Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая

Глава 7

Через пять дней я выглядел уже более-менее сносно. Синяки практически выцвели, а край уха был залеплен тонкой полоской пластыря, под которым аккуратный шрамик был почти незаметен. Правда, и ухо выглядело неровным, но я надеялся, что в будущем отросшие волосы его прикроют.

В череде будней, словно бы между делом встретили Новый год, как и договаривались, вчетвером. Посмотрели Полину в очередной раз в «Голубом огоньке», для которого я ей подарил песню «Мне нравится, что вы больны не мной» на стихи Цветаевой и музыку Таривердиева… То есть уже на мою. Прозвучит ли она в фильме «Ирония судьбы или С лёгким паром» — не знаю, но в «Голубом Огоньке» прозвучала, добавив драматизма в этот новогодний балаганчик.

И с Хомяковым повидался, всё на той же явочной квартире, рассказал о поездке, своём возможном назначении и вручил обещанный подарок.

— За подарок спасибо… А с чего решил счёт открыть в американском банке? Какова мотивация?

Вот тебе раз, и этот в курсе! Повторил чуть ли не слово в слово то, что говорил Судоплатову. Может, он от него и узнал? Или у них общий информатор? В общем, мой ответ собеседника вроде как удовлетворил. Далее разговор пошёл о моём новом месте работы. От своего куратора я услышал слова поддержки, пожелание ничего не бояться, но и на рожон дуром не лезть.

— Если что — звони прямо на домашний, не стесняйся, — предложил Хомяков.

Но пока мне позвонила секретарша Рябова и передала приглашение прийти к нему на приём. О фигуре первого секретаря обкома партии помимо того, что мне подсунул Судоплатов, я кое-что знал из своих прошлых-будущих воспоминаний. Яков Петрович Рябов, ныне первый секретарь Свердловского обкома партии, впоследствии с 1976 года по 1979 год секретарь ЦК КПСС, курировал отрасли оборонной промышленности. Освобождён от должности секретаря ЦК КПСС из-за того, что, якобы будучи в 1979 году в Нижнем Тагиле, позволил себе на тему плохого здоровья Брежнева пооткровенничать с местным партактивом, а также из-за серьёзных разногласий с министром обороны СССР Дмитрием Устиновым, после чего был переведён на пост 4-го первого заместителя председателя Госплана СССР. Что это за должность такая — я вообще слабо представлял. В общем, много тогда слухов ходило по Свердловску, и только годы спустя кое-что начало всплывать наружу.

Того, что с ним случится, в папке, переданной мне Судоплатовым, естественно, ничего такого не было. Зато имелась подробная характеристика на Рябова, да и на некоторых его замов, в том числе на Ельцина. С интересом ознакомился. На Ельцина, каких высот он может добиться и какой мог стать сволочью, я Судоплатова информировал. Но характеристика была суха, напоминая характеристику на Штирлица в известной телеэпопее.

Я остановился напротив здания обкома партии и располагавшемся здесь же облисполкома, перед которым возвышалась статуя Ильича. По всей огромной территории Советского Союза раскиданы такие вот «крепости», образующие нерушимую основу главной и единственной партии страны. Именно отсюда рассылаются директории по всей области, которые обязаны на местах немедленно претворяться в жизнь. Это храмы, в которых свои ежедневные службы проводят партийные жрецы в соответствии с решениями и указаниями высшего руководящего органа — Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза.

По моим сведениям, Областной комитет КПСС состоял из бюро, секретариата и отделов… Организационно-партийной работы, агитации и пропаганды, партийной комиссии, общего отдела, финансово-хозяйственного, промышленно-транспортного, лёгкой и пищевой промышленности, строительства, науки и учебных заведений, сельскохозяйственного, административных и торгово-финансовых органов. И куча народу в них работают, а может, просто протирают штаны. Теперь ещё вот один отдел добавился. Надеюсь, наша работа пойдёт людям во благо. На такие встречи с пустыми руками ходить вроде как неприлично и поэтому я, посидев часок, напечатал на машинке интересное на мой взгляд предложение, которое заинтересует партийную главу региона.

Я вздохнул, поправил меховую шапку, которую нацепил сегодня по случаю ответственного визита, и зашагал в направлении больших входных дверей.

— Ну здравствуйте, Евгений Платонович! Давно мы с вами не виделись, всё больше в газетах да по телевизору вас смотрю.

Первый секретарь Свердловского обкома партии Яков Петрович Рябов вышел из-за стола, крепко пожал мою руку и предложил садиться. Я вспомнил, что мы и виделись-то с ним один раз, но и впрямь давненько.

— Чайку?

— Не откажусь, — кивнул я.

Далее мы за чашечкой чая с сухарями и конфетами, которыми нас обеспечила секретарша Вера Афанасьевна — дама бальзаковского возраста в больших очках с роговой оправой — обсуждали моё будущее в стенах главного здания Свердловской области. Эпицентра силы и власти на многие километры вокруг. Здании, в котором могли пройти лучшие годы моей жизни.

Хотел ли я себе такого чиновничьего будущего? Честно говоря, не очень… Но раз уж взялся за гуж — изволь тянуть. Тем более от предложений, которые делает Генеральный секретарь ЦК КПСС, отказываться не принято.

Мой взгляд снова скользнул по лежавшей на столе «Правде», словно бы специально (скорее всего так и есть) раскрытой на странице с заметкой про меня под подписью Стрельникова. Я уже читал этот номер, к счастью, собкор ничего не исказил, лишь кое-что убрал из моей прямой речи, но это было некритично.

— Я знаю, у вас сложились доверительные отношения с Борисом Николаевичем, — между тем говорил Рябов. — Он мне о вас хорошо отзывался и, прежде чем пригласить вас на новую должность, я с ним посоветовался. Он выразил уверенность, что вы не подведёте.

Ага, с Ельциным он советовался… Как будто это что-то решало. Тебе позвонили из ЦК, сказали, что делать — вот и выполняй. Хотя то, что Ельцин мою кандидатуру одобрил, всё же внушало некоторый оптимизм.

— А как у вас вообще настроение? — поинтересовался он, размалывая сушку крепкими, крупными зубами. — Опыта руководящей работы вы, насколько я знаю, не имеете. Не страшно браться за такое дело? Только честно.

— Честно? Вы совершенно правы. Никакого опыта ни руководящей, ни аппаратной работы у меня нет. Согласитесь, что это очень важно. Одно дело, если бы я к вам сюда был бы назначен имея опыт работы хотя бы в горкоме. А так… Вот представьте, берут и назначают директором завода какого-нибудь токаря. А что? Молодой, не дурак, орденоносец, член партии. Тем более на собраниях активный. А у нас в стране, вы, наверное, в курсе, каждый знает, как управлять государством и играть в футбол. И вот через пару месяцев, а может быть и раньше, наш токарь понимает, что одно дело материть мудака-директора в курилке, и совсем другое — руководить производством. Так что, если действительно не дурак, то полетит этот парень в профильное министерство и партком, где Христом Богом будет умолять вернуть его к родному станку. Вот такое у меня на сегодняшний день мнение о моём назначении. Вопросов больше, чем ответов. Но, как сами понимаете, отказываться от назначения я не имел никакого права. Партия сказала: «Надо», а нам, рядовым бойцам остается только козырнуть: «Есть», и вперед, с песней.

— Это верно, — немного самодовольно усмехнулся Рябов. — Я рад, что вы понимаете, как на этом этапе будет важна помощь от старших товарищей. Помню, сам, когда в 60-м стал первым секретарём Орджоникидзевского райкома КПСC, всю ночь не спал перед встречей с Кириленко. Вот как я сейчас с вами, и мы тогда с ним общались, и тоже я внутри трепетал, хотя за плечами была руководящая должность секретаря парткома крупного предприятия. Но у вас на первых порах будут помощники, которые пока числятся инструкторами по идеологии. Геннадий Куропаткин и Валентин Новицкий, потом познакомитесь. Оба ненамного старше вас, ребята инициативные, так что, думаю, сработаетесь.

