Мой друг Бобби

5

Мы шли гуськом с оружием наизготовку. Впереди Абдул, за ним У Ба Со. Они вели Джека и Джилл.

Мы старались держаться поближе к озеру. Джеку и Джилл не терпелось, они рвались с поводков. Абдул и У Ба Со с трудом удерживали собак. Кто поразил меня, так это Бина. Бина подобрала волосы в тугой узел, изо всех сил стиснула ружьё побелевшими пальцами, готовая в любую минуту открыть пальбу. Ну кто бы мог подумать, глядя на её решительный вид, что она всю ночь глаз не сомкнула от страха перед темнотой, в которой ей мерещились медведи.

Джамаи-бабу был в хорошем настроении и всё время чему-то посмеивался.

Я тоже не подавала виду, что провела ночь, скорчившись под одеялом, в ужасе неизвестно от чего. Я шла за отцом с воздушным ружьём на плече.

Последними шли Джатин-бабу и мистер Джефферсон. Никто не разговаривал.

Озёрная поверхность посверкивала под солнцем. Время от времени наши ноги вспугивали стайки диких уток. Они взлетали, звучно хлопая крыльями. Мы не обращали на них внимания, потому что мы шли ловить убежавшего медвежонка совсем дикого, но наверняка симпатичного.

Что-то стремительно прошуршало мимо нас в кустах. Раздался странный звук.

— Боже мой! — ахнула Бина, хватаясь за Джамаи-бабу.

— Разве я не говорил, что священные книги запрещают женщине сопровождать мужчину на охоте?

В голосе Джамаи-бабу слышалось раздражение, чуточку смягчённое усмешкой.

Бина спохватилась, сделала оскорблённое лицо и сказала:

— Мне ничуть не страшно. Я просто споткнулась. Не понимаю, почему нужно поднимать вокруг этого шум?!

Я дипломатично промолчала. Кому хочется, чтоб отправили домой, когда начинается самое интересное?

Лес становился всё гуще, тропинка делалась всё уже, а то и вовсе исчезала в траве и кустарнике. Нас сопровождали стайки бабочек и кузнечиков. Мне так всё это нравилось, что я засвистела от удовольствия. И тут же была обругана отцом, потому что мы уже вошли в зону охоты, где совершенно незачем свистеть.

Бах! Ба бах! — это стрелял Абдул.

— Дичь попалась! — сказал отец, и все заулыбались.

Вдруг начали стрелять и другие.

Джамаи-бабу стрелял по птицам, Джека и Джилл спустили с поводков, и они помчались искать и подбирать добычу.

Джек принёс в зубах птицу, которую подстрелил Джамаи-бабу, положил её у наших ног и опять рванулся в лес. За ним с громким лаем понеслась Джилл.

У самых моих ног лежал маленький мягкий соловей. Из клюва вытекала кровь, глаза застывали в неподвижности.

Мне стало так тоскливо, что слёзы сами закапали из глаз. Я совсем было расплакалась, но отец сказал:

— Как не стыдно! Разве охотники плачут?

— Зачем же взрослому человеку убивать соловья? — не выдержала я и всё-таки разрыдалась.

Судя по лицу Джамаи-бабу, ему было стыдно. Он приготовился что-то сказать, но в этот самый миг в лесу поднялся невообразимый шум. Джек и Джилл захлёбывались оглушительным лаем, а голос Джефферсона звал:

— Сюда, скорей сюда, Ча́удари! Медведь!

Мы бросились в заросли. Я мчалась, роняя слёзы, хотя плакать уже расхотелось.

Я никак не могла разобраться в происходившем. Все столпились у колючих кустов, толкались и кричали. Джилл, оскалив клыки, с грозным рычанием носилась кругами. Абдул и У Ба Со быстро разворачивали сеть, захваченную предусмотрительным мистером Джефферсоном.

— Заходи с той стороны!

— Вот он! Я его вижу!

— Давайте собак на него!

— Джек, бери его! Джилл!

