Что надеть на день рождения к человеку, который умрёт в ближайшие месяцы? Жаль, такой статьи не нашлось ни в одном выпуске «Вог». Искать баланс между приличием, лоском и лёгким трауром пришлось самой. Спасло максимально целомудренное платье цвета молочного шоколада: с шифоновыми рукавами в три четверти, школьной длиной подола «два пальца выше колена» и атласным пояском-бантом на талии. Зато удачно подошло под бабушкины янтарные серьги, а сегодня всеми своими талисманами хотелось обвешаться с ног до головы. Я даже предала туфли на шпильке, заменив их более широким, устойчивым каблуком. Собрав волосы на затылке массивной заколкой с вкраплениями янтаря, подхватила клатч и спустилась на первый этаж.
Меня уже ждали. Усадив наряженного в приличный синий пиджак Вадима на диван, Матвей пытался завязать на его шее галстук. Я нервно сглотнула при виде поджарой фигуры бокора в выбранном мной графитовом костюме — чёрт, как ему всё-таки шло. Похоже, он даже причесался по такому случаю, что вовсе был нонсенс.
Но галстуки для него точно были филькиной грамотой. Подавив улыбку, я подошла ближе и забрала у него концы скользкой ткани.
— Давай сюда.
Матвей неловко посторонился, позволив мне встать напротив Вадика, и я всей кожей ощутила его долгий, оценивающий взгляд на себе.
— Здорово выглядишь, — вдруг проронил он с налётом удивления. — Как-то… иначе.
Да и чувствовала себя тоже странно. Вместо золота — только старинные серьги с тёплым камнем и растительным узором. Вместо открытости и вызова в стиле — редкостная скромность цвета и абсолютное незнание, к какому бренду относилось платье. Я просто боялась привлекать к себе хоть капельку лишнего внимания гостей, и вдвойне дико, что такой наряд вызвал куда больше интереса у Матвея, чем мой вид при поездке в «Сохо».
— Главное, чтобы Вадим выглядел максимально привычно для всех, — смущённо буркнула я, затягивая узел галстука на мощной шее зомби.
Причёсанный, с линзами в радужке и с хорошенько подрумяненной косметикой мордашкой, тот казался очень даже похожим на себя живого. Не хватало разве что мимики, но благодаря плотному завтраку изо рта не капали слюни — уже хорошо. Поправив ворот рубашки, я тяжело вздохнула и взяла его за твёрдое запястье. Команда сработала: поднявшись с дивана, Вадим пошёл за мной к двери.
— Его секретарша утром оставила подарок для именинника. — Матвей кивнул на объёмный прямоугольный свёрток в серебристой бумаге, приставленный к креслу. — Берём?
— Вадик обсуждал с ней, что хотел подарить. Так что вряд ли там бомба — больше похоже на картину, — предположила я, с прищуром оценив вид свёртка. Сама нагло собиралась заехать в универмаг и купить приличный коньяк, но раз уж Вика подсуетилась — грех не воспользоваться. — Меньшее, что мы можем сделать — это передать его подарок отцу как последнюю волю.
Сама не ожидала от себя подобных слов. Даже на долю секунды, на одном быстром виноватом взгляде на безучастно ожидающего у двери Вадима, кольнуло внутри нечто отвратительно похожее на стыд.
— Это не слишком? — одними губами шепнула я, ощутив мурашки между лопаток. — Старик и так умирает, ему наверняка хочется просто попрощаться с родными и друзьями, а мы будем внушать ему эту лажу про его сына…
Матвей не спешил ответить: казалось, тоже глубоко задумался. Взяв подарок в левую руку, обошёл нас с Вадимом и правой открыл перед нами дверь, только после этого заметив:
— А думаешь, милосерднее сообщать умирающему, что его единственный сын мёртв? Тогда уж лучше пустить пулю в лоб — будет гуманнее. Пусть старик закончит дни с лёгким сердцем и уверенностью в будущем своей семьи и своего дела.
