарни Ле Мачкар», то есть исследовательская атомная установка), в Нахаль-Сорек, чуть южнее Тель-Авива. Я был на обоих атомных объектах.

Когда в 1960 году загадка Димоны была раскрыта, премьер-министр Давид Бен-Гурион официально объявил о существовании израильской «мирной» атомной программы, хотя многое в этой программе мирным никак нельзя было назвать.

В 1986 году израильтянин родом из Марокко по имени Мордехай Вануну, проработавший с 1976 по 1985 годы в Димоне, перед тем как уехать в Австралию, объявил всему миру, что ему удалось пронести на объект фотоаппарат и сделать 57 снимков сверхсекретной подземной установки, выпускавшей оружейный плутоний, запасов которого хватило бы на создание 150 ядерных и термоядерных зарядов. Он также подтвердил, что Израиль помог ЮАР провести первый взрыв южно-африканского атомного заряда в сентябре 1979 года над принадлежащими ЮАР необитаемыми островами Принс-Эдвард и Марион в южной части Индийского океана.

В качестве наказания за причиненные им Израилю международные осложнения Вануну на закрытом процессе в Иерусалиме был приговорен по обвинению в шпионаже к 18 годам тюрьмы. Моссад взял Вануну, после того как красивая женщина-агент «окрутила» его и заманила на яхту в Средиземном море недалеко от Рима. Лондонская газета «Санди Таймс» подготовила публикацию его истории со всеми фотографиями, но самого Вануну накачали наркотиками, перетащили на борт израильского корабля, быстро осудили и упрятали в тюрьму.

Похищение было грязной работой. Вануну не был профессионалом и не представлял опасности, но о самом факте похищения стало во всех подробностях известно общественности. Хотя Вануну и вернули в Израиль, гордиться Моссад было нечем.

По моим личным наблюдениям на объекте Димона описание Вануну очень точное. Правдивы не только факты, но и его оценки. Он рассказал, что они выпускают бомбы, и, в случае необходимости, используют их. Это верно. В бюро не было тайной и то, что мы помогали южноафриканцам с их атомной программой. Еще мы поставляли им большую часть их вооружения. Мы тренировали их спецподразделения. Мы годами работали с ними рука об руку. И Израиль, и ЮАР — две страны, которые полагают, что им нужно иметь «оружие страшного суда» и быть готовыми им воспользоваться.

Объект в Димоне не только очень тщательно охраняется службой безопасности, его еще опоясывают батареи зенитных ракет «Хок» и «Чапарэл». Шутка в том, что когда мы посещали позиции ракет «Хок», все установки уже заржавели. Они ничего уже не смогли бы защитить. Но вместо того, чтобы отправить их на слом, их потом продали Ирану. Над этим мы все долго смеялись.

Стажерам «катса» рассказывали также о системах международной коммуникации, в особенности о Средиземноморском кабеле, который проходит по дну Средиземного моря, выходит на поверхность в районе Палермо на Сицилии и подключается к станциям спутниковой связи, через которые большей частью и осуществляют свои коммуникации страны арабского мира. Израиль вклинился в их систему силами Подразделения 8200 и получил доступ почти ко всем передачам арабов.

Регулярной частью нашего курса стал «социальный профиль», который нужно было составлять каждые пару недель. Каждый должен был охарактеризовать всех своих сокурсников, разделив по их качествам на разные категории: операции, доверие, надежность, дружелюбие, сердечность и т. д. Мои результаты были неплохи, но честной такую систему взаимных оценок назвать было нельзя. Собственно, результаты нам не сообщали, но мы их все же узнавали. Если кто-то кому-то не нравился, то, конечно, тот всеми силами старался его очернить. А так как у нас не было настоящего взаимного доверия, то Йоси, Хайм и я контролировали списки друг друга, просто для уверенности.

Теперь мы были готовы к последним, выпускным, учениям. Уже через две недели мы станем настоящими «катса».

Глава 8 Здравствуй и прощай

За день до начала выпускных трехнедельных учений мне позвонил мой коллега Джерри С. В тот момент мне и в голову не могло прийти, какие серьезные последствия принесет мне этот, казалось бы, совершенно обычный звонок.

Джерри тогда было 32 года. Он был американским гражданином, стройным, с бородкой и седыми волосами. Он работал адвокатом в частной адвокатской конторе Сайруса Вэнса, министра иностранных дел США во времена президента Джимми Картера. Тогда я дружил с Джерри, хотя до меня и доходили слухи, что он гомосексуалист. Однажды он рассказал всем, что у него есть подружка, которая приехала из Америки и жила с ним, но ей пришлось вернуться, потому что она замужем. Так как никто ее никогда не видел, слухи о Джерри не умолкли. Джерри часто бывал у меня дома, а я у него. За исключением одной маленькой ссоры отношения у нас были вполне хорошими. Потому я не увидел ничего необычного в том, что он пригласил меня зайти. Он сказал, что просто хочет поговорить со мной и что-то показать. Я сказал: «Ладно, почему бы и нет».

Когда я пришел, он мешал свой любимый коктейль из водки, льда и клубники. Перед тем как сесть, он поставил видеокассету.

— Я тут кое-что достал и хочу тебе это показать, — сказал Джерри, — но сперва я скажу тебе, что у меня теперь есть внутренний источник, и я всегда буду знать перед каждыми учениями, есть ли за нами слежка или нет. Я смогу и тебе сказать, когда и где. Поэтому нам не нужно больше волноваться из-за этого.

— Я честный человек, Джерри, — ответил я, — и мне не мешает, когда за мной наблюдают. Мне это даже нравится. Это возбуждает.

— Послушай, — продолжил он, — я сказал то же самое Рану Х. (наш товарищ по курсу, у которого были большие проблемы с АПАМ), и он был счастлив.

— Меня это не удивило. Но кому, скажи, пожалуйста, ты окажешь этим услугу?

— Хорошо, но тебе придется ведь сначала раскусить, как они следят за тобой, — сказал Джерри обиженно.

— Хорошо, Джерри, поступай как знаешь, — ответил я ему. — Мне все равно. Если ты думаешь, что тебе это поможет, хорошо. Но я любопытен. Как ты получаешь такую информацию?