— Надеюсь, сработаемся, — чуть улыбнулся я. — Только тут вот опять же вопросов много. И самый главный, как вообще работает система? Как происходит взаимодействие с другими отделами обкома? С низовыми организациями? Как ведется документооборот? Вот, допустим, у меня есть предложение.

Я открыл папку и вынул из нее несколько листов машинописного текста.

— Ну-ка, ну-ка… Интересно… Молодец, что не с пустыми руками пришли. Так… «Сценарий проведения Дня города в 1973 году». Это как?

— Очень просто. Если кратко, то в этом году исполняется 250 лет нашему Свердловску, ранее Екатеринбургу. Вы же ведь в курсе, я думаю?

— Да, конечно. Но там вроде в ноябре годовщина…

— Правильно. Но согласитесь, что праздник лучше проводить летом, в хорошую тёплую погоду, чем глубокой осенью. Например, в последнее воскресенье августа. И потом, это официальная дата. А может, Указ в канцелярии Екатерины I месяца три провалялся, пока его не подписали. Может быть такое? Конечно! Надо местных историков-краеведов этой темой озадачить и, уверен, что они найдут правильное решение данного вопроса.

— Ну да, — хмыкнул понятливо Рябов. — Наши краеведы что хочешь раскопают, если партия поставит перед ними такую задачу. Хм… Так, значит, последнее воскресенье августа выходит?

— Более того, мне кажется, что «День города» надо будет сделать ежегодным. Ведь в нашей стране нигде таких праздников ещё нет. А тут наша очень своевременная и разумная, на мой взгляд, инициатива, окажется весьма кстати, глядишь, и другие города подхватят.

Яков Петрович покачал головой, немного недоверчиво улыбаясь:

— М-да, немного на воздушный замок похоже, но рациональное зерно имеется. Ладно, я вас понял. Что для осуществления этой затеи нам понадобится?

— Вопросов, поверьте, громадьё. Во-первых, надо ли получать разрешение или может проводить согласование с Москвой?

— Думаю, что не надо. Это наши заботы. Хотя об инициативе и дне проведения в известность поставить надо будет в обязательном порядке.

— Отлично! Я просто не знаю, сколько времени нужно на согласование такого вот мероприятия. Теперь, во-вторых. Как будет проходить взаимодействие с горкомом, с райкомами города, с комсомольскими и профсоюзными организациями?

— Тут проще. Проводим заседание обкома совместно с горкомом и утверждаем решение.

— Просто замечательно! — невольно улыбнулся я. — А что, против никого не будет?

— Нет, конечно, — тоже улыбнулся Рябов. — Это коллегиальное решение.

— Это, как я думаю, что на словах все будут «за». А вот на деле…

— В смысле?

— Вот скажите мне, коммунальщики, строители будут рады такой инициативе? У них своих дел по горло! Планы опять же, фонды как материальные и денежные уже на год вперёд расписаны. А тут ведь город очень серьёзно надо будет в порядок приводить. Одной покраской фасадов домов в центре и латанием дыр на асфальте не отделаешься. Из Москвы уж точно приедут посмотреть, как оно тут сложится. Вот и боюсь я, как бы эти службы под благовидными предлогами и ссылками на объективные трудности всё дело не запороли.

Собеседник на какое-то время задумался, глядя в окно и беззвучно шевеля губами, словно что-то беззвучно подсчитывая. Наконец, перевёл взгляд на меня:

— Деньги найдём. А с соответствующими отделами будет проведена определённая работа.

— Тогда сразу предлагаю на этом совместном заседании принять решение об образовании «Штаба проведения Дня города» в который войдут как представитель обкома, так и представители соответствующих служб как города, так и области. В том числе и от УВД Свердловского облисполкома.

— Правильно. У меня тут вопрос к вам появился. Вы нигде раньше ни в какой общественной организации такими вещами не занимались? Очень уж профессионально к вопросам подходите.

— Нет, как-то не приходилось. А по поводу подхода… Не бегать же мне всё время к вам, чтобы просить животворительного пинка для ускорения процесса кому-нибудь отвесить.

— Хорошее выражение, надо будет запомнить… Но вы ведь понимаете, что представителем от обкома в этом Штабе вам придется быть?

— Кто бы сомневался? — снова улыбнулся я. — Инициатива, как говорится, имеет инициатора.

— Вот это верно! С этим понятно всё, вы молодец, Евгений Платонович, интересное дело придумали. Теперь конкретно о вашей работе. Отдел у вас на первых порах небольшой, будете все сидеть в одном кабинете. Секретарша вам пока не положена… Пока, во всяком случае.

— Да мы и без секретарши как-нибудь, — улыбнулся я, и тут же придал своему лицу серьёзное выражение. — Яков Петрович, тут вот какое дело… Я, как раньше говорил, не против новой должности, но есть определенные моменты и обязательства.

— Да, я слышал, что вы не собираетесь заканчивать с боксом…

— Не только с боксом, но и с музыкой. И не только с композиторской деятельностью. В СССР, а следом и в США прогремел альбом моей группы — не вокально-инструментального ансамбля, а именно группы, и мы сейчас, если можно так выразиться, в начале своего творческого пути. Как говорится, куй железо… В общем, если репетировать мы можем и вечерами, после работы и учёбы, равно как и в выходные (то же самое касается выступлений в Свердловске и близлежащих населённых пунктах), то если вдруг отправимся в полноценный гастрольный тур, то это может затянуться и на месяц, если не на больше

— Можете организовать гастроли на время своего отпуска, — предложил Рябов.

— На время отпуска хотелось бы с женой на нормальный отдых съездить, — возразил я. — В конце концов, у меня же будут толковые помощники, вы же сами только что сказали.

— А я и не отказываюсь от своих слов. Ладно, у вас ведь не вот гастроли начинаются? Пока работу налаживайте, а там видно будет. Будет день — будет и пища, как говорила моя бабка.

— Спасибо за понимание, Яков Петрович, — улыбнулся я как можно радушнее. — Теперь бы хотел поговорить о создании собственной структуры. Мне ведь понадобятся помощники на местах, я же возглавляю не городской, а областной отдел. К примеру, каждый район объехать и заглянуть во все школы, ПТУ, кружки и секции, узнать, как у них обстоит дело, чем нужно помочь — это мне с помощниками года не хватит. Я так вообще, как говорит товарищ Брежнев, должен контролировать процесс и генерировать идеи, а не мотыляться по городам и весям. Хотя, конечно, иногда потребуется моё личное присутствие. Поэтому предлагаю при каждом райкоме партии… нет, лучше райкоме комсомола — всё-таки дело молодое — создать отдел, аналогичный нашему. Пусть он будет состоять всего из одного сотрудника, но ему по силам объехать свой район, провести опрос и оценить состояние материальной базы подростковых клубов. Ну и высказать свои предложения. Может, человек знаком с директором местного градообразующего предприятия, и ему по силам договориться о шефской работе. Поможете организовать мне помощников в районах?

Рябов задумчиво пожевал губами.

— Попробуем. Даю вам два месяца, чтобы создать структуру областного отдела работы с молодежью и предоставить мне план мероприятий по работе с именами ответственных из горкома и райкомов.

— Думаю, за два месяца управлюсь. Между прочим, сильных предприятий в Свердловске и области немало, некоторые вполне могут взять шефство над такими вот подростковыми клубами, помочь с оборудованием и материалами. А некоторые наверняка шефствуют, но из рук вон плохо, только для галочки. С такими руководителями придётся общаться жёстко. Я могу рассчитывать на вашу поддержку?

— Угм… Кхм… Э-э-э, — протянул немного обескураженно Рябов. — Ну, если там действительно всё так запущено, то, конечно, поддержим… Кстати, а почему насчёт зарплаты не спрашиваете? Или это вас не слишком интересует?

Я не обратил внимания на лёгкий сарказм в его голосе.

— Почему же, интересует. Но я и так знаю, сколько примерно буду получать.

— Да-а? — чуть подавшись вперёд, протянул Рябов. — И сколько же вы себе насчитали?

