Мой плохой босс

Глава 4. Ирия

Руки у меня трясутся.

Я держу их под ледяной водой, бьющей из крана, но они все равно трясутся.

В уме я представляю, как выдаю Антону Верещагину одну пощечину за другой, до тех самых пор, пока мои ладони не запылают, а звон в его пустой голове не станет слышен всем окружающим.

Дура! Какая же я дура!

И вот ради этого куска дерьма я собиралась завязать с Темой? Боже, не-е-ет, ни за что в жизни. Уж лучше вообще ни с кем вне Темы не связываться, там хотя бы понятные мне люди. Те, которые не делают ничего не логичного. Те, которые хотя бы пытаются слушать правила и говорить, что хотят и чего не хотят.

Смотрю на себя в зеркало, поправляю на носу очки. Простые нулевки, их я ношу просто для имиджа. Неровные красные пятна покрывают лицо и шею. Красотка, Ира, ничего не скажешь!

Одежду я из вип-кабинета забрала, оделась в туалете, теперь вот стою и пытаюсь выдохнуть, пытаюсь унять ярость, кипящую в моей крови.

Тварь! Какая же тварь!

Нет, я не буду размазывать слезы по лицу, и рыдать: “Почему?”

Нет никакого честного ответа на этот вопрос. Потому что Антошеньке так приспичило. Потому что ему все это показалось очень весело.

Просто потому, что он – мудозвон редкостный. И я ведь об этом знала, только почему-то решила, что меня его мудизм никак не заденет.

Самообманываться – это самая вредная привычка человека.

Я не понимаю только одного – что я ему такого сделала? Он же сам ко мне пришел. Сам пригласил меня на танец. И если я ему не нравлюсь – что, сказать было сложно? Почему просто было меня не отшить?

И зачем вообще было подходить?

Ключевой вопрос – зачем было так-то мудить?

И все-таки, зачем было подходить?!

Дверь туалета приоткрывается и в него просовывается одна осторожная голова. Секретарша мудака Антошеньки – Наташа. Глаза вытаращенные, охреневшие.

– Можно, Ир?

Я киваю. Пока не могу говорить – не хватает воздуха. И цензурных слов.

– Ну, Антон Викторович и… – Я качаю головой перебиваю Наташу посреди фразы. Я и так знаю, что он – сука. И раньше знала. Правда совсем не замечала за ним вот такого скотства в адрес женщин. Тем более, что я вообще не знаю, какие слухи сейчас уже успели разойтись по бухающим на корпорате коллегам.

Хотя – многие видели, как Антон со мной танцевал. И куда я пошла после – тоже. И в каком виде оттуда выскочила и при каких условиях. Внятную, хотя и далекую от реальности версию они уже сочинили.

– Ирка, ну ты даешь, Верещагина – и на колени. Посреди зала. – Наташа шепчет это с восхищением. И пусть меня обычно коробит эта “Ирка”, сейчас мне не до формальностей и обращения по имени отчеству.

Уголок моего рта удовлетворенно дергается.

Да, это было восхитительно. Хоть и мало. За свое гадство Антон Верещагин не отделался бы столь малой кровью. Да, порку за такую провинность я бы ему устроила такую – он две недели бы на своих совещаниях только стоял.

И какая жалость, что нельзя.

В моих висках по-прежнему шумит и бьется голодная ярость. Ох, не один удар плети бы достался шикарной заднице этого поганца.

Будь он только в Теме…

Будь он только моим…

Боже, Ира, и зачем ты сейчас об этом думаешь? Вот сейчас? Когда ясное дело, что больше никак твои мысли этого мудака касаться не могут. Хотя в таком случае этой ситуации вообще бы не было. И все-таки…

И все-таки – нет.

Нет – значит «нет». Это закон для всех, кто в Теме.

Антон Верещагин мне ясно показал – я его не интересую.

Да и если бы интересовала – я его уже не хочу. Бессмысленно тратить свои силы на этот кусок дерьма. Это насколько сильно мне надо пасть, чтобы захотеть его снова? Я же не могу спустить ему это просто так.

– Ир, – тормошит зависшую меня Наташа, и я вздрагиваю и гляжу на неё.

– Тебе водки может принести? – сочувственно интересуется секретарша Антончика. Может, он её специально подослал? Озарение это накатывает на меня внезапно. Паранойя – это вообще очень полезная привычка.

Пальцы нашаривают кулон на моей шее. Стискиваю его и выдыхаю.

Я помню, зачем его ношу.

Три вздоха, три выдоха.

Контроль эмоций – вещь полезная. Ярость можно отложить чуть-чуть, хотя – мне очень нужно дать ей выход. Но здесь – я этого не сделаю. Не могу. Нету возможности.