— Ну, есть женщина, которую трахает Итцик, — сказал он. — Она знаменитая «номер 4». У меня тоже есть с ней романчик, и она все мне сообщает.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Я знал, что ты мне не поверишь. Тогда расслабься и посмотри видеопленку.

Некоторое время назад Джерри проходил мимо дома Итцика и случайно увидел выходившую оттуда женщину. Она была привлекательной, смуглой со светло-коричневыми волосами и прекрасной фигурой. Джерри проследил, как женщина села в машину. Немного подождав, он поднялся к Итцику. Жены Итцика дома не было. Джерри не сказал ему, что видел эту женщину.

«Йарид», отдел, отвечающий за безопасность в Европе, конечно, использует свои приемы и в самом Израиле. Одним из лучших приемов проверить свои способности было наблюдение за стажерами —»катса». Эти команды используют номера вместо имен, и «катса» не имеют права знать, кто они. Команде «Йарид» за день до учений сообщают, за кем им нужно проследить. Им дают фотографию этого человека, сообщают место и время. Эта женщина или ее команда значились под номером «четыре».

Джерри видел ее уже во время одного из предыдущих учений и, хотя и не знал, кто она, упомянул о ней в своем отчете. Уходя тогда из дома Итцика ему нужно было просто сложить два и два. Он пронаблюдал, как она села в машину, записал ее номер, а потом через полицейский компьютер узнал ее имя и адрес.

Теперь он захотел воспользоваться своим знанием. С одной стороны, он знал, что люди рассказывают об его сексуальных контактах, и хотел, чтобы эти слухи умолкли. С другой стороны, он хотел знать, за кем из нас в конкретный день учений будет вестись слежка, чтобы постоянно не переживать из-за АПАМ. Этот предмет ему не давался. Но так как он был нужен для учебы, ему захотелось получать надежную информацию о планируемых проверках. «Катса» не может выехать заграницу, не сдав экзамен по АПАМ.

В его квартире, оборудованной всей мыслимой электроникой, стоял большой гимнастический тренажер под названием «Солофлекс», со скамейкой и турником. Одно из упражнений, которое можно делать на нем, состоит в том, чтобы резиновыми петлями привязать ноги к перекладине и повиснуть вниз головой. Так, подымаясь и опускаясь, можно накачать пресс. А другой важной частью его оборудования была маленькая видеокамера для записи и изображения и звука, спрятанная в «дипломате». Такая камера часто использовалась на учениях. При надобности ее всегда можно было взять напрокат в Академии. «Актеры» в этих фильмах не знали о своих ролях, хотя качество съемки благодаря современному оборудованию было очень высоким.

Фильм начинался с вида комнаты под широким углом. Шторы были задернуты, но комната хорошо освещена. У стены стояли шкаф из натурального дерева и обеденный стол, в середине комнаты — тренажер.

Сначала Джерри и «номер 4» разговаривали. Затем они начали целовать и гладить друг друга.

— Давай займемся гимнастикой, — сказал он и привязал к ее ногам резиновые петли, после того, как она сняла свои спортивные брюки. Затем он подвесил ее на перекладину вниз головой.

Я не мог в это поверить. Я думал, Боже мой, такого же не может быть. Но это было.

Пока она так висела, Джерри отошел на шаг назад, раздвинул руки как для камеры и сказал: «Так, так».

Конечно, рубашку сползла с нее вниз через голову, и грудь свободно болталась. Джерри совсем снял рубашку, наклонился над ней, прижал к себе, и они поцеловались. Затем он засунул руку в ее трусы и начал гладить. Через некоторое время разделся и Джерри, а последние минуты фильма показывали, как она, все еще привязанная к турнику, брала в рот член Джерри, голым сидевшего на скамейке.

— Джерри, тебя же никто не заставлял снимать этот фильм, чтобы принудить ее к сотрудничеству, — сказал я ему, когда фильм закончился.

— Возможно, что нет. Но я сперва подумал, что она не захочет мне помогать. Если бы она отказалась, я показал бы ей фильм, и она бы согласилась. Эта штука возбуждает, правда?

— Да, в определенном смысле, — осторожно сказал я.

— Ты знаешь, что говорят обо мне в бюро?

— Что ты гомик?

— Да.

— Ну, это твоя проблема, а не моя. Я здесь не для того, чтоб обсуждать ее.

Внезапно он подсел ко мне. Совсем близко.

— Ну, теперь ты видишь, что я не гомик.

— Джерри, зачем ты мне все это рассказываешь? — спросил я его и немного занервничал.

— Пойми, я просто люблю и то, и другое, — сказал он. — Я думаю, мы можем доставить друг другу намного больше удовольствия, чем ты можешь себе представить.

— Джерри, я правильно тебя понял?

— Надеюсь, что да.

У меня в голове путались мысли. Мне стало плохо. Я встал с дивана и пошел к двери. Джерри положил руку на мое плечо, чтобы удержать меня. Тут кровь прилила мне к лицу. Я стряхнул его руку и ударил его. Я еще никогда в жизни никого с такой силой не бил в живот. Я выбежал вниз по лестнице, чтобы скорее глотнуть свежего воздуха. Я бежал 40 минут — всю дорогу до Академии, около пяти — шести километров. Я был не в лучшей форме. Я хрипел, кашлял, но продолжал бежать.

В Академии я помчался к Итцику.

— Итцик, я должен тебе кое-что рассказать. Это нужно немедленно прекратить

— Зайди в мой кабинет.

Я рассказал ему всю историю. Не могу быть уверен, что излагал ясно, потому что я заикался. Но история была вполне четкой. Я сказал ему, что Джерри снял на видео, как он трахает свою подругу, и что он пытался домогаться и меня.

— Успокойся, успокойся, — произнес Итцик. — Я отвезу тебя домой.

Я поблагодарил, но отказался, сказав, что у меня внизу стоит велосипед, и я лучше поеду на нем домой.

— Послушай, — сказал Итцик, — ты рассказал мне об этом, а теперь все забудь.

— Что ты имеешь в виду, под «все забудь»?

— Я имею в виду «все забудь». Я не хочу больше ни слова об этом слышать.

— Что это у него за «конь» (т. е. чей он протеже)? Троянский конь?

— Забудь это!

Тут мне ничего больше не оставалось. Мне показалось невероятным, что Итцик, даже не перепроверив мою историю, мне прямо сказал, чтобы я все забыл. А он еще добавил: «И еще я не хочу услышать эту историю от кого-то другого. Ты не расскажешь ее ни Хайму, ни Йоси, ни кому-либо другому, понятно?»