Это придало смелости. Смотреть на нашу миссию сегодня не как на грандиозный обман, а как на акт милосердия, стало куда легче в моральном плане. Благодарно улыбнувшись Матвею уголком губ, я вышла на крыльцо и зябко поёжилась: несмотря на последние майские дни, погода стояла пасмурная, и платье было тонковато.
Покинув дом, мы дружно загрузились в «Пежо», усадив Вадима на переднее сиденье рядом со мной. Попутно обговаривая мелкие детали и условные знаки, которые бы означали просьбу о помощи или критичное «пора валить», довольно быстро преодолели путь до загородной резиденции Демчуков.
Да, меньше, чем резиденцией, этот массивный двухэтажный особняк в стиле абсолютно пошлого цыганского «дорого-богато», назвать было нельзя. Посёлок «Заимка» сильно отличался от элитной, но в целом эстетично-европейской «Маленькой Италии»: его строили в девяностые, и этим всё сказано. Всего одна улица из дюжины домов, но каждый из них занимал площадь солидного поля для гольфа. К слову, и они тут имелись у парочки зажиточных хозяев.
Особняк косил фасадом под восемнадцатый век: череда колонн, барельефы с отвратительными жирными младенцами, изображающими купидонов. Сам же двор был как нежилой, окружённый высоким чёрным кованым забором и радующий только простором для парковки. Где-то за заднем дворе, как я знала, имелся бассейн, но он уже много лет был никому не нужен и потому никогда не наполнялся водой. Присыпанная гравием площадка перед этим замком Дракулы уже была плотно заставлена по меньшей мере шестью машинами, среди которых мой «Пежо» оказался гадким утёнком.
Кажется, начинала понимать, почему же после детства в такой бетонной коробке Вадим поселился рядом с лесом, в коттедже с панорамными окнами. Вот уж не думала, что в посмертии он станет для меня куда интереснее, чем был живым.
Наша странноватая компания направилась к массивным, дубовым парадным дверям. Ладони потели: я не могла скрыть волнения и отделаться от мысли, что Владимиру Сергеевичу хватит одного взгляда, чтобы раздолбать всю нашу легенду и жалкие поптыки вранья так же легко, как заподозрила неладное Вика.
— Тут пахнет смертью, — вдруг едва слышно прошептал Матвей, задумчиво оглядев узорчатый орнамент на дверном полотне. — Нет, тут просто… могильник.
Я передёрнулась, но от комментария воздержалась, и как можно увереннее взяла Вадика под локоть. Замечание совсем не удивило: хозяин дома не первый месяц боролся с болезнью, которую даже чудом современной медицины не победить.
Мы прошли в дом, с первых шагов едва не ослепнув от блеска громадной хрустальной люстры в просторном круглом холле. Вдоль стен были расставлены штук пять ваз с лилиями и розами, и резкий запах цветов закружил голову. Где-то из соседней комнаты слышалась ненавязчивая игра на пианино и приглушённые голоса гостей, смешанные со звоном бокалов.
Колени подкашивались от напряжения. Вцепившись в пиджак Вадима со всех сил, я задала ему направление к лестнице, возле которой заметила коляску хозяина. Ожидала, что от него, как и на свадьбе, не будет отходить сиделка, однако стоявший рядом высокий, крупный мужчина в небрежной голубой рубашке и с зализанными назад светлыми волосами был мне незнаком.
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич! — с улыбкой поприветствовала я практически облысевшего старика, заботливо наряженного в праздничный светло-серый костюм с галстуком-бабочкой. — С днём рождения!
Он поднял на нас взгляд, и у меня свело лопатки в ожидании эмоций — узнавания, вопросов, порицания из-за пропущенных звонков… И вздрогнула всем телом: пустота в радужке. Такая же серая, мутноватая пустота, безумно похожая на зрачки Вадика без линз. За прошедшие со свадьбы дни Владимир Сергеевич сдал очень сильно — кожа посерела, собралась в десятки новых морщин, свисала складками с выпирающих скул.
— Добро… пожаловать… — прошамкал он почти неразличимо, и казалось, даже эта малость отняла у него кучу сил. Устало прокряхтев, он откинулся в коляске и тяжело моргнул, а после перевёл мутный взгляд на сына.
