Мой единственный

Глава 12 Веселого Рождества!

Провожу несколько мучительных разговоров с Маком, во время которых он продолжает настаивать, что я должна поехать с ним, а я продолжаю настаивать, что не могу. Вечером накануне его отъезда вспыхивает жаркая ссора, когда я называю его эгоистом. А он меня мученицей, в результате чего он заканчивает разговор, бросая трубку. Мне хочется тут же перезвонить ему, но я понимаю, что это бесполезно. Несмотря на то что мы еще разговариваем, чувство такое, что он уже уехал. Ложусь спать в надежде, что он сам перезвонит, но он не звонит. Проснувшись утром, понимаю, что он, скорее всего, уже едет в Хитроу. Околачиваюсь около телефона, ожидая, что он передумает, и Чарли очень радуется, когда я соглашаюсь на чипсы и печенье на завтрак. Отвожу его в школу и как можно быстрее возвращаюсь домой прослушать автоответчик. Сообщений нет.

Не могу поверить, что это случилось. Скорее всего, что-то произошло, нужно послушать утренние новости. Нет, ничего не произошло. Подлец. Звоню Лейле; она соглашается, что это все ужасно, а потом вдруг так неприятно добавляет, что ей нравится, как он себя ведет, не затягивает расставание, он принял решение и твердо стоит на своем. Я знаю, что она имеет в виду, его решительность мне тоже нравится. Это даже смешно, ведь сейчас благодаря своей решительности он бросил меня и уехал начинать новую жизнь.

Приходит Кейт выразить сочувствие. Она говорит, что я поступаю совершенно правильно, и, если бы он действительно любил меня, он бы согласился со мной. От этого я снова плачу. Я даже подсела на сентиментальные песенки о любви, сижу в машине и подпеваю Уитни Хьюстон «I will always love you». Чуть с ума не сошла от страха, когда однажды женщина, разносящая приходские бюллетени, постучала в окно машины и спросила, как я себя чувствую. Я уже объяснила Чарли, что некоторое время мы не будем встречаться с Маком, потому что он уехал работать в Нью-Йорк, и Чарли принял эту новость очень спокойно. Похоже, он даже не замечает, что его мама почти обезумела от горя, и только отказывается садиться в машину, пока я не пообещаю не включать музыку.

Через несколько дней укладываю его спать, и он спрашивает меня:

— Мама, а почему ты такая грустная? Потому что я болел? Может быть, ты боишься, что я снова заболею?

Он смотрит на меня с тревогой. О господи! Я носилась с собственным горем, а он все это время переживал, что мне позвонили из больницы и предупредили о рецидиве болезни.

— Нет, дорогой, конечно, нет. Я совсем не думаю, что ты опять заболеешь, честное слово. Просто я немного скучаю по Маку. Я не хотела тебя расстроить.

— Ну хорошо. Я тоже скучаю без него. Давай заведем собаку? Ты знаешь, она будет нас веселить, и ты не будешь скучать, пока я в школе. А если Мак вернется, она укусит его, и правильно, зачем он уехал в Америку! Ну что, мама, давай?

В течение следующего получаса я пытаюсь объяснить ему, что собака не сможет меня утешить и развеселить, а в конце мне в голову приходит отличный аргумент:

— И потом, Баз и Вуди будут бояться, когда собака будет бегать по саду. Это несправедливо.

— Глупости, мама! Мы возьмем маленького щенка, они вместе будут играть и все такое. Когда он вырастет, они уже будут друзьями. Он даже сможет катать их на своей спине. Им понравится.

Пытаюсь убедить его, что кролики не любят ездить по саду верхом на огромной собаке, но он убежден в своей правоте. Мне приходится сдаться, я заканчиваю разговор очень просто: выключаю свет и выхожу из комнаты. Чарли сразу пускается в рев, и я чувствую себя виноватой. Стою за дверью спальни, думаю, что делать, потом все-таки вхожу, сажусь на колени перед его кроватью (потом даже болит шея), и мы крепко обнимаемся. Он быстро засыпает, а я начинаю понимать, что мне нужно взять себя в руки и не дергать Чарли. Чтобы не думать о Маке, начинаю составлять список покупок для Рождества, но депрессия не проходит, все бросаю и смотрю «Телохранитель» по видео. В который раз. Похоже, я еще долго буду подпевать Уитни.

Конец семестра неумолимо приближается, и родительский комитет развернул бурную деятельность. На следующей неделе проводится аукцион, а потом рождественская инсценировка[22]. Мисс Пайк очень старается, чтобы у каждого ребенка была роль и чтобы никто из родителей не был разочарован. Задача не из легких — ну сколько осликов и овечек можно одновременно разместить на маленькой сцене! — а за роль Марии вообще начинается настоящее соревнование. Миссис Бейтс старается изо всех сил, передает для мисс Пайк с Софи охапки цветов и домашние пироги. Но мисс Пайк все прекрасно понимает и в конце концов выбирает очень милую девочку по имени Элли. Чарли наотрез отказывается быть овечкой и решает, что лучше будет фазаном; мисс Пайк соглашается, почему бы нет, для разнообразия? Я ведь смогу сделать для Чарли костюм фазана, не правда ли?