— В пределах 150 рублей. Возможны разного рода надбавки, в случае карьерного роста оклад опять же увеличится.

Возникла неловкая пауза. Рябов кряхтел, морщился, и всё же выдавил из себя:

— Экий вы, молодой человек, прозорливый… Но в целом правы, где-то так оно и есть. И что, устраивает вас такое?

Я пожал плечами:

— Почему бы и нет? Чем я лучше других?

— Это правильные слова, — покивал Рябов. — Значит, тут мы пришли к компромиссу. И вроде бы как всё обсудили?

Он многозначительно посмотрел на часы.

— У меня совещание через 10 минут… Давайте я сейчас завхоза вызову, он вам покажет ваше рабочее место.

Рябов поднял трубку, и вскоре уже общался с невидимым завхозом, предлагая тому с ключами от нового отдела подойти к его кабинету.

Ишь ты, вон как вокруг брежневского протеже суетится, усмехнулся я про себя. Пару минут спустя появился и завхоз — плотный, невысокий мужик с абсолютно лысой и блестящей, как бильярдный шар, головой. На нём был не новый, но аккуратный костюм, поверх которого красовался синий халат нараспашку.

— Знакомьтесь, — сказал мне Рябов, — Василий Николаевич Панкратов, царь и бог всего нашего обкомовского хозяйства. А это знаменитый боксёр Евгений Покровский, он теперь будет возглавлять новый отдел, о котором я тебе говорил.

Рукопожатие у Василия Николаевича было крепким, впрочем, я ещё не встречал ни в той, ни в этой жизни вялых завхозов. Среди мужиков уж точно. Это обычно такие живчики — мастера на все руки, могут и проводку починить, и гвоздь куда надо забить, в общем, везде всё успевают при своей видимой неторопливости. Василий Николаевич мне сразу показался одним из таких.

— Василий Николаевич, проводи потом человека в отдел кадров, пусть напишет заявление о приёме на работу. Я им сейчас сообщу, чтобы ждали. Паспорт и трудовую не забыли? Вот и отлично! Кстати, в 9.00 по понедельникам у нас планёрка в моём кабинете.

Мы пожали друг другу руки, и я в сопровождении завхоза отправился этажом выше, на четвёртый, и вскоре остановились у ничем неприметной двери. Таблички на ней не было.

— Завтра же табличку прикреплю, — сказал Василий Николаевич. — «Отдел молодёжной политики», верно?

Он отпер дверь, и мы прошли внутрь. Да-а, не очень большая комнатушка. Но окно выходило на площадь перед зданием обкома, и сторона была солнечной в дневное время. В помещении уместились три стола со стульями и один сейф, по виду явно изготовленный в бог весть какие лохматые годы. В замочной скважине торчала связка из двух ключей. На сейфе — печатная машинка под чехлом. Интересно, что за модель… Приподняв чехол, обнаружил машинку «Rheinmetall». Причём не такую уж и древнюю, и с кириллической клавиатурой.

— Мало ли, вдруг какой доку́мент напечатать придётся, — пояснил Василий Николаевич, в слове «документ» сделав ударение на букву «у». — Машинка рабочая, сам проверял. Лента в машинке новая вроде, а бумага в столе лежит.

Я выдвинул верхний ящик, и действительно обнаружил там стопку писчей бумаги сероватого оттенка.

— Шариковые ручки есть или обеспечить?

— Да уж принесу, — хмыкнул я.

На моём столе помимо настольной лампы стоит телефон с дисковым набором, под оргстеклом — отпечатанный на машинке список коротких номеров обкома, начинавшийся, естественно, с номера приёмной Рябова. На соседних столах только по настольной лампе, все одинаковые и, уверен, на донышке каждой стоит инвентарный номер.

Словно прочитав мои мысли, завхоз заявил, что инвентаризация проводится раз в полгода, и каждый сотрудник несёт материальную ответственность за закреплённое за ним имущество.

— И часто у вас что-нибудь пропадает? — не удержался я от вопроса.

— Не без этого, — мрачно вздохнул Василий Николаевич. — Но надеюсь, с вами подобного не случится. Вы, я слышал, и так неплохо зарабатываете на песнях. Да и за бой с этим негром небось что-то заплатили.

— Пока ещё нет, — уклончиво ответил я.

— Все ключи находятся на вахте, при входе, — сменил тему завхоз. — Пришли утром, взяли под роспись, вечером пошли домой — сдали, опять же под роспись. Составьте список, кто ещё кроме вас сможет брать ключи, этот список будет лежать на вахте.

— А где моё место, за каким столом? — спросил я.

— Да за любым! Вы тут хозяин — вам и решать.

— Тогда сяду у окна.

— Я бы тоже это место выбрал. И сейф прямо за спиной.

— Кстати, а зачем он мне?

Тот пожал плечами:

— Мало ли… Документы там какие… секретные. Он тут испокон веку стоял. Ну и подумали, чего его с места на место таскать? Тяжеленный, зараза!

— А что здесь раньше было, в этом помещении?

— Архив был. Потом доку́ментов много стало, архив перевели в другое помещение на нулевом этаже. А сейф не стали тащить, им туда несгораемые ящики привезли. Так что, оставить или…

— Оставляйте, — махнул я обречённо рукой.

Невольно вспомнился фильм «Зелёный фургон», где герой Харатьяна, открыв сейф, обнаружил в нём сапоги. Оказалось — взятка новому начальнику милиции от местных сельчан. Я не удержался, тоже открыл сейф, но внутри было пусто.

— Нет там ничего, — подтвердил завхоз. — Ну что, осмотрелись? Тогда пойдёмте провожу в отдел кадров.

Полчаса спустя я выходил из стен обкома. Двигался на своих двоих, как и сюда пришёл, размышляя о том, что ждёт меня в будущем. В случае карьерного роста на руководящем посту я могу сделать больше, нежели просто боксёр, пусть и олимпийский чемпион, или композитор, который на самом деле ноты-то не так давно выучил. Хотя проект «Альфа» выглядит достаточно перспективно. Кто знает, каких вершин мне суждено достичь в костюме при галстуке… Кстати, костюм у меня имеется, неплохой костюм, но только один, тот, который сейчас на мне. Был у меня когда-то ещё костюм от «Большевички», купленный в Москве проездом пару лет назад, но он сильно поизносился, и я отвёз его домой, в Асбест. Бате он оказался впору, ему и оставил, а то его единственный костюм пребывал в ещё более плачевном состоянии. Хотя деньгами я родителей снабжал, но отец считал, что тратить их на одежду такого рода ему, простому работяге — непозволительная роскошь. А вот мне на работу придётся ходить пять дней в неделю, и менять костюмы нужно будет регулярно. А то свой единственный заношу до дыр, а это, согласитесь, не дело.

По пути из обкома заглянул в сберкассу. Раньше не заходил, опять же, из-за разноцветной морды, а сегодня решил: гулять так гулять! И к первому секретарю наведался, и вот в сберкассу. Со времени моего последнего визита сюда прошло почти два месяца, и за это время набежало ни много ни мало почти 6 тысяч. Неплохо, но всё же хотелось бы знать, когда мне наконец перечислят гонорар за бой с Али и проданные в Штатах пластинки. Не то что жить не на что… Просто человек должен за свой труд получать соответствующее вознаграждение. Тем более бо́льшую часть с боя забирает государство.

В СССР независимо от выпущенного тиража каждый музыкант получал за вышедшую пластинку 112 рублей. 448 рублей мне перечислили, равно как и всем членам моего коллектива, но я на такие суммы даже не обращал внимания. Всё равно свою часть с доходов от продажи пластинок — а это 50% от общего гонорара — пущу на благотворительность, и сотней больше, сотней меньше — роли не играет.

А вот 100 тысяч долларов за бой, которые после конвертации должны превратиться в 83 тысячи рублей, моё сердце неплохо бы так согрели. Их я собирался потратить только на себя и своих близких. Впрочем, скорее даже не потратить, а опять же положить на срочный вклад, дающий 3% ежегодного дохода вместо 2% на обычном вкладе до востребования. Мелочь вроде, но тем не менее… Вот и сейчас по традиции я 5 из «накапавших» почти 6 тысяч перевёл на срочный вклад.

