Мой-мой

Глава 77. ШАГИ СТАРОГО НЕГРА И ДУХИ ВУДУ. СТРИПТИЗ В ШЕРДИЧЕ.

Вечером Гадаски завозит меня в Клаптон и оставляет одного в зловещем доме. Походив по комнатам, я зажигаю артыш и укладываюсь спать. Но шаги старого негра приходят раньше, чем сон. Я слышу, как они поднимаются по лестнице. Вскочив на ноги, я зажигаю свет. Шаги замирают. Собравшись с духом, выглядываю за дверь. Никого не видно и тишина. Однако заставить себя вновь влезть в свой спальный мешок трудно.

Хочется выбежать вон и пойти осматривать Клаптон. Не самое подходящее время для прогулки по негритянскому гетто. Впрочем, Англия – это вам не Америка. Здесь оружие запрещено, не только огнестрельное, но и холодное. Просто носить с собой нож уже считается криминалом. Этим законом британские власти свели преступления против личности до минимума, особенно в цветных районах. Негры трусливы и без оружия практически никогда не нападают, даже когда их много, а ты один.

Вот и сейчас, когда я прохожу по главной улице, с другой стороны дороги в мой адрес летят грязные оскорбления от небольшой группки бесцельно слоняющихся черных. Они устрашающе отделяются от кирпичной стены круглосуточного супермаркета и медленно направляются в мою сторону.

– Hey, you fucking bastard! Fuck you fuck you stupid fucking white man! You are a cock-sucking ass-licking shit-eater! Shut your fucking face donkey-fucker! Suck my balls and piss off from Clapton!

Не смотря на все эти угрозы и ругательства, я прекрасно знаю по опыту, что опасаться мне в принципе нечего. Главное, это никак не реагировать, спокойно продолжая свой путь и делая вид, будто я их не замечаю. Они могут кричать и идти так по противоположной стороне улицы еще долго, стараясь спровоцировать меня словами, но они вряд ли на меня нападут.

Однако, стоит мне хоть как-то отреагировать, например, резко повернувшись в их сторону, выставив вверх средний палец руки и крикнув в ответ:

– Fuck you all fucking nigers! You are shit-faced father-fuckers and mother-fuckers! – как начнется погоня. Негры сразу же бросятся мне вслед, словно сорвавшиеся с цепи бешеные собаки. Они будут гнать меня по грязным, плохо освещенным улочкам Клаптона, пока не догонят, а, догнав, станут бить всем, чем ни попадя, пока не устанут или не выбьют из меня мой строптивый дух. Полиция в подобные районы, как правило, не заглядывает. Но, если на негров не обращать никакого внимания и не вступать с ними в беседу, тогда их будто не существует.

Горе тому, кто всего этого не знает, кто приехал в Клаптон, чтобы наивно осмотреть его достопримечательности и поглазеть на его обитателей! Горе! Горе!

Я иду, не оглядываясь и спокойно, пока они не отстают от меня на одной из маленьких улочек, увязавшись за кем-то другим. Когда выкрики преследователей стихают, я вновь начинаю отчетливо слышать шаги. Это – шаги старого негра. Я узнаю их. Я оглядываюсь, но поблизости никого нет. Я в панике бегу. Шаги старого негра тоже бегут, гулко отдаваясь эхом от сонных клаптонских домиков. Я останавливаюсь. Шаги старого негра останавливаются рядом.

Я снова иду, стараясь думать о Пие и о Питере, о покупке компьютера, о незаконченном дома ремонте, но мысли мои не в силах оторваться от шагов старого негра. Может быть, мне не стоит дожидаться субботы, а уехать из Лондона завтра же или послезавтра, быстро сделав свои дела?

Поехать в Осло и попытаться разыскать там Будилова? Вернуться домой? Жениться на Пие? Что, если теперь я в свою очередь сделаю ей предложение? Я привезу ей из Лондона обручальное кольцо, и она растает. Это будет так трогательно и романтично! Потом, когда у нас будут дети, мы расскажем им эту историю…

Я брожу по улицам до утра. Я прихожу в дом на Хиллстоу стрит, когда уже начинает светать. Шаги старого негра больше не идут за мной по пятам, то ли они потерялись где-нибудь по пути, то ли устали и давно вернулись назад своим собственным ходом. Как знать?