Сам собой напрашивается естественный ответ «нет», но я почему-то говорю «да», а потом долгими зимними вечерами приклеиваю перышки к колготкам и футболке с длинными рукавами и делаю крылья из старого бархатного выходного пальто. Перья я беру из старой подушки, но они такие маленькие и смотрятся очень уж жалостливо, так что кроме них приходится использовать специальные декоративные перья, они окрашены в ярко-голубой, фиолетовый и красный цвета и стоят целое состояние. Когда Чарли примеряет костюм, меня охватывает безудержный смех. Он обижается и отказывается надевать костюм. Мне все-таки удается убедить его, что он замечательно выглядит, мисс Пайк меня поддерживает, в результате Чарли сдается и говорит, что он наденет его, если будет специальный клюв. Я делаю специальный клюв из жестяной фольги. Теперь он выглядит как гибрид сумасшедшего эму и того существа, которое получится, если вы возьметесь самостоятельно ощипать рождественскую индюшку. Ему очень нравится клюв.

Кейт, Сэлли и я проводим вечер в пабе, оставив Роджера сидеть со всеми детьми. Когда мы уходим, дети все дружно требуют пиццу и игру в прятки. У Роджера на шее на веревочке висит свисток. Это делает его похожим на учителя физкультуры, он говорит, что специально купил его, чтобы проводить вечера с детьми младше двенадцати лет. Звук этого свистка сопровождает наш отъезд. Мы едем в наш любимый паб в соседней деревне, а когда приезжаем, то видим, что сегодня там проводится викторина, и одну команду возглавляет наш викарий, а вторую — председатель местного отделения партии тори. Смертельный номер. Мы устраиваемся в дальнем зале и объявляем конкурс на самое изматывающее проведение Рождества. Как всегда, выигрывает Кейт: она едет к своей маме. Мы заранее договорились, что не будем говорить о мужчинах и детях, чтобы не расстраиваться. Говорим об одежде и о том, что будем делать, если выиграем миллион фунтов стерлингов. Оказывается, Кейт питает слабость к виллам на острове Барбадос, а Сэлли предпочла бы никогда, никогда больше не заниматься приготовлением пищи. Сегодня Кейт за рулем, так что мы с Сэлли прилично напились. Викторина заканчивается, победителем оказывается команда викария, и потом мы организовываем импровизированный концерт караоке. Через какое-то время я понимаю, что стою с Кейт и Сэлли и громко, во весь голос распеваю «Я выживу». Пошатываясь, мы выходим на улицу, тьма кромешная. Сэлли спотыкается о какую-то выбоину на парковке и произносит «твою мать» как раз в тот момент, когда викарий проходит мимо нас. Он делает вид, что ничего не слышал, а мы всю дорогу домой бурно обсуждаем, узнал ли он по голосу, кто именно употребил грязное ругательство. Мы приходим к выводу, что не узнал, но Сэлли просит нас не говорить Роджеру, потому что он планирует выставить свою кандидатуру в комиссию по управлению школами, а викарий входит в состав избирательной комиссии.

Когда мы возвращаемся домой, то устраиваем Роджеру перекрестный допрос, пытаясь выяснить, почему он хочет попасть в комиссию по управлению школами. В ответ он сильно смущается и говорит: «Ну так, просто подумал». А потом Сэлли объясняет, что он прочитал статью в газете, в которой говорилось, как важно, чтобы такая комиссия состояла из людей, характеризующихся не только излишним любопытством. Дело в том, что школы сейчас имеют возможность самостоятельно распоряжаться довольно внушительным бюджетом и поэтому в такой комиссии должны быть люди, которые хотели бы делать что-нибудь серьезное, а не только читать внутренние школьные отчеты о чужих детях. Мы полностью согласны с этим, особенно после того, как слышали, что говорит миссис Хэррисон-Блэк о маме слабоуспевающего ученика, и уже сейчас единогласно выбираем Роджера своим кандидатом.

Мой список рождественских покупок занимает два отдельных листа. Я решаю поехать в город на пару часов пораньше, чтобы походить по магазинам перед работой. Барни приглашает всех на праздничный обед, в прошлом году такой же обед затянулся до полуночи.

Цены в «Хемлейсе» просто грабительские, поэтому покупаю там только то, что точно не смогу купить в местных магазинах игрушек. Добираюсь до офиса около одиннадцати, умирая от желания выпить кофе и чуть-чуть полежать. Прикидываю, слишком ли рискованно лечь полежать на диванчике в кабинете Барни, пока он не пришел, но тут появляется Лоренс и выражает свое сочувствие по поводу того, что, как он слышал, у меня ничего не получилось с Маком Макдональдом. А слышала ли я, что в Нью-Йорке за него поднимают тосты и уже несколько раз видели в сопровождении настоящих красоток? Я уже собираюсь врезать ему как следует, но тут появляется Барни, он явно слышал последнее доброжелательное высказывание Лоренса.

— Привет, дорогая. Выглядишь великолепно, как всегда. О чем это болтает Лоренс? Наверно, о своих свежих идеях по поводу офисной мебели? Ему придется сидеть у дверей в специальной такой кепке с козырьком, чтобы за всеми следить и не пропустить ни одну важную сплетню. Правда, Лоренс?

Лоренс пытается рассмеяться, но Барни еще не закончил.

— Между прочим, если он рассказывает тебе о Маке Макдональде, то не верь ни единому слову. Я уверен, что все это ему уже осточертело. Все эти ужасные американки-пираньи, почуявшие запах свежей крови, — они кого угодно повергнут в шок. Ну ладно, Лоренс, мне нужно поговорить с Энни.

Лоренс уходит, явно обиженный тем, что его исключили из разговора.

— Спасибо, Барни. Все же, я думаю, он не скучает.