На следующий день отправился шить костюм на заказ, потому как то, что предлагалось в наших магазинах, ни в какие ворота не лезло. Знал же ведь! Надо было купить бы приличный костюм в Штатах, пусть и пришлось бы заплатить солидно. В общем, по совету жены обратился в известное ей ателье, там сняли мерки, обещали пригласить на первую примерку где-то через неделю. Глядишь, одну неделю в старом костюме прохожу, а вторую уже в новом. Если портнихи, конечно, успеют доделать.

За два дня до закрытия больничного съездили с женой в Асбест. По приезду с родителями общался только по телефону, и в отчем доме меня серьёзно заждались. Трасса была очищена от снега, ровной, и я решил ехать на «Волге». Полина тоже напросилась, мол, всё равно репетиций и выступлений в воскресенье нет, в кои-то веки полноценный выходной. Завтра у меня первый рабочий день в Свердловском обкоме КПСС. Но это завтра, а сегодня мы едем к моим родителям.

В воскресенье обком не работал, как и гараж, поэтому «Волгу» пришлось забирать накануне и ставить на ночь во дворе. Кстати, надо будет установить самопальную сигнализацию. В прошлой жизни доводилось такие делать и на свою машину, и для товарища. Так-то она в обкомовском гараже стоит, но иногда могут выпадать вот такие случаи. Да и в другом городе придётся оставлять машину на улице, вот как сегодня в Асбесте. Правда, сегодня не на ночь — мы к вечеру собирались вернуться.

День выдался солнечным, даже пришлось опустить солнцезащитный козырёк. Я не гнал, ехал на скорости 80 км/ч, а куда, собственно говоря, торопиться… «Волга» двигалась плавно, радио негромко вещало на волне «Маяка», сидевшая от меня справа на переднем пассажирском месте Полина уже начинала клевать носом.

Миновали Берёзовский, Старопышминск… Далее следовал весьма протяжённый и относительно пустынный участок дороги, без приткнувшихся к трассе населённых пунктов. Неожиданно глаз зацепился за стоявшую чуть в стороне от трассы аккуратную деревянную церквушку с единственным куполом-луковичкой, тоже деревянным, увенчанным кованым, с завитушками крестом. Странно, сколько тут ездил — и ни разу этой церкви не видел. Может, недавно только в этой реальности построили?

— П-о-оль, — протянул я, не сводя взгляда с дороги.

— Что? — послышался её сонный голос.

— Ты не знаешь, что это за церковь? — кивнул я в ту сторону подбородком. — Вон, справа… Вроде раньше я её не видел.

Полина, прищурившись, всмотрелась в указанном направлении.

— Не-а, что-то не припомню.

— Может, зарулим? — спросил я, сбавляя ход. — Вроде как и дорога вон за поворотом расчищена.

— А если тебя там кто запомнит и доложит твоему новому начальству в обком?

— Я же не молиться собрался, так, чисто из любопытства, — сказал я, поворачивая направо.

Дорога в ширину, что едва могла проехать «Волга», и впрямь была расчищена прямо до церкви, ехать до которой с трассы было метров двести. Причём расчищена явно не трактором. Тут вообще не было ни гусеничных, ни колёсных следов, словно кто-то орудовал лопатой.

У входа ни машин, ни людей. Наверное, и церквушка закрыта, подумалось вдруг, хоть я и не увидел на дверях навесного замка. Заутреня по идее должна была уже пройти, до обедни ещё рано. Я вообще-то не большой специалист в церковных делах, так что мог и ошибиться, но что в церквях служат заутрени и вечерни — помнил точно.

— Ты посиди пока, я посмотрю, может, там закрыто, — сказал я Поллине, прежде чем выбраться наружу.

Ступени церкви были очищены от снега, я поднялся, дёрнул за витую ручку правой створки, и та с лёгким скрипом подалась. Я заглянул внутрь… Да-а, такое ощущение, что попал лет на сто в прошлое. «Царских ворот» нет, но имеется возвышенность напротив входа, со стен сурово взирают потемневшие от времени лики святых. Перед расположенной у противоположной стены большой иконой Спаса Вседержителя теплилась лампадка. При этом никакого намёка на электрические провода и лампочки накаливания, одним словом, ничего, что напоминало бы о том, что на дворе 20-й век. И запах… Да, точно, так пахнет ладан.

Раздавшиеся сзади шаги заставили меня обернуться. Это была Полина, в распахнутой дублёнке, под которой виднелась синяя кофта.

— Как здесь… необычно, — тихо произнесла она, оглядываясь.

Когда она говорила, из её рта вырывались клубочки пара. Понятно, что никакого отопления тут не было и в помине, а на улице стоял морозец порядка 15 градусов.

— Интересно, а почему никого нет, если двери открыты? — спросила она.

Я повернулся к ней и пожал плечами:

— Не знаю, может, батюшка куда-то по делам вышел? Пойдём, наверное, а то вдруг вернётся — а тут мы. Ещё за грабителей примет, сообщит в милицию.

Не успел я закончить фразу, как увидел, что Полина смотрит куда-то мне за плечо, и глаза её расширяются. Я обернулся… Перед иконой Спаса Вседержителя стоял пожилой священник в видавшей виды рясе, подпоясанной тонким кожаным ремешком, и с непокрытой головой. Его узкое, изборождённое морщинами лицо внизу венчалось редкой, седой бородкой. Из-под кустистых, таких же седых, но куда более густых бровей строго, и в то же время доброжелательно на меня смотрели глубоко посаженные глаза. Откуда он здесь взялся⁈ Вроде никаких потайных дверей не видно… Словно из воздуха материализовался.

— Здравствуйте! — выдавил я из себя.

— Здравствуйте! — тут же повторила Полина.

— И вам доброго здоровьичка! — улыбнулся батюшка. — С чем пожаловали?

— Да-а… — немного растерянно протянул я. — В общем-то, ехали мимо, смотрим — церковь незнакомая. Вроде сколько тут ездили, а не помним, чтобы тут храм стоял. Решили заглянуть, посмотреть… Простите, если что не так.

— Прощения просить не за что, — снова улыбнулся священник. — Собор Богоявления Господня стоит тут давно, наверное, раньше просто не обращали внимания. А сейчас, значит, нужда какая-то случилась, раз заметили и свернули с дороги.

Речь его текла мягко и неторопливо, словно бы убаюкивала, и я почувствовал себя хорошо и безмятежно, как не чувствовал, наверное, с детства. И образа на иконах не казались уже такими мрачными, храм будто бы наполнился изнутри каким-то странным свечением.

— Господь милостив даже к тем, кто забыл о нём, — между тем говорил батюшка. — Так что тебя и жену твою привело в храм?

— Откуда вы знаете, что она моя жена?

— Господь всё знает, — туманно изрёк старик. — И иногда даёт второй шанс, как дал его тебе. Знает он и о потере, вселившей в ваши души скорбь. Но печалиться не стоит, его душа не успела испытать всех горестей земной жизни. Но и вам хочется Подойди сюда.

Он неожиданно поманил к себе жестом Полину, и та, будто сомнамбула, послушно приблизилась к священнику, встала напротив него. А тот приложил левую ладонь к её лбу, а правую к животу, закрыл глаза и, как мне показалось, целую вечность так стоял, что-то неслышно бормоча себе под нос. Затем наконец открыл глаза, убрал руки со лба и живота Полины, улыбнулся.

— Всё будет хорошо… А теперь езжайте.

И мы, словно бы подталкиваемые неведомой силой, двинулись к выходу. В себя я пришёл, только когда уже сидел за рулём «Волги». Полина сидел рядом и, моргая, смотрела прямо перед собой.

— Жень, что это сейчас было? — наконец спросила она, по-прежнему глядя перед собой. — У меня в голове всё ещё какой-то туман, а в животе… В животе какое-то странное тепло.