– Водки не надо, – я качаю головой, приводя мысли в четкий алгоритм, – а вот сумку принеси от моего столика. Синюю такую, от…

– Да знаю я твою сумку, – отмахивается Наташа буднично и выскакивает из туалета. Возвращается через три минуты с моей сумкой в руках.

– Антон Викторович за своим столиком, – ябедничает она, – продолжают бухать. Правда, уже не ржут. Морда у него мне не понравилась. Злой!

– Ничего, – я мстительно улыбаюсь, припоминая, как швырнула щенка на колени перед собой. Ну, и перед кучей зрителей, естественно.

Какие охреневшие у него были в этот момент глаза, м-м-м, красота. Еще бы кляп добавить – и вообще была бы идеальная картинка.

– Ему полезно, да, – хихикает Семенова, будто подтверждая эту мою мысль про кляп.

Вообще – Наташа довольно рано получила «прививку Верещагиным». Сколько раз он её поимел, прежде чем она поняла, что ничего серьезного он ей предлагать не будет?

Передумала, замутила с нашим начальником транспортного цеха. Кажется, осенью они собирались пожениться. Счастливая женщина. Умная!

Не то что некоторые.

– Ир, а что ты дальше делать будешь? – осторожно интересуется Наташа, пока я роюсь в сумке, проверяя вещи.

Телефон, карточки, ключи от квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи… Боже, нахрена я на корпоратив взяла столько ключей – на кастет бы хватило! Хотя, какая из связок вообще лишняя?

Интересный вопрос. И мой, и Наташин – оба хороши.

– Домой поеду, – отвечаю я ровно, – сама понимаешь, праздновать юбилей фирмы я уже не хочу.

– А потом? Что с работой? – у Наташи заинтересованные глаза. И я припоминаю, что там у неё с дипломами, и мне хочется закатить глаза.

– Уволюсь я, уволюсь, можешь готовиться выбивать перевод с должности на должность, – фыркаю я. Хочется ей стать кем-то большим, чем простая секретарша в этом гадюшнике? Хочется вымаливать на коленях перед мудаком повышение? Пускай. Не мне её осуждать.

– Да ты чего, Ир, – Наташа обиженно машет на меня рукой, – я не из-за места. Просто… Не хочется больше… Ему кофе таскать. Как-то мерзко после сегодняшнего.

Вопреки всему моему цинизму – я верю. Ведь может же ей действительно быть мерзко обслуживать «милейшего» Антона Викторовича. И может хотеться повышения, зарплата у меня выше, чем у неё.

Правда, если было бы по-настоящему мерзко – она бы, наверное, тоже уволилась, но это слишком, наверное.

Ну – для меня не слишком. Я не буду больше тратить свое время в «Верещагин и Co» – делать мне больше нечего. Пусть в своем дерьме варятся сами.

– Спасибо за поддержку, Наташ, – спокойно благодарю я. Реально есть за что. В конце концов – она мне не подруга, она мне подчиненная, которую я жестко штрафую за задержки с оформлением документов. Но посочувствовать она пришла. И нужно сказать – это выходит у неё искренне.

– Ой, да ладно, – Семенова отмахивается, – честно, я думала, тебе тут платки понадобятся, хотела тебе сказать, что бабы наши на твоей стороне, а ты – вон какая. Спокойная.

– Ох, если бы…

Я неровно вздыхаю.

Спокойствием мое состояние не называется. Ну, у этого разговора все-таки имеется положительная сторона – я больше не напоминаю своей пятнистостью леопарда и руки, которые просто сводило от желания сжаться на горле Антона Верещагина, больше не трясутся.

– Ну, давай тут, Ирка, держись! – Наташа грозит мне кулаком и покидает туалет.

Забавный жест. Держись, а то я тебя еще побью, сделаю больно, станет еще хуже.

Радуясь долгожданному уединению, я достаю телефона. Сейчас – мне никто не мешает поговорить, ни свидетели, ни мое нервное состояние.

Тот, кто мне нужен, отвечает со второго гудка. Днем – отвечает с первого, но сейчас все-таки глухая ночь на дворе. Хотя я точно знаю, у Прохора на мой номер стоит эксклюзивный гудок. И что очень ценно – он живет не так далеко.

– Доброй ночи, Ирия.

Он скучал. Это ощущается по тону голоса, в котором звенит напряженное желание угодить. Проша – уже опытный, почти профессиональный раб. Из тех, кто немыслимо кайфует, становясь на четвереньки и подставляя спину для плети.

– Я могу приехать сегодня. Как госпожа. Хочешь?

Прохор замолкает с той стороны трубки.