— Я бы сказал, скучать ему не приходится. Работы у него там — не позавидуешь. А если он все-таки найдет там себе местную принцессу — Бог в помощь. Она бы ему пригодилась. Что же все-таки случилось между вами?

— Да ничего и не случилось. Он хотел, чтобы я все бросила и поехала с ним в Нью-Йорк, а я не согласилась.

— Тоже правильно. Зачем тебе туда ехать? Кроме всего прочего, ты здесь мне нужна. А все-таки жаль. Мне казалось, ты была счастлива.

— Да, была. Давай не будем больше говорить об этом, а то я сейчас расплачусь.

— Трудный год был для тебя, да?

— И да и нет. Чарли выздоровел, и с Маком было много хорошего. Не смотри на меня так, у меня позитивный настрой.

— Вот это правильно. Выше нос! В будущем году встретишь классного мужика, который быстро разберется, что к чему; только подумай, как это будет здорово.

— Спасибо, Барни, мне уже лучше. Ты даже представить себе не можешь, как мне важна твоя поддержка.

— Всегда готов. Слушай, перед тем как пойти на обед, хочу кое-что тебе подарить. Мне не хотелось показывать при Лоренсе, он будет дуться весь день. Это просто в знак благодарности, у нас был удачный год и все такое.

Он сильно краснеет и протягивает мне пакет от «Либерти», а в нем необыкновенной красоты бархатный шарф в черно-фиолетовых тонах. Я сегодня утром видела похожий и хотела купить для Лизи, но, когда посмотрела на цену, поняла, что придется поискать что-нибудь другое, на что не потребуется брать ссуду в банке.

— О, Барни, спасибо! Какой красивый!

Когда я вытаскиваю его, чтобы примерить, из пакета вылетает маленький листок бумаги и, плавно кружась, опускается на пол. Поднимаю его и вижу, что это чек на тысячу фунтов.

— Небольшой бонус. Спасибо тебе за работу.

— Барни, я не знаю, что и сказать! Спасибо!

Я обнимаю его и целую; от смущения он становится очень серьезным и говорит:

— Ну ладно. Я рад, что тебе понравилось. Слушай, а теперь отвали, ты мнешь мне пиджак.

Корпоративная гулянка проходит очень хорошо, только все быстро напиваются, а так как я за рулем, то не могу последовать их примеру, поэтому потихоньку ухожу около пяти часов, чтобы встретиться с Лейлой за чаем.

Лейла заинтригована подарком Барни и предлагает помочь мне немедленно его истратить. Постепенно мне удается ей объяснить, что я скорее лягу посередине улицы и пусть меня переедет автобус, чем снова пойду хоть в какой магазин.

— Да, ты же мне еще не говорила: как там Летучий Голландец?

— О, спасибо, пока все хорошо. На этот раз я стараюсь себя сдерживать. Чертовски трудно, он бесподобный мужчина. Мы с ним встречаемся завтра, чтобы обсудить его проект по работе с домом. На самом деле мне не терпится не только поскорее обсудить проект, но и просто увидеть его. Как ты думаешь, это плохой признак?

— Не будь дурой. Все это связано. Даже если он окажется идиотом, дом будет в хорошем состоянии. Так что вариант беспроигрышный. Не волнуйся. Когда ты приедешь к нам с Чарли? У нас для тебя подарки.

Это верный способ привести Лейлу в неистовство: она обожает подарки. Очень трудно выбирать подарки для нее, так что в этом году я использовала подход «мешок подарков». Я купила для нее целую кучу маленьких блестящих вещичек, а Чарли смастерил рамку для картин, использовав полтонны блесток и четыре метра мишуры. Он поместил в нее фотографию Лейлы, на которой она держит Чарли, которому всего несколько часов от роду, а еще специально нарисовал для нее картинку и подписал: «Я люблю Лейлу». В его цветовой палитре явно преобладают розовый, серебряный и золотой цвета. Ей понравится. Я пересказываю ей новости о Маке, которыми со мной поделился Лоренс, и она говорит, что все это глупости, и она сама больше согласна с Барни. Она предлагает позвонить своей подруге в Нью-Йорк и узнать, правда ли все это, но я говорю ей, что меня это не волнует. Мы обе понимаем, что это явная ложь, но притворяемся, что не понимаем, и переводим разговор на новый дизайн ее ванной комнаты.

Наступает день нашего театрального представления, и я отвожу Чарли в местный концертный зал. Нас встречает очень странная процессия маленьких детей, наряженных домашней птицей и животными всех мастей. Очень холодно, мы с Кейт сидим в зрительном зале, и проходит, кажется, несколько часов, а представление все не начинается, из-за занавеса доносятся приглушенные удары, хлопки и стук. Сэлли и Роджер приходят совсем поздно, пробираются и садятся на свои места, которые мы заняли для них. Оказывается, у Вильяма что-то случилось с костюмом в самый последний момент. Напряжение достигает кульминации, когда занавес наконец поднимается. Я начинаю реветь чуть ли не сразу: очень маленький мальчик в костюме ослика падает со сцены, а маленькая овечка останавливается и машет рукой своей маме. Мария так волнуется, что не может говорить, пока один из ангелов очень резко не толкает ее в бок. Может быть, это Софи Бейтс, не видно под всей этой мишурой.

