И это утро можно было б назвать самым лучшим утром за последние десять лет!
Анька никогда не спала раньше ни с кем в том самом смысле, который и называется – спать. Ей всегда казалось, что это ужасно неудобно, чужие руки и ноги будут ей мешать, торча в самых неподходящих местах, как выпирающие корни деревьев из земли. Но все оказалось не так. Она заснула на груди Лося как убитая, доверчиво сопя ему в плечо, и казалось, что уютнее и удобнее на свете нет.
Лось проснулся раньше нее, чуть свет – черт знает, что его разбудило. Вроде как завозился на тумбочке телефон, вибрируя и наигрываю какую-то полудетскую мелодию. То ли кто-то звонил, то ли сработал будильник. Анька недовольно засопела, натягивая на себя одеяло и с закрытыми глазами ловя Лося, поднимающегося с постели.
– Не уходи, – бормотала она, пытаясь нащупать его. – Я замерзну. Зима близко.
Лось, кажется, засмеялся – событие века, а она его проспала! – чмокнул ее в плечо и натянул на нее теплое одеяло, заботливо подоткнул его со всех сторон.
– Спи! – велел он строго.
А Анька уснула, заботливо закопанная Лосем в теплый кокон.
Когда она проснулась во второй раз, за окном было сияющее утро в разгаре. Потирая глаза, потягиваясь, Анька с трудом отыскала одежку, выданную ей вчера Лосем – его огромную футболку, которая ей была до колен, словно платье средней длины, и теплые тапки, сшитые из кусочков фланели, – и решила таки, что пора вставать.
Неспешно приводя себя в порядок, Анька слышала, как внизу неспешные финские голоса обсуждают что-то. У Лося были гости – и, судя по тому, как Лось наседал, бормоча что-то требовательно и особенно нудно, это были какие-то деловые партнеры.
«Наверное, денежки прохлопали, – злорадно подумала Анька, завязывая на макушке хвостик и спускаясь по ступеням, осторожно перебирая ногами, обутыми в огромные теплые тапки. – Щас Лось на рога поднимет этих лошар, ха-ха! Ишь, как злится…»
Лось выругался, крепко и грязно; Анька, не знающая финского языка, поняла это по слабой попытке собеседника Лося оправдаться. Но Лось не принимал оправданий. Ворча, как голодный финский волк-матерщинник, Лось метнулся куда-то под лестницу, и Анька, сверху с интересом наблюдающая эти нервные телодвижения, даже засомневалась, а стоит ли ей вообще показываться, дабы не попасть под горячую руку.
Но голод был сильнее здравого смысла, и Анька продолжила спуск. К тому же, внизу соблазнительно пахло кофе и свежей выпечкой, и Анька здраво рассудила, что она-то заслужила их больше, чем всякие косячники, фукающие денежки.
Все так же неслышно ступая мягкими фланелевыми лапками, она спустилась по лестнице. Внизу, сразу за холлом, в гостиной, кто-то был. Получив нагоняй, он бубнил под нос обиженным голосом, и Анька с любопытством подгребла ближе, стараясь рассмотреть на спине неизвестного проколы от лосиных рогов. А когда рассмотрела человека, с которым только что ссорился Лось, чуть не села на жопу прямо на пол, от неожиданности отпрянув и поскользнувшись.
У мини-бара, отряхиваясь, словно драный воробей, потрепанный кошкой и приглаживающий перышки, прикладываясь к виски, сидел… Акула.
Анька узнала его тотчас, с первого взгляда, словно и не было этих лет, разделяющих это прекрасное утро и тот серый московский день, когда Акула исчез из ее жизни, как она тогда подумала с тоской, навсегда. Тот же острый, резкий профиль, щеголеватый пиджачок, манера пить – сначала покрутить в длинных пальцах бокал, затем одним глотком хапнуть вискарь, как воду…
Мир вокруг Аньки погас и онемел, в ее ушах зазвучал высокий фоновый звук, как в телевизоре в час профилактики. Она бесшумно, как приведение, шла вперед, и ее прошлое было все ближе и ближе к ней. Сказать, что Анька была потрясена – значит, не сказать ничего. Она меньше удивилась бы, если б Лось позвал ее к столу, на котором в качестве парадного блюда лежал бы Акула с яблоком во рту и с бумажными цветами в заднице, запеченный в собственном соку. В своей галантности и желании угодить Аньке Лось мог бы запросто чиркнуть ножом об вилку и отвалить ей на тарелку кусок акульего филея.