— Хорошо, я забуду это. Но я передам тебе мою письменную докладную и хочу получить подтверждение регистрации копии дела.

— Ладно, делай так.

Подтверждение копии дела означает, что копия письма, предназначенного только определенному лицу, запечатывается в конверт, который регистрируется в компьютере, но остается запечатанным. Но получатель должен обязательно подтвердить, что он прочел письмо и зафиксировать дату. Предположим, «катса» сообщил своему шефу, что сирийцы могут совершить нападение на следующей неделе, но его предупреждение проигнорировали. Если сирийцы бы действительно напали, то возник бы вопрос, почему никто не предупреждал. Когда у «катса» есть подтверждение копии дела, он может доказать, что он предупреждал.

На обратном пути я заехал домой к шефу по безопасности Мусе М. и рассказал ему всю историю.

— Ты должен изменить программу и вывести девушку из игры, — сказал я.

— Ты рассказал об этом Итцику?

— Да.

— Ну и что он сказал?

— Сказал, что я должен все забыть.

— Тогда я думаю, что не смогу вывести девушку из команды, — сказал Муса, — потому что Итцик тогда поймет, что ты мне все рассказал.

* * *

Первым пунктом в повестке дня на следующий день — это была середина октября 1985 года, и начинались выпускные трехнедельные учения — был приказ трем командам из пяти человек каждая разместиться по назначенным им квартирам. Одна команда выехала в Хайфу, другая — в Иерусалим, а моя оказалась на третьем этаже жилого дома возле кинотеатра «Муграби» в районе улиц Алленби и Бен-Йегуда, на юге центральной части Тель-Авива. Довольно сомнительное местечко, где повсюду стоят проститутки.

В мою группу помимо Джерри входили еще Арик, Одед Л. и Мишель. После того, как мы устроили тайник в одежном шкафу и предприняли другие меры предосторожности для защиты нашей «конспиративной квартиры» или «резидентуры», нам передали паспорта и отвезли в аэропорт. Там мы должны были пройти пограничный и таможенный контроль, как люди, только что прилетевшие в Израиль. У меня был канадский паспорт.

Потом я взял такси из аэропорта до нашего дома и изучил местность, чтобы знать, к примеру, есть ли поблизости телефоны. После этого у меня еще оставалось достаточно времени для инструктажа в 13.00. (Время от времени нам разрешали уходить из «конспиративной квартиры» домой после выполнения задания, но один из нас по очереди всегда должен был оставаться в квартире.)

Когда я вернулся в квартиру, то сделал вид, что между мною и Джерри ничего не произошло. Правда, я знал теперь, что не могу его «тронуть» и не смогу защититься от него, потому что у него слишком крутой «конь».

Для первых полевых учений нам нужно было зайти в отель «Гранд-Бич», что на углу улиц Хаяркон и Нордау, напротив бывшей гостиницы «Шератон». Старый отель «Шератон» был передан американцам, которые в ходе реализации Кэмп-дэвидского соглашения строили аэродромы в пустыне Негев вместо израильских аэродромов на Синайском полуострове, который возвращался Египту. Я по телефону заказал в «Гранд-Бич» номер, пока Джерри встречался с контактным лицом в холле отеля. У контактного лица в багажнике машины лежал «дипломат» с предназначенными нам документами. Нам следовало незаметно вытащить «дипломат» из багажника, извлечь документы, перефотографировать их и так же незаметно вернуть вместе с дипломатом на место.

У нас уже был ключ от багажника, а автомобиль должен был стоять на стоянке на шестом по счету месте от главного входа «Шератона». Мы быстро выяснили, что он стоит лишь на четвертом месте, и портье в «Шератоне» прекрасно его видит.

Задачей Джерри было заговорить с контактным лицом в верхнем холле гостиницы «Гранд-Бич» и сесть с ним так, чтобы видеть, как я достаю из багажника «дипломат», прохожу через холл и иду к лифту. Сделав фотографии в номере, мне следовало стереть все отпечатки пальцев с чемоданчика и вернуть его в багажник. Как только «дипломат» очутился в багажнике, я подал бы сигнал Арику, который, в свою очередь, кивнет Джерри, что тот может дать контактному лицу уйти. Все, конечно, должно было происходить без ведома самого этого человека.

Единственной проблемой было то, что машина находилась в поле зрения портье. Я сказал Арику, чтобы он вынул из своего кошелька все деньги, оставив лишь пару монет, и подошел с ним к портье, сказав, что он только что нашел кошелек и просит сдать его в «Бюро находок». Это на некоторое время отвлечет портье с его поста, и я смогу забрать чемоданчик.

Когда я возвращался, Арик, узнав за это время имя портье, позвонив с улицы, попросил его срочно подойти к телефону. Пока тот шел к телефону в отеле, я успел вернуть «дипломат» в багажник.

Через два часа мы все встретились в квартире. Никто ничего не говорил, но, казалось, что никакой проблемы не было. Вскоре подошли Итцик и Шаи Каули. Мы подробно описали им все, что произошло. Когда все закончили, Джерри вдруг обратился к Итцику: «Я хочу пожаловаться на поведение Вика».

Меня будто по голове ударили. Я сделал даже больше, чем нужно, а теперь этот жалкий тип собирается наябедничать на меня.

Джерри продолжал: «Когда Виктор работал в „Смерфс“ у „Кайсарут“, то угощал приезжавших к нам африканцев в этой гостинице. Он подвергал опасности всю нашу операцию, потому что проводил ее в том отеле, где о нем могли знать».

— Погодите-ка, — сказал я. — Мы уже тренировались во всех чертовых гостиницах по всему городу. А по плану учений эта операция вообще проходила в Париже, а уж там меня ни в каком отеле никто не знает.

Это не помогло, Итцик прислушался к Джерри и записал в его книгу: «Очень наблюдательный».

Тут я обратился к Каули: «Шаи, …»

— Брось, — ответил Каули, — не впутывай меня в эту историю.

* * *

На следующий день я попросил разрешить сразу же выполнить и второе мое задание. Это позволило бы мне покинуть «безопасный дом» на пару дней. Мне уже было тяжело находиться рядом с Джерри.

