Мой муж — зомби (СИ)

Глава 5

С детства не выносила грязь. За нами с Женькой чистоту наводили бабушка и прислуга, а уж к своему телу я относилась как святому храму. Переезжая в дом Вадьки, я привезла целый чемодан лосьонов, кремов и гелей: на любое настроение свой аромат, на любой случай жизни свой порядок умасливания конечностей. Да, содержание себя в должном виде — одна из самых длинных статей моих расходов. Но, на мой взгляд, именно в этом предназначение женщины: украшать собой мир, а вовсе не возиться в чужом дерьме.

Сегодня извозиться пришлось так сильно, что почувствовать себя собой не помогали ни полфлакона шоколадной пены для ванн, ни натёртая сахарным скрабом до шиплющей красноты кожа, ни даже распечатанный «Кристалл», весело булькающий в пустом желудке.

Такое чувство, будто всё, что я отмыла с Вадьки, налипло на меня саму. Мерещилась между пальцами кровь, а под ногтями — кошачья шерсть. Хотя для выполнения разнарядки Матвея я надевала резиновые перчатки и целлофановый фартук, найденный в закормах у Нины Аркадьевны. Мне пришлось раздеть зомби-мужа, засунуть всю его одежду в мусорный мешок, а его самого — под душ, где он первые десять минут просто стоял под обжигающе горячими струями. Дезинфицировался. А мёртвая кожа и не собиралась обугливаться от кипятка.

От одного воспоминания, как затем я тёрла Вадьку мочалкой, избавляясь от следов его кровожадности, меня снова замутило. Я отпила ещё немного шампанского из бокала, заглушая тошноту, и на миг нырнула в терпко пахнущую шоколадом воду с головой.

Не помогло. Меня мелко потряхивало, как будто только сейчас, по возвращению в привычную обстановку, подступило осознание глубины окружившей задницы.

Мы с Вадькой даже прошлись перед Ниной Аркадьевной. Я специально попросила её принести халаты — правда, ему пришлось залепить лицо одной из моих увлажняющих масок, а на глаза наложить патчи. Но домработница приняла всё за чистую монету и долго умилялась тому, как я вела временно ослепшего мужа в его спальню под ручку.

Приказав зомби лечь на кровать и не шевелиться, я накрыла его одеялом и ушла, заперев дверь на ключ — как будто он закрылся изнутри. Но в розовую ванную зайти больше не смогла. Избавившись ото всех улик, выбросив одежду Вадима в мусорный бак на улице, я залезла в ванную на втором этаже, гостевую. Тут не было джакузи, обстановка поскромнее: кремового оттенка плитка с лилиями да стандартный набор из ванны, унитаза и раковины с подвесным шкафчиком. Зато не приходилось вздрагивать от ощущения, будто пустой взгляд зомби всё ещё направлен на меня, а он примеряется для укуса.

Пена, чистота, любимое шампанское, разыгравшийся солнечный день за маленьким окном высоко на стене — всё идеально, если не считать того, как я успела пару раз смыть слёзы прямо в мыльную воду. Откинув голову на бортик, прикрыла покрасневшие глаза. От выпитого уже клонило в сон — явно из-за нервного перенапряжения и голода. Убрала бокал на круглый столик, приставленный к ванне сбоку, и не глядя пошарила пальцами в поисках коробки с клубникой в шоколаде: на большее аппетит так и не проснулся.

Но обожаемого, хоть и ужасно калорийного лакомства, призванного исправить этот дерьмовый день, не нашла.

— Вкуснятина, — раздался довольный бархатный голос над моей головой. — Спасибо щедрым лоа, хоть сахар мне можно лопать…

— Блин! — взвизгнула я, оглянувшись на Матвея, который как ни в чём ни бывало уплетал клубнику, за моей спиной усевшись прямо на унитаз поверх крышки. — Ты обалдел?! Выйди!

— Вот будешь верещать — точно заявится Нина Аркадьевна. И успокойся, не на твою жопку зашёл поглазеть: не забывай, я на ближайшие недели тот ещё импотент.

Горестно вздохнув, он вытянул из коробки на своих коленях ещё одну крупную ягоду и, не оторвав чашечки, сунул в рот целиком. Костяной браслет на его запястье неприятно стукнул о картон.