Днем в доме не страшно. Звонит телефон. Это Гадаски зовет меня завтракать в Сток Ньюингтон, подробно объясняя, где и как мне сворачивать, чтобы не заблудиться. Его жена ушла на работу, сына забрала нянька. Он уже встал и собирается принимать душ. Я снова выхожу на улицу, глубоко сожалея о том, что не могу привести с собой к завтраку шаги старого негра. Я обошел весь дом, тщательно прислушиваясь, но их нигде нет. Они появляются только ночью. Днем они, наверное, отдыхают. Как я устал…

– На новоселье я пригласил много телок, и они все жаждут с тобой познакомиться. Будет очень жалко, если ты свалишь раньше! Мы бы могли здорово оттянуться. Не уезжай! Оставайся! Сегодня вечером мы можем подскочить в Шердич – посмотреть на стриптиз. Может быть, мне удастся договориться там с какой-нибудь стриптизершей, чтобы она разделась на моей вечеринке. Хочу спросить, во сколько это мне обойдется. Представляешь, если у нас в субботу будет стриптиз! Клево? Да? А тебе вообще надо бы потрахаться. Для снятия стресса. Это всегда помогает. Попробуй забыть о своей толстой финке – она никуда не денется!

– Пошел к черту, мудак! Если бы ты знал, как мне тошно!

– Вечером мы напьемся, и тебе станет легче.

– Ладно, посмотрим. Спасибо за завтрак. А сейчас мне нужно в

Ислингтон. Хочу разобраться со своим банковским счетом.

Ислингтон – один из наиболее респектабельных районов Лондона, в котором в последние годы селятся звезды международного шоу-бизнеса. Правда, есть еще Хамстед, который куда более респектабелен, но по-другому. В Хамстеде жил и умер основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, там живут шейхи, нефтяные магнаты, свергнутые и изгнанные короли, диктаторы и президенты.

В Хамстеде есть роскошный парк, где можно гулять часами, с музеем изобразительного искусства XVIII-XIX-ого веков, так называемым "Кенвуд-хаусом", и знаменитыми летними пикниками под открытым небом по субботам под звуки симфонического оркестра, для которого там построена специальная сцена.

В Ислингтоне несколько лет назад на уютной Кросс стрит мы с Гадаски намеривались открыть свой собственный артистический клуб. Клуб Голых Поэтов. Нашли уже помещение, но потом все сорвалось. Гадаски женился на Габриеле, с головой уйдя в семейную жизнь, из которой он все никак не может выйти обратно. Он стал обывателем. Я уехал обратно в Вену. Дело заглохло. Наши интересы разошлись.

Мой банк находится на Аппер стрит сразу же напротив входа на станцию метро "Энджелс". В банке я размораживаю свой счет и получаю "ебанькина", т.е. электронный доступ по интернету – "e-banking". Теперь у меня на какое-то время не будет проблем с деньгами. Ура! Надо отпраздновать. Захожу выпить пива, затем иду побродить по пассажу с лавками антикваров и ювелиров. Внимание мое привлекает витрина с украшениями.

Вот оно – кольцо, которое я куплю Пие! Я не знаю ее размера, но отчего-то уверен, что оно ей подойдет. Человек с развесистыми усами, как у Франца-Иосифа – последнего австрийского кайзера, гостеприимно приглашает меня внутрь. Он оказывается австрийцем. Он снимает с витрины кольцо и дает мне его посмотреть и потрогать. Это ручная работа в одном единственном экземпляре.

История данного украшения приводит меня в восторг и вынуждает мгновенно позабыть все сомнения. Это кольцо я непременно должен купить. Оно усыпано якутскими бриллиантами, обработанными гранильщиками Антверпена и Амстердама, поскольку в России алмазы обрабатывать должным образом не умеют. Австрийский ювелир, работающий в Лондоне, покупает обработанные якутские алмазы в Голландии, вставляя их в изящные серебряные изделия собственного дизайна и изготовления.