Мне следовало установить контакт с одним британским дипломатом, который занимался уходом за могилами британских солдат на военных кладбищах (в основном, времен Первой мировой войны) по всему Израилю. У него было одно бюро в Рамлахе, городке на восток от Тель-Авива, где находится большое военное кладбище, и второе бюро — при британском посольстве в Тель-Авиве. Контрразведка Шабак неоднократно фиксировала, как этот человек останавливал машину на улице, фотографировал военные объекты и ехал дальше. Предполагали, что, либо он сам из «Сикрет Интеллидженс Сервис», либо работает на кого-то другого. Потому Шабак попросил перепроверить англичанина.

Первым моим действием было найти причину встретиться с ним. Почему бы снова не кино? Забронировав номер в отеле «Карлтон» напротив «Марина» на улице Хаяркон-Стрит в Тель-Авиве, я поехал к памятнику вблизи того места, где войска генерала Алленби в Первую мировую войну форсировали реку Яркон и тем самым покончили с четырехвековым правлением турок на Святой Земле. Я запомнил названия битв и названия бригад, сражавшихся здесь, потом посетил другое большое британское кладбище возле Хайфы, где, проходя вдоль могил, нашел памятник с именем МакФи, солдата, воевавшего и погибшего здесь.

Я решил выдать себя за канадца из Торонто, конечно, с визитной карточкой, снимающего фильм об одной семье, переехавшей из Лондона в Канаду. Один из их родственников этой семьи погиб в Первую мировую войну, сражаясь на Святой Земле. Сначала я позвонил в его бюро в Рамлахе и рассказал историю работавшей там арабке-христианке. Она дала мне телефон этого человека в британском посольстве. Я позвонил ему, повторил всю историю, назвал ему имя МакФи (сказав, что не знаю, где он похоронен), объяснил, что я остановился в отеле «Карлтон» и хочу встретиться с ним.

Никаких проблем.

Конечно, британец пришел еще с одним человеком, и мы все трое беседовали два с половиной часа. Дипломат по профессии был художником-пейзажистом и очень старался мне помочь. У него уже были подготовлены для меня имя и детальные данные, где искать могилу. Он, естественно, воспринял мою идею со всей душой и даже спросил меня, не смог бы я использовать его как художника, чтобы изобразить большие батальные сцены, которые я смог бы снять для фильма. Я сказал, что скоро уезжаю, но свяжусь с ним в течение месяца. По моим инструкциям мне нужно было провести только первую встречу и прервать после этого связь.

Следующим заданием было сфотографировать мою встречу с одним человеком в Восточном Иерусалиме. Этот человек был владельцем сувенирной лавки на улице Саладдина. Я разведал местность, сделал несколько кадров скрытой камерой и даже подружился с этим человеком. Он был из ООП, потому о нем стоило узнать больше.

Во время другой тренировки Итцик привез меня к одному жилому дому в Тель-Авиве и сказал, что на третьем этаже живет человек, к которому сейчас пришел гость. У меня есть 20 минут, чтобы завязать разговор с этим гостем.

— Это хамство, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты навалишь кучу у кого-то под дверью, потом позвонишь и попросишь у него туалетную бумагу. Это хамство.

Я зашел в близлежащий магазин и купил две бутылки вина «Мутон Каде». Затем я вошел в дом и посмотрел на таблички с именами жильцов над звонками. Я выбрал одну из кнопок, позвонил и сказал, что мне нужно передать пакет для одной женщины.

— О, вы, наверное, ищете Дину, — сказал голос.

— А Дина замужем? — спросил я.

— Нет, — ответили мне.

Я позвонил в дверь Дины, но ее, к счастью, не было дома. Я пошел вверх по лестнице. В этом здании, поднимаясь наверх, нужно было проходить мимо каждой квартиры. Когда я поднялся на третий этаж, где жили указанные мне люди, я взял одну из бутылок, поднял ее и уронил прямо перед нужной дверью. Затем я постучал в дверь.

— Мне очень жаль, — начал я, когда дверь открыли. — Я был наверху, чтобы встретиться с Диной, но ее не оказалось дома. К сожалению, я уронил бутылку. У вас не найдется тряпки, чтобы вытереть лужу?

И владелец квартиры, и его гость охотно помогли мне. Я предложил им разделить со мной вторую бутылку. Я провел у них два часа и узнал много об этих людях. Миссия моя завершилась успешно.

В это же время группа в Хайфе сконцентрировала свои усилия на миротворческих войсках ООН, особенно на канадцах. Канадцы были превосходной целью. Они были дружелюбные и, в большинстве своем, приятные люди. Для них Израиль был обычной западной страной. Потому они чувствовали себя здесь уютно — лучше, чем в любой арабской стране.

Было немало канадских «дувшаним» (дословно — «медовых пирогов»), которым канадские миротворческие войска ООН платили за транспортировку посланий и пакетов. Но они контрабандно перевозили через границу туда и обратно пакеты и для Моссад.

Во время двух тренировок мы провели «учебное» проникновение в здания двух полицейских участков — один раз главного управления полиции на Диценгофф-Стрит в Тель-Авиве, другой раз в главном управлении уголовной полиции Иерусалима. Человек по фамилии Цигель руководил там большим спецотделом по борьбе с мошенничеством. Одно из дел, над которым он как раз работал, называлось «Персиковое досье» (на иврите «Тик Афарсек»).

Когда мы проникли в полицейское управление, то взяли с собой одного гражданского «эксперта», который показал нам, какое дело нам нужно взять. «Персиковое досье» оказалось расследованием дела, в которое был замешан Иосиф Бург, старейший ортодоксально-религиозный министр правительства и один из самых старых израильских парламентариев.

Я не знаю, что было в досье, и что показало расследование, но я знаю, что «Персиковое досье» было выкрадено нами по указанию из бюро премьер-министра, и в результате этого все расследование провалилось из-за недостатка улик. Был ли это Бегин, Перес или Шамир не играет роли. Если у тебя в руке есть инструмент, ты воспользуешься им. И в особенности любит делать это Моссад.

Если «младшим катса» приходилось выполнять только немногие упражнения подобного рода, то тем курсантам, которых тренировали для «Невиот», такие задания поручались постоянно. Если нужно провести тренировку по нелегальному проникновению в защищенное здание, то именно такое здание и подбирают. Например, полицейский участок.