Я замерла на месте и только вертела головой в попытке понять, что происходит. Рядом со мной стояли Бина и отец. Остальные быстро и ловко набросили сеть на медвежонка.

Это был ком чёрной шерсти, не очень большой, даже, скорее, комок. Но комок верещал и вырывался с невероятной энергией. Медвежонок огрызался, рычал, выл и колотился так, что его с трудом удерживала четвёрка взрослых мужчин.

Мистер Джефферсон заглянул мне в глаза, ещё не просохшие от слёз, и торжественно заявил:

— Вот у тебя и медвежонок появился!

Я старалась рассмотреть медвежонка через сетку. Чёрная шерсть, красные глазки, которыми он устрашающе ворочал, а на груди под самой шеей красивый белый треугольник.

— Этот красивый медвежонок мой?!

Я не могла поверить своему счастью.

— А вы не застрелите его?

— Да что ты! Твой медвежонок.

Я осторожно протянула медвежонку руку и позвала:

— Бобби!

Медвежонок не обратил внимания, он изо всех сил старался разодрать сеть. Абдул споро завязывал петлю на толстенной верёвке.

— Сеть не годится, — объяснил Абдул. — Его нужно связать.

На Бобби накинули петлю, и я, расхрабрившись, сделала шаг вперёд и легонько дотронулась до медвежонка.

Бобби молниеносным движением выбросил лапу, и его когти проехались по моей руке.

Я отскочила и в страхе уцепилась за отца. Все так и набросились на меня: Бина, отец, Джамаи-бабу. Когда я увидела, как сильно течёт кровь, я испугалась ещё больше. В другой обстановке я бы, конечно, заорала. Но тут я стиснула зубы и решила, что перетерплю любую боль. Мне было очень страшно.

У Ба Со извлёк из-за пояса походную аптечку, и Бина стала смазывать рану йодом. Отец удивился, что я молчу, но начал меня отчитывать:

— Не смей больше подходить к медведю, слышишь? Учти, Мини, медведь так же опасен, как тигр. Медведь ударом лапы может сломать человеку шею. Медвежата бывают очень свирепыми.

Джатин-бабу решил, что он долго терпел, а теперь пора и ему вставить словечко:

— Бедная Мини, наверное, очень больно?

— Пустяки, простая царапина, — ответила я, бодрясь из последних сил.

— Простая царапина! Подожди, ещё нарывать начнёт. Бина, перевяжите её получше!

Один только мистер Джефферсон не стал меня ругать и даже других утихомирил. Мистер Джефферсон всегда за меня. Бина говорит, что он меня любит, оттого что у него нет своих детей.

У Ба Со почувствовал, что настал момент напомнить о себе:

— Всё равно у нас удачная охота: медвежонок-то наш! Как насчёт вознаграждения, са́хиб[3]?

Отец, Джатин-бабу, мистер Джефферсон и Джамаи-бабу переглянулись с довольным видом.

У Ба Со и Абдул получили щедрую награду.

На обратном пути мистер Джефферсон даже запел своим хриплым голосом английскую песню про медведя.

Остаток дня мы только и говорили, что о медведях, рассказывали случаи из жизни или истории, услышанные от других.

Отличился, конечно, Джатин-бабу. Он рассказал такой случай:

— Вы все, без сомнения, слышали про бурых медведей? Самая свирепая порода! — Он даже поёжился при мысли о медвежьей свирепости. — Если бурому медведю попадётся человек, медведь сначала перегрызёт ему горло и высосет горячую кровь, потом сожрёт мясо, потом кости, потом кожу. От человека просто следа не остаётся. Мне раз пришлось собственными глазами видеть, как бурый медведь целиком сожрал большую птицу, просто огромную.

— Правда? — ужаснулась Бина. — И где же это было?

Джатин-бабу замялся и негромко сказал:

— Ну, в общем, в зоопарке…

Все так и прыснули.

