Впереди в темноте двигалась другая машина, и, кроме света ее фар, практически ничего не было видно. На смену пленительному предвкушению приключения и интимной близости с моим принцем приходило откровенное раздражение. Какая была необходимость срываться куда-то среди ночи в халате и домашних туфлях? Все эти заявления, что отныне он в отпуске и частное лицо, — всего лишь кокетство. Следом за нами из подземного гаража по бесконечному подземному же тоннелю поехала машина с охраной, и на выезде из тоннеля ждала другая с вооруженными людьми, которая теперь шла впереди нас. И всю дорогу он по-арабски переговаривался со своим войском по рации, работавшей на громкой связи. У меня в голове гудело от этого радиоспектакля.
Через какое-то время мы остановились: нас догнал другой джип, который привез мои дорожные сумки и корзину с провизией. И пока я переодевалась в машине, он очень долго прямо в халате и остроносых туфлях разговаривал с прибывшими на этом джипе очередными военными. Потом сам залез в джип, и я вдруг испугалась, что сейчас он бросит меня здесь одну с этими вооруженными мужчинами, но он быстро выпрыгнул на землю в своей обычной длинной одежде и куфье на голове. Мы опять поехали, и довольно скоро навстречу нам из темноты показалась уже целая колонна машин.
— Простите, что заставляю вас скучать, — виновато сказал он, притормаживая, когда мы поравнялись с ними. — Но надеюсь, что это последняя остановка. Загляните в корзину, вам ведь, наверное, уже хочется перекусить?
— Нет. Хотя… я бы не отказалась от айвы!
Он довольно усмехнулся и отвел концы куфьи, как обычно завораживая меня движениями своих рук.
— Вот как? Посмотрите, может быть, найдется в корзине. Не скучайте. Потерпите еще немного. Я скоро. Ищите айву!
Я кивнула. Он вышел из машины, захлопнул дверцу.
В корзине было все, что угодно, кроме айвы, а он опять бесконечно долго общался с людьми в камуфляже.
Чтобы поднять себе настроение и не клевать носом, я решила позвонить родственникам — это здесь глубокая ночь, а в Париже еще поздний вечер, — и все-таки похвастаться своими достижениями за последние сутки, но мобильник не желал брать связь. Не исключено, что на него действует рация и прочая оснастка. Может, заработает под открытым небом? Я посмотрела туда, где в свете фар мой принц разговаривал с военными. Было не похоже, что он вот-вот вернется, и я выбралась из машины.
В первый миг после кондиционерной прохлады салона воздух пустыни показался мне слишком жарким и плотным. Я сделала несколько шагов, вглядываясь в телефонный экранчик, но кривые — значки связи — даже не собирались появляться. Я потрясла телефон, подняла его повыше и вдруг увидела небо! Боже! Оно было бесконечным, огромным, самым настоящим куполом с невероятным количеством звезд! Ярких, выпуклых, каких-то живых и как будто дышащих. В поисках месяца я оглянулась и неожиданно обнаружила, что с той стороны, откуда мы ехали, край неба заметно светлее, словно гигантская кисть художника небрежно размыла его иссиня-черную темноту, безжалостно смазав звезды, отчего вместо стройной гармонии там теперь царил хаос.
Я замерла, вглядываясь в этот величественный хаос, который разрастался и преображался буквально на глазах. А воздух пустыни теперь властно и ласково обнимал меня, окутывая неведомыми, пьянящими негой и одновременно возбуждающими запахами. Постепенно в хаосе начинало происходить некое упорядочивающее действо — из серо-сиренево-сизо-белесой темной мути формировалось что-то мощное, округлое…
— Неужели оптика в вашем мобильном лучше, чем у видеокамеры? — интимно и совсем рядом спросил эмир.
Я вздрогнула и обернулась. Его губы подрагивали, будто не решаясь на улыбку или поцелуй…
— Нет. Просто…
Целуй же меня! — мысленно взмолилась я. Скорее!
Он потер нос, облизнул губы. Кривовато улыбнулся.
— Пить хочется ужасно. Вы нашли айву?
Тут дружно взревела та самая колонна и, взметая песок, двинула в сторону восхода.
— Нет! — перекрикивая грохот, ответила я. — Но в термосах есть чай и кофе.
— Чай — это хорошо! Пойдемте. Надо ехать. — Он решительно направился к машине.
— Подождите! А как же рассвет?
Он замер и обернулся.
— Рассвет? — переспросил он неожиданно рассеянно, словно возвращаясь из другого измерения, и я вдруг поняла, что он ужасно устал, но на его лице уже была лукавая улыбка. — А вы уверены, что снимать рассвет лучше именно телефоном?
— Лучше всего — устроить привал и вам попить чаю. А потом машину могу повести я.
— Даже так? — Он наклонил голову.
— Но я же вижу, что вы едва стоите на ногах.
— Не преувеличивайте! — Он распахнул заднюю дверцу. — Устраивайтесь поудобнее. И поедем.
— А чай?
— Садитесь-садитесь! Нечего кондиционировать пустыню.
Я полезла в машину и, не удержавшись, как бы невзначай коснулась его руки. Он молниеносно перехватил мои пальцы и задержал в своих.
— Нальете мне стаканчик по дороге. Кажется, я угощал вас айвой. Теперь ваша очередь. — Его рука, крепкая и пленительно энергичная, разжалась, хлопнула задняя дверца. — Часа через два, думаю, мы будем на месте, — сказал он, уже садясь за руль, закрыл свою дверцу и повернулся ко мне. — Должен вас предупредить, что женщина — гость для кочевников не самый привычный, поэтому, прошу вас, проявите снисходительность к их любопытству.