Забыла взять с собой платок и все время шмыгаю носом, но, к счастью, половина зрителей делает то же самое. На этот раз школа очень благоразумно запретила кино- и фотосъемку, потому что в прошлом году двое пап устроили настоящую потасовку друг с другом из-за хорошей позиции в конце зала. В этом году мистер Дженкинс снимает все на видео, и фильм можно будет купить в родительском комитете и тем самым содействовать увеличению его фонда. Мне кажется, что он не умеет пользоваться такой функцией, как объектив с переменным фокусом расстояния, потому что все время то стремительно подается вперед, то очень медленно отходит назад. Но я сижу тихо и не высовываюсь, потому что миссис Хэррисон-Блэк предложила, чтобы я организовала такую съемку кем-нибудь из наших «боссов», а я отказалась. Я пыталась ей объяснить, что все наши боссы скорее заколют себя вилками, чем согласятся иметь дело с самодеятельностью, но она мне не поверила. Потом я ей сказала, что придется привозить всю съемочную группу, а еще они наверняка захотят снести как минимум одну стену зала, чтобы правильно установить свет. Миссис Хэррисон-Блэк сказала, что наш викарий вряд ли даст разрешение на это, и тема была закрыта. Но по ней было видно: она считала, что я выпендриваюсь.

Чарли выходит на сцену вместе с Джеймсом и Вильямом, наряженными овечками для иллюстрации эпизода про то, как пастухи ночью пасут своих овечек. Он активно «машет крыльями», и половина аудитории начинает смеяться, но тут же из вежливости маскируют смех под кашель. Песня исполнена до конца, зал громко хлопает. Чарли снова машет крыльями, и зал начинает хлопать громче. Судя по всему, Чарли вошел в роль и совсем не прочь выступить на бис, но тут из-за кулис появляется рука мисс Пайк, которая вытягивает Чарли со сцены, и только несколько оторвавшихся перышек еще плавно кружат над ней.

Представление развивается по сценарию, ребенок рождается, и старшеклассники показывают рок-н-ролльную версию эпизода «В яслях». Сама идея очень неудачна, хотя партия барабана исполняется великолепно. Но это еще не конец. Все участники еще раз выходят на сцену для исполнения «Мы желаем вам счастливого Рождества». Затем выходит миссис Тейлор и произносит речь, в которой благодарит всех, кто пришел, и приглашает нас остаться, купить чаю и пирожков со сладкой начинкой, пока учителя уводят детей со сцены и помогают им снять костюмы. Я же ни секунды не сомневаюсь, что их шансы снять костюм с Чарли равны нулю. Чарли продолжает хлопать крыльями на протяжении всей речи, и многие бросают на меня удивленные взгляды. Раздаются аплодисменты, дети кланяются, очень довольные. Занавес закрывается, свет снова загорается, и все устремляются к тележкам с чаем.

Кейт считает, что костюм Чарли — настоящий шедевр, не можем ли мы дать его напрокат ее противному племяннику, Лайаму, чтобы он надел его на традиционную охоту во время «Боксинг Дэй». Она говорит, что, если Лайам падет жертвой охоты, от этого выиграют все, а ее дядя Джофри всегда так напивается, что стреляет во все двигающееся. В прошлом году он чуть-чуть промахнулся и не попал в Поли, их лабрадора. Наконец появляется мисс Пайк с детьми, которые теперь, когда все их мучения позади, веселятся и шумят. Как я и ожидала, Чарли еще в своем костюме, машет руками и клюет всех своим клювом. Мисс Пайк подходит поздороваться, но в это время в углу комнаты назревает драка с участием большого количества маленьких мальчиков и пирожков, так что ей приходится идти к ним.

Теперь Чарли, прыгая со стула, демонстрирует, как он умеет летать, и я понимаю, что пора уходить. На улице идет снег, но он не ложится на землю, а просто снежинки кружатся в воздухе, это так красиво. Чарли в восторге, бегает за снежинками, пытаясь поймать их крыльями. Проезжающий мимо фургон чуть было не врезается в стену, когда у водителя на пути возникает существо, похожее на огромную птицу, бегающую и размахивающую руками, в то время как какая-то сумасшедшая женщина бегает за ней, пытаясь загнать в машину. Огромного труда мне стоит убедить Чарли снять костюм на ночь.

— Я должен быть в костюме, если вдруг появится оборотень. Сначала он очень удивится, а потом я ударю его клювом.

— Чарли, оборотней не бывает. Кроме того, все твои перья оторвутся, если ты будешь спать в костюме всю ночь. Не глупи и надевай пижаму.

— Я ненавижу тебя, мама. Правда.

— Мне очень понравилось, как ты сегодня выступал. Так хочется поскорее купить кассету с записью и показать всем.

— А своим на работе ты покажешь?

— Да, обязательно.

Печальная правда заключается в том, что я, скорее всего, покажу, и Барни будет просто отрываться, комментируя плохое качество записи, — ведь снять такое мог только слепой. Он так всегда говорит, когда я приношу показать фотографии Чарли; сначала он просит посмотреть мои «фотки», а потом буквально разражается смехом и «поражается» тому, что я, проведя столько лет среди специалистов, так ничему у них и не научилась.

— Когда твои на работе посмотрят, они, может быть, захотят снимать меня в кино.

Только через мой труп. Не хочу даже на секунду представить себе Чарли как члена съемочной группы, потому что знаю точно, что все закончится слезами. Моими в основном.

— Давай-ка побыстрее надевай пижаму, и, может быть, мы почитаем.

— Ладно, мама, но я не буду снимать клюв.

