Мой самый любимый Лось

Глава 8. Лось и Акула

– Кем ты представилась? Журналисткой, моделью? Кем? Как смогла лечь под него? Анри ведь у нас умный, – в голосе Акулы послышалась издевка. – Разборчивый… Не то, что московская золотая молодежь, трахающая все, что шевелится. Как ты умудрилась его уломать? Сколько нудятины ты выслушала, прежде чем он решил раздвинуть твои ноги? Таких дешевых смазливых девочек пруд пруди, и ни одну он домой не тащил. А тут смотри-ка, сразу в дамки… Ты учти – я таких прожженных хищниц, как ты, за версту чую. И не позволю положить на денежки Анри твою хорошенькую когтистую лапку. Поняла? И даже по старой дружбе – нет.

Анька расхохоталась, глядя, как Акула аж трясется от жадности. Своим звериным чутьем он унюхал, что Анька для Лося значит очень много, а это могло означать если не полное отлучение Акулы от семейного кошелька, то частичные урезания его финансов точно. Вероятно, это урезание уже произошло. Скорее всего, утром Лось отказал Акуле в его очередной просьбе. И теперь Акула воочию видел причину этого отказа – Анька. У Лося появился кое-кто поинтереснее, на кого можно тратить. И Акулу это злило, очень злило и беспокоило.

– Лассе?!

Тяжелый Лосиный голос прервал липкое грязное бормотание Акулы, и Анька едва не расхохоталась Акуле в лицо. Лассе, забор покрасьте… Значит, Лассе, а никакой не Андрей, не Артур, не Бьерн и не Гарольд. Сколько он имен примерил на себя, каждой новой знакомой дарил нового себя и новую личность. Эксклюзив!

Анька в своих поисках зашла далеко. Даже создала Клуб Бывших, и они, девчонки разных возрастов, разных социальных статусов, с разными историями и разными жизнями – студентки, начинающие модели, официантки, – как-то собрались в баре, рассказать о своих глупых мечтах друг другу и обмыть свои разбитые коварным соблазнителем сердца.

Одной он представился как Иннокентий.

Анька помнила, как они с девчонками, уже порядком наклюкавшись, просто катались с смеху, повторяя это странное, длинное имя.

– Инно… кентий, – выла Анька, утирая слезы, катящиеся градом. – Такими именами тока члены интеллигентов называть…

Было смешно, да…

– Что ты несешь, – зло прорычал Лось, багровея от ярости. – Что это значит? Анья, что он говорит? Это правда?!

Акула не стушевался. Не потерялся, не смутился под лосиным тяжелым взглядом, хотя казалось – Лось сейчас подбежит, сдернет братца со стула и растопчет его насмерть.

Для Акулы Анька была всего лишь глупой московской девчонкой, которую он оприходовал, и совсем неважно, что досталась она ему девственницей. Сегодня девственница, завтра нет… Если она здесь, в доме Лося, значит, таскается по модным тусовкам, где Лось ее и подобрал. Ищет себе кошелек потолще. Сколько у нее было попыток ухватить добычу пожирнее? С той поры, когда она была всего лишь дерзкой наивной девчонкой, прошло много времени. Под сколькими толстосумами она успела побывать? Лассе брезгливо поморщил губы, чувствуя свое превосходство. Что бы там не связывало Лося и эту девку, он-то, Лассе, был первым. Собрал сливки. Над ним никогда не станут потешаться, никогда не сделают из него дурака эти бабы. А вот Лось, этот мнящий себя умником зануда, кажется, попался на дешевый развод дешевой девки. Об этом Акула подумал особенно зло, мстительно, испытывая гадкую радость.

– Ну а что такого, – откинувшись на барную стойку, продолжил Акула, никем не останавливаемый. – теряешь хватку, братец, э? Раньше за мной донашивал ботинки, теперь подбираешь девочек из-под меня? Впрочем, ты всегда был вторым, братец…

Голова у Акулы не отлетела только потому, что он успел уклониться.