Ох, чёрт. Стыд жёг грудь, когда мне пришлось с той же натянутой улыбкой начать лгать.
— Вы уж простите, мы ненадолго. Вадим только сегодня с больницы, ночью удаляли гланды — говорить ему совсем нельзя. Захватила с собой своего двоюродного брата, он медик, поможет если что…
— С днём рождения, — неловко подхватил Матвей и протянул старику свёрток. — Простите, что навязался — вдруг зятю плохо станет…
Владимир Сергеевич машинально принял подарок и растерянно захлопал глазами. Он как будто вообще не уловил ничего из наших слов и вдруг повернул голову назад в ожидании спасения от своего молчаливого помощника, которого я посчитала новым секретарём.
— Давай помогу развернуть, пап, — как ни в чём ни бывало метнулся тот разрывать подарочную бумагу, и я в шоке застыла на месте.
— Папа…? — ахнула я, чувствуя, как бешено стучащее сердце ухнуло в пятки.
— Да, вы, наверное, меня не знаете, — широко улыбнулся мне «секретарь», походя комкая упаковку. — А вот Вадику стыдно не узнать родного брата! Хотя понимаю, столько лет прошло… Я Виктор, старший брат Вадима.
Он протянул руку, но я настолько застыла от потрясения и узнавания в чертах лица Виктора наследственных широких скул и глубокой посадки глаз Демчуков, что забыла про команды. К счастью, Матвей сориентировался быстрее и одним малозаметным движением пальцев велел зомби принять пожатие.
— Брат… Сколько лет прошло. Возмужал! И жена — красавица. Юля, правильно?
Повинуясь бокору, Вадик кивнул, и я наконец-то позволила себе встрять в эту совершенно не отдающую родственной теплотой встречу:
— Постойте… А вы, значит, помирились с отцом?
Переведя взгляд на Владимира Сергеевича в ожидании хоть какого-то кивка, я икнула от нового потрясения: оказывается, мы подарили тому не просто картину. И сейчас он слепо шарил высохшими дрожащими пальцами по полотну с семейным портретом. Это явно рисовалось на заказ со старых фото: на диване сидела милая пара, сам значительно омоложенный свёкр и его покойная жена, красивая блондинка с идеальной осанкой. Рядом стоял Вадик, тоже моложе, чем сейчас — нескладный подросток в белой рубашке. А на полу перед ними полубоком сидела улыбающаяся девочка лет двенадцати в нежно-розовом платье и с длинными золотистыми кудряшками.
И никакого старшего сына тут не значилось точно.
Владимир Сергеевич всё продолжал обводить пальцами силуэты жены и дочери, гладил их волосы. С новым стыдом заметила скопившуюся в уголках его глаз влагу: что ж, он точно не зомби, как показалось мне поначалу. И помнил, кто он, и кто его семья. Но почему тогда позволял этому уроду Виктору стоять рядом с ним?!
— Какой красивый портрет, — с елейной улыбкой заметил тот, мягко вытягивая картину из рук отца. — Повешу в его спальне. И Юля, мы, конечно, не знакомы, но всё-таки давайте наши семейные вопросы останутся между мной и папой. Последнюю неделю он не проводит и дня без обезболивающих уколов, так что ему тяжело адекватно реагировать. В том положении, в котором он сейчас, очень трудно продолжать держать глупые обиды на родных детей.
Я с трудом сглотнула едкие слова, которые просились на язык: ничего себе, глупая обида — да он фактически убил эту прелестную девчушку и собственную мать заодно! Ах, если бы Вадим сейчас был жив и мог спустить гадёныша с лестницы! Не сомневаюсь, что он бы не подал ему руки, если бы сам принимал решения.
— Конечно, — сдавленно процедила я, изо всех сил держа себя в руках. — Это не моё дело. Рада, что о Владимире Сергеевиче есть, кому позаботиться в такое время. Мы пойдём, присоединимся к гостям.
— Да, добро пожаловать в наш дом, — подчеркнув слово «наш», кивнул Виктор на распахнутые двери в столовую, откуда доносились голоса и музыка.
Как же зачесалась ладонь в желании дать ему пощёчину. Он точно не имел права здесь находиться и прикасаться к портрету с уничтоженными им людьми.