— Хандра и глюкоза — да здравствует ожирение, — буркнула я, сгребая руками побольше пены, чтобы прикрыть ею грудь. — Стучаться надо, извращенец. Между прочим, как раз импотенцию большинство маньяков и компенсировали через издевательство над жертвами.

— Ох, штарина Щикатило! — Матвей мечтательно поднял глаза к потолку. Говорил он немного невнятно, всё ещё продолжая жевать: — Как-то довелошь с ним перекинуться парой шлов. Милейший дядька, Барон ш ним периодически играет в картишки… ну, когда тому дают перерыв от адских пыток.

Я поёжилась: так и не получалось привыкнуть к проскакивающему у него сумасшествию. Он не выглядел таким, какими показывают пациентов психушек в американских фильмах, скорее… слишком буднично говорил о том, во что мне, к ужасу своему, приходилось верить.

— Похоже, ты заодно и у Гитлера нахватался: со спины подкрадываешься как фашист. Говори уже, что хотел. И хватит жрать мою клубнику.

— Так встань и отбери, — усмехнулся Матвей откровенно издевательски.

Следующую ягоду в белом шоколаде, обсыпанную моими любимыми розовыми сахарными лепестками, он демонстративно откусил и посмаковал, не отрывая от меня насмешливого взгляда. В болотной радужке играла чернота.

Пф. Не на ту напал.

Шампанское придало смелости — да и позволять хоть кому-то брать своё я не привыкла. Без сомнений поднявшись, перешагнула через бортик ванны, заливая пушистый коврик водой. Матвея перекосило: насмешка на его лице сменилась изумлением, брови поползли вверх. Костлявые пальцы с надкушенной ягодой зависли над коробкой. Замерев, он неотрывно наблюдал, как я спокойно подхватила белое махровое полотенце с крючка и замоталась в него, закрывая распаренное тело от чужих едких глаз.

Обычно для мужчины даже посмотреть на меня обходилось в пару хороших бриллиантов, но поставить хамло на место стоило куда дороже. Лениво покачивая бёдрами, я подошла к Матвею. Он ощутимо вздрогнул, когда на его джинсы капнула вода с моих волос. Наклонившись к его уху и уловив лёгкий прело-цветочный запах от кожи, я угрожающе прошипела:

— А теперь или по делу, или вали отсюда.

Забрав с его колен коробку и не встретив сопротивления, я с усмешкой встала посреди ванной и взяла одну клубнику.

Он мотнул головой и сунул в рот остаток ягоды — похоже, проглотил, не жуя. Прищурился, окинув меня неприязненным, даже как будто обиженным взглядом.

— Жестоко. Оценил. Буду стучаться в следующий раз, — на пару октав севший тембр был лучшим доказательством, что импотенция бедняге только снилась. — Ты только учти, что твой муженёк такие выходки не оценит. Я вообще-то по нескольким вопросам зашёл, и это надо было спросить тет-а-тет. А ты сразу… грудью на амбразуру.

— Дерзай, — хмыкнула я, с наслаждением доедая первую ягоду.

Сегодня мне необходим сладкий дофамин в любом виде. А то возня с зомбаком изрядно нагадила на мою самооценку. Короткая вспышка интереса в мужских глазах — то, что было нужно куда больше пузырей шампанского.

Матвей отряхнул пальцы, откинул упавшую на лоб чёлку и сложил ногу на ногу — ну чисто франт. Если бы при этом не восседал на крышке унитаза, а на чёрной футболке не было логотипа сериала «Ходячие мертвецы». Чувствуется, маечку он подбирал с подтекстом.

А ещё мне прекрасно известно, как мужчины скрывают стояк.

— Во-первых, каждую полночь я буду проводить над Вадимом ритуал, чтобы тот продолжал свою… деятельность, — явно не захотел Матвей называть его состояние «жизнью». — Будет немного шумно. Как мы объясним домработнице?

— Не проблема, — отмахнулась я небрежно. — Она уезжает в шесть вечера, сразу как приготовит ужин. До восьми-девяти утра её не будет. Так что шуми на здоровье.

— Отлично. Надеюсь, ты не забыла, что каждый день нашему малышу надо кушать что-то поживее «Агуши»? Сегодня он уже ел, но завтра ему нужно обеспечить…

— Поняла. Будут ему каждый день живые куры.