– Сегодня – бесплатно, – добавляю я, – все как обычно, по стандартному договору.

В наш стандартный договор с Прошей входит стандартная порка и укрощение. Никакого секса. В конце концов – Проша хорошо и прочно женат, и жена у него славная. Очень-очень правильная. Кто виноват, что её образцовому очень высокопоставленному муженьку, два раза в неделю очень не хватает приключений на задницу?

– Ну? – поторапливаю я, дожидаясь Прошиного ответа. В конце концов, это не по нашему с ним графику. У него просто может не быть возможности.

– Очень хочу, госпожа, приезжайте, конечно, – Прошин тон заставляет меня успокоиться еще сильнее. Ничего на свете нет вкуснее, чем этот сладкий вкус чужой готовности к служению. Жаль, конечно, что это не Антон Верещагин готов целовать мои туфли, ну ладно. У меня богатое воображение. Я представлю.

– А жена?

– Я найду что сказать.

До сих пор не знаю, что он с ней делает – врет или говорит правду. Странная у них семейка, ей богу.

– Я буду через час.

В конце концов, зачем-то же я вожу целый багажник с инструментарием.

– Жду, госпожа.

Сбрасывая вызов, я смотрю в зеркало и чувствую себя действительно спокойнее. Цель есть, и спать сегодня с невыпущенным наружу гневом я не лягу.

Можно и правда уже ехать.

Я наконец выхожу из туалета. На самом деле я проторчала там минут сорок, не меньше, приводя себя в порядок, одеваясь и успокаиваясь.

Прохожу через зал с ровной спиной и без оглядки. Мужики с моего пути разлетаются будто голуби. Правильно, уроды, вам лучше бежать от меня как можно дальше. Вам же лучше, если мне будет нечего вам припомнить. Дольше проживете. И зарплаты целее будут.

В конце концов, именно я в фирме Верещагина больше всех знаю, кому не додается штрафов за нарушение рабочего расписания, за невыполнение должностных инструкций и так далее.

И за две недели отработки – я ого-го сколько выдам своей «любви» всем, кого я запомнила по толпе идиотов, вломившихся ко мне.

Еще бы придумать, как Верещагину такие проблемы устроить, чтобы и самой не пострадать, а ему чтобы было как можно более «весело».

Я ощущаю взгляд Антона. Злой – да. Злой, пристальный, безотрывный. У выхода я даже останавливаюсь, оборачиваюсь. Да, не ошиблась. Реально смотрит на меня, как Раскольников на старуху-процентщицу. Только топора не хватает. Сразу видно, что не может мне спустить этот позор перед всей фирмой. Не умеет Антоша проигрывать. Совершенно.

Я улыбаюсь ему как можно более высокомерно, касаюсь губ кончиками пальцев и посылаю ему воздушный поцелуйчик.

Обращайся еще, щенок, могу вытереть тобой пол в любое время дня и ночи. Не пожалею твоей дорогой рубашечки.

И все-таки – какая красивая тварь! Аж больно на него смотреть.

Антон улыбается мне в ответ – и тоже как-то неприятно, с предвкушением. И мне не нравится это выражение на его лице. Совсем не нравится.

Хотя похер мне на его мысли.

Что он мне может сделать, к чему я не готова?

На работе я – идеальный сотрудник. Не прикопаешься. Я ж специально строила такой имидж. Так что по статье меня не уволишь. А не по статье – я и сама уйду. Не буду так оскорблять нашего нарцисса моей «унылой персоной».

У самого выхода в ресторан я натыкаюсь на нашего финансового директора Смалькова.

Геннадий Андреевич явно пытается перегородить мне дорогу, стремясь не дать мне пройти.

– Ирочка, а вы куда, вечер еще не закончился? – он косит под блаженного, и как нарочно меня раздражает все сильнее. И злость, только-только притихшая в ожидании встречи с Прошей, снова начинает меня одолевать. С каждой секундой – все сильнее.

– У меня – закончился, – едко отрезаю я. Больше регламент и субординация не для меня, и трепетать перед друзьями ублюдка я не буду.

– Ирочка, ну оставайтесь, – с такой фальшивой приязнью просит Смальков, – вы же произвели фурор.

С куда большим удовольствием я бы произвела террор. Кровавый. Одному конкретному ублюдку – своему непосредственному боссу.

Я просто шагаю мимо, огибая Смалькова и уворачиваясь от той его руки, которой он попытался меня удержать.

Выхожу на парковку перед рестораном.

И вот тут меня ждет еще одно неприятное откровение.

На том месте, где я оставляла свою машину, ничего нет…

Вот же сучонок… И только мне не говорите, что это не он!