Я лопатками ощущала, как он смотрел нашей процессии вслед, пока тянула Вадика за собой. В голове творился хаос: то, чего опасалась с самого начала, всё-таки произошло. Виктор вернулся, сумел занять место рядом с отцом, а значит, вполне мог бы и заставить того переписать завещание…
— Не могу понять, что с ним такое, — прошептала я, чуть подавшись влево, чтобы меня слышал только идущий рядом Матвей. — С Владимиром Сергеевичем. Он не мог простить этого ублюдка, точно не мог…
— Простить за что?
Я мысленно чертыхнулась: точно, он же не имел понятия о трагедии Демчуков. Но делиться таким, входя в просторную столовую, наполненную гостями, официантами и стойким запахом роз, было однозначно не к месту. Вздохнув, я протиснулась к ближайшему уголку с бархатным диванчиком и усадила на него Вадима.
— Держи, — сунул мне в руку приятно прохладный бокал Матвей, успевший мимоходом добыть нам шампанское. — А то тебя трясёт так, что зубы стучат. Расслабься, пока не вызвала никаких подозрений.
Благодарно ему улыбнувшись, я поймала подбадривающий взгляд болотных глаз и пригубила бокал. Вряд ли он понимал, что весь наш план летел к чёртовой матери, но за источаемое им уютное спокойствие я была очень признательна.
— Спасибо. Давай покрутимся тут для приличия минут пятнадцать, да…
Договорить мне не дали. К диванчику подошла поздороваться пожилая семейная пара: сухонькая дама в старомодном бархатном платье и седовласый мужчина, которого я пару раз видела на званых ужинах и помнила по свадьбе. Вроде бы, кто-то из постоянных партнёров «Райстар». Пришлось быстро включаться в игру, с извиняющейся улыбкой объяснять немоту Вадика, напоследок погладив его по волосам и дав команду «укажи на горло», что он выполнил с блеском.
— Ох, как же вас угораздило так заболеть, Вадим Владимирович! — всплеснула руками дамочка, едва не расплескав своё шампанское. — Сейчас, наверное, гланды куда проще удалить, а вот мне помнится в советское время наживую драли, представляете…?
— Люда, ну кому это интересно, — смущённо закашлялся её муж. — Кстати, ты Рому не видела? Я как раз хотел его представить сегодня, всё-таки мне скоро на покой, а он займёт моё место.
— Я тут, пап, — раздался за его спиной смутно знакомый мужской голос, и увидев его источник, я залпом опрокинула в себя остатки содержимого бокала.
Эта бритоголовая макушка вспомнилась на удивление легко — учитывая, в каком состоянии нестояния я видела широкоплечего парня в прошлый раз возле «Сохо». Ночью. Застывшим с открытым ртом.
— А, вот и мой сын, Роман, — довольно прищурившись, мужчина вытолкал его вперёд, и тот протянул руку Вадику. — Наследник и гордость!
«Наследник и гордость» перехватил мой удивлённый взгляд и побледнел. Вытянутая рука затряслась, и хоть Вадим послушно пожал её под командой Матвея, у бедняги выступила испарина на лбу.
— Приятно познакомиться, — попыталась я сгладить странную паузу. — А это мой двоюродный брат, Матвей.
Вот это точно было зря. Бокор протянул Роме руку, и тот моментально отпрянул назад. Его родители наблюдали за сценой с полным непониманием, пока он нелепо пытался скользнуть подальше. Мне в нос ударили пузырьки шампанского, и я тихо хихикнула: смотреть, как лощёный «наследник и гордость» откровенно боялся Матвея, оказалось смешно на грани с лёгкой истерикой.
— А мы же знакомы, кстати! — широко улыбнувшись, объявила я. — Это же вы мне машину помяли тогда возле клуба, да?
— Д-да…
— Ничего страшного, все мы иногда можем перебрать с алкоголем, — я активно закивала, зато отец Ромы побагровел и с силой дёрнул его на себя.