Меня очень возмущала подобная практика, и однажды я спросил, зачем мы делаем это, нарушая законы своей страны. Нам ведь предстоит работать в иностранных государствах, а не у себя дома.

Орен Рифф, которого я считал своим другом, ответил: «Когда ты ищешь что-то, то ищи там, где потерял, а не заглядывай под фонарь, только потому, что там хорошо видно», напомнив известную историю о человеке, который что-то уронил в темноте, но искал это только под уличным фонарем. Когда его спросили, почему он ищет свою пропажу именно там, а не в том месте, где потерял, тот ответил, что в темноте ничего не видно, а здесь, под фонарем, светло.

— Лучше молчи и делай свою работу, — сказал Рифф, — потому что тебя это не касается.

Затем он добавил: «Теперь послушай меня внимательно. Прекрати скулить и жаловаться. Право жаловаться ты получишь лишь только тогда, когда сам будешь выше тех людей, которых критикуешь».

В ярости я крикнул ему: «Да пошел ты!» и, хлопнув дверью, выбежал из кабинета. Я считал, что я прав. Когда я говорил с другими парнями в бюро, такими же «мелкими сошками», как и я, они все были со мной согласны. Но никто не хотел выступать, потому что каждый стремился попасть заграницу. Все они думали только об этом. С такой позицией, как у меня, далеко не уедешь. Просто ничего не выйдет.

* * *

Когда в середине ноября 1985года мы окончили курс и, наконец, стали настоящими «катса» — в общей сложности обучение продлилось три года — настроение наше было настолько плохим, что мы не устроили даже прощальную вечеринку. Одед не сдал выпускные экзамены, но стал экспертом по связи и коммуникации в бюро в Европе. Авигдор тоже не справился с последними учениями. Через посредничество Майка Харари его в качестве «киллера» передавали «в аренду» неким людям в Латинской Америке. Мишель отправился в Бельгию, а Агаси Й. стал офицером связи в Каире. Джерри взял к себе Аралех Шерф в отдел «Цафририм». В последний раз я услышал о нем, когда он начал в Йемене операцию по вывозу оттуда в Израиль парочки местных евреев. Хайм, Йоси и я оказались прикрепленными к израильской резидентуре.

Я хорошо закончил курс, но нажил себе нескольких влиятельных врагов. Эфраим Халеви, например, шеф отдела связи (Liaison), называл меня «настоящей чумой».

Во всяком случае, со временем меня должны были направить в Бельгию: для новичка это большая честь быть принятым в качестве «катса» в группу «Кидон». Итцика это совсем не устраивало. В конце концов, возможностей было не так уж много. А если я уйду, то на три — четыре года меня вообще отстранят от всех дел.

В это время я работал в группе «прыгунов» под руководством Рана, пока его не направили для проведения вербовок в Египет. Египетское телевидение показало документальный фильм с критикой Моссад под названием «Человек с насмешливыми глазами», в котором было приведено очень много внутренней информации о бюро. Но вместо того, чтобы вызвать у египтян возмущение, в посольство Израиля рванул поток добровольцев — все они хотели работать на Моссад.

После двух недель моей работы в израильской резидентуре мне поручили передать пакет, который авиакомпания «Эль-Аль» привезла с Дальнего Востока, по адресу в Панаме, который указал Майк Харари. Я поехал в аэропорт на легковушке «Субару» и был поражен, увидев пакет размером 2 х 3 х 1,5 м, полностью обмотанный в пластик, в котором, несомненно, было множество маленьких пакетиков. Он был слишком велик для моей машины, и я вызвал транспортный фургон, чтобы забрать его, привезти в бюро, переупаковать и затем переслать в Панаму.

Я спросил Ами Йаара, что было в пакетиках.

— Это тебя не касается, — сказал Йаар. — Делай, что тебе сказали.

В аэропорту пакет погрузили не в панамский самолет, как мне было сказано, а в самолет израильских ВВС. Я сказал, что это, видимо, недоразумение. Но они ответили: «Нет, нет, самолет зафрахтован Панамой».

Это был транспортный самолет С-130 «Геркулес». Вернувшись в бюро, я пожаловался. Я знал, что мы отправили туда. Я не был настолько глуп. Мы не перепродавали оружие из стран Дальнего Востока. Это могли быть только наркотики. Потому я спросил, почему для контрабанды наркотиков был использован израильский военный самолет. Мне сказали, что тип, который командует панамскими ВВС, и есть Майк Харари. Так в чем же проблема?

Я говорил об этом во время обеда и в бюро и возмущался тем, что мы поддерживаем Харари в таких его действиях. В бюро был почтовый ящик для жалоб, туда можно было направлять свою критику по компьютерной связи. Затем ее передавали в отдел внутренней безопасности. Я послал формальную жалобу. Но проблемой этой системы было то, что отправляемые жалобы попадали на стол высокопоставленным офицерам; таким образом, мою жалобу мог увидеть сам Харари.

Это была соломинка, которая сломала спину верблюду. Мой поступок больно ударил по самому уязвимому месту Харари. Он ведь не мог терпеть меня еще со времен нашей прошлой встречи.

* * *

В это время разворачивалась операция, в ходе которой меня направили на Кипр. Собственно, ехать должен был не я, но так захотел Итцик. Меня удивило, что послать решили именно меня, и волновался.

Моим заданием было выступить посредником в ходе операции, которая уже шла. Я мало знал ее подробностей, но мне нужно было встретить одного человека и наладить систему по отправке различных взрывных устройств в Европу. Я даже не знал имени моего контактного лица. Он был европейцем и связником с ООП на Кипре, а одновременно торговал оружием. Задней мыслью было убить сразу двух зайцев. Этот человек продал бы взрывчатку оружейным дилерам, через него мы вышли бы на них, навели на них полицию, а они подумали бы, что их выдала радикальная фракция ООП.

Я должен был обеспечить, чтобы оба задействованных лица в назначенное время встретились в Брюсселе для передачи товара. Сделку проводили именно в Брюсселе, потому что взрывчатка и взрыватели были отправлены из штаб-квартиры Моссад дипломатической почтой в европейскую главную резидентуру Моссад в Брюсселе. Из-за политического значения Брюсселя в этот город обычно поступает очень много дипломатической почты.

