— Котенок… — я медленно поворачиваюсь к притихшей Владе. — Ты должна была жить не в этой квартире.
Бывшая жена дергается от моих слов, отлепляет свой затравленный взгляд от пола.
— Раньше чувство юмора у тебя было лучше, Марк, — она пытается держаться, но своими же действиями выдает себя с головой.
Забирается на стул с ногами, ковыряет края повязки на ладони. Ее глаза снова ускользают от меня.
— Я не шучу, — откидываю голову, чертыхаюсь себе под нос.
Как сейчас подобрать нужные слова? Как сделать так, чтобы она мне поверила?
Влада твердо уверена, что я мог сослать ее сюда, и от понимания этого у меня неожиданно сильно все вспыхивает в груди. Почти в точности, как в тот день перед нашим разводом, когда я узнал об измене.
Всю жизнь считал, что предательство такого уровня невозможно забыть. Пару лет назад я уверенно поставил точку в наших отношениях с бывшей женой, а теперь в голове все взрывается, а ладони жжет от желания обнять Владу и оградить ее вообще от всех.
— Я ничего не понимаю… — честно признается, упирается в колени подбородком.
— Куда, по-твоему, я привез тебя после больницы? — начинаю выстраивать логическую цепочку.
— Откуда я знаю? На одну из твоих квартир, наверное.
— К тебе домой, как я думал. В этой новостройке должна была быть твоя квартира.
— Но что-то пошло не так, и я оказалась здесь? — Влада обводит кухню рукой, нервозно закусывает нижнюю губу.
— Слишком мягко. Что-то, очевидно, пошло через задницу.
— Знаешь, а я ведь даже не удивилась, когда твой адвокат привез меня сюда. Мне вообще казалось, что это все делалось для отвода глаз и в итоге я окажусь на улице с чемоданом, — вздыхает, делает паузу. — В первые недели я закрывалась на все замки и оставляла ключ в скважине в неестественном положении, чтобы в случае чего меня не смогли бы вытолкать из квартиры ночью…
— Влада… — я подхожу к ней, опускаюсь на корточки. Обхватываю ладонями ее лодыжки, потому что руки она тут же прячет.
— Не надо. Я уже пережила это.
— Ты ведь помнишь, что сделкой тогда занимался мой человек? — мягко спрашиваю, не хочу сейчас давить на Владу.
— Потому что ты не хотел даже смотреть на меня, я знаю. Сразу поняла.
Противопоставить мне нечего. Я действительно поручил все бумажные вопросы своему юристу, потому что боялся сорваться еще раз и сделать что-то непоправимое.
Влада пытается отодвинуться, но я упираюсь рукой в железную спинку стула, чтобы не упустить ее. С другой стороны стоит стол, так что второй рукой я продолжаю скользить от щиколотки к острой коленке.
— Мне стоило самому все проверить, а сейчас время уже упущено. Котенок, я пиздец как злюсь на себя за это. Представляю, что ты все это время ютилась здесь…
— Только за это? — перебивает меня на всхлипе, царапает свои руки.
— В каком смысле?
— Тебе жаль, что я жила в этой квартире и все? А за то, что своими руками ты разрушил нас… Ничего нигде не отзывается, Марк? Ты не жалеешь о разводе?
Влада замолкает, тяжело, будто через силу, дышит. Ерзает на стуле, пытается слезть, и мне приходится позволить ей это, потому что то, каким взглядом она смотрит на меня в данную секунду… Я не имею права сейчас к ней прикасаться.
— Давай не будем копаться в этой части нашего прошлого сейчас, — следом поднимаюсь на ноги. — Ты прекрасно знаешь, что я поступил так по конкретной причине… — я сбиваюсь, когда Влада широко раскрывает окно.
Инстинктивно дергаюсь к ней, она это замечает и лишь усмехается, глотая морозный воздух длинным глубоким вдохом.
— Оказывается, все было ложью. Все твои слова, признания в любви. Ты просто нашел себе удобную девочку, которая более-менее тебя устроила. Ну вроде как по статусу положено держать кого-то рядом, да? Больше доверия от партнеров и заказчиков, меньше времени тратить на поиски секса…
— Что ты несешь? — обрываю ее жестко. — Не надо приписывать мне все это дерьмо, я тебе не врал никогда.
— Я тебе тоже не врала! И не изменяла никогда!
У Влады срывается голос, она начинает кашлять, прижимая ладонь к грудной клетке чуть ниже ключиц.
— Мы друг другу никто, Марк. Теперь уже никто. Все, что я сейчас делаю, это не ради тебя, ясно? Я участвую в этом спектакле ради Агриппины и, если бы не она, давно бы уже послала тебя ко всем чертям и написала чистосердечное по поводу тех договоров.