— Ты помял машину жены Демчука? — прошипел он, а его жена рассыпалась в извинениях:
— Простите, как же неудобно вышло! Ну вот что делать с этим мальчиком, всё шатается ночами где попало! Оболтус!
Семейка спешно ретировалась, дав мне с облегчением выдохнуть. Я отставила бокал на поднос пробежавшего мимо официанта и без сил в дрожащих ногах плюхнулась на диван рядом с Вадиком.
— Дурдом какой-то…
Но дурдом только начался. Следом к нам подошёл Костик Лаушин в компании своей несчастной благоверной, и поток вранья пришлось начинать заново. Выслушав сетования друга Вадима о пропущенной им рыбалке, я поняла, что ещё одного неравнодушного знакомого просто не выдержу. Подхватив муженька под руку, потащила его к выходу, но была остановлена громким возгласом Виктора, который прикатил отца в столовую и ревностно оберегал его от навязчивости гостей.
— Юля, Вадим — уже уходите? Ещё даже за стол не садились! — он демонстративно поцокал языком, и я неловко помялась, чувствуя, что взгляды всех присутствующих направлены на нас.
— Вы извините, но Вадиму всё равно есть пока нельзя, зачем соблазняться? Мы только поздравить заехали, ему вообще постельный режим прописан, — повернувшись к Владимиру Сергеевичу, я постаралась изобразить улыбку. — С днём рождения ещё раз. Мы обязательно заедем, когда Вадик поправится.
Тот неопределённо мотнул головой — нечто среднее между кивком и пожатием плечами. Посчитав это разрешением на бегство, я утянула Вадима из столовой, и, как оказалось, очень вовремя: стоило скрыться от чужих глаз и глянуть на него, чтобы увидеть, как он от души истекал слюнями на лацканы пиджака.
Надеюсь, люди это спишут на проблемы с глотательным рефлексом после операции.
Выскочив на крыльцо, я безнадёжно простонала: клубящиеся с самого утра тучи выливали потоки дождя на серый асфальт. Промозглый холод колкостью прошёлся по телу, но тут на мои дрожащие плечи лёг пиджак, пахнущий прелыми цветами.
— Накинь, а то совсем промокнешь, — пояснил Матвей на моё изумление такому жесту.
Тепло трепетом пронеслось от самой нагретой его телом ткани до сжавшегося сердца. Я онемела, не в силах даже пробормотать благодарность, и только неуклюже кивнула, первой двинувшись к машине. На ходу просунула руки в рукава, пропитываясь запахом, который уже столько дней был моим маленьким успокоительным и в то же время — тайным афродизиаком.
Я села за руль, и на этот раз Матвей усадил Вадика назад, а сам пристроился рядом со мной. Мы выехали со двора: видимость была кошмарная, дворники почти не помогали расчистить лобовое стекло от потоков воды. Но в этом салоне я ощущала себя в куда большей безопасности, чем в доме, пропитанном смертью.
— Так что это за хрен нарисовался? Что за внезапный старший брат? — поинтересовался Матвей, едва только двор Демчука остался позади.
— Его отлучили от семьи ещё подростком за изнасилование младшей сестры, — мрачно обозначила я, неотрывно глядя только на дорогу и нервно покусывая нижнюю губу. — После чего Лизочка покончила с собой, а её мать от горя тоже прожила не долго. Я видела копию завещания Владимира Сергеевича — Виктор настолько категорично из него исключён, что не сможет претендовать ни на копейку своего отца. И всё, что мы сегодня видели… какой-то бред. Он не мог его простить, если был в здравом уме. Хотя это как раз очень сомнительно. Он точно не зомби или какой-нибудь вурдалак?
— Точно. Я бы почуял. И хорошая для тебя новость в том, что бедному старику осталось от силы недели две — это я точно увидел в его глазах. — Матвей откинулся на сиденье и растрепал вымокшие под дождём волосы. — А плохая… там стояла такая дикая вонь.
— Вонь? Я только кучу цветов уловила, ну и одеколоны гостей.
— И не просто так эти цветы были расставлены. Они заглушали запах смерти. Обычный человек это не почувствует вообще, но например в доме Вадима пахнет так же — логично, потому что он труп, и потому что в его доме живу я. А Владимир Сергеевич живой… пока что, — неуверенность этих слов меня не шутку испугала.