Но Акула был жив и здоров, и на халяву жрал Лосиный элитный алкоголь, словно имел на это полное право. Его глаза поблескивали как стеклянные, так знакомо, Акула отрешенно смотрел в одну точку, будто весь его привычный мир рухнул, оставив после себя постакалиптические руины, и потрясенная Анька, всматриваясь в черты старого знакомого, мгновенно поняла, отчего Лось вообще вызвал у нее такой интерес.
Да они же похожи, мать их финскую русской рукой да за ногу и об пол!
Одинаковые глаза, одинаковые волосы, одинаковая манера складывать губы в улыбке! Акула был меньше ростом, чем Лось, и на его фоне казался тщедушным, но это, пожалуй, было единственное отличие. В остальном…
«Братья, – упавшим голосом – если это только возможно – подумала Анька, лупая глазами и глядя в лицо улыбающемуся Акуле так, словно вместо лица у него была обратная сторона луны, населенная коротышками. – Это же надо так вляпаться…»
– Здравствуй, говорю, русская красавица, – повторил Акула, дружелюбно рассматривая Анькино помертвевшее лицо. До Аньки дошло, что он уже не первый раз здоровается с ней, и она, усилием воли прогнав нехорошую дурноту и выйдя из ступора, лишь кивнула ему, усаживаясь рядом на высокий стул.
– Плесни и мне каплю, – выдохнула она мертвым голосом. – Надо выпить… за встречу.
Акула выполнил ее просьбу все с той же ясной, мягкой улыбкой, и Анька, одним глотком опрокинув в себя обжигающий горло виски, с ненавистью уставилась на него.
Улыбаться, обволакивать обаянием, нравиться женщинам – это Акула умел. Если бы Лось мог так располагающе и мягко, полупечально, полурадостно улыбаться, цены б ему не было. На него пачками кидались бы не только девицы, находящиеся в режиме «поиск», но и добропорядочные матроны, и ходил бы Лось, с трудом переставляя ноги с прицепившимися к ним мертвой хваткой бабами.
Но Лось был Лосем; молчаливым, хитрым и замкнутым. Он мог тихо сидеть в углу, стеклянно поблескивающими глазами рассматривая всех и все подмечая, выбирая жертву, а потом ап – и ухватить ее, поразив точно в сердце. Так, как это произошло с Анькой.
«И это отлично, что он такой!» – подумала Анька, мысленно салютую Лосю.
– Аня, Аня, Аня, – произнес Акула, подперев рукой голову и разглядывая девушку затуманенным взором. Если бы Анька не знала его, она могла бы подумать, глядя на этот умильный взгляд, что встреча с ней растрогала Акулу, и его память полна приятных воспоминаний. Да вот только Акулы не умеют умиляться. – Что ты тут делаешь?
Анька не нашла, что ответить.
Если бы все было иначе… если б Лось был иной, Анька могла бы смело накатить еще пятьдесят грамм, и цинично и прямо ответить «трахаюсь!», а потом посмотреть Акуле в глаза и задать все те вопросы, которые бы поставили его в неудобное положение, практически раком.
«Милый! Как давно я тебя не видела!»
«Милый, а куда ты тогда пропал?!»
«Милый, я тебя так ждала!»
«Милый, а когда наша свадьба? Я этого очень хочу!»
Она бы влезла Акуле на колени, уселась бы голой жопой на его брюки со стрелками, сжала бы его коленями и ухватилась бы за галстук, как за поводок, притягивая его бестолковую башку к себе поближе и изрыгая свои ласковые ядовитые слова прямо в его скукоживающиеся уши.
«Милый! ЛЮБИМЫЙ МОЙ!!!!!»
Она болтала бы и болтала б всю эту розовую сопливую чушь щебечущим голоском, глядя, как самодовольное акулье лицо делается все кислее и кислее, держала бы его за галстук, чтоб этот гад не мог сорваться и удрать, и наслаждалась бы его агонией, многократно повторяя слово «свадьба».
Свадьба, свадьба, свадьба. Ты обещал. Свадьба!
Акулу бы корчило и ломало, как грешника на раскаленной сковороде. Как черта от святой воды.