В день нашего первого свидания в кафе "Лаборатория" у Пии в ушах были серебряные серьги, значит, она любит серебро. Серебро с бриллиантами должно ей понравиться. Боже мой, в своем ли я уме? Не успели у меня появиться деньги, как я принимаюсь легкомысленно тратить их на дорогие подарки женщине, сказавшей мне еще совсем недавно, что она меня не любит! Я – просто придурок! Куда я дену это кольцо, если она его не возьмет? На мой палец ему не налезть, в этом не может быть ни малейших сомнений, оно мне мало…

Я плачу своей новой, только что полученной в банке пластиковой карточкой. Ювелир, загадочно улыбаясь, достает красивую прозрачную коробочку, с лежащей в ней пурпурной бархатной розой, сочный бутон которой раскрывается, представляя собою изящный футляр, куда он вставляет купленное мною колечко.

– Надеюсь, вашей девушке будет приятно…

– Это выглядит потрясающе! Сколько он стоит?

– Для вас – ничего. Это презент…

Посмотреть на хорошую пизду всегда интересно. Когда мы с Гадаски входим в паб со стриптизом в Шердиче, там как раз танцует живая толстоватая женщина. Извиваясь вокруг никелированной штанги под звуки магнитофонной кассеты, она с удовольствием показывает толпящимся у барной стойки грязным полупьяным мужланам свои розовые жаркие внутренности.

Усевшись на подиуме, она широко раздвигает ноги, поглаживая в такт музыке гладкие ляжки и кокетливо приоткрывая пальчиками заманчивую половую щель, за которой ровным счетом ничего не видно, за исключением мяса, сочащегося соком молодого мяса. Не лучше ли купить на рынке кусок парной свежей телятины или просто там на него поглазеть?

По завершении танца другая женщина обходит всех с кружкой, в которую каждый из присутствующих должен бросить по фунту. Если не хочешь бросать – уходи!

А на сцене уже новая полураздетая развратница крутит задом, выпячивая вперед крупную белую грудь.

Подобных пабов в Шердиче уйма. Работающих там женщин тоже предостаточно. В каждом пабе они танцуют обычно всего по одному танцу за вечер, а затем, одевшись и получив причитающееся вознаграждение, переходят в другой, в третий, в четвертый…

Таким образом, не меняя месторасположения, клиент каждые несколько минут за свои деньги получает возможность лицезреть всевозможных красавиц – черных, белых, желтых, коричневых, красных, толстых, худых, уродливых и симпатичных, никогда не платя за созерцание одной и той же пизды в одном и том же пабе в один и тот же вечер дважды. Прекрасная организация труда. Замечательно отлаженный эротический конвеер.

Примерно за полтора часа мы с Гадаски успеваем просмотреть и обсудить около дюжины девушек, в очередной раз убедившись в полном несовпадении наших вкусов. Мне наиболее приглянулась самая первая за ее непосредственность и открытость. Ему же понравились закомплексованные вульгарные уебища, к тому же не первой молодости.

С несколькими из них ему удалось переговорить после танца, но они то ли наотрез отказывались ехать в печально-известный черный Клаптон, то ли заламывали чересчур высокие гонорары.

Я всегда замечал, что чем хуже шлюха, тем выше она себя ценит. Что чем дешевле секс, тем он бывает качественней. Бесплатный же секс всегда самый лучший, поэтому его иногда называют – "любовь".

– Полный голяк! – сокрушенно констатирует Гадаски. – Придется нам обойтись без стриптиза! Надеюсь, что хоть ты-то будешь камлать голым! Женщинам это понравится, а их будет там большинство. Эх, хватит сорить деньгами, взглядом не выебешь, пошли-ка лучше выпьем в каком-нибудь другом, более приличном месте, где не надо башлять за раздевающихся девок…