— Хорошо. — Я вытащила из корзины термос и пластиковые стаканчики, протянула ему один из них. — Держите.
— Нет. Не так. Нельзя предлагать пустой. — Он смотрел мне в глаза. — Сначала наполните.
Я пристроила термос на сиденье, подставила стаканчик под его носик и нажала на крышку. Потекла янтарная жидкость, заструился пар. Стаканчик моментально сделался очень горячим.
— Осторожнее, Эльза. Не обожгитесь. Достаточно. Давайте его сюда. — Он забрал чай и выпил его залпом. — Спасибо. — Бросил стаканчик на соседнее сиденье. — Теперь можно ехать.
Заработал мотор, и машина тронулась с места.
— И это все? — растерянно спросила я.
— В смысле?
— Я ожидала чего-то вроде правильного поедания айвы.
— Вот как? — Он внимательно посмотрел на меня в зеркало над ветровым стеклом, но тут заработала рация, засвистела, завизжала, забасила. — Простите, я должен ответить. Пейте чай. Очень хороший. Потом нальете мне еще.
Под новую порцию радиоспектакля я попила чаю и стала смотреть в окно. Совершенно необычный, завораживающий пейзаж. Песчаные барханы пастельных тонов на фоне неба, стремительно меняющего черноту на голубизну. Цвет песка тоже все время преображался. Все такое мощное и огромное, что полное ощущение, будто это иной мир.
— Можно еще чаю! — громко напомнил о себе эмир.
Я налила стаканчик и протянула ему. И вдруг от соприкосновения наших пальцев опять произошел разряд! Мой принц так выразительно посмотрел на меня, что мне просто до дрожи захотелось почувствовать его губы на своих губах.
— Может быть, все-таки сделать привал? — сказала я.
— Не стоит. — Он отвернулся и пил чай, придерживая руль одной рукой, потом опять швырнул стаканчик на соседнее сиденье, шумно выдохнул. — Солнце уже взошло, и очень скоро сделается невыносимо жарко. Особенно для вас. Кстати, как вы себя чувствуете? Акклиматизация прошла?
— Похоже. Я даже забыла про нее. — Я старательно смотрела в окно, чтобы не видеть на руле его рук с гибким запястьем. — Какая же все-таки невероятная здесь красота!
— Да… Знаете, Эльза, я хотел вам сказать… — Рация, словно ревнуя, опять потребовала его внимания. — Простите…
Он еще несколько раз виновато просил чаю, не прекращая радиобесед, осушал стаканчик залпом и швырял его на соседнее кресло. Вдруг, словно из небытия, возникли пальмы маленького оазиса с живописными шатрами кочевников.
— Вот мы почти и прибыли, Эльза.
Рация онемела, и стало слышно, как шуршат пустые стаканчики, перекатываясь на переднем сиденье.
— Надо понимать, что теперь вы действительно в отпуске?
Он молча кивнул, ловя в зеркале мой взгляд.
— Кажется, вы собирались мне что-то сказать.
— Вот как?.. Ах да! Хотел предупредить, чтобы вы не шутили здесь с солнцем и не ходили с непокрытой головой.
— Иными словами, я должна надеть ваш шарф?
— Лучше даже что-нибудь более плотное. Вы себе не представляете, какая там уже жарища. — Он мотнул головой в сторону окна. — А к полудню будет и вовсе пекло!
— Не волнуйтесь, я умею уважать традиции.
— Кстати о традициях. Сейчас нас встретят и по обычаю гостеприимства будут угощать.
— Я запомнила эту традицию, когда мы с вами пили чай в сандаловой комнате.
— В сандаловой комнате?.. Где это? Когда?
— Вчера. Вы угощали меня чаем. А в той комнате пахло сандаловым деревом. Поэтому для меня она — сандаловая.
— Вчера?.. Неужели только вчера?
— Мне тоже очень трудно в это поверить. Но действительно — вчера.
— А кажется, будто в другой жизни? — Он обернулся, быстро взглянул на меня и продолжил совсем другим тоном: — Так вот, во время угощения нам, как гостям, надо будет вести беседу со всеми. Подумайте заранее, что вы расскажете.
— Тогда вам придется немного поработать переводчиком.
— Сочту за честь. Причем вы должны говорить громко и обращаться ко всем.
— Но разве имеет значение, что я скажу? Вы ведь легко можете «перевести» все, как надо.
— Нет, Эльза. — Он чуть заметно усмехнулся. — Так не пойдет. От гостьи самого эмира все будут ждать чего-нибудь приятного и, разумеется, нейтрального. И, между прочим, я тоже жду.
— То есть про сломанную охранную систему и ларцы с подарками среди ночи — ни гугу, а просто что есть силы восхвалять ваше высочество?
— Да. Например, за то, что оно, бросив государственные дела, устроило вам эту замечательную экскурсию.
— Бросило? А кто по рации всю ночь руководил страной?
Он громко рассмеялся и сказал сквозь смех:
— Ладно. Хватит препираться. Подсказываю. Я сразу же начинаю рассуждать о наших обычаях, кто-нибудь поддерживает сей предмет, я вам перевожу его слова, а дальше выпутывайтесь сами. Насчет обычаев вы точно много знаете.
— Тогда рассуждайте про гостеприимство: мол, неизменно оказывая его тем, кто стучится в наш дом, мы можем быть уверены, что и нас тоже везде и всегда примут радушно.
— Замечательно! Уверен, вы справитесь.