Лось преодолел разделяющие их несколько метров буквально одним огромным прыжком и почти не замахиваясь, влепил сокрушительную плюху в наглое гладенькое лицо. Он метил в челюсть, в изрыгающий мерзкие слова рот, и Акула понял это. Перспектива провести остаток жизни без зубов его вовсе не радовала, и он, сорвавшись с места, поднырнул под руку Лося, желая удара избежать и сбить Лося с ног, обхватив его руками.

Но просчитался.

Вместо челюсти удар пришелся прямо в лоб, и Акула, закатив глаза и раскинув руки, готовый обнять весь мир, рухнул на спину. На лбу, стремительно наливаясь багровой темнотой, виднелся яркий отпечаток от перстня, который Лось носил – серебряная безделушка с буквой «а». Обведенная ободком, эта буква на лбу Акулы здорово смахивала на символ @ – собака.

«Собака и есть!» – ожесточенно подумала Анька, приканчивая виски одним глотком.

– Ладно, мальчики, – произнесла она, неспешно поднимаясь и чувствуя, как у нее ноги подгибаются – от злости, от отчаяния, – вы тут играйте со своими сломанными велосипедами, а я поехала домой. Спасибо за приют. Все было очень мило.

***

– Почему?!

Это единственный вопрос, который задал Лось, влетев в спальню вслед за Анькой.

В его серых глазах тлела кровавая ярость.

К тому сокровенному, что у Лося было, к настоящему, приложил свой грязный тухлый плавник Акула – Анька отчетливо это понимала, прочувствовала всей кожей горечь и унижение, которые пережил Лось. «Второй», – издевательское слово, когда дело касается женщин. Особенно любимых.

– Лось, не тупи, – рычала Анька, натягивая свое платье. – Ты же заметил, что я не девочка, милый? Я же у тебя не спрашиваю, сколько мисс Хельсинки у тебя отсосали?

Она привычно ерничала и шутила, хотя хотелось плакать. Лось зажмурился, сжал кулаки. Кажется, от удара он перстнем повредил руку, и Аньке очень хотелось подойти, взять его теплую лапищу и посмотреть, что с его пальцами, которые умеют так ласково касаться ее кожи, подуть на ссадину и затереть губами боль. Но она сдержалась.

«Лось, прости. Я не хотела, чтоб тебе было больно. Откуда я вообще могла знать, что…»

– Я тоже не спрашиваю, – тяжко произнес он, – ни кто, ни сколько… но почему с ним?! Он же…

Дальше Лось замолк, не находя подходящих слов, чтобы охарактеризовать своего братца, и затряс головой, словно хотел вытрясти из разума даже крохотные крупицы мыслей о том, что его Анька – его любимая женщина! – была когда-то с… Лассе.

«Да, Лось, да, милый, – горько думала Анька. – Ты прав. Лассе – это помойка. Это дно, Лось, и я его пробила. Но так вышло».

Однако, Лось заслуживал объяснений. Он должен был знать, что все грязь, которую вываливал Лассе – это все его, его гнилая душонка.

– Почему, Лось? – переспросила Анька, дрожащим от стыда и боли голосом. – Почему? Да потому что мне было семнадцать лет, Лось! И я была глупой дурой, еще глупее, че сейчас! Да, да, это возможно! И я влюбилась, Лось, впервые в жизни я полюбила не мальчика из соседнего двора, а мужчину. Первое взрослое чувство, Лось. Ты знаешь, как это бывает? Помнишь, как смотришь на того, кого любишь? Я просто верила всему, что он говорит, Лось. Я тогда еще не знала, что у некоторых их грязные мясорубки чавкают все подряд, я понятия не имела, что он каждой говорит «люблю, женюсь, заведем детей и собаку!». Я не знала. А он запросто лязгал своей грязной мясорубкой, он всем вываливал слово «люблю», как порцию тухлого фарша в железную миску! Вот поэтому.