Покупателями были голландские и бельгийские торговцы оружием. Наша задумка состояла в том, чтобы втянуть обоих дилеров в сделку, сообщить о ней полиции этих стран, чтобы те начали расследование, а затем навести полицейских на место сделки и дать им арестовать ее участников с поличным. Конечно, полиции были нужны доказательства. Их с успехом и анонимно поставлял ей Моссад.

В план входило, что Мишель на своем прекрасном французском время от времени давал бы полицейским «наводку», вплоть до момента передачи товара.

Я жил на Кипре в номере отеля «Сан-Холл» с видом на порт Ларнаку. Груз был уже погружен в машину и доставлен в Бельгию. Мне следовало передать этому человеку на Кипре ключи от машины и от багажника. Затем я должен был сообщить точное время и место, где им передадут машину. Они хотели встретиться со мной на Батерфлай-Хилл, но я настоял на передаче ключей в отеле.

Этих людей бельгийская полиция взяла с поличным, стоило им подойти к машине; среди них был и тот человек, которому я передал ключи 2 февраля 1986 года. Власти конфисковали более 100 кг пластиковой взрывчатки и взрыватели.

После этого я начал собираться, чтобы вылететь домой. Но я не знал, что на Кипр меня послали по совершенно другой причине. Это было частью операции, с которой я был немного знаком еще со времен моей работы на компьютере в бюро.

Новый приказ был таким: никуда не выезжать из гостиницы и ждать звонка от одного из сотрудников отдела «Метсада», который осуществлял наблюдение за аэропортом Триполи в Ливии. Таинственное послание, которое я должен был принять по телефону, звучало так: «Цыплята вылетели из корзины». Приняв звонок, я должен был включить свой «бипер» — автоматический мини-передатчик, который бы каждые 15 секунд передавал бы один и тот же сигнал: «Цыплята вылетели из корзины». Сигнал принимался ракетным катером израильского флота и передавался израильским ВВС, чьи истребители уже ждали в воздухе этого сигнала, чтобы принудить к посадке в Израиле ливийский правительственный самолет «Гольфстрим-11».

«Цыплятами» были несколько самых радикальных и непримиримых, разыскиваемых по всему миру террористов ООП, прежде всего Абу Халид Амиль, Абу Али Мустафа, Абул Фатх Гамен и Абу эль-Аббас из руководства Народного Фронта Освобождения Палестины. Эль-Аббас руководил захватом итальянского лайнера «Акилле Лауро» и угрожал американскому полковнику Оливеру Норту, так что тот от страха купил для своего дома одну из самых дорогих систем безопасности в мире.

Ливийский диктатор Муамар аль-Каддафи пригласил их в Триполи на трехдневную встречу. В ней участвовало т. н. Совместное Руководство Революционных Сил Арабских Народов, состоящее из представителей 22 палестинских и других арабских организаций. Оно прошло в крепости Баб-аль-Азизия. Это было ответом Каддафи на маневры американского 6-го флота у ливийских берегов. Делегаты одобрили создание групп террористов-смертников для диверсионных нападений на американские объекты в США и в других странах, если американцы решатся на агрессию против Ливии или другой арабской страны.

Само собой разумеется, что Моссад прослушивал все заседания. Но также естественно палестинцы предполагали, что их подслушивают. Тогда они распространили слух, что вожди ООП собираются ранним утром на небольшом реактивном самолете вылететь из Триполи и, пройдя вдоль юго-восточного берега Кипра, приземлиться в Дамаске. Моссад задействовал двух шпионов, которые не знали друг о друге (это совершенно нормально), и оба ждали телефонного звонка. Один наблюдал за аэропортом. Он должен был увидеть, как люди сели в самолет и после его взлета сообщить другому человеку, который уже передал бы информацию о «цыплятах» мне. А я с помощью автоматического одноканального передатчика ретранслировал бы ее на ракетный катер.

На Кипр я приехал под именем Джейсона Бёртона. Половину пути туда меня вез израильский патрульный катер, затем в гавани меня пересадили на частную яхту. А, судя по отметкам в моем паспорте, я прибыл на Кипр на самолете.

Погода была холодной и ветреной, туристов было мало. Но в моей гостинице жило много палестинцев. Когда я выполнил первое задание и остался ждать телефонного звонка, мне нечем было заняться. Я мог выходить из номера, но не из отеля. Мне стоило лишь сообщить администратору, где я нахожусь, и в случае звонка меня легко бы отыскали.

Вечером 3 февраля 1986 года я увидел в холле гостиницы одного человека. Он был очень хорошо одет, носил очки в позолоченной оправе и три больших кольца на правой руке. У него была острая бородка и усы. На вид ему было около 45 лет. Его черные волосы начали седеть. Он носил дорогие кожаные туфли и специально сшитый костюм из шерсти наилучшего качества.

Он сидел в холле и листал какой-то арабский журнал, но я увидел, что внутри этого журнала лежит «Плэйбой». Я знал, что он араб и знал, что он ведет себя как важное лицо. Я решил, черт побери, мне все равно нечего делать, почему бы не установить с ним контакт.

Я реши выйти на него напрямую. Я просто подошел и сказал по-английски: «Могу я посмотреть центральный листок?

— Простите? — ответил мужчина. По-английски он говорил с сильным акцентом.

— Ну, вы знаете, «плэймэйт», девчонку в середине.

Он засмеялся и показал ее мне. Я представился как британский бизнесмен, который почти всю жизнь провел в Канаде. Наша беседа была приятна. Через некоторое время мы решили вместе поужинать. Этот человек был палестинцем, жил в Аммане и, как и я (по «легенде»), занимался импортом и экспортом. Он, очевидно, любил выпить, потому после ужина мы пошли еще в бар, где он порядочно «набрался».

Я, походя, выразил большую симпатию палестинскому освободительному движению. Я даже упомянул, что во время Ливанской войны потерял много денег из-за прерванных поставок в Бейрут. — Эти проклятые израильтяне, — сказал я.

Палестинец рассказывал о своих делах в Ливии, а в конце, заметив мою очевидную симпатию, сказал: «Израильтяне завтра нажрутся дерьма».

— Ну и здорово. А как вы это устроите?

— Мы узнали из одного источника, что израильтяне подслушали встречу ООП с Каддафи. Мы сделаем в аэропорту маленький фокус. Израильтяне подумают, что руководители ООП вместе полетят одним самолетом. А они не полетят.