Явились Абдул и У Ба Со с грудой дичи. У Ба Со улыбнулся отцу:

— Куры, сахиб.

— Дикие куры, разумеется, — строго поправил его отец.

— Дикие, дикие куры, чуть не забыл! — Узкие глазки У Ба Со почти совсем закрылись от смеха.

Отец, верный своему слову, потребовал, чтобы Бина не занималась ужином — он сам всё сделает.

Бина удалилась, мрачно ворча:

— Ну и прекрасно! Хоть раз отдохну!

Едва успели разложить ужин по тарелкам, как отец начал спрашивать, вкусно ли. Бина попробовала, и лицо её перекосилось. Я тоже попробовала и почувствовала только соль и перец. Это было ужасно!

— Очень вкусно! — промямлила Бина, пересилив себя.

К ней присоединились и другие, бормоча: очень вкусно, прекрасно, отлично. Сам отец объявил, что жареная дичь удалась на славу.

— Жалко только, что дичь бывает такая солёная и перчёная, — вдруг брякнула я, хотя твёрдо намеревалась промолчать.

Отец страшно рассердился.

— К твоему сведению, пряности являются одним из важнейших компонентов кулинарии. Врачи рекомендуют употреблять перец. Без перца в жарких странах невозможно жить. Кстати, я использую перец в умеренных количествах.

На протяжении всей речи отца, мистер Джефферсон тщательно отмывал свою порцию в воде, всем видом показывая, что его, как европейца, нужно извинить, он такую острую еду не переносит.

Один только Джатин-бабу ел с большим аппетитом. Косточки так и похрустывали на его крупных неровных зубах.

— Кто выдумал, что много перцу? По-моему, очень вкусно, — объявил Джатин-бабу.

И в эту самую секунду в комнату ворвался Бобби, увешанный клочьями сети, с обрывком верёвки на шее.

И — началось! С грохотом разбилась чья-то тарелка — скорей всего Джатин-бабу выронил свою, — кто-то поскользнулся на пролитой подливке, со звоном покатилась кружка. Всё произошло с такой быстротой, что растерялись даже Джек и Джилл. Абдул спустил их с поводков, как только увидел медвежонка. Собачий лай и рёв Бобби, крики всех сбежавшихся в комнату — всё смешалось.

Я изловчилась и прыгнула на Бобби сзади, подражая прыжку вратаря на футбольный мяч.

— Мини! — завизжала Бина. — Мини, отпусти медведя, он тебя загрызёт!

Отец бросился ко мне:

— Мини! Брось его!

«Ещё чего, — подумала я, — не отпущу, и всё!»

Бобби сильно царапнул меня за левую руку, но я ухватилась правой за обрывок верёвки на его шее.

— Абдул! Скорее! — завопила я.

Абдул рывком навалился на Бобби и завёл верёвку ему в пасть. Я поднялась на ноги, прикрикнула на Джека и Джилл, чтоб они немедленно прекратили безобразный лай. Потом я погладила Бобби по голове.

К моему удивлению, Бобби спокойно принял ласку. Он только косился на мою окровавленную руку и ворчал. Через минуту он смолк, обвёл взглядом разгромленную комнату и громко засопел. Я ещё раз погладила Бобби, он не противился.

Бину это почему-то так рассердило, что она силой оттащила меня от медвежонка.

Бина вылила чуть не весь йод на мою руку.

— Посмотри, что ты натворила, — почти кричала она. — А крови сколько! Всё показать себя хочешь? Как будто больше некому связать медведя!

Я бы расхохоталась, если бы йод так не щипал. Конечно, некому, кроме меня. Что я, не видела, как все остальные растерялись? Джатин-бабу до сих пор стоял в остолбенении, а в зубах — куриная ножка! Ох и вид у него был!

— Дикая курица! — Я показала пальцем на него, и все засмеялись.

Наутро Джатин-бабу долго прощался с нами. Он взял слово, что мы обязательно приедем к нему погостить и расскажем его внукам, какой отважный охотник их дед.