Кусочек клубники едва не встал поперёк горла. Кажется, пора подключать к делу Женьку: во — первых, нужно помочь решить вопрос с питанием Вадика, а во-вторых, с его состоянием. Уверена, что мой красивый как бог братец сможет обаять какую-нибудь медсестру, которая нарисует нужные медицинские заключения. Но для Нины Аркадьевны придётся разыграть целый спектакль с гнойной ангиной хозяина и варкой куриных бульонов непременно из живого сырья. Плюс не помешают цветные линзы и кое-какая косметика.

Хм, звучало вполне себе. Только вот любые махинации требовали денег.

— У меня встречный вопрос, — сглотнув, я отставила полупустую коробку на столик и сложила руки на груди. — Насколько Вадик… мёртв? Может, у него есть какая-то остаточная память, рефлексы, реакции на что-то яркое?

— Исключено. Это как пытаться позвонить с телефона без аккумулятора. А чего ты хотела от него добиться? — заинтересовался Матвей, так что, пожевав губу, я призналась:

— Пин-код от карты. Или от онлайн-приложений банков. Он мне ничего этого не говорил, и память у него была отличная — никогда не записывал такие вещи. Я так понимаю, тащить его к банкомату можно не пытаться?

Матвей сдавленно хохотнул и встал: в его глазах будто моментально погас весь интерес ко мне и даже на миг показавшаяся… надежда? Он что, правда решил, будто я соскучилась по мужу? Наивно.

— Да уж, Ю-лия. Ты хоть когда-нибудь перестаёшь думать про кошелёк? Не слышала такого — счастье не в деньгах?

— Так говорят только нищие. А те, у кого варит голова, прекрасно понимают, что за всё в этом мире надо платить. За хорошие вещи, жильё, еду, даже лекарства: бесплатный только воздух, и то — пока что. Нет ни одной проблемы в мире, которую нельзя решить деньгами: вопрос только в сумме. И с тобой, между прочим, мне тоже надо расплатиться — даже смерть оказалась не бесплатной. Так что хватит смотреть на меня как на продажное дерьмо: нам обоим нужны деньги Вадика. В общем-то, из-за них он до сих пор не в морге.

Закончив воодушевлённую тираду, я опрокинула в себя остатки шампанского в бокале под громкие хлопки Матвея, одарившего меня аплодисментами.

— Браво. Здравые мысли, вау. Циничные… но здравые. К слову про мою оплату, и это как раз был третий вопрос — если в этом доме меня будут сносно кормить, то согласен на отсрочку. Расплатишься в конце нашего марафона, по факту. И заплатишь всё до копейки, — зачем — то добавил он, едва заметно скривив губы.

Но его попытки меня запугать или вывести из себя на этот раз не сработали: после того как своими руками отмыла кровь с зомби, я поняла, что пойду до конца. И мы с Женькой ещё заживём на полную. Это ради нас обоих. За себя и брата я готова на любую мерзость.

— Если это всё, то иди уже, забейся в самый дальний угол дома и не мешай мне, — фыркнула я, потянувшись к узлу полотенца на груди. — Или будешь смотреть, как я натираюсь миндальным молочком? Демо-версия закончилась, дальше только по таксе.

— Спасибо, насмотрелся. Ты уже лишила меня малейшего полёта фантазии на счёт своей фигуры. Кстати, совершенно стандартной… А в ягодицах так и схуднуть не мешает. — Матвей широко, хамски оскалился, пятясь спиной к двери.

Я ахнула от возмущения, а он, более не задерживаясь, ужом выскочил из ванной. Дикое желание швырнуть ему вслед какой-нибудь бутылёк поувесистей пришлось подавить: не хватало, чтобы на шум примчала с кухни Нина Аркадьевна.

Решив заесть раздражение клубникой, я взяла из коробки последнюю и надкусила — но тут же выплюнула в ладонь.

— Фу!

Ягода оказалась напрочь плесневелой внутри. И мне упорно казалось: до того, как коробку подержал в руках бокор, она была свежей.

Закончив с приведением себя в порядок, я вернулась в свою спальню, находящуюся напротив Вадькиной. Переодевшись в домашние шорты и майку, решилась заглянуть к нему: зомби по-прежнему лежал под одеялом несмотря на довольно жарко бьющие в окно полуденные лучи и отключенный кондиционер.