Я постарался сохранить спокойствие. У меня не было санкции на установление контакта, но мне следовало что-то сделать. Наконец, в час ночи, я оставил своего «друга», зашел в номер и позвонил по номеру дежурного телефона. Я спросил Итцика.

— Его нет. Он занят.

— Я должен поговорить с ним. Это срочно. Я хочу поговорить с шефом «Цомет».

— Мне очень жаль, он тоже очень занят.

Я, уже назвав свой кодовый номер, идентифицировал себя как «катса», но невероятным образом, они не хотели меня соединять. Тогда я позвонил Аралеху Шерфу домой, но его не было. Наконец я позвонил своему другу из военно-морской разведки и попросил его пробиться туда, где находились его шефы, в штаб Подразделения 8200 на авиабазе в Галиле.

И конечно, Итцик подошел к аппарату: «Зачем ты мне звонишь?»

— Послушай, все это дело — трюк. Эти типы не полетят в этом самолете.

— Откуда ты знаешь?

Я рассказал ему всю историю, но Итцик ответил: «Звучит похоже на психологическую войну. Кроме того, тебе не давали разрешения самому устанавливать контакты».

— Это не тебе решать, — сказал я. Постепенно мы уже ругались друг с другом. — Это же смешно!

— Послушай, мы знаем, что делаем. Просто выполни свою работу. Ты еще помнишь, что должен сделать?

— Да, я помню. Но для отчета я хочу, чтобы и ты запомнил, что я тебе сказал.

— Хорошо. Делай свое дело.

Я не спал всю ночь. В полдень следующего дня мне, наконец, позвонили: «Цыплята вылетели из корзины».

К несчастью для Моссад, вылетели не они. Но я передал дальше сообщение, быстро покинул отель, пришел в порт, там сел на частную яхту, с нее пересел на ожидавший меня израильский патрульный катер, который повез меня обратно в Израиль.

* * *

В этот день, 4 февраля, израильские истребители заставили приземлиться на военно-воздушной базе Рамат-Давид близ Хайфы небольшой реактивный самолет. Но вместо вождей ООП в нем были лишь 9 маловажных ливийских и сирийских чиновников. Достаточно большой международный провал для Моссад. Через четыре часа их отпустили. Но перед этим эль-Аббас, которого израильтяне, среди прочих, и хотели захватить, провел пресс-конференцию, на которой сказал: «Скажите всему миру, чтобы он не пользовался американскими и израильскими самолетами. С этого дня мы уже не будем щадить гражданских лиц, летающих на таких самолетах».

В Дамаске сирийский министр иностранных дел Фарук аль-Шараа потребовал от Совета Безопасности ООН провести срочное заседание. Оно состоялось на той же неделе, но Соединенные Штаты наложили вето на решение, осуждающее Израиль. Генерал-майор Хикмат Шехаби, начальник генерального штаба сирийской армии сказал: «Мы ответим на это преступление, преподав тем, кто его совершил, такой урок, который они не забудут. Метод, время и место выберем мы сами». Каддафи объявил, что отдал приказ своим ВВС перехватывать над Средиземным морем израильские гражданские самолеты, принуждать их к посадке в Ливии для поиска «израильских террористов».

Ливия обвинила американский 6-й флот в том, что и он был замешан в этой операции.

Оказавшийся в замешательстве израильский премьер-министр Шимон Перес заявил комиссии Кнессета по вопросам обороны и иностранных дел, что поступила информация о том, что на борту находился высокопоставленный палестинец, потому «мы решили проверить, был ли он в самолете. Характер информации давал нам достаточное основание для решения о перехвате машины. Но она оказалась ложной».

Министр обороны Ицхак Рабин сказал: «Мы не нашли то, что надеялись найти».

Во время всех этих событий я все еще находился на борту патрульного катера, идущего в Израиль. Вскоре я узнал, что руководство Моссад хочет сделать меня ответственным за срыв операции. А чтобы меня в этот момент не было в Израиле и, чтобы я не мог защититься, капитану катера, которого я знал лично еще со времен моей службы на флоте, приказали где-то за 15 км до Хайфы сымитировать поломку двигателя.

Когда катер остановился, я пил кофе. Я спросил капитана, в чем дело.

— Мотор сломался, — ответил он.

Мы стояли два дня. Мне не разрешено было пользоваться радио.

Капитан, собственно, был командиром небольшой флотилии из 11 патрульных катеров, но для этой работы выбрали именно его. Возможно, они думали, что с более молодым капитаном я смогу справиться.

А этого капитана запугать было нелегко. Несколько лет назад он прославился благодаря одному случаю. Однажды туманной ночью он заметил на экране своего радара «вонючку», т. е. неопознанную цель. Казалось, что его радиостанция как-то странно испортилась. Он мог передавать, но не принимать сигналы. Когда тень приближалась все ближе, он передал предупреждение: «Остановитесь, или буду стрелять!» Когда он уже расчехлил свою маленькую кормовую 20-мм пушку и приготовился стрелять, из тумана появился гигантский американский авианосец типа «Нимитц» и навел на катерок свои прожектора. Один лишь якорь «Нимитца» был больше всего катера. Люди долго смеялись над этим случаем.

Но над провалом с перехватом не смеялся никто, кроме арабов и палестинцев. Когда мне, наконец, разрешили сойти на берег, Орен Рифф встретил меня словами: «Теперь тебе конец».

Я начал объяснять ему, что произошло, но он сказал: «Не хочу ничего об этом слышать».

Я несколько раз пытался поговорить с Нахумом Адмони, шефом Моссад. Тогда начальник отдела кадров Амирам Арнон сказал мне, что они разрешат мне уйти. Он посоветовал мне уволиться со службы. Я сказал, что не хочу уходить, на что Арнон заявил: «Ну, хорошо, тогда мы только тебе выплатим твою зарплату».

Я подошел к Риффу и сказал, что мне нужно обязательно оговорить с Адмони. Рифф ответил; «Он не только не желает говорить с тобой, он даже не хочет, что бы ты подошел к нему с вопросами в коридоре или в лифте. А если ты попробуешь встретиться с ним за стенами бюро, он будет рассматривать это как покушение на его личность».

Это значило, что его телохранители будут в меня стрелять. Я поговорил с Шерфом, и он сказал, что тут и он ничего не может сделать.