Меня охватывает очень странное ощущение, когда я читаю книгу про пингвинов маленькому мальчику с большим клювом из жестяной фольги. Через некоторое время поднимаюсь, чтобы посмотреть, заснул ли он: спит, клюв все еще на нем, громко сопит, в руках зажата кучка перьев. Скорее бы получить эту видеозапись, буду хранить вечно. Когда он станет подростком и захочет произвести впечатление на девочек, этот фильм сослужит неоценимую службу.

Наступил последний день семестра, а у меня еще целый список дел, которые нужно сделать до Рождества. Временами дохожу до отчаяния, появилась привычка бубнить себе под нос названия и рецепты праздничных блюд, пока веду машину, в перерывах между пением под новую кассету Уитни, которую купила импульсивно, вместо того чтобы купить подарок тете Джоан. Но я уже слушаю не только слезоточивую «I will always love you», она даже стала меня раздражать, так что прогресс налицо. Сегодня в школе вечеринка, и каждому ребенку разрешено принести с собой игрушку. Чарли хочет взять с собой замок из «Лего», в полном наборе: с рыцарями, пушками и всевозможными животными, включая дракона. Говорю ему, что можно взять только одну маленькую игрушку, но он и слышать не хочет. В конце концов использую испытанный трюк, придуманный Кейт: притворяюсь, что звоню мисс Пайк и спрашиваю ее совета. Пока я «разговариваю», Чарли прыгает по кухне в ожидании ответа. Она «подтверждает», что можно взять только одну маленькую игрушку — и он соглашается без единого возражения. Не понимаю, почему это так раздражает, но факт.

Он останавливает свой выбор на ужасном трансформере: роботе, который можно переделать в гориллу, а потом обратно в робота, который при этом выпускает маленькие пластмассовые ракеты из своей макушки. Уверена, что мисс Пайк он не очень понравится, но еще раз «позвонить» я не решаюсь, так что мы отправляемся в школу. Сегодня не нужно надевать школьную форму, и так странно видеть всех детей в их обычной одежде, они кажутся более расслабленными и непослушными. Теперь-то я понимаю, почему школы так непреклонно настаивают на соблюдении униформы: судя по всему, надев ее, они еще до прихода в школу чувствуют себя в узде.

Мы с Кейт вызвались помогать в организации чаепития. Миссис Хэррисон-Блэк устроила засаду у школьных ворот, без единой лазейки. Помогать с чаепитием или петь рождественские колядки. В прошлом году два мальчика, пока колядовали, свернули куда-то и заблудились, так родители потом искали их в кромешной темноте несколько часов подряд. Хотели было уже вызывать полицию, но вдруг обнаружили их в доме одного из друзей за просмотром запрещенного видеофильма. Так что мы с Кейт выбираем чаепитие. Приезжаем в два часа расставлять столы, и тут до нас доходит, насколько серьезную ошибку мы сделали. Эти сумасшедшие мамочки приготовили столько желе, что им можно накормить всю страну. Каждый кусочек еды или содержит такое количество сахара, которое гарантированно превратит здорового ребенка в инвалида, или такое количество пищевых добавок, которое способно вызвать эпилепсию у тех, кто не является завсегдатаем вечеринок. Вдобавок ко всему какой-то придурок приставил нас к самому младшему классу, они и упакованный-то завтрак нормально съесть не могут, что уж говорить об угощениях с желе.

Кейт предлагает, чтобы одна из нас упала в обморок, тогда вторая повезет ее домой, но мы не можем решить, кто именно будет падать в обморок, потом понимаем, что наверняка будет дежурный из общества Красного Креста, который заставит пострадавшую целый час сидеть, опустив голову в ведро. Так что накрываем столы и пытаемся спрятать желе. Входят участники вечера, и весь следующий час мы, как в тумане, наблюдаем кричащих детей, кучу оберточной бумаги, летающие кусочки пищи, и все это на фоне гремящей музыки. Мисс Пайк все время улыбается, но я думаю, что она впала в транс. Наш викарий переоделся Санта-Клаусом, в первую же минуту появления его атакует орущая толпа детей. Он пытается идти, в то время как на обеих его ногах висят по мальчику, ему плохо это удается, но тут порядок восстанавливает миссис Тейлор: она долго свистит в свой свисток и кричит: «Рот на замок, все, немедленно!»

Мы с Кейт приложили пальцы к губам, демонстрируя «рот на замке», мисс Пайк, увидев нас, делает то же самое. Остальные учителя возвращаются из кухни, где отсиживались до сих пор, викарий сбрасывает с ног бесплатных пассажиров, и буйство постепенно стихает. Затем он раздает детям конфеты — ну, чтобы поддержать у них уровень сахара в норме, — они тут же начинают ими обмениваться и бросать обертки на пол. Как раз в то время, когда кажется, что мы готовы закругляться, миссис Тейлор объявляет, что теперь мы можем немного потанцевать, прежде чем начнут собираться родители. Она что, совсем ненормальная?

Судя по всему, да. Музыку ставят с начала, и мы выплясываем так, как будто от этого зависит наша жизнь. Оказывается, зрелище очень поучительное: некоторым детям не составляет никакого труда левую ногу приставить или левую ногу отставить, в то время как другие дети долго соображают, как это сделать. К тому времени, когда они наконец справляются с этим движением, все остальные уже делают следующее — трясут ногой. Чарли и Джеймс практикуют какой-то собственный вариант, в который добавлено движение попой: ее нужно выставить как можно дальше, но при этом не упасть, а Фёби просто прыгает, независимо от музыки. Как говорит Кейт, вот и показали, чему научились на уроках танцев. На полу так много желе, что дети падают как кегли; большинство из них и не встают, а просто продолжают двигать ногами в такт музыки, между делом поедая то, что они находят под столами.