— Может, он гипнозом владеет, этот батюшка? — предположил я и посмотрел ан часы. — Ладно, чего гадать, поехали. Вроде были-то минут десять от силы, а оказывается, что почти час прошёл. Бывает же такое.

Я выжал сцепление и включил первую передачу, «Волга» плавно тронулась, переключил на вторую, ускоряя полуторатонную машину, а сам всё размышлял над словами этого странного священника. Что за второй шанс? На что он намекал? Неужто… Да нет, мистика какая-то. А с другой стороны, разве то, что моё сознание вселилось в моё же молодое тело — не мистика?

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Храма видно не было, наверное, остался где-то за поворотом, за вон тем перелеском. Почему-то у нас с Полиной больше не возникало желания обсуждать это происшествие, которое и происшествием можно назвать с натяжкой. Так, необычная встреча, не более того… В общем, нашли другие темы для разговоров, так и доехали до Асбеста. Договорились, что родным — да и вообще никому — о посещении церкви ни слова. Всё, что было — остаётся между нами. Не хватало ещё, чтобы слухи о том, что член партии и работник обкома бывает в местах отправления религиозных культов. Для полноты картины не хватало заскочить ещё в мечеть и синагогу.

Тем более дома было чем заняться. Встреча с родными, друзьями, с моим первым наставником, который даже в воскресенье тренировал ребят — всё это растянулось почти до самого вечера, когда нам уже нужно было отправляться в обратный путь. Правда, я всё же как бы между делом поинтересовался у мамы, не крестили ли меня случаем в детстве. Та замялась, потом, пряча глаза, сказала, что, когда мне было три годика, бабушка тайком водила меня в храм, где меня и окрестили. И даже крестик остался, маленький, серебряный, на простом витом шнурочке.

— А где он? — спросил я.

Вздохнув, она пошла рыться в своих сундуках, и вскоре вернулась, сунув украдкой мне в ладонь этот самый крестик. Простенький, но почему-то мне сразу показалось, что в нём заключена часть моей души. Нашею не надел, но в карман спрятал, пусть всё равно будет при мне.

Перед отъездом родители нагрузили багажник «Волги» банками с соленьями и вареньями, туда же отправился завёрнутый в вощёную бумагу шматок сала весом чуть ли не на килограмм. Хотели ещё мешок картошки сунуть, но я воспротивился. Нечего машину перегружать, картошку мы на базаре покупаем, денег покамест хватает.

На обратном пути я опять не спешил, даже ещё медленнее ехал. Нечего в таких потёмках гнать по заснеженной трассе. Да ещё и небольшая метель разыгралась. Так что дорога заняла больше двух часов. Я примерно помнил, где стояла церквушка, и когда проезжали это место, пытался высмотреть силуэт Собора Богоявления Господня, но тщетно. Я даже поворот с противоположной стороны трассы не смог разглядеть. Уставшая от поездки в гости Полина снова клевала носом, и я не стал её тревожить, чтобы поделиться своим недоумением по поводу исчезнувшей церкви.

«Волгу» снова загнал во двор, Полина отправилась принять душ перед сном, а я перетаскал в погреб из багажника банки. Не утерпел, отхватил от шмата сала несколько ломтиков, положил на кусок чёрного хлеба, и с наслаждением схомячил. Тут и душ освободился.

Несмотря на утомительную поездку, у нас с женой хватило сил на бурное выражение своих чувств, всё-таки какие наши годы⁈ Так что потом снова пришлось двигать в душ, причём принимали мы его на этот раз вместе. Окончательно легли чуть ли не в полночь, встали по будильнику ровно в 6, не совсем выспавшиеся, но полные надежд на новые свершения. Полина репетировала со своим коллективом песни для нового альбома, которые я им сочинил сразу по возвращении из Америки, и на днях предполагалась запись в студии — они уже успели забронировать её на всю среду. В альбом помимо исполненной на «Голубом огоньке» песни «Мне нравится, что вы больны не мной» вошли ещё семь песен: «Когда цвели сады» из репертуара Анны Герман, «Старинные часы» и «Паромщик» из репертуара Пугачёвой, «Лаванда», которую уже не суждено исполнить Ротару, «Мама», которую в моей истории пела Светлана Лазарева, «О нём» Ирины Дубцовой, «Не плачь» и «Колыбельная» Татьяны Булановой. То есть альбом получился таким грустно-романтичным. А «Колыбельную» Полина исполняла так трогательно, что даже у меня ком подступал к горлу. Да и у неё на глазах блестели слёзы. Мы оба, думаю, вспоминали в этот момент нашего неродившегося малыша.

Итак, первый рабочий день! Без четверти девять я переступил порог своего нового кабинета. Думал, буду первым, но как бы нет! Оба стола были заняты молодыми мужчинами, которые при моём появлении дружно встали и расплылись в улыбках.

— Здравствуйте, Евгений Платонович! — приветствовал меня тот, что был повыше и чернявым.

— Здравствуйте! — повторил тот, что был пониже и светло-русым.

— Привет! — я пожал им поочерёдно руки. — Я так понимаю, один из вас Геннадий Куропаткин, а второй Валентин Новицкий?

— Точно, я Куропаткин, — снова расплылся в улыбке чернявый.

— А я Новицкий, — представится второй.

— Давайте договоримся так… При других можно на «вы», а наедине будем общаться на «ты». Не против?

Коллеги были не против.

— Так, мне на планёрку сейчас идти, — посмотрел я на часы, — а как вернусь — познакомимся поближе и обсудим план действий на сегодня. Или у вас какие-то свои идеи есть?

Коллеги переглянулись и со слегка виноватым видом синхронно пожали плечами.

— Понятно… Ладно, я найду, чем вас занять.

Пока же поставил пустой портфель (нечего мне пока было в него класть) на сейф и выложил в верхний ящик стола три шариковых ручки. На столе помимо прочего стоял перекидной календарь. Завхоз, похоже, постарался.

Ну а мне пора шлёпать на планёрку. В прошлой жизни, случалось, сам проводил, будучи директором своей компьютерной фирмы. А теперь вот меня приглашают.

По прибытии в кабинет первого секретаря обкома мне пришлось довольствоваться местом не за столом, а на одном из выстроенных вдоль стены стульев, как и ещё десятку чиновников. За моей спиной аккурат оказалась батарея отопления, топили хорошо, спине сразу же стало тепло даже через спинку стула. Увидев входившего в помещение Ельцина, невольно начал приподниматься, но затем осадил себя и принялся сидеть дальше с невозмутимым видом. А вот Борис Николаевич меня заметил и двинулся навстречу с радушной улыбкой. Пришлось вставать, обмениваться рукопожатием.

— Первый день сегодня? — спросил он.

— Первый, — кивнул я.

— Ну, надеюсь, первый блин не будет комом, — гыкнул он и отправился на своё место.

А тут и все остальные участники планёрки подтянулись, включая Рябова. Тот ограничился кивком в мою сторону, когда шёл к своему месту во главе стола. Зато планёрку начал с моего представления.

— Доброе утро, товарищи! Прежде чем приступить к обсуждению текущих вопросов, хотел бы представить нашего нового сотрудника. Многие уже его знают, как автора гремящих на всю страну песен, и как знаменитого боксёра, олимпийского чемпиона Мюнхена. Где он к тому же отличился, помогая обезвреживать террористов. Итак, прошу любить и жаловать — Евгений Платонович Покровский.

Пришлось вставать, и стоять, словно истукан, на виду у всех.

— Евгений Платонович возглавил новый отдел, будет курировать молодёжную политику. Как планируете строить работу?

Вот предупреждать вообще-то надо о таких вещах, Яков Петрович! Впрочем, врасплох он меня не застал.

— Как я вам и говорил при нашей личной встрече, для начала необходимо разработать структуру организации. То есть выстроить цепочку: обком, горком, райкомы. И познакомиться с людьми, которые в низовых организациях будут решать поставленные перед ними задачи. Когда станет понятно, сколько у меня подчинённых (не считая двух уже прикреплённых), то можно будет здесь, в обкоме, провести своего рода совещание на предмет планирования работы.