Если что хорошего и было в наших с ним помывочных процедурах: меня покидал страх перед ним, осталось лишь неуютное ощущение — что-то вроде того, когда смотришь на сломанный манекен без глаз и рук. А ещё я узнала, что в брачную ночь особо ничего и не потеряла: похвастать размерами мужского достоинства Вадьке не светило.

В хозяйской спальне обстановка мне нравилась: это была просторная комната с двумя панорамными окнами, приятными зелёными стенами и рифлёной деревянной мебелью цвета «венге». Двуспальная кровать с полукруглым изголовьем, шкаф с зеркальными дверцами и толстый изумрудно-золотистый ковёр, в котором тонули пятки. Немного старомодно, немного безвкусно — как и сам Вадик — но почему-то напоминало спальню мамы в нашем старом доме.

До пяти лет мы с Женькой упорно звали бабушку мамой. Потом нам объяснили: мама — это та тётя, которая раз в месяц привозит подарки и снова уезжает на съёмки, гастроли и турне по Прибалтике. Она обеспечивала нас, оплачивала гимназии и любые прихоти, её фамилия когда-то открывала любую дверь. Но когда её не стало, ни я, ни Женька не проронили и слезинки: мы лишь думали о том, как теперь будем жить без её безлимитных карточек.

Когда нам было по десять, умерла бабушка — и вот это было тяжело и больно. Она до сих пор часто снилась мне, гладила по голове, а я всё ещё называла её мамой. И она тоже любила зелёные обои, комнатные растения и золотистые отделки в интерьере.

Я сморгнула непрошенную тоску, вызванную, похоже, переизбытком шампанского в организме, и несмело подошла к постели.

— Вадим?

Зомби послушно повернул голову и уставился на меня пустыми глазами в ожидании приказа. Я шумно выдохнула и сгребла с прикроватной тумбы его телефон, который достала из кармана брюк, когда от них избавлялась. «Айфон» ещё был заряжен, а на экране стояла биометрическая защита.

— Вадим, подними руку, — чётко приказала я, и он исполнил повеление.

Приложив его указательный палец к экрану, я стала счастливой обладательницей всего содержимого телефона. Чатов, где высвечивались десятки непрочитанных поздравлений со свадьбой, приложений от банков и каких-то биржевых сводок, в которых не понимала ничего. Присев в кресло рядом с кроватью, бодро застучала по кнопкам, отвечая на сообщения дежурными благодарностями.

«Вадим Владимирович, в «Рестории» на Советском увольняется шеф-повар. Может, перенесём конкурс на пораньше, заодно выберем нового?» — значилось в чате с Викой, и я тихо чертыхнулась.

Вот не может как нормальные, ленивые и безразличные люди! Из-за этого дурацкого конкурса поваров мы и так с Вадиком перенесли медовый месяц на Сейшелах ближе к осени. Да, сейчас это играло на руку, но мне нужно было как-то заткнуть назойливую секретутку, причём пожёстче.

«Виктория, у меня только вчера была свадьба: я сейчас не готов бросить молодую жену ради конкурса. Не будем переносить, займись «Ресторией» сама».

Оказалось довольно сложно подделать манеру Вадика: он был поразительно учтив с сотрудниками, даже когда те лезли через рамки. Внутри себя я окрестила эту податливость полной бесхребетностью. Но люди такое любили: та же Нина Аркадьевна едва ли ни ножки готова была целовать за возможность подработать на пенсии. А уж поставщики продуктов приглашались на халявные ужины в его рестораны регулярно.

Удовлетворённо кивнув экрану, я отложила телефон на тумбу и перевела взгляд на Вадика. Он всё ещё лежал с выставленной вверх рукой, не моргая и не шевелясь. И меня осенило.

— Биометрический замок, — прошептала я, осторожно коснувшись его ладони. — Самый надёжный, так ты говорил? Золотко ты моё. Просто золотко!

Осознав, что тащить Вадюшу к его сейфу в кабинете придётся на второй этаж, снова по лестнице, я тихонько выругалась. Может, отрезать ему палец, да и дело с концом?

Бр-р-р. Ну уж нет. Не в жалости дело — чисто в брезгливости, нежелании развозить новую грязь, ну и понимании: кто-то потом наверняка заметит искалеченную руку.

— Вадим, вставай. Прогуляемся, — заворковала я, потянув зомби на себя и уже вполне буднично касаясь его холодной твёрдой кожи. — Ты же хочешь сделать любимой жене подарок, правда?