«И контрольный в голову – свадьба! Я была беременна и уже родила тройню. Дети, идите, обнимите папу. Папа – детям нужен отец и свежие памперсы!»
Но был Лось, с которым – Анька вдруг осознала это со всей ясностью, – она не просто трахалась. С Лосем все было серьезно с первого мига. С первого слова. С первого поцелуя. С первого прикосновения там, где касаться может далеко не всякий. И даже ради мести Акуле Анька не могла себе позволить произнести, выплюнуть хамовато это похабное слово – трахаюсь…
«Лось, какого черта?! Что у тебя за дурная наследственность?! А вдруг народятся лосята с акульими плавниками?! Да я ж их в колыбели передушу…»
– Я тут в гостях у братца твоего, – ответила Анька недружелюбно, все еще смакуя в воображении сцены, в которых с Акулы слезает шкура при соприкосновении со свадебным костюмом. – А ты что тут делаешь?
Акула рассеянно пожал плечами.
– Тоже к брату приехал, – ответил он туманно.
Анька промолчала, прекрасно зная, зачем щеголь-Акула явился к Лосю.
Если бы в свое время, краснея от стыда и заикаясь, признаваясь отцу в порочащей связи с его партером, она навела бы справки, то наверняка узнала бы, что Акула так себе бизнесмен. Херовый бизнесмен был Акула. Слишком самоуверенный, высокомерный – и слишком безответственный. В те давние времена он руководил семейным бизнесом, но за очень короткий срок сумел все пустить по ветру. Любовь доступных девок, внимание дорогих, элитных женщин интересовали его больше всей этой непонятной чепухи вроде активов, договоров, инвесторов… Словом, и из жизни Аньки он исчез потому, что ему спешно пришлось уехать домой, с абсолютно голой жопой.
Отец, узнав кто вскружил Аньке ее юную глупую голову, скрежетал от ярости зубами. Репутация у Акулы была хуже некуда, и отец разрывался между «обнять и плакать» и «максимально надрать задницу». Но зареванная Анька была такая жалкая и потерянная, что любящий отец выбрал первый вариант. Он пощадил нежные девичьи чувства; он не стал рассказывать Аньке обо всех непотребствах, что учинял ее возлюбленный. Он промолчал обо всем. И о том, где найти, как выйти на связь – тоже умолчал.
– Анечка, девочка моя, – ворковал он, приглаживая лохматую Анькину макушку. – Откуда ж мне знать… вроде, открывают филиал в Южной Америке… то ли в Мексике, то ли в Бразилии…
Хотя в своих мыслях отец посылал Акулу куда как дальше.
Анька потом сама, по своим каналам разузнала об исчезнувшем любовнике все. Там слово, тут байка… Вот и сложился в ее голове образ соблазнителя и разведенной на секс «чистенькой» лохушки. Жизнь сурова.
Впрочем, и Акулу она не пощадила. От управления фирмой его отстранили, и в главе встал Лось – надежный, основательный, крепкий. Младший, но умный. Он выровнял дела в максимально кроткий срок, впахивая так, что ни одному северному оленю и не снилось, а Акула, этот веселый прожигатель жизни, остался висеть у него на шее, исправно вытягивая деньги у успешного родственника на веселую жизнь, ибо зарабатывать сам он не умел. Как-то не получалось.
– Так ты, стало быть, теперь ловишь дичь покрупнее, – небрежно произнес Акула, намекая на то, что между ним и Анькой теперь создается некоторая конкуренция на получение лосевых денег. – Повзрослела, поумнела…
От этих подлых инсинуаций Анька аж захлебнулась и некоторое время не могла выдавить из себя ни слова. Что?! Деньги?!
«Милый, да мне папа дает больше, чем Лось тратит на корм для рыбок, включая тебя!» – подумала Анька, с насмешкой глянув на Акулу. Но тот воспринял ее взгляд как насмешку, как вызов, и откинулся назад, глядя на девушку с пренебрежением и превосходством.
«Ну, давай, нападай, – с насмешкой подумала Анька. – Победи девчонку! Смелей!»
– А Анри понравится, – вкрадчиво произнес Акула, гнусно усмехаясь, – что я трахал тебя? Ну, у братьев принято донашивать друг за другом свитера и коньки, но женщин?..