— Согласен, — кивнул Рябов. — Заодно уж поделитесь с собравшимися товарищами своей задумкой с Днём города.

Пока я вещал заученный текст, сидевшие за столом время от времени переглядывались, мимикой выражая свои мысли. Когда я закончил, Рябов благосклонно разрешил мне сесть.

— Как, товарищи, вам такая идея? Вы что скажете, Геннадий Васильевич? — обратился он ко второму секретарю обкома Колбину.

Тот с важным видом откашлялся, сдвинув брови, изрёк:

— Задумка в целом неплохая, интересная. И, как мне кажется, эта традиция укоренится в нашей области. Да и остальные регионы страны примут на вооружение.

— Все согласны с мнением Геннадия Васильевича?

Рябов обвёл взглядом собравшихся. Естественно, никто не высказался против, да и если бы предложили проголосовать, думаю, и воздержавшихся не было бы. Было принято решение в конце недели провести заседание совместно с горкомом и формировать штаб проведения мероприятия. После чего ещё сорок минут слушал обсуждение текущих вопросов, с трудом сдерживая зевоту. Всё-таки выспаться после бурной ночи — вернее, позднего вечера — толком так и не удалось, и теперь хоть спички в глаза вставляй.

По пути из кабинета меня нагнал Ельцин.

— Проставляться будешь? — негромко спросил он.

Хм, а вот этот момент я как-то не продумал. А ведь и правда, надо бы проставиться.

— Приглашаю сегодня после работы в ресторан, — сказал я. — Сможете?

— Ради такого случая — конечно, — ещё шире улыбнулся Ельцин. — Своих из отдела тоже позовёшь?

— М-м-м, думаю, не стоит. Мало ли что мы с вами обсуждать там будем, ни к чему лишние уши. Тем более я их совсем практически не знаю, своих новых помощников. Лучше завтра после работы бутылку коньяка на троих разопьём, да хорошо закусим.

— Логично, — кивнул Борис Николаевич. — В какой ресторан рванём?

— Предлагаю при Доме офицеров. У меня там друг детства в ансамбле играет, да и вообще знают меня там.

На том и порешили. А впереди ещё целый рабочий день, и вечером ресторан. Фух, где бы на всё это сил взять…

Первым делом по возвращении с планёрки я спросил у ожидавших меня в ничегонеделанье помощников:

— Так, а теперь давайте познакомимся поближе. Рассказывайте каждый свою биографию. Кто начнёт?

Начал Гена. С его слов, он родился в обычной интеллигентской семье. Мама преподаёт русский и литературу в школе, папа работает в НИИ, каким-то завсектором. Сам Геннадий закончил Свердловский пединститут, где был комсоргом группы, потом поработал в школе, преподавал, как и мама, русский язык и литературу, а затем попал в райком комсомола, где стал членом КПСС. И оттуда уже год назад сюда, в обком партии.

— А в чём ты видишь своё предназначение? — спросил я его.

— Главными целями коммунистов является построение справедливого общества, достижение социального равенства…

— Стоп, стоп! Эти постулаты я и сам наизусть помню. Ты мне чисто по-человечески скажи, чего ты хочешь от жизни?

— Ну-у, — замялся Куропаткин. — Чего хочет каждый человек? Семья, дети, хорошая работа… Быть полезным обществу, в конце концов.

— Так, понятно… А ты, Валентин?

В общем, биография Новицкого мало чем отличалась от биографии Геннадия. Разве что родители работали инженерами в каком-то «почтовом ящике», которых в Свердловске было немало, да и закончил исторический факультет университета. В отличие от товарища, он уже два года как был женат на сокурснице, но детьми пока не обзавелись.

Объяснил им суть нашей работы, поделился планами, они слушали меня с серьёзным видом, периодически что-то записывали в свои блокноты.

На обед мои помощники рванули в обкомовскую столовую. Я же сказал, что приду чуть позже. Едва за ними закрылась дверь, набрал номер ресторана, попросив пригласить к телефону помнившего меня администратора, и поинтересовался, можно ли забронировать столик на сегодняшний вечер, добавив, что нас будет всего двое.

— Организуем, — без лишних экивоков пообещал тот.

Отлично, теперь нужно проинформировать Ельцина. Отдел строительства, которой он возглавлял, находился на этом же этаже, занимая три комнаты. А его кабинет предварялся приёмной, что говорило о солидности отдела. В приёмной я обнаружил молоденькую и довольно миловидную секретаршу, пившую чай под бутерброд. При моём появлении она смущённо покраснела.

— Приятного аппетита! — улыбнулся я. — Борис Николаевич на месте?

— Он на объекте, обещался быть к четырём, у него встреча назначена. А вы с ним договаривались?

— Да нет, просто хотел проинформировать кое о чём… Ладно, забегу тоже к четырём.

— Вы ведь Евгений Платонович Покровский, начальник нового отдела?

— Он самый.

— Ой, вы же знаменитость!

— Сейчас я рядовой… или почти рядовой чиновник. Ладно, побегу, ещё раз приятного аппетита! — попрощался я, не дожидаясь, когда дело дойдёт до автографов.

Столовая располагалась на нулевом этаже, где и архив. Кормили тут вполне неплохо, ещё и стоило всё сущие копейки, дешевле, наверное, чем в заводской. Это меня слегка покоробило. Жируют, суки… Понятно, что заводчане в массе своей зарабатывают больше, чем рядовой чиновник даже областного уровня, и могут себе позволить не только столовую, но и ресторан, пусть хотя бы раз в неделю. Однако сотрудники обкома, как мне кажется, и так находятся в привилегированном положении, и не так уж и мало зарабатывают, чтобы питаться за счёт налогоплательщиков. Опять же, льготы с пайками… Впрочем, эти мысли не помешали мне умять обед, ещё и поразмыслив над выбором блюд. Салат из огурцов, селёдка с луком, винегрет… На первое предлагались борщ, рассольник, гороховый суп и куриная лапша. На второе — котлеты, бифштексы и жареная рыба с гарниром из картофельного пюре, риса и макарон. Можно было взять и омлет. В качестве третьего блюда предлагались чай, кофе, компот и томатный сок. Ну ещё и полстакана сметаны. Из выпечки имелись пирожки с луком и яйцом и пирожки с повидлом, а также сочни и коржики. Я взял винегрет, борщ, пюре с бифштексом, компот и коржик, отдав за всё 27 копеек.

Без пяти четыре я снова появился в приёмной Ельцина. На этот раз тот был на месте, и я проник в его кабинет, только чтобы сказать, что к 7 вечера жду его в ресторане Дома офицеров, и что столик забронирован.

— Буду, — пообещал тот.

Ресторан Дома офицеров даже вечером понедельника не пустовал. Я успел побывать дома, предупредить только саму только что вернувшуюся из филармонии Полину, что проставляюсь и иду в ресторан с Ельциным, взял бы и её, но сегодня у нас чисто мужская компания, так что приду, возможно, ближе к полуночи. После чего чмокнул её в щёку и на вызванном такси отправился к Дому офицеров. Предполагалось, что придётся пить, и я не рискнул садиться за руль.

Без десяти семь я располождился за дальним, забронированным столиком, перед этим на входе сунув трояк швейцару и «синенькую» администратору. Сейчас передо мной лежало раскрытое меню, которое я лениво изучал в ожидании Ельцина. Тот появился почти четверть восьмого.

— Прошу прощения за опоздание, — сказал тот, пожимая мне руку и усаживаясь за стол. — Пришлось на объект внепланово выезжать, где был уже сегодня днём. Разгильдяи, сорвали поставку цемента, вся стройка стоит, а они работают в две смены. Вставил пистоны кому надо… Так, чем тут сегодня угощают?

Пока мы выбирали, чем отужинать, на сцене появились музыканты. И Серёга Зинченко тут, за клавишными. Окинул сквозь очки цепким взглядом зал, увидел меня, расплылся в улыбке. Я тоже улыбнулся, помахал ему рукой.