— Получила бы срок, лишь бы не терпеть меня рядом? — усмехаюсь и продолжаю. — Выскочила бы за своего цветочника, а потом и от него побежала бы налево?
Влада взвивается фурией, подлетает ко мне на какой-то бешеной скорости и со всей дури залепляет мне ладонью по щеке. Да так, что у меня голова поворачивается в противоположную от удара сторону.
Морду жжет от ее пощечины, сама Влада шумно втягивает носом воздух и отряхивает руку. Сама, наверное, теперь не рада, что дошла до рукоприкладства. Досталось-то не только мне.
Секунд пять мы смотрим друг другу в глаза, а потом я оголодавшим зверем набрасываюсь на ее рот, не обращая внимания на попытки бывшей жены противостоять мне.
Рычу, когда Влада едва не прокусывает мне губу своими острыми зубками, зарываюсь пальцами в ее волосы и сжимаю ладонь на затылке, чтобы она перестала крутить головой. Мало приятного в том, что мы постоянно сталкиваемся зубами.
Свободной рукой я рывком притягиваю бывшую жену к себе, прижимаю тесно и крепко, впитывая все ее протестующее мычание, смешанное со стонами, и проталкивая язык в ее горячий рот.
Я целую ее глубоко и пошло. Жестко сминаю нежные пухлые губы, резко перехватываю за запястье ее руку, когда Влада пытается расцарапать мне щеку, которая еще от пощечины не отошла.
Отстраняюсь, когда сам от недостатка кислорода готов легкие выплюнуть, спускаю руку по спине к ягодицам и всей пятерней обхватываю ее шикарную задницу, вклиниваясь пальцами ниже. Надавливаю пальцами на горячее местечко между ее стройных ног, которые в скором времени определенно окажутся обернутыми вокруг меня.
— Ненавижу тебя, Ольховский, — у Влады в глазах разгорается дикое пламя, взгляд будто пьяный.
— Обсудим это позже, — оттягиваю подушечкой большого пальца ее нижнюю губу. — Поцелуй меня, Ольховская.
Она целует. Сама. Прижимается к моим губам в какой-то отчаянной попытке заглушить все, что рвется наружу.
Из нас обоих.
Как будто не было этих лет. Стерлось все, границы размылись.
Я прижимаю ее к себе еще крепче, жадно сминаю ягодицы ладонями, приподнимая, сам углубляю поцелуй. Чувствую ее вкус, поглощаю прерывистое дыхание и тихие, едва слышные стоны.
У нас всегда так начиналось. А потом Влада срывала голос до хрипов, драла горло подо мной, когда я несдержанно вбивался в нее снизу и руками оставлял синяки на теле.
Стаскиваю свитер с бывшей жены, добираюсь губами до груди. Она прогибается мне навстречу, вздрагивает от каждого прикосновения.
— Сейчас, девочка моя… — хриплю ей на ухо, обвожу раковину языком.
Отрываюсь, чтобы в глаза ее заглянуть. Взгляд давно поплыл, все дымкой заволокло, блеск какой-то появился.
Хочет меня. Я это вижу.
Подхватываю ее под бедра, заставляю обвить меня ногами. Несколько быстрых шагов вперед, усаживаю Владу на подоконник.
Отстраняюсь, чтобы снять с себя рубашку. Она наблюдает. Дрожащими пальцами помогает стянуть ее с плеч, царапает ноготками по груди, за шею обнимает.
Снова сама к губам тянется.
— Ма-арк… — выстанывает мне в рот, ерзает, прижимаясь горячей промежностью к моему стояку.
Блядь, в штаны готов кончить. Не накрывало так после нее. Трахал каких-то девок, чтобы напряжение спустить — не больше.
А тут каждую реакцию ловлю, каждый вдох, каждое судорожное движение пальцев по моей коже.
Перехватываю ее ладони, притягиваю к своему ремню, подталкиваю расстегнуть его. Первый раз точно быстро будет. Чтобы хоть немного ослабить желание.
Если силы останутся, быстро ее в машину запихну и увезу домой. Чтобы сутки из-под себя не выпускать. Если нет — придется прямо здесь зависнуть. Диван, надеюсь, крепкий. Хотя навряд ли мы вообще доберемся до него.
Сам ремень быстро дергаю, Влада не справляется. Параллельно расстегиваю пуговицу на ее джинсах, тяну язычок молнии вниз и сразу проталкиваю ладонь под белье.
Мокрая. Пальцы сразу утопают во влаге.
Скольжу по нежным складкам, жестче надавливаю ребром ладони, дразню клитор и тут же убираю пальцы, чтобы слизать с ее губ порцию новых стонов.
— Обхвати меня, малышка. Давай же, — накрываю ее ладонь и сам заставляю обернуть вокруг напряженного члена.
Влада послушно начинает гладить длину, размазывает по головке выступившую смазку.
