Мой тайный дневник

В ракете на Луну

Сегодня мне в школе не повезло. Опять я не знал ботанику, потому что вчера мы с Мишей до поздней ночи размышляли, что будет, когда нас запустят на Луну. А теперь у меня и в дневнике отмечено — конечно, не разговоры о Луне, а вызов по ботанике.

Когда кончились уроки, мне что-то не захотелось домой, и мы с Мишей стали прогуливаться около дома. Наша собака все время лаяла, и на небе показался месяц.

— Я думаю, — сказал Миша, — мы и собаку можем взять в ракету. Пусть и она посмотрит, что там на Луне. И сторожить она будет, когда мы отправимся на разведку. А то еще кто-нибудь испортит нам ракету.

Я обрадовался, что Миша и об этом позаботился! А то как бы мы вернулись назад, если бы на Луне запропастилась какая-нибудь деталь мотора?

Мы твердо договорились взять Буру с собой. Завтра же начнем ее учить. Ничего, что весит она девять килограммов, это ведь только на земле! В космосе никто ничего не весит: ни ребята, ни собаки. Так что вес — это дело десятое. Окончательно договорившись между собой, мы заперли Буру в будку, чтобы она привыкала к воздухонепроницаемой кабине.

Мы ведь тоже привыкаем к герметической кабине и каждый день сидим взаперти в мучном ларе у Юранов на чердаке. Сначала мы выдерживали только по десять минут: и потому, что трудно было дышать, и потому, что воздух был перенасыщен мучной пылью. Я уж хотел было обтереть ларь мокрой тряпкой, но Миша сказал, чтобы я этого не делал: мука у нас будет вместо космической пыли. Там, в космосе, ее полным-полно, и мы должны быть ко всему готовы.

Сейчас мы уже люди тренированные и можем выдержать в воздухонепроницаемой кабине целый час.

— Скажи маме, — сказал Миша, — чтобы она установили для тебя строгий режим приема пищи, ты должен приобрести навык. Есть не больше трех раз в день. С едой в ракете придется поскромнее, там ведь никаких ни бакалей, ни гастрономов.

Это я понимал. Действительно, придется, видимо, есть поскромнее и поменьше, но и радости от этого было мало. И еще больше я опечалился, когда Миша сказал, что есть там мы будем одни консервы, а я ведь больше всего люблю галушки.

— Не бойся, — побеспокоился обо мне Миша, — я уже изобрел для тебя способ, как сварить галушки без плиты. Мы возьмем с собой стеклышко, поймаем на него солнечный луч и зажжем костер, когда нам только захочется. И даже сало сможем себе поджарить. У нас дома есть треножник и маленький котелок, а ты захватишь с собой кочергу, и мы сделаем из нее вертел. Я возьму охотничью батарейку, чтобы нам по месяцу ходить, пусть даже он станет тоненький, как роглик. Тогда ведь будет потемнее, и, не будь у нас батарейки, придется сидеть, не сходя с места, иначе опасно.

— Я думаю, — сказал еще Миша, — что мы прошли уже полный курс подготовки. Завтра напишем в «Геофизический год» и сделаем официальную заявку на следующий полет.

И я считал, что мы уже готовы. Только я не знал еще адреса, куда писать. Но Миша смеялся и сказал:

— Как же ты не знаешь? Адрес один: Советский Союз. Уже все почтальоны знают, откуда полетит ракета.

Договорились мы завтра отослать заявление с точным указанием всех наших размеров, чтобы нам успели сшить и скафандры и свинцовые ботинки. А для Буры? Для нее ведь тоже, наверно, нужны ботинки. Если у нее не будет ботинок, то ей придётся так и летать и летать, как ангелу, потому что на Луне ведь нет земного притяжения. Как бы переполошил всех этот чёрный ангел!

Потом мы подумали: есть на Луне люди или все-таки нет? А если есть, учат ли они там тоже ботанику? Миша сказал:

— Есть или нет на Луне люди — этого еще ученые как следует не установили, но ботаники там наверняка нет, потому что, я читал, на Луне нет растительности.

Для меня это была большая радость, что на Луне нет растительности.

А Миша сказал:

— Даже если бы там даже и была ботаника, все равно ведь нас не вызовут: мы будем в классе новенькие. А если вдруг всё-таки вызовут, мы скажем, что нам этого еще не задавали… — И еще сказал: — А дневники мы, пожалуй, оставим на нашей планете.