Пить мы решили коньяк. Памятуя сцену из фильма «Вокзал для двоих» с ужином Гурченко и Басилашвили, во избежание бодяжничества (кто его знает, хоть вроде и приличный ресторан) я попросил принести не раскупоренную бутылку «КВ». Чёрная икра в красивой стеклянной икорнице в виде осетра, язык заливной, редкие по этому времени года свежие огурцы и помидоры, шашлык, кувшин холодного морса, минералка… В общем, было что выпить и чем закусить после трудового дня.

Ну и поговорить, куда ж без этого.

— Как тебе, Женя, твой первый рабочий день? — спросил Ельцин, намазывая икру на хлеб.

— Считаю, что неплохо, Борис Николаевич, продуктивно. Сегодня обзвонил все горкомы партии Свердловской области, пообщался с людьми, в большинстве случаев нашёл понимание. Только в Нижнетагильском горкоме зам первого секретаря, с кем я общался, встал в позу. Мол, даже если ты и тот самый Покровский, то ни о каких твоих полномочиях я не извещён. Пришлось Рябову докладывать, тот пообщался с их первым, в итоге вопрос был улажен.

— Да, немало ещё на этом пути будет кочек и оврагов. Я в этом на собственной шкуре убедился.

— Борис Николаевич, а вот скажите только честно, моя инициатива по поводу празднования дня города ваш отдел сильно напряжёт?

— Честно? Не сказал бы, что прямо уж в восторге. Придётся на ходу некоторые планы менять, деньги выбивать, да и с материалами у нас не всё так гладко. Но ничего, прорвемся. А в целом идея отличная.

— Ну да… Пахать придется всем по двадцать пять часов в сутки, как в том анекдоте.

— Это в каком?

— Старшина построил молодых и говорит: «Через неделю комиссия из округа приезжает, так что пахать будете по 25 часов в сутках». «Товарищ старшина, — говорит один из молодых, — в сутках ведь двадцать четыре часа!». Правильно, вот и будете вставать на час раньше'.

Отсмеявшись, Ельцин заметил, что теперь уж точно кое-кому придется себе подъем пораньше устраивать.

Между тем гитарист и вокалист ресторанного ансамбля Андрей Козырев объявил в микрофон:

— Дорогие друзья! Сегодня в этом зале присутствует, не побоюсь этого слова, настоящая знаменитость не только Свердловска, но и всего Советского Союза! Олимпийский чемпион по боксу, недавно победивший в Америке самого Мухаммеда Али — даже я знаю, кто это, — улыбнулся Козырев. — Знаменитый композитор и автор песен, которые поёт вся страна, и которые исполняет так же наш ансамбль, причём некоторые песни с позволения автора мы исполнили первыми, чем весьма гордимся. Вот он, скромно сидит за дальним столиком, Евгений Покровский! Давайте поприветствуем нашего дорого гостя!

Что-то мне это напомнило. Ну да, когда мы тут с Полиной свадьбу нагуляли, Серёга меня так же представлял публике. Правда, тогда я ещё был просто чемпионом Европы. Но и тогда собравшиеся аплодировали, и сейчас зал взорвался овациями. Ну Козырь, ну подставил… Я поднялся си с вымученной улыбкой одарил собравшихся парой лёгких кивков, после чего уселся обратно на мягкую сидушку стула.

— Женя… Извини, что вот так на «ты», мы с тобой не первый год знакомы, — улыбнулся Козырев, — Сегодня в твою честь мы хотели бы исполнить написанную тобой же песню «Поверь в мечту».

Хм, так-то, конечно, она не моя, а Антонова, если не брать в расчёт слухи, что все свои хиты написал не он, а просто купил чуть ли не за бутылку водки тетрадочку с песнями у одного спившегося музыканта… Как бы там ни было, а всё равно приятно.

За ужином говорили о многом. В частности, затронули вопрос производства джинсов в Свердловске и области. Ельцин в общем-то по строительству, но ведь помог же когда-то студию обустроить. И в деле пошива джинсов проявил понимание.

— Можно загрузить нашу швейную фабрику, для начала выпустить небольшую партию и посмотреть, как разойдутся, — сказал он. — Поговорю завтра с начальником отдела лёгкой промышленности, он мужик нормальный.

В половине десятого, взглянув на часы, Ельцин вздохнул.

— Пора уже и честь знать. Моя просила долго не задерживаться. Да и с утра у меня завтра совещание на выезде с прорабами, нужно быть в форме.

После чего полез во внутренний карман пиджака за кошельком.

— Борис Николаевич, ну что вы… Мой первый день, я угощаю.

— Ну, коли так, тогда ладно, — он с улыбкой убрал кошелёк обратно.

А я полез за своим:

— Я своей тоже обещал сильно не засиживаться.

Из ресторана вышли вместе. К этому времени администратор вызвал такси, которое нас и развезло по домам. Сначала Ельцина, затем меня, тут я снова платит сам. Ну так не на последние гуляем.

В воскресенье, когда Полина с утра отправилась записывать альбом на студию со своими музыкантами из «Свердловчанки», я уединился в зале, и сел за пишущую машинку. Решил, что пора очередные свои мысли отправить Судоплатову, а тот уж пусть думает, что с этим делать. Собравшись с мыслями, приступил:

«Когда в моём будущем писали, что в СССР имелись уникальные компьютерные наработки (какая-нибудь Сетунь с троичной логикой от 1959 или аналоговые вычислительные блоки с километрами золотой проволоки внутри), то предполагают, будто СССР конкурировал с США на равных, но из-за вредительства, из-за управленческих ошибок или из-за других досадных неурядиц вынужден был сойти с дистанции. Боюсь, что проблема гораздо глубже. Развитый социализм был обречён на технологический проигрыш, так как в нём отсутствовало важнейшее инженерное звено. Техническое образование в СССР было отличным. К 1917 Российская Империя делила с США первое место по числу студентов технических вузов и, несмотря на огромную потерю кадров в ходе революционной разрухи, СССР унаследовал от Империи значительную долю её инженерной мощи. Так как техническое образование в Союзе считали более важным, нежели любое другое, и так как интеллектуалы в советскую эпоху мало где могли себя применить, самые умные ребята шли учиться именно на инженерные специальности. По этой и по некоторым другим причинам лучшие советские инженеры как минимум не уступали своим немецким или американским коллегам, а кое в чём и превосходили их. С академической наукой в СССР тоже было всё хорошо. Не так хорошо, как с инженерами, так как учёным для работы нужно и оборудование, и обмен опытом с заграницей, и ещё много чего, но достаточно хорошо, чтобы мы стремительно продвигались, например, в освоении космоса и в строительстве АЭС. Чего у нас не было — вот просто начисто не было, ноль баллов из десяти — так это среднего звена. Процитирую Генри Форда, построившего для Сталина Горьковский автомобильный завод. Это из книги 'Сегодня и завтра»: «Мы никогда не занимаемся тем, что иногда амбициозно зовётся исследованиями, если это не связано с нашей единственной целью: делать моторы и ставить их на колёса. Всё остальное — за пределами наших интересов, и делать что-либо там означает не сделать чего-то здесь. Наша лаборатория в Дирборне оборудована всем, что может понадобиться для экспериментов… Наша главная обязанность, как мы её понимаем, — не удивляться разным сюрпризам на нашем пути, а осваивать производство одной вещи как можно лучше. Этот процесс выводит нас во многие сферы…»