Откидывает голову, когда я прохожусь языком по шее. Прикусываю ключицу и удерживаю ее за волосы в таком положении, чтобы оставить несколько меток на ее горле.
Резким движением сдергиваю с нее джинсы. Оставляю Владу в одном белье, рассматриваю каждый сантиметр кожи.
— Не надо… — она пытается прикрыться, когда мой взгляд наталкивается на эти ее пятна.
— Все равно красивая, котенок. Выкинь нахрен все из головы.
Медленно спускаю с обоих плеч тонкие бретельки, завожу руку за спину и щелкаю застежкой.
Влада остается сидеть в одних трусиках, смущенно кусает губу, когда я ласкаю грудь, щелкаю по соску языком.
— Скажи, что веришь мне. Марк, пожалуйста. Мне нужно это услышать…
Лепечет что-то, я едва разбираю смысл.
Перехватывает мою руку, стоит мне сдвинуть тонкую полоску ее трусиков в сторону и снова скользнуть пальцами вглубь.
— Не самое лучшее время для разговоров, малыш, — усмехаюсь, пытаюсь поцеловать, но Влада резко толкает меня ладонями в грудь.
Хочет сдвинуть ноги, но это слишком сложно, когда я стою между ними. Прикрывает грудь рукой, каменеет как-то вся, без ножа режет меня взглядом, полным разочарования.
Да твою же мать! Все нормально было только что. Что за истерики?
— Отойди… Я не хочу… — очередной толчок в плечо, уворачивается от моих рук.
Я себя едва в руках держу, чтобы не повернуть ее к себе спиной и не сдернуть с нее трусы к чертовой матери.
Новая политика? Завести, а потом ушат холодной воды на голову? Я не мальчик уже, блять, чтобы терпеть все это.
Перехватываю ее запястья с нажимом, толкаюсь вперед, вжимаясь точно в мокрое пятно на ее белье.
— Не надо! — взвизгивает, ужом вертится. — Марк, я не хочу. Пусти меня…
Отпускаю, хоть и сделать хочется совсем другое. Отхожу на шаг, чтобы она успокоилась и перестала судорожно глотать кислород, разрезая меня на части затравленным взглядом.
— Что не так? — спрашиваю с раздражением, наблюдаю за тем, как Влада прикрывает грудь кружевными чашками белья. Поднимаю свою рубашку, быстро прохожусь по пуговицам, матерюсь, когда приходится прижать член застегнутой ширинкой.
— Все, — бывшая жена сухо отвечает, тянется к свитеру, который я до этого зашвырнул на стул.
— А подробнее как-то можно? — ядовито интересуюсь сквозь зубы, подаю ей шмотки, сам еще дальше отхожу.
Влада только тогда выдыхает.
Одевается на моих глазах, приглаживает волосы. Зачем-то проводит пальцами по своим губам, будто специально проверяет степень моего терпения.
— Считай, что я просто передумала. Имею право.
— Стерву решила включить? — хлопаю себя по карманам, закуриваю.
Она недовольно морщит нос, но никак не комментирует. Спокойно наливает воды в стакан, осушает его почти залпом.
— Уходи, пожалуйста. Я услышала все, что хотела, — припечатывает меня жестким тоном.
— И что же ты услышала? — выдыхаю дым в сторону, чтобы он не летел ей в лицо.
— Это все бессмысленно. Я не собираюсь больше ничего доказывать тебе. И любовницей твоей тоже не стану. У тебя и без меня выбор есть, обделенным не останешься.
Докуриваю спокойно, пока Влада демонстративно начинает мыть посуду, натянув яркие желтые перчатки. Будто ее вообще не тронуло все, что здесь произошло. Подумаешь, дала себя раздеть. Подумаешь, промокла так, что внутренняя сторона бедер запачкана была.
— Я уеду на пару дней, — сухо, без подробностей, констатирую. — Дом будет свободен. Живи там. Потом решим вопрос с квартирой, пока можешь посмотреть варианты. Может, понравится что-то.
— Мне от тебя не надо ничего.
Ожидаемо.
— Мужику проще заработать, Влада. Суровая правда жизни. Самой не надоело в этом клоповнике?
— Большее не заслужила, — огрызается, чуть стакан не разбивает.
— Я тебе уже объяснил, как все было. Не собирался я тешить свое самолюбие за твой счет, мне без надобности. Денег ты сколько в итоге увидела?
— Сто тысяч. Жила на них первое время, спасибо.
— Должна была больше. Ладно, разберемся. Не дури, пока меня не будет, Влада. Без этого уже все по одному месту пошло, не усугубляй.
Билеты я беру на ближайший рейс. Скидываю в чемодан по минимуму и сразу гоню в аэропорт.
Где-то на периферии, когда я занимаю место в самолете, всплывает мысль о том, что я до сих пор считаю Владу своей. Все это время считал.