Наконец начинают приезжать родители, чтобы забрать детей домой. Один находчивый папаша, придя в ужас от вида своих маленьких дочурок, покрытых желе и крошками, заставил их расстелить газету на сиденье, прежде чем сесть в машину. Уборкой после вечера занимается другой отряд помощников, так что мы свободны, слава богу. Мы все вместе едем к Кейт, забрав с собой полный комплект физкультурной формы, рисунков и всего остального. У Чарли только один кед из пары и чьи-то чужие шорты, а у Джеймса вообще нет шорт, но зато есть две футболки. Дети смотрят телевизор, а мы с Кейт спрятались на кухне покурить и выпить джину.

Я так опьянела, что нам пришлось домой идти пешком. Кейт дала нам огромный фонарь, он освещает весь переулок и весит тонну. Очень темно и холодно, похоже, пойдет снег. Чарли доволен: он на улице ночью. Он уговаривает меня выключить фонарь, чтобы у нас было приключение, как в кино. Слишком пьяная, чтобы спорить, я выключаю фонарь и в то же мгновение попадаю в какую-то яму, появившуюся ниоткуда. Еле выбираюсь, ухватившись за веточки, как оказывается, маленького падуба. Чарли счастлив, отчасти потому, что, как он думает, я сказала слово на «х». Идем на цыпочках, постоянно спотыкаясь, пока я не выдерживаю и снова не включаю фонарь, пообещав выключить его, когда мы подойдем к дому поближе и сможем приблизиться к нему в темноте.

Завидев дом, я выполняю свое обещание и выключаю фонарь, и мы оказываемся в кромешной темноте. Мы знаем эту часть дороги очень хорошо и поэтому продвигаемся достаточно уверенно. Я поднимаю голову: все небо в звездах, Чарли притворяется, что знает все названия, показывает мне Медведицу, а потом Жирафа и Льва. Наконец мы дома, огонь еще не погас. Чарли так устал, что засыпает стоя, пока я надеваю на него пижаму. Завтра поедем за елкой, а у меня еще целый список покупок, от одной мысли о котором меня тошнит. Но пока я пьяна, мне все равно. Время веселиться, и я веселюсь.

На следующее утро у меня дико болит голова, а Чарли замучил своими разговорами о елке. На завтрак пью панадол и черный кофе, а Чарли ест хлопья с молоком. Понимаю, что дольше откладывать некуда, так что едем в местный детский центр, выбираем огромную елку, и тут я осознаю, что, если запихаю ее в машину, Чарли придется ехать на крыше. После пинков и толчков мне удается втиснуть ее, не сломав при этом верхушку, Чарли еле протискивается на заднее сиденье. Он стонет, что не может дышать, жалуется, что проглотил несколько еловых иголок, но мы все-таки приезжаем домой и вытаскиваем этот атрибут из машины. Каждый год я покупаю специальную подставку, потому что не могу найти прошлогоднюю. Решаю, что в этом году такого не будет, и принимаюсь за поиски. Обнаруживаю огромное количество самых разных вещей, найти которые потеряла всякую надежду, и как бы между прочим нахожу подставку на верхней полке в кладовке, за стопкой старых полотенец и пляжных подстилок, которые долго искала, но так и не смогла найти летом. Укрепляю елку в подставке, чуть не выколов при этом себе глаз; сама удивляюсь, но вроде бы даже ровно. Запах чудный. Чарли хлопает в ладоши и исполняет ритуальный танец. Напряжение нарастает, когда выясняется, что Чарли хочет повесить как можно больше игрушек на нижние ветки, а я хочу распределить все равномерно. Он исчезает и вновь возвращается, на этот раз с охапкой пластиковых птичек, чтобы повесить их вместе с малиновкой, которую мы купили в прошлом году. Малиновка легкая на вес, с перьями и ленточкой. Пластмассовый орел весит тонну, и вид у него такой, будто он уже готов спикировать и съесть малиновку на обед. Фламинго тоже странный, как, впрочем, и черный резиновый паук, но Чарли так нравится вся эта компания, что я разрешаю их оставить, но вешаю на них побольше мишуры, пока он не видит. Лампочки еще работают, что само по себе чудо, потому что Чарли уселся на коробку. Чарли сидит, смотрит на сверкающую елку и не может оторваться, а потом вдруг спохватывается и убегает, чтобы принести и повесить еще пластмассовых зверюшек, чтобы птичкам не было скучно.

Последние два дня перед Рождеством я провожу в непрерывном хождении по магазинам. Контора закрылась на каникулы, и мне удается благополучно пережить целую череду вечеринок в деревне, при этом не напившись сильно и не натворив никаких глупостей, если не считать того, что на одной из вечеринок я дважды представилась какой-то женщине в течение пяти минут; по ее виду я поняла, что она считает меня либо сильно пьяной, либо большой дурой. Либо то и другое одновременно. Эдна сидит утро с Чарли, и я совершаю последний решающий забег в «Маркс и Спенсер» и покупаю всего по одному, что еще осталось на полках. Не сомневаюсь, консервированные киви когда-нибудь очень даже пригодятся.