Ничего подобного в СССР не было, так как не было в СССР и аналогов Генри Форда: советский инженер не мог открыть свою мастерскую или завод, чтобы делать там, например, автомобили или, может быть, радиоприёмники, или хотя бы комплектующие для них. Таким образом, советская техническая отрасль выглядела как изувеченная пирамида: умные инженеры были, научные лаборатории были, а частные мастерские и частные заводы отсутствовали. С точки зрения советских властей проблемы это не представляло. Государственными заводами управляли номенклатурные работники, зачастую также с инженерным образованием, при заводах имелись всякие экспериментальные цеха, существовала целая система изобретательства и рацпредложений. Однако в условиях административно-командной экономики все эти костыли работали плохо. В первую очередь по той причине, что увлечённый своим делом инженер не мог получить у начальства достаточно ресурсов, чтобы производить, к примеру, двигатели для автомобилей или хотя бы нормальные наборы гаечных ключей. Как итог, несмотря на наличие собственных мозгов, СССР вынужден был покупать заводы и современное оборудование для них на Западе. К примеру, в конце 1960-х итальянцы продали нам АвтоВАЗ, а в 1987, незадолго до развала страны, разразился большой скандал с закупкой Советским Союзом мощных японских фрезерных станков. Да, мы живём в глобальной экономике, и все страны, включая Италию с Японией, многое импортируют. Разница в том, что для Италии с Японией импорт был вопросом экономии, тогда как для СССР — вопросом необходимости. Условный Иван Иванов не открыл в 1930-е мастерскую по выпуску коловоротов, не перешёл позже на сверлильные станки, не развернул к 1987-му производство огромных фрезерных станков для обработки винтов подводных лодок. Как результат, пришлось сначала покупать нужные станки в Японии, а потом, когда детали сделки стали известны американцам, искать для импорта какие-то другие подпольные пути. СССР пытался перескочить через этап, через который перескакивать было нельзя: сразу купить завод, чтобы он делал готовый высокотехнологичный продукт. Но в атмосфере бюрократической суеты инновации внедрялись медленно, нормальных комплектующих было не достать, поэтому итоговое качество продукции получалось недопустимо низким. Когда началась компьютерная гонка, проблема стала особенно наглядной. В США был, например, Майкл Делл, сын зубного техника. В 1984, в возрасте 19 лет, он начал собирать компьютеры из комплектующих и продавать их всем желающим. Когда заказов стало больше, нанял ещё трёх студентов с отвёртками себе в помощь. Вскоре корпорация Делл стала компьютерным гигантом. В моём будущем там работали 160 тысяч человек, выручка за 2021 год была почти 100 млрд долларов. В Британии был, например, Клайв Синклер. Инженер в третьем поколении, он открыл в 1962 маленькую компанию по производству радиодеталей, через 10 лет переключился на электронные часы и маленькие телевизоры, а в 1980 создал знаменитый компьютер «Синклер ZX80», более известный в моём прошлом-будущем как «ZX Spectrum». В США был, например, Гэри Килдалл, преподаватель математики. В 1972 он купил за 25 долларов процессор Intel 4004 и начал писать для него программы для судовой навигации. Позже он разработал язык программирования PL/M, а ещё чуть позже написал на этом языке операционную систему СР/M, которая вдохновила Билла Гейтса на создание DOS, предшественника знакомой всем системы «Windows». Идея такова, что деятельный капиталистический инженер мог заняться производством чего-нибудь технологичного немедленно, и с годами развивать своё детище, постепенно выпуская всё более качественный и сложный продукт. Советскому инженеру для реализации инициативы снизу нужно было пройти семь кругов бюрократического ада, получая отказы от всё более и более важных чиновников. Как зовут советского инженера, которого можно сравнить Клайвом Синклером или с Майклом Деллом? Мы не знаем. Потому что в моём 1980 году, когда советские инженеры пришли к замминистра радиопромышленности СССР с предложением выпускать персональные компьютеры, тот ответил им знаменитой репликой: «Ребята, хватит заниматься ерундой. Персонального компьютера не может быть. Могут быть персональный автомобиль, персональная пенсия, персональная дача. Вы вообще знаете, что такое ЭВМ? ЭВМ — это 100 квадратных метров площади, 25 человек обслуживающего персонала и 30 литров спирта ежемесячно!». Подытоживая вышесказанное, именно частники — передний край науки, так как, напомню, станки для обработки лопастей подводных лодок СССР повторить даже в единичном экземпляре не мог. Во-вторых, бесчисленные частные заводы и мастерские — это база для промышленности, и без этой базы не мог бы открыться ни один современный завод, так как ему пришлось бы или заранее мириться с низким качеством продукции, или делать самому абсолютно всё, начиная от тех самых отвёрток и заканчивая привитием производственной культуры работникам. В-третьих, развитая промышленность — это необходимая питательная среда для академической науки, так как промышленность даёт учёным и ценные кадры, и лабораторное оборудование, и материал для исследований — не говоря уже про частные институты с университетами, которые «проклятые буржуины» традиционно строят в избытке. Надеюсь, эта информация попадёт в нужные руки, где сумеют сделать необходимые выводы'.

Письмо отправил на следующее утро по пути на работу, сделав небольшой крюк на «Волге» к неприметному почтовому ящику на улице Радищева. Раньше-то всё из Москвы отправлял в целях конспирации, сейчас, собственно, кому надо, знают, кто отправитель.

А ближе к обеду на моём столе затрезвонил телефон. Оказалось, звонили из Москвы, из Внешторгбанка, чтобы сообщить, что на мой текущий вклад в этом самом банке переведены 100 тысяч долларов — гонорар за бой, и ещё 250 тысяч «зелёненьких» — гонорар за проданные в США пластинки. Так что я могу подъехать и либо обменять их на рубли, либо забрать чеками. Был и третий вариант: часть чеками — часть рублями.

М-да, вот так вот по телефону, открытым текстом, о таких суммах… Святые «застойные» времена! Телефонистка на АТС, небось, в обмороке. И кстати, как они разузнали мой рабочий номер? Впрочем, для такой организации, как Внешторгбанк, это, думаю, не составляет особого труда.

— А когда можно подъехать? — поинтересовался я.

— В любое удобное для вас время с 9 утра до 6 вечера, кроме субботы и воскресенья. При себе обязательно иметь паспорт.

Короче говоря, на пару дней пришлось отпроситься с работы, дабы слетать в Москву и обналичить валюту. Общая сумма в рублях выходила солидная — 290 тысяч. 270 тысяч рублей взял наличными, а ещё 20 тысяч обналичил в чеки «ВТБ». Пригодятся, мало ли… Сразу же отправился в ближайшую сберегательную кассу, чтобы положить деньги ан аккредитив — не с собой же везти такую сумму! Кассирша, увидев перед собой растущую стопку из пачек денег, впала в лёгкую прострацию, а затем сорвалась за заведующей отделением. Но та оказалась женщиной опытной, даже не подала виду, что удивлена, а может, даже и узнала меня, тем более заглянув мой паспорт. В общем, всё обошлось.

С полегчавшим портфелем и лёгким сердцем направился к ближайшей «Берёзке», где приобрёл цветной телевизор «VEGA» немецкого производства. Подкупил он меня своей какой-то необычной, «космической» конструкцией, ещё и лёгкой к тому же. А взял я его в подарок новобрачным. То есть Вадиму и Насте, которые наметили свадьбу на первую субботу марта. Не нашлось у них сил дождаться получения дипломов, так и рвутся в семейную жизнь. С рестораном я подсобил, естественно, празднество пройдёт в почти уже родном ресторане Дома офицеров, где я забронировал VIP-зал на тридцать персон. Много-то народу не ожидалось: несколько человек родни с каждой стороны, десяток сокурсников, да мы с Полиной. На банкет и на платье невесты Вадик с Настей, с их слов, уже накопили, ну да если что — я помогу. Причём могу помочь и безвозмездно, о чём сразу сказал другу, но тот замахал руками, мол, ты что, даже не думай, если только в долг…

С парнями из «Альфы» я рассчитался на следующий же день после возвращения, сняв перед этим часть денег со сберкнижки. Радости их не было предела, но я посоветовал тратить деньги с умом. Обещали не дурить.

Не забывал я и о тренировках. Всё ж таки всё ещё входил в состав сборной, а в апреле пройдёт первенство «Динамо», приуроченное к 50-летию динамовского общества. По его итогам будут отбираться участники на осенний чемпионат страны, который принимает Вильнюс.

Одним словом, жизнь, декорированная новыми целями и задачами, входила в привычное русло, и хотелось верить, что впереди меня лично и моих близких (а по возможности всю страну) ждёт светлое, беззаботное будущее.