— Ты сейчас хочешь сказать, что в его доме живёт бокор? — прошептала я, на миг отвлёкшись от дороги и повернув к пассажиру голову.
И тут раздался жуткий грохот. Машина налетела на нечто массивное, я с нецензурным криком дала по тормозам. В ужасе уставилась на бесформенную коричневую кучу, которой стало то, что отлетело от бампера «Пежо» метров на пять вперёд. Нечто с длинными ветвистыми рогами.
— Твою мать! — ахнув, я вылетела из машины, забыв про дождь и холод.
Проплюхав по лужам, подбежала к несчастному животному и вцепилась в волосы: чёрт, это определённо был олень, и определённо дохлый судя по неестесвенному излому длинной шеи. Меня затрясло как эпилептика, я присела перед убитым мною зверем на корточки, а он смотрел на меня широко раскрытыми круглыми глазами как будто с укором. Всхлипнув, я оглядела его распластанную тушу, и замерла, забыв дышать.
«Упокой мертвецов, сучка», — выведено алой краской на ещё тёплом шерстяном боку. А может, совсем не краской, потому что оттенок был точь-в-точь как у лужи, вытекающей из-под оленьей туши.
— Юля! — звал меня где-то далеко за звоном в ушах голос Матвея, но не добирался до осознания.
Истерика накатывала как волны на море — с каждым рваным вдохом всё выше, всё сильнее подбрасывало от дрожи тело, всё туже узел в животе и горле. Я держала его ещё секунды две, а потом просто взорвалась. Глотку рвали панические всхлипы, волосы прилипли к шее и щекам, я обхватила себя за плечи и всё равно не могла удержать. Вырвалось всё — напряжение этого дня, ложь, стыд, страх, вина, жалость к бедному оленю и откровенная паника понимания: кто-то знает. Знает, что рядом со мной неупокоенный мертвец.
Мне конец, однозначный и бесповоротный.
Поток слёз смешивался с дождём, и через эту плёнку я почти не видела лица Матвея. Он силой поднял меня на ноги, от души встряхнул и позвал снова, но у меня получалось только немой уничтоженной рыбкой открывать и закрывать рот, не в силах издать ни звука. Мокро, холодно и страшно до животного желания бежать как можно быстрее и дальше — если бы у меня двигались ноги.
— Юля, услышь уже меня! Ну же, посмотри хотя бы! — взывал ко мне Матвей, заключив моё мокрое и солёное лицо в ладони, которые огнём ощущались на застывшей коже. — Ты справишься, я с тобой, правда, с тобой…
Во вспыхнувшей передо мной болотной радужке вдруг загорелась чернотой незнакомая решимость. Отчаяние — во мне, в его пальцах на моих щеках. И он впился в мои дрожащие приоткрытые губы, словно делал искусственное дыхание утопающему. Как поцелуй под водой, вдыхая в мои лёгкие воздух, который я так быстро теряла в своих страхах.
То знакомое и давно желанное, но теперь совсем иное: неповторимая горьковатая сладость приобрела сверкающее послевкусие желания. Теперь это не я пыталась разбудить его, а он отогревал меня. Нежным касанием языка к моей нижней губе, уверенностью углублённого проникновения. Я шумно выдохнула и прикрыла глаза, отдаваясь этому напору целиком.
Всё растворялось — дождь и соль моих слёз, паника и дрожь. Хотелось лишь продлить момент и не отпускать этих твёрдых плеч, на которые непроизвольно легли мои ладони. Хотелось, чтобы мир рухнул, а остались только мы и этот миг, когда бешено стучали два пульса и мы оба без слов признавали, что друг другу нужны.
А потом раздался оглушающий крик боли, за которым последовал глухой удар по железу. И пришлось разорвать поцелуй, чтобы увидеть, как заднюю дверцу машины не просто выбил — вывернул из пазов вопящий зомби.
Не медля ни секунды, Вадим с необыкновенной прытью убежал с трассы в придорожную лесополосу, скрывшись среди ветвей и пелены дождя.