— Но это же нечестная игра, — сказал я.

— Это не играет роли, — ответил Шерф. — Тут ты ничего не сможешь изменить.

Тогда я подал в отставку. Это было в последнюю неделю марта 1986 года.

На следующий день мне позвонил мой друг из ВМС и спросил, почему мое личное дело исчезло со специальной полки. На ней хранятся документы сотрудников Моссад, чтобы их не призывали на сборы резервистов. (Большинство людей в Израиле регулярно призывают на сборы резервистов, которые длятся по 30, 60 или 90 дней. Это касается мужчин в возрасте до 55 лет и незамужних женщин. Чем выше звание, тем дольше длятся сборы.)

Обычно, если человек уходит из Моссад, его досье передается в шкаф, где хранятся дела резервистов, с особой пометкой, что этого человека нельзя направлять на передовую. Это потому, что он слишком много знает. Поэтому мой друг, к счастью, не имея понятия о моих проблемах, спросил, с чего бы это мое дело переместилось в «нормальный» шкаф. Он предположил, что я сам этого захотел, потому что обычно после ухода из Моссад перемещение личного дела затягивается на 5–6 месяцев. А здесь все произошло за один день. Еще хуже — на деле стояла отметка о направлении меня офицером связи в христианскую армию Южного Ливана, что для бывшего офицера Моссад означало верную смерть.

Это было уже слишком. Я обсудил ситуацию с Беллой, собрал вещи и чартерным рейсом «Тауэр-Эйр» вылетел в Лондон. Там я пересел на самолет TWA до Нью-Йорка. Побыв там несколько дней, я вылетел в Омаху в гости к отцу.

Через день после моего отъезда из Израиля курьер принес в наш дом в Тель-Авиве повестку о призыве на сборы резервистов. Обычно до вручения повестки проходит 60 дней, а срок призыва устанавливается в 30 дней.

Белла взяла повестку. Но на следующий день зазвонил телефон, и ее спросили, почему офицер резерва Островский не явился на службу. Тогда Белла ответила, что меня нет в стране.

— Как так может быть? — спросил чиновник. — Он же не получил у нас отсрочку от призыва.

Но я получил. Пусть не от армии. Я сам составил себе документ об отсрочке, поставил печать и вылетел из корзины.

Через пару дней я поехал в Вашингтон и попытался установить контакт с офицерами связи Моссад. Но мне это не удалось. Никто не хотел говорить со мной. А я не рассказывал им, кто я. Затем в Вашингтон прилетела Белла, а наших двух маленьких дочерей мы самолетом отправили в Монреаль. В конце концов, мы все вместе переехали в Омаху.

* * *

Я не уверен, что проблема состояла только в моей критике. Они в любом случае хотели бы использовать меня как козла отпущения. Вот так.

Вы помните палестинца на Кипре, который рассказал мне о трюке с самолетом? Он мне рассказал еще кое-что, куда более шокирующее. Он сказал, что два его друга, арабы, выросшие в Израиле и говорящие на иврите не хуже израильтян, создают в Европе службу безопасности. Они работают там «под флагом» Моссад и вербуют в нее израильтян, чтобы помочь написать учебники о создании секретных агентурных сетей. Все — обман. Им просто нужна информация. Они выдают себя за израильтян, чтобы те другие израильтяне, которых они обрабатывают, говорили с ними открыто, думая, что находятся среди своих. Когда я рассказал об этом нескольким людям в бюро, они сказали, что я сошел с ума, что этого не может быть, что это не сработает. Потому что если это сработает, произойдет катастрофа. Я спросил, о чем вы говорите. Нам нужно просто предупредить людей, думал я. Но они настаивали на своей точке зрения.

Палестинец был со мной так откровенен потому, что уже был поздний вечер перед самой операцией; мы были в баре гостиницы в Ларнаке. Что уже можно было изменить? Кстати, разведчик «Метсада» в аэропорту Триполи не ошибся. Он действительно видел, как руководители ООП садились в самолет. Но он не мог видеть, как за ангаром, где самолет приостановился перед взлетом, они из него вышли.

Они могли бы с моей помощью провести целую операцию с эти арабом. Очевидно, он о чем-то знал. Но мне не дали шанса. Так как я был «катса», в нормальном случае после моего звонка никакие личные моменты, связанные с антипатией ко мне, не должны были играть никакой роли. Если бы было так, мы избежали бы международного скандала и даже смогли бы сами вдвойне обмануть противника.

Это ведь можно было предвидеть. Сами подумайте: эти пять человек испытывают огромный страх перед Моссад. А мы решили, что они все впятером вдруг сели в один самолет. Это ведь люди, привыкшие всегда прятаться. Они умные, опытные, осторожные, подготовленные.

Нам следовало бы догадаться, что все это было трюком. Так что Моссад не нуждался в посреднике на Кипре. Он нуждался в козле отпущения. И, в конце концов, им оказался я.

Мои проблемы начались еще на курсе, когда я был кадетом. Но инструкторы, очевидно, надеялись, что со временем все устроится, и я приспособлюсь к системе. Я был хорош в своем деле, а они вложили в меня немало труда. И не все были настроены против меня, потому прошло некоторое время, пока они пришли к согласию, что от меня больше хлопот, чем пользы. Мои проблемы с Джерри, вероятно, переполнили их чашу терпения. Похоже, что у него был очень сильный «конь», которым он воспользовался для себя. И против меня.

Моссад однозначно не ценит людей, которые сомневаются в существующей системе и в людях, которые этой системой управляют. Он предпочитает тех, кто все воспринимают слепо, так, как оно есть, и спокойно пользуются этим в своих личных целях. Пока они не раскачивают лодку, им незачем волноваться.

Но помимо всего прочего, во время моей длительной учебы и короткой карьеры «катса» я узнал достаточно, чтобы вести дневник и собрать немало сведений о многочисленных операциях Моссад.

Многие лекции и учебные занятия проводились теми разведчиками, которые сами провели различные разведывательные операции. Кадеты изучали эти операции до малейшей детали и проигрывали их, получая объяснение значения каждой детали. Кроме того, у меня был открытый доступ к компьютеру Моссад, откуда я смог получить объемные знания об его организации действиях, о которых — и во многих случаях впервые — вы сможете прочесть в третьей части этой книги.