Заказ на индюшку мне пришлось делать в июне, и теперь не могу вспомнить, что именно я заказывала. Фургончик мясника приезжает после обеда, выходят двое мужчин и, пошатываясь, вносят в дом предмет, напоминающий мертвого страуса. Понятия не имею, что меня заставило заказать такого огромного индюка, не представляю, как он поместится в духовку, но после большой порции джина с тоником моя голова проясняется, и я решаю, что мама мне поможет.

Чарли торопится написать последние указания Санта-Клаусу. Он решил, что станет тайным агентом, когда вырастет, так что теперь мне каждую просьбу приходится предварять словами: «Ваша миссия, соблаговолите принять». Он хочет специальные наручные часы, которые стреляют пулями, и ручку, которая разбрызгивает отравленные чернила, но я ему говорю, что Санта-Клаус не дарит подарки, с помощью которых можно убивать людей, если, конечно, это не роликовые коньки. Мне уже до смерти надоела эта шпиономания. Вчера в магазине чуть с ума не сошла: «Ваша миссия, соблаговолите положить пучок зелени в тележку». Решительно заявляю, что теперь его миссия, соблаговоляет он ее выбрать или нет, — это лечь спать и постараться побыстрее заснуть, иначе Санта-Клаус вообще не придет. Как ненормальная начинаю упаковывать подарки, теряю ножницы, понимаю, что, скорее всего, завернула их вместе с каким-то подарком, но не могу теперь разворачивать их все, поэтому использую маникюрные ножницы, и весь процесс занимает значительно больше времени. Остается надеяться, что ножницы не окажутся в подарке для Чарли, а то он их не отдаст и начнет разрезать все подряд.

Чувствую, что как-то незаметно и быстро я опьянела, потому что после каждого завернутого подарка делала большой глоток вина. В результате едва могу идти, когда попробовала встать и разложить подарки на диване и под елкой. Еще труднее оказалось подняться наверх с рождественскими чулками для Чарли, но все-таки добралась. Проходят, кажется, считанные минуты, после того как я упала на кровать, когда врывается Чарли с криком: «Он приходил, мама, он приходил!» При этом он трубит в небольшую трубу, но я совсем не помню, что покупала ее. Больше никогда не буду покупать такую трубу, разве только в подарок детям тех родителей, которых я ненавижу. Вскоре моя кровать вся покрыта обрывками бумаги, Чарли ест шоколадные монетки и изо всех сил дует в свою трубу, и мне приходится использовать все свое дипломатическое мастерство, чтобы уговорить его полежать в кровати еще часик и поиграть маленькими подарками из чулка. Трубу прячу у себя под подушкой. Теперь я понимаю, что не нужно было покупать воздушный шарик в форме цыпленка, который сдулся просто с неприличным звуком, маленький фонарик, который светит прямо в глаз, и книжку с грубыми стихами.

Все, больше не выдерживаю, и мы встаем. Внизу Чарли находит огромную кипу подарков и впадает в неистовство, разрывая бумагу и вскрикивая от радости. Он хочет одновременно начать играть в свою новую настольную игру, строить космический корабль из нового конструктора «Лего» и смотреть новый видеофильм, отказываясь при этом есть на завтрак что-нибудь, кроме шоколада. Я начинаю чистить брюссельскую капусту, а Чарли «помогает» резать морковку, но делает это маленьким тупым ножом, так что на одну морковку уходит около десяти минут. Затем он не торопясь скармливает очистки Баз и Вуди в качестве праздничного обеда. Мы повесили мишуру на их клетку, и они смотрятся очень нарядно. Прибывает кавалерия, пока в виде мамы с папой. Папа уводит Чарли строить «Лего», а мама, перестав наконец смеяться над размерами индюшки, задумывается, как и сколько времени ее готовить. Она говорит, что после готовки ей придется дать постоять не меньше получаса, так что как раз будет место в духовке для картофеля. Меня очень привлекает идея свободного получаса, прямо сейчас, но мама тонко замечает, что пастернак не чистится сам собой, и, кстати, нельзя ли ей немного шерри.

Приезжают тетя Джоан и дядя Боб. Понятия не имею, что заставило тетю Джоан подумать, что я буду очень рада получить в подарок передник с надписью «Повара делают это, вставая», но все равно благодарю ее. Маме и папе, похоже, понравился подарок от Чарли: довольно плоское гнездо с птенцами внутри, сделанное из специальной поделочной глины, которое мы потом обжигали в духовке. Я думаю, что что-то перепутала с температурой, потому что оно несколько дней не затвердевало. Птенцы смотрятся уморительно, особенно потому, что Чарли настоял на своем и покрасил их ярко-оранжевой краской. Тетя Джоан связала для Чарли джемпер, который на шесть размеров больше, да еще с изображением почтальона Пэт[23] спереди. Чарли просто в ужасе, однако вежливо благодарит ее, но в кухне он шепотом заставляет меня торжественно поклясться, что я никогда, никогда не заставлю Чарли его надеть.

Обед все-таки готов, хотя и ко времени традиционного послеобеденного чаепития, но все дружно хвалят еду, а тетя Джоан опять начинает рассказывать свою ежегодную длинную историю о том, как однажды на Рождество должны были прийти десять человек в гости, и вдруг отключили свет. Чарли очень нравятся хлопушки, и он настаивает, чтобы все надели бумажные шляпы. Ему также нравятся все шутки. Он забирает себе все сувениры из хлопушек, и от маленькой пластмассовой машинки, которую он забирает у дяди Боба, тут же отваливаются колеса.