Лось молчал. И Анька замолчала, решительно тряхнув головой, отвернулась и продолжила сборы.

Почему теперь она решила убежать?

Да потому что ей нестерпимо захотелось сначала дочиста отмыться от гнусных слов Акулы, содрать к черту всю кожу мочалкой, а потом начисто вымыть из головы все мысли и воспоминания о Лосе. Чтобы даже краешком сознания не видеть, не слушать и не помнить выражение его глаз, когда Акула произносил свою «изобличительную» речь.

Аньке было нестерпимо больно, что Лось хоть на секунду, но посмотрел на нее глазами этого лживого, скользкого мудака, хоть на миг – но поверил, допустил мысль о том, что она, Анька – просто потаскуха, которой вдруг повезло. И вот от этого хотелось бежать, спрятаться, зажать голову между собственных коленок и сидеть лягушечкой сто лет, пока на спине не вырастет мох и все знакомые не умрут! Вот после этого можно будет разогнуться и начать новую жизнь. С чистого листа.

Нет, потом-то Лось вспомнил, с кем имеет дело. Вспомнил, кто она – и кто его брат, у которого ядовитый язык без костей. Акула обо всех думает и говорит гадости только потому, что сам такой. Он на всех натягивает свою личину только потому, что не понимает, что может быть иначе.

Но от этого не становилось легче.

– Прости, – произнес Лось. – Анья, прости меня.

– Лось, – сухо и холодно оборвала она, упрямо мотнув головой. – Давай не будем. Так вышло, что у нас ничего не склеилось. Задолго до нашего знакомства. Ну, ничего. Бывает и хуже.

– Анья, нет! – Лось упрямо повысил голос. – Я не отпущу тебя. Прошу, – он выставил вперед огромные ладони, и Анька облизнула мокрые губы, поняв, что глотает соленые-пресоленые слезы. С козырей зашел, знает, что она тащится он его прикосновений… Но на этот раз твоя хитрость не проканает. – Давай ты возьмешь себя в руки, успокоишься, а потом мы поговорим. Я тебе обещаю – я никогда больше не послушаю Лассе. Я не пущу его на порог. Никогда. Только не уходи, Анья.

– Лось, вызови мне такси, – велела Анька, не слушая его абсолютно и стремительно направившись к выходу. – Я лечу домой.

– Анья! Пожалуйста, пожалуйста!..

Анька не вслушивалась в лосиное бормотание. Он что-то говорил еще, но она упрямо не хотела понимать ни единого его слова.

– Такси, – настаивала она. – До аэропорта.

Акула уже пришел в себя и как ни в чем не бывало продолжал бухать, прижимая к ушибленному лбу лед, завернутый в полотенце. Пока Анька металась, разыскивая свою кутку, он неспешно набрал номер и она услышала заветное слово – «такси». Лось налетел на Акулу, отнимая телефон, но было поздно.

– Зачем ты сделал это!?

Впервые Анька слышала, как Лось в ярости орет.

Даже стекла дрогнули.

Одному Акуле все нипочем. Кажется, Лось выбил ему все мозги, если этот скользкий хорек не боится – или же этих плюх было так много в жизни Акулы, что на сегодняшний день выбивать было просто нечего…

– Желание дамы – закон, – ответил он, разведя руками. – Она хочет уехать, значит, пусть едет. Ты что, хочешь, чтобы она привлекла тебя за то, что ты ее насильно удерживаешь? Этого ты хочешь? А потом хочешь платить ей за шантаж?

– Тебя никто не просил вмешиваться в мои дела! – прогрохотал Лось, долбанув кулаком по барной стойке да так, что подскочила бутылка с виски. – Какого черта ты вообще притащился?!

– И очень хорошо, что притащился, – ядовито ответил Акула. – Не то она бы окрутила тебя. Ты еще благодарить меня будешь!

Анька не стала слушать перепалку братьев. Подвывая, тыкая непослушными пальцами в дисплей, она набирала отцу.

– Забери меня, папа…