— Мама, эти хлопушки — сплошная обманка. Моя машинка сломалась ни с того ни с сего.

— Не расстраивайся, дорогой, лучше поешь спокойно.

— Да, но это обманка, мама! Нужно пойти в магазин и потребовать деньги назад.

— Чарли, не «обманка», а «обман».

— Нет, обманка! Джеймс всегда говорит «обманка».

Папа приходит на помощь, говоря, что обманка — подходящее слово для чего-нибудь такого, что выглядит привлекательно, но оказывается скучным, как, например, фондю. Чарли говорит, что хочет фондю, а что это такое? Пока они не пустились в кулинарные изыски, я решаю открыть бутылку шампанского, которую принес дядя Боб. Это превращается в целую церемонию, потому что все прячут головы под стол, чтобы уклониться от летящей пробки. Мне так и не удалось научиться безопасно открывать шампанское, и все это знают.

Обед продолжается. Я поджарила и очистила каштаны, чтобы порезать и положить в брюссельскую капусту. На это ушла куча времени, а потом мама сказала, что их можно купить уже нарезанными. Чарли смотрит на капусту с подозрением, а потом начинает выбирать орехи, и я говорю ему, что это некрасиво. Глупо, конечно, заводиться из-за этого, но меня заносит, а мама начинает смеяться. Папа объясняет, что я, бывало, делала то же самое с миндалем в бисквите, и просто забавно, что Чарли продолжает семейную традицию злить маму за столом. Я постепенно успокаиваюсь, но долго не могу зажечь рождественский пудинг, а потом оказывается, что я добавила так много бренди, что пламя, кажется, никогда не погаснет. Я съедаю слишком большой кусок и чувствую себя плохо, но все довольны, а Чарли попалась фунтовая монетка, и он очень обрадовался.

Наконец обед подходит к концу. Чарли пытается уговорить всех поиграть в щелчки, но мы стойко отказываемся, а потом приезжают Лизи и Мэт. На обед они ездили к родителям Мэта, не очень веселая церемония: его бабушка уже совсем слаба и никого не узнает. На этот раз она приняла Мэта за грабителя и начала бросаться в него бразильскими орехами. Очередной обмен подарками, и на этот раз Чарли получает меч длиной в десять футов, так что нам всем приходится закрывать голову руками. А еще он издает пронзительный свистящий звук. Лизи просит прощения и объясняет, что Мэт был абсолютно уверен, что Чарли придет в восторг. Мне приходится объяснить Мэту, что если он не придумает, как остановить этот шум, то он пойдет пить чай в сад, вместе с Чарли и его новым мечом. Мэт вступает в продолжительные переговоры с Чарли, а я ухожу на кухню готовить чай.

Рождественский пирог встречается овациями, потому что мы с Чарли украшали его сами. Я до сих пор уверена, что мои олени очень милые. Чарли настаивает на том, чтобы зажечь свечи, чтобы было похоже на настоящий праздник. Звонит Лейла и желает нам счастливого Рождества; Летучий Голландец улетел домой в Амстердам, так что она проводит праздник с друзьями в замке в Шотландии. Она говорит, что это звучит гораздо более привлекательно, чем есть на самом деле, что там очень холодно, и ей приходится спать в носках и шерстяной шапке, но в остальном все замечательно.

Кейт тоже звонит, но у нее не все так замечательно. Обед совершенно не удался, потому что ее мама настаивала на том, чтобы дети обязательно съели брюссельскую капусту, а они ее ненавидят просто, и вообще не разрешала им выйти из-за стола, пока они не съедят все в своих тарелках. Кейт все-таки не выдержала и сказала ей, что у нее фашистские методы, забрала детей, и они пошли смотреть телевизор. Ее мама все еще дуется, а Кейт пришлось довольствоваться начинкой шоколада с ликером.

С удивлением понимаю, что сегодня за весь день ни разу не вспомнила о Маке. Я замечательно провела время и очень довольна своей жизнью, даже если в ней нет Мака. Надеюсь, что у него сегодня хороший день, — только если он не с другой женщиной. Пусть тогда это обернется для него кошмаром. Каждый раз, когда раздается телефонный звонок, я надеюсь, что это он, и я еще не совсем избавилась от своего желания подпевать Уитни, и я совсем не могу слышать Фрэнка Синатру, когда он поет «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Но определенно, в конце тоннеля появился свет. Маленькая светящаяся точка.

Мама с папой остаются на ночь, они сейчас внизу, занимаются ужином, а я укладываю Чарли спать.

— Мне кажется, бабуле с дедулей понравились мои птички, как ты думаешь, мама?

— Да, дорогой.

— А тебе понравились твои тапочки?

— О да, они замечательные.

На самом деле это стопроцентная ложь. Они просто отвратительные, никак не могу понять, что привлекло маму в этих огромных тапках в форме кроличьей морды, из белого меха, с клетчатым бантиком на ушах.

— Да, я сделал удачный выбор, правда? Бабушка, конечно, помогла немного, но я первый их увидел.

— Да, милый, а теперь ложись поудобнее и засыпай. Уже очень поздно.

— Мама, я люблю индюшку. У нас осталось на завтра?

— Да, Чарли. И даже на послезавтра, скорее всего.

— Замечательно. Я люблю тебя, мама, до безграничности. А как ты меня любишь?

— До безграничности и еще дальше.

— Да, до безграничности и еще дальше. Теперь ты должна сказать «и обратно».

— Хорошо, дорогой. И обратно. А теперь закрывай рот и спи.